Бегство резизента

Олег Борисович проснулся в хорошем расположении духа. Дух ничего не говорил, он лишь, как президент министрам правительства, дал понять: всё будет хорошо. А уж правильно ли понял это «дал понять», Олег Борисович стопроцентно гарантировать себе не мог.

Может, он так понял намёк, потому что очень хотел, чтобы всё на этот раз сложилось удачно и он, наконец, получил машину для перевозки скарба из родного города в новую для него деревенскую жизнь, куда настаивала переехать жена.

Добровольно покидать с детства насиженное гнездо он не хотел. «Рождённый в городе, – говорил как-то другу, – в деревне инородный человек!» Но в своём упорстве жена проехалась по его нежеланию катком асфальтоукладчика, выжала все противоречивые варианты, и Олег Борисович потянулся за женой, как нитка за иголкой. «Селезень и тот упирается, когда его резать волокут», – сказал он и на какое-то время успокоился.

Олег Борисович прочитал записку и, следуя указаниям хозяйки, троюродной сестры жены, позавтракал, закрыл избу на замок, оставил ключ в условленном месте, но с крыльца сойти не успел.

У калитки возникли три мятых мужских тела. То ли не спали три дня и три ночи, то ли вели поросячий образ жизни, только вид их был ни дать ни взять пугающий детей до пятилетнего возраста включительно.

– Мужик, дай нам многоконфорную плиту! – сказал самый маленький из них, указав на небольшую борону, которой хозяин весной на себе боронит огород.

– Я думал, это борона. Всё врут исторические музеи?

– Для тебя – борона, – вяло сказал второй из трёх. – А мы на кирпичи её положим. Вот и плита. Много кастрюль можно поставить. Быстро еду приготовить!

«Лишь после долгого запоя можно вообразить, будто у этих сусликов много кастрюль», – подумал Олег Борисович.

– Мужики, я в гостях, – возразил, не сходя с крыльца. – Отдам плиту, а что хозяину скажу? Может, вы американские лазутчики!– Скажешь, Святая троица приходила. Хозяин поймёт.

Не дожидаясь согласия гостя, Святая троица подхватила борону и отправилась с ней в переулок, за которым начиналась забока.

По дороге в контору Олег Борисович гадал, с какой ноги встал председатель сельхозкооператива и пойдёт ли ему навстречу.

«Послала взбалмошная баба Олега Борисовича к далёкому синему морю, – говорил себе Олег Борисович, поднимаясь на второй этаж конторы по обшарпанным деревянным ступеням. – Приехал он, а у рыбки золотой обеденный перерыв. Выглянула она из-под гребня волны, спросила недовольно: «Чего ты взыскался в деревне, старче?

Возвращай-ка ты себя в город». Не стала ждать ответного слова, вильнула хвостом, окатила солёными брызгами Олега Борисовича. Только он её и видел».

В приёмной были секретарша и молодая женщина. Секретарша молча указала ему на стул, мол, надо подождать и, более не отвлекаясь, принялась слушать то ли посетительницу, то ли подругу, то ли изнывающую от безделья сотрудницу конторы.

Она рассказывала так, чтобы не услышал председатель за закрытой дверью, но Олег Борисович стал слушателем поневоле, точно в полутора метрах от него говорило радио, которое он не вправе отключить.

– Пришёл к соседке сосед. Он недавно переехал из другого района, ищет, где жить лучше, ничего не делая. Когда он с женой дома, соседке хоть завязывай глаза и убегай… Они же за стенкой меж собой хуже брехливых кобелей лаются. А Танька слышит. Ни спать не может, ни телевизор смотреть. И вот сосед, значит, пришёл.


– Ой, люблю, – хвалится, – перемену мест! Новые люди, новые надежды!
«Глянь-ка, – думает Танька, – как путный рассуждает! Если бы я тебя не успела за этот месяц узнать, алкаша…» Это она мне говорила, что так думает.

– Вот, – продолжает сосед, – хочу переехать в соседнее село…

– Рыба тебе вчера шепнула, – спрашивает Танька, – что там водоём глубже?

