Тайна старого моря. Часть IV. Искания. Глава 11

Глава 11
О ЛЮБВИ
Впервые за долгое время мне приснился отец. Наверное, потому что накануне я долго думала о нем. Он так и умер в деревенской глуши, а вернее погиб при пожаре еще во времена моего обучения в университете. Как всегда выпил, крепко уснул, а электроплитку не выключил, получилось замыкание. Огонь вспыхнул, и отец, по всей видимости, задохнулся во сне. Хотя, когда пожарные разгребали пепелище, то нашли его останки возле окна. Возможно, отец пытался выбраться из дома, но его прибило обрушившейся балкой. В деревне ходили слухи, что какой-то недоброжелатель или собутыльник поджег дом. Но я была уверена, что эту «утку» запустили любители страшилок, коих в деревне всегда хватало.
Мне приснилось, что мы с отцом сидим в старом заброшенном доме, недалеко от сельской автобусной станции. И нет в этом жилище ничего, кроме пошатнувшейся лавки и обрушившейся печи. А вокруг бегают мыши – много мышей. Их становится все больше, грызуны заполняют всю хижину и даже забираются к нам на ноги. И тут отец встает и спокойно говорит: «Пойдем». Осторожно пробираясь между пищащими тварями, мы выходим на улицу – кругом снег и невыразимая чистота. Напротив стоит разрушенный храм Георгия Победоносца. В селе Камышево, откуда родом вся моя семья, эту церковь заложили в начале девятнадцатого века. С тех пор она претерпевала много изменений: изначально использовалась как крепость для защиты от набегов врагов – отсюда и название, сохранились до начала двадцатого века даже пушки; в тридцать восьмом году была закрыта коммунистами, а священник расстрелян; местные власти заколотили входы и окна железными листами, на одном повесили замок и устроили внутри зернохранилище. В послевоенные годы заброшенная церковь стала постепенно разрушаться. Когда я была маленькая, мы с отцом пробирались в нее через лаз, образовавшийся в проржавевшем листовом железе. Пол там провалился, как будто был специально выворочен, зияли глубокие ямы. Вот и в том сне мы тоже зашли в эту церковь, осторожно двигаясь вдоль стен, на которых проглядывали истершиеся фрески с фрагментами ангельских крыльев и ликами святых. Отец перекрестился, глядя под свод. Оттуда на нас смотрел Христос…
– Вот что сотворили с церковью, – серьезно произнес отец.
И тут раздался сильный стук – неистово ломились в железную дверь. Мне стало страшно. Я оглянулась, хотела взять за руку отца, но его уже не было. Стук становился все настойчивее, и я проснулась.
Ко мне в квартиру действительно стучали. Ходики показывали восемь утра.
– Кто? – прошлепала я в тапочках в прихожую.
– Николай, – глухо послышалось снаружи.
Приоткрыв дверь, я увидела тети Галиного знакомого холодильщика.
– Вот. Принес запчасть, – мужчина держал под мышкой какой-то сверток.
– Какую? – спросонья я не сразу поняла, зачем он пришел в такую рань.
– Ну как... Для холодильника – капроновая кружка. Обещал же, – бодро пояснил сосед, всем своим видом демонстрирующий, что его рабочий день уже в самом разгаре.
– Спасибо. Сколько я вам должна? – автоматически пробормотала я.
– Две тыщи, – протянул он мне сверток и, немного замешкавшись, добавил: – Вы только мне сразу скажите – будет у нас че или нет.
– В смысле? – опешила я.
– Меня тут тоже одна за нос водила... – пробурчал холодильщик. – Вы лучше сразу скажите.
Интонации Николая приобрели требовательный оттенок.
– Я не понимаю вообще, о чем вы! – попыталась закруглить разговор я.
– О наших с вами отношениях, – не отставал холодильщик, нервно стрельнув на меня мышиными глазками. – А капроновую кружку я вам тогда бесплатно поставлю.
