МАЯК. 1

По мотивам mzlff — "к маяку вселенной"

Часть 1

«СРОЧНЫЕ НОВОСТИ: СТРАНУ -ИЮ ОГЛАСИЛИ САМОЙ ПЕРЕДОВОЙ ДЕРЖАВОЙ 2478 ГОДА.»

«СТРАНА -ИЯ СТАЛА ОБЛАДАТЬ АКЦИЯМИ КОСМИЧЕСКИХ КОМПАНИЙ НА 97%, ЗА СВОИМ ПРОШЛЫМ НЕ ИМЕЯ НИКАКОЙ СВЯЗИ С КОСМОСОМ И ЗАНИМАЯСЬ ЛИШЬ АГРОТЕХНИЧЕСКИМ ПРОИЗВОДСТВОМ.»

«В 2503 ГОДУ -ИЕЙ БЫЛ ВЫПУЩЕН ПЕРВЫЙ МЕЖГАЛАКТИЧЕСКИЙ ШАТТЛ, А ТАКЖЕ БЫЛИ ПОСТРОЕНЫ И ОБОРУДОВАНЫ В ГОРОДАХ «РЕЛЬСОТРОНЫ» - ПОЕЗДА, ДВИЖУЩИЕСЯ НА СВЕРХЗВУКОВЫХ СКОРОСТЯХ, ОДНАКО НИКАК НЕ ВОЗДЕЙСТВУЮЩИЕ НА ОРГАНИЗМЫ ЛЮДЕЙ.»

«БЛАГОДАРЯ ОДНОЙ ИЗ КОМПАНИЙ СТРАНЫ -ИИ БЫЛИ ПРЕДОТВРАЩЕНЫ НЕСКОЛЬКО КАТАСТРОФ, ЧТО МОГЛИ ПРИНЕСТИ С СОБОЙ ПОЛНОЕ РАЗРУШЕНИЕ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ.»

«КОСМИЧЕСКИЕ ШАТТЛЫ СТРАНЫ -ИИ СТАЛИ СПОСОБНЫ ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ МЕЖДУ ВСЕЛЕННЫМИ.»

Последняя запись была датирована 2557 годом. Девушка вернулась в свой старый дом. Она уже много лет назад покинула его. Оставила на произвол судьбы, что желала распорядиться: ужасающим способом изуродовав некогда прекрасную обитель счастья и добра двух молодых людей. Они были разлучены и сейчас она вернулась, чтобы… Узнать. Узнать, что же все-таки случилось.
Она выглядела, словно бушующий и активный вулкан сошлись воедино. Словно после всех бед и несчастий, что они создали, они смогли найти покой в темноволосой девушке. В ее изящных и великолепных чертах лица. В ее способности созерцать, ценить и… Любить? По крайней мере я уверен, что, только взглянув на эту особу, в голове возникнут особенно трепетные мысли, которые останутся с человеком на дни? Месяцы? Нет. Годы. Была она одета, по тем меркам, достаточно усредненно. Её одежда не могла вызвать столько же чувств, как она сама, но одежда могла подчеркнуть излишнюю её строгость и жестокость, которые также выражались и в самой кроткой улыбке, что была брошена лишь для того, чтобы сгладить какую-нибудь обстановку или ситуацию.
Именно такой девушкой и была Ким Кемпбелл. Она неуверенно отворила дверь давно знакомого и до боли в груди родного ей дома, после чего вошла внутрь, обернувшись и закрывшись уже изнутри. В отличие от всех остальных домов этого района, их выглядел ущербно. Деревянные половицы трещали, сам дом начал покрываться изнутри мхом и плесенью, а по углам то и дело были паутинные сети, да пойманные в них мухи.
– Итан… Сколько бы между нами времени не минуло… Я всегда буду верить, что… — Слёзы девушки самопроизвольно начали скатываться по щекам, когда она увидела старое пианино, находившееся в углу зала. Столько всего нахлынуло на девушку в этот момент, что она молча вытерла слезы и, опустив голову, направилась далее по дому. Она решила не тратить время и сразу подняться на второй этаж. Лестница была нелегким испытанием, доски под ногами по началу лишь трещали, издавая донельзя неприятные и противные звуки, которые сигнализировали о том, что в скором времени одна из них сломается. Так оно и случилось, когда нога девушки оказалась в образовавшемся проеме. Она тут же взвыла от боли и, когда через некоторое время все-таки смогла высвободить свою ногу, Кемпбелл быстро оказалась на втором этаже. Этот этаж представлял из себя коридор с тремя комнатами. Для девушки была важна только одна из них. Ким направилась в кабинет своего мужа.
Она, по привычке постучавшись, медленно опустила руку вниз и посмотрела на дверь перед собой. Проведя по ней кистью с какой-то… Особенной нежностью и лаской, девушка уже намного более уверенно взялась за ручку, опустила её и вошла внутрь. Она огляделась и ее взор сразу приковала лежащая на рабочем столе записка. Это был любимый способ его общения с ней. Ким подошла к ней и развернула аккуратно сложенный листок.
Держа его в руках, она отметила, что был он желтоват, некоторых местах потерт, а написанное было практически неразборчивым. Секундой ей было сложно, но чтение в слух началось:
«Я не знаю: сможет ли дойти это письмо до нашего дома. Или нет. Но я буду уверен всегда лишь в том, что ты меня не забыла… Ты не забыла радость от встречи, горе ошибок, счастье в плескании водичкой и ужас всего, что было после… Я знаю, что ты винишь меня за всё, потому что я понимаю, как тебе было тяжело.
Твой Итан Лафрэд всё объяснит. Я объясню, почему пропал после марта 2659 года, НО МНЕ НУЖНО БОЛЬШЕ ВРЕМЕНИ.
Я задыхаюсь. Это моя последняя записка тебе, Ким. В кабинете должно быть две книги, помеченные цифрами. Там ты сможешь найти ответы на все вопросы. Это дневники. Прощай. Я любил тебя.»
Девушка отложила письмо в сторону, аккуратно и трепетно свернув его и оставив в прежнем положении. По каждому её движению было видно, как она жалела каждую вещь, что была ей покинута и оставлена много лет назад. Ведь каждая вещь в своём роде – память, а память может быть обманчива, обманывая подделкой этих самых воспоминаний.
Она глянула по сторонам. Комната сохраняла концепцию всего поместья, а потому паутина в углах и сырость воспринимались обыкновенно. Но тут же Ким молниеносно выглянула в окно, услышав шум приближающегося Рельсотрона. Он приковал к себе её внимание расположившимися под путями следования огромными фонтами и садами, что раскинулись вплоть до центра столицы, который был виден прямо из окна их дома. Огромные многоэтажные здание, обрамленные, словно люминесцентными лампами, сделанными из плазмы и особого вещества под названием «К.А.Р.В.Е.Р.». Пока что расшифровка не имеет значения. Один из главных аспектов этого ресурса – устойчивость к скорости света. По сути, карвер можно использовать и в бытовых целях, например, в той же постройке домов из-за того, что он чересчур универсален и удобен в использовании.
Продолжая любоваться контрастом дома и обстановкой снаружи, она забылась, подошла ближе к окну и случайно пнула дрон. Ким схватилась за ногу, чуть пискнула, но, приоткрыв глаза, заметила лежащие подле дрона дневники, заприметив уникальные номера у тех: 1 и 2. Конечно, она их быстро подняла, оттряхнула и взяла с собой в спальную комнату на этом же этаже.
Засеменив в ее сторону кроткими и маленькими шажками, она быстро очутилась внутри и удивилась наличию ухоженной и застеленной кровати. На ту девушка и села. Внимая каждой трещинке на обложках двух книг, она жадно их оглядывала, но не могла решиться, продолжая винить в их разлуке мужа, который сам решился на то, чтобы оставить Ким на Земле.
Второй дневник лежал около девушки, буквально в нескольких сантиметрах, когда первый располагался прямо на её бедрах. Я не знаю, сколько она так просидела, но, наконец решившись, она открыла первый дневник на форзаце.
Там же ее ждал рисунок космического шаттла и рисунок чего-то неизвестного… Это что-то завораживало, но сразу отталкивало. Кажется, это был он…
Маяк Вселенной…

