Часть I
ГИПОФИЗ В ГАЛСТУКЕ
«Всё запутанное тяготеет к ясности, а всё тёмное — к свету».
С. Цвейг
Между Мариной и Стасом прорисовывались жирными линиями непонятные контуры. Любовь — не любовь. Дружба — не дружба. Общались, пили кофе, иногда спали. Спали не от любви, а просто для здоровья и себялюбия. Смысла любви в их отношениях не прослеживалось. Хотя в любви разве может быть смысл? Нет. Любовь — это волновое состояние. Прилив. Отлив. А у Марины и Стаса ни прилива, ни отлива. Полный штиль.
«И опять всё закончилось в спальне!» — думала Марина, сидя на диване и поджав под себя ноги. — Ни страсти, ни ревности, ни трепетного ожидания встречи. Как десерт. Вроде иногда хочется, но много не съешь. Вот мёд, ведь сладкий. А послевкусие настоящего мёда — горчит. Так и у меня со Стасом: сначала мёд, а потом горло дерёт и зубы сводит. Ничего не могу с собой сделать. Порой какая-то внутренняя, неведомая сила притягивает, властвует и правит мной. Природа. И это меня злит». — Марина прошла на кухню. Взяла яблоко и с жадностью откусила красно-розовый налив, как бы заедая свои мысли ароматом бабушкиного сада. — А может, и хорошо, что я свободна от ревности. Нет трясучки терзаний и лихорадки сомнений. Температура состояния — нормальная. Ни жарко, ни холодно. Полная гармония полёта мыслей! Свобода!»
Марина опять села на диван и пододвинула к себе журнальный столик, на котором лежала книга Михаила Булгакова «Собачье сердце».
«Выходные закончились. Завтра в строй. На работу», — подумала Марина, переводя свой минор на рабочие будни.
Утро следующего дня начиналось как обычно: пробежка, душ, кофе, зеркало, автомобиль… День после выходных разворачивал свои границы по-барски лениво. Марина решила предложить чай не в 11, как обычно, а пораньше.
— Что-то не работается. Давайте попьём чаю! Я шарлотку принесла из запаса яблок зимних сортов и травяной чай. Всё от бабушки.
Коллеги оживились, начались расспросы, воркование. И в этот момент раскованной непринуждённости дверь отворилась и зашла секретарь Зоя.
— Марина Владимировна, вас главный вызывает, — доложила, развернулась и стала удаляться играющей походкой, как бы донося: «Ну что, чай-то попили?»
— Вот так всегда. Наш Мутя, — так величали главного редактора журнала «Орион» Дмитрия Геннадьевича Сыдука, — сквозь стены зрит. — Мутя — это было производное от Мити.
Марина встала, не допив чай. Настроение слегка просело.
— Марин, ты ему передай: «Если жизнь излишне деловая, ослабеет функция без чая», — задиристо перефразировал Гриша своего любимого Губермана.
— Ага, сам передавай! Надеюсь, твоя функция под надёжной защитой, — выходя, бросила Марина.
Гриша проводил ее взглядом, собрав губы дудочкой и потрясывая головой.
Марина, зайдя в кабинет, бодро поприветствовала шефа.
— Добрый день, Дмитрий Геннадьевич!
— Добрый, добрый! Проходи! Присаживайся!
— Спасибо.
— Марина, я тебя надолго не задержу. Надо ко дню памяти Михаила Булгакова подготовить очерк. Возьми его произведения и подчеркни гениальность писателя — его мысли, его стиль, слог и красноречивость иронии. Думаю, стоит опереться на «Собачье сердце».
— «Собачье сердце»? — удивлённо переспросила Марина. Она уже более месяца работала над загадками автора, заложенными в этом романе. Но откуда об этом мог знать Мутя? Или это совпадение?
— Да. А что тебя удивляет?
— Нет-нет. Это моё любимое произведение. Вы прямо точку.
— Ну вот и прекрасно.
Марина вернулась в кабинет и с решимостью допить чай положила себе на блюдце кусочек шарлотки.
Коллеги наслаждались ароматным травяным напитком и нахваливали пирог.
Рабочий день закончился без эксцессов, и, вернувшись домой, Марина наспех сделала себе бутерброд, сварила кофе и, поудобней устроившись на диване, погрузилась в Булгакова.
Преображенский Филипп Филиппович у Булгакова выстраивался в положительный образ. Профессор проживал в роскошных апартаментах, и в своём роскошном лазоревом халате и красных сафьяновых туфлях переплывал из одной комнаты в другую: из спальни в библиотеку, из библиотеки в столовую, где принимал пищу. По описанию Булгакова, пищу профессор принимал в исключительно изысканной обстановке:
«На разрисованных райскими цветами тарелках с черной широкой каймой лежала тонкими ломтиками нарезанная семга, маринованные угри. На тяжелой доске кусок сыра со слезой, и в серебряной кадушке, обложенной снегом, — икра. Меж тарелками несколько тоненьких рюмочек и три хрустальных графинчика с разноцветными водками. Все эти предметы помещались на маленьком мраморном столике, уютно присоединившемся к буфету из резного дуба. Посреди комнаты — тяжелый, как гробница, стол, накрытый белой скатертью, а на ней два прибора, салфетки, свернутые в виде папских тиар, и три темных бутылки…»
А в кабинете профессора, как одушевлённая субстанция, висели врачебный халат и колпак, ожидая своего часа. И в момент облачения в эту кипельно-белую накрахмаленность Филиппу Филипповичу открывался канал Вселенной, и он чувствовал себя полубогом.
Книга любимого автора Марины, «Собачье сердце», дожидалась её на столе. И для выполнения задания шефа ей не пришлось лезть к верхним полкам и искать произведение среди не часто востребованных книг.
Марина писала очерки, рассказы, эссе. Её герои были простые люди со своими историями, красочно ложившимися на страницы. В своём творчестве она не опиралась на скандальные сюжеты, писала легко, без приступов философии и догматизма.
НО! Перечитав в очередной раз Михаила Булгакова, Марина серьёзно споткнулась на образе профессора Преображенского. Даже не споткнулась, она расшибла лоб о Филипп Филиппыча.
Обаятельный профессор, обласканный любовью автора, вызывает чувство непреодолимого уважения к его воспитанию и образованию. И для читателя не важно, что за кулисами, важно, что на авансцене.
Марина ещё раз перечитала главу за главой, и пределы её восприятия РАСШИРИЛИСЬ! Словно она подобрала нужную диоптрию, и сразу прорезалась резкость.
В прихожей раздался звонок. Отложив книгу, Марина пошла открывать. Это был Стас.
— Привет, я тебе не помешал?
— Да скорее наоборот. Одна голова хорошо, а ещё одна — мужская, да ещё с туловищем — лучше.
— Не понял?!
— Ты что, не знаешь? Женский и мужской мозг — разные. У вас амигдала больше. Амигдала — это область мозга, отвечающая за эмоции. Мужчины лучше справляются с эмоциями — хладнокровней. Холодно. А мы, женщины, горячо. Поэтому, когда эмоция нас побеждает, у нас пар трубой, а у вас только дым коромыслом. А если серьёзно, эмоция — это очень мощный игрок! Умом понимаешь, как надо поступать в той или иной ситуации, — правильно, красиво и достойно. А в момент, когда шальная эмоция вонзается, как шило, в неприглядность, получается всё наоборот. Вот мне совсем не хочется, чтобы меня положили на лопатки. Очень надеюсь, что ты и твоя амигдала мне в этом поможете.
— Откуда тебе всё это известно? — с неподдельным интересом спросил Стас.
— Слушаю Черниговскую. Но сейчас я не о профессоре Татьяне Владимировне Черниговской, а о профессоре Филиппе Филипповиче Преображенском.
— А-а-а… Здравствуйте, уважаемый Михаил Афанасьевич Булгаков.
— Да-да! Именно он! Ты знаешь, Стас, кадр, который ПОД кадром, стал проявляться. И всё началось с пациентов профессора Преображенского. Слушай! — и Марина принялась читать главу, где у профессора появляется авторитетный важняк и приводит девочку четырнадцать лет от роду.
«…появилась лысая, как тарелка, голова и обняла Филиппа Филипповича.
— Что же мне делать? Я слишком известен в Москве, профессор.
— Господа, нельзя же так! Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?
— Четырнадцать, профессор… Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить заграничную командировку.
— Ну, подождите два года и женитесь на ней.
— Женат я, профессор.
— Ах, господа, господа! »
— И профессор, зная, что девочке — ребёнку! — четырнадцать лет, лишь пожурил влиятельного посетителя, слегка погрозив пальчиком.
Марина отложила книгу и пристально посмотрела на Стаса, пытаясь разглядеть в нём реакцию на прочитанное. Стас сидел с округлёнными глазами и сжатыми в скобку губами. Марина, стуча всеми пальцами по столу, как по пианино, продолжила:
— А среди влиятельных посетителей профессора были государственные деятели. Я поковырялась в деятелях того времени, и мой интерес сильно возбудил Луначарский Анатолий Васильевич, «…со своим лисьим хвостом страшнее и хуже всех других…», как писал о нём Леонид Андреев. Кто бы мог подумать, что этот льстец — фанатик большевизма! Был уличён в сомнительных увлечениях и развлечениях.
— Мне помнится саркастический плевок Демьяна Бедного в адрес наркома:
…Лохмотья дарит публике,
А бархат — Розенель…
— Розенель — его жена? — уточнила Марина.
— Да, Наталья Розенель. Луначарский свои левые похождения застилал бархатом глаза жены.
— Кому застилал, кому запудривал, а кому и вовсе шоры напяливал на глаза. Вот, например, этот яркий представитель власти привел на операцию четырнадцатилетнюю девочку после порочной сексуальной несдержанности и не подозревает, что его ЭГО работает исключительно на свои блага и подавляет его разум. А сейчас стоит и блеет перед профессором, тряся мошонкой: «Я всем известный в Москве…» Дрожит, как студень, только бы его не выдали, только бы не узнали, только бы профессор помог.
А что с девочкой? Да разве эту похотливую особь тревожит. Его волнуют кожаное кресло да заграничная командировка. А за остальное власть имущий откупится деньгами да возможностями, ему то всё можно. Только вот огласки никак нельзя. «Женат я…» — признаётся доктору власть пролетариата.—
В глазах Стаса отражалась поддержка. И Марина была очень удивлена. Она была уверена, что Стас, как всегда, сядет на своего любимого конька «оппонента» и примется убеждать её в недопонимании смысла. И, более того, начнёт осуждать её расковыривания, типа: на кого замахнулась? на Великого Булгакова?.
Но она ошиблась. Стас был на её стороне. И она вслух продолжила свои мысли:
— Булгаков действительно — Великий! Сотворил Великое зеркало кривых отражений эпохи.
— Наверняка этим влиятельным посетителем мог быть или сам Луначарский, или кто-либо из круга его приближённых. В границы круга «белым воронам» вход запрещён.
— Стас, а как ты считаешь, Преображенский — «ворона» их круга?
— Марина, Преображенский учёный. Ты перегибаешь.
— Вот! Молодец! Сработала твоя амигдала, — воскликнула Марина, как бы радуясь, что Стас успешно прошёл тест.
— Амигдала, амигдала, а на часах напикТалА. Я поехал, а ты ложись спать. А то Булгаков не простит тебе недосып. — Стас чмокнул Марину в щёчку и упорхнул.
Утро следующего дня началось с изучения архивных документов через электронную регистрацию. Журналистам и писателям был разрешён допуск к таким материалам. И журналистка издательства журнала «Орион» Корецкая Марина Владимировна с вдохновением зарылась в кладези давности.
Она не вчера притронулась к повести «Собачье сердце», у неё уже были найдены предположительные прототипы профессора Преображенского. На первой странице книги, в страданиях пса Шарика, которого Преображенский подобрал для проведения эксперимента для внедрения гипофиза человека в голову собаки. Гипофиз! Этот мозговой придаток определяет облик человека! И если извлечь этот маленький белый шарик — гипофиз собаки — и вшить человеческий гипофиз, ЧТО произойдёт?
Профессор Преображенский был одержим этой идеей: «Имея яичники и сердце собаки и мини-мозг, то есть гипофиз человека?» К этому научному эксперименту Преображенский продвигался с профессиональным опытом. Он практиковал «омоложение», пересаживая обезьяньи яички богатым клиентам.
Первому пациенту профессор так поднял либидо, что несмотря на то, что его левая нога не сгибалась, волосы были выкрашены в зелёный цвет, а лицо изрыто морщинами, он стоял перед своим чародеем — прыгучий скакунчик, розовый и в гордом экстазе. Явился «первый» в дорогом пиджаке, на лацкане которого торчал, как глаз, драгоценный камень, а под полосатыми брюками оказались кальсоны с вышитыми черными кошечками.
«— Снимайте штаны, голубчик, — скомандовал Филипп Филиппович.
— ...верите ли, профессор, каждую ночь обнаженные девушки стаями. Я положительно очарован. Вы — кудесник. Вы маг и чародей, профессор!
— Ну, что ж, — прелестно, все в полном порядке. Я даже не ожидал, сказать по правде, такого результата. Одевайтесь, голубчик!
— 25 лет, клянусь Богом, профессор, ничего подобного.
— Вы, однако, смотрите, — предостерегающе и хмуро сказал Преображенский Филипп Филиппович, грозя пальцем, — всё-таки, смотрите, не злоупотребляйте!»
С силой авторитета пожурил Преображенский новоиспечённого «героя-любовника» в вышитых шёлком кальсонах и с устойчивым шлейфом парфюма.
«Приведя себя в порядок, он, подпрыгивая и распространяя запах духов, отсчитал Филиппу Филипповичу пачку белых денег и нежно стал жать ему обе руки».
Потом была дама 55 лет, имеющая молодого любовника, и профессор пообещал ей вставить яичники обезьяны.
И потом… и потом… появлялись богатые, влиятельные, защищённые деньгами, властью и положением клиенты профессора Филиппа Филипповича Преображенского. А на полу в смотровой в смиренной позе лежал пёс Шарик. Наблюдал.
«У-у-у-у… Вы величина мирового значения, благодаря мужским половым железам. У-у-у-у». И, наблюдая за людской движухой в квартире своего господина, своего спасителя, уважаемого профессора Преображенского, бездомный пёс со своим скудным собачьим умишком, подумал: «Похабная квартирка».
«К "Похабной квартирке" я ещё вернусь», — подумала Марина и отправила на принтер подборку из архива по развёртыванию темы «Возможно ли омоложение?» Ещё тогда гениальный писатель предсказал, чем могут обернуться человечеству внедрения в мозговые и половые придатки.
Михаил Булгаков сначала был врачом, а потом уже стал писателем. И сенсационные открытия в области медицины, обеспечившие мировую известность в области омоложения, не могли остаться для него не замеченными. В те времена большой интерес мировой общественности вызвали научные труды профессора Воронова Сергея Абрамовича. Богатейшие люди мира становились его клиентами. Среди них были президенты, премьеры, махараджи Индии, кинозвёзды, композиторы… От желающих задержать процесс старения, получить омоложение не было отбоя. И действительно, была произведена операция 74-летнему мужчине по пересадке половой железы павиана. И через восемь месяцев произошло омоложение на 20 лет.
Марина откинулась на спинку кресла и утонула в своих размышлениях:
«Всё как доктор прописал… А доктор у нас КТО — Филипп Филиппович! А не передал ли Михаил Булгаков жгучий привет в будущее через профессора Преображенского? Когда-то С. А. Воронов РАЗДРАЗНИЛ учёных научными исследованиями. И опыты прошлых лет, как торжество науки ТОГДА, подарили нашему поколению СЕЙЧАС детей из пробирки и гендерные формирования. Шеренги женщин-мужчин, мужчин-женщин».
Открытие мутировало и порождало пороки. Марина почувствовала, как содрогнулась. Булгаков САМ вскрывает созданную им же «суть помыслов». И САМ, в романе «Роковые яйца», подводит черту: «Все ЭТИ достижения, опыты, эксперименты, действия на придатки — мозговые, половые, — всё это обернётся роковыми яйцами».
Марина глубоко и громко набрала воздух в лёгкие. Было ощущение, что она оттолкнулась от дна своих мыслей и стремительно вынырнула, спасая себя от погружения. Раздался голос Гриши:
— Марина, иди чай попей! Отлипни ты от своего компа. Ну поделись, что тебе Мутя подбросил? — заговорщически спросил Григорий.
Сима Кобылина насторожилась. Она всегда относилась к Марине с какой-то скрытой завистью. И когда Гриша спросил, Сима напряглась: «А вдруг что-то пиковое. Это Маринке принесёт успех, а за успехом популярность».
— Да ничего интересного. Надо ко дню памяти Булгакова написать статью, — спокойно сказала Марина.
Сима взбодрилась, будто ей вкололи гормон счастья. Она сразу поняла: «ну что интересного можно описать в уже давно всеми написанном и переписанном». Сима сразу вспомнила, что у неё «завалялось» кое-что вкусненькое. И со словами «Марина! Эта тема, твоя!» положила на стол плитку шоколада.
Марина промолчала. Она допила чай и засобиралась домой. Уходя, она непроизвольно бросила взгляд на чайный стол. Плитка шоколада, предложенная Симой, осталась нетронутой.
Домой Марина возвращалась, любуясь Пречистенкой. Здания были окутаны слабо- молочным туманом, и лёгкий дождь мягко орошал улицы. Это была любимая погода Марины. Бархатно-влажная. Она медленно шла и мысленно представляла идущего по прошлому веку Михаила Булгакова. «Кто вы? Михаил Афанасьевич! Мысли, поднятые на Ваших страницах, человечество восприняло фантастическими, а они оказались пророческими».
Волнение Марины переходило в тонкую вибрацию беспокойства. Ей было знакомо это ощущение: порой бабочки в душе, а порой необъяснимое волнение.
«К чему бы это?» — подумала Марина, подходя к дому. Она зашла в свою квартиру, прошла на кухню и сварила себе кофе.
— Н-да… Эти пророческие тени булгаковских мыслей проникают в моё подсознание и хозяйничают в подкорке с силой шаманского бубна.
Ну почему бы не написать, о чём хотят слышать, что хотят видеть. Как я это делала всегда. Мои рассказы о дружбе, о любви, о жизни нашли свою аудиторию, и не надо срывать покров с других помыслов. И ЗАЧЕМ?
Зачем она отыскала на каждое положительное «ДА» булгаковского героя противоположное документальное подтверждение — «НЕТ»?
И опять себя спросила — ЗАЧЕМ? Но она уже вскочила в поезд, который набирал скорость и стремительно нёсся, опережая время.
«И почему я не спрыгнула с этого поезда… спрыгнула бы, и пусть бы поезд катился в удаляющую точку… Мимо меня, мимо людей, мимо жизни…»
Напряжение её мыслей разорвал дверной звонок.
Это был Стас.
— О, привет! А что не позвонил? Вообще-то, Стас, я тебя сегодня не ждала.
— Ты не ждала… Сначала подкинула Булгакова, как неожиданно найденный самородок среди в тысячу раз переработанных ископаемых, а теперь она… не ждала… Да я сегодня целый день думал о Булгакове и его «Собачьим сердце».
— Ну вообще-то хорошо, что ты пришёл, а то сейчас мои мозги взорвутся.
Они прошли на кухню. Марина налила кофе и поставила на подставку с горящей свечой.
— И на чём ты остановилась? — спросил Стас, наливая себе кофе.
— На «похабной квартирке».
— Ты имеешь в виду квартиру профессора Преображенского? Ну какая же она похабная. Чистая, красивая, образцовая.
Марина смотрела на Стаса и подбирала аргументы. Чистую, красивую, образцовую квартиру Шарик называет похабной.
— Да! Стас! Даже Шарик, с гипофизом низшего уровня развития, понял, что квартирка похабная.
— Ну-у-у… если Шарик, тогда я тоже соглашусь… — съехидничал Стас.
Но Марина рогом упёрлась в свою позицию, как матадор на корриде.
— Михаил Афанасьевич создал образ Шарика, чтобы вскрыть пробоины истины. Шарик — бездомный пёс. Но именно он увидел, как важные посетители своими пороками «наследили» в чистой квартире профессора. Автор смывает лоск элиты и обнажает их истинность и безнравственность поступков.
Стас погрузился в состояние Марины:
— И приближенный член ЧЛЕНСТВА сформированного правительства 1917 года привел четырнадцатилетнюю девочку для осуществления преступных деяний.
После увенчавшейся успехом договорённости по операции четырнадцатилетней девочке важный ЧЛЕН поблагодарит профессора, выйдет, поправляя галстук да шляпу, вытянется, выпрямится и с призывом в глазах «Мы наш, мы новый мир построим!» направится к просторам своей наркомовской власти. НАРКОМ и НАРКОМания имеют один корень. Корень зависимости власти и величия, возбуждённости и восторженности, с горькой приправой постоянного страха и опасности. И этот однокоренной член залезет в свой революционный кокон и примется орошать «рабочих и рабов» наркотическими возгласами: «Грабь награбленное!» Ведь так нас учил Карл Маркс: «Экспроприация экспроприаторов!» В переводе: идите убивайте! Что найдёте, забирайте!
Марина не могла сдержать своё возбуждение и продолжала:
— Стас! А как тонко заложена гениальность сюжета в монологах Шарика. Ну что пёс! Что с него взять? Это же бездомная потеряшка. «Шляйка поджарая», как пишет автор.
А после того как псу врезали кипятком, он стал жгуче плакаться себе в жилетку, извергая всю гущу своего откровения. Шарик никого не пропустил. Ни повара: «…повар… Какая гадина, а еще пролетарий! … Жадная тварь. … поперек себя шире. Вор с медной мордой…» Ни дворника: «Дворники из всех пролетариев — наигнуснейшая мразь, низшая категория, человечьи очистки…» Эта порицательная хула извергалась от собаки, шлявшейся по помойкам и жаждавшей подачек.
Но свершилось чудо! Профессор Преображенский подобрал эту шляйку и при помощи своего помощника, доктора Борменталя, произвёл сенсационную операцию. Профессор внедрился в мозги собаки и заменил гипофиз бездомного пса на гипофиз человека.
И начался процесс очеловечивания: хвост отвалился, задние лапы вытянулись, шерсть отваливалась клочьями. От облика собаки ничего не осталось. Шарик стал извергать звуки, совсем не схожие с лаем, а потом заговорил. Бездомный пёс Шарик очеловечился и превратился в Шарикова.
Марина со Стасом вошли в раж и наперебой цитировали Булгакова.
И когда в несчастной судьбе пса возникает профессор Преображенский, с вожделеющим запахом колбасы, пёс оценивает вид приближающего господина: «Этот тухлой солонины лопать не станет…»
Стас уже давно согласился с убеждениями Марины, но напоминание о колбасе разыграло вкусовые рецепторы, и он перевёл тему:
— Ты знаешь, а я тоже бы не против колбаски. Давай по бутербродику?
— Давай! — с радостью поддержала Марина, вспомнив, что она, как приехала домой, ещё не ела.
И, распевая «От Севильи до Гренады… В тихом сумраке ночей», она принялась готовить бутерброды.
— Эти напевы от Филиппа Филипповича? — спросил Стас.
— Да. Они взяты из жизни и по образу дяди Булгакова по материнской линии — Покровского Николая Михайловича, врача-гинеколога. Дядя практиковал дома и имел такие же роскошные апартаменты, тот же роскошный лазоревый халат и такие же красные сафьяновые туфли, как упомянуто в повести. Жил на Пречистенке и напевал: «От Севильи до Гренады… В тихом сумраке ночей…» И ты знаешь, родственник узнал себя в Преображенском и сильно обиделся на племянника, — говорила Марина, жадно кусая бутерброд.
— Значит, деяния дяди-гинеколога в профессоре Преображенском не случайны.
— Думаю, да. Потому что в экранизации эпизода с четырнадцатилетней девочкой этого нет. Видно, КОЕ-КТО — образованный, эрудированный, с незаурядным умом и природным обаянием — разглядел себя в героях Михаил Афанасьевича и своим жезлом власти запретил «лишнее». Например, Луначарский, он очень не любил Булгакова.
Перекусив, Марина встала и пружинисто заходила по комнате.
— Я уверена, что у Луначарского было достаточно единомышленников в нелюбви к писателю. Вот! Читай! — Марина открыла страницу с пометками на полях.
«…С 1903 года я живу в этом доме. И вот в течение этого времени до марта 1917 года не было ни одного случая, чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала хоть одна пара калош. В марте 1917-го года (начало революционных настроений) в один день пропали все калоши, 3 палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование».
Стас грустно-иронически улыбался:
— Ах, калоши, калоши! Представляешь, как до революции жили… Открыл парадную: и тебе мраморная лестница… ковры… стойка с калошами… Зашёл, и сразу дома — в уюте и чистоте. А набежали Шариковы да Швондеры: калоши разворовали, ковры убрали и парадную досками забили, вход стал через «чёрный ход».
К тому времени эволюция Шарика так скаканула, что очеловечившийся пёс был одет в приличный костюм, брился и орошал себя мужским парфюмом, его водили в театр и в цирк, и трапезничал Шариков за одним столом с профессором.
Но в нём билось собачье сердце, и он не мог принять ни парадную, ни мраморную лестницу, ни ковры, ни калоши. Только вход через «чёрный ход» был ему по душе.
«Кому это нужно?» — спрашивает булгаковский Филипп Филиппович в своём монологе. Разворовывание калош. Грязными сапогами — по коврам мраморной лестницы. Наследили, нагадили и проложили себе дорогу через «чёрный ход».
— Ты знаешь, Стас, почему Булгаков своими мыслями проникает под корку даже сейчас? Прошло почти сто лет с появления «Собачьего сердца», а ты выйди к местам отдыха у природных рек, а там горы мусора. Спроси, КТО нагадил?
— А я знаю, кто. Тот, кто заинтересован в этом вращении вокруг оси. За любым раздражающим фактором последует расшатывание позиций. И в этом главная цель революционного переворота.
— Мраморная лестница была — мраморной! Лестницей на «ВЫ» её звали величали, и она была — «КЕМ!», а после 1917 года лестница «осеменилась» с революцией и стала «НИКЕМ». Калоши под замок, у входа — солдат, в наше время — охранник. Парадную забить, пусть чёрный ход пользуют!? Парадная — до 1917 года, апослЯ только с ЗАДУ, через чёрный проход.
— Ну нельзя же ко всем внедриться в гипофиз. Гипофиз определяет облик человека. А до «мраморной лестницы» дорасти нужно. Сознанием дорасти! А сознание «революции» пока мечется между калошами да кальсонами в вышитых кошечках.
В подъезде-то только один Филипп Филиппович и остался. Во какая революционная пропорция. А пролетариатцы-то и не видят: мраморная ли ЭТА лестница АЛИ КАКА ДРУГА.
И на страницах Булгакова появляется Шариков вместе со Швондером, они войдут в историю как имена нарицательные, определяя наследие бездарных и бездумных.
«Мы, управление дома, — с ненавистью заговорил Швондер, — пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором СТОЯЛ вопрос об уплотнении квартир дома…
— Кто на ком СТОЯЛ? — крикнул Филипп Филиппович. — Потрудитесь излагать ваши мысли яснее».
В этом месте Марина рассмеялась и начала хлопать в ладоши:
— Гениально! Просто захлёбываюсь талантом писателя! Нет! Я напишу эту статью! Моя статья будет не рядовая. Я расцарапаю это напыление, под которым автор скрыл смысл эпохи. И переверну на другую сторону. Перелицую.
— Если тебе позволят её п е р е л и ц о в а т ь, — тихо сказал Стас.
В сказанной фразе Марина почувствовала привкус горечи.
— И что ты предлагаешь? Написать и положить на полочку, пыль радовать?
— Не знаю.
— А я знаю! Закончу начатое. И не буду себя предавать.
— И когда ты думаешь своим литературным реверансом порадовать Дмитрия Геннадьевича?
— У меня ещё три дня. Думаю, уложусь.
Марина вздохнула и, глядя в глаза Стасу, объявила:
— А ты, Стас, иди к себе.
— О-о-о… Я настроился на почти семейную идиллию.
— Нет-нет-нет! Я буду с Булгаковым! Надо подобрать канву всему написанному. И как-то подготовиться к размазыванию моих противоречий. Уверена, избежать экзекуции не получится.
— Значит, ты, зная реакцию главного, всё же решила головой пробить скалу. Зачем тебе это, Марина? Тебя же могут уволить.
— Могут.
— И что? — многозначительно спросил Стас.
— Уж лучше голодать, чем что попало есть…
— Да-а-а… Рождаются же Омары Хайямы, Пушкины, Булгаковы… И открывают НАМ — мудрость бытия… — сказал Стас, подходя к двери.
— Это вселенская прослойка, без неё мир погрузится в порождение Шариковых и Швондеров. — На этой фразе Марина чмокнула Стаса, на прощанье бросив: — Пока. Звони, — и закрыла за ним дверь.
Было поздно, и она решила принять ванну и лечь спать. Налила в ванну отвар из сердцевин яблок, мелиссы, ромашки и утонула в блаженстве, погрузив своё тело в аромат первозданности. После ароморасслабления, уложив себя в постель, Марина провалилась в глубокую дрёму.
Утром её разбудил звонок. Звонила бабушка:
— Мариночка, звоню пораньше, пока ты ещё на работу не упорхнула. Доброе утро, моя девочка!
— Доброе утро, бабулечка!
— Мариша, ты подъедешь на эти выходные, я тебе подготовлю курочку и консервацию.
— Спасибо огромное. Но в эти выходные не получится. Я работаю. А вот в следующие — обязательно!
— Ну хорошо, тогда в субботу. Буду с нетерпением тебя ждать.
— Хорошо, бабулечка. Целую.
Марина отключила телефон и почувствовала, как растекается по ней тепло. Бабуля для неё была огромным искрящимся шаром, наполненным заботой и бесконечной любовью. Стоит Марине только прикоснуться к этому родному шару, и ей уже хорошо. Она чувствует защищённость. Шар большой, а она маленькая. И она знает, что этого шара ей на всю жизнь хватит.
Ещё лёжа в постели, Марина почувствовала, что она выспалась, и бодрячком прыгнула в тапочки. Умылась и… к тренажёру, потом душ и всё по накатанной. Утренняя линейка очерёдности оставалась не изменой — сок, яичница, кофе.
Дымящуюся чашку она поставила у ноутбука. Своё погружение в творчество Марина привыкла запивать кофе. На компьютере засветился экран.
— Здравствуйте, Михаил Афанасьевич! — озвучила Марина свой настрой в бодром приветствии.
Итак, распрощавшись с краснопролетарцами, Филипп Филиппович загрустил.
«…Вначале в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее…»
А почему трубы замёрзнут? Почему котёл лопнет? Чтобы шестерёнки любой системы работали, их надо вовремя смазать, вовремя отремонтировать, вовремя заменить. А чтобы вовремя заменить, должны быть запасные запчасти. А где взять-то, ежели всё разворовывалось. От калош до жилых площадей.
«…и каждый вечер пение…» — с глубокой грустью почти скорбит Преображенский.
Суть понимания — экспроприировать! Забрать! Забрать жилую площадь у профессора! Пусть пищу принимает в спальне, а оперирует больных в кабинете!
Вот случись что со здоровьем Швондера. Он к Филиппу Филипповичу побежит, а его домоуправленцы, окромя деревянного бушлата в красной обшивке, в цвет революции, ничем помочь-то не смогут. И проводят его в последний путь революционными напевами…
Преображенский — учёный с мировым именем. Он лечит, оперирует, проводит научные опыты. И имеет результаты! От посетителей отбоя нет. И в отлаженную жизнь профессора врывается революция в грязных сапогах и чёрных кожанках и напористо пытается посеребрить руки пролетариата. Было принято решение — отобрать у Филиппа Филипповича часть квартиры. Но с квартирой не получилось, Преображенский позвонил важному лицу, и напористость красного пролетариата сдулась. И они нашли другую лазейку и стали предлагать журнальчики:
«Купите! По полтиннику штука. В пользу детей Германии».
Ещё чего? Будет Филипп Филиппович деньги раздавать.
Да КОМУ??? И для ЧЕГО???
А на полтинник в 1920 году можно было купить продукты. НАПОРИСТЫЕ! Пройдутся по квартирам, соберут дань революции, а потом можно и попеть.
«Я вам скажу, — говорит Филипп Филиппович, — ничто не изменится к лучшему в нашем доме, пока не усмирят этих певцов!»
Шариковы и Швондеры, находящиеся в формировании от низшего к высшему, застряли на своём пути. Но застряли не на пустом месте, а с полномочиями. Полномочия дали, а понимание-то за порогом оставили. Даже у «гипофиза» нет такой функции —передать осознанию импульс развития интеллекта. В романе Булгакова революционные настроения зависали в воздухе и смердели, как прогнившая с сердцевины картошка.
Марина оторвалась от компьютера и опять погрузилась в размышления:
«Прошло 100 лет. СТО ЛЕТ!!! Жадные и нечистоплотные потомки, залипшие в чиновничьих креслах, упираются. Они-то понимают, что мы самая богатая страна в мире по природным ресурсам. США и страны Европы, все, кто с помощью наших доморощенных предателей сильно удобрил потомков революции, и их столько расплодилось… Веками экономически насиловали нашу страну.
"Вчера котов душили, душили… Душили, душили…" — это с отчаянием изрекает Шариков как начальник очистки, куда его назначил Швондер. А позовёт наркомат Шарикова — побежит и забудет. Выполнит команду «ФАС» уже от наркома, а не от Швондера. Преображенского же он уже предал — стал упрекать, обворовывать и дерзить. Забыл Шариков о благодарности своему господину-спасителю.
В чиновничьи ряды из прослоек «низших» просочились беспринципные и напористые… Уж сто лет поддерживают революционную преданность и США, и Европе. И себе…»
Н А П О Р И С Т Ы Е!!! — на этом месте Марина рассмеялась. Смех был с нервинкой. «Ты хоть смейся, хоть плачь, а вруча;т тебе калач».
— То бишь, дырку от бублика. Не радостная перспектива.
А дырка от бублика образовалась от «напористых», которые сумели разгрести для себя пространство и пробраться к позициям значимых фигур.
Бац — бац! И в дамках!
История знает такие восхождения «лисьих хвостов».
Не хочется углубляться в тему предательского самодержавия. Это гнойник с вирусом мутации. Чистят, лечат, извлекают, а силы лжи и наживы сидят на дрожжевой базе и бурлят, дыбятся и произрастают.
Булгаков в своей повести «Собачье сердце» отображает кричащую разницу низших и высших прослоек общества, он вгрызается в суть происходящего и вытягивает изнанку наружу. Революция не знает, что дальше делать, и создаётся мощная бюрократическая паутина. Посему для подстраховки своих действий требуют всякие документы, к документам — бумажки, к бумажкам — писульки, к писулькам — писулечки, и далее по кругу…
Народ загоняют в беспросветные очереди, в пустую суету и хлопотливую трату времени. Где уж тут думать о хлебе насущном. Толпа, суматоха.
Но нашему поколению повезло! Мы живем во времена цифровых технологий. И не простаиваем в очередях, чувствуя себя маленькой букашкой, пытающей укусить слона. Мы, сидя у себя дома за компьютером и с чашечкой кофе, в тепле и уюте, заказываем загранпаспорта, водительские права, покупаем товары и услуги и получаем документы. А при потребности живых печатей созданы МФЦ.
И «запись день, выпись день, пропись день» из юморесок наших талантов канули навсегда! А как же эти запись, выпись, пропись дни были актуальны.
Булгаков — гений! Всё, что пережил народ, он разложил по смыслам и под смыслами. До запятых, точек, восклицательных знаков и… многоточий.
На этом Марина решила закончить статью. В понедельник с раннего утра она зашла в кабинет. Мутя ещё не появился. Марина положила статью на стол и вернулась на своё место.
Через час в издательстве «Орион» взорвался вулкан эмоций, и огнедышащая лава залила доныне спокойное и безмятежное пространство. Мутя выскочил из кабинета, как пронзённый шилом в зад. Волосы торчали во все стороны, будто лаком побрызгали, а причесать забыли. Глаза вылезли из орбит и на незримой движущейся пружине зависли в воздухе.
Работники замерли. Мутя подбежал к секретарю Зое, приказал распечатать Маринин «шедевр» и дать для прочтения коллегам. Потом подошёл к Марине и тихим хрипом произнёс: «Ко мне! Зайди!»
Для Марины реакция Мути была ожидаема. И она, собрав волю в кулак, точне,е не в кулак, а в фигу, зашла к шефу. Без всяких предисловий Мутя объявил:
— Или ты переписываешь статью, или подаёшь заявление по собственному.
— Вы хотя бы объясните! ЧТО вам не понравилось?
— Она ещё спрашивает! Ты зачем Булгакова опустила в лакмусовый раствор? (Лакмус — индикатор, определяет верный состав жидкости.) Да ещё спроецировала на наше время! Я об этом тебя просил? — весь дрожа, визжал Мутя.
Марина прикинулась «недопониманимающей» и удивлённо, с наивной преданностью спросила:
— Я что-то исказила? Или окрасила в желтизну, чем увлекаются продажные журналисты?
Мутя подскочил и завизжал, будто его режут.
— Заявление на стол! И можешь писать сказки. И не суйся туда, где ничего не понимаешь! Это у других писателей сказки искажённые, в которых «крючком за матку завоёвываешь мир…» и всё через х.. и через п…. Это вам нравится? Вот и целуйтесь со своими избранниками. Поверхностными популистами!
«Н-да… а я-то думала, что у шефа никогда гнев не поднимается выше копчика…» — подумала Марина и на рекомендацию «писать сказки» ответила:
— А сказки писать не просто. Сказка — это чистая история с правдивым и нравоучительным смыслом. В сказках правильная мораль и верная правда. И переписывать я ничего не буду, потому как не собираюсь торговать своими принципами.
Мутя медленно встал и открыл рот с выражением полной опрокинутости. Он не ожидал такой реакции от Марины. Дмитрий Геннадьевич был уверен, что она, как булгаковский Шарик, подожмёт хвост и перепишет статью.
Но Мутя ошибся. Это Шарик, когда ему было плохо, полз на животе и скулил: «О, мой властитель! Глянь на меня, я умираю! Рабская наша душа, подлая доля!»
Марина резко развернулась и вышла, хлопнув дверью, оставив Мутю с его мыслями:
«С Шариком неудачный пример. Он ведь когда очеловечился, стал упрекать своего спасителя: "…один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет…" Это синдром низшего формирования: «из пана пан — будет пан, а из хама пан — будет хам. Это про Шарикова и ему подобных. А Марина — думающая и принципиальная. Да и в таланте не откажешь, вон как всё вывернула до наготы».
Когда Марина вернулась на своё место, коллеги дочитывали её статью. В пространстве загуляли волны противоречий. Взгляды коллег выражали напряжение недосказанности. И на периферию ступали вопросы:
«Что это? Подтасовка удачного попадания в мишень? Взяла всем известного Булгакова и опрокинула смысл, затаённый автором. А почему же я до этого не догадался? Ведь всё очевидно! Прямо стежки белыми нитками, только с узелками. И какая-то Маринка разглядела эти узелки и выложила на плаху… Не побоялась…»
Первой проявилась Сима Кобылина, она всегда относилась к Марине со скрытой неприязнью. И сразу решила обозначить настроения. Сима узрела неординарный окрас изложенного. И позавидовала. А вдруг кто-то выразит восторг. Ей надо предупредить ликование. И, растягивая слова, она громко продекларировала:
— И понесём мы по России бред кобылы сивой…
Зависли ожидающе взгляды… Все смотрели на Марину и ждали. Какую карту вытащит она — козырную, и отыграет свою партию, — или нет.
Марина повернулась к Кобылиной. Её негодование после объяснений с Мути упиралось в гланды и нарушало ритмы взвешенности. Но она, сдерживая себя, как учитель, объясняющий несостоявшемуся ученику предмет, спокойно стала пояснять:
— Ну, во-первых, Сима, только в бреду можно услышать чистую правду. Ну а насчёт «сивой кобылы» можно поспорить…
По рабочим местам коллег побежал смешок. Всем стало ясно, как созвучна «сивая кобыла» с фамилией Симы Кобылиной. Сима встала и с гневной ухмылкой выплеснула на Марину сгусток, скопившийся желчи:
— Вот когда тебя начнут размазывать, а потом соскребать, разнося в пух и прах, тогда мы с тобой поиграем в гольф на интеллектуальном поле и посмотрим, чей мяч попадёт в лунку.
В помещении затаилась предательская тишь, как перед оглашением завещания, когда всех мучает одна мысль: что перепадёт мне? И кому достанется больше?
— Да не раздувай ты так щёки, Сима. Меня уже разнесли в пух и прах, подмели и вымели. Я подала заявление по собственному желанию, — сказала Марина и стала собирать свои вещи.
«Завещание» оглашено. Никто ничего не потерял. Наоборот — приобрели! Потенциальную конкурентку убрали с дороги, как кочку, мешающую под ногами.
Всем хорошо. Марине плохо. А когда плохо кому-то, это вызывает выдох облегчения: «Хорошо, что не мне, не со мной и не я на этом месте…»
Атмосфера оживилась. Волны напряжения стали рассеиваться. Коллеги подходили к Марине и навешивали на её трафаретные фразы, типа: «Поговори с Мутей; не руби с плеча, да не переживай ты так сильно; всё перемелется — мука будет…» Уценённый мусор сочувствия.
Сочувствовать легко, даже злодей с удовольствием примерит на себя этот легковесный макинтош.
Марина всё понимала, ведь никто не выразил никого отклика по написанной ею статье. И она делала вид, что верит сочувствию сослуживцев, — сочувствовать всегда легче.
Истинность отношений проявляется в радости. Эти проявления могут быть искренними в семье. Без кривизны радуются за детей, за родителей, за очень близких. А в остальном — даже если всё в шоколаде, удовольствие приносят неудачи других. Жаль. Но это так.
Марина спряталась за столом и была занята высвобождением ящиков. Складывала всё нужное. Ненужное выбрасывала. Она выползла из-под стола и подняла голову. Перед ней стоял Гриша.
— Марина, мне понравилась твоя статья. Ты молодец! Я даже не ожидал. И позавидовал. Я с тобой. На твоей стороне. Не теряй мой телефон. Звони в любое время.
— Спасибо, Гриша! Мне это сейчас очень важно. Если искренне радуешься за других, этот порыв обязательно возвращается, как отзвуки прекрасных нот, аккордов, музыки… Пусть через время, но вернутся. Как ЭХО.
Этот момент был так дорог Марине, и она залила Гришу взглядом благодарности.
«Гриша только ты, никогда ни о чём ни просил, а оказался таким настоящим. А кого-то Марина выручала и сидела с ребёнком, кому-то дала свою машину, а ей вернули с помятым крылом. Марина так и продала авто, потеряв на повреждении, но с друзей, как она тогда думала, не взяла ни копейки. А с ребёнком Риты Сивцевой бабушка Марины занималась английским и поставила сына Риты на хорошие рельсы, по которым он уверенно покатился под своды МГИМО. Ох, как же Рита заливалась соловьём, что она вечная должница. Но вот как раз от Риты Марина и ничего не ждала. Все знали, что она стучала на всех. Всевидящее ОКО издательства. Она всё видела, всё знала, ничего не пропускала. И при всей своей лакейской сущности всегда вела себя соответствующе достойно. Сегодня она тоже вместе со всеми подошла к Марине, что-то проурчала и уже через минуту, отвечая по телефону, любезно ворковала с кем-то, забыв о Марине. Рита никогда не допускала чьи-то проблемы дальше своей рубашки. Для Риты главное, чтобы её рубашка была плотная, без дыр и потёртостей».
Такси остановилась у её подъезда. Марина подошла к двери. Установила ключ в замочную скважину, но дверь не открывалась. Ключ заблокировался. Она дёрнула дверь и услышала шаги. Дверь открыли со стороны квартиры. На пороге стоял Стас.
— Стас, ну ты хотя бы предупредил!
— Да я только что зашёл.
— Ну а до «зашёл» нельзя было позвонить?
— Извини.
— И З В И Н И… — передразнила Марина. — Вот лишу тебя доверия, и будешь скакать у порога в ожидании хозяйки.
Марина разделась, прошла на кухню и села, как куль, который только что сбросили сверху. Ей не хотелось ни двигаться, ни разговаривать, ни быть «здесь и сейчас».
