В Петрограде 1917 года
Друзья! Поздравляю с революционной датой завершения социалистической революции, начало которой положил Февраль. Это был крутой поворот исторического процесса. Замечу, что Сталин по отношению к Октябрю 17-го применял термин "октябрьский переворот", наверное, наиболее правильное наименование тех грандиозных событий: великие революционные события в Петрограде в 1917. Их результатом стало появление первого в мире социалистического государства, наиболее ценный опыт которого необходимо использовать в интересах всего российского народа.
Поэтому Революция - это великое и трагическое историческое событие. Революции меняют облик страны и народа, а Великие Революции влияют на облик всего мира. И в этом качестве Русская Революция превзошла все предшествующие, потому что Русская Революция изменила облик всего земного шара, уничтожив гегемонию и власть глобалистов, атлантистов и англосаксонских банкиров, сокрушив колониальные империи, которые англосаксы создавали 400 лет, а также создав альтернативу капитализму. И приписывать мощь и силу России каким-то иноземцам - это просто не уважать Россию.
При этом обращаю внимание участников левого социалистического движения на необходимость борьбы с агентами глубинного масонского государства, новыми троцкистами, которые скрываются за масками идеологов социализма, занимаются краснобайством, доктринёрством преследуя разрушительные для русского народа, России цели.
Именно их агентура, последователи, внедрённые в ряды компартии и социалистического движения, в конечном итоге, подготовили "Перестройку" и крушение советской государственности по результатам холодной войны.
Замечу, что трезвое отношение к реальности продемонстрировали большевики после прихода к власти в 1917 году, когда продлили действие сухого закона.
"Водка - оружие буржуазии", - один из лозунгов тех дней.
Как известно, основатель партии большевиков В.И. Ульянов-Ленин предпочитал пить чай.
Замечу, что в многочисленных выступления идеолога движения "За новый социализм" Платошкина практически нет критических высказываний о масоснких ложах, хотя "военный талант" участника заговора против Сталина Тухачевского он всячески превозносит.
Далее: цитаты из публицистической книги Н.Н. Яковлева, изданной по поручению Ю. Андропова в 70-е годы в СССР.
Автор является одним из наиболее последовательных в советское время разоблачителей антироссийской деятельности Центрального разведывательного управления США, досконально изучившим План Даллеса (Даллес был одним из директоров ЦРУ), в котором орудиями войны против советского народа были признаны насаждение алкоголизма, самогоноварения и наркомании.
Указание на год 1914 как исходный рубеж «тридцатилетней войны» не черчиллевские произвольные построения, а реальность. Именно к этому времени восходят усилия тех, кто ныне именуются Атлантическим сообществом, добиться главенства в мировых делах, причём безраздельного. Это неизбежно влекло за собой устранение любой державы, которая была или могла стать препятствием для осуществления честолюбивых замыслов. То, если угодно, стратегическая установка, а тактика — добиться этого чужими руками, столкнув лбами другие державы. В 1914 году в Лондоне, Париже, да и тогда в ещё порядком провинциальном Вашингтоне ожидали великих благ для себя из того, что Германия и Россия оказались в противоположных лагерях.
Черчилль, возвращаясь к настроениям, царившим в правящей элите Англии в первые недели «великой войны», как порой именовалось кровопролитие 1914—1918 гг., до 1939 года заметил: «В начале войны как мне, так и всему военному кабинету было совершенно непонятно, почему Германия не обратила всю свою мощь против России, ограничившись на западе обороной своих границ». Не получилось! Воевать пришлось и Западу, а когда подбили итоги, вышло вот что: по подсчетам по окончании войны получилось в абсолютных цифрах в стане Антанты Россия по потерям не имела равных, а относительно — во Франции один погибший приходился на 28 человек, в Англии – на 57, а в России — на 107 человек от общей численности населения.
Отсюда, помимо прочего, упорные попытки власть имущих на Западе, поведших в двадцатые и тридцатые годы дело к новой вооружённой схватке, стремиться спланировать её так, чтобы подорвать мощь нашей страны во всех отношениях. Руками в основном того же противника, с которым сражалась Россия в 1914-1917 гг.,— Германии. В этом, в конечном счёте, оказался главный смысл новой войны, разразившейся 1 сентября 1939 года. Главари германского фашизма с готовностью сыграли свою роль. В Году 1945 и завершилась «тридцатилетняя война». Разумеется, совсем не так, как ожидали ее зачинщики и поджигатели. Но потери… Война эта унесла у нас более 27 миллионов жизней.
Современный мир, прошедший через две невиданные дотоле войны в истории человечества, носит как их неизгладимые шрамы, так и обогатился опытом, который не могли накопить никакие теоретические построения. Суровая реальность – лучший, хотя и требовательный, учитель в делах человеческих. Ныне, через 50 лет после начала второй мировой войны и 75 лет со дня первой, можно с незначительным трудом окинуть взглядом всю цепь событий, взявших начало 1 августа 1914 года. Эта дата во многом точка отсчета для понимания мира, в котором мы живём.
...
Под этим заголовком « 1 августа 1914» я выпустил в 1974 году книгу, породившую множество споров. За истекшие больше 18 лет меня многократно и постоянно спрашивали, будет ли новое издание этой книги. Наконец, вот оно! Уточнены и расширены те аспекты книги « 1 августа 1914 «, которые привлекали особо пристальное внимание. Разумеется, принята во внимание новая литература, имеющая касательство к истории России в годы первой мировой войны от августа 1914 по февраль 1917.
Поразительная женщина – писательница, публицистка, поэтесса, к тому же общественная деятельница – Нина Николаевна Берберова, покинувшая в начале двадцатых годов нашу страну, уже тогда питала великое пристрастие к политике. На исходе вечера своей жизни она обнародовала, что именно её интересовало, выпустив в 1986 году в Нью-Йорке книгу «Люди и ложи. Русские масоны XX столетия». Н.Н. Берберова обобщила в ней примерно 60 лет своих разысканий о русском масонстве ( разумеется, то был не единственный предмет её интересов ). В пёстром калейдоскопе фактов, собранных в американских и европейских архивах, не упущено и то, что мне довелось написать в книге «1 августа 1914» об одном из основных героев книги Н.В. Некрасове. Н.Н. Берберова заметила: «В конце 1930-х гг. он ( Некрасов) исчез. Впрочем, небольшой след остался: он положил в архивы одну бумагу, где изложил кое-что о самом себе, о 1917 годе, о масонстве. К сожалению, эту бумагу прочёл и обработал не историк, а советский «беллетрист», который «художественно» подал материал. Историки опасливо цитируют здесь и там его строки, а советская критика тяжеловесно и сердито обругала его ( Яковлев. «1 августа 1914» )» .
...
Хотя её книгой я отлучен от истории, в данном случае русского масонства, дерзну всё же сделать попытку определить его роль в событиях 1914-1917 гг. в России. Гнев Берберовой в известном смысле, пожалуй, слишком эмоциональный, взявшей в союзники примерно своего ровесника – академика Минца, в значительной степени коренится в условиях её жизни, работы. Впрочем, это не её вина. И не её одной.
...
Тусторонний мир российской эмиграции многие десятилетия жил своей жизнью, вернее существовал на задворках истории. У нас сменялись поколения, страна шла и не всегда прямолинейным путем, да и ошибок было немало, а в кругах белой эмиграции прозябали только воспоминания.
...
В конечном счете, лидеры белой эмиграции были русскими людьми. «Были», ибо теперь они ушли, но, вероятно, и на смертном, одре до боли ясно им виделись в дымных сугробах белые стволы поседевших березок – мираж, определенно лишенный классового характера. В обыденном смысле личная трагедия этих людей понятна. Но была и другая сторона: до конца дней своих подавляющее большинство руководителей белой эмиграции осталось верным старым убеждениям. Больше того, вороша тускневшие с неумолимыми годами драгоценные воспоминания, они стремились представить себя благороднее и выше, чем оказались на крутом повороте истории в 1917 году.
...
даром грома для глубоких старцев, ссохшихся политических мертвецов, явился выход в 1955 году в Нью-Йорке «Воспоминаний» П.Н. Милюкова. К этому времени автор, в прошлом приват-доцент, историк, лидер партии кадетов, первый министр иностранных дел Временного правительства, уже двенадцать лет покоился в могиле. Хотя бы по этой причине он был недоступен, немого нельзя было убедить замолчать, взять назад написанное, а для непосвященных глухой намек на с. 332—333 второго тома «Воспоминаний» много не значил. Рассуждая о расстановке сил во Временном правительстве, П.Н. Милюков признался, что у него спала пелена с глаз только на склоне лет.
