15. Возмездие

15. ВОЗМЕЗДИЕ. Великий князь был рад развязке Шемякиного дела несказанно! Гонца, что привез известие о смерти Юрьевича, он тут же пожаловал в дьяки. Сын Шемяки, Иван, с матерью при посредстве Василия Гребенки Псковского тем часом бежал в Литву, где получил в кормление от короля Казимира Рыльск и Новгород Северский. Казимир ничем не рисковал, поскольку вдова Шемяки и его сын врагами московского государя не считались, а с другой стороны, они, как представители правящей на Москве княжеской семьи, вполне еще могли пригодиться. Поди-ка узнай: как там на Руси дело повернет?

В 1452 году после успешного похода на Галич и Устюг богобоязненный Василий II попытался восстановить прежние союзнические отношения с Константинополем, где после смерти императора-униата Иоанна на престол взошел его брат Константин XI, который, как говорили, был склонен к православию. Патриарх-униат Григорий Мамма в августе 1451 года бежал в Рим, к своему кукловоду и спонсору. Воспользовавшись отсутствием патриарха в Константинополе, Василий II в июле отправил Константину XI Палеологу послание, в котором сообщил об избрании митрополита Ионы и объяснил, почему это избрание произошло без патриаршего благословения.  Впрочем, уже в 1453 году Константинополь пал под ударами мусульман. На Руси это событие вселенского масштаба особой тревоги не вызвало, русскими оно было понято, как Божия кара Царьграду за отпадение от истинной веры. Это ещё более укрепило приверженность россиян к Православию в его изначальном чистом виде. Второй Рим пал! Будет ли Третий? Решать Москве.

15 июня 1453 на Москве отпевали Софью Витовтовну. До сих пор сложно ответить на вопрос, какую роль эта суровая женщина сыграла в судьбе и своего сына и всей России, отрицательную или положительную? Упокоилась же она с миром, будто специально дождавшись того часа, когда ее исстрадавшемуся мальчику ничто уже не будет угрожать.

Как только с политической карты Руси сошел неугомонный Дмитрий Шемяка, у центральных властей пропали всякие резоны церемониться с его союзниками, и даже наоборот, появилось мсительное желание как можно быстрее призвать их к ответу за все то, что они в свое время сумели наворотить. Впрочем, и с союзниками Москве теперь тоже можно было особо не церемониться. А и правда, чего это они под ногами шастают, намекают на какую-то благодарность, работать мешают? Если нет врагов, то зачем тогда союзники? Надо и их прижать до кучи. Десяток новоиспеченных бояр Русь прокормить сможет, а вот удельных князей с их честолюбивыми замашками ей и даром не нать.

Осенью 1453 года по договорной грамоте верный союзник Василия Темного, серпуховско-боровской князь Василий Ярославич был лишен Дмитрова. Город и удел достались сыну великого московского князя Василия Васильевича — четырнадцатилетнему Юрию. Юрий располагал в своем Дмитровском уделе определенной властью, однако, в целом находится под контролем отца и великих бояр, даже дворцовый штат был сформирован по преимуществу за счет великокняжеских слуг.

В 1454 году московские полки отправились по душу подневольного союзника Москвы, Иоанна Можайского, с которым у Василия Темного были давние личные счеты. Иоанн тут же кинулся паковать чемоданы.  Ждать, когда его самого кинут в телегу, чтобы отвезти в Москву и там ослепить или вообще башку с плеч снести, старый Шемякин приятель не стал. Собрав манатки, он бежал в Литву, благо, что «своих» там было уже много. В Можайске сел московский наместник.

В 1455 году Василий Темный ополчился на Новгород, где после смерти Шемяки сидел князем Василий Гребенка.

В отличие от своего предшественника Гребенка думал не столько о своей политической карьере, сколько о городе, в котором ему было доверено княжить. В Пскове он укрепил стены, в Новгороде занялся реорганизацией войска. Самым слабым звеном новгородского ополчения во все времена была малочисленная конница, недостаток которой приходилось компенсировать за счет дружин князей, приглашенных на воеводство. Василию Гребёнке в короткий срок удалось практически из ничего создать в Новгороде тяжёлую закованную в латы по немецкому образцу конницу, и довести число всадников до 5000 – сила по тем временам внушительная. Первую «обкатку» это новое войсковое подразделение должно было пройти в боях с низовскими ратями, которые, не смотря на лютые морозы, в конце 1455 года начали стягиваться к Волоку.

