Вспоминая Тарское

                ВСПОМИНАЯ ТАРСКОЕ
               ( авторский  перевод с осетинского языка)
   
               

  Недавно мой друг привез мне из Осетии магнитофонную  кассету с записями осетинских песен.
 Одна песня мне особенно понравилась: дигорский парень пел про свое родное село Лескен.
        Не был никогда я в Лескене. Наверное, это село красивое, наверное, это село любимое для певца и для других его жителей.
    Я же вспоминаю свое любимое село Тарское. Оно расположено в Пригородном районе Северной Осетии. В этом замечательном селении, окруженое со всех сторон горами, родился я в 1954 году.
Здесь я начал ходить, здесь я пошел в школу. Волею судеб, в 1968 году вся наша семья переехала в село Виноградное Моздокского района Северной Осетии. Конечно, люблю и село Виноградное, но особую любовь я питаю к селу Тарское.
     Днем и ночью, зимой и летом, как только душа моя остается одна, как только мои сотрудники меня не беспокоят, как только члены моей семьи ненадолго оставляют меня в покое, мне сразу же вспоминается мое родное село. И голова моя седая, и старческие мои годы скачут, как беговые лошади, и  сердце мое после множества препятствий и трудностей в жизни в какой-то степени окаменело.
    И все же, вспоминая Тарское, или слыша о нем, сердце мое начинает биться учащенно, словно я еще юн и недостаточно долго прожил на свете, словно вижу опять свою старую мать, и свою младшую, безвременно ушедшую в иной мир, сестру, которых выпустил в наш мир ненадолго царь мертвых Барастыр;  и тогда я опять считаю себя богаче всех и на крыльях, превосходящих крылья самых больших орлов, легче дуновения ветра, в памяти и в воображении, юным мальчиком пробегаю по улицам Тарского, вздыхая его чистый воздух.   
    Вспоминаю, как в пятилетнем возрасте завидовал своим старшим сестрам Соне и Нине, когда они уходили в школу. Тогда и мне хотелось пойти за ними и увидеть, наконец, что собой представляют «парты», что такое «урок». Мама меня бранила:
  -Зачем так рано встал?  И твое наступит время, и ты будешь бегать в свою школу! А теперь беги в дом, иначе простудишься!
Кто знал, что в школе я побываю своеобразно, гораздо раньше положенного срока?
Однажды отец где-то достал для меня маленький, но не игрушечный, топор.
-  Пусть для себя трудится! - сказал отец, вложив в мои руки топорик. Мама сетовала на отца, что рано давать мальчику топорик. Но все же, мое первое орудие труда, мой первый маленький инструмент остался у меня, и целый день я своим топориком  стучал по дровам, лежащим у нас во дворе. Вскоре мой топорик понадобился для настоящей работы. Мой отец взял меня с собой в лес, чтобы нарубить жерди для фасоли. В лесу, недалеко от отца, я самостоятельно срубил  пару жердей, но после того, как я  всадил свой маленький топорик в свою правую ступню, отцу, вместо нарубленных жердей, пришлось нести меня на руках из леса прямо к докторам.
     Сельский врач Захар оказался на месте. Он осмотрел рану и, хотя  я потом слышал от односельчан, что у нашего доктора Захара против всех болезней есть только одно лекарство - порошок против высокой температуры, обработал мою рану, наложил повязку. Это сейчас у сельских жителей есть различные транспортные средства, автомобили, мотоциклы, но тогда по улицам Тарского ездили всего две грузовые автомашины. И моей старшей сестре Соне пришлось таскать меня на спине к доктору на перевязку раны. И вот однажды моя давняя мечта сбылась. В один из дней, после посещения доктора, моя сестра Соня, чтобы не пропустить уроки, вынуждена была явиться  в школу на уроки вместе со мной. Первый раз я тогда увидел ученические парты с наклонными плоскостями, за которыми сидели в классе ученики, висевшую на стене доску, возле которой стояла учительница Зарета Акимовна.
 – «Ой! какой красивый мальчик! Садись-ка на мой стул!»- это была первая фраза учительницы. Такое внимание мне понравилась и учительница тоже. (За ученическими партами свободных мест, видимо,  не было, и добрая учительница  усадила меня на свой стул. Какой был урок и какой предмет изучали тогда ученики 4-го класса я не знаю.)
 - Сказку какую-нибудь знаешь?- обращаясь ко мне, спросила учительница,- расскажи-ка нам сказку.