Речь шла о том, что во Временном правительстве, описанном и осмеянном как сборище бестолковых людей, оказывается, была некая крепко сколоченная группировка. Входившие в нее выполняли таинственный замысел, известный им и только им, а именно-Керенскому, Некрасову, Терещенко и Коновалову.
« Все четверо, – писал Милюков, – очень различны и по характеру, и по своему прошлому, и по своей политической роли; но их объединяют не только одни радикальные политические взгляды... Их объединяют как бы даже взаимные обязательства, исходящие из одного и того же источника… Дружба идет за пределы общей политики. Из сделанных здесь намеков можно заключить, какая именно связь соединяла центральную группу четырех. Если я не говорю о ней яснее, то это потому,что, наблюдая факты, я не догадывался об их происхождении в то время и узнал об этом из случайного источника лишь значительно позднее периода существования Временного правительства».
Замечания походя в мемуарах Милюкова потрясли 88-летнюю Е.Д. Кускову. Возраст не помеха для сильных чувств. В таких годах и выпустила свою книгу «Люди и ложи» Н.Н. Берберова. В бурные годы прихода XX века Кускова примелькалась среди правой социал-демократии в России, а в начале двадцатых годов вместе с мужем С.Н. Прокоповичем была выслана за пределы Советской страны. Она прочитала книгу Милюкова в Швейцарии, где доживала свой немалый век. Туда держать совет с ней, что делать по поводу открытого Милюковым в 1956 году, позаботился приехать из-за океана, из Соединенных Штатов, сам Керенский, разменявший тогда 77-й год.
Что и как было сказано в этот первый визит по масонским делам и последующие, едва ли станет известно. Кускова 20 января 1957 года писала И.О. Дан ( вдове известного меньшевика Дана, сестре Мартова) об очередном посещении Керенского: « Я провела всю пятницу с Керенским. Нам пришлось обсудить, что делать в связи с тем, что Милюков упомянул о той организации, о которой я рассказывала тебе… Он очень одобрил уже сделанное мною: написать о ней для архива с условием не оглашать ещё тридцать лет. Он поступит так же. Больше того, он даст ответ на туманное замечание Милюкова в предисловии к книге, которую сейчас пишет. Ответит от себя, не упоминая никаких имен. Все это было тщательно обдуманно, и мы согласились о форме, как это нужно сделать. Но обязательно нужно остановить, если это возможно, сплетни в Нью-Йорке: в России ещё живы люди, больше того, очень хорошие люди, и нужно позаботиться о них».
Так в середине пятидесятых годов была приоткрыта завеса над деятельностью тайной масонской организации, у руководства которой, считалось тогда, к 1917 году стояли Н.В. Некрасов, А.Ф. Керенский, М.И. Терещенко, А.И. Коновалов — ведущие деятели Временного правительства. Эту квадригу тогда называли Тройкой или «Триумвиратом» Как бы ни было сенсационно это событие, нет необходимости ни драматизировать, ни снижать значения этого.
Обстоятельства основания лож « Северная звезда», « Возрождение» и других носили определенно комический характер, не говоря уже о том, что охранка прекрасно знала о происходившем и даже попыталась завести полицейское масонство. Понаслышавшись, что богиню справедливости Астрею весьма почитали масоны, полицейские интеллектуалы основали для легковерных лжеложу «Астрея». Затея провалилась. Но охранка все же преуспела, использовав других лиц.
Движение масонов в это время было связано с именами петербургского адвоката М. С. Маргулиеса и пресловутого князя Д.О. Бебутова. Изрядно потасканный, преждевременно постаревший в великосветских салонах фат Бебутов с возникновения партии кадетов предложил ей свои услуги, вознамерившись пройти в Центральный комитет КД.
То, что он самовлюбленный дурак, было видно невооруженным взглядом, как не вызывала сомнений его неслыханная политическая дерзость. Бебутов со смаком ругал царя, издал за границей и привез в Россию альбом злых карикатур на Николая II, украсил ими свою квартиру, продолжал жертвовать на «общее дело» и прочее. «Дураку счастье», – разводили руками кадетские мудрецы. Они все же не взяли Бебутова в ЦК партии, успокоив его местом депутата в Думе от кадетов.
После февральской революции все стало на свои места: выяснилось, что князь был агентом охранки, щедро ссужавшей его деньгами, на которые, помимо прочего, был основан кадетский «клуб».
Масоны на Руси водились давно, по крайней мере с XVIII века, но только уроки революции 1905 года повелительно заставили их выползти из кокона мистики и оккультных благоглупостей, снять апокрифические фартуки и влезть в поли– тику с черного входа. По простой и понятной им, людям обычно состоятельным, причине: самодержавие зашаталось.
LibCat » Книги » Наука и образование » История » НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ - 1 АВГУСТА 1914
НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ - 1 АВГУСТА 1914
Здесь есть возможность читать онлайн «НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ - 1 АВГУСТА 1914» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию без сокращений). В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Город: Москва, Год выпуска: 1993, Издательство: МОСКВИТЯНИН, Жанр: История, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.
НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ 1 АВГУСТА 1914 обложка книги
Читать книгуНазвание:1 АВГУСТА 1914Автор:Николай ЯковлевИздательство:МОСКВИТЯНИНЖанр:История / на русском языкеГод:1993Город:МоскваISBN:нет данныхРейтинг книги:5 / 5. Голосов: 2Избранное:Добавить в избранноеОтзывы:Написать комментарийВаша оценка:
10012345
1 АВГУСТА 1914: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «1 АВГУСТА 1914»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Эта книга, вышедшая двумя изданиями в 1974 г. в издательстве «Молодая Гвардия», вызвала острую полемику, ибо впервые в ней частично на основании архивных документов показывалась роль масонов в эпохальных событиях в России в 1917 г. Настоящее издание серьезно доработано и расширено, в том числе за счет обширного «Приложения», в котором настало время рассказать, почему крестным отцом книги был председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов, попытавшийся положить начало изданию исторических сочинений без цензуры.
1 АВГУСТА 1914 — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «1 АВГУСТА 1914», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Наследием революции было возникновение и легализация буржуазных партий, в первую очередь конституционалистов-демократов ( пресловутых «кадетов»), именовавшихся еще партией «народной свободы», и «Союза 17 октября» или «октябристов». Масон высоких градусов профессор М.М. Ковалевский, один из отцов-основателей партии кадетов, после отпора П.Н. Милюкова не опустил руки. Он принялся укреплять и расширять масонское ядро в самой партии, опираясь на зарубежье, а сам был введён в масонскую ложу во Франции еще в конце XIX века.
Хлопотами Ковалевского в Париже с сопутствующим масонским сборищам ритуалом
А.В. Амфитеатров, В.О. Ключевский, А.С. Трачевский, Е. Аничков и другие были приняты в ложу «Космос», а Вас.И. Немирович-Данченко, известнейший писатель и публицист, вошёл в ложу «Гора Синай». Эти люди считались тогда цветом русской интеллигенции. Адвокат Е.И. Кедрин, став членом французской ложи «Великий Восток», решил, что отныне он причастен к чему-то великому и превратился в яростного пропагандиста масонства в России, на радость и потеху черносотенным дубогрызам. Разумеется, такие крупные учёные, как историк П.Е. Щеголев, Н.П. Павлов-Сильванский и ряд других, о своём членстве в масонских ложах помалкивали.
Ленинградский исследователь этих бурных лет нашей Родины советский историк профессор В.И. Старцев проследил определенную динамику масонской подпольной работы в 1906-1909 годах: «тяга к масонству возросла». Но как раз на это время приходится взрыв интереса охранки к французским связям русских масонов. По мнению Старцева, охранка, используя агентов-французов, попыталась «выведать имена русских масонов…» Это привело к тому, что в 1909 году работа лож практически стала невозможной, и поставило их членов на грань ареста. Принято считать, что в декабре 1909 года ложи в России, связанные с «Великим Востоком Франции», объявили о «самоуспении», то есть самороспуске.
На деле другие ложи, неизмеримо усилив конспирацию, продолжили свою работу по овладению ключевыми постами в государственной иерархии Российской империи. А.Ф. Керенский в воспоминаниях, написанных в 1965 году, на закате жизни, вкрадчиво (вспомним консультации с Кусковой) написал о своих связях с масонами: «Мне предложили участвовать в 1912 г., как раз после моих выборов в IVДуму. После серьёзного размышления я пришел к выводу, что мои собственные цели совпадают с целями общества, и решил принять предложение примкнуть к нему. Я должен подчеркнуть, что наше общество было нерегулярной масонской организацией. Прежде всего оно было необычным в том отношении, что разорвало связи со всеми иностранными обществами и принимало женщин. Далее, полный ритуал и масонская система степеней были упразднены, и только внутренняя дисциплина была сохранена, обеспечивавшаяся моральными качествами членов и способностью сохранять тайну. Никаких письменных документов или списков членов не держали… Имелась ложа в Думе, другая для журналистов и т.п. С самого начала каждая ложа стала автономной единицей».