Воевать с великим князем, впрочем, Новгороду не хотелось. К тому времени Республика уже успела вступить в эпоху своей уже даже не столько зрелости, сколько старости. Внешние враги новгородцев были не так страшны и сильны, как прежде, а если они все же иногда досаждали, то от них всегда можно было откупиться. Да и в Московской Руси деньги уже давно ценились куда больше, нежели копья и пушки. А, следовательно, если у тебя деньги есть, то зачем лезть в драку и рисковать своей жизнью, не легче ли за мир заплатить? Вот и теперь новгородцы искренне порадовались тому, какую мощную дружину собрал им Василий Гребенка, а потом поскребли в макушках, порылись в сундуках, скинулись и отправили челобитчиков к Василию Темному – знали, что у великого князя нрав отходчивый, и что ему, как обычно, нужны деньги.

Василий Темный челобитчиков новгородских даже не принял. Слишком велик был его счет к вечевой Республике: его злило то, что новгородцы утаивали княжеские пошлины, раздражало, что решения своего Веча они считали высшим законодательством, бесило, что они постоянно становились на сторону всяких там изгоев и откровенных государевых недругов и изменников. Поэтому и торг в данном случае был на его взгляд не совсем уместен. Выпроводив новгородских послов восвояси, Василий велел князьям Оболенскому, Стриге и воеводе Федору Басенке идти к Русе, весьма богатому новгородскому пригороду, и дать там жару.

Дать жару в Русе у великокняжеских воевод не получилось по независящим от них причинам - просто Руса сдалась им без боя. Обшарив городские подвалы, купеческие лавки и обывательские сундуки, московиты нашли столько добра, сколько им на своем полунищенском веку видеть еще не доводилось. Обобрав город до нитки, нагрузив добром телеги и прихватив с собой пленников для обмена и выкупа, князья медленно, со скоростью обозных лошадей, начали отступать к Волоку, надеясь сохранить свою добычу в целости. Отход великокняжеского войска от Русы прикрывало 200 ратников. Именно этим двум сотням московитов в январе 1456 года и довелось первыми лицезреть и даже опробовать на себе новинку сезона - тяжелую новгородскую конницу. Перед боем Федор Басенка, желая подбодрить свой небольшой отряд, обратился к ратникам с короткой речью, напомнив им, что гнев государя, пусть даже и слепого, страшнее толпы малодушных изменников, пусть даже и бронированных. Атака 5000 конных новгородцев против двух сотен пеших московитов закончилась обескураживающе плачевно для первых и неожиданно удачно для вторых. Прицельным огнем по плотной массе атакующей конницы, московские стрелки  с первых же минут боя вывели из строя сразу нескольких новгородских лошадей, и строй атакующих тут же смешался. Московские ратники начали расстреливать мечущихся по полю всадников и, в конце концов, обратили конницу Гребенки в повальное бегство. В ходе боя удалось даже взять в плен знатного новгородского посадника, Михаила Тучу. Результаты этой скоротечной схватки под Русой, закончившейся сокрушительным поражением новгородской конницы, лишний раз доказали всем, что закоренелый ушкуйник кавалеристом не станет никогда, даже если посадить его на лошадь и дать ему в руки саблю.

После своего неожиданного  поражения под Русой новгородцы, явно пребывавшие под сильным впечатлением от всего произошедшего, немедленно подписали Яжелбецкий договор 1456 года, по которому Новгород лишался права внешних сношений, высшей судебной инстанцией становился для них московский князь, а вечевая печать заменялась печатью великокняжеской. Кроме того, город выплачивал в государеву казну 8500 рублей откупного, возвращал Москве все ранее захваченные у нее земли, а Василий Темный, как ответный жест примирения, возвращал Республике Торжок.

На этом война закончилась. В домах новгородцев, на улицах и площадях их великого города прозвенел первый звонок, даже не звонок, а предупредительный выстрел, но они по-прежнему еще на что-то надеялись.