ДНЕВНИК №1
06.05.2659

Мой самый обычный день состоял из пробуждения по будильнику, переодевания в рабочую форму, завтрака, обеда и ужина. Ничем не примечательное начало этой истории заключается в том, что именно шестого мая я задумался об этом. Надо уточнить, что я никогда не считал себя заумным человеком или, чего более хуже, философом. Всегда я ограничивался простыми мыслями, несвязанными с чем-то великим, высоким. С чем-то, что способно изменить мир в моем понимании.
Каждый день я начал замечать, как всё вокруг меня блекнет. Становится неясным и от того скверным. Что люди, окружающие меня, похожи на муравьёв, а все они образуют свои человейники, в которых бегают, чтобы выполнить, ясные только им самим, дела. Или решить проблемы настолько напускного характера, что иной раз я бы и не заметил, как такая «проблема» коснулась бы и меня самого.
То, что со мной происходит, принято называть «депрессией». Это слово не вызывает у меня ничего, кроме легкого смеха. Я не считаю, что у большинства людей она имеется, ведь зачастую гораздо легче придумать эту проблему себе, чем взять себя в руки и решить всё, приложив все усердия.
Я перестал замечать всех, так скажем, «муравьёв», которые бегают вокруг меня с одной единственной целью – бегать вокруг меня. Но в это утро один из таких муравьёв пристал ко мне:
— Подъём, Итан. – Послышался голос за дверью моей каюты.
Комнатушка моя пилотская была обставлена малым количеством вещей: самозаправляющейся кроватью, шкафом с одеждой и миниатюрным столиком, сидя за которым открывался вид на космическое пространство за пределом шаттла.
— Минуту. – Ответил я, впопыхах поднявшись и начав переодеваться. На моей форме находился кодовый номер, переливающийся несколькими цветами, как правило цветами той звездной пыли, около которой пролетал корабль. Такая привилегия имелась только у Капитана и пилотов, занимающихся управлением. Остальным пассажирам номера присваивались, как номер билета, что они купили, чтобы оказаться на борту.
Я открыл дверь и передо мной своей собственной персоной предстал Винсент Крюк.
Это был капитан нашего шаттла, уже бывалый на своей работе много лет и способный к жестоким переговорам с людьми, неспособным к мирным. Этой чертой характера и своей жестокостью он благодарен своеобразной внешности. Это был великовозрастный мужчина с седыми волосами и шрамом на глазу. Именно крайний элемент его внешности и его баритон помогли ему обзавестись такой популярностью и узнаваемостью среди пассажиров. Однако, стоило узнать его получше, так в нем высматривались черты хорошего лидера и наставника, что всегда был готов поделиться советом или наставить на альтернативный путь. Был готов постараться переубедить человека в его же собственное благо. Но также, как и большинство на корабле, он был мне неважен.
— Что-то случилось, Капитан Крюк? – Сказал я, выпрямившись по струнке смирно и сложив руки за спиной.
— Итан, сколько раз я говорил, что нам стоит обойтись с тобой без формальностей? – Крюк, словно выдавил это из себя, понимая, что у меня вряд ли получится выкоренить эту привычку. – Вольно. Я пришел доложить тебе, что на место второго пилота нашли новую кандидатуру, которая успешно прошла все испытания и экзамен. И теперь готова стать пилотом.
— Принял. Благодарю за информацию, буду знать о переменном графике управления. Буду ждать более точного графика. – А сам у себя в голове прокручивал свое обучение в академии.
Да, это было трудное время и является самым сложным среди каждого человека, желающего стать пилотом. Это была моя мечта с самого детства. Но только благодаря помощи со стороны я смог оплатить обучение там. А также спасибо тебе, Ким. Без твоей моральной помощи я бы никогда не смог стать тем, кем я являюсь сейчас. Но во время написания этого… Меня посещают разношёрстные чувства, они разрывают меня изнутри. Они заставляют чувствовать вину. Но. О ней позже.
— Это Оливер Бруш. – Сказал Капитан Винстон.
Инициалы именно этого человека я желал услышать последними. Как бы ни было странно то были имя и фамилия моего старого приятеля. Называть его «приятелем» мне странно после всего, что мы прошли вместе с ним. Но так распорядилась судьба, и противиться ей бесполезно.
— Принял. – Тихо сказал я, словно отрезал кусок от листа, и с томной многозадачностью посмотрел на Винсента, который, раз пришел доложить мне об этом, точно знал о нашей с ним связи. Но задавать ему лишних вопросов мне хотелось. Утро уже не задалось, а потому я продолжил слушать то, что он скажет, надеясь на скорое завершение нашего диалога.
— Сегодня можешь на работу не выходить. Вы будете работать 2 к 2 и пересекаться будете редко. Но если же у тебя есть к нему вопросы, то вы можете встретиться на завтраке. А сейчас я прощаюсь и вынужден тебя покинуть. – Винсент подытожил и пошел в сторону своей каюты.
Только сейчас я захотел подумать, что доложить – была его простая обязанность. В последнее время я начал замечать в людях только плохое. Может быть, я и вправду начал депрессировать. Или впал в состояние апатии. Я точно не знаю. До сих пор не уверен до конца.
Таким образом, я решил для начала прогуляться по шаттлу. Каюты капитана и пилотов находились на отдельном этаже, ближайшем к точке управления всей системой жизнеобеспечения и управления в целом, поэтому я спустился на один из нижних этажей.
Также, я думаю, что важным аспектом для уточнения является обустройство самого шаттла. Он имеет 250 этажей, не считая кладовые, мастерские и рабочие (комнату управления и этаж персонала). Некоторые этажи оборудованы парками развлечений, бассейнами, игорными столами и барами с игристым, чтобы скоротать времяпрепровождение. Конечно же, так как полёты могут занимать долгие годы, корабль оборудован системой работы для получения средств к существованию. Это своеобразная экосистема, в которой в обороте используются одни и те же деньги, которые люди зарабатывают, а потом тратят на покупки в магазинах, что расположены на каждом этаже для удобства, кроме кладовых и рабочих. Столовая на всём борту одна единственная и находится в середине всего лайнера, чтобы из каждой дальней точки расстояние было одним и тем же.
Понимая это, я решился спуститься на несколько этажей и прогуляться между магазинами. В своей униформе пилота я хоть как-то отличался от этой серой массы похожих друг на друга людей. Похожих не только внешне, но и мысленно, как я писал выше.
И только сейчас я додумался, что считал большую часть встречаемых мной людей вошью, словно я возомнил себя Родионом Раскольниковым, словно я тоже готов взять на себя это бремя изгоя, уверенного в том, что я – индивидуум. Личность. Уникальность.
Вспоминая, как я пару дней назад прогуливался между магазинов именно с такими мыслями, я уверен в том, насколько я был глуп и ужасен в своих мыслях, но, слава Богу, озвучить эти мысли мне так никому и не довелось. Теперь только ты, Ким, знаешь. Кем я был на самом деле.
Все эти мысли давили на меня в тот момент. Мне было сложно существовать и, увидев в одной из витрин магазина пианино, я осознал, что мне нужно на самом деле для того, чтобы расслабиться хоть чуть-чуть. Поэтому без зазрений совести воспользовавшись своими правами пилота, я зашел внутрь магазина и сел за первый попавшийся антикварный инструмент. Глаза мельком забегали по клавишам. Руки ощутили что-то вроде тремора.
Я начал играть.
Я уже не помню, что именно начал я играть, но уверен, что это была та самая мелодия… Конечно, я никогда не мог её сыграть также изящно, чтобы все могли смотреть на меня и восхищаться моей игрой, но я много времени старался. И в конце концов, как я думал, мало-мальски научился её играть. В то время, как я думал, что собираю лишь осуждающие взгляды прохожих, взирающих с высока на мою попытку сыграть мелодию, я долгое время играл, не смотря никуда, кроме клавиатуры, находящейся прямо передо мной. Тогда эти черно-белые клавиши стали мне спасением и забвением. Они помогли мне отстраниться от своих надуманных проблем, а потому моя игра была расслаблена, но не теряла от этого скорости и точности. Точно могу сказать, как я не понимал всего, что тогда произошло. Я посмотрел на людей, собравшихся вокруг. Все молча замерли, ожидая конца моей игры с восхищенными гримасами, которые мне вряд ли были нужны. Я в очередной раз хотел получить свою долю ненависти общества, но вместо получилось одобрение и любовь. Мои глаза начали застилать слезы и, вытирая их, в толпе я заметил его… Оливера. Он выделялся. Он был белой вороной, триумфом среди облепихи. Оливер смотрел на меня так, словно видел в первый раз, но в то же самое время так, как будто знал, что я помню его, но он не помнит меня. Я не знаю, как объяснить это ощущение, но это было именно то, что я написал. Я вытер слёзы, закончив мелодию, выслушал аплодисменты и сорвался с места, чтобы нагнать своего старого приятеля, хотя раньше никогда не любил проводить с ним лишние часы.
Но сейчас, почему-то, всё поменялось. В самом скором времени я догнал его (а я был уверен, что это он по идентичной форме пилота, так как лицо его я слабо помнил) и сразу же обратился к нему как к старому знакомому, на что получил, к счастью, такой же тёплый ответ.
— Оливер! Это я, Итан! – Прокричал я, до конца вытерев слезы и взяв его за рукав комбинезона.
— Итан? ПРИВЕТ!!! – Оливер был немногим выше меня, но сразу взял меня на руки, прокрутил в воздухе и поставил на пол.
Оливер был человеком весёлым, жизнерадостным, сколько себя помню. Всегда своим примером он показывал другим, что на всё нужно смотреть с улыбкой, чем помогал каждому человеку в своём окружении. В том числе и мне когда-то давно. Я никогда бы и не подумал, что смогу его забыть, ведь то чувство спокойствия в любых чрезвычайных ситуациях, которое он мог вселить в человека да так, что он бы даже того и заметил, всегда вызывало особенное моё внимание. Он был высок, около 190 сантиметров, имел длинные кудрявые волосы, что свисали ему до плеч и нежные черты лица, больше походящие на черты лица младенца. О том, что было между нами в прошлом, я напишу чуть позже.
— Оливер! – Я обнял его. – Сколько же мы не виделись со временем академии! – И отстранился.
— Да! Много воды, конечно, утекло, но ты ведь знаешь, что мы всегда найдём друг друга. Мир тесен, как видишь! – Говорил Оливер с натянутой от уха до уха улыбкой и, вникая каждому моему слову. Что же. Это было обоюдно.
— Теперь ты тоже стал пилотом. Так как у меня больше опыта в работе на компанию… Тооооооо есть… - Сделал я довольную ухмылку. – Теперь я могу тебе помочь, как ты помогал нам раньше.
— Да, я помню, но правда, мне не нужно отплачивать! Я буду рад просто пообщаться с тобой и повспоминать былое прошлое. А теперь извини, мы и так засмотрелись на твою игру. – Он посмотрел на девушку, что стояла подле него и вновь на меня. За его взглядом проследил и я. Ранее я никогда её не видел и была она одета, как обычный пассажир лайнера.
— Здравствуйте, извините меня за мою бестактность, я не думал, что вы вместе и… Скажу откровенно не заметил Вас. – Сказал я, а сам внимательно всматривался в черты лица её. В её улыбку, которая показалась мне родной и милой. Словно это та самая улыбка, которой я был лишен уже год назад.
Сама эта девушка была опрятна, красива собой и молода. Она сразу произвела впечатление умной не по годам девицы, которая многое повидала и была, подобно своему спутнику, готова делиться этим самым накопленным опытом. Она сразу запала в моё сердце, как будто та встреча была предзнаменована мне уже давно и именно её я и ждал на этом корабле.
— Меня зовут Эмберли Хэмилтон. Приятно познакомиться с вами, Итан Лафрэд. Я много о вас наслышана от Оливера. – Всё время, как она говорила, я не смог не упустить ни единого её вздоха. Ни единой капельки смущения, что я удостоился в разговоре с ней.
— И мне приятно.
— Я думаю, у вас ещё будет время познакомиться. – Перебил наш диалог Оливер. – Как бы нам всем не хотелось поговорить, у меня первый рабочий день, а Эмберли здесь новенькая и ничего не знает. Я её всему просвещаю. Итан… — Сказал тот после небольшой паузы. – Как на счёт поговорить потом наедине в обсерватории на нашем этаже? В конце концов я думаю, что нам есть, что обсудить. Поговорить о прошлом, о настоящем, помыслить о счастливом будущем. Как тебе?
— Да, я не против.
— Тогда до встречи после… Только, пожалуй, обеда. После обеда встретимся.
— До свидания, Итан. – Добавила Эм, после чего они вдвоём направились к лифту в столовую. Я посмотрел на время и понял, что они уже опаздывают. Заговорились мы тогда на полчаса без учёта моей игры. Когда же они уходили, я не мог не заметить то смущение, тот румянец, который подарила эта девушка на прощание в своём коротком «До свидания, Итан». А как она выговорила моё имя! Я был потрясён, ведь каждый её жест и каждое слово напомнило мне…
Мне стыдно продолжать. Ограничусь сказанным.
Я не нашёл в себе сил явиться на завтрак, а потому решил закончить свою прогулку и направиться в каюту. По пути я не встретил ничего особенного. Весь корабль состоял из карвера, что придавало ему, как бы выразились раньше, футуристичный вид, ведь ранее не было таких технологий и такого важного в науке ресурса. Все коридоры были выполнены в кристально белом цвете, в минимализме и, кроме развилок в большинстве коридоров ничего толком и не было. Просто из-за ненадобности.
Скоро я оказался у себя в комнате. Было светло. Я выключил свет и сел напротив иллюминатора. Я смотрел на множество звёзд и огромную космическую туманность, что медленно сгущалась, чтобы вновь распасться. Конечно, я этого не видел, но я знал, что так будет. Я был под впечатлением от нового знакомства и старался понять, правильно ли это. Должен ли я после разлуки с настолько родным и близким человеком ощущать именно эти чувства. И тогда я был уверен, что это в порядке вещей. Что всё идёт так, как задумано, и я никак не смогу на это повлиять. Я пишу это, страдая. Я был ужасен. Я не был достоен тебя, Ким, ты стоишь больше, чем извинений через письмо и два дневника.
Я лёг на кровать. Закрыл глаза и с закрытыми веками смотрел в потолок. Внезапно по всему моему телу прошел мандраж и легионы мурашек пробежали по моему телу. Я ощутил чьё-то присутствие, но не мог открыть глаза, чтобы оглядеться. Я увидел свет и услышал голос, который звал меня. Звал меня, зная, что я слышу. Говорил мне, зная, что я пойму…
«Итан… Ты – энергия. Ты должен умереть.
Ты должен спасти.»
Однако я понял тогда лишь то, что мне суждено умереть. Но даже сейчас, когда я пишу этот дневник, скрываясь от кислотного дождя, я понимаю, что не готов геройствовать. Я не тот персонаж, который способен на самопожертвование. Я не хочу умирать.
Но тогда я даже не понял, что за голос меня звал. Я встал с кровати и протёр веки, нервно озираясь по сторонам. В комнате никого не было. Я устало посмотрел на время. Близился конец обеда.
Обсерватория представляла собой отдельную комнату за пределами основного тела лайнера и соединенная с ней стеклянными тоннелем, также обшитым карвером. Комната была полностью остеклённая и предоставляла обзор космоса на все 360 градусов, однако доступ к ней имели исключительно капитан и пилоты. Этими правами я активно пользовался, чтобы найти уединение в этой самой обсерватории. Как в саду. Я сел на стул и принялся оглядывать ткань вселенной через стекло. Через некоторое время сбоку послышались шаги. Я посмотрел в их сторону и там оказался мой друг. Мы посмотрели друг на друга, приветственно кивнули и он сел напротив меня. Мы помолчали с пару минут, когда Оливер улыбчиво начал диалог.
— Знаешь, Итан… Хочется повспоминать с тобой учёбу… Я сразу хочу задать вопрос, если ты не против: хоть что-то из того, чему нас обучали, тебе понадобилось? – Спросил Оливер, после чего получил мою улыбчивую физиономию в ответ.
— На самом деле – абсолютно ничего, кроме навыков настройки консоли управления! – Мы оба закатились смехом и в таком припадке он спросил.
— А ты помнишь, как нас заставляли учиться стрелять из плазменных пушек по людям, переодетым в костюмы монстров, когда мы ползали по оврагам в лесах?
— Ну как такое можно забыть? Оливер? Ты чего? – Продолжали мы закатываться смехом, вспоминая наше обучение и подготовку в академии. О самом экзамене на получение свидетельства пилота мы обмолвились парой фраз, так как, в сравнении с тренировками, он был чрезвычайно лёгок.
Уже более серьёзно я решил перевести тему диалога немногое в другое русло. Мне была важна собирающаяся подняться мной тема, ведь не каждый день можно услышать голос, доносящийся из небытия и доносящий до самых ужасных чувств:
— Оливер. Мне нужно немного с тобой поделиться и найти ответ.
— Говори, я всегда в твоём внимании, помогу, чем смогу! – Говорил всё также улыбчиво и радостно мой собеседник.
— Несколько часов назад, когда мы с вами разошлись по разные стороны, я направился в свою каюту. Когда я пришёл и лёг на кровать, закрыв глаза, больше открыть я их не смог. Мою комнату осветил ярко-белый свет, происхождение которому я не могу найти, после чего послышался голос. Он сказал мне, что я – энергия. Что именно я должен умереть, чтобы спасти что-то… Или что-то в таком духе, но я точно не могу тебе сказать. Я даже не уверен, было ли то на самом деле, потому что всё ощущалось, словно сон. – Закончил я своё повествование, наблюдая за тем, как с каждой проговоренной деталью лицо Оливера становится всё серьёзнее и серьёзнее. Это сразу навело меня на мысль о том, что он что-то может знать об этом. Я был некоторое время рад, что не вдавался в подробности своих тогдашних мыслей.
— Да, я… Наверное, могу тебе помочь и рассказать тебе о своей догадке. – Оливер начал копошиться в кармане своего комбинезона, достал скомканный рисунок. Белое свечение на нём было изображено достаточно странно, однако вполне разбираемо. И весь рисунок выглядел, словно детский, но нарисованный очень правдоподобно.
— Это Маяк Вселенной, как его называет Эм. – Оливер спрятал обратно рисунок и продолжил повествование. – Эмберли рассказывала мне, что также ощущала схожее видение, однако также его видела и описывала мне его в мельчайших подробностях. И каждая деталь, которую ты назвал, абсолютно такая же, кроме… Фразы, что Маяк сказал ей… Он сказал, что она должна помочь. Помочь человеку, который приставлен ей судьбой. – Оливер посмотрел на меня. Его глаза выражали столько грусти, что не было и никогда не могло быть у этого человека раньше. Он смотрел на меня пустыми от сожаления глазами, ведь нетрудно было догадаться, что тем самым человеком и был Я. – Давай закругляться.
— Да. Да, конечно. – После чего Оливер первый встал и покинул меня. Ему было уже пора к консоли. Сейчас будет отправление в следующую вселенную. В следующий мир. Конечно, пассажиры этого не очень замечали, но то была наша с Оливером работа.
Когда он скрылся за поворотом, я также медленно поднялся и пошел следом за ним. У второго пилота была также своя работа, но более мелкая, а потому и явиться на своё место я должен был в обязательном порядке. Я старался сильно не ускоряться, чтобы ни в коем случае не догнать Оливера, и я больше всего надеялся на то, что завтра он будет в прежнем состоянии, ведь… Пока что правда ещё ничего не случилось. По крайней мере я чистосердечно на то надеялся, потому что после того, как нас разделило время и расстояние, я также быстро смог к нему привязаться прямо так, как раньше. Сейчас я считал только их двоих достойными моего внимания и интереса.
Мы пришли в комнату управления. Она была достаточно просторна, чтобы не пересекаться взглядом со своим другом, а потому я сел в дальнем углу комнаты ожидая дальнейших указаний Капитана. Сама комната представляла из себя достаточно огромное помещение, обставленное немаленьким количеством экранов и 3D голограмм, что показывали: населенность людьми того или иного этажа, количество провизии на этаж, оборот внутри него денежных средств, наличие мед. персонала и прочее, и прочее, и прочее.
Внезапно, сидя в самом тёмном углу, я заметил, как одна из таких голограмм начала барахлить. Сначала я подумал, что дело в обычной проводке. Я открыл щит, скрывающий внутренности прибора, начал поочередно отключать провода, пытаясь найти ошибку в работе, но всё было безуспешно. Только тогда, когда я поставил щит обратно, я поднял голову и заметил на поломанном приборе вторую цифру: 47 рядом с ещё одной такой же цифрой. Я решил по началу не придавать этому моменту значения, потому что это могло быть простым багом в системе, однако, решив всё переправить, я заметил, как загадочная цифра просто испарилось и более её не было видно на свету голограммы.
В тот же момент внутрь вошел Винстон. По нему было видно, что он изрядно выпил, а потому не придал мне, что рылся секунду назад в приборах, значения. Капитан всучил мне пару ненужных коробок и велел выбросить. Молча забрав коробки, я покинул их обоих, оставшись в своих раздумьях. Я сразу направился к лифту и лишь с ударом захлопнувшиеся двери привели меня в чувство.
Меня не покидал этот сбой в работе нумерации этажей, и я решил лично проверить, что это за таинственный 47 этаж, о коем ранее мне не доводилось слышать. Работал я здесь около года, но не упоминания, не эксплуатации этажа не встречал ни разу. Итак, я нажал одновременно на 4 и 7 этажи. Лифт направился вниз, оставляя мне незабываемое предвкушение будущего секрета.
Как ожидалось, лифт не доехал не до 4, не до 7 этажа и остановился между 48 и 46, отворив передо мной свои двери. На протяжении всего пути лифта, шахта его, по которой тот перемещался, была прозрачна и на каждом этаже из него можно было посмотреть, чем занимаются его муравьи. И именно на этом этаже эта цикличность прервалась мертвой и глухой тишиной, что была слышима лишь в наших каютах и… Здесь.
Отворенные ворота лифта давали мало информации об этаже. Он полностью был погружен во тьму и только некоторые его части были освещены прорывающимися лучами света с верхнего 48 этажа, что освещали огромные стопки бумаг и записей.
На каждом комбинезоне находился встроенный фонарик. Он включался спокойным легким нажатием, и я решил использовать его. Пройдя чуть вперед, я выкинул коробки в сторону, а сам продолжал осматривать помещение. Как я изначально и предположил, это оказался склад старой макулатуры, предназначенный не для простого выброса ненужных бумаг, а хранилища чего-то ценного. Проходя дальше, я всё больше натыкался на вырезки минувших лет ещё до моего собственного дня рождения, когда страна -ия только начинала разрастаться по всему миру.
Всё далее проходя по бескрайнему коридору, заваленному тонной информации: брошюрами и газетами, я наткнулся на несколько ящиков. Это были обыкновенные выдвижные металлические ящики, в которых люди хранят папки с документами и прочую мишуру, никому ненужную. В тот момент я подумал, что именно здесь и должны хранится те документы, из-за которых этот этаж и был забыт. Чтобы никто более и никогда не узнал того, что находилось внутри.
Я подошел к ним и выдвинул на себя первый попавшийся, заглянул внутрь и, осветив его внутренность фонариком, вытащил показавшийся интересным блокнот. Я решил пока отложить его в внутренний карман комбинезона и принялся за дальнейшее изучение ящиков. Помимо этого блокнота, как я уже выяснил, с записями, ничего более интересного для изучения моему взору не предстало.
В срочном порядке мне нужно было покидать это помещение. Я не горел огромным желанием тогда выяснять, какие норрации я бы мог выслушать, узнай об этом кто-то, а после иметь нервации, расхлебывая результаты своего любопытства.
Выключив фонарик, я, мельком выглядывая из коридора в коридор, поднялся на лифте до своего этажа и зашел внутрь каюты, стараясь закрыть дверь, как можно плотнее и заперся внутри окончательно. Всё это путешествие моё могло вызвать у капитана, а особенно у Оливера подозрения на мой счёт, однако, рассчитывая на алкогольное состояние Винсента и доброту Оливера, из-за которой он возможно меня и прикроет, мне стало легче. Я сел на свою кровать, посмотрел в иллюминатор и, не посмотрев на внутренний карман, достал из него блокнот.
Сразу напишу, что отметил его состояние. Как будто эту вещь не хотели сжигать или порвать, но пытались и не однократно. Некоторые страницы были изрезаны, чем-то испачканы, а другие сожжены и от них остались лишь желтые страницы с чем-то вроде чернил, нанесенным поверх бумаги. Перебирая страницы, я всё больше отмечал, что записи складываются в один большой рассказ, суть которого я уловил достаточно быстро, а потому из того, что раньше называлось страницами, я смог сделать примерный пересказ написанного в нём. Я переписал этот пересказ в свой блокнот, а старую улику выбросил в открытый космос в надежде на то, что если мои записи найдут, то не смогут понять, откуда я это мог знать. И в своей самой обыкновенной манере я смогу прикинуться дурачком, который ничего не знает. Наверное. К сожалению, люди часто занижают свои умственные способности, чтобы стать на несколько шагов ближе к желаемому результату. И я их прекрасно понимаю, ведь на войне все средства хороши.
Я не считаю позорным то, что делает меня победителем. Я никогда так не считал и не буду считать. Но для таких, как я, уготована своя судьба и в этом я уверен наверняка.
Я начинал внимательно вслушиваться в посторонние звуки по ту сторону двери и, только расслабляясь и понимая, что на данный момент мне переживать не о чем, я брал свои записи и меня по новой начинало трясти. Я не могу вернуться на Землю. Я знаю, что Ким, мне дала ответ, но я не могу его узнать. Уже никогда не смогу, потому что мне страшно видеть результаты своих действий. Пишу пересказ:
 «Года мне отроду двадцать один, зовут Ойрен Голд и являюсь одним из пилотов шаттла №1 компании страны -ия. В более полную биографию я не вижу никакого смысла вдаваться. В конце концов мне нужно прояснить и задокументировать всё произошедшее со мной на днях.
Всё же решил обмолвиться парой более значимых фраз о себе и своей истории.
Я крайне нерешительная личность. Бывают во мне и резкие перемены настроения, беспричинная тревожность и страх. Страх как правило такой же необоснованный и часто мешающий мне спокойно существовать. Я отношусь к другим людям равносильно так, как они ко мне. То есть могу и считаю, что имею полное право на то, чтобы возыметь справедливость в делах, её не касающихся. Самое главное – это то, что я всегда добиваюсь своего и готов на всё ради своей цели.
Биография: я родился в одном из провинциальных городков 2479 года. Вырос без родителей на опеке детского дома, после чего поступил в авиационный ВУЗ и получил своё специальное образование. Благодаря ему уже через пару лет, когда компания набирала добровольцев на тест первого в мире межгалактического шаттла, я посчитал это предложение тем самым. Тем самым, что поможет мне выбиться в люди и встать на ноги, получив свою первую престижную работу, и стал первым же подавшем заявление. Итак, через неделю началась моя подготовка к первому полёту. Она была достаточно сложной в прохождении, я испытывал огромную нагрузки, но смог пройти и через это, однако первый полёт мой так и не состоялся.
Эта история нежелательна для компании. Её распространения может ухудшить настоящие её дела или вовсе сымитировать восстание против компании, однако, зная её, я смогу лишь передать кому-то этот блокнот, чтобы уже после моей смерти хоть кто-то смог узнать, что произошло на самом первом запуске шаттла 2500 года, ибо я уверен, что дело закроют, сомнут и забудут. Но я постараюсь донести до тебя, читатель, что такое на самом деле компания страны -ия.
Итак.
Начинаем.
Я не упомянул очень важную деталь. С самого раннего детства я был знаком с Амирой Вэй. Девушка эта юна и красива собой. Являясь друзьями, я до недавнего времени и даже подумать не мог о том, что Амира может быть дочерью генерального директора компании -ии, а узнал я об этом следующим образом:
Занимаясь своей моральной подготовкой – йогой и медитациями в выданной мне квартире, чтобы я смог выдержать больше стресса на предстоящей работе, ко мне, словно гром средь ясных небес без тучки, нагрянула Амира. Я не буду ничего скрывать в своей предсмертной записке, а потому скажу прямо о своей влюбленности. Я был поражен и рад её внезапному визиту. Но взгляд её не сулил мне ничего хорошего. Я открыл ей дверь, с ясной любовью посмотрел на её вечернее, завораживающее и обворожительное платье и проследил взглядом за её утонченной фигурой, направляющейся в зал квартиры. Уже там мы уселись друг напротив друга и с несколько минут молча смотрели друг другу в глаза, не произнося ни слова. Амира заговорила первой:
— Нам нужно поговорить по поводу твоей работы. – Сказала она, мрачно посматривая куда-то вниз в боязни посмотреть мне в глаза.
— Ты знаешь, что я весь во внимании.
— Я уже не хочу скрывать от тебя что-либо. Я знаю, что завтра у тебя первый полёт на первом в мире шаттле, способном рассекать не то, что ближайшие созвездия, но и галактики… Но это не то, что представляет из себя шаттл на самом деле. Я много времени проводила за изучением дел отца и его настоящей целью, что он преследовал в создании этого корабля. Это. Работорговля. По чертежам корабля ясно видны отсеки для их перевозки, а также отец начинал свою карьеру с промысла по купле-продажи рабов, что под запретом. Иначе у них бы не получилось выйти на такой уровень, понимаешь? – Под конец она уже срывалась, а поэтому подсела ко мне ближе, чтобы успокоиться. – Ты должен предотвратить запуск. Пожалуйста… Если ты меня… Сделай это для меня… Прошу…
Я не знал, как совладать с поступившими ко мне эмоциями. Моя комната не была особо чистой: на полу уже скопились небольшие комки пыли, а пространства в холодильнике было чересчур много. Я стал думать лишь о нашей с ней совместной жизни в тот момент, когда она произнесла те слова. Как же глупо. Она знала, что я любил её, она хотела для меня лишь добра… Наверное… Посылая меня сюда, к техническому отделу шаттла на верную смерть… В тот же момент я старался сохранить самообладание и уверенно взял Амиру за руку. Когда наши руки соприкоснулись, она не смогла её отдернуть. Хотела, но не пыталась… Или не хотела?
— Я обещаю, что постараюсь сделать всё возможное для того, чтобы твоя душа оставалась спокойна. Ты всегда знала, что можешь обратиться ко мне за любой помощью и я никогда не смогу тебе отказать. Завтра важный день. Я постараюсь уничтожить шаттл изнутри. Этого не должно быть на самом деле в нашем мире. Это нечто похоже на ошибку, что нужно искоренить. И я сделаю всё для этого.
После моих слов Амира нежно поцеловала меня в щёку на прощание. Она знала, что мы не сможем встретиться больше никогда и была готова рассказать мне обо всём, что я хотел узнать. У меня в голове был заточен единственный вопрос. Она его знала. И я знал на него ответ.

— Ты меня любишь?
— Нет.
— Ясно.

