Картинки из детства

Картинки из моего детства.
У меня есть очень ранние воспоминания, я помню отдельные эпизоды из жизни, когда мне еще не было трёх лет.
Я помню, как мы с бабушкой собирали маленькие изящные незабудки. Я их разглядывала, а бабушка объяснила, что это НЕЗАБУДКИ. Я смотрела на них - и эти нежные голубые звёздочки казались мне волшебными. Это было на берегу Волги. Город Калинин, теперь это Тверь - моя родина.
Ещё помню, как девочки ссорились. Они стояли друг против друга и ругались. Я была самая маленькая. И одна из них сказала: "У вас дом плохой! Он скоро развалится. Вон, даже такая маленькая Мариночка может его развалить. Мариночка, подойди, сдвинь кирпич в их дурацком доме!"
 Я не знала, зачем это надо. Но я была с этими девочками - и сделала то, что мне сказали: подошла и сделала вид, что сдвигаю кирпич. Кирпич был сильно вдавлен в стену. Это строители небрежно сделали кладку - а малыши разыграли сценку. Глупо, конечно. Но удивительно, что я помню это - дома из белого кирпича, красивую девочку в белой шубке и две группы девочек в серых пальто, клоторые почему-то ссорились - и кирпич в стене дома.

 Когда мне было три года, семья переехала в Смоленскую область. Мой отец -  военный инженер боевого авиационного полка. Гарнизон был небольшой. В основном семьи военных жили в кирпичных одноэтажных домах, по четыре семьи в каждом доме. Мы имели две небольшие комнаты и кухню. Печка давала тепло. В маленькой кухне была тоже печка, а в ней плита, на которой готовили. А ещё была керосинка. Я даже помню, как на ней готовили, я даже помню не очень-то приятный, но привычный запах. Печку топили дровами и углем. Воду носили из колонки в вёдрах.
Наш посёлок назывался Шаталово-1.

 Чудесное тёплое благоухающее лето. Всё вокруг зеленое, много солнечных дней, много радости, много счастья.

 Я хорошо помню, как приятно было проснуться летним утром и чувствовать - впереди новый волшебный день.
Возникает, как живая, картинка перед глазами: я совсем маленькая, мне четыре-пять лет.
 Пахнет разогретая земля, пахнет трава, пахнут яркие цветы около дома. Я открываю дверь и выхожу в изумительный мир, где яркие теплые лучи солнца заливают все вокруг. Огромные кусты золотых шаров, птицы громко щебечут, ласково окутывают ароматы лета. Синее небо и белые пухлые облака, похожие на барашков. Я любила смотреть на них и часто мечтала, что когда-нибудь смогу там, высоко в небе, поваляться на каком-нибудь чудесно-мягком, воздушном, сказочно приятном облаке.
 Мягкие пухлые облака! А моя бабушка объясняла мне, что это нам только кажется. Облака - это не мягкие подушки, там пустота, это всего лишь капельки пара. Но я все равно не верила, я мечтала полежать там, на мягких облаках, высоко в небе - ведь я же ВИЖУ, что облака есть.

 Когда приходили холода, топили печку.
Опять яркое воспоминание: я сижу около печки и любуюсь на золотые угли. Ведь там - сказочное царство. Я могла смотреть на золотые угли и язычки пламени очень долго. Мне там виделись принцессы и принцы, сказочные замки и драконы, феи и гномики.
 Ко мне подходит мама, обнимает. Ласковые руки моей мамочки, я помню их. Даже если погода была не очень хорошая, серая, после дождичка, мама говорила: "Иди-ка ты и погуляй немного. Нельзя сидеть целый день дома, без свежего воздуха". И я шла прогуляться. В такие дни подружки обычно сидели дома. Я помню, как я гуляла одна и пела грустные песенки. Но мне не было грустно. Вокруг были знакомые зеленые лужайки, голые деревья, листья на них уже облетели (или еще не появились), серые сараи - но всё равно какой-то покой. Тишина. Скромная красота обычного пейзажа.
А потом я возвращалась домой, к маме и бабушке, в уютное тепло, к печке, книжкам, фантазиям.