Я кивнул головой, я знал несколько сказок и решил рассказать сказку про Куртатинского лжеца.
 Это сказка про находчивого, мудрого, изворотливого бедняка, жителя Куртатинского ущелья Осетии.
Я не знаю, как моя сказка повлияла на учеников в классе на  изучение школьного предмета, но мудрость школьной учительницы Зареты Акимовны заложили в мою душу любовь к школе и желание учиться.
    И в настоящее время, когда меня, ветерана правоохранительных органов, приглашают в школу по вопросам воспитания учащихся, мне хочется рассказать ученикам в первую очередь сказку про Куртатинского лжеца, как я рассказывал ее тогда, полвека тому назад,  в Тарской средней школе.
       Я любил смотреть ранней весной на лесистый хребет и гору Фатан (так мы называли эту гору, хотя географическое название ее – Кажчибос), на то, как надевал свой зеленый убор ее лесистый склон, на то, как  начинали цвести ее дикие фруктовые деревья и в первую очередь дикая алыча.
Мама говорила мне:
- Смотри  внимательно! Ты принесешь мне алычу, когда она поспеет,  из растущих над третьей горкой деревьев и тогда я для тебя приготовлю твой любимый соус.
   С тех давних пор, с Божьей помощью, где я только не побывал и к каким только людям различной национальности в гости не попадал! Я не то хочу сказать, что я великий путешественник, и на Земле не осталось ни одного уголка, где бы я не побывал. Да и не хвастаюсь, как мой дядя - старый  Габыс, которого, когда спросили, где и в каких местах, в каких странах он побывал за всю свою жизнь, начинал с гордостью рассказывать:
-Да в каких только местах я не побывал! Я бывал в Сунже, Ногире, Комгароне  и даже побывал в Эльхотове!»  ( Для тех читателей, которые еще не побывали в Северной Осетии и не слышали про, перечисленные старым Габысом, села,  сообщаю, что село Ногир, это уже пригород города Владикавказа, расстояние до села Сунжа - 10 километров, с Владикавказа на рейсовом автобусе до сел Комгарон  и Эльхотово можно доехать за 1 час!)
    Я гостил у грузин, армян, таджиков, узбеков, бывал у русских в селах  Брянской области и Забайкалья, бывал в домах  у украинцев, корейцев, литовцев, немцев. Я не буду перечислять разнообразные национальные блюда моих хозяев и их вкусовые качества, но нигде не встречал я такой вкуснятины, как осетинские пироги – уалибах, цахараджын, фыдджын, испеченные моей мамой и  теплый хлеб-лаваш из нашего торне (вид печи), в прикуску с твердым осетинским сыром!
 Очень нравился мне, изготовленный мамиными руками соус из алычи!
Если соус из алычи нравился только мне, то все наши соседи, да и все односельчане, единодушно превозносили искусно приготовленные мамины пироги.  Их аромат доходил до соседнего дома, и тогда сосед Ибрагим, который был старше меня на 6 лет, подавал мне сигнал особым свистом, чтобы я вынес ему кусочек пирога, что я и делал регулярно.
 Много бы я отдал, чтобы вновь ощутить особый вкус не только пирогов, но и черствых кусочков хлеба, испеченных моей мамой. Для меня все блюда, которые готовила моя мама, и сейчас самые вкусные на целом свете!
    Вспоминая Тарское, всегда вспоминаю маму, её светлый образ. Часто вспоминаются, как вместе ходили в лес за черемшой, как пропалывали свой огород, как собирались у нас во дворе  наши соседи, как их угощала мама своими пирогами и горячим, испеченным в торне, хлебом и осетинским сыром. 
    Беспощадна Судьба, которая не дала моей маме  прожить чуть больше. После самого кошмарного террористического акта в новейшей истории Осетии - захвата террористами средней школы №1 города Беслана в 2004 году, когда вся страна была прикована к телевизорам, освещавшим  ход трагических событий  и  стали известны некоторые подробности издевательств двуногих зверей над детьми и над взрослыми заложниками, их мучения без воды и пищи, от переживаний доброе сердце моей матери не выдержало…
    Когда эти мои воспоминания были написаны  на осетинском языке и были опубликованы в республиканской газете «Растдзинад», отец мой еще здравствовал.
(Волей судьбы я живу в Подмосковье, куда меня привела моя биография в погонах.)
