Хмельное лето. Глава 3

Глава 3.

Открыв глаза, она долго не могла понять, где она находится. Белый потолок, белые стены, дверь открылась и вошла Марина.

– Ну, как ты? Пришла в себя? Спросила она, но Надя молчала. Тебе плохо? Надь? Врача позвать? Тётя Лариса здесь, сейчас позову.

А у Нади только сейчас восстановилось в памяти, что она в больнице и у неё родился сын. Она слабо улыбнулась и еле слышно ответила.

– Нет, Марин, не надо врача. Я сон какой-то дурацкий видела, и чувствую себя словно хмелем опоённая.
– Хмелем опоённая? Наверное после родов бывает и такое.
– Нет, роды здесь не причём.
– А что причём?
– Сон, хмелем меня опаивает.
– Это как?
– Я, как увижу такой сон, так моё сознание плавает. Говорю же, как хмелем опоённая.
– Пьяная, что ли?
– Ну, вроде того, сознание зашкаливает. В прошлом году всё лето хмельное было и осень захватило. И вот снова, чувствую лето будет хмельным.
– И сон ещё этот снова.
– Хороший сон-то?
– Не знаю, фантастика какая-то снилась. Ох! Эта фантастика донимает меня почти всю сознательную жизнь.
– В каком смысле? Надь?
– Да сны я вижу часто и притом с детства. Я росла, и там во сне всё росло, и я и обитатели, с кем я там встречаюсь. Всё это удивительно, но порой так надоедает, а так всё же, интересно.

– А сейчас интересное снилось?
– Не поняла ещё. Ты видела моего сыночка?
– Видела, меня тётя Лариса провела и показала. Я к тебе заглянула, ты спала ещё, я и попросила показать мне твоего ангелочка. Красавчик такой, прямо, точно ангелочек.
– Тёть Лариса? А ты её мамой ещё не называешь?
– Нет ещё. Марина покраснела и добавила, Думаю, после свадьбы назову.
Смущённо ответила Марина. Твои приедут, мы, как раз распишемся и не большую свадьбу отгуляем.

– Почему не большую?
– Как почему? Родня-то будет только ваша, и та не большая, а я ведь детдомовская. Ты забыла, что ли? Ну, ещё несколько подруг наших с тобой, да Лида, Серёжины друзья. И всё.
– Нет, я не забыла. Так и есть, это всё. Нас мало, но мы все дружные.
Надя тихо чуть, чуть засмеялась слабым голосом, а потом продолжила.
Марин, а что? Прямо, действительно вообще никого нет из родственников? Вроде бы были, Марин. Ты же мне рассказывала.

– Чтобы пригласить на свадьбу нет никого. А так есть, конечно есть и их много, но я их не знаю и с ними не общаюсь, ведь никто из родни не взял меня к себе, когда родители погибли. И никогда не навещали меня. Так, что нет у меня никого. И кого я должна помнить? Мне и было-то пять лет тогда. Марина тяжело вздохнула и продолжила. Взять, не взяли, но квартиру нашу заняли.
– Тебе надо было оспорить. Я тебе много раз говорила. Это твои родители заработали квартиру и она твоя по праву. Тебе бы подспорье какое бы было.
– Дааа. Махнула рукой Марина.  Я сначала боялась даже съездить туда, а сейчас Серёжа говорит.....
Но их разговор прервался криком с улицы, они услышали громкий голос.

– Надька! Надька!
Надя вздрогнула от этого голоса и из глаз потекли слёзы. А голос снова раздался.
– Алименты я платить не буду. И не надейся. Я докажу, это не мой ребёнок.
Марина встала, подошла к окну и произнесла.
– Пришёл придурок, еле на ногах стоит. За берёзку держится.
– Ну его, слышать не хочу ни его и ни о нём. Наверное, вся клиника слышала его пьяный ор. Надя заплакала. Разведусь я.
– Давно пора. Может хоть отстанет. Да орать не станет на каждом углу, какой он хороший, а ты не стоишь его. Совсем опустился. Фуу!

В палату заглянула тётушка Лариса, она же и врач акушер-гинеколог.

– Ну, как ты, красавица наша? Мама звонила, прилететь они смогут только через месяц. У неё в школе экзамены, Гриша занят, бабушку не сможет привезти. Он сейчас на самой дальней точке, почти у полюса. Но ты не волнуйся, у тебя есть мы, и Мариночка с Серёжей пока у тебя поживут.

– Это хорошо, значит скоро, увидимся, я соскучилась.
– Мариночка. Что принесла Наде, отнеси в третью палату, Надюшу сейчас переведут, у неё все прекрасно. Состояние приходит в норму. Ну, красавица, ты наша, будешь ещё рожать?
И тётушка рассмеялась.
– Не знаю, тёть Ларис. Без мужа точно не буду.

И так прошло несколько дней. Надя осталась одна в палате, всех из палаты уже выписали. Женщины уходили одна за другой, на их место поступали другие. А Надю, почему-то тётя Лариса всё не выписывала, хотя уверяла, что всё хорошо с ней. Надя была готова уйти домой на третий день, но тётушка воспротивилась, и сказала.
Ничего не случится с тобой пойдёшь в конце недели. дома у тебя всё равно нет никого.

