Набережная. Часть I. Глава 1-14

«Между нами десять тысяч километров,
всё туманы, перегоны, да дожди,
сотни белых облаков, да стаи ветров,
но я скоро приеду. Подожди.»


ПРОЛОГ.

Под наплывами ветра вода кружилась, вырисовывая замысловатые круги, на мгновение замирала и, набирая скорость, неслась дальше вниз по течению реки. Он стоял один, на набережной и, слегка ёжась от уже очень холодного, настоящего зимнего ветра, вспоминал тот теплый апрельский вечер, когда она была рядом, когда они вместе стояли здесь же, очарованные друг другом, весной, неизвестностью и предчувствием чего- то неизбежного.


Глава 1.

Уральск. 1990 год.
«- Идем, ну, идем завтра в гости! Что ты будешь сидеть дома? В конце концов, мне обещали найти мужа! Пойдем!!!» - тихий и вкрадчивый голос подруги в телефонной трубке звучал умоляюще. С одной стороны, идти никуда не хотелось. С другой – интуиция подсказывала, что оставаться дома – означало бы совершить ошибку. «Почему?» - задавала себе один и тот же вопрос Аня. Как правило, шестое чувство ее никогда не подводило.
Идти предстояло в общежитие военного училища. Это, собственно говоря, и останавливало. Здание училища было огромным, располагалось на берегу реки, при въезде в город и производило достаточно сильное впечатление. Зимой оно, как бы, утопало в снежных кружевах, которыми покрывались, окружавшие его деревья, а летом пряталось за их роскошными кронами. Внизу, у подножия, этого огромного комплекса, соединенных между собой, корпусов, протянулась набережная. Здесь тоже все менялось в зависимости от времени года. Весной и летом гуляли студентки в надежде обратить на себя внимание курсантов, молодые мамы с колясками, интеллигентные пожилые пары. Ближе к зиме – мамы с детками перебирались к домам и снежным горкам, пожилые пары предпочитали тепло домашнего очага свирепому уральскому ветру, а студентки – вечера в клубе всё того же училища. Билеты на такие вечера раздавались и раскупались заранее, проходили они обычно по пятницам и субботам, когда ни девушкам , ни их настоящим и будущим друзьям не нужно было думать об учебе. Контингент потенциальных боевых подруг от пятницы к пятнице принципиально не менялся – он был известен всем, носил название «Золотого фонда училища» и особого внимания не привлекал. Другое дело те, кто приходил время от времени и уж совсем особым вниманием пользовались те, кто приходил впервые.
Аня не могла отнести себя ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим. Причиной тому было то, что лет шесть назад, когда она училась в школе, сестра ее познакомилась с одним из представителей сильной профессии. Молодой человек очаровал всех и, как это ни печально, исчез, а Анна, переживая за сестру, приняла бесповоротное решение (а решения ее всегда носили именно такой характер)– никогда не знакомиться с военными. Так, она стоически держала обет весь первый курс своей учебы в педагогическом, и второй, и третий. На четвертом - однокурсницы начали крутить романы налево и направо, отыскивать будущих мужей – процесс пошел столь неукротимо быстро, что приверженке лиц гражданских специальностей, не удалось устоять перед соблазном и дважды, за компанию, она все же посетила вышеупомянутое учебное заведение. И вот сейчас, лежа в теплой постели и кутаясь, даже дома, от декабрьского мороза, она подумала: «Почему бы нет?». Решение было принято. Вечером следующего дня Аня первый раз отправилась в святая святых для большинства девушек того времени, жаждущих разделить, в чем-то легкую, в чем – то тяжелую, жизнь военного – курсантское общежитие, которое находилось здесь же, неподалеку от основного комплекса зданий.
Общежитие, в отличие от основных корпусов, было построено позже, выглядело гораздо современнее и славилось своими умопомрачительными лабиринтами, зайдя в который, человек малосведущий вряд ли мог выбраться сам. Потом, по прошествии нескольких лет, когда училище было расформировано, а его здание выставили на торги, нашелся-таки предприниматель, открывший там современный мини-отель, который сначала так и назвал - «ЛАБИРИНТ», но название кроме загадочного, носило в себе оттенок чего – то тупикового и через год новый отель был переименован в «ГАЛЕРЕИ».
В начале 90-х же общежитие оставалось общежитием – внутри, на входе стояла стеклянная будка, так называемое – КПП, в ней всегда сидели очень серьезные дежурные с красными повязками на плечах и так же серьезно вызывали по внутреннему телефону курсантов, к которым приходили на свидание подруги. И только в крыло, где жили семейные пары, можно было проходить без особого разрешения и, не дожидаясь встречающего.
Ирина, так звали подругу, и Анна, уведомив и уверив всех в том, что они идут в библиотеку готовиться к надвигающейся сессии, встретились вечером, и уже почти дойдя до дверей нужной комнаты, чуть было не вернулись обратно. Первая, попросту заблудилась в бесчисленных коридорах, а вторую мучили какие – то непонятные предчувствия, что–то нашептывала еле слышно интуиция. Быть может, если бы она нашептывала громче, жизнь изменилась бы не на этом перекрестке. Но, не зря же люди говорят – «чему быть – того не миновать». Аня верила в судьбу и в этот момент подумала: «Если удастся уйти сейчас – ни-ког-да больше не вернусь, если нет – то это что-то да будет означать, а «что?» – разберусь позже». Она резко развернулась и уже сделала решительный шаг к лестнице, как вдруг дорогу ей перегородил жизнерадостный юноша. Юношу звали Артур, он был родом из Уфы – считался правильным и дружил с одной из многочисленных однокурсниц Анны.
Натолкнувшись на подобное препятствие, Анна, вопросительно посмотрела на подругу.
— Это Артур, - со свойственной ей загадочной и томной улыбкой, представила молодого человека Ирина.
- Анна, - произнесла девушка, не дожидаясь, пока ее представят. На мгновение в душе что-то так сильно защемило в тиски, захотелось, как в детстве, зажмуриться и оказаться в другом месте.
- Ну, что ж вы стоите? Проходите! - и широким приглашающим жестом руки, он указал на ту дверь, перед которой девушки стояли уже минут пять, не решаясь войти.
- Спасибо, а мы заблудились, - как бы оправдываясь, снова ответила Ирина и за себя, и за подругу.
Через мгновение они оказались в небольшой комнате, которая служила прихожей одновременно для трех семей, проживавших в этом блоке. Дверь открыл молодой человек по имени Павел. Ирина была знакома со всеми, поэтому чувствовала себя как рыба в воде – она смеялась, обменивалась колкостями то с одним, то с другим, все так же интригующе улыбалась и спрашивала:
- А где же «муж»?
Павел, собственно говоря, пообещавший найти девушке потенциального кандидата, обещал, что последний скоро придет и не один, так что ко всему прочему можно будет и выбрать.

Хозяин комнаты был невысокого роста, кареглазый, с очень тихим голосом. Он приехал поступать в училище из Ленинграда, по протекции отца, занимавшего довольно высокую должность в знаменитой «Можайке», и не сумевшего пристроить, довольно посредственного ребенка под свое крыло. Через некоторое время он встретил девушку по имени Лиля и благополучно на ней женился. Молодые получили, причитающуюся им комнату в общежитии училища, и вскоре у них родилась дочь. Лиля взяла академический отпуск и уехала к родителям в Сибирь. Молодой муж и отец в это время не только учился, но и с пользой для себя проводил свободное время.
Курсанты первого и второго курса жили в казармах и на культурные мероприятия ходили строем под присмотром командиров. Как правило, таким образом, они посещали учебные заведения, в которых было больше девушек, что само по себе выглядело вполне логично. Те же, в свою очередь, очень серьезно подходили к организации курсантских вечеров. Процесс подготовки такого вечера включал в себя: сначала собственно выбор одного из трех военных училищ, затем выбирался факультет, затем курс. После того как «рулетка судьбы» останавливалась там, где это было необходимо, организатор писал, а точнее писала заявление на имя начальника выбранного курса с просьбой выделить курсантов в количестве (вставлялась необходимая цифра) человек для проведения тематического вечера в здании определенного учебного заведения, в такое-то время и на такое-то количество часов. Программа вечера прилагалась – это были альбомные странички – разрисованные и слегка потертые потому как передавались с курса на курс, из группы в группу, с факультета на факультет. Когда текст заявления был готов, инициаторы скрепляли «документ» подписью председателя студенческого комитета и комитета профсоюзов, а затем относили на КПП знакомым мальчикам и ждали заветной даты. Кроме мероприятий подобного рода, курсантов-первокурсников и – второкурсников водили в театры…так же организованно и строем. На третьем же курсе их переводили в общежитие, где наступала другая жизнь. В свободное от учебы время они могли позволить себе снять военную форму и хоть ненадолго, но стать гражданскими людьми. Они могли уходить, куда захочется и с кем захочется, единственным условием было присутствие на утреннем построении.
Те молодые люди, к которым пришли Ирина и Анна, были курсантами последнего курса, недавно вернулись со стажировки в войсках и считались кастой весьма привилегированной. Знакомство с кем-то из них предполагало тот факт, что при удачном стечении обстоятельств, будущим летом можно было бы легко оказаться замужем и сопроводить новоиспеченного лейтенанта к месту службы в роли законной супруги. Факт был известный, проверенный временем – редко кто из молодых офицеров уезжал один, хотя случались и такие прецеденты. Кто-то женился исключительно из душевных соображений, считая, что нашел ту единственную, которой можно предложить руку и сердце, кто-то женился наспех, чтоб не уехать одному и снова не оказаться в общежитии, оставшись без жилья, которое распределялось исключительно между семейными парами, кого- то на себе просто женили, не позволив даже удивиться свершившемуся факту. Как бы ни менялись времена, девушки всегда оставались девушками – кто-то ждал принца на белом коне, кто-то искал свое счастье, а кто-то ковал железо, пока оно оставалось горячим. Со временем менялись только средства.
В маленькой комнате стены были уставлены мебелью – слева диван, перед большим окном, выходящим во двор, что-то наподобие кровати, справа детский уголок для недавно родившейся дочки. Посредине комнаты – журнальный столик, накрытый скорее для вида, нежели для угощения. Аня закончила разглядывать комнату и поймала себя на мысли, что все трое о чем-то оживленно беседуют, а она не уловила ничего из того, о чем они говорили.
- Разрешите предложить Вам чашечку чая. И даже с пряником.
- Предложите, - без особого энтузиазма ответила Анна, поняв, что вопрос адресован именно ей.
Паша действительно обращался к девушке, внимательно ее разглядывая. Анна протянула руку, чтобы взять чашку и взгляды их пересеклись. Достаточно оказалось мгновения, и она поняла, что это первый и последний раз, когда она сидит за столом с этим человеком по своей воле. Он не показался ей ни плохим, ни хорошим – никаким, но она ясно ощутила предчувствие того, что он оставит след в ее жизни и след этот будет тяжелым, продавленным, подобно тем, что оставляют браконьеры в лесу, скрываясь от погони.
- Спасибо, - ответила она, стараясь прогнать от себя дурную мысль, и улыбнулась, увидев содержимое – в чашке был кипяток с кусочком лимона, сахар и ложечка. Хозяин, улыбаясь, протягивал пряник.
- А Вы – шутник, однако, но я вам благодарна за такое угощение – чувствую себя не очень хорошо. Спасибо.
- Да, нет. Вы не обижайтесь – вы как будто здесь и как будто нет – у Вас это на лице написано. Вот я и решил проверить прав или ошибаюсь. Подумал - «если здесь – заметит, если нет – не заметит».
- … здесь, только не понимаю – зачем?
Взгляды их пересеклись, и снова она почувствовала такую тяжесть в душе, что с удивлением подумала: « Да, что ж это такое…», рука произвольно потянулась к виску, желая как бы смахнуть, неизвестно откуда, появившуюся боль. Повернувшись к подруге, она тихонечко произнесла:
- Пойдем, мне что-то совсем нехорошо.
- Мы же пришли совсем недавно – давай еще чуть-чуть посидим, тем более что «муж», с которым меня будут знакомить скоро придет, ты же слышала, ну, еще немного, - взмолилась Ирина.
- Конечно, учитывайте тот факт, что он не один придет. Может быть, и Вам кто-нибудь понравится, оставайтесь. - Подключился к диалогу Артур.
- Ну, хорошо, можно я тихонечко посижу, только знакомиться я, честное слово, ни с кем не хочу. На то и Судьба называется Судьбой, если ей будет угодно – она сама найдет и познакомит и все, что нужно сделает.
- Так не бывает, - опровергла высказанное утверждение Ира, - мужчин нужно выбирать, а если выбрала – держать, это жизнь и от нее никуда не денешься.
- Смело, но в чем–то справедливо, - согласился Паша.
Беседу прервал шумный разговор за дверью, которая тут же открылась, и в комнату буквально ворвался невысокого роста молодой человек явно восточного происхождения.
- Рамис - молод, умен, хорош собой. Ищу жену, а она, говорят, ищет здесь меня, показывайте, которая?
- Не пугай невест, Рамис. Мы их с таким трудом уговариваем остаться, а ты расшумелся. Девушку в уголочке с подобием чая в руках – не трогай, а то сбежит. Но на всякий случай – Анна. А это Ирина – потенциальная невеста и, помнишь, как там, у Гайдая в «Кавказской пленнице» - «спортсменка, комсомолка, активистка!»
- Великолепно! Подходите, Ирина! Значит так, сейчас мы начинаем дружить, весной я получаю диплом, и мы едем отдыхать на море, а если и там все будет хорошо – тогда в ЗАГС. Согласны?
Ира, не успевшая вымолвить и слова по ходу речи Рамиса и, откровенно говоря, слегка удивленная столь горячим восточным темпераментом, на одном дыхании произнесла:
- Согласна. А на какое море мы поедем?
- Куда бы Вы хотели?
- Азовское.
- Замечательно! Значит, Вы едете на Азовское, а я на Черное. Встречаемся через месяц.
Все засмеялись, поняв, наконец, что восточный темперамент здесь ни при чем – и вся речь была не что иное, как одна из шуток Рамиса, которыми он славился на своем курсе.
Он мог развеселить кого угодно и в каком угодно состоянии. Однажды он пришел на вечер в клуб, надев китель первокурсника, и долго в медленном танце жаловался на дедовщину, на тяжелую жизнь, притеснения со стороны офицеров, на то, что их не кормят неделями одной из подруг Ирины и Анны. Жалобы его были такими откровенными и душераздирающими, что девушка поверила, подошла после танца к подругам и стала рассказывать об этом. Те, в свою очередь, посмотрев в сторону «бедного первокурсника», и поняв о ком, идет речь – рассмеялись, вспомнив свою первую встречу с ним. Позже было много других шуток и розыгрышей, одним из которых стало знаменитое «любимое блюдо Рамиса» - котлета с вареньем. Он настолько серьезно и убедительно доказывал, что с детства ест котлеты только с вареньем, что некоторые верили, а те, кто знал молодого человека лучше, нежели его кулинарные пристрастия – улыбались, догадываясь, о ком идет речь.

Беседа приняла более свободный и спокойный характер, даже Аня из своего уголочка иногда подключалась к ней. Чай, в курсантском общежитии – напиток нескончаемый и потому, ей казалось, что время не летит, а тянется подобно тому, как смола течет по стволу дерева весной. Ее знаменитое шестое чувство работало в тот день по полной программе – то и дело, пытаясь предупредить, о чем–то, но она никак не могла понять на этот раз – от чего так тревожно? почему, несмотря на непреодолимое желание уйти, она не могла заставить себя сделать это? Анна смотрела на дверь и думала: «Еще минут пять и пойду…еще минут десять».
Дверь открылась.
Позже, даже спустя годы, она помнила это мгновение. Она помнила точное время этого мгновения, она помнила все – как он появился, как бросил на нее взгляд, потому что она сидела как раз напротив, помнила, как закралась мысль, что этот взгляд она уже встречала раньше.
- Саша, - представился гость.
- Ирина, - опередила Анну подруга.
Разговор ни о чем продолжился. Саша подхватил шутку Рамиса о Черном и Азовском море, и беседа о поисках мужа возобновилась. Анна же пыталась вспомнить, где она видела этого человека раньше. Она была уверена в том, что встречала этот взгляд, и встречала совсем недавно. Где? Девушка решительно поставила чашку на журнальный столик, обратив тем самым на себя внимание. Пять пар глаз вопросительно посмотрели в ее сторону.
- Я пойду, мне что-то и в самом деле нехорошо, спасибо за гостеприимство, все было очень вкусно.
- Особенно вода, - пошутил Паша, намекая на то, что гостья весь вечер пила только воду. - Заходите еще. Вас очень выгодно приглашать, в отличие от этих всеядных.
- Спасибо. - Улыбнулась Аня и поймала на себе взгляд того, кто не поднялся и не вышел проводить, того, кто просто сидел и смотрел на нее.
Попрощавшись, она вышла на улицу и глубоко вдохнула свежего морозного воздуха – дыхание перехватило. Идти расхотелось. Становилось темно. Аня прислонилась к стене, открыла сумку и стала готовить мелочь, чтобы, подойдя к трамваю не морозить руки снова - декабрь на Урале всегда был месяцем холодным, иногда лютым, а ветер - суровым. Снега к этому времени выпадало еще мало, и земля промерзала основательно. Монета упала на только что очищенные курсантами – первокурсниками ступеньки. Анна нагнулась, чтобы поднять и вспомнила, где она видела этот взгляд, эти глаза, этого человека.
Недели за две до описываемых событий, в институте должен был проводиться один из обычных вечеров, но на другом факультете. От нечего делать, подруги решили посетить это мероприятие, но вечер отменили. Они стояли на многоступенчатом крыльце одного из учебных корпусов и разговаривали, когда к ним подошли молодые люди и, поздоровавшись, завели разговор. Представители сильного пола оказались знакомыми одной из однокурсниц и, узнав о том, что девушки принимают решение – где продолжить несостоявшийся вечер, пригласили к себе. «К себе» - означало на вечер в военное училище. Аня тогда собралась позвонить домой, предупредить о том, что задержится, но монета выпала и покатилась. Девушка наклонилась, чтобы поднять ее, но это действие предупредил один из молодых людей и, наклонившись, она натолкнулась на взгляд серых улыбающихся глаз…
Тогда Анна впала в какое-то секундное забытье, потом раздался громкий смех тех, кто стоял рядом и обсуждал дальнейшие планы.
- Спасибо, - скороговоркой произнесла она и, отвернувшись к телефону-автомату, стала набирать номер.
- Я не буду задерживаться. Еду домой – не теряйте. - Сказала она в трубку, удивляясь самой себе. Еще минуту назад она и не думала возвращаться и вдруг такое неожиданное решение.
В тот вечер она так никуда больше и не пошла, вернулась домой. По дороге, когда ехала в автобусе, заснула и во сне вновь увидела глаза, серые – серые.

Мороз становился сильнее. Аня поспешила – подняла монеты с лестницы, быстро положила их в карман и пошла к трамвайной остановке. Был момент, когда ей захотелось придумать предлог и вернуться, но она отогнала от себя эту мысль, посчитав полной глупостью.


ГЛАВА 2.

Дом, где жила Анна, находился далеко от центра и ей, как правило, приходилось тратить не меньше часа на дорогу, с учетом всевозможных пересадок. От училища до остановки можно было дойти пешком, а можно было доехать на трамвае. Все зависело от погоды, времени суток и настроения. Вечером того дня погода не располагала к прогулкам, вечер сгущал зимнюю тьму, а настроение куда-то улетучилось. Аня села в подошедший трамвай и, выйдя на следующей же остановке, оказалась на большой эспланаде, в центре города.
Отсюда она, как правило, и уезжала.
Дом. Что такое «дом» - Семья? Квартира? Родные? Для Ани домом служила комната в трехкомнатной квартире, где она жила вместе с родителями и бабушкой – матерью отца.
Эту комнату она делила с мамой, переехавшей к ней после отъезда старшей сестры.
Сестру звали Юлия, она была старше Ани на шесть лет. Училась в классическом университете, а закончив его и став отличным специалистом благодаря своему природному уровню интеллекта и силе воли, уехала по распределению в Подмосковье, где позже обзавелась и семьей, и домом, и достойной работой.
Уезжала она поздно ночью, поссорившись с отцом. Аня и мама провожали ее на вокзале, а когда остались одни и вернулись домой, мама собрала вещи в комнате отца и перешла жить в комнату младшей дочери. Жизнь в семье всегда была сложная, и никто не хотел отвечать на вопрос – почему?
Все плыли по течению и были этим видимо довольны. Бабушка, которая всю жизнь прожила с ними, всячески препятствовала малейшему разъединению семьи и самые ничтожные попытки мамы даже не развестись, а просто уйти от отца, пресекались на корню. Мать отца прекрасно понимала, что сын живет «как у Христа за пазухой», понимала, что вторую сноху с такой силой характера, с таким терпением просто не найти. Характер же отца оставлял желать лучшего. Человек он был душевный, покладистый и исполнительный – на работе, в гостях, с друзьями. Дома же это был – черствый, самовлюбленный эгоист, думающий только о себе. Еще в юности он женился и уехал на Кавказ к родителям своей невесты, но мать, вырастившая его одна, не могла с этим смириться и приложила немало усилий к тому, чтобы развести молодых и вернуть сына себе. Сына вернула, а сердце его осталось с той, которая его любила. Любила, видимо сильно, так как, родив дочь, даже не сообщила об этом. Вышла замуж и поменяла девочке фамилию. Он же узнал об этом только спустя сорок лет, когда увидел фотографию молодой женщины как две капли воды похожей на старшую сестру Анны, Юлию.
В этот момент рядом с ним были обе: и та, которую он бросил сорок лет назад и та, с которой он прожил всю жизнь. И он сделал свой выбор в пользу последней. Причина была банальная – теперь он был самим собой, и ничего уже нельзя было изменить - ни характер, ни привычки, ни поведение. Он понимал, что не сможет подстраиваться. Не сможет играть в «хорошего человека», не сможет уехать несмотря на то, что теперь его никто не держал, мать умерла несколько лет назад, а жена и младшая дочь не возражали. Он понимал, что терпеть его таким, какой он есть на самом деле, может только она – его жена.
Мать Анны спокойно наблюдала за метаниями мужа и не совершала никаких движений для того, чтобы задержать его. В свое время они нашли друг друга. Он – недавно вернувшийся под крыло матери после неудачной попытки жениться, и Она – не так давно расставшаяся с любимым человеком. Она оценила в нем высокий рост. Он – то, что она была полной противоположностью первой жены. Через полгода был жаркий июль, и была свадьба. Через год у них родилась дочь. Меньше, чем через год они поняли, что не любят друг друга. Мама потом часто говорила Ане: «Никогда не выходи замуж в июле, не к добру это».
Жизнь продолжалась – родители ссорились, мирились, изображали для родственников добропорядочную семью, но шила в мешке не утаишь. Со временем картина прояснилась и для ближайшего окружения. Последней, и надо заметить неудачной, попыткой матери спасти семью, было рождение младшей дочери. Отец всегда хотел иметь сына и быть может, все было бы не так плохо, но снова родилась девочка. В роддоме ее назвали Светланой и называли так до самой выписки, но перед тем, как жена с дочерью вернулись домой, он неожиданно поменял имя. Теперь ее звали Анна. Отец принес новорожденную домой, положил в кроватку и три дня не подходил к ней, протестуя, таким образом, против того, что в доме появилась еще одна Женщина. Но человек привыкает ко всему и со временем он не то, чтобы принял, но смирился со своей "участью".
Таким образом, семья существовала много лет, сначала в двухкомнатной «хрущевке», а позднее в отдельной трехкомнатной квартире, после переезда в которую, мало что изменилось, за исключением, быть может, того , что девочки стали жить в одной комнате, а бабушка в другой. Родителям же было, видимо, все безразлично, и они вновь оказались в самых худших условиях – в самой большой, но проходной, комнате.
Кризис наступил вскоре, после того как хлопоты, связанные с переездом и обустройством на новом месте, улеглись. Семья встретила Новый Год.
Первым заболел отец – «обычный грипп», - констатировала врач из поликлиники. «Обычный грипп» продолжался две недели с огромной температурой, жаром, судорогами и всеми последствиями. Мама Анны, никогда не болевшая простудными заболеваниями, ухаживала за ним день и ночь и в конце концов почувствовала недомогание. Все та же врач из все той же поликлиники сухо констатировала одноименный с отцовским, диагноз и выдала больничный лист на три дня. Пролежав все отпущенные на лечение дни, она пришла на прием и сказала о том, что очень сильно болит голова, но приговор все той же докторши не подлежал обсуждению – «приступить к работе».
- За выходные долечитесь, - сухо добавила она и отвернулась, всем видом показывая, что пациентка свободна и может идти.
В выходные «скорая» за «скорой» приезжали, чтобы оказать помощь. Однако, посмотрев, разводили руками, обсуждали, ставили очередной, понижающий давление укол, говорили, что это очень похоже на гипертонию, советовали вызвать врача на дом и уезжали. Четвертым по счету доктором «скорой помощи» оказался молодой мужчина, лет тридцати пяти – сорока. Он долго осматривал больную женщину, задавал много вопросов, сосредоточенно думал и в конце концов, предложил поехать в больницу.
Больница была самая обычная, похожая на тысячи других. Маме повезло – доктором в приемном покое оказалась заведующая отделением, не один раз поднимавшая отца на ноги после тяжелых приступов радикулита. К тому времени, когда мама попала в больницу, она уже не могла не говорить, не ходить, не воспринимать действительность, адекватно. Незамедлительно проведенная диагностика, тут же дала возможность утверждать, что у больной – тяжелая форма менингита. Анечка, которая безумно любила мать и еще безумнее боялась без нее остаться, узнала об этом первой, приехав навестить маму сразу после уроков, опасаясь, что вечером ее не пустят. Мама лежала в пятиместной палате, глаза были закрыты – она впала в забытье, а когда очнулась и увидела дочь рядом, то начала говорить что-то теплое и ласковое, абсолютно на бессознательном уровне. Девочка слушала ее молча, потом попыталась заговорить, но не смогла – мама снова закрыла глаза и, казалось, уснула. Женщины в палате тихим шепотом обсуждали происходящее. Из их разговора Анечка поняла, что врач на обходе поставила диагноз – менингит и что его не лечат в этой больнице, и что больную будут перевозить в специализированную клинику.
Тихонечко приподнявшись, Аня поцеловала мать в щеку и поехала домой, а точнее домой ко второй своей бабушке – по линии матери. Вторая Анечкина бабушка была достаточно молода и еще продолжала работать в школе. Вызвав ее с урока, девочка очень серьезно произнесла:
- Маме поставили диагноз.
- Какой диагноз? Откуда ты знаешь? —удивленно и в то же время встревожено спросила бабушка.
- Я была в больнице, сейчас, после уроков. В палате говорят, что это менингит и маму будут переводить в другую больницу, в этой ее просто не смогут вылечить.
Бабушка побледнела и отвернулась, прикрывая лицо рукой. Аня терпеливо ждала. Будучи женщиной, необычайно сильной, она взяла себя в руки и повернулась к внучке.
- Почему ты плачешь? - спросила Аня. - Мама выживет?
- Выживет, обязательно выживет. Просто менингит – болезнь очень страшная.
Болезнь оказалась не только страшной, но долгой и коварной. Маму, действительно, перевели в профильную больницу, которая находилась на другом конце города. К ней никого не пускали, кроме отца, бабушки - ее матери и Юли – им разрешалось дежурить в палате больной то по суткам, то по двенадцать часов, сменяя друг друга. Анечке было всего десять, а детям вход запрещался категорически. Чаще всех там находился отец, который взял отпуск по уходу за женой. Бабушка приезжала в свободное от уроков в школе время, так же, как и Юля, которая заканчивала той весной десятый, выпускной класс. Она была влюблена в предмет под названием «химия» и по окончании школы собиралась поехать в Ленинград. Сестра просто грезила поступлением в знаменитый химико-технологический институт им. Пальмиро Тольятти, но, переживая болезнь матери, дала слово - если исход болезни будет благополучным – пойти по ее стопам и поступить на экономический факультет классического университета. Весной, когда болезнь и вправду слегка отступила, все произошло именно так – получив «золотую» медаль, Юлия без особых проблем сдала единственный экзамен и стала студенткой первого курса университета.
Анечка же всю эту долгую зиму оставалась со второй своей бабушкой и стала совсем самостоятельной. Никто ее особо не контролировал, и она возложила эту функцию на саму себя. Прибиралась по дому, научилась готовить обеды. Сама делала уроки. Ей было одиноко, но она не показывала этого, наблюдая за тем, как все занимаются своими делами. В доме никто не разговаривал о болезни матери, все носили эти мысли в себе и не желали ими делиться, не желали поддерживать друг друга, предпочитая свои собственные пути для расслабления. Аня приняла правила игры. Вопреки своему характеру. Смирилась. Отец и сестра были схожи характерами. Не признавали слабых, не обнимали близких, считали, что в жизни есть два пути: правильный, которым двигались они и второй - неправильный.
Первый раз девочке разрешили встретиться с матерью через четыре месяца. Уже наступила весна. Отец предупреждал, что мама очень изменилась: у нее теперь были длинные волосы, она немного прихрамывала, но он не говорил дочери главного. Возвращение к жизни дорогого стоило – она практически ослепла. Они ехали с отцом через весь город, потом шли долго по лесной тропинке, и только минут через пятнадцать показалось серое угрюмое здание диспансера, в котором мама провела долгие месяцы. Анечке запретили прикасаться к перилам, трогать мебель и сразу провели в палату. Мама сидела на кровати, и оглянувшись на скрип открывающейся двери, спросила:
— Это вы? - голос ее был встревоженный, а взгляд как – будто блуждал по вошедшим в палату.
- Мама, это я, - тихо проговорила Аня и, забыв о всех мерах предосторожности, кинулась на шею к матери. Та обняла ее крепко, и ласково поглаживая по спине, сказала:
- Какая ты стала большая, доченька, - медленно отняла ее от себя и стала разглядывать лицо.
- Теперь я уже никогда не увижу, как ты будешь взрослеть, и изменяться, - она провела ладонью по щеке, носу дочери, словно пытаясь запомнить черты ее лица.
И Аня, неожиданно для самой себя, вдруг поняла – мама ее не видит. Потом был еще один удар. Пожелав встать, мама сначала взяла палочку, и лишь с ее помощью смогла сделать шаг вперед. Маленькая девочка вдруг сразу стала взрослой. Она поняла, почему дома в последние месяцы воцарилась тишина, поняла, почему на все ее вопросы о самочувствии матери, обращенные к своим родным, она всегда получала один и тот же ответ:
- Лучше.
Она поняла, что ей просто ничего не рассказывали. То ли берегли, то ли считали маленькой. А она повзрослела, повзрослела всего за четыре месяца и очень надеялась на эту встречу, на то, что детство вернется, как только она снова увидит и обнимет мать.
Не вернулось. В тот момент, когда она поняла всю необратимость ситуации своим десятилетним умом, она собрала в кулак силу воли, дарованную ей в наследство от второй своей бабушки, она настолько умело скрыла на своем лице и растерянность, и испуг, и даже простое детское желание разреветься горючими слезами, что ни мать, ни отец не заметили ее состояния.
- Пойдем на улицу, - попросила мама, - я так давно не дышала свежим воздухом, а сегодня, кажется, потеплело.
Она оперлась на палку с одной стороны, с другой ее поддерживала дочь. И они, выйдя из палаты, стали медленно спускаться по лестнице.
И с каждым шагом детство оставалось все дальше и дальше, контуры его становились все расплывчатее и вскоре, вообще, исчезли из вида.