    Рассказывают, что когда сестра Нина приехала  к отцу с газетой, с напечатанной статьей и, от радости и умиления чуть не плача, читала рассказ про село Тарское, отец лежал на своей кровати и, молча, без комментариев, слушал. Только из глаз его катились слезы. Я могу только предположить, о чем он думал. Возможно, о рано ушедших в иной Мир дочке Лиде и жене Анико, о потрясающих видах Тарского, о добрых соседях, об  ушедшей молодости…
Отец мой, Давид Васильевич, прожил трудную, но яркую и долгую жизнь.  С самого  начала Великой Отечественной войны он воевал на фронте рядовым пехотинцем, а затем и артиллеристом. Познал горечь поражений начального периода войны. Дважды был тяжело ранен и после лечения в госпиталях снова направлялся на фронт. Окончил войну под столицей Венгрии городом Будапештом.
 На фронте отец оставил не только боевую юность и погибших  боевых друзей, но и приобрел богатейший жизненный опыт, стал подлинным патриотом своей Отчизны. Еще, в   тяжелом для нас 1941 году, вступил в ряды Коммунистической партии. Это сейчас некоторые стесняются, что когда- то были членами КПСС, а мой отец гордился, что он член партии коммунистов.
 Фронт научил его лучше распознавать характеры и манеры поведения людей, надежность однополчан и друзей. Он сразу обнаруживал и распознавал фальшь, скрытость, лживость некоторых людей.
Он был настоящим патриотом своей социалистической Родины. Я подчеркиваю- социалистической!
    Помню, после катастрофических катаклизмов с нашей страной, в результате которых развалили Советский Союз и изменился общественно-политический строй в стране, когда дикий капитализм сменил социалистический строй в стране, отец мой, как никогда желал моего приезда в отпуск.
 - Объясни,- спрашивал он с болью в душе,- богатые вернулись?!
- Да, отец, у нас капитализм сменил социалистический строй.
- А что же коммунисты? Как компартия допустила такое?
- Компартия сама,- отвечал я,- вернее, центральные органы КПСС во главе с Генеральным секретарем ЦК  Горбачевым, сами были организаторами этого переворота!
 Отец промолчал и после этого ни разу не возвращался к этому вопросу.
     Он, при просмотре по телевизору некоторых современных  художественных фильмов про войну, с первых же кадров распознавал фальшь его создателей и тогда он переключал телевизор на другой канал.
 Я помню, один раз стал расспрашивать отца, почему ему не понравился фильм, вроде, как я говорил, снято красиво, правдоподобно…
 - В том то и дело, что снято красиво,- говорил отец. – Столько красивых женщин, причем еще и накращеных, находятся на передовой и чуть ли не с мужчинами живут в одной землянке!
- А что, на передовой женщин не было? - спрашивал я,- медсестры, например, которые выносили раненных из поля боя?
- Я за всю войну не видел ни одной женщины, которая воевала бы рядом со мной. Да, были они на фронте, но далеко от передовой – в медсанбатах, в госпиталях, в армейских и фронтовых штабах.
- Но были же и медсестры, которые выносили раненных с поля боя?- спрашивал я,- у вас не так было?.
- Наверное, где-то и были, фронт был огромен, но я их не встречал за четыре года войны. У нас это делал санитар, медбрат, которого назначал командир. Нормальные командиры наших подразделений старались отправить женщин подальше от передовых линий фронта.
     С войны отец носил в своем теле два осколка, которых в свое время доктора не обнаружили.
  Я  и мои  сестры нередко соревновались, кто быстрее найдет эти осколки на теле отца, один из которых застрял в ладони, другой - в правой его голени. Я, будучи маленьким, часто вытаскивал из шкафа его боевые  медали и импровизировал ими в своих играх. Отец, как мне кажется, не без удовольствия, предоставлял нам, своим детям, для игр свои награды, а свое тело для исследования движений «боевых трофеев» (осколков) в нем.
  До 80 лет отец продолжал работать в колхозе. Пережив маму на 6 лет, на 98 году жизни он тихо скончался. В тот год я приехал из Подмосковья на похороны своего дяди Вани.
Навестил отца. Как можно дольше сидел у его кровати, на которой он лежал, и долго беседовали обо всем.
 А когда уезжал, отец встал с  кровати, хотя себя плохо чувствовал, с трудом вышел на крыльцо дома проводить меня.
