Кузнец кн2 ч4 гл3

Глава 3. Измена
      Ньорд долго не отвечал на наше письмо. Но он только что похоронил жену, и простительно было промедление. Когда Сигню узнала о смерти  Тортрюд Асбинской, побелела, что удивило меня, она ведь даже не видела этой женщины, я и то встречался с ней всего несколько раз.
       — Нет-нет, просто… Я подумала, столько детей разом осиротели… — сказала Сигню.
      Да, я это сказала, но думала я в тот момент не только об этом. Я со страхом подумала, что Ньорд-вдовец куда опаснее женатого Ньорда. Убить Сигурда и жениться на мне и всё, он – конунг Свеи. И воевать не надо… А немного погодя и меня придушит, на чёрта я ему? Если желания и имеет в мою сторону, которые я почувствовала когда-то, то они неглубоки, из разряда узнать, «что за зверёк такой»…
      Но не только поэтому я так яростно запротестовала, когда из Брандстана позвали Сигурда, и оказалось, не одна Рангхильда, но и дядюшка желают увидеться с конунгом Свеи. Я предчувствовала беду. Всё неспроста. Они задумали что-то. И не против меня, я не боялась их, мне они повредить не смогут. А вот Сигурду…
      Но размышляя глубже, я подумала, что мать не позволит навредить Сигурду. Если только она не пленница у Ньорда…
      — Не езди, Сигурд…
      …Впервые за последние недели, уже почти два месяца, вдруг Сигню снова противоречила мне, да ещё по такому, в общем-то, незначительному поводу. Я не был в Брандстане так давно, что это становилось похожим на мою обиду. Я так и сказал.
     — Так пусть приедут сюда. Позови их. Не такой уж я монстр, чтобы твоя мать опасалась встречи со мной. Да и Ньорд… Почему они зовут тебя? Почему не приехать самим? Почему Ньорд не ответил на наше приглашение для его сыновей, а вместо этого помчался к сестре, будто жаловаться на нас? зачем?
      Я не придавал такого значения. Я был уверен, что они зовут меня, чтобы обсудить всё втроём, по-семейному, без Сигню. И Сигню понимает это, поэтому это и не нравится ей. Конечно, похоже на неуважение к дроттнинг, но это, если не учитывать, что еду я, а не уважать Сигню я не позволю никому. И, может быть, объяснить это моим родичам раз и навсегда, мне будет легче, если Сигню не будет рядом. Поэтому я и хотел поехать.
      Но Сигню, даже выслушав и согласившись, продолжала настаивать и даже плакать, чего раньше никогда не случалось, я не помню ни капризов, ни каких-то женских штучек, вроде слёз…
       Вообще, в последнее время, она изменилась. Все годы, что мы женаты, я не знал отказов в супружеской постели. Даже наши осенние ссоры не заставляли остывать наше ложе. Больше того, мною временами овладевала злая страсть, но Сигню умела управлять и этим… Когда же мы примирились, всё стало снова заполнено счастьем взаимопонимания и нежности.
      Но теперь… Я не могу понять этого, я теряюсь, это впервые за все годы. Она будто охладела ко мне. И если бы приглашение в Брандстан пришло раньше, чем я заметил эти перемены, я был бы уверен теперь, что она хочет наказать меня…
     — Ты не любишь меня больше?… Сигню, я уезжаю послезавтра… — прошептал я в полумраке жарко натопленной спальни.
     ...А мне кажется, что Сигурд стал вести себя как одержимый в последние недели. Почему раньше меня не утомляли его притязания, почему я никогда не чувствовала досады от того, что мне не дают уснуть по полночи, или будят до свету, или?…
      При этом, как ни странно, при моём нежелании, которое мне почти не удавалось скрыть, наслаждение, что приходило всякий раз, стало огромно и только, кажется, росло. Только поэтому я и снисходила… Именно так, до такой степени я не хотела соитий. Что за странности? Что за причуды не любви даже, я люблю его сейчас так, как никогда, но моего тела?
      — Люблю, милый… Ты уезжаешь всего на неделю-две…
      — Ты не хочешь меня, потому что злишься? Потому что я всё же еду?
      — Нет, Сигурд… Это… Я не знаю, мне кажется, тебя ждёт опасность там… Болезнь, например… Я не могу объяснить, это только предчувствие и всё.  Как было у меня перед Чумным походом предчувствие смерти…
      — Не надо, — я отодвинулся, оставляя её.