– Никого. И конечно, ко мне не кому прийти. Родные мои ещё у белых медведей, тёте Ларисе они позвонили, но не вот так быстро приехать. И меня бы тоже выписали. Но, кому забирать? Все заняты. Подруги мои Марина и Лида сегодня тоже заняты. Одна в институте, другая на работе. Тётя Лариса тоже сегодня занята. У неё там трудные роды в самом разгаре.

Она стояла возле окна и смотрела, как под окнами толпами стоят родственники, но среди них нет Геннадия.

– Фу! И зачем он мне теперь? И что он лезет мне в мысли? Тьфу на него. Надо всё же развестись. Чего ждать? Толка никакого не будет. Вон ко всем приходят родственники, заботливые мужья с цветами. Вон, как радостно встречают. А как на руки деток берут, аж сердце у меня щемит. Вздохнула Надя.
Надо разводиться, а то приедет бабушка, будет ворчать.
Завтра выписка, а я и не знаю, что делать. Ой, и о чём мне волноваться? Дома всё готово, Марина рассказала, и кроватку собрали и всё приготовили, и принесут на выписку всё, что надо, и проводят домой. И Лида тоже поможет, с ней с детства дружим, вместе учились, а там и мама с бабушкой приедут.

Надя вздохнула и не выдержала, чуть отвернула лицо от стекла, опустила взор свой на подоконник и крупные слёзы потекли из глаз.

– Э-э-э! Красавица! Прекращай плакать, молоко от расстройства пропадёт.

Услышала Надя мужской незнакомый голос. Она удивилась, в отделении роддома, врачи были только женщины. А здесь вдруг мужской голос и уж никак не походил на голос Валентины Степановны и уж тем более на голос тёти Ларисы. Она повернулась и увидела мужчину. Он стоял перед ней и как-то дурашливо щурился, улыбался на все тридцать два зуба. В руках он держал розовую розу и бумажный пакет с фруктами, который он прижимал к своей груди, чтобы не выпали фрукты, что горкой виднелись из пакета.

– Это тебе. Протянул он ей розу.
– Вы кто?
Удивлённо спросила Надя, и ошарашенно смотрела на явление неожиданного и странного посетителя.
От Геннадия? А сам, что он не пришёл?

– Нет, нет, я сам по себе. А он не придёт. Никогда не придёт.
– Как это сам по себе?
– Пришёл развеселить тебя. Ответил он и расхохотался. И вдруг замолк, серьёзно посмотрел на неё и добавил.
Ох, ох, здесь же тишина должна быть, а я балагурю, так и детей всех можно разбудить.

Надя смотрела на человека, который постоянно улыбается и смеётся, и удивлялась, мысленно спрашивала себя.
«Как он смог пройти  в отделение? Где вообще не должно быть посторонних, особенно мужчин. В родильное отделение и родственники не могут войти. Только под окнами кричат. Ну, если, кто из медперсонала проведёт».

– Возьми цветок, Надежда.
– Зачем? Ты кто? И откуда ты знаешь моё имя.
– Оттуда! И он показал наверх.
– Это кто же мог тебе сказать моё имя? Ты всё-таки от Генки, что ли? И, как ты сюда прошёл? Как тебя пропустили?
– А мне и не требуется пропуск. Вхожу туда, куда мне надо и без разрешения. И имя твоё я знаю, тоже оттуда.
И снова показал наверх.
– Ну ладно, посмеялся и ступай дальше.
– Не могу, Надежда. Мне тебя надо успокоить.
– Я спокойная. Ответила Надя и отошла от окна.

Она села на кровать, сжалась, руки сцепила в замок. В палате-то она осталась одна, и поэтому отчего-то ей стало не по себе. 

«Всех выписали, а я осталась. Лида сейчас на дежурстве, ей приходиться подрабатывать медсестрой в хирургии. Тётя Лариса роды принимает, говорят тяжёлые, Маринка в институте ещё».

Мысли летели мгновенно.
«А завтра Лида выходная. Недавно забегала, но не надолго, в хирургии много срочных дел и смогла уделить Наде только несколько минут. Успела рассказать, последние новости. А о том, что Генка пьёт, на всё село кричит это не его ребёнок, и забирать их он не будет, у нас рыжих нет».

А Надя уже давно знала. Такую радость ей донесли сразу, как подруги не оберегали её. Да и сам Генка орал под окнами, чуть ли не каждый день, во всё горло, что отказывается, и не его ребёнок.

«Но как не его? Когда его. Когда он похож на него. Цвет волос не похож на него, так ещё неизвестно какими они будут в дальнейшем. Глаза синие? Ну и что, тоже цвет меняется после рождения, как тётя Лариса сказала. У Генки глаза карие, так это не показатель».

Думала Надя со слезами на глазах. Но воспоминания прервал неизвестно откуда взявшийся мужчина, напомнив вновь о себе, заговорив.

– А я принёс фрукты, твои любимые, между прочим.
Произнёс мужчина, выкладывая из пакета фрукты на тумбочку.
– Мне нельзя фрукты, они аллергенные.
– Здесь нет аллергенных, я выбирал только полезные. Они все мытые, можно смело кушать.
Надя посмотрела на фрукты и ответила.
– Я не знаю таких, как они могут быть моими любимыми. Это какая-то экзотика. Когда я могла их есть?
– Было время и тебе они очень нравились. Ешь, они дадут тебе много сил и ребёночку через тебя пойдёт для его иммунитета.