Сосед посмотрел мутным взглядом, не сразу понял смысл. Потом до него дошло… Дёрнул правым плечом.

«Почему правым? – подумал Олег Борисович, – а не левым? Почему это требовалось уточнять какой-то там Таньке?»

– Я у директора был, – сказал Таньке сосед. – Он квартиру обещал. Думаю вот, на какую работу проситься.

«Господи, да тебя по носу видно, что ты запойный алкаш!» – Танька мне сама говорила, что так думала. И едва сдержалась, чтобы не брякнуть это вслух. Наломал бы потом сосед дров, а супружница и глаза бы Таньке запросто выцарапала. Головушкой никому не нужны они с женой…

Олег Борисович так и не узнал, чем закончилась встреча соседей. Из кабинета вышел хмурый мужчина, а рассказчица, оправив платье, скрылась за дверью.

– Чем интерес закончился, Андрей Васильевич? – спросила секретарша.

– Ничья, – буркнул тот и вышел.

Обиженная секретарша молча пожала плечами и уткнулась в бумаги.
Она категорически не замечала Олега Борисовича, точно был он в шапке-невидимке. Или очередным перекати-полем, разговаривать с которым не имело смысла.

«Вот устроюсь заместителем председателя, – мысленно пошутил Олег Борисович, – и научу тебя вежливости».

Развить мысль о культуре поведения секретарши он не успел. Пришла его очередь зайти к председателю.

Рассказывая о цели своего визита, Олег Борисович рассматривал кабинет, и удивлению, казалось, не было предела.

Он видел два буквой «Т» составленных стола. На них ни компьютера, ни ноутбука, ни факса. Даже телефон далеко не современный.
Стены покрашены так давно, что потемневшая краска прямо-таки навевала уныние.

Отопление скрыто под ДСП, но одна батарея чугунных регистров раскрыта: рядом к трубе прислонён лист ДСП. Ряд обшарпанных стульев вдоль стены.

В углу небольшой книжный шкаф со справочниками, среди которых в рамке уютно устроился приз за сотрудничество с банком. Справа от двери – встроенный шкаф для одежды. Над ним в раме – красивый осенний пейзаж.

Из-за спины председателя с большого портрета смотрит Ленин. Олег Борисович проследил взгляд вождя; он был направлен на висевшую над дверью икону, аккурат напротив портрета.

«Ленин с Богом день и ночь смотрят друг на друга, – мелькнуло в голове Олега Борисовича. – Как же они терпят друг друга? Кто же их так стравил меж собой?..»
Хотел спросить, но передумал.

«В этом кабинете столкнулись две эпохи, два века, – подытожил. – От нового времени тут только сотовый телефон, да и тот не навороченный. У малолеток круче».

Председатель никак не отреагировал на интерес посетителя к обустройству кабинета. Просьбу выслушал молча.

– Решим вопрос. Иди в гараж. Пусть завгар даст КамАЗ. Если есть свободный.
«Снова пошёл старик к синему морю, – ёрничал Олег Борисович, спускаясь по лестнице. – Выловил золотую рыбку, а та взмолилась: «Не ходил бы ты к завгару, не просил бы у него машину, а сидел бы перед телевизором в городской квартире».

– Остановился, облокотился на перила: – «Да как же мне не ходить, коль баба послала из города в деревню?! Председатель послал из конторы в автопарк. А куда пошлёт завгар, представить страшно мне теперь. Помоги, золотая рыбка!» Ничего не ответила рыбка, вильнула хвостом, да и скрылась в синем море. Не удержал старик счастье в руках».

Пришёл в автопарк, а молоденькая нормировщица велит подождать.

– Скоро, – говорит, – приедет.

Опять сидит Олег Борисович в шапке-невидимке; сравнивает себя с осенним пожухлым листком, зацепившимся за верхушку репья. С дерева сорвался, а до земли не долетел. Болтается теперь на ветру неприкаянно…

Минут через пять надоело ему молчаливое соседство с нормировщицей, и он вышел в курилку.

