Вещий барбос

   На следующий день домоуправление спозаранку трещало по швам. Кирпичная кладка помещений расслаивалась, рушилась штукатурка, разрывались сварные соединения. Это маленький административник колол щипцами кедровые орехи.
   — Рррромаски спряталис, па-аникли лютики... - раздавалось из открытой двери его кабинетца и снова — щёлк-пощёлк! хрусь!! тресь!!!
   К восьми всё стихло. Стихло то может и раньше, в восемь на работу пришёл Пётр Кузьмич Наливайко. На столе слесаря ждала служебная записка, придавленная полупустой кедровой шишкой, использованной в качестве пресс-папье. Записка была написана цветными карандашами на символическом детском языке, состоящим из одних рисунков, как то — дом с дымящейся трубой, глазастое солнышко с лучами, машина "кран", дети с мамами и памами с разнонаправленными в виде перевёрнутых литер "Г" ногами, и тому подобных каракулей, которыми обыкновенно пестрят альбомы дошколят.
   "Дядя Петя, ну где ты ходишь, я ждал-ждал!- бегло пробормотал Кузьмич вслух содержание записки.- Мне же с тобой попрощаться наверно нужно — ухожу насовсем. В общем после обеда всё расскажу, жди!"
   Замначальника был весьма умилён очевидной наивностью послания.
  — Ну это ещё дедушка на остановке слышал, - прихмыкнув, ласково просюсюкал он, обратясь непосредственно к записке, и поднёс её к самым губам, чтоб она расслышала, - Кто ж интересно такого головастика отпустит! Одного, хто его знает куда, да ещё на носу отопительного сезона? Нам, вашу-машу, такие люди здесь нужны! - и, сунув листок в "Журнал заявок", выдвинул на середину стола телефонный аппарат. Сгорбясь напротив на шефском стульчике, дядя Петя принялся гипнотизировать телефон молящим взглядом, оперев подбородок о стол.
   Всю истекшую рабочую декаду Петра Кузьмича против воли атаковала самопроизвольная и ничем не мотивированная "полная завязка". Была она случайностью или стала результатом доработок, переделок и усовершенствований, что последнее время участили гуманитарные бесчинства в умах и природе населения, трудно сказать. Только в ходе воздержания развилась в Кузьмиче непреоборимая тяга исполнять входящие заявки пачками. Притом так, чтобы день и ночь не покладая рук. "В конце концов, кто я такой, чтоб не пить!", ещё противился он напасти первые дни, руководствуясь нетленным изречением классика нашей сатиры, но тяга к гиперборейским напиткам раз за разом беспомощно захлёбывалась в прекрасных порывах. Златорукому коммунальщику всей душой нетерпелось срочно помчаться кому-нибудь на выручку устранять засор или подмотать фумленту, менять смеситель и вообще вершить полезные дела, помногу и неотложно... Но телефон упорно молчал.
   Вместо звонка за окном просигналил знакомый лай.
   Вбежавший Лёлик будто б светился весь и был неожиданно огненно рыж. Следом за ним дверной проём кабинета быстро набился другими псами. Тискаясь и толкаясь, любопытная орава грудилась в дверях от мала до велика, но пересекать порог не решалась и, подпираемая сзади всё прибывающей толпой, перетаптывалась на месте, вертя по сторонам ушастыми бестолковками, не лишёнными некоторой глуповатости во взглядах.
   Ляля забежал на минутку, попрощаться. Сделав беспокойный круг по кабинету, он бегло сунул морду внутрь санькиного шкафчика, пропустил мимо ушей недоумённое "Ты как так за ночь полинял то, пьянь гидролизная?", ткнулся носом в кипу бланков на подоконнике, в черный телефон, в шишку и, склонясь головой под стол, зачем-то сосредоточенно вслушался. Его мятущийся взгляд искал Саньку и не находил. И не нашёл. Собакена, задыхаясь от срочности, будто б распирало сообщить о случившейся с ним вспышке разумения, от которой в башке заклокотал  не то Смысл, не то Зов... Смутный-смутный... на человечьем, кстати. О чём? Не ясно, Ляля не знал слов. Сейчас главное бросив всё ломануться к источнику. Далеко? Какая разница! Зачем? Потом разберёмся! С большой вероятностью именно так мог пройти этот вдохновенный диалог, судя по высокому эмоциональному подъёму четвероногого. Но Саньки след простыл.
