***

     Две тысячи пятнадцатый год стал для моей семьи тяжёлым испытанием. В начале февраля, сын стал резко худеть, появились непонятные боли в кишечнике. Начались наши хождения по мукам, мы возили его по врачам, по больницам, отчитывали его и дом, но ему не становилось лучше. Обследования и анализы ничего не дали. От собственного бессилия, мной овладевала паника, я плакала и молилась. Но тогда я не думала о плохом. За восемь месяцев мытарств, я семь раз клала его в больницу, он лежал и в инфекционной, там проверили на СПИД, грешным делом я подумала, а вдруг? Но анализ был отрицательным. В ТашМИ я попросила врача взять анализы на гистологию, вдруг у сына рак? Как я потом пожалела, мой мальчик плакал от боли. Ему сделали эндоскопию желудка, оторвав кусочек ткани, что причинило моему мальчику адскую боль, рак не подтвердился. Потом я повезла его в тубдиспансер, там ему сделали рентген, взяли мокроту на анализ и опять всё чисто. Я не знала, что думать и как быть.
     Летом, мои сыновья с жёнами поехали отдыхать на дачу, там боли, что мучили его долгие  месяцы, прекратились. Спасибо невестке, она запечатлела этот отдых на видео, которое я не могу смотреть без слёз. Там сын повеселел и отдохнул от боли, а когда они вернулись, проблемы со здоровьем возобновились или они вовсе не уходили?
     В августе я положила сына в клинику ТашТрам, где завотделением работала моя подруга, он сам об этом просил, думая, что ему станет легче и врачи ему помогут.  Но ему становилось хуже, а причину болезни обнаружить не удавалось. За несколько месяцев, он потерял в весе сорок три килограмма, упал гемоглобин и иммунитет, врач только разводила руками. Сын едва ходил, мы по очереди дежурили возле него в палате. Иногда он просил принести еду из кафе, больничное он не ел, да и вообще, ел он мало.
     Я вспомнила о давней знакомой, экстрасенсе,  хотя я никогда в это не верила,  пока сын не заболел. Думаю, это были попытки отчаявшейся матери, желающей хоть немного облегчить страдания ребёнка. Видя,  как ему больно, я была готова на всё. Прямо из больницы, я повезла его к ней. Женщина расплавила и отлила свинец, затем дала сыну выпить кофе и долго, молча смотрела на нас.
     - На твоего сына навели порчу, на смерть. У него закрыты все чакры и на груди огромный замок, убрать его, я не смогу, - сказала она, а у меня внутри всё похолодело от её слов.
     Я попросила сына выйти, сама задержалась и с надеждой посмотрела на знакомую.
     - Прошу тебя, помоги, - заплакав, взмолилась я.
     Глядя на меня, она с сожалением покачала головой.
     - Это чёрная магия, снять её может тот, кто это сделал. Прости, но твой сын уходит. Крепись, дорогая, - ответила женщина.
     Я разрыдалась, сердце сжималось от безысходности и страха за сына. Мысль о том, что мой сын уходит, изводила меня, я не переставая молилась и плакала. Мне посоветовали съездить в Чирчик, в Троицкий монастырь. Я мусульманка, глубоко верующий человек, но в тот момент, я была готова на всё ради моего мальчика. Никому ничего не сказав, я поехала в Чирчик.
     В мыслях прося прощения у Всевышнего, я вошла в монастырь и рыдая, опустилась на колени перед иконой Николая Чудотворца. Я молилась и просила совершить чудо, сохранить жизнь моему мальчику. От одной иконы я переходила к другой, с верой и надеждой, рыдая, молилась вновь.
     Как-то,  тёща сына приехала к нам в сопровождении одной женщины, сказав, что та отчитывает заболевших молитвами и многим помогла. Женщина долго отчитывала сына и уж не знаю, это ли помогло, но в тот день сыну стало легче, боль отпустила и он даже с аппетитом поел. Правда, это было временное облегчение, ночью боли возобновились. Мы делали ему обезболивающие уколы. Я просила не делать так много, но сын настаивал, боли мучили его. Ночами он кричал от боли и от страха перед смертью. Я вскакивала с дивана и бежала к нему. Если бы Всевышний вместо сердца вложил в мою грудь камень, может не было бы так больно?
     Как-то, мы с сыном сидели на диване и он сказал мне:
     - Знаете, мама, я ведь в рай попаду, я умру шахидом (мучеником).
     Я чуть сознание не потеряла от его слов и от того, как он это сказал, спокойно, улыбаясь, словно смирился с ожиданием смерти. Ему было тридцать четыре года! Несомненно, он хотел жить и страшился смерти, ведь ожидание смерти, страшнее самой смерти, а он был так молод.
     - Ну что ты такое говоришь, сынок? Ведь есть мы с отцом, сначала мы должны уйти, - не сдержав слёз, ответила я.
     - Замучил я Вас, простите меня, - вздыхая, произнёс он.
      Обняв его, я сказала, что готова на всё, лишь бы он выздоровел.
     - Я умереть за тебя готова, родной мой! - воскликнула я, прижимая его к себе.
     Он попросил отпустить его, даже мои объятия причиняли ему боль. Видеть страдания своего мальчика и слышать, как он ночами кричит от боли, а ты не в силах ему помочь, было невыносимо. Однажды, сын попросил постелить ему в большой гостиной, возле окна, что мы и сделали, исполняя каждое его желание. Мой мальчик попросил своего брата подойти к нему и наклониться. Взяв его руку, он долго говорил с ним, а потом сказал:
     - Мне так не хочется умирать. Так хочется жить.
     Брат едва сдерживался и как мог, успокаивал его. На следующий день сыну вроде стало лучше, он попросил, чтобы я помогла забрать его права, которые у него отобрали ещё зимой.
     - Мамочка, я договорился, всего за двести пятьдесят долларов, мне вернут права, - тихо сказал он, виновато глядя на меня.
