Кодекс хозяина. 2. Моя фирма с изнанки

В «A&A» трудилось тридцать пять сотрудников, распределенных по трем департаментам: креативный, коммерческий и финансовый. Некоторые умники присвоили этим подразделениям своеобразные имена: Крит, Ком, Фин.

Я всегда снисходительно относился к импровизациям любителей острого словца. Изредка я и сам позволял себе потренироваться в лингвистических упражнениях, оттачивая данное мне от рождения остроумие. Одна из финеров, экономистка Катя, частенько опаздывала с обеда. При очередной воспитательной беседе, которую мне пришлось с ней проводить, она заявила буквально следующее: «Я не успеваю утолить голод». В первые секунды я рассвирепел и уже готов был уволить ее в тот же день, но, к своему удивлению, расхохотался. Я представил, как упитанная сверх меры Катя пичкает в себя свиные отбивные и сладенькие булочки, сдабривая их добрыми глотками густой сметаны. Катя не поняла моего веселья и стремительно ретировалась из кабинета, бросив испуганный взгляд на сошедшего с ума генерального директора. Работник она была неплохой, и я не стал дальше преследовать ее за нарушения распорядка дня. В конце концов, она подарила мне несколько минут оздоравливающего хохота. В знак признательности за психотерапевтический сеанс я присвоил ей никнейм: Голодная Катя. Кличка прижилась, распространилась, и все стали со временем так ее и называть. Вновь приходящие сотрудники были уверены, что Голодная - это ее настоящая фамилия.

Я знал и собственную кличку «Этик», данную мне одним молодым критером за настойчивые попытки внедрить кодекс корпоративной этики. Со временем появилось даже ходячее выражение: «Иди, ты, к Этику». Значит, следовало напрямую обращаться только ко мне. Кличка и особенно выражение мне не нравились, так как «этик» очень легко рифмовался со словом «педик». Я был убежден, что острословы, которыми просто кишела наша компания, неоднократно пользовались этой незатейливой рифмой в своих вульгарных изысках. Но, вернемся к оставленной теме.

Так вот, структура фирмы оказалась изначально настолько рациональной, что мои титанические усилия изменить ее, хотя бы для разнообразия, ни к чему не привели. Критеры создавали продукты, коммеры пропихивали их заказчикам, финеры считали денежки и постоянно сокрушались, что «финансы поют романсы». Департаменты отчаянно конкурировали между собой, стараясь занять лидирующее положение в моем сознании. Я наблюдал процесс борьбы за место под солнцем, то есть около меня, со спокойствием индейского вождя, изредка разрешая затянувшиеся конфликты корпоративными вечеринками и щадящими ударами томагавка по лбам наиболее упорствующих строптивцев. Война и мир в чистом виде мне были не нужны. Требовалась та заветная грань неустойчивого перемирия, в зоне которого от столкновения сторон высекались искры, превращавшиеся со временем в финансовый результат.

Теперь немного о сотоварищах.

Толик Панков, директор Кома, был ветераном компании и волшебником продаж. Невысокого росточка, тоненький и подвижный, как живчик, он мог осеменить любого клиента и снять приличный урожай. Его первой жертвой стал некто Лавров, возглавлявший банк, созданный на криминальные деньги смирновской группировки. Лавров понимал шаткость своего положения и возможность в любой момент оказаться либо на нарах, либо на погосте. Ему приходилось отчаянно лавировать среди своих крутых акционеров, пытаясь научить их цивилизованным методам разрешения споров. Толик подвернулся Лаврову в какой – то бильярдной, выпил с ним бутылку водки, естественно, за счет банкира, проиграл ему несколько партий а американку и стал закадычным другом. Лавров рассказал ему о своих опасениях. Толик мгновенно оценил ситуацию и вдолбил в голову новоиспеченного дружка, что только совершенная корпоративная культура может спасти Лаврова от бандитской пули. Как ни странно, банкир поверил и заключил с нами договор. Толик принялся читать нравоучительные лекции членам Совета директоров, больше напоминавшего бандитскую сходку. У видавших виды урок волосы вставали дыбом от нравственного напряжения и желания, хоть в третьем поколении, выбраться в люди. Толя организовал воскресные посещения церкви, пожертвования детскому дому и дело потихоньку пошло. Правда, в какой-то момент он перегнул палку и предпринял попытку исповедовать владельцев банка, за что получил в глаз от одного из учредителей, закосневшего в беспределе. Огромный фиолетовый фингал под правым глазом расплылся замысловатым чернильным пятном и в течение двух недель свидетельствовал об исключительной преданности директора Кома идеалам нашей компании. Толик дал весьма удачное определение сложившейся ситуации: «Удар дикого рынка».