 Отца по вечерам часто не было дома - он был главный инженер полка, работы было много, рабочий день не нормирован. Приходил усталый - и ужинал. Делился с мамой событиями и проблемами. Мама сочувствовала и давала советы. Отец хмурился, нередко был расстроен. Он никогда не пил, не курил, много работал. Воевал. Дошел до Берлина. Потом воевал в Чехословакии. Какое-то время их военная часть стояла в Австрии. После того как вернулся в Союз, смог поступить в академию Можайского. Воспользовался льготными условиями для фронтовиков - и смог закончить инженерную академию благодаря своему упорному труду и хорошим способностям.
 Мать отца, моя бабушка, была совсем неграмотная, даже подпись поставить не могла, ставила вместо подписи крест, а его отец - полуграмотный, всего лишь мог кое-как мог нацарапать несколько слов, немного читал по слогам. Если вспомнить, что отец учился в сельской школе и только в последние два года вместе с семьёй перебрался в Сталинград, где закончил обучение - то это кажется чудом: из неграмотной семьи, после сельской школы, после фронта - академия Можайского в Ленинграде.
 Академия Можайского - старейшее из высших военных учебных заведений России, ведёт свою историю с 16 января 1712 года, когда Пётр I подписал указ о создании первой Инженерной школы.
 Опытные педагоги-инженеры, высокий уровень технических дисциплин. Многие поступившие фронтовики вылетали оттуда быстро, не справившись с обучением. Отец знал, что надо получить образование. Он даже в праздники мог чертить курсовой и готовиться к экзаменам. Очень стремился к образованию, хотел встать на ноги, вылезти из унизительной бедности, помочь семье: отцу, матери, сестре.
 Он каждый месяц посылал им деньги.
После войны в некоторых регионах Советского Союза был страшный голод, умерло много людей.
 Воронежская область, где жили родители отца, переживала такой голод несколько раз, в том числе и до войны. Именно поэтому его отец с помощью какого-то родственника сумел сбежать в Сталинград. Там его отец, мой дедушка, устроился грузчиком. В семье было четверо детей. Вообще-то бабушка по отцу, которая не умела считать, никогда не могла мне ответить точно, сколько именно у неё было детей. То ли десять, то ли одиннацдать. Когда мы с ней разговаривали, она путалась в своих рассказах, память уже её подводила. Ей было под 80, когда она приезжала к нам. Она хорошо помнила первенца, который в год с небольшим упал в колодец и утонул. А потом она загибала пальцы и говорила: "Петр-младенец, Павел-младенец, потом - опять Пётр-младенец.. ой, погодь.. Павел? Пётр?" И сбивалась. Младенцев она не помнила. Память хранила тех, кто умер в пять-десять лет, но мне уже не вспомнить, отчего умерли эти дети.
 Брат отца воевал, был ранен, вернулся с войны - и вскоре умер от ран. Сестра отца Валя умерла в 18 лет от тифа. До старости дожили двое: мой отец и его сестра Шура.

 Когда семья буквально сбежала в Сталинград, в их родном селе Верхний Карачан многие умирали от голода. Ели кору, лебеду, клевер. Кошек и собак съели ещё раньше. В это время СССР продавал зерно, чтобы платить за быструю индустриализацию. Семья отца жила в подвале, вместо паспорта была некая справка (возможно, фальшивая). Жили в ужасной бедности. У отца были одни старые брюки.
 "Городские были одеты хорошо. Но меня не дразнили. Хорошо относились. Знаешь, они были лучше деревенских. На выпускной меня пригласили. Я поразился. Сказали: ничего, приходи обязательно. Не надо денег (они все сдавали деньги на выпускной) У меня ведь совсем денег не было, чтобы сдать взнос на выпускной. А ещё мне два раза дали билет в театр, за хорошую учёбу наградили, - рассказывал он мне - Чтобы немного заработать, я пытался поработать грузчиком. Но было так тяжело, что я еле-еле дошел до дома. Меня шатало. И я больше не пошел. А другой работы не было. Я знал, что важнее всего закончить школу, получить образование".
 
