Вера продолжение 2

Ира до сих пор носила платье 46 размера, но удавалась ей это с трудом. Она ходила на аэробику, отказывалась от мучного, сладкого.

7.


Вера усадила Кристину на кресло, подала ей альбом, чтобы не скучала, а сама пошла на кухню приготовить кофе. Вера не ожидала так рано гостей. Она привыкла вставать к обеду и ложиться спать к утру. Сейчас для нее было очень рано. Но работа есть работа, и она безропотно ходила по кухне, слабо соображая, так как вчера было много выпито шампанского.



Рассматривая фотографии, Кристина увидела фотографию отца. Она оглянулась в сторону кухни, быстро вытащила из альбома фотографию отца и положила в карман сарафана. Уже в следующую минуту сомнение, нерешительность, стыд за свое поведение давил Кристину, она начала размышлять: «Да, это плохо, что фотография папы у Веры, но вдруг Вера увидит, что фотографии нет, и сразу подумает на меня. Но это же мой папа?! Нет, надо все же положить назад…» Но тут появилась Вера и, обняв ее за плечи, сказала:



- Что, Кристина, такая задумчивая? Пошли пить кофе.
Когда они сидели за столом, Вера спросила:
- Кристина, кем ты хочешь стать?
- Я врачом или учителем.
- Ты очень красивая девочка. Я хотела бы, чтобы ты приняла участие в конкурсе красоты. В тебе все данные есть. Правда, нужно немного похудеть, точнее, привести свою фигуру в порядок.
Кристина от смущения покраснела до ушей, но вздорный характер одержал верх, и она сказала:




- Мне мало лет, чтобы участвовать в конкурсе. А насчет фигуры — какая есть. Моя фигура меня устраивает.
- Кристина, возраст роли не играет. Давай заниматься. Какая девочка не хочет покорить своей красотой и грацией весь мир, а в тебе все данные. Кристина смотрела на Веру недоверчиво.
- Вижу, ты не готова. Поступим так, ты мне позвонишь, когда будешь готова, только во второй половине дня. И прошу, не затягивай, уже скоро конкурс, а нам много предстоит сделать. Хорошо?! А сегодня давай я тебя сниму на видео, и мы вместе с тобой посмотрим, как это выйдет.
Вера навела камеру на Кристину.





- Кристина, не веди себя скованно, ты просто не думай, что тебя снимают. Возьми что-нибудь в руки… Правильно листай альбом… Ну вот уже лучше.
Когда Кристина собралась уходить, Вера сказала:
- Кристина, это не разглашается, здесь своего рода конкуренция, бизнес. Ты умная девочка и должна все понять. Родителям тоже нельзя говорить, они будут за тебя волноваться, и все получится наоборот. О’кей!
- Хорошо! Ты же меня уже предупреждала, и я никому ничего не сказала.

8.



Вера рассматривала кассету и сокрушалась. Кристина совершенно не могла позировать: она как бы убегала от камеры; была до предела скована. Красота ее, конечно, была видна: длинные ноги, поворот красивой головки, груди маленькие, но уже имели форму. Другой бы раз Вера, может, и отказалась от этой бредовой идеи, да еще можно попасть в большие неприятности, если эта девчонка сболтнет…, но, гонимая местью, она не хотела отступать.




По характеру Вера была мстительной, холодной и расчетливой, тщательно скрывая все это под маской добродетельности. Была искусным дипломатом.
И так смотрела она и понимала, что тут большой труд требуется. «Все же для тебя, Димочка, я постараюсь. Но характером она в мамочку…» - язвительно думала Вера.
В дверях раздался звонок. Вера нажала на кнопку «стоп» дистанционного управления и пошла открывать дверь.





- Жора, Жорж! Проходи, - искренне обрадовалась его приходу Вера.
- Ты одна? – спросил Жора, чмокнув подставленную ему для поцелуя ее щеку, - чем занимаешься?


Он был толстым, неуклюжим тридцатичетырехлетним холостяком. От него пахло потом и бензином. Но у него была куча денег, огромный особняк в поселке «Энергетик», шикарная иномарка. Знакомство он вел только с крупными бизнесменами, на остальных смотрел свысока своего двухметрового роста, поэтому глаза у него были как бы прикрыты. По существу, он был удачник и счастливчик. Легко расставался с деньгами, и так же легко они приходили к нему. У него было чутье, где нужно быть и с кем встречаться.





