Тьма любит романтиков...

Кем я была для Марселя? Этот вопрос мучил меня с той ночи, когда его клыки вонзились в мою шею, когда он намеренно причинял мне боль - за мою дерзость явиться к нему и требовать обращения... И когда я уже почти перестала существовать - в этот миг он отчего-то решил подарить мне новую жизнь, поделиться своей силой. С того времени я пыталась понять, что значила для него на самом деле.

Марсель любил говорить мне правду, но каждый раз, когда я задавала ему этот вопрос, он лишь усмехался и старался сменить тему, переключив моё внимание. А когда он всё же решился ответить, слова его были горькими, — они вонзались в меня, как тонкие иглы, как будто проверяя мою решимость остаться рядом с ним.

- Ты была забавой, Аделинн, — произнёс он однажды, откинувшись на кресло и скрестив руки, будто бы вся сцена происходила в каком-то его спектакле, в котором я — главная, но случайная актриса. - Красивой, глупой девчонкой, что, по правде говоря, едва ли больше других стоила моего внимания. Но ты мне нравилась… как нравится охотнику следить за тем, как его добыча осознаёт свою судьбу. Мне доставляло удовольствие видеть, как ты падала в пучину отчаяния — юная, беспомощная, яркая в своём страдании. Превосходная на вкус! Такая доверчивая, ожидающая, что я полюблю тебя, исполню твои мечты...

Мне хотелось возразить, но тогда я могла лишь слушать, как он с усмешкой произносит слова, от которых становилось больно — потому что в них была правда. Да, я пришла к нему наивной глупышкой, жаждущей внимания, и мне хотелось этого — любви и восхищения в его глазах, это желание подчиняло и манило меня.

- Когда ты вернулась ко мне с требованиями, я подумал, что могу преподать тебе урок, последний в твоей жизни… Настолько твоя наглость и бесцеремонность разозлили меня! Я собирался покончить с тобой, без малейшей жалости.

- Так отчего же передумал? - с вызовом поинтересовалась я, стараясь не выдать идиотского сентиментального волнения.

В тот момент его голос изменился. Память жива — я до сих пор слышу эти его слова, которые греют меня даже в эту ледяную ночь.

- Когда твоё сердце стало останавливаться, когда жизнь покидала тебя, мне вдруг стало жаль тебя. Не по-человечески, нет, но… Тьма во мне узнала тебя, будто ты всегда была Её частью. Ты пришла ко мне по своей воле... И когда я взял тебя, я почувствовал, что забираю нечто своё, давно утраченное.

Он словно сам не верил своим словам, но продолжал.

- Когда ты перестала бороться и отпустила всё, я вдруг увидел в тебе… самого себя. Тёмное, обнажённое сердце, которое томится среди людских жизней, и ему больно... и очень одиноко. Тьма — она не только в нас, Аделинн, она приходит к тем из людей, кого желает вернуть Себе. И вот Она выбрала тебя.

- Интересно, зачем Ей это? - задумчиво спросила я.

- Знаешь, Тьма любит таких, как ты — романтиков, которые цепляются за мифы, и верят в такие глупости, как любовь и смысл. Почему? Это тайна, но мне кажется, Её забавляет, когда те, кто обречён на вечность, ищут того, чего нет. Я, кажется, понимаю Её - порой твоё нытьё меня действительно развлекает!

И тогда же он сказал мне то, что я часто вспоминаю. Он назвал меня слабой и одновременно сильной, вечной жертвой и вечным охотником.

Я была для него новорожденной сестрой во Тьме, потенциальной боевой подругой в опасной ночной жизни.

Да, часто его безразличие и жестокость ужасали меня, но это было лишь наносное. Он знал, что я пытаюсь бороться с тем, что пробуждается во мне, и, тем не менее, верил в мой потенциал хищника. Для него в те ночи я была как беззащитный ребёнок, нуждающийся в заботе. И иногда, когда я осмеливалась высказывать свои инфантильные и пафосные мысли вслух, Марсель смотрел на меня со снисходительным интересом, словно это — очередная драма, вполне достойная его саркастического внимания.

