На семи ветрах часть 2 глава 1

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

У РОДНЫХ ИСТОКОВ

Родниковая водица
Родниковая водица,
Без тебя не жить на свете.
Пью горстями, не напиться, –
Ждёшь меня ты на рассвете.
Эта встреча окрыляет,
Духу дарит свою силу.
Вновь к истоку припадаю,
Где судьба бы ни носила.
Жизнь идёт, и непростая,
Дети мы своей отчизны.
Здесь и путь нам выбирают, –
От рождения до тризны.
Родниковую водицу
Пью и пью, лицо умою.
Жизнь пылит, как колесница,
По земле бегу босою.
 5 марта 2020 года

Глава первая


В семье Андрея и Марии собирали старшую дочь в дорогу. Три недели назад ей исполнилось пятнадцать лет. Худенькая, прилежная в учёбе и домашних делах, Люба покидала родительский дом.

Два вечера подряд она сидела с отцом на крыльце дома, получая
родительское напутствие:
– Старайся. Ты старшая и с тебя остальные будут брать пример.
Придётся начать работать. Средняя школа в Раёво только вечерняя, для дневной школы нет помещения. Вечером учёба проходит в той же восьмилетней школе. В неё принимают только тех,
кто уже работает, её и называют, – школа рабочей молодёжи. Ты
училась хорошо, есть возможность за один год окончить и девятый класс, и десятый. Зачётами за девятый до нового года, и пройденный материал за десятый класс, потом выпускные экзамены.
Будет нелегко: днём работа, а вечером учёба.
– Я постараюсь.
– В райцентре учить тебя мы не осилим. Нужно платить за съёмную квартиру, питание, одежду... Доченька, постарайся, это твоё
будущее. Я хочу, чтобы в будущем на работу ты надевала туфельки
и нарядные сапожки, а не галоши и резиновые сапоги. Я и за тебя
в деревнях и сёлах отработал уже с лихвой.
Дочь любила отца и всегда его понимала и прислушивалась к
его словам.
– Сын у тёти Насти служит в Германии, когда заканчивается
служба, не знаю. Он хотел остаться на сверхсрочную службу, но
это ещё не решено. Если вернётся, вам будет тесновато в одной
комнате. Вдруг задумает жениться. Старайся всё сделать за один год.
Дочь обнимала самого родного ей человека, запуская в его светлые
кудряшки пальцы, как в детстве.
– Ну чего расселись! Не пройти, – послышался ревнивый голос
Марии.
– Мы с папой разговариваем.
– За пятнадцать лет вы уже столько переговорили.
– Я же уезжаю…
– Не на север же, – проговорила мать и с ведром пошла в коровник
доить пришедшую из стада корову.

– Пап, доить корову я так и не научилась.
– Зачем тебе учиться, это не твоё.
– Из-за того, что ты мне не разрешал учиться доить, мама до сих
пор сердится. Помнишь, когда тебя не было, мама решила меня научить. Корове я не понравилась, она лягнула, и я упала со скамейки, молоко, что мама надоила, разлилось. Ты как раз тогда входил в
ворота. «Такая большая девочка, а не умеет доить корову! – громко
говорила мама. ; Если я заболею или нужно будет куда-то уехать,
к родителям, например?» А ты сказал: « Попросим соседку. Хорошо,
что ещё не покалечила». Помнишь?
Солнце уходило в закат. Небольшая прохлада опускалась на лесостепь.
Постепенно стали затихать птицы после знойного дня. Кое-где
комары-вампиры стали появляться с явными намерениями, согласно своему промыслу. Появились и у крыльца, чувствуя тепло человеческих тел.
– Дочь, пора в дом, пошли комары, проверим, всё ли мы собрали для завтрашней поездки. Я договорился с почтовой машиной,
приезжает к нам на почту в половине девятого, иногда и в восемь
утра. Не опоздать бы. Она пойдёт по деревням и сёлам. Где-то к двенадцати будете в Раёво.