- Доброй дороги! -  тихо напутствовал он. Возле калитки я еще раз посмотрел на отца. В его глазах я увидел  слезы, и послышалось мне тихое слово «прощай!».  Я почему-то машинально достал  фотоаппарат из сумки и сделал несколько снимков.
 - Держись отец! Я к тебе скоро приеду!- обещал  я.
В тот же день вылетел в Москву.
 На следующий день  телефонный звонок брата Мурата заставил меня безотлагательно выполнить свое обещание отцу. Отец тихо ушел в свой мир иной на встречу с душами своих боевых товарищей, своей любимой жены и дочери…
  Чистый воздух Тарской котловины и дух родного села я чувствовал всей своей душой, каждой своей частичкой, так чувствовал необыкновенную легкость своего организма, что хотелось взлететь!
    Бывало, что на гору Фатан я взлетал, не всходил, а буквально взбегал! А сейчас я проживаю в квартире на 15 этаже и иногда, когда ломается лифт и мне приходится подниматься по лестничным маршам до своей квартиры, сердце мое чуть не разрывается в груди! И тогда я говорю себе:
- Нет! Не в старости дело! Просто до меня не доходит воздух родного села и поэтому я ослаб!
      Если же поднимешься ты до вершины горы Фатан, вздохнешь полной грудью чудесный, чистый воздух, тогда ощущаешь, будто бы за спиной выросли крылья! И ты взлетаешь всё выше и выше, и чудесные картины открываются с высоты полёта…
       Село Тарское раскинулось под тобою. Односельчан, почти не видно с высоты, только коровы односельчан и  отары овец, пасущиеся на зеленых пастбищах, видны с вершины, как мелкие горошины, как будто их специально разбросали по зеленым лугам. Только смотря отсюда, знаешь,  хотя и не разглядишь с этой вершины, что это старый Николоз подпалил старую листву и мелкие веточки, собранные на своем огороде, потому, что дым от его костра идёт столбом и словно подпирает небосвод. Только здесь, на высоте, можно почувствовать, что сейчас ты единственный из всех жителей Тарского поднялся выше всех, и только отсюда увидел одновременно села Тарское и Сунжу.
    Когда сидишь на вершине горы Фатан, хорошо думается  о родном селе, о родной стране. Да, велика наша страна, так далека наша столица Москва, что ее даже с этой вершины не видно! А еще дальше, на другом конце Земли, находится Америка, которая всё стремится уничтожить нашу страну и захватить наши земли, так рассуждал я ученик 7 класса, находясь высоко над землёй.
 Чтобы защитить наше Отечество необходимо хорошо учиться, любить свой народ, свои корни, свою Родину – так нас учили в школе, и с таким миропорядком я был согласен. Как не любить мне мою страну, как родную маму?  Мама моя живет рядом со мной, так я рассуждал, а из всей страны я вижу только Тарскую котловину, и то, если разглядываю ее из вершины горы Фатан.
Наверное, думалось мне тогда, есть такие люди, которые бесконечно сильно любят свое Отечество, кто защищал его в годы Великой Отечественной войны. К таким людям тогда я относил  своего отца, Давида Васильевича, своего учителя и друга моего отца, тоже фронтовика, Дмитрия Георгиевича Хубаева, не нашего односельчанина, но также земляка, прославленного военначальника  дважды Героя Советского Союза и Героя Монгольской Народной Республики Иссу Александровича Плиева.
 Тогда же я вынес для себя решение – буду защищать свое Отечество, служа в Вооруженных силах, что я и сделал.
   В Тарской средней школе учителя научили меня не только грамоте, но и любви к родному краю, и к ее народу, к ее культуре и к литературе.
Чем основательнее изучал я творчество Коста Левановича Хетагурова, тем больше поражался граням его творчества. Величайшую любовь он питал к  нашей Осетии! Я восторгался, как сильно трогали его душу, сердечные чувства наши снежные горы, нужды и чаяния нашего народа! Сколько прекрасных произведений он написал про нашу малую Родину - Осетию! И мне захотелось написать про наше село песню или стихотворение.
Мне тогда казались достаточными  те знания о стихосложении, которым нас обучал в школе наш учитель Владимир Захарович Багаев.
        Однажды, я тогда учился в 6 классе, сунул в карман своих штанов лист бумаги и карандаш и поднялся на вершину Фатан, думая, что здесь, на вершине, на меня нападет сильное вдохновение и родится что-то гениальное, например, стихотворение.
