Зимний вечер

Зима. Вечер.
Лежу на старинной оттоманке*, читаю книжку. Мне – 12 лет, и я приехал на каникулы к бабушке Тане в деревню (хотя на самом деле это не деревня, а довольно большое село и к тому же райцентр).
За окном – темно, и мороз ближе к ночи - под тридцать. За день мы с ребятами набегались на улице, накатались на санках с горки – до одурения. А ещё успели построить снежную крепость на широкой лужайке между домами, на которой летом часто играем в футбол. Накувыркались в сугробах от души, набегались, накидались друг в друга снежками, штурмуя крепость, пока совсем её ни развалили... Ну, ничего, – завтра новую построим, если ничего поинтереснее не придумаем...
Напротив оттоманки в старом плетёном кресле сидит моя тётушка Лена. Нацепив на нос очки, она что-то вяжет, беззвучно шевеля губами – отсчитывает количество петель. Кресло своей спинкой прислонено вплотную к печке, в которой время от времени потрескивают дрова. В доме – тепло, даже  жарко. Но это – пока, потому что к утру печка при таком сильном морозе всё равно остынет, и надо будет затапливать её заново.
В ногах у меня пригрелась наша кошка Пушка: поначалу она неотрывно и долго смотрела на мелькающие в тётушкиных руках спицы, а потом разомлела от идущего от печки тепла и задремала. Да и я, набегавшись за день и надышавшись морозным деревенским воздухом, тоже начинаю понемногу задрёмывать...
Телевизора в доме нет (да и у кого в деревнях они, телевизоры, и были-то в середине 60-х годов прошлого века?!), только на комоде тихо бормочет радио, да в простенке между напрочь заиндевевшими фантастическими узорами окнами тихо тикают «ходики». Раньше на этом месте висели часы с кукушкой, но потом в них что-то сломалось, и часы заменили на «ходики» с гирьками на цепочке.
На улице за окнами – тишина: машины после окончания рабочего дня разъехались по гаражам, а личного транспорта у местных жителей в те времена и в помине не было – разве что мотоциклы; но кто ж зимой на мотоцикле ездит?
Так я и засыпаю – под бормотание радио и тиканье «ходиков»...
Засыпаю, но ещё успеваю и увидеть, и почувствовать, как тётушка, отложив вязанье, тихонько поднимается со скрипучего кресла и укутывает моё сухощавое мальчишеское тело ватным одеялом, подтыкая его под меня со всех сторон. Потом она выключает в горнице свет, но перед тем, как уйти в комнату бабушки, украдкой крестит меня и что-то тихо шепчет – молится обо мне, грешном пионере. Это повторяется каждый вечер: мне сей ритуал, как убеждённому атеисту-безбожнику, конечно же, не нравится, но я молчу, лёжа с закрытыми глазами и притворяясь спящим.
Просто я люблю свою тётушку – мою крёстную, и ничем не хочу её огорчать...
_____________
*оттоманка - мягкий диван, не имеющий спинки и подлокотников