Дорога в детство

                Дорога в детство

Когда мы сошли с платформы, то первым кто вышел к нам навстречу - была тишина. Ещё гудели, не остыв от прошедшего поезда рельсы, напоминая, что есть где-то пыльные города, но кузнечики в придорожной канавке стрекотали совсем о другом: “Мол, никаких городов на свете вообще не существует, всё это досужие выдумки.” Вдохнув полной грудью аромат диких трав, мы бодро зашагали по тропинке, ведущей к озеру. Мы специально выбрали эту дорогу: она была знакома с детства. Много лет назад мы жили здесь на даче, снимая комнатку у “кривого” деда. Дед этот хромал на правую ногу, за что и получил, наверно, эту кличку. Домик, в котором мы обитали, был и тогда уже не новый. Сейчас же по истечении стольких лет за забором мы увидели и вовсе развалюшку. Давно некрашеная крыша покосилась, оконные рамы почернели, густой малинник разросся так сильно, что не видно было самого крыльца. Молча стояли мы у  полинялого забора и чего-то ждали. Вдруг к нам навстречу из кустов вышел рыжий кот свирепого вида, будто он здесь был сейчас за хозяина. Видя, что мы оторопело смотрим на него и молчим, он придирчиво осмотрел нас, обнюхал Володины ботинки и мои босоножки, которые от мокрой травы превратились в бесформенные чуни, пришёл наверно в ужас он моей безалаберности, потому что, тряхнув хвостом, вскоре удалился обратно.
Оглянувшись по сторонам, мы всё искали приметы того давнего времени, когда и сами были детьми. Наконец, мы увидели старую, почти засохшую рябину. Вспомнили, каким могучим деревом казалась она нам тогда. Играя в самолёт, мы кидали сверху листья-парашюты, и они, кружась, разлетались во все стороны, приводя нас в неописуемый восторг. Вот на этой полянке, на пригорке, у железнодорожного полотна, кувыркались мы маленькие, поджидая, когда приедут наши родители. Летом мы жили на даче с бабушкой, а отец с мамой приезжали к нам лишь по воскресеньям. Сейчас половину поляны съела дорога, а ёлки, росшие вокруг, пересажены к участкам. Под старыми елями было темно. Вдруг, неожиданно солнечный луч, скользнувший из-за тучки, осветил ненадолго хмурые ели и зажёг красный фонарик мухомора. Сколько их росло здесь прежде! Да что там мухоморы! Здесь боровикам счёту не было. Сейчас  же, пошарив палкой, я сковырнула лишь засохшую сыроежку.
Спустившись к самой железной дороге, мы брели сырой низиной в редком осиннике, натыкаясь то и дело на пуговки горькушек, торчавших из мха. Возле одной из кочек я увидела маленького лягушонка. Лягушонок, стараясь поскорей удрать от меня, задрыгал одной из лапок, и, путаясь ею в мокрой траве, наверное, подумал: “Ходят тут всякие!”
Мы всё шли и шли по тропинке, пока с другой стороны железнодорожной насыпи не раздался собачий лай. Между насыпью и лесом примостилась жёлтая будка обходчика. Здесь с давних пор жила вся его семья: жена Варвара и двое уже тогда взрослых сыновей. Все они служили на железной дороге. Раньше, много лет назад, когда я была совсем маленькой девочкой, мы одно лето снимали у них комнатку в недостроенном деревянном доме, который возвышался в то время неподалёку от будки в глубине леса. Хорошо было жить здесь, вдалеке от посёлка. Вековые ели подступали почти к самому нашему жилищу. Нисколько не страшась людей, по веткам прыгали шустрые белки, почти под каждым кустом торчали переросшие трухлявые подберёзовики с сыроежками. Каждое утро мы с бабушкой ходили за молоком к тёте Варваре. Она держала корову, и многие дачники тогда брали у неё молоко. Бурёнка одиноко паслась в придорожных рощах, а для того чтобы она не потерялась, на шею ей привязывали колокольчик. Для того чтобы выйти к Варвариной будке, надо было подняться на пригорок. Когда у бабушки болели ноги, я брала в руку бидон, садилась на своего конька, струганную деревянную веточку, и, поднимая на дороге пыль оставшимися сухими листьями, мчалась за молоком одна. У хозяев был тогда пёс. Он сидел привязанным у своей будки недалеко от дома, и лаял на всех, кто проходил мимо. На самом деле пёс был добродушным, а лаял, наверное, от скуки: побудь-ка на цепи весь день, не захочешь, да озвереешь.   Мы часто брали Рекса с собой на озеро. Высунув язык, он мчался тогда под гору, как угорелый, натягивая с неимоверной силой поводок, а на другом конце верёвки болталась я, как бесплатное приложение. Но всё течёт, всё изменяется, вот и будка обходчика теперь перестроена по- новому, современному образцу, а вокруг высятся уже не один, целых три деревянных дома: так видно разрослось тети Варварино семейство. Какие-то две собаки с лаем носятся вдоль железной дороги, наверно потомки того Рекса. Проходя мимо, я тихо позвала:
  - Рексик.