Война и растущие затруднения царизма подняли на ноги масонов, они не хотели и не могли упустить, в их понимании, исторический шанс. В сентябре 1915 года после провала переговоров «Прогрессивного блока», возникшего в Думе, с правительством, те,кто считали себя руководителями русской буржуазии, решили из мозаики лож, орденов и братств отковать единую тайную организацию. Война подстёгивала, времени на обсуждение не оставалось, и они преисполнились решимости пренебречь всеми партийными различиями и добиться только одного – организация пронизывает и охватывает высшую структуру Российской империи, особенно двор, бюрократию, технократию и армию. Для скорости взяли уже готовые схемы предприятий такого рода и сочли, что удобно строить заговор по типу масонских лож.
В начале сентября 1915 года возник сверхзаконспирированный «Комитет народного спасения», издавший 8 сентября «Диспозицию № 1». В этом таинственном документе, найденном после Великого Октября в бумагах A.M. Гучкова, формулировались цели новой организации. В нем утверждалось, что на руках у России две войны — против упорного и искусного врага вовне и против не менее упорного и искусного врага внутри. Достижение полной победы над внешним врагом немыслимо без предварительной победы над врагом внутренним. Под последним имелась в виду правившая династия. Для победы на внутреннем фронте необходимо оставить всякую мысль о «блоках и объединениях с элементами зыбкими и сомнительными», немедленно назначить штаб верховного командования, основную ячейку которого составят князь Г.Е. Львов, А.И. Гучков и А.Ф. Керенский.
Заговорщики считали, однако, совершенно обязательным, чтобы не допускалось стачек, могущих «нанести ущерб государству», т.е. стремились предотвратить любое массовое движение против царизма. Иными словами, речь шла б подготовке верхушечного, быть может, только дворцового переворота, но отнюдь не революции.
Здесь ключ к целям организации. Создатели её взялись за выполнение одновременно ряда задач. Для начала нейтрализация или устранение монархии, переход всей полноты власти в руки буржуазии в рамках диктатуры. Последняя была нужна не ради самолюбования: страна жила на вулкане революции. Буржуазные деятели, именовавшие себя масонами, хотели встретить её во всеоружии, располагая прочной организацией. Не допустить революции, а если она вспыхнет — потопить её в крови. Такова была главная цель объединения политиков, формально принадлежавших к разным, нередко конфликтовавшим между собой буржуазным партиям.
Эти люди, конечно, не были столь наивны, чтобы вместе с масонским жаргоном, на котором написана «Диспозиция № 1», брать все у идейных предшественников. Пресловутые фартуки каменщиков, символика и обрядность исключались, в организацию допускались женщины, оставалось главное – глубокая тайна и клятва хранить её. Организация состояла из лож по пяти человек, подчинённых, в конечном счете,штабу верховного командования.
Кускова в письмах, написанных в 1955-1957 гг. утверждала (Л. Дан, 12 февраля 1957 г.): «Нам было необходимо завоевать на свою сторону военных… Здесь мы добились значительных успехов». В письме Вольскому 15 ноября 1955 г.: «У нас везде были «свои» люди. Такие организации, как «Свободное экономическое общество», «Технологическое общество», были пронизаны ими сверху донизу… До сих пор тайна этой организации не раскрыта, а она была громадной. Ко времени февральской революции вся Россия была покрыта сетью лож. Многие члены организации находятся здесь, в эмиграции, но они все молчат. И они будут молчать, ибо в России еще не умерли люди, состоявшие в масонских ложах». Сама Кускова умерла в 1958 году.
В двадцатые годы эмигрантский историк и публицист С.П. Мелъгунов сделал отчаянную попытку раскрыть тайну. После опубликования в Советском Союзе в XXVI томе «Красного Архива» поразительной «Диспозиции № 1», он утроил усилия, домогаясь сведений у лидеров российской эмиграции. Гучков и Керенский начисто отрицали существование масонской организации. Тогда сама Кускова устояла перед «истерикой и шантажом», как она именовала мельгуновские методы сбора информации, и, как мы видели, разомкнула уста только во второй половине пятидесятых годов после опубликования книги Милюкова…
Немало размышляя обо всех этих вопросах, В.И. Старцев совершенно справедливо заметил в 1982 году: «Вероятно, необходимость жёсткой конспирации, при которой были немыслимы декорированные ложи, коврики, черепа, шпаги и прочие атрибуты регулярной масонской ложи, натолкнули кого-то (мы еще не знаем пока, кого именно) на идею создания новой организации, которая бы взяла от масонства только клятву и строгую дисциплину, а всю мистическую тарабарщину отбросила».
Верность масонской ложе в глазах посвященных была неизмеримо выше партийной дисциплины любой партии. И когда пришло время создавать Временное правительство, его формирование нельзя объяснить иначе, как выполнением предначертаний этой организации. Кандидатуры были выдвинуты не лидерами буржуазных партий, ибо только немногие из них были в ложах, а одобрены на тайных сборищах руководящего ядра масонов. Если иметь в виду эту точку зрения, тогда проясняется многое малопонятное и противоречивое в истории России в 1914-1917 гг. Во всяком случае, объясняется, неожиданная спонтанность действий ряда высших представителей буржуазии, принадлежавших к различным партиям,и между которыми, уже хотя бы по этой причине, были «рогатые» отношения. А они выступили с неслыханным единодушием!
«Вот эта организация, – сказала, наконец, в 1986 году Н.Н. Берберова в книге «Люди и ложи», – оказалась в авангарде тех, кто захватил власть в феврале 1917 года». Она положила конец легенде о том, что участие масонов во Временном правительстве ограничивалось пресловутой «Тройкой», или «Триумвиратом». Проведя розыск в архивах, опросив тех, кто помнил, Н.Н. Берберова сделала вывод: «1917 год оказался для русских масонов апогеем их деятельности, но общество оставалось сугубо тайным, может быть, еще даже более засекреченным, чем до революции: в первый состав Временного правительства (март-апрель) входили десять «братьев» и один «профан», который многое понимал и о многом догадывался, но был занят самим собой, своей политической биографией и той «политической фигурой», которую он «проецировал» в умах союзников. Это был, конечно, Павел Николаевич Милюков… Если из одиннадцати министров Временного правительства первого состава десять оказались масонами, «братьями» русских лож, то в последнем составе «Третьей коалиции» (так называемой Директории) в сентябре-октябре, когда ушел военный министр Верховский, масонами были все, кроме Карташева, – те, которые высиживали ночь с 25 на 26 октября в Зимнем дворце и которых арестовали и посадили в крепость, и те, которые были в «бегах»».
В.И. Ленин, оценивая февральскую революцию, подчеркнул: «Эта восьмидневная революция была, если позволительно так метафорически выразиться, «разыграна» точно после десятка главных и второстепенных репетиций, актёры знали друг друга, свои роли, свои места, свою обстановку вдоль и поперек, насквозь, до всякого сколько-нибудь значительного оттенка политических направлений и приемов действий».
Сразу после Февральской революции в Петрограде учредили чрезвычайную следственную комиссию Временного правительства «для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц». Её материалы изданы в семи томах в Ленинграде в 1924-1927 гг. — «Падение царского режима».
Авантюрист-журналист П.Л. Бурцев помянул Ратаева также по другому поводу. Оказывается, специалист по масонам был великолепно в курсе сверхтайного дела охранки – провокатора Азефа.
Белецкий. – Если разрешите, я вам сейчас расскажу. Дело в том, что это было в политическом отделе. Я не был знаком с вопросом о масонах, был знаком только с литературой, как все мы знакомы, до назначения своего директором департамента полиции. Впервые я познакомился тогда, когда великому князю было угодно спросить меня по этому вопросу. Я потребовал справку – это было на первых порах моего директорства, –потребовал все материалы и натолкнулся на три большие записки. Они представляли собой историю масонства в общих чертах, написанную довольно живо, потому что писал ее Алексеев, окончивший с медалью лицей, при бывшем директоре департамента, кажется, при Курлове (исполнял эти обязанности в 1907—1911 гг. – Н.Я.)… Курлов был под влиянием революционно-правой прессы, которая почему-то считала, что все события в России в последнее время являются следствием деятельности масонских организаций, особенно французских и германских лож. Курлов, секретно от департамента полиции, сосредоточил у себя все материалы. Департамент полиции имел только одного офицера, который вел это дело и который получал случайного характера справки из-за границы.
