Грек

     И в этот миг, до корневых глубин
     Я постигаю сущность соответствий,
     Зависимость причины от последствий
     И торжество последствий вне причин.
     (Сергей Калугин)

Нынче уже не часто встретишь знаменитых ленинградских бомжей-интеллигентов. Новых современное образование не производит, а старые почти закончились. Жизнь в ночлежках и подвалах быстро сжигает тело. Но и доселе попадается удивительный типаж, с неожиданно приятным диссонансом запущенной внешности с поразительной глубины и прозрачности внутренним миром.

В гаражах его за глаза называли Грек, хотя на архетипического грека он был похож как курносая девица из Средней полосы на гордого сына Кавказских гор. Разве только пышной бородой, украшенной застрявшими в ней крошками или пеплом. Молчаливый старик в древней промасленной телогрейке, с неизменной, частенько потухшей, сигареткой во рту, он вечно возился вокруг заслуженной «двадцать четвертой «Волги». Но не приходилось видеть, чтобы выезжал на ней за пределы гаражей.

В тот день гаражах был только Грек, а мне понадобилась монтировка, чтобы поправить ворота, и я решился обратиться к нему, хотя лично знаком не был. Оторвавшись от своих забот, он ответил молчаливым кивком на приветствие и протянул инструмент. Когда минут через десять возвращал ломик, у нас неожиданно завязалась беседа. К моему удивлению Грек оказался немногим старше меня. А его правильная речь приятно удивила. От нее определенно веяло блестящим образованием. Похоже, я тоже чем-то приглянулся ему или, скорее, попал под настроение поболтать. Он охотно повел разговор, стремительно уносивший нас от гаражных тем.

Ну, конечно! Вот же оно: университет, философский факультет. Кто там в гаражах будет разбираться к какой из множества философских школ склонялся сосед. Как говорил кот Матроскин: «Усы и хвост – вот мои документы». Пышная борода и философия – значит Грек. Кличка завсегда прилипает простейшая, доступная самому примитивному уму, ибо умы посложнее в кличках вообще-то не нуждаются. В ответ на удивленный комплимент его речи, он поведал свою биографию, но в столь любопытном ключе, что было бы циничным надругательством над информационным полем не поделиться рассказом. Хотя некоторые особенности его утонченных (в самом высоком смысле) лингвистических оборотов и интонаций мне не воспроизвести, общий смысл передать попытаюсь…

– В школе мечтал стать историком. Мечту сбыл. Но история, помните, какая у нас была. В основном про коммунизм и борьбу рабочего класса. Я быстро разочаровался и не без труда перевелся на философский. Там тоже сплошной Карл с Фридрихом свирепствовали, но не только. А историю продолжил изучать самостоятельно. Благо, с перестройкой окно возможностей распахнулось настежь и меня захлестнуло потоком разнообразных фактов и их оценок. Тут-то и начала заметно помогать философия. Прежде всего в критической оценке прочитанного и построении абстрактной обобщенной модели. Начал постепенно формировать собственный взгляд, чтобы уложить многообразие событий, дат и сюжетов.

Человечество придумало множество теорий. В некоторых обнаруживается любопытная концепция, утверждающая, что каждый сам создает мир, в котором живет. При этом часть школ совсем не отрицают существование единого общего Мира. То есть, творение личных миров не вступает в противоречие с единством всего сущего. Кажущийся парадокс разрешается весьма просто, если поменять старорежимные библейские термины на что-либо посовременнее. Например, персональные миры можно назвать моделями. С такой терминологической базой можно даже с закоренелым церковным ортодоксом или верным ленинцем общий язык найти.

Действительно, Мир настолько необъятен, что скромному человеческому уму едва ли под силу вместить его. И что существеннее, нет такой необходимости. В меру понимания, образования и жизненных обстоятельств каждый лепит себе модель, с которой сверяется, страдает и ищет отраду. Нет даже нужды вербализовать ее. Зачем стараться, если у большинства она не для передачи неразумным согражданам, напротив, для поиска себе любимому теплого местечка среди этих самых сограждан.

