Лишенный Имени Книга Ангелов

Братья

Книга Ангелов. Предательство.
(Танах 12 Тора 4)
Юноша…Он давно стоял на этом пыльном перекрестке. Стоял дни, месяцы, годы, столетия, прошедшие со дня его смерти. Скиталец, Лишенный Имени, впервые увидел его пару веков назад, когда однажды услышал печальную историю своего Ученика о гибели его брата, а увидев, поспешил поскорее забыть, даже не желая думать. Зачем придавать значение всем тем душам, мыслям или словам, что видишь или слышишь, лучше считать это «живым воображением» или «развитой фантазией», такие определения из уст «просвещенных людей, знающих мир» всегда вызывают улыбку. Так проще. Не любил он назойливости, не любил людской род, избегал чужого внимания. Прошедшее время все изменило, и Ученик стал его Врагом. Доверие, преданность сменились ненавистью и злобой, даже смерть кого-то из них не принесла бы полного удовлетворения. И вот снова этот настойчивый юноша. Он был, как тогда, много лет назад, одет в простые сандалии, и потерявший свой первоначальный цвет хитон. Выгоревшие на солнце светло-русые волосы стали почти белыми, темные карие глаза смотрели сосредоточенно и внимательно. Он не произносил ни слова, но было понятно, что он ждет. Они были так похожи в детстве с братом, только цвет глаз природа дала разный. Лишенный Имени знал, зачем он видит его, тот снова пришел к нему и просит о помощи не для себя, а для того, кто почти не помнил о его существовании. Лишенный Имени медленно подошел к отроку, взяв за руку, пристально осмотрелся вокруг – пейзаж не изменился за долгое время: вечернее небо было затянуто тучами, лиственницы неспешно качались под настойчивым дыханием летнего ветра, широкая дорога, ведущая в никуда, слегка пылилась. Да, эта картина находилась в неизменном состоянии, пожалуй, лет триста или около того, если использовать хронологию привычную для людей.

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 31 Тора 23)
Полуслепая душа бывшего Ученика не один день пребывает в старой церкви, ища то, о чем не может вспомнить. Глаза его были пусты и безумны. Сидя на коленях в углу храма в серо-коричневых лохмотьях, когда-то напоминавших одежду, он бессмысленно смотрел на множество образов мерцающих в свете свечей. Его взгляд медленно плыл от одного изображения к следующему, без понимания того, где он и кого видит перед собой. В мире душ нет времени, нет постоянного и ясного человеку пространства. Глаза его тела не видели страданий его души, но его тело ощущало боль, понять которую он уже не мог. Как трудно, простить того, кого ненавидишь, кто заставил тебя страдать и оставил умирать, но более невыносимо, простив, нести на себе крест его грехов. Совсем не радующая обязанность. Никто не хочет подумать о том, как все близко и рядом, сколько смыслов в одном, так же, как слепой не может видеть красоты глазами. Церковь его души была ветхой и тонула в полумраке, лишь свечи были слабым источником тусклого света, не дающего тепла. Заброшенность и безнадежность жили здесь очень долго… слишком долго. Кроме забившейся в углу души Ученика, здесь темнел еще один силуэт. Уверенность и надменность в совокупности с нечеловеческим отвращением ощущались в его взгляде и позе. Это был Зарах. Сквозняк шевелил черные курчавые волосы, ниспадавшие на крепкие плечи. Цепкий взгляд змеи сосредоточенно следил за сидящим. Скольких таких он перевидал за эти Времена, пожалуй, миллионы. Вечная скука: слышать куцые слова полные страха обращенные к своему Богу в минуты ужаса, тому Богу, которого попирали в минуты радости и удовольствия. Да уж, не большой труд эти души. Но в данном случае есть надежда получить небольшое удовлетворение.
– Каин, где твой брат Авель? – Монотонно нашептывал от безжизненному телу.
– Пожалуйста! Больше не надо! Я не сторож моему брату, – еле шевеля непослушными губами отвечал Ученик

Книга Ангелов. Грехопадение.
(Танах 10 Тора 12)
Двое вошли в двери и медленно направились к скрючившейся фигуре, повернувшей слегка голову в их сторону. Ничто в его взгляде не говорило об осмысленности им происходящих действий и появившихся лиц. Юноша молча протянул к нему свою руку, с неподдельным любопытством всматриваясь в черты своего старшего брата. Даже сейчас через столько лет мертвое лицо, излучавшее неподдельную любовь и скорбь, было живее того, чье тело пока существовало. Таким мог быть этот человек, если бы он был жив сейчас. Их руки соединились, началась старая молитва о прощении, произносимая Лишенным Имени на разных языках, некоторые из которых давным-давно канули в Лету вместе с именами народов, говоривших когда-то на них. И мимо начали плавно мелькать тени давних событий и людей, сражений и битв, празднеств и погребений, созиданий и разрушений, той многообразной жизни человечества, от которой не осталось и следа. Чем дольше они говорили, тем хуже было Лишенному Имени – он кричал от страшной боли, ощущая незнакомые ему грехи, часть которых принимал на себя. Ученик же, выйдя из состояния прострации, набросился на него, со зверской жестокостью убивая его физически слабое тело.
Вот, теперь есть на что посмотреть. Зарах не мог налюбоваться на эту картину. Разбитые в кровь губы тихо произносили слова, пока дыхание было в этом существе. Это слегка веселило, доставляло удовольствие. Тысячи лет он омрачал ему существование, отравлял его занимательное бытие. Зарах с наслаждением упивался своим могуществом, наблюдая за побоищем. И очень хорошо, что никчемный Лишенный Имени помнит не все, это намного упрощает труды Зараха.
Как ни странно, его мысли отвлекла... тишина. Все остановилось и смолкло. Лишь ветер немного приоткрывал дверь, которая издавала легкий скрип похожий на тихий стон. Пустота окутала пространство, та пустота, которая появляется после вынесения умершего, когда любое слово падает на пол тяжелым кинжалом. Состояние действия уже изменилось до противоположного. Ученик, сидя на коленях, и прижимая к себе тело своего бывшего Учителя, полностью владея своим сознанием, он пытался стереть кровь с его лица, надеясь привести его в чувство, но кричал чуждое имя ...

Книга Ангелов. Откровение.
(Танах 24 Тора 15)
– Люди. Вас не понять ни ангелам, ни падшим. Вы делаете зло, упиваетесь своей подлостью, хвалитесь лицемерием, а в минуты прозрения и животного страха ползете ниц к господу с мольбой о прощении. На что надеетесь вы? Твоя душа плывет по реке времен, спокойно и тихо. Душа, предавшего тебя, Ученика все сидит убитая горем в своей церквушке держа тебя, а ты здесь, и так не хочется просыпаться, не хочется бороться за кого-то, не хочется снова и снова умирать без конца. Сколько времени прошло? Этому нет определения – минуты, дни, века. Какое это имеет значение. Не нужно понимать, а следует принимать как должное то, как одна и та же душа может быть в разных состояниях и в разных местах одновременно. Вода тихо выносит тебя на песчаный берег…

Книга Ангелов. Испытание.
(Танах 4 Тора 16)
Летний вечер тих и прекрасен. Красота и изысканность природы затмевают суету мира. Нежное щебетанье птиц и благоухание цветов. В полуоткрытых вратах женского монастыря можно увидеть идущих, мимо дворового фонтана монахинь, созываемых плавным звоном колокола к молебну. Умиротворяющая и немного печальная картина. Некоторые здесь вынуждены находиться не по своей воле, зачастую сюда отправляли богатую наследницу дворянского или купеческого рода, разделив по договору имущество между церковью и родней. Мимо мелькали лица совсем молодых девушек и зрелых женщин, одинаков был их взор-отрешенность и грусть. Лишенный Имени спустился на пару ступеней, на мощеную улицу. Хоть это зрелище и дало минутный покой, но не это место было целью его появления в средневековой Испании в этот раз. Он ждал…
На противоположной стороне улицы наконец появилась аскетическая фигура отца Джакобо. Незатейливая монашеская хламида закрывала его тело от шеи до стоп. В свое время он славился простотой и даже скудостью быта при огромном духовном богатстве, заключенном в его вере и знаниях. Высокий рост способствовал быстрой ходьбе, через сухость тела чувствовалась сила. Не смотря на все добродетели, в глазах иногда читалась неприязнь жесткого инквизитора. В то время о нем ходили разные слухи, но никто ничего не говорил о своих домыслах самому аббату. Точным было лишь то, что тот происходил из уважаемого рода, был богат до принятия сана, своеобразен в своих привычках и взглядах, был отличным стрелком и фехтовальщиком. В свое время родственники несказанно удивились его самовольному и не объяснимому желанию уйти в слуги церкви. Теперь Джакобо был стар и весь его прежний пыл впустую растрачивался на бессмысленные наставления и пространные напутствования. Лишенный Имени, зная характер этого аббата, обреченно понимал, что без выпадов в свою сторону не обойдется. Придется терпеть этого святошу. Он пошел за ним вслед к собору святого Антония, чтобы исповедаться, как ни хотел он обратного.
Красота самого храма не могла отвлечь от беспокойных мыслей. Золото, бронза, красное дерево и многое другое говорили о богатстве собора. Испанцы всегда любили выражать степень своей веры затратами на внешний блеск. Множество горящих свечей создавали торжественную и таинственную атмосферу для любого верующего, побывавшего здесь. Ожидая окончания молитвы отца Джакобо, Лишенный Имени смотрел немного печально на изображение одного из Архангелов:
– Зачем мне исповедь у него? Я сам могу отпустить ему грех, то же мне – светоч веры.
Он недолюбливал Джакобо. А аббат как назло читал свою молитву как никогда долго. Губы Архангела на иконе дрогнули в добродушной улыбке. Наконец, аббат нашел время для просящего господней милости. Взгляд был строгим и совсем не ласковым. Священник все больше мрачнел, слушая признание. Лишенный Имени даже немного повеселел, представив, чтобы стало с аббатом, если бы исповедь была полной. Джакобо отнюдь нелюбезно смотрел на опущенную голову, приняв мирянина за чужестранца, про себя удивившись его своеобразной одежде, не соответствующей платьям того времени.
– Пути Господни извилисты. Невозможно научить любить, приучить к счастью, показать радость. Как объяснить заплутавшему, глупому, что есть надежда на жизнь и здоровье, но не сюда ты должен идти, не здесь просить помощь! Бесполезен этот труд, если заблуждение суть всего твоего существования. А прозрение придет слишком поздно.
– Как тяжко видеть это, и не иметь возможности что-то изменить. Это невыносимое страдание само по себе, когда же оно бесконечно во времени, то изощренней пытки придумать сложно.
– Нельзя у бога требовать прощения.
– Я только прошу, а не требую. – ответил Лишенный Имени со всей кротостью, на которую был способен.
Это испытание на гордыню-исповедь у самого упрямого священника королевства, любителя наук, не всегда одобряемых церковью. Здесь уже, естественно, находился и Зарах, вечно подпирающий собой колонну или стену. От этого никуда не деться. Он наблюдал, выдавив из себя ехидную улыбку.
История отношений Лишенного Имени и Зараха очень давняя, настолько может быть давним все сущее. Один, из-за множества перерождений за свой грех, утерял большую часть своей памяти, а другого магнитом тянуло к нему, независимо от времени и места его следующего появления.
Получив долгожданное благословение святоши, гость покинул собор и направился по дороге к выходу из города. Какой бы дорогой он ни пошел, все равно она приведет его на тот же самый пустынный берег, где лежит неподвижное тело. Его тело, его души.

Колдунья

Книга Ангелов. Испытание.
(Танах 13 Тора 1)
Игла медленно скользила по алфавиту, превращая незатейливые буквы в слоги и слова. По мере осознания прочтенного, ты прекрасно понимаешь, что прочтенное – ложь. Почти все ответы уже известны давно и тот, кого ты просишь их пояснить, такого писать не может. Лишенный Имени просил помочь ему очень близкого человека, которого уже десяток лет не было среди людей.
– Что значит сила воли
– Это сила души.
И чья-то воля вторглась в его пространство, выдавая написанное иглой за истину.

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 11 Тора 45)
Старая женщина сидела, согнувшись над столом в своем доме, старательно выполняя все особенности обряда. Что она знала? Знала много лет свое ремесло – вредить или помогать, но как ей казалось, она только несла людям добро. Ох уж, эти благие намерения, они всегда приводили не туда, куда желали изначально. С некоторых пор старуха примерила на себя роль судьи и палача своего рода. Конечно же, зло должно быть наказано. И в этом случае злом был Лишенный Имени. Хотя она знала иное имя. Еще пару лет назад мать Ученика принесла ей изображение того, кого так любили, а он не оправдал чистого отношения, вот тогда Колдунья возненавидела увиденное ей лицо, наблюдая и сострадая мучениям Ученика, обвинившего в предательстве, подлости и своей болезни, именно этого человека. Старуха, как никогда старательно и настойчиво, используя свои многолетние умения, постоянно приносила и в без того непростую жизнь Лишенного Имени болезни и боль, желательно еще и смерть в отместку за этого парня. Очень редко женщина задумывалась над происходящим, немного сомневаясь в правильности содеянного, но уже через минуту гнала такие мысли прочь. За потоком «правильности» ее мыслей следило одно многоликое существо, о котором она имела смутное представление, а честно говоря, совсем не верила в реальность бытия подобного. Как же женщина ошибалась. Часто ее мучили страшные, но не совсем понятные сны, которые стали посещать очень часто с того времени как она занялась этим "благородным" делом. Колдунью пугала молния в ночном небе, а ощущение, что рядом с ней кто-то есть не покидало, самонадеянно думая, что все ее действия «немезиды» – плод собственного желания, в реальности за их проявлением стояла тень настоящего чисто природного зла и разрушения, явление жестокое и безжалостное, дикое, которое уничтожит ее и близких за ненужностью, сразу же по достижению результата в том или ином смысле.
Женщина читала молитвы в своей старой полной давних знаний книге и крестилась, надеясь на благосклонность и помощь того, к кому обращалась, не зная другой стороны событий, опираясь в своих поступках на сны и опыт немудреного колдовства. Завсегдатаем у нее, в надежде на утешение, был Ученик, относившийся к старухе с теплотой, которую не испытывал к той, которая считалась его матерью. Мать… она не вложила в него своей любви и нежности, не заботилась о нем и брате с самого детства. Ее занимала своя собственная жизнь, в которой они, дети, были не особенно нужны. А теперь постарев, потеряв одного из сыновей, она все равно пыталась получить хоть маленькую пользу, желательно материальную. Ничему не научила жизнь эту эгоистичную самовлюбленную женщину, которую настигнет суровое и жестокое окончание жизни. Немногие воспоминания Ученика давали радость и счастье. Одно из них связано со своей любимой бабушкой, воспитавшей мальчишку вместо матери, а другое, совсем короткое, относилось к знакомству со своим сегодняшним Врагом. Чувства не давали дышать, хотелось увидеть боль и слезы другого, наказать и получить удовольствие от этого. Сна почти не было. Он не мог спокойно долго с кем-либо говорить, не старался отвлекаться на другие заботы, повторяя мантру:
– Хочу, чтобы…
Это и только это. «Вот неудачник», – думал Зарах, глядя на это подобие человека, – «Хочет он, да. Спешу исполнить. Лечу. Как этих тварей под названием «люди» создавал Бог? Непонятно, зачем они? Сырая глина и то лучше, хоть что-то стоящее можно сделать, а это просто мусор. Даже не интересно, другого надо было выбирать на задуманную роль. Эти его слезы о вечной любви с утра до вечера просто невозможно уже терпеть. А эта полоумная старуха тоже не лучше, сама про себя думает, что ведьма, но если бы во истину видела колдовство, то сразу бы в помешательстве повесилась от страха. Кстати, идея неплохая, но слишком обычная. О старой никчеме подумаем позднее».
Выдуманное слово «колдовство», пугающее человекообразных, для таких, как Зарах, обычное свойство его существа. Последний подвел итог: «Ничего нельзя никому доверить, не могут сделать правильно, все приходится самому. Лишенный имени еще держится, но это будет недолго».
Внушив одному, очередной раз мысль о бесцельности и горестности существования и отправив его сознание в мир грез, подарил женщине очередной ужасный судорожный сон, он тут же испарился, превратившись из статного темноволосого мужчины в черное пятно с блестящими точками на месте глаз.
Как сказать, каким был Зарах? Он имел и животный уродливый вид и располагающе-приятный человеческий, особенно для тех из людей, кто его встречал, но это длилось не долгое время до горькой развязки, в то же время, мог быть кем и каким угодно, по своему личному усмотрению, но это были личины в отличие от двух первых характеристик. Падший был достаточно высок и силен, кожа отливала мертвенным мрамором, темные вьющиеся волосы ниспадали до плеч, цвет глаз менялся от черного до красного, тонкие губы изогнуты в надменной ухмылке, крючковатый нос придавал схожесть с хищной птицей, одежда черного цвета, просто потому что этот цвет ему нравился. Его суть – ненависть, средства – любые, цель – власть. Когда-то один из его ближних спросил о том, что он любит, этот вопрос был Зараху непонятен, как и сама любовь, которая у него относилась к средствам достижения цели, а никак не к чувствам, да и их он не знал по своей природе, хотя, как сказать. Почему ему нужен этот слабый Лишенный имени? Да просто потому, что у него было то, в чем срочно и необходимо нуждался Зарах. Уж он то привык получать всегда желаемое. Это была душа, точнее последняя часть ее. И тогда все будет собрано воедино в его руках. Чистый расчет.