Время шло. Семья стала привыкать к новому образу жизни. Отец вернулся на работу, Юлия теперь училась в университете, Аня перешла в пятый класс и на любопытные вопросы учителей и одноклассников по поводу здоровья матери всегда отвечала одинаково:
- Нормально.
Район был маленький и большинство людей знали друг друга, если не по имени отчеству, то хотя бы по фамилии. А если не по фамилии, то хотя бы в лицо. В свое время, новость о тяжелой болезни Аниной мамы, была новостью номер один и обсуждалась в широких и узких кругах знакомых. Параллельно прогнозировалась ситуация – выживет, не выживет, уйдет муж или не уйдет, а если уйдет, то с кем останутся дети? Аню коробило от этих тихих обсуждений за спиной, в очереди, в автобусе, у подъезда, но она мужественно делала вид, что ничего не видит и не слышит. Она сорвалась только однажды. Возвращаясь из школы, как обычно, Аня проходила мимо двух, громко разговаривающих женщин, и стала невольной свидетельницей слов, догнавших ее:
- Знаешь, дочь у Валерии Валерьевны, Елизавету? – спросила та, что говорила громче.
- Как же, конечно, работать с ней вместе начинали. - ответила другая. - она же больная теперь. Не выходит даже, а ведь молодая совсем еще – всего тридцать девять.
- Так ослепла совсем, вот и не выходит. - беспечно, без тени осмысленности, ответила снова громкоголосая.
Аня стиснула зубы, услышав последнюю фразу, повернулась, и уже собралась было во весь голос крикнуть в лицо этой чужой толстой тетке:
- Нет! НЕ ОСЛЕПЛА! – просто видит так плохо, что, к счастью, никогда не увидит Вашего наглого, довольного лица! - но дыхание перехватило от волнения, и сказать она ничего не смогла, только слезы потекли по лицу, застилая все перед глазами.
В тот день, возвратившись, домой, она впервые, за последнее время, оценила ситуацию.
Лицо было опухшим от слез, но мама не заметила этого – видеть контуры лица она могла лишь на расстоянии вытянутой ладони, а черты и уж тем более его выражение, только приблизившись вплотную. Расстраивать ее очень не хотелось. Аня, изобразив беззаботность в голосе, стала рассказывать, как прошел день в школе, что нового в отношениях с одноклассниками и учителями, какие планы на вечер. Ее собственное состояние осталось в тени этого бурного монолога. Позже, повзрослев, она частенько использовала этот прием, несмотря на угрызения совести, мучавшие ее по поводу того, что поступать так неправильно, некрасиво, нечестно. Девочку с детства приучили говорить правду, и даже эта маленькая ложь во благо, казалась ей непростительной.
Постепенно все освоили выбранные роли. Отец был безумно горд тем, что все хвалили его за преданность жене и заботу. Бабушке, которая жила с семьей сына уже больше двадцати лет, теперь было чем заняться. Будучи по натуре «жаворонком», она вставала рано утром и начинала обход дома – по дороге все летело и падало, гремело и стучало – так проходила ежедневная побудка Аниной мамы, которая медленно, но все же возвращалась к реальности. Юля, уезжая рано утром, возвращалась ближе к полуночи лишь для того, чтобы переложить тетради для лекций и семинаров, выспаться и снова ехать на учебу. Жизнь Ани складывалась обыденно – школа, уроки, телевизор, книги. Она не любила гулять, не любила школьные вечера и общественные мероприятия, которые были весьма популярны в те годы. Ей хотелось быть дома, поближе к матери.
- Я никогда не буду гулять так, как Юля. Всегда буду с тобой – не нужны мне никакие подружки. - сказала она как-то вечером, когда они прогуливались вместе.
- Ты еще очень маленькая, пройдет время, и ты точно также будешь уходить по вечерам, и я буду тебе не нужна, - ответила мама, приобняв дочь.
- Нет, - твердо ответила Аня. И в этом «нет» было все ее упрямство, которым наделила ее при рождении природа.
К чему семья никак не могла привыкнуть – так это к слепоте матери. Никто не знал, как себя вести. До болезни мама была сильной, волевой и осталась такой после. Но несоответствие ее физического состояния и морального мешало ей жить, в прямом смысле этого слова. За первые несколько лет после болезни, она не раз оказывалась в травматологическом отделении местной больницы. То с переломами, то с вывихами, то с ушибами, которые получала то упав, то поскользнувшись, то споткнувшись только потому, что уходила из дома одна, желая доказать свою самостоятельность всем и прежде всего – самой себе. Со временем, она действительно научилась этому, стала осторожнее, осмотрительнее. Вступила в Общество Слепых и занялась надомной работой, которая заключалась в монотонном склеивании пакетиков для семян. Бумагу для пакетов привозила на дом старая крикливая тетка, она выбрасывала перетянутые бечевкой стопки у порога квартиры, забирала готовую продукцию и исчезала на месяц. Деньги за эту работу платили небольшие, но платили. В том же обществе ей выдали специальный магнитофон с девятой скоростью для прослушивания книг, начитанных на кассету. Вот это действительно было на пользу. Мама часто просила прочитать что-нибудь, но все говорили:
- Потом, хорошо?
«Потом» иногда затягивалось на очень долго, а повторять свою просьбу дважды мама не любила. Радио и звуковые книги стали для нее настоящей находкой. Она перечитала все, что когда-то нравилось, потом все, что не успела прочитать, пока могла видеть, а потом все, что было написано уже после того, как она заболела. Более всего ей нравились длинные романы и повести о жизни больших семейств, рассказывающие о витиеватых судьбах героев. Она переживала за них, проживала вместе с ними их жизнь – в радостях и злоключениях – вместе с ними размышляла и поступала так, как считала нужным.
Вместе с ними училась жить заново и понимала, что вся ее жизнь теперь делилась на «до» и «после».


ГЛАВА 3.

Автобус остановился. Аня вздрогнула и поняла, что заснула, задумавшись о прошлом, о той части жизни, которая уже осталась позади и к которой не очень-то хотелось возвращаться, даже в воспоминаниях. Она вышла из автобуса и, направляясь к дому, до которого нужно было идти еще минут десять по темным дворам и улочкам, задумалась о том, почему вдруг память вернула ее так далеко назад. Бывает, что судьба экзаменует перед тем, как осветить путь или погасить фонарь, возвращая человека в прошлое, заставляя его снова и снова переживать, переосмысливать, оценивать то, что осталось за спиной. Бывает – застилает взгляд, чтобы, наоборот, не дать это прошлое увидеть, не остаться в нем, не раствориться и вовремя свернуть за угол. Как бы там ни было, Аня задумалась. Задумалась над тем, почему именно сегодня, именно сейчас – когда назойливая интуиция и без того ясно давала понять, что перемены не за горами, что что-то вот – вот должно произойти, почему именно в этот момент вспомнилось то, о чем Ане было больно не только вспоминать, но даже просто думать? Почему? От чего было так тревожно?
Мама ждала ее. Родители всегда ждали обеих дочерей, только мама делала это открыто, а отец предпочитал не показывать свою тревогу, да и была ли она? Никто не знал. Анечка, возвращаясь домой, иногда видела его силуэт за темным стеклом, но, заходя в квартиру, заставала его неизменно «спящим». Девочкам никогда не запрещали возвращаться домой поздно, никогда не ограничивали их желаний, где–то задержаться, остаться. Все, что от них требовали – это предупреждать заранее о том, где они, с кем и в каком часу планируют вернуться. Дочери на подобное доверие реагировали вполне адекватно и отвечали отцу с матерью тем же – они вели себя достойно всегда и везде, не позволяя себе каких бы то ни было вольностей. Если вдруг что-то не очень хотелось рассказывать отцу, они рассказывали матери, зная, если она сочтет нужным – расскажет сама. Чаще всего она так и поступала.
- Как съездила? – задала вопрос мама, пока Аня раздевалась в прихожей.
- Нормально. Ты же знаешь, у меня не было особого желания ехать в это общежитие. Не было желания общаться с курсантами. Я ж так, за компанию. Ирине понравилось, она еще осталась, - стараясь скрыть свои естественные эмоции, ответила она.
- Расскажи мне, кто там был, кроме того, с кем знакомили Иру? - не унимала своего природного любопытства мама.
- Был Паша, который приглашал в гости, Рамис, который выступал в роли потенциального жениха – кстати, похоже, роль эту он сыграл неудачно, Артур … и еще один, кажется, его зовут Саша, - как можно безразличнее закончила Аня.
- Кто такой Паша, я уже слышала. Рамис? Откуда он? Артур? Саша? -расскажи, - не унималась мама.
- Они все учатся вместе. Нормальные веселые ребята. По крайней мере, с ними есть о чем поговорить, пошутить. И очевидно, есть, что обсудить. Рамис из Стерлитамака, Артур из Уфы. Саша. Не знаю. Мне показалось, что он понравился Ире, - и немного помолчав,
добавила:
- Поэтому она и осталась.
- А тебе? – просто и прямо задала она вопрос дочери.
- И мне. – также просто и также прямо ответила она, поняв, что ей не удалось скрыть свое состояние даже от невидящего взгляда матери. Не зря же говорят –
«материнское сердце не обманешь».
- Почему же ты уехала?
- Не знаю, Мам. Не знаю. Что-то подсказало мне, что пора идти. Я встала и ушла. Долго не могла вспомнить, где мы встречались.
- Вы встречались?
- Да нет, это не то, что ты думаешь. Недели две назад, случайно, мы просто, одним словом, я видела его раньше. Он поднял мне с пола монету, - Аня вдруг осеклась и резко сменила тему разговора.
- Что китайцы? «Ты дозвонилась сегодня?» —как можно безразличнее спросила она.
- Сегодня? – удивилась мама, - В воскресенье? - и тут же сообразив, что дочь задала не подумав, первый попавшийся вопрос только для того, чтобы сменить тему разговора, поддержала ее, - мы же договаривались на понедельник.

Под «китайцами» подразумевался центр китайской медицины доктора Лю Чина, располагавшийся в Москве и успешно практикующий лечение атрофии глазных и слуховых нервов. После того как диагноз матери был поставлен и подтвержден офтальмологами сразу нескольких известных и компетентных клиник, надежды на возвращение зрения практически не осталось. Все твердили одно и то же.
- Ждите, наука не стоит на месте, все течет – все изменяется, со временем ваша болезнь станет, излечима, – успокаивали доктора, но желание видеть неизменно доминировало над желанием ждать, пока наука перешагнет через три ступеньки и достигнет результата. Тем более, что особенность диагноза была такова – чем старше становилась болезнь, тем сложнее от нее было избавиться. За прошедшие девять лет они исписали горы бумаги, сделали неимоверное количество снимков, оформили такое же количество документов на лечение в различных институтах и клиниках страны – мама проходила курсы лечения и в знаменитом Московском институте глазных болезней, где развели руками и сказали:
«Извините, Вам нельзя помочь. Мы можем лишь поддержать то, что осталось.» И выполнили банальную операцию по подсечке глазной артерии для того, чтобы усилить кровоснабжение мертвого глазного нерва. Потом был институт экспериментальной медицины в Ленинграде. Там мама жила одна целый месяц. В начале декабря отец отвез ее, а сам вернулся домой, так как жилье родственникам не предоставлялось, а остановиться в северной столице было не у кого. В институте в то время шла экспериментальная работа по исследованию только что созданного аппарата электростимуляции слуховых и зрительных нервов. Действие аппарата заключалось в подсоединении к нерву специальных электродов и воздействию на него электрическими разрядами различной мощности – своеобразная шоковая терапия.
На проведение исследования было приглашено порядка десяти человек. У всех за плечами были долгие истории скитаний по стране в поисках клиник, докторов, лекарственных препаратов, способных помочь. Первые сеансы вселили надежду, и в глубине души мама поверила в чудесное исцеление. Она ничего не сказала ни дочери, ни мужу, когда в очередной раз звонила домой из ординаторской. Несмотря на то, что в предрассудки она не верила категорически – в тот момент сглазить побоялась, побоялась упустить показавшуюся совсем близкой, удачу. Во время очередного сеанса доктор добавила мощность разряда, и мать содрогнулась. Позже, она всегда говорила: «Если бы я смогла сдержаться и не подать вида, мощность бы не снизили, лечение было бы более эффективным и как знать, быть может, вернулось бы зрение».
Ей хотелось в это верить, и она верила. Верила и продолжала смотреть все программы, связанные с медициной, продолжала слушать радиопередачи на эти же темы.
Однажды, в одной из таких программ, шла речь о знаменитом китайском докторе, практикующем в Австрии. Начало передачи мама упустила и о каком недуге шла речь не слышала, но программа была построена интересно, ведущая работала профессионально и мама, собиравшаяся прилечь отдохнуть, заинтересовалась. Рассказывали, собственно, о методе лечения, каковым являлось иглоукалывание, но не в обычном, традиционном варианте, с которым она уже сталкивалась. Суть заключалась в том, что при иглоукалывании использовались составы из трав и растений Тибета, обладающие целительными функциями. Методика доктора Лю Чина выглядела заслуживающей доверие, основывалась на результатах многолетних исследований и практике. Мама почти задремала под приглушенный звук приемника, как вдруг услышала:
- Доктор, скажите, у нас в стране этот недуг считается неизлечимым, не существует центров, подобных вашему – что Вы можете посоветовать людям, прослушавшим нашу передачу? Как им быть? Ведь хотели мы того или нет – зерно надежды наверняка упало в душу каждого из тех, кто по тем или иным причинам, потерял возможность созерцать окружающий мир после того, как им был вынесен вердикт – «атрофия нерва»?
- Этим людям я посоветовал бы не терять надежду, а обратиться во вновь открываемый филиал нашего медицинского центра – он будет находиться в Москве. Курировать работу центра и проводить лечение будут мои дочери, практикующие врачи-рефлексотерапевты.
Сон как рукой сняло. Сначала мама просто лежала – она не могла понять, было ли мыслей в голове очень много или они исчезли совсем на какое-то мгновение. Она немедленно ухватилась за этот очередной и, скорее всего, последний луч надежды. Разволновавшись, прослушала координаты центра и очень расстроилась. Вечером, рассказала вернувшейся с учебы, дочери о передаче, о том, что такого лечения еще никто не предлагал и о том, что не знает, как теперь найти этот центр.
- Не переживай, - успокоила Аня, - найдем мы тебе этого китайца легко и просто.
Она села поближе к телефону и через сорок минут в руках был номер контактного телефона того самого центра китайской медицины.
Обслуживание в нем начинало отличаться от обычной поликлиники уже с набора номера. В последней, как правило, можно было рассчитывать на один из двух вариантов сценария – либо это были короткие гудки по причине того, что трубка лежала рядом с телефоном, либо это были длинные гудки, но отвечать ни одному из трех и более администраторов, не хотелось. Здесь же ответили сразу, выслушали, попросили собрать необходимые документы, результаты обследований, лечений и пообещали ответить в максимально короткие сроки. Собственно говоря, так все и произошло. Необходимые документы были собраны в течении месяца, еще месяц ушел на их дорогу и рассмотрение. В начале сентября раздался звонок. Звонила администратор центра китайской медицины – она сообщила о том, что доктора приняли решение провести курс лечения до окончания года. Уточнить дату первого приема нужно было в начале декабря – вот это и имела в виду Анна, задавая, матери свой вопрос.
Зима всегда была самым любимым временем года Ани. Несмотря ни на что – она любила холодный ветер, несущий свежесть, любила морозы за их способность рисовать замысловатые узоры на стекле, любила зимний лес за необыкновенную красоту. Просто любила снег, всякий, и тот, что лежал, прикрывая землю от стужи, и тот, что падал хлопьями, превращая жизнь в сказку. Многие не понимали ее, а она не понимала многих. Не понимала их страстного желания позагорать под жарким южным солнцем, не понимала, как можно приходить в восторг от палящих, сжигающих кожу, лучей.
Декабрь той зимой выдался обычным – было в меру холодно, в меру морозно, в меру ветрено. Аня перешла на предпоследний, четвертый курс и поменяла свой обычный маршрут на учебу. Раньше, она всегда добиралась через грязный район центрального городского рынка, который являлся в то время единственной транспортной развязкой. В переполненном троллейбусе все жались друг к другу и к своим сумкам, которые, при дальнейшем рассмотрении очень часто оказывались то порванными, то прорезанными, то расстегнутыми и, как правило, в них чего-нибудь да не хватало.
Позднее, изучив город вдоль и поперек за три веселых студенческих года, все начали изыскивать возможности для того, чтобы миновать эту точку. Теперь Аня выходила на городской эспланаде и доезжала до института либо на трамвае, либо на автобусе, который по странному стечению обстоятельств, в это время всегда шел полупустым несмотря на то, что маршрут его пролегал в один из отдаленных районов. Вообще, город был настолько растянут по обоим берегам реки, что неотдаленным можно было назвать только самый его центр.
Понедельник, как известно, считается в народе днем тяжелым, но не всегда и не у всех. Студенты – народ особый, они умеют отдыхать, умеют учиться, умеют делать и то, и другое вместе. Аня, пробираясь сквозь порывы ветра, медленно шла к зданию своего факультета, корпус которого находился в глубине двора и маскировался среди деревьев. Маскировать там было что – старое, наполовину деревянное, наполовину шлакоблочное здание, такие же старые балки дышали на ладан и часто, особенно весной и осенью вокруг этих балок стояли ведра, в которые монотонно капала дождевая вода. У преподавателей же на этот счет была одна маленькая хитрость – вступительные экзамены, как правило, проводились в новых корпусах, приемная комиссия работала в главном, а когда новоиспеченный студент первого сентября находил корпус факультета, на лице появлялась неизменная маска удивления и недоумения, но делать было нечего. Со временем студент привыкал к родным пенатам, к окончанию института просто любил, а спустя годы - тосковал по ним. Здание несколько раз горело, но его терпеливо восстанавливали, и все возвращалось на круги своя. Несмотря на все это, занятия проводились своим чередом -факультет, вообще, жил своей особой жизнью, отличался тем, что практически две трети студенток были местными жительницами. Конкурентки с других факультетов относились к ним весьма предвзято, но последних это ничуть не смущало – не обращая внимания на подобное отношение, они передавали традиции из поколения в поколение, старшие учили быть младших самыми умными, самыми яркими, самыми эффектными. Курс, на котором училась Анна, монолитом влился в водоворот событий факультета – их не нужно было ничему учить, они пришли и всем, казалось, что так было всегда. Преподаватели называли их «курсом звезд» и плакали на вручении дипломов по окончании института.
- Привет, - услышала она позади. - Как в библиотеку вчера сходили?
Аня повернулась уже с улыбкой на лице, так как по голосу поняла, что это была Наташа – одна из их крепкой «четверки» и одна из их дружной «двойки».
- Нормально. Попила армейского кипятка и уехала. Ира еще оставалась, вечером так и не позвонила – в своем репертуаре. - ответила Анна и осеклась. Под словом «репертуар» она подразумевала определенный стиль поведения и последующие за этим действия. Ане же, в этот раз, почему-то не очень хотелось думать о том, что репертуар был обычным.
- Сватовство, очевидно, прошло удачно. - как всегда, метко заметила подруга. - Неужели мы больше никогда не услышим: «Найдите мне мужа»?
- Не знаю, сейчас посмотрим. Но предполагаемый кандидат вчера потерпел фиаско – это однозначно. - уверенно констатировала Анна. - Зато неожиданно появился другой. - она замолчала на мгновение, но тут же собравшись с силами, как можно спокойнее добавила:
- Ты тоже его уже видела, мельком, правда. - она помолчала – Мне, кажется, что на него она обратила внимание.
- Ты, какая-то странная сегодня, как в прострации – и здесь, и нет, как будто о чем-то своем думаешь. - посмотрела на нее Ната. - Дома что-то?
- Да, нет. - секунду она размышляла над тем, сказать все как есть или сначала разобраться в себе самой. - Все нормально, устала просто вчера, не выспалась. - твердо добавила Анна.
Они подошли к корпусу. Занятия начинались рано утром, темень вокруг стояла непроглядная. Фонарь, освещавший вход в здание, тускло поблескивал сквозь метель. На вахте и в гардеробе одновременно, дежурила знаменитость факультета – тетя Дуся. Вахтеров в стране было много, но тетя Дуся была одна - такая своеобразная достопримечательность, которая знала поименно не только всех преподавателей, но и студенток с первого по пятый курс.
-Привет, - снова услышала она за спиной и, взглянув в зеркало, увидела Иру. «Не к добру это, нельзя в одно зеркало смотреться», - тут же пронеслась мысль в голове, Аня резко повернулась:
- Привет, - как закончился вечер?
- Можно сказать никак. Посидели еще немного, посмеялись, и Паша проводил меня домой.
- Паша?! - не смогла скрыть своего удивления Аня. - А все остальные? Почему он?
- Артур с Рамисом ушли раньше, Саша чуть позже. А мы пошли совмещать полезное с приятным. Знаешь, он, говорит, что устал от семейной жизни, быт заел и хорошо, что жена у родителей.
- Ты пыталась снять усталость?
- Да, нет. Мы просто гуляли, разговаривали. Он, кстати, много рассказывал о Саше. Они раньше были очень дружны.
- Почему раньше?
- Потом что-то произошло, и они долго не общались, сейчас только, по прошествии времени, немного сблизились.
- Не знаю, я не заметила в их отношениях натянутости.
Разговор прервал звонок, призывающий студентов занять свои места в аудиториях– начиналась новая учебная неделя, начиналась финишная прямая перед зимней сессией.

С одной стороны, Аня была рада, что времени на обсуждение прошедшего выходного не осталось. С другой, ей хотелось об этом разговаривать. Особенность же обучения на «инязе» заключалась в том, что разговаривать ни на практических занятиях, ни на семинарах не представлялось возможным в виду малой комплектности групп и весьма небольшого размера аудиторий. В каждой группе, как правило, насчитывалось не больше десяти человек. Группа, где учились Наташа, Ира и Аня состояла из одиннадцати очень дружных девчонок. Они всегда отмечали вместе праздники, знали друг о друге практически все, никогда не обсуждали и не осуждали, умели беречь друг друга и хранить чужие тайны. Одним словом, это были подруги. И был среди них один – единственный друг, который был неизменным хранителем всех этих тайн, секретов, девичьих слез и переживаний одновременно.
«Если нельзя, но очень хочется, то – можно» - можно найти выход из любой ситуации. И они нашли. Одним из способов стала самая обыкновенная переписка – дело нехитрое, но весьма удобное. Во-первых, не приходилось нервировать преподавателя своими перешептываниями, во-вторых, преподаватель думал, что студентки прилежно конспектируют необходимые моменты. Другим способом стала, так называемая работа в парах, которая предполагала обсуждение какой-либо проблемы на иностранном языке. Язык, конечно, использовался иностранный, но темы обсуждались…самые разные.
Что касается первого варианта общения, то сначала это были клочки бумаги, наспех вырванные из тетрадей, потом обратные стороны этих же тетрадей и, наконец, возникла идея завести специальную тетрадь для подобного рода разговоров. Тетрадка ходила по кругу, носить ее доставалось обычно тому, у кого с собой было меньше учебников. Позже, когда они окончили институт, она осталась у Ани. Та, сначала, часто перечитывала ее, потом, стала делать это реже и реже и, в конце концов, вспоминая о ней с огромным чувством ностальгии по ушедшим студенческим годам, часто хотела достать, почитать, но желание просто закрыть глаза и вспомнить все не давало пошевелиться, сковывая движения.

«Так как он тебе?» - появилась первая запись в тот день. Она принадлежала Ирине.
«Кто?» - спросила Лена.
«У них новый знакомый. Вчера, в библиотеке познакомились» - съязвила Ната.
«Не знаю, а что?» - появилась наконец-то запись Ани.
«Просто, хочется узнать твое мнение. Ты же молчала весь день и вечер, наблюдала. А если наблюдала – значит, делала выводы, вот я и спрашиваю».
«Мне понравился, если ты об этом».
«Нет, я о том, что он мне понравился и о том, что я думаю, как к нему подобраться» - жестко ответила Ира.
«Ну, тебе ли не знать, как подбираться к мужчинам, тем более что Новый Год скоро» - парировала Лена.
«Новый Год… мысль, ладно, подумаем» - появился многообещающий ответ Иры.
Новый Год действительно приближался, а вместе с этим начинала закручиваться вся предпраздничная кутерьма. Люди готовились к празднику: договаривались о месте и времени встречи, закупали подарки многочисленным родственникам и друзьям, переживали за погоду в Новогоднюю ночь.
Группа, в которой учились подруги, первый раз всегда отмечала этот праздник вместе.
Как правило, они собирались у Иры. Квартира ее родителей располагала к проведению подобного рода мероприятий – это была большая сталинка, высокие потолки и широкие распашные двери гостиной придавали ей некую торжественность. В центре комнаты стоял овальный стол, который, несмотря на дефицит продуктов в стране, в те годы, всегда был полностью заставлен, что можно было отнести к одному из феноменов советской действительности. Второй раз группа встречала бой Курантов уже в разных местах, но подруги часто не разлучались и в Новогоднюю ночь. Два года подряд они встречали этот праздник вместе. Ничто не мешало им встретить еще один. Однако у Наташи почему-то не было настроения, Аня не знала, где она будет в виду того, что должен был прийти вызов на лечение матери в Москву, а Лена к этому времени уже вышла замуж и собиралась встретить праздник у семейного очага, который очень берегла и ценила. И лишь настроение Иры вселяло оптимизм и обещало, что «праздник состоится в любую погоду».

Декабрь подходил к концу, когда в квартире Аниных родителей раздался долгожданный телефонный звонок из Москвы. Мама была приглашена на курс лечения. Через три дня ей надлежало прибыть в центр китайской медицины. Будучи женщиной самостоятельной и сильной, она отказалась от какого-бы то ни было сопровождения, и Ане пришлось, подавить в себе то чувство тревоги за мать, которое неизменно вселялось в нее, как только та оказывалась за порогом дома одна.
С нетерпением ждала она звонка мамы из Москвы, не представляя, как та будет добираться сначала до гостиницы, а потом и до Центра, одна, меняя станции метро.
Она иногда рисовала в своем воображении жуткие картины, которые от переживания становились все красочнее и красочнее. Звонок раздался вечером. Мама добралась удачно и не менее удачно, устроилась. Мест в гостиницах столицы катастрофически не хватало – может быть оттого, что в те годы их просто-напросто не строили, может оттого, что в конце восьмидесятых хлынул поток беженцев и тех, кто в одночасье желал покорить столицу. Беженцы из так называемых, горячих точек, буквально заполонили город – они жили огромными семьями, занимая целые этажи огромных зданий. По вечерам, гости из других городов, торопливо закрывали свои номера на ключ, опасаясь чего-то страшного, а бояться было чего – большинство беженцев были вооружены и в ночной темноте, регулярно раздавались выстрелы. Местная милиция пыталась с этим бороться, но успевала не всегда и не всюду.
Разместилась мама в трехместном номере. Соседство оказалось весьма удачным – одной из женщин была – жена командированного инженера из Риги, а второй оказалась, известная в очень узких кругах, журналистка из Костромы, работавшая исключительно на составлении речей и докладов к съездам и пленумам партии, в те времена одной – единственной- Коммунистической. Разговаривать они могли долго, и спать ложились за полночь. Светлана, так звали первую из соседок по номеру, вызвалась помочь матери, так как муж у нее постоянно находился на работе и, в принципе, день она проводила одна.
Первый визит к доктору прошел удачно – маме провели сеанс иглотерапии на одном глазу с лечебными составами и отпустили на пять дней в гостиницу. Во второй раз все обещало быть намного сложнее, так как закрыться должен был и второй глаз. Анна понимала, что так или иначе, ей придется ехать в Москву несмотря на то, что надвигалась сессия, встреча Нового Года и несмотря на то, что очень хотелось остаться дома.
Почему? Декабрь продолжался, а вместе с ним продолжал закручиваться легкой метелью роман, неожиданно начавшийся в начале месяца. Роман с тремя известными.
И имена им были – Ира, Саша и Анна.
А поезд был «скорый», шел издалека, и народу в нем ехало неимоверно много. У Анны был купейный вагон и верхняя полка. С одной стороны – это казалось, конечно, неудобным, но с другой – однажды забравшись туда, можно было доехать до златоглавой, без проблем, а шансы быть потревоженной, сводились практически к нулю. Анна так и поступила. Забравшись наверх, она сразу заснула и проспала довольно долго. Лишь терпкий запах коньяка заставил ее открыть глаза. Соседями по купе оказались  трое мужчин – один, занимавший полку напротив - постоянно читал, а двое других беседовали о чем-то, мирно попивая крепкий напиток.
Анна поняла, что проспала довольно долго, так как за окном вагона уже рассвело. Подобные поездки для нее были не редкость, поэтому она с точностью до минут могла высчитать, когда нужно встать, когда пойти умываться, а когда начинать готовиться к выходу. Так было и на этот раз. Она спрыгнула с верхней полки, так как вагон был старый и боковые ступеньки все были напрочь поломаны, взяла полотенце и вышла из купе. В памяти осталось только то, что все вокруг закружилось, ноги подкосились и она, пытаясь схватиться за поручень, упала кому- то на руки. Слышала, как мужской голос спросил: «Какое купе?» а после все воспоминания, словно провалились в огромную пропасть. Очнулась Аня, как ей показалось, через несколько часов, на самом же деле прошло минут двадцать – она лежала на нижней полке, в своем купе, а соседи наперебой пытались привести ее в чувство – один брызгал в лицо холодной водой, а второй обмахивал ее полотенцем, пытаясь разогнать спертый, от выпитого за ночь коньяка, воздух. "Ничего себе" - подумала она и тут же мелькнула другая мысль: «Устала. Пройдет». Если б она могла знать и предвидеть, что ждало ее впереди, то даже не обратила внимания на эту мелочь и уж никак не назвала бы это все усталостью.

Москва встретила суетой, обычным многолюдьем, шумом перемешавшихся голосов, грохотом поездов в метро. Гостиница, где ждала Аню мама, была старой, находилась недалеко от ВДНХ, и все в ней оставляло желать лучшего – и само здание, и номера, которые и номерами-то назвать было сложно, и сотрудники.
Для того, чтобы дочь поселили вместе, пришлось немало потрудиться, ублажая святая святых гостиницы советских времен – администраторов. В ход шли и конфеты, являвшиеся тогда серьезным дефицитом, и деньги, вложенные между страничками паспорта. И это случилось – ей таки разрешили поставить в номер раскладушку для дочери.
Тремя днями позже им нужно было поехать в ту самую клинику китайской медицины вновь только для того, чтобы извлечь иголки, являвшие собой малый луч надежды. Для этого дочери предстояло набраться сил, мужества, изворотливости даже, так как оба глаза матери были закрыты светонепроницаемыми повязками и ей предстояло сопровождать маму в общественном транспорте, включая пересадку с троллейбуса на метро и все это по снегу, скользкому декабрьскому снегу. Она смогла – они вдвоем преодолели и это препятствие, преодолели грубость и безразличие людей, обычную толкотню, движущиеся ступеньки эскалатора. Дело оставалось за малым – снять повязку и узнать, что там, за пеленой этих глаз, которые не видели уже много лет. Доктор молча убрала последнюю иголку и вопросительно посмотрела на пациентку. Ей показалось, что та поймала ее взгляд боковым зрением.
- Ну, как? Какие ощущения? – раздался голос доктора.
Но мама молчала, наученная горьким опытом рассказов об улучшении зрения. Однако Анна, хорошо разбиравшаяся в жестах матери, уловила довольное и одновременно радостное выражение невидящих глаз. По еле заметным движениям мышц лица матери, она поняла, что что-то изменилось в лучшую сторону. Она выслушала все рекомендации доктора и поздно вечером с дочерью вернулась в гостиницу.
Предстояла дорога домой, а вместе с тем и нелегкий по тем временам, процесс приобретения билетов. Аня отправилась на вокзал одна, а приехав туда, сразу заметила отсутствие каких бы то ни было очередей, что, в свою очередь свидетельствовало об отсутствии билетов на все направления.
Не теряя надежды, девушка подошла к кассе и робко задала свой вопрос, на который тут же услышала ответ: «До второго января билетов нет и не будет». Она уже собралась было расстроиться и быть может дать волю слезам, как вдруг услышала совсем рядом: «До Свердловска? Да, есть. Вам купейный или плацкартный?» Не веря в то, что услышала, она повернулась и увидела военного, который спокойно покупал билет на то же направление. Аня перевела взгляд на надпись и все стало понятно – «Воинская касса» всегда считалась особой, билеты там были постоянно, а главное – куда и когда это было необходимо. Аня снова собралась расстроиться и заплакать, но тут случилось неожиданное – военный, покупавший билет и вроде как безучастно складывавший его в «дипломат», повернулся и спросил:
- На Новый Год не успеваете?
Аня, в знак согласия кивнула головой. Потому как говорить она просто не могла – еще немного и слезы сами собой покатились бы по щекам. Она на мгновение представила, что ей придется остаться в суетливой, шумной Москве, провести Новогоднюю ночь в гостинице, заполоненной беженцами и пропустить встречу Нового года дома, с человеком, к которому почему –то тянуло с непреодолимой силой. На выходе из гостиницы, ее застал звонок из родного города. Звонили подруги Ани по институту. Новостей было несколько. О том, что половину зачетов она уже получила «автоматом» и может не переживать. О том, что группа собирается встречать Новый Год, а она не успевает и о том, что накануне они были на дискотеке в Ледовом Дворце, где встретили Ирину с Сашей, который, несмотря на праздничную атмосферу, был не очень весел.
Положив трубку, Анна на мгновение задумалась, а затем попросила дежурного администратора гостиницы набрать очень знакомый номер.
- Алло. - услышала она голос Иры.
- Привет, это я.- выдохнула Аня, все еще сомневаясь, правильно ли она поступает, впервые перепроверяя подругу.
- Привет! Тебя можно поздравить – все зачеты получила! А мы завтра отмечаем – ты успеешь приехать?
- Не знаю, только что вернулись из медицинского центра, сейчас поеду на вокзал – но даже если получится купить билеты- вряд ли я успею.
- Жаль, ты где в сам праздник собираешься быть?
- Не знаю, дома, наверное. Лена с мужем, Наташа с мамой и Антоном, может к ним поеду. А ты? Есть какие-то мысли? Как выходные? Ходила куда-нибудь?
- Да, нет пока никаких мыслей. В выходные дома провалялась – тренировку отменили. Ладно, покупай билеты – там решим. Пока?
- Пока. - Аня положила трубку и снова задумалась. Она даже не поняла о чем. И только сейчас, на вокзале, когда в кассе не оказалось билетов, она поняла – Ира или не посчитала нужным сказать о вечере, проведенном в Ледовом Дворце, или сделала это сознательно. Она поняла, что Новый Год подруга, скорее всего, собралась встречать с Сашей. Она поняла, что не успевает на этот праздник.
- Не успеваю…- еле слышно ответила Аня, на вопрос, обратившегося к ней военного.
- К другу?
- К другу. - сама не сознавая от чего она так уверенно ответила на вопрос.
- Не переживайте. Сейчас мы все исправим, давайте Ваши документы. – Так и не успев понять, что происходит, Аня передала паспорта. Прошло не более пяти минут, а майор уже протягивал ей два купейных билета на вечерний поезд.
- И, пожалуйста, не плачьте больше – улыбка идет Вам намного больше. Счастья Вам, удачи, доброго Нового Года и пусть он изменит Всю Вашу жизнь! К лучшему, разумеется! А мне пора – у меня через двадцать минут поезд.
- Спасибо Вам. – Только и успела сказать в ответ Аня.
Она даже предположить не могла, насколько пророческим окажется это пожелание.