- Верок, у тебя невезуха? – поинтересовался Жора.
- Жорж, как ты меня знаешь!
Жора стоял напротив Веры, с удовольствием трогая аккуратно подстриженную бородку и разглаживая усы.
«Какая бурная растительность на лице и плешь на голове», - улыбаясь ему, думала Вера. Но этот добряк ей нравился.
Вера поделилась с ним радостью, что нашла хороший материал для реализации. Жора тут же стал просматривать, смотрел он сосредоточенно. Ни разу ни единого движения Кристины не прокомментировал. Это означало, что ему очень нравится. Вера перестала его понимать. Она думала: «Был бы это не профессионал, но он-то! Сколько только через него прошло... Не могу понять. Не понимаю...». Когда кассета закончилась, он, подняв глаза на Веру, Коротко спросил:





- Где?
- Что где? Жорж, ты сегодня для меня загадка! Ты знаешь, я люблю ясность!
- Ясность?! Так вот, я спрашиваю, где ты нашла самородок?
Вера, которую трудно сбить с толку, ничего не понимала: или он смеется над ней, или правду говорит.




- Ведь она будет стоить целое состояние! - продолжал Жора.
- Да, я тоже так думаю, - не поняла его Вера, - вот поработаю с ней: бассейн, сауна, уроки музыки, танцы...
- Дура, - Жора опомнился, - прости, Верок, но ты что, и вправду самородок хочешь испортить?! Хочешь обтесать, в золото одеть. Пф, это будет драгоценная работа, которая хорошие деньги стоит. Но не самородок, который стоит целое состояние, ты понимаешь?!





Вера ничего не понимала, истинно она смотрела глазами женщины, а здесь нужен глаз мужчины.
- Так кто она? Где встреча?
- Жорж, кто она не твое дело, встреча...
- Ты не поняла, мы сладкая парочка, и если ты будешь что-либо скрывать, мы залетим под фанфары. Тебе ясно?!
- Предельно ясно.
- Так будь добра, объясни, где и при каких обстоятельствах вы с ней встретились?
- Мы встретились в кафе. Она была там с подругами, - солгала Вера, она не хотела открываться полностью Жоре. Если она скажет, что ее жжет месть, он точно откажется с ней работать. А уж узнает, что у нее есть родители, вообще посчитает ее за сумасшедшую, поэтому она промолчала.




- Подруги тебя видели?!
- Они на меня никакого внимания не обратили.
- Верок, Верчик, краса моя, я тебя предупреждаю! Мы работаем с серьезными дяденьками, они шалости не любят. Я не могу из-за тебя свою попу подставлять. Прости меня, но где деньги, там еще может быть дружба, но где шкура собственная трещит...



- Слушай, если она не подходит... Да я думаю, шут с ней, найдем другую, - выдавила из себя Вера, не теряя надежду, что этого не произойдет.
- Голуба моя, таких каждый день не производят! Да и сколько нашей крошке?
- Где-то четырнадцать, пятнадцать лет, я думаю.
- Переросток. Да ну ладно.



9.




Кристину переполняло чувство радости, сердечко пело, счастье сверкало в глазах, щеки горели румянцем. Хотелось бежать к девчонкам, сообщить такую новость! Ведь ее хотят готовить на конкурс красоты. «Девчонки лопнут от зависти», — думала Кристина.




Переполненная вдохновением, она ветром залетела домой, подбежала к зеркалу и закружилась. Затем остановилась, посмотрела, улыбаясь в зеркало, и поклонилась ему. Она представляла себя на подиуме. Раз нельзя никому говорить, она решила поговорить с зеркалом, так сказать, со своим отражением, как с подругой, которая не будет перечить ей:





«А ведь правда, я красивая. Я выиграю конкурс, — разглядывая себя со всех сторон, счастливо улыбаясь, говорила Кристина. — Хороша я! Мне и девочки говорили, что я выгляжу привлекательной, красивой. Вот только Людка, воображуля первый сорт, отличница, мне завидует, говорит, что я старше выгляжу и косолапо хожу. Сама косолапая, у меня походка красивая, и я умнее ее, она читает только сказки, а я люблю книги о животных, растениях, странах. И фигура у меня красивая, но немного нужно похудеть, сказала Вера. А улыбка, глаза у меня как у папы. Да, жаль, что нельзя ни с кем поделиться. Вера сказала, что это коммерческая тайна. Даже папе с мамой нельзя говорить... А вообще им-то, пожалуй, и нельзя. Я представляю лицо мамы. Да она эту Веру... Папа более выдержанный, он любит меня, но он мужчина, ему расслабляться нельзя. Но все же маму жалко, она не может без меня. Если я выиграю конкурс, я поеду в другие города, страны, что тогда будет делать мама?! Я буду брать ее с собой. Пусть и она увидит мир. Нельзя говорить, значит, нельзя, да и к чему расстраиваться, когда я сама еще не решила».