       Мы не вспоминали с тех пор, как вернулись вслух ни разу те чёрные дни. Зачем она сейчас заговорила об этом, еогда я еду в свой прежний, в мой отчий дом, а не затеваю опасное мероприятие…
      Сигню села в постели, свободно заплетённая коса сползла с плеча, стягивая и рубашку за собой…
     — Прости, меня, Сигурд… Я сама не знаю, стала какая-то… прямо капризная баба в последнее время и… Я не буду больше, я постараюсь…
       — Не надо стараться любить меня, Сигню, — рассердился я.
     Я с ума схожу от желания и от того всегдашнего чувства, что она ускользает. Всегда ускользает будто, а я всё не могу удержать, поймать её…
      — Для этого мне не нужны старания, я тебя люблю всем сердцем! – прошептала она.
      — Ты поняла, о чём я говорю… — сердито буркнул я.
     Ведь понимает, всё понимает и будто насмехается снова надо мной… И ведь я знаю, я чувствую, что дарю ей радость своими ласками. Всегда так было и теперь так, в этом я не ошибаюсь… Почему же… Я не понимаю, и это сводит меня с ума…
 
     …Сигурд уехал. Ускакал вдвоём с Исольфом и небольшим отрядом. Собирался Берси взять с собой, но тот в последний момент почему-то остался. Я в первый же день узнала, почему. Он нашёл меня в Читальне, которая была устроена в самом верхнем этаже Библиотеки, открытая окнами на четыре стороны света, сюда приходили те, кто желал взять книги. Здесь  всегда было много людей. В любое время дня. В любое время года. Зимой, как сейчас, жаровни отапливали помещение, летом раскрывали окна в жаркие дни и здесь гулял свежий ветерок. Я очень любила здесь бывать.
     Но Берси, похоже, впервые пришёл сюда. Только этим я объясняю себе его изумлённый взгляд по сторонам. И слова, подтверждающие мою догадку:
       — Надо же, народищу! Я-то полагал, ты одна здесь.
      Я засмеялась:
       — Ходить в Читальню надо, алаю хотя бы иногда, Асгейр, — я поднялась, сворачивая книгу. – Я нужна тебе?
       — Да, Свана, нужна… — сказал Берси.
      Он был сегодня не таким как всегда. Впрочем, пока мы отдавали книгу служке, тщательно следившему за тем, чтобы все книги, возвращались на свои места на полках, пока мы спускались по крутой каменной лестнице и выходим на площадь, я вспоминаю, что он давно уже не такой как всегда, я не давала себе труда замечать, потому что всё время была слишком занята своими мыслями, спорами с Сигурдом, примирениями, сомнениями, и не видела ничего и никого вокруг себя…
       — Что у тебя случилось, Асгейр? – я всегда чувствовала, что ему больше нравилось это его имя.
       — Агнета изменяет мне! – выпалил Берси.
      Я остановилась, раскрыв рот… Но в моей голове быстро-быстро заработало то, что заведует воспоминаниями и, будто бы картинки одна за другой  побежали, сменяя друг друга. Я всё поняла. Он прав… И я знаю, когда это началось и с кем.
     Во время пира по случаю окончания Чумного похода. Я заметила тогда…

     …Да, Сигню, мы, я и Агнета именно тогда будто впервые «увидели» друг друга. С того вечера началась, завертелась, увлекая нас от постылых половин наша любовь. Я понимал, что её подтолкнула ко мне многолетняя обида на Берси, а меня — тяжёлое разочарование в Астрюд…
      Мы тайно встречались, сходясь в жарких объятиях и ненасытных поцелуях. Уважая законы, которые предполагают суровое наказание за супружеские измены – это лишение имени, имущества и изгнание, но, не будучи способны сейчас соблюдать их, мы в глубочайшей тайне устраивали наши свидания. Но я никак не предполагал, что Астрюд, которая благополучно разрешилась от бремени сыном за пять дней до Осеннего равноденствия, может что-то почувствовать. Или тем более Берси…
     …Не знаю, что чувствует эта кукла Астрюд, но я почувствовал! К зиме я определённо знал, что Агнета во власти чувств к кому-то другому. И хотя со мной она стала даже ещё более ласковой, предупредительной, уступчивой во всём, я быстро ощутил, что это происходит не от любви ко мне, а как раз наоборот, её ласковость происходила от довольства другим.
      Я не знал, не мог ещё понять, кто же мой соперник. Заподозрил было Гуннара, но вскоре отмёл эту мысль, Гуннар по-прежнему обмирал, глядя в сторону Сигню, правда взгляд его теперь сделался менее плотоядным что ли… Наверное, после их Чумного похода, откуда они все вернулись не такими, какими уезжали.
