Песочница

Ей снился чудесный сон. Наверху облака складывались в замысловатые фигуры, под ногами рассыпался теплый песок, и над всем, что оказывалось в поле её зрения, витала какая-то  легкая, приятная дымка.
 Но как всегда девушка не могла ни уловить, с чего этот сон начинался, ни рассмотреть вдали его окончание.
Просто в какой-то миг туман исчез, и она осознала себя сидящей на углу огромной песочницы. В песочнице играли дети. Они были разбиты по двое, по принципу мальчик -девочка, и Уля насчитала в поле видимости четыре подобных пары.
Все они внешне не походили друг на друга, но девушка всё же улавливала между ними тесную связь, какую-ту близкую и ей самой энергию.
Уля чуть-чуть постояла, прислушиваясь к этому странному ощущению, а потом желая обойти песочницу по периметру, двинулась вдоль ограждения,
У одной пары она задержалась. Детишки, лет пяти-шести,  сидели тесно прижавшись друг к другу спинками, однако занимались каждый своим делом. Девочку она разглядеть не смогла, так как та была отвернута от неё, а вот мальчик, встретившись с незнакомкой взглядом, улыбнулся и кивнул.
У девушки сбилось дыхание. Этот мальчик напомнил ей детские альбомы, что хранились у них дома. Ребенком в песочнице несомненно был Олег. Но ещё  до того, как Уля осознала это, она ощутила небывалую волну любви, свободно прошедшую через всё тело и захлестнувшую  даже волнорез её сознания.
Уля заплакала, но заметив недоуменное выражение на лице ребёнка, тут же улыбнулась
- Я тебя люблю
Беззвучно прошептала она одними губами и двинулась дальше. Ей хотелось найти позицию, с которой удалось бы рассмотреть и девочку. Но где бы Уля не останавливалась, лицо той всегда оставалось скрытым в тени.
Попытки попасть в песочницу тоже ни к чему её не привели. Барьер сна надёжно хранил свою тайну, указывая девушке на двери, но не давая до поры проявиться ключам.
Однако она была благодарна уже и за эту возможность наблюдать. Уля чувствовала наполнение, какое-то нежное трогательное переживание, что вызывало в ней это путешествие.
Один раз, правда, ей довелось ощутить и нечто неприятное.
 Она как раз проходила мимо очередной парочки. Эти дети были намного старше, ближе к подростковому возрасту и сидя друг к другу лицом, о чём- то переговаривались. Они находились от неё  довольно далеко , поэтому Уля не могла расслышать слов, но совершенно явственно ощущала энергию ссоры. Девушка замечала вокруг них разрушения и буквально считывала всё то болезненное напряжение, что излучали сейчас  дети. Ей совершенно не хотелось здесь задерживаться.
Однако скоро давешнее приятное волнение к ней вернулось, и Уля осознав взаимосвязь, резко остановилась.
На глаза снова стали наворачиваться слёзы. В этот раз она хорошо видела обоих, как мальчика, так и девочку. Они тоже были года на три-четыре старше первой пары, но от вида этих детей внутри рождалось исключительно чувство умиротворения, уюта и какого-то душевного благополучия.
Дети её заметили, но одарив приветливыми взглядами, сразу же вернулись к достройке своего сложного сооружения.  Это был песочный замок, построенный по всем канонам древнего искусства; со множеством комнат, переходов и закоулков. Девочка казалась полностью поглощенной своим творчеством, и старательно вылепливая очередную комнату, улыбалась и что-то шептала себе под нос. Мальчик же периодически отвлекался от работы. Тщательно вытирая о штанины руки, выпачканные в мокром песке, он брал лежавший рядом с ним блокнотик. Там он что-то то ли рисовал, а то ли записывал, но его взгляд в эти мгновения становился поразительно осмысленным и ясным.
Уле вдруг стало страшно любопытно, что же мальчик там пишет.
И прежде чем она осознала, что произносит это вслух, расслышала собственную просьбу:
- А ты не мог бы дать мне посмотреть свой блокнот? Всего на минутку…
Уля даже не успела удивиться тому, с какой готовностью мальчик подошёл к ограждению и протянул ей то, о чём  она попросила.
Девушка благодарно ему улыбнулась, и ощущая трепет, раскрыла намокший блокнотик на первом развороте.