Заботливый отец проверил документы: свидетельство о рождении, о восьмилетнем образовании, учётную карточку члена Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи. Всё
на месте. Личных вещей было немного.
– Одежду к зиме я тебе привезу.
Отец в эту ночь плохо спал. Ему было тревожно, как всё устроится дальше у старшей дочери? Встал раньше будильника. Выключил его, пусть дочь подольше поспит минут на десять-пятнадцать.
День приходил солнечным. В восемь часов Люба уже сидела в почтовой машине. Запрещено сажать посторонних, но знакомство по жизни выручает, да и не бесплатно.
Дороги между деревнями и сёлами только грунтовые. В открытое окно кабины время от времени залетала пыль, но поездка по незнакомым местам обещала быть интересной. Казалось, что всё то же самое, но и не всё. В двух селениях сиротливо стояли одинокие церкви. Без колоколов, по бокам кладка из красного кирпича «изъедена» временем.

– Теперь это склады с зерном или с горючим, – пояснил водитель.
Остановка в Раёво была у сельсовета. Дядя Любы Василий Иванович Дымов, давно уже его председатель, с улыбкой встретил
племянницу:
– Как доехали?
– Хорошо!
– А мне пора на вашу почту, почтальон уже ждёт.
– Спасибо, Петро! – и он пожал ему руку. Обращайся, если что…
Василий Иванович, он же родной дядя Вася, пригласил племянницу в свой кабинет. Рассказал ей вкратце, что она уже знала от папы. Заставил её написать заявление на постоянную работу в трикотажный цех вязальщицей с указанием на не понятных для
неё сфагновых машинах.
– Я не знаю, что это такое.
– Тебе всё расскажут и покажут, не волнуйся. Три месяца отводится на обучение. Будет наставница, она и научит. Не волнуйся.
Тебе, главное, устроиться в школу рабочей молодёжи. Мы заведём на тебя трудовую книжку. Все годы учёбы в институте войдут
тебе в рабочий стаж, для пенсии. Такое правило. Сегодня в кадрах книжку оформят, и я тебе её занесу, а завтра с тётей Настей пойдёте оформляться в школу. Как всё сделаете, я зайду к вам и заберу её. Трудовая книжка должна храниться здесь, в кадрах. Пока всё.
Идём на обед? Где твоя сумка?
Василий Иванович, идя с работы, сначала проходил мимо дома
сестры Насти. Следующим, через один дом, стоял и дом его семьи.
– Как ты выросла! Жених есть?
– Нет.
– И никто портфель не носил?
– Портфель носил.
– А где он сейчас?
– Уехал учиться на художника по тканям, в Иваново.
– Как его зовут?
– Витя Мархотин. Да это просто так, он меня в школе защищал
от мальчишек.
– Ясно! Ясно!
– Здесь придётся обойтись без поклонников, многое зависит от
тебя. Старайся, а я, чем могу, помогу.

Так за разговором подошли к дому Анастасии. Она сидела в очках
на веранде, вязала очередной шерстяной носок.
– Приехала, Любушка?
– Приехала.
– Как настроение?
«Хорошее, а почему должно быть плохим, оно у меня всегда хорошее», ; подумала племянница.
– Настя, мы написали заявление на работу с завтрашнего дня.
Вечером занесу трудовую книжку. С ней с утра пойдёте оформляться в школу, а уж потом пойдёте на её будущую работу. Если что-то не будет получаться, зайдёте ко мне в сельсовет. Но думаю, всё будет хорошо, я всем сегодня прозвоню. Он посмотрел на часы.
– Чем будешь кормить племянницу?
– А как же! Наготовила!
– Любушка, пойдём в дом.

