Даша

- Дашка! Догоняй! – Сережка осалил Дашу и помчался прочь, не заметив, что подружка вовсе не хочет играть.
Ей было не до того. Даша, замерев посреди детской площадки, смотрела, как по ступенькам подъезда, в котором она жила, медленно спускаются родители.
- Мама!
На крик Даши обернулись все, кто гулял на площадке, а в окнах показались те, кто проводил субботний день дома.
- Ольга рожать поехала, что ли? Дашка! Что ты орешь?! Скоро в няньки! Гуляй, пока время есть!
Но Даша никого не слушала. Она кинулась было вслед за мамой, которую усаживали в белую машину с красным крестом на боку, однако соседка, тетя Надя, ухватила ее за подол коротковатого уже сарафанчика.
- Стой! Куда ты понеслась! Без тебя разберутся! А ты сегодня у нас побудешь! – Надежда прижала к себе плачущую девочку. – Что ж ты рыдаешь, глупенькая? Вернется мамка твоя! Да не одна, а с лялькой! Радоваться надо!
Даша, все еще всхлипывая, обняла за шею добрейшую тетю Надю, и прижалась к ней, гоня от себя тревогу.
Если взрослые говорят, то им надо верить… Так все говорили… И родители, и бабушка…
Но Даша в этом все-таки сомневалась, потому, что знала – не всегда слова взрослых – это непреложная истина! Вон, дядя Славик, муж тети Нади, сколько раз зарекался, что пить не будет! А все равно с получки всегда с бутылкой. И хоть кол ему на голове теши, как говорит сама тетя Надя. Жалеет его. Говорит, что мальчишке без отца расти нельзя, и потому она будет терпеть.
А Сережке от этого ни жарко, ни холодно. Он отца трезвым видел всего пару раз, да и то ничего от этого хорошего не получил. Дядя Славик его ни в цирк не сводил, ни в зоопарк. Не до того ему было. Он сердился и лупил тетю Надю. А та потом замазывала синяк под глазом кремом «Балет» и ходила, опустив голову от стыда.
Дяде Славику стыдно не было. А ей, почему-то, было.
Даша тетю Надю жалела. Потому, что та была добрая и любила не только своего Сережку, а вообще всех детей. Всегда конфетами угощала и за Дашкой присматривала, когда мама на смене была, а папа в командировке.
В такие дни даже дядя Славик вел себя «прилично». Не пил, а сидел тихонько на кухне, пока Даша с Сережкой бесились в комнате. Прыгали на стареньком скрипучем диване, играли в догонялки с котом Васькой, или просто горланили песни, получая в награду аплодисменты от тети Нади. Она и сама умела хорошо петь, но делать это почему-то не любила. Даша как-то спросила у нее, почему она не поет, если так здорово получается, а тетя Надя ей ответила:
- Душа молчит, Дашенька. А если у души голоса нет, то и песня не получится.
- А когда душа у людей поет?
- Когда хорошо все. Когда родные здоровы и счастливы. Когда жизнь радует. Или когда грустно очень. Тогда тоже душа на волю просится.
- А вам не грустно и не весело?
- Права, ты, Дашутка. Мне никак… Вроде и радуюсь тому, что Сережка рядом, муж опять же есть, мама здорова… А все равно петь не хочется… Несчастливая я… Поэтому, наверное…
- А когда люди счастливы?
- Когда любовь знают.
- То есть, если меня мама с папой любят, а я их люблю, то я счастливая?
- Еще какая! Чем больше людей тебя любят, тем больше счастья!
- Тетя Надя, а я вас люблю!
- Знаю, Дашутка! Спасибо тебе! Знаешь… А давай-ка мы все-таки споем с тобой.
- Правда?
- Да. Что-то захотелось…
И Даша с удовольствием подтягивала вслед за тетей Надей «По Дону гуляет…» или «Светит незнакомая звезда…» Эти песни соседка любила и умела исполнять так, что даже дядя Славик пускал слезу.
- Надюшка… Звездочка ты моя…
Даше в такие моменты хотелось его стукнуть. И посильнее! Сам обижает, а потом звездочкой называет?! Куда такое?!
Но тетя Надя останавливала ее взглядом.
- Не надо, маленькая моя… Ни к чему. И в нем есть что-то светлое. Жаль, что показывает он это не часто…
Насчет света в дяде Славике, о котором говорила тетя Надя, Даша сильно сомневалась. Как может человек любить бутылку больше, чем своих близких? Она слышала, как мама как-то спросила у тети Нади:
- Надюшка, что ты не разведешься с этим иродом?! Сколько терпеть можно?! Молодая да красивая! Даже пацан готовый, и тот есть! Найдешь себе получше!