Тут же раздался громкий лай. Но, потом незнакомому псу, наверное, передалась эстафета памяти, или в моём голосе он почувствовал что-то родное, потому что вдруг замолк, будто чего-то припоминая. Зато гавкнул другой, придя первому на помощь. Вообще в лесу собаки встретились нам не однажды. Они гуляли просто так, или искали чего-то, не знаю, но только на нас внимания не обращали. А мы всё шли и шли, то сворачивая в лес, то выходя на дорогу. Наконец, мы поднялись на песчаную горушку, и попали в царство лесной ежевики. Колючие кусты цеплялись за нашу одежду, предлагая попробовать свои чёрные сладкие ягоды. Но мы не обращали внимания на них, потому что здорово устали. Еле-еле продирались мы сквозь заросли. Вдруг неожиданно повеяло свежестью, деревья вмиг расступились, и нашему взору открылось озеро. Оно тихо колыхалось среди берегов, будто в огромной чаше. Расходясь от ветра, волны били в его края. И, хотя вода в конце лета была довольно холодная, я всё равно скинула свои босоножки, и прыгнула поскорей в озеро. Холод сковал мои ноги, но вылезать я не спешила. Тихо брела я, шлёпая по воде голыми ступнями пока совсем не окоченела. Взобравшись на огромный валун, я стояла и смотрела на берег, и мне почему-то почудилось, что из дальних кустов вдруг появится наша бабушка, с тазиком в руках. Она всегда носила стирать бельё в зелёном эмалированном тазу. Выстирав и выполоскав наши платья и рубашки, она раскладывала их на огромных прибрежных камнях, горячих от солнца. А мы, дети в это время бегали по берегу или играли на мелководье. Целую неделю мы жили без родителей на даче с бабушкой. И всё то она успевала, эта немолодая уже женщина, и обед сварить, и за нами присмотреть, и грибов насушить, и ягод насбирать. За что ни бралась бабушка, всё у неё выходило, как-то ладно и хорошо. Чистила ли она картошку, солила ли грибы, варила ли варенье, смотреть на неё было приятно. Даже ножик она держала как-то по-особенному. Теперь, много лет спустя, я хочу повторить то, что она делала и не могу. И не понимаю: почему так происходит, то ли времена изменились, то ли я стала другой.
 Дунул с берега тёплый ветер, рассеяв мои воспоминания, как туман, и бабушка из-за поворота не вышла. А я всё стояла на валуне и чего-то ждала.
 Володя достал тем временем из мешка съестные припасы. Мы уселись на прибрежные камни. Сразу же прилетели осы, накинулись с голодухи на варёную картошку и зелёный лук, но, попробовав, быстро охладели к этим продуктам. Зато, как обрадовалась осиная команда, когда я извлекла из сумки сдобные булочки с изюмом. Никуда от ос невозможно было укрыться. Они налетели не только на сладкое угощение, но и на нас. Их прельщали даже вымазанные в сиропе пальцы и рот. Я поскорей умылась холодной озёрной водой и смеялась, видя, как Володя носится со своей слойкой по берегу, откусывает её на ходу и отмахивается от назойливых насекомых. Долго сидели мы на берегу. Уже и солнце стало клониться к закату. И подивилась я тогда: сколько поколений сидело здесь до нас, и сколько ещё придёт сюда. А озеро всё будет так же перелистывать водяные страницы, шурша прибрежной галькой. Сколько людских жизней прошли перед его взором, сколько судеб узнало оно, но растворились все они в глубинах озёрной памяти, будто их и не бывало на свете.
Постояв на откосе и попрощавшись мысленно с озером, мы двинулись в обратный путь. Мы уже подходили к станции, когда на укатанной машинами песчаной дороге вдруг увидели огромную гусеницу. Она была коричневая, пушистая, чем-то напоминала крохотного медвежонка.
  - Ну, куда ты бежишь, здесь тебя могут раздавить, - нагнулась я над гусеницей, пытаясь двумя пальцами осторожно перенести её подальше к траве. Но насекомое сопротивлялось мне. Оно задёргало волосиками на спине и боках, и ещё быстрее припустилось бежать к намеченной цели, перекатывая своё пушистое тельце.
  - Оставь ты её в покое, - сказал Володя.
И я подумала, что куда-то эта мелочь спешит. Какие-то неотложные дела ждут её на другом конце дороги, которая для неё так же велика, как для нас наш жизненный путь. Я постояла и посмотрела в последний раз на подползавшую к кустам мохнатую точку, и поспешила вслед за Володей. К станции уже подходила электричка.