     Он был фанатом автомобилей, лихо водил машину. Денег не было, да и как им быть, всё уходило на больницы и лекарства. Я ушла в свою спальню, вынесла золотое колье и отдавая сыну, сказала:
     - Вот, твой брат продаст это и заберёт права.
     Как же он был рад! Права-то мы забрали, но сесть за руль, он смог лишь один раз. Только за один день его радости, я готова была отдать ему свою жизнь.
     Сентябрь две тысячи пятнадцатого года, сыну стало совсем плохо, он попросил старшую сестру приехать, что та незамедлительно сделала. Положив руку сестры себе под голову, сын сказал ей:
     - Я вас всех очень люблю. Мне надо жить, иначе мама не выдержит. И я так хочу жить!
     Бедный мой мальчик, страдая сам, он думал обо мне. Дочь плакала, сидя у изголовья брата и успокаивала, говоря, что он обязательно поправится. Мой сыночек до конца надеялся, что поправится, но часто просил у меня таблетки валидола под язык и включая телефон, слушал суры из Корана. Он внутренне понимал, что уходит и я видела в его глазах страх смерти. От собственного бессилия, я была в отчаянии. В мечеть, на совершение намаза на праздник Курбан Байрам,  он всё-таки поехал с братом и отцом. К концу намаза, ему стало плохо, его привезли и занесли в дом на руках. С того дня он почти не вставал, а тут вдруг захотел искупаться. Боясь за него, ведь он мог упасть, я предложила искупать его, но он не согласился, всегда был стеснительным.
     - Ну тогда пусть жена тебя искупает, - предложила я.
     Но он, шатаясь и держась за стену, сам зашёл в ванную. Я стояла за дверью и спрашивала, всё ли с ним хорошо и только когда он вышел, я успокоилась.
     Соседка делала свадьбу и попросила меня испечь эклеры. Я не могла ей отказать, она часто выручала меня деньгами, когда не хватало средств на больницы и лекарства. Сын в последнее время почти ничего не ел, организм не принимал пищу, его рвало даже от воды, а тут вдруг попросил пирожное. С какой радостью я смотрела, как он съел три эклера! Мы часто вызывали машину скорой помощи. Однажды, у него закатились глаза и побледнев, он с трудом произнёс:   
     - Мама, мне плохо, я ухожу.
     У меня была паника, сердце готово было остановиться от страха за жизнь моего мальчика. Мы вызвали скорую, врачи приехали быстро. Давление упало до  шестидесяти на сорок, сына забрали в ТашМИ. Обессилев, он просил, чтобы его положили в палату, без формальностей в приёмном покое. Но кто же согласится? Мы посадили его в кресло и завезли в приёмный покой, я стояла за спиной сына, его голова лежала на моей груди.
     - Я ухожу, мне очень плохо... - произнёс он слабым голосом.
     Рыдая, я умоляла врачей скорей отвезти сына в палату. Его положили в отделение эндокринологии и поставили капельницу. Вечером, он попросил привезти ему шурпу в горшочке из кафе "Бухара". Старший сын сразу уехал и вскоре привёз лекарства и шурпу, мой мальчик немного поел. На ночь с ним осталась жена.
     На следующий день я сидела рядом с ним, кормила его и мы тихо разговаривали. Он быстро уставал и очень боялся оставаться один.  Если бы я только знала, что это его последняя ночь! Я должна была остаться с ним на ночь, не могу себе этого простить. Младшая дочь, видя как я вымотана, отправила меня домой, сказав, что сама останется с братом. Много позже, она мне рассказала, что ночью он просил её не засыпать, она сидела на полу у его изголовья, сын целовал её руку и говорил, как он всех нас любит. А глубокой ночью, ему стало совсем плохо, лекарства в вену уже не шли. В забытьи, словно никого рядом не было, сын разговаривал с моей покойной свекровью, со своей бабушкой и от души смеялся, как ребёнок.
     - Бабушка? Да. Что? От моих болей даже стены плачут? Хорошо, да, хорошо... - говорил он, пугая сестру.
     Потом, вдруг придя в себя, закричал:
     - Мама! Позовите маму!
     Дочь  рыдала над братом, не зная, что делать. В четыре утра меня разбудил старший сын. Видимо сказалась усталость, я крепко спала и когда он меня позвал, резко вскочила с кровати.
     - Что? Мой сыночек? Ему плохо? - выкрикнула я.
     Голова сильно кружилась,  как собралась, как приехала в больницу, помню смутно. Рано утром сына перевезли в реанимацию, я попросила врача пропустить меня к нему. В ТашМИ, хирургом и заведующим отделением работал зять моей сестры, я буду благодарна ему до конца своих дней, меня пропустили к сыну.
     Светлое, холодное помещение, три кровати, в середине лежал мой сын. Я подошла к нему и взяла его за руку. Он взмолился, чтобы я отвезла его к той женщине,  которую приводила его тёща, она тогда забрала его боль, отчитав его. Я не могла ему отказать. Написав расписку, мы со старшим сыном вывезли его из реанимации и посадив в машину, повезли к той женщине. Хотели, чтобы она сама приехала, но та сказала, что по больницам не ходит. По дороге, при каждой встряске, сын стонал от боли, хотя мы ехали медленно. Женщина села в машину, отчитала сына, но я понимала, что всё бессмысленно и предложила сыну увезти его домой. Ах, мой мальчик, он думал, что в больнице ему помогут и попросил отвезти обратно. Что ж, мы вернулись назад в ТашМИ, но оттуда его уже выписали, пришлось вновь вызывать врача из реанимации, так как ехать в приёмный покой, сын был не в силах. Я умоляла врачей, я рыдала, а сын хотел лечь.
     - Мамочка, я устал и хочу просто лечь, пожалуйста, - молил сын.
     Я  попросила зятя сестры, чтобы, пока больного оформляют в реанимацию, он полежал у него в кабинете, на диване, но тут вышел другой врач и начал громко выговаривать, что это не положено. Наконец сына завезли в реанимацию, а мы стояли у дверей и не переставая плакать, ждали чуда. Потом невестка сказала, что мы можем увидеть его через окно. Мы выскочили на улицу, окно было приоткрыто и мы услышали два голоса, женский грубо говорил:
     - Ну-ка ложитесь! Я кому сказала? Быстро ложитесь!