Она посмотрела ему в глаза, удивление в ней стало гораздо больше. Она даже не могла понять, чего в ней больше удивления или страха. Он улыбался, а в глазах его плескалось настоящее безумие.

«Ну, не бывает таких глаз у нормального человека. Подумала Надя.  Словно они не могут сосредоточиться на чем-то одном. Зрачки расширены и практически закрывают всю радужку».

Наде стало ещё страшнее, у неё сразу развилась мысль, что к ней в палату пробрался сумасшедший.
«Он знает моё имя, значит, он за мной следил? Его прислал Генка убить меня? Совсем спятил от своей ревности, что ли?»

– Уходите. Тихо и твёрдо произнесла Надя. Не то я закричу.
– Тебе кажется ты в вакууме? В чёрной дыре, в предельном одиночестве и вокруг ни души, кроме подружек Лидочки да Мариночки.
– Что?  Почему? У меня есть ещё родственники и здесь тётя есть, брат есть, сын тёти и на севере мама, бабушка, брат.
Еле выдавила Надя, её начало трясти. А он продолжил.
– Но ты не волнуйся, ведь твой сын твоё сокровище, и вы вдвоём с ним будете счастливы. Да, родные приедут, но побудут и пусть едут назад. У них своя жизнь, у тебя своя. И Геннадий тебе не нужен.

– Да, как вы смеете вмешиваться в мою жизнь?
– Смею говорить, как уполномоченный. И хватит плакать и грустить. Перенеси всю свою любовь на сына. Для чего ты душу себе рвёшь? Надежда. И, что ты дёрганная стала, так и молоко пропадёт, как будешь выкармливать сына? На искусственном питании ему будет плохо, ему молочко мамочкино требуется. Перестань волноваться. Наставник я твой, хранитель.

Она смотрела на человека, который задел её своими словами, удивляясь, спрашивала себя.

«Почему я ещё не закричала? Почему никого не позвала на помощь? И почему никто не заходит и даже не заглядывает в палату. Даже сердобольная нянечка тётя Глаша, которая всё утро заходила и спрашивала, не нужно ли мне что-нибудь. А теперь никого. Почему?

– В палату никто не войдёт, пока я с тобой не поговорю.
– Почему? Кто ты? Как тебя зовут?
– Ни один человек не сможет выговорить моё имя, так, что называй, как хочешь. И он снова засмеялся.

А Надя встала с кровати, хотела подойти к двери, но так и не смогла с места сдвинуться, но закричала.

– Прекратите. Говорите, что вам от меня нужно и уходите. Или ничего не говорите и всё равно уходите. Эй, кто-нибудь! Мне помощь нужна.
– Тебя никто не услышит, пока я здесь, Надежда. И пока ты не осознаешь свой путь, я не уйду. Сядь Наденька.

Надя снова села на кровать, не понимая себя, посмотрела ему в глаза. Взгляд его был совсем другим, каким-то печальным, как бы в них отразилась вся вселенская скорбь. Его лицо ожесточилось и совсем изменилось. Скулы стали резче выступать, брови нахмурились и практически сошлись в единую линию. Тонкие губы побледнели, и Наде показалось, что он постарел на целую вечность.

– Как с вами, людьми, тяжело работать. Произнёс он тихо.
– Кто вы?
Спросила Надя онемевшими губами и замерла, в палате вдруг стало холодно, из её рта вырвалось облачко пара, как бывает при морозе. Она поняла, в палате вдруг резко упала температура. Даже на фруктах, что лежали на тумбочке заискрили на свету снежинки инея.

«И это в конце мая?» Удивлённо помыслила Надя, а вслух спросила.

– Что происходит? Кто ты?
– Надежда, я ведь уже сказал тебе. Я хранитель. А сейчас, в данный момент, я твой хранитель. Мне сложно находиться в этом позаимствованным человеческом теле. И сдерживать себя, чтобы ненароком не навредить ему. Ему и так будет тяжело, как я покину его. Поэтому давай уже перейдём к делу. И успокойся. Тебе волноваться вредно.

– Вы Ангел хранитель? Так не бывает. Или бывает?
Спросила она в удивлении.
– Я не ангел хранитель. Мне ещё эта ступень недоступна. Он улыбнулся, взял с тумбочки фрукт и произнёс.
А давай вот этот фрукт съедим вместе. Мне так хочется почувствовать эту человеческую еду человеческим телом. Ощутить собою.
Но вдруг подскочил к ней, сорвал одеяло с другой кровати и накрыл её.

– Тебе холодно, укройся, а то ещё простудишься, заболеешь, молоко пропадёт. Лицо его стало серьёзным, и он укутал её так, что только лицо оставалось открытым.

«Он человек или всё же нет? Думала Надя. Вот только, как это?»

– Спасибо. Произнесла Надя, она только сейчас почувствовала дрожь в себе.

А он разломил на кусочки какой-то фрукт, Надя даже не знала его названия. Один кусочек он положил себе в рот, а другой  протянул Наде, произнося.