Дом у Анастасии всегда был чист и уютен. Окна блестели, и порой казалось, руку протяни и она окажется на улице. Пол не крашен,
но до такой степени чистый, что видны все прожилки дерева, будто
только что доски вышли из-под рубанка. Обеденный стол на день
покрывался белой скатертью, по краям которой свисали большие
кисти такого же цвета. На скатерть ставились соль, горчица, перец
в мелкой расписной посудине, предназначенной для специй. Всё это
убранство устраивалось Анастасией после каждого кушанья на цветастую клеёнку. Приёмы пищи были не обильными, по расписанию.
– Вот рукомойник, мыло и полотенце, – помогая племяннице с
вещами, суетилась тётя.
– Тётя Настя, как у вас хорошо и такая тишина. Я уроки делала, когда
все лягут спать. Стелю на клеёнку кухонного стола газеты, чтобы не
испачкать тетради и книги и учу. В это время никто уже ничего у меня
не свалит со стола. Мама вставала и заставляла идти спать и всегда
говорила одно и то же: «Ты чего так долго сидишь? Иди спать. Поздно».
– А когда же мне делать уроки? Стол один, все мешают, шумят.
– Пойдём, я покажу, где ты будешь спать. Вот эта кровать
Володи, теперь будет твоей. Она мягкая, подушка из хорошего
пера, одеяло ватное и есть лёгкое, когда жарко. В субботу пойдём
в баню к дяде Василию, увидишься со всеми.
Хлопнула дверь на веранде.

– Бабушка, наверно. Не могла дождаться, когда мы сами к ним
придём. Хорошо, пообедаем вместе, – сказала Анастасия.
Вошла бабушка в сатиновой длинной, чёрного цвета юбке на
резинке по талии. Блузка навыпуск серого цвета, в мелких белых
цветах. На голове белый ситцевый платок с чёрной каймой из розочек, и по основному полю платка рассыпан мелкий чёрный горошек, завязанный под подбородком на один слабый узел. Заметно было, как она постарела, больше проявилась сутулость спины, очень худенькая, карие глаза необыкновенно светились.

– Внученька приехала! Дай я на тебя посмотрю. Выросла как!
Красивая! – приговаривала бабушка. Иди, я тебя обниму. Радость
моя… проголодалась?
Сейчас будем обедать. Тётя Настя приготовила щи со свежей
капустой, мясные. Что там у нас на второе?
– Сейчас, сейчас, – говорила дочь, снимая белую скатерть со стола.
– Пообедаем, пойдём к дедушке, он знает, что ты приехала. Дядя
Вася сказал, – продолжила бабушка. ; Ну вот, слава Богу, приехала.
После обеда все отправились в дом Дымовых. Он стоял через
дом от Анастасии, чуть на пригорке. Они шли по тропинке, разговаривая, вдаваясь в воспоминания. Люба приезжала, в Раёво
десять лет назад, тогда ей было всего пять лет.
– Помнишь что-нибудь? – спросила бабушка.
– Помню, как я банку разбила с компотом из синих слив, помню
почему-то отчётливо. Перепугалась и забралась, а потом уснула
на заправленной белым тканьёвым покрывалом тёти Настиной
кровати, а банка была тёти Полины. Это всё со страху, помню.
А как прибежала домой, не помню.
– Да и банка-то была не большая, пол-литровая, – добавила тетя
Настя.
– Сливы в банке так аппетитно смотрелись, вот я её и крутила
на столе, чтобы посмотреть. Перед этим тётя Полина сказала, что
откроем в обед, поставила банку на стол и ушла во двор. Мы остались втроём с Дашей и Валей. Ну я и посмотрела. Для всех это был
неприятный момент, а для меня ; шок.
– Мы это помним, – сказала бабушка. ; Ты спала целый день до
вечера. У тебя поднялась температура. Тётя Настя перепугалась,
пришла ко мне. Мы тебя будили, а потом успокаивали, ты плакала
и всё говорила, что получилось нечаянно.

– На следующий день с тобой ходили в магазин и купили банку
со сливами, такую же, – сказала тётя Настя, – и бабушку угощали.
– Этого я не помню…
За разговором незаметно дошли до Дымовых. Дедушка сидел на
веранде, читал газету.
– Дедуля, внучку ведём, – сказала бабушка, не дойдя до порога.
Иван Фёдорович отставил газету, снял очки.
– Любушка! Ты ли это? Это моя внучка? Как выросла? А косы какие?
Где-нибудь бы встретил тебя и не узнал.
– Здравствуй, дедушка! Я бы тебя узнала, помню, как ты сидел у
своего амбара в чёрной косоворотке с белыми пуговицами и в валенках. Только чуб волнистый был чернее рубахи, а сейчас побелел.
– Ишь какая! Ты же маленькая была!
Я всех, всех помню, и как мы в баню ходили. Бабушка с тётей
Настей старались посадить меня повыше, а мне там было жарко,
и я не соглашалась.
На разговор вышла тётя Полина с дочками. Старшая Даша перешла в седьмой класс, Валя ; во второй.