     И умоляющий, тихий голос сына:
     - Прошу Вас, я сам, я сейчас лягу, пожалуйста.
     Не выдержав, невестка открыла окно и сказала медсестре :
     - Будьте повежливее, перед Вами больной человек. Что за отношение? 
     Но медсестра тут же закрыла перед нами окно, а я подумала, что чужая боль никого не волнует. В тот день, я столкнулась с бездушием медперсонала.
     - У них мой сын, прошу тебя, не груби им, - сказала я невестке.
     Ближе к обеду, я опять попросила врача пропустить меня к сыну. Меня пропустили, видимо подействовали мои слёзы, хотя врачи уже прямо говорили, что надежды нет, но о смерти я и думать не хотела. Когда я зашла к сыну, он лежал на том же месте, только меня он уже не узнавал. Я целовала его руку и рыдая, говорила, как сильно его люблю.
     - Это я, твоя мама, родной мой, ну скажи что-нибудь, сыночек, посмотри на меня, - с мольбой просила я.
     Уж не знаю, что ему вкололи, но мой сын меня не слышал. Когда я вышла из реанимации, подошёл зять моей сестры и сказал:
     - Прошу Вас, крепитесь. Я советую Вам забрать сына домой, пока он жив, иначе его отдадут только после вскрытия. Ему осталось часа два-три.
     Я была словно в тумане и мало что соображала, но послушалась его и сказала старшему сыну, что забираю его брата домой. Мой милый мальчик, я лишь раз видела его слёзы, когда после тяжёлой операции, его ребёнок лежал в реанимации. Он зашёл к брату и увидев, что тот привязан за руки и за ноги, устроил в реанимации погром, накричал на медсестёр и врача, сказав, что сейчас сам их свяжет и написав расписку, со слезами вышел из реанимации. Мы все были напряжены, всё  происходящее казалось страшным сном. Зять сестры предоставил машину скорой помощи, чтобы мы могли забрать сына. По дороге я позвонила мужу и попросила открыть ворота, сказав, что везу сына домой. Отчаянный крик мужа, поверг меня в шок.
     - Он умер? - воскликнул он.
     - Нет-нет, он жив! Просто я везу его домой, - ответила я.
     Всё было, как в тумане, сына занесли в его комнату и положили на кровать, постелив новую простыню и укрыв пододеяльником. Можно ли описать, как уходил мой сыночек? Широко открытые, будто стеклянные глаза, за несколько часов, он ни разу не моргнул и прерывистое дыхание, словно ему не хватало воздуха. Он глубоко выдыхал и скрежетал зубами, было больно и страшно видеть его таким... он был в коме.
     А дом был полон людьми. Пришли все друзья моих сыновей, кто-то из них побежал за лекарством, иные стояли перед открытой дверью спальни и смотрели, как уходит мой мальчик. Дочери сидели у изголовья брата и плакали, я хотела поцеловать сыну руку, хотела повернуть ладонью вверх, но сын резко удержал руку, его тело было натянуто, словно струна. Я позвала мужа, он сидел в своей комнате, словно изваяние.
     - Зайди к сыну, попрощайся, видишь, он уходит, -  рыдая, сказала я.
     Муж подошёл к кровати, сел на пол, плача, поцеловал сына и попросил у него прощение. А я, сев к его ногам, целовала ему ноги.
     - О, Всевышний! Если ты забираешь моего мальчика, так забери уже! Умоляю, не мучай его так... - молилась я, сидя на диване в малой гостиной и глядя на сына в открытую дверь спальни.
     Господи, какая же мать просит Всевышнего забрать её ребёнка? Но видеть его мучения, было выше моих сил.
     Только после капельницы, когда прошло около шести часов этих мучений, мой мальчик вдруг пришёл в себя. Его глаза обвели нас взглядом...три раза глубоко вздохнув, мой мальчик ушёл.
     Плакали все, даже ребята, пришедшие проститься с другом. Глаза сына остались открытыми, моя сестра подошла и прикрыла ему их. Посреди большой гостиной, постелили две курпачи и застелили новой простынёй, подложив бархатную подушку. Сына положили туда и накрыли покрывалом. А когда, рыдая над ним, я обнимала его тело и причитала, глаза сына вдруг приоткрылись. Мне сказали, что сыну больно видеть моё горе. Так он и ушёл, с открытыми глазами, не насытившись жизнью, в возрасте тридцати четырёх лет.
     Странная штука, жизнь, я готовила всё необходимое на похороны себе и мужу, а ушло на похороны сына. Долгие месяцы я не могла смириться с потерей ребёнка, часто просыпалась в слезах, не могла его отпустить. В комнате висели его фотографии, я уходила в ванную, включала воду и рыдая, билась лбом о кафель. Боль и тоска по сыну, рвали мне сердце. Однажды, мне приснился сон, крепко обняв меня, сын плакал. Я просила отпустить, но он не отпускал и стонал. Сон напугал меня, я поняла, что из-за моих слёз, душа моего мальчика не упокоилась. Той ночью я встала и совершив омовение, почитала поминальную молитву. Потом собрала все фотографии моего сыночка и сказала:
     - Я отпускаю тебя, мой родной, покойся с миром.
     Я была уверена, что сын меня слышит, так как сон продолжился и сын помахал рукой, прощаясь со мной. Ведь следом не уйти и нужно было жить дальше.
     Шло время, после смерти сына, у мужа обнаружили диабет, у него случился инсульт, у меня инфаркт, который я перенесла на ногах. Но срок жизни каждого из нас, определяет Всевышний.  Причины смерти, часто бывают нелепые, но эти причины идут свыше.