Кристина по поводу, а скорее ища повод, приходила к Вере. Вера не любила, когда к ней вот так бесцеремонно приходят, она это воспринимала как притязание ее свободы. Она привыкла делать только то, что она хочет и когда хочет. Она всегда болезненно воспринимала ее нежданное появление.
Вера была коммуникабельной, но поведение Кристины она считала брутальным, она врывалась ураганом на ее территорию. Вера только из-за того, что ждала результат своей работы, терпела Кристину.
Кристина все больше тянулась к Вере. В ее квартире она чувствовала себя гораздо свободнее, чем дома. Ей здесь все нравилось, особенно она любила сидеть рядом с Верой. Ее запах магически действовал на Кристину. Она подсмотрела, какими духами и дезодорантом пользуется Вера, и решила для себя, что обязательно приобретет такие же духи и будет так же небрежно душиться ими, как Вера, стоя в комбинации перед зеркалом.




10.






Ира затеяла дома генеральную уборку. Дима взялся отремонтировать старый телевизор, чтобы мог спокойно смотреть последние известия, пока, Ира будет просматривать свои бесконечные "мыльные оперы" в новом телевизоре.





Ира вытащила из платяного шкафа вещи, где из нужных, которые можно было носить, осталось меньше, чем тех, которые нужно было просто отнести в мусор. Кристинины платья и костюмы, с которых она уже выросла, но надевала всего раз или несколько раз, можно было отдать ее подружкам. На глаза Ире попался Кристинин сарафан, который был в стиле сегодняшней моды, но Кристине мал. Ира прижала к своей груди сарафан и, улыбаясь, думая: «Как быстро растут дети, вот только мы мерили с Кристинкой этот сарафан, и она говорила, что он велик ей. А сейчас…». Она решила положить его назад, но из кармана выпала фотография Димы. Ира с нежностью подняла фотографию, думая: «Я и не знала, что моя дочка сентиментальная, носит фотографию отца с собой». Ира решила положить ее обратно, чтобы Кристина не заметила пропажи и не подумала, что мать без нее проверяет ее карманы.






Она повертела фотографию в руках, прочитав на обороте запись: «Если любишь, храни, а не любишь, порви», и, уже ложа обратно в карман сарафана фотографию, подумала: «Нет, он мне не такую дарил – это не та!».
Ира взяла альбом и нервно стала перелистывать страницы. «Вот она, конечно, эту он мне дарил. В белой рубашке…».





- Что это с тобой? – спокойно спросил Дима, оторвавшись от ремонта телевизора.
Ира стояла напротив его, морща нос. Дима насторожился.
- Что это? – спросила Ира, поднося фотографию.
Дима хотел взять ее, но Ира убрала ее в сторону.
- Что это? – повторила Ира свой вопрос, не дождавшись ответа.
- Насколько я успел рассмотреть, это фотография, и на ней я. Что, не узнаешь...? – пытался шутить Дима, чувствуя подвох. Это чувство у него было развито.
- Узнаю… А ты узнаешь? И убери свое коммуникативное поведение. – Возмущаясь, сказала Ира, показывая надпись на фотографии.
- Ведь это я тебе дарил!
- А тогда эту кому дарил?! - Держа в себе душевный крик, спросила Ира, показывая еще одну.
- Тебе дарил, - невозмутимо сказал Дима, - видишь, какой опрятный, послушный мальчик, чистыми глазами смотрит с фотографии на тебя, да еще влюблено.
У Иры придел терпения кончился, и она гневно выпалила:
- Ты кабель недогулянный! Сколько раз я думала, что ты изменишься, опомнишься, и дождалась, дочь собирает твои фотографии по твоим бабам.





Дима вскипел:
- Что ты носишься со своей доченькой? Правильно мне говорила бабушка, что распустил я вас. А теперь ты меня «кабелем» величаешь. Сколько раз я просил у тебя прощение, а ты камень носишь в сердце.