На том и был конец вчерашнего вечера.
Амира после своего ответа ещё раз поцеловала меня и покинула квартиру, оставив меня наедине с самим собой.
Моя рука сама потянулась к пачке. Словно я в опустошении, в чувстве абсолютного нуля, не был властен над своими действиями и желаниями. В тот момент я мечтал только лишь о возможности выполнить данное ей обещание и умереть. Я достал сигарету и закурил. Я сомневался в моей способности к девиации. К тому, что я могу пойти против системы и решить все свои и не только проблемы таким… Настолько радикальным путём. Завтра всё решится. Я завязал с курением.
На следующий день утром в комнату пробрались первые лучи солнца, нарушая мой покой. Несколько облезлые и желтые обои постоянно напоминали мне о том, что мне нечего терять, кроме чувств, что вряд ли кому-то и будут нужны в конце моего существования.
В предвкушении я нерешительно поднялся с кровати и оделся в повседневную одежду. Я уже знал всё, что будет, наперёд, а потому моя рука не дрогнула, когда я поздоровался с Вайссом Корне, нынешним капитаном шаттла №1. Это был удивительной наружности человек. Мне всегда казалось, что он имеет за своей спиной секреты, сколько помню нашего общения я всегда сторонился и даже тогда, когда оно имело исключительно положительное на меня самого влияние. Этот человек умел произвести впечатление начитанного и грамотного мужчины в возрасте, но его манера речи, подслушанная мной в его разговоре с другим персоналом, показала, насколько он может отличаться от самого себя в общении с разными людьми. Обычно он был одет в официальный деловой костюм с черным галстуком, как будто всё время был готов приступить к чьим-нибудь похоронам. Он никогда его не снимал, даже если ему было очень жарко и душно, показывая тем самым свою уверенность и деликатность. Одной из особых его отличительных черт был шрам на глазу. Сама рана, по всей видимости, лишила его возможности видеть им, но он не старался скрыть свою проблему, наоборот выставляя её на всеобщее обозрение, чтобы в очередной показать свою излишнюю и глупую пафосность, что была неприсущая его натуре.
В этот раз мы переглянулись, пожали руки, кивнули молча друг друга, и я пошел далее по коридору шаттла. Я с решительным спокойствием прошел в раздевалку, надел комбинезон и прошел к некоему подобию подиума. Нам с капитаном и вторым пилотом было необходимо произнести речь, от которой я с выдуманной скорбью и болью в сердце успешно смог отказаться.
Буквально через пару минут все были в сборе. Мы все перешли в комнату управления летающим объектом, после чего получили команду и координаты направления. Понимая, что времени у меня не очень много и нужно решаться: либо сейчас, либо никогда и, уже взлетев на приличное от планеты расстояние, чтобы обломки не упали обратно на Землю, я вышел из комнаты управления под предлогом неисправности своей панели управления пилота. Они не стали убеждаться и поверили мне на слова, чем я воспользовался и спустился в технический отдел. Во время подготовок нас информировали о нахождении и возможностях ручной починки множества деталей. В том числе и двигателей.
Я вошел внутрь отдела и принялся за поиски нужных мне щитков и, так как они являлись самыми видными с дальнего расстояния, у меня быстро получилось приступить к тому, чтобы выводить их из строя. Через несколько минут я уже запустил, так скажем, бомбу замедленного действия. По тому времени, что я рассчитал, шаттла уже должно было не стать через пятнадцать минут. Выполняя все процедуры по выведению двигателей, я ни о чём не жалел. Для меня было главным то, что я смогу выполнить своё обещание посмертно.
Однако сразу, как началась подозрительно высокая активность всех четырех двигателей, Вайсс сам пожаловал за мной в отдел. К этому я тоже был готов и поэтому забаррикадировал всеми вещами, что я смог найти, ближайших вход на этаж. Оставалось ещё два, но один был пожарным и вёл сразу к капсулам, которые могли спасти в случае ЧП. А другой находился достаточно далеко, так что добираться до него пришлось как раз минут десять. Пока я чувствовал, как помещение нагревалось и с каждой секундой становилось всё более невыносимо там находится, со спины я почувствовал толчок и упал лицом на раскаленные трубы.
Позади меня оказался Вайсс.
Он был зол и глаза его, облившиеся кровью, желали только моей смерти. Он взял гаечный ключ и ударил по одной из проходящих рядом с ним труб. В миг помещение наполнилось огнем, однако оценить картину полностью я не мог из-за того, что ослеп на один глаз. Из последних сил я поднялся, схватившись за лицо и побежал на капитана. Мне удалось повалить его на спину, но я получил этим же ключом под рёбра, после чего откатился в сторону.
Сейчас мне всё воспринимается в тумане. Я не могу связать слов языком, но хотя бы пишу всё, что я пережил именно здесь. Держась уже за бок, позади меня упала каменная плита, что разделила нас с Вайссом и дала мне возможность спастись от него в спасательной капсуле.
Мне осталось немного, а потому прошу… Если вы это читаете, то передайте Амире, что я выполнил обещание и сделал всё, что было в моих силах. И… То, что я правда её любил.»
Далее основные записи Ойрена обрывались. Но, присмотревшись ещё более детально, я заметил, как на страничках постепенно начинали проясняться дополнительные пометки, а также, пролистав пару пустых страниц, я смог найти продолжение. Я сразу понял, что оно было от лица Амиры. Я думаю, что оно не является особо значимым для самой истории, ведь самое информативное уже было озвучено, однако для своего личного интереса я восстановил и её записи.
Сразу напишу, что я не настолько туп, чтобы не заметить схожести наших с ним капитанов. Сейчас недостаточно какой-либо информации, чтобы понимать, как в принципе нужно воспринимать её и адаптировать под реалии. Переписываю то, что написал себе, сюда:
«Я нашла этот блокнот около упавшей на Землю спасательной капсулы. Его тело сгорело, залетая в атмосферу планеты, а блокнотик находится в ужасном состоянии. Я прочитала записи и мне уже ничего не нужно говорить. Я… Напишу читателю, что любила Ойрена… Он был всем для меня с самого детства и теперь, когда его нет, мне остается только помнить о нём.
Я не хотела и не желала ему такой участи, поэтому сделаю всё, чтобы его записи из спасательной капсулы не были уничтожены и попали в нужные руки.
Мне жаль, мой милый Ойрен… Очень жаль…
Надеюсь, ты сможешь найти во мне хоть что-то, что заслуживает твоего прощения… Прощай…»
Из всего написанного я сделал отнюдь не утишающие выводы по поводу становления компании всемогущей. Мне стало ясно и понятно, что эта информация не должна была попасть в абы какие руки и не должна была быть найдена. Сама история мне показалась трагичной и ужасной, но ответ Амиры мной не был до конца понят, сколько бы я не прикидывал, я не смог выяснить причину её отказа, перечитав ещё несколько раз.
Когда я закончил с анализированием полученной информации, мою голову переполняли идеи и возможные последствия того, что отныне мне стало открыто. Я положил свой блокнот на столик под иллюминатором и решил направиться ещё раз к Оливеру. Уже вечерело, и его рабочий день подходил к концу, а потому я вышел из каюты и направился прямиком в комнату управления.
Там меня ждала довольно занятная картина, скажу, что вполне ожидаемая: Оливер находился в комнате один. Уже закончив с перемещением между мирами, он в полном спокойствие допивал кофе из кружки, которую совсем скоро, услышав мои приближающиеся шаги, поставил от себя подальше, и развернулся, всматриваясь мне в глаза. В его я прочитал… Какое-то… Сожаление? В моих же были вопросы, которые он прекрасно видел. Когда я подошел ближе, Оливер первым разрушил стену молчания между нами, стараясь забыть прошлый наш диалог.
— Привет, Итан! – Сказал тот, улыбаясь. – Я понимаю, что ты не мог прийти просто так. Всегда-то тебе нужно у меня о чем-то спросить, поинтересоваться…, да я никогда и не против.
— Привет, Оливер. – Сказал я, после чего прошел чуть дальше и сел в полуметре от него. – А ты, как обычно, прав и понимаешь меня даже без слов. Иронично, что я о тебе мало что знаю на самом деле, кроме твоего обучения вместе со мной.
— Не думай, на самом деле у меня до обучения вместе с тобой жизнь была не так уж и интересна. Сейчас, когда я устроился сюда на свободное место второго пилота, я рад, что могу снова общаться с тобой, как в старые времена. Рад, что мы можем видеться и продолжать делиться всем друг с другом, хотя прошло уже три года, как мы закончили академию. – Я понимал, что Оливер говорит от сердца, но почему-то в этот раз его слова звучали странно. Как будто человек сказал не то, что хотел на самом деле. Как будто выдавил из себя эти слова, приправив лестью к нашей с ним дружбе. Но тем не менее я не перестал меньше ему доверять. В этих взаимоотношениях прослеживался… Наверное, да. Это был, словно некий азарт.
— На самом деле дело достаточно серьёзное… - Я наклонился чуть ближе к Оливеру и шепотом сказал: - Я знаю, насколько бываю опрометчив в своих суждениях, доводах и умозаключениях, а потому хочу найти помощь в твоем лице. Буквально недавно я узнал информацию, о которой вряд ли должен знать обыкновенный пилот одного из множества космических лайнеров. И хочу узнать у тебя, как мне распорядиться этой информацией. Вот, понимаешь? Не могу я поделиться ей с тобой, но мне нужен совет от тебя. Получается эгоистично и цели я преследую только исключительно свои собственные, но не могу не обратиться к тебе за помощью. А также меня интересует немного другой вопрос. Он уже более… Так выразимся, ликвидный.  Я понимаю, что не должен интересоваться и лезть в личную жизнь других людей, да только мне интересна Эмберли. С нашей первой встречи я не могу спокойно дышать, а мысли уходят глубоко, сливаются волнами в единое цунами и обрушиваются на меня, разрушая всё на своём пути. Я давно не понимаю, что со мной происходит и считаю, что внутри… Внутри у меня есть пустота, да и только… Я более перестал чествовать что-либо, когда перестал писать… Ким… Нет… Прости… Забудь… Я ничего не говорил про Эмберли. Я должен оставаться верен, сколько бы времени не прошло… По крайней мере я сам думаю, что хочу быть ей верен, а остальное не должно быть важно… Пожалуйста, ответить только и только на первый вопрос. И не заставляй меня излишний раз пускаться в мучительные раздумья…
Это всё было на эмоциях, вызванных эндорфином от чего-то нового. Самое страшное, что и до Эмберли мне было интересно попробовать заговорить и познакомиться с другими девушками. Завести общение и при чем достаточно близкое. В первые моменты эта мысль со временем сама улетучивалась, словно вспышка взрыва нейтронной звезды, однако тогда Эмберли мне мешала. Я виноват перед тобой, Ким, а потому я сделаю всё, чтобы хоть как-нибудь искупить свою вину. Я знаю, что прошло уже много времени и ты могла уже и забыть меня… Но я никогда не смогу тебя забыть, и я виновен, как убийца, совершивший самоубийство. Я перестал отправлять тебе письма и отвечать, только потому что я не хотел тебя ранить. Хотел, чтобы ты смогла меня отпустить меня после моей смерти.
— Твоя ситуация достаточно интересна, Итан. Я буду откровенен с тобой и не буду, по твоей просьбе, продолжать говорить об Эм, но на первый вопрос я позволю себе ответить. Я бы всё сжёг. Если информация к тебе попадает, тогда это, скорее всего, кому-то нужно и тут два вариант: либо тебя хотят подставить, либо проинформировать о чем-то важном для чего-то в будущем. По крайней мере я уверен в том, что на этом корабле ты – будешь особенным пилотом и пассажиром и им и являешься. На самом деле я тебе ничего нового толком и не поведал, это то, чему нас учили в академии, и поэтому я хочу немного рассказать тебе о… - Тут я понял, что после полученного ответа компания Оливера мне больше была не нужна. Я не желал слушать что-то ещё. Я сам в тот момент осознал, какое страшное бремя навлек на себя. Бремя, которое мне придется нести весь остаток жизни.
— Прости, Оливер. Спасибо за ответ, но теперь я хочу удалиться и побыть наедине с собой. Правда, извини. – Сказал я, вставая с кресла.
— Да, я понимаю. Не за что, Итан, ты знаешь, что я всегда рад тебе помочь и… Если будет желание, то заходи ещё. Помогу, чем смогу. – Оливер продолжал говорить в след моему уходящему из комнаты управления силуэту.
Когда я вышел из нее, то сразу направился в сторону лифта. Я понимал, что я слаб. Я слаб морально и духовно. И вот почему, войдя в лифт, я поехал на один из нижних этажей, в котором находился бар. Я ехал вниз и смотрел на проплывающие мимо меня силуэты людей, а в голове почему-то затесалась одна мысль: «Какой же отвратительный сеттинг…»
Так я оказался в обществе пьяниц и беспризорных душ, заблудших на этот этаж с целью лишь забыться от каких-то своих мнимых проблем, а мне всё кажется чем-то несуществующим. Как будто и нет на самом деле распределения на уровень жизни по этажам. А ведь оно на самом деле так и было… В самом низу находились люди бедные, но не безбожные и каждый всё-таки обязательно в своей комнате. Но саму внешность этажа, его лицо и оболочку определяло именно положение его на корабле. Чем ниже был этаж, тем беднее казались люди, населявшие его. И вот. Теперь я здесь.
Я недолго бродил по огромным коридорам этого этажа, пол которого был выложен булыжниками, совсем как во время Англии Викторианской эпохи или эпохи Возрождения в Италии. Внешний вид, как будто бы и был сорван именно с тех времён. Наткнулся на бар.
Я вошел внутрь, но ничего, кроме явно опьяненных чем-то чрезвычайно крепким людей, не встретил. Сам бар выглядел даже мило в сравнении с его наружностью, содержащей торчащие доски и отовсюду выглядывающие саморезы, которые так и норовят впиться в руку или ногу.
Увидев барную стойку, без замедлений и промедлений я двинулся в её сторону. Быстро приземлился на табурет и посмотрел на бармена. Это был ничем не примечательный обыкновенной внешности мужчина на возрасте и в рассвете сил. Кажется, что с ним бы мне и нужно было поговорить просто, чтобы развеяться. Всё-таки он вызывал легкую эмпатию и располагал к себе бутылкой чего-нибудь игристого. Но слева от меня послышался голос:
— Слууууушай… - Обратился ко мне голос слева, и я повернулся в его сторону, сначала даже его не заметив.
Кажется, я бы мог долго и очень долго описывать то, что произошло во мне, когда я услышал его голос и увидел обладателя сея голоса воочию. Он не был похож ни на одного посетителя этого заведения и неизвестно откуда прибыл. Ранее я его не видел и не слышал, но то был человек с такими благородными чертами лица, такой чистой легкой улыбкой, что ему нельзя было не доверить даже свою жизнь. Я сразу подумал, что этот человек пользовался своей внешностью, как раз влияя именно таким способом на похожих людей, вроде меня. Казалось, завязать ему или с ним диалог на любую сверхнаучную тему – он в ней моментально разберётся и поможет разобраться другому человеку, чтобы после обсуждать тему парой. Мне сразу стало понятным, что меня он зовёт не просто так и имеет на меня какие-то планы. Я не тот человек, которому нравится, когда его используют или пытаются им манипулировать, но я сам относил себя к людям высокого ума, пусть никогда ранее не занимался самокопанием и философией, а потому человеку, что считает себя умным – всегда намного легче попасть под влияние другого человек, только потому что первый поведётся на любую провокацию в попытке доказать, отнюдь не всем, а исключительно самому себе то, что он умнее. Умному ничего не нужно доказывать другим. Именно то, что этот человек и не пытался ничего никому доказать, манило и подкупало моё ослепленное любопытство. Я сам не заметил, как моментально попал под его влияние и сам стал марионеткой в чьих-то руках. Его руках.
— Э-это вы мне? – Посмотрев на него, спросил я недоумевающе, и запнувшись.
— Ну да, конечно, тебе, а кому ещё? На тебя ведь смотрю. – Ответил мужчина, быстро проговорив второе предложение.
— Вы что-то хотели? – Я выпрямился и стал говорить немного увереннее.
— Да, хотел. – Он потряс лёд, плавающих сверху стакана, продолжая смотреть мне прямо в глаза. Его взгляд мог начать пробирать до дрожи, однако я старался и держался под таким сильным напором. – Я знаю, что ты нашёл блокнот Ойрена. Занимательная вещица, не правда ли? Только самому разобраться в написанном было трудно. Пришлось тебя привлечь, пилота.
Я глядел на него с слегка приоткрытым ртом, внимая каждому брошенному им слову, потому что те были чрезвычайно важны в моей ситуации, а он только и успел, что делать небольшие глотки своего спиртного. Я даже и не знал, что я толком и должен был ему ответить, однако я не мог молчать. Мне нужна была информация о том, что я нашел на том этаже.
— Откуда же ты знаешь о блокноте и 47 этаже? – Я говорил медленно и удивленно, а он лишь хмыкнул.
— Я знаю многое, поверь мне. Я бывший капитан этого шаттла. Был до Крюка, но информацию обо мне стёрли, как нежелательную, в связи с находкой блокнота Ойрена. Я забрал его обратно себе и спрятал на упомянутом тобой этаже. А то, как ты думаешь, кто вызвал помехи в голограмме именно на твоей панели? Знал, что тебе можно его доверить. Он очень важен для… - Не успел он договорить, как я его перебил.
— А я его в космос выбросил.
— ЧТО ТЫ, БЛЯТЬ? – Буквально визжал он тогда.
— Не беспокойся, я переписал его всего до точной даты, так как так было удобнее, а подтверждения моим записям лежат на том же 47 этаже. Я про статьи в газетах. – Он облегченно выдохнул, а я улыбнулся и слегка посмеялся.
— В таком случае не грех и познакомиться. Меня зовут Аркено. Буду рад знакомству. – Аркено протянул руку.
— Итан. Взаимно приятно, Аркено. – Я пожал ему руку.
Самое интеллигентное знакомство, что только и можно было представить в таком месте. Кажется, я постепенно начинаю забывать о том, через что я прошёл и поэтому особо больше вдаваться в свои чувства не буду. Но не упоминать о таких моментах я никак не смогу. Так и сейчас не могу не упомянуть о происходящей рядом с нами сцене. Вокруг то и дело метались из стороны в сторону люди, что ищут свою цель жизни на доннах бутылок. Я не думаю, что имею право обсуждать их решение, ибо сейчас являюсь таковым и сам. На самом деле желание забыться у меня возникало постоянно, но до недавних пор моих сил хватало, чтобы держаться. Всё, что у меня есть, давило и выводило на эмоции, которые можно заглушить лишь бессмысленными думами или алкоголем. Тогда я решил выбрать второй вариант, так как ранее я его не пробовал, и в первый же раз я встретил важного (на тот момент) для меня человека, что смог приоткрыть завесу тайны, повисшей над всей историей. Я бы не хотел продолжать вдаваться, разъяснять. Продолжаю.
— Видишь те лица в углу? – Спросил Аркено, кивнув головой в сторону странной компании, что решительно показывались интеллигенцией, но по ним сразу было понятно, что там интеллигенция напускная и ничем с ней на самом деле несвязанная.
— Да, вижу.
— Это компания Кандры. Стоит обмолвиться, что я сам являюсь не последней личностью здесь и имею свои, так выразимся, «акции» этого бара. Но именно Кандр является зачинщиком самого уродского и отвратительного, что может здесь произойти. – Он указал на то, что они встали со своих стульев и направились к одинокому старику, мирно доживающему свои последние дни. Старик тот даже не пил, лишь смотря куда-то вперёд, в пустоту.
Он сидел один, придерживая своё тело тростью, изредка покашливая и показываясь, как бедный дедушка, что нуждался в опеке и заботе. Но истинно лишь взгляд показывал безразличие и высказывал то, что человек этот многое пережил. Имел огромный ожог на лице. В тот момент, когда компания Кандры подошла к нему, он не высказал никаких претензий или нежелания их видеть, как будто не замечал их. Это взбесило главаря их компании, а потому он начал с ним разговаривать:
— Я бы хотел у вас поинтересоваться, вам несложно ответить на пару моих вопросов?
Старик молчал и не посмотрел на людей. Это лишь взбесило главного члена компании ещё сильнее.
— Я ещё раз повторяю: вы можете ответить на пару моих… - Он взял деда за шею и слегка резко сдавил. – Вопросов?
Дед упал замертво. Трость его в безмолвном сочетании с тишиной разразилась глухим стуком об пол. Глава в страхе отошёл от старика, что так резко без чего-то либо, вроде предупреждения, так внезапно покинул сей мир. Он попытался привести деда в чувство, однако он так и не откликнулся. У него случился сердечный приступ. В последних своих словах он лишь упомянул 30 этаж. Пусть он и хрипел, но всё действо происходило относительно от нас с Аркено недалеко, и я смог услышать его предсмертные слова. Я очень хорошо запомнил этот момент, а потому лишь отвернулся из-за того, что посчитал не особо интересным всё, происходящее далее.
— Кажется мне, что иного выхода у старика не было. – Сказал, как отрезал, Аркено. – Если бы он был жив, то его могли поставить на счётчик. Этим промышляет эта свора безмозглых собак. Ищут слабых, чтобы на их фоне стать могущественными и богатыми, но ведь даже самому глупому человеку понятно, что в этом нет смысла. К сожалению, у меня самого нет запала на то, чтобы приостановить их деятельность, да и мы находимся на таком этаже, что это не имеет значения. Этого старика (а я знал, потому что он давно навещал этот бар и мне было интересно, почему он просто так сидит здесь каждый день) звали Рионо Фрокси. Достаточно необычное имя в наших краях, согласись? – А я что? Я мог лишь смотреть на него и слушать, ведь идея наведаться в указанный им этаж поглотила тогда все мои мысли. И информация о его имени поможет мне найти его комнату.
— Да… Да, наверное…
— Самое интересное, что человеком, как оказалось, он был, если не самым бедным, то одним из самых бедных на корабле. Возможность его нахождения здесь уже сама удивительна.
— Да, ты прав, Аркено. – Твёрдо согласился я, после чего поднялся с табуретки и поправил свой комбинезон. Само собой я получал множество удивленных взглядов и моей персоне уделялось слишком много внимания из-за переливающегося номера пилота шаттла. – А теперь мне пора. Я был крайне рад знакомству с тобой и надеюсь, что в скором времени у нас ещё получится встретиться и поговорить…
— Солидарен, но не знаю, насколько в скором… Также как и не знаю, встретимся ли мы вообще. Я выполнил свой уговор, а потому делать мне здесь решительно нечего. Я выйду после первого же перелёта в следующую галактику. – Пока говорил, он с некой грустью смотрел на пустой стакан, на дне которого плавали кубики льда.
К этому моменту я сам был изрядно выпивший. Казалось, что этот день длится полноценно целую вечность. Он тянется, подобно пружине и готов в любой момент соскочить, сомкнуться, резко закончившись. Пусть я и выпил, но всё ещё оставался в сознании, решив направиться прямиком на 30 этаж, чтобы выяснить всё с концами и разобраться в этой истории. По пути я пронаблюдал за ещё парой сцен, в которых люди занимались грабежами и вымогательствами. Когда вечерело и постепенно наступала ночь, этаж менялся до неузнаваемости, показывая своё самое хищное и омерзительное нутро, скрываемое в дневное время. Люди были готовы на всё ради лишних денег и лёгкой наживы, но тут я задался вопросом о работах. На каждом этаже имеется место для работы, чтобы можно было легально заработать деньги. Всё было просто. Людям было лень.
Тем не менее далее мой путь в очередной раз состоял из лифта и скорого подъёма на этаж, что был чуть выше предыдущего. Он несильно отличался от своего соседнего, но, зная, что на каждом этаже имеются свои привилегии и диковинные вещицы, я сразу заметил отличающееся количество и качество комнат, которое на уровень выше того, что я видел буквально несколько минут назад.
Продолжая пользоваться своим статусом, я подошёл к одному из терминалов, расставленных в некоторых местах на этаже, и вбил секретный код. Он, в свою очередь, позволил мне узнать каюту, занимаемую человеком, имя которого Рионо Фрокси. Оказывается, он жил совсем неподалеку и время, потраченное на то, чтобы до него добраться, было крайне ничтожным.
Открыв дверь и войдя внутрь, меня встретила тьма. В очередной раз, покрытая тайной мрака комната звала к её изучению, но я и не сопротивлялся, в следствии чего включил фонарик и закрыл за собой дверь. Не имелось тогда никакого желания объяснять, почему пьяный пилот роется в комнате какого-то старика, которого совсем недавно кремировали. В наше время кремация является самым обыкновенным способом избавиться от спёкшегося трупа, тяжесть и горесть потери которого в ином случае приходилось оставлять под землёй. Но на шаттле такой возможности явно никогда бы и быть не могло. Лишние проблемы.
И тем не менее я увидел разбросанные повсюду вещи: висящую и разорванную футболку на лампе, открытый нараспашку шкаф, из которого вываливались тонны одежды, растрепанная кровать, опрокинутый столик и стул подле него и плотно зашторенный иллюминатор, не пропускающий абсолютного никакого света внутрь. Кажется, что здесь были следы борьбы, например, небольшие царапины на полу и дверках шкафа, однако никаких следов крови я не смог обнаружить. Но я нашёл более занимательный предмет, что приковал моё внимание.
Это был очередной блокнот.
Да, обыкновенный блокнот, но очень сильно знакомый, словно в итерации, что производил блокнот, но уже мой, в который я переписал записи из блокнота Ойрена, нашлось место для второго идентичного тому, что я отправил в открытый космос. Отличие было только в том же, что сам блокнот оказался цел и невредим. Судя по страницам и чернилам, нанесенным на них, в него писали совсем недавно, может быть, даже в тот самый день, когда и погиб старик в баре.
Я взял блокнот и сел на кровать. Убедился, что дверь запрета, после чего принялся за его чтение. Страниц оказалось меньше, чем я предполагал, а состояние их было куда лучше. Читая его, мне было приятно, что в этот раз мне не нужно будет ничего переписывать и играть роль переводчика в театре этой вековой истории, изображенной на листах этих блокнотов. Что же? Переписываю по памяти:
«Прошло несколько десятков лет, но я так и не могу оставить всё произошедшее позади. К сожалению, уничтожение первого лайнера, запущенного компанией страны -ия никак не повлияло за будущее становление её абсолютом, не имеющим конкурентов в мировой экономике и политики.
Не обходилась моя жизнь и без единого дня, когда бы я не вспоминал тот злополучный вечер, что привнёс в мою жизнь новое имя, место жительства, родной край и новые предпочтения. Результатом моего девиантного поведения стало то, что я стал другим человеком. Я не сгорел. Спасательный капсулы были также сделаны и карвера, благодаря которому вхождение в атмосферу Земли было даже незаметным. Амира нашла меня тогда в подавленном и предсмертном состоянии. Тела моего не нашли, но Амира всех уверила в свою ложь о том, что от меня не смогло остаться даже костей от перепадов давления и температур, через которые якобы прошло моё тело. На самом деле она отвезла меня в ближайшую больницу, в которой меня восстановили. История наша закончилась тем, что она оставила меня на произвол судьба, вместе со мной оставив немаленькую сумму, которой должно было мне хватить на несколько лет. По их истечению, я начал работать там, где только мог, начиная с уборщика и заканчивая работой строителя и создателя чертежей для будущих межгалактических шаттлов. Прошло много лет и, скорее всего, это моя предсмертная записка. Я узнал, какой шаттл является вторым после взорванного мной, заказал билет и отправился сюда в то же самое время, когда Аркено называли Капитаном. Я решился на знакомство с ним. Оно выдалось приятным. Спустя несколько месяцев я отдал ему свой блокнот, чтобы он теперь хранил настоящую историю первого шаттла. Теперь, когда его сняли с должности капитана, я начал сходить с ума из-за старости. Совсем скоро я умру. Я чувствую свою смерть.»
Это было всем, что написано в блокноте. Я не снимал перчатки, а потому за оставление отпечатков не отвечал и даже о них не имел и лишней мысли. Самым странным мне казалось исключительно то, что всё идёт плавно своим чередом. Как будто кто-то заранее знал, что я наведаюсь после разговора с Оливером именно на этот этаж и именно в этот бар. Я даже тогда догадывался, что встреча моя с Аркено была подстроена, но идти против течения я не видел смысла. Как минимум, потому как именно то течение показывало мне правду и давало ответы на некоторые мои вопросы.
Итак, я возвращался обратно в каюту. Некоторое время я поднимался на свой этаж. Блокнот, найденный в комнате старика, я оставил на своём первоначальном месте, где он и был найден. Помимо этого проклятого блокнота, в комнате не было абсолютно ничего, как бы я не искал. Все разрушения, как мне думается, были вызваны эмоциональными всплесками пожилого человека и ничего общего с дракой или похищением не имели. Но голову не покидал факт того, что всё уже давно спланировано.
Я быстро оказался на нужном этаже. Вспоминая недавнее прошлое, мне снова залезла в голову эта Эмберли. Только сейчас я понимаю, что, общайся я с ней меньше, то можно бы было избежать большинства проблем, которые совсем скоро свалятся на мою голову, что никогда не могла осознать всей сути глубин своих проблем. И лишь темнота космоса помогала мне отвлечься от мирской суеты, забыв о несчастьях и бедах.
Придя в каюту, я это сразу понял и не имел более желания возвращаться в бар. Никогда. Неаккуратным движением я решил спрятать свои собственные блокнотные записи, оставленные на столике, однако из-за усталости и подоспевшего исчезновения сознания в связи со всем, что произошло за сегодня, я улегся на кровать, так и не заперев дверь.
Я и предположить не мог, что, уснув и потеряв бдительность может произойти что-то. Что-то, чего я боялся и в тот же момент сладострастно жаждал.