Книга Ангелов. Пробуждение.
(Танах 24 Тора 12)
Старуха проснулась разбитой и изможденной, пот покрывал лоб и тело, пальцы немного подрагивали от нервного напряжения, во сне Архангел поставил ей клеймо на сердце, но оно болело и наяву. Вяло поднялась, неспешно одевшись, понуро побрела встречать ожидавшего посетителя. Женщина заранее приготовила для него маленькую старенькую, потрепанную книжицу, дав ему самому возможность испробовать некоторые колдовские действа. Необходимый гостю рецепт здесь есть, Его кровь, изображение Врага. Иногда даже те, кто не имеют к этому ремеслу никакого отношения и совершенно никаких к тому способностей, но имеют навязчивое страстное всепоглощающее желание получить что-либо, достигают чего хотят. Но затем, это приносит огромное раскаяние и сожаление. Также она назвала ему предметы, какие он должен принести ей в следующий раз. После ухода гостя, тяжело опустилась на стул, пристально всматриваясь в играющих внуков. Какова их судьба будет? Что их ждет? Постоянно не давала покоя мысль, что то, чем сейчас она занята, будет решать в дальнейшем ее жизнь и судьбу родственников. Но как? Старуха терялась в догадках.

Книга Ангелов. Чернокнижие.
(Танах 3 Тора 54)
Посетитель, как можно быстрее, добирался домой в свою полутемную комнатку, прижимая этот бесценный дар к груди. Должны быть наказаны все, кто принес ему неприятности. К большому удивлению несколько месяцев назад у него появился еще один «должник», как он считал. Так вот он и Лишенный имени, хотя нет, Лишенный имени, а потом второй. Так вернее. Он очень похудел за последний год, мало ел, почти не спал, да и не имел совсем никакого желания это делать. Тело высохло. Одежда была небрежной, да ему было все равно. Серые глаза стали тусклыми и пустыми, там много месяцев не было искры жизни. Иногда злость уступала место раскаянию и покою, он становился таким же добрым и нежным как раньше, но такие минуты были редки и снова уступали место ненависти, которая как ураган сметала все хорошие воспоминания. На пороге жилища его встретила серая старая кошка. Это с ней он говорил обо всем днями и ночами. С ней делился своими печалями и мечтами, иногда рыдал, иногда кричал и ругался, животное понимающе слушало издаваемые ним звуки. Лучше так, чем говорить с людьми. Он не мог слушать брюзжание своей матери, был рад, что она почти не появлялась здесь со своими дурацкими мыслями. Он жил в своем мире и никого туда не хотел пускать. В его вселенной был он и его непрожитая жизнь, которую он «просматривал» каждую ночь, добавляя разными подробностями. Тело не имело того счастья и уюта о каком мечталось, но душа, кто ей смог бы запретить мечтать о нежности и любви.
Чернокнижник давно так не писал, внимательно и с таким желанием. Упомянутый Враг видел происходящее, сам страдал от чужого заблуждения, находясь далеко от заблуждающегося человека. Конечно, он не имел возможности прочесть весь текст, но смысл был достаточно ясен. Такие тексты переписывали кровью в случаях, когда желали привязать человека к себе навечно, заставить болеть и чахнуть всю уже недолгую после того жизнь, желая смерти. Лишенный имени не забывал, как тот полушутя говорил ему, что они умрут в один день. Все это было давно, несколько лет назад. Ничто не предвещало такой жестокой развязки, а слова казались шуткой и ни к чему не могли привести. Тогда все было «завтра», совсем немного, и можно жить хорошо, радоваться всему что имеешь. А потом в один миг, мечты рухнули, унося, как лавина жизни, счастье и все доброе, что только могло быть. Даже видя теперь отчаянные действия Лишенного Имени не было к нему ни ненависти, ни злобы, только печаль. Та печаль, когда ничего исправить не в силах, когда видишь чужое заблуждение приносящее горе, а не можешь об этом сказать, судьба не дает права на помощь, летишь, видя страшный конец вниз, вместе с тем, кто сам прыгнул в эту темноту. Вот так и в этот раз, Чернокнижник молча со стороны наблюдал, как его бывший Бог делал все, чтобы убить его и так страдающее тело. Большая часть задуманной работы была сделана. Устав от трудов он ненадолго откинулся на кровати и расслабленно закурил, мечтательно и довольно уставившись в потолок. Настроение гораздо улучшилось. Раскрытая с пожелтевшими листами книга и написанная бумага все еще лежали на столе, заваленном разными предметами, обособленно лежала кучка разорванной бумаги, когда-то бывшая изображениями человека. Кошка мягко и бесшумно вскочила на стол, покрутившись на нем, как юла, и принюхиваясь к лежащим там предметам, неловким движение пролила «чернила». И бумага, и книжка окрасились в ярко-красный цвет. Часть текста прочесть уже было невозможно. Затем, с таким же проворством спрыгнула на пол, притаившись в дальнем углу, оправданно ожидая гнева хозяина. Ярость. Чернокнижник бессознательно подскочил к столу, стараясь спасти свои драгоценные бумаги, но все старания были тщетны. Этот человек от рождения любил животных, особенно старую кошку, но сейчас был готов ее убить. Сколько труда и надежды было им вложено в исписанные ним листы. Зачем она вообще прыгнула сюда? Глупое никчемное ненужное животное! Старуха говорила, чтобы в комнате он был только один, как наглый зверек пробрался сюда?

Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 19 Тора 7)
Лишенный имени слабо улыбнулся от таких наивных полудетских выражений, животное отнюдь не отличалось глупостью: «Если бы все решалось просто и легко. Вот и все на что я способен, попросить кошку сделать, что мне нужно. Самое время заплакать от собственной беспомощности». В нем уже не было никаких способностей, для него это очевидно, и надеяться на чудеса не приходится. Многие из тех, кто считает себя людьми, придумывают мнимые одаренности и таланты, коих не имели и не будут иметь, дабы ощущать себя выше других, но от этого ничего не меняется. Он давно ни на кого не держал зла, просто устал, не понимал, почему жил во времени, которое остановилось, терпел нечеловеческую боль, иногда прося о прекращении невыносимого существования и не получал ответа. Жестоко, но, видимо, заслуженно. Не бывает кары без причины. Даже этого Чернокнижника мог забыть, но тот не давал никакой возможности его стереть из памяти навечно. Так бывает. Его снова и снова заставляли переживать горечь и боль от обид и потерь, он страдал не меньше, чем тогда в первый раз, возвращаясь в прошедшие события. Кто это делал, определить Лишенный имени не мог, хотя уж какая разница. Ты снова и снова стремишься туда, где тебя любят, хотя бы на мгновение почувствовать тепло и покой.

Демоны

Книга Ангелов. Чернокнижие.
(Танах 9 Тора 32)
Он почти все время проводит в своей комнате. Часто и помногу пишет что-то в тетрадь. Выражение его лица меняется до противоположного: видны то боль, обида и неприязнь, то нежность и любовь, то мечтательность, как он хотел быть счастливым, хотел любить и чувствовать тепло и нежность, иметь детей, он так о них мечтал. Теперь нет ничего и не будет никогда. Отчего жизнь так не справедлива. Все чувства, мысли и желания остаются на бумаге, и он надеется, что это прочтет тот, другой человек, когда его уже не будет. Пусть читает и все оставшееся время живет с ощущением вины, посмотрим, сколько так можно прожить. А по нагромождению обстоятельств срок жизни становился все меньше. Чернокнижник перестал об этом думать несколько месяцев тому назад. Что толку, жизнь может быть долгой или закончится в любое мгновение.
– Любовь великое божественное чувство несущее добро и свет в жизнь и души людей, до тех пор, пока не усомнишься в ней, тогда она становится убийцей чувств и самого человека. Болезнь съедает тело, физические недуги привносят в существование уныние и тоскливую безнадежность.
Он болен, сколько еще ему отмеряно, неизвестно, но, чтобы тот, другой жил и радовался, нет, такую мысль пережить невозможно.
– Когда же ты оставишь меня в покое? Когда что-то в жизни поможет тебе не думать ни обо мне, ни о той беде, которая с тобой произошла? Почему ты не можешь жить и каждый день радоваться, что жив и можешь смотреть на свой мир? Неужели до последнего мгновения только злоба и обида будут в твоем сердце?! Я не спрашиваю, за что Господи, я лишь хочу спросить, как долго, все это будет продолжаться? Неужели так до конца дней моих. – Лишенный имени был озабочен такими мыслями все чаще. Не виделось ему конца и края этим невидимым человеческому оку мытарствам.
«Кто сказал, что нельзя бороться за жизнь, если все против, если в душе жалящая, как скорпион, боль? Кто знает, какова грань гордыни и самоуверенности с желанием спасти? Бог будет судить об этом... Время истекло, но ведь он не знал радости и счастья в своей прожитой человеческой жизни, он не был плохим, не мог быть уничтожающим монстром или человеком, который хотел обычного счастья. Он просто не устоял в самом главном. А так хотелось, чтобы эта душа помнила не только горе, но и радость.»
Почему эти мысли бились в голове Лишенного Имени, он и сам не мог определить. Зачем помогать этому человеку, он тоже не мог объяснить. Очевидной была необходимость оказать помощь. Ситуация занимала множество лиц, но каждого по-своему...


Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 46 Тора 12)
Дей, полусидя на неосязаемом предмете, как всегда полировал свои синие длинные ногти, очень ему нравилось это занятие. Одновременно едко и наставительно шипящим змеиным голосом высказывал своему любезному другу Зараху о неосмотрительности и малой жестокости в поступках. Его появление сочетало в себе несочетаемое – запах пряностей и ароматов прекрасных масел смешивался со смрадом и зловонием. Да, так и пахнет грех прелюбодейства и блуда. Как умело он играл людьми, их чувствами и желаниями, особенно последними. Веселила страсть человека к уподоблению ему в разврате, и попытке достичь мнимого сходства, ведь были и те недалекие, которые старались походить на него, называясь даже его именем, мечтая о том, что с украденным именем получат и нечто большее. Наслаждение ему доставляло наблюдение за самоубийствами от несчастной любви и кровавыми расставаниями, если их так можно назвать. Сам Дей любил совращать мужчин и женщин, и предела его изощренности не имелось. Все извращенцы, садисты, разного рода изуверы были в его свите и подчинении в мертвом и живом виде. Здесь дело другого рода, более затейливое и неоднозначное, можно и самому пострадать, а это совсем ему не к лицу. Какие бы обстоятельства не складывались за многое число тысячелетий, Дей старательно по возможности избегал наказания, возлагая оное на другого. Был мерзок и изворотлив, подл и гадок. Он предпочитал более внимательно ухаживать за собой в отличие от иных: туники пастельных оттенков с богатыми узорами на краю, плащи и накидки ярких дорогих шелков и конечно украшения, которые были ему доступны в любом виде и форме, замысловатые сандалии, по сути своей бывшие живыми змеями. Франт, иначе не назвать. Таким он и представал перед будущими своими жертвами, коих определял нюхом, как зверь, падальщик, учуявший вонь разложения.
Зарах вышагивал по вымышленной комнате из угла в угол, заложив руки за спину, мало обращая внимание на шипение Дея. Что было в голове его неизвестно, и как ни пытался второй прочесть эти мысли – не мог.
– Темнота – сила дающая власть, это она пробуждает в живых тварях страх. Признайся, что нет ничего равного этому Страху, все живое меркнет и погибает. Только Любовь может его убить, но это огромная редкость и государству Темноты ближайшие Времена не стоит опасаться. Скорее люди закончатся, чем рухнет Ад.
– Признаться? Самому себе? В чем? В том, что не можешь понять себя! Или в том, что Ты, знаток всего сущего, сам себе не можешь сказать, что тогда не только ловкостью и хитростью воспользовался состраданием Лишенного имени, обрек его на бесконечно долгую мучительную жизнь во многих телах, но и сам изменился.
Что-то было не так в Зарахе с того времени. Меняются эпохи, порождая все новые государства – творения могущественных правителей, и так же превращая их в тлен. Скольких заговоров во дворцах он был свидетелем, сколько осязал убийств и подлогов, уже и сам не был в состоянии счесть. А надо ли?..
Зарах пытался вспомнить, например, был ли он когда-нибудь ребенком, и не мог. А может он всегда был таким как сейчас. Зато прекрасно помнил падение, это не отнять. Лицезрел он этих безмозглых писак со своими письменами в потугах описать то, чего сами не знали и не видели. Сами пишут ересь и в эту ересь сами же верят. Для них сие есть точная истина. Другие дураки зачитываются этими каракулями, теряясь в потоке непонятных слов. Истину знает лишь тот, кто это видел. Среди людей таких нет. Некоторые уже дописывают свою писанину в аду, используя кровь и кожу свою же вместо чернил и папируса.
Дей внешне считал себя красавцем, совсем неудивительно, учитывая его основное занятие, будучи уродом внутри каких редко видел мир. Он очень старательно скрывал отвращение и зависть к Зараху все эти тысячи и тысячи многих веков. Даже, например, из-за той истории, ведь у него такого не было, а чем это он хуже, он тоже так желал. Дей не то что не любил людей, он их просто считал за грязь, а ненавидел он тех других, святош в белом. Одно раздражение от них и главное убить невозможно, ну почти невозможно, а терпеть все труднее. Да и хватит. Что ждать? Пора владеть всем, а не наполовину. Потом его мысли плавно перетекли к одной благочестивой даме, которой пора бы окунуться в омут разврата, что вызвало еле заметную гадкую улыбку. Человечество регулярно и бездумно производит себе подобных, а значит без дела он не будет. На ум, пришел случай с веселой аббатисой, которую в конце по приговору суда инквизиции сожгли как ведьму и вероотступницу. В камере пыток она рыдала на его плече, а он клялся ей в вечной любви и скором спасении, сам же потом во время казни веселился и дурачился у нее на глазах. Его настроение совсем улучшилось. А та история садиста из французской деревушки вызвала беззвучный смех. От забавных воспоминаний и планов отвлек гневный окрик Зараха, вернувшего Дея к навязчивой действительности.
– Нечем себя занять. Скука. Люди живут очень мало и похожи на скот, который готовят на заклание. Он живет вечно.
Слегка тряхнув головой Дей избавился от лавины бесконечных приятных для него воспоминаний на короткое время, возвращаясь к насущному:
– Какой же зануда все-таки наш несравненный Зарах, тоже гляди князь ада, совсем не умеет веселиться. Слушать его рассуждения одна каторга, тоже в друзья записался, надо было подсунуть кого-то для этой беседы. Ну что там думать с этими людишками, с ними всегда просто – деньги и разврат, на этом все заботы исчезают. Ну, допустим, имел Лишенный Имени кое-что малое из отличий, но так он был простым слабым человеком, нечего уж слишком опасаться неожиданностей. Просто игра была поинтересней в этот раз, так и здесь свой плюс – нескучно. А то как-то все приелось в аду за время его существования, и грешники и пытки и вообще. Да есть повод сделать пакость святошам с белыми перьями, что-то уж раздражают своим спокойствием и праведностью, бесполые.
Дей зло сплюнул на пол. Даже самому себе он не признавался, что там в глубине нечистот своей сущности, он умирал от зависти к ним, тем, кто был чище лучше, добрее. Такое помыслить нельзя, того и смотри кто-то прочтет и донесет. Хотя бы этот умняга, Зарах. Дей занялся рассуждениями на заданную тему, чтобы отогнать свои ненужные мыслишки.
– Нужно было лишить Лишенного Имени доброго общения, оставить одного в недуге и унынии, тогда сил сопротивляться будет все меньше.
Тут он ехидно, вскользь напомнил Зараху, что у недоброжелателей с некоторых пор появился Ученик, и что Зарах допустил и здесь неприятную оплошность. «Вот вонючая гадина с тремя головами». - Пронеслось в голове Зараха, глаза потеряли зрачки и отсвечивали кроваво-красным светом, впиваясь в желтые глаза Дея. Он еле сдерживал свою животную натуру, чтобы не напасть и не порвать горло, изрыгающее свои пакостные упреки, и в чью сторону. Откуда-то издалека ветер доносил слабые отзвуки рычания собаки, в нем слышались и печаль, и горечь, но и сила для последнего сражения с врагом.
– Драться будет не человек, а душа, живущая в нем, представлявшая собой в животном виде огромной собаки. И если зверь погибнет, то умрет и человек, в котором он жил и перерождался множество раз. Сам же человек был настолько уставшим и изможденным, что был готов к любому окончанию истории.
– Это не значит, что душа перестанет существовать так же, как и тело, но она перейдет из света в темноту, возможно навсегда. Так и произошло ранее со всеми остальными носителями частей этой большой души. Только каким непонятно случаем остался этот последний, пожалуй, один из самых слабых. Зарах, вспомнив прошлое, нервно передернулся:
– Пожалуй, ни с кем не было таких хлопот, как сейчас. Еще этот Ученик, тоже негодная пакость, не оправдавшая возложенные надежды, его создавали для уничтожения, а он поплелся учиться добру. Похоже на дурную притчу которые любят выдумывать люди. Еще один раскаявшийся, тоже, гляди, крылья вырастут.
Зарах негромко засмеялся, но все-таки опасения внутри него остались. Этим молитвам Зарах помешать не мог. Он старался наслать глухоту или слепоту на сам процесс обучения, но действие его стараний было коротким. Как он это просмотрел, даже не думал, что тот попадет в храм бога, тем более, что старый Джакобо простит ему грехи и примет исповедь, зная принципиальность старика в душевной чистоте и праведности, уж тут он был уверен, что Джакобо никогда не отпустит грехи:
– Это все этот, Лишенный Имени, вот же вредная сущность, еле дышит, а туда же. Хоть и не помнит почти ничего, зато умеет приносить хлопоты, гаденыш. Лучше бы больше о себе думал, видимо никак не осознает в каком плачевном положении сам оказался.
Что-то он становился более рассеянным в последнее время, все более задумчивым. Наивно было бы предполагать, что зло во плоти, коим он и являлся, может в чем-либо раскаяться, но что-то чуждое и непонятное жило у него внутри, причиняя ему дискомфорт. Чем более эта история усугублялась в своем неприглядном развитии, тем менее удовольствия она ему приносила. А должно быть совершенно наоборот, должно все им желаемое быть ему угодным.

Ангел

Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 19 Тора 4)
В этой пустыне вечные песчаные бури. Глубокий вечер. Какого года? Не узнать. Он был красив, мускулист, имел очень высокий рост, светлые волосы до плеч, строгий гордый взгляд, храброе сердце, но бывал упрям и настойчив. Теперь он здесь многие тысячи лет сидит у маленького огонька в расщелине скалы, укрываясь от жестокого ветра пустыни забвения. Он не считал время, его можно вернуть или заставить лететь вперед, но пока это не может изменить его положения. Он думал о прошедшем, прав ли был? Все более огорчаясь от осознания своей ошибки и того горя, которое она принесла тем, кто любил его.
Одиночество одна из самых невыносимых и страшных кар. Бесконечно сменяющие друг друга тысячелетия. Невыносимое однообразие окружающего тебя мира делают существование еще более тяжким и безнадежным. Ты рисуешь одни и те же рисунки на песке, потом как всегда их стираешь, потом снова и снова. И так бесконечно. Даже в однообразности пустоты он мог создать вокруг себя свой мир, уйдя в коридоры своей памяти.
– Спасает лишь память того хорошего и доброго, что было с тобой ранее. Она не дает возненавидеть себя и своего Судью. Твоя неразумность и легковерность привели сюда. Ты давно раскаялся в своей самонадеянности, но, когда твоя жизнь вернется в обычный круг, ты знать не можешь, хотя знаний могло хватить на все библиотеки мира. Ты разлетелся на части, жившие эти века в человеческих телах, но вместо того, чтобы нести твой свет в себе, люди зарабатывали новые грехи, используя свои таланты во зло, и становились кто раньше, кто позднее пленниками темноты. Позволительно ли тебе мечтать? Что станет правдой в этих грезах? Нет ответа на это.

Книга Ангелов. Наследие.
(Танах 4 Тора 23)
«Таких зеленых глубоких глаз больше нет на свете ни у кого». Подобная мысль пришла Лишенному Имени, глядевшему на Уриэля. Они первыми привлекали внимание и оторваться от них было невозможно, так тянули они к себе. Иногда походили на зеленый чистый лед, иногда на сверкающие яркие звезды. Прямой правильный нос и небольшие губы. Изящен, даже изыскан. Всегда предпочитал белый и зеленый цвет, которые очень подходили к его волосам цвета воронова крыла. Высок. Строен. Доброжелателен, до тех пор, пока не начинают испытывать его терпение. С трудом переносил бесконечную человеческую глупость, в силу своей натуры был отзывчив на благочестивые просьбы, но и безжалостен с нераскаявшимися грешниками.
– Доброта не значит слабость, с которой зачастую ее путают люди.
Глядя на него, являвшегося частью добра, это отчетливо понятно. Он обладал негромким мягким голосом, которым выражал мысль, зачастую не раскрывая губ. Человечество так страстно желало приблизиться к таким как он, почувствовать и понять, прикоснуться и что-либо получить от них. Были ли они такими, как их видели люди, трудный вопрос, одно можно было сказать точно, такой внешний облик был понятен для людей.
Лишенный Имени был немного зол. Ему давалось все с большим трудом. Самочувствие было очень плохим. В таком положении не совсем приятно выслушивать чужие замечания или отчитывания, а хочется получить хоть немного тепла и понимания. Он любил их всех, стоящих возле алтаря, но и они были очень добры и отзывчивы, особенно нежно к нему относился Уриэль, но именно последний и заставил Лишенного Имени сейчас злиться. Одни постоянные замечания и никакой помощи. Тут он был совершенно не прав, но обида застилает глаза, легче обвинить кого-то, чем увидеть свою вину.
Резко развернувшись, он пошел быстрым шагом к дверям и распахнул их, чтобы уйти отсюда навсегда. В полутьме кружился вихрем песок. Здесь был уют и тепло, покой, уверенность, а там темнота и безжизненная пустыня. Множество лет назад так уходил и тот, другой, не понявший своей вины и обиженный на всех остальных. Соединились в одном пространстве прошлое и настоящее. Лишенный Имени шел к тому, кого уже, по сути, давно не было в целостном виде, зато он жил во множестве тел. Переступив порог храма Господа и накрывшись плащом, с большим трудом он побрел устало в полумрак, где светила маленькая слабая точка бывшая огнем. Там он надеялся найти приют и отдохновение, а еще лучше, просто конец бесконечного пути.

Книга Ангелов. Искупление.
(Танах 8 Тора 25)
Хозяин пещеры и гость с интересом рассматривали один другого, увиденное обоих радовало. Лишенному Имени было приятно, что он являлся совсем маленькой частью этого большого сильного умного существа, конечно у него не было его неисчерпаемых талантов, но он был обычным человеком, в отличии от Собаки. Двое обнялись, как будто были близкими дорогими родственниками, хотя видели, таким образом, друг друга впервые. Лишенный Имени придвинулся поближе к огню и прижался к лохматому боку. Изгнанники говорили на понятном лишь им языке, совсем не замечая звериное завывание ветра. Одни они здесь не были, не смотря на пустынное и заброшенное место. Они не видели вновь пришедшего, но частого гостя этих суровых краев.
С огромным вниманием рассматривал Зарах облик Собаки. Рост, взгляд, повадки, все это было ему интересно. Раз он здесь, значит для Зараха это важно, а зачем, это другой вопрос. Наконец, почувствовав неладное его облик рассыпался как песок. Время пребывания пса здесь закончилось.
Двое поднялись и повернувшись в сторону пустыни увидели Уриэля, который слышал их разговор с самого начала. Зря Лишенный Имени думал, что не обладает свойствами своего собеседника, уж упрямством так точно таким же. Последнее слово, произнесенное Уриэлем, было:
– Вернись.
Тепло и нежно смотрели зеленые глаза ангела на маленького Лишенного Имени: «Не по нему ноша, но будет, как будет. Не выстояли большие и сильные, может быть этот хоть что-то сможет исправить. Все равно уже никого не осталось, только это слабое существо с печальными глазами». Они оба уже давно не улыбались, стали забывать, как это делают, это тяжесть прожитого времени забирает улыбку. Если еще достаточно молодые люди перестают чему-либо радоваться, значит, они уже прожили свою жизнь, не по годам, а по содержанию ее.



Книга Ангелов. Испытание.
(Танах 73 Тора 54)
Лишенный Имени сидел возле колонны очень уставший, все время боролся со сном. По возвращении в Храм картина за стенами изменилась и представляла собой зеленый бескрайний сад, где хлопотало множество людей, строящих все новые пределы Храма. На самом деле, не зная того, они его строили не гранитом и мрамором, а добрым делом и верой, прокладывая себе дорогу в Рай. Вечерами здесь повсюду горело множество костров, собирая людей возле своего огня. Работа была им в радость.
Он не прислушивался к тихому разговору Собаки и Архангела, зачем ему это. Как бы ни хотел Лишенный Имени не быть вечным пилигримом, но новых хождений избежать нет никакой возможности. Он уже привык к непонятным зачастую страшным явлениям и тварям, коих встречал в дороге. Все ужасы рождают сами люди своими грязными мыслями и подлыми поступками, создавая собственноручно то, что их потом съедает. Однако страха не было, он просто никак не мог понять до конца цели этих действий.
Летний вечер прекрасен. Природа щедро одаривала ароматами и плодами. Многое число разноцветных бабочек, как экзотические цветы в оранжерее, порхало в воздухе. Вытяни кисть руки и уже рой этой сине-желто-красной красоты окажется на твоей ладони. А птицы… одни радовали внешним богатством яркого наряда, другие глубиной и неповторимостью голоса. Можно лишь было назвать все это словом «совершенство». С какой любовью Бог создавал все здесь сущее. Никогда ранее Лишенный Имени об этом не задумывался. Вдыхая полной грудью свежесть, он сполна наслаждался всем, что осязал, выйдя на большие ступени с замысловатыми узорами.
– Отчего в царстве человечества не так, почему нельзя жить в мире и понимании, тем паче, что время существования так коротко?
К нему подошел Уриэль и обнял за худые плечи.
– Здесь всегда так спокойно и умиротворенно, как нигде более на свете.
– Почему здесь нельзя остаться навсегда, а можно лишь приходить иногда? Так здесь хорошо.
- Обучение пока прервалось, можно было пройтись по окрестности и поговорить, о чем ином.
Почему «темный» Уриэль с такой любовью относился к этому человеку? Ответ был прост, тот другой, чьей частью был Лишенный Имени, был его сыном, братом, сущностью. Поэтому он старался более других дать ему тепла и человечности.
Время медленно катилось к ночи. С низа ступеней быстро и уверенно поднимался Михаэль. Он почти всегда был немногословен, волосы светлые и курчавые были не длинными, глаза, с нависшими над ними русыми густыми бровями, казались маленькими на массивном скуластом лице, нос скорее можно было назвать классическим римским, небольшие губы, не утруждавшие себя эмоциями. У него всегда было много работы и хлопот, времени на отдых почти не оставалось. Он был не ученым мужем, а скорее воином. Впрочем, об этом говорила массивная грудь, одетая в панцирь, мускулистые руки. Его трудно было представить за науками, хотя по мере нужды он к ним обращался с удовольствием. Суровость и строгость были главными чертами натуры. Планам прогуляться не суждено было исполниться в этот вечер. Лишенному Имени надо было опять идти, его новый провожатый – белая огромная собака уже ждала, виляя хвостом у порога. Сам Уриэль нахмурился, заметил:
– Может быть довольно уже мучить?
Михаэль спокойно бросил лишь одно:
– Не нам решать.
– Совсем непростое дело уходить в темноту к ночи, да и что за срочность такая?
Но спорить не к чему. Лишенный Имени отправился незамедлительно в дорогу. Пройдя немного он обернулся. Вдалеке стоял Уриэль, скрестив руки на груди. Он знал, что в случае нужды в любое мгновение сможет оказаться рядом и помочь.