   Втиснув голову под локтём Наливайко, пёс вопросительно поглядел на приятеля с умным видом.
  — Кенты твои?- кивнул Кузьмич на толкотню в дверях.
   Нетерпеливо ёрзнув всем собой, Ляля уточняюще скульнул: "А где Санёк-то?"
  — Ну чего маешься, - не понимал слесарь, ласково поскребя между ясных глаз Лёлика указательным пальцем. - Может пивка?
   При слове "пивка" пёс было отпрянул, внимательно навострив уши, но тут же опомнился, твёрдо гавкнув "нет". На прощанье ткнувшись носом в водопроводческие колени, Ляля поворотил из комнатушки прочь, навстречу неизречённым делам поважней.
  "БухнУть будет - заходи!" донеслось сзади напоследок, и теснясь и пихаясь,  бессловесная толчея, плотно запрудившая коридоры жилконторы, её дворик и все дорожки вокруг отхлынула от ЖЭКа вслед за предводителем.


   По остову некогда рухнувшего небоскрёба, Санька задом наперёд переехал на другую сторону городского оврага, поминутно озираясь чтобы не угодить задними колёсиками куда-нибудь не туда, торопливо скатился с горки в сторону видневшегося жилмассива "Волочаевские Дни" и скрылся в плотной застройке. Мальчик спешил, ведь предстояло успеть попрощаться со всем городом.
   Если разобраться, то чтобы проститься со средних размеров крайцентром своими силами нужно год, не меньше. Это с поквартирным обходом и коллективной фотографией на память в каждом дворе. При помощи стандартных мер городской администрации - с присвоением звания "Почётный гражданин города", концертными площадками, гуляниями и вечерним салютом с обязательным освещением комплекса мероприятий по телевидению - наверное можно справиться за неделю, как с новогодними праздниками. Санька уложился за день. Исколесив Амурград вдоль и поперёк, кибальчиш отметился в каждом уголке краевого центра неоднократно. Махая ладошкой направо и налево, он рассыпал встречным прощальные "пока" с частотой клепального станка-автомата. Подчас его клетчатая будёновка мелькала в нескольких взаимоисключающих местах кряду, независимо от их разноудалённости и разброса координат на карте города. В одно и то же время его могли видеть и в высыпавшей на перемену студенческой гуще будущих отбраковщиц микросхем возле ПТУ  "Метеоспутникостроения", которых он называл "бабайками", и у меховых вязанок заготпункта "Дары природы" обменивающимся телефонными номерами с таёжным охотником; в Парке им. Гагарина с сотрудницами благоустройства, выпалывавшими увядшую центральную клумбу, и в аэротроллейбусе первого машрута, кусающим с девочкой Надькой Микроволновчиковой один стаканчик мороженого на двоих, совместно гнездясь с нею на сиденье кондуктора. В пределах одной только Площади Ленина малыш ухитрился одновременно перетолковать с газорезчиком, чередовавшим печатные и непечатные слова в соотношении одно к двум, со взводом суворовцев сообща позатыкать струи в главном фонтане, потолкаться на оркестровой трибуне среди участников осеннего смотра-конкурса огородного инвентаря и тут же прокудахтать мимо себя самого на винто-крылом мопеде  за спиной дедка в ребристом танковом шлеме и токарных очках, к люльке которого была приторочена тяпка. Притом что доподлинно известно, как именно в это время мальчиш на самом-то деле жарко полемизировал  в приёмной Управления геодезии и картографии с замдиректора Свистофоровым на предмет содержания в копейке ста рублей, а не наоборот.
   Если переложить проделанный Санькой маршрут на бумагу, прочерчивая ходы цветными карандашами, то в итоге получился бы детский рисунок в технике "каляки-маляки" из тех, что запечатлевают динамичные сцены со множеством участников, типа погони "индейцев с ковбойцами" или хоккейного матча "наших с ихними". Такой же чёрканый-перечёрканый.