ГЛАВА 4.

На этот раз поезд был пассажирский, ехал медленно. Деревянные домики центральной России выглядели гораздо лучше тех покосившихся серых и черных избушек, огороженных такого же цвета заборами, которые стали появляться ближе к Уралу. Аня не любила наблюдать за такими грустными пейзажами. Тем более ей не хотелось делать этого сейчас, накануне праздника после того, как свершилось первое чудо, и они с матерью смогли уехать из Москвы. Их соседями оказалась молодая пара, которая ехала в Семенов, небольшой городок под Нижним Новгородом. Молодые люди производили впечатление счастливой семьи. Он – инженер-физик, она – учительница. Они улыбались друг другу, как только их взгляды встречались, и было видно, что они искренне рады тому, что есть друг у друга. Молодой человек уже несколько часов подряд вел беседы с Аниной мамой – одна тема сменяла другую, и казалось, они никогда не наговорятся. Молодая жена, прижавшись к плечу мужа, иногда присоединялась к беседе, но чаще хранила молчание, с гордостью поглядывая на него со стороны. Аня выбрала себе верхнюю полку и лежала там, не шевелясь, так как пережитый стресс дал о себе знать, и у нее неожиданно начался жар. Она молча созерцала все происходящее, временами засыпала, укутавшись в жесткое одеяло, выданное проводницей, потом просыпалась, и делая вид, что спит, размышляла о том, как пройдет встреча Нового Года. Иногда, она дотрагивалась до своей сумки, на дне которой лежала аккуратная коробочка с польским мужским одеколоном под весьма дипломатическим названием «ATTACHE». За день до отъезда из Москвы, Аня проходила по торговой площади перед выставочным центром и звонкая продавщица, окликнув ее, сказала:
- Девушка! Одеколон – редкость, прямо из Польши, купите в подарок молодому человеку на Новый Год! Не пожалеете!
И Аня купила – в те годы, это действительно было редкостью. Только вот кому она собиралась сделать такой подарок? Задав себе этот вопрос, Аня спешно убрала коробочку в сумку и, отогнав от себя, как ей казалось, навязчивую мысль, пошла по направлению к гостинице.
В Уральск они приехали поздно вечером. Город встретил холодными и резкими порывами ветра, метелью, высокой влажностью, не обещая и не предвещая ничего хорошего. На вокзале их никто не встречал. Отец в такую погоду из дома выходить не захотел, да и добираться было далеко.
Едва оказавшись дома и распаковав сумки, Аня позвонила Ирине.
- Привет, я приехала. Как отметили?
- Как обычно – все было здорово. Разошлись уже к утру. Послушай, девчонки и в самом деле собрались отмечать по домам, может, мы с тобой объединимся?
- Вдвоем? – удивилась Аня.
- Нет, Саша с нами будет.
- Вы встречались?
- Да, так – звонил.
- Давай. - как можно безразличнее ответила Аня и окончательно убедилась в том, что подруга впервые что-то не договаривает ей. А когда Ирина не договаривала – ничего хорошего ждать не приходилось. Так уже было и с Леной, и с Наташей. Что теперь? Дошла очередь и до нее, Анны? Она гнала от себя эту мысль. Она считала Иру одной из лучших своих подруг, несмотря ни на что. А этих «что» с каждым разом становилось все больше и больше.

Последнее утро уходящего года было отличным – метель стихла и отставшие от своих ночных подруг, еле заметные снежинки, устало кружась в воздухе, ложились на холодную землю, укрывая ее еще одним кружевным покрывалом. Аня стояла у запотевшего окна и улыбалась, глядя на заснеженный пейзаж – настроение было под стать угомонившейся природе. Душа, загадочно волнуясь, ожидала праздника, который приближался, постепенно заманивая девушку в свои сладкие сети, а она, в свою очередь, не оказывая ни малейшего сопротивления, податливо ступала вперед, шаг за шагом… Рука выводила на оконном стекле замысловатые узоры, а когда последний штрих был сделан, улыбка, смешавшись с удивлением, на мгновение замерла на ее лице. Четверть окна была украшена одним словом – «Саша». Смутившись и оглянувшись назад, в страхе, что кто-то еще мог увидеть и прочитать это простое и всем понятное мужское имя, Аня быстро затерла его рукой.
- Что происходит? Что со мной происходит? Нужно прийти в чувство и взять себя в руки. До вечера еще есть время. Он ничего не должен понять. А я …я должна ему просто понравиться.
Они договорились встретиться неподалеку от военного училища около девяти часов вечера. Никто не заставил себя ждать – ни Ира, ни Аня, ни Саша. Встреча произошла ровно в назначенный час. И никто из них даже не предполагал, что эта встреча изменит всю их жизнь, кого-то разлучив навсегда, кого-то соединив ненадолго, а кого-то навсегда. Никто не предполагал, что за поворотом этой встречи их ждали и радость, и слезы, и боль, и предательство, и разлука, и одно, всего лишь одно большое чувство любви, одно на двоих из тех троих, что встретились ни о чем не подозревая.
- Привет, - Аня все же смогла взять себя в руки, задолго до того, как подошла к молодому человеку, одиноко стоящему у входа в курсантское общежитие.
- Здравствуйте, Анна Владимировна! - повернувшись на приветствие, звонко и четко проговорил Саша. – Рад Вас видеть спустя долгое время!
Анна на мгновение залюбовалась им. Он стоял, слегка наклонив голову вправо и разглядывал ее столь обаятельной улыбкой, что, смутившись, но не подав вида, она сочла нужным прервать этот процесс.
- А я рада слышать все, что Вы сейчас сказали, - глядя прямо в серые, хитро-улыбающиеся глаза, парировала Анна. - Мы не виделись почти месяц, а Вы уже знаете мое отчество?
— Это нетрудно, я даже знаю Вашу фамилию, район города, в котором вы живете, институт, в котором вы учитесь, факультет, знаю Ваших подруг Лену и Наташу, знаю, что вчера вечером Вы с трудом вернулись из Москвы.
- Саша, давайте перейдем на «ты», - неожиданно прервав монолог молодого человека, произнесла Анна.
- Давай, - с радостью согласился он, - и хотел было продолжить, но раздалось еще одно «Привет!»
- Привет! – поравнявшись с обоими, произнесла Ира. – Шустрые Вы, стоят, общаются, как будто всю жизнь были знакомы и только вчера расстались. Она подошла к молодому человеку и слегка обняв, поцеловала в щеку.
- Да и Вы тоже, - по-доброму усмехнувшись заметила Анна, - стоило отлучиться ненадолго, как рукопожатия сменились поцелуями.
- Ревнуешь? – съязвила Ира.
- Ничуть, - парировала Анна.
- А зря, - добавил Саша, -мне нравится, когда меня ревнуют.
- Для того, чтобы начать ревновать – думаю необходимо сначала хотя бы немного полюбить человека, или я не права?
- Ну, может быть, в чем-то и права, - переходя на «ты», ответил он.
- Ну, что идем? - позвала Ира.
- Идем? - ответила подруга.
До дома, в котором жила Ира, и где, собственно молодые люди собирались отпраздновать встречу Нового Года, надо было добираться на трамвае по меньшей мере минут тридцать. Посмотрев в сторону трамвайных путей и не обнаружив в радиусе ближайшей видимости ни одного транспортного средства, Аня предложила пройти несколько остановок пешком, обосновав это тем, что погода стоит теплая, безветренная, а торопиться им абсолютно некуда.
- Согласен, - быстро последовал ответ.
- Деваться некуда – Вас большинство, придется идти пешком, благо, что погода и в самом деле –чудо!
Центральные улицы города, к этому часу, уже освободились от суетливой беготни и предпраздничных хлопот. Те, кто спешил – успели за накрытые для проводов старого года, столы. Те, кто не спешил – спокойно прогуливались, кто парами, а кто в одиночку. Последнее производило жуткое впечатление на фоне того, что называлось приближением Нового Года. Аня, после пережитого в Москве, стресса, температуры, которая держалась практически всю дорогу домой, чувствовала себя просто великолепно. Ей хотелось общаться, разговаривать, веселиться, радоваться и она это делала. Делала от души – ей нравилось быть с Ирой, нравилось быть с Сашей. Молодой человек оказался еще более обаятельным, нежели он представился ей при более ранних знакомствах. Они очень быстро нашли общий язык и даже, Ира, знавшая подругу как свои пять пальцев через некоторое время удивленно заметила:
- Что с тобой сегодня? Тебя не узнать, а главное – не остановить!
- А не надо меня останавливать, - съязвила Аня, - я теперь всегда буду такой.
До дома они добрались почти к полуночи. Наспех расставив заранее приготовленные салаты, разлив шампанское и включив телевизор, где уже начинало транслироваться новогоднее обращение к народу, они подняли бокалы за старый год, за его успехи и неудачи, за плохое и хорошее, за состоявшееся знакомство. И тут же пришлось поднять еще по бокалу, так как бой Курантов возвестил о том, что наступал Новый – 1991 год.
- С Новым Годом! - произнес Саша, обращаясь к Анне.
- С Новым Годом, - еле слышно ответила она.
- С Новым Годом, - поздравила всех Ирина и повернулась к Саше. Последующий поцелуй показался Анне вечностью. Она допила шампанское под начальные аккорды «Голубого Огонька» и поставив бокал, присела в кресло. Не идти же домой в середине ночи, в конце концов. Настроение, уже начавшее было покидать ее, вдруг задержалось на отметке – «все хорошо». Почему так случилось, Аня объяснить не могла, но что-то подсказывало ей, что нужно переждать, перетерпеть, нужно остаться. Она повернула голову в сторону, в надежде на то, что поцелуй прервался, но, он не только не прервался, он затянулся.
- Горько! - не выдержала она. - Горько!
От неожиданности, целующиеся рассмеялись – получилось довольно забавно.
- Может быть я поеду домой? Такой ход событий явно не предполагал моего присутствия.
- Думаю, что этого делать не стоит, - заметил Саша, несколько смущенный комментарием Анны.
- Да, нет, конечно! Куда ты сейчас поедешь?!- запротестовала Ира
- Тогда у меня предложение- поехали к Дому Правительства, как?
- Поехали, - неожиданно быстро отреагировал Саша.
- Может быть позднее? - попыталась возразить Ира.
- Нет! Едем – нас опять большинство! - возразил он.
Площадь перед Домом Правительства, куда отправилась дружная троица, была главной развлекательной площадкой города после боя Курантов. Туда приезжали жители всех районов - к часу ночи начиналось настоящее столпотворение. Однако, в многолюдной толчее можно было легко встретить знакомых, коллег по работе, однокурсников, друзей и просто знакомых, которых не видел уже лет сто.
Так случилось и на этот раз. Попав в случайный автобус, ехавший до центра города, они довольно быстро оказались на городской эспланаде. Кого там только не оказалось! Первая встреча произошла неожиданно – девушек за плечи кто-то похлопал и, одновременно оглянувшись, они так же одновременно вскрикнули от испуга – за спиной стояло нечто в маске негра и улыбалось жуткой улыбкой. Вторая встреча оказалась более приятной. Это была однокурсница, благодаря которой, собственно, обе девушки и гуляли на данный момент в сопровождении молодого человека, по имени Александр. Третья встреча была не столь неожиданна, сколь приятна. Еще осенью ушедшего года, в период обострения страданий на тему «найдите мне мужа», Ира познакомилась с курсантом того же военного училища по имени Ренат. Он оказался человеком порядочным и хорошо воспитанным – разговаривал тихим и ровным голосом. Оставаясь ночевать у Иры, просил расстилать постель в отдельной комнате, а утром покидал дом, приведя все в идеальный порядок. Такое поведение Иру шокировало, и скоро она потеряла к нему интерес. Они встречались мельком, на дискотеках и не более того. Иногда он звонил Ире, но то были пустые разговоры за жизнь. С Анной же, напротив, у них сохранились теплые и дружеские отношения и время от времени они могли обратиться друг к другу за помощью. Мать Рената работала заведующей аптечным управлением в одном из городов Поволжья и часто, по просьбе Анны, он доставал такие необходимые для мамы лекарства. Аня же, в свою очередь, помогала ему с переводами технических текстов, договариваясь со студентами немецкого отделения.
- Анюта, привет! - услышала она за спиной его голос.
- Привет, Ренат! - оглянувшись, поздоровалась и с удивлением заметила, что он один.
- Ты с Ирой? - задал он риторический вопрос, так как был уверен в положительном ответе.
- Угу, а ты?
- Я один. Надоело сидеть в комнате, а домой уехать не успел. Билетов не
было. Завтра утром уезжаю, то есть уже сегодня.
- Жаль, что так получилось. Это не очень хорошо – встречать Новый Год почти одному. Я желаю, чтобы в наступившем году ты встретил ту, которая всегда будет с тобой во все праздничные и будние дни.
- А я ее встретил уже.
- В самом деле? Поздравляю! – это здорово.
- Ань, это было бы здорово, если б она на меня тоже обратила внимание, а я сколько не стараюсь – ни-че-го.
- Ты про Иру?
- Нет. Он не успел договорить, когда рядом раздалось: «Анна Владимировна! Не желаете с горки прокатиться?» и чьи-то руки, не дожидаясь ответа, сгребли ее в охапку и увлекли за собой. Она только и успела бросить: «Увидимся!» изумленному Ренату. Позднее, он много лет подряд вспоминал этот момент и набирал ее номер телефона трижды в год: в день ее рождения, в день восьмого марта и в новый год. Набирал, и каждый раз хотел сказать всего одну лишь важную для него самого фразу: «Помнишь, я не успел тебе назвать тебе имя той, которую встретил?», но не мог или не смел, или Анна, рассказывая о том, как живет, сама того не сознавая, не позволяла сделать этого.
Праздник продолжался. Ира, Аня и Саша решили возвращаться домой. Одно дело было принять решение, а другое – воплотить его в жизнь. В обратном направлении транспорт уже не курсировал. Домой они вернулись под утро, уставшие от безудержного веселья, шуток друг над другом, смеха, выпитого шампанского.
«Голубой Огонек» сменили мелодии и ритмы зарубежной эстрады. Наступил Новый Год. И только Всевышнему было видно, что трое молодых людей, сидящих в разных углах утопающей во мраке погасших свечей, комнаты построили геометрическую фигуру под названием -ТРЕУГОЛЬНИК.


ГЛАВА 5.

Первый день наступившего года не отличался ничем особенным. Все складывалось как обычно – рано утром, уставшие от веселья, выпитого шампанского, не сомкнувшие глаз, гости разбредались по домам. Те же, кому посчастливилось никуда не идти рано утром первого января – с благоговением падали как на собственные, так и на чужие кровати и тут же засыпали.
Курсант Кириллов покинул подруг рано утром, договорившись о том, что встретятся они вечером в клубе военного училища, на дискотеке. Праздник- не праздник, а в шесть часов утра в училище каждое утро случалось такое мероприятие как – построение и прибыть к этому часу обязывал устав воинской службы.
Анна же осталась у Ирины до начала движения городского транспорта. Девушка была в состоянии некоего внутреннего замешательства. С одной стороны, она видела, как бесцеремонно и раскованно вела себя подруга, и эта раскованность была взаимной, несмотря на шутки. С другой стороны, она видела и то, что все ее собственные словесные выпады в адрес молодого человека, не остались без ответа. Ни один из них. «Об этом я подумаю позже…» - мельком пронеслись слова главной героини «Унесенных ветром» в голове и уснула, даже не догадываясь о том, что именно эти слова с этого самого дня она будет повторять себе также часто, как день будет сменять ночь.
Аня зажмурилась, желая задержать это мгновение, но безуспешно. Сон исчез.
Она встала, привела себя в порядок и разбудив подругу, поехала домой с тем, чтобы отдохнуть перед предстоящим вечером.
Если б еще пару месяцев назад ей сказали, что она будет так неистово готовиться к посещению дискотеки в военном училище, Аня бы по меньшей мере очень удивилась и не поверила в подобную чепуху, по большей мере – рассмеялась бы от души. Но на дворе наступил новый год, и все в нем было по-новому и она – Анна Владимировна Еремина собиралась именно туда, куда собиралась.
Саша встретил обеих девушек там же, у входа в курсантское общежитие и   все вместе отправились в клуб. И снова было весело, словно не было накануне бессонной ночи, снова были шутки, улыбки, но все это теперь дополняло то, что происходило в танцах – быстрые сменяли медленные и наоборот.
Она не ожидала, что он пригласит Ее. По дороге домой и потом, сюда, в клуб, Аня решила для себя твердо – если со стороны нового знакомого не последует никаких действий, она отойдет в сторону и будь что будет, но если сон про солнечного зайчика окажется вещим – так тому и быть – она не станет сдерживать своих чувств. Зазвучала мелодия медленного танца и Анна, повернувшись, стала продвигаться к той части зала, где были места для отдыха, как вдруг за плечи ее нежно обняли, чьи-то ласковые руки и тут же она услышала:
- Разрешите?
- Разрешаю, - повернулась девушка, улыбаясь, так как сразу поняла, кому принадлежал голос. Саша взял Аню за руку и увлек за собой в толпу танцующих. В зале звучала старая как мир «I just called to say, I love you…» и добрая половина танцующих не только нежно обнимали друг друга, но и целовали под чарующие звуки голоса Стиви Уандера.
- А где Ира? - глядя в глаза партнеру, задала вопрос Аня.
- Там, где-то, танцует, - спокойно глядя на нее, ответил тот.
- Устала?
- Да, нет. Просто праздник заканчивается – завтра сессия начинается. Жаль, что долго сегодня не смогу остаться.
- Почему не сможешь? – удивился Саша – Ты собираешься уехать раньше, как тогда, в декабре?
- Да, Саш, ехать далеко – сам же сказал вчера, что знаешь, где я живу.
- Ира говорила, что как правило, ты остаешься у нее, если вы где-то задерживаетесь, может быть, не будем делать исключения из правил – я б Вас проводил обеих, как?
- Я не против, но было бы правильным спросить об этом Иру сначала, - улыбаясь, ответила Аня.
- Тоже верно, - заметил он. Танец закончился. Молодой человек поцеловал девушке руку в знак благодарности. - Может быть по стакану сока?
- Почему нет? - и они направились туда, где находилось то, что спустя десять лет уже называлось барной стойкой. А тогда это были три стола, накрытые столовскими скатертями, чистыми, надо заметить, на которых ровными рядами были расставлены стаканы с напитками, а заведовала всем этим хозяйством дама в классической кружевной косынке продавца и таком же классическом белом халате.
— Вот вы где, а я вас потеряла. - услышали они голос, приближающейся к ним Иры. как потанцевали?
- Отлично! Только вот девушка домой собралась, говорит, ехать далеко. – Он вопросительно посмотрел на подруг. Неловкая пауза затянулась, но Ирина тут же добавила:
- Так она у меня останется. – несмотря на то, что нежелание произносить ее превалировало над желанием показаться доброй и великодушной новоиспеченному другу.
- Да? - подыграла Аня.
- Вопрос решен. – поставил точку в этом разговоре Саша.
Вечер закончился как обычно, около одиннадцати. Все трое сели в трамвай, идущий без остановок, и как-то так само собой получилось, что заняли три места у входа. Впоследствии, такие вечера и встречи стали повторяться, став частыми, а места в трамвае постоянными. Прощание же у подъезда превратилось в некую церемонию. Сначала они подходили к дому и разговаривали там, затем поднимались на лестничную площадку этажа, где жила Ира и разговоры продолжались и только к часу ночи, когда транспорт заканчивал свою работу, Саша вспоминал, что ему пора идти, а девушки вспоминали, что им пора его отпустить. Он открыто называл такие разговоры – разговорами ни о чем. И вместе с тем они узнавали друг о друге все больше и больше. Ира, воспринимая Сашу, как потенциального мужа, очень часто шутила на эту тему, задавая вопросы, касающиеся конкретно темы замужества. Она могла спонтанно спросить:
- Ты собираешься ехать один по распределению?
- Нет, - нимало не смущаясь, отвечал он.
- А где будет твоя свадьба? - продолжала Ирина.
- В Новоуральске или в Екатеринбурге. Я так хочу, - снова спокойно отвечал он.
И девушка, недоумевая, от чего же не звучит гордое название ее родного города, переключалась на другую тему. За короткое время знакомства они выяснили, что у Иры есть родители и женатый старший брат, а у Ани родители и старшая замужняя сестра. Они выяснили, что мамы у них – абсолютные тезки по имени и отчеству и обеих зовут – Елизавета Васильевна. Они выяснили, что мама Саши тоже педагог, а его отец, давая наставление сыну, поступавшему в училище, говорил:
- Я тебя умоляю - никогда не ходи в педагогический. - Сын отца уважал, а потому наставление внимательно выслушал и сдержал, но Судьба распорядилась иначе. Будущие педагоги пришли сами.

Отец Александра занимал руководящую должность на одном из крупных предприятий, они тоже были тезками по имени. Сын гордился своим отцом. Александр Петрович был человеком немногословным, но справедливым. Если делал замечание, то по существу. Если ругал- то за дело. Если хвалил – то от души.

Дни не проходили, а пролетали. От экзамена до экзамена они проносились, закручивая вихрем роман, начавшийся в новогоднюю ночь – короткие встречи, мимолетные взгляды – долгие разговоры по телефону. У Ани и Иры сессия подходила к концу, у Саши же она только начиналась. Оба эти события имели место начинаться и заканчиваться в один и тот же день – Татьянин, иными словами Праздник всех студентов. Погода не баловала – шел сильный снег, ветер пронзал насквозь. Аня, как обычно, ждала автобус на своей остановке, абсолютно неприспособленной для подобного времяпрепровождения в таких условиях. Автобус можно было ждать долго, и она всегда использовала это время для раздумий. А думала девушка о том, что хорошо бы было в данный момент оказаться в чьих-то крепких руках, спрятаться от холода. Она, конечно, лукавила даже перед самой собой, так как прекрасно знала и понимала, кому эти руки должны были принадлежать. Аня приехала домой затемно и открывая дверь, услышала телефонный звонок. Не раздеваясь, она прошла в комнату, опережая маму, и уверенно ответила:
- «Да?»
- «Привет. Дома уже?» - голос Иры звучал загадочно.
- «Только что приехала – долго автобуса не было»
- «Послушай, Саша сейчас звонил и сказал, что очень хотел бы тебя если не увидеть, то хотя бы услышать, а тебя дома не было. Очень хотелось бы знать – зачем?»
- «Обещал перезвонить?» - с надеждой в душе и безразличием в голосе, произнесла Аня.
- «Да, если получится.»
- «Тогда давай положим трубки, да мне и раздеться надо – я только что вошла».
- «Позвони мне потом, если он появится. Любопытство гложет»
Аня опустила трубку на рычаг телефона, но даже и не подумала снять пальто. Она словно замерла в ожидании. И это ожидание оправдало ту надежду, что теплилась где-то в глубине души. Звонок раздался неожиданно несмотря на то, что желание услышать его было очень велико. Аня вздрогнула, словно очнувшись, и произнесла свое обычное:
-«Да»
- «Привет!» - услышала она знакомый голос.
- «Привет, говорят, ты хотел меня, по меньшей мере слышать – по большей – видеть?»
- «Раз говорят, значит, так оно и есть»
- «Ты сегодня свободен?»
- «Да, еще полтора часа.»
- «Я сейчас приеду» - неожиданно для самой себя, произнесла она. И произнесла это так, как будто не было позади часа ожидания автобуса, долгой дороги домой, холодной, пронизывающей метели.
- «Хорошо, я жду тебя на трамвайной остановке».
Аня взяла сумку и на вопрос изумленной мамы о том, куда она в такую погоду, а также на замечание о том, что уже очень поздно, ответила:
- «Позвоню».
Оказавшись на улице, она поймала первую попутную машину, чего никогда не делала даже в самых экстремальных ситуациях и коротко произнесла:
- На Коммунистическую. Трамвайная остановка, на которой они договорились встретиться, находилась именно там. Анечка даже не заметила, как она там оказалась, и как быстро машина преодолела расстояние в двадцать километров, отделявшее дом Анны от центра города.
- Быстрая ты, оказывается, на подъем, - саркастический голос подруги заставил девушку вернуться в реальный мир.
- Как ты здесь оказалась? - Аня не смогла скрыть своего удивления.
- Так же, как и ты – попутку поймала.
- Я не о том. Откуда ты знала, что я сейчас приеду сюда?
- А я не должна была этого узнать?
- Да, собственно, это не имеет значения, - попыталась снять напряжение Анна и ей это удалось. - Пойдем, Саша ждет.
Саша был удивлен, примерно, так же, как и Аня. Он не ожидал увидеть их обеих, даже несмотря на то, что после звонка Анне, перезвонил Ире и между делом сообщил, что ее подруга уже едет к нему.
- Привет! - он приобнял Анну и поцеловал в щеку. - Хотел поздравить тебя с окончанием сессии, - улыбнувшись, произнес он.
- А меня?! - удивилась Ира.
- Тебя же я поздравил по телефону, но раз уж и ты приехала – Поздравляю!
-  Ну, спасибо. На добром слове.
Аня наблюдала за этой мелкой перепалкой и за ним. Саша выглядел великолепно. Военная форма была ему явно к лицу – высокий, стройный, обаятельный. Аня смотрела и понимала, что это Всё. Она ощущала каждой клеточкой души, что чувства, зародившиеся еще в начале зимы, крепко сжимают ее и затягивают в омут, не давая вздохнуть, не позволяя вымолвить ни слова.
-Ну, мне пора - как будто извиняясь, произнес Саша. – «У вас-то сессия закончилась, а у меня только начинается». Он поцеловал подруг на прощание и собравшись уходить, развернулся и притянул Аню к себе.
-Спасибо, что пришла. - тихо прошептал ей на ухо и эти слова, казалось он не слышал даже сам и только, пролетавшие мимо снежинки, закружили их и унесли с собой, стараясь спрятать от всех.
Подруги подошли к остановке молча.
-Ко мне? - спросила Ира.
- Если не выгонишь - ответила Аня. Они не успели заметить как их дружеские отношения, напоминавшие предмет антиквариата, оказавшись в холоде, дали еле заметную трещину и трещина эта не подлежала никакой реставрации.
Когда-то, в самом начале их отношений, на пути встретилась женщина, которая произнесла фразу, вызвавшую недоумение, возмущение, удивление, сомнение и много других аналогичных чувств, а была она настолько банальной.
-Милочки мои, подруги до двадцати. В двадцать – это соперницы, включая подруг, сестер, родственниц и так далее. Помните и остерегайтесь!
Дама произнесла это и исчезла из их жизни, а слова ее глубоко закрепились в памяти, словно пророчество. Когда им исполнилось двадцать – они вспомнили сказанное. Даже пытались посмеяться над этим, так как оставались неразлучными и не только между собой, но и между Наташей и Еленой. Даже, несмотря на тот факт, что мужчины мелькали между ними – кто-то где-то кого-то в чем-то обманывал, кто-то об этом знал, кто-то хранил это в тайне, кто-то предпочитал не замечать, но они оставались подругами. И только однажды у Анны появилось сомнение в неоправданности слов, услышанных давным-давно.

Ира заболела осенью – все симптомы указывали на болезнь Боткина, иными словами – желтуху. Мама ее предпочла не обращаться к докторам и лечила дочь своими, ей одной понятными способами – отварами трав, чисткой печени и прочим. Разумеется, никто не ходил к Ире домой, дабы не заразиться. Аня же тогда решила доказать, что внушение – великая вещь. Она внушала себе, что не заболеет и продолжала ходить к Ире, передавая ей задания. Она не заболела. Но в один из ее визитов, она неожиданно услышала вопрос:
- Почему ты ходишь? Ты совсем ничего не боишься? —просто спросила Ира.
- Во-первых, мы – подруги. Во-вторых, я не заражусь. В-третьих, если ты против – я могу не ходить, - ответила Анна.
- Подруги – это не аргумент. Подруги — это временно. Как только я выйду замуж – они мне будут абсолютно не нужны. Уж прости, великодушно».

Аню тогда больно ударили эти слова, но вида она не подала. Однако запомнила. Говорят, что настоящую боль очень трудно забыть – она не забыла. Больно было по-настоящему.
Пока у Саши продолжалась сессия, девушки старались особо не беспокоить его, хотя на дискотеки они ходили втроем, и это стало принимать форму традиции. Он по-прежнему звонил обеим, танцевал с обеими, провожал обеих, и все это они неизменно сводили к шуткам. Начало февраля ознаменовалось началом преддипломной практики у будущих педагогов, и началом отпуска у будущего офицера ракетных войск стратегического назначения.
Саша уезжал дневным поездом. Встретились они, как обычно, все вместе и поехали в сторону вокзала. Череда обычных шуток была прервана вопросом, адресованным Ане:
- Что тебе привезти? - спросил он.
- Туфли на шпильках - почему-то ответила она. В стране тогда был дефицит всего и обуви в том числе, а Саша экспериментировал на отце, имевшем возможность благополучно решать проблемы дефицита, не покидая рабочего места.
Ира улыбнулась, и улыбка эта очень напоминала ухмылку.
Поезд прибыл и отправился вовремя. Саша увез с собой фотографию, последнюю фотографию, на которой подруги были вместе.
Аня возвращалась домой, даже не надеясь на то, что в ближайшие пятнадцать дней услышит, а тем более увидит человека, рядом с которым ей становилось все теплее и теплее, все сильнее и сильнее становились удары сердца, все чаще и чаще становился пульс. Она начинала понимать, что с ней происходит, но гнала эту мысль от себя, не надеясь, что это взаимно, начинала понимать, что она любит его. И вместо того, чтоб показать это – пыталась и пыталась спрятать от всех и прежде всего, от него все свои переживания, чувства и предчувствия.
Прошло несколько дней. Аня, как обычно, читала книгу, когда вечером, зазвонил телефон.
-«Не межгород»- отметила она машинально. Она уже давно научилась отличать местный звонок от междугороднего, так как сестра исправно звонила каждую субботу. Междугородние звонки звучали часто, требовательно, надрывисто. Городские, напротив, были спокойными, паузы между ними были длинными.
- Привет - услышала она и на мгновение потеряла дар речи от радости.
- Привет, ты приехал?! - удивилась она.
- Да, на несколько часов. Сейчас вот есть время. Ира приглашает в гости – ты приедешь?
- Так она ж тебя приглашает, а не меня. Как я поеду? А ты поедешь?
- А ты на шею ко мне бросишься?»
-Брошусь, - улыбнулась Аня.
- Тогда встречаемся там?
- Я сначала позвоню ей, а ты перезвонишь мне, договорились?
- Идет.
Аня позвонила и выяснила, что у Иры полным ходом шла подготовка к лепке пельменей и еще одни руки были бы только в радость. Она дождалась звонка Саши, и отправилась на другой конец города лишь для того, чтоб увидеть человека, к которому ее тянуло все больше и больше, только для того, чтоб выполнить, данное ему обещание.
 Аня добралась до Ириного дома, когда стемнело. Приняли ее хорошо. Родители Иры относились к ней как к подруге дочери и всегда были добродушны. Параллельно лепке пельменей, все смотрели американский фильм «Фигуристка», повествовавший о том, как молодая девочка в начале звездной карьеры, получила травму, несовместимую с жизнью – при этом осталась жива, научилась ходить заново, продолжала тренироваться и в конечном итоге, вышла на лед олимпийских игр только для того, чтоб завоевать «золото». И завоевала. Фильм был тяжелый, смотрели его молча. Аня тоже молчала, но мысли ее сводились к тому, что это фильм-метафора и жизнь может сломать не только на льду, не только физической травмой.
Однако, обсуждать вслух это не хотелось.
Саша появился, как всегда, неожиданно. Ира открыла дверь и пропустила войти, а потом удивленно спросила:
- Почему не проходишь, не раздеваешься?
- Жду, - улыбнулся он. - Кое-кто кое-что мне обещал, - сказал он, обратив взгляд на Аню.
И поймав этот самый взгляд, она не выдержала. Встала, вытерла мучные руки первым попавшимся под руку полотенцем, подошла к нему и положив руки на плечи, крепко обняла, прижавшись. Ира ухмыльнулась второй раз, а Саша, сняв новую шапку и новый пуховик, которые, несомненно, придавали ему солидности и интеллигентности и, на котором задержалось пристальное внимание последней, вошел в комнату. Вечер пролетел быстро, ему пора было уезжать. Разумеется, подруги поехали на вокзал. На этот раз поезд уходил поздно. На перроне было полно народу, но это никого не смущало. Те, кто надеялись на скорую встречу – целовались. Те, кому больно было расставаться – не прятали слез. Те, кому не хотелось видеть этих слез, курили, отводя взгляд.
Проводница, очевидно, уставшая от подобных сцен и равнодушная к ним, громко объявила:
- Заходим в вагон, провожающие выходим.
Ира приблизилась к Саше, и Ане вновь показалось, что ей здесь и не надо быть. Ей захотелось раствориться в воздухе, исчезнуть и она уже повернулась, чтоб отойти в сторону, как вдруг его руки ее крепко обняли и уж совсем неожиданно, она ощутила прикосновение его губ.
-Поднимаемся, молодой человек! - скомандовала в очередной раз проводница, - Поезд отправляется.
И он отправился. Если б только она могла знать, сколько таких поездов у нее будет прибывать и отправляться. Если б только она могла знать. Зеленых, коричневых, красных, синих, серых, прямых и проходящих, пассажирских и скорых.


