Слепой верблюд Яшка

 Родился верблюжонок, как и положено, в самом начале весны. Белая верблюдица долго его вылизывала, слегка подталкивая сзади, помогая встать на ещё не окрепшие, трясущиеся от напряжения ножки. Верблюжонок родился слабеньким, встать на свои ножки он смог только на второй день, чтобы дотянуться до материнского молока.

 Белая верблюдица носила его в себе почти четырнадцать месяцев. Перед родами чабан Арстан оставил её под навесом в загоне, а ночью у неё родился маленький верблюжонок, которого она так долго ждала. После рождения, верблюдица пыталась поднять лежащего малыша, толкая его головой, топая ногой и издавая утробные, урчащие звуки.

 Наконец верблюжонок сделал усилие и поднялся на свои слабенькие ножки, верблюдица стала так, чтобы ему удобнее было дотянуться до её сосков, наполненных жирным, густым и слегка солёным на вкус молоком. Кормить его она будет почти два года, часть молока, отдавая многочисленной семье чабана Арстана.

 Питаясь молоком матери, верблюжонок быстро окреп и набрался сил, так как оно богато необходимыми для роста молодого организма микроэлементами, а также в своём составе содержит природный антибиотик, защищающий растущего верблюжонка от различных болезней.
 
 Хорошее питание способствовало тому, что уже через два дня у верблюжонка одновременно прорезались четыре нижних зуба, а через неделю, после этого, он уже начал вслед за матерью пробовать появившуюся на весенних проталинах траву и душистое сено. Два его горбика медленно, но уверенно стали наполняться жиром и превращаться в настоящие красивые горбы, как у взрослых верблюдов.

 Тем временем весна вступала в свои права. Холодная, пронизанная всеми ветрами, голая зимой степь преображалась. Серо-рыжая окраска старой пожухлой травы, под лучами весеннего солнца, стала быстро меняться на сочную зелень с серебристо-зелёными вкраплениями свежих кустиков душистой полыни.
 
 Однажды, после восхода яркого солнца, среди нарождающейся зелени вспыхнули бело-жёлтые искорки первых подснежников, а через несколько недель вся окружающая степь покрылась ярко-красными цветами тюльпанов. Лишь там, где солнышко уронило свои веснушки, среди красных тюльпанов попадались тюльпаны жёлтого цвета.
 
 Верблюжонок ни на шаг не отходил от своей мамы, оглядываясь на неё каждый раз, когда она издавала утробные, урчащие звуки. Верблюжонок уже узнавал чабана Арстана и его жену, не шарахался от них, а терпеливо ждал, когда жена Арстана закончит дойку его матери и подпустит его пить жирное, слегка солёное материнское молоко.

 Рядом с ними, недалеко от хутора Сырин, свободно гулял и пасся целый табун лошадей. Главным среди них был красивый жеребец чёрного цвета с длинной гривой и таким же роскошным хвостом. Он периодически вскакивал на задние ноги, издавая громкое ржание, тряс головой, от чего его роскошная грива волнами струилась по крутой шее.

 Среди табуна бегало несколько огненно-рыжих жеребят одного с верблюжонком возраста. Они периодически подбегали к верблюжонку, пытаясь увлечь его в свои игры, но он лишь пугливо жался к ногам матери и не желал участвовать в проказах молодых жеребят.

 Хутор Сырин стоял на границе между бескрайней степью и заливными чеками, тянущимися до самого горизонта и упирающимися в край обрыва Волго-Ахтубинской поймы. Рядом с хутором колхоз построил студенческий лагерь, куда в конце лета прибывали студенты из Башкирского государственного университета для оказания помощи колхозу по сбору выращенного урожая.
 
 Колхозники в чеках выращивали не только рис, но и картофель, помидоры, капусту, свеклу, баклажаны и кабачки. Вся собранная студентами продукция шла на местный консервный завод, который в сезон работал в несколько смен и выпускал знаменитые астраханские овощные консервы и соки.
 
 Кроме денег, со студентами колхоз рассчитывался собранными овощами, для этого колхозная строй бригада, каждому студенту изготавливала специальные ящики с ручкой, куда сами студенты укладывали отборные вкуснейшие помидоры и везли домой. Вечерами в студенческом лагере было весело, играла музыка, организовывались танцы, пели песни, верблюжонок не раз таращил свои глазёнки издалека на веселящихся студентов, но подойти стеснялся.
 
 Была среди студентов девушка Гуля, которая периодически, во время вечернего отдыха, подходила к табуну лошадей. Они её уже знали и не пытались убежать, наоборот, жеребята с нетерпением ждали её прихода, она приносила им небольшие кусочки чёрного душистого хлеба, густо посыпанного солью.
 
 Верблюжонок тоже хотел попробовать такой кусочек, он даже мечтательно тянул шею к Гуле, открыв рот, высовывал язык, как бы пытаясь попробовать это лакомство на расстоянии, но подойти боялся. Лишь вопросительно оглядывался на свою маму, но она лишь безучастно пережёвывала стебли верблюжьей колючки, чуть прикрыв ресницами глаза и периодически издавая урчащие звуки.

 Временами Гуля приходила к лошадям не одна, а в сопровождении молодого высокого военного, который в составе патруля охранял студенческий лагерь от набегов солдат из стройбата. Они медленно бродили по степи, разговаривая о чём-то весёлом, от чего Гуля периодически заливалась звонким смехом, будто колокольчик зазвонил в степи.
 