– Стало быть, из материалиста по образованию Вы обратились в идеалиста по призванию, – пошутил я.

– Всегда был идеалистом. У меня не оставалось выбора: с раннего детства подслеповат. К середине школы – очки-телескопы. Земля настолько прекрасна, что люди без сенсорных отклонений застревают в ней намертво, и судить их за то было бы величайшим непониманием и богохульством. Ну а таким как я остается додумывать неувиденное и жить в фантазиях. Чтобы наблюдать горнее, нужно расстаться с фокусом на земном. Близорукость в теле вынужденно компенсируется отменным слухом или умением «заглядывать за».

– Никогда не видел Вас в очках.

– Так это всё она, – Грек махнул рукой на машину. – Жена наотрез отказалась учиться водить, пришлось мне операцию сделать. А потом втянулся в самостоятельное обслуживание. Скажу как на духу: профессионалы умственного труда напрасно недооценивают пользу занятий для рук. Без него и «улететь» недолго, что с чистыми интеллектуалами зачастую и происходит. Носиться по воле ветра воздушным шариком – занятие не самое лучшее и, уж точно, бесполезное.

– Возвращение зрения вернуло в стан материализма?

– Сами видите: вожусь с «ласточкой» с огромным удовольствием, – добродушно усмехнулся в бороду Грек. – Но минутные детские привычки становятся с годами незыблемыми основаниями характера. И моя модель мира уже не могла сломаться. Только дополниться.

– Но модель – порождение личного сознания и исключает из рассмотрения огромное внешнее пространство.

– Философы дают ответ и на этот вопрос. С точки зрения человека воспринимаемая часть большого Мира определяется моделью сознания, как по охвату, так и по своему устройству. Отсюда делается вывод, что мир вокруг каждого таков, каким человек себе его представляет. А значит модель восприятия первична, и можно говорить о ней как об основополагающем факторе личного мира. Каждый кузнец собственного счастья, но и бед тоже. Короче, надо лечить и развивать голову, а остальное приложится.

– К сожалению, всё сказанное пригодно лишь для весьма узкого круга посвященных.

– Нисколько. Под моделью я разумею не некую вычитанную методику или классификацию. Модель – это набор ощущений, совокупность мыслепаттернов, которые человек использует для «понимания» вещей, явлений и процессов. В психологии есть более научные определения. Но я этим мало интересовался. Чтобы понять, о чем я, представьте себе (не пытаясь объяснить словами) течение электрического тока или настроение граждан Рима периода расцвета Империи. Если получилось, значит успешно воспользовались одной из своих моделей. Хорошей моделью удается даже поделиться. Разумеется, при упорной тренировке. Однако такой дар доступен единицам. Научно у меня не очень получалось. То есть написать получалось, но кому это надо? Коллеги в состоянии понять прочитанное, но воспринимают в штыки, как конкурента. Потому на досуге занялся вольным сочинительством. В стол. Но мне больше нравится «для души».

– Понятно. Про модели весьма интересно! Я иногда о чем-то подобном задумывался, но в других словах.

– Вот! Модели есть у каждого, но чаще их много. Множественность сама по себе ни хороша, ни плоха. А вот отсутствие связей между островками и общего охватывающего зонтика – признак неразвитости. Чем более продвинут человек, тем меньше у него моделей, но каждая охватывает более широкий спектр жизненных приложений. Вплоть до единственной, когда осознан и объединен воедино весь личный мир.

– Если не ошибаюсь, несвязность мышления и называется шизофренией. Но она, к счастью, удел немногих.

– Ах, если бы. Приглядитесь и прислушайтесь внимательней, и поймете сколь разбросано представление о мире у считающих себя «цельными личностями». Конечно, люди в большинстве далеки от клинических случаев, но и о единстве их представлений говорить не приходится. Носителя объединенной модели можно узнать по успешности его в различных, и на первый взгляд несвязанных видах деятельности, быстрой обучаемости и здравым суждениям в предметах, по стечению обстоятельств мало ему знакомых. Это sapience качественно другого уровня. У людей же с фрагментарными моделями, как правило обостренно-ревностное отношение к терминологии, пристрастие к слэнгу и пиетет перед местечковыми авторитетами.