- Я чувствую себя Кутузовым с выбитым глазом под Измаилом, - прокомментировал Толик свою травму. - Надеюсь, я смогу приложить целительные бонусы фирмы к ране, полученной в бою за ее идеалы?

Я не возражал. Скоро на наш расчетный счет потекли деньги от банкира, фингал пожелтел, а мы смогли арендовать отменный офис. Сами понимаете, лучшего коммерческого директора, чем Толик, мне было не сыскать. Толкнуть с выгодой он мог все, что угодно. Боевое ранение Толика мы раскрутили весьма успешно. Его красочная фотография в элегантном костюме с неправдоподобно большим синяком под глазом появилась в журнале «Деловой вестник». Хлесткая фраза «Вы еще не задумались над корпоративной культурой?» гармонично вписалась в нашу первую серьезную рекламную акцию. На следующий день после выхода журнала мне позвонил обидчик Толика и в восторженных словах, обильно пересыпанных крепкими выражениями, засвидетельствовал свое почтение, пообещав рекомендовать наши услуги своим многочисленным дружкам. Слово он сдержал: клиент пошел косяком. До сих пор эта великолепная фотография Толика с фонарем под глазом, увеличенная до метрового размера, висит в моем кабинете, напоминая о славных годах, когда мы все были молодыми, дружными и задиристыми.

Однако, у Толика Панкова был один серьезный недостаток. Он терпеть не мог создавать продукты, которые мы продвигали. Поэтому через некоторое время появился немного чопорный и старомодный Владимир Петрович Писарев, возглавивший Крит. Острословы уже на третий день нарекли его «Писькой», проигнорировав тот факт, что его фамилия происходит от более благородного корня. Стиль Писарева одеваться в дорогие черные костюмы не претерпевал изменений даже в тридцатиградусную жару. Вершиной вольности Владимира Петровича считалось на корпоративной вечеринке скинуть пиджак и остаться в белоснежной рубашке, безжалостно стянутой на горле удушающей петлей галстука. «Писька вспрела!» - шутили смешливые парни нашей компании, надеясь на дальнейшее раздевание Писарева. Каково же было их удивление, когда, слегка охладившись, Владимир Петрович, как ни в чем не бывало, элегантно надевал пиджак и шел танцевать рок-энд-ролл, который любил и знал в нем толк. Он и выпить был не дурак, но я никогда не видел его навеселе, несмотря на обилие принятого. Все чувства он держал внутри себя железной рукой воли. Только однажды он позволил себе слабину и приударил за Катей Голодной, вызвавшись отвезти ее домой с новогодней вечеринки. И хотя развития отношений не последовало, в компании заговорили, что Голодная и Писарев – это две половинки, нашедшие себя: одна – всегда голодная, а у другого – такая замечательная кличка!

Владимир Петрович обожал создавать презентации, строчить аналитику, ковыряться в методиках. И был в этом смысле талантлив. Он перерабатывал колоссальное количество информации для того, чтобы однажды гордо заявить о новом продукте, авторское право на который принадлежало, разумеется, только ему. Сотрудники его департамента даже близко не могли подобраться к статусу соавторов и горько шутили, что «Писька никому не даст». Писарев недолюбливал Толика Панкова за его молодецкую удаль, полное пренебрежение к дресс-коду, острое словцо и увлечение женским полом. Он считал Толю жертвой ужасающе неправильного воспитания в детском возрасте.

- Возможно, - нашептывал иногда на полном серьезе Писарев, когда мы оказывались одни, - Панкова надо было отдать в суворовское училище.

