Картошка

КАРТОШКА

     Как-то решил я посадить картошку на заброшенном пустыре.  Никто там не ходит, дикий бурьян с человеческий рост, лопух, крапива, чертополох, земля отдохнувшая. Расчистил и разработал сотку земли и в середине июня посадил с молитвой картошку. Люди в мае сажают, а я в июне, из собственного опыта знаю – она вырастает более урожайной. Иногда наведывался, глянуть, как она поживает, окучивал.
     В начале сентября пошёл посмотреть, что там с моей картошкой. Скоро и копать уже пора. Пробрался сквозь бурьян, нацеплявши, как овца, репьёв, смотрю, а там Мамай прошёл: всё потоптано, ботва почти вся повыдернута, видно, бомжи пришли, лопаты нет – за ботву выдёргивали: картошку, что выдернется из земли, забирали, а ботву тут же бросали.
     Хотел, было, расстроится, но вспомнил слова одной верующей старушки Нины, она поведала мне о том, как посадила у себя в саду морковь, поливала, прореживала, радовалась, что та растёт крупной да сочной, а пришла в один день – ан моркови-то и нет. Взмолилась она со слезами к Богу: «Господи, почему ты попускаешь людям голодать? Хорошо, что привёл их ко мне, хоть с голоду не умрут. Господи, будь милостив, не оставляй людей без пропитания!»
     Её повествование было как старческое поучение.
     Взмолился тут и я: «Господи, хорошо, что Ты напитал бомжей, хоть они не сеяли, а только пожали! Оставь и мне от урожая что-нибудь!» И отошёл я домой, думая, ладно, картошки нет, других дел немало, приду попозже с лопатой, попробую, что там мне Господь оставил.
     Начался октябрь. Погода солнечная, для осени даже тёплая. Отправился на участок с надеждой на промысел Божий, начал копать, а картошка всё крупная, ядрёная. Господь и мне оставил её, накопал пять вёдер. На зиму хватит! Вот, что значит – растить с молитвой!
     С молитвой посадили мы картофель и у друга, я заехал к нему во время отпуска в гости. Друг с женой обрадовались: вот и помощник! А им выделили на работе земельные участки под высоковольтной линией под картошку. Пришли мы на участок, народу много, трактором там вспахали всю землю, осталось посадить картошку. Я говорю, что перед работой надо помолиться. Давай, молись, – говорят с улыбкой, – на твои молитвы надеемся! Посадили мы картофель. А когда в следующий раз у них был, то они рассказали, что произошло чудо: вскоре после посадки соседи по участку при встрече спросили – чем они удобряли участок, их делянка зеленела буйным квадратом среди остального серого поля. А осенью получился хороший урожай.
     Как-то, было тоже, гостил я целое лето у родственников. Посадили картошку, тоже попозже. Все давно уже с посадкой картофеля справились, потому соседи всё выспрашивают: «А вы когда сажать будете? Все же уже посадили!» Отвечаю: «Пока ещё рано». Родственник и рад, что не надо в огороде возиться, ходит по людям, ищет, где нальют.
     У людей уже стебли высокие, а мы только начали сажать. Я с молитвой целое лето то сорняки выпалывал, то окучивал, то с жуками колорадскими боролся, пусть и тварь Божия.  Наконец, наступило время копки, хотя люди давно уже выкопали и высказали недовольство скудостью собранного урожая на участках, и теперь поражались нашей неспешности.
     Копаем мы, картошка уродилась на удивление крупная, чистая. Родственник удивляется: что за год такой урожайный выдался безо всяких удобрений! Попадаются, правда, иногда, клубни, подъеденные медведкой. Родственник ворчит:
     – Всю картошку медведка поела!