– Попробуй это очень вкусно. И не бойся, эти фрукты не аллергенны. На сыне не отразятся, а молоко у тебя полезнее станет.
Сел на кровать напротив Нади, чуть помолчав, продолжил.
Жизнь человеческая очень зависит от случайных встреч, зигзагов судьбы и неожиданных разветвлений пути. Совпадения, эти маленькие чудеса не что иное, как намёки. У вселенной такие планы на счёт вас, о которых вы и помыслить не можете.
Стечение обстоятельств легче заметить, но только по прошествии времени. Однако, кто умеет и видит эти обстоятельства, видит в настоящем, находится в более выгодном положении. У такого человека больше шансов воспользоваться новыми возможностями.
Кроме того осознание у такого человека преобразовывается в энергию. Чем внимательнее вы к совпадениям, тем чаще они случаются.
А значит шире ваш доступ к посланиям, подсказкам о предназначенном вам пути и вашем направлении.

Он замолчал и посмотрел на Надю внимательным взглядом, чуть помолчал, продолжил.

– Видишь ли, твой сын родился для этого мира и мы обеспокоены тем, что его душа слишком быстро переродилась. Его душа женщину выбрала верно, но вот с отцом проблемы. И мальчик может пойти не той дорогой, судя по зарождению и развитию его линии судьбы. Нам важен его правильный выбор, а с этим отцом этого не случиться. Не такой ему нужен отец.

– Где же его взять, другого-то? Какой уж есть.
Тихо произнесла Надя. А он приложил свою обжигающую ладонь ко лбу Нади, и она увидела себя со стороны.
И увидела, как пьяный Генка хватает сына за ноги, выдёргивает из кроватки и кидает в сторону, а сам лезет в детскую кроватку и укладывается спать, а Надя в ужасе кричит и протягивает руки, чтобы поймать сына....

И просыпается от крика. Ничего не понимая, она лежит в своей собственной кровати и понимает, что это сон. Кошмарный сон прошлого.

– Фух! Это сон? И что же это такое? Давно такого не снилось. Слава богу, она тогда выслушала того человека или не человека. Хранитель ли он или кто его знает, но послушала.  И всё сделала, как он ей подсказал.
Надя перевернула, подушку взбила её кулаком, произнося.

– Повернулась подушка, исчезла злая сторона, исчез и сон. А сейчас спать.
Надя долго лежала  и не могла уснуть, всё думала.
К чему ей приснился этот сон, случай в больничной палате чуть ли не столетней давности.
Ну, сто не сто, а двадцать восемь лет прошло. В то время я так и не поняла, на самом деле это было? Или тоже во мне привиделось?
А с поведением Генки я бы и сама с ним не стала жить. Так сама или не сама? Спросила она себя. И подумав, ответила себе.
Да, кто же это знает.
И не заметно уснула и снова та же палата, и тот же человек рядом с ней и снова продолжил ей говорить.

– Твоя духовная связь с сыном будет всегда крепкой. А вот из-за торопливости порывов ваших душ, твоя жизнь сильно изменилась. Ты должна была немного подождать. Совсем немного, но ты поддалась уговорам и побежала в загс. А к тебе уже спешил твой мужчина, именно твой. Он на немного опоздал, не успел помешать тебе, и предотвратить этот поступок, как побег в загс.

– Ну, а где же он теперь? Женат? С сарказмом спросила Надя.
– Нет, он свободен, но находится далеко. Очень далеко, там, откуда он спешил прибыть к тебе сквозь тернии. Не удалось. Но ты не испугалась родить без мужа. Молодец!
– Но, а как же мне было быть? Если он уже зародился. Не выбрасывать же. Откуда было мне знать? Я думала Гена мой муж и жить нам до скончания века.  Мама с бабушкой были против нашей свадьбы, да и брат тоже. А ещё институт мне надо бы закончить. А если бы я не вышла за него? Или  отказалась от свадьбы, ведь до свадьбы я оставалась....

– А так и надо было сделать. Отказаться от замужества, послушать своих родных, а потом твоя жизнь бы стала другой, устроилась самым наилучшим способом. Вот поэтому нам и пришлось вмешаться, чтобы не погубить жизнь твоего сына.

– У меня бы всё равно родился бы сын?
– Естественно, замуж-то ты б всё равно вышла. А твой сын должен сделать такой выбор, на который мы рассчитываем.
– Какой?
– Всему своё время и это не твои дела, а его. В дальнейшем его судьба, его миссия будет известна лишь ему. Немного пойдёт не так, как бы должно быть, но и это исправим. Вот, как возмужает и выправим. Твоё время сейчас сделать твой выбор. Остаться в иллюзорном сумрачном и призрачном счастье, где порою ты будешь бита мужем в пьяном его виде, или же стать, пусть одинокой женщиной, но сохранить сыну его жизнь и его судьбу начертанной им самим перед воплощением. Выбирай. Выберешь первое, остаться с неверным мужем в будущем вечно пьяным, где погибнешь и ты, и твой сын. Или же трудный путь одиночки, в прекрасной жизни.

–  Почему трудный? Мне мама с бабушкой помогут.
–  Помогут, естественно, помогут. Бабушка поможет. А мама твоя выйдет замуж.
–  Это ещё за кого?
Удивлённо спросила Надя. Её так удивило, что мама выйдет замуж.
–  За капитана третьего ранга. И останется на севере с ним.
–  Вот это новости, мама мне не писала.
–  А она его ещё не встретила, но скоро встретит. Завтра и встретит. Так, что ты не сердись и дай матери быть счастливой.
–  Да, я, да разве....  Разве я против счастья мамы? И что? Она не приедет?
Вновь с удивлением и слегка заикаясь, произнесла Надя.