Стас дал ей время прийти в себя, а потом осторожно спросил:
— Марин, ну ты как? Не томи.
Хотя по виду и состоянию Марины было всё ясно. Но Стас хотел приостановить её погружение в депрессуху и стал выводить её из этого вопросами.
— Уволили, — тихо сказала Марина.
— Уволили? — переспросил Стас. — Да не волнуйся ты так, от этого ещё никто не умирал…
Марина подняла глаза:
— Как раз от ЭТОГО и умирают. От унижения, разочарования и непонимания. Умирают медленно и мучительно.
Стас понял, что эта дешёвая успокоительная шелухонь только навредила. И он начал снова и серьёзно:
— Марина! Это победа! Да! Да! Победа! Твоя статья протёрла залежавшуюся пыль и стряхнула нафталин с застарелости.
— Стас, мои близкие — друзья и коллеги, кому я доверяла, — даже не поддержали меня. Ни хвалы и ни хулы. Только Гриша единственный, кому я безмерно благодарна. А остальные ни словом, ни взглядом.
Марина смотрела на Стаса и говорила глазами: «Подай мне руку, подо мной лёд хрустнул».
Стас почувствовал себя спасителем и рассказал случай с его мамой:
— Когда моя мама работала в школе, отец ей привёз шубу из-за границы. Все учителя, как с тобой, «ни словом, ни взглядом». Сделали вид, будто она пришла в поношенном пальто. А мама не расстроилась. Она знала, что её норковая шуба — просто блеск. И на будущее усвоила, что это желчное молчание — самая высокая оценка самых завистливых недоброжелателей. Будут желчью захлёбываться, но ни за что не похвалят.
Марина смотрела на Стаса и отогревалась. Стас не хотел прерывать нить поддержки и продолжал:
— Зависть. Это низкое и коварное чувство. Но, к сожалению, каждый хоть раз, но испытал это чувство. И когда говорят: «Я никогда никому ни завидовал», — это неправда. Мы люди, не роботы. Только у кого-то более развиты низменные чувства, а у кого-то — возвышенные, человеческие. — Стас говорил тихо и проникновенно.
— Кто-то сказал: «Время всегда выжидает подходящий момент и срывает маски». Сегодня я в этом убедилась, — сказала Марина, доставая кофе из шкафа. — И мне так хочется завыть, как Шарик: «У-у-у-у! Гляньте на меня, я погибаю!»
— Кстати, а что ты будешь делать со своим Булгаковым? — спросил Стас.
— Я дополню статью подробностями. И в подробностях! Отражу более глубокие смыслы, и это уже будет не статья. Это будет книга.
— Ты надеешься на издание и востребованность?
— Я об этом вообще не думаю. Просто пишу. Хочу выплеснуть свой порыв мыслей и чувств на белые страницы.
Возникла пауза. Стас тоже журналист, много пишет. Но у него никогда не возникало порывов писать бесплатно, для души. Он считал это поражением. Если ты не интересен читателю, мозги дают сбой, и начинают западать клавиши. Стас писал исключительно за гонорары. Причём неплохо. В основном это были заказные статьи, поэтому денежные вознаграждения не заставляли себя ждать. И Стасу хватало на хлеб с маслом, а иногда даже с икрой.
— Ты удачлив, Стас, тебе судьба всегда и везде «соломку подстилает». Ты в рубашке родился, а может, даже в тулупе.
— «От каждого — по таланту, каждому — по судьбе», — процитировал Стас.
— Ух ты! Неожиданно! Это ты о себе? — спросила Марина.
— Да ну что ты. Это о Булгакове, ведь он был какое-то время в опале. Его перо заливало страницы пылающей лавой, а кому хотелось подставлять себя, чтобы превратиться в окаменевшую фигуру, как в последний день Помпеи.
— Булгаков — «совесть времени», честный, принципиальный и гениальный.
— Как он тебя взбудоражил… — Стас начал понимать проникновение Марины в глубину смыслов. Она расчистила себе пространство от ненужных вещей и утраченных иллюзий и восходила к своей вершине без притворства и искусственности. — А на вершине, возможно, образовалось жерло вулкана… И магма злопыхателей проглотит тебя вместе с твоим Булгаковым и пылинки не оставит… — вслух произнёс Стас.
— Я не поняла. Ты меня от чего ограждаешь? Не писать! Да я уже название придумала: «Гипофиз в галстуке». Или ты завидуешь? — спросила Марина с лёгкой издёвкой.
Стас поймал себя на том, что он действительно завидует Марине. «Как ей в голову пришло войти в такой творчески взрывной диалог с Булгаковым». Но вслух сказал:
— Да пиши, мало ли кому что в голову взбредёт.
— Ах! Вон даже как! Взбредёт… — Марина не до конца понимала соображения Стаса.
— Ну не придирайся… А почему «Гипофиз в галстуке»? — Стас стал высвобождаться от сказанного «взбредёт».
— Гипофиз на фоне зон слуха, зрения, движения, чувств, речи — как маленькая клякса. Эта клякса, как солнце нашей Вселенной. Что произойдёт, если не будет солнца? А солнце! Самая маленькая звезда среди желтых звёзд — «жёлтый карлик», и она единственная звезда, вокруг которой вращаются планеты, — сдержанно поясняла Марина.
— Почему среди жёлтых звёзд? А какие ещё есть? — не скрывая удивления, спросил Стас.
— Красные звёзды — гиганты-долгожители, живут триллионы лет, а желтые — до 10 миллиардов.
— Ну слава Богу! На наш век хватит. А откуда ты это всё знаешь?
Марина засмеялась.
— Ты что, шутишь? Это же азы астрономии. Так вот. Гипофиз превратил собаку в человека, вернее, в облик человеческий. И как пишет Булгаков: «Гипофиз — закрытая камера, определяющая человеческое данное лицо, облик человека». «Гипофиз в галстуке», потому что он не собачий, а человеческий. Нарядили в галстук, придавая образу человеческий облик. Преображенский превратил «милейшего пса» в «отвратительную человеческую мразь», вшив ему гипофиз Клима Чугункина — пьяницы и хама, имеющего две судимости.
— Марина! А если бы профессор вшил, к примеру, гипофиз Эйнштейна?
— Боже упаси! Мир мог получить не учёного, а ходящего атомного монстра. Да и зачем? Природа контролирует процесс появления гениев, она им дарит колозум, соединяющий два полушария мозга гораздо большого объёма. И этот более широкий «мостик» в мозгах гениев даёт возможность передвижения нейронных связей в обширном диапазоне. Гением можно только родиться. И родиться естественно! А не искусственно! Об этом предупреждает Булгаков всё человечество.
Стас молчал. И тихо, как бы боясь спугнуть непререкаемость мысли, выразил вслух:
— Гипофиз — важный, заявляющий о своей основательности и незаменимости! Гипофиз решает наши судьбы!
— ДА! «Это — в миниатюре — сам мозг!» — как пишет Михаил Афанасьевич.
Стас помолчал, а потом, глядя на Марину, впал в рассуждения:
— Мы с тобой дожили до времени, когда учёные готовят замену человеческому ресурсу. И называют это искусственным интеллектом. Назвали-то с осторожностью, аккуратно — «интеллект». А на самом деле это мозг. Искусственный МОЗГ! А искусственный мозг — это гибель человечества! Вот о чём предупреждает Булгаков. «Люди решили, что думать за них будут машины, понадеявшись, что станут от этого свободней, но вместо этого они позволили хозяевам машин, поработить их», — это из "Дюны" Френка Герберта? — спросил Стас.
— Да. Мы с тобой никогда ещё не погружались в такой глубокий «заумный» трёп, — угрюмо сказала Марина. — Ты знаешь, Стас, меня мучает вопрос: как Булгаков смог так качественно проявить негатив плёнки нашей действительности и обнажить истинно верную суть? Создать пса и разложить низость натуры на секторы. Сначала пёс Шарик со всей собачей преданностью и рабским повиновением восхищался своим спасителем. «Вот это парень, — в восторге подумал пес…» Это он о Преображенском.
А позже, разнежившись в теплых, уютных и в богатом убранстве апартаментах, да ещё с хорошей едой, пёс забыл о недавно голодном, изломанном, избитом теле. Это счастье он записал на свой счёт: «Я — красавец. Филипп Филиппович — человек с большим вкусом — не возьмет он первого попавшегося пса-дворнягу».
И Шариков возносит себя и относится к своей особе бережно и с уважением:
«Я воевать не пойду никуда! …воевать — шиш с маслом, — неприязненно ответил Шариков, поправляя бант».
Шариков «…поправляя бант» ходит в лаковых туфлях и в приличном костюме. Он вознёс себя в исключительную степень «самого наисамейшего и самого наисытнейшего». Бедняге и в голову не пришло, что он просто подопытный.
Филипп Филиппович — умный, образованный, воспитанный, образ которого вызывает чувства непреодолимого уважения, — движением разума и опыта непревзойдённости превращает собаку в человека, а потом человека в собаку.
Учёный форсирует время и отклоняет природу. Профессор извлекает из мозга пса маленький белый комочек и внедряет человеческий. Преображенский надеялся получить триумфальный результат своего научного опыта. Только открытие имеют магнетическую силу притяжения для учёного, и эта сила оправдывает профессора во всех его деяниях.
Во-первых, свою симпатию к профессору, как своему коллеге, Булгаков не сдерживает, он сам — врач. Во-вторых, как красиво и интеллигентно! Очеловечившись внешне, Шариков с усилием стал натягивать на себя корону исключительности. Исключительность — это ТЕБЕ выбирать. А подопытность — ТЕБЯ выбирают!
Шариков как яркий представитель красного пролетариата с гипофизом человека и собачьим сердцем почувствовал себя равноправным гражданином в квартире профессора и стал претендовать на жилплощадь. Профессор Преображенский достиг переворота в науке. Он учёный с мировым именем! И ОН породил Шарикова, как Ленин со своими подвижниками достиг переворота в России и породил Революцию.
— А ты знаешь, слово «революция» — производное от REVOLVE (револв — вращать вокруг оси). REVOLUTION (револьюшин — вращение). И революция к нам пришла оттуда, откуда слово. Не наше слово, не русское, — Стас задумался. — Вопрос: вокруг какой оси раскрутили мощную силу призыва: «Да здравствует красный пролетариат! Да здравствуют Шариковы и Швондеры!»?
Лозунги разжигали пламя революции. А что было на душе у Ленина и его сподвижников? На душе? Они воплощали наглую, коварную, необратимую по своей истине вероломность, в сердцевине которой — предательство целого народа. А что ИМ? ИМ не нужна сильная и мощная страна, ИМ нужны наши ресурсы — нефть, газ и всё, чем Бог одарил Великую Россию.
У Преображенского получился Шариков исключительным прохвостом. Воровал, врал, да ещё по своей кобелиной сути залез к Дарье в постель и чуть не изнасиловал. Мразь!
На душе у профессора было горько и больно. «Я хотел проделать маленький опыт… а в результате … передо мной — тупая безнадежность…»
Булгаков донёс через века свой гениальный замысел. Революционные настроения он ненавидел. И был прав. Что нам дала революция? Отрыжку изуродованных гипофизов в морали и принципах. Посетители, прикрывая себя положением, деньгами и элитарностью высших слоёв общества, искусно скрывали свои грехи. Ведь уважение и состоятельность профессора основывались на пороках власть имущих. Шариков — это судьбоносное, пророческое вторжение в эволюцию природы. Профессор Преображенский понял, что он обманулся.
Марина сидела с чугунной головой. Ей казалось, что она вошла в какой-то чуждый ей портал «ИЗ ВНЕ». И ей ТАМ так неуютно…
ЧАСТЬ II
Послевкусие
В бокале белого вина хозяйничали лучики света, играя сами с собой. Марина сидела на веранде в глубоких раздумьях. Она и не заметила, как, облокотившись на бокал, её подбородок уже несколько минут отмокал в вине.
Она взяла салфетку. Вытерлась. И, глядя на смятый комок бумаги, напоенный вином, вынесла приговор: «Вот моя подмоченная репутация».
Прошло три месяца с момента её увольнения. И её мучит вопрос: как она, в свои 28 лет, наступила на камень, не на тот, от соприкосновения с которым передаётся сигнал и начинает бить фонтан, а камень-пустышку. Порой действия невозможно объяснить, как приступы лунатизма. В момент приступа лунатик никогда не сможет сказать, как он оказался на бордюре высотного дома.
Как он там оказался? И ПОЧЕМУ???
Книга написана. Перечитав свои страницы, Марина не очень воодушевилась творением. Уж сильно перегружена реалиями жизни. Как приятно читать лёгкую иронию, приправленную здоровым юмором. Видно, у авторов подобных творений много любви и позитива.
Ну что ж — прекрасно! А как же правда жизни?
А кому нужна эта правда? Вот я сижу на бабушкиной веранде. Ни семьи. Ни детей. Ни работы. Я выброшенная. А значит, никчёмная неудачница. Не место мне среди моих коллег. Они — важные. А важные — значит, замеченные. А замеченные — значит, оценённые.
Марина открыла дверь в помещение, куда «Вход посторонним воспрещён», и переступив эту грань, она оказалась в зоне отчуждённости. Зачем она сюда пришла? Где её бодрое утро с чашечкой кофе? Работа с погружением в обсуждения, общение, чаепитие — ЖИЗНЬ! Где? Всё в один момент, на взлёте — рухнуло.
Приграничье депрессии подкрадывалось к Марине, но отказаться от смысла, вложенного Булгаковым в произведение, покаяться и забыть, попросить прощения у Мути и вернуться в издательство?! Нет, она не могла.
— Мариночка, а тебя пельмешки ждут. Прошу к столу, — послышался голос бабушки, прервавший её рассуждения.
Раздумья Марины переворачивали её нутро с ног на голову. Она уходила в лес, наматывала сотни метров по лесным дорогам. Сидела у пруда и утопала в своих мыслях. Мысли в основном негативные, осуждающие её поступок. После таких четвертований Марина возвращалась к пельмешкам, чаепитию и к убаюкивающим беседам с бабушкой.
— Ну что ты такая грустная? Квартира есть. Машина есть. Запасы продуктов есть. Не грусти! Я видела очень хороший сон. Твоя удача прямо на пороге, — успокаивала Марину бабушка. — Я на тебя бросила карты, — заговорщически произнесла она.
— И что? — не сдержав иронии, спросила Марина.
— Ты совсем скоро свяжешь свою жизнь с очень богатым человеком. Но между вами нет общего ложа. Вы как бы и вместе, и врозь.
Марина промолчала. Она отнеслась к этому предсказанию несерьёзно. Но вслух пошутила:
— Бабуль, наверное, я у тебя кавалера-пенсионера отобью. Вот и будем спать на разных постелях.
Они просмеялись и пошли пить чай.
А гадание… не заставило себя долго ждать.
Бабушкин дом стоял у большого поля, за которым лесная зона. В этот лес сельчане ходят собирать грибы. Сходишь туда, омоешься живым воздухом и чувствуешь обновление, вроде вынырнул из котла с жизненным эликсиром.
В один день, ставший для Марины значимым, она собралась в поле за иван-чаем. Подойдя к калитке с заднего двора, она увидела мужчину, возраст которого определить было сложно. На нём был пиджак, точно не от фабрики «Большевичка», а туфли и барсетка с полок «Смоленского пассажа». Прикид незнакомца не соответствовал тому, в чём появилась Марина. Она вышла в простых джинсиках, просторной рубашке голубого цвета и синей бейсболке. Спортивный стиль ей шёл, а голубой цвет оттенял глаза. И на фоне этого «пассажа» выглядела она по-своему выигрышно.
— Добрый день, — поприветствовала незнакомца Марина.
— День добрый, — как бы удивляясь, спросил «пассаж», будто спрашивая: «А ты откуда взялась?» И закрутил головой, ища своего водителя.
— Вы здесь живёте? — прозвучал связывающий разговор вопрос.
— Здесь живёт моя бабушка, а я в гостях.
«Пассаж» всматривался в Марину, как в вещь, будто хотел разглядеть — вещь выполнена качественно или с браком. Марина заметила оценивающий взгляд. «Ну конечно, куда уж нам, простым землянам. Вы-то на Луне обосновались. Вон сразу определяется взгляд ИНО-представителя».
Незнакомец обратился к Марине:
— Можно попросить у вас водички?
«Странно. Водички попросил, наверняка у него в машине есть. Точно нужна инфа о чём-то или о ком-то. Затягивает время», — подумала Марина и дружелюбно ответила:
— Да, конечно, сейчас.
Она решила выпендриться. Достала из холодильника запотевшую голубую бутылку «Байкал» 350 мл. Взяла голубой стакан. Салфетки. И всё установила на маленький подносик.
— Пожалуйста, — подавая поднос, спокойно произнесла Марина.
У «Пассажа» глаза вылезли из орбит и запрыгали на затылке.
— Неожиданно. В деревне… И такое комильфо…
— А что неожиданного? К воде надо относиться уважительно. Вода — это основа жизни, в ней эффект солнца.
«Пассаж», привыкший к открытому интересу к нему как к мужчине, решил, что Марина с тем же на него прицелом.
Но Марина взяла поднос и, пожелав «всего хорошего», направилась в дом.
— Мы даже не познакомились. Как вас зовут? — в голосе незнакомца прозвучала растерянность. Он понял, что ошибся. Девушка совсем не стремилась накинуть на него аркан, а вместо этого повернулась и, мило улыбнувшись на вопрос: «Как вас зовут?» — просто ответила:
— Марина.
— А меня Георгий! — крикнул он вслед убегающей Марине. Но ему показалось, что девушка его не услышала.
«Ишь ты…»
Марина занесла поднос в дом, проверила, не забыла ли антикомарин, и отправилась в поле. Настроение её как-то «посвежело». Она вернулась домой и впервые за три месяца открыла компьютер. Это говорило о том, что энергия резко изменила направление и стала вытеснять волновой негатив, очищая её. Это, наверное, как посуда. Грязная, с засохшими объедками, вызывает брезгливость. А к чистой, сверкающей хочется притронуться, взять в руки.
Марина почувствовала, что она начала смывать с себя прилипшие к ней объедки.
Прошло два дня. Марина уже и забыла о «Пассаже», как к их дому подъехал автомобиль марки «Bentley». Вышел водитель и занёс в дом огромную корзину цветов. Это были луговые цветы! Не розы, не гвоздики, а природная красота лугов. Затем он вернулся к авто и принёс ящик минеральной воды «made in Swiss». И когда цветы и вода были установлены на веранде, обратился к Марине:
— Добрый день! Разрешите я занесу в дом?
— Но я ничего не заказывала.
Водитель ничего не ответил. Деликатно отстранил хозяйку и внес ящик с водой и цветы в дом. После чего повернулся к Марине и, сказав: «Всего вам хорошего», — развернулся и направился к машине.
«Надо запомнить номер авто!» И она скачками догнала гостя:
— Я провожу вас. Спасибо, конечно. Но кто вы? Может, вы мне отраву привезли?
Водитель улыбнулся и, уже садясь в машину, сказал:
— Ваш воздух — густой, хоть режь, — вылечит любое отравление. — Сел в машину и уехал, так и не ответив на вопрос.
Марина вернулась в дом и нашла в цветах записку. Опять же, не открытку, навязываемую этикетом, а чистый белый лист, сложенный треугольником. Она развернула конверт и увидела красивый пейзаж швейцарских гор — и ни слова. Только горы, солнце, альпийский луг и вода.
Марина спросила себя: «Может, это рекламная кампания?» И сама же ответила на свой вопрос: «Да нет. Это Георгий. Жест не банальный, а очень даже…»
В этот момент появилась бабушка.
— О! Это от мамы посылка пришла? — спросила Екатерина Павловна.
Мама Марины Рита Леонидовна уже пятый месяц жила Сербии с Сергеем Викторовичем, вторым мужем. Он дипломат. С первым своим мужем мама Марины была в разводе, он ушёл из семьи, когда Марине было 5 лет. Она его почти не помнит. Мама удачно вышла замуж и не волновала дочь воспоминаниями. Марина с мамой была постоянно на связи. Рита Леонидовна звонила, отправляла посылки и раз в три месяца навещала семью.
— Ну что ты молчишь? Посылка от мамы? — повторила вопрос Екатерина Павловна.
— Нет. Это Георгий.
Екатерина Павловна замерла.
— Я что-то пропустила?
И Марина рассказала о встрече со свалившимся с Луны незнакомцем.
— Ну вот! Мои карты не врут! — зарделась бабуля.
Марине было странно слышать от образованной и продвинутой бабушки о гадании, только не по руке, а по картам. Но она не подала виду, чтобы не подорвать настрой веры и надежды «пророчицы».
— Всё верно. Только он далеко не пенсионер, а мужчина зрелого возраста. И очень даже ничего. А твои карты предсказали жизнь, как сорок лет спустя. Зад к заду или стена к стене.
— Н-да… Постели между вами… Странно. Но карты не могут врать. Надо ещё погадать, — не успокаивалась Екатерина Павловна.
— Ладно, — засмеялась Марина, — будем ждать кавалера ордена «Золотой свадьбы» с золотым унитазом и золотыми вензелями.
— Титулованного? Правильно! А то что толку, петушок-то будет петь да кукарекать, а яйца должна нести курица.
Бабушка с внучкой ещё поразвивали тему, нахохотались и пошли пить чай с пирогом. Вот такие между ними были доверительные отношения. Они могли позволить себе поговорить и о кексе, и о сексе.
После смехотерапии с бабулей Марина вернулась к компьютеру. Открыла файл книги «Гипофиз в галстуке» и замерла в мыслях: «Буду ли я издавать эту книгу? Нет! Издавать сгусток противоречий — пороков с талантами; воспитания с безнравственной лживостью, разрухи физической с разрухой духовной. Где после каждого ДА стоит НЕТ и после каждого НЕТ стоит ДА. Злопыхатели поверхностных побед накинутся, как борзые на зайца. Схватят и поволокут на эшафот». И Марина представила, как её ведут в красном бархатном платье, как в ХVI веке вели на казнь Марию Стюарт — гордую и непреклонную. Сбежалась толпа. И все с жадностью ждали расправы. Жаждали крови.
Вдруг Марина вспомнила изречение, которое произнесла венценосная королева перед казнью: «В моём конце — моё начало!» Внезапно нахлынувшие мысли впились в сознание и заставили Марину вдуматься в глубину этой пророческой внезапности.
Откуда? Из какой зоны моего мозга выплыло это? Или КТО мне пророчит? Булгаков? Вселенная? Или г и п о ф и з?
Утонув в своей задумчивости, Марина не заметила, как к ней подошла бабушка и тихо сказала:
— Ты когда в Москву?
Марина, ещё не выйдя из-под действия «В моём конце — моё начало!», замерла в безмолвии. Она мыслями пробиралась сквозь густой туман. И в конце затянувшейся паузы молчания взглянула на Екатерину Павловну и спокойно ответила:
— Сегодня. После обеда.
Во взгляде Марины отразился весь сумбур её мыслей. Она пыталась разобрать всё по файлам, но не получалось.
— Марина, что с тобой? — спросила Екатерина Павловна
— Да нет, нет! Всё нормально.
В своей квартире в Москве Марина появилась под вечер. Позвонила Стасу.
— Я дома.
— О! Прекрасно! У меня на завтра 2 билета в Малый театр.
— И что там?
— «Собачье сердце».
— «С о б а ч ь е с е р д ц е»!? — протяжно переспросила Марина. — А с кем ты собрался идти?
— С тобой.
— А как ты узнал, что я возвращаюсь в Москву?
— Екатерина Павловна сообщила.
— Бабушка???
— Да! Я звонил.
— Вот Штирлиц. А мне ничего не сказала.
— Это я её об этом попросил. Люблю эффекты внезапности.
Стас попытался напроситься к Марине в гости, но она отказала:
— О, нет, я ещё в своей скорлупе, которая, похоже по моему состоянию, ещё больше затвердела. Давай позже.
Марина закончила говорить и быстро открыла компьютер. Она неудержимо хотела узнать, КТО владелец «Bentley». Но поиски оказались напрасными.
Марина позвонила Грише. Он не раз выручал её по таким вопросам при журналистских расследованиях. У Гриши был друг, который имел возможность вытащить «…иголку из яйца…»
— Выручи меня, пожалуйста, — быстро заговорила Марина, даже не поздоровавшись.
— З д р а в с т в у й, Марина!
— Ой-ой-ой! Здравствуй, Гришенька! Мой дорогой! Мой хороший друг! Ну извини, что в спешке, и сразу к делу.
— Ну ты даёшь, Маринка! Ни тебе «здрасте»!
— …Я в полёте за уткой… передаю яйцо с номером автомобиля и прошу тебя найти, ЧЬЯ жизнь на конце спрятанной иглы… — шутливо протараторила Марина свою просьбу.
Гриша засмеялся и подтвердил готовность помочь.
— Давай отправляй данные — номер, модель, цвет! Постараюсь по-быстренькому к тебе вернуться.
— Гришенька, я тебя целую…
Утром следующего дня от Гриши на WhatsApp пришло сообщение и застало Марину со стаканом сока. После свежевыжатого сока начинался завтрак, который заканчивался кофе. Но Марина забыла и про яичницу, пожаренную с помидорами, и даже про кофе. Отправив Грише message с благодарность, она в пару скачков оказалась на диване у компа.
Значит, владелец «Bentley» — Гремучий Георгий Станиславович.
Марина загрузила в поисковик данные владельца и примагнитилась к экрану. В анонсе одного из сайтов выплыло: «Компания «GJS» Главная. Генеральный директор — Гремучий Георгий Станиславович». С экрана на Марину смотрел Георгий.
— Угу… значит, Георгий. Джордж, — перевела на английский Марина. — Ну что ж, Джордж так Джордж. Владелец заводов и пароходов…
Марина знала размах этой компании — недвижимость по Москве и Московской области, 5* спа-отели и базы отдыха, центры эстетической красоты и, вероятно, ещё то, чего она не знала. Да и знала она об этой компании от Стаса, ему была заказана статья о высококлассных базах отдыха, доступ к которым только на вертолёте. Стас показывал Марине виды — красота необыкновенная. Отели разбросаны по всей России — это Камчатка, Байкал, Алтай, Кавказ и Кольский полуостров.
Марина задумалась. «Интересный, богатый, возраст в яблочко. Зачем я ему? Может, ему нужен личный писака!?»
— Н Э П О Н Я Т Н О, — произнесла Марина.
Прошла неделя. Другая. Марина вытягивала из памяти все подробности встречи с Георгием. Разговор с ним… цветы… вода… и молчание.
«И чем же он меня возвращает к себе? Силой. Человек, достигший такого благосостояния, не может быть слабым. У него свои высоты, свои риски и свои призовые барьеры», — спросила себя Марина и сама же ответила.
Зазвонил телефон. Это был Стас.
— Марина, привет! Ты дома?
— Ещё да, но почти на выходе. Еду в деревню.
— Возьми меня с собой? Я так давно не видел Екатерину Павловну.
Марина задумалась. «Екатерину Павловну он не видел. Вот хитрец». Она совсем не рассчитывала на общество Стаса. Она ждала Джорджа. И ничего не могла с этим поделать, будто какие-то флюиды забирались в её сокровенность и щекотали самыми немыслимыми фантазиями.
— Извини, Стас, я хочу побыть одна.
— Да что с тобой? С каких пор ты стала любить одиночество?
— Да, я хочу побыть сама с собой. Это всё, что у меня сейчас есть, — и положила трубку.
Марина сама не понимала своего состояния. Она будто погрузилась в путешествие во времени и переходила мост от своего привычного берега к другому, ещё не разгаданному.
Она заехала в гараж. Взяла сумку с ноутбуком и помчалась к бабушкиному дому.
— Бабуля, я дома!
— Заходи, заходи, моё солнышко!
В доме стоял яблочный запах.
— А что ты делаешь? — спросила Марина.
— Пастилу из яблок. Вкуснятина необыкновенная.
— Ух ты! Попробуем! Только я за телефоном сбегаю, в машине забыла.
Марина вернулась, взяла сумку, которую оставила на веранде, и открыла дверь. Напротив стояла бабушка, и её удивлённый взгляд был направлен мимо Марины.
— Бабуль, что-то случилось?
Но Екатерина Павловна молчала. Марина занесла сумку, поставила и обернулась. Напротив неё стоял Георгий.
— Здравствуйте… — медленно и почти шёпотом произнесла Марина.
— Здравствуйте, Марина!
Георгий деликатно обошёл девушку и обратился к бабушке:
— Екатерина Павловна, разрешите с вами познакомиться! — Он подал женщине букет розовых роз.
— Очень приятно. Проходите, пожалуйста, — Екатерина Павловна пригласила Георгия в дом.
Обстановка и интерьер говорили об интеллигентной порядочности. На стенах висели удачно выполненные копии картин художников ХVIII века. Красивые вышивки. Над пианино разместились семейные фотографии в старинных рамках. И добротная мебель! Выполненная настоящими мастерами. Сейчас такую не купить. Горка была наполнена фарфоровыми статуэтками. На самом видном месте стоял красивый сервиз.
«Это мейсенский фарфор ХVIII века. Я не могу ошибиться», — подумал Георгий.
— Как у вас мило. Очень уютно. Прямо чувствуются тени глубокой старины, — с лёгкой задумчивостью сказал он.
Екатерина Павловна приняла похвалу сдержанным кивком. И пригласила гостя к столу.
— Это пастила из наших яблок, свежеприготовленная.
— О! Как вкусно! Ничего подобного раньше не пробовал, — восторгался Георгий.
— Да… бабуль, ты прямо кудесница, — Марина впервые пробовала пастилу бабушкиного приготовления и искренне нахваливала десерт.
— Мне очень приятно. Угощайтесь на здоровье.
За столом сохранялась непринуждённая обстановка. В поведении Марины и её бабушки большими мазками проявлялись воспитанность и образованность. Чаепитие проходило ровно и спокойно.
Через какое-то время Георгий встал, поблагодарил за гостеприимство и откланялся. Марина вышла проводить гостя. У калитки он развернулся к Марине и сказал:
— У меня есть возможность посетить остров Валаам на комфортабельном судне.
Марина много сведений вытащила из интернета о Георгии и точно знала, что никакой опасности он не принесёт. Она почувствовала, что сейчас последует приглашение, и не ошиблась.
— Не желаете составить мне компанию?
Просидев три унизительных месяца у себя в Москве и у бабушки в деревне, Марина почувствовала, что она не то что на Валаам, а хоть в избушку на курьих ножках, только бы обстановку сменить. И на вопрос Георгия «не желаете ли?» спокойно ответила:
— Желаю.
Ответ её прозвучал без позёрства и кокетства. Это удивило Георгия, и он ещё более утвердился в своём выборе, что именно с Мариной посетит Валаам.
— Ну и прекрасно! Завтра в семь утра за вами заедут. Будьте готовы! Да, и паспорт не забудьте! — сказал Георгий. Потом развернулся и направился к машине.
Марина стояла, как после распиливания иллюзионистом. Положили, распилили. Собрали и представили в полной целостности под бурные аплодисменты! Придя в себя после эмоциональной распиловки, она проанализировала свой пакет трёхдневного путешествия. Маникюр и педикюр она освежила в Москве, голову помыла вчера, а прикид для подобного рода турне имеет здесь. Замечательно!
Марина поднялась в свою комнату и стала пересматривать свой гардероб. За этим занятием застала её Екатерина Павловна.
— Ты что, уезжаешь?
— Бабулечка, меня пригласили посетить остров Валаам, — сказала Марина и поцеловала Екатерину Павловну.
— Георгий пригласил?
— Да.
— А что ты о нём знаешь? — взволнованно спросила Екатерина Павловна.
— Да в принципе из его личной жизни ничего. А о его деятельности… вот распечатка. Гремучий Георгий Станиславович — генеральный директор компании «GJS». Почитаешь? Ну что ты так смотришь? Отказаться? Не ехать?
— Да нет… но всё так неожиданно…
— Так сама же нагадала, — засмеялась Марина.
— Ну да… а когда едешь?
— Завтра в семь утра.
— З А В Т Р А??? — Екатерина Павловна не понимала, радоваться ей или грустить.
Машина подъехала к дому вовремя. Марина вышла в яркой розовой куртке с квадратами лимонного цвета, белых джинсах и бейсболке. На ногах высокие кроссовки тоже розового цвета, с лимонными шнурками. Она держала в руках спортивную сумку — белую — и сумку-клатч, тоже белую. Цвета были яркие, но в таком гармоничном сочетании, что не утомляли взгляд, а, наоборот, вызывали лёгкость восприятия.
Из машины вышел уже знакомый Марине водитель. Это он привозил цветы и воду. В этот раз он протянул руку и представился:
— Сергей. Здравствуйте, Марина.
— Здравствуйте, Сергей.
Водитель взял сумку и положил в багажник, потом открыл заднюю правую дверь и пригласил Марину в салон.
— Мы направляемся в аэропорт Внуково, — ответил на вопросительный взгляд пассажирки, предупредив её вопрос, и добавил: — По пути заедем в офис Георгия Станиславовича. Вылет в 12 часов.
Машина остановилась у двухэтажного здания на Кутузовском проспекте, расположенного сразу за ТТК. Марина вошла в офис. Работая в издательстве, в каких только она помещениях не была. И с её «довеском хорошего воспитания» она держалась достойно.
Георгий встал из-за стола:
— Добро пожаловать, Марина!
Он отметил, бело-розово-лимонную гамму, подчёркивающую свежесть и молодость девушки. И ещё что-то неуловимое. Для Георгия это оставалось загадкой. И когда он её увидел, в очередной раз подумал: «И что же в ней такое, что мне хочется быть с ней рядом — разговаривать, наблюдать за её мыслями, взглядом…»
— Вам необычайно идут яркие тона. А-а-а-а, я понял. У вас лицо совсем не нагружено косметикой. Ваше естество уравновешивает яркость.
— Ну если, наклеить ресницы, припудрить щёки розовым и губы одеть в цвет бордо, то подборка цветов завершала бы облик попугая.
— Точно! — Георгий засмеялся. Он ценил юмор. — Марина, а давайте на «ты»?
— Я не против.
— Вы… ой, ты… паспорт не забыла?
Марина открыла сумку и передала Георгию паспорт. Зашла секретарь и принесла кофе с необыкновенно аппетитными пирожными.
— Ирина, — обратился Георгий к секретарю, — передай данные этого паспорта нашему куратору во Внуково.
В аэропорту их ждал частный бизнес-джет. Для Марины это была вторая поездка на таком самолёте. Первый раз она летала в Баку, в командировку с владельцем частной нефтяной компании. Посему представление о необычности антуража элитной прослойки она имела. Вошла в салон, как в свой, без квадратных глаз и восторженных вздохов.
А Георгий ждал и незаметно наблюдал за Мариной. И, к его удивлению или разочарованию, Марина ничем себя не проявила. Она сдержано принимала сервис, сильно отличавшийся от рейсовых полётов, и спокойно просматривала меню, сделав выбор и заказав рыбные деликатесы и бокал белого вина, она сняла кроссовки и надела тапочки. Всё смотрелось так, как будто она через день летает на бизнес-джете.
Георгий не удержался и спросил:
— Тебе нравится?
— Да. Конечно. Целый час я буду находиться в состоянии исключительности. Частный самолёт обеспечивает привилегированность, где «всё включено», а обычный — обычность, где «всё выключено», — ответила Марина.
Ответ убедил Георгия, что летит она в бизнес-джете не первый раз. Но спрашивать не стал, он умел блокировать глупые, никчёмные вопросы.
Марина откинула сиденье и закрыла глаза, дав понять, что хочет побыть наедине с собой. «Ну что, Михаил Афанасьевич! Осуждаете! Красиво я отбивала барабанную дробь принципов. А только поманили… цветы, водичка из Швейцарии… олигарх в чётких линиях… А ведь он-то живет по своим принципам "всё включено", а значит, и я в этом пакете…» И Марине захотелось лететь и лететь, и повторять, и повторять: «…не ищи меня, мать, пошла ночь обнимать…»
Георгий будто прочитал её мысли и прервал булькающие фантазии:
— Марина, ты не волнуйся — и на яхте, и в отеле у тебя будут отдельные апартаменты.
Она открыла глаза и с глубокой нежностью и благодарностью, чуть слышно сказала:
— Спасибо.
Стюардесса подала еду в красивой посуде, разложила приборы и наполнила бокалы. Марина подняла бокал и произнесла тост:
— Я хочу выпить за момент, когда вы выросли как из-под земли напротив нашего дома. До сих пор не могу понять, где были ваши водитель, секретарь, охрана и корзиночка с водой и салфетками. — Она улыбнулась.
— Да все они были в поле досягаемости. А я подошёл к тебе — сам! Мне необходимо было наладить связь с жителем деревни и выведать настроение. Нет ли протестов против постройки коттеджного посёлка. Это, конечно, всё решаемо, но совсем не хочется каких-либо вздрагиваний и сотрясений.
— А… так я у тебя высокооплачиваемый стукачок.
— Ну почему сразу стукачок. Информатор. Давай выпьем!
Они выпили. Но Марина не успокаивалась.
— А что, между стукачом и информатором есть разница?
— Да нет никакой разницы. Но тебя это не касается. А если бы я тебе позвонил и спросил: у вас в деревне дождь или солнце? Просто мне нужно было знать, как к строительству коттеджного посёлка относятся жители.
— Да я тебе сразу скажу, народ недоволен.
— А мы народу поможем провести газ в деревню и вообще наболевшие вопросы поможем решить в кратчайшие сроки.
— Ну класс! Как же я вовремя вышла иван-чай собирать, — засмеялась Марина.
— А я выпью за то, что ты действительно вовремя вышла.
Непринуждённый и лёгкий разговор отвлекал их, и они не заметили, как самолёт пошёл на посадку. После этого они переместились в вертолёт.
— Марина, на Валаам мы отправимся завтра. С раннего утра. А сегодня заночуем в моём отеле у озера.
Марина молчала, она не могла принять столь быстрое развитие событий после трёхмесячного затишья. Будто она на аттракционе. Поместили её в прозрачный шар и начали крутить… А где голова, где попа, она сообразить не может.
Вертолёт приземлился в сказочно красивом месте. Карелия сама по себе очень красивая, а здесь почти девственные места. На машине не добраться, только на вертолёте. Отель небольшой, построен из дерева. Архитектурное решение настолько привлекательно, глаз не оторвать. Вокруг беседки с мангалами. Разные деревянные скульптуры. А рамы террасных ступеней выполнены из дерева и заполнены щебнем розового цвета. Очень красиво! И озеро — чистое, как слеза, в обрамлении характерных для природы Карелии сосен, укоренившихся на скалах. Стоят гордо и непреклонно.
Красота пейзажа ещё больше взволновала Марину. «Господи, и куда меня занесло. Я этого Георгия вижу третий раз в своей жизни. Ох! Дура я, дура! Надо смс-сообщения отправить Стасу и Грише». Она выразила восторг сказочным местом и взяла мобильник.
— Марина! Здесь нет связи. Нет телевизоров. Нет никаких коммуникаций. Это место отдыха от напряжений цивилизации.
— А если произойдёт непредвиденный, экстренный случай?
— Вертолёт. Полчаса, и ты уже в зоне всех доступных ресурсов.
— А электричество, горячая вода?
— Ну, конечно. У нас установлен генератор, — успокоил Марину Георгий и добавил: — Ты не волнуйся, это не похищение. Тебя сейчас проводят в номер, и до ужина ты свободна. Если захочешь прогуляться, в номере телефон — набери «07», и тебя сопроводят. Одна в лес не ходи!
Георгий сам взял сумку Марины, и они зашли внутрь. В холле Марина почувствовала устойчивый запах дерева. Горел камин. Массивная мебель, как страж, гармонично заполняла пространство. По углам стояли напольные светильники в виде керосиновых ламп. На столах свечи, а на полу натуральные циновки. Интерьер отеля располагал к отдыху.
— Я не к трём медведям в гости попала? — стараясь шутить, спросила Марина.
— Насчёт трёх не знаю, но к одному, пожалуй, попала, — хотел отшутится Георгий, но, увидев реакцию Марины, быстро перешёл на спокойный, успокаивающий тон. — Да не волнуйся ты так. Ну хорошо, я тебя отведу в радиорубку, и ты отправишь радиограмму в Москву для бабушки.
Марина посмотрела на Георгия и почувствовала, что он не передаёт ей каких-либо тревожных сигналов, поэтому решила не разгонять волну:
— Да нет, Георгий, я просто устала немного. Пойду отдохну.
Георгий передал сумку мужчине неопределённого возраста и с лицом типа нашего Дмитрия Дюжева. И, откланявшись, напомнил:
— Ужин в семь. И в лес — только с Дмитрием.
«О, так он ещё и тёзка Дюжеву», — подметила Марина и с улыбкой ответила:
— Ясненько.
Её номер оказался просторным и уютным, выполненным в стиле единого дизайна.
— Вы не желаете какой-нибудь перекус? — спросил Дмитрий.
— Да, пожалуйста, принесите мне травяной чай, ну и бутербродик…
— Хорошо, минут 25. Устроит?
— Вполне.
Марина приняла душ. Надела халат. В дверь постучали. Дмитрий принёс горячий чай, горячий белый хлеб и в глиняном горшочке домашнее масло. Марине показалось, что ничего более вкусного она не ела. Аромат чая, аромат хлеба и аромат свежего и вкусного масла просто сносил башку. Перекусив деревенскими деликатесами, она нырнула в белоснежную постель: «Посплю часочек и потом пройдусь к озеру… И всё же я не могу понять… Зачем я Джорджу? И опять. Почему я?»
Марина проснулась, привела себя в порядок и вышла на территорию отеля. Озеро, находившееся метрах в ста от отеля, манило искрящимися бликами, будто подмигивало и звало к себе. «Ну здесь же совсем рядом, не буду я никого беспокоить, пройдусь», — убедила себя Марина и стала приближаться к озеру. Она подошла к берегу, поднялась на пандус и прошла вглубь. Стоя у борта пандуса, она как зачарованная любовалась красотой этого дикого озера, смотрела на рябь воды, которая собиралась в разноцветные танцующие звёздочки, вытягиваясь в свой мерцающий путь. Красота природы приворожила Марину, и она замерла, глядя в даль этой глубинной чистоты. Стояла и большими глотками вдыхала чистоту, как вдруг услышала шорох и боковым зрением заметила что-то большое, буро-коричневое и живое. Марина повернула голову и увидела у берега медведя. Он стоял и пил воду. А она одна на краю этого деревянного помоста. И сейчас, в этот момент, расстояние от озера до отеля в сто шагов показалось ей непреодолимо далёким. Она хотела убежать. Но увидела, как на пандус заходит другой медведь и лёгкой трусцой направлялся к ней.
На раздумья времени не оставалось, медведь был от неё метрах в пяти. Она резко развернулась и прыгнула в воду. Дно озера было пологим и чистым, без камней. Марина вынырнула, подняла голову и увидела морду зверя. Медведь открыл пасть и зарычал. Показались его страшные жёлтые клыки. Девушка, не помня себя, бросилась бежать. Медведь — за ней. Марина слышала дыхание приближающего зверя. Ей казалось, что она бежит, бежит, а отель не приближается, что до него ещё очень далеко. И в этот страшный момент, когда дорога; каждая секунда, она спотыкается и падает. Ужас и страх извергает какой-то гортанный звук совсем не её голоса. Марина кричит нечеловеческим голосом, похожим на рёв.
Из отеля выскочили Георгий с шашкой и Дмитрий с ружьём. Георгий бросил дымовуху и побежал навстречу Марине. Он отстранил девушку и встал на пути у медведя. Дым приостановил зверя, но ненадолго, он зарычал, бросился на Георгия и уже на бегу схватив его за ногу. Дмитрий вскинул ружьё и выстрелил в озверевшее животное. Медведь поднялся на лапы, заревел и упал. Тиски его пасти разжались и выпустили окровавленную ногу Георгия.
— Там у берега ещё один, воду пьёт, — кричала испуганная Марина.
— Жора, ты полежи, а я пойду посмотрю, — сказал Дмитрий, направляясь к пандусу. Марина подбежала к Георгию.
— А он мёртв? Его точно убили? — спрашивала Марина, приближаясь к своему спасителю.
— Убили. Дмитрий — мастер спорта по стрельбе.