- Я-то найду, - соглашалась тетя Надя. – А его куда девать? Ты же знаешь, что он гол, как сокол! И ни родни у него, ни кола, ни двора! Куда он пойдет? Где голову преклонит?
- Терпеть, конечно, лучше!
- Нет. Не лучше. Но он мне не чужой. Отец сыну моему. Да и люблю я его. Пусть и по-своему. Я же помню, каким он был! Как ухаживал за мной, как на руках таскал, когда я Сережку носила. Я до туалета дойти не могла, так штормило! А он и тазик подставит, и обмоет меня потом, и сухарик выдаст, чтобы полегче стало. Мог, когда хотел…
- А сейчас почему не хочет?
- Не знаю… Распоясался совсем. Нить потерял. А я тоже хороша! Нет бы в разум вернуть – все жалею…
- Терпение не кончилось еще?! Да уж, Надежда! С тобой не соскучишься! Сережку бы пожалела! Каково ему все это видеть?
То, что тетя Надя задумалась, Даша поняла. А вот почему ничего не сделала – не очень. Так и жила со своим Славиком, переводя крем и пряча глаза от сына...
- Дашутка, ну что ты скуксилась? Пойдем! Зови Сережку! У меня сегодня пирожки с картошкой и грибами. Ты же любишь!
Даша, еще раз оглянулась на арку, ведущую во двор. Скорая давно уехала, и ей ничего другого не оставалось, кроме как махнуть Сережке и топать вслед за тетей Надей к подъезду.
Пирожки были вкусными, но Даша даже одного не съела. Надкусила, чтобы не обидеть тетю Надю, и отложила в сторонку.
Мысли путались от страха за маму.
Сережка, притих, глядя на свою подружку, а потом притащил новые карандаши и альбом с красивой картинкой, который ему купила мама.
- На! Только не плачь! Все хорошо будет!
Они долго сидели рядышком на диване, впервые не желая прыгать и веселиться, пока Надежда не разогнала их по кроватям.
- Ложитесь! Утро вечера мудренее!
Сережка попытался было поболтать с ней, как обычно, но разговаривать Даше совсем не хотелось. Она укрылась с головой одеялом и притихла. Сон не шел, и Даша сначала немножко поплакала тихонько, так, чтобы не услышал Сережа или тетя Надя, а потом принялась слушать тишину, как учила ее мама.
- Ты притаись, и слушай.
- И что будет, мам?
- Тишина хитренькая. Она никому не рассказывает о том, какие у нее секреты есть в лукошке. Но если ты захочешь послушать, о чем она пожелает тебе поведать, глядишь, и покажет, что у нее там интересного.
С тех пор Даша любила слушать тишину. Особенно, когда было грустно. Лежишь вот так в темноте, тихо-тихо вокруг. И вдруг где-то на кухне звякнет чайная ложечка, которой мама в чашке чай размешивает, или ее смех, тихий, почти неслышный за закрытой дверью, донесется до детской… И станет так легко и хорошо.
Мама рядом. Смеется? Значит, все спокойно. Можно спать…
Тишина в квартире тети Нади была совсем другой. Не доброй.
Вот прошел тяжело по коридору дядя Славик, вернувшийся с работы. Стукнул по столу чем-то тяжелым и заворчал, заругался на тетю Надю. А та ответила. Голос тихий, спокойный. Пытается уговорить мужа, чтобы не буянил и не разбудил детей.
Да только дядя Славик не слушает. Бубнит что-то все громче и громче. И Даша даже уже отдельные слова разбирает. Что-то о том, что у людей хорошо все, а у него не очень. Что тетя Надя ему надоела своим блаженством, и лучше бы она ругалась, чем молчать.
А потом что-то грохнуло на кухне так, что Даша подскочила на своей кровати и, не раздумывая уже, рванула на помощь тете Наде.
Почему ей это в голову пришло? Ведь раньше она никогда даже не думала о том, чтобы вмешаться в конфликт взрослых.
Но страх за маму был так силен, что Даша решила, что это и есть самое страшное в жизни – сидеть и бояться, не зная ничего о том, что будет, то ли испугалась она за ту, в ком света было столько, что хватило бы на весь дом и еще осталось, а только Даша вылетела из комнаты, распахнула дверь на кухню и со всего маха ткнула головой в живот замахнувшегося на жену дядю Славика.