– Нет! – резко выпалила я и в испуге захлопнула дверь.
К чему относился мой ответ, понять было сложно – то ли к «отношениям», то ли к холодильнику, но сосед больше не стучал, лишь послышались его удаляющиеся шаги.
Перед тетей Галей было, конечно, неудобно – фарш перестанет носить, обидится, подумала я. Но в конце концов можно было обойтись и без ее фарша, лишь бы не видеть больше этого неприятного типа.
Задумчиво глядя на опустошающих миски кошек, я вспомнила, что сегодня выходной, и решила его наконец спланировать. За ночь выпал первый снег, и можно было покормить птиц или надеть зимние кроссовки и отправиться наконец на пробежку – я давно уже хотела присоединиться к зожникам на школьном стадионе. К Маше Архиповой можно было съездить в Екатеринбург – не виделись с прошлого года, семейная жизнь сделала любимую подругу совсем недоступной...
Не терпелось приступить к рукоделию: накануне я как раз купила мулине и схему вышивки иконы Божьей Матери «Скоропослушница», как раз той самой, перед которой все время молилась. Все это я нашла в подземном переходе в киоске – в девяностые годы многие не продающиеся в магазине вещи можно было там раздобыть.
Икона Богородицы лечила от душевных и телесных недугов, давала утешение в беспросветной ситуации. А еще мне запомнилось, что «Скоропослушница» помогала прозреть невидящим. Если все в моей жизни было все так сложно и запутанно, то как раз именно такая икона мне и была нужна. Вышивая ее, я решила молиться.
Справившись с домашними делами, я оделась потеплее и вышла во двор. День выдался солнечным, голые деревья стояли в ожидании зимы, подмерзшую землю чуть припорошил снег. Помойку изучали откуда-то прилетевшие галки, изредка тонко перекликаясь друг с другом. Рядом вокруг заплесневелой горбушки собрались в бестолковую кучу голуби, яростно отталкивая друг друга. Тут же новый дворник в камуфляже и с метлой, примостившись на раскиданных автомобильных шинах, с аппетитом трапезничал из консервной банки. Его собеседник, бомжеватого вида мужичок, вел оживленную беседу, тоже подложив под себя шину. По возбужденным интонациям чувствовалось, что кроме консервов товарищи употребляли что-то горячительное. Приглядевшись, я заметила ополовиненную бутылку водки. Надо же, как низко могут опуститься люди, подумала я: сначала были беседы за столом, быть может, даже в ресторане, потом бытовые пьянки на кухне, а сейчас помойка, что дальше?..
За философскими размышлениями снова вспомнился отец. Выйдя к автобусной остановке, я ощутила острый приступ тревоги. Благо подоспела маршрутка, и я не задумываясь прыгнула в нее, не посмотрев даже номер. За окном мелькал унылый пейзаж, солнце снова спряталось за тяжелые тучи. Я не знала, куда еду, ведь цели у меня никакой не было. Только тревога никак не отпускала.
Пробок в выходной день не было, поэтому автобус довез меня до метро с ветерком, всего за пятнадцать минут. Ноги сами зашли в метрополитен, я села в поезд и доехала до станции «Уралмаш». Это была предпоследняя остановка нашего самого короткого в мире метро, попавшего за это в книгу рекордов Гиннесса.
Из метрополитена я вышла на бесконечную улицу Машиностроителей и долго задумчиво двигалась по ней, пока перед моими глазами не появился храм – белоснежный, с небесно-голубыми шатрами, увенчанными золотыми куполами и уносящимися в небо блестящими крестами... «Храм Рождества Христова. Открыт 7 января 1999 года» – прочитала я на табличке, прикрепленной к чугунному забору, окружавшему территорию церкви.
На Уралмаше я бывала редко, а здесь никогда. Моему взору предстал первый после революции 1917 года вновь построенный в Екатеринбурге храм. Об этом факте я узнала позже. Любуясь церковью, я даже не смогла вспомнить, когда последний раз в ней была.