–  Об этом ты не волнуйся, приедут все твои родственники. И бабушка, и брат твой на несколько дней заглянет, и мама с новым мужем тоже.
–  Уже с мужем? Снова удивилась Надя.
–  Пока, что нет, но здесь они и зарегистрируют свой союз.
–  Удивительно. А ещё мне не скажите?
Хранитель внимательно и серьёзно посмотрел на Надю, ответил.
–  Спрашивай.
–  Брат мой, Гриша, он жениться? Найдёт себе пару? Ведь ему уже много лет.
–  Что значит много? По сравнению с вечностью он молод. И действительно, он молод, а на земные года смотреть не стоит. Он вошёл в возраст, мудростью взрастить поле любви. Найдёт, но не скоро, сейчас его поле любви пустое, там только вы. Своё же истинное поле любви ему повезёт взрастить, как из материального перейдёт в духовное.

–  То есть как? В испуге вскрикнула Надя. Умрёт, что ли?
–  Нет, нет. Надежда, ты не верно подумала. Душа его раскроется. Тогда это и произойдёт. Но дело это не моей специфики, у него свой хранитель есть. Он работает с ним. И мы отвлеклись. Здесь я из-за тебя и твоего ребёнка.
В дальнейшем ты встретишь свою судьбу. Он снова вернётся сюда, и вы встретитесь. Но ваша встреча состоится не скоро.

– Если это всё, правда, то, как вы смеете играть нашими судьбами, нашими жизнями, словно в куклы. И кто такие мы, а кто вы?
– Твой разум не воспримет замысел мироздания. Надежда. Не осознает и не поймёт.
Произнёс хранитель.

«Он произнёс так, словно я была пятилетней девочкой. А может и правда, в глазах этих хранителей мы дети?» Подумала Надя.

– Я хранитель, я тот, кто следит за равновесием во вверенных мне мирах. А о других тебе и не стоит знать. Придёт время, и ты сама всё увидишь и поймёшь. Наберись терпения и мудрей. И институт ты окончишь без трудностей, и работа будет тебе. Хорошим врачом станешь, в родном селе.

– В нашем селе лишь фельдшерский пункт. Как я могу работать там врачом?
– Ты ещё окончи институт, и там дальше всё будет. А пока слушай дальше.
И мама с бабушкой приедут, и будут помогать тебе, но ты не держи их возле себя, пусть они живут своей жизнью. Ты уже взрослая, Надежда и ты спокойно проживёшь без них и естественно, без мужчины, растя и храня сына. Подрастёт сын до возраста пяти лет, и бабушку свою отпусти. Пусть едет на север, к белым медведям.
Хранитель снова улыбнулся широкой улыбкой.

– Я желаю, счастья моим родным, пусть живут своей жизнью спокойной и счастливой, как и мне, и сыну желаю спокойной жизни.
– Прекрасно, Надежда. Произнёс хранитель, радостно улыбаясь и потирая руки. Твой выбор сделан? Значит ради сына?
– Да, ради сына я согласна на всё. Я не переживу, если с ним что-то случится. Я его так люблю.

– Ещё тебе придётся преодолеть нападки не состоявшего мужа, не отвечай на них злобой. А их по жизни будет много, как от него, так и от его матери.
– Но мы же разведёмся.
– Да, разведётесь. И быстро тебя разведут с ним. В миг и без препятствий, но он долго не успокоится.
– А нельзя это убрать?
– Над этим я не властен. Поэтому я предупреждаю тебя.
– Вы всю мою жизнь знаете?

– Предположительно. Где вязко, о том тебя предупреждаю, а остальное строите сами. Возможно, будут у нас с тобой встречи, а лучше налаживай связь со своим личным хранителем.
– Как? Я не могу. В этом не смыслю.
– Душой, милая, душой. Сердце-то вам на что дано? Не просто кровь качать, в нём много функций не только физических, но и духовных.
– Но всё же, это жестоко. Так поступать с людьми.

– Неисповедимы пути всевышнего. Ответил он. А люди такие странные существа, они так близко к сердцу принимают посланные им испытания. Ты не волнуйся, не горюй. Будущее стоит вот этой жертвы отказаться от никчёмного человека. Не рви свою душу, Надежда. Люди обычно рвут свою душу в клочья. Сходят с ума от горя, убивают себя. И, как же они не понимают, и не хотят понять, что эти проверки нужны для из же блага. Для их трансформации в лучшее, прекрасное. Испытание укрепляет их дух и веру.
Жаль, что много людей вот так просто сдаются и прекращают верить. Верить прежде в себя и свои силы. И перестать боятся и во всех трудностях видеть лишь один негатив.
И горе нужно принять, а не отталкивать. Его нужно только принять, а не лелеять. И жить дальше став новым человеком. Сделай вывод Надежда и живи дальше. У тебя красивое имя и рядом с тобой должен быть Демьян, а не какой-то там Геннадий.

