История написания одного стихотворения

ПРОЛОГ
Сначала, после изучения тех достославных событий и написания стихотворения, история эта существовала в виде конспекта, для выступления. В конспекте было несколько мест, которые я зачитывал дословно, газетные статьи, письма, отрывки стихотворений… К этому выступлению были подобраны картинки, двадцать пять слайдов-фото.
Когда я сел за этот очерк, передо мной встала дилемма – выбрать один из них, как заставку к произведению. Задача оказалась не из простых. В моем слайд-шоу есть фото главных героев, фото пароходов, фото антигероев, фото статей и писем, улик, памятников и обелисков и даже фото тематического конверта, напечатанного к пятидесятилетнему юбилею события.
Как то само пришло и укоренилось, поставить перед рассказом фото вализы*, залитой кровью. Да будет так. Но все по порядку…

Моя любовь к книгам, к прозе, к поэзии, своими корнями уходит в далекое детство. Читать научился в 5 лет, учил дед, по вывескам на улице и заголовкам газеты «Тихоокеанская звезда», которую выписывал. Дед плохо видел, поэтому, когда у него уставали глаза, я читал ему, по слогам. В школу меня повели в 6 лет. Помню как сейчас, сидел за столом грозный дядька-завуч, принимать не хотел, смотрел сурово и говорил, приходите мол через год. Но тут мама предложила проверить мои знания и мне (случай!) дали прочесть газету. Именно «Тихоокеанскую звезду». Я бодро прочел передовицу про важность социалистического соревнования, и меня взяли.
Дома была большая библиотека, около тысячи книг классиков и современников, полные собрания сочинений Толстого, Драйзера, Лескова, Роллана, Войнич и многих других. Была подписка Дружба Народов. Кроме этого я был активным читателем детской краевой библиотеки. Сколько себя помню любое свободное и несвободное время я проводил с книгой, как говорили мои родители - читал запоем.
Поэтому немудрено, что любимыми предметами были история и литература. Именно так – не русский язык и литература, а литература. Если бы я знал тогда, что такое когнитивный диссонанс, я бы смело диагностировал это состояние у моего школьного учителя русского языка и литературы Лии Ивановны. С одной стороны, по литературе я шел намного впереди школьной программы и читал иностранных авторов (Жюль Верн, Майн Рид, Стивенсон, Марк Твен и другие) и отвечал на уроках литературы на отлично, но, с другой стороны, у нее же на уроках русского языка показывал слабые знания правил, падежей, суффиксов, причастий, деепричастий, исключений. Ну как так, возмущалась она, ты же написал сочинение правильно, без ошибок, а правила не можешь рассказать… На что я отвечал, что читая, это все как то откладывается где-то, и поэтому когда пишу, то особо не задумываюсь. Потому довольно часто я получал в один день по литературе пять с плюсом, а по русскому языку трояк с минусом.
История, о которой сегодня идет речь, началась в 1980 году, с изучения в первой четверти учебного года поэтов Серебряного века. Помню, первым необзорным поэтом был Сергей Есенин. Как можно не любить творчество Есенина? Особенно лирику любви к природе, любви к женщине и поиска счастья.
Вспоминая школьные годы, практически для всех учеников фраза учителя: К доске пойдет… К доске пойдееееет… вызывала смятение, оцепенение, мандраж, некоторые успевали пробежать глазами половину заданного…
Есть такой ход, по крайней мере, я не раз им пользовался, не ждать когда вызовут, выучить домашнее задание вначале, поднять руку, ответить и в дальнейшем почивать на лаврах. Как говорится, лучшая оборона - это нападение. Вот и я, не корысти ради, а исключительно потому что всех читал, перечитал, и решил получить в начале четверти оценку и не заморачиваться, читать что хочу. Роман-газета, журнал Юность, подшивка журнала «Крокодил» за несколько лет, уже ждали меня… Так и было сделано. Выучил я два стихотворения, которые мне очень нравились.