Тревога отступила, и на душе потеплело. Я вошла в церковь. Там царил полумрак. Народу было немного – утренняя служба, видимо, недавно закончилась. Горели свечи. Справа у окна находилось распятие, слева – икона Богородицы с младенцем. Я вдохнула запах ладана и свечей и присела в уголке на лавку, рядом с баком, из которого набирали святую воду.
Я пригляделась к лицам прихожан: молодая мама с двумя дочками – девчушки неумело крестились; две сгорбленные старушки в платках тряпками обтирали напольные подсвечники от расплавленного воска. Хромой сутулый мужчина, собирающий в пластмассовое ведерко свечные огарки. Высокий молодой человек, совершенно без зубов чинно беседовал с женщинами из свечной лавки, по всей видимости, здешний завсегдатай.
Мое внимание привлек священник в желтой рясе: мужчина средних лет, с седеющей бородой, невысокий, останавливался с каждым посетителем, беседовал и бодро благословлял. Обойдя всех прихожан, служитель направился к выходу, но заметив меня, остановился и с просветленной улыбкой произнес:
– Хорошо, правда? Благодать…
Я растерянно кивнула, и что-то захотелось сказать батюшке, но тот уже удалился. Священник через некоторое время вернулся и снова прошел мимо меня. Я наконец поднялась за ним. Заметив мой порыв, он остановился и снова улыбнулся. Мне так много захотелось спросить у него, будто все это время я жила на необитаемом острове и впервые увидела человека.
– Пойдем, – батюшка поманил к аналою, на котором лежал крест и Евангелие, и, устремив на меня внимательный взгляд, спросил: – Что-то тебя взволновало, дочь моя?
– Батюшка, что такое любовь? – внезапно произнесла я, потому что этот вопрос давно уже не уходил из моей головы.
– Почему ты решила об этом спросить? – продолжал изучать меня священник.
– У меня был парень. Мне казалось, что я любила его. Нам было хорошо вместе. Потом мы отправились в экспедицию. И он там бесследно пропал. Прошло уже четыре года. Сначала я горевала, а теперь на душе пустота. И мне страшно от этой пустоты… Может, это и не любовь была вовсе? Но если не любовь, то что? Ведь чувства были такие сильные, что казалось, на всю жизнь.
– Значит, тебе было просто прикольно с ним, – ответил священник.
– Прикольно? – опешила я от неожиданного лексикона батюшки.
– Ну да, – священник улыбнулся, и вокруг его глаз образовались лучистые морщинки. – Это когда все чувства лежат на поверхности: восторг, горечь и ненависть. Это как сильный ветер, ураган, который крышу сносит.
– Но ведь это же сильные чувства.
– Да, но ураган рано или поздно стихает, и наступает тишина, – загадочно произнес священник. – А что за этой тишиной, знаешь?
– Нет, – пожала я плечами.
– За этой тишиной и есть любовь. Вот у тебя пустота, внутри тебя разрушенный храм. Значит, ничего и не было. А любовь – это благодать. Ты за ней сюда и пришла.
Священник протянул мне маленькую иконку. На ней была изображена Богородица, с любовью прижимающая к себе младенца Иисуса.
– Это икона «Богородица Умиление», – пояснил батюшка. – Посмотри, с какой любовью обнимает мать своего младенца. Это не только любовь матери к сыну. Это любовь к Богу. Богородица молит Господа о любви и спасении всего человечества.
Я с интересом рассматривала икону.
– И запомни, любовь не питает ненависти и раздражения. Любви надо учиться. Ее надо беречь. Ступай, – напутствовал меня батюшка и напоследок перекрестил.
Я вышла из храма, сжимая в руке иконку. Мне захотелось непременно вернуться в этот храм. Казалось, что я еще чего-то не спросила у священника, но что именно – так и не могла от волнения вспомнить. Перекрестившись на купола, я тихонько побрела в сторону дома.
Продолжение следует.