Рабочие специальности

      Собираюсь сказать добрые слова в адрес рабочих профессий и многих их представителей, с которыми сталкивался в жизни. Очень часто опытный рабочий может легко поставить впросак молодого  инженера, особенно, если тот хорошо сачковал в вузе, не слишком сообразителен, не знает тонкостей  технологического плана.
      Когда я учился в школе в хрущевские времена, царила, как известно, вполне определенная идеологическая линия. Сам Хрущев, похоже, искренне верил в торжество, как тогда объявляли, передового общественного строя. Остальные, естественно, дружно кивали головами, но понимали, что что-то шло не так. Моряки, ходившие в загранку и привозившие грюндики и джинсы, котировались много выше многих остальных, а конкурсу в мореходку завидовали театральные вузы.
       Мы в младших классах пели пионерские песни со словами «мы пионеры – дети рабочих»…. Я не был сыном рабочих и, когда пел, чувствовал себя неловко, так как к передовому классу никто из моих родственников не принадлежал.  Впрочем, и товарищи мои пели то же самое, тоже кривили душой  и совестью при этом не терзались совершенно. Тогда общий настрой родителей и детей был один: отпрыскам, окончив школу, поступать в вуз. С остальным никто не обманывался. А в ряды пролетариата, который как только хорошо не называли с трибун и с телевизора, никто не рвался. И это, несмотря на то, что инженерам платили, можно сказать, гроши. В вузы зачисляли пачками, но и отсеивали после первых семестров тоже массово. Конвеерное производство итеэров, конечно, сказывалось на уровне их подготовки. Престиж инженера неуклонно падал. На самом деле, был ниже плинтуса.    Определенный шанс подняться в статусе давали административный рост, защита диссертации или рост по комсомольской, а тем более по партийной линии. Но это была ещё далёкая перспектива и далеко не для всех, а я пока что пребывал в старших классах неплохой школы, которая впоследствии переродилась в физико-математический лицей.
    Озаботившись идейной незрелостью школьной молодежи старших классов, покупающей записи музыки битлов "на костях" и танцевавшей тайком буги-вуги, партийные идеологи выпустили указ «О связи школы с жизнью». Я как раз под него и попал. Десятилетка превращалась в одиннадцатилетку. Из шести учебных дней два надо было проволить на производстве. Каждый день работа продолжалась 4 часа, очень часто в либо утром, либо вечером.
Конечно, жаль терять лишний год на школу, но куда деваться. Школьное начальство долго выбирало произодство и, наконец, выбрало. Это был небольшой заводик, выпускавший приборы, в основном, для гражданской авиации.
    Девиц куда-то засунули с проводами разбираться. Парней – на работу с металлом. Самые большие любимчики были определены по слесарям. Это дело полезное для жизни. Кого недолюбливали, а я относился к этой категории, определили в револьверщики. Это дело почти без пользы. Задумка была такая: здоровый рабочий коллектив и правильный образ мыслей тружеников отвлекут нас от от желания стать синими воротничками, и какая-то часть школьников на производстве и останется.
    Замысел, конечно, провалился, и почти все отправились после 11 класса штурмовать вузы. Для большинства этот штурм прошел вполне успешно. Пару случаев я знаю, когда люди оставались на этом заводике на какое –то время, но потом и они уволидись. Следы многих затерялись.
    Но я не об этом хочу сказать. А хочу сказать о впечатлениях о рабочих людях, которые мне встречались тогда и потом.
    Но этом заводике персонал меня не очаровал. Но уважение к ним, как к профессионалам, я почувствовал. Если у меня сверло сгорало, а рано или поздно такое происходило, я пытался его сам заточить на абразивном диске, соблюдая углы и используя движения, которые нам показывали. Но хорошо не получалось. Надолго сверла не хватало. Шел к наладчику. Короткие движения его пальцев и сверло резало быстро и долго. Невзрачный мужичок, а виртуоз во всём, что касалось его обязанностей.