     Пять лет назад, муж сломал ногу, казалось, это не так страшно, если бы не диабет. Все эти пять лет он не ходил, видимо и это повлияло на его здоровье.     Больно было видеть любимого человека немощным, он всегда был крепким, сильным и здоровым. Он и к врачам никогда не обращался, пока у него не обнаружили диабет. Через что нам пришлось пройти, знает только Всевышний. После нового, две тысячи двадцать четвёртого года, мужу стало хуже. Полтора месяца мы не отходили от него, уговаривали лечь в больницу, надеялись, что там ему помогут и вроде уговорили. Сын сказал, что они все вместе поднимут отца и перенесут на носилки. Мужчины нашей семьи, вместе приподняли его и хотели положить на носилки, но видя, с каким страданием в глазах муж растерянно смотрит на нас, я их остановила. Муж и сам вдруг сказал, что не доедет, умрёт по дороге.
     - Всё! Положите его на кровать, не мучайте больше отца! - крикнула я, держа мужа за руку.
     Его переложили на кровать, врач скорой помощи пытался нас уговорить, говоря, что состояние больного тяжёлое. Отблагодарив доктора, сын проводил его до ворот. Младшая дочь проверила у отца давление и уровень сахара в крови. Давление сильно упало, сахар в крови поднялся до двадцати. Всю ночь мы не отходили от него, тут были все: я, дети, внуки, сыновья золовки. 
     На рассвете я ушла к себе, нужно было отдохнуть, иначе я бы не выдержала. Прилегла на полчаса и уснула крепким сном, сказались бессонные ночи, да и возраст. Проснулась я от плача золовки. Подумав, что муж умер, я тут же побежала к нему. Он лежал на кровати, я присела рядом, взяв его руку и целуя её. Он попросил приподнять его, внук и сын осторожно посадили мужа, он попросил воды и сделал несколько глотков. Вдруг муж пристально посмотрел в угол комнаты, его блуждающий взгляд медленно двигался к окну, лицо стало   спокойным, умиротворённым, он улыбался. Рыдая, внучка закричала:
     - Не смотрите туда! Дедушка, умоляю, не смотрите туда!
      Много позже, внучка сказала мне, что в тот момент дед увидел Ангела смерти. Он пришёл к нему из рая, красивый и добрый, поэтому дед улыбался и был спокоен. Когда Ангел смерти приходит из ада, тогда люди кричат от ужаса и страха. Внучка знала то, чего не знала я. Тут взгляд мужа остановился, он закрыл глаза и обмяк.
     - Положите его! Он уходит! - рыдая, крикнула я.
     Дети осторожно положили мужа на кровать, внучка прильнула ухом к его груди, дочь поднесла ко рту отца зеркальце, приоткрыв отцу глаза, сын осмотрел зрачки. Никто из нас не мог поверить, что он ушёл. Кто-то вызвал скорую, восьмую машину за ночь и утро. Врач осмотрел зрачки мужа, послушал сердце и выразил нам свои соболезнования. Осознав, что мы потеряли дорогого нам человека, любимого мужа, отца, деда, прадеда и дядю, все заплакали. Констатировав смерть, врач уехал. Старшая дочь зафиксировала время смерти отца, он ушёл из жизни тринадцатого февраля две тысячи двадцать четвёртого года в десять часов тридцать восемь минут утра. 
      Я закрыла мужу глаза, глядя на его спокойное, красивое, такое родное лицо. Его тело перенесли на пол, на курпачи и накрыли пододеяльником, сверху покрывалом, на котором золотыми арабскими буквами были вышиты слова: "АЛЛАХ МИЛОСТИВЫЙ И МИЛОСЕРДНЫЙ". Сын поехал на кладбище, выбрать место и приготовить могилу, племянник поехал за мужчиной, который омоет тело покойного. 
     Мужа решили хоронить сегодня, нельзя было оставлять тело на ночь. Мы обзвонили всех родственников и близких, его друзей и коллег. Плохая весть разносится быстро и вскоре дом наполнился людьми. Происходило таинство омовения, при котором присутствовал мой старший сын и близкий друг мужа. Из дома вынесли новый ковёр и постелили во дворе. У нас тоут (гроб) не ставят на землю, только на ковёр. Двор был полон мужчин, в малой гостиной и на террасе собрались женщины. Всё повторялось, словно страшный сон, всё, как было, когда умер мой сыночек. Когда омовение закончилось, ко мне подошёл друг мужа, мужчина плакал.
     - О Аллах! Как же страдал мой друг! Как же он выдержал эти боли? Я видел его ногу, - со слезами проговорил он.
     Плача, я ответила, что эти ужасные раны на ноге, от диабета. Тоут вынесли во двор и поставили на ковёр. Мужчины выстроились позади тоута во дворе, их было так много, что стояли и на улице перед воротами, многие плакали. Наступила гробовая тишина, мулла читал молитву Жаназа, которую читают умершему, стоя совершили намаз и подняв тоут, унесли. Говорят, народу было так много, что до большой дороги тоут передавался из рук в руки, точно так же, как на похоронах сына. Хотя каждый мусульманин должен пронести тоут семь шагов. Сознание того, что мужа больше нет, рвало мне сердце. Долгие ночи я плакала, вспоминая его доброту, нашу с ним жизнь, которая казалась одним мигом.
     Боль от утраты любимых, останется с нами навсегда. Прожив в браке более полувека, я потеряла ещё одного родного человека. Говорят, время лечит, это неправда! Смирившись, с болью учишься жить, но тоска и боль не оставляют ни на минуту. Светлой памятью хранимы наши близкие, ведь пока мы их помним, они живы...






















