Курили двое. Один лет пятидесяти, сухощавый, как вяленая вобла, с лицом в мелких глубоких морщинах. Большой горбатый нос делал его похожим на приготовившегося к взлёту орла. Другой моложе, но чуть богаче комплекцией. Лицо его чем-то напоминало мышиную мордочку; сход-ство усиливалось насупленностью мужчины: он смотрел на незнакомца, будто перед ним сидел бандит, которого необходимо будет задержать. Левый глаз был украшен застарелым «фонарём».

Олегу Борисовичу хватило беглого взгляда, чтобы понять: мужики пришли на работу нехотя. Были они хмурые; особенно тот, что моложе.
Подошёл высокий мужчина и, здороваясь, за компанию молча про-тянул руку Олегу Борисовичу.

– Чего смурной такой? – поинтересовался у того, что моложе. – Улыбнись! Знатоки утверждают: улыбка красит человека.

– Братка твой, тебе честно признаюсь, настроение испортил с утра. Именинник я, знаешь ли. Ну, первый раз в этом году. Можно сказать, повод есть… Как белый человек, рассчитывал, что мне где-то в районе 44 лет, а он, тебе честно признаюсь, поздравляет с 45-летием. Я чуть в осадок не выпал! Господь с тобой, говорю, не может такого быть! Так ведь братка твой так вцепился в меня… Почти убедил – 45 годиков стукнуло. Насилу в себя пришёл. Я тебе честно признаюсь: так сильно напугался, что былую улыбку, как ты справедливо заметил, быстро восстановить не в силах.

Именинник устал от длинной речи. На носу выступили капельки пота.

«Видать, хорошо вчера наретовались», – подумал Олег Борисович.

– Ничего, потерпи малость. Сейчас завгар приедет, наведёт тебе лоск на лице.

– Господь, я тебе правду скажу, что задумает… Может заморозить, может зажарить, – попробовал улыбнуться именинник. Улыбка вышла кислая; неподвластные хозяину мускулы лица жили самостоятельной от него жизнью.

– Вчера был в городе, – сказал высокий мужчина, тоже, вероятно, работник автопарка. – Машины едут потихоньку, чтоб других не забрызгать грязью. Один несётся навстречу движению, «крутого» окатил водой из лужи. Тот не поленился, развернулся и помчался вдогонку. Подыскал лужу большую, обогнал и окатил грязью машину обидчика. Остановился. Вышел из машины и хохочет.

Подождал, но не дождался реакции товарищей и Олега Борисовича.

Наступила молчаливая пауза.

Мужчина с орлиным носом достал пачку папирос.

– Курение вредно для вашего здоровья, – поморщился. – Поэтому каждый курит свои папиросы. Я в долг не отпускаю.

Потянувшиеся к пачке именинник и высокий товарищ ничуть не смутились предупреждению, взяли по папироске.

– Еду по Новосибирску, – прикурив, опять заговорил высокий, – а он светит сзади. Я замешкался, не уступил дорогу. Тот пошёл на обгон. Чую: что-то тут не то, закрываю стекло. Тот поравнялся с моей машиной и плюнул в стекло. А я ему – кукиш! Дескать, не вышло!

– В Барнауле, – счёл нужным добавить свою историю именинник, – если машина остановилась на линии, трамвайщицы останавливают трамвай. Достают зеркальце, помаду и спокойно красятся. А в Бийске едва не выскакивают с монтировкой под шофёра. Меня один раз чуть не побили.

– Чему быть, от того не уйдёшь, – глубокомысленно заметил высокий.

– Мне брат говорит… Как приедет в город, так горе на него наваливается. Крутит головой, как сова… Аж спина затекает.

То, о чём они говорили, никому не было интересным, но надо было коротать время до возвращения завгара. На весёлые мысли и разговоры у мужиков не хватало задора и энергии; они растратили их накануне.

– Что-то я тебя не припомню, – обратился к Олегу Борисовичу высокий, словно только что заметил.