- Заткнись! – от бессилия закричала Ира. Она задыхалась от ярости. - Ты опаскудил меня, теперь дочь подросла... Где, у кого она ее взяла?! Моя дочь знает, что ее отец — кабель! Она прячет фотографию, ей стыдно. Не знаю, какие тебе слова сказать, чтобы пронять тебя.





- Почему ты не допускаешь, что она ее где-то дома нашла? Да и где она могла ее взять, кроме как дома?
- Что ты стоишь здесь и городишь чушь? Так я тебе и поверила!
- Зайка, пойми, это фото она могла только дома взять.
- Ты хочешь сказать, что ты дважды решил подарить мне свою физиономию?
- Да, да, конечно, я вспомнил — это после того, как мы поругались, ты тогда еще так же сказала: «твоя физиономия». Ну помнишь? Я тогда еще обиделся и спросил: «Где ты научилась так грубо выражаться?» - преданно смотря на жену, наглым образом выкручивался, как уж на сковородке, Дима.
- Что ты стоишь и смотришь на меня и память мне стираешь, - уже внутренне сомневаясь, произнесла Ира.






В их жизни столько было скандалов и примирений, что всё и не вспомнить. Дима подошел к Ире и, обняв ее, ласково сказал:
— Ирунья, ты что? Я предан тебе как…
Ира не стала ждать дальнейших оправданий, освободилась от его объятий, сморщив нос, ушла в спальню.
Дима, присев на скамейку, начал мысленно рассуждать: «Где эта девчонка взяла фотографию?! Когда мы были у Веры, она от меня не отходила. И с какого перепуга Верка должна хранить мою фотографию?! А может… Ну Веруня даже думала обо мне?! Черт, приятно! Но ладно, может и правда, что эту фотографию я подарил Ирке».


11.




Вера порхала по комнате в своем розовом пеньюаре, как бабочка, нашелся клиент. Удовлетворенная победой, она позвонила Кристине и назначила встречу на следующий день.




Когда Кристина пришла к Вере, Вера, красиво ступая на мягкий ковер, усадила ее в кресло и, жестикулируя, ходила по комнате, рассказывая Кристине, что ее ждет, если она согласится поехать в лагерь. Вера применила все свое красноречие. Она говорила, что тоже приедет в лагерь, но попозже, так как у нее сейчас дела. А Кристина должна ехать с детьми. Там ее встретят и отведут в специальную группу для одаренных, красивых девочек. Там лес, озеро, исключительная природа, словом, Казахстанская Швейцария. Получатся великолепные снимки. Она увидит много интересного и полезного, научится, как вести себя в светском обществе. Когда Вера поняла, что Кристина готова, она села на кресло против Кристины и сказала:






- Кристина, но так как все будет происходить секретно, никто не должен знать.
- А как же мама… папа? Ведь они без меня не выдержат и приедут, особенно мама. Да и я не могу без них. Мы никогда еще не расставались, - удивленно сказала Кристина, от хватившего ее напряжения она встала.





- Ну, хватила, Кристина, ты вполне взрослая девочка. Если к тебе приедут родители в лагерь, все смеяться будут. Скажут, что ты мамина дочка. Ты потеряешь свой имидж. Там будет весь бомонд. А к тебе приедут… Ну, смотри сама, - Вера замолчала. Включила телевизор и сделала вид, что больше не хочет иметь дело с Кристиной. Она знала, что девочка тянется к ней, и точно рассчитала, что ссора с ней сильно подействует на Кристину. Чтобы более подействовало, она встала с кресла, сделала непродолжительную паузу и продолжила. - Зачем, не понимаю, мне такие проблемы?! Объясни мне, почему я должна думать о твоей карьере?!
Кристина в короткой джинсовой юбке, в топике черного цвета стояла перед Верой, словно говоря ей: «Посмотри на меня, ведь я такая красивая!» Она пыталась улыбаться, но улыбка получилась кривая и пахла слезами. Вера «смилостивилась» и обняла ее.






Кристина была счастлива, что ее простили. О, как она была благодарна Вере! Она готова все сделать, только бы быть рядом с ней.

Кристина шла домой. Ее маленькое сердце так и прыгало, так и прыгало, сладко щемило и радостно стучало в груди. Она как будто сразу повзрослела. Она должна быть взрослой, самостоятельной, она сама поедет на съемки. А таинственность съемок ее уже не пугало, а приводило в восторг. Ну, все по-взрослому. Ей Вера поверила. «Она самая лучшая на всем свете! Она поверила мне! Она знает, что я все выдержу и сделаю, как она сказала. Я ее никогда не подведу», – восторженно размышляла Кристина. Она не шла, а словно летела по воздуху, не замечая никого вокруг!