Когда вернулся Дмитрий, над Георгием уже колдовал Сидорович. Позже Марина узнала, что Платон Сидорович — военный врач. Услышав выстрел, прибежал повар — Андрей Семёнович. Они положили Георгия на носилки и отнесли в медпункт.
— Кость не задета. Зверь не укусил, а прикусил ногу. Повезло. Всё могло быть гораздо хуже, — успокоил всех Платон Сидорович. Марина была рядом. Она ждала упрёков Георгия, мол, я же тебе говорил одной никуда не ходить. Но Георгий не проронил ни слова, и от этого Марине было ещё более стыдно.
Ужин перенесли в просторные апартаменты Георгия, где горел камин и стол был совсем не маленький. Так что особой стеснённости Марина не заметила. Горели свечи, приятным фоном звучала музыка.
— Марин, ты отошла от сегодняшнего ужаса? Это у нас третий случай нападения медведей. Но всё как-то обходилось лёгким испугом. А то, что произошло с тобой, могло бы закончиться печально.
Марина поняла, что Георгий её предупреждает, причём очень деликатно и без упрёков.
— Знаешь, сначала было всё как во сне. Озеро-то вот, рядом. Пройдусь, хотя помнила твоё предупреждение, — как бы извиняясь, проговорила Марина. — Когда увидела медведя у берега, даже не поняла, что опасность. А вот когда другой зашёл на пандус и направился прямо на меня, включились все мои инстинкты самосохранения, и я выполняла команды своего подсознания, сильно испугаться ещё не успела. Испугалась, когда упала. Меня накрыл леденящий душу ужас. И теперь я понимаю, что такое «кричать нечеловеческим голосом». Звук, не контролируемый тобой, гортанный — не человеческий. Так только ужас кричит. — Марина замолчала. Георгий тоже молчал, он очень хорошо осознавал трагедию произошедшего.
— Слава Богу, всё обошлось. Вот только поездку на Валаам придётся отложить. — Георгий не стал муссировать страхи и перевёл тему. — Марина, ты, наверное, удивлена, что я не задаю ожидаемый вопрос: «А чем ты занимаешься?».
— Да. Но мне совсем не хочется на него отвечать.
— А тебе и не надо. Я и так всё знаю. Знаю, что твои родители за границей. Что ты работала в издательстве «Орион». Что тебя уволили за проникновение в смыслы повести Булгакова «Собачье сердце», — сказал Георгий и стал ждать, он знал, что в такие моменты неподготовленный человек выворачивает всю свою изнанку. «…Если начнёт истерить, то это не очень хорошо, и нам придётся расстаться…»
Марина впала в состояние эмоционального шока. Как хлопушка, дёрни за верёвочку, и вся наполненность с шумом разлетится во все стороны. Она не знала, как отреагировать на такую откровенность. «Он всё знает и владеет информацией. Джордж не стал играть в ложь. И это уже хорошо. Ложь — это пакость, по-змеиному проникающая в человека». В этом диалоге они как бы прощупывали друг друга, как доктор пальпирует, определяя проблемные зоны.
Марина молчала. Георгий ожидал. Но молчание не затянулось, Марина с неподдельным спокойствием спросила:
— Ну и как тебе мой Булгаков? — Ей действительно хотелось знать, как такой непростой, сильный и умный Джордж принял её Булгакова.
Георгий не ожидал, что молодая женщина так классически завершит свой «эндшпиль». Он глубоко вздохнул:
— Марина, давай мы об этом подробно поговорим позже. У меня что-то нога разболелась. Надо позвать Платона.
— Я сейчас позову, — с готовностью хоть чем-то услужить Георгию Марина побежала к стойке в холле. Георгий не стал её останавливать. Он понимал, что ей тоже надо отдохнуть от эмоционального перегруза.
На лестнице Марина столкнулась с доктором.
— Платон Сидорович, вы к Георгию?
— Да. Как вы себя чувствуете, Марина? — на ходу спросил врач.
— Всё нормально. Спасибо.
«Господи, куда я несусь, как угорелая. Ведь у Джорджа всё приводится в исполнение лёгким нажатием кнопочки. Но останавливать он меня не стал. Значит, пора идти спать. А бежала не я, бежала моя амигдала. В который раз убеждаюсь, что эмоцию не остановить». С этими мыслями Марина зашла в номер, приняла душ и нырнула в постель под лёгкое и теплое одеяло. У неё перед глазами всплыла картинка: с обеих сторон парадного входа в отель висели узкие полочки с маленькими тубами — это были дымовые шашки. И в ситуации опасности нападения шашки под рукой.
«Хорошо продумано», — решила Марина, но возвращаться к страшным картинкам произошедшего не стала. Провалилась в сон.
На следующий день они возвращались в Москву. Георгий перемещался самостоятельно, но с тросточкой. Марина чувствовала себя виноватой: «Вот если бы я одна не поперлась к озеру, ничего бы не случилось». В самолёте Георгий удобно уложил свою ногу на раскладной модуль кресла, и они опять проговорили весь рейс.
Марине было интересно с Георгием. Он много знал и красиво излагал. Шутил к месту и утончённо. Прямо типичный чеховский герой — умный, образованный и с чувством юмора.
— Георгий, ты прости меня, что сорвалась поездка на Валаам.
— Да брось ты думать об этом. Поедем в следующий раз? Да? — спросил Георгий и очень загадочно посмотрел на Марину.
Она немного смутилась, но виду не подала. А ответила вопросом на вопрос:
— А что тебя привлекает на Валааме?
— Меня этот остров привлекает своими аномальными зонами. Я встречаюсь с очевидцами, которые наблюдали светящиеся неопознанные объекты в виде шаров, тарелок и столбов.
— Правда? — удивилась Марина.
— Конечно, правда. Я однажды сам был свидетелем. Мы с друзьями прибыли на остров и остановились на три дня. Вечером сидим, разговариваем… и вдруг я вижу объект сигарообразный, где-то метров 130 в длину и 40 в ширину. Большой, серебристого цвета. Ни с чем не перепутаешь. Сначала один появился, а потом к нему другой, точно такой же присоединился. Они развернулись и на наших глазах исчезли за горизонтом.
— И что же это было?
— Инопланетяне. Они изучают нас. У нас много аномальных зон по миру и даже есть порталы.
— Ой, как интересно! Георгий, расскажи ещё что-нибудь.
— Да в принципе рассказывать особо нечего. И мы уже идём на посадку. А я тебе обязательно расскажу всё, что знаю. Мы же ещё встретимся? — спросил Георгий и стал ждать ответ.
— Да, — ответила Марина, и в её голосе чувствовалось, что она и расставаться-то не хочет. Но к своему «Да» она не добавила ничего, просто взглянула на Георгия по-другому. Во взгляде Марины отражалась невесомость чувств.
— Спасибо, Георгий. Мне всё очень понравилось.
Он ответил лёгким кивком головы. А когда Марина села в машину, наклонился и ничем не выдающим его тоном сказал:
— Марина, спасибо за компанию. Передавай привет Екатерине Павловне.
И ещё какое-то время они смотрели друг на друга, держа взгляд. Мысли Георгия выписывали каллиграфическим подчерком: «Девочка-то не простая, девочка-то золотая…» И в эти же минуты Марина, глядя на Георгия, подумала: «Нет, ты не Георгий, ты Джордж — статный, уверенный, — и твои поступки ядрёные, как вода из горной Швейцарии, посланная тобой, в красивых голубых бутылочках».
Они распрощались сдержанно и непонятно.
«Ни спасибо — сейчас, ни здрасте — потом, — думала Марина, — ну, скажем, насчёт "спасибо" — ещё кто кому больше должен, а насчёт "здрасте" — полный провал. Позвонит, не позвонит; ждать, не ждать… А, пошёл он к чёрту… Буду я теперь думать и соображать… а он опять исчезнет на полмесяца, а может, и на месяц, а может, и насовсем…»
Эти мысли не давали Марине успокоиться, она так и ехала в состоянии лёгкого закипания. Придя домой, приняла душ, и её темперамент сангвиника не дал разбушеваться кортизолу (гормону стресса). Марина выпила кофе и начала разбирать сумку. В боковом наружном кармане она обнаружила конверт.
«Что это?» — вскрывая конверт, думала Марина.
Там лежал вчетверо сложенный лист. Точно такой же, какой был в цветах от Георгия. И она поняла, что это письмо от Джорджа. (После вместе проведённого времени в Карелии Георгий стал Джорджем). Марина начала торопливо, будто боясь, что буквы растворятся и она не успеет прочитать, разворачивать письмо. На большом листе А4 было всего два слова:
«ПОЗВОНЮ В ПЯТНИЦУ».
Она вертела лист, зная, что содержание его и заключено в этих двух словах… «В какую пятницу? В эту или в пятую… десятую…» Марина взяла спички и хотела сжечь письмо, но вдруг остановилась и бросила его на стол, где лежала книга «Собачье сердце».
— Ещё одна загадка, — проговорила девушка, глядя на лист с голубым отливом.
Пятница оказалась ни пятая, ни десятая, а самая первая «come in Friday», наступающая. Настроение Марины подпрыгнуло на самую верхнюю отметку, как шарик на стойке, определяющей силу удара. Она позвонила бабушке, сообщила, что вернулась и всё хорошо. Включила Поля Моруа и улетела… в никуда.
Георгий позвонил в первой половине дня и предупредил, что заедет в шесть вечера.
— Марина, будь готова, пожалуйста.
Услышав такую непоколебимую уверенность в его голосе, Марина еле-еле сдерживалась, но «пенки» гнева всё-таки сняла.
— Георгий, а если у меня планы?
— Ну, тогда наша встреча откладывается. Так планы или не планы? Да или нет?
Марина сначала замерла, а потом тихо ответила:
— Да.
Она сама не понимала, ЧТО ею движет: «Он на меня действует, как удав на кролика. Вот один раз не послушалась, и на меня медведь напал. А Георгий защитил. С ним не страшно и надёжно. Вот что мной движет? Его сила?»
Ровно в шесть часов вечера раздался звонок в дверь. Георгий приехал сам.
— Здравствуй! Разреши войти?
— Да, конечно, проходи!
— Ты готова?
Марина немного растерялась. Она была одета почти по-будничному, как на работу. Лёгкий макияж, джинсы и разлетайка «Made in Italy» — эквивалент стоимости вечернего платья. Завершала облик подвеска из цветной смолы, купленная во Флоренции.
— Я не знала, как одеваться. Ты же не сказал, куда мы едем. За город или в ресторан? Или в Париж на денёк? — с колоритной издёвкой подчеркнула Марина непредсказуемость Джорджа.
— Тебе очень идёт эта «камичио ампиа».
От Марины не ускользнуло, что Джордж слова «рубашка свободного кроя» произнёс на итальянском, подчеркнув происхождение и оценив качество. «Джордж! Ты всё знаешь и всё видишь. Кто же ты?» — подумала Марина.
Георгий улыбнулся, взял руки Марины в свои и без всяких предисловий и приветствия, медленно и спокойно, произнёс:
— Я всё это время думал о тебе. Позволь мне пригласить тебя к себе домой.
— Домой? Но мы же совсем мало знакомы!
— Много знакомы! Ты не волнуйся. В доме прислуга, повар, охрана.
— Но это же все твои люди?
— Ты боишься? А какая разница, если в принципе ты согласна со мной ехать: или за город, или в ресторан, или лететь в Париж… Так ДА или НЕТ?
«Опять эта прямая из точки "ДА" в совершенно противоположную точку "НЕТ". А я ведь действительно согласна с ним ехать в любую точку этой раздирающей моё волнение прямой», — подумала Марина и ответила:
— Да.
— Прекрасно. Поехали.
Машина въехала на территорию особняка среднего уровня. Двухэтажный дом в гамме светло-кофейного и шоколадного цветов выглядел архитектурно привлекательно. Отсутствие башен и разных фигур подчёркивало сдержанность стиля. Георгий открыл дверь автомобиля и пригласил Марину, подав ей руку. Подошёл охранник. Георгий представил Марину. Охранник ответил кивком головы, но сам не представился.
Они вошли в дом. Георгий позвал прислужника и повара. Подошли повар Андре и прислужник по имени Валери, так их на французский манер представил Георгий.
«Странно, — подумала Марина. — Ни одной женщины. И в отеле тоже все работники — мужчины».
— Познакомьтесь, это Марина. — Выражение лиц персонала явно подчёркивало отсутствие в этом доме женщин. Ну, если они и появлялись, то редко. Реакция прислуги порадовала Марину. Она точно не в списке приходящих на десерт.
— Пока нам накрывают стол, я тебе покажу мой дом.
Зал, куда Георгий пригласил Марину, был огромный. Много цветов, кресла, два дивана, рояль и разных размеров журнальные столики. В углах по диагонали висели очень красивые птички разного окраса — «Lively birds».
— Пойдём я тебе покажу свою библиотеку, а ещё ты увидишь весь мир.
— Из окна или на крутящемся глобусе?
«Надо же, какая она сообразительная», — подумал Георгий, ведь он действительно хотел ей показать огромный глобус.
— А как ты хочешь?
Марина не ожидала. Вопрос, который задал Георгий, подразумевал продолжение отношений, и не поверхностных, а совсем серьёзных. И она ответила:
— Мир к ногам в первый месяц знакомства сулит быть разыгранным краплёными картами.
— Да… А с тобой непросто, теперь я понимаю, почему тебя привлёк Булгаков.
Марина промолчала. Зайдя в библиотеку, она забыла про этикет и в экстазе восторга громко ахнула:
— Боже мой! Кладезь сокровищ!
Высокие стены библиотеки были разделены балконами на всю ширину с прилегающими лестницами для доступа к полкам. Ни в одном доме Марина не видела такую богатую библиотеку.
— Я такое видела только в Лондоне, в музее мадам Тюссо.
— Всё верно. Я тоже видел и мне очень понравился вариант доступа ко всем книгам, — с неприкрытой гордостью ответил Георгий.
— О! А это глобус! Огромный! Ты, наверное, заказал, чтобы твой дом был на нем виден? — пошутила Марина.
— Нет! Чтобы прятаться в нём, — отшутился Георгий.
— От кого?
— Кто найдёт мой адрес! — засмеялся Георгий, и Марина его поддержала. — Ну что, пойдём к столу?
— Пойдём.
На выходе Марина остановилась. Она обратила внимание на полку, заставленную книгами Пелевина. Георгий поймал её взгляд и спросил:
— Ты любишь Пелевина?
Марина задумалась.
— Да ты знаешь, я прочитала только «Тайные виды на гору Фуджи». На первых главах я прямо захлёбывалась от удовольствия. Читала и думала: «Да! Пелевин — сила!»
Марина притормозила. «Ну что? Открыть ему моё плоскостопное понимание этого автора?»
— А потом? — не угомонился Георгий.
— А потом… когда «крючок за матку и мир у ног — волосатой и не мытой…» И начался какой-то философский мазохизм, просматриваемый сквозь скважину наркотического кокона.
— А я его обожаю. Пелевина надо понимать, вливаться в его вибрацию воображения. Интеллектуальный наркотик его творчества не даёт ему писать по-другому.
— Возможно, я не доросла до уровня шифровок.
Марина невольно произнесла «уровня шифровок» и заметила реакцию Георгия. Он на мгновение посмотрел на неё остро и пытливо, но не ничего не ответил, а только сказал:
— Пойдём к столу.
— Пойдём.
«А ты меня прощупываешь? Пригожусь ли я тебе как писака?» — подумала Марина в полной уверенности, что он её готовит писать под ЕГО копирку.
Они спустились в столовую. Массивный стол, накрытый белой скатертью, стоял у огромных витражных окон. На столе два прибора, салфетки — белые, свёрнутые пирамидкой, — запотевший графин водки и три бутылки вина разных марок. Исключительность обстановки напоминала изысканность квартиры профессора Преображенского.
Подошёл Валери. В белых брюках, сиреневой рубашке и белом галстуке. На голове берет, тоже белый. В руках он держал поднос, на котором стояли две маленькие рюмочки крепкой наливки — аперитив. Марина с Георгием выпили малиново-бордовую наливочку и присели в кресла, дав возможность приготовить стол холодных закусок.
— Марина, ты сегодня останешься здесь? Тебе приготовлена комната.
Она не ожидала такого перехода. Не могла понять своего состояния. В целом всё было хорошо, даже очень. Но что-то её напрягало. Нет, это чувство не вызывало страх или предчувствие опасности. Было такое ощущение, будто какая-то непонятность прячется в стенах этого дома. И она не может решить — какая?
На вопрос Георгия Марина ответила вопросом:
— А можно я тебя буду звать Джорджем?
— Джордж? — удивился Георгий.
— Да, Джордж. Английский вариант… Так можно?
— Можно, — улыбнулся он и повторил вопрос: — Так ты останешься?
— Нет. Я поеду домой, — сказала Марина и, помолчав, спросила: — Джордж! А ты родился в Москве?
Георгий понял, что Марине хочется о нём хоть что-то знать. Но спросить напрямую, типа «расскажи мне о себе», она не решилась. И он сам начал рассказ:
— Да, я родился и учился в Москве. Закончил МИФИ. По специальности физик-ядерщик. Мой папа профессор. Два года назад ушёл из жизни. Всю мою сознательную жизнь мы жили в трёхкомнатной квартире на Тверской. С 12 лет воспитывал меня отец. Мама умерла из-за болезни, и папа больше не женился, видимо, не хотел меня травмировать. Квартира на Тверской перешла мне и стоит в центре Москвы в глубоком одиночестве, как её хозяин. У меня никого нет: ни братьев, ни сестёр, никаких родственников.
Георгий облокотился на сложенные в «замок» руки. Взгляд передавал безмолвное соприкосновение с его корнями. Марина уловила его состояние и почувствовала, будто она вгрызлась своим вопросом в непрошеность, отчего ей стало неловко, и она быстро перевела тему.
— Знаешь, когда я написала «Гипофиз в галстуке», в меня вселилось чувство особенности. По мне разлилась убеждённость в уникальности моего произведения. И увольнение меня совсем не расстроило. Наоборот. Я решила собрать всю свою волю в кулак и выплеснуть свой, как мне казалось, шедевр в народ. И что в результате? Издательства, куда я обращалась, не приняли мою книгу, а некоторые редакторы, пролистав несколько страниц, даже не оставили на вычитку, вернули сразу. Состояние униженности засасывало меня в чёрную воронку. Я три месяца никому не звонила, никого не приглашала к себе. Забыла о театрах и концертных залах. Я замкнулась в гневе и злобе на свою несостоятельность. А в это время в эту чёрную дыру улетала моя жизнь… И когда ты появился, я решила не отказываться от твоих приглашений, побоявшись, что эта чёртова воронка засосёт прелести моей жизни, не оставив взамен ничего.
Мысли Марины закрутились и зависли в уголке его разума. Ей вдруг стало необъяснимо хорошо. Будто она в этой сумрачной тени увидела свет. Она вела себя с Георгием легко и непринуждённо, будто знала его сто лет. Темы перетекали одна в другую, и они не могли наговориться. Георгий смотрел на Марину и думал: «Она как книга с интересным сюжетом, открыл, и уже не хочется закрывать».
— Марина, а я прочитал «Гипофиз в галстуке». И скажу тебе, впечатлён.
— Читал???
— Да-а-а-а… Предыстория твоего увольнения разогрела во мне интерес к твоему произведению. Но об этом мы поговорим в другой раз. Скоро рассвет. Давай спать. Оставайся у меня. Твоя спальня рядом с библиотекой.
Марина немного про себя поколебалась и решила согласиться.
— Ну хорошо. Тогда спокойной ночи.
— Нет-нет! Я тебя провожу, — сказал Георгий
Марина напряглась. «Ага. Провожу. Вот и началось. Надо бы расплатиться за столь роскошные приглашения». И с поддёвкой спросила:
— Проводишь до кровати?
Георгий улыбнулся и ничего не ответил.
Они поднялись. Георгий открыл Марине дверь, сам заходить не стал. И, пожелав ей спокойной ночи, удалился.
В комнате стояли цветы и огромное блюдо с фруктами. Марина, оценив эти приятные мелочи и отказавшись от душа, легла в постель, утопая в ароматах свежести.
Проснулась поздно. Утро затянулась аж до 10 часов. Она приняла душ, привела себя в порядок и спустилась в столовую. «Как же я хорошо спала. Как у бабушки». На этих мыслях поймал её Валери.
— Доброе утро, Марина, — поприветствовал он и подал ей записку от Джорджа: «Пожалуйста, дождись меня. Скоро буду».
Марина прочитала, но вникать особо не стала. Её приоритетом с утра был только кофе.
— Завтрак готов, — с улыбкой сказал Валери. Марина мгновенно отреагировала на приглашение и прошла к столу.
После завтрака Валери предложил Марине прогулку на лошадях, и она с радостью согласилась. «Покатаюсь. Дождусь Джорджа. И уже потом поеду домой. Меня всё равно никто не ждёт», — успокаивала себя Марина. Валери сопроводил её на конюшню. Там их встретил мужчина крепкого телосложения, лет сорока. Короткая стрижка, но не ёжик. Глаза густо-стального цвета. Взгляд глубокий.
— Алекс, — представился работник.
— Марина.
— Вы имеете опыт наездника или не пробовали кататься на лошадях?
— Да так… Немного… — скромно ответила Марина, хотя она уверенно держалась в седле и освоила рысь, трусцу, галоп. Дед её научил, она обожала с ним бывать на конюшне, которая находилась в 10 километрах от их дома.
— Вам как, поспокойней или построптивей лошадку? — спросил Алекс и передал экипировку.
— Среднюю, — ответила Марина и пошла переодеваться.
Ей подвели красивую лошадь в яблоках. Она подошла к красавице спереди, не сзади, и стала гладить по морде.
— Её зовут Марта, — сказал Алекс.
— М а р т а, — протяжно и с любовью произнесла Марина и умело запрыгнула в седло.
Алекс обратил внимание, что Марина, опускаясь в седло, стала искать глубокую точку для тазовых костей. Она не завалилась на ягодицы, копчик не касался седла, поймала равновесие, прогибая расслабленную поясницу, и расправила плечи. Стало ясно, что в седле она не новичок. Алекс улыбнулся, но ничего не сказал.
Они зашли в лес. Было начало июня. Природа просыпалась и буйной зеленью заявляла о себе. В какой-то момент Марине показалось, что за ними кто-то следит. Будто тень промелькнула среди деревьев. Она не сильно испугалась, зная, что в случае опасности сможет перейти на галоп. И опять услышала шорох и увидела человеческую фигуру, скрывшуюся в деревьях.
«Ну мало ли кто может быть в лесу», — подумала Марина. Через какое-то время они вышли в поле.
— Ну что? Хочется с ветром наперегонки?
— Да! А можно?
— Можно!
И Марина в одно мгновенье пришпорила Марту, приподнялась чуть-чуть и понеслась в полевом галопе. Алекс, убедившись, что Марина в седле как влитая, устремился за ней.
Марина так соскучилась по ни с чем не сравнимому ощущению свободы полёта. Они с Мартой вошли в синхронность и неслись навстречу ветру, навстречу солнцу… Казалось, что ещё чуть-чуть, и они оторвутся от земли и полетят ввысь.
— Марина! — кричал Алекс. — Остановитесь!
Она, не отрываясь от седла, подала корпус назад и потянула поводья. Марта остановилась.
— Я не мог вас догнать! Вы где так научились?
— Да… это ещё с детства. Спасибо тебе, Алекс. Такой огромный глоток свободы.
Алекс улыбнулся какой-то скрытой улыбкой и ничего не ответил.
Они вернулись в конюшню. Марина спрыгнула с лошади, подошла слева. Стала спокойно гладить Марту и нахваливать.
— Алекс, а можно я её помою? — спросила Марина, но в этот момент услышала голос Джорджа:
— Ну как, понравилось?
— О! Да! Очень!
— А ты до этого каталась?
— Каталась в детстве. И у бабушки в летние месяцы, — ответила Марина и пошла переодеваться. Джордж вопросительно посмотрел на Алекса, как бы спрашивая: «Ну как наездница?»
— Вошла в поле в галоп и стала обгонять ветер, чуть не взлетела, — спокойно дал оценку наезднице Алекс.
Джордж был удивлён. Он не мог найти ничего, в чём бы Марина его разочаровала. Смахнув задумчивость, Георгий пригласил Марину в дом.
В столовой был накрыт стол с холодными рыбными закусками. Георгий с Мариной заняли свои места друг напротив друга. Подошёл Валери и наполнил бокалы белым вином из запотевшей бутылки. Через какое-то время молчаливой трапезы Джордж глубоко вздохнул и приготовился говорить. Он излучал взволнованность. И флюиды его состояния заполнили пространство. Марина чувствовала, что эта вибрация передавалась и ей.
— Джордж, ты мне что-то хотел сказать? — разорвав внутреннее напряжение, спросила Марина.
Георгий сначала выразил согласие, покачав головой, а потом тихо, почти беззвучно сказал:
— Да. Это очень важно для меня, а для тебя ещё важней. Но я не знаю, с чего начать.
Любой школяр мог заметить волнение Джорджа.
— В таких случаях я всегда придерживаюсь одного принципа: быть самим собой. Не опираться на замыливание и неправду. Не фальшивить. Фальшь — опасный игрок, вскроется в самый неподходящий момент, — тоже тихо сказала Марина, бросив на Георгия теплый взгляд. Тот предложил поднять наполненные бокалы. Встал. И, боясь спугнуть готовность, сказал:
— Марина, я хочу тебе предложить быть хозяйкой моего дома на правах жены.
Марина от неожиданности резко опустила руку, которая держала бокал. Вино расплескалось, залило скатерть, и брызги попали в глаза. Она сделала вид, что защипало, взяла салфетку и закрыла лицо. Её оглушило, залило мутной пеленой, а в голове был слышен только звон, тихий и пронизывающий. Прикрытые салфеткой глаза и выражение лица образовали паузу, которую Марина взяла, чтобы прийти в себя. Она ожидала, что интересна Джорджу как журналист, и он её подкупает, чтобы перо Марины писало под ЕГО копирку.
Да мы знакомы чуть больше месяца… Ну это ладно! Мой отец три года ухаживал за мамой, а через пять лет разошлись. А Сергей Викторович, мой отчим, на третий день сделал маме предложение, и живут счастливо. Но мы ведь даже не целовались? Не говоря уже о… И вообще, что значит «стать хозяйкой на правах жены»! Не женой, а хозяйкой на правах жены???
Марина усилием воли решила выйти из паузы фривольной шуточкой:
— Неожиданно! А для начала, может, мы в спальню поднимемся? Джордж, мы ведь почти не знаем друг друга?
— Я знаю. И мне этого достаточно. Выслушай меня, Марина.
Она еле заметно кивнула, как провинившийся ребёнок, согласный на всё, только бы его в угол не поставили.
— Марина! Ни близости, ни жарких поцелуев у нас не будет. Не будет никогда. Я не могу иметь с женщиной интима.
Марина потихоньку стала успокаиваться, вспоминая, что Джордж нездоров как мужчина. Возможно, его профессия физика-ядерщика сыграла свою коварную роль. И Марина почувствовала к нему, прилив жалости.
Георгий опять вздохнул и, будто прочитав её мысли, сказал:
— Нет. Я здоров физически.
Марина не могла скрыть удивление. Она смотрела на Георгия с ярко выраженным вопросом: «Тогда в чём же дело?»
— Я не сплю с женщинами. Мне это неприятно. Вот ты бы могла лечь в постель с женщиной и заниматься сексом?
— Бр-р-р-р… Не-е-е-ет! — брезгливо промямлила Марина.
— Вот и я не могу быть с женщиной. Я разделяю свою постель с мужчиной.
И в эту минуту… Гром и молния разверзлись над головой Марины.
Если бы сейчас в столовую въехал самосвал, Марина бы удивилась меньше, чем тому, что услышала. Наступила кричащая тишина. В дни, которые ей подарил Джордж, она чувствовала, прилив необъяснимого счастья. А сейчас чувствует себя глупенькой в путах непонимания. Марина заговорила как бы сама с собой:
— Ты раздвинул камни, через которые я пробивалась цветком. Пробивалась к теплу, к свету, к солнцу… — Потом помолчала и посмотрела Георгию прямо в глаза: — Цветок стал расцветать, а ты срезал его… А мне было так хорошо…
Джордж спешил удержать Марину в этом состоянии, только бы она не сказала: «НЕТ». В том, что он ей начал говорить, чувствовалась какая-то судорожность:
— Марина! — вливая в своё обращение много тепла и нежности, сказал он. — Мы зарегистрируем брак. В качестве свадебного подарка твоя книга появится во всех магазинах Москвы и страны. Она будет презентована на самых популярных площадках и рекламных стендах. Ты станешь известной. Твоя жизнь будет заполнена деловыми встречами и приглашениями на телевидение.
— Но я не стремлюсь к популярности. Тем более купленной. Купленное за деньги деньгами и останется. Только талант дарит человечеству шедевры.
Георгий усмехнулся.
— А кто узнает о твоём таланте, если твой талант будет лежать на полке?
— Георгий! Талант — это канал СВЫШЕ. Если позволили в него войти, чувствовать его и слышать, то закрывать его или открывать, зависит точно не от нас, земных и грешных.
— Это сейчас ты так говоришь. А попробуй вкусить наркотик популярности и финансовой раскрепощённости. И тогда мы с тобой поговорим. Уверен, ты уже не сможешь от этого отказаться. Ты же не из железа, а из простого человеческого материала. — Марина молчала. — Я подарю тебе квартиру на Тверской, она будет твоя. У тебя будет ВСЁ! — И, сказав это, Джордж замолчал. Он смотрел на Марину, будто готовился к затяжному прыжку в пропасть своей сокровенной тайны. Помолчал и голосом тихим и холодным, как из подземелья, закончил: — Только у нас не будет постели.
Марина откинулась на спинку стула, потом встала, подошла к стене и прижалась так плотно, как к кресту, ожидая распятия. Мозг её уже начал отбивать каждый звук удара вколачивания гвоздей. Она вспомнила гадание бабушки: «Ты совсем скоро свяжешь свою жизнь с очень богатым человеком. Но между вами нет общего ложе. Вы как бы и вместе, и врозь».
— А зачем я тебе? — после глубокого молчания спросила Марина.
— Мне интересно с тобой. Меня тянет твоя какая-то особенная энергетика. Твой интеллект. А ещё я хочу, чтобы ты мне родила. Мальчика и девочку.
Марина посмотрела на Джорджа с удивлением, до конца, не понимая всего услышанного.
— Как родила???
— По современным технологиям, — спокойно ответил Джордж.
«О, чёрт! Что я спросила. Эта же тема противоречий Булгакова, то бишь то, о чём я пишу в своей книге. Это противоречия моих принципов». Она опускалась на дно своих мыслей, не сопротивляясь погружению. Толща противоречий затягивала её всё глубже и глубже.
— Джордж, отвези меня, пожалуйста, домой.
Машина остановилась у парадной Марины. Джордж открыл дверь автомобиля и подал руку:
— Марина, я жду ответа.
— А если…
Джордж не дал ей договорить.
— Тогда мы расстаёмся.
— Ну мы же можем остаться друзьями?
— Нет! — коротко и однозначно ответил Джордж и закончил: — В моём близком окружении только мужчины. Ты была бы исключением как моя жена и мать моих детей.
Марина посмотрела на Джорджа и сухо ответила:
— Я позвоню.
— Позвоню я;! Через три дня, — сказал Джордж и, сев в машину, отъехал.
Марина поднималась к себе в квартиру по лестнице, лифт был занят. Она, переставляя ватные ноги с одной ступеньки на другую, осмысливая каждое слово разговора с Георгием. «Что же мне со всем этим делать??? Кто бы мог подумать? Интересный, богатый, образованный и…» — с этими мыслями она зашла в квартиру, бросив сумку, и плюхнулась на диван.
Все последующие дни Марина думала о свалившемся на неё тайфуне перемен. «Завтра позвонит Джордж. Что я ему скажу? К каким жизненным ценностям я поверну свою стрелку?»
Все эти дни она так напрягала свои нейросвязи, что «они» стали вылазить за пределы её черепной головки. Так ей казалось, она уже третий день жила с ощущением ёжика вместо головы с кучерявыми иголками. «Мне скоро тридцать. Расцвет. Внимание, обожание, любовь… Любовь делает женщину красивой и счастливой! Любовь — краеугольная доминанта женщины. А мне предлагают жизнь в золотой клетке?! И что дальше? А дальше старость… И вылетишь из этой клетки с обрезанными крыльями. Или как в юмореске: если птице обрезать руки, если ноги обрезать тоже, эта птица умрёт от скуки, потому что сидеть не сможет…» И подкрадывается — пустота…
На исходе третьего дня, как будто сговорившись, одновременно положили в почтовый ящик квитанции: оплата за автомобиль; услуги ЖК, отопления и электроэнергии и помесячное погашение кредита. Всё разом, в одно время и в один ящик. И когда деньги кончаются, не успев начаться, все эти бумажки, вызывают раздражение, унижение и разрушение... и обиду за себя.
Отсутствие работы Марину очень напрягало. Она чувствовала какую-то неполноценность. А ещё больше напрягала финансовая несостоятельность. Три месяца без зарплаты сказались очень ощутимо. Марине помогала продуктами и даже иногда деньгами бабушка, но это было унизительно. И девушка страдала, понимая, что она должна помогать родным, а не они ей. Выхода из этой рутины не было. На работу по специальности её не брали. Книгу не издавали. Издательские двери для Марины были закрыты. Мутя сильно подсупорил. Все её друзья и знакомые утром вставали, пили кофе — и на работу… Они были ТАМ, в границах благополучия, а она, Марина, — за пределами этих границ.
Она стала раскладывать на чаши весов минусы и плюсы. В квартире она была одна, и проговаривать свои мысли вслух ей ничего не мешало.
— Если я приму предложение Джорджа, все финансовые проблемы будут закрыты. И не надо кого-то просить и уговаривать; обращаться и убеждать. Это всё попадает под сокращение, как выражения с противоположными знаками в математическом уравнении. А что любовь? Постель? У меня и сейчас нет ни любви, ни постели, никаких жизненобразующих успехов. Та же клетка — только не золотая, а простая, да ещё серая, с покосившими прутьями. Всё пресно. А кто мне мешает впрыснуть адреналин в преснятину?
Марину привлекали не так материальные блага, как возможности, которые дают эти блага. Кто откажется от состояния независимости — назовите их имена!
«Я деньги мало люблю, но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости». А. С. Пушкин.
Предложение Георгия об издании её книги подействовало на Марину сильнее, чем роскошь и богатства будущего мужа-олигарха. И Георгий был уверен в этой прививке. Творческий человек стремится к свободе и независимости мысли. И кто это понимает, тот поддерживает эти стремления, а кто нет, тот устанавливает на пути полосы с шипами и зубьями, препятствуя продвижению.
Георгий знал, что труд мыслей, чувств и настроения; переживания и осознания; затраченное время — это то, из чего складываются определённые участки жизненного пути. И перечеркнуть этот путь невозможно. Он сам захлёбывался в ступоре сплошных неудач. После защиты диссертации его разработки стали востребованы только через пять лет, даже отец, на тот момент профессор, не помог помочь сыну в продвижении.
Размышления Марины стали сантиметр за сантиметром перемещаться к «ЗА», а не к «ПРОТИВ». Она ещё до конца не понимала, что делает шаг в жизнь без любви. Не понимала, что только любовь дарит состояние счастья. Такого счастья, когда искры разбегаются по всему телу и начинают приятно покалывать.
«Без любви нет жизни. Любовь — это жизнь», — так сказал бы счастливчик, которому судьба проложила дорогу к успеху, и на гребне пройдённого пути к своим победам благополучия счастливчик заказывает десерт. Можно позволить себе любить и не думать, как сказал Шура Балаганов: «Как снискать хлеб насущный» («Золотой телёнок»). Не думать, хватит ли заплатить за кружки и школу ребёнка. Не думать, вернётся ли муж с работы вовремя и трезвый, а не в пьяном угаре или, того хуже, с запахом женского парфюма. Не думать об этой «уродливой роже» пороков, которая выползает из-за угла неблагополучной жизни. А когда неудачи изматывают, когда не живёшь, а приспосабливаешься к жизни, когда унижения отравляют все радости, наступает онемение. Состояние переходит в невесомость, и смотришь на себя «ИЗВНЕ», и твой облик тебя совсем не радует. Успех! Эта мощная энергия! Высокая оценка достижений поднимает на помост возвышения, и тогда… и любить хочется, и жить, красиво и безмятежно.
Марина выбрала успех. Она вспомнила разговор с Джорджем: «…твоя книга появится во всех магазинах Москвы и страны. Будет презентована на самых популярных площадках и рекламных стендах. Ты станешь известной. Твоя жизнь будет заполнена деловыми встречами и приглашениями на телевидение…»
— Значит, счастье можно купить! А если можно, я хочу попробовать его на вкус!
Ровно через три дня позвонил Джордж.
— Марина! Здравствуй!
Марина ничего не ответила на приветствие, лишь произнесла:
— Да.
Образовалась пауза.
— Повтори!
— Да! Джордж! Да!
— Я сейчас приеду за тобой. Будь готова, — сказал Джордж и отключил линию.
Марина, отбросив поглощающие её мысли, стала готовиться к встрече.
Ещё перед поездкой в Карелию Георгий тщательно изучил всю подноготную Марины. Внимательный его взгляд был прикован к медицинской карте. Убедившись, что Марина не имеет никаких патологий и отклонений, Георгий утвердился в своём выборе. И уже в Москве сделал ей предложение. Вопрос семьи и детей откладывать дальше нельзя. Ему месяц тому назад исполнился 41 год.
Марина села в автомобиль марки «Bentley», и её охватило доселе незнакомое чувство, вплывавшее в неё с красивым шлейфом устойчивого запаха роскоши. Охватившие её состояние вызывало нелепую, затуманенную истинность. Она чувствовала лёгкую вибрацию волнения и изо всех сил старалась притупить эти неуправляемые колебания.
— Ты не против поужинать в ресторане? — спросил Джордж.
— Нет, не против, — ответила Марина и почувствовала, что внутреннее дребезжание затухает, и она высвобождается от волнения. Она смотрела на Джорджа, оценивая его внешние данные уже не как приятеля. И он ей нравился. Его пружинистая походка покоряла лёгкостью и неспешностью шага одновременно. Тёмно-синие глаза притягивали умной зоркостью и в то же время мягкой и тёплой глубиной. Тёмно-каштановые волосы — ни густые, ни редки — были зачёсаны просто на пробор. Лицо — породистое, телосложение — спортивное. Взгляды задерживались на облике Джорджа, и Марина не могла этого не заметить. Он отметила про себя: «Мой муж такой красавчик… и… никаких баб!» А ларчик-то просто открывался… и ключик только у неё. И она его никому отдавать не собирается. Пусть смотрят и завидуют!
Общение за ужином было сдержанным. Марина коротко отвечала на вопросы Джорджа и не проявляла никакого интереса к беседе. Не специально! Просто она сама ещё не понимала: где она? И к чему идёт? Да! Шаг сделан, но её нога ещё на весу.
Георгий отметил перемену в Марине. Её профессиональная раскрепощённость журналиста улетучилась, и она была похожа на гувернантку, удерживающую себя в разрешённых границах. Не старалась оседлать победоносного конька, убеждая Джорджа в правильности ЕГО выбора, только бы не упустить позиции победы: сегодня безработная, а завтра — владычица благосостояния.
Так они и провели вечер в сдержанных тонах. После ресторана Георгий не стал приглашать Марину к себе. Но и не замыливал своё решения фразами типа «…ну ты можешь ещё подумать… не спеши… всё взвесь…» Он человек дела. «Пришёл. Увидел. Победил».
Перед парадной Джордж взял руки Марины в свои и тихо, но с уверенностью в голосе сказал:
— Свадьбы не будет.
«Как не будет? — подумала Марина и поймала себя на том, что даже огорчена. — Неужели Джордж передумал?» И вдруг она поняла, что ей хочется опустить ногу и войти в другую, манящую своей независимостью жизнь.
Джордж уловил её колебания и продолжил:
— Мы отметим наше бракосочетание в узком кругу. Ты, я, Екатерина Павловна и твои родители.
Услышав «наше бракосочетание», Марина неожиданно для себя обрадовалась. Георгий заметил радостный отблеск в её глазах. Он знал, что скрыть эмоции без специальной подготовки почти невозможно. Ожидания Джорджа оправдались. Теперь он уверен, что Марина готова быть матерью его детей. Он наклонился к Марине и прошептал на ушко:
— Подготовь бабушку и сообщи родителям, через неделю наше бракосочетание.
Георгий говорил, будто такты отсчитывал по нотам: целая, четвертная, восьмая… шестьдесят четвёртая.
Марина почувствовала обжигающий импульс. «Меня к нему тянет», — призналась она себе. Ей захотелось его поцеловать, прижать, почувствовать жар его тела. Это смутило её. Но не подав виду, она просто спросила:
— Ты позвонишь?
Джордж приблизился, обнял Марину и поцеловал в щёчку. И таким сексуальным голосом сказал:
— Конечно! Я завтра позвоню!
Марина почувствовала закручивающий спазм внизу живота и лёгкие мурашки по телу.
— Ну как он может быть таким сексуальным?
Она вспомнила, как её подруга познакомилась на отдыхе с молодым мужчиной. И он оказался импотентом. Так вот она делилась секретом: «Так сексуально смотреть не сможет ни один мужик»
— Ну теперь я знаю, что не только импотент, но ещё и…
Она поднялась к себе и сразу настроилась пойти в душ. Ей спешно хотелось притупить спазм резко возникших желаний к Джорджу.
Марина не могла найти место своим желаниям, это шло в разрез с её разумом, который гнездился между мозгом и сознанием. А сознание её оказалось продажным. Она вообще не понимала, что с ней происходит. Не могла поверить в признания Георгия. Может, это розыгрыш?
Её мысли прервал звонок в дверь. Это был Стас.
— Заходи, Стас. Пожалуйста, приготовь пока кофе. Я в душ.
Они выпили кофе, Марина взяла Стаса за руку. Истома природы терзала её, и она сама повела Стаса в спальню, дабы охладить разбушевавшееся желание. В постели она представляла рядом с собой Джорджа, не Стаса. И чувство, в котором её оставил Джордж, перетекло в состояние только что разорвавшейся бомбы. Когда всё закончилось, Марина почувствовала, что теряет уважение к самой себе. «Меня захватили. Я в плену и медленно перетекаю из состояния Я, в состояние Не Я».
К её счастью, свидетелями всего этого безумия были только луна, звёзды и она сама. Марина понимала, что она закрывает дверь своего Я и открывает дверь своего Не Я. Она чувствовала, что не может противостоять силе, которая тянет её в эту другую жизнь. И что она не хочет сворачивать, её тянет ТУДА.
Она села на диван, поджав под себя ноги. Это была её любимая поза. Стас сел напротив и наполнил бокалы шампанским. Он искрился, как бенгальский огонь. Вид его был настолько разлимониный, что скрыть свою гордость за минуты, подаренные ИМ женщине, было невозможно. Он с абсолютной уверенностью высматривал восхищение в глазах Марины за подаренные мгновения удовольствия от его мужской состоятельности.
Марина поставила на стол допитый бокал шампанского и, глядя на Стаса, спокойно сказала:
— Уходи. Я замуж выхожу.
Стас поперхнулся сыром и моментально сдулся. Он знал, что этот момент наступит, но оказалось, что принял объявление Марины как ведро пораженческих мыслей, опрокинутое ему на голову. Но у Марины не было никакого желания объяснять и сочувствовать. Она встала со словами:
— Стас, давай иди. Всё потом. Потом объясню.
Стас встал и с видом какой-то пришлёпнутости вышел. Он понял, что в жизни Марины произошли перемены, но он уже в них не участвует.
Дальнейшие планы осуществились как по накатанной. Приехала мама Марины — Рита Леонидовна. Отчим, Сергей Викторович, приехать не смог, он встречал делегацию из России. Состав участников и гостей бракосочетания был из четырёх человек. Но для счастья мамы и бабушки этого оказалось достаточно. Екатерина Павловна оторвалась от земли и парила в радости за любимую внучку. Она забыла о своём гадании и предсказании и просто задыхалась от счастья, глядя на своего умного, интересного и состоятельного зятя.