Отговорила роща золотая…
Отговорила роща золотая
Берёзовым, весёлым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —
Пройдёт, зайдёт и вновь оставит дом.
О всех ушедших грезит конопляник
С широким месяцем над голубым прудом.
Стою один среди равнины голой,
А журавлей относит ветер в даль,
Я полон дум о юности весёлой,
Но ничего в прошедшем мне не жаль.
Не жаль мне лет, растраченных напрасно,
Не жаль души сиреневую цветь.
В саду горит костёр рябины красной,
Но никого не может он согреть.
Не обгорят рябиновые кисти,
От желтизны не пропадёт трава,
Как дерево роняет тихо листья,
Так я роняю грустные слова.
И если время, ветром разметая,
Сгребёт их все в один ненужный ком…
Скажите так… Что роща золотая
Отговорила милым языком.

Песнь о собаке.
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в след,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.

Ну как можно не любить творчество Есенина? Ну как? Кто ещё так может чувствовать и передавать свои чувства?
Прочитал я «Отговорила роща золотая», естественно получил пять и успокоился.
На следующем уроке мы проходили биографию и творчество Маяковского. Дома было полное собрание сочинений, шесть томов, с картинками плакатов из «Окон Роста». Я прочитал много его стихотворений и они мне не особо тогда глянулись. В абсолютной уверенности в «персоне грата», я естественно, ничего не учил.
Каково же было мое удивление, когда учительница вызвала к доске меня, со словами: Мы слышали в твоем исполнении Есенина, нам понравилось, правда ребята? – обратилась она к классу. Интересно, как будет передан Маяковский? Сказать, что это была засада, ничего не сказать. Я медленно встал и вышел к доске. Ноги сразу стали ватными, тело цепенело, но ни под каким соусом я не мог даже представить плохую отметку по литературе. Слегка дрожащими от волнения руками я начал застегивать пиджачок (если не знаете, была в те годы школьная форма темно-синего сукна, с шевроном, на котором была изображена открытая книга). Пуговки были металлические, из какого-то белого сплава. Одна из них никак не застегивалась, волнуясь, я не заметил, что застегиваю ее вместе с пионерским галстуком. И вот, когда я наконец справился с непокорной пуговкой, в классе начали раздаваться смешки. Представьте, четыре белых пуговицы, а пятая – красная, обтянутая шелком… Я же этого не замечал, волнение росло, я продолжал искать выход из патовой ситуации…
Меня выручило то, что я сидел на первой парте. Я оставил на парте учебник, раскрытый именно на странице со стихотворением «Левый марш». Текст для меня был вверх ногами, но буквы были вполне различимы.
Очевидно, из за волнения я и выдал в класс, как потом сказала учительница, «абсолютно по Маяковски»: Разворачивайтесь в марше! Словесной не место кляузе! Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ маузер. Довольно жить законом, данным Адамом и Евой! Клячу-историю загоним! Левой! Левой! Левой!
Смех прекратился. В классе повисла тишина, однокашники слушали. Я продолжал медленно и громко, почти басом (у меня недавно прошла ломка голоса) читать, акцентируя маяковские ступеньки и непроизвольно жестикулируя рукой. Когда я закончил стихотворение словами: Грудью вперед бравой! Флагами небо оклеивай! Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой! мои однокашники мне зааплодировали, да так, что Лие Ивановне пришлось их успокаивать.
При этом моё выступление возымело обратный эффект, от ожидаемого. Ну что же, сказала Лия Ивановна, когда аплодисменты утихли, Маяковский в твоем исполнении очень хорош. Если бы не твое пренебрежение правилами русского языка, я бы настоятельно рекомендовала тебе поступать в литературный институт. Класс, давайте попросим нашего героя (меня то есть, пишу и улыбаюсь, сорок пять лет прошло) читать нам еще 4 стихотворения, открывая каждый урок литературы. Тем более свою пятерку за год он уже заработал… Класс естественно хором начал просить… И мне, теперь уже без дураков, пришлось учить еще 4 стихотворения. Я приведу короткие отрывки, думаю вы их узнаете…

Если выставить в музее плачущего большевика, весь день бы в музее торчали ротозеи. Еще бы – такое не увидишь и в века! Захлебнулся колокольчика ненужный щелк. Превозмог себя и встал Калинин. Слезы не сжуешь с усов и щек. Выдали. Блестят у бороды на клине. И мужичонко, видавший виды, смерти в глаза смотревший не раз, отвернулся от баб, но выдала кулаком растертая грязь.