Как же он был на самом деле терпелив — мой наставник, мой дорогой сердцу Марсель!

- В тебе ещё слишком много человеческого, чтобы понять это, Аделинн, — говорил он мне, когда я в который раз упрекала его за смерть очередного человека, которому он не дал и шанса. - Жизнь и смерть — просто грань, пустой порог, через который мы можем проходить, когда захотим. Оставь свою мораль в прошлом, пока она не сожрала тебя изнутри.

По ночам он рассказывал мне о древнем мире, который теперь был моим домом. Иногда он смеялся, глядя, как я спотыкаюсь на новых желаниях и запретах, словно дитя, учащееся ходить в ночи.

- Знаешь, тебе повезло, что я — твой наставник. Другой не стал бы так возиться! Просто выбросил бы тебя в новую жизнь, как в открытое море - не спрашивая, умеешь ты плавать или нет.

- Почему же ты этого не сделал? — игриво поинтересовалась я, желая  услышать что-то нежное и ободряющее.

- Потому что ты - очаровательна... Моя бесконечно наивная сестрёнка! — ответил он со своей неподражаемой озорной улыбкой, которая всегда обезоруживала меня и влюбляла в него снова и снова.

Вскоре, когда мои хищные инстинкты проявились в полную силу, и наша охота стала напоминать игру, мне показалось, что я начинаю видеть его настоящего. Марсель старался сделать из меня себе подобную, игриво жестокую и отрешённую от всех сентиментальностей. Он ждал, когда я стану его полноправным компаньоном, ночным партнёром, с которым можно разделить дары нашей мрачной природы.

- Мы — ночные звери, Аделинн, — говорил он мне однажды, когда мы вдвоём стояли в темноте, прислушиваясь к сердцебиению юноши, которого я выбрала жертвой в тот вечер. - Охота и насыщение — наша природа, так почему бы не получать удовольствие от своей роли? Ты кормишься ими, а не нянчишься с ними. Мы — не их друзья.

Его слова звучали, как приказ, в них было столько уверенности! Как бы я хотела иметь внутри себя такую же...

- Марсель, а если бы ты был на их месте? Если бы кто-то вырвал тебя из жизни так, как это делаем мы? — однажды осмелилась я спросить, и в тот момент его взгляд вспыхнул как-то особенно. Это выражение мне было незнакомо — он смотрел на меня так, словно я спрашиваю его о чём-то несусветном, до безумия нелепом, и всё же… Он старался подобрать нужные слова для ответа. Что-то во мне тогда тронуло его.

- Я БЫЛ на их месте, как и ты. - Отрезал он. - Завязывай с жалостью ко всем подряд. Ты должна понять, что всё и все - на своих местах. Тьма выбрала тебя, как и меня. Прими это без истерик, —  и он цыкнул, раздражённый, но в его голосе не было настоящего гнева — лишь смесь лёгкого разочарования и почти… заботы?

- А как же Библия Вампира, Марсель? Ты не боишься нарушить баланс? - эта тема весьма сильно волновала меня. И я удивлялась спокойствию и расслабленности своего учителя.

- Ты уже взрослая девочка, Аделинн. И должна понимать, что это всего лишь  рекомендации, а не Закон Божий. Вампир отвечает за баланс лично перед Тьмой. И если он жив и полон сил, значит, Великая Мать им вполне довольна!

Ему не нравились некоторые мои вопросы, но он ждал, когда моё чувство вины и сострадания рассеются в новых реалиях. Он явно видел в этом моё временное помрачение, как подростковую причуду.

- Ты знаешь, что я прав, что нет иной правды, хоть и не признаёшь этого. Иначе тебя бы уже давно не было здесь, — сказал он мне однажды, когда я упрекнула его в излишней чёрствости.

Как странно… с ним я ощущала себя защищённой, как ни с кем другим. Защищённой, опекаемой и в то же время - свободной.

Он был первым из мужчин, кто смотрел на меня не только как на девчонку для утех, а как на… друга и ученика. Как на ту, в кого стоит вкладывать время, знания и силы. С ним я училась — и постепенно становилась тем, кого он прозревал во мне с самого начала.