***
« Похоже, что это уже проблески настоящего покоя»
Записал он и  облокотился на спинку старого  кресла.  То стало медленно крениться к земле, но встретив опору в виде ствола, застыло в неподвижности. В это мгновение замер и мир. Тень от кедра полностью скрыла фигуру мужчины, и только стопы, теперь приподнятые над землёй, остались обутыми в солнечные тапочки.
Внезапно Джи Ну ощутил энергетический ток, что прошил насквозь тело, и выйдя из темени, растворился в кроне.  Вот тогда то покой и проник внутрь. Чувство какого-то безвременья и удовольствия. Душа словно бы давала ему после муторного долгого восхождения передышку.  Это была её  благодарность за труд нести тяжёлый груз, что он взял в своё путешествие и который до поры не осознавал.
Он начал вести записи весной, как раз тогда, когда они временно переехали в родительский дом. В те дни незримая ноша особо сильно придавливала его необъяснимым чувством вины и вспышками гнева. Как жёсткие лямки, они натирали душевную кожу почти до мозолей, однако параллельно, как ему казалось, происходило и нечто целительное. Его словно бы приподнимало по чуть-чуть над будничной реальностью, позволяя заглядывать за грань.
Но  всё же сны, синхронности, знаки; то, что казалась поначалу  таким занимательным  и вдохновляющим, по мере того, как он поднимался, ощущалось всё тяжелее. Периодически  Джи Ну чувствовал себя настолько утомленным жизнью, что  у него даже не было сил разгадывать причину этого недомогания. Однако мужчина не желая никого беспокоить,  делился своими переживаниями лишь с дневником.
 Он замечал, что Рита, носившая сейчас их ребёнка, тоже как-то отдалилась. Ушла вглубь собственных чаяний и бесконечно много и подолгу гуляла в одиночестве.
И оба  друг друга ни о чём не спрашивали.
Джи Ну желая хоть немного отвлечься, периодами погружался с головой в работу. Он практиковал свои врачебные навыки, принимая пациентов отца, перестраивал родовой дом и вынашивал план переезда. Его словно бы  гнало куда-то необъяснимое беспокойство, желание что-то изменить, бросить самому себе вызов. Как ни странно, Рита  сразу же поддержала его идею, пояснив , что интуитивно тоже чувствует эту необходимость.
Она сказала ещё кое-что странное, и он даже не сразу её понял. Что-то вроде того, что это вовсе не физический переезд, а нечто для них большее. Говорила девушка и про какую-то уникальность, упомянула и последующее возвращение.
Рита передавала ему свои видения с такой уверенностью, что и он сдаваясь предчувствиям жены, успокаивался. Разум пусть и сопротивляясь, но всё же облекал эфир идей в материальные одежды, так Джи Ну приступил к подготовке. Именно  на этом переходном этапе он и стал осознавать, насколько же сложно ему доверять собственным чувствам и интуитивным импульсам.
Ранняя потеря горячо любимой матери и сестры, а потом пот и кровь войны сделали его осторожным и недоверчивым. Но было ещё  некое «до» , то чего он не помнил, но что добавляло прилично весу к этим и без того мучившим его сложностям.
Со времени знакомства с  Ритой  многое, конечно, стёрлось с  доски сознания. Прежде любое уравнение  обязано  было иметь точный ответ,  теперь же непреложных истин становилось всё  меньше.
Именно этой весной, наблюдая за собой и другими, Джи Ну стал делать удивительные открытия. Например,  как менялось лицо Риты при разговорах о каких-то совершенно очевидных, материальных нюансах жизни.  Она на миг становилась такой серьёзной, что Джи Ну буквально кожей считывал её страх. И для него это было удивительным.
 Почему она совершенно не боится  мистики, с некоторых пор с ними происходящей, но её повергают в растерянность и уныние всякие обыденные вещи. Нельзя, конечно, было сказать, что и переезд в большой город являлся чем-то обыденным,  но дело это было уже решённым и много раз обговорённым.
 Мужчина тогда впервые увидел жену настолько уязвимой. Она всегда казалась ему человеком неунывающим,  выдержанным, и  при этом, что удивительно, будто не от мира сего. Тем, кто находился в контакте со всякими чудесами, вроде единорогов и тому подобного.
 Но в то время для Джи Ну неожиданно стала открываться и другая её сторона; капризная и обидчивая. Её собственный внутренний ребёнок просвечивал теперь через взрослую личность до малейшей косточки, до едва заметной на лице родинки.
Когда они приступали к сбору вещей, она сразу же начинала жаловаться и плакать. Плакала Рита, и когда он договаривался с паромщиком. А потом когда они с отцом
Песочница

Ей снился чудесный сон.
Наверху облака складывались в замысловатые фигуры, под ногами рассыпался теплый песок, и над всем, что оказывалось в поле её зрения, витала какая-то легкая, приятная дымка.
 Но как всегда девушка не могла ни уловить, с чего этот сон начинался, ни рассмотреть вдали его окончание.
Просто в какой-то миг туман исчез, и она осознала себя сидящей на углу огромной песочницы.
В песочнице играли дети. Они были разбиты по двое, по принципу мальчик -девочка, и Уля насчитала в поле видимости четыре подобных пары.
Все они внешне не походили друг на друга, но девушка всё же улавливала между ними тесную связь, какую-ту близкую и ей самой энергию.
Уля чуть-чуть постояла, прислушиваясь к этому странному ощущению, а потом желая обойти песочницу по периметру, двинулась вдоль ограждения.