Но целостность – полдела. Важнейшим аспектом модели является ее качество. С этим просто концептуально и неимоверно сложно практически. Качество определяется соответствием модели прототипу в контексте решаемой задачи. Личный мир тем добротнее, чем более он совпадает в покрываемых областях Миру общему. Совершенные модели даруют человеку могущество и способности действовать точно и эффективно. Тот случай, когда знание – сила! У сумасшедших иногда величественно-прекрасные и даже целостные миры, но они имеют мало общего с реальностью.

– Это точно! Многократно подтверждено высокими расценками на творчество свихнувшихся живописцев и мастеров пера или дудочки. А деньги за шедевры уходят, как правило, к воротилам с ограниченным, но деловым мышлением.

– Ага, улавливаете! Не забудьте еще важный момент – личный мир человека подвижен. Живущий постоянно вынужден модифицировать его. Повинуясь пинкам жизни, расширять его полноту и повышать качество частями и в целом. Если кто-то старается вкладываться в качество модели, он слывет целеустремленным (или упертым), если борется за расширение – разбросанным в худшем случае или эрудитом в лучшем.

– Жизнь вообще динамическое равновесие, – согласился я в надежде воодушевить собеседника на продолжение. Всегда увлекательно и полезно послушать человека, успешно формализующего твои ощущения. Сегодня же я, похоже, вытянул счастливый билет! Грек тем временем продолжал, не нуждаясь в дополнительной мотивации с моей стороны:

– Жизнь начинается с простейших частных моделей, которые множатся с невообразимой быстротой. Ввиду простоты они неплохо работают и приемлемо отражают фрагменты большого Мира. Ребенок быстро схватывает: если заорать, то дадут сиську и сменят подгузник. Или что день сменяется ночью, и плакать о закате нет причин. А если приложить усилие, можно изменить свое местоположение и увидеть что-то новенькое или дотянуться до игрушки.

Модели множатся, стихийно сливаются в чуть более сложные, постепенно образуя примитивный мир, который можно крутить, чтобы лучше рассмотреть, а иногда и съесть вкусняшку. Каждый незнакомый доселе объект порождает поначалу новую модель, практически лишенную связи с прочими. Одним словом, в золотой поре ребенок стремительно наращивает мощность множества моделей. Так, если не ошибаюсь, говорят математики. Память работает отлично, поскольку пуста, количество моделей еще умеренно, не говоря о том, что ответственности за их использование нет почти никакой. Ну, кроме редких случаев всхлопотать по заду. И то, по-честному, это чаще проблема взрослых, опрометчиво допустивших попадание в поле зрения ребенка картинок жизни, к которым он еще не готов.

Чуть позже неизбежно наступает первое сентября, и мама начинает мыть раму. Общество всерьез берется за управление моделями человечка. В результате резко тормозится рост их числа, зато некоторые, полезные государству, начинают интенсивно накачиваться стероидами и усложняться, время от времени пожирая и удушая соседние. Идеальной на общественный взгляд является особь, мир которой описывается несколькими совершенно не связанными друг с другом моделями: одна профессиональная, другая для продолжения рода, еще одна собачья (для любви к партии или другим хозяевам), ну и еще одна для канализации оказавшихся не востребованными врожденных склонностей. В общем-то и всё.

– Старое как мир «хлеба и зрелищ». Тем не менее, при всей кажущейся убогости схемы, хозяевам «шарика» удается оставлять большую часть населения до конца жизни в состоянии мозга, вполне соответствующему описанному идеалу.

– Увы. Но особо неуемным удается продвинуться дальше. И путь ведет к слиянию имеющихся разрозненных моделей, вплоть до логичного финала – объединение их в единую. До финиша добираются единицы. Причины разные. Кто-то не понимает зачем, кто-то не знает как, кому-то не приходит мысль о наличии такой возможности. В довесок, элиту явно не вдохновляет массовое движение в таком направлении. Да и не всем из элиты подобное знание легко дается в освоении. Даже призванные популяризаторы движения к единству – служители культов единобожия, напустили столько тумана, что путь через болота состарившихся религий стал сейчас чуть ли не самым трудным и непроходимым.