     Говорю ему:
     – Да много ли порченных тех клубней? Ну, с ведро наберётся. Ты её на корм псу оставь, ему тоже есть надо. А медведки хвалили Бога, как и всякое дыхание, и за тебя молились, слышал же как они по ночам стрекотали: «Благодарим тебя, Боже, что послал делателя, который кормит нас! Пусть овощных произведений у него будет побольше!» Вот и вымолили такой урожай! Вот, что молитва делает!
     – Да это всё твои фантазии! – недовольно отмахивается хозяин.
     На радостях, но скорее с расстройства, напился он и давай на меня давить:
     – Какой теперь на следующий год урожай будет? Вся земля истощилась!  Навоза уже десять лет на огороде не было. Давай, давай покупай навоз! Ты своими молитвами из земли все соки выжал! Что я соберу на следующий год? Навоз, говорю,  давай покупай! Или ты думаешь, что я буду поклонами лоб разбивать перед Богом? Не собираюсь я быть у него рабом! Всё зависит от человека: будет он работать до пота со лба, и урожай будет, а будет биться лбом об пол, только шишки получит! Всё – навоз чтоб купил!»
     Соседи даже удивлялись тучному урожаю, особенно один, пришедший хозяину помочь разделить эмоции о таком урожае за бутылочкой, он давал свои лишние семенные клубни нам на посев:
     – Вот что навоз делает! Какая крупная уродилась! А у меня ведь один горох.
     Я говорю:
     – Никакого навоза не было. Это всё молитва сделала! А ангелы помогали.
     Сосед возражает:
     – Как не было? Я, проходя мимо, сам видел, как вы разбрасывали по огороду навоз!
     – А ты, оказывается, человек духовный, коль видел ангелов помогающих! – смеюсь я.
     – А ты – фантазёр! – не верит сосед.
     Молитва – она может многое! Помню раньше – мы картошку сажали в деревне у тётки, тёти Кули, материнской сестры. Я всё удивлялся: тётка передаст через кого-нибудь с оказией, что нужно приезжать такого-то числа копать картошку и мы, три семьи сестёр тёти Кули, ехали из города в деревню. И всегда бывала в этот день хорошая погода, хотя до этого случалось ненастье.
     Вот как-то уже неделю шли дожди. И вдруг мать говорит: послезавтра едем в деревню копать картошку. Говорю: «А как же дождь?» Мать отвечает: «Тётя Куля лучше знает, когда ехать. Раз сказала приезжать, значит, поедем». Приехали мы вечером. За окном накрапывал мелкий дождичек. Спрашиваю у тёти Кули: «А как мы будем копать?» А она: «А я молюсь, и мы помолимся опять, Бог всё и устроит».
     Помолились перед сном о хорошей погоде, с утра встали, а за окном всё неприятно накрапывает. Помолились опять. Стали садиться за завтрак. А что ели в деревне? Весной – варили щи из сныти, крапивы, борщевика. А так – ставили на стол большую чугунную с толстым слоем нагара по низу сковороду с растопленным коровьим маслом и насыпанной в ней горкой соли, картошку в большой чашке, варёную в "мундире", ржаной круглый хлеб, который сами пекли, перекрестив свежий каравай ножом по хрустящей, ароматной корке, яйца, молоко, либо кислое молоко, которое называют «уйран», самодельный, запечённый в круглых лубяных формах, сыр, квашенную капусту. Очищали картошку, макали в масло с солью, тем и жили. Ну, с заморозками, и мясо было, когда забивали скотину, и можно было заморозить его.
     И вдруг в избе посветлело, а это тучи стали рассеиваться, тёплое солнышко залило всю округу. Пока занимались утренними делами, земля прогрелась, подсохла, она здесь рыхлая, супесчаная.
     Вышли в огород, а он обширный – сорок соток. Спрашиваю у тёти Кули: а чего она в огороде выращивает только капусту, укроп, лук, чеснок, морковь, свёклу, огурцы да тыкву? А как же помидоры, кабачки, перец, баклажаны? Она отмахивается, мол, это всё баловство, городские забавы. Вам городским лишь бы вкусно было. А мы помолимся, перекрестим еду, и всё сытно.