В качестве свадебного подарка Георгий преподнёс Марине свидетельство на собственность квартиры на Тверской, как и обещал. После этого семейного торжества Марина ещё неделю оставалась с бабушкой и мамой, а потом с вещами переехала к Георгию. Эта неделя была для Марины не простой. Но она старалась скрыть свои волнения. Днём, рядом с мамой и бабушкой, Марина успокаивалась счастьем в их глазах. Они погружались в вспоминания, читали стихи, музицировали и много смеялись. И убеждения родных «как же Марине повезло, счастье вошло в наш дом» в дневных посиделках раздувались, а к вечеру, в спальне, состояние Марины резко сдувалось. Лёжа в постели, наедине с собой, она терзалась: «Что бы мы ни совершали, как бы ни бодрило нас общение друг с другом, мы всегда, во всех ситуациях остаёмся сами в себе». И в её сознание уверенной поступью, медленно начинала вползать разорённость её принципов. Марина мыслями пробивалась сквозь туман, идя к двери, за которой скрывается её «Не Я».
Время шло. Сомнения не отпускали. Есть вещи, которые собираются в ложку дёгтя и отравляют любые радости жизни. И, тем не менее, чем продолжительней было расставание с Георгием, тем её сильнее тянуло туд,а где ОН. Видимо, неведомые силы препятствовали этой ложке дёгтя проникнуть в розовость предстоящего.
Прошла неделя. Марина, убедив себя в сказочных переменах, произошедших в её жизни, с теплом и лёгкостью встречала Георгия. Он появился свежий, помолодевший и в прекрасном настроении. За столом вёл себя непринуждённо и естественно. Обаяние Георгия очаровывала. Он умел завоёвывать сердца. Марина почувствовала, как из уголков её души опять начинает пробиваться влюблённость. Ей нравились его взгляд, улыбка, и какая-то внутренняя сила притягивала её. Но она усилием воли давала команду своим мыслям и чувствам: «Онеметь и окаменеть!»
Марина стала откуда-то из глубины, куда она себя не пускала, вытаскивать воображения: «А где был Джордж? И с КЕМ?» — и ей вдруг стало до одури противно. Всё остановилось. Онемело и окаменело. Марина взяла себя в руки и успокоилась. Она нашла рычаг. Джордж её друг! Ей с ним интересно проводить время, разговаривать… Он — друг для неё. А для окружения — завидный и надёжный муж! И точно не бабник. На этом и остановимся. Так думала Марина, подходя к Джорджу и беря его под руку. Но Джордж как-то проинтуичил скрываемые Мариной нотки. И, не подавая виду, попытался сбалансировать её настроение. Он обратился к бабушке Марины:
— Екатерина Павловна, дня через три к вам подъедет мастер с двумя рабочими. Вы им всё покажите и расскажите, что и где надо отремонтировать, восстановить и построить.
— Что построить? — распахнула от удивления глаза Екатерина Павловна и от неожиданности не нашлась спросить ничего более разумного.
— Построить? Гараж. Баню. Обустроить хозяйственные постройки. Обновить ландшафт, — продолжал Георгий, будто обсуждал покупку картошки или овощей для заготовок на зиму.
— А-а-а… — только и успела отреагировать Екатерина Павловна.
— Вы не удивляйтесь. Всё неспроста. Это вам выкуп за внучку, — и засмеялся. Его вид выражал, что ничего особенного не произошло, и он продолжил, глядя на Риту Леонидовну: — А к вам мы прилетим в июле. Познакомимся с Сергеем Викторовичем и покатаемся на яхте всей семьёй.
— А бабушка тоже полетит с нами? — наивно и как-то по-детски спросила Марина.
— Конечно! — победоносно ответил Джордж.
Всех накрыла радостная благость. И Марину тоже.
«Бентли» подъехал к дому Георгия, и Марина выходила из машины не гостьей, а женой. Женой известного, успешного и богатого бизнесмена Гремучего Георгия Станиславовича. Он взял её под руку, и они вошли в дом, где их встречал Валери. Вещи Марины занесли не в ту комнату, где она гостила, а в другую, с гардеробным отсеком, большой лоджией и камином. Преобладали бело-карамельные тона. На тумбе стояла ваза с красивым букетом белых роз.
«Белые розы, белые розы… беззащитны шипы… Что с ними делать… Они!!! Оставляют меня умирать на белом, холодном полотне…»
Мурлыча песню, переделанную под себя, она вышла на лоджию. Оттуда был виден лес. Марина вспомнила Алекса, Марту и своё прекрасное тогда настроение. Это было ДО. И в тот же день уже подкрадывалось ПОСЛЕ, до этого судьбоносного «ПОСЛЕ» оставался шаг. Квартира на Тверской, дом Георгия, бизнес-джеты, дом на Сицилии, яхта и лоджия, на которой она сейчас стоит, — все эти привилегии хором и дружненько заявляют: «Ты сделала свой выбор!» Всего несколько недель отделяли Марину от её прежней жизни «ДО» — мощной стеной от теперешнего «ПОСЛЕ», где всё другое — обстановка, окружение. Другая жизнь. Другой ритм дыхания. И Марина входит в эту дорогую для неё жизнь, предавая свои принципы. Она предаёт себя, своё воспитание, свои чувства. И… Стас, Гриша, Мутя, Сима Кобылина, Рита остались за стеной. За зеркальной стеной — она их видит, а они её нет. Они остались в той жизни — в плохой ли, в хорошей ли? Но в своей. А она в зазеркалье, за зеркальной стеной.
«А как же Булгаков? Булгаков со мной! Он меня поймёт. Он тоже входил в состояние "Не Я" под действием морфия. А я-то не под действием морфия? — спрашивала себя Марина. И отвечала: — Мой морфий в моей голове, заливает зоны мозга. И я чувствую, как становлюсь другой под действием морфия богатства».
В дверь постучали. Это был Георгий. Он заметил, что прервал глубокую задумчивость Марины, и примирительным тоном мягко сказал:
— Сожалею, что занимаю твои мысли, но нам пора к столу. — Он обнял Марину, поцеловал её в щёчку и жестом предложил спуститься. Марине так хотелось спросить: «А где ТВОЯ спальня? Рядом или внизу?» — но она сдержалась.
Стол был накрыт торжественно, подчёркивая жизнь, которая открывает Марине свои двери. Для неё эта новизна импульсивно билась в каждом уголке её восприятия, а для Георгия все было привычно и естественно. Он был свой в этом стеклянном аквариуме земных благ.
— Что будешь пить? — спросил Джордж, и его обворожительная улыбка сразу заняла своё место на лице хозяина.
— Водку.
— Водку?
Георгий удивился. Он уже привык к выбору Марины — вина, шампанского…
— Да, водку! В хрустальном графинчике! — без тени улыбки повторила своё желание Марина.
— А-а-а… я понял… ты желаешь пить не со своим мужем, а с профессором Преображенским.
Марина улыбнулась. «У него необыкновенный талант балансировать», — подумала она.
— А как ты догадался? — спросила игриво.
— Я в твоё отсутствие перечитал «Гипофиз в галстуке».
— Перечитал?!
— Да. Захотелось посмаковать послевкусие твоих мыслей и смелого диалога с Булгаковым.
— Посмаковал? — придирчиво спросила Марина.
— В твоих книгах разбросано жаркое дыхание принципов. Ты пишешь слишком честно.
— А можно писать не честно?
— Конечно, можно. И писать, и говорить, и действовать с замесом вранья — это основа процветания политиков и финансистов. Ты знаешь, как Англия к середине XVII века стала мощной финансовой державой?
— Нет, — честно ответила Марина.
— Сработал план Исаака Ньютона, который он разработал, изучив причины обрушения фунта. Изначально он предложил уволить ВСЕХ работников монетного двора, дабы прекратить просачивание фальшивых монет. Заблокировать СКРЕЩИВАНИЕ элиты с криминалом! Это первое. Затем он настоял набрать крестьян и обучить. Третьим шагом было предложено выкупить фальшивые монеты и переплавить. А новые производить толще, с более выпуклыми надписями на латыни и ребрами по кругу монеты. И самый значимый вариант заключался в увеличении государственного долга.
«Чем больше долг, тем мы богаче и крепче!» — объявил Ньютон. Для обывательской логики этот расчёт покажется абсурдным. А оказалось — нет! И Ньютон подкрепляет свою логику выпуском облигаций: «Наш фунт — самая крепкая валюта в Европе!» Это в то время, когда фунт Англии претерпевал состояние рецессии. И, конечно же, не был «самой крепкой валютой». Но цель была заставить в это поверить. Призыв оказался настолько убедительным, что в это поверили! В Англию потекли субсидии.
— Значит, и этот же дрожжевой замес применили для доллара? — спросила изумлённая Марина.
— Конечно! США и Англия до сих удерживают всю ось мировых финансов, — закончил Георгий.
— Удерживают ось мировых финансов под лучезарным оком дельты! И никому не позволят выявить этот путь завоевания мирового рынка, — заключила Марина.
Георгий не стал углубляться в символ «лучезарной дельты».
— Расчёт Ньютона, который на первый взгляд виделся провальным, оказался перстом господства и могущества. В этом и заключается отличие гения от простого обывательского видения. Гениями не становятся, ими рождаются!
Марине было очень интересно с Георгием. Она наполнялась знаниями и познавала много интересного. Он притягивал её своей энергией.
Застолье продолжалось в неспешной беседе. Принесли горячее. На продолговатых тарелках необычной формы аппетитно красовалась форель из Карелии в овощах, приготовленных на гриле.
— Вообще-то у меня не было намерений рассказывать, как фунт и доллар заняли господствующую позицию на мировом рынке.
— А мне было очень интересно слушать. Я так до конца и не понимала, как именно доллар оказался впереди планеты всей, а ты мне объяснил очень внятно и убедительно. Факты! Хотя остались непонятки. Как мир принял это? Или это определила лучезарная дельта?
У Георгия вздулась вена на виске. Марина заметила лёгкую перемену во взгляде. Но он быстро, почти в ту же минуту уравновесил себя:
— Марина, оставим политику и финансы. Я хочу узнать, как ты сама относишься к тому, что пишешь?
Она протяжно вздохнула.
— А разве я могу ответить на твой вопрос? Единственное, что могу сказать, — когда я перечитываю наших великих классиков, то за свою писанину становится немножко даже стыдно. А вот для писателей нашего времени, таких как Фрэнк Герберт, Олдос Хаксли, Пелевин, я просто динозавр…
— Почему?
— Потому что я не вхожу в состояние ножки стула. Не описываю ритуалы с героями, имеющими и грудь, и мужской член в одном обличии. Не трахаюсь, извини, с деревянной лавкой. И не могу понять, зачем привлекать читателя ситуацией, что моча и кал обрабатывается в карманах ягодиц. Я не могу понять описанные несуществующие миры и параллели, заражающие миллионы людей вирусом «АНТИ». Не рожать! Дети из пробирки лучше и тождественней. Не любить цветы. Не читать книги. Не думать! Всё заменят машины. Не надо любить слова «отец», «мать». А многие восторгаются! Гениально! Да! С позиции фантастики скакануть в такие сюжеты — это талант. Талант распространения вируса «АНТИ» — античеловечности, антиприроды, антикультуры, антиобразования. ЧТО ОНИ НЕСУТ В МИР? И КТО в этом заинтересован?
— Значит, ты НЕ за литературу с умопомрачительными историями и героями-зомби?
— Нет! Я тебе больше скажу, вернее, процитирую известного учёного Сергея Капицу. «Если мы будем рассказывать про зомби, НЛО и гадалок, то воспитаем страну дураков. Такими людьми легче управлять, но будущего у этой страны нет». — Георгий глубоко вздохнул, но промолчал. И Марина подытожила: — Эти проработки профинансированы с целью достигнуть всемирного размаха необратимой реакции посредством «перепрошивки», захватывая умы и подавляя сознание, успешно формируя психику нашего поколения для определённых функций.
Марина опять заметила пульсирующую вену на виске Георгия. Это выдавало его волнение. Но он решил погасить интеллектуальный бунт Марины и как-то просто и по-дружески спросил:
— И всё же я повторю свой вопрос. Как ты относишься к тому, что пишешь? — глядя Марине в глаза, спросил Георгий.
— Я пишу и не задумываюсь, — представляют ли мои изложения литературную ценность? Просто пишу. Для души. Вот и всё… Я пишу, как бы разговаривая со своими белыми страничками. Поэтому не могу ответить на твой вопрос. Могу только сказать, что именно энергия творчества даёт мне силы жить! Как открывается канал творчества и кому направляется — это загадка, и никакой науке это таинство не разгадать.
— Мне нравится, как ты пишешь. Твои эмоциональные пики порой принуждают к переосмысливанию. Но и Пелевин мне тоже нравится.
Взгляд Марины выразил согласие:
— Пелевин талантливо пишет, мысли — мудрые, глубокие. Просто его заносит… Улетает в информационные кластеры. Но излагает талантливо, местами даже гениально.
— Неожиданно, — задумчиво произнёс Георгий.
— Что же такого неожиданного?
— У меня сложилось мнение… — Марина не дала Джорджу договорить:
— Сложилось мнение о моём мнении. Но, Джордж, моё мнение — это слабое дуновение в мощном каньоне. Пелевин — глыба, но эта глыба состоит из загадочных прослоек серьёзных поддержек и мощных раскруток. Это автор времени. Интегрированный и синтезированный, как многие авторы этого же ВРЕМЕНИ. Ты знаешь, я совсем недавно перечитала «Тайные виды на гору Фудзи». С одной целью — вчитаться в смысл. И ты знаешь, меня заинтересовал сюжет с ящерицей игуаной. Игуана! Это же один из символов иллюминатов. Вот почему все ритуалы связаны с игуаной и ведут к завоеванию человеческого сознания. Орден иллюминатов был создан в 1776 году 1 мая. С тех времён это общество росло, охватывая различные слои элиты, выдающиеся умы и гениальные таланты человечества. Цель иллюминатов — установить новый мировой порядок на Земле. И я теперь очень сомневаюсь, что 1 Мая отмечается как День весны и труда. Или знаменует создание ордена Иллюминатов? И теперь я думаю, кто же поддерживает миллиардное распространение этих фантастов?
Георгий слушал Марину, и с момента темы об иллюминатах на его лицо стала наползать маска глубиной серьёзности. Он встал и сухо сказал:
— Позволь я тебя провожу в твои покои, мне хочется отдохнуть.
«Неужели Джорджу не понравилась тема об иллюминатах? Так он сам заговорил об Исааке Ньютоне, авторитетном масоне. И сам закончил своё повествование "лучезарной дельтой" — это один из знаков иллюминатов. Марина почувствовала, что она перешла какую-то границу, возможно, «красные флажки».
Георгий проводил Марину в её комнату.
— Закончим наш экскурс по творческим гениям, — сказал он и, уже развернувшись, пожелал Марине спокойной ночи. Она ответила тихо и робко:
— Доброй ночи.
Зайдя к себе, Марина приняла душ и уложила себя в царство ароматного батиста. Подумала: «Почему же Джордж так резко изменился? Что его насторожило?» Эти мысли отвлекли её от их «одиночества вдвоём». И душевный скрежет о новой жизни, которого она боялась, утих. Марина почувствовала, что она очень хочет спать. И никакие терзания не нарушат её состояния отойти ко сну ещё и потому, что до сего времени она привыкла отдаваться сну именно в одиночестве. «Я сплю, как спят королевы. Венценосные семьи имели разные спальни. Король и королева почивали каждый в своей спальне». Эти мысли, оправдывающие её бытие, убаюкали Марину, и она провалилась в сладкий сон.
Наутро она проснулась в хорошем настроении, без трепетных волнений и напряжённых раздумий. Причиной её счастья всего-то были теплые лучи солнца, ласково прикасавшиеся к ней. Она встала и вышла на лоджию. Двор сохранял неподвижность, утопая в лёгкой утренней дымке. Из леса доносилось разноголосье птиц. В воздухе чувствовалась свежая утренняя взвесь. Марина глубоко вдохнула и проделала обязательный ритуал утренней гимнастики.
— Ах, какой воздух! Хоть пей! — восхитилась она и в спортивном костюме вышла во двор, направляясь к конюшне. Ей очень хотелось увидеть Марту. Подойдя ближе, она остановилась. От конюшни в сторону леса удалялся человек. Марина его узнала. Он был в такой же чёрной бейсболке.
«Опять он. Я его уже видела. Тогда в лесу. А что он делает здесь? На территории Джорджа? Мне представлен весь персонал, среди которого его нет», — мысли притягивали какую-то необъяснимую тревожность. Но Марина решила, что это, возможно, просто знакомый Алекса. И успокоилась.
Вышел Алекс.
— Доброе утро, Алекс! —
— Доброе утро, Марина! Вы жаворонок? — подметил Алекс ранний приход Марины.
— Да! Я жаворонок! Это моя фаза просыпания. Рано лечь и рано встать. Это про меня.
— Ну, вы в правильной, здоровой фазе — это первое. Хотя нет — это второе. А первое то, что ваша фаза совпадает с фазой хозяина.
«Хозяин? — как-то резануло слух и восприятие. — Я ведь жена, не гостья».
Алекс этот момент заметил и сразу исправился:
— С фазой вашего мужа. С фазой Георгия.
Марина улыбнулась.
— А можно мне к Марте?
— Конечно, можно.
Марта сразу узнала Марину и стала носом тереться о неё, выражая привязанность.
— Вы ей понравились — отметил Алекс.
— Да лошади очень умные животные. Когда мне было лет 18, я прочитала книгу «Black Beauty» («Чёрный красавчик»). Эта была моя первая книга на английском языке. Автор Анна Сьюэлл, британская писательница. Книга о благородном, добром и очень умном Чёрном красавчике. Автор очень интересно описывает, как лошади общались между собой. Как понимали людей и мудро рассуждали о них. Анна Сьюэлл писала эту книгу семь лет, и произведение сразу была признано классикой.
— Да, я тоже её читал в пятом классе.
— В пятом классе? На английском?
— Да, моя мама рано научила меня языку, она преподавала английский в университете. И когда мне что-то очень было надо, она требовала объяснить на английском. Разрешала пользоваться словарём. Если я добивался успеха в объяснении, получал что просил. К десятому классу проблем с английским вообще не было. Спасибо маме.
Марина постеснялась спросить: «А где сейчас мама?» И правильно сделала, что не спросила. Позже Алекс сам ей всё расскажет.
Вернувшись из конюшни, Марина приняла душ, привела себя в порядок и спустилась к завтраку. Георгий уже сидел за столом. Он встал, подошёл к Марине, обнял её и поцеловал в щёчку.
— Доброе утро, дорогая! Как спалось? — улыбаясь, спросил Георгий.
— Доброе утро, Джордж! Спала как baby (дитя), — ответно улыбнулась Марина, а про себя подумала: «Прекрасный дружеский приём. Как будто я отсюда не уезжала и замуж не выходила».
— Что ты будешь на завтрак?
— Ты знаешь, я вчера так наелась, что сегодня с утра только кофе.
— Ну хорошо. А ты знаешь, дорогая, мне позвонили из издательства. Они заинтересовались твоей книгой и настроены попросить авторские права за неплохой гонорар.
Марина хотела спросить: «А почему тебе позвонили? Автор-то я», — но вовремя остановилась, поняв, как она глупо бы выглядела. «Да! Автор — ты. Но без связей и денег Джорджа так бы попала не в "Яблоко", а в "ТЫблако", и никто бы не понял, откуда это "ТЫблако" взялось».
— Спасибо, Джордж,— спокойно сказала Марина и добавила: — Ты был прав, — и отвернула взор, пряча глаза, в которых отражалось её совсем недавнее высказывание: «Я не стремлюсь к купленной популярности. Купленное за деньги деньгами и останется…
Георгий уловил её эмоции и попытался успокоить.
— Марина, хочу тебе сказать, что тебе ЕЩЁ представится возможность побороться за свои принципы. Несмотря на то, что оплачены авторитетные и публичные рекламные площадки. Всё в открытом доступе. И знаешь сколько найдётся злопыхателей назвать тебя писакой и выскочкой, вступившей в неравный бой с КЕМ? С Булгаковым! И тебя спасёт, только аудитория твоих читателей. Читателей, которые любят твоих же писателей: Достоевского, Чехова, Булгакова… А плеваться громом и молнией будут те, кто даже не читал «Собачье сердце». Ну что ж, каждому своё. Их нельзя за это осуждать. Я твой друг. Верь мне!
Марина со слезою в сердце смотрела на Джорджа и думала: «А я-то считала, что в счастье двоих большую роль играет секс. Нет! Счастье — это понимание и поддержка».
Через две недели Марине позвонили из издательства.
— Марина Владимировна, я главный редактор издательства «Кибела». Мы прочитали вашу книгу и готовы обговорить условия по приобретению авторских прав.
По завершению разговора была назначена встреча, и всё закрутилось, как в барабане выигрышей.
На основных трассах Москвы появились красочные стенды: «"Гипофиз в галстуке". Автор Марина Корецкая. Презентация книги в зале Издательства "Кибела"».
На презентации присутствовало не много, но и не мало людей. Марина подготовила короткое выступление, минут на 15, а после спича начались вопросы. С последнего ряда поднялся долговязый парень лет 27, с косичкой на голове, и проговорил свой вопрос вдумчиво и нараспев, по-профессорски:
— Марина Владимировна! А как вы относитесь к фантастике?
— Я не увлекаюсь «Звёздными войнами». Вообще, прислушиваюсь к точкам соприкосновения с любыми авторами, но писать, как пишут Олдос Хаксли, Фрэнк Герберт, я никогда не смогу. Фантастика имеет другие формы изложения и пишется по своим законам, — Марина перечислила авторов, которые упоминались в недавней беседе с Георгием. Ей никто другой не пришёл в голову. Так бывает.
— Но ведь «Собачье сердце» — это фантастическое произведение? — не унимался парень с косичкой, и по залу прокатились поддерживающие возгласы.
— Произведение Булгакова «Собачье сердце», как вы правильно сказали, фантастическое, но эта фантастика написана автором с позиции реальности. Булгаков выразил смыслы в сатирической форме. И так выразил, что повторить эту уникальность невозможно.
— Согласен. Спасибо. Вы подпишете мне свою книгу?
— Это ваш второй вопрос? — улыбнулась Марина, и по залу пробежал доброжелательный лёгкий смех. — С удовольствием!
С того же ряда встала девушка с голубыми волосами. У неё была ярко выраженная революционная позиция: «Сейчас моё время. Всем сидеть, слушать! И не перебивать!»
— Марина! — обратилась девушка, опуская отчество. — И всё-таки как вы относитесь к Фрэнку Герберту и его произведению «Дюна»?
Девушка замерла в стойке, похожей на ожидание команды «На старт! Внимание! Марш!» Ну прямо Вяземская из «Собачьего сердца». Хорошо хоть на «вы» обратилась.
— Как я отношусь к автору? С уважением! — коротко ответила Марина.
Девушка уловила настроение и обрадовалась: «Сейчас мы её покрутим…»
— И всё же. Вы же не любите фантастов?
— Не увлекаюсь, — опять коротко ответила Марина, понимая, что девушка на её презентации с определённой целью.
— Вы читали Герберта? — не отставала Мальвина с голубыми волосами.
— Да, читала. В романе нагромождение арабских и англосаксонских имён. Затянутость. А я люблю динамичность в развитии сюжета.
— Но это же прекрасная фантастика!
— Для меня прекрасная фантастика — это «Голова профессора Доуэля», «Фантомас», «Человек-амфибия» … — с улыбкой парировала Марина.
— Ну вы ещё про царя Гороха вспомните, — дерзко отреагировала Мальвина.
— Согласна. Это фильмы времени, когда телефоны были с цифровым диском, и то один на сотню человек. А сейчас зависают или в планшете, или в мобильнике. И в головах от нагромождения информации возникает ХАОС. А душа оскудевает.
— Ну и чему нас научит «Гипофиз в галстуке?»
— Пониманию, — спокойно ответила Марина.
— Понимание у каждого своё.
— Согласна, — сказала Марина, не углубляясь в смысл, дабы Мальвина не схватила её за язык.
— А почему ваш гипофиз в галстуке?
— Галстук и костюм дисциплинируют. Внутренне организовывают. Нарядили в галстук, придавая образу человеческий облик. — Это был повтор из диалога со Стасом. — Неспроста продумано понимание «дресс-кода». Вы только задумайтесь, как надо раскрутить маркетинг, с разорванными колготками и с дырками на джинсах, чтобы загрузить в наши головы сплошной экстаз восторга: «Это космос! Это огонь!» И впихнутый в голову этот экстаз не даёт понять — в чём здравость?
— Это круто! — Мальвина встала и продемонстрировала свой «дресс-код»: на ней были джинсы по последней моде с дырками разной величины, кофта, заканчивающаяся чуть ниже грудей, и тонна металла.
— «Гипофиз в галстуке» — это «дресс-код», определяющий облик не изнутри, а снаружи. Посредством «дресс-кода» можно определить шеренгу понимания и навязывание настроений. Непонятное, но влияющие на личность и самосознание… — с грустью пояснила Марина.
— Здорово! Вы всё перекрутили, — задиристо кинула реплику Мальвина и приготовилась оставить аудиторию.
Марина спохватилась, что переусердствовала и зашла слишком далеко:
— Постойте! Я хочу вам признаться, что сама ни разу не отказалась от этого писка моды. И когда я в джинсах с дырками появилась перед бабушкой, она захлопотала: «Давай я всё заштопаю. Почему ты в таких штанах? У тебя денег нет купить нормальные?»
По залу прокатился смех. И Мальвина тоже засмеялась, и её облик изменился. Перед Мариной стояла молоденькая приятная девушка… Но заблудившаяся…
— Нормальные? Значит, мы в ненормальных? — спросила Мальвина, показывая на свои джинсы.
— Эта цель посредством телекинеза и психогенеза направлена на уничтожение личности и перепрошивку нашего сознания.
— Зашла я на презентацию случайно. Но теперь понимаю, что не случайно. Мне надо понять: что вы несёте? Бред или НЕ бред? — сказала Мальвина и вышла.
Марина проводила её грустным взглядом. Произошла перезагрузка с выплеском её состояния. «Надо контролировать свои эмоции и думать, что говоришь. "Будешь думать — жить не захочется. Все, кто думает, — несчастные..."~ Сергей Довлатов», — с этими мыслями Марина проводила взглядом Мальвину и повернулась к залу. Со среднего ряда поднялась очень милая девушка и застенчиво начала:
— Марина Владимировна, а на что вы опираетесь в своих книгах?
Марина посмотрела на девушку, как в себя, и как можно проникновенней ответила:
— Книга должна вызывать чувства и эмоции. Если этого нет, наступает пустота. И если книга вызывает разрушение мира мыслей и действий, то от этого мира хочется отгородиться.
— А каким писателям вы отдаёте предпочтение?
— В основном классикам. Сейчас с удовольствием и восхищением читаю Джорджа Оруэлла. А когда мне хочется отвлечься, беру с полки книги Виктории Токаревой. Она талантливый писатель. В её строчках — сила, любовь к жизни, благо и вера. Пишет легко, проникновенно. Примагничивает сюжетным вымыслом. Читаешь и не можешь оторваться.
Девушка мило улыбнулась.
— И ещё вопрос, который меня очень волнует. Бывают ли в вашем творчестве моменты, когда вы ловите себя на подражании своим кумирам?
«Ничего себе вопросик. И что же я должна ответить?» — подумала Марина, признаваясь себе, что есть такой грешок. Она учится тому, что ей нравится. Как говорится, ложится на душу. Но в её ответе это признание не отразилась:
— Я пишу, чтобы выразить себя, а не подстраиваться под кого-то. — «Почти правда», — отметила про себя Марина и продолжила: — В своих книгах объясняю свой субъективный взгляд СВОИМ языком. — «А это абсолютная правда», — утвердилась в своих суждениях Марина.
— Своим языком… — повторила девушка. — А чужим нельзя. Иначе это ляжет на писательское творение проигрышем…
— Всё верно. Как вас зовут? — Марина перевела тему, тепло глядя на девушку.
— Ярослава.
— Давайте я прямо сейчас оставлю вам свой автограф.
— Я не купила книгу, забыла дома сумку, а на конференцию вход свободный. Я тоже пишу… — смущённо ответила девушка.
Марина взяла со стола книжку и подписала: «В добрый путь, будущий писатель!» Девушка взяла книгу. Прочитала автограф и тихо сказала:
— Спасибо.
Марина была растрогана порывом этой необыкновенной девочки и, чтобы не нарваться на перегруз эмоций, решила объявить о завершении:
— На этом конференция закончена. Всем спасибо. А сейчас моё внимание — к желающим получить автограф. —
Вокруг Марины образовался уплотнённый круг людей, протягивающих книги. При подписании к Марине потянулась знакомая рука. Она её узнала по кольцу, покрытому синей эмалью. Эта была рука Мути. Марина подняла глаза.
— Здравствуйте, Дмитрий Геннадьевич. —
— Здравствуй, здравствуй, Мариночка Корецкая. Как это у тебя всё так вышло — по-волшебному, — заговорщически сказал Мутя.
— Да я и не знаю. Издательство купило права на мою книгу, — неуверенно проговорила Марина.
— А я знаю. Знаю, что такой рекламный размах с неба не падает… — промычал Мутя.
Пока он обиженно блеял, Марине хватило времени прийти в себя. Она не забыла, как он её унизил и выставил. Как по его указке от неё отвернулись издательства, в которые она обращалась. Как она не работала три месяца и чуть не впала в депрессию.
Но сейчас здесь, на презентации, Марина парила в своём творческом счастье, и ей было так хорошо, что она не стала опускаться до того, куда её опустили:
— Дмитрий Геннадьевич, я сейчас закончу с читателями, и мы с вами посидим за чашечкой кофе. Вы не против? — сказала она просто и с улыбкой.
— Нет. Не против. Но лучше давай ты приедешь в издательство. Ты же знаешь, мы умеем встречать победителей… — чуть ли не пританцовывая краковяк, зазывал Мутя к себе Марину.
— Знаю, как вы умеете встречать победителей! — сдержанно ответила Марина, делая ударение на слово «победителей», а точнее, на восклицательной интонации. Она знала, что значат для Мути успешные и состоятельные люди.
Домой Марина возвращалась с ощущением нового. Она чувствовала устойчивый запах успеха. Запах своего времени. Энергию богатства. Энергию уверенности. И становилась другой. А ЭТО ли счастье? У Марины не было ответа на этот вопрос. Она жила с ощущением — в гостях у жизни. Жила в роскошном аквариуме благ. У неё был красивый дом, к которому она уже привыкла. Привыкла к услугам имиджевых салонов. Привыкла к возможности приобретения дорогих вещей. К роскошной машине. Она привыкла!!! И в этой золотой пирамиде возможностей невозможно было отыскать того, без чего она задыхалась. Она задыхалась без предчувствия счастья. Простого человеческого счастья, когда просыпаешься, и тебе просто хорошо, ты даже не понимаешь — почему?
А вот сегодня… Когда она узнала, что завтра поедет в своё родное издательство, ей вдруг стало хорошо! На работу она всегда летела на крыльях: выпивала чашечку кофе, садилась в простое авто и ехала туда, где погружалась в общение и писательское творчество. Главное не забыть захватить что-то к чаепитию, которое собирало коллег до обеда и после, а в конце месяца получить зарплату — свою! Заработанную! На выходные поехать к бабуле, а в будни сходить в театр и совсем не заморачиваться с прикидом. Джинсики и спортивная куртка никогда не нарушали предчувствия этого состояния — это было её, своё, родное, никому не заметное счастье. И когда Марина лишилась этого счастья, она ушла в жизненный запой, где в туманном наслоении наслаждалась тем, что ей предлагали.
В издательстве Марина появилась в кашемировой юбке в пол и коротком полушубке из подстриженной норки чёрного цвета. В ушах у неё были серьги авторской работы, с крупным квадратным камнем синего цвета. Эти серьги ей привёз Джордж из Италии. Восхитительный дизайн. Камень, обрамлённый в белое золото, висел на подвеске в 2 см. Серьги не оставляли равнодушными никого. Марина так оделась не потому, что хотела «выпендриться», нет. Просто она влилась в жизнь с определёнными устоями, и это был её новый стиль.
Она ехала в издательство в настроении подъёма и доброжелательности. Она соскучилась по всем и не ставила цель вызвать зависть. Но кое-кому от её потрясающего вида и аромата благополучия желчь позеленила лицо.
— Добрый день! Как я рада всех вас видеть — с искренней радостью прозвенел голос Марины.
— Добрый, добрый, добрый, — прозвучало со всех концов офиса одно приветствие, но с разной интонацией. Горячо, сухо, тепло, обычно, ну и совсем как бы «водки н-е-е-т».
Какой был унизительный уход! И какой победоносный приход!
Подбежал Гриша и поцеловал Марину в щёчку:
— Ну ты красава!!! Рассказывай, как ты к нам?
— Дмитрий Геннадьевич меня пригласил.
— Ага! Опомнился! Вдруг узрел талант, после издательского перста и ОГО-ГО какой рекламы. — И в разговор сразу прорезался вездесущий голос Симы Кобылиной, она не могла соединить в одно целое Талант и Марину!
— Ты в окно посмотри! Сразу увидишь — сколько бабла, а сколько таланта!
Гриша посмотрел в окно, где на стоянке стоял ярко-лимонного, канареечного цвета «PORSCHE», потом повернулся к Симе и в своей манере «за словом ни в карман, ни за пазуху» отпарировал:
— Как сказала одна талантливая писательница о тех, кто оправдывает свою несостоятельность, — «либо дуры, либо пораженки».
В этот момент зашёл Мутя. Услышав реплику «о бабле… и таланте…», Дмитрий Геннадьевич постучал пальцами по столу, как бы призывая ко вниманию:
— Мне сразу понравилась статья Марины. Но я побоялся… побоялся интеллектуального бунта и летящих дубинок в адрес нашего издательства. Такая открытая трепанация могла перекрыть кислород и выбросить нас на задворки. Ну и, как вы понимаете, я не мог подставлять издательство под секомсижен (ритуал обрезания) и рисковать вами. Два варианта: идти на компромисс и сохранять на довольно комфортном плаву наш корабль или «За правду! За открытость!», но с объедками от барского стола. Весьма неравноценная замена. Вот и приходится смотреться в кривое зеркало. А если быть до конца честным, я был и удивлён, а наедине с собой — восхищён «Гипофизом в галстуке». — Потом повернулся к Марине и пригласил её в кабинет.
Марина спокойно поставила на стол два пакета.
— Шарлотка, шоколад и травяной чай. Ничего не меняется. Угощайтесь, а я к вам чуть позже присоединюсь, — и, улыбнувшись, удалилась. «Интересно, когда он в своих шузах? Тогда? Или сейчас?» — думала Марина, следуя в кабинет Мути.
Перед дверью редактор остановился и по-джентельменски пропустил Марину первой.
— Проходи, Мариночка! Зоя! Организуй нам кофе и шоколад. Швейцарский! — сказал Мутя и закрыл за собой дверь. — Марина! Ну… я слышал… О твоих обращениях в издательства… Знаю… что ты долго не могла найти работу… — неуверенно, как бы стесняясь самого себя, мурчал Дмитрий Геннадьевич.
Марина молча смотрела на него, сигнализируя: «Слышал. Знал. И молчал». Мутя заметил её всколыхнувшеюся обиду, но ничего добавить не мог. Он развернул шоколад и пододвинул Марине. Она понимала, что надо как-то отреагировать, но после того, что было сказано Дмитрием Геннадьевичем в отделе, замешкалась. Ей совсем расхотелось тыкать в кривые отражения, с которыми ей пришлось столкнуться самой. И она сдержанно заговорила:
— Да, Дмитрий Геннадьевич! Я столкнулась с несправедливостью и предательством. За то, что волнующие меня вещи вынесла за пределы недозволенного? За пределы установленных стандартов? Наш стандарт — это плинтус. Сиди там, за плинтусом, и не высовывайся. А то оторвут и усы, как таракану, и ноги. Что со мной и случилось. Дескать, знай своё место.
— Расплата … За смелость… — продолжал Мутя.
— Смелость? Или глупость? — голос Марины звучал тускло и приглушённо. — А ведь книга, от которой отвернулись, вышла в той же редакции! Только разворот на глянцевой бумаге. И реклама красочно оформлена и триумфально преподнесена. Как только издательство книги — проплатили. Запрещающий красный — отключили. Булгаковский смысл сразу стал СМЫСЛОМ! И книге включили зелёный свет.
— Знаешь, Марина, вот есть такие поделки, когда по фольговому покрытию начинаешь царапать, то верхний слой снимается и открывается или картинка, или слово, или цифры. То есть секрет, покрытый серебряным напылением. Ты вскрыла это булгаковское серебряное напыление.
— Вы, Дмитрий Геннадьевич, от чего отворачивались? И что не принимали? — Мутя глубоко вздохнул.
— А я вам отвечу: от истины вы отворачивались, Дмитрий Геннадьевич.
— Ну, теперь-то, Марина, ты поняла сколько стоит эта ТВОЯ истина? — сказал Мутя, приподняв подбородок и выпрямив спину. — Расскажи-ка мне, как и где ты нашла кувшин Хоттабыча, который исполнил все твои желания.
— А вы знаете, да! Я нашла кувшин Хоттабыча! Прямо у калитки дома своей бабушки. «Кувшин» в образе молодого, интересного и богатого Хоттабыча попросил у меня стакан воды. И вот всё чем закончилось… —
— Ну вот! А ты меня пытаешься убедить, что в основе любой морали лежит истина. А оказывается, и мораль, и истину, и успех можно купить!
Марина смотрела на Дмитрия Геннадьевича и понимала, что он прав.
— Да… Дмитрий Геннадьевич! Купить можно ВСЁ! Даже осознание. Это мат.
— Нет, Марина, это Пат. Патовая ситуация и у тебя, и у меня, и у времени, в котором мы живём.
Обида, которую хотела Марина донести до Мути, как родилась, так и умерла. Она откусила шоколад, запила кофе и с улыбкой спросила:
— Дмитрий Геннадьевич! Вы меня пригласили просто поговорить или у Вас какая- то цель в разговоре? — мягко и как можно дружелюбней спросила Марина.
— Ну да! Например, пригласить на работу успешную писательницу, — засмеялся Мутя, сглаживая неуместность слов «пригласить на работу».
«Если бы ты Мутя знал, в какую цену мне обходится этот успех», — с грустью подумала Марина и, смахнув заунывность, подыграла своему бывшему боссу. — Ну а что вы смеётесь? Я подумаю. Вы эту самую «истину» приправили таким вкусным кофе и шоколадом, что трудно устоять…
— Истины нет. Есть только истина, — сказал Мутя.
Марина знала, что это высказывание Альбера Камю, но уточнять не стала. Она встала, поблагодарила Дмитрия Геннадьевича за встречу и направилась к двери. На выходе повернулась и с улыбкой сказала:
— Альбер Камю прав.
Дмитрий Геннадьевич улыбнулся в ответ, не сдерживая удовлетворение. На этом они распрощались, и Марина вернулась в отдел.
Подбежал Гриша и как можно громче спросил:
— Ты теперь будешь нашим начальником?
— Да! Не сомневайся, Григорий! — отшутилась Марина и засмеялась.
Нависла пауза горшка. «Пауза горшка» родилась из правдивой истории: бабушка спрашивает внучку, которая в туалете: «Ты что там притихла? Что делаешь?» А маленькая внучка отвечает из туалета: «Просто сидУ и кАкию». Так вот в воздухе зависла эта самая пауза «Просто сиду и какию». Первая с неё слетела Сима.
— Не надо нам такого начальника. На «Порше» и в прикиде олигархини. Это будет подавлять наши мысли и портить настроение.
Протест Симы заставил Гришу выпрыгнуть из штанов:
— Я что-то не помню, когда противоположность теперешнему, то бишь униженность и оскорблённость Марины, породила у тебя, Сима, гениальные мысли и хорошее настроение.
— Гриша! Ты чего? — Марина старалась притормозить Григория. — Я понимаю тебя, ты у нас ещё тот шутник. Но не надо так.
— Да надоело! Когда тебе было хреново, хоть кто-нибудь предложил свою поддержку? А сейчас сидят на своих горшках и думают: «За умных или за красивых? Да как бы не прогадать». И сидят с благовидным взглядом под плинтусом и втихушку хлопают в ладошки Симке. Она-то хоть никем не прикрывается.
— Гриша! Успокаивайся! Не буду я вашим начальником! Давайте чай пить!
— А кем ты будешь? — из дальнего угла послышался голос Риты.
— У меня есть мысли открыть своё издательство, — просто и без тени заносчивости Марина озвучила мысль, влетевшую в её голову. Она и не думала открывать своё издательство. Она хотела писать. Но слово не воробей, и ей пришлось поддержать сказанное. — И я обязательно приглашу в своё издательство Симу, — задорно и улыбчиво закончила Марина, стараясь загладить шероховатости.
— Симу? — переспросил Гриша.
— Да, Симу! Импульсивные люди не способны на подлость, они всё выплеснут сразу и в глаза. А вот пакость жди от тихушников, которые умеют играть на публику.
От сказанного Мариной кое-кто заёрзал на стуле.
Сима ещё находилась в состоянии дикобраза, не успевшего спрятать иголки, и сразу спросила:
— А ты уверена, что я пойду к тебе?
— Я буду платить тебе в три, а может, в пять раз больше.
Атмосфера в отделе зашелестела, будто струя ветра подняла со столов исписанные листы и закружила воронкой. Лица коллег изменились, взгляды передавали эмоцию «понравиться». Все дружно стали пить чай и расхваливать шарлотку и шоколад. Марина заметила не заставившуюся себя ждать перемену настроения.
Деньги могут всё! Даже купить сознание. Марина это понимала, как никто другой. Она встала из-за стола, дав понять, что уходит.
— Мне надо бежать. Спасибо большое за чаепитие. До встречи.
— Я провожу тебя, — сказал Гриша, чем опять вызвал завистливые взгляды за «приближённость к олигархине».
— Маринка, не пропадай! Звони! — И чмокнул Марину в щёчку.
— Пока, Гришаня! Обязательно позвоню. Мы ведь с тобой так и не поболтали.
Марина возвращалась домой в глубоких раздумьях. Она смотрела сквозь себя безмятежно и размыто. Её накрыл доверчивый обман, отравляющий простую человеческую радость. Вот она подъезжает к усадьбе…Вот заходит в дом… Вот её встречает Валери и предлагает кофе… Она медленно поднимается в свою роскошную комнату и садится в кресло. Взгляд падает на коробку в красивой обвёртке… это фильм с её презентацией. Марина не ощущает радость… Всё происходит за кадром… Тенью…
— Всё, всё можно обмануть! Только не себя! Когда я была маленькой, а деревья были большими, когда бабушка мне читала сказки про цветочек аленький, про речку серебристую… Я запомнила небо голубым-голубым, а море синим-синим. Солнце согревающим, а утро добрым! Это мой мир, я в нём родилась. И не хочу его менять. Не хочу параллелей между реальным миром и миром, который нам навязывают. В играх, книгах, в интернете… и штампуют образцы жизненного счастья через созданные ИМИ матрицы.
И Симы, Риты, Дмитрии Геннадьевичи… видят во мне образец счастья. Но они не понимают, что это счастье НЕ МОЁ, оно купленное. А я хочу своего счастья, по своим убеждениям и принципам, а не по образцу, — терзала себя Марина. И её внутренний голос отвечал ей: «А ничего уже не изменить, ты заложница всего этого! Ты продалась!»
Мысли пробирались в её осознание закрыто, по-шпионски, дразня вопросом: человек может привыкнуть и приспособиться. Но есть вещи, к которым никогда не привыкнешь и тем более не приспособишься. И чем дольше она жила в своей пирамиде благополучия, тем сильней она это ощущала.
В дверь постучали. Это был Валери.
— Марина Владимировна, вас Георгий Станиславович просит спускаться к ужину.
— Спасибо. Передайте Георгию Станиславовичу, что я сейчас буду.
Марина налила 30 граммов коньяка. Выпила. А потом спустилась в столовую.
— Дорогая, ты просмотрела ролик о твоей презентации? —
Марина решила не обманывать и честно призналась:
— Не успела. Я сегодня была в своём издательстве.