     Две тысячи пятнадцатый год стал для моей семьи тяжёлым испытанием. В начале февраля сын стал резко худеть, начались непонятные боли в в кишечнике. Начались наши хождения по мукам, мы возили его по врачам, по больницам, отчитывали его и дом, но ему не становилось лучше. Обследования и анализы ничего не дали. От собственного бессилия, мной овладевала паника, я плакала и молилась. Но тогда я не думала о плохом, только сыну лучше не становилось. За восемь месяцев мытарств, я семь раз клала его в больницу, он лежал и в инфекционной, там проверили на СПИД, грешным делом подумала, а вдруг? Но анализы не показали вируса. В ТашМИ я попросила врача взять анализы на гистологию, вдруг у сына рак? Как я потом пожалела, что решилась на это, мой мальчик плакал от боли. Ему сделали эндоскопию желудка, оторвав кусочек ткани, что причинило моему мальчику адскую боль, рак не подтвердился. Потом я повезла его в тубдиспансер, там ему сделали рентген, взяли мокроту на анализ и опять всё чисто. Я не знала, что думать и как быть.
     Летом, мои сыновья с жёнами поехали отдыхать на дачу, там боли, что мучили его долгие  месяцы, прекратились. Спасибо невестке, она запечатлела этот отдых на видео, которое я не могу смотреть без слёз. Там сын повеселел и отдохнул от боли, а когда они вернулись, проблемы со здоровьем возобновились или они вовсе не уходили?
     В августе я положила сына в клинику ТашТрам, где завотделением работала моя подруга, он сам об этом просил, думая, что ему станет легче и врачи ему помогут.   Но моему мальчику становилось хуже, а причину болезни обнаружить не удавалось. За несколько месяцев, он потерял в весе сорок три килограмма, упал гемоглобин и иммунитет, врач только разводила руками. Сын едва ходил, мы по очереди дежурили возле него в палате. Иногда он просил принести еду из кафе, больничное он не ел, да и вообще, ел он мало. С каждым днём, сыну становилось хуже и хуже.
     Я вспомнила о давней знакомой, экстрасенсе, хотя я никогда не верила в это,  пока сын не заболел. Думаю, это были попытки отчаявшейся матери, желающей хоть немного облегчить страдания ребёнка. Я была готова на всё, видя, как ему больно, страдала и сама. Прямо из больницы, я повезла его к ней. Женщина расплавила и отлила свинец, затем дала сыну выпить кофе и долго, молча смотрела на нас.
     - На твоего сына навели порчу, на смерть. У него закрыты все чакры и на груди огромный замок, убрать его, я не смогу, - сказала она, а у меня внутри всё похолодело от её слов.
     Я попросила сына выйти, сама задержалась и с надеждой посмотрела на знакомую.
     - Прошу тебя, помоги, - заплакав, взмолилась я.
     Глядя на меня, она с сожалением покачала головой.
     - Это чёрная магия, снять её может тот, кто это сделал. Прости, но твой сын уходит. Крепись, дорогая, - ответила женщина.
     Я разрыдалась, сердце сжималось от безысходности и страха за сына. Мысль о том, что мой сын уходит, изводила меня, я не переставая молилась и плакала. Мне посоветовали съездить в Чирчик, в Троицкий монастырь. Я мусульманка, глубоко верующий человек, но в тот момент, я была готова на всё ради моего мальчика. Никому ничего не сказав, я поехала в Чирчик.
     В мыслях прося прощения у Всевышнего, я вошла в монастырь и рыдая, опустилась на колени перед иконой Николая Чудотворца. Я молилась и просила совершить чудо, сохранить жизнь моему мальчику. От одной иконы я переходила к другой, с верой и надеждой, рыдая, молилась вновь.
     Как-то, тёща сына приехала к нам в сопровождении одной женщины, сказав, что та отчитывает заболевших молитвами и многим помогла. Женщина долго отчитывала сына и уж не знаю, это ли помогло, но в тот день сыну стало легче, боль отпустила и он даже с аппетитом поел. Правда, это было временное облегчение, ночью боли возобновились. Мы делали ему обезболивающие уколы. Я просила не делать так много, но сын настаивал, боли мучили его. Ночами он кричал от боли или от страха перед смертью. Я вскакивала с дивана и бежала к нему. Если бы Всевышний вместо сердца вложил в мою грудь камень, может не было бы так больно?
     Как-то, мы с сыном сидели на диване и он сказал мне:
     - Знаете, мама, я ведь в рай попаду, я умру шахидом (мучеником).
     Я чуть сознание не потеряла от его слов и от того, как он это сказал, спокойно, улыбаясь, словно смирился с ожиданием смерти. Ему было тридцать четыре года! Несомненно, он хотел жить и страшился смерти, ведь ожидание смерти, страшнее самой смерти, а он был так молод.
     - Ну что ты такое говоришь, сынок? Ведь есть мы с отцом, сначала мы должны уйти, - не сдержав слёз, ответила я.
     - Замучил я Вас, простите меня, - вздыхая, произнёс он.
      Обняв его, я сказала, что готова на всё, лишь бы он выздоровел.
     - Я умереть за тебя готова, родной мой! - воскликнула я, прижимая его к себе.
     Он попросил отпустить его, даже мои объятия причиняли ему боль. Видеть страдания своего мальчика и слышать, как он ночами кричит от боли, а ты не в силах ему помочь, было невыносимо. Однажды, сын попросил постелить ему в большой гостиной, возле окна, что мы и сделали, исполняя каждое его желание. Мой мальчик попросил своего брата подойти к нему и наклониться. Взяв его руку, он долго говорил с ним, а потом сказал:
     - Мне так не хочется умирать. Так хочется жить.
     Брат едва сдерживался и как мог, успокаивал его. На следующий день сыну вроде стало лучше, он попросил, чтобы я помогла забрать его права, которые у него отобрали ещё зимой.
     - Мамочка, я договорился, всего за двести пятьдесят долларов, мне вернут права, - тихо сказал он, виновато глядя на меня.
     Он был фанатом автомобилей, лихо водил машину. Денег не было, да и как им быть, всё уходило на больницы и лекарства.Я ушла в свою спальню, вынесла золотое колье и отдавая сыну, сказала:
     - Вот, твой брат продаст это и заберёт права.
     Как же он был рад! Права-то мы забрали, но сесть за руль, он смог лишь один раз. Только за один день его радости, я готова была отдать ему свою жизнь.