07.05.2659

Наступила ночь. Иллюминаторы автоматически закрылись в связи с заданной системой на шаттле. Когда я только вошёл в каюту, то не хотел ничего продолжать. Хотел лишь лечь на кровать и уснуть. Я не стал идти против своих естественных желаний и в скором времени уснул.
Мне приснился сон. Точно я не могу сказать, под влиянием чего я видел его, но он мне казался вещим и осознанным. Я полностью понимал, что происходит вокруг меня, осознанно мог со всем взаимодействовать и имел способность к тому, чтобы изменить этот сон по щелчку пальца. Но я продолжал его смотреть и надеяться на лучшую концовку.
Мне приснилось то, что я, моя жизнь и всё вокруг – лишь жалкая видеоигра. Что меня откатили до одного из первых уровней, и я ресетнул весь пройденный прогресс. Но в эту вторую жизнь было легче играть, чем в настоящую. Казалось, словно я росту часами, а не годами, но графика всё такая же убогая, задания бывают доступны, но невыполнимы для моего уровня развития и в целом разработка плоха.
Многие пройденные мной квесты повторялись, я проживал ту же самую жизнь, но второй раз и ускоренно, имея систему навыков и прокачки с индикаторами здоровья, голода и жажды. А понимал я, что заболел только по тому, что на определенный процент каждый из показателей уменьшался, вследствие чего играть становилось невыносимо трудно и проблематично.
В этом же сне повторилась моя встреча с тобой, Ким… Мы были ещё достаточно молоды, но уже тогда она покорила меня своей загадочностью. Своим умом и способностью к манипуляциям. Своими целями и желаниями.
Своей внеземной красотой, что я мог назвать лишь не иначе, как «абстракцией». Ведь то было настолько завораживающе заразительное восхищение, что забыть ни улыбки глаз, ни женственно стеснительного смеха была задача настолько непосильная, что мне века не хватило бы на то, чтобы это воплотить в реальность.
Я не могу не упомянуть нашу первую встречу, что была самым долгим воспоминанием из всех, что прошли перед моими глазами в этом сне. Я хочу написать её. Прошу прощения, что задержу тем самым повествование:

Ночь.
Тихое звёздное небо.
Дуновение прохлады со стороны озера, что, как портал, отражало веснушки космоса, которые озаряли ту ночь нашей встречи.
Звук шелестящей листвы, развеваемой тем самым ветром с озера.
И одиночество.
Я заметил Ким, мирно разглядывающей звезды на небе и сидящей совсем недалеко от озера и небольшого пирса с одной единственной лодкой. Много кто ей, этой лодкой, пользовался. Была она общественная, из-за чего грести было слегка трудно.
Я разглядел её большие и выразительные глаза, тонкие и изящно выраженные губы, то, с каким трепетом она рассматривает такой дар природы, как обыкновенное «бытие». Я влюбился с первого услышанного её уставшего вздоха.
Кажется, тогда она собиралась уходить. Только стоило ей встать с травы, как я, полный решимости, подбежал и взял её за руку. Ким удивленная обернулась, но не выглядела раздраженной. Она лишь взялась свободной рукой за мою кисть и тихо прошептала:
— Посмотрим вместе на звёзды? – Её глаза отразили блик одной из падающих звёзд за моей спиной, и я заметил в них что-то, что постоянно ускользает… Эти чувства, которые являются чем-то целым, полноценно страстным и в то же время… Обжигающим…
Тем, что в некоторых случаях ускользает из рук, что стараешься уловить, но, чем сильнее сжимаешь, тем сложнее становится.
Тем, что в иных вариантах является самым сильным оружием, способным помочь с самыми сложными решениями и в тоже время столь обыкновенными проблемами с такой необъяснимой лёгкостью, что кажется, как будто ни расстояние, ни время не смогут разрушить эту связь никогда.
Именно такую связь я почувствовал наедине с Ким.
Долгое время мы сидели и молча наблюдали за аналогично молчаливым звездопадом, прислушиваясь и особо отдавая внимание стрекотанию кузнечиков. Это было весьма забавно. Тогда я только начал чувствовать в себе взрослого человека, но никак не мог понять, каким образом эта девушка смогла превратить меня… В настоящего меня…
Ещё большее количество времени мы тайно встречались в одном и том же месте и, попеременно приходя первыми по очереди, втайне надеялись, что мы придём оба. Минуты ожидания в то время тянулись, словно часы тоски, проведенной и оставленной где-то далеко позади. В какой-то момент я понял, что начал зависеть от безымянной на тот момент для меня девочки.
Одним таким вечером я захотел поговорить с ней:
— Меня зовут Итан… Итан Лафрэд… Буду очень рад услышать и… Твоё имя тоже… - Сказал я тогда, смущенно повернувшись в её сторону. Я понимал, насколько жалко выглядел, но мы оба понимали, что я был влюблен. И поэтому она мило улыбнулась, повернув голову в мою сторону и чуть склонив её на бок.
— Ким. Ким Кемпбелл. Ты заговорил… Я так рада! – Сказала Ким, сначала сделав грустную мордашку, чтобы напугать меня, после чего наоборот слегка хихикнула и улыбнулась от уха до уха.
Когда я слушал её голос, когда внимал словам и дышал только ею, то мир замирал на пару мгновений, чтобы после стать ещё красивее в её присутствии, красивее, чем был до неё. Я боялся влюбиться.
Я не мог представить, что я способен на такие великие чувства, как любовь и преданность.
С тех пор мы начали много общаться друг с другом и делиться. Мы были похожи на детей, наблюдающих за мерцанием, яркими вспышками и постепенным потуханием звёзд, но уже давно оба мы жили отдельно от родителей. Мы оба были готовы к серьёзной и взрослой жизни и после этого дня часто стали навещать друг друга в гости. Мы это объясняли: «Для того, чтобы жить было веселей». И каждый раз улыбались, когда кто-то из нас произносил эту фраз даже невзначай. Но я так и не смог понять её сути до конца. В очередной раз, когда Ким была у меня в гостях, мы сели обедать. Ещё за несколько дней до её прихода я решил к нему подготовиться, а потому уехал к родителям, вспомнив об одной важной вещи из моего детства.
— Тебе так нравится эта книжка, Итан. Я не могу перечитывать её тебе часами раз за разом, почему ты этого не понимаешь? – Спрашивала у меня мама уже в какой раз, что сосчитать я не мог.
— Потому что она хорошая! И очень… Э… Как ты говоришь, по-у-чи-тель-на-я! – Маленький я говорил всегда лишь от сердца, самого чистого и хрупкого, что могло быть и поэтому я всегда был уверен, что после моих молитв прочитать ещё разок – мама обязательно это сделает. В общем-то так случилось и в этот раз.
— Хорошо, Итан, но учти, что это будет последний раз за сегодня, после которого ты обязательно пойдёшь спать, потому что тебе рано завтра вставать. Первый класс как-никак! – Моя мама не была сурова. Она лишь пыталась заботиться.
— Хорошо, мамуль. – И уселся в позу слушания.
— Когда-то давно, когда люди не знали слово «привет», они говорили только языком цветов. Цветы означали и «привет», и «пока» и все слова, что сейчас мы говорим словами. Но тогда каждое слово было больше. Оно было гораздо глубже и ценнее, чем в наше время. Долгое время людям нравилось дарить друг другу цветы, гуляя по бескрайним полям, они могли вдоволь разговаривать, общаться и дарить эмоции только цветами. И так было очень много лет, пока однажды не наступила тень. Тень упала на всю планету разом и теперь общаться так, как раньше ни у кого не получалось. От безвыходности люди стали дарить только те цветы, что растут ночью. Но те цветы никогда не означали хороших слов. Постепенно с большим количеством таких подаренных цветов все предпочли не начинать общение и теперь люди перестали разговаривать друг с другом вовсе. Наступило время танцев. Каждый вечер под тенью люди разжигали костры, пели и танцевали. Это был единственный источник света, что отбрасывал всю ту же тень только уже не от неба, а каждого человека. Новый язык показал людям жестокость и теперь то были уже не люди, а ужасные создания, что танцами показывались людьми. Они уже не могли выносить свет, потому все костры потухли, а по Земле бродили теневые отголоски людей, отдаленно их напоминавшие. Так проходили дни, месяцы, года и они привыкли существовать без света. Даже те цветы, что росли и расцветали по ночам, полностью завяли и никто уже не мог никогда увидеть даже единого лучика надежды, пока не появилась она. Она – маленькая девочка, была последним лучиком надежды в мире теней и кромешного мрака. Никто не знал, откуда она появилась, но теперь, когда на Земле появился первый за долгое время костёр, тени собрались вокруг него. Удивительно, но они запомнили традиции минувших лет. Они встали вокруг него и принялись водить хоровод и петь колыбельную для девочки, чтобы в скором времени она уснула, а костёр потух. Семь дней и ночей они водили этот ужасающий хоровод и ждали, когда она уснёт. Она долгое время боролась со сном, но нарастающее желание кушать стало намного сильней. Её глаза закрылись, она надолго уснула, за это время костёр потух. Монстры девочку скушали, а на месте её гибели выросло новое растение, доселе неизведанное или позабытое. Розовый цветок осветил сначала несколько сантиметров вокруг себя, но любая попытка теней прикоснуться к нему была обречена на провал. После первого же касания тень разлеталась и никогда больше не могла вернуться в этот мир. С каждым годом цветок разрастался в почве своими источающими свет корнями всё глубже и глубже. И через несколько месяцев его усердной работы небо приобрело розовый оттенок. По планете перестали ходить «люди». Они родились заново в новой оболочке и всё заиграло новыми красками. Отныне люди могли продолжать общаться цветами, но тот самый, таинственный и от того неизвестный цветок больше никто и никогда не видел.
И каждый раз эта история трогала меня до покалываний в сердце и нескончаемых водопадов слёз особенно в середине всей сказки. Я был ещё в полной мере юн и решительно не мог понять всей её сути, но то, как она была написана, и то, что вызывала у меня в том возрасте, стали основным фактором того, что книгу именно с этой сказкой я попросил у родителей. Даже отцу стало жалко отдавать эту книгу, что уж говорить про маму, которая начала плакать навзрыд после услышанной от меня просьбы. Сначала к ней подошёл шок и непонимание, а после… Наверное, это можно назвать разочарованием. Да, это слово отлично подходило, когда на мой взор упала картина опечаленной женщины, несущей мне эту книжку и полно опустошенной. Мне стало жаль их, поэтому я сделал ксерокопию, но её существование не могло привнести прежнюю радость от прочтения оригинала. К счастью, они не долго думали, с какой целью эта сказка была мной отнята. После осознания они стали улыбаться, как прежде. Я до сих пор не понимаю, с чем это было связано.
Таким образом, когда мы кушали курицу тикка масала, запивая её чаем, я, быстро кончив трапезу, отправился в соседнюю комнату, в коей был спрятан подарок. Я не мог знать: понравится ли ей он или она просто рассмеётся, потому что настроение Ким никогда не было предсказуемым. Именно эта черта и стала основополагающей в моём представлении характера Ким. Те чувства мне сейчас сложно описывать словами на бумаге и прошу меня простить, если я не могу передать всё своё восхищение.
Сейчас я нахожусь на планете где-то на окраине созвездия Ворона. Это очередное испытание, которое выпало на мою долю, но я слишком забегаю вперед, поэтому продолжаю свой рассказ.
Когда я вышел из соседней комнаты, Ким знала, что у меня будет для неё подарок. Она мгновенно оказалась передо мной и с улыбкой глядела молча.
— Вот. Это тебе. Надеюсь, что понравится. – Я протянул ей книжку, она резко выхватила её из моих рук и начала со всей своей возможной внимательностью вглядываться в старый сборник сказок.
— Это сказки, которые мне читали в детстве и, если позволишь… - Я попытался открыть нужную мне страницу, помеченную закладкой, но Ким встала в позу и, слегка отдёрнув руку, с той же улыбкой открыла нужную страницу на закладке сама. – Эту сказку мне читали родители, раз за разом повторяя своё желание идти спать, но отнюдь не продолжать перечитывать мне её раз за разом. – Я в небольшом смущении посмеялся.
— Спасибо, Итан. – Поблагодарила меня Ким, после чего поцеловала в щёку. Насколько был неожиданный этот поцелуй, пронзительный, пронзающий в самую душу и куда-то дальше, проходя через неё ещё на далёкое расстояние, что вполне сравнимо с расстояние между нашими мирами. Это была кульминация катарсиса, что я не чувствовал никогда более в жизни и после.
С тех пор, как мне кажется, и после её прочтения этой сказки мы стали ближе друг другу. Нам стало не просто весело вместе, а… желанно быть вместе.
У меня имеется множество историй, которые я бы мечтал вспомнить и описать в этом дневнике, но я обойдусь парой фраз в общем о каждой. Ссор у нас как-таковых особых не было, однако пришлось однажды случиться таковой. Чуть после. Сначала расскажу о том, как я доказывал свою любовь. Это была очень комичная сцена поздним вечером на остановке Рельсотрона. Забавность заключается в том, что Ким пыталась мне доказать, что всё, что я делаю для неё, лишь конфетно-букетный период наших отношений. Я долго пытался подобрать слова, ибо не считал её правой до конца в этом вопросе, потому что в полной мере ни один человек не может понять то, что чувствует другой. Бывает, что человек настолько излишне показывал всем в шутку своё себялюбие, что и в самом деле смог полюбить за всю жизнь только самого себя. Я рад, потому что меня обделили этой чертой и сделали, скорее, её антиподом, что очень не любил разговаривать и думать лишь о своих чувствах и проблемах, отдавая предпочтение обсуждению кого и чего угодно, однако истинно того, что не будет учитывать моё присутствие в этом. Ким была полной моей инверсированной версией, которая любила поговорить про то, какие вкусные блюда она увидела, проходя мимо, на витрине магазина, или подслушала интересности, гуляя на улице, или обсуждала со мной зачастую только то, что ей нравится. Я любил это. Мне было приятно говорить о ней, пусть и отличающейся памятью я не обладаю, ведь даже сейчас я пересказывал всё, написанное в блокнотах, и точно слово в слово запомнить я не мог, но оно мне было и не нужно. Я, к сожалению, вёл к тому, что иногда запомнить какой-нибудь факт из жизни Ким мне было очень сложно. Например, я долгое время не мог запомнить её предпочтения в персонажах из одной видеоигры или любимых героях в сериалах. Не думается мне, что это было исключительно по моей вине, но каждый раз, когда я так что-то забывал, то просил прощения, после которого мы шли обсуждать другую. Диалоги про чувства она избегала. Ведь несколько раз говорила, что не любит меня. Объяснено это было также несколько раз тем, что она не чувствовала никогда того, что чувствовал я. Мне было очень сложно и долго принимать тот факт, что, сколько бы я не старался, это ситуацию никак не изменить. Я не мог уместить в своей голове то, что настолько близкий мне человек мог сказать мне такое. То, что сделало слегка легче мои маленькие муки – это её грубые слова о том, что постепенно она стала зависеть от меня. Но никак не любить. Я сначала обрадовался сказанному, ведь я подумал, что это может быть первым признаком проявления её любви, однако я ошибался и ошибался из раза в раз. Зависимостью любовь никогда не была. Это в самом деле страшное слово, которое с настоль глубочайшими и поразительными чувствами абсолютно никак толком и не связано.
Между нами была единственная серьёзная ссора в этом концепте. Одно время мне настойчиво… Я был уверен в том, что я не был нужен Ким. Чтобы я пришел к этому, мне нужно было немного времени и самые обыкновенные слова. Слова уверенности в самом лёгком её со мной расставании. Я решил высказаться по этому поводу, но я понял только тогда, когда говорил это, насколько же больно я ей делаю в тот момент. Я сомневаюсь, что она смогла меня простить. Я был опрометчив, глуп и ужасен, я не понимал, от какого ума нёс тот самый бред, но теперь я уверен, что не от большого. С тех пор, когда у нас начиналась хоть какое-то небольшое непонимание, я старался ещё сильнее отвечать обоюдно заинтересованно и стараться понимать Ким полностью. Я делал так всегда. По крайней мере я старался ради этого. Но, по выше написанному, у меня никогда толком и не получалось. Сейчас же всё кардинально изменилось. И я до сих пор не могу решить: в лучшую или худшую сторону.
Я решил разорвать контакт с Ким. Я устроился пилотом, потому что на тот момент я имел нужное образование и необходимые документы, полученные после экзаменов в Академии.
Работа была долгой, ибо состояла из одних постоянных командировок, которые могли длиться от года до пары лет, так как именно столько и длились рейсы на космических шаттлах.
Мы вели много переписок с Ким, но я не решился написать ей о своём видении Маяка Вселенной и исключительно поэтому я не имел никакого желания ей врать. Да, я подумал про себя. Я не хотел оставаться лжецом и обманщиком в глазах Ким, поэтому я перестал ей отвечать вовсе. Это низко. Но я уверен, что я должен пройти все испытания, предназначенные мне судьбой в одиночестве.
Мой сон воспоминаний оборвался именно на этом слове. Одиночество в мраке космоса мне милей, ибо я не подвергаю рискам и опасности… Ким. Всё ещё звучит эгоистично, решив я за неё не быть рядом, я сделал и сказал больше, чем имел права на самом деле. Но сейчас я ни о чем не жалею.
Я проснулся. В комнате было темно. Чувствовался запах чьих-то знакомых духов. Резкий и порывистый, что отдался мне в лицо шлейфом, когда чья-то голова оказалась в непосредственной близости от моей и начала неровно дышать. Я почувствовал быстрое сердцебиение тела, что находилось над моим, после чего решился открыть глаза и увидел Эмберли.
— Что ты тут делаешь? – Спросил я, только проснувшись и до сих пор не отойдя ото сна. Но я смог заметить, что я проснулся в аккурат момента её входа внутрь моей каюты.
— Я пришла навестить тебя. – Сказала девушка, поправив правой рукой свисающую прядь своих волос, что падала мне на щёку. – После разговора с Оливером ты выглядел подавленным. Казалось, что тебе нужно было расслабиться… И… Я здесь для этого. – Она говорила, словно заклиная. Пыталась ввести меня в транс и уже она, словно Аркено, пыталась завладеть мои разумом, вновь и вновь тяжело вздыхая и лёжа у меня на груди.
Мои мысли и догадки вновь были переплетены, словно лианы меж друг друга. Я не мог подобрать слов или высказать своё нежелание её компании. И, покамест она бездействовала, я делал абсолютно аналогичные действия.
— Мне кажется, что пора слезать. – Уж вырвалось из меня, когда мы пролежали в таком положении с несколько минут. За это время я успел проснуться, но всё ещё не понимал, что именно тогда происходило.
Эмберли молчала. Я не заметил, как она тянулась рукой к моему столику. Там же девушка нащупала мой блокнот. Даже после того, как он молча взяла его и спрятала, она с какой-то своей, явно непостижимой мне, целью продолжила нависать надо мной, но сразу, как задумался об этом, словно прочитав мои мысли, она начала приближаться своими губами к моим.
— Я помню… Как ты хотел этого при нашей первой встрече… Я уверена. – Сказала она на то, что я закрыл свои губы внутренним оборотом ладони и не имел никакого желания на продолжение.
— Откуда ты можешь знать, чего мне хотелось, когда я тебя увидел? – Я немного приподнял ладонь, чтобы она могла понять, что я ей говорю.
— По твоим глазам было понятно многое. Я сразу поняла, что понравилась тебе. Поняла, что ты хочешь меня, ведь я многое знаю о тебе… И знаю, как далеко сейчас ты от любимого человека. Неужели после такого длительного времени, которое ты провёл очень далеко от Кимберли Кемпбелл, ты никогда не задумывался об измене? Никогда не желал другую девушку, что была бы очень дешёвой для тебя, учитывая твой статус пилота. С таким, как ты, многие девушки желали бы иметь связь и не только интимную, но и лишь платоническую. Ты бы давно мог обзавестись новым предметом обожания на этом шаттле, но ты всё ещё сопротивляешься и хочешь быть предан ей. Это даже звучит как полный бред. Неужели ты этого не понимаешь, Итан? А сама Кимберли? Ты вообще понимаешь, что она – девушка? Многие девушки не могут дождаться своих парней до конца срочной службы, но ты слепо веришь в её верность тебе. Ты глуп, ИТАН! – В конце она сорвалась на крик, после безмолвно заплакала. Сначала мне её состояние показалось наигранным. Она, что совращала меня минуту назад, распалась только лишь от своих собственных слов и перестала добиваться моего внимания такой укоризной? Ведь она и вправду говорила с укором. Можно было подумать, что раньше она была со мной знакома. Но я её не знал до встречи с ней и Оливером. Некоторые черты её были похожи на черты Ким, но я точно понимал, что это не она. Внезапно для самого себя, видя, как она морально уничтожает саму себя, я коснулся её щёки.
— Я не знаю, откуда ты знаешь о Ким. Не знаю, откуда знаешь обо мне такие подробности, как ты оказалась в моей комнате и наконец, почему ты затеяла весь этот диалог, но я могу сказать только одно: конечно, у меня был интерес. Это естественно и нормально. Ненормально было бы только, если я, каждый день разговаривая с самим собой, говоря о своей преданности и верности, совершил не просто плохой и омерзительный поступок. А поступок, который я сам бы не смог простить самому себе. Если бы ты понимала, что не все мужчины одинаковы, то и доказывать что-либо сейчас не пришлось. Тот мужчина, что мог думать так, как ты описала сейчас якобы мой интерес к противоположному полу – Оливер, да и то я не уверен, что и он способен на такое в полной мере. – Всё это время я слегка поглаживал большим пальцем её щёку, пытаясь прекратить нескончаемый и обильный поток слёз, но у меня не получалось. Каждое моё слово наносило, словно новый удар, заставляя девушку рыдать ещё сильнее.
В конце концов я не выдержал.
То, что происходило в моей каюте без моего ведома просто вымораживало. Как будто на тот момент мне своих проблем не хватало, а потому я должен выслушивать и чужие, пытаясь их решить. Нет. Тогда я не считал своей проблемой то, что связана со мной одними слезами. Я встал с кровати, поднял Эмберли за бёдра и решил, применив самую малость силы, чтобы ей никак не навредить, оставить её за дверью. Это было хорошим вариантом решения проблемы, так как плачь за дверью почти сразу утих, благодаря постепенно отдаляющемуся источнику шума.
Тогда я решил остаться в своей комнате, чтобы более никого не тревожить и постараться отойти от приснившегося сна и своей внезапной гостьи. Каждый раз, если я задумывался о чём-то, то верным решением было продолжать думать до того момента, пока я точно не решу, как обработаю каждое событие, медленно выверяя каждый его аспект и долго прокручивая его вновь и вновь.
Со своим собственным сном я быстро разобрался. Мне сразу стало ясным желание подсознания напомнить о прошлом с целью подготовить к чему-то новому. Но я ещё некоторое время задумывался об этом, ведь этот сон не давал мне покоя уже около полутора часа после пробуждения. Но, так ни к чему толковому не придя, я принялся за Эмберли. Самое большое моё удивление сейчас вызывала истинная причина её визита в мою каюту. Я стал со всей мало присущей мне внимательностью осматривать каждый объект в комнате и меня приковал к себе стол. На котором уже не было блокнота. Теперь мне то стало ясно как солнечный день, что он и был настоящей целью визита девушки. Осталось понять лишь, как она попала на закрытый этаж и какую связь она имеет со мной из прошлого, раз говорить может уверенно такие подробности из личной жизни, некоторые из которых я не рассказывал даже Оливеру. С этим мне нужно было разобраться в срочном порядке, но тогда я был доволен своими словами, и поэтому ещё немного посидел в комнате, вспоминая их, после чего выбежал из неё, закрыл дверь за собой и стремглав направился к Оливеру, который жил на другом конце этажа. Пробегая мимо каюты Капитана, я был уверен, что расспросов с его стороны мне не избежать, однако он молча посмотрел в мою сторону и проводил удаляющуюся мою фигуру своим пристальным взглядом. Тогда я ещё мало что понимал и не смог предать его действиям особого значения. И только тогда, когда я подбежал к комнате Оливера, дверь в неё отворилась и на пороге друг меня встретил, собственно, лично. Я смотрел недоумевающе в исступлении и малом шоке. Он смотрел с пониманием и горестью.
— Оливер, ты знаешь, где комната Эмберли? – Проговорил я скороговоркой, подойдя чуть ближе к его комнате.
— Знаю. – Оливер выглядел, словно ему было жаль меня, словно он хотел мне помочь, но не мог.
— Скажи мне, пожалуйста! Срочно! – Я уже подошёл вплотную, взял его за груднички, но никакой противной реакции не встретил.
— Я не могу. Ты не понимаешь.
— ЧТО Я НЕ ПОНИМАЮ? ОБЪЯСНИ МНЕ! -Сдерживаться становилось труднее и труднее. Моё внутреннее животное, которое всегда втайне желало полного контроля над каждой, даже неподвластной ему проблемой, постепенно вырывалось из-под маски обыкновенно молчаливого пилота шаттла.
К моему счастью, Оливер давно знал об этой моей черте характера и никак не был удивлен её появлению. Поэтому он, взяв меня за руки, что также держали грудь его, потянул меня к себе в комнату. Дверь за нами затворилась, а внутри включился свет. И сейчас я уже ничего не понимал. Я должен был бежать и спасать своё положение, но меня задерживают. Я начал вырываться. Успешно вырвавшись, я подбежал к двери в попытке открыть, но она была заперта.
— ВЫПУСТИ МЕНЯ! – Я подбежал обратно к Оливеру, который успел за то время уже подняться и встать около кровати, и, толкнув его со всей, что было, мощи на ту же кровать, мы вместе повалились на неё. Я уже смутно помню, что происходило дальше. Перед глазами всё начало плыть и размываться. Свои действия я также не контролировал и, скорее всего, из-за них я быстро устал и просто принял свою участь быть запертым в этой комнате.
— Ты готов выслушать меня? – Спросил Оливер, когда я наконец просто сел рядом и начал смотреть в пустоту стеклянными глазами.
— Да.
— Сейчас ты не найдёшь её ни в одной из комнат шаттла. Её уже нет на корабле, а потому поиски твои останутся бессмысленны… Может… Я расскажу тебе всё, как было на самом деле, позже. Буквально чуть позже. А сейчас выслушай меня. Некоторое время назад я уже начал высчитывать точные расчёты в подаче топлива по каждому из четырёх двигателей. Как оказалось, третий и четвёртый – лишь аварийные варианты, а подача в первый настолько ничтожна, что, я уверен, прибавив туда ещё совсем немного, шаттла смог бы разогнаться настолько, что смог бы пролетать сразу через несколько измерений подряд. Сегодня мой последний день смены и завтра уже должен будешь быть ты. Я понимаю, что эти два дня уже выдались достаточно тяжелыми для тебя, но дальше будет только тяжелее… Я… Преследую свою цель. Ты будешь прав, обвинив меня в этом. Я знаю, как эгоистично я поступаю, но, поверь. – Оливер приобнял меня рукой за плечо. Я не сопротивлялся. – Я никогда не сделаю чего-то, что тебе бы навредило.
— И почему же я должен тебе верить? – Резонно спросил я.
— Супротив говорю: ты не должен мне верить после того, что я тебе сказал об Эмберли. Но я прошу тебя поверить. Ты не обязан. – Он потёр моё плечо, после чего и убрал руку. – Если ты помнишь наш разговор в обсерватории, то я тебе верю. Твоё ведение должно быть правдой, оно предзнаменовало что-то важное и поэтому я хочу тебе помочь, сколько бы ты от меня не отказывался и сколько бы не противился чужой помощи. Ведь всё, что ты сделал за этот час в моей комнате и показывало твою истинную натуру. Если бы ты её показал кому-то другому, а не мне, то сейчас всё закончилось бы вряд ли благополучно. Но. В такие моменты тебя нужно просто понять и успокоить, как маленького ребёнка, Боже мой. – Он усмехнулся, и я тоже подхватил его приподнятое настроение. Улыбнулся. – Вооот, правильно. Конечно, тебе на этом корабле предстоит ещё многое прочувствовать, но будь уверен, что я всегда, правда, был, есть и буду только на твоей стороне. А теперь иди к себе в каюту. Сейчас никто ничего делать не будет, Капитан уставший, поэтому у тебя есть время заняться чем-нибудь. Я собираюсь помочь тебе, желаешь ты того или нет. – Оливер поднял меня на ноги, встряхнул и я ответил.
— Что ты собираешься сделать? – Я был в решительном непонимании.
— Это уже будет секретом, пожалуй, чтобы ты точно не смог мне помешать… Да и… У меня есть личные счёты с этим лайнером… - В конце Оливер выглядел более серьёзно, чем при разговоре о моей проблеме. Мне стало легче, когда понял, что всё же считает свои проблемы важнее моих. После он добавил: - Надеюсь, что до скорой встречи.
— До встречи. – Сказал я осипшим и поникшим голосом, покидая его комнату.
Дверь за мной закрылась. Я решил обойти каюту Капитана, пройдя другим маршрутом чуть более длинным, но точно безопасным, после чего вернулся к себе в комнату, сел на кровать и, заметив оповещение о переизбытке писем в почтовом ящике, я достал их около шести-семи штук. Я даже сам не заметил, как слёзы начали стекать, играя в салочки друг с другом и падая на белый мрамор, пол моей комнаты, ведь каждое письмо было отправлено из одного и того же адреса. Одним и тем же человеком, которому я явно был небезразличен. Это впервые за долгое время были и слёзы счастья и разочарования в самом себе. Я не мог ответить ни на одно из писем, а потому я принялся за их чтение, понимая, что ответить хоть на одно из них я не смогу.

1 письмо:

«Итан, ты и в правду правильно всё сделал, тебе незачем переживать по пустякам, потому что это явно не по твоей части работы и в оплату такого труда не входит. Главное, что бы с тобой не случилось – оставайся собой и я буду верить в то, что ты сможешь когда-нибудь вернуться домой и рассказать мне всё. Да, лучше расскажи, я уверена, что ты вернёшься. Я буду на это надеяться. Удачи тебе, Итан.»

Это было ответом на то письмо, в котором я высказывал Ким своё недовольство по поводу работы пилота, так как работать стало невозможно. Уже обычным делом стало ставить меня в три смены подряд, использовать, словно тряпичную куклу и в конце концов помыкать моей свободой, не давая нормально отдохнуть одиноко даже в собственной каюте.

2 письмо:

«Напишу я ещё письмо. Может, не пришло. Или не заметил. Или устал. Я правда переживаю за твоё состояние. Ты мог выгореть или просто начать себя плохо чувствовать, поэтому знай, что я всегда тебе отвечу, поддержу в любом споре или конфликте и буду рада тому, что моя поддержка тебе поможет. Рада твоему ответу.»

3 письмо:

«Прошло уже несколько часов, не получила ответ. Надеюсь, что у тебя всё хорошо.»

4 письмо:

«Прости, если у меня получается сейчас тебя только отвлекать. Я перечитывала сказку, что ты мне подарил. Вспоминала то, с каким стеснением тогда ты подарил её мне. Я была так рада на самом деле, что ты подарил мне её. Дорогую, наверное, для тебя. Но теперь не менее дорогую для меня самой. Спасибо тебе, я всё ещё буду ждать твоего ответа.
Если ты будешь занят, то в следующий раз просто предупреди меня. Я пойму. Я буду счастлива узнать, насколько ты будешь занят.»

5 письмо:

«Ты перестал отвечать. Прошло несколько дней. Я понимаю, что это не может быть задержкой. Ты, наверное, перестал их читать вовсе. Но я верю, что у тебя должны быть причины перестать мне отвечать. Я давно должна была сказать тебе то, что не осмеливалась тогда, когда была возможность сказать тебе это лично. Сказать, не сомневаясь в том, что совру тебе или немного улучшу твои ожидания по своему поводу.
Я правда любила тебя. Я благодарна тебе за всё, что ты делал для меня. За всё самое хорошее. Я давно должна была понять, что вечное желание того, чтобы ты добивался меня, старался ради наших отношений в одиночку; было эгоистичным и грубым с моей стороны. Я должна была понять тебя, теперь я сожалею о том, что не могла ответить тебе взаимностью раньше и смогла спустя столько лет только написать тебе о том, что чувствовала всё это время.»