Наибольшую последовательность в попытках осветить роль масонов в предыстории февральской революции сделал Мельгунов, обобщивший свои многолетние разыскивания в книге «На путях к дворцовому перевороту. Заговоры перед революцей 1917 года». (Париж, 1931 год.) Даже тогда, примерно за полстолетия до наших дней, он жаловался: «Время убийственно скоро идет. Уже некоторых нет, и, может быть, они унесли в могилу то, что могли рассказать при жизни».
Западная историография уделила этой проблеме определенное внимание с тем, однако, чтобы в конечном итоге с годами свести значение масонов до минимума. Этому не приходится удивляться – западные историки, особенно «советологи», склонны приписывать всевозможные добродетели противникам большевистской партии. Указания на существование тайной организации, безусловно враждебной народу, в которой участвовали ведущие контрреволюционеры, едва ли соответствуют видам антикоммунистической пропаганды, пытающейся изображать врагов большевиков апостольской общиной добрейших прекраснодушных либералов.
Методы, при помощи которых современные западные идеологи прикрывают эту страницу в истории России, проиллюстрировала книга профессора У.Лакера «Судьба Революции. Интерпретации советской истории», опубликованная в связи с 50-летием Великой Октябрьской социалистической революции. Лакер, один из виднейших западных «советологов», подводя итоги изучения истории СССР к тому времени в капиталистическом мире, заметил:
«Роль масонов в 1917 году также вызывала значительный интерес и иногда вызывала порядочное оживление, хотя больше в популярных работах, а не ученых трудах. Во Временном правительстве и особенно в либеральной партии (вероятно, по терминологии Лакера, кадеты – Н.Я.) прослеживается сильное влияние масонов. Видным масоном был Терещенко, сменивший Милюкова на посту министра иностранных дел в мае 1917 года, а также его коллега Некрасов. Оба занимали ярко выраженную пацифистскую позицию. Этих масонов обвиняли, в основном, правые, в том, что в 1917 году они с самого начала оказывали пагубное влияние. Говорили, что существовали тайные связи между «братьями» и генералами, между либеральными политиками и левыми революционерами. В начале двадцатых годов вышло немало книг о масонах и русской революции. Убеждение в том, что масоны… сыграли видную, если не ведущую, роль в русской революции стало неотъемлемой частью правой эмигрантской литературы двадцатых годов. Эта версия постепенно поблекла, однако интерес к масонам вновь оживился в пятидесятых годах и на этот раз не со стороны крайних правых (Д. Аронсон, Г. Катков). Предположение о том, что масоны коллективно сыграли важную роль в революции, не разделяется большинством специалистов по советским делам. Если Терещенко и Некрасов были масонами, то ими были и другие, стоявшие за продолжение войны и аннексии. Поскольку не было доказано, что существовала политическая солидарность и предпринимались согласованные действия, принадлежность к масонам отдельных лиц не имеет большого значения».
Историк, антикоммунист, он в 1967 году выпустил в Англии книгу «Россия, год 1917. Февральская революция», страницы которой буквально дымятся ненавистью к Советскому Союзу. Он коснулся и масонов, но писать о них оказалось необычайно сложно. И вот почему, объяснил Катков: «Роль, сыгранная политическим фримасонством в подготовке февральской революции, до самого последнего времени сохранялась в величайшем секрете всеми заинтересованными лицами. Историки свою очередь, в основном отмахивались от этой проблемы, полагая, что точно установить что-либо трудно, да и существует масса фальшивок. Все это «эффективно предотвратило возможность обычной исследовательской работы в важной сфере тайной политической деятельности».
1 августа 1914 года Германия, объявила войну нашей стране. В считанные дни все крупнейшие государства Европы выстроились друг против друга в невиданном до тех пор вооружённом конфликте — срединные империи против держав Антанты. Грянула мировая война. Первая.
Хотя виновниками чудовищного катаклизма были империалисты всего мира, инициативу развязывания войны взяла на себя Германия, а обстоятельства ее объявления не могли не вызвать глубочайшего возмущения в России. После убийства 28 июня 1914 года в Сараево австрийского наследника престола Франца-Фердинанда мир тридцать дней с затаенным дыханием наблюдал, как громадная империя Австро-Венгрия («лоскутная монархия», как ее именовали тогда) эскалировала свои домогательства к небольшому славянскому государству Сербии. Не вызывало ни малейшего сомнения, что в Вене постановили расправиться с Сербией, а подстрекательство Берлина было очевидно.
Когда ровно через месяц после сараевского убийства австрийские полчища двинулись на Сербию, это произвело потясающее впечатление в России. Что бы ни толковали политические реалисты по поводу того, что основная причина тогдашней международной напряженности – безумное империалистическое соперничество Германии и Англии, фактом оставалось: Австро-Венгрия вознамерилась погубить славянское государство на Балканах. Это ещё более ухудшало «баланс сил» в этом регионе, и так складывавшийся в последние годы не в пользу Росии, а главное, наносило тяжкий удар по её престижу традиционного протектора славян.
Хладнокровный анализ профессиональных историков с тех пор вне всяких сомнений показал, что нападение Австро-Венгрии на Сербию было лишь поводом для всемирного пожара. На карте стояли реальные империалистические интересы, а не защита прав маленького народа. Впрочем это видели и современники, которым было доступно, хотя бы по положению, знание голых фактов, без сентиментальных прикрас.
Петербург стал Петроградом, Дворцовую площадь переполняли коленопреклоненные демонстранты, в том числе студенты. Германское посольство разгромлено, разбиты здания немецких фирм. На улицах кричат «ура» и ревут «Марсельезу». Знающие люди, однако, различают в этом подъеме квасного патриотизма опасные для режима тенденции. Агент московской охранки доносит о массовых демонстрациях: «Сознание, что, борясь с немцем, они борются с правительством, состоящим из немцев», укоренилось в народных кругах. На заседании Совета Министров министр внутренних дел Щербатов 6 августа жалуется: «Настроением рабочих пользуется революционная агитация, старающаяся раздувать патриотическое настроение в массах. Извольте-ка силой разгонять толпу, которая идет с царскими портретами и национальными флагами требовать искоренения немецкой крамолы. В Москве уже пришлось пережить подобный момент, и мы знаем, к чему это привело».
Эти оценки пока оставались достоянием узкого, круга охранителей престола. А по стране в целом разливались ура-патриотические настроения. «Утро России», «Биржевые ведомости», издавна шедшие нога в ногу с обывателем, были полны, как и следовало ожидать, шовинистического задора. Но в этом же ключе пишут и кадетские газеты, совсем недавно клявшиеся в своей оппозиции режиму, – «Русское слово», «Русские ведомости». Когда они завопили о Николае II как о «царе-обновителе «, о единении обожаемого монарха с народом», газета «Союза русского народа» «Русское знамя» с легко различимым оттенком торжества и злорадства заметила: «Вся Россия превратилась в черносотенцев, и профессорские «Р.В.» пишут только черносотенные статьи».
В царском манифесте об объявлении войны искали и находили глубокий смысл. Велению времени по казенному отсчету соответствовало пожелание манифеста – «чтобы в этот год страшного испытания внутренние споры были забыты, чтобы союз царя с народом укрепился и чтобы Вся Россия, объединившись, отразила преступное наступление врага».
Итак, то что совсем недавно В. И. Ленин считал почти невозможным, стало фактом. Всего полтора года назад он просвещал А. М. Горького: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции ( во всей восточной Европе) штукой, но мало вероятно, чтобы Франц Иосиф и Николаша доставили нам сие удовольствие».
Большевистская партия поторопилась обнародовать свое видение разразившейся войны, как объявлено империалистической. 1 ноября 1914 года увидел свет ленинский манифест о войне, работа «Война и российская социал-демократия». В нем указывалось: «Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг». Отсюда вытекало положение о «поражении своего правительства», которое относилось не только к России. Однако лишь в нашей стране стали лихо работать против своего государства.
Во время войны Ленин пишет статью «О национальной гордости великороссов», в которой указывал: «Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы её трудящиеся массы (т.е.9/10 её населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великороссов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс».
Ленин подчёркивает: «Не дело социалистов помогать более молодому и сильному разбойнику (Германии) грабить более старых и обожравшихся разбойников. Социалисты должны воспользоваться борьбой между разбойниками, чтобы свергнуть всех их».