Мне оставалось только удивленно поднимать брови и некоторое время смотреть на Писарева взглядом открывателя неизвестных пластов человеческого рассудка. Такого напряженного единоборства Писарев долго не выдерживал и пробовал придать своим умозаключениям шуточный оттенок:

- Но, тогда бы мы потеряли отличного коммерсанта, - добавлял он. – Правда и армии не повезло. Одним генералиссимусом меньше!

Однажды между Толиком и Писаревым возникла перепалка, свидетельствующая о моих собственных недоработках в управлении персоналом. Как всегда, я постарался мысленно переложить всю ответственность за свои кадровые промахи на нашего HR – менеджера, шантажиста и выжигу. Никак он не выходил из головы со своим притязаниями по зарплате, хотя и не имел никакого отношения к конфликту моих заместителей!

В тот злополучный день Писарев светился, как блин, смазанный маслом. Он представлял свою последнюю разработку «Проектное управление отношениями в коллективе». По его мнению продукт должен был произвести эффект разорвавшейся бомбы, так как его ждало всё бизнес – сообщество страны. И, самое главное, мы получали конкурентные преимущества года на полтора – два вперед. Писарев был окрылен своей презентацией, надеясь завершить ее под бурные аплодисменты присутствующих.

Толик рассеянно слушал Писарева, изображая полнейшее безразличие к историческому прорыву, подготовленному Критом. Больше всего его заботили заусенцы на пальцах правой руки, которые он безуспешно пытался откусить. После того, как Писарев закончил, я попросил высказываться. Финансовый директор Миша Фишман, славный малый и большой хитрец, первым взял слово и заявил, что он уже чувствует запах и звон монет в нашем кассовом аппарате. Заказчиков будет тьма, а мы сможем отлично отдохнуть на Багамах всем коллективом. Как вы понимаете, он имел не весь списочный состав компании, а только наиболее достойных ее представителей, присутствующих в моем кабинете. Миша в принципе не имел врагов внутри компании. Покушаться на денежные потоки организации было равносильно самоубийству. Когда слово дошло до коммерсантов, Толик Панков оторвался от искусанных пальцев и заявил, что предложение весьма недурное. Он, мол, читал пару лет назад о таком же подходе. Забыл только где.

- Да, - добавил он. – Надо пошуршать в Интернете и узнать, что стало с той фирмой, которая все это предлагала. А, вообще, сильный ход. За коммерсантами дело не постоит.

И Толик продолжил ковыряние в заусенцах.

Удар был нанесен Письке в самое ранимое место. Сомнению подвергалось его авторское право на новый продукт. Словно раненный крейсер Писарев готов был обрушить на Толика всю огневую мощь своих палубных орудий. Но, огромным усилием воли он сдержался, и я услышал что-то вроде мучительного стона, исторгнутого из его груди. Глаза Писарева горели жаждой схватки, но внешне он спокойно произнес буквально следующее:

- Вы всё, как всегда, перепутали Анатолий. Была статья в журнале, которая концептуально описывала предлагаемый сегодня подход. Мы же сделали коммерческий продукт. Надеюсь, вы понимаете разницу между первым и вторым?

Мне показалось, что Писарев сам получил удовольствие от собственной тирады, произнесенной абсолютно спокойным голосом в преддверии разворачивающейся баталии. Не стоило вмешиваться в пикировку моих замов до той поры, пока не станут высекаться искры, приносящие звонкие червонцы. Я посмотрел на Анатолия взглядом рефери, изучающего зрачки боксера, получившего сильный крюк в челюсть. «Бокс!» - беззвучно произнесли мои губы, и Толик мгновенно принял боевую стойку, высоко подняв крепко сжатые кулаки. Он не собирался уступать ни пяди собственной позиции. Его ответный удар был явно ниже пояса и совершенно не соответствовал теме совещания:

- Кстати, коллеги, - Толик обвел всех нас интригующим взглядом. – Я хотел бы поговорить о господствующей в компании морали.

Мы напряглись, так как грешки имелись за каждым из присутствующих. Тут я вспомнил одну пикантную историю про Толика, рассказанную мне им самим по пьянке.