 После школы отец был призван в армию, и только там он наконец-то поел так, что его перестал терзать голод. Он мне так и сказал: "В армии кормили хорошо. Не забыть. Впервые после обеда я почувствовал, что наелся. То есть я бы, конечно, ещё съел, - но меня перестал мучить голод".
 Сначала он служил на Халкин Голе. Потом началась война и их военную часть через всю страну отправили на фронт. Страшные бои 41-го года. Большинство тех, кто был с ним рядом, погибли. Но отцу повезло. В 42 году его отправили на учебу артиллеристом. И он продолжил войну уже в 44 году (насколько я помню). Участвовал в боях в Германии, во взятии Берлина. Имел ордена и медали.


 Вернусь к воспоминаниям детства. Помню, как в холодную пору года по вечерам лежу на диване и слушаю сказки. Потом я научилась читать сама, любила читать детские книжки, которых у меня было много, знала почти наизусть многие рассказы и сказки, разглядывала иллюстрации, мечтала. Волшебная палочка, старик Хоттабыч, волшебная лампа Алладина... Ах, где бы найти такие чудеса?

 Ещё одна радость из детства - это котята. Маленькие, пушистые, забавные создания - они играли, и я не хотела идти гулять. У меня был праздник, когда у нашей кошки родились малыши. Они атаковали друг друга, иногда очень смешено атаковали свою кошку-маму, они играли с мячиком, наскакивали на свое отражение в зеркале, они выделывали акробатические трюки — а я на них любовалась. Или играла с ними: привязывала кусочек бумажки на веревочку, котята за ней гонялись.
Наша кошка была настоящая красавица. Сибирская. Пушистая. Умная. Сильная. Я любила кошку, но она взрослая и очень серьезная. А котята - шаловливые озорники. Они любили играть. Это было лучше любого другого развлечения.
У меня не было братьев и сестер. Котята были мои маленькие друзья.

 Зимой мы радостно катались на санках. Строили снежные крепости. Копали пещеры в сугробах.
Новый год помню. Самодельные гирлянды. Красавицу ёлку из леса. Сколько радости была наряжать эту ёлку - словами трудно передать. Ликование и гордость.
Всё сверкает, искрится, светится. Запах мандарин, хвои, подарки с конфетами. Мы разглядывали каждый фантик. Самые красивые хранили в коробочках. А потом обменивались.
Летом устраивали "секретики" под стеклом в земле - раскопаешь "секретик", а там  блестящие фантики, бусинки, разноцветные стеклышки, цветы. Красиво - глаз не оторвать!

 Хорошо помню, какие замечательные узоры появлялись на окнах, когда на дворе стояли морозы. Я очень любила эту заиндевевшую волшебную красоту: листья, цветы, деревья, изумительные плавные линии, сияющие голубоватые рисунки. Невидимый художник рисует кистью на стекле - а я разглядываю и восхищаюсь.
 
 Дни в детстве были длинные. И приносили что-то новое. Хорошее. Радостное.
 Пока ты ещё ребёнок.
 Потом это уходит.
 Потом это уже не так остро.

 Хорошо помню, как я волновалась и ждала первый день в школе. "Первый раз в первый класс". Это было счастье! Белые банты, букеты цветов, торжественная линейка, радостное ожидание чего-то замечательного.
 
 Школа была в деревянном сером бараке. Туалет во дворе. Ходить в школу нам было очень далеко. Мы каждый день долго шли по длинному шоссе. Когда было холодно, ветер продувал насквозь, как бы тепло не одевались.
Половина класса - дети из деревни, а другие ученики - дети военных. Деревенские учились плохо и нередко шумели на уроках. Учительница делала им замечания, иногда ставила в угол, отчитывала, иногда записывала в дневник замечания. Она была добрая. Мы её очень любили. Я помню её имя: Евдокия Афанасьевна. Она тоже была из деревни. Всегда аккуратная, волосы гладко зачесаны и собраны в узел на затылке. В одном и том же костюме.
 
