История Дон Кихота Ла Манчского

Мигель де Сервантес Сааведра

Предисловие

Когда мы размышляем о большой известности «Жизни, подвигов и приключений этого гениального джентльмена, Дон Кихота Ламанчского», и о том, как его имя стало у нас почти поговоркой, кажется странным, что так мало известно о великом человеке, воображению которого мы обязаны столь забавной и поучительной историей. Мы не можем лучше представить наше настоящее издание, чем кратким очерком его жизни, добавив несколько замечаний о самом произведении и его нынешнем адаптированном переиздании.
Неизвестность, на которую мы намекнули, — это то, что Сервантес разделяет со многими другими, некоторые из них самые прославленные авторы, которых когда-либо создавал мир. Гомер, Гесиод — имена, которые устами людей были знакомы на протяжении столетий, — как мало теперь известно о них! И не только это, но как мало было известно о них даже тем, кто жил сравнительно близко к их собственному времени! Насколько разрозненны и неудовлетворительны те немногие подробности, которые у нас есть о жизни нашего собственного поэта Уильяма Шекспира!
Мигель де Сервантес Сааведра родился в Алькала-де-Энарес, городе Новой Кастилии, известном своим университетом, основанным кардиналом Хименесом. Он был благородного происхождения, как по отцовской, так и по материнской линии. Родриго де Сервантес, его отец, происходил из древнего рода из Галисии, несколько ветвей которого обосновались в некоторых главных городах Испании. Его мать звали Леонора де Кортенас. Из приходской книги Санта-Мария-ла-Майор в Алькала-де-Энарес мы узнаем, что Мигель был крещен в этой церкви в воскресенье, 9 октября 1547 года; в этом году мы можем заключить, следовательно, что он родился. Открытие этой книги крещения положило конец спору, который уже некоторое время шел между семью городами, каждый из которых претендовал на честь быть родиной нашего автора: это были, помимо уже упомянутого, Севилья, Мадрид, Эскивиас, Толедо, Лусена и Алькасар-де-Сан-Хуан. В этом отношении мы не можем не провести сравнение между славой Сервантеса и королем поэтов Гомером.
С детства он обнаружил большую любовь к книгам, что, несомненно, определило его родителей, чье состояние, несмотря на их хорошую семью, было далеко не богатым, чтобы обучить его одной из ученых профессий, которая в то время была единственной возможностью разбогатеть. Мигель, однако, не принял строгих занятий, предложенных ему: не то чтобы он был праздным; его дни проходили за чтением развлекательных книг, таких как романы, повести и поэмы. Именно из материалов, предоставленных таким занятием, впоследствии была создана его слава.
Сервантес оставался в Мадриде до двадцати одного года, в течение которого он оставался со своим ученым наставником Хуаном Лопесом де Ойосом. Кажется, он был его большим любимцем; так, в сборнике «Luctus», опубликованном Хуаном после смерти королевы, мы находим элегию и балладу, предоставленные «дорогим и любимым учеником редактора Мигелем де Сервантесом». Под тем же редакторским надзором сам Сервантес сообщает нам в своем Viage de Parnasso, что он опубликовал пасторальную поэму довольно большой длины под названием «Filena», а также несколько баллад, сонетов, канцонетт и других небольших поэм.
Несмотря на сравнительную незначительность этих произведений, они, вероятно, привлекли некоторое внимание; поскольку представляется не маловероятным, что именно им Сервантес был обязан своим назначением на должность, которую мы находим его занимающим в 1569 году в Риме, — должность камергера его преосвященства кардинала Джулио Аквавивы, священнослужителя значительной учености. Такое назначение, однако, не соответствовало деятельному нраву и романтическому складу человека, столь глубоко начитанного в приключениях старых рыцарей, славу которых он жаждал разделить; однако бездеятельность и монотонность придворной жизни не могли не исключить его из этой надежды.
В 1571 году был заключен знаменитый союз между папой Пием V, Филиппом II Испанским и Венецианской республикой против Селима, великого турка, который нападал на Кипр, тогда принадлежавший Венеции. Иоанн Австрийский, побочный сын прославленного императора Карла V и брат короля Испании, был назначен главнокомандующим союзных сил, как морских, так и военных; и под его началом, как генерал папских войск, был назначен Марио Антонио Колонна, герцог Палиано. Для молодых людей того времени стало модным записываться в эту экспедицию; и Сервантес, которому тогда было около двадцати четырех лет, вскоре сам записался под знамя римского генерала. После различных успехов с обеих сторон, в которых действия христиан были немало затруднены разногласиями их командиров, к которым можно отнести взятие Никосии турками, крейсерство первого года завершилось знаменитой битвой при Лепанто; после чего союзные войска отступили и зазимовали в Мессине.