— В «Орионе»?
— Да.
— Ну как тебя встретили? Поздравляли? Радовались твоему успеху? —
— Да… так… сдержанно.
— Понимаю. «Победа порождает ненависть!»
Георгий подошёл к Марине, взял её за плечи и, глядя в глаза, начал говорить, как бы укладывая каждое слово в нужный файл её мозговой коробочки.
— Ты всегда должна думать ТОЛЬКО о себе, всё и все, кто тебя не поддерживает и что тебя не касается, — в мусор!
«Вот так из наших голов вытесняют сострадание и сочувствие и форсируют зоны для равнодушия и безучастия», — подумала Мария, но промолчала.
— Стараюсь, дорогой, — подыграла она Джорджу.
На экране телевизора появилась профессиональная вёрстка презентации книги «Гипофиз в галстуке», автор Марина Корецкая. Марина чувствовала себя, будто она в скорлупе, мутной и не просматриваемой. Катается субстанция, касаясь гладкой сферической поверхности. А на экране… триумфальные шарады складываются в слова, в понимание, в восприятие. И… скорлупа лопается. Содержимое вытекает на красивую скатерть красиво сервированного стола, стекает на ковёр, растекается по богатому убранству дома, по благополучию. Субстанция восстаёт в сознании Марины: «Это всё твоё, всё тебе: и красивый дом, и роскошные машины, и восхищение окружающих, и слава!» И Марина течёт вместе с этой субстанцией…
«— Всё мне! И огонь! И вода! И медные трубы!
— ТОЛЬКО нет любви! Нет жарких объятий и пылких поцелуев!
— Только? Вопрос!
— Ну и что?
— А женщины, мужья которых изменяют? Имеют постель? Любовь?
— НЕТ!
— Они вообще ничего не имеют. У них нет этого бальзама финансовой раскрепощённости и удовлетворения профессиональных амбиций. Просто — нет! А живут ведь. И делают вид, что всё прекрасно и хорошо. А если муж имеет алкогольную, или наркотическую, или игровую зависимость. Это жизнь? Нет! А Я? Хоть и в скорлупе «НЕ Я», красуюсь на этом голубом экране: уверенная, независимая и благополучная».
После внутреннего монолога, в котором Марина сознательно преодолевала себя, она подняла бокал с шампанским и с улыбкой произнесла тост:
— Джордж, спасибо тебе! Я хочу выпить за тебя! Ты был прав! От признания трудно отказаться, успех идёт всем. Это состояние меняет взгляд, осанку, походку, интонацию настроения. Успех, как и не успех, меняет состав крови.
— Даже так? Успех меняет состав крови? Ты это почувствовала?
— Ага. Руки стали горячее, — засмеялась Марина.
— Джордж, ты подарил мне успех.
Марина держала бокал, и её милая улыбка скрывала бунтующие в ней мысли. Они выпили за сказанное. Георгий поставил бокал и, облокотившись головой на собранные в замок руки, осторожно задал главный вопрос:
— Марина, я выполнил свои обещания: твоя книга на всех прилавках Москвы и реклама на всех основных дорогах и магистралях. Документы на квартиру у тебя. Теперь дело за тобой. Я хочу наследников. У меня в этом мире никого нет.
Марина почувствовала такой жар, как при введении инъекции хлористого, — кажется, что из тебя выходит огненная лава. Но Джордж был прав. Действительно! Теперь очередь за ней. А иначе его спешное предложение о замужестве для него не имело смысла.
— Джордж, я сейчас отлучусь в ванную комнату. На секундочку, — сказала Марина и снова улыбнулась.
Она вошла в ванную, поставила кран холодной воды в крайнее положение и умылась почти ледяной водой. Потом села на пол и зажала виски руками.
«Бракосочетание состоялось на определённых условиях. Назад хода нет», — с этими мыслями Марина вышла и села за стол:
— Конечно, Джордж! Я всё помню. Я согласна.
Но Георгий понял, почему Марина попросила тайм-аут и провела несколько минут в ванной. Это отпечаталось на её лице. И он попробовал её успокоить.
— Марина! ЭКО — это искусственное оплодотворение. И тебя это мучает. А ты это воспринимай, как непорочное зачатие.
— Непорочное зачатие??? Джордж! Георгий! Зачатие в пробирке подвести к пониманию смысла «непорочное зачатие». Как ты можешь?
— Очень даже могу. Надо жить так, как удобно тебе, а не другим. И я совсем не склонен углубляться в эти понятия. Любые принципы, понимание, убеждение — у каждого свои.
— Конечно, каждый видит мир, через свой калейдоскоп цветных стеклышек, — сказала Марина, но Георгий не обратил на её реплику внимание или сделал вид, что не обратил.
— Марина, завтра к нам придёт доктор Платон Сидорович, ты с ним встречалась в Карелии.
— Так он же …— она не успела договорить, и Георгий продолжил:
— У него большой спектр специализаций. Ему можно доверять. Вся процедура будет проходить здесь. И останется здесь! В этих стенах! Об этом будут знать три человека — ты, я и Платон.
Утро следующего дня не внесло никаких перемен и началось, как всегда, с кофе. Марина взяла чашку и поднялась к себе. Не успела она допить, как раздался стук в дверь.
— Входите, — крикнула с балкона Марина и зашла в комнату.
Дверь открыл Валери.
— Марина Владимировна, Георгий Станиславович просил вас спуститься.
— Передайте, что я пью кофе. Через десять минут спущусь.
В Марине стала проявляться маленькими впрысками раздражительность. И она начала замечать это в себе. Но через десять минут, как и обещала, спустилась. В холле стоял мужчина в чёрной бейсболке. Марина приостановилась. Когда мужчина повернулся, она узнала в нём Платона Сидоровича.
— Платон Сидорович! — удивилась Марина и засмеялась. — А я вас видела в лесу и у конюшни. И что только не вообразила в своих фантазиях.
— Да-а-а… Я здесь живу. Дом в лесу со всеми удобствами.
— Санузел не у стадиона «Спартак»? — весело шутила Марина.
— Н-е-е-е-ет… Там я работаю — от души засмеялся Платон Сидорович, оценив юмор Марины.
По лестнице спускался Георгий, наблюдая за настроением своей жены. Он был одет с иголочки — красивый, вальяжный и уверенный.
— Добрый день, дорогая! Ты в прекрасном расположении! Меня это радует!
— Ты тоже. Прекрасно выглядишь, дорогой!
Красота Георгия была по-мужски дерзкой. Его внешность больше соответствовала альфа-самцу и совсем не отражала его ориентацию.
«Как может природа обернуть в такую красивую оболочку такое несоответствие?» — возмущалась про себя Марина.
В холл зашёл Валери со стеклянным подносом, на котором лежала коробка. Джордж взял коробочку и преподнёс Марине. Это были духи. Увидев парфюм. Марина слегка обалдела:
— «Жан Пату»? Джордж! Спасибо тебе огромное. Это же самый экстравагантный парфюм в мире. Но они безумно дорогие…
— Но не дороже тебя, моя прелесть!
Таким нежным Джордж ещё не был. Неужели так подействовала на него предстоящая процедура? Мысли Марины прервал Платон.
— Да и вовсе они не дорогие, подумаешь 100 000 рублей, — с лёгкой иронией сказал он.
Услышав цену, Марина даже не изобразила удивление. А Джордж этого ждал. Но ничего подобного не произошло.
— Я знаю цену. Мне этот парфюм — «Joy by Jean Patou» — дарил отчим на день рождения.
— Марина, ну ничем тебя не удивишь. Ни духами, ни самолётом бизнес-джет…
— Ну почему же ничем? Медведем! И, замечу, это удивило не только меня! —
— О! Да, да!
Джордж подошёл к Марине, поцеловал в щёчку, нежно улыбнулся, всем своим видом подчёркивая верность и преданность.
— Я уезжаю, дорогая, и вверяю тебя Платону Сидоровичу! — сказал Джордж и направился к выходу.
Этот момент для Марины определял погружение в термальные воды — холодные и горячие. А проявятся ли лечебные свойства или нет, жизнь покажет. Эти процедуры ей прописаны, и она уже не может от них отказаться.
Марина вернулась к столу, где сидел Платон Сидорович, и каково было её удивление, когда она увидела всю свою историю из медицинской карты со дня своего рождения: прививки, анализы, назначения при простудных заболеваниях. В общем, ничего интересного для неё, Марины. Но не для Джорджа. Для него эта карта сыграла роль краеугольного камня в решении: кто будет матерью его детей?
— Марина, я сейчас вас ознакомлю с процедурой в подробностях и сделаю забор крови на анализ. По результатам определимся с датой проведения овуляции и… — Платон Сидорович сделал паузу — Ну и, пожалуй, на этом всё. — По рациону все рекомендации Валери уже получил. Не нервничать! Только положительные эмоции! Я буду с вами на связи круглые сутки. В любое время дня и ночи, — и Платон Сидорович откланялся и вышел.
Марина осталась наедине с бунтующим восприятием происходящего. Она чувствовала полное отторжение того, на что дала своё согласие.
День ЭКО был назначен. Марина внушала себе, что это процедура лечебная, которую проводит обязательно врач. Ну ходит же она на осмотр к гинекологу. И здесь всё то же самое. Но когда наступил этот день, она поняла, что никакое внушение ей не помогло. Георгий остался дома и все переговоры с офисом вёл в удалённом режиме.
Марина лежала в своей кровати и чувствовала, что её подташнивает. У неё начался лёгкий озноб. Зашёл Платон Сидорович. И, посмотрев на Марину, сразу всё понял. Задолго до процедуры доктор видел напряжение Марины. Обычно ЭКО ждут и радуются назначению своего судьбоносного спасения и даруемого счастья иметь ребёнка. Для Марины же эта процедура была совсем другим. То, на что она дала своё согласие, было против природы, против осмысления, против неё. Всё это оказалась противоположной точкой жизненной диагонали. Она здоровая. Молодая. Ей самой рожать, а не из пробирки с введением катетера.
Когда Платон Сидорович вкатил столик со стекляшками и катетером, заполняя комнату запахом лекарств, у Марины началась истерика. Она закуталась в одеяло и с мольбой в глазах, почти рыдая, стала просить:
— Платон Сидорович! Нет! Не сейчас! Прошу вас!
— Успокойтесь, Марина! Вот выпейте. Это успокоительное на травах.
— Мне не поможет! Я не могу! Я не хочу! Я не готова!
Платон Сидорович решил оставить Марину и спустился к Георгию:
— Что делать?
— Подожди меня здесь — сказал Георгий и зашёл в кабинет. Он понимал состояние Марины и пытался найти верные слова. «Аргументы не помогут», — думал Георгий. Можно уговорить купить что-то или, наоборот, отказаться и не покупать. А я должен уговорить принять искусственное оплодотворение здоровую, молодую, способную рожать женщину. Да ещё с гипофизом осмысления и осознания.
— Это ОН! Её гипофиз отторгает искусственное вмешательство! — вслух произнёс Георгий. Потом успокоился и осторожно открыл дверь к Марине. Она лежала бледная, с испаренной на лбу. И виновато смотрела на Георгия. Он сел на кровать, заботливо поправил одеяло и нежно и с сочувствием начал говорить:
— Девочка моя! Ты не готова! Давай всё отложим! Только успокойся!
У Марины из глаз хлынули слёзы. Она не ожидала такой реакции — понимания и человечности.
— Ну… ну… всё хорошо. Процедуру откладываем. Спи, моя девочка, — он наклонился, поцеловал её и повторил: — Тебе надо уснуть! Спи!
Георгий спустился в холл. Доктор ждал его.
— Платон, сделай ей лёгкое снотворное и закончи процедуру.
— Снотворное может негативно повлиять…—
— Может, да? А может, нет? Лёгкое снотворное, совсем лёгкое, как успокоительный чай! — в голосе Георгия звучала настойчивость, и Платон не стал возражать.
— Только ты мне поможешь? Надо будет придержать, вдруг во сне дернется или захочет перевернуться.
— Хорошо!
Марине ввели совсем лёгкий препарат для усиления сна и продолжили процедуру.
После сильного возбуждения Марина провалилась в глубокий сон и даже посапывала, сладко, как ребёнок. Платон Сидорович установил катетер и ввёл «жизнепродолжение Гремучего Георгия Станиславовича».
Следующий день начинался необычно. Георгий проснулся рано, прогулялся по лесу и, вернувшись, попросил Валери приготовить фруктовый салат и некалорийное пирожное. На кухни всегда имелись полуфабрикаты для десертов, поэтому пирожные уже красовались на столе до появления Марины. Георгий не спешил в офис. Он ждал Марину. Волновался. Услышав шаги на лестнице, встал ей навстречу. Марина спустилась в пижаме и заспанная, как ребёнок. Её вид вызывал такое умиление, что Джордж не удержался, обнял её и поцеловал.
— Доброе утро, Джордж!
— Доброе утро, моя милая!
— Я совсем не понимаю, который час. Долго ли я спала? И у меня совсем нет сил одеться. Спустилась прямо в пижаме.
— Всё нормально! Будь в пижаме, если тебе так удобно.
Марина смотрела на Джорджа с чувством вины и благодарности одновременно. «Он даже никак не высказывает свою обиду», — подумала она.
— Джордж, прости меня.
Георгий не знал, как реагировать. Решил пока ничего не говорить. Если не получится, то всё так и останется.
— Да что ты, милая. Мариночка, давай мы об этом поговорим позже. Ты вчера много чего перенесла. Садись! Будем завтракать.
«Боже мой! Я его люблю. Ну как можно его не любить. Такого заботливого, такого благородного». Марина взяла пирожное и откусила:
— Ой! До чего вкусное!
Этой фразой было отмечено её новое состояние. Но сама она ещё об этом ничего не знала.
Позже он ей напомнит, что она тем утром ела пирожное и восторгалась десертом, а внутри её зарождалась жизнь. Марина забеременела.
Платон Сидорович, наблюдал состояние Марины, и его профессиональное чутьё подсказывало, что всё прошло нормально, чему он был сильно удивлён.
— Сколько женщин с желанием, надеждой проходят эту процедуру по нескольку раз. А здесь? Полное нежелание, полное отрицание и отторжение. И результат! — говорил Платон, пожимая руку Георгию.
— Ты уверен? — спросил Георгий.
— Для полной уверенности надо провести обследование — УЗИ, анализы.
— Хорошо, я подготовлю её… У нас не так много времени, и затягивать нельзя, —сказал Георгий и проработал возможности приближения Марины к вскрытию неведомой для неё тайны.
В один из вечеров, когда Георгий вернулся домой, Марина его встретила сдержанно. Георгий заметил настроение, но промолчал. За ужином Марина даже не поинтересовалась, как у него дела на работе. Обычный вопрос. Но именно этот вопрос связывал переход от прошедшего раздельно дня к проведению вместе вечера. Это был мостик, к которому подходили Марина и Георгий с разных сторон и встречались на мосту, идя по нему уже вместе.
Георгий обратил внимание на сдержанное волнение Марины, подумал, что она догадалась о содеянном, и насторожился. Но спрашивать ничего не стал, перешёл в позицию хода не со своего поля. Ужинали почти молча.
— Дурак, что ли, родился? — пытался шутить Георгий
— Почему дурак? — наконец оживилась Марина.
— Так говорят, когда такая безмолвность.
Марина заулыбалась, но продолжала молчать. И уже когда они перешли к журнальному столику в ожидании десерта, она подала распечатку отзывов на «Гипофиз в галстуке». «О господи! Значит, причина в этом», — с облегчением подумал Георгий и с неподдельным интересом стал читать. Отзывы были разные: хорошие и плохие; вдумчивые и бездарные, без абсолютного понимания смысла. Но были и талантливые, от талантливых читателей. А были хейтовые, с ударом не по смыслу, а по автору. Хейт — в переводе с английского «ненавидеть». Хейтить — значит открыто ненавидеть, травить.
Марина указала на один такой отзыв с логином «Королева Елизавета»:
«Кто такая Корецкая? Кто её знал? Она появилась со своим гипофизом, разбирая смысл, в котором сама ничего не понимает. Это проплаченный "талант" в довесок нашим "поющим трусам". Нашла папеньку. И сразу появилась на всех билбордах».
Отзыв у Георгия не вызвал эмоций, которыми была перегружена Марина. Он прошёл дорогостоящий курс, где учат скрывать излишнее волнение и избыточную радость. Эти курсы разработаны для разведчиков и людей, приближённых к власти. Там учат манипулировать и защищаться от манипуляций.
— Марина!!! Ты тратишь себя на хейтеров? Это же злобные ненавистники. Главная их цель — атаковать и вызвать негативную реакцию. — Он не стал говорить, что, мол, я тебя предупреждал… — Ну что я тебе скажу. Из всего количества пара отзывов — не очень. Прекрасно! Ты почитай мнения о твоих любимых писателях. Даже о Достоевском, о Ремарке, о Толстом бездари оставляют плохие отзывы. И о моих любимых писателях — Герберте, Хаксли, Пелевине — тоже много отрицательных. Не надо обращать на это внимание, — он старался успокоить Марину.
— Георгий, я знаю, ты можешь узнать, чей это отзыв. Сделай, пожалуйста, это для меня.
— Я и так знаю.
— Знаешь? Кто?
— Королева Англии Елизавета, она боялась свою претендентку на трон королеву Шотландии Марию Стюарт и казнила её, — полушутя сказал Георгий.
«Опять Мария Стюарт, казнённая Елизаветой, но не покорившаяся и непобедимая…»
— В моём конце моё начало… — тихо сказала Марина
— Что-что? — спросил Георгий.
— Да так, — отмахнулась Марина без объяснений, а потом с мольбой в голосе повторила: — Ну пожалуйста, Джордж.
— Хорошо, я обязательно найду автора, — а про себя подумал: «И зачем ей это надо…» Он обнял Марину, повернул к себе и сказал убедительно: — Негатив, всегда даёт выброс позитиву. Чем больше тебя осуждают, тем сильнее очищают энергетически и этим притягивают успех. Вот это надо помнить всегда!
Георгий уделял ей много времени, пока она была в неведении. Старался дарить ей только положительные эмоции. Они много гуляли в парках, где было много детей и мамочек с колясками или с малышами на прогулках. Марина угощала детишек фруктовыми батончиками, мамочки не возражали.
— Только не шоколад, пожалуйста, — говорили они.
— Не-е-е-ет, шоколад — это запрещёнка, — смеялась Марина, поддерживая заботливых родительниц.
Георгий наблюдал за Мариной и, довольный собой, всегда был в хорошем настроении. Он понимал, что времени у него мало, и форсировал всеми путями приближение желание «иметь детей». Он ни разу не напомнил о повторном ЭКО и не убеждал её, что затягивать с этой процедурой нежелательно, не призывал Марину настроиться и попробовать снова.
У него были свои методы. Георгий организовал в красивом месте двора, у леса, между деревьев детскую площадку. Качели, песочница, горки были исполнены в ярких красках сказочного дизайна, так что, глядя на этот детский уголок, невозможно не представить играющих там детишек. Марина представляла, и её фантазии вызывали нарастающее желание того, чего до сего времени она не знала. Марина уже успела привыкнуть к достатку и исполнению без всяких препятствий задуманного. От утренней чашечки кофе до элитных салонов, и от элитных салонов до элитного отдыха.
Ну, скажем, чашечка кофе с ней была во все времена; в элитных салонах она не очень нуждалась, так как не была сторонницей наклеенных ресниц и накачанных губ. Ресницы у неё от природы закручивались, а губы имели свой красивый контур и яркий цвет. Да и к их дому на острове Сицилия она привыкла, как к бабушкиному дому в Подмосковье. Ничего уже не вызывало трепета и волнений. А вот детская площадка вызывала и волнение, и трепет.
Она с каждым днём всё больше и больше чувствовала желание иметь ребёнка.
— Марина, я нашёл автора с логином «Королева Елизавета».
Марина с замиранием сердца ждала.
— Это Стас. Стас Шелестов.
Марина побледнела.
— Этого не может быть. Ты ничего не перепутал? Стас не мог себя обнаружить.
— А он очень старался. Изменил IP-адрес, ну и ещё кое-какие манипуляции проделал, которые всё равно ему не помогли. А точнее, не помешали сломать преграды и добраться до него. Мой лучший специалист работал.
Марина молчала. И после затяжной паузы лишь сказала:
— Можно я поднимусь к себе?
Георгий не стал её задерживать. Она закрыла дверь своей комнаты и упала на кровать.
Наступил день, когда отблески света отражали серость, будто её накрыли тёмным покрывалом. Всё потемнело, потухло... Кадры остановились — замерли. Она оказалась на коленях перед обманом. Бессильна и унижена. Печаль, грусть, пустота. Тоска, тоска, да и только.
«Стас?!? Если бы сейчас объявили, что началась Третья мировая война, я бы в это поверила с чувством неизбежности. Но с каким чувством я могу принять факт такого подлого и низкого предательства? Я открывала Стасу двери своей квартиры, доверяла ему. Верила. Да что там квартиры… Он был вхож в мои мысли, переживания, чувства… Я принимала его как близкого друга. А он предал меня. Приходил ко мне в обличии нормального, с лицом приятным и улыбчивым, с нравом обаятельным и дружелюбным. А это была маска. А под ней особь с обезображенным лицом».
«В углу стояла картина, написанная в стиле футуризма, — квадратное лицо, треугольные руки… Называлась — «Любовь». Как можно любить эту окаянную бабу. Какая-то искажённая любовь… Это грязная, искажённая любовь… фальшь и обман… "Хождение по мукам". Алексей Толстой».
Я наказана нелюбовью…
А любовь? Без фальши и обмана? Любовь чистая. Божественная. Может, и есть, но ТАМ! А здесь, на Земле? Меня наградили искажённой любовью, как эту окаянную бабу.
Она встала и вышла на балкон. По двору шёл Алекс к конюшне. Увидев Марину, он поприветствовал её, помахав рукой.
Марина улыбнулась и на его жест сдержанно ответила кивком. Она посмотрела на цветущие кустарники, беседку в плетущейся розе, островок розовых лилий и гармонично разбросанные по саду декоративные яблони, буйно цветущие, как сакура. Чуть поодаль, как яркая клякса, лимонно-канареечного цвета на розовом, стоял её «PORSCHE». А в холле, в лёгком аромате белых лилий, её ждал Джордж. На столе устрицы… и розовое французское шампанское…
Оказывается, любовь-то разной бывает. Как боль — бывает чужой, бывает родной. А любовь бывает с квадратным лицом и треугольными руками… Марина зажала виски руками, потом встряхнула, будто хотела сбросить нахлынувшее, встала и спустилась в холл. Подошла к Георгию и тихо, почти шёпотом, сказала:
— Передай Платону Сидоровичу, что я завтра его жду.
Георгий всё понял. Его план сработал.
Марина не знала, что несколько дней спустя Стас получил конверт с валютой от Георгия за «Королеву Елизавету». Цель Георгия была отгородить Марину от её окружения. Открытие издательства под разными предлогами тоже задерживалось. Единственное, что радовало Марину, это встречи по её творчеству, они приносили ей оживлённость и разнообразие. Были отменены конные прогулки под предлогом недомогания Марты, что Марину очень расстраивало.
— Ни в коем случае никаких конных прогулок. Это прямое указание Георгия Станиславовича. Марине сейчас нельзя, но она ещё сама не знает. Ты понял? Алекс? — требовательно настаивал Платон Сидорович.
Но Георгий не давал Марине погрузиться в преснятину и все пустоты заполнял собой. Цель была одна — Марина должна родить ему здорового наследника.
Они как можно больше времени проводили вместе. Марина сильно привязалась к Георгию. И, зная о его другой жизни, мирилась с этим и воспринимала его просто как родного — близкого и заботливого. Для остальных мыслей и воображений она ставила блок. А перед Георгием в эту минуту была дилемма: говорить Марине о содеянном или нет. Говорить, что она уже беременна? Это признание может нанести непоправимый вред и разрушить его планы. Марина не простит ему этот коварный обман. И… Георгий решил опять ввести её в сон… а потом объявить, что всё прошло благополучно.
— Мариночка, давай по бокалу шампанского — и вдруг, как бы вспомнив, заворковал: — Ой! А тебе нельзя! Я и забыл. Перед процедурой нельзя употреблять спиртное! Ну ты же знаешь?
Марина кивнула в знак полного согласия, что очень порадовало Джорджа, и попросила свежевыжатый сок сельдерея с яблоком. Джордж продолжал ужин с устрицами и шампанским, а Марина только поднимала бокал, но наполняла его соком для поддержки антуража. В доме сохранялась вибрация недосказанности, и Марина это чувствовала. Но заподозрить своего обаятельного, внимательного и всеми любимого мужа она не могла.
«Всё смешалось в доме Облонских…» — и в доме Гремучего Георгия ТОЖЕ. Но об этом знал только Георгий.
На следующий день в комнату Марины в назначенное время пришёл Платон Сидорович. Без столика и шлейфа амбре от лекарств. В руке у него был шприц.
— Добрый день, Марина.
— Да, добрый, Платон Сидорович, — в голосе опять чувствовалось напряжение.
«Опять бы ничего не получилось. Хорошо, что всё позади», — подумал доктор и с улыбкой сказал: — Мариночка, я тебе сделаю укольчик, и ты поспишь. Доза незначительная, вреда не будет.
Марина не стала расспрашивать о необходимости в инъекции, ей лишь бы подольше не видеть этот катетер. После укола она вошла в какое-то облачное состояние и уснула. Платон Сидорович через некоторое время поднялся к Марине со своим стеклянным столиком и препаратами для завершения процедуры. Марина уже спала. Он оставил радио-няню для контроля просыпания и вышел.
— Проснётся минут через сорок, — доложил Платон Сидорович.
Через полчаса Марина стала просыпаться. Платон Сидорович поднялся к ней и, дождавшись, когда она окончательно проснётся, стал выкатывать столик.
— А-а-а-а… что? Отменилось?!
— Нет. Всё уже закончилось. Восстанавливайся!
«Всё произошло, пока я спала», — Марина не знала, радоваться ей или грустить.
— И что дальше? — спросила она доктора.
— А дальше будем ждать результатов. Отдыхайте! — сказал Платон Сидорович и вышел. На выходе он пропустил Валери с подносом фруктов.
— Добрый день, Марина Владимировна! Георгий Станиславович распорядился, — и, поставив фрукты на журнальный столик, удалился.
Марина встала. Подошла к зеркалу и, взглянув на себя, пропела:
— Да это ведь всего лишь сон! Но как же всё реально в нём! — Она взяла яблоко. — Яблоко! Ты меня слышишь? Меня тоже опылили! Пестик опылил тычинку, а доктор-пчёлка всё перемешал.
Георгий застал Марину в нормальном расположении духа и порадовался этому.
— Прекрасно выглядишь, дорогая!
Марина действительно была в равновесии своего настроения. Она очень боялась срыва, но, видно, химия справилась с этим, и Маринин мозг отказался побеждать непобедимое. Очень её спас этот укольчик: уснула — проснулась! Ничего не изменилась! Настроение, состояние — прежние! О чём переживать? Глаза не видят — сердце не болит!
Марина посмотрела на Георгия и как-то заговорщически спросила:
— Вот ты знаешь, почему, когда делают операцию на сердце, распиливают грудную клетку, и потом ничего не болит. А порежешь палец— болит и дёргает. Потому что порез пальца ты видишь, а разрезание, а точнее, распиливание рёбер с пылью и запахом не видишь. Всё здесь! — Марина постучала по голове. — В нашей черепушке.
— Ага! Согласен! — И Георгий, улыбаясь, стал рассказывать анекдот: — Ты знаешь, как японец, когда осилил несколько русских слов, решил похвастаться перед переводчиком: «Я знаю 100 русских слов! И все они у меня здесь (стуча по голове)! В зёпе (в жопе)».
Они просмеялись, и Георгий как-то по-детски запрыгнул на кровать, поджал под себя ноги и позвал Марину к себе:
— Марин, садись! Я сегодня никуда не пойду! Буду с тобой!
— Правда! Ох! Как хорошо! Джордж, я тебя люблю! — прозвенела Марина.
Георгий смотрел на Марину, но взгляд его был погружён вглубь себя. Отражающийся в его взгляде драматизм приглушил возбуждение Марины, и она спросила:
— Джордж, ты что-то хочешь сказать?
— Да. Мне трудно об этом говорить, но я попробую. То, на что ты пошла и с чем справляешься, я не могу принять как данность. И должен! Просто обязан! Хоть как-то расчистить «бурьян» и оголить корни своего состояния.
Марина села поудобней и без тени усмешки посмотрела Георгию в глаза, передавая взглядом: «Я готова». И Георгий начал тихим и размеренным голосом:
— Я рос в хорошей семье и был хорошо воспитан. Моя психика не претерпела эвтаназию человеческих чувств, что можно сказать о извращенцах, убийцах, педофилах и прочих отбросах общества. — Марина видела, что Георгию тяжело об этом говорить, и она с трудом удерживала рвавшиеся вопросы и не перебивала его. — Я не кричу о своих сексуальных предпочтениях, выставляя напоказ свою интимную жизнь, как это делают звёзды нашей эстрады.
— Ну да! В шоу-бизнесе каждый второй ВАШ. И ты прав — не стесняются, а выставляют напоказ свою «индивидуальность». А ты разыграл карту традиционной семьи, — поддержала она Георгия.
— Не только. Для меня рождение ребёнка очень важно. У меня нет никого — ни брата, ни сестры. Я один как перст на вершине своего благосостояния.
— А я?
— Марина, ты же понимаешь, о чём я? Тебе отписаны квартира, этот дом и приличный счёт. А мне нужен наследник! Продолжения меня! Продолжатель моего дела!
— Джордж, прошу тебя, будь осторожен в своих высказываниях. Иначе твой эгоцентризм окончательно убьёт меня!
— Ну что? Что тебя так взбудоражило? — возмущённо отреагировал Георгий.
— Ты всё подвёл к черте благосостояния. А то, что я, молодая, здоровая, должна забеременеть через какой-то резиновый шланг, идя против природы. Тебя это не волнует?
— Марина, прошу тебя! Меня это очень волнует! Жертвы, на которые ты пошла, меня настолько приблизили к тебе — душевно и духовно. Ты стала для меня близким и дорогим другом. — Георгий встал, обошёл кровать, встал на колени и обнял Марину. — Я хочу признаться тебе в очень важных для меня намерениях.
— Не поняла. Ты что-то не досказал? — уже совсем другим тоном спросила Марина.
— Да, самого главного я ещё не сказал.
— Хорошо, что ты не создал семью со своим другом, — прохрипела Марина с ядом в голосе. Её опять настигло состояние скрежета, мысли бороздили её мозги.
— Марина, пожалуйста, не унижай меня!
— Как я тебя могу унизить? За ВАС весь цивилизованный мир Запада! Эта система цивилизованного Запада выставляется напоказ, то, что раньше надо было скрывать, теперь можно открывать. И ЭТО насилует нормальную психику мультфильмами, фильмами, книгами и пропагандой.
В мультфильмах, зашедшим к нам с Запада, герои, типа Губка Боб — нетрадиционной ориентации. А режиссёры «Матрицы»? Братья Вачовски — уже не братья, а сёстры. И созданный ими фильм восхищает полмира.
— Ну ты же смотрела этот нашумевший фильм? —
— Представь себе — НЕТ! Не смотрела! У меня этот фильм интуитивно вызывал тошноту.
Георгий глубоко вздохнул.
— И твоя интуиция с позывами тошноты привела тебя в спальню такого индивидуума. Да ещё твоего мужа! — с открытой издёвкой сказал Джордж.
Это был удар под дых. Марина почувствовала свой проигрыш, да ещё с таким крупным перевесом. У неё не было никаких аргументов отыграть позиции этого неопровержимого факта.
— Выслушай меня! — как можно мягче заговорил Георгий, понимая, что он очень резко сорвал балдахин, прикрывающий факт. — Мы — это наш мозг, ты же сама об этом пишешь в своём «Гипофизе…» Я и подобные мне родились такими. Учёные обнаружили различия в структуре мозга, сравнивая людей с различной ориентацией.
— Ты себя оправдываешь? Или оправдываешься передо мной?
— Марина! — перешёл на повышенный тон Георгий. — Я хочу создать лабораторию и изучить, почему в мире стали рождаться мальчики с меньшим гипоталамусом. Это одно из ядер головного мозга, которое рождает нетрадиционную ориентацию. При традиционной ориентации гипоталамус больше.
Пауза, зависшая над ними, наполнялась наэлектризованностью.
— Ты поможешь мне в этом проекте?
Марина почувствовала ТОК, пронзивший её мысли. Заключение Георгия было неожиданным.
— Значит, у тебя есть соображения, что посредствам каких-то научных разработок увеличилась рождение нетрадиционных? — спросила Марина.
— Да! Среди учёных не только дельфины, дарившие миру добро, но и акулы, внедрявшие зло.
— Получается, наука полезна, пока в разработках и достижениях — дельфины. Но как только научные исследования перехватывают акулы, человечество заглатывает пасть хищника с двурядными зубами, на которого надо надеть намордник, — эмоционально отреагировала Марина.
Она посмотрела на Георгия и замолчала, растерялась. Георгий сразу узрел, что нарушил её равновесие в мыслях, и сказал то, что хотел сказать:
— Марина! Я тебе всё это рассказал не потому, что ослабел или оглупел, — нет. Потому что я доверяю тебе, как близкому мне другу. И «Гипофиз в галстуке» дал импульс тому, что и мучает меня.
В этот момент Марина поверила Георгию. Она смотрела на него с такой нежностью и не могла себе объяснить: почему, когда Стас уходил, она чувствовала облегчение, будто разжимались невидимые энергетические скобы. И ей становилось легче. Она не чувствовала потребности его присутствия, хотя был секс. Но этот секс как будто забирал что-то у неё. А с Джорджем нет секса и не может быть, но он захватывал её своей неведомой силой. И она чувствовала потребность в нём. Быть с ним, говорить с ним, чувствовать его заботу и внимание. Вот ЭТО состояние Марины и необходимо было Георгию. Его цель была достигнута. Георгий был очень убедительным. Убедить и изощрённо провести по лабиринтам своих целей может только очень умный, расчётливый и образованный индивид. Обученный манипулировать и защищаться от манипуляций, как было написано выше.
Марина встала с кровати и вышла на балкон. Она поверила Георгию. Он убедил её, что не ОН виноват в том, что ОН другой, ОН жертва природы. И готов докопаться, КТО в этом виноват и КОМУ это надо и ЗАЧЕМ.
КТО, КОМУ и ЗАЧЕМ — не то чтобы разобраться, но даже приблизиться к этой проблеме НЕ дадут. И Георгий это знал, а Марина — нет.
— Джордж, пойдём покатаемся на лошадях.
— Марина!? Ни в коем случае! Тебе сейчас нельзя!
— Ой! Я забыла. Но я могу просто прогуляться с Мартой по лесу.
— Прогуляться можно. Но я сделаю пару звонков и присоединюсь к тебе.
Обрадовавшись убеждению «ОН другой», Марина пошла в конюшню. Её встретил Алекс. Он ей показался таким красивым. И все и всё вокруг почему-то стали красивыми. И Валери, которого она встретила, выходя из дома, и садовник, поприветствовавший её, и охранник, обходивший территорию, всегда серьёзный, расплылся в улыбке и поздоровался. И красиво расцвели кустарники роз. И лавочки гармонично вписывались в ландшафт сада. И солнце грело по-другому, и зелень утишала взор…
Марина возвращалась в своё обычное состояние благожелательности.
— Алекс, добрый день!
— Добрый день, Марина!
— Алекс, я хочу прогуляться с Мартой. Можно?
Алекс как-то по-своему встряхнул головой, убирая прядь вьющихся волос, спадающих на лицо, и с мальчишечьим задором ответил:
— Конечно. Я тоже возьму Грега и составлю вам компанию. Не возражаете?
— Нет, конечно.
Марта, увидев Марину, зафыркала, будто здоровалась, потерлась мордой о Марину и послушно пошла с ней рядом.
— Какая же ты красавица, Марточка, — поглаживая Марту, с любовью говорила Марина. Они прошли лес и вышли в поле. Алекс с Грегом шли за ними, а когда вышли в поле, поравнялись.
— Алекс, а ты давно занимаешься с лошадьми? — спросила Марина. Она хотела спросить, давно ли он работает у Джорджа, и кто по профессии, но постеснялась открытости вопроса.
— С момента, как согласился работать у Георгия Станиславовича.
Марина посмотрела на него, как бы говоря «понимаю…» на полувопрос- полуответ. Надо было так и спрашивать: «Давно ли работаете у Джорджа, и кто вы по специальности?»
Алекс уловил интерес Марины и не стал обижать её недоверием:
— Я закончил МГУ, факультет биоинженерии и биоинформатики.
«Ничего себе. Это один уровень с механико-математическим факультетом, проходной балл под 90» — об этом Марина знала ещё с того времени, когда издательство «Орион» готовило репортаж к юбилею университета.
— И почему же ты не работаешь по специальности?
— Я работаю по специальности, над проектами и по заданию Георгия Станиславовича. А лошади — это моё хобби.
— Понятно, — задумчиво сказала Марина.
«А зачем же я нужна Джорджу? Зачем ему я? Если есть Алекс??? Отличный помощник в разработке проекта».
Несколько минут они шли молча. Потом Алекс задал неожиданный вопрос:
— Марина, а вы играете на фортепиано?
Марина улыбнулась. Резкий переход на другую тему развеселил её.
— Да. А почему вас это заинтересовало?
— Я очень люблю слушать игру на рояле, скрипке и саксофоне. Улетаю в другой мир, и мне там так хорошо.
«Как Марина могла оказаться рядом с Георгием, ведь он же…» — подумал Алекс, и его мысли прервал голос Валери:
— Марина Владимировна! Георгий Станиславович просит вернуться.
Когда Марина зашла в дом, Георгий ждал её в холле. На нём был костюм стального цвета в чёрную тонкую полоску, вместо пиджака — жилет. И завершала прикид рубашка чёрного цвета с рукавами по локоть с манжетами. Он выглядел очень сексуально. И парфюм! Марина знала этот запах.
«Джордж идёт на свидание».
Она не стала напоминать о его обещании быть весь день с ней, а лишь, целуя в щёчку, сказала:
— О! Опять этот парфюм! Твоя напомаженная сущность! — бросила она Джорджу и поднялась к себе.
Зайдя к себе в комнату, она упала на кровать и разрыдалась. Марина почувствовала жгучую боль обмана.
«Джордж обыграл меня. Он искусно и нагло врал». Марина стала прокручивать и сопоставлять картины произошедшего. Вывод напрашивался один:
— Изменить природных гомосексуалов ни воспитанием, ни «лечением» невозможно. Гомосексуальность записана в их генах и их мозгах. И никакие лаборатории он создавать не будет. Он врал мне! — Марина впала в отчаяние безвыходности. Она стала метаться в границах своей золотой клетки, бросаясь на неподвижные золотые прутья. — Я ему нужна, как инкубатор для вынашивания его продолжения. Это его цель, — Марина впадала в необузданную бешенность противоречий. — Я не хочу его Тверской, не хочу его дома, не хочу богатства и исключительности. И ЕГО не хочу! — Она налила себе виски и выпила залпом. — Но я ничего не могу сделать. Он меня загнал в контролируемое им пространство. И я ничего не могу сделать. А-а-а-а-а… — закричала Марина. Она сжала кулаки. — Что делать? Что делать?
И вдруг… Марина открыла широко глаза, как бы сама себе удивляясь. А я ведь должна забеременеть. Внутри меня эмбрион, который я должна беречь для исполнения и вожделения цели Джорджа.
— Ну нет, дорогой! — она подошла к зеркалу и радостно проговорила своему отражению: — Вот сейчас я поймала шар на своей стороне. И я хозяйка момента! Я хозяйка твоего эмбриона, Джордж! — Она выбежала во двор и направилась к конюшне. Пройдя внутрь, Марина взяла седло, установила на свою любимицу и вывела её из загона. В конюшне никого не было. — «Препятствий нет. Значит, мне разрешено СВЕРХУ. Значит, я правильно всё решила». Она легко оседлала свою любимицу и направилась к полю. — Марточка, дорогая, не подведи!
Состояние внутренней борьбы разжало свои тиски, и Марина отдалась захватывающему её чувству неукротимости.
— Нет, Джордж, по-твоему не будет! Я тебе всё возвращаю! Сделка не состоялась! — проговорила Марина и дала команду: — Марта! Вперёд! — Марина переходила от галопа в рысь, от рыси в трусцу… — Она неслась по полю, обгоняя ветер. Галоп! Трусца, трусца, трусца… Рысь, рысь… Опять галоп! И… слабость, слабость…
Марина в сознании, но в состоянии «сфумато», как на картинах — затуманенность, неясность, расплывчивость… Внизу живота боль… Она упала на холку Марты, и они медленно подошли к конюшне. Голос Алекса разбудил бессознательность, в которую впала Марина:
— Марина!!! Что ты наделала? Тебе строго настрого запрещено… — только и успел сказать Алекс, как сзади послышалась грубая брань Платона Сидоровича:
— Чёрт возьми, как это произошло…
— Я не знаю, меня не было.
Алекс взял Марину на руки и понёс в дом. По ноге Марины стекала алая струйка крови…
В ту же ночь её организм высвободился от эмбриона, введённого искусственно и не примирившегося с подсознанием Марины.
Утром следующего дня в комнату Марины, без предупреждения и без стука, ворвался Джордж. Марина ещё была в постели. Она приподнялась и облокотилась на подушку. Вид у неё был усталый и измученный, но у Джорджа состояние Марины не вызвало никакого сожаления. Его маска обаятельного и внимательного слетела, и в Марину впился сверлящий ядовитый взгляд.
— Я не привык проигрывать! И ты за это ответишь! — с металлом в голосе начал говорить Джордж с прицелом напугать, унизить и размазать. Он упрекал её, КЕМ она была на момент их знакомства и КЕМ стала.
Но Марина привстала, выпрямила спину и хладнокровно, без страха и сожаления, прервала Георгия:
— Ты проиграл! Джордж! Что тебе дало твоё богатство? Ты даже не можешь иметь ребёнка. Это жизнеполагающее осуществление всех смыслов настоящего мужчины. А я тебе больше скажу! Ты и тебе подобные! Ишь. Нате вам! Нашли себе оправдание — врождённость!
— Да! Врождённость! — провизжал Георгий.
— Ага… Конечно… А ты знаешь, что такое клептомания?
— Ну конечно, знаю. Это воровство. И тоже считается врождённой болезнью.
— И что? Нужно поддержать и относиться к воровству с пониманием? Как и к нетрадиционной ориентации, тоже с пониманием? И если не остановить эти ржавеющие распространения, начнётся коррозия всего общества. Мир покатится к самоуничтожению. Ничтожная группка тянет мир к бесовству. Готовит трон для сатаны.
Марина задумалась.
— Как же я просчитался. Ты отвергла то, к чему стремится почти всё человечество. Благополучие, успех, богатство, возможности, — Георгий выцарапывал каждое слово скрипучим голосом.
— Джордж! Никакие твои сундуки злата не воспрепятствовали мне выбраться из твоего аквариума благополучия. Я остановлю процесс коррозии, подкравшийся ко мне, и вернусь к своим принципам и своим убеждениям.
— К каким принципам? К каким убеждениям? Стоит мне только пальчиком пошевелить и перевести стрелку от «успешной Корецкой» к «Корецкой с бредовыми погружениями», по той же схеме — просто заплатить! И ты слетишь со всех ресурсов — сегодня! А завтра тебя уже забудут. И ты отправишься к бабушке щи хлебать и лакомиться яблочной пастилой, — усмешка Джорджа вонзилась в Марину, найдя уязвимую точку.
Но Марина не сдавалась.
— Этого я и ожидала. В классическом понимании — это уничтожение личности. Или другими словами: один из рычагов ВАШЕЙ системы.
— Какую систему ты мне навязываешь?
— Я навязываю? А при чём здесь я? Ты в ней, в системе, с разработанными схемами убеждения для аудитории единомышленников. И расскажи-ка мне, как простой российский инженер развернул такие эксклюзивные базы отдыха для избранных, куда можно добраться только на вертолётах!