Глава 6.

Природа явно не спешила с переменой сезонов – зима стояла снежная и не хотела, судя по всему, уступать своих прав весне, которую ждали с нетерпением, устав от темных вечеров, скользких дорог и резких уральских ветров. Так или иначе, усталость эта давала о себе знать и все стремились к теплу, солнцу и свежей зелени. Но в преддверии очередного, популярного лишь в Советском Союзе, праздника, как ни странно – ничто о нем не напоминало. Горы снега, собранного в бесполезных попытках – придать городу более или менее благопристойный вид, виднелись то тут, то там и не подавали никаких признаков таяния…
Будущие учителя закончили, наконец, отрабатывать в школах свою первую активную практику. Школы были выбраны спонтанно и практически все подруги оказались в разных концах города. Ната проходила практику неподалеку от своего дома, Анна – от своего. Ира и Лена объединились. Они редко виделись в те дни и лишь, вернувшись вечером домой, жадно делились новостями и событиями, прошедшими за день. У всех было разное отношение, к новому для себя виду деятельности. Кто-то воспринимал эту практику серьезно – как первую из ступенек лестницы, имя которой было – карьера учителя. И хотя, звучало это несколько помпезно – по-другому она называться не могла. Многим вокруг казалось, что учитель — это человек, который заходит в класс, много и долго говорит, затем просит пересказать то, что говорил, ставит оценки и удаляется со словами: "До свидания, урок окончен». И не только вокруг – некоторые студенты так и воспринимали роль учителя до того самого момента, как оказались один на один со своими первыми подопечными. На поверку, все оказалось не так-то уж просто. Не так просто было войти первый раз в класс самостоятельно и поздороваться с учениками, которые были всего лишь пятью годами младше. И здесь все проявили себя по-разному, но в соответствии со своими чертами характера. Лена выбрала для себя путь настоящей учительницы. Наталья произвела неизгладимое впечатление как на учеников, так и на учителей, совместив весь свой неординарный склад ума и природное очарование. Анна привлекла к себе внимание тихим, спокойным, но строгим голосом, которым она терпеливо объясняла материал пятого класса великовозрастным выпускникам, поражаясь в душе тому, что они смотрели на нее так, как аборигены в свое время смотрели на, неожиданно появившегося Колумба. Ира же и здесь использовала, данный ей от природы – дар соблазнительницы и результатом ее первой практики стала гора записок, содержащих признания в нежных чувствах. Как бы там ни было – практика закончилась, так же, как и отпуск у будущих офицеров-ракетчиков.
Жизнь продолжалась – от понедельника, когда надо было брать себя в руки и отправляться на занятия после, по-студенчески проведенных выходных, до пятницы, а в пятницу - в клуб военного училища. Получалось подобие замкнутого круга, который никто не мог или не хотел разорвать. Аня теперь уже вполне осознанно поддерживала компанию и не желала выходить из игры. Однако, намерения ее были просты и понятны не только ей. Ирин опыт общения с представителями сильного пола, позволял просчитывать желания и действия подруги на пару шагов вперед. В то же время, желания и действия в сочетании друг с другом были просты и понятны – Ане хотелось как можно больше времени проводить в обществе Саши. И только. Ире хотелось большего. Но «большего» все не случалось и не случалось, повергая одну из девушек в уныние, а «только» было весьма проблематично – он продолжал общаться с обеими подругами. Чего хотел Он – казалось, было понятно лишь ему одному. На самом деле, и Саша чувствовал, что ситуация становилась похожа на лабиринт, из которого очень хотелось выйти и вывести подруг, а дальше? Дальше, как сердце подскажет. В начале же весны оно не в состоянии было подсказать что-либо. Оно разрывалось. Временами ему казалось, что Ира была как раз той девушкой, на которой можно было жениться, получив диплом и уехать вместе с ней по распределению. Но появлялась вторая и почему-то мысли эти тут же начинали предательски исчезать одна за другой. На смену им приходили другие. Саша понимал, что ситуация не становилась проще и понятнее день ото дня – она запутывалась в клубок все быстрее и быстрее и он был не в состоянии остановить запутывающуюся ниточку.
Оставаясь наедине, Он брал в руки фотографию, на которой подруги были изображены вместе, долго и внимательно рассматривал то одну, то другую и сознавал, что привязался к обеим.
Зимой, уезжая в отпуск, к родителям, он взял эту фотографию с собой, захотел разобраться – в себе, в своих мыслях и там, на расстоянии, казалось, что это получилось. Однажды, его застала за этим занятием бабушка. Бабушку Саша любил, ценил и доверял ей многое из того, что не было достоянием гласности. Эта привычка – доверять бабуле свои секреты, осталась у него с детства, когда он жил у нее, дожидаясь возвращения родителей из Венгрии, где служил отец.
- Сашенька, - позвала бабушка, – пойдем обедать, я тебе наготовила вкусного -того, чего ты в своем общежитии еще полгода не поешь, пойдем, мой хороший.
Но внук не услышал, и бабушка вошла в комнату. Обняв его со спины, она уже было хотела повторить свою просьбу, но увидела в руках фотографию.
- Кто это, Саша? - ласково спросила она. Бабушка была невысокого роста, седые волосы были подстрижены в короткое каре и аккуратно зачесаны назад гребенкой. Выразительные голубые глаза светились нежностью, глядя на внука. Он был не единственный, но Любимый. Самый любимый.
- Мне казалось, я запутался немного, - помогая ей присесть рядом, начал Саша так, как будто бабушка знала всю ситуацию от начала до конца. Но она не стала прерывать внука, позволяя высказаться. И он был благодарен ей за это. Бабушка всегда умела слушать его. Кроме того, она была единственным поверенным лицом и хранила многие его тайны.
- Понимаешь, - не переставая смотреть на фотографию, продолжил Саша, - когда я был там, казалось – запутался. И одна нравится, и вторая. И к одной тянет, и ко второй. Но я знаю, чего хочет Эта девушка» - показал он на Иру – «а чего хочет вот Эта – понять не могу, но мне хочется быть с ней, бабуля, а она ведь ни шагу вперед – только улыбается. - Он помолчал еще немного и уверенно добавил, – А знаешь, как будет? С этой я еще погуляю» - он вновь уверенно показал на Иру, - А эта станет моей женой». На этот раз указательный палец Саши остановился на Ане.
- Пойдем жених, - погладив внука по руке, позвала бабушка, - время покажет, а сердце подскажет. Но мой тебе совет – сделай свой выбор тогда, когда ни первой, ни второй не будет рядом, как сейчас.
«…Как сейчас» - вспомнил он слова бабушки. А как сейчас? Сейчас они здесь, обе и ничего не изменилось. Ира демонстративно собирается стать его женой. Аня продолжает прятать то, что у нее на душе. Он и сам ясно понимал, чего хотела Ира, ибо она не скрывала своих мыслей, не стеснялась произносить их вслух, она шла ва-банк. Но он никак не мог решиться на разговор с Аней, а душа просила этого разговора. Он чувствовал, что его тянет к ней, что ему с ней хорошо и просто. Однажды, еще зимой, когда они, как обычно возвращались домой все вместе, Саша, идущий перед Аней по узкой снежной тропинке, неожиданно повернулся и спросил:
-  Поедешь со мной в лес жить? В елки? - и все замерло на мгновение в ожидании ответа. Это мгновение дорогого стоило молодому человеку. Если бы в тот момент его спросили о том, чего он больше всего боится, то он не задумываясь бы ответил: - Услышать слово – «нет».
Но ответ прозвучал отчетливо, быстро и неожиданно. И этот ответ был: - «Да».
Тогда, на встречу шла толпа таких же, как и они студентов, все смешалось в крике и смехе молодых голосов, а когда они вышли на дорогу, и он вопросительно посмотрел на нее, Аня отвела взгляд.
«А что, если повторить? Снова спросить ее об этом?» - думал Саша и тут же останавливал сам себя: - «Что она о тебе подумает? Что ты задаешь вопросы, получаешь ответы и тут же прячешь голову в песок? Нет уж, лучше подождать, только чего?»
Он не переставал думать об этом, так как ситуация выходила из-под контроля, а обидеть ему не хотелось ни одну, ни другую.
Павел, познакомивший всех, отправив в очередной раз жену к ее родителям вместе с подросшей дочерью, предложил отметить надвигающийся праздник вчетвером. По сути, это было предложение Иры, озвученное им, по ее же просьбе. Она прекрасно знала, что родители ее в этот день не вернутся домой, и квартира будет находиться в ее распоряжении. Мать Иры как могла, помогала младшей дочери в обустройстве личной жизни и кирпичик за кирпичиком выкладывала тот фундамент, название которому было «будущее». Там, где дочь ошибалась, и кирпичики ложились криво, а цемент размазывался по стене, мамочка брала шпатель и выравнивала ситуацию. А поскольку претендентов на роль будущего зятя было много – работы у заботливой матери год от года все прибавлялось и прибавлялось. Дочь никогда напрямую не просила родителей уехать в нужный момент, а мать никогда не звала ее с собой, придумывая для строгого отца причины и поводы, которые могли бы оправдать чадо. Возвращаясь, домой, Елизавета Васильевна, умудренная опытом, предпочитала не придавать значения замеченному и увиденному.
Так сложилось и на этот раз. Ира заранее попросила мать отпраздновать весенний праздник в кругу родственников и желательно таких, которые не предложили бы на ночь глядя, вернуться домой, а напротив, выказали бы свое радушие, предложив остаться переночевать. Сама же она планировала пригласить Сашу, а главное Павла, который должен был бы очаровать подругу и убрать ее с жизненного пути Ирочки. Раз и навсегда. Но планам свойственно меняться. Накануне праздника Саша сам позвонил Анне и предложил встретиться. Она не сомневалась, что, то же самое было предложено и Ире, но согласилась. В свои двадцать лет, девочка Аня еще верила в то, что большинство мужчин выбирает в спутницы жизни умных и верных, чистых и преданных, и изо всех сил старалась показать, что она именно такая, да и показывать не было необходимости. У нее это было на лице и в душе. И Он видел это. И он боялся этого. Боялся этой чистоты, сам того не понимая, боялся ее верности и преданности, боялся интеллекта, боялся Её всю, целиком. Законы природы говорят о том, что есть категория мужчин, которые крайне редко в жены выбирают тех, с кем можно общаться, тех, чей ум и благородство можно оценить. Законы природы говорят, что в жены попадают те, кого можно упрекнуть, те, чей уровень интеллекта пониже, чье чувство собственного достоинства заплутало где-то на дорогах Судьбы и необратимо сбилось с пути. С ними легко и просто. С ними не надо думать и придумывать. С ними можно просто плыть по течению. Встречались и более прозаичные варианты, основанные на холодном расчете. Встречались и более романтические, основанные на взаимных чувствах. Аннушка в свои двадцать продолжала верить в победу света над тьмой, не допуская и мысли о том, что может быть иначе. То сочетание слов, что зовется «жизненным опытом» еще не научило ее лгать и изворачиваться, выставлять себя глупой и наивной, не научило говорить о своих желаниях прямо и всуе, ибо опыта этого не было и в помине. Она была такой, какой была и другой быть не умела.
План был неожиданно разрушен тем обстоятельством, что старшее поколение семьи Кучугиных, перенесло празднование начала весны с седьмого на восьмое марта, а это означало, что встретившимся на крыльце курсантского общежития молодым людям, ничего более не оставалось, кроме как менять «коней на переправе". Павел предложил пойти в кино. Недавно открывшаяся в городе сеть видеосалонов, пользовалась большим спросом. К тому же, один из таких салонов, находился поблизости. Саша предложил пойти в кафе. Ира выбрала видеосалон, не сомневаясь в том, что Аня последует ее примеру и ей останется только согласиться. Однако, подруга, неожиданно произнесла:
- А я бы сходила в кафе.
- Ну, вот и хорошо, - продолжил Саша. «Вы идете в кино, а мы – в кафе. В двадцать два ноль- ноль встретимся здесь же». Ира негодовала, она буквально испепелила взглядом карих глаз подругу, всем своим видом давая понять, что та поступила неправильно. Но Аня, сознававшая лишь то, что впереди было двухчасовое пребывание наедине с Сашей, пропустила эту невербальную атаку, пропустила по неопытности своей. Пропустила, не понимая, что за этот поступок ей придется дорого заплатить. Но это было потом, а сейчас они шли по темным и почти опустевшим улицам, утопавшего в празднованиях, города. Кафе, где они могли бы посидеть, были заняты. Они переходили от одного к другому, и везде их встречала табличка с неизменной надписью: «Мест нет». Саше от чего-то очень захотелось сделать приятное этой девушке, которая за последние несколько месяцев превратилась в близкого человека, к которому он привязался всей душой и перед которым чувствовал себя виноватым. Он понимал, что и она привязалась к нему, он видел, с какой нежностью и теплотой она смотрела на него, и сердце щемило от того, что он неосознанно причинял ей боль. Почему-то он не испытывал этих чувств тогда, когда был с той, другой. Прогуливаясь с Ирой по городу, он мог запросто бросить в телефонный автомат монету, набрать номер Анны и разговаривать с ней, честно повествуя о том, что Ира стоит рядом. Поначалу, он делал это забавы ради, позднее – сам не понимал для чего. Быть может, он даже не предполагал, что ласковая Ира, возвращаясь домой, набирала тот же номер, что и он и, словно, между делом спрашивала у подруги:
- Неужели ты не поняла, что с телефонным автоматом все было в порядке? Не хочешь узнать, чем были вызваны паузы? - И не обращая внимания на отрицательный ответ Ани, продолжала:
- Он с тобой разговаривал, а меня целовал, - в трубке раздавался сопутствующий смех.
Аня закрывала глаза в такие моменты. Ей казалось, что если поступить именно так и закрыть глаза, то боль, возникающая где-то там, в глубине души, начнет стихать. Так же, с закрытыми глазами, она находила в себе силы закончить разговор, переведя его в неожиданное русло, и с облегчением положить трубку телефона на место.
Аня повернулась вдруг и неожиданно произнесла:
- Саш, давай больше не будем искать кафе. Давай просто пройдемся – такая погода хорошая, - она улыбнулась, смутившись от своего обращения к нему.
Саша и сам почувствовал предательский холодок удовольствия, пронзивший его насквозь:
- Точно не хочешь? - переспросил он, стараясь не подать вида.
- Абсолютно точно.
- Тогда идем, - Он галантно подставил девушке левую руку, и они пошли вдоль заснеженных улиц. Как оказалось, у них нашлось много общих тем для разговора – один сменял другой, и чем дальше затягивалась беседа, тем легче и приятней им было находиться друг с другом.

Так или иначе, а в двадцать- два ноль–ноль они встретились с парой, вернувшейся из кино. Павел и Ира не напрасно провели время – они не только посмотрели фильм, но и успели обсудить планы на следующий вечер. План этот подвергся существенной корректировке после дерзкого отказа Анны. Изначально, Ира предполагала, что Павел просто составит компанию подруге, которую она считала весьма закомплексованной в отношениях с мужчинами. Собственно говоря, и мужчин то у нее еще не было несмотря на то, что учились они уже на одном из последних курсов и многие не только встречались и дружили с молодыми людьми, но и выходили замуж. Аня ко всему относилась спокойно, до определенного момента считая, что просто не пришел тот день и час, а если быть более точной – не встретился тот человек. А когда этот момент настал, то подругу оповещать она не стала. К комплексам подруги Ира относила и ее полноватую фигуру, и ее нежелание делиться номером домашнего телефона с теми, кто настаивал на этом, и позволять в отношении себя разного рода вольности. Однако, сама Аня считала это нормальным поведением и ничуть не смущалась. Ира считала иначе. И если раньше она полагала, что эти комплексы подруги должны быть разрушены до основания, посредством привлечения третьих лиц, то сейчас она наделила Павла полномочиями не только разрушить, но и прировнять Анну в глазах общего друга ко всем девушкам, страждущим и ищущим. И сделать это ему предстояло за один вечер, за те несколько часов, которые они собирались провести вместе. Поступок был не из лучших, но не лучшие его и обсуждали. Павел и Ира были схожи своим внутренним миром, отношением к жизни, к семейным ценностям, к близким людям, к друзьям. И несмотря на то, что Павел относил себя к друзьям Саши, помочь он согласился Ирине.
-Как кафе? - ехидно спросила Ира, когда Саша и Анна приблизились к ним.
- Обошлось без кафе, мы променяли его на романтическую прогулку по Вашему городу, - столь же ехидно парировал молодой человек.
- Да?!, - не скрывая удивления, спросила девушка, для которой сочетание «романтическая прогулка» прозвучало еще более зловеще, нежели «кафе».
- Да, - серьезно ответил он, глядя ей прямо в глаза.
- Ребята, я поехала домой – у меня скоро последний автобус. «Да и там идти далеко», —произнесла Аня.
Все трое посмотрели на нее с удивлением, но она, повернувшись, уже спускалась по ступенькам.
- Аня, постой, мы проводим» - Саша попытался удержать ее за плечо, но не успел и кивнув остальным, приглашая за собой, последовал за Анной. Ира тут же присоединилась, а Павел, отказавшись, поднялся к себе в общежитие.
- Почему ты не остаешься у меня? - голос Иры звучал натянуто. С одной стороны было понятно, от чего подруга едет домой, с другой – она была рада и боялась малейшей ноткой своего голоса выдать эту неожиданную радость.
-Может она и не приедет завтра, тогда и Павла не надо звать, тогда и мы останемся вдвоем, - закралась вдруг коварная мысль, когда Ира увидела, как Аня, на ходу, бросив «Пока», села в автобус и не повернувшись на прощание, уехала.

Саша не курил, но сигареты у него с собой были всегда. Он достал одну и отвернувшись в сторону, противоположную, направлению ветра, поднес зажигалку к сигарете. Отличное настроение, захватившее его еще несколько часов назад, куда-то улетучилось. Ветер усиливался. Ира, обдумывая, как ей поступить дальше, молчала и смотрела то на Сашу, то в сторону. Она не знала, что предпринять, а точнее какой из приемов выбрать в этот раз. Как правило, она использовала либо внезапно появлявшиеся на ветру слезы, либо нежно обвивала руками жертву и дарила столь страстный и нежный поцелуй, против которого не было шансов устоять.
«Да, подружка, задала ты мне задачу, но, я справлюсь – тебя вот только жалко немного, но ничего – жалость – это проходящее».
-Пойдем? - она взяла Сашу за локоть, -холодно становится.
- На твою остановку? - искоса глядя на нее, спросил он.
- Можно и пройтись немного, - тихим голосом ответила Ира.
- Так ведь холодно становится» - повторил он ее же фразу, направляясь к остановке трамвая, которая была здесь же, за перекрестком.
Народу в трамвае было немного, и они сели на первые же свободные места.
-Что-то случилось? - как ни в чем не бывало, спросила Ирина. – ты совсем не разговариваешь
- Нет, все нормально, просто устал.
- А я подумала, что ты обиделся на то, что я пошла с Пашей, а не с тобой.
- Ерунда, все нормально.
- Завтра все по плану, как договаривались?
- А как Вы договаривались? - в голосе Саши послышалась саркастическая нотка.
- Не Вы, а мы – у меня вечером: ты, я, Паша и Аня, - и выдержав паузу, добавила- Можно просто – мы с тобой.
Саша молчал. Он понимал, к чему клонит Ира, но был не готов к такому повороту событий. Многое останавливало его от решительных действий: он считал их подругами и не хотел, чтобы эта дружба закончилась ссорой. Он был привязан к обеим. И к тому же было еще одно обстоятельство, которое не спешило придавать ускорения в отношениях ни с той, ни с другой девушкой. И они обе об этом не знали. Они не знали, что была еще третья. Младше, наивнее, увереннее, но она была. И была, и жила в Новосибирске. Звали ее Мила, и она считалась официальной невестой Саши. Познакомились они давно, еще в ту пору, когда их родители служили в Венгрии. В их жизни не происходило ничего особенного – вопрос был давно решен и не вызывал ни у кого сомнений, но Мила заметила, что звонки с некоторых пор стали реже, разговоры суше и равнодушнее. Недолго думая, она приехала в дом его родителей, как раз накануне приезда Саши в отпуск. Подходя к подъезду, он поднял голову и привычным движением глаз, отыскав окна, заметил приглушенный свет в своей комнате.
«Что-то здесь не так… или… у меня гости» - пронеслась мысль.
Он оказался прав. Двери открыла Мила и, не дав войти, бросилась к нему навстречу. Как ни странно, но он не почувствовал ни радости, ни разочарования, ни отчуждения. Она не показалась ему ни родной, ни чужой.
-Так что ты скажешь? - услышал он голос Иры, который вернул его к действительности.
- Помнишь, я рассказывал тебе о том, что у меня есть сестра? - прозвучал неожиданный вопрос. Саша смотрел Ире прямо в глаза.
- Мила? - произнесла она, понимая и чувствуя, что вопрос этот был задан неспроста.
- Мила - последовал задумчивый ответ, а за ним долгая пауза, которую Ира, несмотря на любопытство, предпочла поддержать.
— Это моя невеста, - вдруг четким и резким голосом произнес он.
Такого поворота событий Ира и впрямь не ожидала. Воцарилась тишина, и только стук колес трамвая, и голос вагоновожатой, монотонно сообщавшей названия остановок, поочередно нарушали ее. Они, молча, доехали до дома, где жила Ира, зашли в подъезд и поднялись, как обычно, на третий этаж. Шутить почему-то не хотелось.
Ира думала о том, что теперь все будет сложнее, и совсем не с Аней предстояло бороться за место под солнцем, а с неизвестной Милой. То, что борьба эта была неизбежна, она чувствовала.
-Расскажи мне о ней, - тихим голосом, готовой в любую минуту расплакаться, женщины, обратилась она к Саше.
«Промолчит – значит, шансы равны нулю, расскажет – значит все не так плохо», - размышляла она.
- Что рассказывать? Мы познакомились в Венгрии, когда родители служили. Там было развито землячество, а так как мы были из Свердловска, а они из Новосибирска – подружились сначала наши родители, а потом и мы. Проводили вместе почти все свободное время – по большей части на лыжах. Потом со мной произошел несчастный случай. Как – то мы нашли склоны, похожие на наши, Уральские и решили там потренироваться. Мила младше меня на четыре года и я, помимо всего прочего помогал ей осваивать этот вид спорта. На очередном спуске, который я показывал для нее, мне очень захотелось покрасоваться и , не оценив ситуацию, я сделал крутой вираж…» - неожиданно для Иры, Саша достал сигарету и прикурил. Затянувшись, он продолжал:
-Вираж закончился тем, что я переломал себе все ноги и ребра, меня отвезли в больницу, а после, отправили в Союз. Родители Милы вместе с ней и мои родители оставались там еще больше двух лет. Они приезжали в отпуск, и мы встречались, но дом мой теперь был в Свердловске, а Милы – в Новосибирске. Скучали друг по другу – первое время очень сильно. А когда я поступил в военное училище, договорились, что в год его окончания – поженимся. Ей как раз должно было исполнится восемнадцать. И все шло к этому, все идет к этому».
- «Вот почему ты говорил, что свадьба твоя будет или там, или там, но не здесь» - задумчиво произнесла Ира, глядя в темное окно подъезда.
Ответа не последовало. Саша, молча, докурил сигарету и, выбросив окурок в урну, притянул ее к себе:
— Вот такие дела… теперь скажете, что все мы одинаковые…ладно, я пойду, поздно уже. – он притянул Иру чуть ближе и поцеловал.
- Все к лучшему. - подумала она, провожая его взглядом. - Все к лучшему.

Аня вернулась домой не в настроении. Мама заметила это сразу, как только дочь вошла в дом. Она, молча, разделась и прошла к себе в комнату, не сказав ни слова. Более того, она не просто прошла в комнату – она сразу легла в постель и отвернулась к стене, притворившись спящей. Это означало одно – разговаривать она не хотела ни о чем и ни с кем. Мама, войдя в комнату, молча, постояла за спиной дочери, надеясь, что та все же пожалеет мать и расскажет, что произошло, но этого не случилось, и она вышла, понурив голову. Ей хотелось знать, что произошло и происходило уже третий месяц подряд с ее младшей дочерью. Безусловно, многое ей было известно, но это вызывало еще большее недоумение и непонимание. Она хотела было поторопить события, и вызвать дочь на разговор, но это не принесло желанного результата, и мама предпочла продолжать наблюдать за развитием ситуации со стороны. Это было сложно – мнение складывалось субъективное, но по-другому пока и быть не могло.
Субъективно, Елизавета Васильевна относилась к чувствам дочери, так как не понимала того, как можно дружить втроем. Субъективно относилась к Саше, так как не понимала, как можно дружить с двумя девушками сразу. И лишь подругу дочери ее мнение не затрагивало. Она, с точки зрения человека, прожившего непростую и довольно долгую семейную жизнь, прекрасно понимала цели Иры, и, зная ее кроткий для окружающих, но спортивный в душе, характер, была уверена в том, что та одержит-таки победу над дочерью, а потому уже несколько раз пыталась заговорить с Анной о том, что надо бы отступиться и прекратить эти встречи втроем. Аня, в такие моменты, смотрела на мать удивленными, полными беспомощности, глазами и, не в состоянии была дать достойный отпор этим словам. Пару раз она начинала объяснять маме что чувствует по отношению к молодому человеку, как относится к Саше, пыталась донести до нее всю нежность и трепетность своего состояния, но нарывалась на неизменное:
- Дочь моя, их еще столько будет – у тебя ведь вся жизнь впереди…
Аня пыталась сказать, что их больше не будет, что Он – Один, но раз за разом, наталкиваясь на еле заметную усмешку карих глаз матери, она поняла, что слова ее не слышат и сколько бы она не повторяла их, поддержки и помощи ей не найти. Когда Аня поняла это, она просто перестала рассказывать о развитии событий. Она не винила мать в том, что Елизавета Васильевна заняла такую позицию. По-другому просто и быть не могло – когда-то, не найдя поддержки у своей матери, она сама поступила именно так – отступила и вышла замуж за того, к кому была абсолютно равнодушна. Практическая сторона ее характера возобладала над теми чувствами, что она испытывала к человеку, предавшему ее. Она не стала бороться и страдать. Аккуратно вступая в оставленные матерью следы, пришла к своей семейной жизни и Юлия, старшая Анина сестра. Несмотря на то, что характеры у мамы и старшей сестры были разные, поступки их мало чем отличались друг от друга, ибо звезды свели их под одним знаком, Юлия тоже уехала из города, с высоко поднятой головой и желанием забыть того, кого любила. Очень скоро, у нее это получилось.
Она встретила в небольшом городке того, за кого вышла замуж, к удивлению младшей сестры.
Аня не считала оба эти поступка правильными, и несмотря на то, что семейная жизнь сестры складывалась намного лучше, чем у родителей, не желала идти по стопам старших поколений. Аня искренне считала, что выходить замуж нужно всего один раз в жизни и только за любимого человека. А если Судьба распоряжается так, что такой Человек не встречается, то не стоит обременять своим присутствием другого, ни в чем неповинного. Она часто вспоминала слова Омара Хайяма о том, что «лучше голодать, чем кушать, что попало и лучше быть одной, чем с кем попало быть…» Только не понимала девочка тогда – насколько трудно быть одной. Догадывалась, но не понимала.

Притворившись спящей, Аня, конечно же, и не думала засыпать. Мысли крутились в голове, словно карусель на детской площадке – она не успевала подумать об одном, как тут же на ум закрадывалось что-то другое, а рядом в ожидании своей очереди, подкрадывалось третье. С одной стороны, она пыталась гнать все дурное прочь, оставив лишь воспоминания о прошедшем вечере, о том, как они с Сашей гуляли по вечернему городу, а с другой, совсем не хотела вспоминать все комментарии и последовавшие за этим события. Правильно ли она поступила, уехав, не попрощавшись и тем самым дав понять всем присутствующим, что, отпущенные в ее адрес колкости, достигли цели? Она не знала. Она не знала теперь, что принесет следующий день – состоится ли запланированный праздник или отложится на неопределенный срок. Она не знала. В конце концов, сон сморил ее и, засыпая, она вспомнила слова легендарную фразу: «Обо всем этом я подумаю завтра».
А завтра был настоящий выходной день, без занятий в институте, без лишних хлопот и можно было себе позволить задержаться в теплой постели, что, собственно, и сделала Аня. Проснувшись рано утром, и ощутив всю прелесть весеннего дня, Аня потянулась – мышцы напряглись и расслабились. Она улыбнулась, вспомнив старую квартиру и свое детство, проведенное в одной комнате с бабушкой. Она так же просыпалась по утрам, и как только начинала тянуться, сию минуту раздавался суровый голос бабушки:
- А ну перестань потягаться – вздумала чертям силу раздавать! - бабушка была набожная и свято верила как в существование Всевышнего, так и в существование его Недругов.
Вспомнив эти слова, она почти засмеялась и громко вслух произнесла:
- Да уж, силы мне сегодня понадобятся. И немалые силы.
От чего-то она проснулась с твердым убеждением, что праздник состоится и будет на этом празднике все так, как она и предполагала – так, как она и хотела: просто праздник, без присущего подруге логического завершения почти всех вечеринок.
Все будет хорошо. И не успела она обо всем этом подумать, как раздался телефонный звонок.
- Привет, - услышала она знакомый и игривый голос Саши. - Не спишь?
- Не сплю – с тобой разговариваю, - Аня поневоле улыбнулась, разглядывая на стене лучи солнца, догонявшие друг друга.
- Как ты вчера доехала? Дошла? Прости, что не перезвонил – я до автомата дошел, как обычно, в первом часу ночи – а ты мои принципы знаешь – после 22:00 звонить неприлично.
- А девушку одну в ночь отправлять прилично? - наигранно сердито парировала Анна.
- Аня, я же говорю – Прости. Ты так неожиданно уехала, я даже «до свидания» не успел сказать, даже не поцеловал как обычно.
- Саш, да я не сержусь – проснулась сегодня в таком хорошем настроении – мало ли чего не бывает, правда?
- Правда. Как насчет сегодня? Все в силе?
- Ну, если вчера, после моего отъезда ничего не изменилось…- она не успела договорить.
- По поводу сегодняшнего вечера – ничего не изменилось, а по поводу всего остального - изменилось. – голос его из игривого стал серьезным. - Я вчера все рассказал Ире. Она пыталась спровоцировать меня на определенные шаги, но я был не готов к этому – пришлось рассказать. Не хотелось бы, чтобы и ты была в неведении, и для тебя бы это стало неожиданностью. - он замолчал.
Аня слушала, совершенно не понимая, о чем идет речь, но перебивать ей не хотелось.
- Алло?
- Я слушаю, Саша, слушаю…
- Аня, я не скрою – я очень привязался к Вам обеим, но не хочу, чтобы Вы ссорились из-за меня. Ирина начала строить серьезные планы и у меня они серьезные, но я не хочу торопить события. Мне надо во всем разобраться. - он помолчал еще немного, - У меня невеста в Новосибирске.
- Саша…, - начала, было, Анна.
- Подожди. Дослушай. Она была, и она есть, но это не значит, что она ею останется. Мне надо разобраться во всем. Помоги – не поддавайся на Ирины провокации и уловки, не отвечай ей тем же. Не знаю почему, но очень тебя прошу. Я и сейчас тебе все рассказываю лишь для того, чтоб ты опять вечером не уехала неожиданно, узнав обо всем этом, а то, что тебя оповестят, я не сомневаюсь.
- Саша… это все очень неожиданно… Я постараюсь. - она с трудом взяла себя в руки и решив сменить тему, спросила:
- Во сколько мы сегодня встречаемся?
- В восемь, у Ирины. Мы приедем с Пашей.
- Хорошо. А Ирина в курсе, что я приеду или мне ей перезвонить? Мне кажется, вчера вечером она была не слишком расположена приглашать меня в гости…
- Нет, все в порядке. Все, как договаривались.
- Тогда до восьми?
- До восьми.
- Пока?
- Пока, - ответил Саша и почему-то не спешил класть трубку.
- Аня?
- Да, Саш?
- Клади первая трубку.
- Хорошо. - Аня положила трубку и откинулась на подушку.
Невеста…, пронеслась мысль. Господи, Боже Мой! За что ты со мной так?! Меня одна тут топчет и топчет…что ж теперь делать? Неужели это все? Не может такого быть… Он ведь сказал, что не разобрался еще, не знает, что делать…Может быть передумал жениться на невесте? И кто она? И откуда? Интересно, как сейчас поведет себя Ира? Вероятнее всего, пойдет напролом испытанным способом и… не позднее, чем сегодня. Да, Анечка… вечер тебе предстоит не из легких, но ведь никто не обещал, что будет легко.

Глава 7.