Ценные указания в Швейцарии отданы, только массы в России узнали о них много позднее. Связь была затруднена.
В первые месяцы вал шовинистического угара взметнулся до небес. Гребень его нёс грязную пену – людей, лично заинтересованных в войне по меркантильным или карьеристским соображениям, но могучее движение вовлекло достаточно широкие слои. На борьбу с врагом поднимались кристально честные, особенно идеалистически настроенная молодежь, рвавшаяся пролить кровь за Отечество.
Как могло быть иначе? Царский генерал-лейтенант Н.Н. Головин, профессор, после революции эмигрант, издал в изгнании ряд книг, в которых попытался воссоздать картину той войны. Давая характеристику русского патриотизма в горячке начала войны, он написал:
«Эта борьба началась из необходимости защищать право на существование единокровного и единоверного сербского народа. Это чувство отнюдь не представляло собой того «панславизма», о котором любил упоминать кайзер Вильгельм, толкая австрийцев на окончательное поглощение сербов. Это было сочувствие к обиженному младшему брату. Веками воспитывалось это чувство в русском народе, который за освобождение славян вел длинный ряд войн с турками. Рассказы рядовых участников в различных походах этой вековой борьбы передавались из поколения в поколение и служили одной из любимых тем для собеседования деревенских политиков. Они приучили к чувству своего рода национального рыцарства. Это чувство защитника обиженных славянских народов нашло свое выражение в слове «братушка», которым наши солдаты окрестили во время освободительных войн болгар и сербов и которое так и перешло в народ. Теперь вместо турок немцы грозили уничтожением сербам – и те же немцы напали на нас. Связь обоих этих актов была совершенно ясна здравому смыслу нашего народа».
Реконструировать прошлое с достаточной степенью точности безумно трудно, но полезными вехами на этом пути могут быть рассказы забытых людей в забытых книгах. Они были современниками и в меру своих сил передали биение пульса той эпохи, дали срез настроений обычного человека, не претендовавшего на большее, чем занести свои впечатления на бумагу. К нашему времени страницы изданных тогда книг пожухли, но психология, по крайней мере авторов, видна, хотя они, понятно, не могли поставить пережитое в связь с дальнейшими событиями, потрясшими Россию.
На Запад, на ратный труд, подвиги и смерть катились кадровые полки великой русской армии, полные мрачной решимости, вобравшие в себя цвет обученных военному делу людей.
Царские военачальники не испытывали и тени сомнения в том, что в их руках пластический человеческий материал, обладавший сказочными свойствами выправлять их просчеты и промахи, даже самые грубые. Простая мысль о том, что бесчисленные ряды армии состояли из несравненных русских людей, каждый из которых нес в себе мир неповторимых чувств, желаний и надежд, не осенила окостеневшие в чиновничьей рутине умы.
Но в 1914 году власть и собственность имущие России тешили себя иллюзиями о единстве народа и царя. Правителей в Петрограде впечатлял неоспоримый факт – 96% подлежавших призыву явились к воинским начальникам. Это было просто поразительно – при скверно поставленном воинском учете предполагалось, что разница между довоенными расчетами и фактической явкой может достигнуть 10%.
На войну шёл именно русский народ, ибо от воинской повинности были освобождены, по терминологии тогдашних законов, инородческое население Астраханской губернии, Тургайской, Уральской, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской областей Сибири, самоеды Архангельской губернии, население Финляндии. По особому облегченному положению привлекались к воинской службе некоторые из горских племен Северного Кавказа. На долю всей азиатской России пришлось не более 8% потерь –в той войне. В подавляющем большинстве те же русские – сибиряки или заброшенные в далёкие края шквалом реформы.
Прогрессировавшая гангрена самодержавия, углублявшая с каждым годом пропасть между режимом и народом, породила. привычку критиковать российские порядки. У партии революции — большевиков — критика эта была частью действий, имевших в виду свергнуть ненавистный строй. Она носила конструктивный характер, ибо была нацелена на то, чтобы развязать силы России и, обновив страну, поставить её во главе социально-экономического прогресса в мире. Борясь против самодержавия, российские коммунисты думали о будущем великого русского народа.
Год 1812 вошёл в историю подвигом русского народа, поднявшимся на защиту Родины. Русские люди сокрушали врага и в ходе «народной войны». И по этому поводу авторам нашлось что сказать: «Но какое же может быть отечество у раба? А русский крестьянин очень часто тогда стоял ниже раба, был вещью. И подвинуть его на защиту именно отечества было вовсе не так легко… Русский человек защищал в 1812 году не свои политические права. Он воевал для того, чтобы истребить хищных зверей, пришедших пожрать его овец и кур, опустошить его поля и житницы» (т. 4, с. 229). Демагогический вздор, злоумышленное попрание элементарных принципов историзма.
Блестящий вклад в военную науку внесла «Стратегия» профессора генерала Н.П. Михневича, вышедшая последним изданием в 1911 году. Занимая последовательно посты начальника) академии генерального штаба и начальника главного штаба, Михневич мог оценить связь войны и политики: « война вызывается политикой и служит её продолжением». Политика «указывает не только цель самой войны, но она же определяет меру потребных усилий». В отличие от господствовавшего на Западе мнения, что грядущая война будет скоротечной, Михневич указывал, что она неизбежно приобретет затяжной характер. «Главный вопрос войны, – писал он, — не в интенсивности напряжения сил государства, а в продолжительности этого напряжения, а это будет находиться в полной зависимости от экономического строя государства».
Генерал Михневич полагал, что потенциальные противники России «не способны, без серьёзного внутреннего потрясения, выдержать продолжительную войну», следовательно, пойдут на самые решительные действия сразу после открытия военных действий, вызвав «полное напряжение своих средств в самом начале войны». Отсюда рекомендованный им образ действия — вести затяжную войну на изнурение; «время является лучшим союзником наших вооружённых сил».
Русскую школу в области военной мысли в канун войны украшала плеяда блестящих теоретиков – генералы А.Х.Елчанинов, ВЛ.Черемисов, полковник А.А. Незнамов. Они вместе с Михневичем глубоко разработали и решили вопросы роли экономики и морального фактора в войне. Все они призывали осмыслить суворовское наследие применительно к современным методам вооруженной борьбы, помнить о русских традициях».
Определённое и разработанное в теоретических трудах, однако, не оказывало должного влияния на строительство вооруженных сил. В этом были виноваты не ученые, ни мыслей, ни настойчивости им не занимать – а существовавший строй. Как заметил Н.Н. Головин: «Научная организация требует не только выдающихся представителей науки – она требует также достаточно высокого уровня социальной среды. Без этого мысли выдающихся ученых уподобляются колесам, не сцепленным с остальным сложным механизмом. Они могут вертеться, но вся работа для данного механизма происходит впустую… Этим и объясняется, что русская военная наука, насчитывавшая в своих рядах многих выдающихся ученых, тоже часто уподоблялась ведущему колесу без сцепления». Неоспоримо передовые по тому времени концепции неузнаваемо искажались, пока они доходили до претворения в жизнь.
Авторитетное и пламенное слово Драгомирова, проникнув в самую толщу императорской армии, породило в ней направление «штыколюбов», принимавших близко к сердцу суворовский принцип: «пуля-дура, штык-молодец». Хотя сам Драгомиров (умер в 1905 году) не был последовательным сторонником этой крайней точки зрения, ряд его высказываний, порою противоречивых, способствовали возникновению определенного пренебрежения к технике. Высмеивал же он пулеметы: «Если бы одного и того же человека нужно было убивать по нескольку раз, то это было бы чудесное оружие. На беду для поклонников быстрого выпускания пуль, человека довольно подстрелить один раз и расстреливать его затем, вдогонку, пока он будет падать, надобности, сколь мне известно, нет». С легкой руки Драгомирова, сторонников насыщения войск техникой, в первую очередь артиллерией, окрестили «огнепоклонниками».
К 1914 году кадровая русская армия была обучена в ряде отношений лучше, чем войска противников – Германии и Австро-Венгрии. Русский устав полевой службы 1912 года, по которому готовился личный состав, был самым совершенным в мире. Хотя составители не избежали крайностей драгомировской фразеологии, устав предоставлял начальникам и рядовым большую самостоятельность, пресекал шаблон, требовал сообразовываться с обстановкой. Конечно, он отражал наступательную доктрину и, к сожалению, недооценивал возможности артиллерийского огня. Но этим грешили в армиях всех держав Антанты.