Дома ее встретил отец с вопросом:
- Где ты взяла мою фотографию?
- Ничего не понимаю? Что ты хочешь? И причем твоя фотография? – спросила Кристина, искренне удивляясь вопросу.
- Фотографию, которую ты прятала в своем сарафане. Почему она оказалась у тебя? Где ты ее нашла? Мама ее увидела и устроила мне бучу.
- Папа, успокойся, что ты перед ней… Ей что, больше нечем заняться? Она просто к тебе придирается, - непринужденным тоном ответила Кристина и зашла к себе в комнату. «Только сейчас мне разбираться, кто что нашел, - подумала Кристина, но напоминание об этой фотографии привело ее в неловкость, она стала размышлять. - Зачем я ее взяла? Я совсем о ней забыла… А может, это к лучшему?! Ведь это фотка папы, и она должна быть дома». Но это ее сейчас менее интересовало, ее интересовало, как убедить, уговорить родителей, чтобы ее отпустили в лагерь.
Ира накрыла на стол и пригласила всех к ужину. Кристина надела материн халат с красной птицей на спине. Он был ей велик, да и мать не любила, когда Кристина надевала ее вещи, но она его обожала, и сегодня ей было все равно, она должна быть красивой. Увидев мать в простом халате и не расчесанными волосами, Кристина вздохнула и, усаживаясь за стол, спросила:






- Ма, почему ты не душишься французскими духами? На кухню зашел Дима, он, как шкодливый кот после очередной проделки, ласково мурлыкал и изгибался, чтобы его простили и погладили. Ира все это знала, но устоять не могла.




- Тебе нравятся французские духи? – игриво спросил Дима у Кристины. – Тогда нам придется тебе их купить.




Кристина многозначительно посмотрела на отца, затем рассмеялась. Она поняла, почему отец так внимателен к ней. Он боялся, что Кристина расскажет матери о его встрече с Верой. Хотя Кристина тянулась к Вере, но это чужая женщина, и она не хотела, чтобы ее папа ушел к ней, и из-за нее рушилась их семья. Она любила отца и мать и ни за что на свете не хотела им принести страдание. Но это был момент, когда можно и нужно сказать им о своем решении. Мысленно сжавшись, боясь, что ее не поймут и не отпустят, она набрала в легкие воздух и проговорила:





- Ма, Оксанина мама достала путевки в пионерский лагерь в Боровое на Оксану и мне...
- Не уж-то ты собралась в лагерь? – внимательно посмотрев на дочь, спросила Ира. – Ты же и дня не выдержишь!
- Я уже большая!
- Кристинушка, а ты обо мне подумала? Я не смогу без тебя! Да и ты... Я не верю своим ушам. Еще ни разу ты без нас никуда не ходила, тем более не ездила. Что за блажь пришла к тебе в голову? Да и в тайне... Я ничего не понимаю... – говорила Ира, надеясь, что это шутка.
- Мамочка, не надо быть эгоисткой, – серьезно ответила Кристина.
- Тебе стало тесно с родителями? Ты хочешь чего-то другого? Порвать со всеми обычными делами? Ищешь подруг, среди которых можешь чувствовать себя свободной? Ты еще не готова к этому.
- Ирина, успокойся. Я понимаю твой скепсис. Пусть поедет, больше родителей ценить будет. Ишь ты, большая... – назидательным тоном сказал Дима. Он видел, что Кристина решительно настроена и действительно хочет ехать в лагерь. Ничего предосудительного в этом он не видел. Она уже не хочет за мамину юбку держаться, хочет самостоятельности, хочет проверить, в конце концов, себя. Ему даже нравилось решение дочери: «Почему ей недозволенно, по крайней мере, иметь собственное желание, идущее вразрез с нашей волей? Да и неплохо, что Кристина так решила – это ее решение, и его нужно уважать. Чем раньше она станет самостоятельнее, тем раньше поймет мир, тем ловчее и умнее будет в жизни».
Ира также понимала, что Кристине интереснее проводить время с ровесниками, но она не хотела, боялась отпускать Кристину. Страх сдавливал материнские чувства, неведомое пугало ее. Она совершенно не была готова к расставанию даже на недолгое время с дочерью. Ира была в недоумении и растерянности. Кристина никогда не говорила, что хочет поехать в лагерь, а тут спонтанно, вдруг и сразу... Нет, ей совсем не хочется, чтобы Кристинка уезжала. Но под напором Димы и капризами Кристины она сдалась.