Аня поднялась на пятый этаж и привычно нажала кнопку звонка. Они, конечно, созвонились с Ирой, и как оказалось, Аня напрасно переживала по поводу того, что услышит в свой адрес упреки, которые накануне, подруга выдала ей осуждающим взглядом. Этого не произошло. Напротив, Ирина была весела и разговорчива – она в двух словах рассказала о том, как они с Сашей доехали до дома. Как долго стояли и разговаривали на привычном месте, как он целовал ее на прощание. Каким долгим и затянувшимся оказался этот момент. Не сказать, что последнее совсем не задевало Аню, но и сказать, что сильно задевало – было бы, наверное, неправильно. Она привыкла к этому – привыкла к тому, что уходя, он сначала прощался с Ирой, а потом с ней…по-дружески…
Молодые люди пришли вовремя – стол был накрыт, подруги уже успели переодеться, и вышли встретить их вместе. Несмотря на то, что Аня недолюбливала Павла, за столом они оказались рядом, благодаря смекалке и ловкости Ирины. Она не стала капризничать.
Первый тост, как принято, было в этой компании, поднимался за повод, а поскольку поводом послужил Международный Женский День, то, разумеется, он был за девушек, второй – за всех присутствующих. Третий неожиданно произнесла Ирина, и вместо привычного тоста: «За Любовь!» произнесла:
- А теперь за отсутствующих, - она выдержала паузу, - Невест...
Воцарилась тишина. Аня и Саша смотрели на нее. Павел, демонстративно увлекся тем, что показывал телевизионный экран, и взгляд его был такой внимательный, что казалось там транслировалось нечто невероятное, хотя в действительности был показ какого-то третьесортного польского фильма, вызывавшего попеременно то хохот, то раздражение.
- За невест, так за невест. За отсутствующих, так за отсутствующих, - подняла бокал Анна. – А чья невеста? Паша, ты разводиться собрался?
- Да, нет, разводиться я не собираюсь, а вот время сегодня провести неплохо – совсем не против. Ты как? - обратился он к Ане.
- Я – никак. Мне кажется, это еще вчера было понятно. - резко ответила девушка, сраженная подобной бесцеремонностью. - Если тебе кто-то что-то обещал от моего имени, то все вопросы туда.
- Чем же я тогда заниматься буду? - удивленно произнес Павел.
- Кино досматривать. - Аня вновь приподняла бокал и повернувшись к Саше, произнесла:
- За невест?
Саша, в знак солидарности, поднял бокал, и Ире ничего не оставалось делать, кроме как присоединиться.
- А я тоже буду кино досматривать, - лукаво произнес он, глядя в Ирину сторону.
Она ехидно улыбнулась, подыграв.
- А ты почему не спрашиваешь, о какой невесте все говорят, - обратилась она к подруге.
- О той, что из Новосибирска, - спокойно ответила Анна.
- Ты знала?!- не скрывая удивления, спросила Ира.
- Знала.
-Да…, - задумчиво произнесла Ирина. Мысли понеслись сами собой, и было их так много, что захотелось отложить на потом. Ей вообще, все захотелось отложить на потом, кроме одного. Она вышла из комнаты и через минуту вернулась:
- Саша, можно тебя? Помоги, пожалуйста.
Он встал, и бросив взгляд на Аню, вышел из комнаты.
- Так чем же мы все-таки займемся? – не скрывая иронии в голосе, произнес Павел.
- Я ж тебе объяснила, - просто и равнодушно ответила Аня, - ты смотришь фильм, а я иду мыть посуду. Потом я ложусь спать, в прямом смысле этого слова. Если тебе тоже захочется вздремнуть – диван широкий, не стесняйся.
- А мне говорили, что ты скромница, которую нужно развлечь по полной программе. Что-то я этого не наблюдаю – язык «длинный», да и развлекаться ты вроде как не собираешься. Или собираешься?
- Развлекаются за меня в соседней комнате. Больше вопросов нет? - в ее голосе послышались нотки раздражения.
- Соседняя комната не должна тебя касаться, – оставь ее в покое. Иру я имею в виду. Пусть делает то, что делает, и не вставляй ей палки в колеса, я не дам тебе перейти дорогу. Он смотрел прямо на Аню, и взгляд его карих, слегка по-бычьи посаженных глаз, поднял в ней такую волну негодования, что она усилием воли сдержала свой порыв отправить тарелку со знаменитым «оливье» прямо в него.
- Ты поняла? – уже мягче спросил он.
- Я давно все поняла и не тебе меня учить, Дорогой Друг моей подруги. Ты сейчас должен вспоминать о жене и дочери, а не думать о том, как бы уложить меня в постель, - я понятно изъясняюсь?
- Более чем, - тихо произнес Павел.
Аня вышла. Первой ее мыслью было – уехать. Немедленно уехать. Но, к сожалению, мысль эта не была реальной. Дом семьи Кучугиных находился на другом конце города, и даже если б она успела на последний трамвай, последний автобус в сторону ее дома, уже ушел…

- Ну, что ж ты, Ира? -Саша крепко прижал девушку к себе. Он целовал ее уже минут пятнадцать, пытаясь придать ситуации другой оборот, но она, смеясь, возвращала его руки в исходное положение, - Что, же ты делаешь? Ты же хочешь этого – давно хочешь, почему не сегодня, не сейчас?
- Не сейчас, - повторила его слова Ирина. - Не сейчас, скоро. Я, правда, хочу, но не сейчас.
- Тогда что мы здесь делаем? Пойдем обратно?
- Нет, тоже не сейчас. Вдруг…
- Перестань, вдруг там ничего быть не может, - резко сказал Саша. - Ты послушай, они, чуть ли не кричат друг на друга.
- Не хочу я их слушать, - она снова обвила его шею руками и совместила это объятие с затянувшимся поцелуем.
Саша обнял ее за плечи:
- Пойдем. Не мучай меня.
Они вышел из комнаты первым и лицом к лицу столкнулся с Аней. Их взгляды встретились в свете восходящей луны только на мгновение, но он успел прочитать и увидеть вопрос в ее серых глазах:
- А как же… не торопись?
Сердце защемило, он вскользь прикоснулся к ее руке, как бы извиняясь, выискивая поддержку и понимание, задержал на мгновение, и прошел мимо.
Кучугины старшие вернулись неожиданно. Когда в дверях повернулся ключ – подруги переглянулись. Им это было несвойственно. Но, видимо родительское чутье не подвело отца Иры, и, несмотря на поздний час, он уговорил жену поехать домой. Обменявшись приветствиями, и убедившись в том, что молодое поколение ведет себя пристойно, родители удалились к себе. Но не забыли при этом напомнить, что спать следует лечь в разных комнатах – подругам в одной комнате, друзьям в другой. Прозвучало это недвусмысленно, и несмотря на то, что мама пообещала не тревожить, дочь, остерегавшаяся отца, выполнила его указания в точности так, как он велел.
Да и сложилось все довольно глупо. Праздник закончился досмотром все того же нескончаемого польского фильма, из которого все понемногу пытались сделать комедию. Но всеобщего веселья не получалось. Однако, Ира была довольна тем, что положила начало плану, зародившемуся совсем недавно. Павел был доволен тем, что как ему казалось, это именно он расставил все точки над «i». Аня же просто смотрела, без каких бы то ни было эмоций – хорошее настроение, посетившее ее с утра, бесследно исчезло, подогретое сомнениями и домыслами на предмет того, что же происходило в другой комнате в то время, как Анна и Павел проясняли друг другу сложившуюся ситуацию. Аня, прекрасно понимала, что если подруга перешла некую грань, то ничего хорошего ей, Анне – это не сулило. Если не перешла, то это было по меньшей мере странно, и настораживало еще больше. Саша чувствовал себя не совсем уютно. И на душе скребли кошки. Он испытывал чувство вины перед девушкой, которой он ничего не обещал. Не обещал ей, но никто не знал, какие обещания он давал самому себе, продолжая общение с обеими подругами и, не забывая при этом, Милу.
Чем ближе был день окончания военного училища, тем яснее он понимал, что свадьба в Новосибирске не состоится. Он не мучил себя этим, не перебирал варианты. Просто, вернувшись из зимнего отпуска, и проснувшись однажды утром, он понял, что все идет к этому. Пробыв вместе с Милой всего пару дней, Саша, неожиданно для себя, открыл простую истину – Они совсем разные. Мила все больше говорила о деньгах, дефицитных вещах. Привыкшая к европейским магазинам, вернувшись на Родину, она была шокирована пустыми на ее взгляд полками, увешанными непонятно какой одеждой. Но и это было не главное. Главное, что уяснил для себя Саша, заключалось в том, что эти двое победили, и выбор предстояло делать среди них. И этот выбор он должен был сделать сам. Но он был не готов, а потому, сообщив обеим девушкам о том, что его терпеливо дожидается невеста, обеспечил себе некий тайм-аут. До Выпуска оставалось всего ничего - чуть больше трех месяцев, но он безумно надеялся на отпущенное время. Надеялся на то, что проблемы решатся, а страсти улягутся. Мысль оставить их обеих в покое и уехать по распределению не казалась ему удачной.
Сегодняшняя же ситуация показала, что если так пойдет и дальше, то с каждым днем неразрешенных проблем будет добавляться. Зачем, вообще, он пришел сюда? Зачем повел себя так, как повел? Он не мог ответить ни на один вопрос.

Время, на лечебные свойства которого, многим нравится уповать, тянулось медленно. Первый весенний месяц ничего не изменил в жизни Анны. Она продолжала исправно ездить на занятия, посещать лекции, готовиться к семинарам, проводить свободное время с подругами. Продолжала ждать звонков Саши. И они раздавались. Раздавались по вечерам, когда она возвращалась домой. Им обоим нравились эти разговоры, которые они обоюдно называли разговорами ни о чем. Так бывает, когда хочешь не столько поговорить с человеком, сколько услышать его: голос, интонации, настроение. Порой Анна настолько увлекалась этими разговорами, что приносила в жертву звонки сестры, возвещавшие о себе короткими гудками междугородней линии. Ей, разумеется, было стыдно, что она заставляла Юлию специально пришедшую на переговорный пункт, ждать, а не дождавшись, уходить домой, но ничего не могла поделать с собой и своим непреодолимым желанием бесконечно продолжать разговор с молодым человеком.
Между тем, март приближался к концу, и сестра настойчиво просила приехать в гости, так как, не имея рядом ни одного родного человека, скучала и по дому, и по родителям, и по сестре. Для Анны это не составляло труда. В те годы самолеты летали часто, были они, правда, маленькие – АН -24 всего лишь, не всегда исправные, но то не было проблемой. Если не хватало деталей или выходил из строя какой-то механизм, механики терпеливо дожидались первого попавшегося рейса – снимали с него все необходимое и отправляли задержавшийся самолет в небо. Прилетевший же самолет дожидался следующего. Помимо всего прочего, билеты стоили совсем недорого, и учитывая пятидесятипроцентную скидку, которая предоставлялась студентам, обходилось Ане в смехотворную сумму по тем временам – десять рублей. Все складывалось удачно для этой поездки, кроме одного – желания. Желание категорически отсутствовало. Аня пыталась заставить себя саму поверить в необходимость этой поездки, но как только на вторую чашу весов укладывалось общение с Сашей, она неизменно опускалась вниз.
Все нравилось девушке в том городе, где жила сестра: и дома, и улицы, и люди. Она скучала по племяннику, который был для нее очень близким и, безусловно, родным человечком, скучала по Юле, но вот уже несколько дней не могла пересилить себя и в ответ на предложение сестры сказать: «Да». Она даже в самом страшном сне не могла себе представить сейчас, что вечером не услышит телефонного звонка, не услышит ставшего привычным: «Здравствуйте, Анна Владимировна!» Не услышит по той простой причине, что у сестры не было домашнего телефона, а до мобильных телефонов оставался еще не один год жизни.
Но чудо свершилось неожиданно. После никем несанкционированной прогулки по городу и последующего празднования, Саша и Анна практически не встречались, но нельзя было сказать, то же самое об Ире и Саше. Роли распределились как-то сами собой - с Ирой Саша встречался, а с Анной общался и надо отметить, что последнее доставляло ему отнюдь не меньшее удовольствие. Возвращаясь с прогулки, он исправно забрасывал в автомат «двушку», и набирал уже ставший знакомым, номер. При этом, правило, которому он всегда следовал, утратило силу и значимость – этот номер он мог набрать теперь и после десяти вечера, и после одиннадцати, и ближе к полуночи. И мог он это сделать только потому, что всем своим существом чувствовал, что ему рады, что его звонков ждут, что с ним хотят разговаривать. И он не ошибался.
- Привет, - как обычно, только ему присущей интонацией, произнес Саша.
- Привет, Дорогой, - просто произнесла Анна.
- Какой!?- от удивления и неожиданности, Саша даже не смог скрыть в голосе той радости, которая, выплеснувшись через край, прозвучала в этом коротком вопросе.
- Сашечка, - она уже давно перестала стесняться этого обращения, - тебе просто повторить или озвучить всю фразу, которую сил нет сдерживать?
- Всю. - твердо произнес Саша. Он не боялся ее услышать. Он хотел этого. Ибо паутина этих отношений так затянула его в сети, что он совсем не видел выхода. Саша понимал, чего добивалась одна из подруг, встречаясь с ней. Но больше того ему хотелось понять чувства и мысли другой, а другая не спешила навстречу, ограничивая общение, хотя и долгими, но телефонными разговорами. Он не понимал, что происходило между ними, но однозначно не хотел их ссоры. А между ними не происходило ничего нового. Все встало на круги своя еще в начале весны. Все точки были расставлены. Ира понимала, что Аня неравнодушна к Саше, а Аня понимала, что Ира составила план действий по преодолению препятствия по имени «Анна» и теперь все зависело от самого парня. Как бы там ни было, ни та, ни другая не выставили напоказ ту трещину, которую дали их отношения и в группе, где они учились, поначалу все сочли это за очередную интригу Иры, под руку которой попалась на этот раз последняя из близких подруг. Многие об этом знали и предпочитали не вмешиваться в отношения подруг, считая это делом неблагодарным. Так было и на этот раз. Почти все знали. Почти все видели. Но все предпочитали политику невмешательства. И это было правильно.
- Всю, - снова повторил Саша.
- Милый, Дорогой, Любимый, Единственный.
Воцарилась пауза. Но ненадолго.
- Ань, мне чертовски приятно это слышать. - Саша помолчал, - Скажу больше – я рад, что услышал эти слова именно от тебя и именно сейчас.
- И я рада, мой Хороший, что я их произнесла, - все так и есть.
- Ты не пожалеешь об этом?
- Нет, что ты!
- У меня такое чувство, что ты что-то не договариваешь, расскажешь?
- Да. Сейчас, наверное, да. Сестра приглашает в гости в конце месяца- на неделю. У нас как раз пауза в учебе, и я могла бы поехать…
- Тебя что-то останавливает?
- Ты. Я буду очень скучать по тебе.
Услышав это, Саша закрыл глаза и прислонился лбом к телефонному автомату, словно холод железа мог остудить тот жар, в который его бросили слова девушки. Как давно он ждал этих слов… и как боялся. Пауза затянулась.
- Саша?
- Да, Анечка, я здесь. Все в порядке.
- И мне не следует жалеть о том, что я сейчас сказала?
- Думаю – нет. Ты поезжай к сестре. Я…тоже буду скучать по тебе. Спокойной ночи. - Он повесил трубку и долго еще сидел на скамейке около того самого автомата, обдумывая то, что теперь ему предстояло сделать. Он бы с удовольствием закурил, но не делал этого уже давно, и сигарет с собой не было.

Что же такое выбор и как его сделать так, чтобы не совершить ошибку? Как сделать этот выбор так, чтобы не задеть тех, кто окажется рядом? Человеку свойственно ошибаться, но иногда не представляется возможным узнать, был ли выбранный путь ошибочным или, напротив, верным. Невозможно предсказать с кем он будет счастлив, а с кем жизнь его покатится под откос. Предположим, он принял решение, и жизнь не сложилась с тем, в чью пользу оказался выбор. Но ведь и сказать, что с тем, кто остался в стороне все бы сложилось удачно – он тоже не может. Он не знает, как бы все сложилось с ним или с ней, точно так же как не знает того куда привели бы его дороги жизни, обойди он стороной и того, и другого…
Вот об этом и думал Саша, когда вдруг отчетливо понял, что выбор ему предстоит сделать не через два месяца, не через три, а практически сейчас. И он практически сделал его.


Глава 8.

Зал ожидания аэропорта был полон. Шел сильный снег, не собиравшийся прекращать мучений, измотанных пассажиров. Диктор объявила задержку прибытия и вылета нескольких рейсов. Номер рейса Анны среди них не прозвучал. Они приехали в аэропорт вчетвером: Саша, Ирина и Наташа, которая, разумеется, была в курсе происходящих событий. Аня попросила ее поехать специально. С одной стороны, чтобы не томиться в гнетущей тишине. С другой, чтобы подруга могла высказать свое независимое мнение, глядя на то, что происходило внутри треугольника. И может быть оценить ситуацию.
Её мнение Анна ценила и относилась к нему уважительно. Наташа никогда и ничего не комментировала, и лишь очень близким людям она могла высказать свои мысли, но при одном условии – если ее об этом просили.
Она была Ириной одноклассницей. Они вместе поступили в институт и оказались в разных группах, но студенческие поездки первокурсников на знаменитую уборку овощей на колхозных полях, сблизили многих. Группы, в которых учились вчерашние одноклассницы, волею судьбы оказались соседними и сдружились первыми. Через год группу Наташи расформировали, и большая часть студентов оказалась в той, где училась Ира. Первый день учебного года на втором курсе ознаменовался тем, что внутри и без того маленькой группы студентов английского отделения, сформировались наобум, как тогда показалось, пары, трио и квартеты тех, кто подружился на долгие годы. Тогда казалось, что это произошло спонтанно, случайно, но это потом, спустя время, набравшись жизненного опыта, человек начинает понимать, что в жизни не бывает ничего случайного. Жизнь – это череда закономерностей, которую невозможно отследить в молодости, судорожно пытаешься изменить в среднем возрасте, а после, то с улыбкой, а то со слезой, медленно стекающей по лицу, покрытому морщинами, вспоминаешь в старости, до которой едва успеваешь дожить.

В тот день Аня и Наташа оказались за одним учебным столом. Так получилось. Потом они заговорили – Наташа рассказывала, как они с мамой отдыхали в Крыму, а Аня поделилась тем, как прошел отдых с мамой в Подмосковье. Они разговаривали урывками и на перемене и незаметно для себя рассказали друг другу о себе очень многое. Так, Наташа узнала о семье Ани, а Аня, в свою очередь о семье Наташи. И жизнь их, и детство и весь уклад были полной противоположностью, но чем дальше они дружили, тем крепче становились их отношения. Никто из подруг не мог так понять подругу, как Аня, не понаслышке знавшая, что такое проблемы со зрением и которая легко могла заставить ее снять линзы, причинявшие боль, подставить свою руку и проводить до дома. Не всем Наташа могла подать эту руку, признавшись в своей слабости. Не всем и Аня рассказывала о своих проблемах – никто не знал, о том, что мама ее давно и безнадежно больна, что для отца она может что-то и значила, но где-то очень глубоко в душе. Что сестра, которую она любила и к которой была привязана, уехала, оставив в доме, где ей было безумно одиноко.
 
Родители Наташи, напротив, любили друг друга, но так получилось, что уже давно жили в разных городах. Отец ее души не чаял в дочери, и долго переживал расставание с ней, но переехать в город, где жила жена, не мог – корни крепко вязали его к тому месту, где он родился и вырос. Он часто приезжал, но ненадолго – быть может, от того, что не хотел бередить свои, еще незажившие раны. Мама Наташи была добрейшей души человеком, и всю свою жизнь посвятила дочери, которую она боготворила, и которую было за что боготворить. Как бы там ни было - они нашли друг друга и чем далее продвигались их отношения, тем ближе и понятнее Аня становилась Наташе, и наоборот.
В данной ситуации, Наташа взяла на себя роль стороннего наблюдателя. Она видела и слышала, что происходит. Но предпочитала не спрашивать и не вмешиваться до тех пор, пока подруга сама не пришла и не попросила об этом. А в сущности, попросила она об одном – оценить поведение Саши и его отношение к обеим девушкам. Скрыть, что-либо от проницательного взгляда Наташи не представлялось возможным, но Саша не знал об этом, и не хотел ничего скрывать, а потому вел себя непосредственно: шутил, развлекался и развлекал подруг – настроение, казалось, у всех было отличное. Регистрацию на рейс, которым должна была лететь Анна, объявили неожиданно. Неожиданно для всех повел себя и Саша. Они стояли посередине зала и смотрели друг другу в глаза.
Ира и Наташа немного отошли в сторону.
- Будешь скучать, как обещала? - он обнял ее одной рукой.
- Конечно, дай мне что-нибудь, не знаю: брелок, ключ, что-нибудь, что будет напоминать о тебе всю неделю…
- Да у меня и нет ничего с собой, Анечка – задумчиво ответил он. – Подожди…- достал из внутреннего кармана маленькую металлическую расческу и положил ей в руку.
- Спасибо, - улыбнулась она.
- А ты мне? Дашь что-нибудь?
- А я, я приеду и сделаю тебе подарок. Я его еще из Москвы привезла.
- Из Москвы?! Мне!? - она не переставала удивлять его. -- Я буду ждать. Первого? Ты возвращаешься первого?
-Тридцать первого, -уточнила Аня, взглянув на дату в обратном билете.
-О, я буду ждать тебя на КПП. В двенадцать.
- Спасибо,- успела она договорить еще раз, и почувствовала нежное прикосновение его губ, и закрыв глаза от испытываемого удовольствия, не заметила взгляд той, которая наблюдая за этой сценой, думала о том какой шанс предоставляет ей судьба, отдаляя эту глупую влюбленную девочку от того, кто сейчас стоял между ними, на девятьсот километров к югу, оставляя их обоих без телефонной связи, без встреч, без ежедневного общения.
- Недолго осталось, - произнесла она неожиданно вслух.
Наташа устремила на нее удивленный, и в то же время вопросительный взгляд.
- Сейчас посадку объявят, и можно будет ехать домой, - спешно добавила она.
- В самом деле? А мне показалось ты о не об этом…- Наташа посмотрела в сторону Саши и Анны.
- Да, нет. Ты неправильно поняла. - и по тому, с какой интонацией Ира произнесла последнюю фразу, Наташа утвердилась в мысли, что поняла она все правильно.

... Магнитка встретила суровым степным ветром и впивающимися в лицо, обледеневшими от этого же ветра, снежинками. Здесь все было не так, как дома — снега на земле почти не было, а мороз стоял гораздо более жесткий. При этом, коренные жители неизменно надевали в такую погоду валенки. Ане это казалось не то что бы смешным, но забавным — она могла понять, когда валенки надевали ее земляки — в Уральске снега мало не бывало никогда, но когда она встречалась с этим явлением на южном Урале — это  неизбежно вызывало у нее если не смех, то улыбку — наблюдать за тем как толпы замерзающих магнитогорцев бороздят валенками голый асфальт, тротуары, сохраняя не то что бы серьезное, но безразличное выражение лица — было невозможно.
Перелет на этот раз показался Ане вечностью. Она пыталась заснуть, но как только закрывала глаза, воображение, данное от природы, тут же рисовало ей последнюю сцену в аэропорту — она ощущала присутствие Саши всем своим существом, вздрагивала и снова просыпалась. Полтора часа полета на этот раз растянулись в вечность. Ее назойливо мучала мысль о том, как она будет жить эту неделю, и чем больше она об этом думала, тем печальнее становилось настроение. Аня, вдруг, вспомнила о маленьком талисмане, который он отдал ей, прощаясь — опустила руку в карман и так крепко сжала металлическую расческу, что зубчики больно впились в пальцы.
- Саша, Саша, зачем я уехала? - пронеслась в голове мысль, которую прервал приятный, натренированный голос стюардессы:
- Уважаемые пассажиры...
Самолет начал посадку и ощущения были не из приятных. Аня никогда не боялась летать. Даже тогда, когда ситуации складывались не лучшим образом и речь шла об аварийной посадке, она сохраняла спокойствие. Быть может от того, что не верила в летальный исход, быть может от того, что — напротив — верила в то, что все сложится удачно. И так складывалось.

Расставшись с Анной, Ира и Саша поехали провожать Наталью несмотря на то, что ближе жила Ира. Она, как обычно, рассчитала все верно, и подумав о том, что если первой проводят ее, то ей не придется попрощаться и поговорить с ним так, как планировалось, предложила:
- Давай проводим Наташу, а потом ты проводишь меня, а? - она посмотрела на Сашу столь просящим взглядом карих глаз, устремленных на него снизу вверх, что отказать он не смог.
- Наташу, так Наташу, только мне потом ближний свет возвращаться.
- Ты можешь остаться у меня.
Он посмотрел на нее с ухмылкой, но предпочел промолчать.
В автобусе они сели отдельно — Наташа с Ирой, а он на противоположной стороне. И почему-то, закрыв глаза и притворившись спящим, увидел Аню и ощутил ее присутствие так, словно она никуда не уехала, а была здесь, где-то совсем рядом, близко.
К дому Ирины подошли уже к полуночи, идти через весь город пешком действительно не хотелось, но более того, ему не хотелось оставаться там, куда он пришел. Саша был не готов давать повод для раздумий ни Ире, ни ее родителям. Он, итак, перешел некую грань и чувствовал это. Время от времени, прогуливаясь по городу с Ириной, они заходили то к одним, то к другим ее родственникам, которые праздновали то день рождения, то им просто нужно было что-то передать, а на деле — девушка просто демонстрировала молодого человека, заранее объясняя, что у него есть все шансы стать ее мужем. На этот раз он решил сдержаться.
- Я пойду? - Саша посмотрел на Ирину и понял, что сейчас она снова попросит его остаться. - Пойду, Ирин, поздно уже.
- Остался бы. В кои-то веки мы вдвоем, а? - Ира посмотрела на него внимательно и серьезно. Она просила его, и на этот раз искренне просила. Она не хотела упускать момент. Почему-то ход ее мысли сводился к тому, что надо ковать железо, пока горячо, пока одна в Новосибирске, а другая в отъезде. Она понимала, что другого такого шанса просто не представится и, что сейчас, за эту неделю она должна так заполонить собою освободившееся вокруг Саши пространство, чтобы ни мысли его, ни желания не могли миновать ту черту, которую Ира старательно рисовала в своем воображении. Она принадлежала к тому, отнюдь не редкому, типу женщин, которым не важен мужчина, как таковой — важен статус, статус замужней женщины. Они находят, выходят и держат, держат несмотря ни на что только потому, что боятся потерять этот самый статус и возможность проставлять во всех анкетах и документах одно-единственное слово - «замужем». Иные статусы такие женщины не приемлют ни в каком их проявлении. Быть незамужней для них — стыдно, быть разведенной — неудобно.
 Ира нашла. Ее старания увенчались успехом — она выбрала подходящего кандидата и не хотела, чтобы кто бы то-ни-было стоял у нее на пути. Но, путь, как выяснилось, был не совсем свободен и ей предстояло его расчистить. Как? Какими средствами? Это не имело значения. Для нее это не имело значения, а что станется с остальными — ее отнюдь не волновало. Ирина понимала, куда она идет, зачем и ясно видела конечную цель. Она знала, что победит всех и вся. Она понимала, что та, которая далеко — она далеко. Та, что близко — слишком чувственна и деликатна, она не будет сопротивляться. Он? Его она считала совершенно несведущим в отношениях с женщинами. Все. Она поставила точку, жирную точку в конце всех своих сомнений. Александр подходил по всем параметрам — будущий офицер, с которым можно было уехать из Уральска, где ее многие знали слишком близко, и где шансов найти достойный новый вариант не представлялось возможным. Город был миллионным и одновременно - очень маленьким. Несмотря ни на что — утаить шила в мешке здесь не удавалось никому. Кроме того, потенциальным родственникам весьма льстило положение, которое занимали его родители в городе, где жила семья. Одним словом, выбор дочери был одобрен, и последняя получила благословение матушки на выполнение тех поступков, которые увенчались бы успехом в кратчайшие сроки, ибо времени оставалось всего ничего. Действовать следовало быстро и уверенно, сметая все препятствия на пути, не задумываясь над последствиями.
Она и не задумывалась. Она четко видела цель и шла к ней напролом. Это уже не был месяц декабрь, когда Ира могла в задумчивости поразмышлять над тем, что причиняет подруге боль, что временами говорит ей неправду...Это был март...начало весны и продолжение той дороги, которая называлась Судьбой. Ирина не была фаталисткой. Отнюдь. Для нее Судьба означала только то, что она строила сама. Да, время от времени, Судьба устраивала Ире экзамены, ставила подножки, но девушка была не робкого десятка и принимала эти вызовы. Принимала по-разному. Чаще — смеясь, реже — плача. Не принимала во внимание она лишь один постулат - «От Судьбы не уйдешь». Не принимала и всегда убегала от нее, оборачиваясь со смехом. Судьба же только качала головой вслед, удивляясь такой беспечности. Однажды случилось так, что даже Судьба вздрогнула от пронзившей ее боли, когда увидела то, что увидела...
Ире было чуть больше пятнадцати, когда она познакомилась с Митей. Молодой человек был старше, но ненамного. Они подружились и привыкли друг к другу. Время шло и Митю забрали в армию. Ира обещала ждать. Ждала она его или нет — известно было только ей одной. Ибо остальные наблюдали за ее кратковременными, ни к чему не обязывающими, романами, которые она с легкостью закручивала и во время спортивных сборов, и в институте. Как бы там ни было, мир не без добрых людей и кое-какие из слухов доходили даже до ГСВГ, где он служил. В силу мягкости характера и природной терпеливости, Митя не хотел верить в то, о чем писали друзья с гражданки. И не верил.
Он вернулся в разгар лета, когда его любимая студентка проходила практику в детском лагере. Ждать не стал, поехал туда, едва успев оставить вещи дома и обнять мать, которую не видел больше двух лет.
Ира не проявила бурной радости после столь долгой разлуки. Мыслей в голове крутилось много — как бы помягче расстаться? А может не расставаться? Или потерпеть до осени? К тому времени, несколько романов имели место быть в ее жизни. Выбор был широк, а выбирать было из кого. Но неожиданно, спустя совсем короткое время после возвращения из армии, Митя заболел. Заболел после того, как возвращаясь от Иры, из лагеря, попал под сильный дождь. Они стали видеться реже, так как Ира сочла это обстоятельство весьма удачным для разрыва отношений. Однако, все оказалось не так просто. Митя, до сих пор любивший Иру, просил ее приходить чаще и чаще. А становилось ему все хуже и хуже. Врачи, сначала, не понимавшие в чем дело и лечившие его от банального бронхита, заподозрили неладное, но было поздно. Еще в Германии, ему была сделана операция, во время которой оставили в грудной полости нитку. Нитка та лежала спокойно до тех пор, пока ее не трогали. Бронхит же вызвал сильнейшее воспаление и все, что находилось вокруг этой ниточки, превратилось в опухоль, которая росла и душила, и забирала силы у совсем еще молодого парня. Ира теперь почти не ходила к нему- только по просьбе его матери, которая любила сына безумно и готова была терпеть ради него присутствие той, что не дождалась и не сберегла. Светлана Петровна была мудрой женщиной — она одна воспитала двух сыновей и за каждого из них готова была жизнь отдать, но сейчас ей приходилось наблюдать за тем, как силы покидают сына, как гаснет свет в его глазах, как ослабевшие руки пытаются приобнять ту, которая этого не хотела. Мать Мити видела с какой брезгливостью порой Ира подходила к нему и не понимала, как можно было так обращаться с ним, ее сыном? Да, он слаб, да, руки его высохли и пожелтели, но ведь это — ОН! Это последние мгновения, когда можно было его обнять, провести ладонью по исхудавшему лицу, посидеть около него спящего. Она не понимала Иру и с трудом выносила ее присутствие в своем доме.
В тот день она собиралась в кино с Аней и новоиспеченным кавалером. Кавалер был старше и учился все в том же военном училище. Они познакомились с ним на свадьбе у Лены, будучи свидетелями и более не расставались. Весть о том, что Митя умер, настигла их на выходе из дома. На мгновение воцарилась тишина.
- Может не пойдем, - робко предложила Аня.
- Можно перенести на завтра, —заметил новый знакомый.
- Пошли. - парировала Ира.
Все были поражены. И Аня, и новый друг, и Наташа, которая узнала об этом чуть позже. И Судьба, которая наблюдала за всем этим.