– Странное имя како-то. И почему Демьян?
– Не странное, а старое. Оно старо, как сам космос. А Демьян твоя судьба. Он подходит тебе на девяносто девять и девять десятых.
– Хм, судьба. Надо же! Да ещё девяносто девять и девять десятых. Смешно. А почему не на сто процентов?
– А это и есть на сто, я это так сказал тебе. Космос сплошная математика.
– И где этот Демьян?
– Пока ещё далеко, но ты дождёшься. А дождёшься, будешь с ним счастлива. Твое теперешнее состояние сотворить это счастье.
– Как?
Спросила Надя, но ответа не услышала, зато услышала голос из коридора.

– Мамочки, готовьтесь, кормление.
Надя посмотрела на хранителя, но его не было и повернулась к двери, дверь открылась и в палату заглянула детская медсестра, она несла Наде её сына. Надя взяла ребенка на руки, прижала его к себе, приговаривая.

– Здравствуй. Сыночек мой. И посмотрела ему в глаза. Она испытала в этот момент такое количество нежности, что захотелось ей его расцеловать. И она нежно прислонилась к его лобику губами, уже в который раз она испытывала восторг, держа малыша на руках, целуя его.
– Ты моя жизнь, ты моё сокровище.

Он смотрел на неё огромными синими глазами. В этих глазах было огромной синий океан любопытства и любви. Она вдыхала его аромат, его белые с рыжинкой волосы, отливались золотом, издавали сладкий аромат, и она не могла надышаться. Ребёнок был с ней рядом, и она забыла о его несуразном отце, так и не состоявшемся. Забыла и о каком-то хранителе, что хранит равновесие. Забыла всё, что он ей говорил, и пророчил какого-то Демьяна, а это имя она вообще забыла. Для неё теперь было всё равно, что было и что будет, для неё теперь только то, что есть здесь и сейчас. Сын, её сокровище и она рядом с ним. Малыш улыбнулся, и Надя сама засияла улыбкой, произнесла.

– Ангелочек мой, будем кушать? Конечно, будем.
Ответила сама, почувствовав движение в груди, как моментально набухли грудные железы, пока Надя готовила их к кормлению, положив малыша на колени, из соска уже выступали белые капельки молока с живительной силой для младенца.
И только покормила ребёнка, как вошли тётя Лариса и Марина, они принесли одежду для неё и для малыша.

– Как дела? Красавица, ты наша? Покормила?
– Да, тёть Ларис, а что?
– Пришли тебя забрать.
– Забрать? Радостно и удивлённо спросила Надя.
– Да, забираем тебя. У меня смена ещё не закончилась, но Мариночка с Серёжей заберут тебя и отвезут домой.
– Ой, как хорошо.
У Нади от чувств потекли слёзы, но тётушка строго пресекла её

–  Надюшка! Чтобы я последний раз видела у тебя слёзы. Всё у тебя хорошо, мы с тобой, а там мама твоя с бабушкой прибудут. И береги себя, тебе ребёнка выкармливать, а от слёз может пропасть молоко. Давай одевайся сама, Марин помоги ей, а я ребёнка переодену.

– Да, да, тёть Ларис, обещаю, больше плакать не буду. Тёть Ларис, ты мне, когда-то обещала помочь с разводом. Поможешь?
– Созрела? Наконец-то.
– Да, хочу до приезда бабушки получить развод. Она мне приказала сразу развестись, а я всё тянула. Один раз я подавала, когда я всё же осмелилась и пошла в загс, но в тот раз он не явился, а потом подумала….
– Что ты подумала, и так ясно было. Не переживай, разведём. Хоть завтра сделаем. Теперь и без него можно. Ирина Викторовна и то часто говорит, зачем ты всё это терпишь. Пусть Марина вечером документы мне принесёт. И всё сделаем.

– Да, да. Марина принесёт. Да, Марин?
Та кивнула головой и с увлечением и с восторгом осматривала малыша.
– Вот и отлично. Мариша вечером принеси, а завтра сделаем её свободной. И малыша зарегистрируем сразу. И язык бывшему твоему укоротим. Серёже сейчас передам, чтобы он у него взял расписку, пусть действительно на бумаге откажется. А то только кричит на каждом углу, ребёнок не его и отказывается от ребёнка. Пора пресечь клевету. Серёжа нас с машиной ждёт на улице.

– Ой, спасибо, тёть Ларис. А вдруг не даст отказ?
– Сережке и не даст? Да он при виде Серёжки трясётся, боится его и молчит. Так, что будет всё хорошо. Ты имя дала уже своему Ангелочку?
– Да, Мишенькой его назвала. В честь папы.
– Хороший был человек Михаил. Верно сделала. Пусть имя твоего отца звучит и во внуке. А отчество, какое вписывать надо будет? Геннадиевич?
– Отчество? Я как-то не думала над этим. Не хочу Генкино, не хочу ничего хоть, что-то связывало нас с ним. Раз отказался, то и отчество другое.

– И какое?
– Думаю дедушкино дать. Мама у меня Дементьевна. А, что оригинальное отчество, не хуже, чем Геннадиевич.
– Вообще-то Демьяновна она. Это тётя закапризничала с обиды и изменила ей отчество. Записала Дементьевна.
– Ой, и у бабушки были такие обиды? А я не знала. Она ничего об этом не говорила. Интересно.

– Это она нам с Верой по секрету рассказала, когда уже ты родилась, всё умилялась тобой и говорила, что ты похожа на Демьяна. Даже плакала от радости. И винила себя, что с ним рассталась. Что-то ей не понравилось в доме. Что-то он сделал не так, я забыла. Дом-то ваш огромный, это он построил.
Они ссорились долго, и так яро, что он не выдержал и уехал. А тётя потом долго плакала, просила вернуться.