     Сентябрь две тысячи пятнадцатого года, сыну стало совсем плохо, он попросил приехать старшую сестру, что та незамедлительно сделала. Положив руку сестры себе под голову, сын сказал ей:
     - Я вас всех очень люблю. Мне надо жить, иначе мама не выдержит. И я так хочу жить!
     Бедный мой мальчик, страдая сам, он думал обо мне. Дочь плакала, сидя у изголовья брата и успокаивала, говоря, что он обязательно поправится. Сыночек мой, до конца надеялся, что поправится, но часто просил у меня таблетки валидола под язык и включая телефон, слушал суры из Корана. Он внутренне понимал, что уходит и страх смерти я видела в его глазах. От собственного бессилия, я была в отчаянии. В мечеть, на совершение намаза на праздник Курбан Байрам, он всё-таки поехал с братом и отцом. К концу намаза ему стало плохо, его привезли и занесли в дом на руках. С того дня он почти не вставал, а тут вдруг захотел искупаться. Боясь за него, ведь он мог упасть, я предложила искупать его, да разве он согласится? Всегда был стеснительным.
     - Ну тогда пусть жена тебя искупает, - предложила я.
     Но он, шатаясь и держась за стену, сам зашёл в ванную. Я стояла за дверью и спрашивала, всё ли с ним хорошо и только когда он вышел, я успокоилась.
     Соседка делала свадьбу и попросила меня испечь сто пятьдесят эклеров. Я не могла ей отказать, она часто выручала меня деньгами, когда не хватало средств на больницы и лекарства. Сын в последнее время почти ничего не ел, организм не принимал пищу, его рвало даже от воды, а тут вдруг попросил пирожное. С какой радостью я смотрела, как он съел три эклера! Мы часто вызывали машину скорой помощи. Однажды, у него закатились глаза и побледнев, он с трудом произнёс:   
     - Мама, мне плохо, я ухожу...
     У меня была паника, сердце готово было остановиться от страха за жизнь моего мальчика. Мы вызвали скорую, врачи приехали быстро. Давление упало до  шестидесяти на сорок, сына забрали в ТашМИ. Обессилев, он просил, чтобы его положили в палату, без формальностей в приёмном покое. Но кто же согласится? Мы посадили его в кресло и завезли в приёмный покой, я стояла за спиной сына, его голова лежала на моей груди,
     - Я ухожу, мне очень плохо... - произнёс он слабым голосом.
     Рыдая, я умоляла врачей скорей отвезти сына в палату. Его положили в отделение эндокринологии и поставили капельницу. Вечером, он попросил привезти ему шурпу в горшочке из кафе "Бухара". Старший сын сразу уехал и вскоре привёз лекарства и шурпу, мой мальчик немного поел. На ночь с ним осталась жена.
     На следующий день я сидела рядом с ним, кормила его и мы тихо разговаривали. Он быстро уставал и очень боялся оставаться один. Господи! Если бы я только знала, что это его последняя ночь! Я должна была остаться с ним на ночь, не могу себе этого простить. Младшая дочь, видя как я вымотана, отправила меня домой, сказав, что сама останется с братом. Много позже, она мне рассказала, что ночью он просил её не засыпать, она сидела у его изголовья на полу, сын целовал её руку и говорил, как он всех нас любит. А глубокой ночью, ему стало совсем плохо, лекарство в вену уже не шло. В забытьи, сын разговаривал с моей покойной свекровью, со своей бабушкой, словно никого рядом не было и от души смеялся, как ребёнок.
     - Бабушка? Да. Что? От моих болей даже стены плачут? Хорошо, да, хорошо... - говорил он, пугая сестру.
     Потом вдруг, придя в себя, закричал:
     - Мама! Позовите маму!
     Дочь только рыдала над братом, не зная, что делать. В четыре утра меня разбудил старший сын. Видимо сказалась усталость, я крепко спала и когда он меня позвал, резко вскочила с кровати.
     - Что? Мой сыночек? Ему плохо? - выкрикнула я.
     Голова сильно кружилась, мне было плохо, как собралась, как приехала в больницу, помню смутно. Сына рано утром перевезли в реанимацию, я попросила врача пропустить меня к нему. В ТашМИ, хирургом и заведующим отделением работал зять моей сестры, я буду благодарна ему до конца своих дней, меня пропустили к сыну.
     Светлое, холодное помещение, три кровати, в середине лежал мой сын. Я подошла к нему и взяла его за руку. Он взмолился, чтобы я отвезла его к той женщине, которую приводила его тёща, она тогда забрала его боль, отчитав его. Я не могла ему отказать. Написав расписку, мы со старшим сыном вывезли его из реанимации и посадив в машину, повезли к той женщине. Хотели, чтобы она сама приехала, но та отказалась, сказав, что по больницам не ходит. По дороге, при каждой встряске, сын стонал от боли, хотя мы ехали медленно. Женщина села в машину, отчитала сына. Я понимала, что всё бессмысленно, предложила сыну увезти его домой. Ах, мой мальчик, он думал, что в больнице ему помогут и попросил отвезти обратно. Что ж, мы вернулись назад в ТашМИ, но оттуда его уже выписали, пришлось вновь вызывать врача из реанимации, так как ехать в приёмный покой, сын был не в силах. Я умоляла врачей, я рыдала, а сын хотел лечь.
     - Мамочка, я устал и хочу просто лечь, пожалуйста... - молил сын.
     Я вновь попросила зятя сестры, чтобы, пока оформляют больного в реанимацию, он полежал у него в кабинете, на диване. Но тут откуда-то вышел мужчина, врач и начал громко выговаривать, что это не положено. Наконец сына завезли в реанимацию, а мы стояли у дверей и не переставая плакать, ждали чуда. Потом невестка сказала, что мы можем увидеть его через окно, с улицы. Мы выскочили на улицу, окно было приоткрыто и мы услышали два голоса, женский грубо говорил:
     - Ну-ка ложитесь! Я кому сказала? Быстро ложитесь!