— Что за бред! Для всех, кто имеет возможность и желание…
— А КТО имеет возможность доступа к ТАКОМУ «цивилизованному» отдыху? Или к отдыху хозяев СВОЕГО мира. Слесари не потянут! А вот кесари — то, что нужно! — Георгий молчал. Он не был готов к такому вспарыванию.
А Марина продолжала:
— Ты блестящий стратег. Всем и вся управляешь с завидной непревзойдённой уверенностью. И безмятежно передаёшь настроения, мотивы и направленность разработанных убеждений! Твоя задача — убедить, что сказку можно сделать былью. И твои гости «transfer to» в единомышленники. Бесценные атрибуты убеждения обработали сознание и заволокли гостей под своды твоих золотых абажуров!
У Георгия запульсировала вена на виске. Этот неподконтрольный ему признак выдавал Джорджа. И Марина это знала. «Ага. Значит, в точку», — отметила она и решила не подбрасывать угля в уже занявшийся огонёк.
— Георгий, можно я сегодня побуду дома в Москве, у себя?
Георгий на минуту замешкался с ответом, а потом согласился. Марине показалось, что он даже обрадовался.
— Да пожалуйста, езжай если хочешь. Надолго?
— Нет. Завтра вернусь.
— Возвращайся к обеду. Помни, что твой дом здесь, и я твой муж.
В машине Марина стала терзать себя: «Ты-то сама КТО? Чуть было не встала в одну шеренгу под золотые абажуры Джорджа. Кто ты? — спросила себя Марина и сама же ответила: — Я человек со своими слабостями и правом на ошибку. О! Нет! То, куда я себя втянула, — это не ошибка, это вирус! И если от него вовремя не избавиться, то последствия моего поступка грозят породить вирусного монстра».
Марина вошла к себе в квартиру, и ей показалось, что её любимое гнёздышко пахнуло на неё холодом. Она знала, что когда после долгого отсутствия заходишь в квартиру, первые минуты чувствуешь прохладу. Но сейчас Марина эту прохладу приняла за обиду. Стены её жилья обиделись на неё и спрятали своё тепло.
— Ох! Как же хорошо! Нет никого! Я одна! Вот моё магическое место и восполнение энергии. Моей энергии! Сейчас сама сворю себе кофе. И никакой приторно-угодливый Валери не будет путаться перед моим взором. — Марина поставила турку на конфорку и опять погрузилась в себя: — А если бы Джорджу удалось усилием своих мыслей разобрать меня на модули, а потом собрать по своей схеме, то он бы мог успешно довести свою интригу до конца.
Марина налила себе кофе и села на диван, приняв любимую позу, поджав под себя ноги. Неприятности, которым она распахнула дверь, остервенело норовят нарваться на меня и метят прямо в сердце и в душу. Если этот поток не остановить, то она совсем скоро попадёт в разработку этой ответной части инородной матрицы. Марина встала с чувством подсознательной уверенности «всё начать исправлять!», пружинистой походкой прошла к бару. Налила себе коньячку и, обняв фужер, стала греть содержимое, погрузив себя в глубокую задумчивость:
Я пью за разорённый дом,
За молодость свою,
За ложь!..
И одиночество вдвоём…
За мёртвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
— Где ты, Ахматова-Горенко? В твоих строчках столько боли. Ты бы меня поняла! А я бы призналась тебе, Анна! Какая я беспросветная дура! Избавляясь от своих обид и унижений, опрокинула себя в уязвлённое бесчестье и позор.
Переступишь черту, но внешне всё остаётся то же — волосы, голос, руки, лицо… НО куцее. Угловатое. Марина стала резкой. Прежняя текучая милость голоса улетучилась. Марина чувствовала изменения, но признаться в их причине она боялась, даже себе.
Марина взяла бутылку французского «Хеннесси» и, тряся перед собой брендовой этикеткой, продолжила распятие над собой:
— Позарилась на богатство, благополучие. Успех, купленный Джорджем. И что? Утешила истерику своего самолюбия? — Марина встала, подошла к зеркалу и уже захмелевшим голосом орала на своё отражение: — Я тебя спрашиваю! Утешила? А? Дура безмозглая!
Она выпила ещё. Потом ещё. Села на пол вместе с недопитой бутылкой «Хеннесси». Взяла ножницы и стала разрезать на себе джинсы. Полоска за полоской… полоска за полоской. Потом бросила ножницы и горько заплакала. От понимания безвыходности её плач перешёл в рыдание. Наплакавшись, она вытерла слёзы рукавом своей рубашки, высморкалась… и уснула.
Проснулась Марина в своей кровати в спальне. Но как она там очутилась, она не помнила. Голова раскалывалась. Боль от мозжечка давила на глазное яблоко. Марина лежала, как тряпичная кукла. Подкатывающая тошнота заставила её встать. Проходя к туалету мимо зеркала, она увидела бледно-голубое отражение своего лица в обрамлении скомканных пучков своих волос.
— Это я?
— Нет, это… — и заканчивала Марина свой монолог, наклонившись над жизненно важным в этот момент белым фаянсовым пьедесталом. Спазмы были настолько болезненными, что она, наобнимавшись с унитазом, просто выползла из туалета и бухнулась в кровать. После процедуры отторжения ей стало легче, и она уснула.
Проснулась Марина ближе к полудню. Боль отступила, оставив нездоровую взвесь в голове. Прислушавшись к себе, она не почувствовала позывов тошноты, и это её порадовало. Марина прошла на кухню, заварила травяной чай, выпила и сразу стала готовить кофе. Сделала маску из замороженных ягод красной смородины, и… утреннее похмелье уступило место оживлению.
В загородном доме Марина появилась к ужину. Георгия дома не было, он ещё не вернулся из Москвы. Она прошла на конюшню, ей хотелось увидеть Алекса. Он как-то успокаивал её. Она чувствовала его неподдельность. Алекс передавал Марине импульсы надёжности, что утешало и было Марине необходимо.
Но Алекса на конюшне не оказалось. И Марина зашла в гости к Марте. На полу она увидела какой-то очень маленький флакончик тёмно-синего цвета из-под лекарственного препарата. И Марина поняла, что Алекс лечил Марту.
— Ну…подружка моя верная, что случилось-то с тобой?
Марта за гарцевала, пофыркивая, выражая свою преданность хозяйке. Потом подняла голову и заржала, будто говоря: «Ты победила, Марина! Вернулась на свою тропу. Выбралась из заманивших тебя колдовских дебрей».
Марина гладила Марту. А Марта терлась мордой о Марину, выражая свою благодарность.
— Ох, если бы ты умела говорить. Я бы доверила тебе всё самое сокровенное, зная, что ты не предашь и не осудишь. Почему мы, люди, созданные по образу и подобию Бога, настолько нечистоплотные в своих помыслах и поступках. Наше предназначение —высших, а мы опускаемся до низших.
Подходя к дому и продолжая размышлять, Марина уже в холле столкнулась с Георгием. Он стоял спиной к ней и разговаривал по телефону. Услышав шаги, Георгий повернулся и, прервав разговор на слове «Пока», отключил телефон.
— О! Добрый день! Моя дражайшая супруга! — с кокетливой усмешкой Георгий поприветствовал Марину. Та сделала вид, что ничего не произошло, поцеловала Георгия в щёчку. И под впечатлением, насколько животные со своим гипофизом низших могут быть верными и преданными, соответствуя высшим, вспомнила случай:
— А ты знаешь, на обратном пути я слушала по радио «Звезда», что когда наш известный клоун Карандаш со своей собакой Кляксой садились на поезд «Москва — Владивосток», то проводник не пустил собаку, сказав: «Оставляйте её здесь и тогда проходите». Карандаш, конечно же, не оставил своего друга, и они вместе пошли пешком. Голодали. Мерзли. Болели. Но были вместе. И однажды Клякса вернулась к хозяину с колбасой в зубах. Не съела в одиночку, воровато, по-тихому. Принесла своему хозяину. Ты можешь объяснить? Почему? Голодное измученное животное не предало своего хозяина и сохранило до конца ему верность?
— Да всё очень просто. Дрессированное животное с развитым чувством повиноваться и выполнять команды следует инстинкту рабского подчинения.
— А-а-а-а-а… — протянула Марина разыгравшееся в ней неописуемое неистовство.
— Так, Клякса была далеко от хозяина и вольна и свободна от повиновения. Я поняла, Джордж, такие чувства, как верность и преданность, атрофированы в ТЕБЕ! А в Кляксе — НЕТ! — Негодование вернулось к Марине, и она направилась к себе в комнату. Поднимаясь по лестнице, развернулась и резко бросила в адрес Георгия:
— Я начинаю терять уважение к себе, когда нахожусь рядом с тобой.
Георгий ухмыльнулся и не стал останавливать Марину, хотя время приближалось к ужину. Он позвал Валери и перенёс время ужина на час позже. Выйдя из дома, он позвонил Платону и попросил выйти к нему на их место. День был уже на исходе, и лес погрузился в густую сумрачность. Между деревьев нечётко обозначалась движимая тень расплывчатым непонятным тёмным пятном. Георгий напряг взор, но тень исчезла, и он решил, что ему показалось. И когда он услышал отклик с другой стороны, уверовал, что это была тень деревьев, колышущих ветром.
— Что случилось, Георгий? — спросил настороженно Платон.
— У нас проблемы с Мариной. Она потеряла беременность и больше не согласится на повтор.
— Ты уверен?
— Абсолютно!
— И что ты решил?
— Она мне больше не нужна. Надо её убрать.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе не послышалось — убрать! В природе существуют инфаркты, инсульты… ну что там ещё? Тебе это лучше знать.
— Но она абсолютно здорова. Ни ангин, ни аппендицита, ни насморка, ни геморроя…
— Это было давно. Когда она последний раз посещала клинику?
— Анализы сдавались перед ЭКО.
— Так они сдавались под другой фамилией?
— Ах! Да! Я забыл. Ну тогда легче. За время её НЕ посещения клиники всё могло произойти, — промычал Платон, не совсем уверенный в дальнейших планах, а потом, как бы опомнившись, спросил: — А что если просто разойтись? Совместно нажитого имущества у вас нет, и она уйдёт только с печатью в паспорте.
— Она слишком много знает.
— Ты о себе, о своём отторжении противоположного пола? Так этим сейчас никого не удивишь. Лидеры стран, бизнес-магнаты, политические лидеры, сенаторы и депутаты… А в шоу-бизнесе? Для них связь с противоположным полом старомодна до неприличия.
— Да-а-а-а, эта линейка шоу-бизнеса добросовестно отрабатывает гонорары своих хозяев.—
— Как раз этот раскрученный негатив для общества меня бодрит. У нас одна задача. И чем унизительней их поведение для страны, тем больше вызывает раздражение, страх и бессилие своего бытия — это и есть рычаги влияния. Сильного влияния!
— Согласен. Но я уверен, что Марина не будет раскрывать тайну, за КОГО и за КАКИЕ блага она вышла замуж. Вскрыть, значит расписаться в продажности. Она не пойдёт на это.
— Когда случился, а вернее, она вызвала выкидыш, у нас состоялся неприятный разговор. Хотя я сам виноват. Обещал быть с ней весь день, но позвонил мой партнёр, и я поехал к нему. На свидание. Не удержался. А вечером случилось то, что случилось. Она вызвала выкидыш. И уже за ужином выдала: «Ты блестящий стратег. И безмятежно передаешь настроения, мотивы и направленность разработанных убеждений!» Она поняла, что наша аудитория единомышленников — это богатые люди и радеют за своё состояние, а не за любовь к Родине. И ещё она поняла, что наши точки эксклюзивных отелей — это место ПАУКА, плетущего паутину в нужных направлениях. И открыто огласила: «Твоя задача — убедить, что сказку можно сделать былью. И главное, чтобы в это поверили. И твои гости уже не гости, а единомышленники. Они и помогают тебе плести эту паутину предателей своей Родины».
— Н-да, не побоялась. И ведь не дура, и все же вскрыла свои догадки и дала понять, что все эти блага — за «ЧТО-ТО».
— Да, мозги у неё заточены не на обывателя. А чего я остерегаюсь? Того, что моя раскрутка её «Гипофиза в галстуке» поможет ей открыть двери любого издательства, чем она может воспользоваться.
— Ты что, действительно этого остерегаешься? Она писатель. Её образы создаются по художественному вымыслу. Художественное слово — СВОБОДНО! Она сама заявила об этом на пресс-конференции в свою поддержку на реакцию «Гипофиза в галстуке», чем вызвала одобрительные аплодисменты. Я внимательно просмотрел запись. И прочитал её последние произведения. И, скажу тебе, читал с интересом.
— Ну а я о чём? Давай! Думай!
— Послушай, ну зачем такие крайности. Может, пригрозить или откупиться? Заручиться молчанием.
— Гарантирование молчание оправдывает только одно: «Есть человек — есть проблемы, нет человека — нет проблем».
— Да! Мне надо подумать.
— Думай! Или инсульт, или тромб, или авария! Тебе неделя!
Они разошлись. А колышущей тенью среди деревьев был Алекс. И он всё слышал. Алекс быстро перескочил через забор, у него была своя лазейка, чтобы сократить время и не ходить через проходную. Но сейчас, после услышанного, он, наоборот, вернулся и прошёл через охрану. На подходе к конюшне со стороны леса он столкнулся с Георгием.
— Алекс, ты что здесь делаешь?
— Я права забыл. Вернее, они, наверное, у меня выпали, когда я доставал ключ от шкафа, — Алекс говорил правду. Это действительно была причина, из-за которой он вернулся. Но Георгий засомневался.
— Ну, пойдём посмотрим. Два глаза хорошо, а четыре лучше, — по-дружески и невозмутимо сказал он.
Они вошли в помещение. Права лежали на полу под столом.
— Ну! Вот они! — воскликнул Алекс.
— А ты как шёл? Лесной тропой?
Алекс понял, о чём тревожится Георгий, и, дабы не вызвать ни тени сомнения, с наигранным удивлением ответил:
— Конечно, через проходную. Я по темноте в лес не хожу. Мало ли что.
— И правильно, — отреагировал Георгий, но после ухода Алекса прошёл на проходную и посмотрел записи. Время прохождения Алексом проходной соответствовало действительности.
Последующие дни проходили спокойно без потрясений. Георгий уезжал на работу в Москву, и они встречались за ужином. Трапезничали сдержанно. Марину мучала мысль, как сказать Джорджу, что она выходит из игры. Она не сможет удерживать этот корабль на плаву, переполненный фальшью и предательством. Марина медлила. Вскрыть свои мысли — значит объявить о разводе. И её обещание родить Джорджу наследника разлетается как мыльный пузырь на радужные шарики, но тоже мыльные.
«Надо взять паузу», — решила Марина.
— Джордж, разреши мне поехать к бабушке? Я очень соскучилась.
Георгий тоже был в состоянии разбросанности мыслей и, не раздумывая, дал согласие.
— Ну а почему нет? Поезжай, конечно.
На следующий день, взяв с собой только небольшой рюкзачок-сумку, Марина подходила к своей машине. Как вдруг услышала голос.
— Марина, добрый день! — Это был Алекс.
— Добрый день, Алекс!
— Ты как себя чувствуешь?
— Хорошо.
— В Москву? —
— Нет. К бабушке. Очень соскучилась.
Алекс пожелал Марине удачи и вернулся в конюшню. Его озадачил этот отъезд. Зачем Георгий отправил её к бабушке? Алекс, не раздумывая, спешно сел в свой джип и помчался за Мариной. Ему надо было выяснить адрес бабушки и убедиться в благополучном прибытии Марины на место. Канареечного цвета «Порш» был выхвачен из потока машин, и Алекс удачно следовал за ним. Место, где жила бабушка, оказалось очень живописным: вокруг лесной массив, озеро и красивый луг. Убедившись, что Марина прибыла жива и невредима, Алекс вернулся к себе. Всю дорогу он думал, как помочь Марине. Опасность надвигалась со стороны «тяжеловесов», это не истерические вспрыскивания мелких завистников типа Риты или Симы Кобылиной.
На другой день, придя на работу, Алекс не обнаружил лимонного «Порша». «Значит, Марина ещё не приехала. Как же узнать, долго ли она будет гостить у бабушки?» — ломал голову Алекс.
У Георгия встречи с Мариной вызывали интерес, и ему хотелось говорить с ней на разные темы. Логика Марины и её способность к аналитике удивляли Георгия. Это и определило ключевую роль в выборе матери для его ребёнка. Но сейчас эти качества вызывали только зуд озлобленности и негодования — «она не по годам умна и при желании может доковыряться до того, чего ей знать не надо». Перед выбором материала для своего продолжения Георгий изучил всю подноготную Марины: отец — математик, мать — искусствовед, корни дедушек и бабушек ведут к дворянскому роду Агафоновых. Всё, что Георгий узнал, его очень устраивало. Но расчёт угодил в просчёт. Обаятельность Георгия угасала, а раздражительность возрастала. И мысль, что Марина не нужна в его жизни, залегала всё глубже и глубже.
Георгий вошёл в зону миллионного состояния и стал ДРУГИМ. Ну как же он мог просчитаться? Зарегистрировать брак? Переписать квартиру на Тверской? Непреодолимое желание иметь наследника притупило прагматизм Георгия. И его расчёт «купить» Марину и разыграть карту традиционной семьи дал осечку. Не вышло. Он нарвался на турбулентность принципов своей избранницы. Всё рухнуло, а ведь Георгий уже привык ВСЁ получать. А то, что за полученное отдаётся эквивалент, — этот закон жизни он оставил за скобками.
У него всё получается! И он всё может! Георгий даже не задумывался, что кому-то выгодно, чтобы у него всё получалось, и чтобы он всё мог. За масштабами такого размаха КТО-ТО стоит и зорко наблюдает. Возможно, это глаз «лучезарной дельты», а возможно, это — «чистые руки, горячие сердце и холодная голова».
Марина появилась через два дня. Посвежевшая, похорошевшая. Алекс под видом передачи бейсболки, которая осталась в конюшне после трагичной прогулки, успел назначить ей время встречи: «Мне надо кое о чём вас предупредить. После обеда навестите Марту».
Молчаливый Алекс никогда не лез в дела Георгия. Держался особняком. С его образованием биолога в мозгах постоянно крутились химические элементы таблицы Менделеева. В голове происходила реакция гранулобурления всяких соображений, и результаты выдавали формулы, соединения, препараты, химикаты… Пытливый ум Алекса дорисовывал подробности всего происходящего в жизни Георгия. То, что Георгия и его организационные продвижения контролируются, не вызывало никаких сомнений. Такой мощный разворот активов возможен исключительно при поддержке могущественных людей, работающими за кулисами. НО! Они именно ТЕ, кто контролирует все аспекты общества — от банковской системы до прислужников правительства. И, конечно же, шоу-бизнес — эта прослойка баловней оказывает сильное воздействие на настроение народа.
Алекс понимал, что за внешним обликом обаятельного красавчика таится монстр времени. И был очень осторожен, дабы не выдать скрытую под мантией суть своего хозяина. А пытаться пробить тоннель перочинным ножичком. Зачем? Он выполнял задания Георгия, проводил опыты и чувствовал себя довольно хорошо, благодаря финансовым вознаграждениям за проделанную работу. Георгия тоже устраивал Алекс — спокойный, конкретный, без истерик и выпячивания. Так бы всё и продолжалось. Но «колесо судьбы» развернуло стрелку радиуса в другую сторону, и он оказался свидетелем разговора Георгия с Платоном.
Алекс увидел, как Марина приближается к конюшне. Он осмотрел помещения и, убедившись, что никого нет, вышел навстречу Марине:
— Добрый день, Марина!
— Здравствуйте, Алекс! — ответила Марина, так и не поняв, к чему эти приветствия, ведь они уже виделись.
— Вы к своей подружке?
— Да. Соскучилась.
— А вам разрешили?
— Если вы имеете в виду Георгия, то его нет дома.
— А-а-а-а… Вы, значит, в самоволке? — Алекс старался сохранить непринуждённость в разговоре, радуясь отсутствию хозяина.
— Ну да! В самоволке! А что, мы опять перешли на «вы»?
— Ой! Да это от волнения, — сказал Алекс и почувствовал, что краснеет. Ему нравилась Марина. С первых минут их встречи он почувствовал к ней какое-то волнующее уважение. Марина заметила смущение, но списала на то, что ей просто показалось. Они вышли в поле. Марина оседлала Марту, а Алекс — Грега. Вошли в галоп и выскочили на просеку, за поворотом которой усадьба скрылась из виду. Они остановились и пошли шагом. Алекс начал первым, хотя очень волновался:
— Марина, извините, если покажусь бестактным, но мне необходимо кое-что выяснить, это заденет ваше личное?
— Алекс, я вам верю. Спрашивайте.
Марина и сама чувствовала, что Георгий очень изменился, а в углах дома поселилась тревожная вибрация. И сейчас она даже обрадовалась участию Алекса.
— Марина, а Вы… — Она перебила:
— При наших доверительных отношениях «вы» неуместно.
— Да. Согласен. А ТЫ давно знакома с Георгием?
— Скоро год, с момента первой нашей встречи. В год, который для меня оказался «пятницей 13», моей чёрной пятницей.
— Ты сравниваешь свои события года с крушением кораблей?
— Абсолютно верно. И чтобы разбить мистический смысл «пятница 13», в 18 веке построили корабль и назвали «ПЯТНИЦА 13». Корабль спустили на воду и отправили в первый рейс в пятницу 13 числа. И больше об этом корабле никто ничего не слышал… Но понятие «ЧЁРНАЯ пятница» вошло в жизнь. Так вот и я отправилась в плавание в чёрную пятницу. Вернусь ли к своим берегам или отдамся пучине? Не знаю. — Алексу стало немного жутковато. Он же знал, от чего хочет уберечь Марину. А она продолжала: — Сначала я потерпела крушение, работая в издательстве «Орион», написав очерк по мотивам романа «Собачье сердце». Вскрыла смысл автора и за вывернутую изнанку была уволена. Три месяца не могла найти работу. Состояние вело к пику «уколоться и забыться». Георгий подарил мне надежду. Он появился в моей жизни, как добрый, красивый, уверенный в себе волшебник. А потом… — Марина погрузилась в задумчивость.
— Марина, а что было потом, я знаю всё, ну или почти всё, — сказал Алекс тихо и осторожно, будто боясь разбудить мучительные воспоминания.
Марина улыбнулась, обрадовавшись нахлынувшему облегчению. Она не готова была погружаться в эту боль снова, хотя явственно понимала, что виновник последних событий её жизни только один человек. Она сама. Стряхнула с себя уныние и переключилась на Алекса:
— А как ты оказался в приближённых Георгия?
Алекс совсем не хотел, чтобы его приписывали к приближённым хозяина, так как все в его окружение были нетрадишины.
— О! Нет! Нет! Я не отношусь к его приближённым!
Марина поняла, как он понял «приближённых», и густо покраснела — «значит, он знает, что Георгий гей, и как я могу быть его женой». Неожиданно обозначившийся конфуз Алекс быстро стал затирать своей исповедью:
— Я закончил МГУ, но работу найти не мог. Время было сложное. Мы жили с мамой на копейки, впроголодь. Пришлось работать на автозаправке, мыть автомобили. Были моменты, когда я забирал часть мелочи, которую бросают водители в углублениях между сидениями. Ты можешь представить, до чего я опускался, чтобы купить хотя бы молоко с хлебом? В один из дней подъехал дорогой автомобиль, за рулём которого был Георгий. Я как обычно протёр зеркала, стёкла, и когда водитель, то бишь Георгий, вернулся, он открыл окно пассажирского сидения и падал мне чаевые. На сидении лежал лист с формулой химического соединения. Я обратил внимание, что в формуле химических соединений несовместимые элементы: калий и четырёххлористый углерод. И сказал хозяину авто: «В этой формуле ошибка». Георгий посмотрел на меня, как будто с ним заговорил сфинкс. «Вы КТО?» — спросил он меня. Я ответил: «Химик, закончил МГУ, — и, помедлив, добавил, — с отличием». Георгий на мгновение замер. Я уже развернулся и собрался уходить, но Георгий окликнул меня: «Подождите! Присядьте в машину, пожалуйста!» Я сел в машину. Он открыл бумажник, достал стодолларовую купюру и подал мне. В этот момент я ошалел от одного вида стодолларовой купюры, которая протягивается в мои руки. «А это настоящая?» — ничего умнее я спросить не нашёлся. Георгий улыбнулся и даже не ответил на мой дурацкий вопрос. Представился, объяснил свою заинтересованность ко мне и, озвучив мой месячный заработок, привёз к себе, то бишь сюда, в усадьбу. Вот так я оказался здесь. А эту купюру в сто долларов я до сих пор храню. Сразу не поменял, а уже в первый же день работы у Георгия получил денежное вознаграждение за выполнение первого задание. И я забыл о трудностях и мойке машин. Только вот о мелочи, которую воровски забирал, так забыть и не получается.
— А зачем Георгию твои проработки в биохимическом направлении?
— Думаю, что у него фармацевтический завод где-то. Но ГДЕ, я не знаю. Мне это неинтересно. Я стараюсь не переходить границы красных флажков. И если бы не случай (Алекс имел в виду подслушанный им разговор), я бы так и оставался на своей территории дозволенного.
— Это то, для чего ты меня пригласил?
— Да, — Алекс спрыгнул с лошади. И отпустил Грега порезвиться. Марина тоже решила не обижать Марту и дать ей возможность отдохнуть.
— Ну что, моя красавица, составишь компанию своему другу? — наклонившись к холке, Марина проговорила Марте. Алекс подошёл к Марине и по-джентельменски подал руку. Когда Марина спрыгнула и развернулась, то оказалось настолько близко к Алексу, что почувствовала горячие дыхание его тела. Она сразу и не поняла, что произошло. Внутри неё хрустнула основа основ её напряжения. Молодая женщина, в расцвете сил, обрекла себя на постель без любви — холодную и унизительную. И вдруг… поле, опьяняющий запах высокой травы, музыка ветра… Алекс подошёл ещё ближе. Вот она чувствует его дыхание, биение сердца, легкое прикосновение его бёдер. И лёгкий предательский озноб захватил её.
Его горячие руки, губы, дыхание… И только ветер закрывал их своим ласковым и тёплым прикосновением. ОН и ОНА. Горячая, жаждущая энергия любви, как магма, рвущаяся из застоявшегося жерла вулкана, рвалась к извержению, сметая всё на своём пути. Стихию чувств, гонимую природой, остановить было невозможно. Стыд прячется в страсти, думки и мысли бытия улетают… Тонкий звон нежным прикосновением обволакивает и утягивает в анестезию любви… Утопаешь в волшебных звуках арфы… Забвение… И наступает божественная тишина неповторимого мгновенья… Всё произошло. Внезапно налетевший тайфун отступил. Они оказались наедине со своей необузданной страстью, в душе ругая себя и стыдясь. И только слышен голос сокровенности: «Винность ЭТО или НЕвинность?»
А кто ответит? Поле? Небо? Высокая трава? Или наш мир, который внутри нас — тебя, меня, Марины, Алекса…
Возвращались они в ласкающей и успокаивающей тишине, качающей их в волнах непробудного сна и шепча им о безгрешности. Так бывает, когда ангел одаривает минутами неземного блаженства, несся мгновенья в дар, а не во грех. Когда они вернулись в конюшню, уже стемнело, и определить присутствие кого-либо в нагромождении отсеков было сложно. Марина первая нарушила молчание:
— Ты мне… — не успела договорить. Алекс повернулся к ней и приложил палец к губам. Она поняла, что здесь ни о чём говорить нельзя.
— Смотрите, Марина, как вам Марта благодарна за выгул.
Марина обратила внимание на то, что Алекс перешёл в конюшне на «вы», и тоже перешла на «вы», продолжив свой вопрос, переиначив смысл:
— Вы обещали дать свою настойку от моего недомогания.
— Да, да, да! Сейчас принесу, — оживлённым голосом ответил Алекс. «Как она в точку, ведь мы ещё ничего не обговаривали».
Алекс вернулся с пузырьком из темно-синего стекла.
— Вот. По чайной ложке три раза в день до еды.
— Спасибо большое.
— Да не за что. Я для мамы всегда готовлю. Помогает.
Марина взяла настойку и, попрощавшись с Мартой и Грегом, направилась к выходу. Алекс пошёл за ней. Марина вопросительно посмотрела на него.
— Я домой. Завтра рано вставать. У Марты и Грега прививки с раннего утра до завтрака.
Идя по тропинке к дому, Марина поняла, что Алекс хочет её о чём-то предупредить и для виду присела, как бы перевязывая шнурки на кроссовках. Алекс понял, для чего она стала перевязывать шнурки, и сразу перешёл к делу, без обиняков.
— Марина! Прошу тебя, будь очень осторожна. Старайся кофе, соки, чай делать сама себе под любым предлогом. Сошлись на недомогание. Но если вдруг ты потеряешь бдительность и всё же им удастся осуществить свой план, и ты почувствуешь слабость, тошноту, наплывающую темноту, сразу сделай себе укол. Противоядие найдёшь в беседке. Прилеплено скотчем под столом.
Алекс знал, какой яд будет использован. Спустя дня три после подслушанного им разговора Георгия с Платоном хозяин вызвал его и дал задание изготовить яд для травли енотов, которые якобы атаковали наружные складские помещения отеля в Карелии. Алекс хорошо помнит, как он предупредил Георгия, что этим ядом можно отравить и человека. Но Георгий заверил, что ему не стоит волноваться по этому поводу. Тогда Алекс попросил расписку при передаче препарата с подтверждением объёма. Георгий согласился и действительно подписал такую бумагу, составленную Алексом. Алекс, зная состав яда, изготовил противоядие, он был уверен, что Георгий не будет искать на стороне отраву, дабы не засветиться. Да и зачем? Когда у него свой алхимик.
— Меня хотят отравить? — спросила Марина.
— Да, — сказал Алекс и добавил: — Подробности позже.
Больше вопросов Марина не стала задавать.
— До свидания, Алекс, — нейтрально бросила она.
— Марина, прикрепи на балконе какой-нибудь знак, чтобы я знал, что всё окей.
Марина сразу не сообразила, ЧТО будет её знаком Алексу. Она помедлила и сказала:
— Хорошо. Это будет хрустальный шарик. Ты его увидишь издалека, — и направилась в дом.
Ледяное дуновение охватило её. Она понимала, что это только частичка сказанного Алексом. «Вот это денёк, пламень и лёд, — подумала Марина, и почему-то её удивило, что она не испугалась услышанного. — Алекс — причина моего успокоения». Он по каким-то незримым каналам передавал Марине надёжную защиту. Она впала в размышления. Зачем Джорджу отравлять её? Он ведь просто может развестись с ней? Джордж — гей, и посему мужское начало в нём умерло ещё в чреве матери. Он предатель и в силу своей порочности — трусливый. Хотя, наверное, есть исключения, ведь Александр Македонский тоже имел «подруг»: Гефестона, Багоаса. Но Джордж не Александр Македонский и не пойдёт на преступление, а найдёт решение без шума и пыли, а главное — без риска для него.
Дни Марины вошли в спокойное течение, без порогов и перекатов. Это внешне. А внутри её непрерывно натянутая струна дрожала, и вибрация этого дребезжания передавалась во все уголки восприятия Марины. Она не спускалась в столовую, ссылаясь на недомогание. Спускалась на кухню, чтобы что-то перекусить, когда в доме никого не было. Вопросов ей никто не задавал. К тому же, Георгий предупредил всех работников: «Марина себя плохо чувствует. Не тревожьте её», — в его голосе звучала забота и нежность к жене, а про себя он радовался удачному развитию намеченного им плана.
В один из вечеров Георгий зашёл к Марине с огромным букетом луговых цветов.
— Ах! Опять луговые цветы, как тогда, в первые дни очарования, — и подумала: «Какая нарядная ложь!»
Георгий молча положил рядом с Мариной цветы и подал коробку, на которой красовались золотистые вензеля известной ювелирной фирмы. В коробке на чёрном бархате покоилось колье с подвесками в виде капель дождя.
— Какое красивое колье, похожее на «дождь, о котором мечтает пустыня, задев за живое удар сердца каждый». И тогда… ТЫ предстал «дождём», в тот жизненный момент, когда я была «пустыней» … явился ТЫ… и утопил МЕНЯ в СЕБЕ…
Георгий посмотрел на Марину, придав взгляду нежность и теплоту (у него это хорошо получалось), игнорируя сказанное ею, предложил поужинать сегодня вместе.
— Но я неважно себя чувствую, — пыталась отказаться от совместного ужина Марина.
— Мы всё организуем здесь, у тебя, — быстро отреагировал Георгий.
— Ну хорошо, давай здесь.
— Прекрасно! Я так истомился по тебе, дорогая! Ты как-то совсем отгородилась от меня, — страдальчески улыбнулся Георгий, проигрывая свою роль.
— Я сейчас, мигом… — Георгий вышел. Марина быстро встала и зашла в ванную комнату, где в шкафу за кремами она спрятала герметичную упаковку шприца с противоядием. «Неужели это мне пригодится?! Совсем не хочу в это верить».
Вернулся Георгий. Вслед за ним зашёл Валери с подносом, на котором стояли фрукты, два бокала для виски и стеклянная кружка со льдом. Бутылка с виски была не раскупоренная.
— Валери, горячее подашь сюда же, минут через сорок. — Георгий взял закрытую бутылку виски и стал открывать. — Рекомендую тебе виски, разжижает кровь и дезинфицирует, — сказал он Марине.
«Точно, — подумала Марина. — Виски был закупоренный. Значит, пить буду только виски. Ни воды, ни фруктов», — дала себе установку и вслух сказала:
— Да! Согласна! Хотя не люблю крепкие напитки.
— А вот… можно льдом разбавить, — услужливо поддержал Георгий настрой Марины и бросил в её стакан кусочки льда.
Марина пододвинула стакан с виски, но пить медлила. Она смотрела на Георгия, который был для неё Джордж, и думала: «Имени у тебя два. И два лица. Но душа-то одна! И ты её продал, душу. Потому что боишься лишить себя комфорта, боишься потерять то, от чего отказаться уже не можешь. Тобой движут достаток, богатство и твоё благополучие». И вдруг, неожиданно для Георгия, спросила:
— Джордж, а ты знаешь, что такое «ЭФФЕКТ КОБРЫ»?
Георгий даже растерялся. Он сразу в её вопросе увидел подвох. Кобра? Значит, яд. «Неужели она знает?» И как можно равнодушней, ответил:
— Нет. Не знаю. Ну расскажи мне.
— Понятие «Эффект кобры» пришло к нам из Индии. Когда власти не знали, как остановить размножение кобр, они решили платить за каждую голову кобры. Жители стали разводить змей, чтобы получать от правительства деньги. Узнав, что данное решение привело к противоположному, закон отменили. Тогда разводчики выпустили змей, и их количество многократно увеличилось.
Георгий выдохнул. История не имела подвоха и отношения к отравлениям ядом. А Марина продолжила:
— Вот так размножаются предатели. Предателей развилось, как кобр в Индии.
— Ты о чём, Марина?
— Да так, ни о чём. О кобрах! — ответила она, ни на йоту, не нарушив баланса своего настроения.
«Или она что-то знает, или догадывается», — подумал Георгий и, надев маску безразличия, отреагировал на историю о кобрах как можно безразличней.
— Ну что ж, пусть в Индии борются с кобрами, хотя зачем. Яд кобры широко применяется в медицине.
— Какая поразительная разнополюсная особенность. Яд может вылечить, а может убить. Как информация: для кого-то — лекарство, а для кого-то отрава.
— А ты напиши на эту тему книгу, классный получится сюжет, — Георгий прикинулся абсолютно не понимающим: «О чём это, Марина…»
— Написать книгу с понравившимся ТЕБЕ сюжетом? — недвусмысленно спросила Марина и, глядя в глаза Георгию, проговорила: — Я бы написала, но мне так хочется перепрыгнуть через ЭТОТ сюжет.
Георгий насторожился, но увидев, что Марина прильнула к бокалу с виски, замер. Она, не допив, поставила бокал на стол и сразу почувствовала, будто в голову стала заполнять вата, и появился кашель.
«Неужели случилось!? Неужели Алекс был прав!? Но бутылка ведь была закупоренная. И Георгий отпил первый!? — пока Марина размышляла, на неё наползала затуманенность, и она поняла, что у неё совсем нет времени на своё спасение. — Что делать? Противоядие!» Она встала и как бы одёрнула себя: «Надо дать Алексу знать? Но как?» И Марина развернулась к столику, на котором стояли цветы, молниеносно схватила вазу и бросила в окно. Звук разбитого стекла и спикировавшей вазы, вдребезги разлетевшейся на тротуарном настиле, прогремел как взрыв снаряда.
— Ты что, с ума сошла? — прошипел Георгий.
Марина проигнорировала его реакцию и быстро, насколько у неё получалось, направилась в ванную комнату.
— Стой! Что случилось? — Георгий перестроился и стал разыгрывать сочувствие.
Марина зашла в ванную и закрыла за собой дверь. Ей незамедлительно надо ввести противоядие. Голова с каждой минутой становилась всё тяжелее и тяжелее. Перед глазами расплывались круги, и подступала тошнота. Она открыла шкаф, но не могла направить руку за шприцем, всё плыло и увеличивалось в размерах. Марина нащупала шприц. Это придало силы. Но в этот момент полетели кремы и наделали много шума. За дверью послышался голос Георгия, звуки доносились, будто он кричал из подвала — из глубины и расплывчато. Марина, собрав все силы, стала вскрывать шприц. Руки не слушались, круги растушёвывали контуры. А за дверью истерил Георгий:
— Открой дверь! Марина! Что с тобой? Открой дверь, Марина!
Но она и не думала открывать, все свои силы сконцентрировав на уколе.
«Ну… ещё чуть-чуть… Ну давай же… Нет, не получается… Ну…» Она почувствовала, что игла коснулась кожи. Усилием воли собрав все ещё не покинувшие её силы жизни, Марина напряглась, и всё-таки игла вошла и поршень шприца завершил укол спасения. Выронив шприц, она осталась лежать на полу. Без сил, без энергии и почти без жизни.
За дверью слышалось лёгкое постукивание. Стук уже не выражал истерию, был лёгоньким. Георгий изображал взволнованность, без особого энтузиазма. Он ждал. «Пусть всё закончится, и тогда я дам команду выломать дверь», — думал он. Но в этот момент дверь в комнату Марины распахнулась почти одновременно со стуком. В комнату влетел Алекс.
— Георгий Станиславович! Что случилось? — И, не увидев Марину в комнате, всё понял. Алекс пробежал взглядом по столу, на котором стояли только два бокала с виски.
— Ты забываешься, Алекс. Тебе кто разрешил сюда войти? — ядовито спросил Георгий.
Но Алекс был готов к этому вопросу.
— Всё побежали на шум разбитого стекла, а я сюда. Мало ли что, может, помощь нужна? — изобразил Алекс неведение и готовность оказания помощи. Георгий успел взять себя в руки и как можно жалобнее заблеял:
— Она в ванной… Молчит… Не отзывается… — И как бы в отчаянии схватил стакан с виски и выпил залпом. Это был показной реверанс для Алекса, как единственного свидетеля. Алекс замешкался: «Чем же отравили Марину?» Но увидев на столе лёд, всё понял: «Значит, яд был во льду».
Георгий продолжал блеять:
— Она в ванной… Молчит… Не отзывается… — И направился к ванной. Стал стучать. Алекс воспользовался моментом и быстро завернул кусок льда в лежавшую на столе полиэтиленовую обёртку, снятую с плитки шоколада. Из ванной послышался надрывный звук рвотных выбросов и мучительные стоны. «Жива. Значит, противоядие подействовало», — обрадовался Алекс. Он приготовил противоядие сразу после подслушанного разговора в лесу. А за неделю до этого разговора Георгий дал задание приготовить сильную отраву, якобы для енотов, которые атаковали складские помещения отеля в Карелии. И заказал Георгий яд не в порошке, а в жидком виде, как бы для опрыскивания.
— Надо взломать дверь! И вызвать Платона, — прокричал Георгий.
Послышался звук открывания дверного замка. И за спиной Георгия раздался тихий скрипучий голос:
— Не надо Платона! —
Георгий развернулся. Перед ним стояла Марина. Узнать её было почти невозможно. На бледно-голубом лице зияли два глаза, смотрящие из глубины, как из черепа. Эти черные «дыры» в тёмных кругах вызывали жуть. Губы Марины, некогда освежавшие её лицо естественным густо-розовым цветом, были бледно-синие. Георгий бросился её поддержать, но Марина отстранила его руки и медленно прошла к столу и села в кресло.
— И чем же ты меня отравил? Виски? Но они были закупоренные, и ты их тоже пил?! Я пила только виски… — Алекс окончательно убедился, что причина во льду, но молчал.
— Марина! Ты, вероятно, отравилась не здесь и не сейчас. При чём здесь виски?
Алекс напрягся: «М а р и н а, ну… давай! Прокачивай! Ты же не дура… Сообрази…»
— А! Так ты закачал отраву в лёд! — будто услышав Алекса и сопоставив, что лёд был только у неё в стакане, сказала Марина.
«М О Л О Д Е Ц!» — обрадовался Алекс и, как бы сделав вид, что он не учувствует в происходящем, достал из кармана активированный уголь и предложил Марине.
Георгий резко отреагировал:
— А откуда у тебя так ко времени активированный уголь?
— Это всегда при мне. Мои химикаты имеют разный состав, бывают содержащие ядовитые пары. Поэтому первое, что я принимаю, — это активированный уголь. Привычка! — выкрутился Алекс и, повторив просьбу, подал Марине стакан с водой запить таблетки, которые он, конечно же, прихватил с собой намеренно.
Марине становилось легче. Спазм отступил. Возвращался нормальный ритм дыхания. Синюшность сползала.
— Марина, ты как? — Георгий старался проявить сочувствие.
Она молчала. Слышать его голос и тем более отвечать у неё не было никакого желания.
— Как я? Это ты мне скажи, Джордж, как я?
— Марина, неужели ты думаешь, что я хотел тебя отравить? Ты что? — И Георгий умело скомкал своё лицо в печаль. Глядя на него, Алекс в какой-то момент засомневался… Рассеять сомнения сможет только пакетик, который лежит у него в кармане.
Марина попросила оставить её.
— Я очень хочу спать.
— Хорошо, дорогая, ложись. Но как проснёшься, я бы очень хотел, чтобы тебя осмотрел Платон.
Марина промолчала, она была в полупрострации и очень хотела спать.
Когда они вышли, Георгий обратился к Алексу:
— Скажи всем, что ваза с цветами упала случайно.
Попрощавшись с Георгием, Алекс сразу направился к себе в лабораторию, ему нестерпимо хотелось разложить на составляющие жидкость, которая жгла ему карман. Результат был ожидаемым. В растаявшем льду обнаружились мышьяк, фосфор, талий, стрихнин, свинец. Вся группа, которая входила в состав препарата для отравы якобы енотов. Георгий очень грамотно продумал сам, или вместе с Платоном, план отравления. Доказать прямую вину было бы почти невозможно. Даже если бы вызвали полицию и отправили содержимое стаканов на экспертизу. Кто подготовил лёд — большой вопрос! В подозреваемые попадают все — от уборщицы до шеф-повара. А то, что лёд был погружен самим Георгием в маленькое специальное корытце, никто не видел. И учитывая связи и деньги Георгия, уж он точно оказался бы самым несчастным и страдающим. А обслуживающий персонал и окружение дружно бы подтвердили его нежное внимание к Марине. Ни ссор, ни даже повышенного тона. Любовь, да и только! А колье, подаренное жене в день запланированного отравления только и подтверждает вот эту самую любовь.
Алекс впал в глубокую задумчивость. Он влюбился в Марину. В её неброскую красоту, которая проступала в её тонкой невесомости: в осанке, в умении говорить и умении слушать. Проступала в её взгляде, в движении её души… Он думал о ней, как о чём-то опьяняющем его сознание. Она появлялась в своём эфирном облике и растворялась. Как снежинка, прикоснулась и растаяла, унося свою неповторимость… Марина заполняла мысли Алекса, не думать о ней он уже не мог. А прогулка в поле оставила жаркий след и тягу к Марине. И свидетелем их неудержимой, бурной страсти был ветер, ласковый и понятливый!
Марина решила сменить обстановку и уехала к бабушке. Дом бабушки всегда радовал Марину. А после того, как Георгий с усилием замазывал глаза Марины своей угодливостью, прилагая свои возможности, «домик в деревне» превратился в добротную усадьбу.