И вот завтра Кристина едет в лагерь.
Кристина собрала целую сумку нарядов, приняла участие в приготовлении пищи и всё заглядывала в глаза Ире, в точности, как это делал Дима.
Дима в трико и спортивной рубашке ходил по комнате вокруг Кристины, подбирая оставленные ею на полу вещи и бумаги. Потом присел на пол, где она сидела в позе лягушки, и, наклонившись к ее уху, тихо сказал:
— Кристинка, еще не поздно, откажись от этой идеи.
— Папа, что со мною будет, если я один сезон побуду в лагере? Я думала, что только мама...



12.




Начало июня месяца.
На кленах уже полно сережек, и они вот-вот выпустят пух, на газонах еще не высажены саженцы цветов, но на них и в трещинах асфальта уже густым ковром пробилась зеленая трава. Обычно в это время погода была неустойчивой: дожди, ветра, днем температура воздуха едва доходила до 15–20 градусов тепла, ночами на почве ожидались заморозки. В этом году в средине мая зацвела черемуха. И точно, по народному поверью, тут же были заморозки. Сейчас стояла невыносимая жара, на вокзале люди старались быть в тени деревьев, в зале ожидания, только не на солнцепеке. Дети держались кучками, что-то между собой говорили, спорили, доказывали, смеялись.





Кристина стояла потерянная. Дима, посмотрев на Кристину и интуитивно еще не понимая внезапно нахлынувших чувств к ней, почувствовал глубоко в душе надрывистую нарастающую ноющую боль. Он вдруг почувствовал, что она ему нужна. «Я даже не ожидал, что будет так больно с ней расставаться, — думал он, — я уже скучаю по ней! Я совсем не хочу, чтобы она уезжала! Что-то внутри меня проснулось, что меня тревожит?! Почему у меня такое чувство, что она не хочет никуда ехать?! Может, она хочет, но еще не готова? И где ее подруга? Кристина, дочка, а я ведь тебя люблю! И никакая ты не воровка! Это я украл у себя время, которое ничем нельзя восполнить. Нельзя повернуть все вспять. Вместо того чтобы тебя любить, лелеять, я…». Дима решил еще раз поговорить с Кристиной о ее поездке. Он подошел к ней в полной решимости уговорить ее остаться.







- Дочка, мама тебя очень любит, не огорчай ее… - давя подкатившийся непрошеный ком в горле, только и смог произнести Дима.
У Кристины, которая еле держалась, чтобы не расплакаться и в последний момент не струсить и остаться с ними, увидев растроганное лицо отца, по щекам в два ручья покатились слезы. Она отвернулась в сторону, чтобы никто не заметил ее слезы. Кристина уже готова была сказать, что никуда не хочет и остается. Как вдруг в толпе встретилась взглядом с Верой, которая стояла недалеко от них с независимо-холодным лицом. Кристина на миг застыла, затем, не попрощавшись с родителями, забежала в вагон.







Дима кинулся за ней, но Ира, схватив его руку, однозначно сказала:
- Успокойся! Она согласилась, чтобы мы ее проводили и побыли с ней до отправки состава, если не будем ее преследовать. Мы обещали. Не надо нарушать обещание сразу.


Глава вторая




1.
- Ир, ты спишь? – спросил Дима.
- Нет, - ответила Ира.
- Сколько времени?
- Слушай, тебе нечего больше спросить? Спи, - лежа на спине, флегматично сказала Ира.
- Знаешь, Ириш, мне как-то пусто в доме стало.
- Купи собаку.
- Не понял? Причем собака?
- Чтобы пусто не было. Место занимать будет, занятие будет, так как по утрам и вечерам выгуливать ее будешь.
- Шутка. Шутить решила?! Не удивляйся, но когда Кристина была рядом, я ее не замечал. Я даже обижался на нее.
- Спи, скоро утро. Что она там делает? Как ей без нас? Знаешь, тоска какая-то на душе. Ничего не пойму? Все дети были с родителями, не избегали их, а наша как затравленный зверек была. Ты заметил?
- Знаешь, Ириш, все дети часто ездили, видно, в лагерь, а наша...
- Давай спать, нам завтра на работу. Да и не хочу я сейчас все ворошить. Поговорим завтра. Всё, молчи, спи.