– У нас гости? Здравствуй, Любонька, здравствуй. Будешь жить
в Раёво? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: ; Что же мы стоим
в дверях, пойдёмте за стол, будем пить чай с баранками, смородиновым вареньем, там и поговорим.
За столом велись непринуждённые разговоры. Вспомнили и
про сливовый компот, и про игру в прятки, и про многое другое.
– Ну что, пора! Спасибо за гостеприимство. Нужно идти вязать.
Конец месяца. Скоро идти на склад, отчитываться за полученную
пряжу варежками и носками... А завтра ещё нужно Любу устраивать в школу, – проговорила Анастасия и поднялась с лавки.
На обратную дорогу отправились тем же порядком. Взрослые
спрашивали про семейные дела родителей, Люба отвечала.
– Кем же ты хочешь стать? – спросила бабушка.
– Пока не знаю. Сначала хотела стать военным лётчиком, потом
милиционером, потом стюардессой. Но папа меня раскритиковал.
– А что тебе больше всего нравится? – продолжила разговор
тётя Настя.

– Больше всего люблю петь. У меня целая толстая тетрадь с песнями, и я их все знаю. Папа против музыкального училища. Он сказал, что это среднее образование, а всех молодых специалистов после окончания любого учебного заведения отправляют в село или деревню, отрабатывать два года, а там кто? Шофёры и трактористы. В Домах культуры, клубах работа в основном вечерняя. На деревне не обходятся без самогона, и вот эти ребята будут приходить, выпивши, а закуска у них лук с чесноком, будут на тебя дышать.
Вдобавок оставят горы мусора после семечек. И других женихов в
деревне нет. А выйдешь замуж, пойдут дети, а тебя дома нет? Это не
правильно. Папа хочет, чтобы у меня было высшее образование.
– И что же он советует? – почти в один голос спросили обе женщины.
– Окончить среднюю школу и поступить в педагогический институт, что эта профессия уважаемая и на селе, и в деревне. Быть
учителем хорошо. Я ему дала слово.
– Какой у тебя заботливый папа, любит тебя, – тихо сказала
бабушка. У тёти Насте в горнице большой стол, там тебе будет хорошо учить уроки.
– Спасибо!

Утро следующего дня по погоде совсем не отличалось от предыдущего. Солнечное, тихое, безветренное. Анастасия встала рано, подоила
корову, отправила её в стадо. Накормив поросёнка и кур, занялась
завтраком. Сегодня она решила сварить с пяток яиц и напечь блинов. Блины она делала на закваске, а к пшеничной муке обязательно
добавляла третью часть пшённой муки. Её готовила сама из пшена,
заранее толкла зёрна в большой деревянной ступе, затем просеивала,
отделяя полученную муку от крупинок, которые не смололись.
Пшено она получала из своего проса, выращенного на её же
поле и обмолоченного на лугу, где выбиралась небольшая поляна
с невысокой травой. На неё стелилась большого размера клеёнка,
лицевой стороной к земле, она не давала пыли пройти к зёрнам.
С колосьев зёрна выбивались плётками с тяжёлыми цепями на
конце. Затем они просевались на ветру и хранились в амбаре на
верхней полке, подальше от разбойников-мышей.
Блины с добавлением пшённой муки, придуманные Настей, получались пухлыми, ноздреватыми, мягкими. Среди родственников никто таких блинов не пёк, не получалось. Да и времени, чтобы они получились вкусными, требовалось немало. Это были её фирменные блины.