– Никто не любит конкурентов. Стратегия «разделяй и властвуй» применяется не только в физических пространствах. Управляемая шизофрения для рабов – залог спокойной жизни хозяев. И рабов, кстати, тоже.

– Вы правы. Зато собравший воедино свои представления получает в награду мир, созданный действительно по образу и подобию Мира единого. Человек становится моно-богом своей вселенной. И пусть большой Мир неизмеримо громаднее любого из личных мирков, но человек собрал всё, что судьба подсунула в его поле внимания. Важнейший этап становления пройден, если в семействе моделей не осталось разрывов. Белых пятен в личном мире всегда бесконечно больше, чем исследованных областей, но все изученные полянки должны связываться хотя бы тоненькой тропинкой, о которой знает хозяин. Анклавы смертельно вредны. Увы, природа вообще, и природа мозга в частности, стремится к эффективности, поэтому достигший целостности сворачивает освоение новых пространств и сосредотачивается на точности отражения существенного для него.

– Все ж таки подучиться сначала не помешает. Ведь если рано начать вкладываться в качество, получишь совершенный, но очень скучный мир. Знаком с такой публикой: высококлассные профессионалы одного ремесла, совершенно не приспособленные к жизни и душные в общении. Идеальные биороботы.

– Не спорю. Но и с каким разнообразием багажа человек подойдет к точке слияния имеет значение. Развивать эрудицию можно и нужно, но, если к ней не приложится цельное понимание, значит силы потрачены впустую. Гугл легко кладет на лопатки любого знатока «что, где, когда, почем». Мысль об исключительной полезности двух качеств – уместности и своевременности – и здесь являет себя в полной мере.

– Но сказанное Вами – тоже модель, – невольно потроллил я. – Насколько она точна и практически применима – требующий проверки вопрос. На сто процентов согласен, что цельность чего бы то ни было – маняще красивая идея, но есть ли в ней, по-Вашему, польза?

– Несомненно есть, и не одна лишь польза, – подмигнул Грек. – Полагаю, в вашей в жизни были моменты, когда в казавшихся доселе разрозненных вещах, внезапно обнаруживалась масса сходных качеств и общий корень. Объединение общего мгновенно и драматически углубляет понимание составных частей. Однажды испытанный экстаз от слияния столь впечатлил, что я почти осознанно занялся сборкой общей мозаики. Поначалу действовал методом «броуновского метания». Энергии было хоть отбавляй и банальное расширение любой из моделей стало неплохой, как мне тогда казалось, стратегией. При удавшемся «научном тыке» пара моделей соединялась мостиком. Оставалось смакуя собирать жатву успеха. Проблемой были затратность, не гарантируемый результат и возможность соединить лишь очевидно близкое.

Но ничто не ново. Предки давно подумали за нас! Благодаря вычитанному книгах, нащупал более эффективные методы. Стал заменять тупое раскармливание частных теорий на организацию «авиасообщения» между ними. Проще говоря, тренировать метод аналогий. Лет через десять практика начала давать первые плоды: ощутил единство своего мира. Поначалу призрачное, но трассы наметились, и теперь можно было действовать уже планомерно: дооборудовать их для уверенной навигации и даже прокладывать дороги с развитой инфраструктурой и изученными прилегающими территориями, что принесло «всепогодную» связность.

– Так в чем смысл, кроме красоты конструкции?

– Он весьма прост и практичен. Люди в большинстве своем вообще не умеют учиться, подменяя понимание запоминаем. А слов стало слишком много и взрывной рост числа терминов не прекращается. Вы замечали – одни и те же предметы, явления, действия в каждой стране, времени и профессии называются особым образом. Или хуже того, сбивают постороннего с толку непривычным использованием слов знакомых. Только единая модель дает надежду и инструмент для понимания большего. Познать Мир путем собирания частностей – никаких жизней не хватит.

– В том, кажется, и заключен смысл науки: выявлять общее в частном.