6 письмо:

«Я не знаю, как долго ты будешь сохранять молчание, но теперь я готова сказать тебе это лично. Я буду ждать тебя, сколько тебе будет угодно, потому что правда люблю тебя. Хочу выразить свои надежды глубже, чувственнее, но… Я не знаю как…
Я не пытаюсь отговориться, мол, если бы я имела такое желание, то нашла несколько эпитетов и фразеологизмов, чтобы донести тебе всё, что чувствую. Нет. Мне хочется, чтобы это были мои слова. Я люблю тебя. И жду…»

Я аккуратно отложил письма на стол. Сложил их друг на друга. В моей истории слишком много слёз. Обойдусь без их упоминания, а потому скажу, что руки мои дрожали. Сворачивание писем обратно приносило мне столько боли и безнадёжности, что само действо заняло у меня минут пятнадцать.
Много времени я сидел, сжимая ладони и перебирая большие пальцы, чтобы прийти в себя. Написанные ею слова… Слова любви, которые я раньше никогда не слышал, слова сожаления заставили меня подняться и подойти к шкафу. Из него я достал ручку, листок и дрожащими руками пару минут я выводил фразу: «Я тоже люблю тебя. Мне придётся уйти. Прости меня». Я свернул лист несколько раз, положив в почтовый ящик и уже через несколько минут письмо должно было дойти до Ким.
Я осмотрел свой шкаф. Забрал с собой ручку, портфель с двумя большими дневниками, которые, как чувствовал, ещё пригодятся мне, сменную одежду и в целом собрался так, чтобы никогда больше не возвращаться в эту комнату.
Сразу, как я вышел, увидел, что уже начало светать. Удивился тому, насколько я засиделся в своей комнате, после чего направился к ботаническому саду, о котором раньше не рассказывал.
Я там проводил некоторую часть своего времени, когда мне нужно было отвлечься от работы. Всё-таки хоть какой-то оставшейся клочок зелени должен был остаться на самом шаттле. И именно этот сад стал таковым местом. Думаю, что основной его целью было создание возможности людям получить психологическое расслабления путём наблюдения за прорастающими экзотическими растениями.
Бывало часто, что приходил я сюда только по какому-то алгоритму. Мол… «Мол…» Пишу сейчас это слово и только успеваю понимать, как успел перенять привычку так говорить у Ким. Что-то сразу сдавливает внутри, где-то там глубоко, в самом центре груди, а дышать становится тяжелей с каждым вдохом, стоит мне излишний раз задуматься о всём… Что с ней связано.
Алгоритм этот строился на том, что после каждого непонимания или конфликта с начальством я приходил либо сюда, либо в обсерваторию. В саду мне сразу становилось легче, как будто я снова возвращался в беззаботное детство, которое я проводил за городом в маленькой деревушке. Это были остаточные образы, они и давали мне мнимые чувства расслабленности и спокойствия.
В голове сразу начинал возникать знакомый образ девочки, смотрящей на звёзды.
Но те же звёзды падали, падали, отражаясь в её глазах. Сама возможность вспомнить те времена на космическом шаттле вдали от родного дома обнадёживала, давая мне варианты забыться и ни о чем, помимо возвращения в родной мир, не думать. От того я и говорил, что человек своей сути простой. Ничего, кроме возможности быть дома, мне было не нужно. И, думается мне, чтобы заработать денег на всю оставшуюся жизнь, я бы полетел ещё раз, только бы Ким ни в чем не нуждалась.
Изначально я желал эту работу, чтобы жить ей. Я не мог даже подумать о том, что когда-то я буду гореть тем, чтобы вернуться с неё скорее и встретить родные и тёплые объятья, в которых, также как и тогда, я сейчас нуждаюсь…
Ну так о чём это я… Продолжаю. Замечтался.
— Здравствуй, Итан. – С моей спины ко мне обратился старческий голос, который я сразу узнал. Это была Флоренс Блю. Номер: «КР – 40»
Это была женщина преклонного возраста. Она была достаточно мила к своим годам и разговаривала очень медленно и тихо, что выдавало в ней, как я думал, некую мудрость прожитых лет. Её комбинезон был оснащён более гибким и эластичным составом, чтобы никак не сковывать её движения, из-за чего он выглядел чуть более обвисшим, чем у остальных пассажиров. Собственно такая механика присутствовала у каждого обладателя комбинезона характерного возраста. Сама она была самой доброй души человеком. С ней всегда было приятно провести вечер-другой после рабочего дня, обсуждая ботанику: разные цветочки, диковинные флору и фауну некоторых измерений или просто поговорить не о чём. Это место, словно дополняло женщину и она, в свою очередь, также была неотъемлемой частью этого места, когда я на её фоне выглядел, словно незваный гость, что был впущен по блату, по знакомству. Но это отнюдь не мешало мне находиться здесь и раз за разом примечать себе что-то новое из уст Флоренс. Иногда мне казалось, что сад сам слушался её. Помыкал её приказам. И даже, когда она просто могла поднять руку вверх, стебли окутывали её кисть и шли дальше по руке вплоть до предплечья, но, к сожалению, это никакая не магия, ведь, попробуй сделать я также, у меня всё получилось. Её магия заключалась в том, что она знала, где именно нужно поднять руку, чтобы я удивился. Эта женщина умела производить прелестное и запоминающееся надолго впечатление о себе.
— Здравствуйте. – Я повернул голову в её сторону и увидел её прекрасное расположение духа. Её расположение переместилось ближе ко мне и стало в непосредственной близости.
Теперь мы вдвоём встали напротив входа в сад, уже из которого можно было наблюдать несколько фонтанов, сплетающиеся кроны распустившихся ветвей деревьев и небольшой лабиринт, обставленный кустами. Кажется, что я до сих пор могу вспомнить каждое его разветвление и заблудится я бы не смог даже ночью.
— Тебя, наверное, опять привела сюда не лучшая ситуация, не так ли?
— Да, вы правы. – Ответил я, смотря на вход внутрь.
— Пойдём поговорим тогда, Итан. Я думаю, тебе сейчас это нужно.
— Определённо. – Я вошёл внутрь сада. Флоренс пошла за мной следом.
Прошли мы совсем немного, ведь, не заходя слишком далеко, мы направились в другую сторону и путь наш вёл к скрытой комнате. Она не была секретной, знали о ней все, кто посещал место это, а скрытая она была, потому что одиночная. Для тех, кто желал уединиться и поразговаривать либо сам с собой, либо точно наедине, прочь от посторонних ушей. Таких комнат было несколько, и каждая из них друг от друга отличалась несильно, каждая сохраняла общий концепт и схожесть. Потолок имитировал, как правило, голубое небо, изредка покрывающееся тучами, однако и то было редкостью в присутствии Флоренс. Этой женщине никогда не было смысла что-то скрывать от меня или допытывать из меня информацию. Обычно я сам приходил и всё рассказывал, чтобы потом обсудить это вместе с ней же. Далее комната представляла из себя небольшую опушку леса с маленьким водопадом, который впадал в такое же миниатюрное озерцо, в которым плескались тропические рыбки, из-за которых плаванье было запрещено. Мы сели с Флоренс на первые попавшиеся лежачие брёвна, и я заметил, как тучи начали сгущаться. Такого не было ни в одном из моих появлений здесь. Женщина посмотрела в небо, улыбнулась и перевела полный доброты и сочувствия взгляд. Она сразу поняла, что сегодня у меня не как обычно плохие новости, а крайне нежелательные для сохранения хорошего настроения. Она выдохнула и, продолжая смотреть на меня теми же глазами, объяснила мне.
— Итан, посмотри на небо. – Сказала она, после чего пошёл лёгкий дождик, что был еле заметен. Я посмотрел на небо и снова на неё. – Чем хуже настрой и самочувствие каждого входящего в эту комнату, тем хуже погода становится внутри. Это одно из свойств прола. – Она посмотрела на озеро, и даже я заметил, как рыбки начали прятаться из-за непогоды.
— К счастью или к сожалению, но я понимаю, почему так происходит. – Я грустно отвесил голову в сторону без выражения. – Но мне интересно всё же, что такое «прол»? – С лёгким намёком на внимательность посмотрел на собеседницу, ведь то слово было мне незнакомо.
— Жаль, что ты пилот и вас не обучают такой элементарной информации на учебных уроках в новых академиях. – Она всё также продолжала улыбаться. Всё-таки понять я до сих пор не мог, откуда в ней было столько положительной энергии, которой она могла делиться и никак от того не страдать. Продолжаю: – Прол – это материал, из которого был выведен карвер. Что-то вроде технологического процесса сплавки. Или чего-то в этом духе. Я точно не помню, Итан, совсем уже запамятовала. Но точно скажу тебе, что карвер – это переработанный прол только в больших размерах и консистенции. – Она немного замялась и продолжила. – Карвер зависит от скорости объекта (точнее он был настроен на то, чтобы зависеть от скорости), на который тот был нанесён, когда прол от всего, что находится от него в непосредственной близости. Поэтому из прола, Итан, также вполне можно бы было сделать какую-нибудь интересную и полезную вещицу. – Подытожила она фактом, после чего начала пристально в меня вглядываться, сохраняя выражение то же выражение на лице. – Я думаю, что ты сам понимаешь, что стоит нам немного поговорить с тобой. Я думаю, что смогу тебе помочь хоть каким-нибудь небольшим советом. Опыта же у меня достаточно, так почему и не поделить им с тобой. Давай, я жду, Итан. – Она сразу поняла, что моё я чувствует себя настолько плохо, ведь даже через её прекрасное и вечно ошеломительное настроение мои дождевые облака смогли найти возможность протиснуться и начать захватывать это, пока меня не было, чудное и дивное место. Мне было в самом деле странно ощущать и понимать то, что все мои душевные тяготы могли быть отражены. Выставлены на показ в этой комнате. Но всё же я был там и поэтому пути назад уже не было. Если я решился, то задней мысли быть не должно.
— Да, я не могу пойти супротив прола и рассказать в обрядности то, что у меня всё хорошо и я смогу в самом деле хорошо после жить. Я перестал писать Ким. Но я не смог выдержать и отправил ей письмо. Последнее моё ей письмо, как мне думается, потому что не думаю, как её вмешательство в мои проблемы должно мне помочь. Доселе слова, отправленные мне и написанные, мне помогали. Они правда имели только исключительный характер, но сейчас я увидел, чего не был должен. Наверное. – И тут женщина меня перебила.
— То был Маяк Вселенной, правильно, Итан?
— Да, верно, но откуда вы… – Вновь стал перебит.
— Право, я многое знаю. Продолжай.
— В таком случае: я поступаю эгоистично. Я бы никогда не перестал писать просто по тому, что мне перехотелось и, пока я рассказываю это всё вам, брожу по этому кораблю, она уже точно написала ответ. К сожалению, тот, что я никогда не смогу прочитать. Не отвечать человеку – не значит быть независимым от него… Я переживаю на счёт своего выбора. Я не понимаю, как должен был бы поступить правильно или в какую сторону имел в принципе право двигаться мой ветер, однако я уже решился на это и не имею желания потом сожалеть о скорости потока моего ветерка. Ведь я не знаю, как жизнь может распорядиться: куда меня поставить, где меня оставить и что у меня спросить тогда, когда я буду готов ответить.
Флоренс вникала в мои слова. В ней виднелось полное понимание ситуации и настолько то понимание отличалось от обычного, что мне показалось, словно она могла и сама пережила нечто подобное. Для блага какого-то человека воздействовать на себя во вред. Я будто бы прочувствовал это понимание между нами, но до её разъяснений этому ничего не предал.
— Ты не думал, что это может быть твоё и отнюдь не последнее письмо для Кимберли? – Она улыбалась на это в состоянии мне помочь.
— Д…
— Тогда мне нужно тебе кое-что подарить. С этим… Не наверняка, но ты сможешь донести несколько вещей до вашего с ней дома…
Флоренс вышла из комнаты, оставив меня наедине с непрекращающимся ливнем, омывавшим мою голову. Совсем быстро и скоро меня высушивала система жизнеобеспечения комбинезона, а потому переживал я по-другому поводу. В голове моей в отсутствие женщины возник образ нашей с Ким сорванной свадьбы.
Это была смешная и на самом деле слегка интересная история, связанная именно с обильным количеством дождей, из-за которых воспоминание проснулось во мне, выстрелив из пистолета в мрачное небо. Тучки начали улетать, а на их места появляться просветы ярких лучами солнца, которые через несколько минут озарили всю комнату.
Рыбки выплыли и показались в озере. И я понял, насколько легко происходят мои перепады в настроении. Вот, секунду назад я бы не мог поступить не иначе как забиться в угол навзрыд, но сила воспоминаний надо мной воздействует, словно тумблер. Переключатель, что есть в моей душе, и именно благодаря его воле я могу сейчас улыбнуться, переписывая свою небольшую историю сюда.
На тот день свадьбы нагрянул сильный ураган. И невеста в бархатном платье, с белоснежной фатой на и огромным подолом бежала, чтобы спрятаться, убегая из-под арки, находившейся на улице. Я бежал следом и искренне смеялся со всего происходящего. Конечно, она запнулась о платье и начала падать, однако осталась подхваченной моими руками. Я смотрел на её улыбку и сам улыбался также, как и сейчас, забегая внутрь и прячась от ливня. Это воспоминание, столь короткое, но невыносимо тёплое до той степени, как я становлюсь чересчур расслаблен. Я любил так каждое, но в этом месте, так похожем на место проведения свадьбы, конкретно это воспринималось очень иначе.
Некоторое время я просидел, уходя в воспоминание с головой, уже начав помаленьку забывать, с какой целью я нахожусь в этой комнате в принципе и чего я ждал.
Но та, которую я ждал, уже через несколько минут воротилась обратно. Я заметил у неё в руках сначала что-то расплывчатое, я явно был ещё погружен в свои фантазии, но потом это что-то начало проясняться, что-то, что оказалось дроном. Я видел похожие на картинках. Те были компактными, занимали не так уж и много места и были способны самостоятельно перемещаться между мирами. Это был способ отправить что-то перед своей смертью. Однако такие вещи уже давно не выпускались страной -ия, и видеть здесь такой экземпляр было достаточно неожиданно.
Я встал с бревна и медленно начал идти к Флоренс навстречу.
— Это то, о чем я говорила.
Она сказала это, сразу как мы встали в приличной для рукопожатия близости друг от друга, а потому я начал осматривать дрон. Сам он, из её рук, оказался миловидным, словно он и не был сделан в 2563 году, как утверждала надпись сбоку летающего аппарата. Я сразу решил высказать своё удивление Флоренс.
— Я даже подумать не мог, что они до сих пор существуют, мисс Флоренс! – Я выглядел как ребенок, что нашёл новую игрушку. – Откуда он у вас? И почему год его выпуска был так давно. Аж в 2563 году? Если я не ошибаюсь, то это должен быть один из первых прототипов дронов, способных перемещаться между вселенными! Мне кажется, что это невозможно было достать, если только вы не жили в те времена и имели такое огромное влияние, что никому и не снилось! – Тут я уже начал говорить только на эмоциях и сразу не заметил, как всем, что я задал, умудрился раздосадовать бедную старушку. – Извините… – Сказал только тогда, когда понял, что наговорил.
— Нет, ничего, не беспокойся. Можешь называть меня Амирой… Амирой…
— Вэй? – Перебил я.
— Да. Удивлена, что ты сразу догадался, стоило мне произнести это имя. – Она грустно улыбнулась с опущенными вниз глазами.
— Я знаю, о вас из блокнотов Ойрена Голда, точнее вашу малую часть прошлого, связанного с этим человеком. У меня есть много вопросов к вам, если честно, и если вы изволите, то имею желание у вас о многом поинтересоваться. – Сказал, уже начиная забывать о дроне. Она молча всучила мне его, и я сложил БПЛА в рюкзак. Амира же стояла и тоскливо смотрела на меня, ожидая допроса.
— Почему вы попросили Ойрена совершить саботаж тем вечером в первый запуск первого шаттла на Земле? (На самом деле и более конкретно)
— Это трудно объяснить. Ещё в 2498 за пару лет до пуска я спокойно спала. Комната облилась белой, яркой краской, и я услышала голос. Я не смогла понять, был он мужским или женским, однако точно осознала то, что единственная правда – лишь его слова. Голос сказал, что я должна предотвратить всеми силами запуск первого шаттла. Волею судьбы Ойрен был моим другом детства. Мы много общались и веселились, однако потом всё переменилось. Я начала больше уходиться в себя, в работу на отца и времени на личную жизнь совсем у меня не оставалось. И так, как он стал пилотом этого корабля, то у меня не оставалось иного выбора. Не иначе, как воспользоваться его необъятной любовью ко мне. Я читала его записи. Предвидя все вопросы, я скажу, что именно поэтому я и не отвечала Ойрену взаимностью. Думала, что он разлюбит меня и перестанет быть настолько зависим, но я ошибалась. Он выполнил мою просьбу и просьбу необъяснимую Маяка Вселенной. Когда я нашла его в полумёртвом состоянии, то немного позаботилась, после чего отпустила жить, забыв свою прошлую жизнь. Но это не могло искупить моей вины перед ним. Вплоть до его недавней смерти, по мере возможности, я была рядом и старалась ему всячески помогать. Он так и не нашёл себе иную спутницу жизни, оставив в приоритете меня одну. А теперь наши блокнотные записи в розыске компанией, потому что никто не должен был знать, что произошло тогда на самом деле. Я была очень разочарована, когда узнала, что Аркено отдал их тебе. Не именно тебе, а в принципе кому-то из пилотов шаттла. Поэтому сейчас я хочу спросить уже у тебя: ты хранишь наши блокноты и оставляешь их в тайне? – Амира говорила со мной уже почти как с другом, я очень боялся разочаровать её своим откровением, ведь ту правду, которая есть, мне будет тяжело рассказать, а врать я не видел никакого смысла. У меня, к сожалению, получилось разочарование.
— Их украли. – Коротко и понятно.
— Ясно.
Она пустила пару слёз и тихо села на бревно. Я не знал, какую реакцию должен был дать, но она поняла моё состояние.
— Можешь идти, Итан. Хватит тебе бабушку слушать. Пора уже и мне в след за Ойреном. Я говорила ему, что люблю. Писала. Да только нужны были ему мои слова после всего, что случилось? Нет, конечно. Кому нужно то, что оставляет шрамы?
Она так и осталась сидеть в этой комнате с водопадом и озером. Я уж не знаю, где она. Как она. Но, выходя из секретного оазиса, я заметил, как над головой её не появилось ни одной тучи.
Итак, я вышел. Я простоял ещё десяток минут около входа в комнату в размышлениях, что были не такими уж и радостными или положительными в сторону Амиры.
С самого начала я заметил: в её поведение не было раскаяния. Его просто не было, пусть и слова, с ним связанные, были. Уверенность в этом мне придавали её телодвижения, её повадки, каждое её слово, потому что я был уверен в своём раскаянии как в понятном примере. Я сожалел, — на что прол отреагировал. Но на слёзы Амиры он ответил солнечными лучиками. Амире просто стало жалко Ойрена после того, как она использовала его в исполнении своей цели и исключительно из жалости к нему чеканила те слова одно за другим передо мной в надежде, что я буду обманут. Но она разочаровалась, когда я, подобно Ойрену, не увидел в ней раскаяния. Да, это было видением Маяка Вселенной, я правда ей поверил на этом моменте, но это отнюдь не значит, что она должна была жертвовать жизнью настолько дорогого ей человека. Как я лично понял, то видения никак не влияют на будущее человека, если он бездействует, а всё идёт каким-то своим запланированным чередом. Никому необъяснимым. Видения влияют на мировоззрение человека, к которому оно пришло, но не более. А потому я решил прогуляться дальше по саду, однако уже у обычных и всем доступных мест, чтобы… Наверное, я думал встретить кого-нибудь, кто бы смог мне помочь, которому я бы мог высказаться, но, продолжая идти, я замечал лишь изредка каких-то незнакомцев и никого знакомого. Я посмотрел вверх, на потолок, на удивительную красоту пролетающих облаков и устало вздохнул, сев на скамейку.
Я долго просидел тогда, бездумно смотря в пол. Я пытался осознать, какие могут быть последствия того, что блокнот был украден, и того, что может произойти… С двигателями. Если Оливер взялся за неё, то он не сможет не успеть сделать всё так, как он запланировал, к концу его рабочего дня. Я не знал, какие последствия могу возникнуть… Не знал, как именно он собирался мне помочь, если у него всё пройдёт удачно, и он в самом деле сможет развить невиданную раньше скорость. Но я правда надеялся на него. Надеялся на то, что мне это поможет, пусть и не знал как именно должно.
Мне не чувствовались посторонние взгляды, словно их и не было вовсе, но спустя полчаса я принял один настойчивый взгляд. Сразу, как я его прочувствовал, то ничего не сделал, подумав, что это мог быть обыкновенный ребёнок, но он никуда не уходил. Он замер также безмолвно вместе со мной. Я удивленный поднял глаза, но ничего, кроме чьей-то женской фигуры, удаляющейся внутрь лабиринта, не заметил.
Любой другой бы, наверное, пошёл за ней. Я не знаю, с какой целью эта фигура хотела привести меня внутрь, но она была очень знакома. Как будто виделись мы с ней совсем недавно, однако я до сих пор точно не могу быть уверен в том, кто это был. И, решившись не идти за ней, я пошёл в обратную от неё сторону, а то есть на выход из сада, не имея здесь более никакой цели к нахождению.
Я начал своё скитание. Без понятия, куда я шёл, как, через какие проходы, но в конце я оказался на 30 этаже, где некогда жил Ойрен Голд. Я решил исследовать его комнату внимательнее.