– Да? А он не вернулся?
– Не успел. Он ведь с расстройства взял и записался добровольцем на войну, не помню куда. То ли в Египет, то ли ещё куда-то в азиатскую страну. Где только наши воины не были и миротворцами и солдатами.

– Ох, ты! Я такое вообще впервые слышу. Никогда бабушка не рассказывала.
– Как он погиб, она о нём больше не вспоминала. Как бы замкнулась в себе. Вот только при твоём рождении вспомнила и всё умилялась, как ты похожа на него. Фото нам показывала, красивый и представительный был мужчина.

– Дааа? Надо будет посмотреть альбом. Там у неё ещё письма в шкатулке лежат. Наверное, от него. Я никогда не интересовалась. Почитать, что ли? Хоть что-то узнать о семье.
– Ты лучше бабушку расспроси, как приедет. Мишенька тоже на него схож.
– Приедет, расспрошу. А что? Будет здорово и пусть бабушка порадуется. Пусть будет и Мишенька Демьянович, раз маме не удалось носить его имя в отчестве, Пусть Мишенька носит.
– Вот и всё договорились. Так и сделаем. А сейчас домой. Всё забрали?

И Надя с малышом приехали домой. Войдя в калитку, она увидела возле окна своей комнаты молодую яблоню, она распускала свой цвет.

–  Смотри, сыночек, как красиво. Старая яблоня отцветала, когда ты пожелал родиться, а молодая тебя встречает новым цветом. Это рассвет нашей жизни сыночек. Правда, красиво?
Она подняла малыша в вертикальное положение и показывая ему всё пространство сада и дом.
Это наш сад, наш дом. Его построил мой дедушка. Твой прадедушка Демьян. И ты его имя носишь в своём отчестве.
Радостно говорила Надя. Мимо шла Марина, она несла вещи и остановилась, удивлённо произнесла.

–  Надь, смотри, а он понимает.
–  Конечно, понимает.
–  Осматривает-то как своими синими глазищами. Они на свету у него стали ещё синей, Надь. А у кого у вас такие глаза?

–  Не знаю, у бабушки и мамы  голубые, у меня и у Гриши зелёные. Мама говорила, у папы были зелёные глаза. Может у деда Дементия синие.

И жизнь продолжалась. Марина продолжала жить у неё, да и Серёжа поселился, и Наде было спокойно. На другой день к вечеру принесли ей документы, о расторжении брака и Мишеньке о рождении. И зажили они в ожидании бабушек и дяди.

Прошло какое-то время, Марина была в институте, Надя занималась и малышом, и ещё подготовкой экзаменов. Всё же этот курс ей хотелось закончить, старалась дописать курсовую работу, которую она не закончила перед рождением сына. В данный момент переодевала сына, надевала ему ползунки. Наступало жаркое лето. Надев ползунки, Надя улыбнулась.

– Великоваты, но ты же у меня растёшь, сыночек.
Как за окном послышался голос Геннадия.
– Надька! И алименты я платить не буду. И не надейся. Я докажу, это не мой ребёнок.

Окно было раскрытым, лето, в комнате должны быть и солнечный свет, и свежий воздух. Поэтому Надя держала почти всегда окно открытым, лишь погодные условия позволяли, а не позволяли, то всё равно форточка была открытой. Их улица была тихой, машины здесь редко проезжали. Надя не обращала внимания на Геннадия, когда он приходил и кричал ей что-нибудь обидное. И всегда думала. Пусть себе развлекается, всё равно грязь его льётся на него самого,  но сегодня, отчего не выдержала.

Надя взяла ребёнка на руки, хотела прикрыть окно, но сначала положила его в кроватку. Подошла к окну, как снова услышала.

– Слышь, Надька, ни на что не надейся. Ни копейки не получишь.
Надя подошла к окну и ответила.
– И что ты орёшь на всю улицу? Всё не угомонишься? Успокойся. Уже доказано твоим отказом, не твой ребёнок, не твой. Замолкни и иди прочь. Алименты мне не нужны. Чтобы из-за твоих подачек ты нам нервы трепал? Да ни за что. И ты не сможешь ничего предъявить сыну. И кстати, записан ребёнок на моих родителей. И ты не имеешь к нам никакого отношения.

– Ты ещё и кочевряжишься стерва такая. Да знаешь ты, кто? Твою же мать..., дальше пошли не цензурные слова какая она мать и посылая и втаптывая грязными словами какую-то мать, и снова. Да знаешь ты кто?
И тот же сленг отборных нецензурных слов по отцу и матери поэтажно.

От его слов у Нади вскипели эмоции,  но она ровно задышала, посмотрела на сына, вышла из дома, подошла к вальяжно стоявшему Геннадию и, взяв его за руку выше кисти сильно сжала, да так, что он вскрикнул. А она заговорила тихо, да так, что ей самой послышался вроде бы и не её голос, и что это говорила вовсе не она.

– Никогда, ты слышишь, никогда не смей упоминать мою мать, особенно в таком контексте. Никогда. Ты понял?
– А чё будет?
– Хочешь сейчас проверить, что будет?