Большую часть в доме Анастасии, как и прежде, занимала русская
печь, от которой шла деревянная перегородка от пола до потолка
до самой противоположной стены. Проём для прохода из кухни в
горницу*
 был без двери. Шипение теста на сковороде и запах ароматного подсолнечного масла быстро распространились по дому и
разбудили племянницу. Полежав ещё немного, зная, что с утра им
надо в школу, пока там директор и учителя, как вчера пояснил дядя
Вася. Работают они всего два часа с утра, пока нет учебных занятий.
– Как вкусно пахнет! – потягиваясь, идя на кухню, проговорила
Люба. ; День начинается замечательно!
– Проснулась? Можно было ещё поспать с полчаса.
– Буду умываться, пока причешусь… Тётя Настя и такая тишина…
– У меня работает радиоточка. Я её вчера выключила, чтобы
не мешала нашему разговору. Поди, включи, в горнице у окна.
Давай я тебе покажу, – она подошла и сама включила. ; Вот смотри:
налево выключено, направо включено. Когда я одна, слушаю
новости, концерты.
– У нас в доме нет, а у других, знаю, есть, но не у всех.
– В семь утра и в одиннадцать передают зарядку. Программа
такая «На зарядку, становись!», сейчас больше времени, она уже
прошла.
– Здорово!
– Приводи себя в порядок, заправляй постель, а я за это время
напеку к завтраку блинов.
– Мне один, я больше не съем. А как вкусно пахнет!
– И сходим с тобой в погреб за сметаной и за сливками к блинам.
– А где погреб?
– Рядом с амбаром, под одной крышей. Посмотри в окно: справа ;
это дверь в амбар, а слева – в погреб.
Анастасия испекла несколько блинов, и они отправились в погреб.
Как только стали спускаться со ступенек веранды, увидели, что
навстречу им семенит Степанида Ильинична.
* Горница – чистая передняя комната в деревенской избе.

– Проснулись! А я спешу, как бы вы не проспали.
– Ну что ты, мама, такое говоришь. Мы люди ответственные, –
и Анастасия посмотрела на племянницу. ; Идём за сметаной и за
сливками в погреб. Пойдём с нами.
Анастасия достала из погреба две крынки и по очереди передала
их матери и Любе.
– Это столько сметаны?
– Это молоко, а сметана, вернее, сливки, только сверху. Сейчас
мы её будем снимать круглой деревянной ложкой в банку. Одну
я снова спущу в погреб, а другую крынку возьмём с собой, днём
будем пить и сварим молочную пшённую кашу, кулеш. Сейчас достану и баночку со сметаной.

Любе у тёти Насти было интересно и приятно, с ней такие милые
и тётушка, и бабушка. Такое тепло, или почти такое, она ощущала
у крёстной и дяди Васи на Телесовском. Свой дом она тоже любила,
жила как жила. Любила и маму, братьев и сестёр, но папа для неё
был особым человеком, примером. Он для неё открывал мир, она
ему верила беспрекословно и старалась его не огорчать. Ей казалось, если папа узнает о её каком-то не очень благовидном поступке,
она не переживёт. Старалась делать то, что папе понравится. Вот и
сейчас! Папа на неё надеется.
– А почему молоко в крынке? Не в банке, например…
– В ней оно дольше не скисает, – ответила бабушка, ; крынка сделана из глины. Она плохо нагревается, не как стеклянная банка или кастрюля…
– Люба, тебе нести сливки, бабушке ; сметану, а я понесу крынку. В ней два с половиной литра, и сам горшок имеет вес, тяжёло…
По дороге в школу племянница всё нахваливала свою тётю, как
она вкусно готовит.
– Сегодня твой папа обещал позвонить в сельсовет дяде Васе,
узнать про наши дела. Переживает за тебя.
– То же папуля. Знаешь, как он меня называет?
– Интересно, и как же?
– Из-за того, что я быстро бегаю, по канату на физкультуре поднимаюсь до самого потолка, делаю колесо, вишу на ногах на перекладине, хожу на ходулях… прыгаю на физкультуре через козла
лучше многих одноклассников, он называет меня то козочкой, то стрекозой и всегда при этом хитро улыбается, а глаза становятся
такими блестящими…
– Любит он тебя, заботится.
– Хороший он. Куда ни поедет, всегда берёт меня с собой.
Помню, и когда я была совсем маленькой. Других нет, а я попрошу,
и всё. Возьмёт обязательно. Долго ещё нам идти?
– Сейчас будет пруд, а за ним школа. Видишь церковь деревянную,мы уже рядом.