Оказавшись снова внутри той комнаты, на меня произвёл небольшое впечатление её внешний вид. Всё выглядело гораздо ухоженнее, чем было ранее в мой первый визит. Но свет всё также не работал. Видимо, ещё не было времени или надобности его чинить. Я прикрыл за собой дверь и начал проводить поиски чего-то, что, я сам не знаю почему, должен был найти внутри комнаты.
Скорее всего на выбор такого пути повлияло желание попасть сюда, связанное с похожим явлением, когда преступники хотят вернуться на место совершенного ими преступления, однако я не считал, что сделал что-то ужасное. Думается, что я пошёл туда лишь по тому, что меня туда что-то направило.
Некоторое время я провёл за обыском всей комнаты, но затем переключился на шкаф. Я начал с его низа, сел на корточки и, разваливая в стороны гору старинной одежды, почти всю изгрызенную молью, начал замечать слабое голубое сияние, пробивающееся с самого дна. Я ещё чуть потерял времени на то, чтобы расчистить путь, и заметил рукоять, что выглядывала одним из своих острых углов. Моя рука сразу схватила её и резко вытащила, высвободив из объятья зловония, плазменный пистолет. Его калибр был мал и мог убить только лишь человека, однако был вполне сносен для того, чтобы поохотиться на дичь, при этом никак ей не навредив, лишь заставив её потерять сознание. В небольшой радости от обнаружения находки, я не смог услышать открывшуюся позади меня дверь. Разглядывая пистолет в размышлениях о том, как он сюда попал, с какой целью его сюда принесли и почему именно я должен был его найти, послышались шаги.
Я резко развернулся, направив пистолет на вошедшего. Плазма подбежала к стволу, готовая высвободиться потоком после нажатия спускового крючка и высвободить душу человека из его тела, однако нажать сразу я не решился. Вошедшим внутрь оказался Капитан Винсент Крюк. Он находился от меня на достаточно дальнем расстоянии и не продолжил идти, чтобы не испугать меня, спровоцировав на выстрел.
— А теперь, Итан… – Он якобы со спокойствием смотрел в мои глаза, отражающие шоковое состояние. – Опусти пистолет и пойдём вместе всё обсудим. Поговорим как обычно про выбор дешёвых продуктов, про то, как можно интересно открыть свой бизнес, придумать для него идею. Давай, Итан, поднимайся. – Он говорил, словно родитель, который пытался подкупить ребёнка, чтобы тот пошёл ему на уступки, но на самом деле только показаться таким хорошим, чтобы использовать его доверие себе во благо. Поэтому я встал, но пистолет не убрал
— Не имеется такого желания. – Я держал пистолет двумя дрожащими руками и смотрел только со злобой на Винсента, не понимая до конца, что происходит. Я понимал только то, что Капитан был моим врагом. Твёрдо был в этом уверен, а потому доверия с ничего у меня к нему возникнуть не могло. И в голове у меня возникла идея о пропавшем блокноте. Всё встало на свои места, и я завопил: – Я НЕ СОБИРАЮСЬ ГОВОРИТЬ ЧТО-ЛИБО!
— ТО, ЧТО ТЫ СКАЖЕШЬ – ДЕЛО ВРЕМЕНИ! – Сразу, как он закричал это, на весь этаж эхом, отскакивая от стен и попадая прямо в грудь, завизжали серены, а этажи окрасились в красный.
Это было оповещение о самой тяжёлой возможной форме аварии, которая могла произойти на шаттле – уничтожение сразу нескольких двигателей. Сразу же почувствовалась лёгкая турбулентность. По общим запасам на корабле в таком случае остаётся кислорода на полтора часа для каждого человека из-за неисправности подачи живительного газа по трубам. Вся энергия шаттла в этот момент направилась к оставшимся двигателям, которые ещё могли мало-мальски функционировать и направлять судно в определенную сторону. Но через несколько секунд прогремел взрыв и единственным местом, где он мог произойти, была техническая комната двигателей.
Я посмотрел на Капитана, он посмотрел на меня. Мы не знали, что нам обоим делать друг с другом, но он скоординировался быстрее и прыгнул в мою сторону, выбив кистью пистолет из моих рук в сторону. Он был намерен взять меня и допросить о местах нахождения Амиры и, возможно, Аркено (Это было понятно по тому, что иной важной информации я не знал), он ударил меня по виску, но я отклонился и уже с рассеченной бровью пнул его в живот. Винсент свернулся от подступившей боли и, покамест он был потерян, получил кулаком в солнечное сплетение. Крюк был больше меня и достаточно крупнее, но это не имело значения, потому что наша физическая подготовка находилась на разных уровнях, поэтому мне не составило никакого труда откинуть его в сторону, как он это сделал недавно с пистолетом, и подобрать плазменную пушку, пока Капитан восстанавливал дыхание. Не теряя ни секунды драгоценного времени, я направился прочь из комнаты.
Уж покинув её, я осознал масштаб всей трагедии. Люди, не знавшие строения корабля (а их было много), в панике бегали, стараясь найти своё спасение в спасательных капсулах срочной эвакуации, некоторые бежали строго в направлении комнаты с этими капсулами, ну а были те, кто никуда не торопился, зная, что их в любом случае спасёт обслуживающий персонал лайнера. В любом случае людям на самом деле беспокоиться было мало о чём.
Но я, пробегая к лифту, заметил, что шаттл несётся на невиданных ранее скоростях и уже давно пролетел нужную червоточину, через которую должен был направиться в мир, следующий далее по запланированному маршруту. Я был в панике и не понимал, насколько это может быть опасно. По всей видимости, у Оливера получилось обойди круизный режим шаттла, после чего передать столько топлива в двигатели, что теперь их нет, а корабль движется на одной остаточно инерции.
Кажется, тогда я в принципе забыл, как меня зовут, но помнил… Я многое помнил о себе, потому что, уже поднимаясь на лифте (что работал в связи с потребностью людей вернуться на свой этаж, чтобы занять свою капсулу), вся моя короткая жизнь проносилась перед моими пустыми, а от того собранными перед страхом, глазами. Я сразу решился направиться в комнату управления, чтобы узнать о состоянии Оливера. Нажал на кнопку, но та не работала, не пуская на необходимый мне этаж. Лифт тот был переполнен, поэтому на следующем же мне пришлось бы выйти, чтоб попасть на этаж пилотов. Но мой взгляд приковала к себе толпа. Почему-то я тогда нашёл время, чтобы найти в ней те самые глаза…
Глаза Эмберли Хэмилтон. Мы смотрели друг на друга, понимая, что я ничего о ней не знаю, когда её знания обо мне явно не ограничивались одной только Ким. Как будто я её давний друг, у которого случилась, полная амнезия, но эта «полная» потеря памяти составляла лишь частичку Эм, забытой мною напрочь. Я не был уверен в том, что она в самом деле была со мной знакома лично. У меня неплохая визуальная память, и я бы точно мог запомнить её с детства, но даже намёка на её присутствие в моей жизни до встречи после выхода из музыкального магазина я точно могу сказать, что не было. Не встречал её никогда раньше. Вопросы о ней навязались сами собой. Почему Оливер сказал, что её уже нет на борту? Почему она украла у меня блокнот? Что она в конце концов забыла в этом лифте?
Некоторое время, которое мы доезжали до ближайшего этажа, мы молча смотрели друг на друга, хлопали глазами и не могли что-либо сказать на прощание или прощение из-за шума, создавшегося криками людей, проезжавших вместе с нами. Лица же болезненно то тускнели, то окрашивались в красный. Но шум смерти не помеха. Она поняла, что я выйду сразу, как откроются двери, и поэтому сказала:
— Прости…
Услышать я никак не мог. Я никогда раньше не чувствовал того, что понимаю человека без слов, но именно сейчас, по её мимике, по сложившимся между нами обстоятельствам, по всему концепту в целом я уверен в этом слове, как будто я его и сказал в полной и обреченной надежде на то самое заветное прощение, чего желание только и делает, что сгущает тучи и подготавливает к трудностям.
По её щеке вновь пробежала слеза. Я точно мог увидеть в ней отражение… Бликов мерцающих красным люминесцентных ламп, что служили единственными источниками освещения.
Я вышел сразу, как двери лифта открылись. Может быть, у меня было желание выслушать Эм, понять её, её мотивы и её саму, чтобы попытаться простить (а я всегда стараюсь простить всех вокруг себя), но у меня на то не было времени. Было важнее узнать о состоянии шаттла от Оливера и дальше уже действовать на ходу по мере поступления проблем. Я был уверен, что Оливер жив, чувствовал это и никак не смог прогадать.
Моё появление в индивидуальном экстренном лифте сопровождалось постепенно кончающимся топливом, на тяге которого он и работал, однако расстояние оказалось небольшим и такие запасы позволили мне всё-таки оказаться на нужном этаже. Я нажал на этаж комнаты управления и лифт тронулся вверх, как можно быстрее доставив меня туда.
Пока я поднимался, голова начала гудеть болью в унисон со звуком сереной, а в глазах начало двоится из-за переменных красных огней. Это были ощущения отнюдь не из самых приятных, однако я постарался перестать обращать на эти факторы вообще какое-либо внимание. Я видел в окна, как наш шаттл уже потерял свой нос из-за постоянных столкновений с астероидами и, покамест я поднимался, то радовался тому, что особо огромных объектов на пути падения корабля не наблюдалось. Это мог бы быть полный конец, если бы мы случайно таким образом наткнулись на какого-нибудь газового гиганта или иную нейтронную звезду.
Когда я оказался в комнате управления, то сразу заметил сидящего за своим креслом Оливера. Кажется, что его в принципе не волновало то, что происходит с шаттлом под его управлением. Он закинул одну ногу на другую и в своей привычной манере попивал кофе из любимой кружки, наблюдая за тем, как голограммы одна за другой гаснут и потухают без возможности с какой-либо энергией восстановить работу двигателей. Потому что их просто не осталось. После небольшой паузы он заметил, как я запыхавшийся стоял в входном проёме и смотрел на него сильно округленными глазами. Особенный шарм придавал размер моих зрачков, который показывал мои настоящие переживания по всему, что происходит. Эти переживания не ускользнули от пытливого взгляда Оливера, который вряд ли понимал причину моего нахождения здесь, уже надеясь, что я сел в капсулу и покинул это место. Но я перед ним. Поэтому он подскочил со своего места, уместил кружку в её ореол обитания и подбежал ко мне, начав немного трясти меня, взявшись за плечи.
— Итан! Я специально устроил этот саботаж, заметив, как Винсент покидает комнату управления, а по камерам я заметил, как он направлялся к тебе на тридцатый этаж. Я понимал, что это будет не от добрых намерений – просто поздороваться. Я знал, что он идёт к тебе именно, чтобы получить информацию об авторах написанных блокнотов! – Всё его существо показывало, что он сдержал своё обещание мне помочь, поэтому хочет, чтобы я этой возможностью воспользовался и покинул шаттл. – Пожалуйста, Итан, тебе нужно покинуть корабль до того, как здесь окажется Винсент! – Я взял его за руки и опустил их.
— Оливер, это не имеет значения. Ты понимаешь, что мне нужны ответы на вопросы. Это желание вполне читаемо в моих глазах, и я прошу тебя сказать мне всю правду от начала и до конца. – Я говорил твёрдо и уверенно, понимая, что времени у нас совсем немного на то, чтобы распинаться, а потому друг мой тяжело выдохнул, поняв, что без ответов я никуда не уйду и решился на то, чтобы рассказать мне всё о Эмберли Хэмилтон, что знал.
— Пусть будет так, как ты хочешь.
Он подозвал меня к иллюминатору. Я встал рядом, опершись на стену и наблюдая за видом по ту сторону, что быстро сменялся миллионами звезд и галактик. Я понимал, что времени нам не хватит. Оливер тоже это понимал, но мы, потерявшись, встали друг напротив друга и только тогда он заговорил, понимая, что, скорее всего, только мы на этом шаттле последние, кто никуда не торопится.
— Эмберли – моя сводная сестра. Настоящая фамилия Эмберли – Кемпбелл, фамилия Хэмилтон была взята, когда её отец полюбил мою мать. Тогда нам обоим было семь лет и с тех пор мы старались находится вместе почти всё время, отведенное мне до начала обучения в академии. Я этого тебе не рассказывал, потому что не имел на то никакого права и пошёл бы под трибунал компании -ии, если бы разгласил информацию о ней. И это касалось не только меня, но и твоей жены, Итан. – Не сказать, что моё лицо категорично резко менялось в тот момент, но он понимал, сколько эмоций внутри я испытываю, когда он произносит даже одно маленькое слово. И сколько нового я узнаю в этом диалоге. – Кимберли и Эмберли – родные сёстры, поэтому ты, скорее всего, и почувствовал что-то родное в ней при первой встрече. Нет, это была не влюбленность в другого человека, они на самом деле похожи друг на друга и в этом нет ничего особенного. Родители Кимберли и Эм развелись, когда они были совсем малышками, как мне рассказывала сестра, но с тех пор они не переставали общаться. Вплоть до того момента, когда Кимберли познакомилась с тобой. Эм говорила, как Ким в таких неповторимых красках и с краской на лице рассказывала о тебе: какой ты был стеснительный, совсем юный и молодой тогда, как ты сразу ей понравился, но она не могла тебе сказать, что любит, потому что никогда не хотела тебе врать, однако про существование сестры она тебе соврала. Это её единственная ложь тебе, что её гложет по сей день, но как бы она не мечтала рассказать о ней, она не могла из-за тех же ограничений, которые есть у меня. Когда как она рассказывала о тебе сестре каждый день, Эм решила следить за вашими свиданиями втайне ото всех. Она заинтересовалась тобой, после чего и влюбилась. Она знала о тебе даже больше, чем ей говорила о тебе Кимберли, поэтому чувствует себя виноватой перед тобой за все чувства, которые не должны были быть предназначены для неё. Эмберли, может, и хотела бы сама тебе обо всём рассказать, да только слабая она девочка на самом деле. И о том, что произошло с вами в твоей каюте, мне тоже известно. Она заплакала, потому что это были слова не те, которые желало произнести её сердце. Она сразу начала отталкивать тебя от себя, потому что не знала, как будет лучше рассказать тебе, пусть и не обо всём, но хотя бы о своих чувствах. Возвращаюсь к тому, почему она тогда в принципе зашла к тебе в каюту и как попала на наш этаж. Это было задание, отданное ей Винсентом. Он понимал, что только присутствие Эм не сможет сразу вызвать у тебя подозрений на счёт проверки комнаты, в ходе которой и был найден блокнот. Она не сразу побежала отдавать его в мерзкие, костляво-красные руки капитана, а пошла ко мне за советом и за тем, чтобы выиграть тебе немного времени и поэтому ни за что бы не покинула лайнер, выполнив поручение Крюка. Мы оба пытались помочь тебе так, чтобы самим после не получить выговоров, штрафов или лишения свободы, но теперь, когда все твои сомнения рассеяны (я по глазам вижу, что многие ответы ты получил), пожалуйста, отправляйся в капсулу. У нас нет желания идти дальше. Мне незачем спасаться, зная, что когда меня найдут, то жестокого наказания за уничтожение шаттла мне не избежать. Эмберли хочет остаться со мной в последние минуты. Поэтому иди молча и не оборачивайся. Винсент уже, скорее всего, давно оклемался и идёт к спасательным капсулами на нашем этаже. Тебе нужно торопиться. Прощай.
Оливер закончил свой монолог. Он, ни капли не раздосадованный случившемся, с эдаким чувством выполненного долга, уселся на своё прежнее место. Его кофе чуть остыл, но это не мешало горячо пить его из-за засохшего горла. Он посмотрел в мою сторону, кивнул головой в сторону выхода и в его проёме показался силуэт Эм. Она прошла чуть ближе и встала передо мной, не зная, как может она передо мной объясниться. В немой сцене она глянула на Оливера с вопросом: «Рассказал?» А он ей ответил кивком: «Да». Она начала тихо лепетать:
— Я знаю, что не могу… Правильно высказать тебе всё… Или говорить за кого-то… Но… – Она подняла на меня глаза. – Если огонь в тебе кипит нейтрально, то дай ему возможность разгореться новым… Самым алым пламенем, которое только может у тебя быть… Ради Кимберли… Она сама не понимала, какие чувства внутри у неё разгораются к тебе, она чувствовала осознанно одно, когда словами показывала абсолютно противоположное. Её пылающие глаза, уверенность, что в них читалась, всё говорило только о том, что она любит тебя… Да, она тебе уже об этом…
— Написала? – Подавленным из-за сдерживания голосом прошептал я.
— Так ты знаешь… –  Она посмотрела на меня, уже улыбаясь, и продолжила. – Тогда мне незачем распинаться тебе об этом. Беги к спасательной капсуле и вернись к своей жене. Ты заслуживаешь её так, как она заслуживает такого, как ты. Удачи тебе, Итан.
Оливер даже не смотрел в нашу сторону. Кажется, что ему тоже было сложно в этот момент, потому что прощаться с жизнью он не хотел. Он имел ярое желание жить, продолжая дивиться всему новому и неизведанному, а Эм, договорив, направилась к нему, села сбоку и взяла за свободную от кружки руки. Я же развернулся и направился в комнату спасательных капсул на этаже пилотов.
Она представляла из себя, в отличие от обычных подобных комнат на этажах пассажиров, которые были чересчур огромны, небольшое пространство, издав звук, в котором он бы ещё много времени отражался эхом от гладкой поверхности стен и вбивался в голову.
Я подошёл к одной из капсул. В самом деле и капсулами это назвать можно было с натяжкой. То были небольшие сферы старого прототипа: металлические пластины (однако очень плотные и плотно друг к другу прилегающие) слегка торчали концами листов наружу, а вход в них был выполнен в виде люка, похожего на иллюминатор, чтобы при резком динамическом ударе сила, с которой он был совершён, равномерно разошлась по всей поверхности капсулы. Внутри же находилось провизии на месяц, поэтому за еду с водой и не переживал вовсе. Были, конечно, небольшие опасения на счёт того, что они были испорчены, однако я сразу же вспомнил, что еда из себя представляла долго портящиеся питательные батончики, и сомнения сразу же отпали от моей тревожности, что уже хотела направить меня в столовую в такой критической обстановке.
Только стоило мне начать заходить в открытый люк, чья-то рука с силой сжала моё плечо и откинула назад. Я развернулся и успел увидеть, как Винсент направляется в мою сторону с убийственным настроем. Он попытался навалиться на меня, когда я ещё лежал, но мне повезло откатиться в сторону и ещё раз пнуть его. Только уже под ребро. Мне показалось, как будто слов это чудовище уже не воспринимало, поэтому и пытаться с ним договориться я не стал. Покамест тот был опять дезориентирован, я достал плазменный пистолет и направил его на капитана. Его лицо скривилось в мерзкой улыбке. Настолько мне больно было на неё смотреть… Это уже был не мой Капитан Винсент Крюк. После той ночи обнаружения блокнота его подменили. Это был другой человек. С этой мыслью я стал увереннее. Крепче взялся за пистолет и, полный тревожных сомнений, я спустил курок. Винсент упал замертво.
Услышав продолжающиеся взрывы, которые были вызваны продолжением уничтожения всех отделов уже поставки кислорода на шаттл, я понял, что времени у меня осталось совсем немного, поэтому, запнувшись об проём люка, я кубарем закатился внутрь и закрылся. В противоположной стороне капсулы также находился иллюминатор, с помощью которого мне стала заметна приближающаяся червоточина. Она не была запланирована на пути, поэтому и знаний, куда она могла отправить корабль, у меня точно бы не нашлось. Я нервно начал тыкать на кнопку спуска сферы и спустя несколько секунд она искала ближайшую к нам планету с достаточным количеством кислорода в атмосфере и в принципе пригодную для какого-никакого существования.
Мой ковчег развернулся так, что я смог наблюдать за шаттлом. Стоит сказать, что каждая червоточина была оборудована посадочной станцией, на которой лайнеру можно бы было задержаться и пополнить запасы еды, воды и кислорода, а также завести на борт каких-нибудь растений или провести технический осмотр. Но не суть.
Суть в том, что, пока он подлетал к станции, двигатели окончательно разорвались, выпустив всю свою энергию (да, это была энергия, поэтому взрывы и произошли) в космос, они порвали обшивку из карвера, из-за чего корабль сменил своё направление и столкнулся на огромной скорости со станцией. К моему удивлению, открывшееся зрелище завораживало, когда космический мусор стал огибать червоточину по орбите и расталкивать друг друга.
Я смотрел на образовавшиеся после взрыва сгустки голубой энергии и не понимал, как мне на это реагировать. Я всем нутром надеялся на то, что Оливер и Эмберли решили таким образом просто пошутить надо мной. Решили, так скажем, разыграть меня (мы же старые знакомые, так почему бы и нет собственно?), но это были только мои мнительные надежды. Страх ожидания как обычно оказался страшнее действительности. Я ведь даже предположить не могу, что с ними могло случиться, однако понимаю, что, скорее всего, для них это конец. Они сами выбрали для себя такой путь. А как быть мне? Почему обо мне в этой ситуации никто не подумал? Я чувствую, что меня гложет это… Чувствую, что виню себя за своё бездействие, потому что я мог изменить их судьбу. Я мог, но побоялся за свою, за то, что не смогу вернуться.
Я со всей силы ударил по панели радиостанции, напрочь выведя её из строя и только после того, как я пришёл в себе, я понял, что натворил своим необдуманным действием. Теперь я не смогу связаться с кем-то, чтобы меня забрали отсюда. С, наверно, планеты необитаемой всецело никем.