Крепости на западном фронте действительно пали под ударами тяжелых снарядов, но то, что пулемёт заставит войска зарыться в землю и начнется многолетняя позиционная война, германские генералы не могли представить себе и в кошмарном сне. Позиционная война означала полный провал немецкой стратегии и в то же время вывела на первое место в вооруженной борьбе тяжёлую артиллерию.
Если Германии не удалось реализовать свое количественное и качественное превосходство в артиллерии и добиться решительных .побед на Восточном фронте, то это объяснялось тем, что по выучке русские артиллеристы значительно превосходили как противников, так и союзников. Без всякого преувеличения можно сказать, что по стрелково-технической подготовке русская артиллерия занимала бесспорно, первое место в мире. Русские батареи на всем протяжении войны стреляли лучше, чем германские, не говоря уже об австрийских.
Русская армия вышла на войну с хорошими полками, посредственными дивизиями и плохими армиями. Иными словами, за считанными исключениями, вооруженная мощь России оказалась в руках слабоподготовленного и малоспособного высшего командования. Как бы ни была совершенна военная наука и сколько бы потов ни сгоняли строевые офицеры, обучая вверенные им войска, с этим ничего нельзя было поделать. В су– мерках самодержавия высшие должности замещались путем отрицательного отбора. Не способности и таланты, а близость к придворным кругам, интриги, пресмыкательство прокладывали путь наверх. «Правда, надо знать весь тот холопский уклад взаимоотношений, издавна установленный в Военном ведомстве, чтобы не очень упрекать в отсутствии гражданского мужества сынов того времени», — меланхолически заметил А. А. Маниковский. Ему, талантливейшему генералу-артиллеристу, ведавшему почти всю войну боевым снабжением русской армии, хорошо были известны порядки в верхах старого режима. Только в больном социальном организме мог появиться на посту военного министра в 1908 году генерал В.А. Сухомлинов. Больше дипломат, чем военный, Сухомлинов сумел обворожить вкрадчивыми манерами, умением развлекать царя. Он говорил то, что хотели слышать, не занимался делами, не желал вникать в них, ибо они мешали главному, появившемуся в жизни генерала, когда ему стукнуло 60,— любви к женщине, более чем вдвое моложе его.
В предвидении неизбежного расстрела адмирал А.Л. Колчак на допросе в Чрезвычайной следственной комиссий в Иркутске в январе 1920 года все же счёл необходимым вернуться к тем дням: «Я хочу только подчеркнуть, что вся эта война была совершенно предвидена, была совершенно предусмотрена. Она не была неожиданной, и даже при определении начала её ошибались только на полгода».
Многочисленные специалисты военного ведомства, а в России никогда не было нехватки умных людей, были повязаны по рукам и ногам. Полноценная подготовка к войне была невозможна, ибо сиюминутные интересы хищного российского капитала находились в кричащем противоречии с задачами подготовки вооруженных сил к предстоящим испытаниям. В погоне за прибылью буржуазия собственными руками исподволь разрушала военную мощь империи.
Казенная военная промышленность была всегда бельмом на глазу для российского крупного капитала. В предвоенные годы, ссылаясь на возможности частной промышленности в производстве вооружений (что оказалось блефом), монополисты пошли походом на считанные государственные заводы, обслуживавшие военное ведомство. В них они видели конкурентов и постарались заранее захватить потенциальный рынок вооружений для себя, нисколько не задумываясь, сумеют ли они обеспечить его. Но где там думать о трудностях военного производства, когда в воспалённом воображении заводчиков плясали цифры «Большой программы».
Что касается самой 2-й армии, то прав генерал Клюев: «Причины катастрофы: неготовность армии к наступлению, неустройство тыла и коммуникаций, несистематичность и чрезмерная форсированность марша, неосведомленность о противнике чрезмерная растянутость фронта, переполнение частей, брошенных в первую очередь против германцев, запасными, переутомлении от беспрерывного марша с боями, от бессонных ночей, недостатка продовольствия. Эти причины вызваны главным образом желанием спешно помочь союзникам в их тяжелом и безысходном положении, и спешка проходит красной нитью сквозь всю операцию, которую, повторяю, можно уподобить скорее кавалерийскому рейду, чем наступлению армии».
Армию А.В. Самсонова безоговорочно принесли в жертву, чтобы выправить положение на Западном фронте. Корпуса, снятые из ударной немецкой группировки, заходившей на Париж, не поспели к Танненбергу.
Описанное послом в Москве повторялось так или иначе во всех городах и городках России. Происходившее тогда очевидцам запомнилось на всю жизнь. Спустя сорок лет, советский генерал-лейтенант НЛ. Соколов-Соколенок писал о настроениях во Владимире: «В домах и на улицах города все более открыто и безбоязненно обсуждались причины неудач на фронте, и чаще всего говорящие связывали их с бездарностью руководства царских генералов, не щадили несостоятельность и самой царской семьи. Людям было непонятно, как могло случиться, что считавшийся лучшим в мире суворовский русский солдат оказался вдруг без патронов, а передовая русская артиллерия — без снарядов».
Фронтовые неудачи больно ударили по моральному духу всей армии. Люди, еще вчера рвавшиеся в бой, начинали прозревать, понимая бессмысленность войны во имя царя и союзников. A.M. Василевский, к лету 1915 года получивший по собственному горячему желанию вместо рясы священника (он экстерном окончил семинарию) погоны прапорщика, находился в запасном батальоне в уездном городе Ростове Ярославской губернии. Он, стремившийся поскорее схватиться с врагом, был поражён настроениями офицеров, которых в батальоне насчитывалось около сотни.
Подлинной стратегической хватки Гинденбург и Людендорф в кампании 1915 года на русском фронте не показали, если не считать, пожалуй, февральской операции, приведшей к гибели русского ХХ-го корпуса.
По компетентной оценке информаторов охранки действительными инициаторами «блока» были лидеры «прогрессистов» –И.Н. Ефремов и АЛ. Коновалов. Предоставив Милюкову красоваться на трибуне, они взяли на себя организационную сторону дела. С ними трудился по существу второй человек в партии кадетов после Милюкова H.В. Некрасов. Он смотрел в корень дела — кадеты должны «готовиться к тому, чтобы взять на себя всю власть и всю ответственность». Преждевременно, восклицали вслед за Милюковым кадеты. Лишь посвященные могли понять решительные настояния Некрасова в июле 1915 года – «Страна возбуждена безмерно, только совсем новая организация может нас спасти». Были склонны полагать, что речь идет о Прогрессивном блоке. Но никто, включая охранку, не знал, что все трое главных архитекторов блока — Ефремов, Коновалов и Некрасов — были масонами. Они трудились, организуя верхушку буржуазных партий под вывеской блока. В конечном счете, в него вошли кадеты, «прогрессисты», октябристы, помещичьи фракции центра и «прогрессивные националисты». К блоку примкнула академическая (кадетско-прогрессистская) группа и группа центра (октябристы и правее их) Государственного Совета. Прогрессивный блок объединил около трехсот человек или более двух третей Государственной Думы.
В. Кривошеин, тогда надежда либералов, а впоследствии глава правительства у Врангеля, взял такую пронзительную ноту, что Яхонтов выделил его: «Хороший способ борьбы! По всей России расходятся проклятия, болезни, бедность. Голодные и оборванные повсюду вселяют панику, угасаются последние остатки подъема первых месяцев войны. Идут они сплошной стеной, топчут хлеб, портят луга, леса. За ними остается чуть ли не пустыня, будто саранча прошла, либо Тамерлановы полчища. Железные дороги забиты, передвижение даже воинских грузов, подвоз продовольствия скоро станут невозможными. … Впрочем, эти подробности не в моей компетенции. Очевидно, они были своевременно взвешены Ставкою и были тогда признаны несущественными. Но в моей компетенции как члена Совета Министров заявить, что устраиваемое Ставкой великое переселение народов влечёт Россию в бездну, к революции и гибели».
19 августа Поливанов, как обычно дав алармистское описание военных дел, присовокупил: «Как ни ужасно то, что происходит на фронте, есть еще одно гораздо более страшное событие, которое угрожает России. Я сознательно нарушу служебную тайну и данное мною слово до времени молчать. Я обязан предупредить правительство, что сегодня утром на докладе Его величество объявил мне о принятом им решении устранить Великого Князя и лично вступить в командование Армией».