У одной пары она задержалась. Детишки, лет пяти-шести,  сидели тесно прижавшись друг к другу спинками, однако занимались каждый своим делом. Девочку она разглядеть не смогла, так как та была отвернута от неё, а вот мальчик, встретившись с незнакомкой взглядом, улыбнулся и кивнул.
У девушки сбилось дыхание. Этот мальчик напомнил ей детские альбомы, что хранились у них дома. Ребенком в песочнице несомненно был Олег. Но ещё  до того, как Уля осознала это, она ощутила небывалую волну любви, свободно прошедшую через всё тело и захлестнувшую  даже волнорез её сознания.
Уля заплакала, но заметив недоуменное выражение на лице ребёнка, тут же улыбнулась

- Я тебя люблю

Беззвучно прошептала она одними губами и двинулась дальше. Ей хотелось найти позицию, с которой удалось бы рассмотреть и девочку. Но где бы Уля не останавливалась, лицо той всегда оставалось скрытым в тени.
Попытки попасть в песочницу тоже ни к чему её не приводили. Барьер сна надёжно хранил свою тайну, указывая девушке на двери, но не давая до поры проявиться ключам.
Однако она была благодарна уже и за эту возможность наблюдать. Уля чувствовала наполнение, какое-то нежное трогательное переживание, что вызывало в ней это путешествие.

Один раз, правда, ей довелось ощутить и нечто неприятное.
 Она как раз проходила мимо очередной парочки. Эти дети были намного старше, ближе к подростковому возрасту и сидя друг к другу лицом, о чём- то переговаривались. Они находились от неё  довольно далеко , поэтому Уля не могла расслышать слов, но совершенно явственно считывала энергию ссоры. Девушка буквально ощущала всё то болезненное напряжение, что излучали сейчас  дети, и ей совершенно не хотелось здесь задерживаться.

Однако скоро давешнее приятное волнение к ней вернулось, и Уля осознав взаимосвязь, резко остановилась.
На глаза снова стали наворачиваться слёзы. В этот раз она хорошо видела обоих, как мальчика, так и девочку. Они тоже были года на три-четыре старше первой пары, но от вида этих детей внутри рождалось исключительно чувство умиротворения, уюта и какого-то душевного благополучия.
Дети её заметили, но одарив приветливыми взглядами, сразу же вернулись к достройке своего сложного сооружения.
Это был песочный замок, построенный по всем канонам древнего искусства; со множеством комнат, переходов и закоулков. Девочка казалась полностью поглощенной своим творчеством, и старательно вылепливая очередную комнату, улыбалась и что-то шептала себе под нос. Мальчик же периодически отвлекался от работы. Тщательно вытирая о штанины руки, выпачканные в мокром песке, он брал лежавший рядом с ним блокнотик. Там он что-то то ли рисовал, а то ли записывал, но его взгляд в эти мгновения становился поразительно осмысленным и ясным.
Уле вдруг стало страшно любопытно, что же мальчик там пишет.
И прежде чем она осознала, что произносит это вслух, расслышала собственную просьбу:

- А ты не мог бы дать мне посмотреть свой блокнот? Всего на минутку…

Уля даже не успела удивиться тому, с какой готовностью мальчик подошёл к ограждению и протянул ей то, о чём  она попросила.
Девушка благодарно ему улыбнулась, и ощущая трепет, раскрыла намокший блокнотик на первом развороте.

***
«Похоже, что это уже проблески настоящего покоя»
Записал он и  облокотился на спинку старого  кресла.  То стало медленно крениться к земле, но встретив опору в виде ствола, застыло в неподвижности. В это мгновение замер и мир. Тень от кедра полностью скрыла фигуру мужчины, и только стопы, теперь приподнятые над землёй, остались обутыми в солнечные тапочки.
Внезапно Джи Ну ощутил энергетический ток, что прошил насквозь тело, и выйдя из темени, растворился в кроне.  Вот тогда то покой и проник внутрь. Чувство какого-то безвременья и удовольствия. Душа словно бы давала ему после муторного долгого восхождения передышку.  Это была её благодарность за труд нести тяжёлый груз, что он взял в своё путешествие и который до поры не осознавал.

Он начал вести записи весной, как раз тогда, когда они временно переехали в родительский дом. В те дни незримая ноша особо сильно придавливала его необъяснимым чувством вины и вспышками гнева. Как жёсткие лямки, они натирали душевную кожу почти до мозолей, однако параллельно, как ему казалось, происходило и нечто целительное. Его словно бы приподнимало по чуть-чуть над будничной реальностью, позволяя заглядывать за грань.
Но  всё же сны, синхронности, знаки; то, что казалась поначалу  таким занимательным  и вдохновляющим, по мере того, как он поднимался, ощущалось всё тяжелее. Периодически  Джи Ну чувствовал себя настолько утомленным жизнью, что  у него даже не было сил разгадывать причину этого недомогания. Однако мужчина не желая никого беспокоить,  делился своими переживаниями лишь с дневником.