Дни, которые, казалось, будут бесконечными, напротив — бежали быстро, а вот вечера и ночи тянулись несказанно долго. Днями она могла занять себя, заботясь о маленьком племяннике — играла с ним, гуляла, кормила, усыпляла и роль молодой тети ей очень нравилась. В сутолоке, время пробегало практически незаметно. Ночь же наваливалась всей своей тяжестью и тяжесть эта называлась разлукой. Анна не могла себя заставить не думать об Саше. Как только она закрывала глаза, тотчас появлялся его образ и, сон как рукой снимало. Перед глазами проносились обрывки встреч, отрывки разговоров и появлялось нестерпимое желание открыть глаза и оказаться в Уральске. Никогда еще пребывание в Магнитке не казалось ей столь долгим несмотря на то, что фактически оно было самым коротким.
Неделя закончилась. Весна по-прежнему не торопилась и в день вылета, подарила настоящую уральскую метель, при чем мело не местами, а по всему Уралу и Аня подумала, что шансов взлететь вовремя было ровно столько же, сколько приземлиться в месте назначения. Разгуливая по зданию аэропорта в ожидании регистрации, она выискивала взглядом что-нибудь, что могло бы удивить Илью — ей от чего-то очень этого хотелось. И несмотря на то, что он не курил, она остановилась на пачке сигарет, которые по тем временам, были большой редкостью - «Mallboro» считались в Перми естественным дефицитом. Их даже в продаже не было. И цена у них была достойная — подарочная. Движимая своим шестым чувством и желанием доставить удовольствие, Анна уложила пачки в сумку и отправилась к стойке регистрации.
Рейс вылетел с опозданием и летели они, казалось, вечность, но через полтора часа все увидели огни Уральска, не узнать которые было невозможно. Однако, это означало, что самолет заходил на посадку с другой стороны и многие удивились, когда же самолет пошел на второй круг и стюардесса, в своей интеллигентно-профессиональной манере, объявила о том, что по метеоусловиям аэропорта, самолет вынужден совершить посадку на запасном аэродроме города Свердловска, всех постигло жуткое разочарование, а Аня в очередной раз убедилась в том, что интуиция ее не подвела.
В Свердловске погода, на первый взгляд, ничем не отличалась от той, что была в Уральске, но самолет посадили. Пассажиры, уставшие от всего этого, спешно звонили домой из междугородних телефонов-автоматов и сообщали о том, что сдают билеты и возвращаются на поездах. Аня решила дождаться хорошей погоды и лететь на самолете. Она позвонила домой, предупредила родителей о задержке рейса. В аэропорту родного города она оказалась только к утру следующего дня. Светило яркое солнце. Ослепленная его лучами, она не сразу увидела однокурсницу, коротавшую время здесь же уже третьи сутки. Та сама окликнула Анну.
- Привет! Ты как здесь? - удивилась Аня.
- Да, вот, на фестиваль бардовской песни решила слетать и похоже не успеваю на открытие. А тебя Ира вчера здесь встречала весь вечер. Потом уехала уже поздно, когда задержку до утра объявили.
- Одна? - снова удивилась Анна.
- Одна. Был какой-то молодой человек, но похоже они здесь случайно встретились. Потом вместе и уехали.
- Ну, ладно, я поеду, в институт еще хочу сегодня успеть. Счастливо съездить!
- Давай, пока!
Аня успела в институт. Был последний день месяца и выдавали стипендию, а после полагалось по всем правилам студенческой жизни отметить это событие.
Поэтому, подруги, наконец-то собравшись вчетвером, решили посетить, вновь открывшееся кафе. По тем временам — заведение было просто шикарным и пользовалось успехом, при чем не только у студентов. В действительности же, там не было ничего особенного: просто предприимчивые хозяева приобрели, странный по тем временам, аппарат и угощали посетителей разнообразными тостами, мороженым и горячим шоколадом. Было вкусно и недорого.
- Рассказывай, как съездила, - посмотрев на подругу, спросила Ира. Расчет был простой — скажет, что не понравилось — значит, изнемогала по Саше. Понравилось — значит, все не так плохо.
- Отлично, - неожиданно для себя самой, просчитав ход мыслей Ирины, ответила Аня. И произнесла это настолько уверенно, что поразилась сама себе.
- А как здесь, что нового? - добавила она.
- Здесь тоже все отлично. Мы встречались каждый день и похоже у нас все налаживается. Хорошо, когда никто не мешает отношениям.
- А до этого Вам кто-то мешал? - прекрасно понимая, о чем речь, задала прямой вопрос Анна.
- Д-а-а-а ... нет. Хотя ты ведь понимаешь о ком я. Кстати, вы там о встрече договаривались на первое апреля. Смотри, не шутите сильно.
- Звучит, как угроза.
- Предупреждение. Всего лишь предупреждение, Дорогая.
- Ты меня в аэропорту встречала вчера только для этого?
- И для этого тоже. А по большому счету не хотела, чтоб вы встретились без меня.
- Ира, ты понимаешь, что ты говоришь? Ты, вообще, понимаешь, что происходит?!
- Да, я понимаю. Ты хочешь увести у меня мужчину.
- Ира, он же не ребенок, чтоб его можно было взять за руку и увести! И потом, ты прекрасно знаешь, что есть Мила. Оставь его в покое — дай ему шанс определиться самому. Пожалуйста.
- Никогда. Слышишь, никогда.
Воцарилась тишина, не предвещавшая ничего хорошего. И в этой тишине было слышно, как все та же витиеватая трещина поползла теперь уже вширь по отношениям подруг, оставляя за собой еще более неровный след, восстановить который ныне совсем не представлялось возможным.

Глава 9.

День первого апреля, как ни странно, оказался днем весенним, в отличие от дня предыдущего. Занятия в институте заканчивались рано, и Аня не спешила — она успевала к двенадцати. Ира же не решалась спросить ни у того, ни у другого — на сколько была назначена встреча. Она склонялась к мысли, что произойти это должно было вечером, но отказ Ани от обычной прогулки с подругами, дал Ире повод усомниться в своих предположениях. И она оказалась права.
Саша ждал Анну на крыльце общежития. За ту неделю, что они не виделись, он то скучал по ней, не скрывая этого от самого себя, то забывался, по большей части, проводя время с Ирой, то ненавидел себя за это, то жалел. Но увидев ее здесь и сейчас, почувствовал, что что-то заколыхалось внутри, почувствовал радость, простую человеческую радость от того, что она здесь, что она вернулась.
- Привет, —произнес он, приобняв ее и быстрым движением прикоснувшись к губам. - Рад тебя видеть.
- И я тебя.
- Как поездка?
- Я ж говорила, что буду скучать — обещание сдержала — это раз. Я обещала приехать и вручить подарок, привезенный еще из Москвы — Держи. - Аня достала из сумки коробочку, на которой было аккуратно выведено латинскими буквами: «ATTACHE».
Он на мгновение замер. Это был и дорогой и неожиданный подарок.
- И это держи, —Аня протянула две, аккуратно оформленные, пачки знаменитых сигарет.
- Ну, ты даешь! - не смог скрыть удивления Саша. — это ж кучу денег стоит.
- Не в деньгах счастье, Санечка. - парировала Аня.
- Спасибо, Ань, честное слово — очень приятно.
- Привет. - Ирина появилась неожиданно и, очевидно, для Саши с Анной, не вовремя. Но появилась.
- Привет, - попытался произнести это слово с долей шутки Саша.
- Привет, - не скрывая огорчения, тихо проговорила Аня. - я, пожалуй, пойду.
- Лихо. - кивнув на коробку с одеколоном, заметила Ира. - Помнится, ты покупала это для абстрактного молодого человека, а получается — для конкретного. Лихо. - еще раз, но уже со свойственной ей ухмылкой, проговорила она.
- Пока. - Аня повернулась с твердым намерением уйти, но Саша вызвался сопроводить, и мартовская история повторилась. Исключение составляло отсутствие Павла. Он и сам не знал, правильно ли он поступает, но шел рядом и не жалел об этом.
До остановки они дошли молча, изредка перебрасываясь пустыми, ничего не значащими фразами. Молча стояли в ожидании автобуса, пока Аня не предложила Саше проводить Иру. Она безумно устала от этой игры и ей захотелось побыть одной. Зачем? Объяснить она сейчас этого не могла — быть может не хотела выставлять напоказ свое настроение, быть может, чувствовала, что слезы отчаяния предательски подступают и душат, быть может ей хотелось остаться сейчас наедине с Сашей, но изменить ситуацию она не могла. И снова воцарилась тишина.
- Ты действительно этого хочешь? - переспросил он.
- Сейчас, да. - глядя в сторону, тихо ответила Анна.
- В любом случае, спасибо тебе за сегодняшнюю встречу.
Она повернулась, устремив на него прямой взгляд и, еле заметно кивнула головой, давая понять, что принимает эту благодарность.
Они переходили на другую сторону, Аня, не выдержав, оглянулась. Для чего? Она хотела увидеть то, что хотела и увидела. Ирина было попыталась взять Сашу под руку, но он замешкался, потом опустил руку, и они так и пошли, на расстоянии друг от друга. Ком все же подступил к горлу, хотелось выпустить все накопившиеся слезы, но она сглотнула первую из них, еще раз посмотрела им вслед и подумала:
- Господи, как же донести до тебя все, что я чувствую, Санечка?
Она почему-то совсем не удивилась, когда, приехав домой, практически сразу услышала телефонный звонок.
-  Привет.
- Привет, - вздохнув, ответила Анна. - Спасибо.
- За что? —необычно тихо спросил Саша.
- За то, что звонишь сейчас. Я очень этого хотела.
- Зачем же тогда прогнала меня?
- Я не прогоняла, Саш, я просто не могла этого больше выносить. Согласись, что стало тяжело находиться втроем.
Саша молчал. Да, он был согласен.
- Аня, но ведь сегодня был наш день и наша запланированная встреча. Почему ты отказываешься от того, что есть? Почему сдаешься? Почему отступаешь?
- Саша, насильно мил не будешь.
- Анечка, о чем ты? Какое «насильно»? - он чуть было не сказал того, что чувствовал сейчас, именно в этот момент, но сдержался. Он ждал, что скажет Она.
- Послушай, я так не могу больше. Очень трудно, очень тяжело. Надо как-то и что-то решать, но не сегодня. Давай передышку друг другу дадим и встретимся, если ты не против, конечно.
- Я не против...только недолго...передышка пусть длится недолго, хорошо? Совсем недолго, Анечка, я буду ждать, договорились?
- Хорошо.
- Аня..., - Саша немного помолчал, - я хочу, чтобы ты знала, пока ты была в Магнитке, были билеты на концерт и седьмого, как раз перед ее отъездом на соревнования, мы идем.
— Это твое право, ничего не имею против.
- Я знаю, просто я не хочу, чтоб ты думала, что я что-то от тебя скрываю. А в клуб придешь в пятницу?
- С Ирой? Не знаю, не знаю.
- Приди пожалуйста, одна приди - неожиданно для себя самого, произнес он.
- Во сколько?
- В семь.
С одной стороны, неделя пролетела быстро — Аня погрузилась в учебу с единственной целью — забыться, хоть ненадолго, но забыться. Поведение Иры не вызывало ни тревог, ни опасений, ни подозрений, да и почему, собственно, так должно было быть? Аня знала о ее предстоящей встрече с Сашей и, странно, но была спокойна. Может быть от того, что он сам рассказал ей об этом, может быть от того, что после разговора с ним, почувствовала некое облегчение.
Весна наступала стремительно, огромные сугробы снега превращались в потоки талых вешних вод и растекались по всем дорогам и дорожкам, тут же высыхая под лучами яркого, начинающего пригревать солнца.
Аня решила пойти пешком из института до своей остановки. В этот день все как-то, не сговариваясь, разошлись по делам и она, оставшись одна, не посмела упустить такой шанс для раздумий. Аня испытывала невероятное блаженство, когда могла посвятить свое свободное время этому занятию. Ей нравился сам процесс и было совсем неважно — принято ли уже решение или оно еще только теплится где-то в глубине души и сознания. Где-то, в начале учебы в институте, попалась на глаза фраза: «First think — than say» (пер. с англ. «сначала подумай, потом скажи») ...она настолько понравилась своей первозданной простотой и настолько был пронизан каждый звук ее духом английской лаконичности, что Аня, до сих пор порой говорившая, а затем думающая — стала более внимательно относиться к своим высказываниям. Вот и сейчас, медленно прогуливаясь по центральной улице города, она шла и думала о том, как бы сдержать свой порыв и не сказать Саше при первой же встрече о том, что происходит с ней.
Это потом, с годами, к женщине приходит и мудрость, и опыт и понимание того, что и когда нужно говорить тому мужчине, которого она любит. В том же юном возрасте, каком пребывала Анна, ей казалось, что обнажи она хотя бы область декольте своей души, Илья непременно подумает, что она навязывается, а навязываться она совсем не желала.
Она думала о том, как ей поступить, куда шагнуть. Несмотря на то, что отношения с подругой откровенно пошатнулись, Ане было жаль ее — она могла посвятить Сашу в святая святых своих чувств и даже была уверена в том, что он примет ее откровенность и все закончится благополучно, но тут же думала об Ире и понимала, что сама не сможет сделать первого шага. Ей было жаль ту, что не жалела ее. Она не понимала в тот момент простой истины — она не понимала того, что Ира была готова перешагнуть через нее и идти дальше только потому, что была уверена в порядочности Анны и в том, что последняя никогда не пойдет напролом, особенно если как следует придавить ее нежные чувства неким чувством жалости и сострадания. А это Ира делать умела. И раз от раза у нее получалось все лучше и лучше. Анна же, в свою очередь, не могла избавиться от мысли о том, что она оставит подругу одну — в печали и горе, если они с Сашей, вдруг, уедут вместе. Почему то в эти моменты она совершенно забывала о том, как «пережила» Ира отсутствие Мити и его смерть по возвращении, забывала о том, как менялись ее друзья в последние четыре года, менялись на ее, Аниных глазах, забывала о том, как бросил ее только один из них и как ни странно, именно тот, которого она любила, пожалуй единственного из всех многочисленных поклонников, прошедших через гостеприимство ее дома. У Ани словно застилало глаза и даже потом, спустя много лет, она не понимала, почему она жалела ее в те моменты, когда надо было думать об Саше, себе, о собственной жизни и думала, что Ира способна остаться одна. Но так было. В тот весенний день все было именно так. Она жалела. Её нет. Она дошла до остановки, так и не приняв решения, так и не решив — куда все же она шагнет. Аня остановилась, что-то заставило ее оглянуться на дорожку, ведущую к училищу — никогда не спутала бы она эту фигуру, удаляющуюся весьма характерной походкой.
- Саша —прошептала она тихо.
Молодой человек, хотя и находился не менее, чем в двухстах метрах от остановки, около которой стояла Анна, оглянулся и ни увидев никого из знакомых в поле зрения, неторопливо пошел дальше.
Пятница наступила. Наступления же вечера пятницы ждал не только Саша, ждала не только Анна, наступления вечера ждала и Ира, снова узнавшая о предстоящей встрече двоих. Она позаботилась и на этот раз о том, как будут развиваться события. План ее выглядел весьма правдоподобно и заключался в том, что Аня должна была привезти учебник, который забыла по случайному стечению обстоятельств дома и который был единственным на всю группу спасением перед предстоящим семинаром. Ира просчитала на два шага вперед тот факт, что одна, вечером, в тот район, где жила Ирина, подруга поехать не решиться, а постольку-поскольку намечалось свидание, следовало предположить, что глупая девочка привезет с собой не только учебник, но и Сашу.
Он, действительно, ждал. Ждал эту встречу с Анной. Это был день рождения его мамы, и он с утра пребывал в отличном настроении. Ему казалось, что если день принес столько положительных эмоций, то и вечер не подведет. Он очень надеялся и был готов к встрече задолго до семи вечера. Единственное, чего он не знал — это того, что и Анна приехала, когда стрелки часов еще не достигли пяти. Она, как обычно, посчитала весьма неприличным своё раннее появление и неспеша прогуливалась по окрестным улицам, думая о том, как сложится этот вечер, как они встретятся и что за этим последует. Ей хотелось верить в то, что все сложится удачно, что они лишь отвезут этот злополучный учебник и уйдут, уйдут и замечательно проведут время вдвоем. Она думала о том, как возьмет его под руку и будет идти рядом, они будут разговаривать, задавать друг другу вопросы, смеяться. Она думала о том, как хорошо им будет вдвоем.
- Не подскажете, который час? - вопрос случайного прохожего вывел ее из того измерения, в котором она пребывала.
- Без четверти семь, - ответила Анна, мельком глянув на свои часы, и поняла, что если хочет успеть вовремя, то надо бы поспешить.
Она остановилась, подобно тому, как перед стартом замедляют ход спортсмены и тут же прибавив шаг, уверенно заспешила по направлению к курсантскому общежитию. Зайдя во внутрь, она с удовольствием посмотрела на свое отражение в стеклянной будке дежурного: аккуратно подстриженные в слегка удлиненном варианте и уложенные волосы, сегодня, кроме того, лежали еще и естественно. Длинное, прямое, шоколадного цвета, пальто и такого же цвета сумка через плечо добавляли стройности. Черный шарф из легкой шерсти, обернутый вокруг, ниспадал на плечи. Дополняли картину черные перчатки. Анна еще раз посмотрела на свое отражение и , наконец, обратила внимание на дежурного, наблюдавшего за тем, как ответственно девушка подошла к сегодняшнему вечеру.
- Добрый вечер, —произнесла она.
- Добрый, - безразлично ответил дежурный.
- Пригласите пожалуйста сержанта Кириллова, первый факультет, пятый курс.
Дежурный, не поворачиваясь к Ане, отработанным движением руки набрал номер и назвал фамилию. В следующую минуту Анны для него уже не существовало, так как он выполнил то, что от него требовалось. Анну же столь пренебрежительное отношение слегка задело — она не относила себя к постоянным посетителям, более того, она впервые сама пришла сюда, чтобы вызвать курсанта, более того — для нее не имело значения — курсант он или нет, более того... Поймать последнюю из своих гневных мыслей она не успела. По лестнице спускался Саша.
Увидев его, Анна тут же забыла про дежурного и улыбнулась. Саша тоже улыбался. Он подошел к ней и поздоровался, легко и непринужденно коснувшись ее губ. Они вышли на крыльцо и посмотрев на Аню, Саша серьезно сказал:
- Если б у меня была такая прическа, я б тоже уже без шапки ходил. - и несмотря на всю серьезность в голосе, Аня поняла, что ему нравится, как она сегодня выглядит.
- Я так-то с пяти часов тебя ждал, Ань...
- Так в пять я уже тоже была здесь — все улицы вокруг по три раза обошла.
- Почему сразу не позвала? —удивленно спросил Саша.
- Так ведь на семь договаривались, - смущенно ответила Анна.
Он приобнял ее одной рукой, как бы говоря: «Глупенькая! Я ж тоже ждал тебя.» Она смутилась и уткнулась плечом в рукав его куртки.
- Куда идём?
- Саш, Ирина попросила привезти ей учебник...а потом, куда хочешь.
Улыбка на его лице растворилась так же быстро, как и появилась. Если бы его сейчас попросили объяснить, что он чувствует — он бы не смог ответить однозначно. Но одно чувство несомненно доминировало над всеми — непонимание. Саша не понимал от чего именно сейчас, когда он хотел быть только с ней, от чего сейчас она тянула его туда, куда он меньше всего хотел идти. Он просто недоумевал и даже где-то с досадой злился на нее за то, что проведя в ожидании столько часов, ощутив столь сильное чувство радости, услышал то, что меньше всего хотел услышать. Он не мог понять — специально она это делает или идет на поводу у того чувства жалости, которое было ей присуще? Пока они шли до остановки трамвая, он снова и снова возвращался к этим мыслям и в итоге склонился к тому, что Аня не со злым умыслом предложила ему такой вариант прогулки, что она просто не отдавала себе отчет в том, что делает и недопонимала ситуацию. А ситуация складывалась так, что на момент их встречи, он - Александр Александрович Кириллов был готов расстаться со всеми ради нее, и совершенно не был готов к тому, что его насильно будут возвращать хоть и в недавнее, но прошлое. И в этом он был абсолютно прав. Аня же осознала всю значимость того вечера спустя месяцы, годы. И чем дальше уводило ее время от того вечера, тем отчетливее она понимала, какую ошибку совершила и чего она ей стоила.

Сейчас же она чувствовала на уровне интуиции, что поступает как-то неправильно, видела это по глазам Саши, но до конца не сознавала. Она не могла понять, что ее мучает, что гложет, не могла объяснить самой себе от чего ей расхотелось относить этот злополучный учебник. Минутное замешательство, после объявления Анной маршрута их прогулки, ушло... Каждый принял ситуацию как нечто неизбежное и они сменили тему разговора, что получалось у них весьма легко и просто каждый раз, когда это необходимо было сделать.
Перед тем как позвонить в дверь Ириной квартиры, Саша еще раз многозначительно посмотрел на Аню, она ответила настолько открытым и в то же время жалостным взглядом, что он не смог удержаться и ласково обнял привычным движением одной руки.
- Звоним? —спросил он.
- Звоним. - ответила она.

Глава 10

Ира ждала этого звонка в дверь, она была уверена, что подруга, будучи по натуре своей, человеком обязательным не сможет не выполнить ее просьбу, даже если ее попросит об этом Саша. Она шла по жизни уверенно, и эта уверенность не покидала ее даже тогда, когда казалось надеяться было не на что. Так уже было, так уже случалось в ее жизни. Вот и сейчас она прекрасно понимала, что шансов у нее не так много, но не переставала при этом верить в то, что первое место останется за ней.
- Привет, - открыв дверь и увидев то, что хотела увидеть, с долей удовлетворения в голосе, произнесла девушка.
- Привет, - ответила Аня без какого бы то ни было энтузиазма, ей уже хотелось побыстрее отдать учебник и уйти, но и отступать было бы смешно.
- Проходите, сейчас чай разогрею, - добродушно проговорила хозяйка.
- Может всё-таки без чая? - поинтересовался Саша.
- Да, ладно Вам, это быстро, попьете и пойдете. - парировала Ира.
Анна и Саша остались одни в комнате, где жила Ира. Они сидели друг напротив друга, смотрели друг на друга и думали друг о друге.
- Аня, зачем ты это сделала? - первым не выдержал Саша.
- О чем ты?
- Зачем ты привела меня сюда? Это все равно что я привел бы тебя к Ване Кирукову, понимаешь?
Ане стало не по себе. Ваня Кируков был однокурсником Саши. С ним подруги одновременно познакомились на свадьбе у Лены больше года назад. Они как-то сразу все подружились. Иван в то время был одинок после недавней ссоры с невестой и не обременен никакими отношениями, чем и воспользовалась Ира. Вскоре роли распределились сами собой: с Натальей и Анной Иван дружил, с Леной практически не общался, а Ира возвела его в статус нового мужчины, но длилось это недолго. С Аней же у него сложились отношения старшего брата и младшей сестры, они немного общались, а если общались, то на какие-нибудь житейские темы, из которых доставалась проблема, обсуждалась и забывалась. Ире же это не нравилось. Еще более ей не понравилось, как однажды, устав от этих пустых отношений и вечных прогулок втроем, Аня решила попрощаться с Иваном, минуя ее компанию и отдав ему потертую кассету с записью старой песни и небольшим текстом. Но и здесь она не рассчитала. Будучи человеком, весьма ограниченным по своему интеллектуальному развитию, он этого жеста не оценил и уж тем более не понял. Послушал, возгордился и предал огласке. На том все их дружеские отношения окончательно разрушились, так как факты столь подлого поведения дошли и до Анны. Собственно говоря, разрушаться там было нечему. Ира же продолжала выжидать ситуацию, вынашивать планы в отношении Ивана, придумывать имена будущим детям. И неизвестно сколько это продолжалось бы еще, если бы бывшая невеста Вани не появилась вновь в его жизни. Однажды вечером, как обычно, он пришел в дом к Ире, сел на тот же самый диван, где сейчас сидел Саша, и взяв ее руку в свою, начал говорить:
- Ты прости, но я возвращаюсь к ней. Понимаешь, не могу больше: смотрю на твою руку, а вижу ее, смотрю на тебя, а вижу ее. Даже когда мы с тобой, я думаю о ней. Простишь? Отпустишь?
И так как Ира понимала уже давно, что все идет именно к этому разговору, то как ни странно — возражать не стала. Отпустила с миром.
Все это быстро промелькнуло в голове Анны, она даже поняла, что хотел сказать Саша своей фразой, она только не понимала, с чего он взял, что Ваня для нее что-то значил? Она этого не говорила. Так этого и не было. Так кто-то же говорил? Кто-то нес эту околесицу в его присутствии? Сам Иван? Ира? Кто? На душе было скверно. Для Ани женская чистота и целомудрие были первостепенны и именно такой она всегда мечтала предстать перед тем единственным, кому отдаст свое сердце. И вот они сидели сейчас друг напротив друга именно с ним, и он произнес фразу, которая дала понять, что некто посмел очернить ее в его глазах, и это было скверно. Это было подло и низко со стороны того, кто это сделал, но одна из любимых и близких по духу Ане, заповедей, гласила: «не судите, да не судимы будете». Она никогда никого не осуждала. Тем не менее, поняла, что Саша хотел донести до нее. Ваня — прошлое и Ира - прошлое и не нужно было туда возвращаться.
- Саша, - тихо начала Аня, - я понимаю, что ты имеешь в виду, но скажу тебе честно — очень удивлена. Я не думала, что Ира — это уже прошлое. Я просто-напросто не знала об этом. И не могла знать. Если б ты мне сказал об этом раньше, вряд ли мы сидели бы сейчас здесь...
- Но вы уже здесь, - глядя прямо в глаза подруге, - тихим, вкрадчивым, с только ей одной подвластной интонацией, голосом, проговорила, вошедшая в комнату Ира. И это не означало ничего, кроме того, что Анна, в очередной раз, попалась на уловку, смысла которой не смогла распознать заранее. Саша молча смотрел на обеих и ему очень хотелось скорее уйти отсюда. За несколько часов до этой сцены, он практически сделал свой выбор. И сейчас он понимал, что его снова начинало бросать из стороны в сторону — у него не было намерений менять то решение, которое он принял. Всё, чего он хотел сейчас — остаться наедине с самим собой.
- Приютишь подругу? - обратился он к Ире.
- Как скажешь. - равнодушно ответила та.
Анна же чувствовала себя не в своей тарелке с той самой минуты, когда поняла ошибку, когда вошла Ира, и уж совсем скверно она почувствовала себя сейчас, когда Саша, даже не поинтересовавшись тем, хочет ли она остаться в этом доме, попросил за нее у той, которая с трудом выносила ее присутствие.
Он ушел. Воцарилась мертвая тишина. Анна молчала от того, что вечер, о котором она столько думала, который она ждала — этот вечер рассыпался как карточный домик благодаря той черте ее характера, которая звалась доверчивостью. Она сидела молча — ее словно после землетрясения засыпало обломками стен этого домика. Было душно и пыльно, количество кислорода катастрофически уменьшалось. Она встала и пошла к выходу. Несмотря на то, что надвигалась ночь несмотря на то, что выходить на улицу было страшно несмотря на то, что при ближайшем рассмотрении ситуации, дома она могла оказаться в лучшем случае к часу ночи, Анна надела пальто, сапоги, взяла сумку и вышла. Ира не остановила.
На улице ей и в самом деле стало жутко — куда она сейчас одна, в этом районе? Можно было пойти на дальнюю остановку и подождать прямой автобус, но сложность составлял тот факт, что его можно было и не дождаться. И причин на то было всего две: автобус мог не прийти, что случалось довольно часто, а потом, через дорогу находился пресловутый Горошников Лес , приближаться к которому в темное время суток жители просто побаивались.
Можно было пойти на любую из остановок рядом с домом, но тогда пришлось бы делать пересадку в районе кольца привокзальной площади, место столь же малоприятное, но менее опасное. На глазах выступили слезы, но не возвращаться же.
Когда Аня добралась до дома, было уже далеко за полночь и тем не менее, не успев снять сапоги, она услышала телефонный звонок.
- Саша, - пронеслась мысль и схватив трубку, она уже готова была сказать: «Да, Саш»
- Доехала? - Ира была в отличном настроении. - У меня просьба.
Аня молчала.
- Не говори ему, что ты ночью уехала одна домой, хорошо?
Она положила трубку, не ответив. Свет в комнате она включить не успела. То ли это было результатом долгого ожидания встречи с Сашей, то ли напряженного разговора в доме подруги, то ли ночной дороги по темным неосвещенным улицам, то ли все вместе. Аня вдруг поняла, что ком подступивший к горлу, душит и давит, она поняла, что по лицу ручьем льются слезы. Не снимая пальто, она уронила голову на подушку и позволила себе разреветься так, как давно уже этого не делала.

Проснувшись утром от яркого света, она, во-первых, поняла, что безнадежно проспала, во-вторых, даже если бы и проснулась вовремя, поехать все равно не смогла бы — лицо слишком сильно опухло от ночных слез, в-третьих, она лежала не шевелясь, понимая, что проспала до утра в одной позе и теперь не могла даже пошевелиться — настолько затекло тело, руки, ноги. Но нужно было встать, хотя бы для того, чтоб снять пальто. Аня попробовала усилием воли заставить себя это сделать, но воля куда-то запропастилась. Она снова закрыла глаза и уснула.
Ей снился хороший сон. Она видела поляну, окруженную деревьями и кустарниками, поляна становилась все больше и больше и на ней появлялись тюльпаны — всякие: красные, желтые, смешанные, сквозь ветви деревьев сочился солнечный свет, озарявший купола близлежащей церкви — самой церкви видно не было, но блики от куполов, играли на поляне солнечными зайчиками, они гуляли по цветочному полю с Сашей. Аня не слышала разговора, но видела, что беседа была увлекательная — Саша смеялся, а сама Анна улыбалась вслед его смеху. В какой-то момент солнечные зайчики на поляне замерли и раздался колокольный звон. Анна и Саша обернулись одновременно — звон усиливался, становился насыщеннее и настойчивее, вместе с тем усиливалась и красота звука...
«Слышишь, - спрашивал Саша, — слышишь?»
- Аня, алло! Ты слышишь меня? - услышала она, наконец, и поняла, что держит в руках телефонную трубку и слушает Сашу, который пытается разбудить ее, не понимая, что происходит.
- Да, привет, - ответила Анна еле слышным, заспанным голосом.
- Ты уже дома?
- Что значит «уже»? Я не выходила сегодня никуда. А сейчас спала, прости, и не сразу переключилась со сна на реальность.
- Как не выходила, почему спала? - не понял он.
- Ну, приехала ...она вдруг вспомнила ночной разговор с подругой и ее просьбу...приехала и не выходила.
- А в институт почему не поехала? Или ты после института?
Аня молчала.
- Алло, Ань? Почему ты молчишь? Что с тобой?
- Все хорошо, Саш, все хорошо. Я приболела немного и поэтому вместо института поехала домой.
— Вот почему у тебя голос такой.
- Какой голос?
- Я подумал, что расстроенный, что ...одним словом, как будто ты только что плакала.
- Нет, — все и в самом деле в порядке. Отлежусь сегодня и завтра буду в норме.
Так бывает в самом начале отношений, когда еще остается маленькое пространство, в котором можно укрыться, даже от любимого человека. Это потом, спустя время, когда двое узнают друг друга настолько, что даже огромное расстояние, даже плохая слышимость не могут утаить настроение близкого человека, это потом вместо того, чтобы прятаться в темном уголочке собственной души, любимые предпочитают идти навстречу, согревая и утешая, это потом...нельзя ничего скрыть. А пока, интуиция подсказывала Саше, что что-то не так в этой ситуации, но Что — он уловить не мог.
- Как вечер вчера закончился без меня?
«Говорить или не говорить?» еще раз промелькнула у Анны мысль, но тут же исчезла.
- Как обычно, спать легли, утром разъехались — ничего, что могло бы вызвать интерес.
- Понятно. Всё-таки поссорились.
- Да, нет же, мой хороший, мы не ссорились — мы даже поговорить не поговорили толком.
-  Я и говорю — разошлись.... Аня, ты помнишь? Мы завтра на концерт?
- Да, конечно.
- А послезавтра Ирина уезжает на соревнования.
- Я все помню.
- Можно я позвоню тебе?
- Нужно, —твердо сказала Анна. - А почему ты спрашиваешь?
- Знаешь, мне тут лекцию прочитали, небольшую, про совесть. Про твою, Анечка, совесть. Про твою потерянную совесть. А мне от чего-то думается, что как раз у тебя с этой самой совестью все в полном порядке. Вот я хочу встретиться с тобой в отсутствии свидетелей и самолично убедиться в данном факте. Если что поискать ее. Вместе.
-Ты знаешь, а я не против, совсем не против. И ... где будем искать?
- Думаю, что ты зайдешь за мной, да? Значит, на Кирова.
- Хорошо, я приду.
- Договорились, я позвоню тебе и определимся по времени.
- Буду ждать.
Анна снова положила трубку не попрощавшись, второй раз за двенадцать часов.
Но если двенадцать часов назад она испытывала жажду и дефицит свежего воздуха, то сейчас у нее было такое состояние, точно ее облили ледяной водой, дабы привести в чувство. Сейчас она готова была ждать — два дня, десять или больше — это не имело значения. Теперь, когда Саша сказал достаточно много и когда сам перезвонил, даже тот концерт, на который они шли вместе с Ирой не вызывал у нее никаких опасений, никаких эмоций. Теперь, главное для нее заключалось в том, чтобы дождаться встречи.

Апрель на Урале бывает разным: порой в самом начале тает снег, все высыхает и наступает настоящая весна — с ярким солнцем, цветущей мать-и-мачехой по обочинам дорог, с теплыми ночами, а бывает, что снег мало того, что не тает, он еще и продолжает падать, только не зимний легкий, а весенний мокрый, тяжелый. Небо в такие дни стоит хмурое и серое, нависнув над городом как огромное старое ватное одеяло. Этот апрель был необычным — к середине месяца неожиданно наступила долгожданная весна. А день, когда должны были встретиться Саша и Анна, выдался солнечным, ярким, теплым и сухим. Четверг наступил неожиданно. Сначала Ане казалось, что дни тянутся невыносимо медленно — она отсчитывала буквально каждый час, где бы ни была. С отъездом Ирины, она как-то успокоилась несмотря на то, что и присутствие последней ей не было в тягость, так как бывшая подруга, сделала вид, что ничего не произошло, что она не заметила двухдневного отсутствия Анны в институте и общалась с ней по возвращении на равных. Однако, обе понимали, что былых отношений не возвратить и Аня переживала по этому поводу достаточно сильно. Отношения по жизни складываются как ступеньки на винтовой лестнице в старинном замке и чем выше поднимаешься, тем более отчетливо понимаешь, кто все еще с тобой, кто тихонечко поднимается позади, кто остался там, внизу, а кто обогнал и подал руку. В тот апрельский день, она не могла видеть того, что стало очевидным спустя годы. В тот апрельский день в ней по-прежнему боролись два противоречивых чувства — она не хотела потерять любимого человека и не хотела испортить давние отношения с Ирой. Она понимала еще и то, что не может найти выход, а когда Ира уехала на соревнования, Аня вздохнула с облегчением — вместе им становилось тесно даже в огромном актовом зале факультета, где они учились.

