Мамина фотография

Мама не любила фотографироваться. Она относилась к своей внешности излишне самокритично – «и рот у меня большой, и глаза маленькие, и волосы некрасивые…». Я никогда всерьёз не воспринимала это её самокопание, не оценивала маму с точки зрения внешности – мне всё в ней казалось естественным, а, значит, красивым. Однако после её ухода из жизни осталось совсем немного фотографий – даже, когда мы фотографировались семьёй, она старалась выйти из кадра. В связи с этим я вспомнила историю создания её и моей любимой фотографии, которая теперь моё главное воспоминание о самой красивой на свете маме.

В советское время была такая традиция – фотографироваться на улице в каком-нибудь запоминающемся месте города. У нас в Вологде в выходные и праздничные дни фотографы всегда стояли в центре города у памятника Ленину и зазывали туристов сделать снимок на память. Редкое тогда цветное фото можно было получить через несколько дней в салоне или по почте. Этот обычай сохранялся ещё некоторое время в начале 1990-х годов, пока на наш рынок не хлынула дешёвая китайская техника, включая плёночные цветные фотоаппараты-«мыльницы».

В это же время стали появляться и вещевые рынки с обилием недорогой одежды. Тогда мама впервые купила себе новую шубу. Мягкий пушистый рыжий с черными полосками воротник красиво оттенял её лицо со слегка смуглым оттенком ухоженной бархатистой кожи. Обновка невероятно стройнила её – мама была очень довольна покупкой.

Мы с ней пошли гулять в центр города.

- Девушка, девушка, давайте я Вас сфотографирую, вы прекрасны! – я обернулась на мужской голос. Но комплимент был адресован не мне. Мама, которая никогда не фотографировалась, кокетливо взглянула на фотографа и неожиданно для меня сказала:

- Я согласна. Только не у Ленина, а вон у тех ёлочек.

- Хорошо, где скажете, - мастер уличных снимков явно любовался своей будущей моделью.

Она то поворачивалась правым боком, то левым, то вставала анфас. Фотографировать одно лицо не хотела, нужно было, чтобы обязательно в полный рост (шубка же новая!). То серьёзная, то с лёгкой улыбкой. Рука в кармане – о, нет! Пусть руки будут сложены. Фотограф не знал, как ещё угодить, как выстроить кадр так, чтобы она уж точно потом осталась довольна результатом.

Эта сцена привлекла внимание прогуливавшейся рядом супружеской пары. Они остановились невдалеке и наблюдали за импровизированной фотосессией.

- Мила! Это же моя Милочка! – раздался радостный вскрик. Мамина школьная подруга, с которой они не виделись много лет, узнала её.

- Я стою и думаю, ну, что это за капризная женщина – и так вертится перед камерой, и сяк, и всё ей не ладно! – смеялась потом подруга. Встреча закончилась поездкой на дачу, в гости к подруге.

Фотография действительно получилась великолепная, только она одна и нравилась маме.

Через два года я поступила в консерваторию. Перед моим отъездом из дома мама сделала дарственную надпись на обратной стороне карточки: «Моему дорогому Софику на память от мамы» и подарила мне её. Фотография с тех пор всегда стояла у меня на виду. В минуты особенной грусти от разлуки с мамой, я брала фото в руки, прижимала к губам, вспоминала её голос, нежные объятия, прекрасный голос и такой близкий домашний мамин запах.

Потом я вернулась в родной город, вышла замуж, у меня появилась своя семья, родились дети. Мамина фотография перекочевала на полку книжного шкафа. Я всё реже обращала на неё внимание – ведь с мамой мы виделись почти каждый день, она приходила ко мне, чтобы помогать с детьми.

Потом мама внезапно заболела и её не стало. Я достала её фотографию из шкафа и поставила на обеденный стол. Мне казалось, что так она мне ближе – молодая, с озорными морщинками у глаз, с кокетливой едва сдерживаемой улыбкой, небольшим аккуратным едва вздёрнутым характерным носиком, умным пронзительным взглядом, красивыми аккуратно уложенными локонами русых волос, в той самой новой рыжей с чёрными полосками шубке. Папа приходил ко мне совсем потерянный. Ему было, наверное, ещё тяжелее, чем мне – он остался без жизненной опоры, без своего маяка, без звезды, которая светила ему всю их совместную жизнь. Уставший, с потухшими глазами, он садился за обеденный стол на моей кухне и брал в руки мамин фотопортрет.

- Дорогая моя, любимая, - шептал отец, прикладывая фотографию к своим посеревшим от горя губам.

Я не могла смотреть на это и в слезах убегала. Потом я убрала фотографию с кухни обратно в шкаф – было невыносимо становиться каждый раз свидетельницей этой душераздирающей сцены.

Фотография со временем выцвела, помялась. Но именно она всегда напоминает мне о молодой красивой маме, задорно улыбающейся всем нам, кто её любит.

27 октября 2024 г., г. Вологда