Я волком бы выгрыз бюрократизм! К мандатам почтения нету! К любым чертям с матерями катись любая бумажка… Но этуууу... Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!

Уважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем дерьме, наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне. И, возможно, скажет ваш ученый, кроя эрудицией вопросов рой, что жил-де когда то певец кипяченой и ярый враг воды сырой. Профессор, снимите очки-велосипед! Я сам расскажу о времени и о себе.

Ну и конечно же «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». Я приведу его полностью.

Я недаром вздрогнул. Не загробный вздор.
В порт, горящий, как расплавленное лето,
разворачивался и входил товарищ «Теодор Нетте» .
Это — он. Я узнаю его. В блюдечках — очках спасательных кругов.
— Здравствуй, Нетте! Как я рад, что ты живой
дымной жизнью труб, канатов и крюков.

Подойди сюда! Тебе не мелко? От Батума,;чай, котлами покипел…
Помнишь, Нетте, — в бытность человеком
ты пивал чаи со мною в дипкупе? Медлил ты. Захрапывали сони.
Глаз кося в печати сургуча, напролет болтал о Ромке Якобсоне
и смешно потел, стихи уча. Засыпал к утру.

Курок аж палец свел… Суньтеся — кому охота!
Думал ли, что через год всего встречусь я с тобою —
с пароходом. За кормой лунища. Ну и здорово! Залегла,
просторы надвое порвав. Будто навек за собой
из битвы коридоровой тянешь след героя, светел и кровав.

В коммунизм из книжки верят средне.
«Мало ли, что можно в книжке намолоть!»
А такое — оживит внезапно «бредни» и покажет
коммунизма естество и плоть.

Мы живем, зажатые железной клятвой.
За нее — на крест, и пулею чешите:
это — чтобы в мире без России, без Латвии,
жить единым человечьим общежитьем.

В наших жилах — кровь, а не водица.
Мы идем сквозь револьверный лай, чтобы,
умирая, воплотиться в пароходы, в строчки ;
и в другие долгие дела.

Мне бы жить и жить, сквозь годы мчась.
Но в конце хочу — других желаний нету —
встретить я хочу мой смертный час
так, как встретил смерть товарищ Нетте.

В тот год, правда в виде исключения, впервые за год по русскому языку у меня было четыре.
К слову сказать, потом, проживая десятилетия, читая воспоминания современников, я кардинально изменил свое мнение об этих двух замечательных поэтах, как о людях. Лирический Есенин бражничал, дрался и не всегда относился к женщинам, в том числе преданно любившим его, с должным уважением, мягко говоря. Громогласный же, зачастую хмурый, и кажущийся стальной глыбой Маяковский, оказалось наоборот, был мягок, испытывал нежнейшие чувства и глубочайшую привязанность. Я читал воспоминания Маяковского, о том, что в 1909 году, когда он сидел в Бутырской тюрьме за революционную деятельность (больше полугода, в основном в одиночке), он написал целую тетрадку лирических стихов, типа этого:

В золото, в пурпур леса одевались,
Солнце играло на главах церквей.
Ждал я: но в месяцах дни потерялись,
Сотни томительных дней.

Маяковский писал в своих воспоминаниях: «Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям — при выходе отобрали. А то б ещё напечатал!».
Жаль, что потерялась. Много поведала бы тетрадь о Маяковском – человеке. Но и в опубликованных стихах попадаются отголоски его лиричности. Попробуйте плавно прочесть без ступенек вот эти отрывки из поэмы Люблю:
Пришла — деловито, за гласом, за ростом, взглянув,
разглядела просто мальчика. Взяла, отобрала сердце и просто
пошла играть — как девочка мячиком. И каждая —
чудо будто видится — где дама вкопалась, а где девица.
«Такого любить? Да кто ж ринется! Разве укротительница из зверинца?»
 А я ликую. Нет его — ига! От радости, себя не помня, скакал,
индейцем свадебным прыгал, так было весело и легко мне.
Флоты — и те стекаются в гавани. Поезд — и тот к вокзалу гонит.
Ну, а меня к тебе и подавно — я же люблю! — тянет и клонит.
Скупой спускается Пушкинский рыцарь подвалом своим любоваться и рыться. Так и я к тебе возвращаюсь, любимая.
Мое это сердце, любуюсь моим я.