 Она шла по редким лужицам, оставшимся от внезапно растаявшего снега, в своих белых коротких сапожках, плаще, цвета морской волны и белом легком шарфе, улыбаясь и радуясь каждому встречному — настроение было просто отличным. Саша, после короткого перерыва, позвонил — это случилось накануне вечером, вопреки всем принципам — звонок раздался в двадцать два часа. Они проговорили до полуночи, игнорируя череду междугородних сигналов, время от времени, врывавшихся в разговор. «Перезвонят», - думала Анна, она не представляла себе возможным прервать беседу с Сашей — настолько легким и приятным был разговор. Результатом же стал тот факт, что они договорились встретиться на следующий день, к вечеру, так как ему нужно было найти фотоателье, в котором напечатали бы фотографию всего курса. Время шло, выпускной приближался. Анна с радостью согласилась составить компанию Саше, и вот именно сейчас, спешно заехав домой, она торопилась на эту встречу.
Саша ждал на трамвайной остановке, неподалеку от училища, но увидев Анну, он не пошёл навстречу — ему доставляло огромное удовольствие наблюдать за тем, как она идет к нему, улыбаясь и он не сдержавшись, улыбнулся сам.
- Привет, - приобнял он Анну, когда она подошла.
- Привет, - улыбаясь ответила она.
- Идём?
- Идём, - повторила девушка.
Александр галантно подставил руку, и они пошли вдоль центральной улицы, разговаривая обо всем, словно не виделись долгие годы, словно накануне не проговорили больше двух часов...И чем больше они разговаривали, тем интереснее становились друг другу. Они обошли все центральные фотоателье за этими разговорами, так собственно и не достигнув цели. И, к вечеру, немного уставшие, оказались, наконец, в одном из центральных кинотеатров. Только что начался показ нашумевшего фильма с Ириной Метлицкой в главной роли. Саша предложил, Анна не отказалась. До сеанса оставалось чуть больше получаса, и Аня решила, что успеет позвонить домой и предупредить маму о том, что вернется позже. Мама ничуть не удивилась этому, а он, наблюдавший за разговором Ани и ее матери, понял, что последняя сообщила о том, что звонила Ирина. Елизавета Васильевна, действительно, сказала об этом дочери и о том, что подруга была в недоумении от того, что не могла дозвониться накануне, и в еще большем недоумении она оказалась тогда, когда узнала о том, что Анна не вернулась домой, собираясь пойти в кино. Аня повесила трубку и посмотрела на Сашу снизу вверх, получилось забавно — они оба рассмеялись, он обнял ее, слегка прижав к себе и, словно, говоря: «Все в порядке.» Взял за руку, и они вошли в зал. Фильм был жестокий, сюжет разворачивался стремительно и чем дальше, тем больше Ане хотелось взять Сашу за руку, чтобы почувствовать защиту с его стороны. На некоторых эпизодах сердце прижимало так, что было тяжело дышать. Но она сдержалась. Потом, когда они шли к автобусной остановке, обсуждая то, что увидели, выяснилось, что не только у Анны сжималось сердце. Второй раз она смотрела этот фильм одна, дома, много лет спустя... Странно, но она не испытывала тех же чувств, ей было безумно жаль главную героиню и актрису, которая исполняла эту роль. Года за два до того, как Анна снова увидела этот фильм, она безвременно ушла из жизни после тяжелой болезни. Играла она великолепно и глядя, на неё, Анна думала о том, что жизнь все же несправедлива. Она смотрела и сюжет шел как бы параллельно ходу мыслей, которые необратимо превращались в воспоминания, и уходили корнями в тот самый апрельский вечер.
А вечер был нескончаемо приятным — смеркалось, улицы засветились искусственными огнями, ветер стих. На остановке практически никого не было, за исключением нескольких запоздалых пассажиров.
- Спасибо за время, проведенное вместе. - он смотрел прямо в глаза.
- И тебе спасибо. - Аня не смогла отвести взгляд в сторону. - А совесть мы так и не нашли, - улыбаясь, продолжила она.
- Так впереди суббота, можно продлить сегодняшнее удовольствие. Завтра я закончу некоторые дела, а в субботу буду абсолютно свободен. А ты?
- Я учусь до двух, а потом тоже свободна.
- Тогда давай встретимся вечером, около пяти, нет возражений?
Возражений не просто не было. Они отсутствовали как таковые.
- Давай, я успею съездить домой, а потом, хоть на край света.
Саша улыбнулся и поцеловал её. Подошел автобус, и он лишь успел сказать: «Я позвоню сейчас».
Он действительно позвонил, и они снова проговорили до полуночи, уточнив на прощание время и место встречи. И снова Анна проигнорировала сигналы междугородней связи, настойчиво врывавшиеся в разговор.
Она понимала, кто это мог звонить и зачем. На этот раз сработал инстинкт самосохранения от своего же внутреннего я. Она понимала, что если Ирина дозвонится до неё, то вне сомнений начнет взывать к той самой совести, которую считала потерянной... На самом же деле, с совестью все было в полном порядке, и именно она не давала Анне возможности шагнуть по жизни вперед, думая о себе, не оглядываясь на других.
Междугородний звонок все же раздался на следующий день.
- Привет, - в голосе звучала явная издёвка.
- Привет, - проигнорировала интонацию Аня.
- Как кино? Понравилось?
- Да, хороший фильм. Как ты?
- Как обычно — ты же знаешь, сборы есть сборы и ничего здесь не меняется.
- Что поклонники? Одолевают?
- Не то слово! А в кино ты с кем ходила?
- С Сашей. Ему надо было помочь с фотографиями, а потом мы зашли в кино. - Аня ненавидела себя в этот момент за свою же собственную откровенность. Почему-то ей казалось, что не скажи она этого — было бы во сто крат правильнее...
- Понятно. А мы тут тоже развлекаемся на тему: кто кого быстрее соблазнит. У некоторых уже получилось, а некоторым остались считанные дни.
- У тебя, конечно, получилось, - с сарказмом заметила Аня.
- А ты сомневалась? У меня всегда все получается, ты бы не забывала об этом, подруга. Ты же меня лучше других знаешь.
- Знаю, Ира...знаю.
- Встретите меня в понедельник? Я хотела попросить тебя передать Саше, чтоб он встретил, но он же, как и ты, страдает благородством, и не сможет не взять тебя с собой.
- Как ты добра к нам обоим. Хорошо, передам, но если не предложит поехать, я не поеду, не переживай
- Я не могу не переживать, дорогая, слишком активно Вы начали общаться в моё отсутствие. Мне это не очень нравится.
- Послушай, ты минуту назад сказала о том, что уже кого-то покорила на сборах и я так понимаю, что не душой и интеллектом ... так чего ты еще хочешь?
- Одно другому не мешает. Сборы — это сборы, а я замуж хочу.
Аня не нашлась, что ответить.
- Встречайте в понедельник, -не дождавшись ответа, повторила Ира и повесила трубку.

Глава 11.

Аня недоумевала. Последний разговор с Ириной выбил ее из колеи. Она не знала сейчас, в какую сторону ей метнуться, чтобы избежать удара Судьбы, а то, что последняя, приняв облик, некогда близкой подруги, готовила этот удар, было очевидным фактом. Может быть, она и потеряла совесть, может быть, и нет, но непонятным оставалось одно - как можно было претендовать на какие-бы то ни было отношения, а тем более на замужество и одновременно отдавать самою себя в руки старых добрых друзей?! Раньше, когда Ира возвращалась с подобных сборов и рассказывала о своих, не только спортивных, победах, Аня относилась к этому проще. Может быть от того, что она этого не видела, может быть от того, что это были только рассказы, может быть от того, что её это не касалось. Сейчас же, если бы ее попросили назвать, то чувство, которое преобладало над всеми, она бы с уверенностью сказала — гнев и негодование. Не укладывалось в голове - Ира могла так запросто предавать то, чего еще даже не было! Аня не могла понять, как можно было поступать так с Сашей и при этом высказывать претензии ей самой. Не могла. А Саша тем временем становился все ближе и ближе, её безумно тянуло к нему. Ей хотелось разговаривать и разговаривать с ним. Нет, она не сходила с ума, она просто чувствовала каждой клеточкой души родство этого человека.
Задумалась было, говорить или нет о звонке Иры, но тут же отогнала мысль об утаивании. Это было бы подло и низко. На таких поступках своего счастья не построить, и она рассказала.
Отреагировал спокойно — ни бурной радости, ни безразличия.
- Поедем вместе?
- Но, меня вроде бы, как и не приглашали.
- Я приглашаю.
- А можно?
- Нужно, Аня, нужно. Во сколько мы завтра встречаемся, - перевел он разговор, - снова в пять?
- Думаю, да.
- Только в этот раз и в самом деле на Кирова, приезжай к общежитию, я выйду сам, вызывать не придется, договорились?
- Договорились, Саш.
И вот это «Саш», оно так задевало за сердце, было в нем что-то особенное, веяло от него теплом и заботой, нежностью.
- До встречи, Анечка.
И встреча состоялась. И сколько бы она не возвращалась позднее в тот день, в тот вечер, в ту ночь, в то прошлое — она не могла себе объяснить, как это произошло.
Она очень много думала о том, как поступить, каким путем пойти, чтобы разбить треугольник и никому не причинить вреда. Просто порвать отношения и с Сашей, и с Ириной? Только с Сашей?  Только с Ириной? Голова раскалывалась на части. Единственное, в чем она отдавала себе отчет, это в том, что порвать с Ильей сама она уже не сможет.
Аня приехала, когда стрелки городских часов показывали четверть пятого. До общежития, даже самым медленным шагом, было минут пятнадцать ходьбы.
«Даже если так, я все равно приду рано» - промелькнула мысль.
И, неожиданно для себя самой, она приняла решение. Быть может, это и был результат всех метаний за последние двое суток, за последние дни, недели, месяцы. Быть может измотанная душа, не выдержав, подсказала путь. Быть может, это было как раз то, что принято называть перстом Судьбы.
«Ещё сорок пять минут. Я не пойду к общежитию. Я, вообще, туда не пойду. Я пойду по параллельной улице и, если это Судьба — мы встретимся. Нет - нет». Она понимала, что играет с огнем, но решение было принято, а принятые ею решения не переигрывались. Она понимала, что рискует не случаем, а всей линией жизни. Она все прекрасно понимала.
Аня шла по той улице, которая по логике вещей, уводила её от встречи с Сашей, от Саши. Ей хотелось повернуть налево, забыть про все свои категоричные решения, перешагнуть через них и оказаться рядом с ним, но она уже не могла.
Всего двести метров до Дома Правительства, но как тяжело они дались, Аня замедлила шаг и, подойдя к перекрестку, еще раз обернулась, чтобы посмотреть на здание, к которому она больше не подойдет. Нет, ей же не показалось. Как стояла, так и осталась стоять она на этом самом перекрестке. Навстречу шел Саша. Он улыбался.
- А я вышел рано и подумал, что успею сходить в магазин. Телевизор не показывает, плату надо заменить. А ты куда, кстати, идешь?
- Так тоже рано приехала, думала пройдусь немного. - все еще не понимая, что произошло, - ответила Аня.
- Ну, так идем? Потом занесу в общежитие и мы свободны. - у Саши явно было хорошее настроение.
- Поделишься радостью?
- Какой?
- У тебя отличное настроение, есть повод?
- Аня, повод можно найти всегда: вот с тобой встретились, а утром сестра младшая приезжает, надо встретить.
- Сестра — это здорово. Наверное, сложно одному в чужом городе, без родственников? Мне наших, которые в общежитии живут всегда немного жаль было — ни отдохнуть, ни к экзамену по-человечески приготовиться, да и все равно — дом есть дом.
- Ну, первое время тяжело было, а потом привыкаешь постепенно.
- Не знаю, я бы не смогла, хотя ведь собиралась после восьмого класса в юридический техникум, в Челябинск. Серьезно собиралась, мама не отпустила. Потом собиралась куда-нибудь, где есть специальность — иностранный язык и история или география. Даже курсы подготовительные закончила заочно. Все равно не отпустили. Теперь я даже рада.
- А я должен был в Ленинград ехать, а оказался здесь. Но, тоже не жалею.
- Странно, хочет человек одного, а получается по-другому.
- Да, нет, может человек как раз и хочет того, что в действительности получает.
Они отвлеклись, так как за разговором дошли до магазина и уже у прилавка заканчивали беседу, в то время как, продавец — женщина с абсолютно равнодушным выражением лица, терпеливо ожидала, когда они к ней обратятся. Саша выбрал то, что искал. Они вышли и пошли в сторону общежития. Молча, словно задумались о том, что только что обсуждали. О том, что было бы, если б Аня уехала в Челябинск, Новосибирск или Москву, а Саша — в Ленинград. И каждый подумал: «Судьба?»
- Аня, а почему ты не пошла к училищу? Ты же шла совсем в другую сторону, когда мы встретились.
- Так время еще было, - она замялась, - прогулялась бы и пришла.
- Точно?
- Теперь, да.
Он внимательно посмотрел на неё. Анна выдержала взгляд. Она говорила правду. «Теперь, да». Это был искренний ответ.
Они спустились на набережную. Вечернее солнце слегка слепило, но и баловало уже теплыми лучами. Они впервые оказались здесь вместе, вдвоем и ощущая каждой клеточкой души тепло, исходившее друг от друга, даже не подозревали, что месяцы и годы спустя, каждый из них будет стоять здесь в одиночестве и пустым взглядом, улавливая круги на воде, снова и снова возвращаться в этот вечер и его неожиданное продолжение.
- Аня, мы ведь еще не рассказывали друг другу о себе — так фразами перебрасывались, - расскажешь?
Аня редко с кем делилась подробностями своей жизни, точнее не делилась никогда и ни с кем. Даже из близких подруг не все были посвящены в ее семейные радости и неурядицы, постольку — поскольку последние преобладали и преобладали значительно. Она не ожидала такого вопроса и в тоже время была рада услышать его. Ей действительно хотелось рассказать о себе, открыться — она не боялась, что называется, стать уязвимой для него, так как видела и чувствовала, что это искренний и порядочный человек, для которого слово «честь» было не просто словом. Он не настаивал. Он ждал. И Аня рассказала — рассказала о семье, о болезни матери, об отце, о сестре, и о многом, чего раньше никогда и никому не рассказывала. За разговором, они не заметили, как поднялись по многочисленным ступеням и оказались на одной из центральных улиц города.
- Ну, вот, теперь ты знаешь обо мне практически все. В принципе, ты и раньше это все знал, но без подробностей. Небогато, правда?
- Аня! - он обнял ее обеими руками и поцеловал в щеку. - Ну, что ты такое говоришь? - он понял, что под простым и понятным словом «небогато», она имела в виду свое скромное происхождение и не слишком простую жизнь.
- Как есть, говорю, Саша, как есть и, если быть до конца искренней, я стесняюсь подробностей своей жизни — не все это понимают, не все понимают, как я живу, а тебе вот спокойно рассказала, сама не знаю, как получилось.
- Отлично у тебя все получилось, - он снова обнял ее.
- А ты? Как ты жил до приезда сюда? «Расскажешь?» —неуверенно спросила она.
- Расскажу. - и он так же просто рассказал о том, как прошло его детство и где ему довелось побывать с родителями. Они оба поймали себя на том, что им приятно слушать друг друга и даже, если появлялось желание спросить о чем то, то над ним тут же преобладало желание дослушать мысль до конца.
- Кстати, завтра утром приезжает моя сестра — мама ее в качестве посыльного отправила.
- Здорово, это здорово, когда приезжает сестра — я люблю, когда приезжает моя, несмотря ни на что- безумно по ней скучаю. - Они еще долго разговаривали и уже начало темнеть, когда они дошли до конца центральной улицы, ведущей к вокзалу.
- Аня, может завтра в клуб сходим? - неожиданно перевел тему Илья.
- А как же сестра?
- Так она уже уедет обратно дневным поездом.
Аня задумалась. Разумеется, это предложение на ближайшие сутки было пределом мечтаний, но как это будет выглядеть со стороны? «Да, хоть как пусть выглядит» - одернула она себя и решительно ответила:
- Саш, честно?
- Давай.
- Я с удовольствием, - улыбнулась Анна и не успев договорить, почувствовала, как оказалась в его руках, почувствовала и обнявшие ее руки, и всю теплоту, и нежность его губ. Она вспомнила февраль, его отпуск, прощание у поезда. Сейчас все было по-другому. Они были одни, в центре огромного ночного города. Подошел автобус.
- Ань, мне кажется он слишком грязный. - он по-прежнему не выпускал ее из рук.
- Подождем следующий? — робко спросила она.
- Ты думаешь, что следующий будет чище? - Саша лукаво улыбался. - Может, перейдем дорогу и пройдемся немного?
- А может, мы вообще продолжим гулять? А утром дойдем до вокзала — ты встретишь сестру, а я поеду домой?
- Что тебе скажут на это дома?
- Абсолютно ничего. Во-первых, мне верят, во-вторых, знают, что я с тобой. Идем?
- Идем. - И они пошли. Анна чувствовала, что сегодня она должна сказать то, что пыталась сказать несколько месяцев назад. Саша  же был просто рад тому, что все сложилось именно так, а не иначе именно этим вечером. И когда они в очередной раз неожиданно повернулись друг к другу, он, вдруг, выпалил на одном дыхании:
- Я так рад, что ты сегодня здесь, со мной, рядом.
- Сашенька, - Аня смотрела ему прямо в глаза — я хочу, чтобы ты ВСЕГДА был рядом.
Он крепко обнял ее в ответ. И в этом объятии она почувствовала всю силу и уверенность его молчаливого «да».
Под утро, уставшие они пришли на вокзал. Ночь пролетела как мгновение — они обошли почти все центральные улицы и были удивлены быстротечностью времени. Поезд прибывал рано, и все же ждать оставалось не меньше двух часов. Нашли место в воинском зале, сели и молча бросив взгляд друг на друга, подумали об одном и том же: «Что сейчас?» И так же молча, одинаково ответили сами себе: «потом, все потом…» Аня заметила, что Саша заметно устал и предложила:
- Ты наклонись мне на плечо, поспи немного — тебе с сестрой все утро быть, а я все равно домой поеду — отосплюсь.
- Нет, давай я на тебя наклонюсь, а ты на меня, хорошо?
- Хорошо.

Темное небо начинало раскидывать темноту, вместо сочного иссиня-черного цвета, сливавшиеся до этого момента облака, приобретали серый оттенок. Говорят, что ночь бывает темной перед самым рассветом. Сущая правда. Аня приоткрыла глаза и увидела первые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь грязные окна вокзала. В какой- то момент ей показалось, что это и есть бесконечность, захотелось остановить время и замереть вместе с ним. Однако, голос диктора, оповещавший о прибытии поезда, был непреклонен.
Саша успел проводить Анну до остановки. Он обнял ее так, как обнимают только очень близких людей, и она уловила это.
- Спасибо тебе.
- За что?
- За время, которое мы провели вместе. – он смотрел на Анну, не отрывая взгляда, с одной стороны пристально, с другой стороны – в этом взгляде сквозила нежность, которую не спутаешь ни с одним другим чувством. – Мы же встретимся сегодня?
- Где?
- В клубе. Ты зайдешь за мной, и мы пойдем в клуб. Да?
- Да, - улыбкой ответила Аня. – Да, я зайду в семь, правильно?
- Правильно, буду ждать. Уже жду. Я пойду? – он нехотя выпустил ее руку из своей. И, развернувшись, направился к перрону.
«Я люблю тебя» - неожиданно для самой себя, произнесла Аня, наблюдая за тем, как удаляется знакомый силуэт, как исчезает среди толпы спешащих пассажиров.
И, словно хотела удостовериться, не показалось ли ей, что произнесла она именно эту фразу, Аня повторила ее вслух. Это было похоже на то, как больной, долго лежавший без движения, начинает шевелить пальцами рук, ног, начинает произносить слова и при этом удивляться самому себе и радуется всему, что его окружает. Анна была рада.
Вернувшись домой, она, в буквальном смысле этого слова, провалилась в сон. Во-первых, она понимала, что должна отдохнуть. Во-вторых, это был единственный способ скоротать время до вечера, не думая о том, что уже произошло и что могло произойти дальше.
На этот раз Анна приехала в курсантское общежитие вовремя. Ей не нужно было вызывать Сашу – они заранее договорились о встрече, и молодой человек, проявив пунктуальность, появился в точно, обозначенный час.
Саша наклонился к Анне, чтобы поцеловать, но в тот же момент раздался голос Павла за спиной:
- Господа, я ж не Зоя Космодемьянская, я молчать не буду. – его хитрая, слегка слащавая неприятная улыбка сверлила насквозь. Аня отвела взгляд, прекрасно понимая, о чем он говорит. Саша засмеялся – Jedem Das Seine,-  мы торопимся, Паш, если есть что помимо, говори.
- Нет, помимо нет ничего.
- Тогда потом! - Саша приобнял Анну, и они вышли из здания.
Все было не так в этот раз. Все было другим. И у обоих сложилось, стойкое убеждение, что они одни в этом, полном людей, зале. Подходили знакомые, здоровались, по инерции, получая ответы, но не более того. Они вставали, не сговариваясь, как только начинала звучать медленная мелодия, они были вместе и складывалось впечатление, что с каждым танцем, они становились все ближе и ближе друг к другу, их родственные души переплетались все сильнее и сильнее…
Они возвращались из клуба, молча, не торопясь - ей не хотелось уезжать, не хотелось расставаться, не хотелось думать о том, что наступало «завтра». Ему не хотелось отпускать ее и не хотелось думать о том, что черту они все же перешагнули, а обратный путь не уже затянуло густым туманом.
Электронные часы на одной из главных улиц города показали полночь. Наступил понедельник, который в силах был расставить хотя бы часть точек над злополучной буквой “I”.

Глава 12.

Саша не стал звонить Анне. Анна не ждала звонка. Не сговариваясь, они встретились там, где расстались в полночь. Автобусная остановка находилась в трех кварталах:
- Прогуляемся, Ань? Время еще есть.
- Конечно, - улыбнулась она в ответ и взяла молодого человека под руку.
Слово за слово, они снова разговорились и лишь оклик засидевшейся цветочницы, в районе остановки, к которой они направлялись, заставил замедлить шаг и оглянуться.
- Молодой человек, порадуйте девушку, подарите весенние цветочки, - щебетала пожилая женщина, протягивая последний букет тюльпанов. Илья посмотрел на цветы, а потом перекинул взгляд на спутницу:
- Ань, прости…ну, не люблю я тюльпаны, не цветы это.
- Саш, не извиняйся, не стоит, да, и куда я с ними сегодня?
Он приобнял девушку, и легким движением поцеловал в щеку. Посмотрев друг на друга внимательно, не сговариваясь, шагнули на ступеньку автобуса, водитель которого, терпеливо дожидался последних пассажиров. Та минута, которой, они ждали и не ждали, боялись и не боялись, желали и не желали – она неумолимо приближалась. В аэропорт приехали за полчаса до прибытия рейса, времени оставалось предостаточно. Они поднялись на второй этаж аэровокзала, который в те времена представлял из себя небольшое, двухэтажное и надо сказать, весьма типовое здание, большие окна позволяли наблюдать за взлетами и посадками самолетов. Чаще всего это были маленькие Ан-24, реже – Ту-134 и уж совсем редкостью был Ту – 154.
Свободных мест было много, но они выбрали первые, какие попались на глаза. Сначала разговаривали не переставая, смеясь, шутя, но чем меньше оставалось времени до прибытия рейса, тем меньше обоим хотелось это делать.
Напряжение было настолько велико, что Аня, в итоге, не услышала объявления диктора, и лишь молчаливо-вопросительный взгляд Саши вернул все на свои места.
- Идем? – осторожно спросил он.
- а уже…? - ответила вопросом на вопрос Анна.
- Да, Анечка, наверное, пора. - пауза затянулась.
- Идём, - Аня посмотрела прямо в глаза так, что сердце сжалось и захотелось крепко обнять друг друга. Сдержались. Саша взял её за руку, и они спустились на первый этаж.
 Команда появилась почти сразу и первой среди них была Ира. Увидев издалека встречающих, она сразу подошла к ним, но заговорить не спешила. Она прекрасно понимала, что произошло, так как не заметить это было просто невозможно. Однако, считала дело поправимым.
- С чего бы это ты так раскраснелась, дорогая? Или совесть мучает?
- С совестью у меня все в порядке, не переживай – иначе я не приехала б сейчас сюда.
- А Вы, молодой человек, что такой жизнерадостный, прямо светитесь весь? – обратилась вдруг Ира к Саше, саркастически употребив обращение «Вы».
- А что мне? – по –прежнему улыбаясь, ответил он. – У меня все отлично, почему бы не улыбаться? Ладно, давай прощайся и поехали, поздно уже, добираться потом неизвестно сколько.
- И мне, - добавила Аня.
- Ты же останешься? – удивленно переспросил Илья, глядя на Анну и тут же, не отводя взгляда, добавил:
- Так, Ир?
- Так, - понимая, что иного выхода у нее нет, ответила Ирина.
Они подошли к автобусной остановке, где на выбор, пассажиров ждали два автобуса. Выбор заключался в том, что маршрут обоих автобусов пролегал мимо дома Ирины и лишь один из них, следовал до дома Анны.
Ирина уверенно подошла к другому, и Аня было попыталась пойти в противоположную сторону, но Саша остановил ее легким движением руки направив к тем дверям, куда уже вошла Ира.
Чувство «дежавю» не покидало Анну ни на минуту- аэропорт, автобус, ночь практически, и они снова едут втроем. Но сейчас Аня села отдельно. Она смотрела в никуда и вспоминала прошедшую неделю, которая принесла столько нового в ее жизнь. Желание выходить вместе отсутствовало, но это был шанс, еще один шанс быть вместе с человеком, который стал для нее неожиданно близким и родным, и она сдалась. От остановки до дома они дошли, разговаривая ни о чём – Ира рассказала о соревнованиях, сохранив за собой право не посвящать собеседников в те события, которые имели место быть между стартами.
На лестнице, между вторым и третьим этажом, Саша неожиданно остановился:
– Ну, пока? «Дальше сами?» —лукаво спросил он, намекая на то, что он уходит, понимая, о чем дальше будет речь, а поскольку речи эти слышать он не желал, то момент для того, чтобы исчезнуть был выбран как нельзя лучше.
– Да, дальше мы сами, - Ира смотрела подруге прямо в глаза. - Позвони, как доберешься до училища.
– Хорошо. Пока, Анечка. - уже спускаясь по лестнице, на ходу бросил Саша.
– Пока, Саш. - ровным голосом ответила Анна.
– Экие Вы нежные стали в моё отсутствие, прям не парочка, а гусь да гагарочка, - усмехаясь прокомментировала Ира. - Ладно, хватит следы его гипнотизировать, заходи.
– Не хочу, но идти сейчас некуда. - как бы сама себе, проговорила мысль вслух Аня.
– А чего ты хочешь?! Не поделишься?! Зачем ты приехала сегодня?! Кто тебя об этом просил? Он??? Так он, тебя дуру жалеет просто, а ты веришь. Хочешь, чтоб он никому не достался — ни тебе, ни мне??? Хочешь, чтоб он к этой малолетке в Челябинск уехал? Ты же понимаешь, что тебе не потянуть все это — чего лезешь? Зачем вмешиваешься? Уйди и не мешай мне больше, поняла?
– Как с Игорем время провели? Снова был бесподобен в постели? - этот вопрос, подобно большой волне, захлестнул Иру своей неожиданностью.
– Откуда ты знаешь? - Ира бросила на Анну резкий, но удивленный взгляд. То, о чем говорила подруга, имело место быть. Игорь Аксаков был видным парнем в команде, и не каждая могла сопротивляться его обаянию. Ира не могла, и под настроение на сборах они качественно проводили время, отведенное под отдых.
– Выходит, правда. Как ты так можешь, скажи? Добиваешься одного, уезжаешь за полторы тысячи километров и спишь с другим, возвращаешься и требуешь, чтоб все расступились, откуда в тебе все это или я была совсем слепая?
– Ты не слепая, ты глупая и неопытная и тебе никогда меня не победить, так что просто уйди.
– Я, с твоего позволения вздремну, а потом уйду. Навсегда. - Аня прошла в комнату и не раздеваясь прилегла на маленький диван. Ей хотелось порвать Иру пополам, порвать от беспомощности, ибо сейчас она понимала — то, на , что готова была Ира, она — Анна Владимировна Еремина была не способна.
Она не способна была лгать Саше на каждом шагу, она не способна была лгать самой Ире, она не способна была ради достижения цели отдаться ему и понимала, что сейчас Ира пойдет именно этой тропой. В эту минуту она ненавидела саму себя за своё гипертрофированное чувство порядочности, за свою гордость неуёмную, за то, что она снова и снова пришла в этот дом. Аня так и не смогла уснуть, а услышав шум первого трамвая, тихонечко встала и , не сказав никому и ничего на прощание, вышла из этого дома, как ей казалось навсегда.

Они встречались в институте, общались, казалось бы, как обычно, но прямых контактов больше не было — встречаясь нечаянно взглядами, они тут же отводили глаза друг от друга, оставаясь наедине, расходились в разные стороны. Желание общаться пропало у обеих. Аня не знала, общается ли Саша с Ирой, Ира, в свою очередь, не знала, прекратил ли Саша общаться с Аней. В реальности же, набрав номер телефона одной, он тут же понял, что они расстались. И этой одной была Ира. Ему была неприятна эта ситуация, менее всего ему хотелось быть причиной раздора. Но здесь он ошибался. Он считал, что если б не знакомство с ним, то девчонки продолжали б дружить, а это было не так. Ира никогда не дружила с Аней. Она использовала ее, как средство, для сравнения. Тонкий психологический прием — одна, ты и есть одна, а из двух мужчине всегда хочется выбрать — более яркое, более стройное, более привлекательное. Этим «более» и считала себя Ирина. Она была чрезвычайно откровенна и никогда не скрывала, что подруги для нее были лишь средством продвижения по жизни. Однажды у нее получилось продвинуться подобным образом рядом с Леной, теперь она использовала Анну и крайне редко вспоминала тот случай, когда ей не удалось провернуть ситуацию с Натальей, ибо последняя не шла ни в какое сравнение с ней самой. Таким образом, более, желание совершить аналогичную ошибку, у Иры не возникало.
Саша позвонил и Ане. Теперь он понимал, что их расставание было ему даже на руку. Ни одна, ни другая, будь то в порыве откровенности или гнева, не могли поделиться друг с другом о том, что у него происходило с каждой по отдельности. Да и делиться то, собственно говоря, тоже было нечем. Он звонил, но ни с кем не встречался. Аня было заикнулась о предстоящем дне рождения и о том, что хотела бы пригласить его, но Саша сменил тему разговора. На том и остановились. Ира старалась быть осторожной — не задевать, не раздражать, не злить. И когда он задал вопрос на предмет совместной поездки на Анин день рождения, не возражала.
Говорят, что отмечать день рождения заранее — не к добру. От чего именно в тот год Анна решила поступить таким образом? Очевидно только потому, что желание видеть Сашу было гораздо сильнее веры в предрассудки. День рождения выпал на понедельник, а он мог приехать лишь в субботу. Аня понимала, что Саша, до сих пор не потерявший надежды примирить подруг, будет просить разрешения приехать с Ириной и не удивилась, когда услышала от соперницы:
– Во сколько ты нас ждёшь в субботу?
– Ну, во-первых, жду я не только вас. Приедет Наталья с Антоном. Во-вторых, в пять.
– Мы приедем.
«Приезжайте», - подумала Анна без особой радости.
Она стояла на балконе своей квартиры в ожидании гостей, когда те появились из-за угла дома, расположенного напротив. Как это бывает, когда и радость, и разочарование приходят одновременно? Хочется одновременно смеяться и бить не головой, но кулаком об стену, сопровождая криками: «Почему?! Почему?! Почему?!». Вот и сейчас — одна Анна смеялась от радости, вторая — билась об стену, третья — стояла, не шелохнувшись и наблюдала за тем, как приближаются гости. Ничто не выдавало ее состояния и настроения — когда она того хотела, то могла скрыть все. А она хотела.
И, тем не менее, звонок в дверь оказался неожиданным, размышляя, Аня не заметила, что гости уже давно вошли в подъезд. Она подошла к двери, сделала глубокий вздох и резко открыла дверь. Первыми вошли Ира с Натальей, за ними Илья.
– С Днем Рождения! - Саша протянул Ане три розы, наклонился и обнял ее.
– Спасибо, Саш, - Аня поцеловала его в ответ и тут же поймала на себе взгляд Иры, - проходите, - пригласила она всех.
Аня всегда отмечала свой день рождения дома. Она и подумать не могла, что именно тот прервет традицию и потом, многие годы она будет его отмечать где угодно, только не там. Почему? Потому что тогда она еще не знала, насколько быстро начнут развиваться события после. Они и здесь-то уже набирали обороты, и всем было понятно, что нажимать на тормоза уже слишком поздно. Особенно понятно это было Ире, которая, услышав неожиданный экспромт Саши в адрес именинницы, поймала себя на мысли, что по меньшей мере ей хочется покинуть этот гостеприимный дом вместе с его гостеприимной хозяйкой. День рождения Анны и на день рождения то не был похож в этот раз — это веселье все больше напоминало интеллектуальный ринг, где Анна с Ириной поочередно отправляли друг друга в вербальный нокаут, а Саша с Натальей смиренно выполняли роль рефери. По большому счету, Ане все это было безразлично, ибо главным для нее было присутствие Саши. И что будет дальше ее не интересовало.
«Обо всем остальном я подумаю завтра», -снова промелькнуло в голове. И только многие годы спустя, она поняла, что тогда нужно было жить, используя другую мудрость, «не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Что могла она сделать в том «Сегодня»? Наверное, многое, но отсутствие жизненного опыта не позволило ей не сказать в тот вечер то, что хотелось, не объяснить, что она чувствовала. В какой-то момент, они уединились на балконе, разговаривали, шутили, намекали друг другу на что-то, но не раскрывались — быть может каждый из них думал о том, что вот, сейчас она скажет или он скажет, нет. Не сказали. Только, докурив сигарету, Илья потушил ее и взяв за плечи Анну, готовую уйти, развернул к себе, обнял, как прежде, апрельской ночью в центре города. И долгим нежным поцелуем окончательно лишил ее возможности произнести что-либо.
– С Днем Рождения, - улыбаясь, и по-прежнему, не выпуская ее из рук, произнёс он, глядя ей в глаза.
Она поцеловала его в ответ, прижалась на мгновение, развернулась и вошла в комнату.
 