Едва Дима задремал, как в его ушах, даже нет, где-то внутри, пронесся раскатывающий, нарастающий, как гром, крик Кристины: «Па-а-па!»
Дима, как рыба без воды, начал хватать ртом воздух, он задыхался, ему нечем стало дышать. Лоб покрылся холодным потом.
- Нет, нет! Только не это! – застонал Дима, посмотрев на Иру, которая, укутавшись с головой одеялом, спала.




Он подошел к окну и начал всматриваться в бездну звездной ночи. Но это его не успокаивало. Он начал своей размашистой походкой в трусах без майки расхаживал по гостиной. Он уже хотел ехать к Кристине в лагерь. В висках стучало: «Ведь я ее только приобрел. Только понял свои чувства. С ней ничего не должно случиться! Дочка, я люблю тебя, не пугай меня! Ты у меня умница, ты славный ребенок, ты всегда была понятливее меня. Я это понял только сейчас, может, еще не осознано, но уже чувствую, что ты мне нужна, необходима!»







Дима пришел на работу совершенно разбитый. В отделе, где он руководил, работали четыре женщины и двое мужчин. Он сразу попросил женщину помоложе всех заварить крепкий чай. Но тут ему на стол положили срочные бумаги, и он, просмотрев их, вышел. Когда он вернулся в отдел, от его усталости не осталось и следа. Он провел планерное совещание и, раздав сотрудникам отдела задание, предупредил, что необходимо в течение дня его выполнить. День был полностью заполнен работой. Дима был благодарен этому, так как не было времени думать о домашних проблемах.
Вечером, когда Дима с Ирой ужинали в своей пяти квадратных метров кухне, она казалась им огромной без Кристины.







- Димка, ты скучаешь по нашей девочке? – спросила Ира, ковыряя вилкой в своей чашке жареный картофель.
- Знаешь, меня замучило чувство вины, - сказал Дима, пряча глаза. Он не лгал, у него внутри было трепетно. Ночью он не мог спокойно спать, ему было мучительно больно, но днем все мысли были заняты работой. И сейчас этот вопрос резанул по сердцу, но он не готов ответить на него. Если ничего не сказать, значит обидеть Иру, и он ответил, что пришло в голову.
- Ну и крокодил ты, Димка. Она-то тебя любит, а ты…?
- Знаешь, может, я ее сразу полюбил, но мне мешало, что она приемная дочь. Я в тайне все ждал своих детей! Я не думал, что можно любить чужого дитя, а может, я ее просто ревновал к тебе.
- Дима, она наша дочь!







Дима вздохнул и пошел в другую комнату, включил телевизор и начал бессмысленно переключать телевизионные каналы дистанционным пультом, думая: «Дай мне немного времени, чтобы разобраться. На душе и так кошки скребут. Уж крутой поворот получился. Так внезапно навалились чувства, которые так долго спали. А может, это просто привязанность к ребенку. Люди привязываются к котенку, а это всё же ребенок. Ой, ничего не знаю. В голове сумбур. Мне нужно время…».




2.





Время шло, когда быстро, когда медленно, но шло. Они выдержали разлуку с Кристиной. Работали, скучали, заглядывали в почтовый ящик, надеясь, что Кристина напишет им письмо, писем не было, они огорчались, но терпели.





И вот они с цветами и конфетами стоят на перроне вокзала. Уже объявили, что состав с детьми прибывает на первый путь. Дима с нежным трепетом ожидал Кристину. Ира от радости, что увидит сейчас дочь, сияла. Им казалось, что все часы на вокзале стоят, и они постоянно смотрели на свои часы. Оставалось несколько томительных минут ожидания, и они увидятся, обнимут свою доченьку и скажут ей, что милее и любимее ее у них никого на свете нет.






Дима надел белую рубашку и костюм, сняв свои джинсы, в которых он разве что не спал. Ира была в новом сером платье, которое ей шло и подчеркивало ее хрупкую фигуру.
- Дочка хоть нас увидит красивыми, а то стояли бы как нищие. Пусть нас не стесняется. Знаешь, Дима, я даже французскими духами надушилась, - сказала Ира и достала из сумочки точно такие духи, которые Дима купил и держал в кармане брюк для Кристины.