И вот, прошло тридцать лет. Не помню сейчас, что же послужило толчком, но вспомнилось «Товарищу Нетте…» и завертелось в голове, а что же там было и как, подробностей в школе не рассказывали. Всего то и знаний, что при перевозке дипломатической почты дипкурьер Нетте героически погиб, но не отдал пакетов с документами. Да фильм еще вышел в 1977 году, «Красные дипкурьеры», в котором так же эта история отображалась, но с серьезным художественным вымыслом.
Я углубился в изучение вопроса, благо интернет был уже под рукой.
Первое, что мне попалось на глаза в бескрайних просторах рунета, это фото большого парохода и объявление о наборе специалистов в команду, на предстоящий сезон. И этот пароход не назывался «Теодор Нетте». Об этом позже, позволь, уважаемый читатель, еще немного подержать интригу. Совсем немного.
Итак, что известно о Нетте Теодоре Яновиче?
Что родился он в Риге в 1896 году, в семье сапожника, окончив 4 класса начальной школы, сам стал сапожником. Отец был членом РСДРП с 1905 года и именно от него сын «заразился»  революционными идеями. Вступил в партию большевиков в 1914 году, в 1916 году отец и сын Нетте были арестованы по делу о саботаже. По законам военного времени сапожник Ян Нетте обязан был регулярно шить определенное количество сапог для нужд армии. При проверке выяснилось, что поставляемая им обувь, мягко говоря, некачественная. По решению суда отец получил три года заключения, а сын был призван в действующую армию.
Вообще, думается мне, что разваливающиеся стельки и расходящиеся швы на сапогах рядовых солдат, воюющих на фронтах перовой мировой войны, вчерашних рабочих и крестьян Российской Империи, мягко говоря, та еще революционная деятельность. Очень спорная. Как бы ты не был против войны, но должен знать, что от качества сапог, как от любой другой амуниции, непосредственно зависит жизнь солдата на поле боя. Знаю, о чем пишу. Представьте себе, идет солдат в штыковую атаку и в самый важный момент рукопашной оказывается босиком, путаясь в портянках. Каково? То-то.
  В марте 1917 года Теодор был «послан для пропагандистской деятельности» в Ригу. После революции активный участник Гражданской войны, с 1918 года работа в Народном комиссариате внутренних дел Советской России секретарем визового отдела. Призван в армию комиссаром, в конце 1918-го вернулся в Латвию как батальонный комиссар полка Латышских стрелков.
Нетте был членом революционного трибунала в Елгаве (в 1922 г. Елгавский окружной суд объявил его в розыск как «лицо невысокого роста, с темными волосами, в пенсне, живого и бодрого облика») и редактором газеты городского Совета рабочих депутатов.
Упоминается, что Нетте «судил тех, кто стрелял в красноармейцев с чердаков и крыш, кто в голодные дни копил золото, спекулировал хлебом и солью, кто предавал и продавал советскую власть. Нетте без жалости судил всякую сволочь, бандитов и шпионов. Два раза в него стреляли. По счастью, оба раза пуля пробила только фуражку».
Вечером 9 января Нетте явился в типографию и потребовал напечатать большевистскую газету. Когда получил отказ, сделав вид, что тянется за носовым платком, вытащил из кармана шинели револьвер, после чего типография сразу дала согласие.
В книге воспоминаний 103-х уцелевших в марте 1919-го года в городе Елгаве, много свидетельств о военном трибунале, в составе которого был по их свидетельству Теодор Нетте. Из 35 тысяч жителей в Елгаве осталось тогда около 9 тысяч. При отступлении из города гнали в Ригу пешком по морозу даже стариков, останки 97-ми погибших остались лежать по краям обочин. Позже их нашли близкие и, опознав, похоронили. В начале 1990-х в привокзальном сквере Елгавы в напоминание об этом установлен Памятный крест.
Я много читал о «белом терроре» и «красном терроре». Террор был, я уже писал о братоубийственности и жестокости гражданской войны, когда в человеке поднимаются самые отвратительные звериные чувства, гибнут правые и не правые, причастные и непричастные… Потом этот маховик трудно остановить. Но это отдельная тема, а пока вернемся к товарищу Нетте.
После, Нетте работал в Вилянах секретарем политотдела (замена ЧК), продолжал борьбу с серыми баронами. Участник Гражданской войны на Южном фронте РСФСР. С 1922 года прекрасно знавший немецкий, Нетте стал дипломатическим курьером Народного комиссариата иностранных дел Советской России (Наркоминдела РСФСР – СССР).
Погиб 5 февраля 1926 года в поезде Москва — Рига при нападении троих (точное количество не выяснено по сей день) неизвестных, пытавшихся захватить груз, имевший статус дипломатической почты. В результате перестрелки двое нападавших были убиты, третьему удалось скрыться. Напарник погибшего на месте Теодора Нетте был тяжело ранен, но выжил. Груз остался в неприкосновенности.
Теодор Янович Нетте был с воинскими почестями похоронен на 20-м участке Ваганьковского кладбища
Эпитафия на могиле, написана не Владимиром Маяковским, как иногда говорят гиды по Ваганьково, а другим знаменитым пролетарским поэтом Демьяном Бедным:
Сраженный вражеским свинцом
Я не последним был бойцом
Среди бойцов, погибших с честью.
Но смерть героям не страшна
Смерть наша будет отмщена
Грядущей пролетарской местью.