     И умоляющий, тихий голос сына:
     - Прошу Вас, я сам, я сейчас лягу, пожалуйста...
     Невестка не выдержала и открыв окно, сказала медсестре, а именно она приказным тоном разговаривала с моим сыном:
     - Будьте повежливее, перед Вами больной человек. Что за отношение? 
     Но медсестра тут же закрыла перед нами окно, а я подумала, что чужая боль никого не волнует. В тот день, я столкнулась с бездушием медперсонала.
     - У них мой сын, прошу тебя, не груби им, - сказала я невестке.
     Ближе к обеду, я опять попросила врача пропустить меня к сыну. Меня пропустили, видимо подействовали мои слёзы, хотя врачи уже прямо говорили, что надежды нет, но о смерти я и думать не хотела. Когда я зашла к сыну, он лежал на том же месте, только его блуждающие глаза, меня не узнавали. Я целовала его руку и рыдая, бормотала, как сильно его люблю.
     - Это я, твоя мама, родной мой, ну скажи что-нибудь, сыночек мой, посмотри на меня, - с мольбой просила я.
     Но мой сын меня не слышал, уж не знаю, что ему вкололи, но мой мальчик меня не узнавал. Когда я вышла из реанимации, подошёл зять моей сестры и сказал:
     - Прошу Вас, крепитесь. Я советую Вам забрать сына домой, пока он жив, иначе его отдадут только после вскрытия. Ему осталось часа два-три.
     Я была словно в тумане и мало что соображала, но послушалась его и сказала старшему сыну, что забираю его брата домой. Мой милый мальчик, я лишь раз видела его слёзы, когда после тяжёлой операции, его ребёнок лежал в реанимации. Он зашёл к брату и увидев, что тот привязан за руки и за ноги, устроил в реанимации погром, накричал на медсестёр и врача, сказав, что сейчас сам их свяжет и написав расписку, со слезами вышел из реанимации. Мы все были напряжены, всё  происходящее казалось страшным сном. Зять сестры предоставил машину скорой помощи, чтобы мы могли забрать сына. По дороге я позвонила мужу и попросила открыть ворота, сказав, что везу сына домой. Отчаянный крик мужа, поверг меня в шок.
     - Он умер? - воскликнул он.
     - Нет-нет, он жив! Просто я везу его домой, - ответила я.
     Всё было, как в тумане, сына занесли в его комнату и положили на кровать, постелив новую простыню и укрыв пододеяльником. Можно ли описать, как уходил мой сыночек? Широко открытые, будто стеклянные глаза, за несколько часов, он ни разу не моргнул и прерывистое дыхание, словно ему не хватало воздуха. Он глубоко выдыхал и скрежетал зубами, было больно и страшно видеть его таким... он был в коме.
     А дом был полон людьми. Пришли все друзья моих сыновей, кто-то из них побежал за лекарством, иные стояли перед открытой дверью спальни и смотрели на моего мальчика, смотрели, как он уходит. Дочери сидели у изголовья брата и плакали, я хотела поцеловать сыну руку, хотела повернуть ладонью вверх, но сын резко удержал руку, его тело было натянуто, словно струна. Я позвала мужа, он сидел в своей комнате, словно изваяние.
     - Зайди к сыну, попрощайся с ним, видишь, он уходит, -  рыдая, сказала я.
     Муж подошёл к кровати, сел на пол, плача, поцеловал сына и попросил у него прощение. А я, сев к его ногам, целовала ему ноги.
     - О, Всевышний! Если ты забираешь моего мальчика, так забери уже! Умоляю, не мучай его так... - молилась я, сидя на диване в малой гостиной и глядя на сына в открытую дверь спальни.
     Господи, какая же мать просит Всевышнего забрать её ребёнка? Но видеть его мучения, было выше моих сил.
     Только после капельницы, когда прошло около шести часов этих мучений, мой мальчик вдруг пришёл в себя. Его глаза обвели нас взглядом... три раза глубоко вздохнув, мой мальчик ушёл.
     Плакали все, даже ребята, пришедшие проститься с другом. Глаза сына остались открытыми, моя сестра подошла и ладонью прикрыла их ему. Посреди большой гостиной, постелили две курпачи и застелили новой простыней, подложив бархатную подушку. Сына, подвязав ему подбородок ситцевым платком, положили туда и накрыли покрывалом. А когда я, рыдая над ним, обнимала его тело и причитала, глаза сына вдруг приоткрылись... мне сказали, что сыну больно видеть меня в горе. Так он и ушёл, с открытыми глазами, не насытившись жизнью, в возрасте тридцати четырёх лет.
     Странная штука, жизнь, я готовила всё необходимое на похороны себе и мужу, а всё ушло на похороны сына. Долгие месяцы я не могла смириться с потерей ребёнка, часто просыпалась в слезах, не могла его отпустить. В комнате висели его фотографии, я уходила в ванную, включала воду и рыдая, билась лбом о кафель. Боль и тоска по сыну, рвали мне сердце. И однажды, мне приснился сон, крепко обняв меня, сын плакал. Я просила отпустить, но он не отпускал и стонал. Сон напугал меня, я поняла, что из-за моих слёз, душа моего мальчика не упокоилась. Той ночью я встала и совершив омовение, почитала поминальную молитву. Потом собрала все фотографии моего сыночка и сказала:
     - Я отпускаю тебя, мой родной, покойся с миром.
     Я была уверена, что сын меня слышит, так как сон продолжился и сын помахал рукой, прощаясь со мной. Ведь следом не уйти и нужно было жить дальше.
     Прошло девять лет, но боль и тоска по сыну не отпускают меня. Только испытания не оставляли меня. Следом умер мой младший брат, а в две тысячи двадцатом году, за полгода, ушли ещё два брата.
     Шло время, у мужа обострился диабет, после смерти сына, у него случился инсульт, у меня инфаркт, который я перенесла на ногах. Но срок жизни каждого из нас, определяет Всевышний. Он пишет нашу судьбу в утробе матери. Причины смерти, часто бывают нелепые, но эти причины идут свыше.