    Второй значительный период контакта с рабочей средой был на судостроительной практике курсе так на третьем. Распределили нас по бригадам помощниками судосборщиков.  Это был стапель, а, слава богу, не цех, где от грохота кувалд можно было без бируш оглохнуть на всю оставшуюся жизнь. И тут я увидел героя. Попал я с товарищем в бригаду. Там было человек пять . Бригадир – мужчина заметно старше нас, я думаю, лет ему было около сорока, худощавый, внешне  не богатырского сложения. Остальные сборщики – молодые, крепкие на вид парни. Мы, студенты, тоже были нехилые ребята. Задача судосборщиков была принять секцию, а она приходила с отклонениями по размерам, отрихтовать ее под нужные размеры, где-то, подсократить, где-то подрасширить и, подогнав, приварить, причем очень надежно и качественно, так как частенько швы проверяли рентгеном, и за брак по головке не гладили. Я до этого не представлял, какие чудеса творят судосборшики и как они на глазах могут подгонять  несуразные секции под нужные размеры. Даже не похоже было, что они из стали. Их мяли, как будто они из пластилина.  Ну какой прок с таких помощничков, как мы . Главное, чтобы сами не повредились. Показали нам азы сварки, предожили ставить прихватки. Ну, это, предположим, какая-то сторона секции выровнена и для её фиксации на небольшом участке ставят прихватку к остальным связям. Варить по длине, естественно не предагали. Они же не сумасшедшие. На самом деле, прожечь металл неосторожным движением можно легко. Еще нам надо было подтаскивать заготовки: разные там кницы, бракеты, полосы. Основную работу по рихтованию делал сам бригадир. Он размахивал своим инструментам почти всю смену, но признаков усталости я не видел по нему. Кувалдочка была небольшая, ладненькая. Тоже,вероятно, надо знать, какая лучше подойдёт. Загрузка остальных членов бригады была заметно меньше. Вероятно, не все приёмы им тогда были доступны. Хотя мы, практиканты, кувалдами почти не работали, а таскали и подваривали, то есть были на вспомогательных операциях, к концу дня уставали как борцы ММА к последним раундам. Да ещё "зайчиков" от сварочной дуги нахватывались. Домой еле приползали. А бригадир – хоть бы что, по крайней мере, внешне. Выносливость нечеловеческая. О нём рассказали, что он ассириец. Это небольшой народ, происходящий от этой державы, которая всех держала когда-то в подчинении и о которой в библии есть упоминания. Еще говорили, что у них фамильная профессия гуталинить и начищать сапоги. Раньше было много будок с чистильщиками. Кстати, состав кремов для чистки ботинок знали только они. Сапоги блестели ярче солнца. Покупные магазинные кремы их кремам в подметки не годились. Так, вот, а этот товарищ пошел на судостроительный завод и работал там потрясающе. Ребята его ворчали, что ему платят в три раза больше, чем им. А я думал, что по делу это. Теперь про квалификацию. Правильно рихтовать могут единицы, а правильно варить должен каждый сборщик. Так вот, чтобы класть ровный шов на большой длине нужен соответсвующий характер. Определенный тип нервной системы, что ли. Непоседливым там делать нечего. Только прихватки ставить или подтаскивать деталюхи. Это был второй основной случай моего почтения перед рабочей специальностью.
     Третий серьезный случай большого уважения – это медицинские сестры. Не раз приходилось сталкиваться. Это замечательные девушки и женщины. Им часто приходится выполнять не совсем приятные обязанности, но это часть их работы. А, если взять, например, приём анализов крови из вен. Вену надо найти, в вену надо попасть. Не у всех они видны. У многих достаточно глубоко. Квалифицированная сестра сделает забор крови  с первого раза. В обычной поликлинике, это сотня пациентов. Такие умелицы на вес золота. Если не очень умеют, то могут исколоть. Такое бывало. Обычно красота и умение не очень дружат. Я к чему клоню. Сестрички-красотки часто плохо попадают в вены. Им, ясное дело сходит с рук то, что не сойдёт другой. Я поёживаюсь, когда попадаю к такой. Но всё же частенько медсестра и красивая, и умелая. Снимаю шляпу и перед медицинскими сёстрами.
     Раньше была особая специальность - столяр - краснодеревщик. Всякие резные дубовые столы, стулья и двери старинных домов и дворцов - это дела их рук. Ни один приличный дом в старые времена без таких изделий не обходился. Следов этой профессии в современном мире я не нахожу. Двери наружные стальные плоские, иногда просто безобразные даже в центре Петербурга.
     Вероятно представители этих редких специальностей не вымерли. Кто - то же делает изысканные изделия для дворцов реально богатых людей! В этом некоторая польза от существующего заметного неравенства в доходах. Кстати, если бы не было богатого дворянства и купечества, мы бы такой Петербург, каким он достался нам в 20 веке, не имели. То же самое можно сказать о художественном литье. Дверные ручки, решетки изгородей всегда были произведениями искусства. Было великолепное производства на Лиговском проспекте и мастера мирового класса.
     От себя признаю, что хорошим станочником, сварщиком, судосбрщиком, а тем более медработгником, я, навряд ли, бы стал. Слесарем или плотником - возможно. Может быть даже столяром. Эти занятия мне всегда нравились, а хороший глазомер с детства признавался окружающими, равно как вкус и неплохое чувство меры. Но пошёл по другой линии и, вроде как, себя нашёл.