– Изначально – да. Но по мере углубления знаний, искатели вынужденно специализировались. Начиная со второго поколения, каждая школа забывает свои корни и изолируется. А надо непременно вернуться к истоку. Только возвращение раскрывает смысл всех усилий. Найти за тридевять земель клад и оставить там же – странное предприятие.

– Получается, отыскали для себя Святой Грааль?

– Но не на долго, – хмыкнул Грек. – Когда всё хорошо, беда стоит у двери. Подоспело понимание пройденного перевала жизни. В ясные ночи стали различимы костры вокруг лагеря доживающих. Связать-то связал, но обратить на пользу не успеть… Обидно, ну ладно. Зато процесс был увлекательным! Взгрустнул и занялся совершенствованием своего commonwealth мира. Расти вширь уже смысла не имело, а вот поточнее совпасть с большим Миром – интересно. Пусть лишь для забавы себя пониманием ситуаций и раскрытием тайн, о которых молчат и не пишут в книгах. Не пишут не потому, что скрывают. Просто посчитали такие знания практически бесполезными. Люди в массе слишком практичны, потому так скучны.

Долгие метания по островкам фрагментарных моделей привили мне манеру все делать наскоком, без опасений сломать построенное, и на его месте воздвигнуть актуальное. Привычка сыграла злую шутку при переходе к борьбе за точность. Где требовалась кропотливая работа кисточкой археолога, я частенько приезжал на экскаваторе. Результат ошибок оказался несколько неожиданным: качество модели непрерывно улучшалось, но я начал часто отмечать революционный характер перемен.

– Так это же здорово! Диалектический качественный скачок.

– Не совсем. Мир находится в постоянном движении. При этом интегральный поток жизни абсолютно гладок и цикличен. Конечно, любую вещь, что имела начало, ждет конец. Но чем более сложны системы, тем менее заметно в них появление и исчезновение составных частей. А даже личный мирок – необычайно сложная система. Будучи здоровой, она не должна испытывать разрывов и переломов. Отклонение от плавности хода и есть революция, чреватая преждевременной гибелью.

Жизнь в едином течет плавно и не спрашивает человечьи мирки куда и с какой скоростью меняться. Это даже породило философские утверждения о незыблемости и неподвижности единого Мира, выраженные в парадоксальных софизмах вечно изменяющегося в своей неподвижности творения. В едином Мире нет революций, а значит и эволюция – понятие излишнее. Он просто существует, то есть меняется целиком и одновременно. Если вообще меняется. Ведь модели времени придумали тоже люди. Но даже отказ от концепции времени не отменяет угловатость дефекта в пространстве вселенной.

Всякие «икс»-волюции часты лишь в маленьких мирках. И возникают не из чего иного, как из нарушаемого соответствия большому Миру. Пока модель успевает отслеживать изменения, она эволюционирует. Хотя возможно, таковым кажется непрерывный поток микрореволюций, убирающих несоответствия. Выходит, виной скачков – инертность мышления, статичность построений и, как следствие, переход личных мирков в состояние чистой фантазии.

– Потеря адекватности, проще говоря?

– Можно и так сказать. Людям свойственно застревать в прошлом. В детстве по чуть-чуть, ибо мало чем дорожим. И памятного не так чтобы много. По мере усложнения моделей всё сильнее влюбляемся в них, о зависаем на более длительные периоды. Особо тяжелые якоря бросаются моделями удачными, доказавшими практическую пользу. За них люди склонны держаться до полного изнеможения. Тем более что процесс изменений весьма энергозатратен, и это особенно заметно по старикам. Таковы правила игры и ирония бога.

Эволюция воспринимается безболезненно, чаще просто не замечается. Вроде жизнь идет как обычно, каждый день похож на вчерашний, а оглянешься подальше – всё стало совершенно иным. Изменения даже немного приятны – помогают разгонять скуку. А любая случившаяся заметная революция – тревожный знак: слишком долго держался за отжившее. Разум, увы, умеет строить лишь неподвижные конструкции, стежок за стежком сшивая из лоскутков общую картину. Пока доводим до совершенства статичную модель, полируя царапины на забронзовевших догмах, жизнь уходит далеко вперед и в сторону, и однажды рутинная проверка адекватности внезапно обнаружит вопиющее несоответствие, приводящее к сбоям привычной модели или, хуже того, к негативным результатам теоретически правильных действий. Тут-то и понимаешь: потянуло дымком революции.