- Не тронь ее!
Славик выдохнул как-то странно, с трудом, и сложился пополам от боли, а потом замахнулся уже на Дашу.
- Да я тебя! 
И тут случилось что-то странное.
Надежда впервые за все время своей не слишком-то веселой семейной жизни взяла в руки сковородку и приложила своего благоверного аккуратно, но достаточно сильно по лысоватой макушке.
Даша только охнула, когда дядя Славик улегся на пол, аккурат между плитой и столом, на котором стояла бутылка, принесенная им.
А тетя Надя осторожно отстранила от него Дашу, подсунула мужу под голову подушечку-думку, которая лежала на маленьком диванчике, стоявшем на кухне, и взяла со стола бутылку. Вылив в раковину ее содержимое, она швырнула бутылку в мусорное ведро и отряхнула руки.
- Достаточно.
Слово это, сказанное с какой-то странной силой, почему-то показалось Даше настолько весомым, что она тут же успокоилась.
- Иди спать, Дашутка. Все хорошо будет! – погладила ее по голове тетя Надя. – Не бойся!
- А я и не боюсь! – улыбнулась, впервые за вечер, Даша. – Вы, вон, какая сильная!
- Скажешь тоже! – обняла девочку Надежда. – Кто у нас храбрый портняжка, так это ты! Чего ты на него кинулась-то?
- Он вас ударить хотел!
- Больше не захочет…
- Кончилось терпение? – спросила Даша, вспомнив давний разговор своей мамы с соседкой. 
А Надежда посмотрела на нее как-то странно и кивнула в ответ.
- Да…
А потом Даша долго лежала, держа за руку тетю Надю и уже вместе с ней слушая тишину.
- А рожать – это страшно?
- Нет, Дашутка. Больно. Врать не буду. Но, когда ребенок появляется на свет, ты обо всем забываешь! Я, когда Сережку на руки взяла – обо всем на свете забыла! Надышаться им не могла!
- И я забуду?
- Забудешь… И радоваться будешь, что все позади, а ты – мама…
Даша слушала голос тети Нади, которая рассказывала еще что-то, и думала о маме… А потом, сама не заметила, как уснула.
И проснулась только рано утром от того, что кто-то теребил ее за плечо.
- Дашутка, проснись! Ты сестричка теперь! Родила мама! Братик у тебя!
Тетя Надя плакала, а дядя Славик, стоявший за ее спиной, прятал глаза от стыда, но улыбался так открыто и радостно, что Даша тут же простила ему все, что было накануне.
А спустя несколько дней Даша обнимет маму и гордо возьмет на руки своего братишку.
- Головушку ему придерживай, доченька! – ласково улыбнется Даше мама. – Учись…
И Даша научится. Всему. И как за малышом ухаживать, и как кашу вкусную варить, и как любить того, кого доверили...
А потом применит все эти знания на своих детях.
- Мама Надя, ну что ты его кутаешь! На улице весна! – улыбнется она свекрови, которая заботливо укроет младшего внука, спящего в коляске. – Помнишь, ты мне рассказывала, как Сережку в детстве закаливала?
- Ага! Только толку от этого было ноль! Вы так и ходили в садик, обматываясь соплями по очереди! – рассмеется в ответ Надежда, и поторопит невестку. – Идем! А то дед у нас удержу не знает! Накормит опять малых шоколадом и будет нам с тобой веселье на ночь глядя!
- Не накормит. Он мне обещал! А ты же знаешь, если что посулил, то слово сдержит! Сколько лет он о бутылке уже не вспоминает?
- Да столько же, сколько сам на той сковороде картошку жарит!
- Это же он мне тогда пообещал, что больше ни капли в рот не возьмет. И ведь сдержал слово! А ты говоришь – шоколад!
Даша толкнет перед собой коляску и улыбнется, услышав смех своих старших сыновей, носившихся по футбольному полю вместе с дедом и отцом. 
- Опять извазюкаются все по уши! – проворчит Надежда.
- Пусть! – Даша возьмет на руки младшего сына. – Еще немножко и этот тоже за ними побежит… Мам, как думаешь, может теперь у нас с Сережкой девочка получится?
- А узи что? Ничего не сказали тебе?
- Стесняется... Опять не показался…
- Поглядим…
Дочку Даша и Сергей назовут Анечкой…