Дочь Теодора Нетте Ирину, которой на момент гибели отца было около года, взял на воспитание брат Теодора — Густав. Позднее он тоже стал дипкурьером и ездил за границу под фамилией Братов, Ирина стала доцентом кафедры микробиологии биологического факультета МГУ.
5 февраля отмечается как день памяти дипкурьеров, погибших при исполнении служебных обязанностей.
Имя Теодора Нетте носили улица в Донецке, школа № 584 в Москве, Дом крестьянина в деревне Щёкино Клинского уезда.
В городе Икшкиле (Латвия) на улице Парбрауктувес рядом с железнодорожной станцией был установлен памятник Т. Нетте.
В середине 2000–х годов власти независимой Латвии резко засобирались «по требованию трудящихся» снести памятник на месте гибели дипкурьера Нетте.
Газета «Икшкильские вести» опубликовала такое письмо: «На станции в Икшкиле всё ещё красуется «каменный чурбан» — памятник советскому дипломатическому курьеру Теодору Нетте. Человеку, который по заданию ненавистной для Латвии власти работал против своего отечества. И как долго еще нам жить в тени этого «героя»? Не пришло ли время переместить его на ближайшее кладбище красноармейцев?» И подписи — политически репрессированные О.Корфа, М. Турлая, М. Робежниеце, Р. Берзиня, Л. Эглите.
Памятник неоднократно подвергался осквернению местными вандалами: в 2007 году с него была сброшена и разбита мемориальная плита.
В июне 2022 года вандалы замазали памятник красной краской, волонтеры его очистили, но позднее он был вновь замазан красной краской и снесен под покровом ночи в августе 2022 года.
Далее я начал искать информацию о пароходе. Так кого же увидел Маяковский, входящего в порт?
А увидел он, через год после гибели своего друга, товаро-пассажирский пароход, ранее носивший название «Тверь»
Товаро-пассажирский пароход 10.08.1911 г. заказан за 737 900 рублей, для линий Татарского пролива и охотско-камчатской экспедиции, для плавания в Охотском и Беринговом морях. Головной в серии из шести единиц, корпус стальной трехпалубный с двойным дном и противоледовым поясом по ватерлинии, механизмы Невского судостроительного и механического завода. Имел две мачты и одну дымовую трубу, 11.06.1912 г. присвоено наименование «Тверь». По окончании постройки получил приписку к Ревельскому торговому порту под № 374.
26.05.1913 г. товаро-пассажирский пароход «Тверь» пришел во Владивосток и уже через пять дней отправился в первый западно-камчатский рейс. Затем поддерживал сообщение между портами Татарского пролива, Охотского моря и Камчатки. В зимнее время ходил в Китай и Японию. После начала первой мировой войны продолжал эксплуатировался в Дальневосточных водах. 01.05.1920 г. ушел из Владивостока в Европу, в июне 1920 г. задержан в Триесте итальянскими властями по просьбе эмигрантского правления. В декабре 1921 г. продан на аукционе итальянской компании Lloyd Triestino, затем был переименован в «Soria» и приписан к Триесту.
В январе 1926 г. выкуплен советским правительством и 29.01.1926 г. включен в состав Черноморско-Азовской главной конторы АО «Совторгфлот» получив приписку к Одесскому торговому порту. 18.02.1926 г. переименован в «Теодор Нетте». Впоследствии использовался на крымско-кавказской линии. 28.09.1928 г. передан Дальневосточному главному бассейновому управлению АО «Совторгфлот» и 26.06.1929 г. вернулся из Одессы во Владивосток, где затем получил приписку. В декабре 1930 г. стал в длительный ремонт на « Дальзаводе»