 Только в последние годы, узнавая всё больше и больше о Советском Союзе, я поняла, как бедны были колхозники в те времена. Из глубины памяти вспыло, как плохо одеты были деревенские дети, как учительница делала им замечания за то, что тетрадки без обложки, что книжки растрепаны и в жирных пятнах, помогала им справиться с заданиями, но многие из этих детей читали с трудом, коряво писали с ошибками, не справлялись с задачами по арифметике. Только теперь я поняла, что их родители очень много работали в колхозе и на личном хозяйстве после работы, жили в покосившихся избах, не имели времени сидеть с ними и заниматься. Иногда женщины из деревни носили нам молоко - я видела их натруженные красные руки, усталые лица, согнутые спины.
 Только когда частично сняли цензуру, в конце 80-х годов, я узнала с огромным удивлением, что у колхозников в то время не было паспортов.
 Деревенским жителям он по закону не полагался. Собираясь поехать из родного села куда-нибудь дальше райцентра, каждый колхозник был обязан обзавестись справкой из сельсовета, действовавшей не более тридцати дней. Давали справку исключительно с разрешения председателя колхоза, чтобы крестьянин не вздумал оставить колхоз по собственному желанию.
 В 1932 году, после сплошной коллективизации, началось бегство крестьян в города, это усугубило нараставшие продовольственные трудности. Новая паспортная система помогала закабалить, насильно удержать людей в колхозах, как бы бедно они ни жили. Нередко работая за трудодни -"палочки".
 В 30-х годах нарушителей паспортного режима ожидали "тройки" и тюремное заключение.
 В последующие годы паспортная система ужесточалась. Для некоторых счастливчиков был способ получить паспорт - отправить детей на учебу в фабрично-заводские училища и техникумы, в народе из называли "фабзайцы" В колхоз принудительно записывали всех живущих на его территории, начиная с шестнадцати лет. Если подросток поступил учиться в 14-15 лет, то в городе он получал паспорт.

 Самым надежным средством избавления от колхоза многие годы оставалась служба в армии. Сельские парни, отслужив, толпами шли на заводы, стройки, в милицию, оставались на сверхсрочную службу, лишь бы не возвращаться в колхоз. Причем родители обычно этому радовались.
 Ничего не изменилось при Хрущеве.
 В начале правления Брежнева ситуация оставалсь прежней.
 Лишь в 1973 году дело сдвинулось.

 Комиссия Политбюро подготовила свои предложения лишь в 1974 году:
 "Проектом предусматривается выдавать паспорта всему населению. Это создаст более благоприятные условия для осуществления гражданами своих прав и будет способствовать учету движения населения. При этом для колхозников сохраняется существующий порядок приема их на работу на предприятия и стройки, т. е. при наличии справок о том, что их отпускают правлениями колхозов".

 В это время я уже училась в университете.

 Опять отвлеклась. Вернусь к моему детству.

 Учиться мне было легко, читать я научилась сама в пять лет. Училась я на пятёрки. Но часто болела. Сначала были воспаления легких, первое воспаление легких я получила в 7 месяцев. Мама послушала соседушек и оставила меня во дворе с ними под майским солнышком. Мне хватило. Потом была больница, пеницилин, врачи, которые утешали: "Не расстраивайтесь вы так! Не убивайтесь! Вы ещё молодая, вы сможете ещё родить" А мама кричала: "Нет! Не верю! Мой ребёнок будет жить!" И я выжила.
 Воспаление легких повторялось несколько раз. Потом меня мучили ангины, всегда при этом была высокая температура.

 Когда я перешла во второй класс, открылась новая кирпичная школа. Школа - двухэтажная, окна большие, кабинеты светлые, парты новвые. Школа с теплым туалетом и водой из крана! Надо же! Мы были в восторге.
К тому же новая школа была близко, недалеко от наших домов. Мы все очень радовались, что можем учиться в такой красивой школе. Нам она казалась роскошной.

 Когда мне было 8 лет, мне купили пианино. Мы с мамой ездили на автобусе в музыкальную школу, в районный центр Починок. Вставать приходилось очень рано, кажется, в пять утра или половине шестого. Помню, что просыпаться быо мучительно и спать хотелось ужасно, в глаза как будто песок насыпали. Но надо было позавтракать и бежать на автобус. Иначе не успеть.
В музыкальной школе я тоже училась на пятёрки.
Надо ли было мне сидеть за пианино при таком здоровье - большой вопрос. Но в то время многие родители мечтали дать детям то, чего они сами были лишены.