 Время шло, степь с изумрудно-зелёной меняла свой цвет на серо-зелёный окрас с всё более и более седой дымкой от распустившихся метёлок ковыля. Лужи и ильмени, образовавшиеся после таяния снега, уже почти высохли, гнездящиеся на них водоплавающие птицы постепенно переселялись поближе к реке и озёрам.
 
 Наступающим переменам особенно радовались суслики. Они нагуливали жир на созревающих семенах степной метёлки, целый день, бесконечно пережёвывая сотни колосков, но делали они это под присмотром взрослого самца, который столбиком стоял на бугорке нарытой земли, под которым скрывалась глубокая норка с разветвлениями. Стоило только появиться степной лисице или ястребу в небе, или даже хитрой вороне поблизости, как самец издавал тревожный свист, и вся его многочисленная семья дружно пряталась в норке, самец уходил последним.

 Верблюжонка суслики совсем не боялись, очевидно, за его медлительность и спокойный характер, воспринимая его за одинокое дерево в степи. Среди живности, населяющей степные просторы, особенно выделялись тушканчики. Они вели ночной образ жизни, а с рассветом, как маленькие кенгуру, убегали далеко в степь, где прятались среди зарослей травы.
 
 К осени верблюжонок значительно подрос и возмужал, его бока и горбы покрывала густая, с тёмными колечками шерсть, на шее обозначилась красивая грива. Чабан Арстан, подойдя как-то вечером к верблюжонку, погладил его по курчавой шее и, обратившись к жене, сказал, что теперь пора ему присвоить имя и что будет его теперь называть Яшкой. Жена одобрительно закивала головой.
 
 Вот так и стал верблюжонок Яшкой, гордо задрав голову он, свысока смотрел теперь на подросших, резвящихся жеребят – теперь у него есть имя Яшка. Но жеребята лишь весело взбрыкивали задними ногами, носились друг за другом вокруг табуна.
 
 Глубокой осенью случилась беда. Погода стояла жаркая, со степи дул горячий ветер, а к середине дня из степи пришёл степной пожар. Пламя огня высоко подымалось к небу, раздуваемое сильным ветром, огонь бешено пожирал степную растительность вместе с её обитателями. Сотни зайцев вместе с лисицами, тушканчиками, сусликами и ежами пытались убежать от надвигающейся стихии, но огонь слишком быстро двигался по степи.

 Верблюдица, почуяв запах гари, тревожно заурчала, бросила взгляд на верблюжонка Яшку, увлекая его за собой, быстро побежала в сторону от огня. Совершенно не понимая, что творится вокруг, Яшка бежал вслед за матерью. Удушливый дым уже заволакивал всё вокруг, мешая дышать и разъедая глаза.

 Но страшнее было другое, с горящих кустов ковыля срывались миллионы созревших семян, они как ядовитые стрелы неслись по волнам горячего воздуха и впивались во всё живое. Особенно страдали от этих стрел глаза животных, воткнувшись в роговицу глаза, семена вызывали образование язвы на ней, что неминуемо приводило к слепоте животных.

 Яшка бежал, вслед за матерью, уже практически ничего не видя вокруг. Он даже сразу ничего и не понял, почему впереди громко ревёт его мать, почему вдруг под ногами исчезла земля, он летел куда-то, кувыркаясь в воздухе. Сильно ударившись о дно огромной ямы, Яшка так и остался лежать, а рядом билась и ревела от боли в сломанных ногах его мать.
 
 Когда вал огня ветер унёс дальше, дым чуть-чуть рассеялся, стало дышать чуть легче. Яшка попытался открыть слипшиеся от застывших слёз глаза, но не смог. На дне огромной ямы, оставшейся после строительства проходящей рядом дороги, строители брали здесь грунт для отсыпки дорожного полотна, сохранилось немного влаги, но не было растительности. Это спасло семью верблюдов от огня, но не спасло от травм.
 
 Лишь поздно вечером чабан Арстан разыскал попавших в беду животных. Яшка к этому времени, несмотря на боль в правом боку, уже встал на ноги, но никуда не отходил от лежащей матери, которая уже перестала реветь, а лишь тяжело дышала и громко кряхтела, обе передние ноги её были неестественно подвёрнуты.

 Дома жена Арстана попыталась промыть слипшиеся глаза Яшки верблюжьим молоком, глаза открылись, но Яшка уже ничего не видел. Различал только день и ночь, горестно покачав головой, жена Арстана удалилась в соседний баз, где шла разделка туши пострадавшей верблюдицы.
 
 Так Яшка стал сиротой. Чтобы он далеко не ушёл от хутора, ему на ноги привязывали путы. Он самостоятельно пасся в степи, ориентируясь лишь на запахи и на слух. Со временем бок его зажил и перестал болеть. Опалённая шерсть заместилась новой, курчавой шерстью быстро отросшей к зиме.
 
 Проезжая мимо хутора Сырин, во все времена года, автомобилисты часто видели одиноко стоящую фигуру огромного верблюда, с гордо поднятой головой. Водителям казалось, что верблюд Яшка всматривается в струящийся маревом горизонт, где видит что-то далёкое, неведомое. На самом деле Яшка давно ничего не видел, а подняв высоко голову, пытался различить среди других духмяных запахов степи, знакомый, такой родной запах своей матери.