Кодекс хозяина. 8. Покой нам только снится

Как же был прав Блок, написавший когда - то: "Покой нам только снится ...".  Жизнь отечественного предпринимателя похожа на нескончаемую череду возникающих и накапливающихся трудностей, перед которыми опускаются руки, и хочется куда – нибудь спрятаться, где никто тебя не найдет.

Первой, кого я встретил, входя в офис, была встревоженная Алла.

- Налоговая за нас серьезно взялась, - произнесла она голосом, полным предчувствия худшего.

- Договориться, как я понимаю, не удалось, - буркнул я недовольно.

- Провидец!

- Значит, саранча уже садится на наше пшеничное поле? – мрачно пошутил я.

- Скорее всего, - устало согласилась Алла, давая понять, что она исчерпала свои возможности, и в игру должно вступить высшее руководство. - Дело бухгалтерское простое. Дебет с кредитом сошелся и ладненько.

Мне было не до назидательной полемики о распределении функциональных обязанностей по должностным позициям компании. Все мысли вертелись вокруг семейки Мирзоевых. Изредка тревожной тенью в голове всплывал образ Светланы с претензией на мое отцовство.

- Отложим разговор до завтра, – предложил я, чувствуя, что сегодняшний день и так переполнен сложностями под завязку.

Алла удивленно посмотрела на меня, высоко подняв брови. Она стала похожа на маленькую девочку, у которой отняли любимого пупсика. Я на какой-то миг залюбовался эффектным сочетанием наивности, обиды и цветущего женского начала нашего главбуха. Алла заметила мой взгляд, но не отреагировала легким кокетством, как обычно. Ситуация была не та.

- Завтра налоговики будут здесь! – Алла изо всех сил старалась вернуть меня к суровой действительности.

- Ну и что? Примите как желанных гостей, накормите, напоите, а потом приведите ко мне их главаря на аудиенцию. Схема не раз проверенная, – уверенно парировал я страшилку Аллы.

Алла пожала плечиками, фыркнула и гордо удалилась, громко хлопнув дверью. "Совсем распоясались! - с досадой подумал я, надел пальто и покинул надоевший офис. В последнее время я не мог в нем долго находиться. К полудню нервы вдоль спины пускались в свистопляску. Я только и искал повод, чтобы разрядиться на ком – нибудь невинном. В этот раз Алла вовремя ретировалась, увернувшись от моих издевательских нравоучений.

Я долго и медленно колесил на машине по городу, бесцельно рассматривая витрины магазинов и кафе, провисшие от влаги перетяги с призывами политических партий и подтекшие рекламные щиты с предложением нижнего белья, противозачаточных средств и изображениями людей в упоении пожирающих толстенные биг-маги и прочую ядовитую снедь. Рекламные агентства наперебой соревновались в креативной безвкусице и пошлости, за что торговые сети платили немалые деньги. На одном из огромных плакатов вдоль реставрируемого здания голенастая девица натягивала колготки, высоко задрав ноги. Чуть ниже её голой попы двусмысленная надпись искушала потенциальных покупателей: «Подари себе удовольствие…». Это и было фишкой рекламистов - любым способом привлечь внимание и женщин, и мужчин, но каждого по-своему.

Не подумайте, что я отношусь к каким-то воинствующим моралистам. Моя личная жизнь, как и работа, были полны такого, что иногда заставляло меня отчаянно краснеть. И, что самое ужасное, я продолжал тиражировать не совсем благопристойные поступки, стараясь щадить себя от саднящих нравственных оценок. Чтобы хоть как-то отретушировать свой образ перед самим собой, компания по моей инициативе не скупилась на подарки детским домам, спонсорские отчисления на городские праздники и пожертвования в церковную кассу. В пределах возможного, естественно.

Ближе к вечеру я заглянул в кинотеатр и попал на голливудский фильм из жизни отпетых шопоголиков. Две шальных тёлки носились по магазинам, трясли купленными тряпками и между делом выясняли отношения с любовниками, впадая в немотивированные истерики. Зал одобрительно смеялся над их пошловатыми шутками и программировался на шопинг. Когда в середине сеанса, одурев от киношной ерундятины, я решил выйти из зала, зрители дружно заржали. Я инстинктивно бросил взгляд на экран. Главная героиня стояла с поднятой юбкой, под которой не было трусиков, а её бой-френд сокрушался, что ему теперь придется раскошелиться еще и на нижнее белье для подружки. Справедливости ради замечу, что передок у дамы выглядел весьма впечатляюще, и я решил досмотреть фильм до конца.

Дома, не снимая пальто, прямиком прошел на кухню и налил полный бокал коньяка. Немного полюбовался благородным оттенком напитка и одним махом опрокинул в себя. Горло перехватил сильнейший спазм, но, через пару секунд хмель ударил в голову и разлился по телу теплой волной. Я скинул пальто и завалился в кровать, не раздеваясь. Ночь проспал без сновидений и переворачиваний с бока на бок.

Утром решил заехать в церковь, хотя и не был особенно набожным. Обычная народная традиция - обращаться к богу в сложных ситуациях, когда нет других вариантов. Святое дело - поставить свечку за собственное здравие и за упокой родителей. И попросить об удаче в делах. Авось поможет.

Церковь Петра и Павла была построена в конце девятнадцатого века без особых архитектурных излишеств. Находилась она рядом со стадионом, территория которого до революции принадлежала губернской епархии. Здесь был фруктовый сад, любовно обрабатываемый послушниками. Потом коммунисты оттяпали землю и построили стадион. Нужны были сильные молодые тела, способные крепко держать в руках серп, молот и винтовку. Социалистическая молодежь бегала, прыгала и азартно гоняла в футбол, накачивая мышцы. Сменялись поколения: отцы вставали на место погибших на фронтах дедов, сыновья продолжали дело отцов, а стадион методично производил здоровую поросль для коммунистических экспериментов. В конце восьмидесятых пришла перестройка. У стадиона появились новые хозяева, превратившие его в рынок, на котором стали торговать сыновья сыновей. Диковатый и шальной от вседозволенности российский капитализм открывал перспективы мгновенного обогащения и обнищания одновременно. Больше последнее, как показала жизнь.

Я въехал во двор церкви и припарковал машину около воскресной школы, недавно открытой на пожертвования обеспеченных прихожан. Редкие посещения церкви раньше не вызывали у меня приливов праздничного настроения и умиротворения. Скорее, это было выполнение издревле заведенного людьми ритуала обращения к верховному существу, способному помочь при острой необходимости.

Внутри церкви стоял полумрак, блестела надраенная церковная утварь, пахло ладаном и еще чем-то непонятным, что напомнило о кладбище. Несколько женщин в темных платках бесшумно перемещались по залу, зажав в кулачках свечки. Они останавливались около нужной им иконы и истово шептали молитвы, обращенные к святым, каждый из которых отвечал за собственный участок человеческого бытия.

Помолившись за упокой родителей и собственное здравие, я перешел к иконе Георгия Победоносца и принялся наблюдать за огоньком лампады, исполняющим свой древний причудливый танец. И к своему удивлению уловил какое – то еле заметное незнакомое ощущение внутри себя. Что-то вроде робкого предчувствия, что справлюсь со всем, что мне предстоит. Я трижды перекрестился и вышел из церкви. 

Продолжение следует...