 А потом я опять болела. И меня очень сильно ругали, когда я заболевала. Особенно отец.
 Мама горестно качала головой, тяжело вздыхала - а потом поила чаем с малиной, укладывала в постель, вызывала врача, давала таблетки. На счастье, один врач посоветовал летом поездки на море и полоскание горла морской водой. Это помогало.

 Мне было 9 лет, отец получил перевод в Белоруссию, в Витебск.
Мы переехали туда летом. Сразу получили квартиру в центре города, в четырехэтажном доме - нам очень повезло. В квартире была ванна, горячая вода, отопление. Мы не сразу привыкли к этому чуду. Особенно мама и бабушка. Они восхищались "Ах! Неужели такое возможно? Кран открыл - и вот на тебе, горячая вода течёт! Чудо-то какое! Вёдрами воду не надо таскать. Без печки и керосинки. А в магазинах-то всё есть! И колбаса, и сыр, и мясо, и куры! Вот ведь как!"
 Я быстро познакомилась с девочками из нашего дома. Именно Беларусь я считаю родной, до сих пор близко принимая события, которые там происходят.

 Я пошла в 4-ый класс, осенью мне исполнилось 10 лет. Быстро появились новые подружки. Мы бегали по всей округе, знали, где растут подснежники, где барбарис, где есть дикие яблоки, а где смола.

 В школе было интересно. Училась я всё также, легко. Но отец мой часто повторял: "Учись! Учись! Надо серьёзно заниматься. У! Это важно! Математика. Физика. У! Занимайся дополнительно!"
 Я занималась. И на факультативы ходила. И в городских олимпиадах успешно участвовала. Но отец всё равно повторял одно и тоже. Нудно. Надоедливо. Скучно.
Он был трудолюбивый, надежный, старательный - но скучный. Он совсем не умел играть с детьми - даже со своей единственной дочкой.

 Как быстро жизнь пронеслась! В каких-то бесконечных делах, в занятиях, в учёбе, в проблемах, в суете о чём-то, что сейчас уже кажется неважным.

 И всё же я люблю жизнь.

   "На дальней станции сойду, —
   Трава — по пояс!
   И хорошо, с былым наедине,
   Бродить в полях,
   Ничем, ничем не беспокоясь,
   По васильковой,
   Синей тишине"

 Мне многое интересно. Чем больше я знаю о развитии человечества - тем интереснее узнать, а что ещё будет. Что увидим мы там, за горизонтом.
 
 Любовь к природе у меня с детства. С тех далёких времён, когда мы бегали по зеленым лужайкам и рощам. С тех самых пор, когда с мамой и подружками уходили на чудесные прогулки в небольшой лес недалеко от дома. Помню тропинки, покрытые листвой, ягоды земляники и малины, скромные букетики полевых цветов: колокольчики, смолка, ромашки, васильки, львиный зев. Многие из них уже в "красной книге".

 Очень люблю южное море, которое увидела в пять лет - и эта любовь на всю мою жизнь. Яркие краски, шум волн, брызги, крики чаек, ласковая морская вода, радость от купания - слово "счастье" для меня долгие годы вызывал именно образ моря, его бескрайняя синь, шум волн, блики на воде и солнечный свет.

 Лес тоже очень люблю. Гордые сосны и ели изумительно красивы круглый год. Тонкие березки на фоне хвои хороши и зимой, и летом, и осенью. Чистый воздух. Голубые озера. Балтийское море. Тишина, мирная жизнь, защищенность. Теперь это у меня есть. Пока что так. Кто знает, что будет дальше? Вообще-то никто.
 
 Я тоже не знаю, что будет дальше. Но знаю, что надо ценить каждый день нашей жизни и замечать маленькие чудеса: красивые облака, гордые сосны, яркий закат, бурлящий горный поток, тихое озеро.
 
 Пока мы живы. Пока жив мир вокруг нас.

                ноябрь 2024