Но, тогда на вершине горы больше трех строчек ничего не удалось мне сочинить. И только ко времени окончания школы, когда мои три строчки «выросли» до четырех куплетов, я осмелился и показал их соседу, поэту и журналисту Авраму Николаевичу Багаеву.
Он внимательно причитал моё творение и сказал:
 -Да ты поэт! Мне понравились твои стихи. Напиши еще что-нибудь!
Я будто снова оказался на вершине горы от счастья и похвалы Аврама Николаевича. Я спросил его:
-Дядя Аврам, а можно я покажу свой стих поэту Сергею Заурбековичу Хугаеву?
- Покажи  их и Сергею Заурбековичу,- сказал Аврам,- только он скажет тебе: «Сырое твое стихотворение, сырое!». Но ты всё равно покажи ….   
     Зачем я только заговорил о Хугаеве Сергее? Для меня достаточна была оценка самого Аврама Николаевича. Но что оставалось делать? В поисках встречи я несколько дней бродил по улицам села со своей тетрадкой и однажды встретил нашего известного поэта Сергея Заурбековича и бесцеремонно сунул в его руки свою тетрадку. Сергей Заурбекович остановился, внимательно посмотрел на меня, перевёл взгляд на тетрадку, пролистал ее, прочитал мой стих, мне показалось, уж очень быстро, помолчал и сказал:
 - Подойди ближе! Сырое творение твое, сырое. Над ним поработать еще надо! – и сунул в мои руки тетрадку.
Второго поэта Коста Хетагурова из меня не получилось…
  С тех давних времен моего детства творчество нашего славного Коста Хетагурова для меня, как луч света. В его произведениях я нахожу ответы на самые животрепещущие вопросы нашей жизни, особенно теперь, в новейшее время в истории нашего государства, когда так просто поменялся его общественно-политический строй и снова народ наш разделился на богатых и бедных.
    Я помню детские годы, когда мне моя мама пела песни «Пропади», «Горе», «Без доли». Она и не знала, что автором этих песен  является Коста, так как думала, что эти песни были народными.
    Впервые, в  12 летнем возрасте,  в тарский лес на охоту  меня взял мой дядя Миша - Михаил Иосифович. В то время он считался в селе опытным охотником. Ранее, не так давно, он принес с собой из леса волчью шкуру.
Сосед наш, Борис Самсонович, острослов  и балагур, говорил, что этого бедного волка не Миша застрелил, а доблестный охотник нашел его уже мертвым. Эти слова Бориса дошли до слуха Михаила.
- Как  это я нашел волка мертвым, когда я лично его застрелил!?- сердито возражал Михаил Иосифович.
        - Конечно, нашел его мертвым,- не успокаивался Борис. – Когда тот несчастный волк узнал, что на него будет охотиться такой опытный охотник, как Михаил, то у него от страха сердце разорвалось, и он умер!
    Я очень радовался, что и мне доверили  настоящее ружье и гордо нес эту тяжелую ношу на плече. Я был уверен, что вместе с дядей Мишей мы обязательно застрелим волка или кабана. Пройдя мелколесье и  добравшись до лесной чащи, мы приготовили наши ружья и начали бесшумно пробираться по лесу. Через некоторое время мы услышали треск ломающихся веток. Миша мне шепотом сказал, что это медведь ломает ветки деревьев.
        Зарядив свои ружья подходящими  патронами, мы залегли и стали ждать, когда покажется медведь. Пролежав около часа и не увидев медведя, мы сами начали осторожно, на животах, ползти вперед. Наконец-то мы доползли до того места, откуда доносились треск ломающихся веток. Мы оказались в густом лесу с высокими деревьями, верхушки которых подпирали небосвод. Мы внимательнейшим образом осмотрели деревья, но никакого зверья мы так и не увидели. Но зато обнаружили, что из-за осыпи под одним деревом, оно наклонилось и почти повалилось на окружавшие его другие деревья. Будто боясь за его падение, соседние с ним деревья приняли его падение на себя и, ломая собственные ветки, медленно опускали его на землю.
  Долго смотрел я на эту драматическую картину леса. Больше всего поразило меня не «безголовое и безумное» дерево, так неосторожно выросшего на краю овражка с осыпью, а соседние деревья, которые, словно живые, протянули свои ветки к пошатнувшему дереву, не давая ему упасть на землю.
   Раздумывая о современной жизни, я часто вспоминаю эту картину природы, эти деревья в дремучем лесу возле родного села и в душе становится тревожно и не весело о судьбах моего народа.