Поражения 1915 года разомкнули уста буржуазии, принявшейся громогласно заявлять, что только она способна «спасти» Отчизну. Для указанного «спасения» в июле 1915 года обе организации слились, образовав «Союз земств и городов» («Земгор»). Помимо уже проводившейся работы — создание и обслуживание госпиталей, эвакопоездов, бань и т.д. — «Земгор» с треском, шумом и похвальбой объявил, что он мобилизует на войну всю мелкую кустарно-ремесленную промышленность и завалит армию снаряжением — повозками, обмундированием, шанцевым инструментом, продовольствием и прочим, и прочим.
Невероятную суету и шумиху «Земгора» перекрыл густой голос крупного капитала. С мая 1915 года Рябушинский выступил за мобилизацию промышленности. На 9-ом съезде представителей промышленности и торговли в конце июня 1915 года в Петрограде он настоял принять решение о создании районных комитетов для объединения работы фабрик и заводов на войну. Общее руководство ими и согласование с деятельностью правительственных органов было возложено на Центральный военно-промышленный комитет, во главе которого встал Гучков. В ЦВПК вошли Рябушинский, Коновалов, Терещенко и другие воротилы монополистического капитала, представители «Земгора», городских дум и пр.
Буржуазия умело и назойливо пропагандировала усилия «Земгора» в санитарном и бытовом обслуживании армии. Складывалось твердое впечатления, что буржуа раздеваются до исподнего, дабы помочь страждущим и увечным воинам. Статистика безжалостно разрушает прекрасный мираж: по осень 1916 года «Земгор» собрал 12 млн. рублей на благороднейшие цели, а 560 млн. рублей ассигновало государственное казначейство. Сколько миллионов прилипло к рукам бескорыстных земцев сказать трудно, во всяком случае так и не удалось выяснить,во сколько раз увеличился числившийся за ними должок – около миллиона рублей государственных средств, в которых они не отчитались ещё за русско-японскую войну.
Как тогда с известным лозунгом буржуазии о войне «до победного конца? Он имел смысл для тех, кто выкинул его только в отношении такой России, где власть безраздельно принадлежит буржуазии. Победа императорской России, с точки зрения буржуазии и её идеологов, создавала бы невероятные препятствия для оттеснения от власти царизма. Отсюда в высшей степени сложная тактика буржуазии и её партий, имевшая в виду создать затруднения царизму в ведении войны. Расхожее положение «чем хуже, тем лучше» становилось рабочей доктриной буржуазии.
Одним из наиболее тщательных и вдумчивых мыслителей России по праву можно считать В.В. Кожинова.
...
Рассказать об изучении российского масонства XX века необходимо, между прочим, и потому, что многие сегодня знают о нём, но знания эти обычно крайне расплывчаты или просто ложны, представляя собой смесь вырванных из общей картины фактов и досужих вымыслов. А между тем за последние два десятилетия это масонство изучалось достаточно успешно и вполне объективно.
Первой работой, в которой был всерьёз поставлен вопрос об этом масонстве, явилась книга Н. Н. Яковлева” 1 августа 1914”, изданная в 1974 году. В ней, в частности, цитировалось признание видного масона, кадетского депутата Думы, а затем комиссара Временного правительства в Одессе Л. А. Велихова:
“В 4-й Государственной думе (избрана в 1912 году. — В.К.) я вступил в так называемое масонское объединение, куда входили представители от левых прогрессистов (Ефремов), левых кадетов (Некрасов, Волков, Степанов), трудовиков (Керенский), с. д. меньшевиков (Чхеидзе, Скобелев), и которое ставило своей целью блок всех оппозиционных партий Думы для свержения самодержавия!” (указ. изд., с. 234).
И к настоящему времени неопровержимо доказано, что российское масонство XX века, начавшее свою историю ещё в 1906 году, явилось решающей силой Февраля прежде всего именно потому, что в нём слились воедино влиятельные деятели различных партий и движений, выступавших на политической сцене более или менее разрозненно. Скреплённые клятвой перед своим и, одновременно, высокоразвитым западноевропейским масонством (о чём ещё пойдёт речь), эти очень разные, подчас, казалось бы, совершенно несовместимые деятели — от октябристов до меньшевиков — стали дисциплинированно и целеустремленно осуществлять единую задачу. В результате был создан своего рода мощный кулак, разрушивший государство и армию.
...
По-настоящему значителен уже сам по себе тот факт, что “черносотенцы” осознавали присутствие и мощное влияние масонства в России.
Решающая его роль в Феврале обнаружилась со всей очевидностью, когда — уже в наше время — было точно выяснено, что из 11 членов Временного правительства первого состава 9 (кроме А. И. Гучкова и П. Н. Милюкова) были масонами. В общей же сложности на постах министров побывало за почти восемь месяцев существования Временного правительства 29 человек, и 23 из них принадлежали к масонству!
Ничуть не менее важен и тот факт, что в тогдашней “второй власти” — ЦИК Петроградского Совета — масонами являлись все три члена президиума — А. Ф. Керенский, М. И. Скобелев и Н. С. Чхеидзе — и два из четверых членов Секретариата К. А. Гвоздев и уже известный нам Н. Д. Соколов (двое других секретарей Совета — К. С. Гриневич-Шехтер и Г. Г. Панков — не играли первостепенной роли). Поэтому так называемое двоевластие после Февраля было весьма относительным, в сущности, даже показным: и в правительстве, и в Совете заправляли люди “одной команды”...
Представляет особенный интерес тот факт, что трое из шести членов Временного правительства, которые не принадлежали к масонству (во всяком случае нет бесспорных сведений о такой принадлежности), являлись наиболее общепризнанными, “главными” лидерами своих партий: это А. И. Гучков (октябрист), П. Н. Милюков (кадет) и В. М. Чернов (эсер). Не был масоном и “главный” лидер меньшевиков Л. Мартов (Ю. О. Цедербаум). Между тем целый ряд других влиятельнейших, — хотя и не самых популярных — лидеров этих партий занимал высокое положение и в масонстве, — например, октябрист С. И. Шидловский, кадет В. А. Маклаков, эсер Н. Д. Авксентьев, меньшевик Н. С. Чхеидзе (и, конечно, многие другие).
Это объясняется, на мой взгляд, тем, что такие находившиеся еще до 1917 года под самым пристальным вниманием общества и правительства лица, как Гучков или Милюков, легко могли быть “разоблачены”, и их не ввели в масонские “кадры” (правда, некоторые авторы объясняют их непричастность к масонству тем, что тот же Милюков, например, не хотел подчиняться масонской дисциплине).
...
Подводя итог, скажу об особой роли Керенского и Соколова, как я её понимаю. И для того, и для другого принадлежность к масонству была гораздо важнее, чем членство в каких-либо партиях. Так Керенский в 1917 году вдруг перешел из партии “трудовиков” в эсеры. Соколов же, как уже сказано, представлялся “внефракционным” социал-демократом. А во-вторых, для Керенского, сосредоточившего свою деятельность во Временном правительстве, Соколов был, по-видимому, главным сподвижником во “второй” власти — Совете. Многое говорят позднейшие (1927 года) признания Н. Д. Соколова о необходимости масонства в революционной России: “... радикальные элементы из рабочих и буржуазных классов не смогут с собой сговориться о каких-либо общих актах, выгодных обеим сторонам... Поэтому... создание органов, где представители таких радикальных элементов из рабочих и не рабочих классов могли бы встречаться на нейтральной почве... очень и очень полезно...” И он, Соколов, “давно, еще до 1905 г., старался играть роль посредника между социал-демократами и либералами”.
...
Масонам в Феврале удалось быстро разрушить государство, но затем они оказались совершенно бессильными и менее чем через восемь месяцев потеряли власть, не сумев оказать, по сути дела, ровно никакого сопротивления новому, Октябрьскому, перевороту. Прежде чем говорить о причине бессилия героев Февраля, нельзя не коснуться господствовавшей советской историографии версии, согласно которой переворот в феврале 1917 года был якобы делом петроградских рабочих и солдат столичного гарнизона, будто бы руководимых к тому же главным образом большевиками.
Начну с последнего пункта. Во время переворота в Петрограде почти не было сколько-нибудь влиятельных большевиков. Поскольку они выступали за поражение в войне, они вызвали всеобщее осуждение и к февралю 1917 года пребывали или в эмиграции в Европе и США, или в далекой ссылке, не имея сколько-нибудь прочной связи с Петроградом. Из 29 членов и кандидатов в члены большевистского ЦК, избранного на VI съезде (в августе 1917 года), ни один не находился в февральские дни в Петрограде! И сам Ленин, как хорошо известно, не только ничего не знал о готовящемся перевороте, но и ни в коей мере не предполагал, что он вообще возможен.