Изменился ландшафт с оформлением клумб и красиво вписывающихся альпийских горок, вымощенные камнем дорожки. Появилась баня. Забор с автоматическими воротами и домофоном. Ну ни дать, ни взять настоящая усадьба. Для Георгия это мелочь, а для бабушки весомый затратный ломоть.
Когда Марина вошла, её болезненный вид испугал Екатерину Павловну. И пришлось объяснить своё состояние случившимся выкидышем.
— Мариночка! Всё забудь! Будешь пить свежевыжатые соки, гулять по лесу, в баньке париться и уедешь от сюда как новенькая, — успокаивала бабушка свою «ягодку», как она называла Марину.
Марина погрузилась в тепло, заботу и искреннюю родную любовь. И начала восстанавливаться. Она много читала, музицировала и подолгу болтала с Екатериной Павловной. А когда оставалась наедине с собой, мучила себя откровениями. «Что же я мечусь между виной и невинностью; между ДА и НЕТ… Михаил Афанасьевич Булгаков! Это вы меня мучаете?» Ответа Марина не находила. Одни вопросы. А писатель, наверное, и пишет, потому что в его голове рождаются всякие мысли — предсказуемые и непредсказуемые. И если эти мысли не лягут на чистые листы, то мозги просто взорвутся. «Писатель пишет, создавая свою планету, никому не известную и где- то даже непонятную. Образы возникают в воображении ниоткуда. Писатель не обязан создавать образы, угодные кому-либо. Он просто пишет. Писатель, писатель… В чём Ваша слабость? В воспалённом воображении, в видении СВОЕГО. А правильного или искажённого, писатель даже не понимает. Он видит ТО, что проецирует ему мозг и проводит грань восприятия».
Погостив у бабушки и поднабравшись сил, Марина вернулась. Георгия не было дома. В конюшню она не пошла, ей пока не хотелось смотреть в глаза Алексу после того, что произошло в поле… А потом, ещё это отравление не давало ей покоя.
«Алекс, Алекс… Ну где же это поле? И где же ветер? И мой прекрасный сон горячих прикосновений неудержимой страсти…» Мысли об Алексе как-то утешали её тревоги и волнения. Внутренний мандраж передавал вибрацию настороженности и опасения. Но у Марины не было другого выхода, она должна вернуться в дом Георгия и довести всё до завершения, то есть развода. Зная, что опасность вызывает страх, и любой нормальный человек не единожды сталкивается с этим чувством. Главное, уметь преодолеть и мобилизовать внутренние силы на выживаемость. Другими словами, раздробить страх в себе и внушить силу преодоления. Она поднялась к себе и сообщила Валери:
— Если я к ужину не спущусь, пожалуйста, не тревожьте меня.
К ужину Марина не спустилась, и встреча после кратковременной разлуки состоялась за завтраком:
— Доброе утро, дорогая! — Георгий поцеловал жену и по-джентельменски отодвинул стул от стола, немного развернув его примерно на 45 градусов в правую сторону.
«Как же он предусмотрителен. И какая школа! Всё согласно правилам этикета! Вот, оказывается, чем удобно прикрывать свои паскудные мысли и поступки. Ещё бы ручку поцеловал», — подумала Марина и красноречивой улыбкой отвесила благодарность.
— Георгий! — обратилась Марина к мужу, который всегда был для неё Джорджем. Но почему-то сейчас она назвала его так, как он ей представился тогда, при первой встрече, у калитки бабушкиного дома.
— Георгий! — повторила Марина его имя ещё раз, как будто собиралась с духом. — Нам надо развестись. Наш брак — это пустышка. Фальшь-панель, за которой ничего нет и не будет, панель прикрывает пустоту. Я соблазнилась на красивое, отлакированное прикрытие. Мой «Гипофиз в галстуке» из «бреда сивой кобылы» поднялся до уровня бестселлеров. Марина Корецкая стала узнаваемым и читаемым автором. Моя книга! Мои мысли, чувства, бессонные ночи стремились вырваться. Это «Гипофиз в галстуке» всё перекроил.
— Ну ты же не отказалась от продвижения «Гипофиза…»
— Да, я пошла на сделку с совестью, с принципами… Хотелось придушить унижения, в которые меня погрузили. Ошиблась. Так бывает. — Потом помолчала и искренне сказала: — Прости меня! Георгий!
Он молчал, действительно не знал, как ему поступить. «Развестись и отпустить Марину? Нет! Это чревато. Она много что знает. И даже то, что разыгранная карта традиционной семьи будет бита. Но с другой стороны — развод снимет все мотивы с меня на случай если с Мариной что-то произойдёт… Надо подумать».
— Это неожиданно для меня, — сказал Георгий и повторил свои мысли: — Мне надо подумать! — И с поджатым хвостом и щенячьим взглядом проговорил: — Ну если ты настаиваешь…
Марина уже научилась видеть неискренность Георгия, но сделала вид, что верит каждому его вздоху. И сразу перевела разговор, передавая восхваления и множество «спасибо» от бабушки за подаренное Георгием ей «пенсионное счастье». Они ещё поговорили на отвлечённые темы, и Георгий уехал в Москву.
Алекс старался не показываться на глаза Марине, но всё время наблюдал за ней с авансцены. Он не знал, чего можно ещё ожидать от Георгия. «Хозяин вообще страх потерял. Он чувствует себя неприкасаемым. И живёт в зоне вседозволенности. Люди его уровня, когда переходят границы, отделяющие их от простых мирян, натягивают очки других измерений и считают себя избранными, — думал Алекс и очень боялся за Марину, — а ведь может случиться, что меня рядом может не оказаться». Алекс разрывался в своих тревожных мыслях.
Дни Марины проходили спокойно, будто их припорошили белым напылением, и ей казалось, что волноваться совсем не о чем. Завтракали и ужинали вместе, ведя интересные беседы на отвлечённые темы. За одним из ужинов Марина спросила:
— Джордж, ты подал документы на развод? — Ожидая ответ, она поймала себя на том, что ей не хочется никакого богатства, только бы вырваться из этой золотой клетки. Богатство и антураж успеха не приносят счастья. Того счастья, от которого хочется лететь… Это объяснить невозможно, это можно только ощущать.
— Документы готовы. Мне надо ещё кое-что уладить, и в конце недели они будут поданы. — Георгию ничего не требовалось улаживать, он ждал момента, когда всё решится по его плану и всё останется при нём. Он должен сохранить свою незапятнанную репутацию. И на это у Джорджа был свой план.
— Не волнуйся, дорогая. Я всё решу. Спокойной ночи, — Георгий встал, поцеловал Марину и удалился.
На следующий день Марина спустилась к завтраку. Всё было как обычно. Она не стала задавать никаких вопросов по их теме. Глядя на Георгия, она удивилась его виду. Он ей показался очень бледным. Будто на его лицо наползла какая-то болезненная тень.
— Джордж, ты себя хорошо чувствуешь?
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— Ты очень бледен. Ты дома сегодня ночевал?
— Да. Я себя чувствую, как всегда, хорошо. Что тебя волнует?
— Да нет, ничего. Просто ты какой-то не такой.
— Ой! Не выдумывай! — игриво сказал Георгий, вставая из-за стола. — До… До вечера, — хотел сказать Георгий, но в этот момент в окно врезалась птица, и с разбившимся стеклом повисла неожиданная пауза ужаса.
— О Господи! — только и успел сказать Георгий. В столовую вбежала прислуга и всем своим видом обозначила готовность всё убрать и восстановить. Марина сидела будто в вакууме, не успев сообразить, что произошло.
— Ладно, я побежал, — сказал Георгий. Поцеловал Марину и упорхнул, будто ничего и не произошло.
Прошёл день. А вечером, когда Марина сидела на балконе и пила кофе, раздался стук в дверь. Это был начальник охраны.
— Марина Владимировна, случилось несчастье. Георгий Станиславович попал в аварию —
— Он жив?
— Нет. Георгий Станиславович погиб. — Марина почувствовала заледенелый спазм. Перед ней всплыло лицо Георгия за завтраком. Она поняла. Его бледность. Эта была маска смерти. И птица… Она известила об этом…
— Ему нельзя было сегодня идти на работу.
— О чём это вы?
— Да так… — ответила Марина и подумала: «Разве мы властны перед судьбой?»
— Вам могу чем-то помочь? — спросил начальник охраны. Марина молча покачала головой, отказываясь от помощи. Ей нестерпимо захотелось остаться с собой наедине. Она не хотела никого видеть. Внутри всё сжималось. Известие о гибели Георгия закручивалось вокруг её тела и душило, как злодей-удав. Нет в мире человека, который, узнав о внезапной кончине даже просто знакомого, отреагировал бы спокойно. Исключая, конечно, асоциальных типов. Буквально неделю назад ей хотелось бежать от Георгия. А сейчас она всем своим состоянием чувствовала невыносимую жалость к этому человеку. Она не хотела думать об их отношениях в последние дни и даже о дне её отравления. Марина пролистывала события, которые были с Георгием в её переломный период. Георгий подарил ей сказку и уберёг от депрессии и унижений. Эти мысли и воспоминания прорвали платину душевной боли, и Марина заплакала.
Она вспомнила последний диалог, когда Георгий её упрекал в том, что она даже не представляет, какое всемогущее состояние дают деньги; на какие высоты взлетаешь; какие открываются возможности. Георгий сказал тогда: «Самый сильный наркотик — это слава, власть, величие. Это химия, которая приводит мозг в активность, и ощущение внутреннего озноба растекается по всему твоему сознанию». Марина тогда его просто слушала, а он всё говорил, говорил… «Представь! Канны — призы, красная дорожка, овации… Тебе этого не понять». Марина помнила, что она ответила: «Да! Не понять! Потому что я уверена в другом: со славой труднее справиться, чем с неудачей. Неудачи закаляют и укрепляют духовность. А сколько после этих красных дорожек славы стали наркоманами, а какой шлейф заказных убийств у богатых и уважаемых бизнесменов, стремящихся к славе и богатству? Почему ты молчишь?» — спросила тогда Марина. Но Георгий перевёл тему и ничего не ответил. И уже не ответит никогда. Свой ответ он унёс с собой… Унёс и славу, и деньги, и красную дорожку…
Она умылась и направилась к начальнику охраны. Спускаясь по лестнице, увидела в холле Платона и незнакомых людей. Это были работники охраны московского офиса. Они привезли записи с видеокамер.
— Марина! Прими мои искренние соболезнования, — обратился Платон к Марине с большим сочувствием, увидев её припухшее от слёз лицо.
— Я даже не знаю. Что делать? И с чего начать?
— Не волнуйся, всё под контролем, — успокоил её Платон.
Через три часа приехала полиция и привезла результат экспертизы по лопнувшем шинам, по причине чего и произошла авария. В заключении экспертизы значился химический состав, подействовавший на разъедание резины. При данном заключении подозреваемый номер один был Алекс. И его сразу же забрали на глазах у всех. Начался опрос прислуги, охраны и всех домочадцев.
После составления протоколов опроса главный следственной группы пригласил Платона, Марину и начальника охраны в отдельную комнату, где они стали внимательно просматривать материалы с видеокамер в день гибели Георгия. Интерес вызвал мужчина, проходивший через проходную во второй половине дня. Время фиксации — 16: 55. Мужчина средних лет. Фигура — не спортивная, а с возрастным животом. Конечно же, в кепке, в очках и с усами, все атрибуты маскировки. И с палочкой, при ходьбе прихрамывает на правую ногу. И через десять минут тот же образ появляется в подземном гараже и крутится у «Бентли» Георгия. Покидает территорию, на которой находился 20 минут, через ту же проходную, при этом приветливо помахав охранникам.
— Вам этот посетитель кого-нибудь из приближённых Георгия Станиславовича напоминает? — спросил следователь.
— Мне нет, — ответила Марина
А Платон, немного помедлив, сказал:
— Надо подумать. Но хромает он естественно. Я военный врач. Хирург. И могу с полной уверенностью сказать, что это не прихрамывание здоровой ноги.
Марину и Платона отпустили, взяв подписку о невыезде.
В камеру к Алексу пришёл дознаватель и после определённых формальностей сообщил ему, что он лишён права освобождения под залог.
— Я имею право на один телефонный звонок?
— Имеете. Вам разрешено сделать один звонок.
Алекс взял телефон и позвонил одному из лучших адвокатов Москвы, с которым его познакомил в своё время Георгий. К счастью, Александр Александрович Крушинин ответил и дал своё согласие на защиту. Как прекрасно, когда люди помнят добро. В своё время Алекс выходил любимую лошадь Крушинина. Тогда Александр Александрович сказал Алексу всего пару слов: «Я твой должник». Это была капля, которой Алекс не придал ТОГДА никакого значения, а СЕЙЧАС она оказалась золотой. Заручившись поддержкой Крушинина, Алекс повернулся к дознавателю и сказал:
— Можете занести в протокол. Виновным себя не признаю. Последующие допросы только в присутствии моего адвоката.
У Алекса забрали телефон и отвели в камеру.
В усадьбе Георгия всё погрузилось в траурную тишину. Все говорили тихо и медленно. Для Марины эти события настоящего давили взвинчивающим скрежетом. Хотелось закрыть глаза, сжать зубы и отгородиться, исчезнуть в этом звоне одиночества. День похорон был назначен. Ритуал проходил в храме. Единственным лицом по статусу родства была Марина. Георгий не успел оформить развод. Марина вела себя сдержанно и достойно. В душе она осознавала, что не имеет никакого приближения к положению жены, они были в браке всего более года. То бишь ситцевая жена, даже не бумажная.
«Я как случайно залетевшая в золотую клетку птичка. Жена — не жена? Мать? Нет. Хозяйка? Нет. Что мне делать? Как себя вести?» — мучила себя Марина и чувствовала себя очень не на своём месте. Неуютно и отчуждённо. По своему происхождению и человеческим качествам Марина была порядочным человеком и всё, что резало понимание, ранило её. А зря она себя терзала. На неё никто и не обращал внимания. Она действительно в окружении Георгия была просто ситцево-бумажной персоной. И сейчас на похоронах стояла особняком. Чужая.
Перед гробом образовался круг незнакомых ей мужчин в чёрном. Хотя некоторые были узнаваемы. На их головах черные банданы с золотистой каймой и какими-то символами на концах. Среди этих чёрных бандан были телеведущие, певцы, известные артисты и другие публичные личности, мелькавшие на экранах телевизоров. Они говорили взглядами и жестами, и от их присутствия исходила величественно-волновая вибрация силы и страха. Среди этих черных бандан Марина увидела Стаса. Это был финальный аккорд фальшивых нот.
«Теперь всё ясно, откуда в моей жизни появился Георгий. Боже! Как противно, когда ложь, скрытая воспитанием, происхождением и образованностью, открывается до наготы фальши. Этот удар попал прямо в цель, удар жестокий и дьявольски умный», — Марина стояла и просто подводила черту под всем произошедшим — без эмоций и без боли. Она выгорела, и сил на отчаяние уже не осталось.
Марина была единственной женщиной в храме, и на неё Стас, как и все остальные в банданах, не обращал никакого внимания. Подъехал автомобиль чёрного цвета, из которого вышел священнослужитель. Высокий, статный. Одет был в чёрный костюм, не в рясу. Он подошёл к гробу и стал читать на латыни. Потом люди в черных банданах подошли к гробу и приложили два пальца — указательный и средний. На среднем пальце у всех были перстни — чёрная эмаль с изображением золотой ящерицы.
После ритуала прощания, присутствующие взялись за руки и сделали три круга вокруг гроба. Потом сели в автомобили и уехали. Остались только Платон и Марина. Через несколько минут подъехал автобус, и вышли работники московского офиса, дальнейшее продолжалось уже в общепринятых традициях. Все подходили и выражали Марине соболезнования, клали цветы и отходили, уступая место другим.
Когда Марина вернулась домой, она чувствовала, как отмораживается от состояния «чёрных бандан и перстней с чёрной эмалью и золотым символом ящерицы». «Куда меня занесло? Значит, Георгий принадлежал к какому-то тайному обществу? А почему меня подпустили к этой тайне? — спросила себя Марина и сама же ответила: — Я наследница огромного состояния Гремучего Георгия Станиславовича. Мне показали величие и силу. И донесли посыл — ВСЁ НАШЕ!»
Страх пробежал по позвоночнику Марины и застыл.
— Да я ни на что и не претендую! Он сам затянул меня в это логово тайны. И не надо мне демонстрировать владычество и всесильность! Я всё поняла! — почти кричала Марина, объясняя нахлынувшее на неё состояние своему отражению.
После похорон Платон отвёз Марину к себе, даже не спросив её об этом. Чем ещё сильней ткнул её в безвыходность положения. То есть «ты не была, не есть и не будешь никогда нашей». Марина послушно подчинилась, понимая глубину всего происходящего, и покорно вышла из машины, тихо сказав:
— Всем соболезную. До свидания.
В ответ услышала:
— Завтра за тобой приедут.
Вибрация голоса, надменного и повелительного, вызывала неконтролируемую внутреннюю дрожь. Но Марина изо всех сил сдерживала себя. И не оглядываясь направилась к подъезду. Зайдя в квартиру, она ещё сильней погрузилась в свои тревоги. «Стаса ненавижу. Сколько лицемерия, лжи и двуличности. Но умный. Обходительный. Угодливый. Все составляющие предателя. Самое опасное соприкосновение — это предательство. Нет ничего отвратительней того состояния, когда чувствуешь себя тряпичной куклой в руках кукловода». Она взяла турку, помолола кофе и, отбросив мысли о Стасе, с душевной болью стала думать об Алексе. «Как он там?»
А ведь на его месте могла оказаться она. Марина попадала под подозрение как заинтересованная наследница огромного состояния. Но у неё было твёрдое алиби. Вот и она была в другом месте. На собрании жителей бабушкиной деревни. Где готовили жалобу на ТКО (организация по уборке мусора). За вывоз мусора деньги брали, и немалые, а в деревне в основном пенсионеры, но мусор вывозили через пень-колоду. Едешь, а на дороге горы грязи и отходов. Вот Марину и попросили написать обращение с жалобой на региональных операторов по вывозу мусора по высоким тарифам да на частое внеплановое отключение электричества. Темы были животрепещущие — поможет, не поможет, так хоть выговорятся, посему народу было много. И время присутствия Марины подтвердили все собравшиеся. Марину отпустили, ограничившись подпиской о невыезде.
А на Алекса налегли дознаватели. По результатам допросов был назначен суд. Если Алекса не оправдают, ему грозит лишение свободы от 15 до 20 лет. Алекса защищал Александр Александрович Крушинин. Известный адвокат с весомым опытом выигранных дел.
Когда Алекса завели в зал суда, он выглядел довольно уравновешенным. Внешний вид не выражал отчаяние и обречённость. Был бледен и слегка похудевший, но это его не портило. В облике просматривались достоинство и стойкость. В зал Алекс не смотрел, его взгляд был устремлён на вид из окна. Зелень деревьев занавесили окна и, наверное, как-то успокаивали Алекса. В какой-то момент взор Алекса переместился в зал, и он увидел Марину. Присутствие Марины, взбодрило его, по телу пробежало выравнивание: дёрнулись плечи, приподнялся подбородок, кулаки рук разжались и ровно легли на деревянный выступ.
Обвинитель задал вопрос:
— По результатам экспертизы, введённая в шины жидкость разъела резину на скорости. Вам знаком этот химический состав?
— Да! — ответил Алекс.
— Вы могли бы его изготовить, учитывая его действие? — продолжал обвинитель с полной уверенностью в правильном направлении опроса.
— Мои знания позволили бы мне изготовить подобный состав, — спокойно ответил Алекс.
— А кто-нибудь ещё из окружения, работающий в усадьбе, мог бы изготовить данный химикат?
— Думаю, нет, ввиду отсутствия знаний и опыта в этой деятельности.
По залу пробежался лёгкий шёпот. Алекс перевёл стрелку на себя, как на подозреваемого.
— Наличие знаний и опыт Вы подтверждаете только у вас?
Алекс выпрямился и ответил:
— Это утверждение о работающих в усадьбе, которые не касались моей работы в лаборатории.
Судья дал слово Крушинину. Адвокат обратился к обвинителю.
— В одной Москве, выпускаются сотни специалистов-химиков. В научных образованиях, как государственных, так и коммерческих, работают специалисты, имеющие знания и большой опыт создания данного химиката. Можно ли утверждать, что химикат, попавший на шины «Бентли», на котором следовал пострадавший, изготовлен именно моим подзащитным?
— Пока нет, — ответил прокурор.
— У защиты есть вопросы? — обратился судья к адвокату.
— Да, ваша честь.
— Продолжайте.
— Почему до сих пор не приобщили к делу, что мой подзащитный не покидал территорию усадьбы в день гибели Гремучего Георгия Станиславовича? — спросил Крушинин.
Обвинитель встал и победоносно сделал заявление:
— При обследовании ограждения территории обнаружено место свежей забивки досок, позволяющее проникнуть на территорию, минуя проходную. На тропе к этому месту обнаружены следы обуви 42 размера.
— Подсудимый, — обратился прокурор к Алексу, — у вас какой размер обуви?
— 42-й размер. Это, должно быть, след моих кроссовок, которые, наверно, Вы обнаружили в раздевалке конюшни.
— Да. Именно так. Кроссовки, след которых обнаружен на тропе, нашли в помещении конюшни. Это ваши кроссовки?
Зал замер. Это серьёзная улика.
У Алекса не дрогнула ни одна жилка на лице.
— Да. Кроссовки мои.
По залу пробежал шелест взволнованных голосов. Алекс продолжил:
— Это я забил эту лазейку, про неё знал и сам хозяин. Я пару раз пользовался ей. А когда Марта, моя лошадь, без причины захворала, я решил забить дыру, боясь, что её могут отравить. И если бы мне эта лазейка понадобилась для целей, в чём Вы меня подозреваете, Вы бы и кроссовки не нашли, и гвозди после капли серной кислоты сразу бы «состарились».
В связи с открывшими обстоятельствами объявили перерыв. После перерыва рассмотрение дела перенесли на следующий вторник.
Прошла неделя. Для Марины не то что неделя, для неё каждый день проходил в переживаниях. Ей казалось, что её взяли за шиворот и посадили в котлован, где на площадке разыгрывалась совсем другая жизнь. Не её жизнь. После разговора с адвокатом она немного успокоилась. Прямых улик у обвинения против Алекса нет. Следов препарата, разъевшего шину на скорости, — нет. Причин вражды и желания убрать босса тоже — нет. Но эта лазейка! Всё меняется! У Алекса нет доказательств на его присутствие в течение полного дня. Он мог уйти и вернуться через эту дырку, минуя контроль на проходной.
Во вторник, заседание судебного разбирательства возобновилось.
«Встать! Суд идёт!» — объявил секретарь судебного заседания. Присутствующие встали. Прокурор взял слово:
— На вновь установленной и вновь забитой деревянной доске обнаружены волокна куртки синего цвета, которую тоже нашли в помещении конюшни.
Слово взял Крушинин:
— Помимо следов кроссовок и волокон синей куртки, вещей, принадлежавших моему подзащитному, также обнаружены другие следы и волокна черной бейсболки. Следы и бейсболка принадлежат лицу… — и Крушинин назвал фамилию и имя-отчество. Это был Платон. Секретарь пригласил его.
— Бейсболка, волокна которой обнаружены на деревянной доске, принадлежит Вам?
— Да. Мне. Я пользовался этой лазейкой, сокращая себе путь. Мой дом находится в 50 метрах от усадьбы Гремучего Георгия.
Крушинин перевёл взгляд на судью, объявив:
— У защиты больше нет вопросов.
Обстоятельство, что в деле с лазейкой проявился Платон, всё изменило. Интерес к этим доскам, оставленным волокнам и следам скатился по наклонной и обнулился. К этим обстоятельствам сторона обвинения больше не возвращалась. И обвинитель перевёл все стрелки на личность, появившуюся в офисе Гремучего в день его гибели:
— Возвращаюсь к человеку, проникшему в гараж и приблизившемуся к автомобилю марки «Бентли». Можно изменить внешность такими атрибутами, как кепи, очки, усы, борода. Имитировать хромоту. Но рост изменить сложно. Подозреваемая личность на видеосъёмке был в обуви без каблуков. Рост соответствует росту нашего подсудимого.
Слово взяла защита, и Крушинин обратился к обвинителю:
— Рост моего подзащитного — 176 см. По статистике это самый распространённый рост для мужчин. Самый примечательный и редкий рост — это 190 см и выше. Рост вовсе не указывает на преступление. А касательно имитации хромоты, прилагаю заключение по видеосъёмке специалистов. В заключении определена биомеханика шага, не подлежащая имитации. — Крушинин передал заключение судье и вернулся на своё место.
— У вас всё? — обратился судья к адвокату.
— Спасибо. Ваша честь, у меня всё, — ответил Крушинин.
Заседания ещё несколько раз переносились. Допрашивались свидетели обвинения, свидетели защиты, заключения, экспертизы… Но факт убийства Алексом стороной обвинения доказать не получилось. Защита в очередной раз продемонстрировала свой профессиональный темперамент, правовую компетентность и умение оформлять свои доводы без риска ловушек. Крушинин Александр Александрович был на высоте.
Наступили минуты, тянувшиеся как вечность. Секретарь встала, развернула кожаную папку с тиснением и начала читать. Громко и чётко: «Мы, присяжные заседатели, признаём Дубинина Александра Сергеевича невиновным в предумышленном убийстве Гремучего Георгия Станиславовича».
Алекс почувствовал, что ноги стали ватными. Он медленно опустился на скамью. Марина еле сдерживала слёзы. Платон соколиным взглядом пронизывал Алекса. О чём он думал в этот момент, не знал никто. По залу прокатился непонятный гомон. Одобрительный или обвиняющий, было не понять.
Судья стукнул молотком:
— Тишина в зале! Дубинин Александр Сергеевич, по вердикту присяжных вы признаны невиновным и освобождаетесь прямо здесь, в зале суда. От коллегии судебных заседателей приношу извинения за тюремное заключение. Присяжные, благодарю за ваше время и за справедливое исполнение долга. Заседание окончено.
Из зала суда Марина возвращалась в усадьбу. Она уже около месяца жила здесь и боялась каждого шороха. Хотя понимала, что пока не поставит свою подпись на соответствующих документах, которые Георгий не успел оформить, с неё будут пылинки сдувать. Но сейчас, когда Алекс на свободе, её внутренний мандраж потихоньку стал затихать. И уже через неделю, вопреки событиям, времени и разуму, Марина оказалась в квартире Алекса. Трёхкомнатная квартира в спальном районе Москвы оказалась чистой, уютной и очень располагала к уединению.
— Марина, проходи, пожалуйста! Чувствуй себя свободно и непринуждённо. Как дома, — сказал Алекс, проходя на кухню.
— Я помогу тебе, — задорно отозвалась Марина и принялась разбирать пакеты. Приготовленная рыба с овощами была в качественной упаковке.
— Ой! Смотри, какая аппетитная и еще почти горячая!
— Да, этот ресторан ещё ни разу меня не подвёл, всегда всё качественное и хорошо приготовленное. — Алекс достал из холодильника белое вино «Шардоне» и красную икру. — А ещё у меня есть крабы!
— Крабы? Камчатские?
— Да! И селёдочка!
— Замечательно! — проговорила Марина.
Пока она определяла на столе места под блюда, Алекс принёс сливочное масло и тонко нарезанный хлеб. Потом вернулся на кухню за овощами и зеленью и оценивающе окинул стол.
— Вроде бы всё! — Потом сделал паузу и спросил: — Марин! Такой стол! Под водку! Может, водочки?
— А… Давай! — поддержала Марина.
Алекс принёс запотевшую бутылочку водки, и они основательно приготовились трапезничать. Марина просто жаждала общения, она уже не могла вынашивать в себе столько непонятного и недосказанного. Миллион вопросов, давящих на её мозжечок, не давали ей есть, спать и думать о чём-то другом. Она чувствовала себя реактором, в котором может вот-вот начаться необратимая реакция, и он взорвётся. Первое, что она хотела узнать, — об обществе, к которому принадлежал Георгий. Она догадывалась о могущественной поддержке и тайне, с которой жил Георгий, но не была в этом уверенна. И только после похорон с этой тайны покров был снят. Марина не спешила задавать вопросы. Она боялась выплеснуть то, что у неё накипело, дабы не обжечь ни себя, ни Алекса, и начала выискивать точку, на которую можно опереться. Ждала, когда Алекс начнёт вскрывать тайные закрома. Ведь он точно знает, КТО такой Георгий, он же Джордж.
Они выпили, закусили. И оба почувствовали волны вибрации, когда хочешь что-то спросить, но не знаешь, с чего начать. Первый прервал молчание Алекс:
— Марина, как прошли похороны?
«Опа! — подумала Марина. — С места в карьер».
— Похороны? Даже не знаю, с чего начать, — задумчиво сказала она. И вспомнила слова Платона: «Всё, что ты здесь видела, — забудь! У нас везде глаза, уши и гигантские щупальца». — Сначала проводили Георгия друзья, а только потом приехали сослуживцы и соседи.
Образовалась пауза. Алекс понял, что Марина недоговаривает.
— Марина, я единственный, кому ты можешь довериться в ситуации, в которой оказалась. Ничего не бойся. — Мысли Марины запульсировали, она понимала, что не может натянуть на себя кокон и затаиться. — Тебя предупредили — молчать? — осторожно спросил Алекс.
— Да, — тихо ответила Марина.
— Это предсказуемо. Ты и молчи. Только не со мной. Я должен знать всё, чтобы тебя защитить.
И Марина рассказала ВСЁ: «…И в конце человек, который читал на латыни, взял бордовую розу с крепким стеблем в метр и положил в гроб. Потом после него остальные тоже подошли и положили каждый бордовые розы. После чего они взялись за руки, обошли гроб в три круга и сразу уехали».
Алекс изменился в лице. Марина поняла: всё, что она рассказала, повергло Алекса в страх. И страх набросил на него маску белее белого. Взгляд выдавал паническую тревогу.
— Я не предполагал такие масштабы организации. Мне срочно надо перевести все активы и сбережения на маму. Камера предварительного заключения, в которой я находился, и с чем столкнулся при расследовании, — ерунда в сравнении с тем, где я был в близком соприкосновении все эти годы… — Он говорил, как в бреду, тихо и будто сам с собой.
— Алекс! Что с тобой? Будто ты умирать собрался?
— Я-то не собрался. А вот ОНИ могут и проводить меня в это путешествие приграничья. Я знаю, откуда деньги и возможности Георгия. Это место, куда можно добраться только на вертолётах. Марина! ОНИ владеют лабораториями, где выращивают эмбрионый материал для выделения стволовых клеток. Для здоровья и красоты хозяев мира сего. — Алекс смотрел на Марину и молчал. Он чётко осознавал, что информация, которую он вскрыл, для него смерти подобна. Но он уже не выдерживал своего состояния затяжного прыжка: с момента бензоколонки, откуда его выхватили, и до всего того, что он знает, видел и слышал. Он свидетель тайн. Его купили. И купили в момент беспросветного безденежья и нужды. И ТОГДА, за деньги, он готов был душу продать. И продал. Потом встретил Марину. И наконец-то вышел из комы самообмана. Честность невозможно очернить, а подлость невозможно обелить.
Марина молчала. Сведения, услышанные от Алекса, ледяной петлёй перетянули горло и мешали дышать. Она вспомнила, как в момент истерики сказала Георгию: «А расскажи-ка мне, как простой российский инженер развернул такие эксклюзивные базы отдыха для избранных, куда можно добраться только на вертолётах!» Значит, она попала прямо в цель. Чего и испугался Георгий и решил убрать Марину. Она ощутила дрожь во всём теле, но взяла себя в руки и нарушила молчание.
— Так что, отель — это прикрытие?
— Скорее, это база для персонала, своих гостей и работников лаборатории.
— Убийство ребёнка в зародыше — это же убийство? Эмбрион не имеет защиты. Защита ребёнка наступает с первым его вздохом. Это абортивный биоматериал, который предназначен для использования всей клеточной линии — косметической, пищевой и также в вакцинах. Но это же преступление?
— Ах! Марина, Марина! Преступление, за которое ухватиться невозможно, — это тень силуэтов. А дети из пробирок? На органы олигархам и богачам? Властителям мира сего. Всё в их руках. Кто их сможет победить? НИКТО! Они на вершине своей пирамиды!
Глаза Марины из круглых стали квадратными.
— Дети из пробирок? На органы? Значит, Олдос Хаксли прав?
«КАЖДЫЙ НУЖЕН ВСЕМ ДРУГИМ,
КАЖДЫЙ НАМ НЕОБХОДИМ».
В «Роковых яйцах» красный цвет действует на эмбрионы, а у Хаксли действует температура, как при выведении крокодилов. И последующее разделение на Альфа — высший класс; Бета — средний; Эпсилон — низший.
Всё, что Марина услышала, выползло из темноты, и в пространстве зависла жуткая взвесь.
Алекс продолжал:
— Когда Георгий узнал, что моя тема дипломной работы «Молекулярная клеточная биология. Физико-химические основы строения клетки, функции её мембранных компонентов, работа её генетического аппарата и механизм внутриклеточного перемещения белков», он вцепился в меня мёртвой хваткой.
Но Марина его почти не слышала, её накрыла какая-то бессознательная глухота. Она уже не могла справиться с медленно надвигавшийся на неё глыбой. «Зачем Булгаков в своём произведении СВЕТА спрятал ТЕНИ? И зачем я до них добралась? Куда я влезла вместе с Булгаковым? И куда меня всё это привело?» — думала Марина, в мыслях глядя на себя из аквариума событий последнего года.
— Марин? Ты слушаешь меня?
— Ага, — неуверенно ответила Марина, потом встала, разделась. И плюхнулась на диван. «Перегруз», — подумал Алекс и перенёс Марину в спальню. Она повернулась на бок и, сложив ладони, подложила их под щёку, как ребёнок. Эта поза вызвала у Алекса столько умиления, что он её не стал беспокоить, и Марина так и проснулась с сложенными руками под щекой.
Утро было очень сексуальным. Проснувшись и пожелав друг другу: «Доброе утро!» — они переплелись в горячем объятии. Когда всё закончилось, Марина нежно чмокнула Алекса и пошла в ванную комнату. Алекс направился в душ. В его четырёхкомнатной квартире были два туалета и раздельные ванна и душ. В спальню они вернулись умытые, причёсанные, посвежевшие. И… всё началось снова. Алекс не мог оторваться от Марины. Он так соскучился, ему хотелось её любить и любить… Утолив неукротимую жажду, они наконец прошли на кухню. Приготовили кофе, позавтракали и на разных машинах поехали в усадьбу.
Первым, кого встретила Марина, был Платон.
— Где ты была? — спросил он и опять пронзил её колючим взглядом, как тогда на кладбище после похорон. Марине так хотелось ему сказать: «Я всё про вас знаю — тайные заговорщики», — но она опять почувствовала этот ледяной пояс страха.
— Я была в Ясной поляне, — ответила Марина, не понимая, почему ей взбрела в голову эта Ясная поляна.
— Почему не предупредила? — требовательно и злобно спросил Платон и этим привёл Марину в чувство, её внутренние иголки взбодрились и перешли в позицию готовности.
— А что, должна была? — надменно спросила она, всем видом показывая свой статус законной вдовы Георгия — олигарха и одного из главных членов их общества. Платон заклацал зубами. Это была его привычка. Он зубами выщёлкивал мелодию.
— Марина, я должен знать. А вдруг с тобой что-то случится, и мы не будем знать, где тебя искать, — совсем другим тоном и с видом сопереживания спросил Платон.
— Не будете знать, где меня искать? — переспросила Марина. — У вас же длинные щупальца?
Явная ирония не понравилась Платону, но он сделал вид, что пропустил всё мимо, и уже совсем дружелюбно сообщил:
— Нужно подписать важные документы. Ты сможешь через час?
— Да.
— Ну тогда жду тебя в библиотеке.
Но встреча не состоялась. Платон срочно покинул усадьбу и не появлялся три дня. Отсутствие этих черных бандан и присутствие Алекса высвободили Марину от напряжения, и она находилась в своём эмоциональном настрое. Во второй половине дня она появилась в конюшне и предложила Алексу выгулять Марту и Грега. Ей нестерпимо хотелось продолжить их разговор о теневой стороне жизни Георгия. Они пошли в поле.
— Алекс, хочу вернуться к нашему разговору об искусственно выводимых эмбрионах. Если это в таких масштабах, значит, не запрещено?
— Уверен, что да. Мало того, этот процесс не только разрешён, в нём, как в дорогом материале, заинтересованы.
— Получается, эмбрион человека, выводимый в зонах закрытого доступа, разрешён к производству избранным?
— Это система, доступ в которую открыт только избранным. Система «матрёшки». Матрёшка — в самую большую заключена самая маленькая. Они неразделимы. Если убрать одну, то сразу нарушается многомерная структура. Здесь одно вкладывается в другое.
— Матрёшка… матрёшка… — задумчиво сказала Марина. — Последние тридцать лет идёт засилье информации о непонятном, ранее тайном. О большом и непобедимом. Вселяют ощущение бессилия перед силой, с высоты которой зрит в мир «Лучезарное око».
— Ну да, появились в свободном доступе книги о масонах, иллюминатах, тайных обществах ордена, о Бильдербергском клубе, комитете-300. Их запрещали издавать. Издательства имели официальные запреты на подобную литературу. Почему общества дали зелёный свет на вскрытие информации о них? Мол, знайте и бойтесь: «Мы были, есть и будем! Мы сильные и всемогущие!» Иначе как Джон Колеман дал добро на перевод и издание книги в России? Чтобы посеять страх перед большим и всемогущим. А сейчас! Книги переведены, и никаких запретных шлагбаумов, то бишь не то чтобы запрещать, а, наоборот, — поощрять, издавать и распространять информацию о силе тайных обществ. Мол, знайте! Мы — те, кто правит миром! Мы те, кто зорко глядит с высоты, и если зоны миропорядка противостоят мировому владычеству, то сразу начинается война. А после войны заключается мир. Первая мировая война завершилась Версальским мирным договором, одним из важнейших из серии мирных договоров. После Второй мировой войны были подписаны договоры с каждой из пяти стран и заключён договор между СССР и Германией о дружбе и границах. Потсдамская конференция рассмотрела вопросы с мирным послевоенным устройством в Европе. Также 14 мая 1955 года был подписан Варшавский договор о дружбе и мире. Участниками стали Албания, Болгария, Венгрия, ГДР, Польша, Румыния, СССР, Чехословакия. Эта мощная структура обеспечила противовес НАТО на протяжении 36 лет, а в 90-е годы всё рухнуло.
— Как писал Джордж Оруэлл: «Война — это мир», — вклинилась Марина в лавину информации.
— Да, всё верно. Но эта философия пришла к нам от Аристотеля «Никомахова этика»: «Ведь мы и войну ведём, чтобы жить в мире».
«Да-а-а-а, вот это познания», — про себя восхитилась Марина.
— Это ты передо мной своим красным дипломом хвастаешься? — с улыбкой в голосе спросила она.
— Да нет… Это среднестатистические знания истории.
— Ну, видно, я за пределами этого ряда среднестатистических и пребываю в незнании этих знаний, — призналась Марина.
— И хорошо! «Сила в незнании»!
— А-а-а-а… Меньше знаешь, крепче спишь…
— Именно!
— Это как раз замечательно в моей ситуации. Сон — это хорошо, а любопытство куда?
— А любопытной Варваре… — и Алекс развернул Марину и начал целовать.
— Алекс, не надо. Не здесь. Я приеду к тебе сегодня.
Алекс заискрился в улыбке. Марина кокетливо улыбнулась ему, и они, развернув лошадей, вернулись.
— А ты, Алекс, прав! Сила в незнании! Лучше бы не знать про ритуал тайной организации, который я видела своими глазами. Мы с тобой очень приблизились к организации, которая как страна в стране и абсолютно суверенитетна своим статусом. Эти тайные члены под своим колпаком, со своими принципами, со своими устоями и своими тайнами. И им, получается, верить нельзя. Когда начинаешь искать смысл жизни, сама жизнь теряет смысл.
— Или только когда лбом споткнёшься об реальность. Тогда может быть поздно. Мыслящий анализирует, применяя аналитику и логику. Просто другое дело, когда прирождённые оппоненты всегда и во всём сомневаются. И верят только себе! Даже если источники сведений из одного кувшина. Ну и пусть себе живут в своей эгоцентричной сфере самых умных и недосягаемых, — Алекс не до конца докручивал всё то, что хотел сказать, и Марина чувствовала эту недосказанность, но решила не опережать. Она повернулась и, застёгивая куртку, шёпотом сказала: «Я приду к тебе сегодня около семи вечера». А потом громко произнесла:
— Пока, Марта! Всего хорошего, Алекс.
Вечером они встретились. Марина вошла к Алексу, а её встречал уже сервированный стол. Всё было романтично — свечи, вино, музыка… И решили отдохнуть от всего… И свечи, вино, музыка плавно переплыли в любовь… Гормоны вытесняли переживания и заполняли прорвавшиеся чувства, закручивающиеся в синусоиды волнения. Время растягивалось, и менялось настроение, утехи становились пресноватые. Пережитое всё снова и снова накатывало…
Марина встала и пошла в ванную комнату. Закрыла дверь, включила воду и погрузилась в тягостное томление. Через некоторое время она вышла умытая, расчёсанная, освежившаяся. И сразу своим видом заявила: «Я в полном порядке!»
— Алекс, я пью кофе и бегу.
— А что так скоренько?
— Да мне сегодня надо пораньше дома быть — сказала Марина, понимая, что её состояние мешает быть рядом с Алексом. Ей его присутствие не даёт расслабиться и тянет к прояснению многих вопросов, сидевших у неё в голове. И эти ржавые гвозди забивались прямо ей в темечко.
Марина подъехала к усадьбе, остановила машину. Взглянула в зеркало и увидела, что в её ухе нет серьги. Это расстроило её. К полудню она подошла к Алексу и попросила ключ, чтобы вернуться за потеряшкой. Алекс предложил встретиться вечером, но Марина отказалась, она была в ожидании встречи с Платоном.
Когда она возвращалась за серёжкой, на душе был пакостно утрамбованный гнусный комок. Всё вертелось вокруг Георгия. Эти черные банданы нагоняют страх, как от этого избавиться… Сейчас она осталась наследницей… и от этого ей надо как можно скорее избавиться, раз не успел избавиться Георгий. Алекс — её тайный утешитель … Мысли бунтовали, и Марина никак не могла их утихомирить, так они (мысли) и сопроводили её прямо до квартиры Алекса, где она должна забрать серьгу.
Когда она подошла к квартире, то дверь открылась после поворота ключа в один раз. Марина отметила, что Алекс всегда закрывает на два оборота. Ну, видимо, её волнительная вибрация ему подпортила настроение, и он впопыхах закрыл на один оборот. Это подозрение проскочило мимо Марины, но уже в комнате она обнаружила лёгкий беспорядок, совсем не похожий на разгром и не похожий на бардак. Но явно был оставлен сыскной след — вынюхать, раскопать, отыскать…
Она отогнала все мысли и особо не обратила на них внимания, а сразу сконцентрировалась на серёжке. Стала обследовать пол. Просмотрела в ванной комнате, в зале и дошла до спальни — просмотрела под креслами и заглянула под кровать, где увидела раскрытую коробку. Достала её. Вдруг что-то ёкнуло. Она увидела туфли разных размеров, левая туфля на два размера меньше, это для того, чтобы хромать… синие флакончики, те, которые Алекс применяет у себя в лаборатории. И атрибуты: борода, усы и очки…
Марина села на пол и почувствовала, как к ней от кончиков пальцев подкрадываться окоченелость. Она стала медленно превращаться в замороженную саму себя: покрываться ледяным панцирем. Мозги застыли, а глаза отражали пустоту. Она сидела и не могла даже сообразить, что хозяин этой коробки — Алекс?!
Алекс? Он убийца Георгия? Этого не может быть! Как можно поставить рядом Алекса — честного, надёжного, умного и образованного — с Алексом, который до грамма продумал всё для осуществления своего плана, чтобы уберечь Марину от убийства. И Алекс сам пошёл на убийство Георгия. Он был уверен, что Георгию эта поддержка тайного общества, то бишь его единомышленников, придаёт уверенности в правильности его действий. И что у Георгия такие железобетонные лабиринты, по которым он уверенно идёт к своим целям.