     Вооружились деревянными лопатами, похожими на вёсла, здесь всегда так копают, чтоб не повредить картошке, и приступили к делу. Народу много, три семьи как-никак. С шутками, прибаутками к вечеру картошку выкопали, стали собирать в мешки и сносить в амбар. А накопали больше шестидесяти мешков. Небо тут стало мрачнеть, солнце спряталось за тучи. Когда с огорода вносили в амбар последний мешок, упали первые крупные капли, а потом пошёл хороший дождь. Но, слава Богу, всё успели сделать!
     А картошку мы потом делили пополам, половину ссыпали в подвал, на зиму тёте Куле: у неё всё-таки корова, свинья, пара овец, куры, этой живности тоже зимой есть надо. А другую часть отвозили по первопутку, когда замерзала дорога – весной и осенью непроезжая, в город, поделив между собой. Да ещё тогда резали свинью, и возвращались с картошкой и мясом. А тётя Куля оставалась в деревне со своей скотиной, хозяйством, с зачитанной до дыр общей тетрадью с рукописной Псалтырью и тетрадью с молитвами, которую ей передала болящая Лиза, не один десяток лет страдавшая тяжелейшим полиартритом. Она только высоко лежала на кровати, опершись на подушки, и крупными печатными буквами, еле держа ручку в негнувшихся пальцах, переписывала Псалтырь и молитвы, раздавая эти толстые рукописные тетради верующим женщинам со всей округи, тогда ведь этого не было в продаже. Такой уж у неё духовный подвиг был!
     Тётя Куля в течении дня, в перерывах между делами, постоянно молилась по этой Псалтыри, состоя в церковной двадцатке: летом – между делами по домашнему хозяйству, огородом, скотиной, зимой – между тасканием дров из сарая и воды на коромысле из колодца в овраге, топкой печки, обиходом скотины да прядением пряжи из шерсти, которую настригала со своих овец. Да соседи давали ей ещё шерсти на пряжу. Потом она вязала тёплые носки, варежки, свитера, рейтузы и раздавала всё родственникам. Когда я приезжал, она вытаскивала очередную пару толстых носков и пыталась одарить ими меня. Говорю ей: "У меня ещё прошлогодние не сносились", а она сетует: «А что мне тогда делать зимой, я без дела не могу. Поэтому и в город не хочу, хотя племянники зовут переехать к ним. Это вы в городе привыкли ничего не делать. А мы с детства всё время трудились. Семьи в те времена заводили большие, изба полна детишек, нас было семеро. Когда спали отец с матерью и не видели. Рано ложились, рано вставали. Зимой нащиплем лучину, и вечером, при горящей лучине, ткали, пряли; отец лапти плетёт, а сам всё время Иисусову молитву поёт. Он в местной церкви старостой был. Это перед войной керосиновые лампы появились, а за керосин нужно было сдавать в колхоз определённую меру картофеля и определённое количество яиц. Привезут керосин, и получали его определённый объём только те, кто числился в списках сдающих. Электричество провели только в конце шестидесятых годов. Мы до войны ещё в лыковых лаптях ходили. Денег не было, пенсий не было, жили только своим крестьянским хозяйством, работали в колхозе за одни трудодни, на которые потом давали рожь, овёс, другие продукты, выращенные колхозом. В 1964 году государство стало выплачивать колхозникам пенсии, как раз перед смертью старенького отца. Он, получив пенсию в 12 рублей, радовался: «Ну вот, и я дождался пенсии! Будет на что похоронить. Хотя уже и умирать не хочется». Как считали в деревне, наш отец был самым культурным в деревне. Поработав до революции бурлаком, как он говорил, на Волге, приехал с хорошими деньгами, в шляпе, сапогах, в плаще. Он первым в деревне завёл рукомойник, самовар, на который приходили полюбоваться сельчане, алюминиевые ложки, кружки, чашки, когда у других всё было деревянным. Посватался он к приглянувшейся девушке – нашей маме – из соседней деревни. Её родителям очень понравился наш отец, такой видный, умный, как городской, так красиво поющий множество песен. И они сразу же отдали дочь за него.