Я летел ещё минут эдак десять-пятнадцать, не особо сильно наблюдал тогда за временем.  Поэтому я решил опять взять оставшиеся силы свои и поставить цель – вернуться к Ким. Сейчас – это единственная моя цель в жизни, что придаёт мне стимул продолжать писать этот дневник в надежде на то, что ты меня поймёшь… Я знаю, что смогу, если не вернуться, то отправить тебе написанное и ты сможешь узнать обо мне. Прочитать мою последнюю весточку, отправленную на предсмертном одре.
Я начал открывать все бардачки капсулы в поисках провизии и, открыв один из них, я нашёл холодильник (я не знал обустройства и веществ, из которых состоит сфера, ибо ограничивался только знаниями о нахождение кнопки, которая отправляет на первую попавшуюся планету и радио, благодаря которому можно было бы оставить сигнал бедствия), в котором оказались батончики, обмотанные фольгой, и замороженная вода. Однако стоило мне открыть дверцу холодильника, как меня откинуло в противоположную стенку капсулы, я приложился затылком, но сознание не потерял. Сразу стало понятно, почему в инструкциях настойчиво рекомендовали садиться в кресло и пристёгиваться ремнями безопасности. Чтобы, когда спасательная капсула обнаружит нужный космический объект, пассажира никуда, ни в одну из стен, не впечатало.
Но тем не менее я это правило проигнорировал, что было ошибкой. От скорости, которую набрала капсула за секунду, я вывихнул локоть и совсем остался потерян случившимся, слегка стукнувшись головой. Я тихо про себя завыл от боли, но, наблюдая за приближающейся ко мне планетой через иллюминатор, успокоился и самой своей сильной хваткой вцепился в торчащие рядом поручни в надежде, что это смягчит как можно лучше моё приземление. Закрыл глаза.
Спустя пару мгновений я почувствовал сильный толчок сопротивления стены, в которую впечаталась сфера моя спасательная, и я без сил упал на её пол. Одно радовало – хотя бы возможности у капсулы перевернуться, чтобы на меня потом всё падало, у неё не было.
Я поднялся, схватившись за провисающие с потолка провода и посмотрел в иллюминатор, но увидел за ним только темноту и ничего больше, проверил батончики, воду, сложил всё в портфель и открыл люк капсулы, ещё раз посмотрев на поломанную панель радио и тяжело выдохнув, вспомнил, что при обучении нам объясняли, что в каждой капсуле имеется отсек с визором. Я быстро нашёл его и надел ободок на голову, после чего перед моими глазами сразу появилась голограмма, которую я пока что решил отключить. Я понимал всегда, что моя неконтролируемая агрессия будет настолько ужасным компаньоном в путешествиях, настолько ненужной и отвратительной вещью, что не мог даже подумать, насколько именно.
Открыв входной люк, мне в глаза пробилась пара лучей вдалеке. Мне сразу показалось, что я залетел в какую-то совсем небольшую пещерку, выходом из которой и были те самые лучи, поэтому я пошёл в их направлении. Я поднимался совсем недолго, то и дело озираясь по сторонам в поисках опасности, однако, кроме пары совсем крохотных змей и достаточного количества пауков, не встретил ничего, что могло бы представлять для меня серьёзную угрозу.
Когда я очутился около выхода, то удивился представленной моим глазам картине: весь вход и всё перед ним омывалось кислотным дождём. Точнее перед: я решил убедиться, что кислотным. Вернулся в капсулу, оторвал пару ненужных проводов и воротился к выходу из пещеры. Я аккуратно выкинул кабель вдаль, чтобы посмотреть всё действие дождя, поэтому я, предполагая всё заранее, не удивился тому, что в скором времени от кабеля ничего не осталось.
Понимая, что на данный момент вариантов у меня других не имеется, решил опять развернуться и направиться в другой конец пещеры в надежде на то, что там будет другой выход или что-то иное. Может, проход в какое-то неведомое пространство.
Скитания мои были долгие. Пещера представляла из себя небольшую сеть тоннелей, которые были направлены в разные стороны, иногда впадали прямо друг в друга или вовсе вели к тупику. Я долго бродил, изучая эту местность и смог составить её план, используя визор, который активно помогал мне всё это время. В конце концов я вышел на единственный оставшийся тоннель и прошёл по нему вплоть до самого конца, откуда вышел к вратам…
Я их так назвал. Это сооружение было явно похоже именно на мной сказанное. Я прошёл к ним и прикоснулся к одной из двух металлических и слегка ржавых колонн, которые держали, словно такие же, железные ворота с узорами, похожими на вырезы причудливых цветов или северных сияний. Я выключил свет и внимательнее посмотрел в эти прорези, заметив в них слабое, но ярко-зеленое сияние, как будто по ту сторону двери находилась комната, облученная полностью изнутри свечением этого цвета. Мной были предприняты попытки открыть эти ворота грубой силой, но безрезультатно, а потому мне пришлось оглядеться вновь, чтобы заметить что-то похожее на терминал, подобный тому, что встречался на каждом этаже на шаттле. Я подошёл ближе к здешнему подобию терминала и, когда я прошел через отмеченное им расстояние, он открыл свои верхние щитки, сам облился изнутри яркими зелеными вырезами, как на воротах, и чего-то ждал.
Там оказался особый, словно наручник, держатель ключа. Тот ключ вертикально поднялся вверх, после чего всё резко потухло, а он остался, упавши, лежать на закрытых щитках терминала. Но, сколько бы я не обходил эти ворота, никак и нигде не мог найти место, где бы он пригодился.
Поэтому я начал пробовать изучать состав металла, из которого состояли колонны, ворота и терминал, с помощью визора. Каждая структура состояла из однородного металла. Понятное дело: внеземного происхождения. Состав его был схож с составом алюминия. По данным, полученным из визора, этот материал был чуть прочнее, однако поддаться изменению формы он никак не мог, из-за чего я сделал вывод, что параметр прочности просто превысил максимальное значение, на которое рассчитан визор, и при попытке скрести немного остаточной от него пыли, я случайно просканировал зелёный свет по ту сторону.
Перед моими глазами сразу же возникло предупреждение об опасности из-за слишком близкого приближения к горизонту событий чёрной дыры. Я далеко не сразу понял, что к чему и что происходит, но сразу же, как до меня дошло, я отошёл подальше от ворот, протирая полученную пыль на пальце.
За воротами находилось что-то невероятной массы, но настолько сжатое, что не пожирало всё в своей округе и эту планету. Не было слышно ни единого звука, было наличие кислорода, а сам воздух был лишь чрезмерно хладен. Никаких отличий от обычной пещеры я не заметил, но, когда отошёл, я запнулся о камень и упал прямо перед терминалом.
Была замечена скважина для ключа.
Отряхнувшись, я начал изучать её. Казалось странным мне возможность нахождения здесь ключа, чтобы попасть в место, которое хотели скрыть и закрыть. Которое представляло опасность, а от того было заперто. В тот момент я не знал, где правда, а где ложь, поэтому также решил изучить состав ключа. Как оказалось ключ был сделан из того же самого материала, что и ворота, однако сама суть в том, что от него также исходило какой-то паранормально огромной массой. И только сейчас до меня дошло, что это может и не быть никакой массой в принципе, ибо огромное количество энергии визор также считывает за массу, но энергия, та которую он увидел, настолько сжата, что воспринимать её не за массу, он не мог. А потому и выводил мне такие возвышенные числа. Страх мой пропал, запал стал уверенней, и я вставил ключ в скважину. Проворачивать мне его не пришлось, так как когда коронка его вошла внутрь, ключ был полностью поглощён. Ворота начали открываться.
Сопровождалось это открытие звуками, похожими на скрежет пластика о стекло, столь высокими, что я подумал, как мне бы не сойти было с ума в тот момент. Привёл я себя в порядок мыслью о том, что это своеобразная система защиты от посторонних, и то, что это своего рода сигнализация. А, может, и торжественный горн, целью которого является официальная встреча кого-либо важного. Хотя буквально через несколько секунд я убедился в другом. Открывшиеся ворота, что некогда были видны лишь в свете моего фонарика, явили за собой совсем маленькую комнату с искусственным освещением. Но, входя, я сломал что-то, когда переступал за порог.
Кости. Встав ногой за порог, я сразу наступил на кости неявного мне происхождения. Сам их вид напомнил мне останки броненосца. Что имели они общего? – так это схожие строения и размеры позвоночников, а также в целом расположения множества архетипов, но, когда я сел пониже и решил присмотреться более детально, заметил череп этого существа, что был похож на помесь, наверное, лошади и акулы. От лошади этому существу досталась сама форма черепа, когда как акула была тигровая, ибо таковы были строения носа его и расположение с формой зубов. Я взял в ладонь тот череп, но он моментально рассыпался от прикосновения. Я уж не знаю, сколько он там пролежал, но сделал вывод, что в ближайшее время опасности от подобного существа на поверхности мне ждать не стоит. С мыслью этой я прошёл по комнате чуть далее, однако взглядом своим проследил за костями: вся комната была по окружности обставлена, покрытыми мхом и слоями пыли, скелетами тех же существ в таких позах, которые тянулись и, умирая, всё равно продолжали стремиться своим существом к… Пьедесталу. На пьедестале же (от костей я перешёл взором к нему) в каком-то величии литеральной мистике расположилась книга. Тогда я не мог разглядеть ни её оглавления, ни того, что она представляла из себя принципе. Я переживал за то, что она может ещё легче распасться в попытке прочитать её первую страницу. Ведь мне же в самом деле интересно было, что может быть написано в столько желанной этими тварями вещи, а также обставленной по периметру статуями. Одна за другой эти статуи склоняли голову перед гримуаром, в почтении всё ближе склоняясь к земле под их ногами. Это были гуманоидные существа, выполненные обычным камнем, нечеловеко-человеческой натуры. Их низ был человеческим: такие же ноги, туловища, одеты в лёгкое подобие моего комбинезона с такими же прослойками и проглядывающими компонентами жизнеобеспечения, но верх их был охвачен хищной хворью, обхватанной хладом неизвестности. Казалось, словно из голов (если то можно было называть головами) торчали параллельно друг другу рога. На концах были расположены острые как бритва наконечники. Мне они показались чем-то вроде кукри, однако не особо продолговатым вдоль. Если быть честным, то напоминали они кукри только своим изгибом.
Из туловища торчали, размахиваясь на несколько метров, щупальца. Они уже были не тем человеческим, что у них оставалось, а решительно искусственным (приглядываясь, я потом заметил, что и рога были не их, данным от природы), они состояли, по статуям, из  множества небольших  кубиков, скрепленных между собой (также по статуям) обычными гнущимися палками, но я уверен, что вживую, в реальности, их лик многим отличался от изображенного на вечных монументах, охваченных властью времени, распорядившейся, что лучшей долей для них будет стать чем-то, что обветшало… Покрылось коррозией мха и плесени и предстало перед ним в своём рассвете красы, но на закате существования.
Я с необъяснимым мне завораживающим интересом… Детским любопытством смотрел на них, не понимая, как они могли так повлиять на меня. В них было что-то, способное опорочить сознание неподготовленного зрителя, свидетеля сеей картины. Я, словно в тумане, начал приближаться к пьедесталу. Нечто продолжало меня манить к нему той же, может, неизвестностью. Я даже не заметил, как вода под моими ногами начала хлюпать, каплями разлетаясь в разные стороны. Это место уже давно было брошено, поэтому я не удивился, когда заметил проходящий слив с слабым течением, в который и наступил. Тем временем я уже находился рядом с книгой.
Буквально протянув руку, я мог узнать хоть какое-то объяснение тому, что я тогда видел, но моей решительности было мало, чтобы открыть ей. Сначала я решил изучить материал, из которого была она создана. Еле дотронувшись до неё, визор показал, что обложка состояла из самой обыкновенной кожи и ничем примечательным не выделялась.
Я взял книгу с пьедестала. Её отсутствие на своём обыкновенном, привычном месте, на котором она уже за столько времени настоялась, подтолкнуло что-то в этой комнате к изменениям. Свет, словно побледнел, став более угнетающим. Словно он показал изменения не только окружающей обстановки, а также преображение всей планеты, на которую меня занесло сразу после крушения.
Но локоть до сих пор побаливал.
Эта странность с восприятием окружающей среды преследует меня и к этому моменту написания первого дневника, однако существенного опровержения реальности этого чувства найти мне не удалось. Или же это только мой внутренний сдвиг, знать о котором мне стало дано после… Можно сказать, «кражи» книги, которая некогда была важна… Но по сей день оставалась не тронута…
Даже учитывая все видимые попытки её забрать.
Я держал в руках её и, словно через трюмо, передо мной возник образ меня самого, отраженного в трёх разных вариациях. Голограммы. Скинул я сразу на них, даже не решив слегка подумать и понять, что это за технологии. Но это было не синие (как у меня на шаттле), а ярко-зеленое свечение, отражающее меня, разглядывающего книгу и читающего её. Ближайшая неизбежная судьба. Это было больше похоже на правду, ведь я даже сейчас никак не могу разобраться и в тысячной доле всех событий.
За моим трюмо была небольшая лестница. Я прошёл вперёд и исчезнувшее передо мной центральное отражение открыло путь к восходу к сходне вещи важнее, нежели я или книга. Я аккуратно начал наступать на ступеньку за ступенькой, придерживая книженку и стараясь идти, не подвергая себя никакой опасности. Совсем скоро я поднялся на небольшой балкон той комнаты, с которого в деталях были видны статуи, а также (с такой высоты) мне открылась полная картина пьедестала, что оказалась алтарём. Его пентаграмма, выведенная с помощью пробоин в полу и заканчивающаяся небольшим протёком речки, образовала огромный незамкнутый круг с неизвестным мне символом формы буквы «G», который изнутри обрывался оставленной кафедрой с бывшим на нём гримуаром.
Я обернулся и заметил перед собой куб. Из него текло светом, сползая вниз, ярко-зелёным, но тем была пуще его энергия, которую я чувствовал. Кажется, что энергии этого небольшого кубика, что спокойно мог бы поместиться в мою ладошку, могло хватить на поддержание одного шаттла на 100… Нет, на 1000 лет вперёд. Если не больше из-за визора…
Который не мог распознать такое огромное количество энергии.
Я, как будто заколдованный, смотрел на него. Решился тронуть его. Задеть хотя бы мизинцем. Так и сделал. Я соприкоснулся с кубом и понял, что это не я решил тронуть куб, а куб решил, чтобы я его тронул, после чего взял его в руки и внимательно начал осматривать. В мгновение всё «электричество» потухло, и комната погрузилась во мрак, освещаемый только объектом, находившимся у меня в руках. Только он служил источником питания всех механизмов, порождающих здесь своеобразную экосистему из лиан, мха, обильно покрывающим пьедестал и статуи, и, что самое главное, свет.
Свет здесь был особенный, как свет, падающий с открытого окна вестибюля на лицо, мрачно и безэмоционально ожидающий своей очереди на исповедь.
Вот. Не знал, как описать это, и нашёл идеальное сравнение в визоре у… В любом случае писать о её гибели мне сложно. Зла она мне не желала, однако и чего хорошего за свою жизнь совершила не особо много. Конечно, она мне нравилась. Кому может не понравиться начитанная, грамотная и миловидная старушка, которой не «помоги», а просто – «Иди, ребёнок, у тебя и так дел много, не нужно на старушку время тратить». Само собой, было жалко. Поэтому если и написал об этом, то пусть останется, а писать о ней так – уже не хочется.
Спустившись, я решил покинуть это место и вернуться к своей капсуле, а также к выходу, чтобы убедиться в отсутствии дождя или наоборот в его продолжении.
Так я быстро вернулся обратно. Держа книгу и куб в руках, вошёл внутрь капсулы и положил их рядом друг с другом на панели, поднялся наверх к выходу и увидел, что дождь продолжал идти, а его обильность никак не изменилась.
Почему-то мне вспомнились слова Оливера о том, что мне предстоит пройти через многое на этом шаттле, и сейчас, когда я в паре метров от своей гибели и смотрю на неё, не понимая, где я нахожусь, сразу выпалил из себя, упав на колени и ударив рукой об песок перед выходом из пещеры:
— ДА РАЗВЕ ЭТО ТЕ ИСПЫТАНИЯ? – Я скрутился и заплакал, закрывая глаза одной рукой, а другой продолжая держать опору. – НЕТ! Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, ГДЕ Я, СО МНОЙ ОСТАЛИСЬ ОДНИ ВОСПОМИНАНИЯ О КИМ, ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАНЬТЕСЬ ТОЛЬКО ВЫ!
Сам я далее нёс бред, вопил и орал, но ничего толкового не делал. Бред так и продолжал литься из моего рта, пока я совсем не смог говорить хоть на каких-то повышенных тонах. Голос мой сел и охрип. От безысходности я встал с песка и, придерживая себя за живот и вытирая так обильно сочившиеся слёзы, пошёл обратно к капсуле.
Самого меня охватила паника, но я понимал, что смогу объясниться перед Ким за своё исчезновение.
Моё появление в капсуле было сопровождено маленьким замечанием. Подходя к сфере, я заметил, как свет, падающий сверху, постепенно мерк, пропадал, исчезал. Я не боялся переохлаждения или того, что у меня не будет места для сна. Я боялся того, что  всё-таки в этой пещере смогу встретить тех самых существ, которыми был усеян пол (хотя и пытался убедить себя ранее в том, что это невозможно)… Пусть будет Усыпальницы.
В таком состоянии начинаешь думать только о своём выживании. У каждого человека это сопровождается как правило одним и тем же инстинктом самосохранения, но у меня дела обстояли чуть по-другому. Я думало Ким, а потому, когда подошёл к капсуле, то сел внутри, закрыл люк, включил свет и достал два тех самых дневника.
Каждый (конечно, ручка нашлась после непродолжительных поисков по панелям, но оказалась также внутри портфеля) из них я выложил перед собой и пометил соответственно «1» и «2», чтобы в будущем, если оно для меня настанет, я смог сразу их отличить, когда бы доставал из портфеля.
Моё отсутствие страха в тот момент сопровождалось собственным вектором игнорирования возможного своего обнаружения из-за активных световых приборов, которые кое-где всё же просвечивали, но именно то меня и не смущало: я достал ручку и теперь… Ну уже, можно сказать, дописываю этот дневник.
К сожалению, когда я писал про воспоминания. Если быть точнее, то про Ким, сидящей перед озером и наблюдающей за тихим звездопадом, который был впору сверчками, что так и хотели дополнить и так полную картину, добавив в неё маленький элемент неожиданности, я уснул за его написанием, но так и не понял, когда проснулся, потому что выглядывать наружу у меня ну не было отнюдь никакой страсти, ужасающей своей неизвестностью, что постепенно со временем накручивается в подсознании и вот: теперь я всё также в капсуле, но уже окруженный со всех сторон дикими животными. В общем, настрой у меня был не положительный.
На этом я закончу. Первый дневник, пусть останется таким, какой он есть – написанный впопыхах, под впечатлениями и непонятный частями даже мне самому. Надеюсь, что я смогу отправить тебе, Ким, два дневника вместо одного (предсмертного).
Сейчас у меня в планах выбраться, если дождь закончился и попробовать найти кого-нибудь в таких же спасательных капсулах и, хотя бы в этом я уверен, они смогли бы выдержать ежедневное обливание кислотой, ибо для капсул это простые детские игры с водой, например, с водным пистолетом. По итогу, я, находясь всё ещё в своей капсуле, надеюсь на то, что мне повезёт встретить хоть кого-нибудь, а также меня не покидают размышления о поступке Эмберли и Оливера. Не может быть у них так вот всё просто. Конечно, мы знаем, где обитают другие жители этого измерения, но мы не знаем о них ровным счётом ничего, а если и знаем, то со своими самыми ближними соседями, которые смогли перейти через своё напыщенное «эго» и заговорить с «простейшими людьми», как нас в одном из посланий величали.
Поэтому сам факт нахождения здесь статуй под землёй я принял спокойно. Но их энергия… Записывая это, я наблюдаю, как мерцает куб… Периодически включая и выключая свет, продолжаю смотреть, как он автоматически включается с моей потребностью в свете, когда я что-то пишу от руки…, думаю, что мне только предстоит изучить его основные свойства, когда уже такое, самое «элементарное», будет вовсе незначимо. Что же? Пойду я.
Если будет продолжение, то шёл дождь и мне пришлось остаться и продолжить вести записи, но не от скуки. Только из-за желания побольше чуть-чуть высказаться. Но, уж если и не будет идти дождь, то сразу я выдвинусь на поиски.
В конце также хочу добавить, что я не жалею, что не рассказал тебе об этом… Ким, ты должна понимать, как бы я сильно переживал, если бы с тобой что-то случилось из-за меня. Из-за того, что я струсил перед лицом реальной опасности. Теперь я даже буду, наверное, немного рад и буду улыбаться, когда увижу тебя… Если увижу.
Я люблю вас, Кимберли Кемпбелл.

Конец дневника №1