Сервантес присутствовал при этой знаменитой победе, где он был ранен в левую руку ударом сабли или, как утверждают некоторые, выстрелом из огнестрельного оружия, настолько сильно, что ему пришлось ампутировать ее у запястья, пока он находился в госпитале в Мессине; но операция была выполнена так неумело, что он навсегда потерял возможность пользоваться всей рукой. Он не был обескуражен этой раной и не отказался от своей профессии солдата. Действительно, он, кажется, по его собственным словам, очень гордится честью, которую ему оказала его потеря. «Моя рана, — говорит он, — была получена при самом славном событии, которое когда-либо видела какая-либо эпоха, прошедшая или настоящая, или которое будущее может надеяться увидеть. Тем, кто едва их видит, мои раны, действительно, могут показаться не почетными; но те, кто знает, как я их получил, будут справедливо их ценить. Лучше для солдата умереть в бою, чем спасти свою жизнь, убежав. Что касается меня, я бы предпочел снова присутствовать, если бы это было возможно, в той знаменитой битве, чем быть целым и невредимым, не разделяя ее славы. Шрамы, которые солдат демонстрирует на своей груди и лице, — это звезды, ведущие других к гавани чести и любви справедливой похвалы».
На следующий год после победы при Лепанто Сервантес все еще продолжал с тем же флотом и принял участие в нескольких атаках на побережье Мореи. В конце 1572 года, когда союзные войска были распущены, Колонна вернулся в Рим, куда, вероятно, его сопровождал и наш автор, поскольку он сообщает нам, что он следовал за его «завоевательными знаменами». После этого он поступил на службу в неаполитанскую армию короля Испании, в которой оставался три года, хотя и не поднялся выше звания рядового; но следует помнить, что в то время, о котором мы сейчас говорим, таково было положение некоторых из самых знатных людей их страны; даже для потомка дворянства не считалось позором сражаться в качестве простого алебардиста или мушкетера на службе у своего принца.
26 сентября 1575 года Сервантес сел на борт галеры под названием «Солнце» и плыл из Неаполя в Испанию, когда его корабль подвергся нападению мавританских корсаров, и он, и вся остальная команда были взяты в плен и увезены в Алжир. Когда христиане были разделены между своими захватчиками, он попал в руки капитана, знаменитого Арнаута Мами, албанского ренегата, чьи зверские жестокости слишком отвратительны, чтобы упоминать о них. Он, кажется, обращался со своим пленником с особой жестокостью, возможно, надеясь, что таким образом он сможет сделать его более нетерпеливым в своем рабстве и таким образом побудить его заплатить более высокий выкуп, который, казалось, обещали положение и положение его друзей в Европе. В таком состоянии Сервантес пробыл пять лет. Некоторые думали, что в рассказе «пленника», рассказанном в «Дон Кихоте», мы можем собрать подробности его собственной судьбы во время пребывания в Африке; но даже допуская, что некоторые из инцидентов могут быть теми же самыми, теперь обычно предполагается, что мы будем обмануты, если будем рассматривать их как какой-либо подробный отчет о его пленении. Человек с предприимчивостью и способностями Сервантеса вряд ли мог спокойно переносить тяготы рабства; и мы соответственно обнаруживаем, что он постоянно строил планы побега. Последний из них, который был самым смелым и лучше всего продуманным из всех, потерпел неудачу, потому что он допустил предателя к участию в своем проекте.
В Алжире был венецианский ренегат по имени Хассан Ага, друг Арнауте Мами; он высоко поднялся в милости короля и занимал важный пост в правительстве Алжира. У нас есть описание свирепого характера этого человека в «Дон Кихоте», данное нам капитаном де Вьедмой. Сервантес часто посылался своим хозяином в качестве посланника в дом этого человека, расположенный на берегу моря, недалеко от Алжира. Один из рабов Хассана, уроженец Наварры и христианин, управлял садами виллы; и с ним Сервантес вскоре завязал знакомство и сумел убедить его разрешить сделать секретную пещеру под садом, которая стала бы местом укрытия для него и пятнадцати его товарищей-пленников, на которых он мог положиться. Когда пещера была закончена, авантюристы ночью сбежали из Алжира и разместились в ней. Конечно, когда они пропали, была поднята тревога; но, хотя и были предприняты самые строгие поиски беглецов, как их хозяевами, так и Охали, тогдашним деспотом Алжира, здесь они скрывались в течение нескольких месяцев, получая продовольствие от садовника и другого раба-христианина по имени Эль Дорадор.