 Он замечал, что Рита, носившая сейчас их ребёнка, тоже как-то отдалилась. Ушла вглубь собственных чаяний и бесконечно много и подолгу гуляла в одиночестве.
Оба друг друга до поры до времени так ни о чём и не спрашивали.

Джи Ну желая хоть немного отвлечься, периодами погружался с головой в работу. Он практиковал свои врачебные навыки, принимая пациентов отца, перестраивал родовой дом и вынашивал план переезда. Его словно бы  гнало куда-то необъяснимое беспокойство, желание что-то изменить, бросить самому себе вызов. Как ни странно, Рита  сразу же поддержала его идею, пояснив , что интуитивно тоже чувствует эту необходимость.
Она сказала ещё кое-что странное, и он даже не сразу её понял. Что-то вроде того, что это вовсе не физический переезд, а нечто для них большее. Говорила девушка и про какую-то уникальность, упомянула последующее возвращение.
Рита передавала ему свои видения с такой непосредственной уверенностью, что и он сдаваясь предчувствиям жены, успокаивался. Разум пусть и сопротивляясь, но всё же облекал эфир идей в материальные одежды. Так Джи Ну приступил к подготовке.

Именно  на этом переходном этапе он и стал осознавать, насколько же сложно ему доверять собственным чувствам и интуитивным импульсам.
Ранняя потеря горячо любимой матери и сестры, а потом пот и кровь войны сделали его осторожным и недоверчивым. Но было ещё  некое «до» , то чего он не помнил, но что добавляло прилично весу к этим переживаниям о непредсказуемости грядущего.
Со времени знакомства с  Ритой  многое, конечно, стёрлось с  доски сознания. Прежде любое уравнение обязано  было иметь точный ответ,  теперь же непреложных истин становилось всё  меньше.

Именно этой весной, наблюдая за собой и другими, Джи Ну стал делать удивительные открытия. Например,  как менялось лицо Риты при разговорах о каких-то совершенно очевидных, материальных нюансах жизни.  Она на миг становилась такой серьёзной, что Джи Ну буквально кожей считывал её страх. И для него это было удивительным.
 Почему она совершенно не боится мистики, с некоторых пор с ними происходящей, но её повергают в растерянность и уныние всякие обыденные вещи.
Нельзя, конечно, было сказать, что и переезд в большой город являлся чем-то обыденным,  но дело это было уже решённым и много раз обговорённым.
 Мужчина тогда впервые увидел жену настолько уязвимой. Она всегда казалась ему человеком неунывающим,  выдержанным, и при этом, что удивительно, будто не от мира сего. Тем, кто находился в контакте со всякими чудесами, вроде единорогов и тому подобного.
 Но в то время для Джи Ну неожиданно стала открываться и другая её сторона; капризная и обидчивая. Её собственный внутренний ребёнок просвечивал теперь через взрослую личность до малейшей косточки, до едва заметной родинки на лице.
Когда они приступали к сбору вещей, она сразу же начинала жаловаться и плакать. Плакала Рита, и когда он договаривался с паромщиком. А потом когда они с отцом заколачивали их первый супружеский дом.
Было ли это связано с её беременностью или тем, что он теперь сознавал всё намного яснее, на этот вопрос у мужчины ответа пока не было.
Но становилось всё очевиднее, насколько прежде он был склонен к идеализации. Сначала он воспринимал сквозь искажённую призму самого себя, но после встречи с Ритой перенаправил её на других. За женой, например, Джи Ну долго не признавал обыкновенные человеческие слабости, за которые сам себя, сравнивая, мог судить так строго. Теперь мужчина словно бы оказался перед совершенно ясным зеркалом, и воспринимая сначала своё отражение, всё детальнее мог рассмотреть и самого себя.

Джи Ну очнулся от дрёмы в тот момент, когда солнце застыв на пороге, уже кидало свои последние приветы. Земля мягко погружалась в сумерки

-Проснулся, родной?

Он ощутил руку жены на своём плече, а через секунду увидел и её саму. Нежно улыбающуюся, такую непередаваемо родную. Рита протягивала его записи,  видимо, выпавшие из рук, когда он уснул. Мужчина притянул девушку к себе, кресло скрипнуло от натуги, но выдержало. Кутаясь в её волосы, он спросил:

- Давно ты тут стоишь?

- Нет… мы тоже поспали на дорожку, только в доме.

Рита поцеловала его, а потом любовно тронула живот.

- Пора собираться…паром уже причалил.