Подошел поезд, остановился.
- Дим, Кристина должна быть в третьем вагоне, я узнавала у дежурного по вокзалу, пошли, - сказала Ира.
Они подошли к вагону, который был уже облеплен родителями. Из вагона вышла проводница довольно крупного телосложения и крикнула:
- Родители, мамочки и папочки, отойдите от вагона, не мешайте детям выходить.
Толпа стала как муравейник, все зашевелились, начали друг друга толкать локтями. Ира с Димой оказались позади всех.


Ира подпрыгивала, выглядывая Кристину. Затем не выдержала и сказала:
- Дима, зайди в вагон, она наверняка не может выйти. Посмотри, что творится.
Дима рванул к вагону, но проводница загородила выход.
- Чего прешь?! – закричала она на Диму. – Сейчас выйдет. Ишь, пусти вас вы и меня с ног собьете.






Диме ничего не оставалось, как отойти в сторону. Через некоторое время проводница сообщила, что все дети вышли из вагона.
- Как? Где наша дочь? – с замиранием сердца спросила Ира.
- Никого нет. Может, она в четвертом вагоне. Бегите туда, — сказала проводница.
Ира с Димой рванули к четвертому вагону. Но и там им сказали, что все дети вышли и в вагоне никого не осталось. Дима заскочил в электричку и пробежал по вагонам.







Сопровождающие детей окружили Иру с Димой и в один голос уверяли, что по списку все дети вышли.
- Может, вы не досмотрели, — панически застонала Ира.
- Вот список, — сказал сопровождающий третьего вагона, показывая Ире список, — мы буквально всех по головам считали.
- Ну как же так? – бледнея, спросил Дима.
- Подождите, вы не переживайте. Может, она заболела, тогда вам скажут, чтобы вы сами приехали за ней.
- Как заболела? Может, вы что-то знаете? — цеплялась за соломинку Ира.
- Успокойтесь, не надо паниковать. Паническое настроение еще ни разу не приводило к хорошему результату. Давайте все успокоимся. Давайте начнем с того, как ее фамилия? — сказал один из сопровождающих, он явно был их старшим.
- Фиотистова Кристина, — стараясь быть сдержанным, сказал Дима.
- У меня такой фамилии нет, — сказал один из сопровождающих.
- У меня такой нет, — сказал другой.
- Да и у меня нет, ни у кого нет, — подтвердил третий.
- К-как та-кое может быть?! — застонала Ира.




Все пожали плечами. У Иры потемнело в глазах, зазвенело в ушах, и она начала падать в обморок. Дима успел подхватить ее под мышки. Казалось, но вот и сбылось, они остались одни с Ирой, Кристина потерялась, и он, только он остался у Иры. Надо бы вздохнуть, ведь с появлением Кристины он только и ждал, когда ее не будет, но почему же у него земля уходила из-под ног?
Сопровождающие детей из лагеря были напуганы не меньше их. Они явно представляли, что их ждет, если они не уследили за девочкой и она пропала. Нескрываемый испуг был написан на их лицах. Одна из проводниц посоветовала им позвонить в лагерь от дежурного вокзала. Дима с Ирой вместе с сопровождающими отправились к дежурному.







В лагере долго не могли понять, что от них требуется. Эти томительные минуты объяснения тянулись вечностью. Сопровождающие сидели на длинной скамье, в одной позе не двигаясь, смотря на телефонную трубку, как на спасательный круг. Дима ходил по маленькому кабинету дежурного с бледным лицом и лихорадочным биением сердца. Он в эти минуты с непонятным чувством тревоги размышлял: «Ничего дурного не может быть! Сейчас им скажут, что она еще по какой-то причине осталась в лагере и что она жива и здорова». Ира вообще не могла ни о чем думать, ей в медпункте вокзала сделали успокаивающий укол, и она в абстрагированном виде тихо сидела на краю скамьи. Наконец на том конце к трубке подошла заведующая лагерем и ответила, что под такой фамилией девочки в лагере не было.





- Ой, как хорошо, - свободно вздохнув, высказал один из сопровождающих детей, - а то я думал мне конец.
Эти слова привели Диму в ярость, он схватил сопровождающего за пиджак с такой силой, что тому нечем стало дышать. К ним подбежали и начали оттаскивать Диму.
Дежурный позвал наряд станционной полиции. Два полицейских, с трудом заломив руки Димы, отвели его в сторону. Узнав от дежурного вокзала историю случившегося, не стали вести Диму в участок, но предупредили, чтобы этого больше не повторялось. Дима извинился.


продолжение следует