     А когда мать получила пенсию, она рассказывала, как пошла в местный магазинчик, чтобы купить сахар. Придя в магазин, увидела там в продаже чудную тарелку с голубыми цветами. Мать так пленила прелесть цветочной тарелки, что она решила отказаться от сахара и купила дорогую вещь за рубль двадцать, так сладко тешащую сердце. Она то и дело потом смотрела на неё и восхищалась: «Какое же наслаждение смотреть на такую удивительную красоту! Слаще всякого сахара!»
     Было ещё дело. Другая сестра матери, тётя Ксеня, попросила приехать к ней в деревню, помочь копать картошку. Я как раз в отпуске был. Приехали вечером с двумя родственниками к ней. А на дворе моросит дождичек. Тётя Ксеня со вздохом говорит: «Зря приехали. Как копать будем? Погода, видите, какая!» Я возражаю: «А вон тётя Куля молится, и погода устанавливается. Давайте и мы помолимся». Она говорит: «Тётя Куля верующая, она постоянно молится. А я не молюсь, о Боге всё забыла, что отец рассказывал. Только "Отче наш" и помню. Я ведь учительницей в деревне работала, нам нельзя было верить. Это сейчас свобода, вам никто не запрещает». Говорю ей:
     – А я, вон, тебе религиозную познавательную литературу привёз. Читай, просвещайся, других деревенских соседей просвещай, теперь уже не детей, но взрослых. И так будешь исполнять великую апостольскую миссию.
     Помолились, легли спать, а с утра смотрим: чистое небо, ясное солнышко. Земля вскоре подсохла, и мы вышли на зады усадьбы на копку картошки. Вышли деревенские люди и из соседских домов на свои участки. И, как принято в деревне, объединились в одну артель, и пошла работа. Выкопали быстро у одних, других… пятых. Ближе к вечеру всё было закончено. На улице расставили столы, накрыли обильно разносольные угощения и весело отметили окончание работ.
     Молитвой многое можно выпросить у Бога!
     Вот как-то, в 2010 году, когда я работал в православной гимназии, начались летние каникулы. Лето было засушливым, дождей практически не было. Работала у нас кухонной работницей баба Валя. И она с горечью мне вздыхает:
     – Вон погода какая – ни одной капли. Всё засыхает. Хоть ты и уезжаешь на каникулы, но давай каждый день молиться, просить у Бога дождя!
     Уехал я на всё лето к родне в провинцию. Зашёл к другу в гости. А он печальный – у него сын погиб в аварии. Говорит он в отчаянии:
     – Всё, больше в Бога я не верю. Душа моя высохла, окаменела. И крестик с шеи снял. Где же справедливость? – дети должны хоронить своих родителей, но не родители своих детей. Если бы Бог был, то он не был таким несправедливым. Вот и сейчас – такая засуха, земля пошла на метр в глубину трещинами, трава вся повысохла, как в деревне скотину кормить? Если и выгоняют её на высохшие луга, она проваливается в трещины, ноги ломает. Видно, голоду быть!