Куда подевались чистые, высокие обычаи нашего осетинского народа? Почему  вместо взаимной  помощи мы предаем друг друга? Почему мы забыли сокровище предков - «зиу»? Кто? Где? Когда проводился в последнее время, в пользу нуждающегося, зиу? Почему мы не выполняем завет нашего вождя Коста Хетагурова: «Дети Осетии! Братьями станем!» А вот деревья, как братья…
   Моя первая охота в лесах Тарского стала и последней. Больше никогда я на охоту не ходил.
 Вспоминаю, как когда-то в детстве я слушал, как наш сосед Аврам Николаевич наигрывал на балалайке какие-то мелодии и напевал какую-то песню.
-Ой! Вершина, вершина!- напевал Аврам и, хотя  я не понимал тогда, что означает русское слово «вершина», но незатейливая мелодия  балалайки тогда согревала душу, возможно, потому, что её напевал родной по духу человек. Это он, Аврам Николаевич, попросил меня, чтобы я начал писать статьи и заметки о жизни наших земляков в Москве для республиканской газеты «Растдзинад». Это он предложил мне, чтобы я написал на своем языке рассказы с непременным условием, чтобы они были написаны коротко и сжато, чтобы их удобно было печатать на страницах газеты. В 2022 году не стало замечательного человека и журналиста Аврама Николаевича Багаева. Спасибо тебе, Аврам Николаевич и Царство тебе небесное!
   Улицы Тарского. Я до сих пор считаю, что село Тарское до сих пор не знает, что и сельские улицы должны быть прямыми, без ям и ухабов, проезжая часть должна быть покрыта асфальтом, что для пешеходов должны быть оборудованы пешеходные переходы и уложены тротуары. Таких грязных дорог, как в Тарском во времена моего детства, я в других местах не встречал.   Особенно вспоминается так называемый «чертов овраг», расположенный прямо по дороге в школу. Если мне необходимо было пройти этот участок дороги, то я дожидался  какого-нибудь пешехода, чтобы с ним преодолеть это препятствие. Когда же других пешеходов не было, то я долго всматривался вниз оврага и, не обнаружив никого из подземной нечисти, бросался со всех ног бежать до другого края оврага. Как я удивлялся тогда смелости людей, проживавших в соседнем с оврагом доме!
     Село Тарское… Конечно, время идет, годы идут и оставляют свои следы не только на лице моем. Но в отличие от человека, истекшее время изменило в лучшую сторону виды села. Центральную улицу покрыли асфальтом. Построили новую сельскую школу.
 Но неизмененными остаются и смотрят на село сверху с одной стороны гора Столовая и с другой гора Фатан - Кажчибос. Они, да голубой небосвод, да золотое солнце, да серебристый месяц, да высокие звезды являются свидетелями жизни и перемен села Тарского.
…. Долго стоял я на месте дома, который когда-то построил мой отец. Дома, в котором я учился ходить, говорить на родном языке, где провел я свои детские годы, где меня так сильно любили и где я полюбил весь мир, уже не было. Во время конфликта с ингушами в 1992 году дом был сожжён и только остатки фундамента со следами пожара говорили о тех трагических событиях, происшедших здесь без меня.
 Останки огородного забора валялись тут и там. Я подбежал к одному из уцелевших столбов ограды и обнял его как живого. Мои бессовестные слезы, не стесняясь ни моего сына, ни моих других спутников, ручьем бежали по моим щекам, будто они ожидали, что вот-вот выбежит моя мама и вытрет своими мягкими руками мои мокрые щеки.
Мне показалось, будто со стороны соседского дома, где проживала семья Коста Гагиева, в мою сторону по дороге бежал, нет! - летел, не касаясь земли ногами, мальчик-ангел.
Мне показалось, что этот мальчик-ангел – это я в детстве, уж очень похож он был  на меня. Он как  когда-то  и  я, полвека назад, бежал навстречу моему отцу, чтобы тот подхватил меня на руки, подбросил вверх и усадил на свои плечи!
   Жители Тарского. Какие совестливые, добросердечные, трудолюбивые люди живут в этом селении!
И если грязь на дорогах и все остальные сельские неудобства мешают нормальной жизни сельчан, все же их чистая совесть, высокая честь и  их трудолюбие заставляют сверкать, как звезду, село Тарское среди остальных сел Осетии! Эта звезда для меня является путеводной звездой на пути моей жизни.