26.11.1933 г. пароход был передан во Владивостоке ВМС РККА для усиления Морских сил Дальнего Востока. В июне 1934 г. закончил переоборудование в минный заградитель, в результате чего получил на вооружение 2-е 102-мм пушки и 5 пулеметов, а в трюмы мог принимать до 200 мин. Вначале входил в состав 1-ой морской бригады (бригады заграждения и траления), а позднее — в состав охраны водного района Главной базы Тихоокеанского флота. 20.04.1939 г. переклассифицирован в плавучую базу и затем обеспечивал базирование подводных лодок типа «Л» 4-ой бригады, а с февраля 1941 г. — 2-ой бригады.
В связи с началом Великой Отечественной войны, 09.07.1941 г. возвращен в класс минных заградителей. В июле 1941 г. производил постановку оборонительных заграждений в районе Владивостока (всего выставил 1572 мины). В августе 1945 г. снова ставил мины у Главной базы флота и, кроме того, участвовал в доставке советских войск в порты Кореи. По окончании военных действий 23.10.1945 г. переклассифицирован в военный транспорт, а 06.03.1946 г. — в плавучую базу, после чего обеспечивал базирование кораблей в бухте Золотой Рог. Летом 1947 г. перешел на Камчатку и был поставлен на якорь в бухте Тарья, где затем служил для отопления кораблей и судов. 13.06.1950 г. переклассифицирован в плавучую казарму с присвоением литерно-цифрового обозначения «ПКЗ-28».
Зимой 1952 — 1953 гг. получил повреждения во время шторма и 28.02.1953 г. исключен из списка судов флота. Впоследствии переделан в плавучий причал для базирования отдельного дивизиона аварийно-спасательных судов. В 1960-х гг. надстройки и верх корпуса были срезаны, а оставшаяся часть засыпана грунтом для устройства основания одного из причалов торгового порта в Петропавловске-Камчатском.
Какая героическая судьба у парохода. Он и сейчас служит основой в порту, очень жаль, что даже Петропавловцы не знают этой интересной и правдивой истории.
Ну что же, уважаемый читатель, пришла пора раскрыть имя второго участника событий. Как же так, думал я, Нетте погиб, несколько нападающих скрылись, а почта осталась в неприкосновенности? Забегая вперед, скажу, что изучая вопрос нападения на дипломатических курьеров, я уверился в сложившейся исторической несправедливости. Я спрашивал имя человека, который отстреливался до конца и, будучи уже тяжелораненым, с простреленной рукой и пулей в животе, истекая кровью довез почту до места назначения, у многих людей. Историков, литературоведов, чиновников и даже людей имеющих отношение к дипломатии. Нетте назвали все. Второго не назвал никто.
Вторым дипкурьером был Иоганн Адамович Махмасталь (1891, Нарва — 2 февраля 1942, с. Багаряк, Челябинская область) — эстонец по национальности, так же участник Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны Участник штурма Зимнего, боев на Пулковских высотах и один из создателей 2-й Эстонской коммунистической бригады. После войны — сотрудник ВЧК.
С 1923 года — сотрудник НКИД СССР, дипломатический курьер, после инцидента 1926 года после того, как оправился от ран — заместитель заведующего отделом дипкурьеров, заведующий хозяйством посольства в Турции. В 1937 году арестован как «враг народа», против него применялись меры физического воздействия, но признания в шпионской деятельности от него не добились. Возможно и поэтому, и принимая во внимание героическое прошлое, по ходатайству «Всесоюзного старосты» Михаила Калинина его дело пересмотрели и полностью реабилитировали в 1939 году. Работала тогда такая комиссия постоянно, не часто, но людей освобождали.
С 1940 года — на пенсии по инвалидности. Во время Великой Отечественной войны эвакуировался в Челябинскую область, в село Багаряк. Махмасталь жил трудно, часто страдал от голода, местные жители рассказывали, что в село он привез фотоаппарат – диковинную вещь по тем временам для тех далёких мест. Делал снимки и менял их на еду. Но вскоре в селе с едой стало совсем тяжело. От голода и обострившихся последствий давнего ранения, Махмасталь скончался в феврале 1942 года. Похоронен на Багарякском сельском кладбище.