Книга Ангелов. Странствия.
(Танах 49 Тора 37)
Дорога углублялась в чащу, становясь все уже. Постепенно менялось и время года. Становилось не только темнее, но и гораздо холоднее. Пес, весело махая хвостом, бежал рядом. Его голубые ясные глаза похожи на горные озера, а шерсть была нежной и курчавой как белые пушистые облака. Какой глупец сказал, что животные не способны понимать и любить. Эта Собака понимала все и чувствовала, просто говорила не человеческой речью. Это недостаток людей, что они не могут этот язык понять. Пес любил играть со всем, что попадало ему под лапы, то маленький еж, несущий на своих иголках гриб, то пушистый неразумный зайчонок, выползший из норы, либо ворона, раздражавшая пса своим карканьем. Он носился туда-сюда по дороге, иногда лая на свою случайную находку.
Вокруг раздавалась еле слышная волшебная музыка, под которую танцевала всякая душа, услышавшая эту прелестную мелодию. Окружающая красота вытеснила все мысли и заботы, оставив только восхищение увиденным и покой. Лишенному Имени вдруг подумалось, наверное, такие сны видят сказочники, создавая свои милые истории для детей и взрослых. Ему с грустью вспомнилась его любимая мама, рассказывающая на ночь интересную сказку. Так давно. Если бы знать тогда. Страдание от мысли об этом, сдавило грудь. Не смог помочь самому дорогому человеку, значит, не годен ни для чего. Он видел ее, уже почтенную женщину, которая ждала домой своих детей, любившая их, несмотря ни на что. Какой стыд и какая боль. Он не успел ничего сделать для нее, самой лучшей мамы на свете. Последнее время он заметил, что стал очень чувствителен к чужой боли. Даже незнакомого человека, которого мог видеть всего несколько секунд. Чувствителен не только душевно, но и физически, чужая боль жестоко пронзала тело. Защититься от этих ощущений он не мог. Не знал, каким образом.

Правосудие

Книга Ангелов. Возрождение.
(Танах 17 Тора 2)
Осенний лес неспешно вступал в зимнюю пору. Деревья почти полностью сбросили свой поблекший убор. Мокрые влажные листья издавали тихий отзвук при ходьбе. Лесная витиеватая тропа была истоптана следами лошадей и людей. Впереди виднелась бескрайняя стена густого непроглядного серого тумана, пересекающая дорогу. Стоя на краю этого препятствия, он слышал полушорох или полушепот, вздох, стон. Непроглядная мгла. Ничего увиденное не смущало, значит, так и должно было быть.
Здесь была бойня. Мертвые и, возможно, еще живые люди, лошади, сеньоры и слуги, они лежали вперемешку, виднелись торчащие из тел копья, мечи, секиры. Вороны. Эти твари издавали противный погребальный звук, кружась над побоищем. Туман под действием ветра немного менял свои очертания, то освобождая, то обволакивая лежащие фигуры. Он увидел других, в длинных белых платьях, перетянутых на талии поясами со своеобразными мешочками. Сборщики Душ тех, кто угоден богу, помощники Азраила. Очень внимательно, наклонив головы, обходили они поле брани, всматриваясь в каждое лицо. После них придут Иные, Сборщики Ада. Забирать души «своих» богохульников.
Лишенный Имени спросил, где лежит тело того, кого он ищет. Множество рук поднялось, указывая направление поиска. Осторожно ступая среди тел, чтобы не причинить никому боли, он разглядел нужного ему человека. Лицо было бледно, глаза закрыты, латы забрызганы кровью, никаких признаков жизни. На расстоянии вытянутой руки пребывал Азраил, раскрыв свои черные крылья. Наклонившись над телом, поднял глаза и спросил Ангела Смерти:
– Не слишком ли поздно?
Тот уклончиво пожал плечами. Лишенный Имени положил руку на сердце лежащего, второй же сжал ладонь Азраила. Молния прошла через тело несколько раз. Это возвращалась почти потерянная жизнь. Почти, значит можно. Значит, человек еще не умер, иначе это было бы бесполезно. Мертвых может воскресить только один Бог. Труд не был напрасным, мужчина приходил в себя. Все то же лицо, тело, менялась только одежда и время пребывания на земле. То легионер, то священник, то пастух, то ремесленник.
– Твоя душа так и будет бродить веками. Сам о себе ты мог бы знать и больше. В тебе доброе сердце.

Книга Ангелов. Странствия.
(Танах 15 Тора 18)
Он снова переступил черту и оказался опять на лесной дороге. Мимо него пронеслись всадники, туда в туман. Холод природы не ощущался, хотя сандалии, короткая туника и металлический нагрудник не подходящая одежда для глубокой осени. Тропа огибала густой разросшийся кустарник, из-за которого уже раздавался знакомый напев. Лишенный Имени немного улыбнулся, продолжая свой путь. Ну конечно, эта маленькая девочка, сидящая на пеньке старого дуба и болтающая ножками, опять ведет себя неправильно. Она мурлыкала только ей понятную песенку под звуки игрушечной музыкальной вертушки. Надо сказать, что именно эту простую детскую музыку не мог переносить ни один из тех, Других. Увидев идущего, она вскочила, взяв за руку, сообщила, что пойдет с ним вместе в тот город. Кого-кого, а детей ему в попутчики не хотелось, но что было делать.
– Как тебя зовут?
– Жанна. Жанна Д’Арк.
Девочка игриво подмигнула. Казалось она догадывалась кто перед ней.
– Никому не верь, Жанна. Даже если это тебе очень хочется.
– Все уже случилось.
– Да, – с грустью сказал он. – Все еще случится.
Дорога заняла еще около часа, когда на краю леса они увидели, стоящий на возвышенности добротный замок, обросший за несколько веков поселением торговцев, кузнецов, аптекарей и прочим людом. Город жил достаточно зажиточно, но на подходе к нему, встретив вереницу выезжающих купцов, Лишенный Имени, понял, что в городе назревает бунт. В последние недели появилась болезнь, которую почему-то горожане начали связывать со старым графом – владельцем замка. Города этого времени мало отличались чистотой, но хворей, множеством уносивших людей, здесь давно не бывало. Хозяина владений считали колдуном, шептались о том, что воины, живущие в его доме, как и сам старик, водят дружбу с Сатаной. Вот человеческая глупость и невежество, сколько бед вы принесли, этим иногда мало чем отличающимся от зверей людям. Сам граф был глубоко верующим христианином, участвовал в походе против арабов, он много знал и видел, а его друзья были старыми воинами, давно ставшими храмовниками.
Странная пара медленно вошла в город. Уныние сквозило из всех жилищ. Почему странная пара – потому, что одежда была не этих краев, очень чистой и неместного покроя, они были одеты явно не по осенней погоде. И выглядели тоже непонятно – ребенок лет пяти и по виду подросток неопределенного пола. Таких здесь никогда не видели раньше и настороженно смотрели вслед. А гости шли по вымощенной дороге к замку. Подъемный мост на толстых цепях соединял городок и замок. Ворота были раскрыты, туда-сюда сновала обслуга, стражник зорко следил за происходящим вокруг. Перед воротами их остановили с вопросом к кому, кто они и назначено ли им.
– Нет, нам не назначено, но нас ждут. Мы путешественники издалека, дети и слуги одного сеньора.
Стражник оценивающе посмотрел на гостей, не найдя никаких причин опасаться этих полу-детей, впустил их во внутрь. Лишенный Имени шел по двору уверенно как будто бывал здесь раньше, прямо к конюшням где увидел старого Пьера, дающего распоряжения старшему конюшему. Некоторое время тот внимательно разглядывал подошедших. С одной стороны, он и не был удивлен их приходом, с другой стороны не ожидал именно такого юного вида путников. Так и было написано в старом манускрипте, хранившемся в его роду, «дети и слуги господина нашего». Того, кто придет с этими словами в его дом, следовало принять.
Тепло большого и богато украшенного лепниной камина согревало комнату, придавало ей уют. Свора собак разместилась тут же неподалеку. Старый граф тихим голосом говорил о неприятных событиях в городке, потом помолчав, пристально взглянув на Лишенного Имени, заговорил о своей боли. У него был племянник, сын его умершей сестры, которого он недавно за недостойное поведение изгнал из дому, лишив наследства. Где он теперь, старик не знал и очень печалился по этому поводу. А настроение в городишке все время менялось к худшему, кто-то подстрекал народ к расправе над обитателями замка. Думать тут было не над чем. Лишенный Имени спросил графа:
– Живет ли поблизости женщина, занимающаяся ведовством и прочими темными науками?
Старый Пьер задумался. Он не особенно интересовался слухами такого рода. Был призван его камердинер Жак, который по мере своей службы всегда все обо всем знал:
– Да, сеньоры, здесь на глухой окраине живет старая женщина, которую не мешало бы давно сжечь как ведьму. Но сеньор граф очень добр и не дает церкви расправиться с ней. Она сбивает молодежь с пути господнего, продавая им зелья любовные. Есть и прочие дела непотребные за ней. Еще говорят, что водится с нечистой силой и господу молитв не приносит. Ну конечно, когда же молиться, если потеряно понятие что свет, а что темнота.
Старуха в чепце, сползшем на затылок, укрытая старым пледом на плечах, двигалась между множества пучков разнообразных трав, свисавших гроздьями с потолка по своей задымленной каморке. Лишенный Имени ее так и видел, продолжая слушать умозаключения Жака. «Этому не будет конца, –думал про себя он. – Господи, Отец мой, нет сил на все это». Снова эта бабка. Он знал, кто есть племянник Пьера, еще не видя его, и чем может закончиться эта непростая история. Горестно от того, что приходится ходить по кругу, а как известно у круга нет конца. Как же надо было оскорбить Бога, чтоб тысячи лет бродить как проклятый по этой земле, снова и снова сталкиваясь с теми же самыми людьми.
После долгой беседы было решено привести старуху в цепях в замок вместе с любым, кого застанут в то время в ее хижине. Тотчас был снаряжен небольшой конный отряд. Ждать новостей пришлось совсем недолго. Через пару часов всадники вернулись назад, ведя на веревке двух пленников. Об одном пока ничего нельзя было сказать, так он был грязен и покрыт кучей тряпья, отдаленно напоминавшего одежду, а старуху слуги графа признали сразу. Женщина до сего времени вела себя спокойно, только что-то невнятное бормотала в полголоса. Речь разобрать было невозможно. Ее собрат вообще не произносил ни слова, граф предположил, что возможно человек немой по природе. «Ну, да. Немой он, конечно». – думала девочка. Подойдя к нему, она долго глядела в лицо, потом грустно сказала:
– Когда-то, он мог бы быть мне отцом.
Он тоже с какой-то пронзительной болью всматривался в черты ребенка, потом подняв голову впился глазами в Лишенного Имени. Долго и неотрывно, будто стараясь навечно запомнить. Знать о витиеватости судеб, записанных по велению Бога он не мог, это понятно вполне. Даже описать свои предчувствия, домыслы, тоже был не в состоянии, не знал правильных для этого слов, чтобы быть точным, но направление его рассуждений, пусть туманных, было совершенно верным. Не было радости в этом сюжете. Лучше ничего не знать или знать, совсем мало, чтобы не огорчаться будущему.
Расследование решили провести без огласки, и как оказалось не зря. Немой оказался племянником графа. Он, ненавидя дядюшку, изгнавшего его из дому, решил завладеть замком, но не имея средств оплатить наемников, по наущению низкого роду негодяев, решил обратиться к колдовству старухи за малую мзду. Ее труд принес горькие плоды. Снадобьями были отравлены городские колодцы, люди быстро заболевали и умирали. Так же соучастники пустили слух среди жителей о вине в том графа и его друзей, которых опасались по своей необразованности. Тем более что никто в замке болен не был. Приор настаивал на сожжении злодеев, но будучи давним другом Пьера, и зная его желание, уступил. В большой зале замка был проведен суд, приговор оглашен – казнь, но изменен на ссылку в дальние монастыри для обоих преступников. Это был первый и последний случай для такого рода злодейства, имевший место лишь по случаю своей тайности. Зарах, ты опять был здесь.
– До окончания этой своей жизни, Чернокнижник, ты будешь обитать в старом далеком монастыре. И каждый прожитый день ты станешь вспоминать девочку и чужака в странной одежде, молча сидящего за столом, с мыслью, что ты уже встречал его, но где? Иногда сны о непрожитой и непонятной жизни в далеком будущем будут будить тебя, лежащего в поту в своей одинокой келье, ты потом поймешь все, как должно было бы быть когда-то, когда снова заставишь кровь из своих вен окрасить пол своей комнаты. Раскаяние в этот раз к тебе не придет. И все будет сначала.

Книга Ангелов. Возвращение.
(Танах 31 Тора 14)
Полетел первый снег. Путники возвращались той же лесной дорогой. Их возвращения уже ждали. Это был образ красивой зрелой женщины, каких люди называли кормилицами, одетой скромно, но опрятно. Она приглядывала за этими детскими душами, но здесь недосмотрела. Отчитав мягко ребенка, она вместе с ним пропала. Лишенный Имени не стал вмешиваться в разговор, отлично понимая, что женщина совершенно права.
Уставший, идя долгой пустой дорогой многие часы, он мечтал вернуться и уснуть в покое, где не будет бед. Наконец, после многочасового похода он увидел свой дом, войдя в сад и найдя первый попавшийся гамак, он упал в него, погружаясь в глубокий сон. Тихо к нему подошел Уриэль, смотря умиротворенно на погружавшееся в нежный сон маленькое тело. Присев рядом, он взял небольшую руку в свою, накрыл лежащего плащом. Тело должно было отдохнуть после стольких испытаний. Пока тот спал, голосом его матери, Уриэль рассказывал ему какую-то сказку. На лице спящего появлялась легкая улыбка.