– Выходит, всё-таки революции полезны?

– Когда дела совсем запущены, они неизбежны, ибо выявляют архаичность механизмов контроля и управления в затрагиваемой области и очищают место для отвечающих текущему моменту представлений. Но у революций тьма весьма дурных побочных эффектов: они нарушают естественную преемственность, тормозят поступательное движение и оставляют незаживающие шрамы. В итоге, вместо того, чтобы делать ремонт в нижних этажах и продолжать строиться вверх, «кипящий разум возмущенный» рушит выстроенное «до основанья, а затем» вынужден начинать с нулевого цикла. Приходится, обдирая ноги об обломки, из тех же обломков наскоро складывать первые этажи. Только вместо ровной кладки получаются причудливые каменные нагромождения позднего неолита или авангардные пластиковые инсталляции от сильно пьющих креативщиков дня сегодняшнего.

– Говорят же, что история ничему не учит.

– Потому и волнуюсь, что подозрительно много со мной произошло революций за последние год-два. Вместе с принесенным потоком свежего воздуха, приходит осознание запущенности персонального мира. Потеря качества проявляется прежде всего в синдроме «гляжу в книгу – вижу фигу»: события вокруг видятся как бы из прошлого. Картинка зеркально напоминает науку истории – чем дальше событие по времени отстоит от дня сегодняшнего, тем больше важных деталей ускользает от внимания. Приходится додумывать, приходя порой к совершенно фантастическим оценкам, которые не разделяют окружающие. Как следствие, и веду себя так, что из улья вместо мёда сыпется труха, а пчелы кусают больнее обычного.

– Должно быть, это интересно переживать, хоть звучит слишком абстрактно. Но для человека мыслящего, безусловно, важно и увлекательно. Правда, если не поделиться, никто и не заметит. Людям простым подобные перемены неведомы, а если и ведомы, то не касаются практичных и ясных вопросов.

– Не скажите! Революции, назревающие в самых разных уголках сознания, вполне ощутимы практически: теряются некогда в совершенстве отработанные навыки, оказываются неэффективными не дававшие сбоев шаблоны поведения, портятся отношения со старыми приятелями, количество сограждан с кажущимися странностями поведения заметно превышает естественный фон. Верные сигналы: пришла пора серьезно перестроить личный мир. Провести большую ревизию и генеральную уборку. Каждый раз хочется ограничиться тюнингом, в надежде снова выбраться на шоссе, с которого соскочил, залюбовавшись собой и прозевав поворот. Трюк у меня прокатывал не раз, хоть сил и времени на коррекцию уходило многовато. Но в такое болото раньше вылетать не приходилось.

– А что сейчас не так? Вы имеете в виду возрастные особенности?

– Именно. Когда проходишь вершину жизни, начинает казаться, что Мир неизменен. По меньшей мере относительного себя лично. Не далеко от истины по двум причинам: во-первых, мы в среднем возрасте часто стоим на вахте у руля, во-вторых, на перевале жизни скорость изменений модели невелика, да еще и меняет направление на противоположное, оставаясь в узком коридоре. Фактически человек долго стоит почти на месте, прочно привязанный к ритму вселенной. Такое явление даже отражается в теле неопределенным мужским возрастом «от тридцати до пятидесяти».

В современном культурном контексте бурные изменения детства и юности считаются как бы пройденными и возврат к ним невозможен. А на пенсии надо просто доживать, по возможности ничего не меняя. Как бы не так! После пятидесяти начинается новый период изменений, скорость которых с каждым годом нарастает. Человек падает к истокам. Только в первой трети жизни основная задача – познакомиться с Миром, а в последней – не отстать от него. Общее же на краях одно – не обосраться. К счастью, в большинстве случаев в переносном смысле.

– С годами волей-неволей приходится от чего-то отказываться. Но не стоит раньше времени приговаривать себя.