– Ходил за тридевять земель, – обрадовался возможности поговорить Олег Борисович. – Повезло встретить суженую из ваших мест. Она пожелала вернуться в родную деревню. Сказывает, если хорошо там, где нас нет, туда и поедем. А как переедем, так всё вам испортим.

Мужики шутку оценили. Стали знакомиться.

Неизвестно, закончилось бы это мероприятие посиделками в кустах и песнями там же, но виды на новенького сорвал как всегда некстати в рабочее время появившийся завгар.

– Местные могут минуту губы пожевать. Вы, – обратился к Олегу Борисовичу, – ко мне?

– Из города скарб надо перевезти, – сходу взял быка за рога Олег Борисович. – Председатель велел дать КамАЗ.

– Свободной машины нет, – сказал резко, как отрубил, завгар. – Вчера Гусь был свободен, день пролежал! Кое-как к вечеру отодрали от топчана, чтоб домой выпроводить. Все глаза промозолил бездельем. А сегодня Барана со скарбом в Барнаул повёз. Уезжает. Вас носит перекати-полем по свету, а мне хоть разорвись с машинами. Так и скажи председателю: не-е-т!

Олег Борисович так председателю и сказал.

– Какой-то гусь, – добавил, – баранов перевозит в Барнаул.

Председатель уставился удивлённо, точно перед ним возникла гейша – ни больше, ни меньше.

Олегу Борисовичу было невдомёк, чем вызван такой взгляд.

– Каких ещё баранов? Отродясь их в нашем хозяйстве не водилось! Да ещё в Барнаул возить!.. Какому лешему они там нужны?!
С
хватил телефон, дождался, пока на том конце провода отозвался завгар:
– Вы там что, совсем с ума сошли?! Какой такой гусь баранов перевозит в Барнаул? Что за игрища устроили?

По мере того, как председатель слушал ответ, его сердитое лицо менялось на весёлое.

– Всё понятно! – рассмеялся.

– Сказал бы тебе: сам ты гусь, – глянул на Олега Борисовича, – да человек ты малознакомый. Боюсь, обидишься, а мне нужны рабочие руки. Приходи завтра – будет машина.

– А что с вашими баранами?

– С нашими баранами давно всё ясно! – снова засмеялся председатель. – Гусь – Гусейнов, шофёр. А Баран – Барановский. Местный учитель, в краевую столицу перебирается. В разговоре-то не сразу поймёшь, что речь о прозвищах. Тебе тоже приклеят – будь готов. Как, говоришь, твоя фамилия?

Индюков поспешил к двери.

«Ну что, золотая рыбка, – спускаясь на первый этаж, мысленно ёрничал Олег Борисович. – Как ты думаешь, что лучше: в городе оставаться Олегом Борисовичем или в деревне слыть Индюком?»

– Ничего не ответила ему золотая рыбка, – сказал, выйдя из конторы. – Вильнула хвостом, только её и видели. Но я намёк понял. Пожалуй, тоже вильну хвостом! Вернусь в город.

Обрадовавшись неожиданному плану, он поспешил в дом родственницы за курткой, а оттуда отправился на остановку и едва успел к автобусу.

Удобно усевшись, Олег Борисович через раскрытое окно принялся фотографировать мобильником остающиеся на дальнейшее жительство дома, торопившиеся скрыться из его поля зрения – будто осуждали за скоропалительное решение сбежать, а заодно и за нежелание подружиться с деревней.

Из-под ворот крайнего дома с громким лаем бешено выскочила огромная чёрная собака и несколько метров бежала рядом с автобусом.

«Вот, – обрадовался Олег Борисович, пряча телефон в карман, – ни на йоту не совру, если жене скажу, что здесь пришёлся я не ко двору. Самая распоследняя собака, скажу, меня облаяла! И покажу фото в телефоне!»

Хорошее настроение вернулось к нему за мостом, что в трёх километрах от деревни аккуратно перекинулся через неширокую речушку с густыми зарослями по берегам.

«Резидент удачно перешёл границу!» – пошутил над собой Олег Борисович.
Ему совсем не хотелось думать о том, как встретят его в родной «разведшколе».