На похоронах Марину просто обезглавили — отделили её мозги от неё самой, и она не могла заподозрить, что Георгий принадлежит контролю и власти. Он так умело манипулировал и избегал от манипуляций: создавал впечатление обаятельного, образованного, деликатного, умного. Но когда слетала с него мантия, он превращался в интеллектуального монстра и выпускал свои щупальца. Авторитетный адвокат Крушинин Александр Александрович представил доказательно убедительную базу, и Алекса освободили из-под стражи прямо из зала суда.
Марина вернулась к мысли: сыскного следа. Значит, здесь кто-то был. И явно именно тот, кто имеет отношение к «чёрным банданам». Она поняла, что миссия этого общества доведёт всё до контроля своей единой семьи, и они не затронут закон и пойдут своим тайным путём влияния.
«Зачем Алекс в это ввязался? Они ведь убьют его», — Марина встала и пошла к двери. Проходя мимо зеркала, заметила отблеск на полу, как будто кто-то ей послал «зайчик». Марина опустила руку и обнаружила потерянную серьгу перед выходом, здесь она даже и не искала. Она подняла серёжку и проговорила: «Ну вот, получила, за чем пришла, а теперь проваливай!» И этот гнусный комок, прилипший к ней, так прикипел, что совсем не хотел отваливаться.
Марина ехала по крайней правой стороне, медленно… медленно… Она не могла ничего сообразить, в голову лезли страхи, подстёгивающие воображение: вот сейчас она приедет, а в усадьбе… суета… скорая… и носилки… О Боже! Как я попала в эту чёрную полосу, которая чернее чёрного?!»
Подъехав к усадьбе, Марина убедилась, что всё спокойно. Она убрала свою нервозность, более— менее успокоилась и быстро, чтобы никого не видеть, поднялась к себе. Видеться с Алексом она была не готова, не могла смотреть в глаза убийцы. Хотя для Алекса были оправдания: если бы не Георгий, то тогда это была бы Марина.
«Убить человека на поле боя — не то же самое, что убить его на улице». В данном случае Алекс вступил на поле боя. Он боролся за Марину. Георгий был очень близок к покушению на Марину. И только случай дал возможность защитить её, а остановить Георгия — это убрать его с поля боя. Марина металась в своей униженной борьбе и пыталась подняться, но без толку. Всё, что на неё навалилось, сгибало её и жгло; жгло её сердце, разум и превращало душу в пепел. Ещё чуть-чуть, и она не то окаменеет, не то рассыплется. Ей надо бы пойти в конюшню и ключ вернуть от квартиры Алекса.
А в этот момент Алекс ни о чём и не догадывался. Он после всего случившегося как будто надел на себя кокон забытья и не уничтожил спрятанную коробку. Эта ситуация была не та, которая преследует серийного убийцу: сделал — спрячь; убил — уничтожь; натворил — притворись честным и праведным. Алекс не был убийцей, он вступил на поле боя, на защиту любимого человека. Он понял, что Марина не виновата! И не заслуживает такой расплаты! После пережитого стресса он напрочь забыл о коробке. А сейчас он стоял и громко говорил с охранником в полной надежде, что Марина услышит и под любым предлогом выйдет на его зов.
А Марина смотрела на него из-за штор. Она и не подумала выходить, в полной уверенности, что когда он придёт домой… всё сам поймёт. Вот тогда они и поговорят. Марина продолжала смотреть на него и ощутила какую-то жгучую тревогу. Ей не понравились взгляд Алекса и его синеватая бледность. «Это же маска смерти», — Марина помнила свою догадку, когда при разговоре с Георгием влетела птица в окно, и он стоял такой смертельно бледный. Георгий покидал дом и шёл своей смерти навстречу. Эти же мысли прилетели к ней в голову — это был сигнал. Она поняла, что должна остановить Алекса. Выбежала. Но не успела, за его машиной закрывались ворота. Ворота закрылись. Машина уехала.
Через два часа пришёл Платон и стал объяснять Марине оформление документов на передачу наследственного имущества. Марина слушала и со всем соглашалась, она даже не помышляла о доле наследства.
— Я подписываю всё, что представите. А остальное под «Шредер»? Да! — Марина смотрела на Платона и прокручивала главное свойство системы. И не зря произнесла «Шредер», эту машину на уничтожение любых бумаг.
— Вы имеете в виду машину на ликвидацию документов? —
— Именно.
— Эта машина названа в честь Кун Фон Шредера — разведчика, сотрудничавшего совместно с Аленом Даллесом. — И Марина в заключение произнесла: — А любой шпион имеет разрешение: «Yes or No» и «No or Yes» для сотрудничества. «Шредер» — это мощная машина для уничтожения от первых вариантов до последних, — сказав, впилась в Платона колючим взглядом.
Платон не успел отреагировать, его прервал Валери:
— Разрешите! Капитан полиции ДСП.
Зашёл капитан:
— Разрешите сообщить. На Киевском шоссе произошла авария. Автомобиль «Ауди» белого цвета… — и когда он называл номер, у Марины перед глазами поплыли круги, она сидела в кресле и словно потеряла резкость. Она уже не слышала номер автомобиля. Побледнела.
— Он жив? — тихо спросила Марина.
— Он умер, — ответил полицейский.
— Марина, вы что так побледнели? — спросил Платон Сидорович.
Марина могла бы ответить, что ещё не прошло и 40 дней… и опять смерть, и опять авария на дороге. Но Платон не дал ей прийти в себя и твёрдо спросил:
— Он кто был вам?
Она подняла глаза на Платона и спокойно ответила:
— Алекс был мой тайный утешитель, то бишь любовник, — и не сводя с него глаз, видела реакцию Платона. «Он всё знал и безуспешно убедился в моей правдивости».
Платон ничего не сказал, встал и направился на выход.
— Постойте! Платон Сидорович! У меня заберите ВСЁ! Я ничего не хочу! Я хочу выбраться из этого чёрного круга. Этот чёрный контур мне жить не даёт! — Марине так хотелось добавить, что ей дышать этой чернотой невмоготу. Смерть Алекса… это «банданы».
Платон прочитал на её лице чувства, и его холёное лицо интеллигентного человека исказилось. Он вышел, не сказав ни слова. Марина подошла к окну, и её накрыл момент, когда она поймала этот сигнал: «Это маска смерти». Она выбежала. Но за машиной Алекса закрылись ворота. Навсегда.
Марина закрыла лицо руками, будто её сжали тиски. Разжав руки, она поднялась, схватила стул и с душераздирающим криком изо всех сил бросила стул в огромное зеркало на стене. На шум прибежал Валери и в полной растерянности смотрел на Марину.
— Вымети эту ПРОКЛЯТУЮ МОЮ ЖИЗНЬ отсюда, — низким голосом, на ледяных нотах, проговорила Марина. — И не помог мне Булгаков. А ведь он всё предсказал. И я была с ним, с его мыслями. Верила.
Она подошла к разбившемуся зеркалу. Её отражения, смотрели на неё из осколков, застрявших в позолоченной раме. Она скрипуче, медленно заговорила:
—Михаил Булгаков! МЕНЯ спроси: «ТЫ ПРАВДОЮ ОСТАНЕШЬСЯ?» Отвечу: «ДА!» и «НЕТ!»
ЧАСТЬ III
ЧЁТКИ
Марина вошла в бизнес-зону аэропорта «Домодедово». Она летела на остров Сицилия оформлять сделку по передаче дома в Фонд развития. Прошёл сороковой день поминок Алекса. Иллюминатор приковал её взор, и она не отрываясь смотрела в окно. Мысли Марины стёрли всегда волнующий её момент взлёта. Смотрела, видела… но пропустила.
Перед её глазами возникла детская пирамидка, радужные круги которой закрасились в сплошь чёрный цвет. Марина старалась наглухо закрыть дверь от всего пережитого, связанного с Георгием. И от этих вдруг возникших чёрных кругов… Она ничего не хотела от наследства, свалившегося на неё ниоткуда. «Сделка по Сицилии положит всему конец, и круги закончатся», — старалась успокоить себя Марина. Терзания делают кого угодно несчастным. Но как от этого отгородиться? Это сложно, а порой просто невозможно. Напряжение захватило её и сковало. Не было возможности пробраться другим мыслям.
Через час полёта подошла стюардесса, предлагая меню. Марина стала отказываться, но в этот момент заговорил молчавший сосед, который был покрыт для неё пеленой. Она его не видела и не слышала.
— Леди, вы зря отказываетесь, ещё лететь три часа, — прозвучал бархатный баритон, сопровождающийся теплым взглядом зелёных глаз. Марину тронуло внимание пассажира, говорившего на русском с лёгким акцентом. И будто кто-то вытолкнул из её из погружения, и она, немного успокоившись, решила выбрать рыбу и белое вино.
— А десерт? — проявил настойчивость сосед.
— Нет, спасибо. Десерт не желаю.
— Не желаете? Предлагается очень вкусное тирамису. — Потом немного помедлил: — Меня зовут Павел.
Марина немного смутилась и представилась, спокойно и просто:
— Марина.
На протяжении полёта они перебросились парой фраз, но разговор не завязывался. Марина отвечала сухо и безучастно. По приземлению Павел элегантно пропустил Марину и пожелал всего хорошего. Она отметила его вежливость и на фразе «Спасибо. Всего доброго» они расстались. По прибытии её встретили садовник и помощник по дому, выразили соболезнования и не стали навязывать своё внимание. Марина поднялась в спальню, приняла душ и, немного передохнув, спустилась в столовую к ужину.
На следующий день она отправилась по адресу, который ей рекомендовал Платон. Но там ждала неудача. Контора была закрыта на три дня в связи с похоронами. Марина решила не откладывать намерения по оформлению и направилась к другой нотариальной конторе. Ей безудержно хотелось быстрее со всем покончить и улететь. Она поковырялась в интернете, выбрала контору, отзывы о которой её успокоили. И поехала, не откладывая даже на день.
Нотариальная контора по своим размерам уступала другим. Но были предусмотрены парковочные места, и на стойке ресепшен предлагались конфеты, бумага и ручки. Это понравилось Марине. Секретарь позвонила нотариусу и попросила Марину присесть до вызова. Марина разместилась на диване у журнального столика и стала рассматривать офис, была приятна удивлена чистотой, свежестью и дизайном. А ещё она прислушалась к своему настроению, и ей было хорошо. Она не могла понять — почему? Почему прошла тоска и пробиралась тихая радость? Она поймёт, почему, но позже.
Прошло совсем немного времени, и её пригласили в кабинет. Навстречу ей шёл с улыбкой и протянутой рукой для знакомства… пассажир, по соседству с которым она летела.
— Павел!?
— Да, Марина, это я.
— Неожиданно. И почему вы мне не открылись? Мы бы все вопросы решили за четыре часа полёта, — с лёгкой иронией отреагировала Марина. Она смотрела на Павла глазами не вчерашнего дня, а сегодняшнего. Сегодня она сама другая. Отдохнувшая. Тоска отступила. Взгляд посвежел. Настроение отсвечивало подсознательной радостью. Она чувствовала это состояние, но объяснить не могла, куда подевалась печаль.
Это ожидание последнего этапа сделки! И тогда она избавится от чёрных узлов и чёрных кругов, оттолкнётся от этой черноты и улетит в своё пространство. Марина очень надеялась, что Павел поможет ей в сделке, и в этом оказалась права. Когда она, будучи вдовой, объяснила передачу недвижимости, то ощутила деловой настрой Павла. Все его уточнения при документальном оформлении были юридически внятными. «Он профи!» — подумала Марина.
А Павел впал в размышления: почему Марина отдаёт всё в Фонд развития, к которому она не имеет никакого отношения? Что это? Порядочность? Честность? Благородство? Трудно в это поверить. В его практике это первый случай, когда вдова отказывается от благосостояния и обеспеченности. А сколько хищниц набрасывают аркан на состоятельных, только бы завладеть богатством. Идут ради роскоши и богатства на всё: терпят унижения, избиения, терпят старых импотентов. Только бы заполучить «Форбс-пакет»: недвижимость, дорогостоящие авто, драгоценности, бренды, спа-салоны, светские тусовки — это в оболочке «высших» с ДНК низших. Цель одна — щекотать нерв своего себялюбия. Это, как видно, не для Марины. Мысли Павла увлекли его в довольно длительную паузу.
Он затянул молчание под видом рассмотрения документов. Марина его не прерывала. Глубоко вздохнув, он поднял глаза на Марину, ему так не хотелось с ней расставаться, и он решил пригласить её в кофе.
— Вы не откажетесь выпить со мной чашечку кофе? Здесь рядом очень уютное кафе, — проговорив это, он замер в ожидании. Марина ответила не сразу. В её голове всплыли абсолютно конкретные ассоциации с Георгием: «Тоже около сорока лет, тоже симпатично-брутальный и тоже навязывает своё внимание. Зачем я ему на чашечку кофе?» И она с язвинкой в голосе ответила:
— Павел, я согласна. Только вы предупредите супругу о нашем времени в уютном кофе за чашечкой кофе. А то мне не справиться с итальянским темпераментом.
— Марина, я бы с удовольствием выполнил вашу просьбу, но мне некого предупреждать. Я не женат.
— Вы разведены?
— Нет. Я не был женат.
«Странно. Ты или импотент, или а-ля Джордж. Что же мне делать?» — подумала Марина и решила отказать.
— Извините, Павел, но я устала и поеду домой. Отдохну.
— Вот по этой причине я вас и приглашаю. Отдохнуть от офисного запаха и насладиться запахом изумительного итальянского кофе.
Марина хотела развернуть его настойчивость обратно, но «запах изумительного итальянского кофе» её одолел. Она согласилась.
— Хорошо. Уговорили.
— Замечательно, — Павел сделал приглашающий жест, и они направились в кафе.
Как только Марина переступила порог, её поразил дизайн, выполненный в стиле Средиземноморья. Каждый уголок, где располагался столик, был огорожен перголой и утопал в цветущих плетущихся розах. Красота! И стоял устойчивый аромат кофе.
Павел обратился к встречающему менеджеру на итальянском, и тот указал место их столика. Они разместились, и подача кофе не заставила долго ждать. Его принесли на подносе, на котором стояли две маленькие спиртовки с турками. Ничего подобного Марина не ожидала, её занесло на пик восторга, и она не смогла сдержать удивление:
— Павел, здорово, что вы меня заманили в этот райский уголок Сицилии. И кофе… на спиртовке?!
— Да! И мы должны поколдовать и довести сами его до кипения. — Химическое счастье от кофе пробудилось, и посыпались шутки и анекдотики… Смех, смех… И только, смех.
Марина чувствовала, что будто на её голове нашли место и открыли крышку, и оттуда стала выходить чернота. Чернота вышла, и она стала наполняться светом: ясным и радостным. Но она не понимала, что напротив ОН — её Павел. А Павел это понял сразу, когда она зашла в салон самолёта: «Какая прелестная грусть».
В облике Мариные, затянутым тоской, прослеживалась душевная незащищённость. Голос спокойный, взгляд сдержанный. Это и поразило Павла, который не был избалован вниманием женщин, вернее, не открывал эту дверцу нараспашку. Много сил забирала учёба в университете, приходилось подрабатывать. Родители помогали, как могли. Брат отца был довольно состоятельным, на чём он заработал свой капитал, Павлу неведомо. Отец Павла был горд и не принимал от брата никаких подношений. Но когда Павел окончил университет с отличием, брат отца помог ему втиснуться в нотариальное лобби, а точнее, клан нотариусов. Первые семь лет были очень тяжёлые, но Павел разгребал скальные залежи перочинным ножичком. И выскреб себе дорожку, по которой уверенной поступью определил свой путь. Все эти годы он в себе вынашивал цель — построить бизнес и стать востребованным нотариусом. Он с усилием крутил колесо мельницы, которое закрутилось только на восьмой год. И ему всё это время было совсем не до девушек. Он шёл к своей цели. А с появлением Марины в его душу залетела звездочка. «Это ОНА!» — он услышал голос, когда она зашла в кабинет.
Павел пристально просматривал её документы и прислушивался ко всему тому, что она ему рассказывает. И чем глубже вникал, тем сильней убеждался в чистоплотности её поступков. В кафе он расслабился, и проявилась необыкновенная лёгкость в общении. В голову слетались всякие хохмы. Да и он сам не понимал, откуда? А Марина отвечала настроем в лад почти случайной встречи, которая оказалась дружелюбной и приятной, будто они знакомы не два, а две тысячи два дня.
На следующий день была назначена встреча для подписания документов. Но она не состоялась. Павлу сообщили, что у его мамы инсульт, и он, не помня себя сорвался на помощь. Марина осторожно спросила Милу, так звали секретаря Павла:
— А вы уже знаете, всё обошлось?
— Да. Они успели в реанимацию и вывели маму Павла из состояния средней тяжести.
Марина почувствовала расположенность секретаря и осмелилась задать вопрос:
— Мила, а откуда у Павла хороший русский?
Мила охотно разговорилась:
— Маму Павла зовут Ксения, по происхождению она наполовину русская. Бабушка Павла из России, она принадлежит дворянскому роду Сумароковых. (Граф Сумароков-Эльстон женился на Зинаиде Николаевне Юсуповой, последней из прямых потомков Юсуповых, матери Феликса Юсупова. Граф взял титул жены и стал князем Юсуповым.) В воспитании Ксении нетрудно распознать дворянское происхождение. Ксения выделяется из окружения: осанка, вежливый тон разговора, темпераментность жестов отсутствует… а как она пьет кофе… как держится… Когда я на неё смотрю, не могу глаз оторвать.
Марина с вниманием выслушала предысторию о матери Павла, поблагодарила. И, помедлив, уточнила:
— Когда Павел сможет меня принять, вы сообщите мне
— Безусловно, — улыбнувшись, ответила Мила.
Марина покинула офис в состоянии размытости. Она не могла докопаться до себя. Два дня назад Павел был не замечен и не отмечен. А сейчас? Всё приобретает радужные контуры… А ещё она поймала себя, что ей совсем не хочется уезжать с Сицилии. А летела она с одной мыслью: быстро всё закончить и вернуться.
Сейчас она ВСЯ в серебряных гребнях волн моря, в оливковых рощах на склонах Сицилии, в прогулках по мостовым с тенями древнего Рима и Византии… Ей хотелось отвлечься… с распитием шампанского и поеданием устриц на террасах, любоваться теплой и роскошной синевой острова.
«Я сообщу Платону, что задержусь на недельку. В надежде, что Сицилия меня подлечит».
Марина поехала к ресторану, расположенному на скалах острова, заказала бокал шампанского и устрицы. Волны, бьющиеся о выступающие острые камни, приворожили Марину, она не могла оторваться от бурлящего кипения. Эти танцующие пузырьки белой пены примагничивали её. Зазвонил телефон. Это был Павел.
— Марина, вы где сейчас?
Марина объяснила, где она находится. Павел появился в ресторане и присоединился к шампанскому с устрицами.
— Я всё знаю, Павел. Очень сочувствую и одновременно радуюсь благополучному выходу из инсульта.
— Да. Благодарю вас, Марина.
— Мы сейчас возвращаемся в офис?! Я надеюсь, что сегодня будут заверены документы, и у меня появится возможность отправить в Москву завершение сделки.
— А вы, Марина, когда возвращаетесь?
— Я решила задержаться недельки на две.
Павел от неожиданности дернулся и облил себя шампанским.
— Павел, вы так отреагировали на изменение моего решения. Что выплеснулось — огорчение или радость?
— Конечно, радость! — Павел резко приблизился к Марине и впился в неё поцелуем.
Марина отстранила его порывисто.
— Вы сума сошли? Как мне это понимать?
Павел пришёл в себя и заговорил как бы в полузабытье:
— Я… не знаю… Марина! Простите меня!
Марина что-то хотела ответить, но жгучий поцелуй оставил привкус откровенной жажды.
«Не-е-е-т, это не Джордж… и не Феликс Юсупов, не передалось по крови Сумароковых». Эти мысли оживили её. Она улыбнулась. Улыбка передавала пробуждение…
— Павел! Вы прямо крутой нрав вулкана Этна? — Марина заговорила о вулкане, потому что не знала, как сгладить этот порыв Павла.
— Ты меня сравнила с вулканом Этна? Так это же прекрасно! — с радостным восторгом Павел продолжил: — Этна — самый высокий действующий вулкан в Европе, внушительный и величественный. И вокруг плодородная почва — для гранатов, апельсинов, лимонов, грецких орехов и винограда.
— Охо-хо! Охо-хо! Плодородие! У ног Этны! — кокетливо усмехнулась Марина.
— Да! Плодородие! У ног несравненного вулкана! — засмеялся Павел.
Марина тоже рассмеялась, узрев намёк на «внушительную величественность».
— Хорошо. Всё поняла! Но я бы хотела закончить сделку, — Марина повернулась к Павлу.
— Да-да-да! Едем в офис.
По завершению сделки Марина сразу позвонила Платону Сидоровичу:
— Документы в полном порядке! Я весь пакет отправила экспресс-почтой.
С ощущением нечаянной радости она подписывала отправку документов. «Ноги бы вытащить из этой мути», — промелькнуло в голове.
— Марина! Это замечательно! Тебе переходит квартира на Тверской, машина и драгоценности! Да и ещё эта усадьба!
— Нет! Усадьба? Никогда! Она мне столько принесла горя!
— Я так и думал. Поэтому выставил дом на продажу, а за деньги сможешь легко открыть своё издательство.
— Нет! Нет! Нет!
Платон в очередной раз убедился: «Да, она не акула. А приличная, благопристойная, но заблудившиеся…»
Марина и представить не могла, что начнёт выздоравливать, уехав из усадьбы. Усадьба! Будто она построена на проклятом месте.
— Платон Сидорович! Я не хочу жечь свечу с двух концов! Устала.
— Ну хорошо, приедешь, договорим. «Тебя хотели убрать навсегда, не беря во внимание твоих сильных эмоциональных стрессов. Так что всё по правилам и заслуженно», — подумал Платон и дослушал Марину.
— Я задержусь недельки на две.
— Тебе там хорошо?
— Вы не поверите! С этой сделкой я сняла последний чёрный круг. Вы отпустите меня?
— Конечно, да! Ни о чём ни волнуйся!
Платон Сидорович понимал, что никогда бы не пошёл на то, что ему навязывал Георгий. Он военный хирург. Эта была его стезя. К этому пути он шёл с раннего возраста. Но в 90-е годы его переманил, а точнее, перекупил Георгий, и он, как и Алекс, был на коротком поводке у своего хозяина. Платон понимал Марину, сочувствовал ей и по возможности помогал, как мог.
И сейчас как раз удобный случай даёт возможность Платону протянуть руку Марине.
— Вернусь через две недели. До встречи, — Марина улыбнулась, и Платон уловил в её голосе тёплую улыбку.
Марина приготовилась насладиться Сицилией в одиночестве. Планировала заказать яхту — очиститься морем, воздушные шары — очиститься небом и посетить священное место Бари, где был перезахоронен Николай Чудотворец.
Ну не тут-то было! Павел будто подглядел планы Марины и пригласил её на морскую прогулку на яхте. Она чуть-чуть удивилась совпадению желаний. Но когда Павел озвучил план на неделю, в котором были воздушные шары и посещение Бари, Марина от удивления и полного совпадения намеченного плана полетела, кувыркаясь, как перекати-поле. Такого попадания она не ожидала. И не поняла, что это знаки судьбы.
Прогулка на яхте оказалась прекрасной. Повезло с погодой. И сервис был ненавязчивым. Всё вовремя и к месту. Была организована рыбалка, и Марина поймала три рыбы, сама. Погода, сервис, рыбалка впрыснули в неё живительную энергию. Она начала розоветь, искрился промытый взгляд её глаз, и улыбка отражала краски восприятия всего вокруг. Разговоры с Павлом не прекращались, темы взахлёб открывались одна за другой. При расслабленном настроении Марины сохранялись невидимые границы вытянутой руки: «Стоп! Не приближаться!»
Павел сохранял этот интервал границ, будто боялся обжечься. Ни волнительных приближений. Ни поцелуев. Ни даже руку на плечо. Так прошёл день. Провожая Марину после морской прогулки, Павел отметил: «Как она посвежела, глаза горели… и эта её медовая улыбка…»
Он пригласил её на ужин в ресторан.
— Завтра я буду загружен в офисе, но вечером свободен. Давай сходим в ресторан? — и, не дождавшись ответа, сразу перешёл к основному: — А послезавтра приглашаю тебя на воздушную прогулку.
Марина смотрела на Павла, и он ей казался по-детски открытым и по-юношески непосредственным. Его смех вызывал умиление. Он смеялся как школьник. В своих приглашениях не проваливается в какие-либо значительные паузы, а выкладывает всё сразу. Она помедлила, улыбнулась и спокойно выложила ответила:
— Павел, от ресторана, пожалуй, откажусь, хочу завтра отдохнуть. Побыть одна. А вот на воздушных шарах в небо! С удовольствием!
От воздушных шаров Марина не отказалась, она и сама хотела полетать. Павел загрустил. Он совсем не хотел быть без Марины весь день, да ещё вечер. Но настаивать не стал. Он помнил её грусть в самолёте, и сейчас она хочет побыть одна. Павел не стал внедряться в глубь её тоски и печали.
Через день они встретились и покатили к площадке разогрева шаров. Время было очень раннее, в воздухе сохранялась прохлада. Павел снял свой пуловер и, накидывая его на Марину, задержал руки. Марина почувствовала жар его тела. И ей совсем не хотелось отдаляться и убирать его крепкие руки. Хотя сделала вид, что позволила ему согреть её. Но на самом деле это было не так. Марина всё больше и больше чувствовала, что её тянет к Павлу. Мысли о нём стирали боль и грусть. Когда выбирают место для строительства обсерваторий, ищут специфику климата: небо весь день затянуто облаками, а к десяти часам вечера облака стирают всё, что мешает наблюдать за звёздами, и не оставляют ни единого облачка, как тряпка со школьной доски, оставляя небосклон чистым и ясным. Марина прокручивала минуты, проведённые вместе, но держала своё настроение под кованым замком.
Их загрузили в корзину и стали медленно поднимать. Вид над Сицилией вызывал восторг. Эмоции восхищения поглотили внутренний трепет лёгкого дурмана от прикосновений Павла под видом согревающего пуловера. Павел не упустил момент и обнял Марину сильно и крепко:
— Я ждал этого момента! Захватить тебя в свои объятия. Ведь бежать-то некуда. И прыгать ты ведь не станешь?
— Небо… шары… согревающие объятия… А я и ждала от полёта эмоций в небе. И сейчас загадаю желание, — с чертовчинкой в глазах проговорила Марина.
— Неожиданно! А я-то боялся, готовился… А оказывается, ты была уже готова и ждала… — рассмеялся Павел.
Когда шар поднялся на высоту, пришёл момент открыть шампанское. Павел перед открытием взболтал бутылку, и пробка вылетела с шумом и пенящимися брызгами. И после возгласов — УРА! — и ликования в бутылке ничего не осталось. Всё вылилось. Осталось только разлить на два бокала — Марине и Павлу. Они подняли бокалы, и Павел решился:
— Марина, я понял, что ты прикрылась моментами «согревающих объятий» … Сейчас загадаю своё желание. Я хочу, чтобы объятия на высоте были твоим желанием.
Марина смотрела на Павла и не могла понять — хочет ли она объятий на высоте: ДА или НЕТ!?
«ДА», — ещё не состоялось.
«НЕТ», — опять она врёт сама себе.
Но она отбросила и «ДА», и «НЕТ», ответив с широко открытым взглядом:
— Павел, согревающие объятия или просто объятия, ведь это объятия. Если разобрать это слово, то ЯТИЕ — это ловля, взять под стражу, со старославянского, а ОБЪ — обо. Мы ОБА поймались. А вот где, куда и с чем поймались, поймём позже, — и залилась улыбкой.
Павел не ожидал такого пояснения. «Вот это да! Кто мог предугадать такие объяснения слов…» И вдруг его осенило:
— Это ловля под стражу?! Так мы в плену друг у друга! — радостно восхитил его перевод.
— Значит, в плену? А-а-а-а… — Марина по-детски рассмеялась.
— Марина, мы через день летим в Бари, я уже всё заказал.
— Я очень давно хотела попасть в Бари. Но почему-то не получалось.
— Ну а сейчас нам ничего не мешает. И мы посетим это священное место, — уверенно заявил Павел.
Когда они прибыли в Бари, направляясь к храму, слушали гида, он очень интересно передал смысл посещения. И стало очень ясно и понятно, что прикоснуться к мощам Святого не всем разрешено. По слухам, среди присутствующих, кто-то смог приехать, а кто-то внезапно заболел, кто-то повредил себе что-то и не смог приехать, кого-то срочно отозвали по каким-либо причинам именно в назначенный день. Это неспроста!
Павел, живя на Сицилии, прибыл поклониться мощам Николая Чудотворца впервые. И Марина тоже здесь первый раз. Базилика погрузила их в состояние умиротворённости. Они к гробнице подошли вместе: приложились и перекрестились. Их допустили СВЫШЕ! Выйдя из храма, Марина испытала чувство, будто собранная пружинка внутри распрямилась, ей стало хорошо. Она повернулась к Павлу, прижалась к груди и расплакалась. Павел всё понял. Он её обнял и тихо ждал, когда Марина сама успокоится. Эти минуты, проведённые в храме, перетянули их туго-натуго друг с другом. Прогулка по Бари затушевала эмоции после храма, и они, усталые, приземлились в уютном ресторане.
— Марина, сегодня девятый день нашего знакомства! И мы в храме Николая Чудотворца. Очень символично.
— Да, девять — это число защиты и мудрости… девять дней, девять месяцев… — задумчиво проговорила Марина. В ресторане они задержались недолго, поужинали и направились в отель, где были забронированы номера, каждому отдельный, это было оговорено ещё на Сицилии.
Оставшись в номере одна, Марина углубилась в свою закрытость. Она не собиралась открывать Павлу свой «шкаф со скелетами». Ох, как ей хотелось всё забыть! Но это невозможно! Скелеты памяти не дают быть счастливой. Роешься в том, что было, и от этого так хреново. Марина понимала, что стремительное развитие событий повторяется. Как это случилось с Георгием. Но она не могла допустить подобного повтора. Память о Георгии стала её затягивать в муть темноты, и она усилием мысли старалась остановить наступающих скелетов. Она начала считать до тысячи, представляла летающих слоников над морем… И уснула.
Марина старалась держаться на почтительном расстоянии от возникших с Павлом отношений. И она усиленно удерживала себя. Её тянуло к нему. Но она всё списывала на бушующие гормоны и старалась не переходить запретную зону.
Две недели пролетели, как два мгновенья. Павел, провожая Марину в аэропорту, почувствовал, как тоска расставания застряла под ложечкой. Он обнял её крепко и долго не отпускал.
— Марина, я не отпускаю тебя. Держу тебя! И буду держать! Невидимую нить ты будешь чувствовать всегда, где бы ты ни была.
— Павел! Разлука — это хорошей компас, и мы поймём — север это или юг? — Марина поцеловала его в щёчку и быстро, не оборачиваясь, скрылась в зоне вылета.
Весь полёт она думала о Павле. Когда она летела на Сицилию, Павел сидел рядом и был ей абсолютно безразличен. А сейчас она испытывала невероятную тягу к нему. Не было никакой близости, но они переплелись духовно. Их разговоры, время, приведённое вместе, неразделимо следую по пятам и не спрашивают: «Да или НЕТ?»
Марина впала в размышления: «Встреча с нотариусом, к которому меня направил Платон, не состоялась из-за похорон. Похороны? Это подсказка — завершение мучительного пути с Георгием. То бишь, был снят последний чёрный круг с пирамиды. И я в поисках нотариуса завернула туда, куда меня «направили СВЫШЕ», и там… меня встретил Павел. Наши пути пересеклись». Мысли не отпускали Марину, и она чувствовала таинственную силу пророчества: «Похороны!? И стрелка повернула на Павла?!»
Марина вернулась в Москву и поехала к себе, минуя усадьбу. А встречу с Платоном перенесла на два дня позже. В этот раз квартира встретила её тепло и радостно. Марина сварила кофе, приняла душ и ходила по квартире, напевала всякие песенки. На столе лежали книги «Собачье сердце» и «Гипофиз в галстуке», и они её совсем не взбудоражили. Она испытывала наслаждение от предчувствия счастья.
Поздно вечером раздался звонок. Марина никого не ждала. В первые мгновения она испытала страх: всё подписала и теперь никому не нужна. Порядочность Платона не допустит этого. Он ведь обещал…
Марина осторожно подошла к двери и открыла. На пороге стоял Павел.
— П-А-В-Е-Л… — в полной растерянности проговорила Марина.
— Можно войти? — он это спросил уверенно, потому что, когда подъезжал к дому, адрес которого взял из документов, то загадал: «Если она окажется у себя и одна, значит, всё верно. Она моя!» И он рвался к ней и только к ней!
Зайдя, он спросил:
— Марина, ты одна?
Марина в полной растерянности прошептала:
— Да.
«Всё сошлось!»
Павел бросил сумку. Марина ничего не успела спросить. Павел впился в неё, обжигая поцелуями. Марина не сопротивлялась. Задышали они одним воздухом, наполненным любовью и страстью. Халат Марины, наброшенный на голое тело, улетел в одну сторону… Брюки и рубашка Павла — в другую… Он схватил её на руки и занёс в спальню… Всё произошло в круговороте пламени трепетной пылкости и затуманенности страсти.
Они сами себя спросили: «Что это было?» Но вопрос немного запоздал. «То, что было» — уже закончилось. Откинувшись на подушки и отдышавшись, Марина первая задала вопрос, выводя ситуацию из тупика страсти:
— Павел, ты как в Москве?
— Я летел твоим самолётом, только в эконом-классе, чтобы не засветиться. — Он засмеялся и спросил разрешения принять душ.
— Павел, подожди! Мне надо что-то тебе рассказать.
— Ну хорошо. Я в душ, а потом к тебе. Опять к тебе! — радостно воскликнул Павел и, чмокнув Марину, удалился. Марина встала, приготовила кофе со швейцарским шоколадом и дополнила сервировку стола бутербродами.
— О! Как всё красиво и аппетитно! — На раскованность Павла Марина отреагировала серьёзно:
— У нас не могут продолжаться с тобой отношения.
— Почему?
— Потому что я хочу рассказать всё о себе. И потом тебе решать: нам быть вместе или врозь.
— А ты сама согласна быть со мной?
— Пока не знаю. Отплывающая лодка былого сильно тянет меня, а я хочу освободиться от фарватера прошлого и начать с чистого листа.
— А на этом чистом листе я есть?
— Конечно. Моя исповедь тебе — это доверие и вера.
Во взгляде Павла застыла нежность. Он поцеловал Марину в щёчку и тихо сказал:
— Я с тобой.
Марина начала рассказывать Павлу всё, с издательства «Орион» и закончив поминками Алекса. Исповедь затянула их посиделки почти до утра. Она захлёбывалась своей откровенностью, её слова душили горечью, не оставляя фальшивых нот. Марина сохраняла себя в своей правде. Павел был поражён её искренностью. Сколько можно было бы скрыть? Оставить на полях и забыть. «Она мне рассказала всю свою правду», — он глубоко задумался, потом вытащил маленький полиэтиленовый пакетик. Достал кольцо. Серебряное.
— Марина! Я хочу обручить наши отношения, — зависла пауза. Он глубоко вздохнул и продолжил: — Мы воссоединяемся в мыслях, понимании и доверии, — он ей показал надпись на кольце: «Спаси и сохрани». Осторожно взял руку Марины, поцеловал и надел кольцо. Марина поняла, что он хотел выразить словами «обручить отношения», значит — объединиться духовно. Кольцо было приобретено не в магазине, а в храме Николая Чудотворца. Она поцеловала кольцо три раза.
— Спасибо, Павел.
— Это не помолвка. А что помолвка? Помолки разные бывают. Вот, например, в «Бесприданнице» Паратов помолвился на «Золотых приисках», а свою Ларису обманул и бросил, добившись своего.
— Это про меня. Я вышла замуж за обман и предала свои принципы, предала Булгакова.
— Ты пошла на это, чтобы не утонуть в том, куда тебя затянула призма, через которую ты разглядела правду. И с твоей стороны это стратегия для достижения цели.
— Подлая стратегия.
— Марина, прекрати себя казнить. Уравновесь ДА и НЕТ. Ты осталась в своей ПРАВДЕ. А для кого-то эта твоя правда несовместима, например, с пониманием «отдать то, что принадлежит тебе». И никто из твоего окружения не поймёт твою душу. Ты изгой в своих поступках.
— Я хочу, чтобы они забрали ВСЁ и оставили меня в покое. Они мне показали мощь и силу своего тайного общества. Всё, что я видела и узнала от Алекса, меня парализует.
— Ты знаешь сколько по миру тайных обществ. Это когда-то общества были тайными. А сегодня они афишируют своё могущество, как бы грозя пальчиком: «Мы — это сила! Бойтесь нас!»
— Вот я и боюсь всего мира. Мир погряз в пороках и закрытости. Кому-то можно, а кому-то категорически нельзя.
— Марина, ты завтра встретишься с Платоном и распрощаешься навсегда с тенями прошлого. Значит, так надо было. Ты прошла. А сейчас в ожидании тебя — твоя чистая, незамаранная страничка.
— Меня подмывает всё описать в подробностях.
— Описать??? Забудь! Марина! У них всё схвачено, и тебе не дадут поставить даже запятую.
— Павел, какая запятая? Это мой неудержимый зуд! Я понимаю, что писать об этом «строго запрещено». Иначе вся моя писанина будет залита чёрными чернилами вместе со мной. Хотя в процентном отношении их меньше, как им удаётся проныривать везде?
— О! В этом другая направленность. В меньшинстве состоят те, кто играет влиятельную роль в мире. Они-то и врезаются в скалу острым углом и насильно насаждают обществу сатанизм. Тебе с этим не справиться -
Марина решила не продолжать эту тему:
— Павел, давай позавтракаем и отдохнём.
Эти разговоры выхлебали из неё всё до последней капли.
— А я не хочу есть.
— Я тоже. Давай вздремнём. Только я здесь на диване, а ты в спальне.
— А почему…
— Прошу, дай мне собрать себя в кучу.
Павел замялся, но сильно настаивать не стал. Поцеловал Марину в щёчку и пошёл в спальню. Эмоциональная нагрузка разговоров вымотала их. Они моментально провалились в сон. Проснулись к ужину. Марина встала раньше. Она заказала из хорошего ресторана рыбные блюда и белое вино. Накрыла стол, украсила свечами и тихонечко включила «Ретро». Павел проснулся и, когда увидел продолжение, воскликнул:
— Как я давно этого ждал!
Марина подняла бокал и со сжатым её стеснением тихо сказала:
— Спасибо тебе за понимание.
— Марина, моё понимание пришло, когда я тебя увидел в салоне самолёта «с печалью в глазах и дрогнувшей душой…»
Марина тепло улыбнулась.
— Ох! Как всё вкусно! — аппетитно причмокивая, проговорил Павел, доедая блюдо на тарелке.
— Ты просто голодный! — певуче сказала Марина, повернувшись ВСЯ к Павлу.
— Да, я изголодавшийся по тебе… — Он прижал Марину и стал нежно целовать, затягивая её в свои объятия. Марина не сопротивлялась, вливалась в исходящую от него, манящую жаром теплоту. Павел поднял её на руки и стал кружить… Она впала в состояние полёта. Летит… а куда? Сама не понимает… Марина не заметила, как оказалась в крепких и горячих руках Павла. Его рука скользила по изгибу талии, как по шёлку, и сексуальный шёпот возбуждал её: «Какая же ты нежная и желанная…»
Трепет мыслей Марины погружал её в невесомость забытья: «Это не просто постель… как было всегда… Это любовь…» Сейчас на неё нахлынуло состояние божественности... она закружилась над собой и не могла остановиться…
«Он мне послан Богом!».
Павел жарко целовал Марину, приговаривая:
— Я увезу тебя на Сицилию. И тебя не спрошу — согласна ты или нет?
Марина могла бы спросить: «А в качестве кого ты меня увезёшь?» Но этот вопрос ей показался банальным, и она просто улыбнулась блаженно.
«В любви молчание — дороже слов», — подумал Павел.
Марина не слышала его мысли и продолжала смотреть на Павла, всё ещё сохраняя на лице улыбку. Она в этот момент погрузилась в состояние радуги, дарившей взору отражение лучей Солнца. «Прекрасные мгновенья пролетели прекрасным мигом».
Павел улетал вечерним рейсом. Марина не поехала в аэропорт.
— Провожать тоскливо: в момент расставания прощальный взмах через стекло — это грустно, — так она объяснило своё настроение. На вопрос Павла, когда её ждать на Сицилии, Марина ничего не могла ответить.
— Я хочу покинуть усадьбу без долгов и обязательств. Для этого необходимо уладить завершение прилипшего ко мне наследства.
— Если ты не прилетишь по истечении недели… Я приеду и заберу тебя! —
— О-хо-хо! Как грозно! — отшутилась Марина.
В дни отсутствия Павла произошёл тапкой случай: Марина стояла на мосту в ожидании Платона и набирала номер Павла, пошёл зуммер. Но в этот момент подошёл Платон, по-кошачьи тихо, и шутливо спугнул Марину. Она от неожиданности выронила телефон в реку и заверещала в полной растерянности:
— Ой! Что же делать? Я осталась без телефона, без связи и без контактов…
Она хотела сообщить Павлу, что всё завершается через три дня, и она выезжает. Платон не обратил внимания на её потерю. Стал излагать, что переходит Марине: автомобиль «Порше», драгоценности и квартира на Тверской, а по поводу проданной усадьбы, зная, что Марина категорически с этим не согласна, он решил перечислить сумму на её счет. Это был совсем незначительный процент от всех активов Георгия.
Марина прилетела на Сицилию, остановилась в отеле. Зайдя в номер, бросила сумку и направилась к офису Павла. Подходя, она увидела Павла, сидящего на парапете. Он уставился в телефон и излучал отчаяние. Марина тихо позвала его:
— П А В Е Л…—
Павел услышал знакомый голос, и его глаза чуть не вылезли из орбит. Челюсть выкатилась вперёд, он стоял с открытым ртом. И стал похож на ошарашенный смайлик.
Марина рассмеялась.
— Привет!
— Марина! Ты прилетела? Почему твой телефон не отвечал?
— Я его уронила с моста в реку. Нечаянно.
Павел опомнился, что перед ним его Марина, и это не сон. Он стал её обнимать и целовать, не обращая внимания на прохожих.
Прошёл год.
Марина с Павлом повенчались и зарегистрировали брак. Бракосочетание отметили скромно в узком семейном кругу. Родителям Павла их невестка понравилась. И маме, и бабушки Марины тоже понравился Павел. Марине не пришлось лицемерить, как было с Георгием. Бракосочетание с Павлом было правдивым, без обмана.
Через девять месяцев у них родился мальчик. Марина открыла издательство в России и на Сицилии. На Тверской отремонтировала квартиру, где они с Павлом жили, посещая Москву. Они были счастливы.
Да, иногда спорили, иногда чуть-чуть ссорились при выяснении чего-либо, но тут же забывали любые ссоры. Их счастье перекрывало неурядицы. Счастье нельзя изобразить, сыграть, оно обнаруживает себя изнутри.
Настоящие счастье у каждого своё. Не прописанное. Для кого-то это деньги, для кого-то — лес, горы, рыбалка, охота, для кого-то счастье — вдохновение, а для кого-то —просто возможность проснуться, выйти в поле, пройтись по росе, помолиться и улыбнуться солнцу…
Марина смотрела на Павла. Светлая теплота обволакивала её мысли, чувства…
Это любовь… А что такое любовь? Это чувство нельзя выразить словами. Определить его невозможно. Любовь — это вера, доверие.
«Бог увидел меня бьющейся в золотой клетке и показал дорогу к настоящему.
Женщина истинно любит только однажды».
Сфумато Игра тени и света
© Copyright: Наталья Бердская, 2024
Свидетельство о публикации №224110700782
Свидетельство о публикации №224110700782
Рецензии