Воскрешение

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 41 Тора 15)
Лишенный Имени стоял на крыше купола Святого Петра, осматривая город. Это был Рим эпохи императоров, еще не знавший такого собора и не только не принявших христианство, но и уничтожавших оных на гладиаторских игрищах. Одна из прелестей этих способностей, совмещение в пространстве разных по времени вещей. Не мог он больше сидеть здесь и ждать без дела. Лишенный Имени как раз видел внизу группу людей в кандалах, и еще в плетеной клетке. Эта толпа двигалась на бои в амфитеатр Флавия. Вспомнилась тут прошлая история, когда так же за веру римские легионеры сбросили в море со скалы кучку испуганных людей разного возраста и сословия. Там, на берегах Африки, в своей римской колонии. И один из стариков держал на руках бессознательное тело, прыгая вместе с ним в воду. Старый Пьер, это был ты, за столетия до встречи у своих конюшен с ребенком и человеком похожим на подростка, ты уже знал их.
На холм в темном грозовом облаке поднялись Всадники. Ужасен был этот вид. Не единожды описывали облик их. Он мог меняться в мелочах, но страшная суть оставалась – погибель для человеческого мира. Одна же лошадь не имела седока.
 «Странно, – подумалось Лишенному Имени. – Либо в этом времени его еще нет, либо они хотят заменить его на иного. Но на кого?»
Он проходил по тропе внизу холма, встреча не сулила доброго, но и действий Всадники не предпринимали. Пес с настороженностью косился в их сторону, ожидая неприятностей, плотно придвигаясь к ноге хозяина. Убить они могут, это несомненно, но нет никакого движения с их стороны. Зачем тогда? Видимо предупреждение и возможно предложение.

Книга Ангелов. Странствия.
(Танах 7 Тора 34)
Множество знаний было в его памяти, и они время от времени появлялись на свет, он не всегда знал, зачем они. Например, он видел с высоты небес рождение земли, взрывы, вулканы, потоки лавы и многое другое. Но зачем ему это? Зачем человеку эти знания в обычной жизни, от них никакого толку. Либо просто не понимал к чему, либо забыл назначение увиденного.
С невеселыми думами двое подошли к неглубокой реке, неприятно то, что вместо воды текла грязная кровь, наполненная паразитами и гнилью. Пес отказывался идти, пришлось взгромоздить его себе на плечи и нести, идя по пояс в этих помоях. Течение было не быстрым, но вязкая жижа мешала ходьбе. По достижении противоположного берега Лишенный Имени стал искать место, где можно смыть эту грязь. Собака быстро привела к водопаду, несшему чистую холодную воду с альпийских лугов. После омовений путник прилег, опершись головой на ствол упавшего дерева, находившегося на берегу этой смрадной реки. Заснул очень быстро, совсем спокойно и умиротворенно. Спала рядом Собака, свернувшись клубком.
Всегда есть неписаные правила, в которых возможны отступления, но даже эти отступления ограничены правилами. Эти двое тихо спали, согревшись под нежными лучами теплого солнца. Усталость и боль отступили на время, дав место приятному сну.

Книга Ангелов. Грехопадение.
(Танах 16 Тора 21)
Зарах, как тень очень долго смотрел на два тела, медленно склоняя голову от одного плеча к другому. С одной стороны, они ему до невозможности надоели, с другой, вот так во сне, убить неправильно, нужен хотя бы поединок. А если вот так, спящих? Лед гасит огонь, но и сам испаряется. То есть шанс погибнуть самому, был вполне реалистичен, чтоб соблюсти равновесие. Спать они будут долго и время на обдумывания есть. Расплодили этих тварей немеряно, не мешало бы проредить число умников в белых одеждах. Зарах умостился на лежавший рядом небольшой валун, и, не отрывая глаз от предмета своих рассуждений, пальцами размеренно поглаживал свою скулу. В нем не имелось жалости или сострадания, милосердия или соучастия, но глядя на это худое сонное тело, Зарах невольно испытывал что-то среднее между уважением и, то ли страхом, то ли ужасом. Сколько скиталось это тело, сколько бед пережило, и неизвестно, что еще вынуждено будет стерпеть, но не утеряло веры и малой толики добра внутри себя. Времени на раздумья было достаточно, чем себялюбивый демон и воспользовался.
– О, Создатель, ты жесток. Посмотри на него, он слаб и потерян. Я не нуждаюсь в твоей любви, она не дает радости. Твои дети несчастны, принуждаемые тобой выносить пороки и грехи человекообразных, исполнять их просьбы, выслушивать стенания и лживые раскаяния, по твоей прихоти. Твой Рай – ложь, мой Ад – заслуженная правда. Ты хотел создать Ангелов во плоти, а родились Звери, занявшие твое место. Не мучай его, отпусти и не давай несбыточную надежду на возвращение. – Уверенно произнес Зарах, зная, что будет услышан по праву рождения и установленному порядку.
Они не проснутся больше. Кинжал резко и глубоко пронзал тела. Зарах не сдерживал свою ярость, и резал тело Лишенного Имени с большим напором, получая настоящее удовольствие Зверя, убивавшего жертву. Страшное зрелище, разорванное тело с кровавыми пятнами вместо глаз, разрубленная грудь, залитая кровью. Пес с кинжалом в горле так и остался лежать рядом. Печаль охватила этот уголок мира. Вечная Тишина Смерти. Остановилось время и стало неподвижно пространство, как начало мерещится убийце. Зарах, запыхавшись в трудах, сидел на краю бревна, медленно овладевая собой. Надо бы уходить отсюда, но что-то было не совсем привычно. Место энергичности уступила вялость, существо медленно сползало на землю, не моргая черными ненавидящими глазами. Значит, правда. Он, убивавший и видевший смерть неисчислимое количество раз, начинал осознавать окончание своего особенного существования:
– Равновесие… Значит и я вместе ним…
Все знания колдовства не могли ему здесь помочь. Он будет умирать медленно, но неотвратимо.
Ничто не может пройти незамеченным. Сюда уже спешили Уриэль и Михаэль, в пустой надежде на лучшее, а из черного мира торопился на своей странной огненной колеснице разгневанный Сатана, спасать своего слишком самоуверенного друга. Судороги мучили тело Зараха. Не обращая на него внимания, Уриэль, присев рядом на колени, с вселенской тоской смотрел на изуродованное естество Лишенного Имени, люди назвали бы такой взгляд «очень человеческим». Не удавалось что-либо исправить. Михаэль, не теряя времени с силой воткнул меч во внутренности Зараха. Тот не привык к такой боли, он вообще ее не знал.
– Если эта тварь скажет, что хочет жить, значит и у того появится шанс. Михаэль упорно повторял Зараху:
– Скажи, что ты хочешь жить!
Снова проворачивая рукоять меча твердил одно и тоже грозный Князь. Тот не хотел исчезнуть, стать ничем, но и не хотел, чтоб жил Этот. Наконец, когда упрямство и злость были перевешены жаждой существования, он заорал криком, какого мир еще не слышал:
– Да! Будь ты проклят! Уроды вашего папаши, ненавижу вас!
Подоспевший Сатана, насадив его на трезубец, забросил в свою телегу, и, не говоря ни слова, помчался обратно. Два тела обернули в плащи и отправились домой.
В полумраке свечей Рафаэль, главный лекарь света, долго и упорно колдовал над телом, но лучше не становилось. Стараний приложено множество, но результат не определен. Трудно назвать время этого действа, никто не считал. Те же действия происходили в противоположном лагере. Зарах впал в беспамятство, и все знахарские действия лучших колдунов Ада были безрезультатны. Обстоятельства принуждали проявить терпение и дать жизнь обоим, либо дать обоим погибнуть.
Кровь, грязь, кости, огонь и прочее оставляла после себя колесница сатаны. Как кусок гнилого мяса, он бросил Зараха внутрь и отправился туда, где тысячелетия не бывал. Храм Бога. Ненавистное место. Сам запах и воздух были пропитаны ядом для него, хотя, когда-то и он жил здесь.
– Вот же угораздило влезть в такое пакостное дело.
С вниманием наблюдали обитатели Храма приближение Врага, некоторые оголили мечи, застыв как статуи, в ожидании новых неприятностей. Тот же молча остановив повозку возле алтаря, так же сбросил вилами Зараха на пол, и, продолжая молчать, воткнул свои козлиные желтые глаза в Рафаэля. Лежали два тела, одно изуродованное на алтаре, другое скрюченное с кровавой пеной у рта на полу.

Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 13 Тора 6)
Нежная голубая высота, мягкий белый снег падает красивыми хлопьями вниз. Как приятно, обернувшись крыльями, неспешно вращаться в этом умиротворенном месте. Усталость и боль проходят, существо расслабляется, пух крыльев становится еще нежнее. Безмятежность, Тихая Радость, Счастье, вот как можно назвать эти мгновения. Лишенный Имени с трудом приходил в себя, ему и раньше нравилось здесь бывать. Он взлетел вверх, как только смог открыть глаза. Жизнь. А Зараха, вспоминающего произошедшее с трудом, Сатана уже нес в колеснице назад в свой привычный мир.
Так было не всегда, но теперь Анаил просто ненавидел Уриэля, если употребить человеческие слова. Такое же восприятие касалось и Лишенного Имени, хотя тот никак не мог понять, с чем связано такое изменение. При встрече в саду Анаил скажет последнему:
– В тебе нет ничего моего, все от него, – указывая взглядом на Уриэля. Причина такой неприязни, конечно, была не в этом, но вспомнить Лишенный Имени не мог на это время, а на вопрос о ней к Четвертому Архангелу, ответом было молчание. Как он не любил ждать, но придется набраться терпения. Зло фыркнув, Анаил тряхнул густыми каштановыми волосами и направился в противоположную сторону от Лишенного Имени. Глаза когда-то ангела любви приобрели черно-коричневый цвет, место зрачков заняли почти белые точки раскаленного пламени.

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 45 Тора 2)
Зарах весело хохотал, его неживые глаза выдавливали из себя слезы радости. Стоя на расстоянии вытянутой руки от Лишенного Имени, он заливался веселым полудетским смехом, иногда пальцем тыкая в стоящего рядом.
– Ты что хотел?! Ты думал, что ты лучше?! Ты такой же, как все остальные! – смеялся Зарах.
А тот стоял молча, не думал о выкриках Зараха совсем. Его мучили недавно пришедшие воспоминания. Сам себе не мог поверить, что он поступил так, что не встал возле престола с теми рядом, кого любил. Как так он мог? Каким образом это случилось? Этого память пока не давала возможности увидеть. Есть немногие из людей, кто может взглянуть на события, описанные в их старых книгах по-другому. Те, кто считает, что во время бунта Падших было не два лагеря, а три, правы совершенно. Третьи не поддержали ни сторонников Бога, ни Падших. Но как? Как он, Лишенный Имени, оказался среди них, не знал, не хотел верить. Было очевидно одно, его не сбросили с небес тогда, как всех придерживавшихся нейтралитета, его простили по какой-то причине, и тут же, в скорости, он опять усомнился в правильности решения Бога, приведя юношу на новый суд Архангелов.
– Слепцы, как можно было не увидеть в нем подлинное лицо. У этой твари не одно имя, а одно из имен – это имя Падшего. Вы сами плодите свой страх, когда пишите о нем и таких как он, не зная их сущности. Вас манит тайна, которую вы страшитесь, но так хотите подойти к ней ближе. Берегитесь! Тысячи лет предостережений были пусты. Погоня за властью заставляла обращаться к темноте и иногда получать просимое, но что потом, ведь Ангельская жизнь не бесконечна. Грустное повествование представляет собой попытка кого бы то ни было приручить тьму.






Знахарь

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 31 Тора 10)
Рафаэль – главный лекарь, имел очень добродушную, немного своеобразную внешность: рыжевато-русые волнистые волосы, белое чистое лицо с едва заметными пятнышками, придававшими мальчишества облику, серо-зеленые хрустальные глаза, аккуратный нос и сдержанные губы. Главной его обязанностью издавна было врачевание разного рода и все что с этим связано. Он часто был задумчив, как размышляющий врач у постели больного. Улыбался по случаю, не любил сердиться или быть недовольным. Ему приятен был белый и красный или алый цвет, что очень шло к его образу. Одежда, как, впрочем, и у остальных, была достаточно скромной, но добротной. Бог, при посредничестве Рафаила, наделил небольшую часть человечества способностью к лечению других своих собратьев через природу, которая давала щедро все необходимое для этого и через самого знахаря, его разум и душу. От этого у Рафаэля возникали лишние заботы, иногда его даже раздражавшие. Одни загубили свой талант, придумывая себе преимущества и доблести, другие так и не поняли для чего им дано своеобразное свойство. Были и те, кто хоть как-то понимал свои обязанности и пытался их выполнять, кто в большей, а кто в меньшей степени. Многих обуяла гордыня и тщеславие от придуманной непохожести на остальных.
Так волею случая, Лишенный Имени встретил одного такого Знахаря, имевшего малый талант, и зачастую заблуждавшегося в определении самой болезни человека и значит со способом ее лечения.
– Эдак вреда можно нанести более, чем если и не лечить вовсе.
Человек тот был полон гордыни, с детских лет множество претерпел притеснений из-за фантазий своих по поводу якобы одаренности, от людей, окружавших его. Читал много без разбору производимой книгописцами литературы обо всем и ни о чем, загромождая свой разум ненужными словами, уводящими от цели. Такие люди мало воспринимают добрый совет, в каждом попавшемся видя неприятеля для себя.
– Уж раз взялся лечить, так должен уметь это делать, видеть болезнь в человеке воочию, а не только чувствовать ее. Должен осязать человека снаружи и изнутри, видя душевную хворь или болезнь органов.
Сейчас он был слеп. Лишенный Имени исподволь создавал образы для него, дабы открыть глаза, принуждал трудиться над этим, не говоря о цели этих трудов. Знахарь был недоволен, думая, что его просто вводят в заблуждение, но отказаться не мог, испытывая немалый интерес. Лишенный Имени создал для него образ каменного пыльного саркофага, на котором не было дат, и сам лег внутрь, принуждая сознание того работать. Знахарь же должен был стоя над ним, смахнув пыль времен, прочесть имя, написанное на нем. Работа шла тяжело и непривычно для этого самонадеянного лекаря. Из пяти букв он смог прочесть только две, ошибаясь в названии имени неоднократно. Слепота мешала видеть лицо Лишенного Имени, впившего в него своими белыми сейчас глазами. Он не видел возможностей осязания сущностей и душ. Это так просто не придет, каждому дается свой уровень знаний. И мир тех душ не проходной двор, куда может прогуляться каждый из людей.
– Кто-то говорил, что это радость иметь что-то нечеловеческое в себе. Глупец, это тяжкое бремя ответственности и страдания, которые собираешь, видя их на своем пути. И самое горькое, что ты сам не можешь себя спасти.
Человек трудился. Он целый день думал о загадке, не мог определить кто этот юноша, даже не знал его имени. Но как же интересно. Ему казалось, что его таланты испытывают, что это хитроумная ловушка. Хотя, нет, вроде бы, не похоже. Снова и снова вспоминал общение со странным незнакомцем. Слова, вопросы. Еще перед этим испытанием Лишенный Имени попросил Знахаря назвать животное, тот сказал первое, что пришло на ум:
– Собака.
– Немудрено, – думалось Страннику. – Моя Собака уже пару часов ходит возле тебя, а ты ничего не видишь.
Тогда бесполезность этого общения казалась очевидной, он хотел расстаться с этим случайным человеком, но так сложилось, что дал ему возможность проявить свой талант. Поймет ли тот выбитую надпись на камне или нет, Лишенный Имени не мог точно решить. Либо это нудное общение погрязнет в потоке пустых слов, как ранее.
Сейчас он подумал о другом человеке, как же плохо без него. Это во многом благодаря его трудам он тысячи раз умирал душой и телом:
– Господи, как хочется, чтоб закончились беды. Почувствовать настоящую радость.