В офисе мы выгородили небольшую комнатку под кафе для сотрудников. Толя как-то допоздна задержался на работе и решил перекусить. В кафе в это время была только наша уборщица Рита, полная и крепкая женщина слегка за пятьдесят. Когда вошел Толя, Рита пребывала в позе рака, выгребая мусор из-под стола. Что произошло с Толиком в ту секунду при виде филейной части Риты, остается загадкой, по сей день даже для него самого. Он путано объяснил мне свой поступок буквально в следующих словах: «Понимаешь, Саш, когда я увидел Ритин зад, то понял, что если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда! Я весь дрожал от похоти. Ну и …». Дальше все произошло самым наилучшим для случайных любовников образом. Уборщица Рита, польщенная вниманием топ-менеджера, сдержано постанывала от удовольствия под обеденным столом, а Толик, может впервые за последние годы, окунулся в жизнь простого народа. Когда негодники кончили, Рита собрала тряпки и швабру и удалилась, переполненная чувством гордости за свое хорошо сохранившееся женское начало. Вскоре она уволилась, но осталась в памяти Толика ярким воспоминанием. Каждый раз, когда он присаживался за столик-свидетель его эротических шалостей, у него возникала сильнейшая эрекция. Он даже выкупил столик у компании по остаточной стоимости и поставил его дома в спальне, в качестве регулятора интимной жизни.

Я начал было припоминать и собственные грешки, но Толя продолжил атаку на Писарева, и я весь обратился вслух:

- А мораль у нас должна быть одна! – витийствовал Анатолий, - Только свежий и чистый товар! С эффектной маркой! И никаких там скучнейших «проектных управлений». Чтобы за версту даже не пахло техницизмами! А то превратимся в старьевщиков, торгующих вонючими тряпками.

Все присутствующие, кроме идеального Писарева, вздохнули с облегчением. Вот, оказывается, о какой морали завел песню главный комер!

- И что же вы предлагаете? - скрепя зубами прошипел Писарев, испепеляя Анатолия ненавидящим взглядом.

- Продукт должен иметь броское имя!

- Может, «Лига человеческих устремлений»? - вставил примирительно Миша Фишман, продемонстрировав свой креативный потенциал, как правило, не свойственный людям, занимающимся деньгами и унылыми бухгалтерскими отчетами. Я почувствовал, что начинают высекаться искры, ради которых и затевалось совещание.

- Возможно, - Анатолий сделал реверанс в сторону Фишмана и тут же развил тему. – «Лига чемпионов бизнеса». Как вам названьице?

Вот и настал долгожданный момент утверждающего соло первого лица! Я выждал несколько секунд и тихо, почти шепотом, поставил точку:

- Просто: «Лига чемпионов».

Все восторженно посмотрели на меня, а потом дружно хлопнули в ладоши. Все, кроме Писарева, переживавшего отвергнутое научное название проекта. Его авторские амбиции были разбиты вдребезги безжалостными коллегами. С Толиком он не разговаривал больше месяца. Я мудро не вмешивался, и раковая опухоль в их отношениях рассосалась сама собой, оставив болезненные рубцы в душе Письки. Но, что делать? Законы рынка суровы, но справедливы. Здесь не место товарам с бесцветными именами.

К моему удивлению, когда мы выступали во внешней среде, разногласия исчезали. Наши парни действовали единым фронтом, загоняя потенциального заказчика в хитро расставленные ловушки. Я щедро платил комиссионные за клиентов, подогревая пыл сотрудников.

Пару последних лет мы занимались управленческим консалтингом. Заказчики платили приличные деньги за то, что сами же и рисовали собственные бизнес – процессы под чутким патронажем «A&A». Мы фантазировали на темы ИСО 9000, конструировали схемы и модели, которые, надеюсь, что-то и улучшали в работе подопечных компаний. Выгодное дело продолжалось достаточно долго. Потом повеяли другие ветры, и началась корпоративная культура со всеми ее надуманными постулатами. Топ – менеджерам вдалбливалось, что без этики и шагу ступить нельзя, а превосходно отлаженные бизнес – процессы мертвы без корпоративной культуры. К сожалению, вечно эксплуатировать одну тему нельзя. И жизнь подсказала мне новый ход, все последствия которого я никак не мог предвидеть.

Продолжение следует...