Что же касается массовых рабочих забастовок и демонстраций, начавшихся 23 февраля, они были вызваны недостатком и невиданной дороговизной продовольствия, в особенности хлеба, в Петрограде. Но дефицит хлеба в столице был, как следует из фактов, искусственно организован. В исследовании Т. М. Китаниной “Война, хлеб, революция (продовольственный вопрос в России. 1914 — октябрь 1917)”, изданном в 1985 году в Ленинграде, показано, что “излишек хлеба (за вычетом объема потребления и союзных поставок) в 1916 г. составил 197 млн. пуд.” (с. 219); исследовательница ссылается, в частности, на вывод А. М. Анфимова, согласно которому “Европейская Россия вместе с армией до самого урожая 1917г. могла бы снабжаться собственным хлебом, не исчерпав всех остатков от урожаев прошлых лет” (с. 338). И в уже упомянутой книге Н. Н. Яковлева “1 августа 1914” основательно говорится о том, что заправилы Февральского переворота “способствовали созданию к началу 1917 года серьёзного продовольственного кризиса... Разве не прослеживается синхронность — с начала ноября резкие нападки (на власть. — В.К.) в Думе и тут же крах продовольственного снабжения!” (с. 206).
Иначе говоря, “хлебный бунт” в Петрограде, к которому вскоре присоединились солдаты “запасных полков”, находившихся в столице, был специально организован и использован главарями переворота.
Не менее важно и другое. На фронте постоянно испытывали нехватку снарядов. Однако к 1917 году на складах находилось 30 миллионов(!) снарядов, — примерно столько же, сколько было всего истрачено за 1914-1916 годы (между прочим, без этого запаса артиллерия в гражданскую войну 1918-1920 годов — когда заводы почти не работали — вынуждена была бы бездействовать...). Если учесть, что начальник Главного артиллерийского управления в 1915 — феврале 1917 гг. А. А. Маниковский был масоном и близким сподвижником Керенского, ситуация становится ясной; факты эти изложены в упомянутой книге Н. Н. Яковлева(см. с. 195-201).
То есть и резкое недовольство в армии, и хлебный бунт в Петрограде в сущности были делом рук “переворотчиков”. Но этого мало. Фактически руководивший армией начальник штаба Верховного главнокомандующего (то есть Николая II) генерал М. В. Алексеев не только ничего не сделал для отправления 23-27 февраля войск в Петроград с целью установления порядка, но и, со своей стороны, использовал волнения в Петрограде для самого жесткого давления на царя и, кроме того, заставил его поверить, что вся армия — на стороне переворота.
...
И ещё одна цитата из Троцкого: “Для Блока революция есть возмущённая стихия... Для Клюева, для Есенина — пугачевский и разинский бунты... Революция же есть прежде всего борьба рабочего класса за власть, за утверждение власти...”(с. 83).
(Даю в скобках краткое отступление, касающееся двух из названных поэтов. Если Александр Блок воспринимал “русский бунт” в той или иной мере “со стороны”, то “преступный”, по определению Троцкого, Сергей Есенин ощущал — пусть и в известной степени — свою прямую причастность этому бунту, что, по-видимому, выразилось (хотя и не адекватно) в его словах из автобиографии, написанной 14 мая 1922 года: “В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее”; и из письма от 7 февраля 1923 года: “Я перестал понимать, к какой революции я принадлежал? Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской... В нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь”. Следует обратить внимание на тот факт, что Блок — как и Бунин в “Окаянных днях” — всё же в определённой мере склонен был отождествлять большевиков и русский бунт; так, его двенадцать сами говорят друг другу “над собой держи контроль”, хотя на деле это требовали от них другие. Между тем у Есенина — хотя бы в его драматической поэме “Страна негодяев”, — ясно разграничены русский бунт и ставящей задачей “укротить” его большевик Чекистов-Лейбман).
...
Как мы видели, Троцкий полагал, что “русский бунт” по своей сути направлен против той революции, одним из “самых выдающихся вождей” (по определению Ленина) которой он был, и которую он (см. выше) счёл уместным охарактеризовать как “бешеное(!) восстание” против этого самого беспредельного и (по ироническому определению самого Троцкого) “святого” русского бунта, — “восстание”, преследующее цель “утверждения власти”.
Но вместе с тем нельзя не видеть, что Троцкий и его сподвижники смогли оказаться у власти именно и только благодаря этому русскому бунту, который означал ликвидацию власти вообще. Большевики ведь, в сущности, не захватили, не завоевали, но лишь подняли выпавшую из рук их предшественников власть; во время Октябрьского переворота даже почти не было человеческих жертв, хотя вроде бы совершился “решительный бой”. Но затем жертвы стали исчисляться миллионами, — ибо большевикам пришлось в полном смысле слова “бешено” бороться за удержание и упрочение власти...
...
При этом дело шло как о вертикали власти (новые правящие “верхи” — и “низы”, которых ещё нужно было “подчинить”), так и об её горизонтали — то есть об овладении всем гигантским пространством России, ибо распад государственности после Февраля закономерно привёл к распаду самой страны.
То, что было названо периодом “военного коммунизма” (1918 — начало 1921 года), на деле являло собой “бешеную”, по слову Троцкого, борьбу за утверждение власти, а не создание определенной социально-экономической системы; в высшей степени характерно, что, так или иначе утвердив к 1921 году границы и устои государства, большевики провозгласили “новую” экономическую политику (НЭП), которая в действительности была вовсе не “новой”, ибо по сути дела возвращала страну к прежним хозяйственным и бытовым основам. Реальное “строительство” социализма-коммунизма началось лишь к концу 1920-х годов.
Сами большевики определяли НЭП как свое “отступление” в экономической сфере, но это в сущности миф, ибо “отступать” можно от чего-то уже достигнутого. Между тем к 1921 году подавляющее большинство — примерно 90 процентов — промышленных предприятий просто не работало (ни по капиталистически, ни по коммунистически), а крестьяне работали и жили, в общем, так же, как и до 1917 года (хотя имели до 1921 года очень мало возможностей для торговли своей продукцией). Слово “отступление” призвано было, в сущности, “успокоить” тех, кто считал Россию уже в каком-то смысле социалистически-коммунистической страной: Россия, мол, только на некоторое время вернётся от коммунизма к старым экономическим порядкам.
...
Вопрос о Белой армии необходимо уяснить со всей определённостью. Во-первых, никак нельзя оспорить того факта, что все главные создатели и вожди Белой армии были по самой своей сути “детьми Февраля”. Её основоположник генерал М. В. Алексеев (с августа 1915-го до февраля 1917-го — начальник штаба Верховного главнокомандующего, то есть Николая II; после переворота сел на его место) был ещё с 1915 года причастен к заговору, ставившему целью свержение Николая II, а в 1917-м фактически осуществил это свержение, путём жесткого нажима убедив царя, что петроградский бунт непреодолим и что армия-де целиком и полностью поддерживает замыслы масонских заговорщиков.
...
Один из самых выдающихся представителей царской семьи в период Революции, сын младшего сына Николая I, — великий князь Александр Михайлович (1866-1933), которого, между прочим, вполне заслуженно называли “отцом русской военной авиации”, писал в своих изданных (в год его кончины) в Париже мемуарах: “Генерал Алексеев связал себя заговорами с врагами существовавшего строя”.
...
Что же касается других главных вождей Белой армии, генералов А. И. Деникина и Л. Г. Корнилова и адмирала А. В. Колчака, — они так или иначе были единомышленниками Алексеева. Все они сделали блистательную карьеру именно после Февраля. Военный министр в первом составе Временного правительства Гучков вспоминал, как ему трудно было назначать на высшие посты Корнилова и Деникина.
В.В. Кожинов
https://kozhinov.voskres.ru/cher-sot/6.html
НЕЙРОСЕТЬ
Некоторые статьи Анатолия Оброскова, посвящённые Платошкину, опубликованные на портале «Проза.ру»:
«Платошкин о Тухачевском, но не о Троцком» (proza.ru/2024/09/16/1744);
«Заговор Тухачевского был. Опровержение Платошкина» (proza.ru/2024/04/05/1694).
В первой статье Обросков анализирует публикации Платошкина в канале движения «За новый социализм» за конец августа и сентябрь 2024 года и обращает внимание на отсутствие информации о преступлениях Израиля в Секторе Газа, а также на публикацию о Тухачевском.
Во второй статье Обросков опровергает версию Платошкина о том, что никакого заговора военных против Сталина не было, а документы о подготовке военного переворота были сфальсифицированы в спецслужбах Германии и переданы Сталину.
КАРАМОРА
http://proza.ru/2023/09/18/793
Свидетельство о публикации №224110900593