Книга Ангелов. Грехопадение.
(Танах 53 Тора 32)
Знахарь весь утонул во множестве знаний и наук, вокруг стояли кучи книг, физических предметов, химических веществ и многого иного. С ума сойти. Он много читал, записывал, сравнивал, думал. Это долгая кропотливая работа ученого. Лишенный Имени невольно усмехнулся, видя воочию эту картину. Не любил он учиться, объяснить это тоже не мог.
Одним из попавшихся на дороге Страннику был человек, ищущий злодеев, хотя это совсем не значит, что лучше тех, кого ищут. Чаще эти охотники такие же, а то и хуже, оттого, что делают зло, используя свою доходную должность. Тот поведал историю из своей жизни о том, что утомился от трудов своих и оставив работу, ушел послушником в монастырь, прожив там в молитвах не меньше года. Как видел много интересного, например, как приводили туда бесноватых, и монахи пытались их исцелять. Лишенный Имени почувствовал, при этих словах, что от таких исцелений в далеком прошлом была беда, и замученная тогда там женщина духом жива. Конечно этот «послушник» о том представления не имел ни малейшего и распалялся далее о своей значимости. Теперь вот хочет работу спокойнее да прибыльнее. Лишенный Имени слушал печально, догадываясь, что собеседник скрывает правду, и в монастырских стенах искал покой не от большой веры, а от подлости греха своего, загубив чужую душу: «Подлец, чтобы ты ни пел, грех твой при тебе, и место твое –Ад». Тот же, не зная мыслей этих, расхваливался дальше, как доволен собой, как дальше жизнь свою спокойно устроить желает, как в церковь ходит и дите свое приучает, какой он порядочный человек теперь. Бесстрастный судья видел душу его на коленях с молитвой, но венец над ней черный, и ребенка его видел, который прыгал возле папеньки: «Ты убедил себя, что тебе, злыдень, грехи простили лишь от того, что недолгий срок среди монахов побыл, так душа твоя подлой и осталась. И старания твои церковные попусту, ответ твой впереди. Не каждый, кто в рясе, Богом отмечен». Лишенный Имени уже не имея сил далее глупость человека этого выносить, сказал ему:
– Искупление – это страдание и не только за грех свой, но и за грехи врага своего.
Тот опешил от слов таких, он же чуть не в святости себя видел. Надменно бросил для чужака, что глупость он говорит и ничего в вере Богу не понимает. – Что ж, пусть так и будет, как ты говоришь. Я же вижу и тело твое гнилостное и душу больную изнутри. Но что объяснять глухому и писать слепому. – На том Лишенный Имени пропал и не считал нужным потакать глупости.
Опять мысли вернулись к тому, кого он пытался обучить знанию образов. Возможно, небольшой наукой он и овладеет, большего ему не надо для работы.
– При кажущейся легкости и заманчивости виденных событий в мире душ и духов, это опасное дело. Нельзя привлекать к себе их внимания, это не человеческий мир, и если нет в тебе неистребимой веры Господу, ты будешь жестоко наказан. Человек слаб и малоспособен, его орудие – его тело, там орудие – сила души. Если тебя, человек, там не заметили, значит, тебе повезло, и страшные сны и беды в жизни будут не больше обычного. Люди приходят туда познать тайное, но там служат лишь игрушкой. Уважай хозяев мира того, не переступай дозволенного, ты никогда не будешь знать всего.
Этот же человек вернувшись к саркофагу, увидел новые образы, называя их по мере их появления. Только некоторые, «как дракон» или «подобие Дракулы», походили на правду. Иные же… черный мир создавал их для нового пришельца играючи. Там были Зарах и Дей, держатели основных грехов этого Знахаря, но за незнанием этого пространства и его населяющих существ, человек не знал их имен. Он путался в видениях, и неудивительно, это непривычно. Человек не мог остановиться, так для него был интересен этот процесс, но не надо забывать, что на тщеславии пропало много народу за века. Так родился Чернокнижник. Изо дня в день он начинал утомлять Лишенного Имени своим пустословием, хаосом в мыслях и желаниях, отсутствием нужных поступков. Если так дела будут обстоять в ближайшие дни, придется с ним расстаться, значит, этот человек бесконечно глуп и бездарен.
Медленно текли дни, особого развития способностей у этого человека Лишенный Имени не мог заметить. Его голова была забита прочитанным мусором в книгах, написанных такими же далекими от знаний, как и он сам. Сам путник никогда не отличался терпением, и чувствовал, что начинает его терять из-за этой беспросветной глупости. «Маг», «просветленный», «энергии», и множество пустых ненужных слов, произносимых этим человеком, резали слух и уводили от правды. Уже не впервые Лишенный Имени старался привлечь того к труду и работе, но тот, как бездумный попугай, повторял мириады своих пустых слов, и одни и те же вопросы. Воистину удивишься терпению Господа, если выносит таких дураков миллионами. Обучаемый был мнителен и постоянно додумывал какие-то глупости, сам себя накручивая и раздувая свои проблемы и трудности. Опять одни слова, о себе любимом, о своих мыслях, о своих чувствах. Он, начитавшись дурости, был уверен, что придет кто-то и даст ему знания о врачевании и прочем, но сам при этом, не удосужился ни изучить анатомию людей, ни травы, ни хотя бы самые распространенные болезни. Ничего такого. Он сидел дома и ждал, что ему это дадут, не прилагая никаких даже самых малых усилий. Лишенный Имени наблюдал с презрением за ним:
– Никто не придет и ничего тебе не даст, если ты сам не трудишься над этим. Как давно известно, дорогу осилит идущий. Люди как вы глупы и сколько вам не давай любви и нежности, вы как стадо овец, будите идти за любым пастухом. Хотя есть немногие, которые трудом и старанием духа меняют и себя и все вокруг по своим возможностям.
Лишенного Имени немного удивляли резкие перепады настроения у Чернокнижника, иногда чувствовалась тяга к настоящим знаниям и добру, но бывали случаи, когда четко прослеживался жестокий язык темноты. Вряд ли сам человек отдавал отчет в происходящем. Чем больше происходило критических состояний для Чернокнижника, тем яснее были его неспособность к состраданию, леность и бессердечие. Путь его будет долог и тяжел. Лишенный Имени не испытывал к нему жалости теперь, он того был недостоин. Как тот ни пытался вразумить зарвавшегося человека, но то были напрасные старания. Теперь он их знал всех четверых, точнее тела в которых жили души созданных очень давно Зарахом – ищеек частей души Лишенного Имени. Двух Всадников и двух Зверей, сопровождавших их. Только люди, существующие сейчас, это отнюдь не понимали. Его Ученик был первым всадником и его сопровождал Шакал, да уж, в этом они похожи между собой, падальщики и трусы, нападают только на ослабевшего. Чернокнижник был вторым, его зверем был Волк, оба смелы, но жестоки, убийство как ремесло и правило.
Волк. Живущие знают такого зверя, но человек с такой душой, необычное существо. Этот человек не любил отказываться от своего мнения или решения, на чужие высказывания реагировал почти всегда добродушно и снисходительно, если считал говорящего за ребенка, или жестко и зло, если видел недоброжелателя. Почему? Да просто потому, что созданный им мир ему комфортен, менять его нет желания. А насколько он соответствует реальности, это уже не столь важно, главное, что его устраивает его созданная реальность. Возможно, когда-то он придет к пониманию и своей сути и происходящего. Возможно, но не сейчас. Лишенный Имени это уже понял отчетливо.
Он был выше среднего роста, хорошо сложен, как и всякий хищник. Черты лица были резкими, но привлекательными, серо-синие глаза и почти черные волосы. Педант и сладкоежка. Да, какие метаморфозы происходят в привычках и повадках, даже не угадаешь.

Метаморфозы

Книга Ангелов. Искупление.
(Танах 12 Тора 7)
Старуха сидела возле стола, тихо беседуя с матерью Ученика.
– Может ему поехать туда, может другой поможет ему?
Той, кто считалась матерью Ученика, эта мысль не нравилась.
– А вдруг он отдаст все накопленное? Нет, а он с чем останется?
Справедливая мысль, что она ничего не сделала для сына, ничего ему не дала, не посетила пустое сердце, главное, что ее постоянно занимало, чтоб все досталось ей, когда он умрет. Тот же, живя в своих грезах, даже не знал, насколько они правдивы. Все его пожелания и мысли находили проявление в действительности.


Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 34 Тора 5)
Лишенный Имени уже привык жить разными судьбами по ночам. Это уже не пугало и не особенно мешало. Лишь голос Бога, часто говоривший для него, мешал отвлечься от этих забот, поглотивших собой несколько прошедших лет. Он хотел думать о другом человеке, а этот, как специально, не появляясь физически, проявлялся то в голосе, то в мире душ. Как же там тот, другой? Очень скучно без него. Не покидало стойкое ощущение, что тот чувствовал себя плохо, точной причины Лишенный Имени определить не мог.
Эта ночь была тяжелой, как и ранее, сон почти не давался, пришлось ждать, когда тело одолеет усталость. Пробуждение было не лучше. Так больше нельзя, надо что-то изменить. Следующий день принес тяжесть и боль, казалось бы, природа была ему близка и любима, но именно ветры, перемена холода и тепла его убивали. Трудно было передвигаться, боль в голове и тяжесть в ногах принуждали к постели.
Иногда засыпая, возвращался к видению Гефсиманского сада. Снова видел с болью происходящее, сожаление и горечь от своей неспособности. Стоя напротив Иешуа бен Мириам из Назарета, за пределом круга учеников его, и, проследив за взглядом его, в полутьме разглядел старый ветхий крест с изможденным телом на нем. А вверху кружили падальщики Ада, стараясь отхватить от этой плоти и души куски. Человек был так худ и ужасен в виде своем, что не сразу возможно было разобрать кто это. Пробивавшийся между рядов деревьев блеклый свет, создавал немалую освещенную площадку, с другой стороны которой в полутьме стоял крест. Давно мучилась та душа. Нет, так нельзя. Не в природе Лишенного Имени было смотреть спокойно на такое, хоть Господь в гневе своем лишил эту заблудшую душу права на продолжение существования тела, но надо попросить о милости. Он попытался снять тело с креста. Тут же появился Зарах, отталкивая его, и раз интересы их не могли совпасть, боя опять не избежать. «Хорошо для этого человека то, что он не видит происходящий событий, – подумалось Лишенному Имени. – Иначе мог бы заболеть нервами». Стоя на коленях, стал призывать Христа и Мать его к молитве к милости Бога, на право продолжить жизнь этому никчемному телу. «Он не знал добра, любви, радости. Отец должен быть милостив». – эти мысли бились в голове Странника, пока он вскакивал на коня, разворачиваясь для атаки в сторону Зарах. Иешуа, стоя на коленях, молился за того человека, а он делал все, чтобы задержать врага, старавшегося помешать им.
– Говоришь ли ты или только думаешь, Господь слышит тебя.
Свет стал ярче, очертания фигуры идущего были заметны. Лишенный Имени успел снять висящего с креста и бросить на свою лошадь, которая отвезла тело подальше от битвы, ближе к молящимся. Оба противника почти потеряли силы, Зарах упал, держась за бок, а Лишенный Имени опустился на колени, успев опереться на рукоять меча. Чем ближе была фигура, тем ярче становилось вокруг. Когда же она поравнялась с ним, тот намеревался обратиться к подошедшему. Ответом было:
– Помолчи.
Свет приблизился к молящимся. Взглянув на несчастного страдальца, пришедший произнес:
– Рафаэль и Задкиил, сделайте все как должно быть.
На этом видение закончилось.


Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 16 Тора 8)
Немного пасмурно и сыро, но это не портит окружающий ландшафт. Британия. Загадочные и прекрасные, но дикие острова. Дикость была здесь с самого начала и с новой силой вспыхнула во времена разгула инквизиции. Страшное время глупости и жестокости. Лишенный Имени бывал здесь не часто. Он стоял напротив полуразрушенного большого замка времен завоевания норманнов. Те события он помнил ясно. Клайфорды были богатым и могучим родом, но как быстро гибнет дерево от ударов в корень, так и род совершенно прервался, вследствие жестокой и печальной истории. Последним хозяином стал один из трех братьев, сэр Генри, который был уже в летах и имел двух взрослых дочерей. Сам лорд был волевым и строгим хозяином владений, но последние годы после смерти жены, стал чувствовать себя хуже. Считал, что нужно как можно быстрее отдать дочерей замуж.
Младшая была воспитанной кроткой девушкой, зачитывалась балладами о любви и рыцарях. Часто заходила в замковую часовню, помолиться и помечтать. Как любая юная особа, она жаждала любви, но так смутно представляла, что это за чувство. Единственный близкий человек, который ее мог понять, была сестра, но та считала это глупостью и даже слушать не хотела те разговоры. Они были совсем разными, как тихая нежная вода и яркий огонь. Старшая, после болезни отца, занялась ведением хозяйства и не имела ни желания, ни времени на пустые песни менестрелей. Конечно же, лорды разного звания регулярно сватались к дочерям, но без особого успеха, что расстраивало стареющего отца. Дочерей было принято отдавать замуж по старшинству. Но старшая много времени проводила в седле, объезжая владения, проверяя работу крестьян в полях, присматривая за лесничими, охранявшими лес во владении сэра Генри. Те немногие минуты, когда ее можно было затянуть на очередную попытку сватовства уже изначально были обречены. Где набраться еще и сил, чтоб смотреть на этих дурней, желающих поживиться чужим богатством. А наследство было немалым, это правда. Многие из женихавшихся упорно скрывали свое бедственное финансовое положение, промотав свои состояния на пирушках и турнирах. Случилось так, что однажды слухи о доходных и знатных невестах Британии пересекли пролив. И вот, в злополучный осенний день перед замком появились новые гости, теперь уже с континента. Тот, кто приехал свататься в этот раз представлял собой обычного молодого мужчину средних лет с серыми колючими глазами и не очень приятной ухмылкой. Около двух месяцев назад на одной из пирушек в Венеции, он заспорил до дуэли с одним английским баронетом о красоте и уме женщин, похваляясь соотечественницами, на что недальновидный баронет предъявил изображение сестер, являвшихся ему очень дальней родней. Праздный гуляка не знал, чем закончится эта глупость. Гость хоть и не по прямой линии, но все же являлся родственником самой неприятной фамилии Европы, Борджиа. Жестокость, интриги, подлость и развращенность отличали эту фамилию, даже несмотря на то, что она имела в своем числе служителей церкви вплоть до Папы. Этот нежданный гость не был беден, хотя будет правильно сказать, что и не имел сказочного богатства. В нем было чрезмерно спесивости, гордыни и тщеславия. Он был принят старшим Клайфордом и дочерями. Сватался он к старшей. Старик вздохнул с надеждой, может наконец свершится чудо и скоро род продолжится. С приличием старшая из дочек его выслушала, но о согласии на брак речь не шла. Она ему отказала, пожелав удачи в будущем. На вопрос почему, она ответила, что не считает для себя радостью породниться с таким опозоренным родом, к которому он принадлежал. Это был удар. Ему не только отказали, но и дали понять, что несмотря на богатство и покупные титулы, такие как он не ровня настоящим лордам. Этот день был судьбоносным для обеих сторон. Покраснев от злобы и досады сеньор покинул пределы замка, затаив обиду и направился к старому другу одного из своих дядюшек, старому епископу, злому интригану и златолюбцу, несмотря на высокий церковный сан. Тот давно помышлял отнять владения Генри для епископата и таким образом подняться выше по иерархической церковной лестнице. Интересы сторон в этом вопросе совпадали полностью. Церковь получит имущество, а отверженный жених удовлетворение от уничтожения последних членов этого рода.
Лорды были разобщены и недавно улеглись смуты, хоть и ненадолго, но никому не хотелось ввязывать в новый конфликт, да еще с этими церковниками. После недолгих переписок с Римом и договоренностью на определенных условиях с королем, получившим немалые выгоды от церкви, через полгода судьба этой семьи была решена.
Лишенный Имени вспоминал те события без особых эмоций, так же, не отрываясь взглядом от развалин. Впервые дочь лорда была объявлена ведьмой и заговорщицей против короны, казнена, тело сожжено, а прах развеян. Лорд, не пережив этого умер вскорости, а младшую отдали в монастырь. Имя рода, как положено, было проклято церковью, как имя еретиков и предателей. Но хоть церковники получили и земли, и замок, владеть ним не смогли. Случались частые пожары, после последнего замок восстанавливать не стали.
Вот уж несколько столетий он все более разрушался. Земли становились все менее плодородными и более заброшенными. Что касается старого епископа, он умер страшной смертью, когда, выбрав себе лучшую лошадь из клайфордской конюшни, решил проехать на ней немного для самоудовлетворения, но животное взбесилось и понесло. Умирал он долго и в муках. Его разодранное и побитое тело нашли через два дня у ручья. Что касается жениха, то каждому по делам его, он был отравлен своим дядей кардиналом Родриго во время пира, и покрывшись язвами прожил еще около десяти дней. Вспоминал ли он тогда, умирая, дочь лорда? Конечно. Разговаривал с ней в бреду. Но назвать ли это бредом? Домашние не могли понять бессвязность его слов.

Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 32 Тора 16)
Тот, кто был учеником много трудился, он очень уставал, выбрав дорогу каждодневного труда, а не ожидания готового дара. Печалило его то, что мало пользы видел от своих стараний, почти никакой. Много сомнений было и в разуме, и в сердце, видимых для Лишенного Имени, беззвучно говорившего:
– Ничего не думай, все с тобой будет хорошо. А со мной? Нет надежды или я не вижу ее.
Небольшие горные озера, соединенные между собой маленькими ручейками, были опоясаны совсем невысокими скальными холмами, и облака, они были так низко, казалось, их можно погладить рукой. Лишенный Имени сидел на совсем маленьком невысоком холмике, опустив ступни в чистейшую голубую воду. Он заметил в последнее время, что, когда не мог сдержать слез, они были кровавыми.
– Отчего так, – вздохнув, оперся спиной о выступ скальной породы. – Что же за слабость такая, почему нельзя быть сильным. Или только мне так не дано?

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 15 Тора 39)
Колдунья, качая головой, говорила сама с собой, это так могло показаться со стороны, ведь ни одной живой души в комнате не было. За долгие месяцы ее войны «со злом», как она упрямо считала, совсем запуталась. В начале она совершенно была уверена в своей правоте и истинности слов Ученика, он не врал, такое страдание не соврешь. Но не ошибся ли он в своем выводе, и она вслед за ним? Вот это вполне возможно. Как правильно думать она еще не знала, только начала справедливо опасаться, что скорее всего так и произошло. А самое страшное, не поздно ли что-либо исправить? Такого греха она боялась более всего, хотя, чего уж там опасаться, натворила столько, что на нескольких грешников достаточно. В один из очередных приходов Ученика старуха уже с ним завела разговор о том, что может нужно встретиться и поговорить со своим Врагом. Тот, который ранее жаждал встречи, теперь ее избегал, потерявшись в своей неуверенности, иногда стыде и унынии. Что он скажет? Как жалко он выглядел. Да и кто с ним будет иметь желание говорить. Эти речи веселили Зараха, развалившегося в кресле неподалеку:
– Посмотрим, что изобретут эти неудачники.




Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 7 Тора 35)
Усталость и бессилие придавили согнутые плечи к земле. Он сидел, опершись на одно колено и наклонив голову. Крылья расслабленно расправились в стороны. Что он думал сейчас? Что может думать обреченное, но уверенное в своей правоте существо. Времена, как долго вы тянулись даже для него. Что должна пережить душа Ангела, чтобы не хотеть жить? Но Отец не давал смерти, продолжалась вечная мука.
– Что ты еще хочешь от него, Отец, дай же покой хоть на малое время.
Он усилием воли старался не думать о природе людей, но, когда позволял себе такие мысли, видел животных, одетых в свои предрассудки и пошлость, свою трусость и подлость. Он не ждал от них помощи и не просил ее. Слишком долгое пребывание среди них научило безмолвию и терпению. Какая же ты долгая, смерть! Где-то в нем была часть Анаила – Ангела Любви, но его телу это чувство дано не было, как много раз он слушал с задумчивым взглядом очередное признание и уже тогда знал, как тот, кто это говорит, предаст его совсем скоро. Он был чужаком в этом сообществе человекообразных и никогда не мог стать своим.
Он полз к нему на одном колене опершись на правую руку, одетый в серую длинную одежду, пристально всматриваясь в стоящего, как бы опасаясь, что тот пропадет еще до того, как он успеет ухватить его голень. Лишенный Имени привык к такому и стоял далее у престола Бога, ожидая ответы на свои вопросы и просьбы. Зарах приблизившись крепко ухватился в его ногу. И так всегда, то просьба о помощи и прощении, то садизм и убийство, Лишенный Имени сделал вывод:
– Твоя душа не может ничем тебе помочь, даже сидя у престола господа, он не хочет слышать тебя, так же, как и меня.

Левиафан

Книга Ангелов. Грехопадение.
(Танах 30 Тора 15)
Жестокие ветры и пустота. Юная особа днями рыдала на пролет, укрывшись за столбом никогда не бывшего живым дерева. Она имела милый и кроткий образ, конечно, это не может обмануть знающего толк в подлости Падших, но она ничего не просила, просто долго и тихо плакала. За всеми изгнанными сюда зорко следили суровые стражи. Однажды увидев, этого почти еще ребенка, Лишенный Имени, по истечении времени наблюдая искренние страдания девочки, начал задумываться, может ли так быть, чтобы она оказалась здесь случайно. Нет, такого быть не может, но и на поведение черных ее манера явно не походила. Возможность того, что Падшие обманом втянули ее в этот грех, существовала. Сострадание и великая добродетель, но и немалое зло, если ею пользуются обманом. Вот тогда, он и совершил свой грех, усомнившись в праведности слова Бога, когда самолично решил привести эту девочку на суд Архангелов в Храм Бога, поручившись своим именем. И в ту же минуту был отлучен от милости божьей, ибо представшая истинная личина этого ребенка и была Зарахом. Господь знал о том, а он не распознал, и заслуженно получил наказание, отправившись в мертвую пустыню и затем потеряв свою целостность. Он отчетливо запомнил какое страдание тогда выражал облик Уриэля, казалось весь мир умер, матери оплакивали своих мертвых детей, а его зеленые глаза, излучавшие так недавно свет и тепло, стали холодными и неживыми. Лишенный Имени со временем понял, какую непереносимую боль принес ему.


Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 3 Тора 41)
Полоса длинная и серая, окруженная по бокам присутствующими разного рода. Худая фигура, скрытая под коричневой хламидой с капюшоном, стоящая в центре этой ленты, казалось, шаталась под действием ветра. Вязкая глубокая грязь похожая на болотную трясину доходила ему почти до колена. Тонкие руки держали двойную цепь, концы которой терялись в темноте грязи, скрывшей прикованный к ним предмет немалого размера и тяжести. Человек пытался тащить то, что плотно облепила грязь. Он падал, вставал и снова падал. Стоящие по краям относились к происходящему по-разному, кто-то сочувствовал, кто-то бросал в него камни, кто-то смеялся, когда тело, не удержав равновесия, падало на колени в грязную массу.
– Вот вы – люди, посмотрите на свое уродство со стороны, что в вас человеческого?
Нет, не боль или страх мешали проявить свои чувства этому страдающему, нет, не это, а совсем иное, бесконечная вера в нужность этого, раз так определено Богом и ясное понимание своих грехов.

Книга Ангелов. Противоречие.
(Танах 16 Тора 85)
Жилище Собаки. Лишенный Имени часто бывал здесь и почти всегда в ночное время. Дом был опрятен и ухожен, но чувствовалась пустота в нем, сквозняк душ, как будто утеряно что-то очень давно. Рассеянный свет из окон придавал комнатам загадочности и таинственности в полумраке, скрывая ясность предметов, оставляя лишь их нечеткие очертания. В одной из комнат на диване отдыхала Собака, повернувшись лицом к стене, спала судорожно и нервно, досматривая не очень приятный сон. Гость любил присесть ненадолго и, расслабившись, смотреть на остатки чьих-то эмоций, мелькающих мимо. Вот мчится ребенок с веселым криком к матери, вот уже несколько детей играют вместе и, смеясь, несутся мимо него. Были и не совсем приятные картины. Но что поделать, жизнь людей чаще состоит из них. Лишенный Имени имел несколько стычек в доме с Зарахом, который считал Собаку своим детищем и имел на него полное право. Убеждение первого, что все сущее принадлежит Богу, совсем противоречило желаниям Зараха. А пока, на недолгое время, наступил покой и тишина. Лишенный Имени часто рассуждал о происходящем, хоть и нерадостная получалась история. Он один, а Бог сейчас физически ему помочь не может в силу обстоятельств. Как будет дальше? Даже подумать нельзя. Так хочется покоя, тепла и заботы. А будет ли? Даст ли Бог на это право? Его тело очень болело, меняя очередность болевых точек, сам он бессилен. На сколько хватит терпения себе даже не мог ответить. Архангелы забрали силу и способность. В наказание, осталась совсем маленькая часть в душе, но помочь телу она не могла, иначе в чем будет искупление своего ослушания.
– И гордыня преклонит колени, будет молить о помощи.
Это он помнил хорошо.

Книга Ангелов. Противостояние.
(Танах 19 Тора 4)
Вечный холод, лед, ужас. Сдавив плечи Зараха, именно это чувствовал Лишенный Имени. Тот был холоден хоть и обитал в огне. Был как сама бесконечная пустота и мрак. Мертвое тело, так сказал бы о нем человек, прикоснувшись. Ох, совсем немертвое, очень сильное и могучее, черпающее бесчисленные силы из людского страха и горя, в частности. Как были напуганы те несчастные, кто встретил его на своем пути. О их судьбе гадать не приходится. Видимо хорошо, что человеческие существа слепы к окружающему миру, иначе вряд ли бы смогли перенести полную реальность.

Книга Ангелов. Грехопадение.
(Танах 8 Тора 34)
Временами упорство этой женщины преклонных лет поистине удивляло, оно было похоже на неосознанный фанатизм в поступках одной направленности. Вот опять ее активность потревожила сознание Лишенного Имени. Она внимательно шептала слова в своей книжке, лежавшей на том же самом круглом столе, там же в углу, тяжело дыша, находился Ученик. Устремив свой взгляд в потолок, мимо ходил священник, исполняя обряд отпевания. Странно, ведь никто пока не умер. С другой стороны стола стоял саркофаг с телом внутри, рассеявший сомнения Лишенного Имени. Там лежало его тело, теперь понятно, старуха, не угомонившись, снова и снова пытается либо усилить боль тела, либо, как в этом случае, приблизить смерть. Вот глупая, недалекая женщина. И держать зло на нее невозможно, но ее навязчивая вредоносность становилась помехой. Не давала ему покоя мысль о том, почему так долго внутри жил Бог, отдаляя его от покоя как стена. Затем неожиданно наступало затишье и казалось все происходящее всего лишь дурным сном. Если бы так. Лишенный Имени уже считал, что сам придумал эту историю, что ничего не было. Увидим.

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 81 Тора 37)
В течении недолгого времени общение с Волком и с Шакалом прекратилось. Первый сам, по известным ему причинам, отказался разговаривать с Лишенным Имени, второй углубился в собственную неповторимость. Что ж, людей не изменить. Их судьбы без их стараний ничто. Это печально, но приходится принять такой исход трудов. Скиталец нашел возможность, наконец, задуматься о своем будущем, если конечно есть человеческий смысл в таком занятии для него. Вчера поздним вечером он решил поговорить с душой, которой верил, и которая, несомненно, знала толк в делах этого пространства. Но впервые за все время не смог – она не пришла. С одной стороны, все как бы застыло во времени, ничего особенного не происходило ни в жизни тела, ни в жизни души, это отчасти радовало, но смутное ожидание новой грозы не покидало.

Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 14 Тора 10)
В полумраке огромные серо-синие волны разбивались о крутые утесы берега. Море вечного жестокого шторма, здесь никогда не было солнечной погоды и штиля. Казалось, люди потерпели кораблекрушение и теперь безуспешно пытались доплыть до такого близкого и такого недостижимого берега. Лица несли печать страха и отчаяния, перемешанных с ненавистью и злобой. Они как в сутолоке пытались опереться на другого, при этом топя его в эту бесконечную пучину. Их было неисчислимое множество этих заживо погребенных темной водой. Мелькали лица и руки как бы прося о помощи, при том, не скрывая зависти к стоящему на берегу. Раскаты адского грома дополняли ужас представшей картины – многомиллионного могильника душ тех, кого называли людьми. Левиафан. Этот хозяин одного из смертных грехов царствовал здесь. Уродливое, безжалостное, порочное, змееподобное исчадие, имя которому Зависть.
Лишенный Имени, скрестив руки, стоял на вершине скалы, уходившей обрывом в море, обдуваемый могучими ветрами, несшими дождевые капли грязной воды, наблюдал с вечной печалью и разочарованием за сонмом обреченных завистников.
– Здесь не нужно спасение, потому что нет раскаяния. Как много они говорят лжи, приправленной ядом зависти и подлости, сами погибают от собственной ненависти и никоим образом не желают это признать.
Хозяин этого места никогда не знавал голода, его пища была неиссякаема пока существовало человечество, а значит ненависть и зависть. Вдали этой серой вздымающейся поверхности показалось огромное чешуйчатое тело Левиафана, стремительно вращаясь приближающегося к скалам. Он успевал захватывать высунувшихся из воды своими острыми клыками, разрывая их на части мощными челюстями схожими с крокодильими. Приблизившись к незваному гостю, Левиафан поднялся в стойку над водой почти всем телом, полураскрыв острозубую пасть, готовясь к возможному нападению.

Книга Ангелов. Искупление.
(Танах 14 Тора 22)
Вот он самый большой и богатый храм восточной римской империи, в котором особое внимание привлекал иконостас с прекрасными росписями и изображениями, щедро украшенный золотым окладом. Но не по этой причине отправил Лишенный Имени сюда Ученика, не для любования красотой и тщетой человеческих потуг угодить Богу. Именно Ученик должен был сложить все происходящие действа в одно целое, а труд этот был тяжел. События, которых свидетелем он становился, происходили не в том порядке как следовали в прошлом, а совсем хаотично и смысл всей картины пока был непонятен. Ученик много времени проводил в обращениях к Иешуа бен Мириам, и конечно, именно его лик привлекал к себе внимание прежде всего. Но в его закрытых для Иных книг нельзя было разглядеть ни буквы, что должен был сделать пришедший. Грехи одних не должны быть известны другим, а именно эти тексты и исповеди были в его руках. Осматривая иконостас Ученик, наконец, нашел неясное изображение с раскрытой книгой, с письменами, которых не было тогда, но существовали во времена жизни Ученика. Значит, ему будет нетрудно уловить смысл написанного, чем он и занялся. Лишенный Имени терпеливо ждал, когда Ученик дойдет до нужных слов. Каин и Авель.

Запах Зверя

Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 2 Тора 18)
Очень скоро крипта мемфисского храма пополнится еще одним саркофагом Аписа. Высокий худой мужчина, бывший главным жрецом, руководил бальзамированием быка. Рядом с алебастровым столом, украшенным головами льва, стояли канопы. Работа бальзамировщиков была в самом начале, главный жрец внимательно следил за соблюдением всех правил, ведь именно в Аписе находилась душа бога Пта. Над всем этим должен будет думать Ученик, это будет его работой, так считал Лишенный Имени, глядя на вышеупомянутого жреца, ставшего намного позже Чернокнижником. А подумать придется много, учитывая, что в Египте существовала и своя печальная история братьев. Сет и Озирис. Не зря он сейчас читает письмена в византийском храме. Лишенный Имени, прислонившийся левым плечом к внушительной колонне, любовался искусно выбитыми иероглифами и мастерски разукрашенными ликами богов. Вот вечный гость всех захоронений Анубис, чуть далее изображен бог солнца Ра, глядя на него странник немного смутился, он прекрасно знал регента Солнца, и представив его в увиденном наряде, не смог сдержать улыбку. Его взгляд блуждал от картинки к картинке и случайно остановился на пристальном взгляде в его сторону самого жреца. Тот неосознанно смотрел в его сторону, но не видел. Легкое беспокойство чужого присутствия волновало естество. Но никого не было.

Книга Ангелов. Начало.
(Танах 4 Тора 13)
В человеческой библии есть малая толика от Книги Ангелов и касалась она древа рода человеческого с многочисленным перечислением имен отца и многочисленных потомков его. То была вложенная в историю людей правда создания рода Ангелов. С множеством иносказаний и домыслов эта притча приобрела, наконец, вполне людской смысл и изначальный был потерян навсегда. То и к лучшему, считали первые, смотря по прошествии времен на человечество. В немногочисленных передаваемых и записанных историях людей, которые они воздвигли в нерушимый канон, была часть правды, но многое было додумано ими самими. Эти фантазии со временем стали догмами, но лишь для них самих и их суетного неспокойного и скудного иногда мира. Пусть все идет как должно и менять людей по своему подобию не нужная работа. Это разные виды жизни и существования и общего не так много, лишь души, но и они были разными по своим качествам и предназначению. Душа Ангела – это больше, чем иметь корону или править землями, больше чем иметь славу воина на века, больше, чем тебя признает святым церковь. Так считали люди с тех времен как Бог дал им веру, и такова человеческая природа. Поклоняясь Ангелам и прося их о помощи, там, в глубинах своих душ люди невольно испытывали зависть. Все от того, что им была незнакома иная сторона бытия этих существ. Как тяжко нести им бремя людских грехов на своих плечах, чувствовать их страдание и боль своим естеством. Еще более жестоко, чем сам грешник, оплакивать чужую печаль, даже если человек равнодушен к горю.

Книга Ангелов. Искушение.
(Танах 31 Тора 20)
Лишенный Имени резко развернулся и направился к выходу, прекрасно зная, кто там стоит. Опять. В потемневших глазах был вопрос к стоящему:
– Что ты опять от меня хочешь?
Надвигалась буря, он усилием воли сдерживал свой нрав, глядя на это существо, так и не давшее ему покоя. Тот, как обычно, тянул к нему свои руки, смотря немного виновато снизу-вверх на подошедшего. Мертвый юноша сейчас шептал, рвущие душу на части, слова:
– Не бросай меня!
Лишенный Имени довольно резко ответил:
– Не испытывай мое терпение.
Прошел мимо пахнущего тленом юноши и растворился в воздухе. Не мог он понять, что именно нужно сделать еще, что бы человек нашел покой. Видимо, кто-то настойчиво принуждал просящего являться перед ним. Снова и снова появлялись, и исчезали обрывки воспоминаний, сумбурно, не давая общей картины события. Лишенный Имени узнал, что еще с времен Иудеи главный город Йерушалаим, иногда аллегорически называли его именем, понял, что это Уриэль внушил такое сравнение жившим здесь. Нет, не для того, чтоб сохранить в их памяти его имя, их знание не играло роли, а как указатель для тех или того, кто будет искать его душу. Ведь в пространстве мертвая пустыня забвения, куда он был изгнан, находилась на территории этого места, а пещера, где он сидел возле своего маленького огонька жизни, главный храм этого города. Не так много мест в материальном мире людей, имеющих значение и для бесплотных.

Книга Ангелов. Изгнание.
(Танах 36 Тора 19)
При слабом освещении тяжело понять, что это за место. Огромная погребальная камера или пещера с полукруглым потолком, замшелые изъеденные временем или паразитами стены. Размеры поистине огромны. Пол представлял округленные залитые липкой смолой большие камни, но это не камни, а согнутые уродливые головы чудовищ. В этой пустоте стоит небольшой безыскусный столб, на верху которого лежит толстая старая книга. Здесь пропало много тех, кто приходил сюда за ней.
Количество таких пещер, комнат, проходов в этом лабиринте бесконечное множество. Сколько ждет опасностей и бед нежданных гостей не поддается счету. И кому-то придется скоро идти снова сюда за этой Сакральной Книгой, в которой небесные летописцы выписывали его историю и будущее. Начало и Конец.
Человек, если ты попал сюда по случаю большой нужды и не крепок силой души своей и веры – беги. Беги, если можешь и хочешь жить. Но ты не слышишь, ослепленный желанием власти, голоса разума своего, и погибаешь в пасти ненасытных чудовищ. Здесь бывали люди по двум причинам: те, кто старался уничтожить это опасное писание, и те, кто вожделел ее получить, наивно полагая по своему незнанию, что с ее помощью может командовать могущественными обитателями Ада и Рая. Тщеславие затмевает опасность, к великому сожалению, и горький опыт предыдущих смельчаков ничему не учит. Здесь очень душно. Запах испарений невыносим для человека. Иногда, местами, со стен стекает вязкая грязная мокрота. Пол похож на трясину. Иногда здесь сухо и пыльно, кажется пеплом многих времен покрыты все поверхности этих замысловатых переплетенных в непонятном порядке проходов и комнат. В этих лабиринтах легко заблудиться, никогда не угадаешь, куда они могут привести. Все, что здесь, обманчиво и непостоянно. Вот кажется выход. Ан, нет – новый коридор, затем другой. Так тебя могут дурачить без края, пока не придумают для тебя что-либо иное. Самоуверенность твоя – это уже гибель.
Малознающие люди, обращаясь к существам этого царства, путем разных бесхитростных обрядов, наивно думают, что приручают этих тварей. Совсем наоборот, тысячи лет эти искусные знатоки слабой людской натуры, используют ее по собственному желанию и нужде. Тот, кто обратился к ним, сам того не ведая, еще при жизни уже в Аду. Все тут сущее – порок. Как тигр питается мясом, так и они питаются человеком. А пища никогда не распоряжалась своим хозяином. Думать иное успокаивающая глупость. Жажда власти, как хамелеон, подстраивается под порок и страх попавшего сюда. Она не убивает, она мучит душу, это страшнее и больнее из-за своей бесконечности. Человек не воин в этой борьбе добра и зла. Скорее одно из пространств, где ведется эта война. Наивные люди всегда гонятся за чем-то отличным от других, за способностями к необычному, постоянным изыском своей непревзойденности. Кто бы из вас знал такую муку, иметь силу души и слабость тела, страдающего жестоко и долго изо дня в день. Ваш Ад и Рай будет позже, а он жил в нем уже сейчас.
Тело испытывало нечеловеческие муки уже давно. То немело, то почти теряло сознание. Резь и боль в глазах, сердце и голове доводили до предела возможности, а скорее давно его перешагнули. Измученный изгнанник подошел, шатаясь к Азраилу, обернувшегося в задумчивости своими красивыми черными крыльями. Лишенный Имени опять, как и ранее, попросил:
– Убей меня!
Тот же в страхе взмахнул руками со словами:
– Даже не начинай.
Устало он опустился возле алтаря, смотря на вереницу следующих в дальний предел Ангелов, с просьбами к Богу за людей, не верящих ни в Бога, ни в Ангелов.
Снова раскаленный металл ударил по спине, кожа рассекалась от ударов, оставляя широкие кровавые полосы. Нет никакого способа увернуться от этих ударов, надо набраться воли и терпеть. Удары следовали один за другим без остановки. Тот, кого он хотел спасти кричал ему в лицо и тянул руки:
– Не бросай меня!
А пылающий металл все так же губил тело. К этому надо привыкнуть, смириться и жить в этом.
Злиться на кого-то это плодить зло воочию, давая ему все большую власть и силу. Он часто возвращался к одной и той же картине, когда в ночном городе смотрел на жестокое убиение людей на вершине пирамиды. Снова наблюдал их падающие по лестнице тела к подножию. Осязал на вершине уже знакомую фигуру, подпиравшую спиной стену. И зачем опять эта память. Это не имеет смысла сейчас. Это как части картины, которую надо собрать, но, какой она должна быть, нет воображения представить. Убийство имеет много способов, и физическое уничтожение самый легкий, а вечная агония – это страшно. Переживал ли кто такое состояние ранее? Об этом нет никаких известий. Лишенный Имени неспешно ступал по пыльной поверхности одного из коридоров, сажа, его покрывавшая имела красно-черный оттенок. Он никак не мог принять людское восприятие окружающего. Отчего человекообразные не могут выражать свои мысли и пожелания разумно и обдуманно? Отчего придумывают ложные слова, не всегда понимая значение, которое вкладывают в них? Отчего так просто и недалеко описывают темноту и свет, черное и белое, Ад и Рай? Даже последними двумя словами пользуются тоже только они сами – люди.
В одном из проходов часть пола представляла собой огромную зияющую дыру, наполненную бившим снизу пламенем, которое коснувшись ног, как вода, обтекало их поверхности. Повернув в левый пролет, Гость остановился возле дыры в стене. Бывшей богато обставленной комнатой с накрытыми дорого и изысканно столами. Ну вот, двенадцать царей удобно и вольготно разместились за ними во главе с Хозяином. Неприятное общество для Лишенного Имени, в то же мгновение перед ним предстала в живом виде давно известная картина Сикстинской капеллы. Люди видели это творение известного мастера в живописи, а он в реальности, полное совпадение с оригиналом лишь с одной значительной разницей, они не были Апостолами, а Сатана не был Спасителем человечества. Просто они решили «угодить» этому чужаку, лишний раз доставить неприятное ощущение от увиденного и услышанного, снова почувствовать боль от тоски по дому, ощутить свое одиночество и враждебность окружающего. Один сказал:
– Смешно, Лишенный Имени, не думали, что удивишь нас так. Лишенный Имени – имя нашего, но никак не вашего круга. Других имен не было? Нет? Впрочем, тебе все одно.
Сильный и страшный Асгарот – жнец жизней человеческих, сделав мимолетную передышку в войне, обратился к врагу:
– Чуешь зверя? Знаешь все? Ты беспомощен и на глазах твоих буду брать жизнь их. Твоя вина в трусости, маловерии, угодничестве себе самому, Лишенный Имени, проклятый и ненавистный. Смотри на муки, плачь за них, потеряй сон и покой, хотя ты давно их не имел.
Но злые слова не внесли смятение в сердце последнего, его тихий печальный голос изрек:
– Прольется кровь, как осенний дождь, взойдет холодное солнце и те, кто останутся живыми, станут другими и будут страшным судом судить врагов и равнодушных. Вам не будет там места.

Книга Ангелов. Созерцание.
(Танах 21 Тора 45)
Из неосязаемой глубины в серой черноте туч поднимался исколотый и рваный по своей форме столб черного гранита, на самом верху заканчивающегося полированной площадкой округлой формы с неровными краями. Воткнув меч в центр этой поверхности, опустившись на одно колено, Лишенный Имени, наклонив голову, обращался к тому, кого любил, кто его слышал. Прямо в лицо неслись с невероятной скоростью множественные кровавые ошметки. Это Ад выбрасывал свои помои.

9 ноября 2017 года