Ещё ниже и как-то зловеще спросила Надя и посмотрела ему в глаза так, что на его лице возник страх. И она почувствовала этот его страх. Запах страха, такой кислый чуть горьковатый, отдающий гнильцой. Она удивилась,

«Откуда это у меня? Как это я такое почувствовала в нём? Я так умею?»
Подумала она.

– Ты, что не нормальной стала после своих придурочных родов?
Надя, сделав строгий взгляд, произнесла.

– И эти слова я записала. Запомни. Мама, это самое дорогое, что есть у человека. И очень жаль, что многие этого не понимают, в том, что оскорбляя чью-то мать, пусть даже незнакомую, тем самым оскорбляют и свою. Жаль, что не впитали эту мудрость с материнским молоком. Мама, это для всего мира мама, и в космосе есть мама, и она страдает, когда оскорбляют такими словами всех матерей и её в том числе.

Надя и не знала, откуда шли эти слова, они просто лились потоком и в тихом негодовании вбивались в мозг Геннадия, который старался вырвать свою руку из цепко сжатой ладони Нади.

– Да, отпусти ты меня. Ненормальная.
Надя снова посмотрела ему в глаза, так что на его лице возник снова страх, заметался, и как Наде показалось, страх его бьётся о его черепную коробку, и  на Надю пахнуло его жизненными отходами.

– Фуу! Вонь-то какая от тебя. И запомни, никогда и никому не позволю порочить матерей. Советую тебе и свою мать оберегать, а не орать на неё, да деньги требовать. Запомнил?

Ещё более зловеще произнесла Надя, что он отшатнулся от неё, но зажатая его рука в обхвате пальцев Нади не дала ему ускользнуть.

– Да, запомнил, запомнил.
Ответил сразу протрезвевший Геннадий. От Нади он уловил аромат присуще только чистоплотным женщинам нежный цветочный, едва уловимый запах. И пахло нежностью ребёнка, и ещё чем-то не уловимым, что всегда его влекло к ней, но ревность и наговор на неё не давали ему покоя. Да ещё за свою дурость, а поведение в свадебном отдыхе, который так и не получился. Очень сожалел. Сожалел и в том, что упустил Надькины драгоценности.

«Это какие же, деньжищи бы были».
И он с удивлением смотрел на Надю, совсем другую, твёрдую, не покорную красивую и притягательную, и ещё больше желанную. Но видно теперь не исправить. Он тряхнул головой и подумал.
«Да, что же в ней такого? Обычная баба».

А Надя ткнула указательным пальцем ему в лоб и тихо, но твёрдо сказала.

– Иди вон отсюда. Ты не вписываешься в нашу с сыном жизнь. Оставайся за пределами нашей жизни.
И повернулась, ушла. А он снова подумал.

«А может и нет, не такая, как все».

Идя в дом, она спросила себя.

– И этого гнойного урода я любила? Брр! Как порой любовь бывает зла. А может не любовь, а какой-то заворот в мозгах? Блажь, какой-то натиск со стороны Генки, как он вначале клялся в любви. А сейчас мне уже вот отсюда он видится простой кучей мусора. Это не любовь была, возможно, привычка, как говорила мама с примесью каприза. А может, что-то и было, ведь кружилась у меня от его слов, от его запаха....

Но не успела договорить сама себе, как тут же у Нади возник запах, который она только, что ощутила от бывшего, её замутило и желудок издал угрозу выбросить всё из себя.

– Фу! И зачем я только вспомнила. Бееее.
Надя вернулась в дом, вошла в спальню, где малыш лежал в кроватке. Увидев мать, он радостно загукал, пуская слюнки. Услышав его такие яркие лепетания, Надя не удивилась, что в столь раннем возрасте, а он уже так разговаривает на своём языке, а ему всего-то третья неделя идёт от роду, но она его считала ангелочком, а значит и агукать может сразу от рождения. И с нежностью склонилась над малышом.

– Мой малыш, мой сыночек. Мишенька, родной мой. Ты настоящее чудо. Как же я тебя люблю. Какой же, мой сыночек хорошенький. И нам прекрасно живётся без твоего пьяного папашки. Правда, сыночек?
Малыш залепетал что-то ещё и радостно задрыгал ножками и ручками.
– Ты согласен со мной?
Малыш вновь продемонстрировал радость.

– Хороший мой, ты настоящий мужчина, хотя и малыш, но обязательно вырастишь настоящим. Я тобой уже горжусь, радость моя. Наверное, каждая мама так думает о своём ребёнке. И они правы. А сейчас полежи спокойно, поиграй или поспи, а мне надо подготовиться к экзамену, чтобы осенью быть готовой учиться на следующем курсе. Скоро бабушки приедут и дядя Гриша. Они нам помогут и я смогу сдать все экзамены.

Надя включила запись колыбельной песни, записанной на магнитофон. Там  она сама пела, своим голосом и записала ещё в первые дни, как приехали домой. Далее, после колыбельной был просто ласковый разговор с малышом, тоже записанный её голосом.
И она включала магнитофон, когда ей надо было заниматься домашними делами или подготовкой к экзаменам. Конечно, она часто подходила и разговаривала с ним, чтобы малыш видел её. Вот так Надя справлялась сама, вечером ей помогала подруга. Со дня на день должны приехать мама с бабушкой. Уже звонили и сказали, скоро вылетают.
Продолжение следует.....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.