     – Да, – сочувствую ему, – самый несправедливый – это Бог: да, Он несправедлив, но милосерден.  По несправедливости Своей Он и разбойника первым в рай ввёл, за одно лишь покаяние, что достойно приемлет наказание распятием – по грехам своим. Мы же, по справедливости Его, все должны идти в ад за наши грехи, но по милосердию своему Он спасает нас. Ведь Бог ищет не справедливости, но милосердия к нам. Он не проявляет Свою жалость к людям, как врач не проявляет жалости к пациенту, когда нужно провести операцию, чтобы спасти его жизнь, и режет по живому. Кто из нынешних людей скажет, что достойно приемлет все свои скорби и болезни за свои грехи?  Всё ищут виноватых: соседей, родственников, власти, масонов, мировое правительство. И мы должны понимать, что засуха – наказание нам, призыв к покаянию. Василий Великий когда-то говорил, что Бог всенародные пороки уврачёвывает всенародными («всенародный» по-гречески «эпидемия») казнями, ведь и телесные страдания, и внешние бедствия попускаются Им для борьбы с грехом. Можно сказать, всё это – египетские казни. К казням египетским относятся и войны, и катаклизмы, и эпидемии. Если страдают святые, то они нам как пример кроткого перенесения скорбей. А если страдают грешники – то за свои грехи, и примером своим делают целомудренными, уврачёвывают, окружающих. Поэтому нужно каяться и молиться. Молитвой можно и дождь вымолить.
     – Ну, если ты такой верующий, то помолись, чтоб дождь был.
     – Хорошо, – говорю. – Давай помолимся.
     Начал с верой молиться:
     – Господи, прости нас грешных! Пошли дождь. Напои землю влагой...
     Мы расстались. Я пришел домой, лёг спать. И вдруг ночью слышу за окном шум дождя. Вот, думаю в удивлении, что молитва делает – чудеса творит, и решаю ущипнуть себя. Щипаю… и просыпаюсь. Снова засыпаю. И вновь слышу шум дождя за окном. Всё же, думаю, Господь сотворил чудо. Вновь щипаю себя. И вновь просыпаюсь. За окном уже чистое, солнечное утро. Вся комната наполнена ранним светом. Понимаю, Господь наказал меня за самонадеянность. Ну почему же молитва не была услышана? Почему Господь не привёл друга к вере через сотворение чуда дождя, хотя я был уверен, что чудо будет и ждал его?

     ...Осенью встретились мы с бабой Валей в школе. Вечер, сидим в трапезной, чай пьём, начали беседовать о прошедшем лете. Темновато. Я включил свет. Баба Валя вскинулась:
     – Выключи. Не порть свет!
     Я улыбнулся про себя на строй её мысли, как она кратко и самобытно выражается о напрасном сжигании электричества, а баба Валя стала спрашивать: молился ли я о дожде? Говорю: молился, но, видно, по грехам нашим стояла сушь. И баба Валя сетует:
     – Да, деревне будет больно тяжко, трава-то вся сгоремши. Молитвы, меня грешной, тоже не дошли до Бога. Прости нас, Господи! А какой ты молитвой молился? Я вот каждый день читала молитву при безведрии, там слова ещё такие: «...подаждь, Господи, вЕдро достоянию твоему...»
     Я смотрю на неё и удивлённо говорю:
     – Баб Валь, да ты святая!
     – Не выдумляй! Нечего мене шутки шутковать! Кака святая? Всяк норовит подсмеяться надо мной – и жуки, и жабы!
     – Ну ты же каждый день просила солнечную погоду, вот Господь и посылал её. Ведь безведрие – это когда ненастно, и идут проливные дожди, когда долго нет хорошей, солнечной погоды. А ведро – солнечные, ясные дни.
     – Разве! Ой ты Господи, а я и не знала! Как же я оплошала? Не так молилась! Чуть весь свет из-за меня не сгорел! Чуть на тот свет его не отправила!

     ...А через год я вновь встретился с другом, и он от чистого сердца признался:
     – Я всё понял – почему нам нужны жизненные испытания, поверил в Бога, снова надел крестик. Стал опять ходить в храм.
     И тут уж я понял: вот оно настоящее чудо – Господь окропил влагой святой благодати Своей его душу, проник в неё, размягчил. Вот что, оказывается, нужно было сделать благодатной, плодоносной почвой в первую очередь. Душу. Вот что производит главные земные плоды. Вот куда пролился Его дождь.