Путешествие в обратно

На фото:Останкино. Школа №271, 7 "Б" класс.

                ПУТЕШЕСТВИЕ В ОБРАТНО
                рассказ

  В Москве я училась в двух школах. В основном дома в Останкино №271 и живя у бабушки на Таганке-Землянке №423. (Этой землянской школы, что стоит на Садовом кольце, давно уже нет, в её стенах какой-то колледж). А вот 271-я помнится мне ярко. Она стояла на краю глубокого оврага, по дну которого протекала грязная речушка Каменка, которую мы - дети называли "Тухлянка". И вливалась она у села Ростокино в Яузу. А овраг отделял Останкино от ул. Маломосковской, т.е. от Проспекта Мира. Потом речку заковали в трубу, а овраг засыпали строительными отходами. (Вереницей со всего города шли и шли к оврагу груженые ломом и отходами самосвалы). И стал бывший овраг называться "Звёздный бульвар", на котором насадили даже и деревца. И моя родная школа 271 никуда не перемещаясь, оказалась не на краю оврага, а на бульваре...
   Как-то уже в 90-е годы лихие и мерзкие, будучи уже вдовой и, живя на Преображенке, к празднику 7 ноября (красный день календаря), я решила навестить любимую школу. Вспомнить призывный звук её звонков на перемены, запах её классов, лестниц и коридоров - Запах Детства. И сев за руль своего жигулёнка, я поехала в Останкино... У талантливого киношника и поэта Гены Шпаликова, тоже как и я вгиковца, есть замечательные строки (которых тогда я не знала): "По несчастью или к счастью,/ Истина проста:/ Никогда не возвращайся/ В прежние места./ Даже если пепелище/ Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,/ Ни тебе, ни мне./ Путешествие в обратно/Я бы запретил,/ Я прошу тебя, как брата,/Душу не мути./А не то рвану по следу —/ Кто меня вернёт? —/ И на валенках уеду/ В сорок пятый год./В сорок пятом угадаю,/ Там, где — боже мой! —/ Будет мама молодая/ И отец живой..."
А знай я тогда этот завет, надо было бы его исполнить.
    В физкультурном зале школы для родителей и учителей были расставлены столики со стаканами и печеньем. Я нашла местечко где-то в углу. Но меня оттуда прогнали. Оказывается места тут были пронумерованы, по классам. Пришлось искать другое. Темнокожий директор школы Юсуф Рашидович, о котором мне рассказали, поздравил всех с Праздником. По-русски он говорил плохо. С восточным акцентом, с ошибками в ударениях. Это был немолодой неказистый нацмен, таджик из Душанбе. И женщины его многочисленной привезённой семьи тут же работали учителями, а одна, то ли сестра, то ли жена, даже преподавала детям русский язык и литературу. (Вот она пресловутая "дружба народов").
   Мне помнится, в каждом классе у нас под потолком висели в ряд на белом фоне большие портреты великих писателей русско-советской литературы. А под ними, скрывая почти все стены, пестрели сине-зелёные географические карты Европы и двух полушарий мира. Эти два полушария, словно всевидящие глаза, мудро смотрели на нас, буквально на каждого школьника, сидящего в классе за партой. И дальше за окна, на улицу, город, на небо. И с этими картами, нам малышам, было сидеть так тепло и спокойно. ..Ну, а высокие кабинеты физики, химии полные разных реторт, весов и пробирок, полные тайн и загадок так и манили, и звали к непознанному...
    Слушать таджикские словословия мне не хотелось и я по тихому вышла из зала. Не спеша прошлась по гулким пустым коридорам. Они  показались тёмными, узкими, не теми как прежде. Заглянула в классы. Никаких карт, никаких портретов писателей, лишь хмуро торчали, смотря в потолок, голые ножки десятков перевернутых стульев...
    Я вышла на школьный двор в некоторой печали. Воистину, всё не то и не так. Над головой спокойно сияла звёздная ночь... Хотя вот он всё тот же пригорок, за которым шла дорога в моё дорогое Останкино к Шереметьевскому дворцу. Зимой по этому взгорку, садясь на портфели, мы румяные ребятишки всегда катались со смехом по этому снежно-ледяному увалу. И весёлой кучей-малой, и по отдельности. А я в школу ходила не с портфелем, а с папиной полевой фронтовой сумкой на лямке через плечо. С той самой, с которой мой папа-танкист воевал с фашистами и в Белоруссии, и под Будапештом. И которую, вернувшись с войны, подарил мне. Съезжать на ней по горке было особенно здорово. И если, смеясь, не свалиться на бок посередине горы, то на этой сумке можно было докатиться до самых стен школы. Как всё это было здорово, весело, счастливо!..
    Я, поскрипывая по снегу, не спеша, задумчиво обошла школу вокруг. Передо мной тянулся довольно пустынный "звёздный бульвар" с давно выросшими тополями и редкими фонарями. За спиной светились окна школьного физкультурного зала, где таджик директор, учителя и родители отмечали "красный день календаря". А я вспомнила, когда тут ещё был овраг, по дну которого текла "тухлянка". И этот овраг разделял наш район на двое. На одном - нищее Останкино, на другом - Проспект Мира с новостройками громоздких дорогих многоэтажек. И оба берега оврага соединялись  толстенной, чёрной, металлической трубой. И по ней, чтобы не обходить далеко, дочки госчиновников с проспекта ежедневно бегали на уроки в нашу женскую школу № 271. И порой на этой трубе, на самой её середине, происходили девчачьи дуэли, рукопашные битвы портфелями. Побеждённый мог свалиться прямо в "тухлянку" или рядом. А всем болельщикам на берегах оврага всё это было очень смешно и интересно. И победитель гордо ступал на "большую землю", а побеждённый выкарабкивался наверх по склону. Бывало и я участвовала в этих дуэлях, тем более, что у меня была фронтовая папина сумка, а не портфель. И школа наша 271 долго, как в старину, оставалась сугубо  женской. И только позднее в школах ввели совместное с мальчиками обучение. "И всё смешалось в доме Облонских".
   С ночного, тёмного неба на Москву, как всегда,  бесстрастно смотрели звёзды. Мой белый "жигулёнок" ждал меня недалеко у тротуара. И я, сев за руль, поехала к метро ВДНХ. И вскоре подобрала там первого же голосующего. Мне опять предстояло всю ночь "таксовать", развозить пассажиров по вокзалам, улицам и переулкам. А проще говоря, добывать гроши на "хлеб наш насущный". Шли 90-е годы XX века.