Проводив гостей, Аня вернулась домой, прибрала в комнате, расставила по местам посуду и легла спать. «День Рождения удался»- подумала мама, вошедшая в комнату дочери. Она хотела было позвать ее, но передумала. Поплотнее зашторила окно и вышла.
Саша же пребывал в непонятном для себя состоянии. Проводив Наталью до дома, они с Ирой было пошли к остановке, но ту вдруг, поймав взгляд, он притянул ее к себе и начал целовать. Он не был пьян, но вел себя так, словно изрядно выпил. Или это была неосознанная месть? Месть той, от которой он так ждал тех слов, которые ему трудно было произнести самому? А она, как всегда, промолчала. Почему? Он же видел, сам, своими собственными глазами, видел ее глаза и все, что она хотела сказать тоже видел в них. Почему? Промелькнув, эти мысли исчезли столь же быстро, как появились. Саша проводил Иру до дома. Вернулся в общежитие и лег спать. Настроение улетучилось. Он понимал, что узел завязался еще крепче. Он понимал и то, что если сейчас не встанет и не спустится девятью этажами ниже, не наберет номер телефона, то так и пролежит до утра с широко открытыми глазами, не в силах уснуть. Он понимал, что точно также, на другом конце города не сможет уснуть девушка, если не услышит телефонного звонка. Посмотрел на часы. Двадцать три ноль-ноль. Он встал, спустился в вестибюль, где был телефон-автомат и набрал шесть цифр городского телефона: семь, три, ноль, восемь, три, девять. Он впервые нарушил принцип не звонить позднее двадцати двух часов кому бы то ни было.


Глава 13.

Следующий день выдался не по-апрельски жарким. Анна должна была ехать в аэропорт встречать сестру с сыном, которые приезжали в отпуск. Но не встретиться с Сашей, который позвонил вечером и попросил об этом, она не могла, хотя прекрасно сознавала последствия своего будущего поступка, сознавала, как отреагирует Юлия на то, что ее приедет встречать лишь ближайший родственник, без младшей сестры. Авторитет её в семье был непререкаем и, все, что касалось ее лично, должно было выполняться так, как сказала она — какие-либо расхождения с ее планами не приветствовались.
Аня заметила Сашу, как только автобус начал спускаться вниз, к центральной улице города. Солнце не просто светило — оно палило, да и температура того стоила — плюс двадцать восемь для этого времени года и для этого региона считалось чрезвычайно необычным явлением.
Саша улыбался. Улыбка была ему к лицу. Он были рады друг другу.
- И? - начал первым Саша.
– И я приехала, - ответила Анна.
– Почему ты вчера не сказала мне того, что хотела?
– Потому, что я сказала это еще в начале апреля и с тех пор ничего не изменилось. Я, по-прежнему, хочу, чтобы ты всегда был рядом.
– Почему ты не остановила меня вчера?
– Почему ты не остался вчера?
Они рассмеялись и обняли друг друга.
– Ань, я поеду домой на майские праздники, вернусь третьего или четвертого, не решил еще.
– Я буду искренне скучать по тебе. Сложно даже представить, что тебя не будет в городе.
Оба замолчали. Оба задумались. Анна думала, собственно, о том, что только что озвучила. Саша не понимал сам себя — ну, вот же она, говорит, что желает всегда видеть рядом, но ведь не говорит главного. Почему? Подожду, подожду еще немного, съезжу домой, а там видно будет.
Они провели вместе не один час, и разумеется, Анна упустила возможность вовремя    встретить сестру и в то же время она совсем не жалела об этом. Она возвращалась домой в отличном настроении, которое не в силах был разрушить даже суровый взгляд сестры, которая впервые столкнулась с тем, что Анна сделала что — то для кого-то, но не для нее. Аня сразу поняла, что не стоит рассказывать об истинных причинах своего опоздания, ибо ненависть к столь дерзкому поступку тут же перекинется на источник его спровоцировавший, а источником в данном случае был Саша. Этого Анна не просто не желала, а где-то в глубине души даже побаивалась, ибо к мнению сестры прислушивался отец, а мама — если даже не прислушивалась, то делала вид. Мама, вообще, не считала, что в семье могут быть какие-то тайны и, как правило, посвящала в них без надобности тех, кого они не касались. Вот и сейчас, поймав взгляд старшей сестры, Аня поняла, что совершила ошибку, не предупредив маму заранее о том, что сообщать истинные причины ее поступка не стоит. Юлия уже знала, где она была и с кем, а будучи собственницей по своей природе, не принимала такого положения вещей. По негласному закону семьи всегда сначала должна была идти она, потом все остальные. Анна еще раз посмотрела на сестру и решила, что лучше промолчать.  И оказалась права, так как постепенно гнев был сменен на милость и косвенные вопросы сестры были определенно направлены на выяснение личностных характеристик того, ради которого ее не смогли даже встретить.
Аня, в силу молодости своей, наивности, неопытности и ряда других характеристик, присущих ее возрасту, на все эти вопросы отвечала из лучших соображений, надеясь, что за нее возрадуются близкие, что испытываемое ею чувство счастья зальет своим светом весь их мрачный дом и все, наконец, как раньше, заживет и заиграет всеми цветами радуги там, где с того момента, как заболела мать особого веселья не наблюдалось. В силу все той же молодости она не понимала, что вопросы эти задаются для того, чтобы выяснить — хороша ли партия и стоит ли приносить в жертву себя, не перекроет ли эта персона дорогу ей, Юлии, не будет ли потенциальный родственник препятствием на пути незамедлительного исполнения Анной всех пожеланий старшей сестры. И чем больше вопросов задавала сестра, тем более укреплялась ее уверенность именно в этом. Она прекрасно видела, Аня, при одном упоминании имени этого человека менялась в лице — то краснела, то улыбалась, то смеялась, то задумчиво смотрела куда-то.
Вечером, за чаем, Юля решила вернуться к этой теме вновь. Она первая заговорила о том, что хотела бы посмотреть на этого человека. Анна рассказала о том, что он уезжает на майские праздники домой, к родителям, и вернется лишь к концу недели. Мама Ани, дама, на язык весьма острая, не задумываясь, спросила:
- Все вместе встречать поедете или по очереди?
Настроение у Ани тут же опустилось вниз до предельного уровня.
- Мама, ты находишь это смешным? - в голосе звучала обида. Ибо только матери она доверяла то, что происходило между Сашей, ею самой и Ирой, только ей, в надежде на то, что услышит совет, следуя которому увидит свет в конце тоннеля. Но чаще происходило наоборот, и мама, выслушав дочь, качая головой, вновь и вновь произносила:
- Их столько еще будет, - снова и снова махала рукой куда-то вдаль мама.
И чем чаще мама произносила эти слова, тем дальше становилась дочь, тем плотнее прикрывала она дверь, за которой таились ее мысли, чувства, переживания. Они были схожи по отношению к жизни с Юлией, но не с ней, не с Анной. Последняя же все чаще и чаще не понимала ни ту, ни другую.
- Нет, просто так оно и будет, - ответила мама, услышав огорчение в голосе дочери, и совершенно не понимая, на что здесь можно было обижаться.
Аня допила чай и вышла из-за стола. Беседа явно не заладилась. Оставшись же за столом вдвоем, мама и Юлия продолжили разговор об Анне, рассуждая исключительно со своей точки зрения. И, что не удивительно, ни советы, ни поддержка, ни помощь в это обсуждение ну, никак не входили.
В это же время за другим столом и на другом конце города пили чай другая мать и другая дочь.
- Что думаешь делать, —спросила старшая.
- Поеду встречу, он сказал, что приезжает третьего или четвертого, - ответила дочь.
- Не думаешь, что она тоже приедет?
- Нет, ну посуди сама, где она будет ночевать, чтоб встретить? У меня — нет. У Натальи — негде. На вокзале — ее из дома  не отпустят. А автобусы у них начинают ходить тогда, когда поезд уже придет. Так что на этот раз думаю — разойдемся.
- Ну, смотри, она девочка правильная — такие нравятся, на таких женятся — будь аккуратнее. Ты ж яркая и общительная. Может и не надо было б вмешиваться, но партия хороша и родители, судя по всему, с положением в обществе, и служить поедет недалеко, главное - не упустить. А то будешь потом слезы лить, как в прошлом году.
- В том то и дело, что не буду. В том году были чувства, была страсть, которые застилали разум, а здесь здоровый расчет и поэтому я выиграю. Да и все равно мне сейчас за кого — лишь бы вышло.
- Ты знаешь, что, давай-ка мы на дачу на майские с отцом уедем. Оставим Вас, поговорить есть о чем. Слишком уж он тоже правильный — вот и не могут они друг к другу шагнуть, а ты шагни, да как следует, чтоб уж такое чувство вины или ответственности появилось, что не оттащить от тебя было — дурное дело не хитрое, - договорила мать, глядя в окно, продолжая думать уже о своем.
Думала она о том, чего дочке знать-то и не следовало. Как помочь, она поняла уже давно, только все выжидала — решится ли само по себе дело. «Не хотелось старое ворошить, да видно придется»,- подумала мать Иры. Будучи родом из деревни, да еще из того района, что славился бабками, да колдунами, она не раз слышала, как в деревне, то одного, то другого бабы прибирали к рукам колдовскими советами, видела, что жили не слишком ладно, но ведь и не в одного. Одному завсегда сложнее, чем вдвоем. Умудренная своим деревенским жизненным опытом, мать понимала, что, если они сейчас упустят этот шанс — дальше ничего хорошего не жди. В военное училище уже не пойдешь — одногодки почти все окончили, да и знакома она была со многими. В спортивной секции, где занималась Ира, варианты уже отсутствовали, ну, а когда дочь привела в дом мужчину, с которым только что познакомилась на улице, Елизавета Васильевна приняла окончательное решение. Ибо она понимала, что, если однажды дочь принесет в подоле, отец не даст спуску ни дочери, ни матери. «Аня — девочка хорошая, но дочь дороже», - подумала она. - «и одиночкой ей не быть».
На майские праздники, как и обещала мать Иры, родители уехали на дачу, которая располагалась неподалеку от той самой деревни, куда и хотела податься Елизавета Васильевна за помощью. Собравшись утром, пока отец спал, она, на попутной машине добралась до дома бабки, известной не только в ближайшей округе, но и далеко за ее пределами. Бабка и впрямь была бабкой — старая, грузная, громкоголосая, в очках с необычайно толстыми линзами, она разговаривала со всеми по-простому, на «ты», не задумываясь над правилами и приличиями. Ибо понимала, если человек пришел к ней, то с приличиями и манерами у него или неё тоже не очень -то дружба складывалась. Лечила от пьянства, обещала привороты, отвороты, деньги — с раннего утра очередь собиралась немалая. Елизавете Васильевне повезло, она оказалась второй. Бабка, которая и имени своего особо не разглашала, а в народе звалась Майя, внимательно выслушала заботливую мать и молча разложила на старом столе все три фотографии — Иры, Саши, Анны. Пауза затянулась. Елизавета Васильевна начинала переживать несмотря на то, что люди говорили бабка Майя, не чуралась и черной магии, а значит и отказать не могла. Опыт подсказывал матери, что выбор Саши скорее падал на Анну, чем, на дочь, но уступать она уже не хотела.
- Что, девка, грех на душу берешь? - наконец, произнесла Майя.
- Почему ж грех? Разве ж это грех — дочке жизнь помочь устроить, если шанс такой есть? - спокойно, но с нотками тревоги в голосе проговорила Елизавета Васильевна.
- Грех. Моё дело предупредить — твоё решать, да помнить. Сделаю так, что возьмет он твою дочку замуж, но любить всегда ее будет, - Майя ткнула своим сморщенным пальцем в фотографию Ани. - да и ему судьбу поломаем, надо оно тебе?
- Старую поломаем, новую построим, - упрямо повторила Елизавета Васильевна.
Ну, смотри, тебе решать, - она повернулась к старому обшарпанному комоду, открыла скрипучую дверцу и достала бутылку с водой. Положила фотографии одну на другую, придавив их бутылью с водой. Сняла свои странные очки, прикрыла глаза и забормотала себе под нос что-то, понятное ей одной.
Елизавета Васильевна наблюдала за бабкой, не шелохнувшись. Та, сначала побледнела, потом стала красная, словно вышла из парной, руки у нее затряслись и, в какой-то момент, Елизавета Васильевна напугалась, но бабка открыла глаза, надела очки и спокойно сказала:
- Что ты сейчас натворила — пусть на тебе будет, сейчас не сознаешь — потом поймешь, да кабы поздно не было. С девкой той он всегда будет и дети у них пойдут. От детей отвадила, от нее не могу. Так что терпеть придется. Сможете — терпите, опостылеет — приходи, сниму грех с души. Прийти только ты должна, никто другой, - она протянула бутылку с водой, - на, всех троих напои, хоть как - хоть в суп, хоть в чай, хоть в воду, куда хочешь. Она не глядя протянула бутылку с водой, встала и вышла из комнаты, не попрощавшись.
Елизавета Васильевна вернулась домой не сказать, чтоб с тяжелым сердцем, но мысль о том, правильно ли она поступила — мучила ее, правда недолго. Она убрала заготовленный напиток подалее, да так, чтоб он никому не попался на глаза.

Аня ни минуты не сомневалась, что она встретит Сашу, когда тот будет возвращаться от родителей. Проблема, как правильно рассчитала Ира, состояла в том, что поезд приходил слишком рано. И все же она решила ехать с вечера — шесть часов можно было провести в воинском зале, там дежурил патруль и было совсем не страшно. Заметив это, мама и сестра прокомментировали поступок сестры и дочери, и только отец сказал: «лучше б денег дали на такси». Денег она не взяла — не любила зависеть в ситуациях, которые касались лишь ее, от кого бы то ни было. Аня приехала на вокзал к полуночи — уже стемнело и идти одной было жутковато, однако, набравшись смелости, она прошла-таки через вереницы пьяных и не очень приятных личностей, поднялась на второй этаж, где располагался воинский зал и заняла свободное место в углу, рядом с будкой дежурного патруля. Ночь была долгой, минуты не шли, а тянулись, словно смола по дереву, и когда диктор объявила о прибытии поезда, Анна не в силах была поверить, что вот оно, сейчас. Сейчас она выйдет из здания вокзала на перрон, увидит Сашу, и эта жуткая ночь забудется. Она вышла. Ира шла по перрону, направляясь к тому месту, где предположительно останавливался центральный вагон состава.
   Человек в такие в моменты испытывает только боль — не острую физическую, а именно ту, тупую боль, от которой невозможно избавиться. Ты пытаешься найти её, ибо даже не понимаешь откуда она исходит- вроде бы поймал, а она выскальзывает и разносится по всему телу. Это от неё ноги становятся ватными, мышцы наливаются слабостью, от нее человек теряет сознание и это есть не что иное, как способ защититься, срабатывает инстинкт самосохранения, блокируя подсознанию, которое ведет себя более, чем гадко, сообщая о крахе всего и вся, ходы и выходы.
Аня испытала именно такой вид боли — ноги не подкосились, сознание она не потеряла, но на какое - то мгновение замерла и звуки вокзала стали доноситься до неё эхом, дублируя друг друга. Она смотрела на замершие вагоны поезда и не могла пошевелиться, пока какая-то девица, пробегавшая мимо, случайно не толкнула её. Аня очнулась и поняла, что лучше сейчас пойти, пока Ира и Саша не увидели её. Почему так? Почему она приняла именно такое решение в тот момент, она не могла сказать даже через много лет. Ей казалось глупым и нелепым появиться на вокзале вместе с Ирой, и чтобы не выставлять на посмешище обеих, она отступила. Не поворачивая головы в сторону, откуда они должны были появиться, Аня пошла в сторону остановки, но через некоторое время поняла, что идти трудно, да и остановка осталась позади. Она присела на первую же скамейку, которая попалась на глаза задумалась, наконец, над тем, что сейчас произошло. Что, собственно, произошло? Ира по-прежнему шла к своей цели, а она, Анна, что делала она? Она по-прежнему считала, что так делать нельзя, нельзя идти вдвоём параллельными путями, даже если ты бесконечно любишь. Может быть, именно поэтому и нельзя. Ибо чистые чувства, несмотря на всю свою наивность, не ходят грязными дорогами. Она считала так. А Ира в это время считала иначе. Оглядевшись по сторонам, и убедившись в отсутствии соперницы, она шла по перрону. Однако, ее не оставляло чувство, что в действительности всё не так и подруга где-то рядом. Она и не хотела ее появления, и боялась, и надеялась, что этого не произойдет. Ира понимала, что, если та появится, это серьезно осложнит ситуацию. Она понимала, что Саша оценит поступок, оценит гораздо в большей степени, нежели её, Ирино появление. Он шел навстречу, улыбаясь:
-Не спится? - подойдя и приобняв девушку, спросил он.
-Конечно, мне без тебя уже давно не спится. - прямо глядя в глаза, парировала она.
-Ну, идем, что-либо, провожу до остановки, - ответил он, не обратив внимания на прямоту сказанного.
-Не заедешь?
-Да нет, сейчас надо в училище, построение. После обеда освобожусь, не готов сейчас ехать в гости.
Дойдя, до автобусной остановки, он поставил сумку и обнял Ирину, подумав: «Зачем я это делаю?» и уже целуя, ответил сам себе: «Не пришла. Она не пришла, а я ведь ждал и хотел этого. Значит, то, что я делаю сейчас — всё назло, да, хватит». Он отстранился и сказал: «Ир, автобус, тебе пора».
-Увидимся?
-Позвоню. Днём.
Он проводил взглядом уходящий автобус и пошел к своей остановке. Трамвая пришлось ждать недолго. Зайдя в пустой трамвай, он не стал садиться и всё думал, глядя в окно, о том, почему не приехала Аня. Старая дверь   со скрипом открылась, и он увидел её. Аня стояла прямо перед первой ступенькой, замерев от удивления. Понимая, что может опоздать, она сделала шаг вперед. Трамвай поехал дальше.
- Ты как здесь? - прервал молчание Саша.
- Тебя встречаю.
-В смысле? - он был очень удивлён.
- Я приехала на вокзал вечером, сидела в воинском зале — мне было так страшно, кругом эти пьяные. Потом, когда поезд пришел, спустилась вниз, пошла к выходу, а там Ира идёт и поезд уже остановился. Я не смогла, Саш, не смогла.
-Да., - он сгрёб её в охапку обеими руками. И Аня почувствовала, насколько он взволнован и удивлён всему тому, что сейчас произошло и что он услышал. - «Что ж ты так, Ань, я ведь ждал, что ты приедешь, ждал, что встретишь.»
-Я приехала. Я встретила, Саш. - Аня смотрела на него глазами преданного пса и от этого у него скребли кошки на душе. Он сам себе и верил, и не верил, и не понимал, как он мог подумать, что она не приедет? Как мог обнимать и целовать другую прямо на остановке. А если она видела?
-Аня..., - начал он неуверенно.
-Не надо,Саша, не говори ничего. Я всё понимаю.
-Что понимаешь? Ты видела? - он посмотрел вопросительно.
-Да, - она отвела взгляд, а он только сильнее прижал ее к себе, и она услышала тихое: «Прости».
Трамвай, не спеша, привез их туда, где на сей момент стоило попрощаться.
-Аня, я позвоню. После двенадцати, хорошо?
-Хорошо, я буду ждать, - она поцеловала его в щеку, едва приподнявшись на цыпочках и вышла.
Аня вышла, а он всё не переставал удивляться тому, насколько непредсказуемой была эта девушка. Он не мог не признаться себе самому в том, что был рад видеть ее. Более того, чтобы быть абсолютно честным перед самим собой, он не мог не признаться себе, что встреча с первой из подруг, отошла на второй план и если и вспоминалась сейчас, то только лишь в связи с тем, что все это выглядело не совсем правильно или совсем неправильно. Не должен он был, не убедившись в том, приехала Аня или нет, посреди привокзальной площади, даже назло, даже просто так, обнимать другую. Он пытался представить, как это выглядело со стороны и насколько неприятно это было видеть ей. Видимо, совсем неприятно, раз остановку пешком прошла. Нелепо, как же все нелепо вышло.

Глава 14.

День выдался жарким, впрочем, как и вся эта странная весна. Погода совершенно не соответствовала своему местонахождению. Порой складывалось впечатление, что она подыгрывала влюбленным и симпатизирующим, которые обрели друг друга за долгую зиму. В те странные солнечные дни они предпочитали для своих встреч всё ту же городскую набережную и прилегающие к ней улицы.
Саша не сомневался в том, кого он пригласит на эту прогулку, и решив свои вопросы, набрал номер телефона. Аня же, вернувшись домой утром, так и не смогла заснуть. Она не находила себе места, и в конце концов, сама не понимая, каким образом пришла к такому выводу: собралась и поехала именно на набережную. Она предупредила сестру о том, что если вдруг позвонит Саша, а в том, что он позвонит, она ничуть не сомневалась, то ему нужно будет просто-напросто, сообщить о том, где ее следует искать. Уже выходя из дома, Аня, вдруг задумалась и резко обернувшись к Юле, произнесла:
-А вот если позвонит Ира, то ей надо сказать, что я уехала в больницу к Людмиле.
Людмила училась в одной группе с Аней и Ирой. Она попала в больницу сразу после новогодней ночи, неудачно скатившись с поврежденной ледяной горки. Была в то время «народная забава» - выдалбливать в конце спуска ямы. Вот одна из таких ям и сыграла злую шутку. Девушка упала, получив травму коленного сустава. Восстановление потребовало много времени, и вот сейчас, она вновь вернулась в Уральск, чтобы продолжить реабилитацию. Люда была в курсе ситуации, и могла запросто выручить Аню, именно поэтому, последняя и попросила сестру сослаться на то, что она уехала навестить одногруппницу, в случае необходимости.
 Необходимость не заставила себя долго ждать. Не дождавшись звонка Саши, Ира решительно не понимая, что происходит, но чувствуя, что что-то изменилось, позвонила Ане. Юлия, исправно выполнявшая роль телефонистки на коммутаторе, уже оповестившая Сашу о том, что сестру следовало искать на набережной, с присущей ей прилежностью, выполнила то, о чем они договорились с Аней. Ира положила трубку и включила бра. В полумраке улыбнулась собственному отражению, раскрыла тюбик с ярко-красной помадой, подвела губы. Движения ее были четкие и спокойные. Она улыбнулась себе еще раз и произнесла вслух:
-Ну-ну, что ж, вот сейчас и посмотрим кто кого.
Больница, где проходила лечение Людмила, находилась в паре трамвайных остановок от дома Иры, и сейчас она направлялась именно туда. Люда была удивлена неожиданному приходу, да еще в выходной день, но решила не торопить события. Вскоре и прозвучал долгожданный вопрос. Если б он был поставлен по-другому, то она, скорее всего, откровенно ответила бы о том, что Аня и не приходила в этот день, но Ира, вдруг, спросила:
- Аня давно от тебя уехала?
-Да...нет, - на мгновение замолчав, ответила Людмила, и этой паузы Ире было достаточно для того, чтоб понять — и здесь ее пытаются водить за нос. Она засобиралась, засобиралась так быстро и скомкано, закончив свой визит, что Людмила не сомневалась, приезжали не к ней, приезжали за информацией. И эта информация была гостье явно не по душе.
В это же время двое шли навстречу друг другу. Аня, приехавшая к зданию Речного вокзала, медленно шла по направлению к лестнице, ведущей к плацу военного училища, надеясь, что если Саше уже передали ее просьбу, то встретятся они именно там. Саша же, в свою очередь, получив информацию, спустился на набережную по крайней лестнице и теперь тоже направлялся к тому месту, где они, собственно, и должны были бы встретиться. Должны были. Но, Ира уже приехала. Она, в отличии от тех двоих, что сейчас шли навстречу друг другу, была натурой менее романтичной и предпочла спуститься там, где сходились все пути — прямо по центральной лестнице.
Спустившись и оглядевшись по сторонам, она довольно улыбнулась самой себе — слева шел Саша.
- Привет, -мягко и вкрадчиво, как умела только она, - проговорила Ира, глядя ему прямо в глаза. - Что произошло? Почему ты не позвонил?
- У нас что — вечер вопросов и ответов? - улыбаясь ответил он.
- Да нет, просто, ты обещал.
- Я никому ничего не обещал, кроме присяги, так что аккуратнее с высказываниями. Не позвонил — значит, так надо было.
- Не сердись, - пошла на попятную Ира.
-Я не сержусь, я констатирую факты, - ответил Саша и увидел Аню, идущую навстречу.
Почему так происходит? От чего всё складывается так, а не иначе. Появись она пятью минутами раньше, и они ушли бы с этой набережной, ушли бы вдвоём, оставив наедине с природой Пашу, который сейчас стоял и ехидно улыбался, глядя в сторону Анны. Ушли и оставили бы Иру, которая столь же ехидно улыбалась своим собственным мыслям, понимая, что здесь и сейчас она выиграла. Она понимала, что этим правильным сейчас будет трудно развернуться и уйти — первый этого не сделает в силу того, что нарушил своё слово, данное утром на вокзале. Сейчас его наверняка мучает хоть и маленькое, мизерное, ничтожное, но чувство вины, а это самое замечательное из всех чувств, как утверждают психологи, для того, чтоб привязать к себе человека. Вторая не уйдет от того, что не уйдёт первый. Ну и пусть не уходит — это теперь не имело ни малейшего значения. Она знала — пока она с ними, здесь, они не заговорят о том, о чем непременно заговорили бы, не появись она вовремя. А сейчас она, Ира, сделает всё, чтобы по старой доброй традиции они все вместе проводили Аню и тогда — тогда можно будет проводить её. Но именно в этот день и в этот вечер она ошиблась. Прогулявшись немного, и храня практически абсолютное молчание, Аня как-то неожиданно попрощалась и уехала домой. Очередное цирковое представление, которое Ира пыталась устроить из проводов Ани на её остановке, не состоялось. Павел, удрученный и этим обстоятельством в том числе, тоже вскоре удалился.
Они остались вдвоём. Молчали оба. Ире хотелось пригласить к себе, но она понимала, что сегодня уже нельзя — сегодня это будет не то и не так. И все же не сдержалась, мамино воспитание и привычка следовать пословице «куй железо, пока горячо», возымело своё действие.
-Может ко мне? Чего мы тут стоим, молчим?
— Вот и я задаю себе этот вопрос, - искоса посмотрел Саша, слегка повернув голову в её сторону. - Пора мне.
-Почему ты не позвонил? - повторила свой вопрос Ира.
-Аня тоже была на вокзале. Мы встретились после того, как ты уехала и я решил, что этот вечер мы проведем с ней. Мне это было нужно, понимаешь? Мне нужно было разобраться в самом себе. Зачем? Зачем ты приехала, если я не позвонил? Она видела нас.
-Я не отдам тебя ей. Я позвонила, мне сказали, что она уехала навещать Людмилу в больнице, я, разумеется, туда. Люда, конечно, ее покрыла, но было понятно, что она к ней не приезжала. Вот поэтому приехала я.
-Отдам... не отдам. Сам буду решать. - он повернулся и бросив на ходу: «Пока», ушёл.
«Приезжала значит...Ну, что ж.…Не сегодня так завтра, не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так позже...стерва, как ты меня достала...».
До выпуска оставалось чуть меньше двух месяцев. С тех пор, как Анна неожиданно ушла, они с Сашей не встречались. Иногда он звонил. Разговоры были, с одной стороны, долгими, с другой - по-прежнему, непонятными. Аня твердо решила для себя: первых шагов с её стороны больше не будет. Ира звонила регулярно. Рассказать, когда ушёл, когда пришёл. Как долго она стирала бельё с родительской постели, после его ухода. Как ездили навестить её родственников. Всё это было и больно, и не интересно. Аня прекратила брать трубку. Все чаще просила ответить то, бабушку, то отца. Мама никогда не соглашалась, а если соглашалась, то обязательно переворачивала просьбу на свой лад и довольным голосом сообщала:" Она дома, но что-то не хочет разговаривать". Сначала Аня сердилась на неё за это, а потом ей стало безразлично. Она углубилась в учёбу, сдала досрочно одну из самых сложных за все годы пребывания в институте, сессию, и к первому июня была абсолютно свободна. Днем она гуляла по городу, читала, спала. И ждала. Чего? Для начала, дня выпуска Александра. Она понимала, что этот день решит многое. На что-то надеялась? Возможно. Как-то в середине мая, у них было окно в расписании и все девчонки вместе, группой отправились скоротать время в ближайшем парке. Купили по пирожку, уселись на большой скамейке и, неожиданно, Ира выдала: " Девоньки, давайте проведем комсомольское собрание", - повисла тишина, - " Ерёмина уводит у меня мужика, давайте обсудим и призовём к ответственности!" - она старалась придать полушутливый тон сказанному, но это получалось неуклюже. Все молчали. Анна встала и ушла. Она бродила одна по дорожкам парка и думала:" Сумасшедшая. Не всё, видать, гладко в твоем бесовьем королевстве".

День выпуска в военном училище выдался солнечным и тёплым, но, казалось Анне это все было настолько безразлично, что она по инерции достала из шкафа длинную черную юбку, белую блузку, прикрепила брошь, привезенную еще бабушкой из Риги, и оглядев свое отражение в зеркале, сама же себе и констатировала: «Учительница., учительница, но никак не подруга лейтенанта и не жена.» Ей вдруг стало жаль саму себя. «Почему?» – задавала себе один и тот же вопрос Аня. «Почему я не могу быть ею? Отчего сегодня не я иду туда? Отчего не меня сегодня познакомят с родителями? Ничего не понимаю…Что нужно сделать для того, чтобы тебя не только любили, но еще и были с тобой вместе? Снять это все с себя? Сменить на короткую юбку? Раскрасить физиономию? Покрыть губы красной помадой?  Но это буду не я!!!!» Она швырнула расческу на трюмо с такой силой, что та, падая, привлекла внимание родителей, как, собственно, и поведение дочери, но сделать замечание никто не решился. Все понимали, от чего чуть было не треснуло зеркало. Понимали и молчали. Молчали, и не знали, что сказать и как поступить. Дверь хлопнула. Тишина в комнате была нарушена лишь чирканьем зажигалки. Отец закурил и вышел на балкон. Мама продолжала молча сидеть.

Аня приехала на центральный рынок – единственное место по тем временам, где можно было выбрать красивые цветы.  У нее не было желания дарить Саше на память, что-либо материальное – ей хотелось подарить саму Память. Все материальное, рано или поздно, забывается - в крайнем случае, складируется, потом начинает пылиться, со временем приходит в негодность, и в конечном итоге, как бы это жестоко не звучало – выбрасывается. С нематериальным все по-другому. Оно врезается в память и остается там, аккуратно перемещаясь, согласно законам природы – из кратковременной в долговременную. Перемещается, но не исчезает, не стирается. Кто вообще придумал это выражение – «стереть из памяти»? Стереть из памяти можно лишь то, чего никогда там не было, что сама память не пустила к себе в дом, отсекла на входе, хлопнув дверью.
Торговцы цветами уже раскладывали лотки, расставляли ведра с водой, смуглые мальчишки на бегу подносили охапки цветов. Анна наблюдала за всем этим со стороны, но не осталась незамеченной.
- Подходите, не стесняйтесь! – громко проговорил кавказец. - Сколько будете брать? Три? Пять?
- Двадцать три. - спокойно ответила Аня. - Она уже давно решила, что роз будет двадцать три, по дате выпуска – Двадцать третье июня.
Торговец, складывавший охапку цветов, чуть было не выронил их из рук, но удержал, сложил аккуратно, и повернувшись произнес:
- Идём.
Аня, ни минуты не сомневаясь, пошла за маленьким, юрким азербайджанцем туда, где стояли контейнеры, скрывавшие огромных размеров холодильники с цветами. Дойдя до крайнего из них, торговец снял замок и жестом пригласил войти. Аня слегка растерялась от того изобилия, которое увидела, оказавшись внутри.
- Выбирайте. На свадьбу?
- Пока нет… слава богу.
- Близким?
- Близкому.
Торговец понял, что сейчас ему лучше помолчать и отошел в сторону.
Аня выбирала тщательно, расправляя лепестки и отбраковывая даже те цветы, на которых не было не единого изъяна, но, то размер был другой, то оттенок.
Когда же выбор был сделан, пожилой кавказец подошел, взял розы и молча отнес их к лотку. Букет из двадцати трех темно-бордовых роз выглядел внушительно.