     Пять лет назад, муж сломал ногу, казалось, это не так страшно, если бы не диабет. Через что нам пришлось пройти, знает только Всевышний. После нового, две тысячи двадцать четвёртого года, мужу стало хуже. Все эти пять лет он не ходил, видимо и это повлияло на его здоровье. Полтора месяца мы не отходили от него, уговаривали лечь в больницу, надеялись, что там ему помогут. Сын сказал, что они все вместе поднимут отца и перенесут на носилки. Два сына золовки, мой старший сын и сыновья моих дочерей приподняли его и хотели положить на носилки, но видя, с каким страданием в глазах муж растерянно смотрит на нас, я их остановила. Муж и сам вдруг сказал, что не доедет, умрёт по дороге.
     - Всё! Положите его на кровать, не мучайте больше отца! - крикнула я, держа мужа за руку.
     Больно видеть любимого человека немощным, он всегда был крепким, сильным и здоровым. Он и к врачам никогда не обращался, пока у него не обнаружили диабет.  Мужа переложили на кровать, врач скорой помощи пытался нас уговорить, говоря, что состояние больного тяжёлое. Отблагодарив доктора, сын проводил его до ворот. Младшая дочь проверила у отца давление и уровень сахара в крови. Давление сильно упало, сахар в крови поднялся до двадцати. Всю ночь мы не отходили от мужа, тут были все: я, дети, внуки, сыновья золовки. По-моему, муж несколько раз уходил, но криками и слезами, мы возвращали его к жизни.
     На рассвете, я ушла к себе, нужно было отдохнуть, иначе я бы не выдержала. Прилегла на полчаса и уснула крепким сном, сказались бессонные ночи, да и возраст. Проснулась я от плача золовки. Подумав, что муж умер, я тут же побежала к нему. Он лежал на кровати, я присела рядом, взяв его руку и целуя её. Он попросил приподнять его, внук и сын осторожно посадили мужа, он попросил воды и сделал несколько глотков. Вдруг муж пристально посмотрел в угол комнаты, его блуждающий взгляд медленно двигался к окну, лицо его было спокойным, умиротворённым, он улыбался. Рыдая, внучка закричала:
     - Не смотрите туда! Дедушка, умоляю, не смотрите туда!
     Тогда я плохо соображала, много позже, внучка сказала мне, что в тот момент дед увидел Ангела смерти. Он пришёл к нему из рая, красивый и добрый, поэтому дед улыбался и был спокоен. Иногда Ангел смерти приходит из ада, тогда люди кричат от ужаса и страха. Внучка знала то, чего не знала я. Тут взгляд мужа остановился, он закрыл глаза и обмяк.
     - Положите его! Он уходит! - рыдая, крикнула я.
     Дети осторожно положили мужа на кровать, внучка прильнула ухом к его груди, дочь поднесла ко рту отца зеркальце, приоткрыв отцу глаза, сын осмотрел зрачки. Никто из нас не мог поверить, что он ушёл. Кто-то вызвал скорую, восьмую машину за ночь и утро. Врач осмотрел зрачки мужа, послушал сердце и выразил нам свои соболезнования. Осознав, что мы потеряли дорогого нам человека, любимого мужа, отца, деда, прадеда и дядю, все заплакали. Констатировав смерть, врач уехал. Старшая дочь зафиксировала время смерти отца, он ушёл из жизни тринадцатого февраля две тысячи двадцать четвёртого года в десять часов тридцать восемь минут утра. 
     Дочь ситцевым платком подвязала отцу подбородок, затем перевязала ноги, я закрыла мужу глаза, глядя на его спокойное, красивое, родное лицо. Тело мужа перенесли на пол, на курпачи и накрыли пододеяльником, сверху покрывалом, на котором золотыми арабскими буквами были вышиты слова: "АЛЛАХ МИЛОСТИВЫЙ И МИЛОСЕРДНЫЙ". Сын поехал на кладбище, выбрать место и приготовить могилу, племянник поехал за мужчиной, который омоет тело покойного. Присев рядом с мужем, я смотрела на его спокойное лицо.
     Мужа решили хоронить сегодня, нельзя было оставлять тело на ночь. Мы обзвонили всех родственников и близких, его друзей и коллег. Плохая весть разносится быстро и вскоре дом наполнился людьми. Происходило таинство омовения, при котором присутствовал мой старший сын и близкий друг мужа. Из дома вынесли новый ковёр и постелили во дворе. У нас тоут (гроб) не ставят на землю, только на ковёр. Двор был полон мужчин, в малой гостиной и на террасе собрались женщины. Всё повторялось, словно страшный сон, всё, как было, когда умер мой сыночек. Когда омовение закончилось, ко мне подошёл друг мужа, мужчина плакал.
     - О Аллах! Как же страдал мой друг! Как же он выдержал эти боли? Я видел его ногу, - плача, говорил он.
     Плакала и я, ответив ему, что раны на ноге от диабета, они были ужасными. В этот  день плакали многие из присутствующих в нашем доме. Тоут вынесли во двор и поставили на ковёр. Мужчины выстроились позади тоута во дворе, их было так много, что стояли и на улице перед воротами. Наступила гробовая тишина, мулла читал молитву Жаназа, которую читают умершему, стоя совершили намаз и подняв тоут, унесли. Говорят, народу было так много, что до большой дороги, тоут передавался из рук в руки, хотя каждый мусульманин должен пронести тоут семь шагов. Сознание того, что мужа больше нет, рвало мне сердце. Долгие ночи я плакала, вспоминая его доброту, нашу с ним жизнь, которая казалась одним мигом.
     Боль от утраты любимых, останется с нами навсегда. Прожив в браке более полувека, я потеряла ещё одного родного человека. Говорят, время лечит, это неправда! Смирившись, с болью учишься жить, но тоска и боль не оставляют ни на минуту. Светлой памятью хранимы наши близкие, ведь пока мы их помним-они живы...