– Приговаривать – нет, а учитывать, определенно, стоит. Сколько уже знакомых из моего поколения сгубило незнание или игнорирование возрастных капризов: тут и не рассчитавшие по привычке с алкоголем, и уплывшие за Стикс-речку прямо с грядок на своих дачах или из тренажерных залов. В более легких случаях – занудные ворчуны, вроде меня, или забавные дурачки на танцполе. Без опасений могут себе позволить не менять модели до финиша лишь люди немногих занятий: преподаватели базовых дисциплин, попы, да часовщики и им подобные мастера ремесел, в которых опыт значимей немощи, а коренных изменений не случалось не одну сотню лет.

– По счастью, к каждому тезису прилагается антитезис, а к вопросу ответ, – попытался поумничать я. – Можно ведь воспользоваться тем, что большая часть жизненных обязательств исполнена и такой обширный мир уже ни к чему. Взять да забросить некритичные части, в надежде, что лангольеры безболезненно пожрут оставленное бесхозным и тем сократят личную империи до разумно достаточного размера. Если такое вообще возможно.

– О чем-то подобном я и задумался. Но до недавнего времени не имел опыта целенаправленного секвестра. Бывало, конечно, из моего мира исчезали какие-то обязанности (это приятно), возможности (обидно), знания (есть интернет и книги), но происходило сие непременно мягко и естественно, а главное, не по моей инициативе. Мой пенсионный стратегический план уборки выглядит весьма просто: максимально бережно сохраняя целостность модели смещать акцент с вынужденного на любимое. А любимого и проверенного временем у меня не так и много: полдюжины дорогих мне людей, неиспорченная цивилизацией природа, наслаждение красотой мысли, и путь к пониманию мира через осознание его единства. Перестраивать от фундамента я больше не хочу. И не успею. Жаль только, пока не решил с какой стороны подойти к практическому воплощению.

– Мне кажется, раз цель ясна, то модель уже начала меняться. В конце концов, кто в личном мире хозяин!

– Хозяин-то, хозяин… По молодости кажется: чем больше умеешь и знаешь, тем могущественнее становишься. В действительности, рост понимания остужает пыл. Не от усталости, а осознанием хрупкости и уравновешенности Мира. В один прекрасный день признал: мои планы по реформации жизни смешны и наивны. Покой души достигается пониманием сути происходящего, а удовольствие приносит безукоризненно выполненная работа. А иногда кажется, что все старания и оценки вообще лишены смысла, ибо Мир совершенен. Вот так детские правила «что такое хорошо, а что такое плохо» незаметно стираются до полной нейтральности. Жаль, что подобные мгновения мимолетны, неуловимы и неподвластны воле.

– Не удивительно. Нельзя же находиться постоянно в одном состоянии. Всё должно быть уравновешено. Мой отец частенько повторял: «Если где-то слава богу, значит где-то не дай бог».

– Значит Вы понимаете, о чем я. И почему вожусь с железом по уши в масле, что совсем не свойственно людям моей профессии.

– Еще как! – Не смог сдержать я смешок. – Только у меня проблема обратного свойства – оборвать заземлитель.

Грек улыбнулся, но ничего не сказал. Из вежливости, или давая мне ответить на звонок – дома ждали. Я попрощался и поспешил прочь, надеясь продолжить общение при случае. Но случай не представился: Грек куда-то исчез. Только через год мне рассказали, что его семья перебралась в пригород, поэтому продал гараж и, кажется, сменил машину. Новость вызвала бурю мыслей, из которых стоящей оказалась лишь одна: значимых встреч в судьбе нам не избежать и не повторить по своему хотению. С десяток лет я ходил мимо, но лишь разговор произошел – тема закрылась безвозвратно. То ли вселенная, действительно, совершенна, то ли просто такова есть. Ведь совершенство предполагает превосходство. А над чем? Ведь Мир один. И явно мудрее любого из нас. А значимость и памятность события – не больше чем след от очередного лопнувшего пузыря фантазий моего невежества. Как заживающий шрам от раны, которую когда-то сам себе и нанес, проявляя своеволие в попытках даказать собственную важность.

                EuMo. Август 2024.