   При такой загруженности вклиниться к нему на отдельную встречу этим днём было затруднительно. Скоро уже полдня, как Ляля безуспешно рыскал по Амур-граду, идя по следу маленького велосипедиста, но друг всё время оказывался на шаг впереди и ускользал перед самым носом, всюду оставляя после себя лишь "Опомнился! Он уже уехал" или "Да только вышел. Беги скорей, ещё догонишь". Вроде бы вот он, в Центральный универмаг вошёл. Только собакен за ним, а Санька уже за пять остановок, на ж.-д. вокзале. Ляля на вокзал, неуловимый малыш в другом конце города, на Красной Речке. Пёсель туда, мальчуган опять крутнулся в центр. Но раз за разом Ляля как одержимый нёс и нёс своё неозвученное сообщение к Саньке, где бы тот ни был, и вся хвостатая орава, как куча оживлённых магнитом железных опилок, слепо елозила за своим блуждающим центром, куда бы он ни подался.
   Уж что так вчера вечером осенило Лялю в компании малыша с Фёдором — загадка. Но что-то осенило. Что-то, что сообразно поседению от сильного страха вынуждает порыжеть от грандиозного прозрения, что вдруг воспламеняет агитаторский дар и организаторские способности, заставляя за одну ночь перебаламутить сомнительной идеей собачье население целого административного центра. Что-то, что после огласки живёт самостоятельно, в устной форме, по-доминошному разносясь от морды к морде с наращиванием географического охвата, взрывным увеличением скорости и под утро известное уже в городах-миллионниках и на дрейфующих станциях Крайнего Севера. Может от сварочных брызг застрявшей в башке Парафреда Искры то сдетонировала санькина весть про диковинное "Дальше", воззвав четвероногого в одну степень с хомо сапиенсом, в разряд собакевичей разумных? Кто знает, у собак свои умы.
   Но чем бы ни было то озарение, оно делало Лялю величиной прямо-таки грандиозной, чей масштаб уверенно увековечивал его в ряду индивидов, с которых обыкновенно начинаются Новые Эры. Правда осознание этого факта придёт к гражданам позднее, а пока они в полном недоумении наблюдали на улицах невообразимую картину.
   По всему городу стоял праздничный гвалт. Други человека ликуя стекались со всех концов на только им ведомый сигнал общего сбора, вливаясь в единое содружество лялиных последователей. Их нашествие уже затопило половину городских территорий, а добровольцы всё прибывали и прибывали. Штат прирастал всеми подряд. Чуя как проскальзывает мимо эпохальная тенденция, скулёж отчаяния выдёргивал из рук горожан выгуливаемых любимцев, и те, под трескучее улюлюканье сорок-общественниц, со всех ног ныряли в радостную неразбериху Бобиков и Барбосов. Гудки летательных аппаратов возмущённо буравили в непроходимой толкучке свободный пятачок для посадки. То тут, то там по колено в собачьих холках, спинах и хвостах пробирались застрявшие пешеходы и жалобно аукали удравших питомцев беспомощные хозяева. Нет-нет да и раздавалось где-нибудь "Куда! Винтик! Ко мне!", и тихий сквер навылет пронзал очередной оголтелый энтузиаст с огрызком поводка на шее, мча не разбирая дороги как проспавший в военкомат призывник, в жажде примкнуть к передовому движению сородичей.
   В теленовостях сообщали, одиночный дебош имел место даже на орбите. По рассказам наших космонавтов участница экспедиции лайка Сыроежка порывалась дёрнуть зубами рычаг экстренной отстыковки, а встретив отпор командира корабля потребовала для себя скафандр и открытый шлюз наружу для самостоятельного возвращения на Землю. Что подразумевалось под словом "потребовала", экипаж пояснить не смог, растерянно разводя в кадре руками. 
   Судя по всему, прямо тут в Амурграде, здесь и сейчас, зрело нечто крупное чуть ли не мирового, а то и вселенского масштаба. Тяма животного мира выходила из подполья. ...