Один из их спутников, по имени Виана, дворянин с Менорки, остался позади них, чтобы он мог принять более активное участие в побеге всей группы. Была собрана сумма денег для его выкупа, а затем он должен был отправиться в Европу и вернуться на корабле, на котором Сервантес и его друзья, включая садовника и Эльдорадора, должны были сесть в назначенную ночь и таким образом вернуться в свою страну. Виана получил свободу в сентябре 1577 года, и, благополучно добравшись до Менорки, он легко раздобыл корабль и прибыл к берегам Берберии, согласно заранее согласованному плану; но прежде чем он смог высадиться, его заметил мавританский часовой, который поднял тревогу и заставил его снова выйти в море, чтобы он не привлек внимания к пещере, подойдя слишком близко. Это было горьким разочарованием для Сервантеса и его спутников, которые наблюдали за всем этим из своего убежища. Все еще зная о мужестве и постоянстве Вианы, они все еще надеялись, что он вернется и снова попытается их вызволить. И он, скорее всего, так бы и сделал, если бы не предательство, на которое мы намекнули выше. Эльдорадор как раз в это время счел нужным стать ренегатом; и, конечно, он не мог начать свою неверную карьеру лучше, чем позорно предав своих бывших друзей. В результате его информации Хассан Ага окружил вход в пещеру достаточной силой, чтобы сделать любую попытку сопротивления совершенно бесполезной, и шестнадцать бедных пленников были вытащены и отправлены в цепях в Алжир. Предыдущие попытки, которые он предпринял для побега, привели к тому, что Сервантес был немедленно выбран как зачинщик и главарь этого заговора; и поэтому, в то время как остальные пятнадцать были отправлены обратно к своим хозяевам, чтобы быть наказанными так, как они сочтут нужным, он был задержан самим королем, который надеялся через него получить дополнительную информацию и таким образом вовлечь других христиан, а возможно, и некоторых из ренегатов. Даже если бы он обладал какой-либо такой информацией, чего, скорее всего, у него не было, Сервантес, безусловно, был последним человеком, который мог бы ее предоставить: несмотря на различные допросы и угрозы, он все еще продолжал утверждать, что он был единственным зачинщиком заговора, пока, наконец, своей твердостью он не истощил терпение Охали. Если бы Хассан добился своего, Сервантеса задушили бы в назидание всем христианам, которые впоследствии попытаются бежать из плена, и сам король не прочь был угодить ему в этом вопросе; но тогда он не был их собственностью, и Мами, которой он принадлежал, не согласилась бы потерять раба, которого он считал стоящим по меньшей мере двести крон. Так жадность ренегата спасла будущего автора «Дон Кихота» от удушения тетивой. Некоторые подробности этого дела нам сообщает сам Сервантес; но другие собраны у отца Аэдо, современного автора истории Берберии. «Самое удивительное, — говорит достойный священник, — что некоторые из этих джентльменов оставались запертыми в пещере в течение пяти, шести, даже семи месяцев, не видя даже дневного света; и все это время их поддерживал только Мигель де Сервантес, и то с большим и постоянным риском для своей жизни; не менее четырех раз он подвергался непосредственной опасности быть сожженным заживо, посаженным на кол или задушенным из-за смелых поступков, на которые он осмеливался в надежде даровать свободу многим. Если бы его состояние соответствовало его духу, умению и трудолюбию, Алжир мог бы в наши дни находиться во владении христиан, ибо его замыслы стремились к не менее возвышенному завершению. В конце концов, все дело было предательски раскрыто; и садовник, после пыток и пикетирования, погиб жалкой смертью. Но, по правде говоря, из того, что произошло в этой пещере в течение семи месяцев, пока ее населяли эти христиане, и в целом о пленении и различных предприятиях Мигеля де Сервантеса можно было бы легко составить отдельную историю. Хассан Ага имел обыкновение говорить, что «если бы он мог быть уверен в этом безруком испанце, он бы считал пленников, барки и весь город Алжир в полной безопасности».