      Но тогда кто он? Может быть, и не из алаев вовсе, а человек, которого я не знаю. Но, в том, что этот человек существует, я уже не сомневался. Поэтому и пришёл к Сигню. Не к Сигурду, который покарал бы преступников как положено конунгу, а к Сигню, как к подруге Агнеты. И видя сейчас искреннее удивление на её лице, сменившееся довольно быстро согласием, я радовался, что поступил именно так. Мне не нужно наказания для Агнеты или даже для того, кто встал между нами, мне необходимо вернуть её. Вернуть мою жизнь. Я так и сказал…
     …Я смотрела на него. Всё же я не ошиблась в нём, когда решила, что он неплохой человек. А он не только неплохой… Мало кто, как он захочет, не избавится от потаскухи, что позорит его, а вернуть себе её любовь.
       — Только не говори, что я сам виноват, что я напросился своим поведением на то, что произошло… — начал он, смутившись немного и отворачиваясь.
       — Я и не думала ничего такого, — сказала я.
      Это правда, я вовсе не считала, что Боги должны наказать Берси вот так за все его грешки. Ему сейчас больно и Агнете было больно. Но он просто безобразничал со скуки и от вздорного характера, а она всерьёз отдаляется, забирает своё сердце у него – это куда страшнее…
      Я обняла Берси, погладила по спине.
       — Я поговорю с Агнетой. А ты… — я хотела, чтобы он почувствовал, что я как женщина говорила ему сейчас, — ты наберись терпения, Асгейр. Не думай, что это слабость, то, что ты прощаешь её, для прощения силы нужно больше, как и для любви. Агнета тебя любит. Она ошиблась, она поймёт и вернётся. Она любит только тебя. Я знаю.
     …Сейчас, когда Сигню так говорила со мной, я наполнился уверенностью. И я поверил. Как всегда верю ей.
       — Спасибо, Свана.
       — Благодарить будешь себя. Золото ты, а не человек, Асгейр.
     Она улыбнулась такой чудесной улыбкой, что я подумал, за то, чтобы она так улыбалась, наполняя светом уверенности и надежды меня и, думаю многих и многих других, я пойду на всё. Даже на смерть. Удивительно, что когда-то я совсем о другом мечтал, глядя на её прекрасное лицо. Она стала ещё прекраснее, значительно лучше, чем, когда я увидел её впервые. Да и я совсем другой человек теперь…
      …Берси стал ещё красивее за прошедшие годы. А ведь я вначале едва не ошиблась, думая о нём, как о никчёмном повесе, не хотела, чтобы Агнета шла за него… Я знаю, что я сделаю: я не стану говорить с Агнетой. Она не в себе, если её понесло по этому пути. И с беднягой, Раудом тоже. Они ничего не могут. Только он, Берси может. Он сможет сердцем, душой своей, наполненной любовью, всё вернуть себе. И вернёт…

     …Мы с Исольфом приехали в Брандстан вечером. Усталые с дороги, после бани и нескольких глотков мёда, сопровождавших сытный ужин, который здесь готовили иначе, не как в Сонборге, а так, как я привык в детстве, у меня сразу потеплело на душе, и я очень любил сейчас моих родственников и чувствовал, что, оказывается, соскучился по ним, всем троим…
       — Что ж ты сыновей не хочешь прислать к их двоюродному брату, Ньорд? – спросил я, вполне добродушно глядя на него, и чувствуя то же добро в душе. Я не думал сейчас подозревать его ни в чём…
       — Чтобы ты и твоя ненаглядная Сигню заставили их отсиживать яйца за книгами, – усмехнулся Ньорд, по привычке уже не стесняясь солёных словечек.
     — Это не вреднее, я думаю, чем отбивать эти самые яйца в сёдлах на охотах, — парировал беззлобно Сигурд.
      …Мне хотелось ответить ему, что по видимому вреднее, коли мешает ему обрюхатить свою жену и заниматься своими наследниками… Но я промолчал. Я не для этого здесь, чтобы мелко пикироваться, я здесь для "дружеской поддержки", которая понадобится ему, когда ему откроют глаза на то, какова его дротттнинг на деле. Я здесь, чтобы убить его душу…
     …А я была счастлива, глядя на этих двоих, уже бородатых мальчиков, самых дорогих в моей жизни… Как удачно, что Ньорд не захотел принять предложения Сонборга прислать сыновей, Сигурд обзаведётся своими как только изгонит проклятую бесплодную шлюху Сигню.
      Но всё завтра. А сегодня мы мирно и весело по-семейному болтали за ужином. Отдохни, сынок, всё завтра. Завтра наступит время моего торжества. Тебе, конечно, будет больно. Но недолго, измена, это не смерть, изгнать подлую тварь из сердца гораздо проще, чем забыть ушедшую в Нифльхейм любимую…