Долгое время о Махмастале никто не вспоминал, да и сами местные жители не знали, кто покоится на сельском кладбище. Только в 1963 году, благодаря изысканиям бывшего директора местной школы и учительницы, стало известно о его могиле. В 1965 году на кладбище появился мраморный памятник. Позже, в августе 1989 года, у Багарякской средней школы по проекту Жуковского В.Г. был сооружен мемориал и установлен бюст И. Махмасталю. Деньги на монумент пожертвовали совхоз «Багарякский» и несколько окрестных школ.
До 1994 года имя И. А. Махмасталя носила улица в Нарве (ныне — улица Суур).
Теперь пришел черед написать о деталях инцидента в поезде Москва-Рига. Подробности как писали в советских газетах «злодейского покушения» на двух советских дипломатов тогда смаковались на все лады, попутно обрастая гневными письмами советских читателей. История долго не сходила с первых полос. Освежим память. На рассвете пассажиры экспресса, на всех парах летевшего из Москвы в Ригу, мирно спали. В одном из купе поезда находилась дипломатическая почта, предназначенная для советского постпредства в молодой независимой Латвии. Её сопровождали два советских дипкурьера — Теодор Нетте и Иоганн Махмасталь. Дипкурьеры направлялись в Ригу, откуда, сдав часть груза, должны были направиться в Таллин, а уже из Таллина – в Берлин. На перегоне Икшкиле—Куртенгоф (ныне — Саласпилс) трое (или четверо) вооруженных револьверами мужчин потребовали от проводника указать на купе, в котором находились дипкурьеры. Проходя по проходу вагона, напали на советского торгового представителя Л.Ф. Печерского, который вышел из соседнего купе. Дипкурьеры, услышав шум, достали оружие, но, как предписывает инструкция, не успели закрыть купе на замок. Закрытая на цепочку дверь купе приоткрылась, и в проём с двух стволов прогремело несколько револьверных выстрелов. В результате направленной беспорядочной стрельбы дипкурьер Теодор Нетте был убит пулей в голову, зато тяжелораненый в живот и правую руку Махмасталь успел выхватить наган и с левой руки разрядил его в нападавших. Как написано в материалах следствия, когда стрельба стихла, на шум сбежались проводники и пассажиры. В проходе лежали два бездыханных тела в масках. В купе один из пассажиров подавал признаки жизни, но до прибытия состава к пункту назначения никого к себе не допустил. И даже в Риге истекающий кровью Махмасталь отказался не только от госпитализации, но и передать охраняемый им груз советской дипломатической почты прибывшему на вокзал представителю советского полпредства, заявив, что передаст её только тому из советских дипломатов, кого знает лично. Пришлось советскому генеральному консулу в Риге отложить дела и мчаться на вокзал. Лишь после вручения почты с соблюдением всех формальностей Махмасталь разрешил врачам осмотреть себя. И потерял сознание.
Как гласили материалы расследования, двое нападавших погибли при неясных обстоятельствах, по официальной версии — покончили с собой, когда нападение провалилось. По другой версии, нападавшие были ранены в перестрелке с дипкурьерами, а потом добиты другими участниками нападения, которым удалось скрыться
Погибшими оказались граждане соседней Литвы, сыновья управляющего одного из имений в пригороде Риги, братья Габриловичи. Но зачем им понадобилось нападать на перевозивших советскую дипломатическую почту? По самой основной версии, как выяснилось позднее, исполнители террористического акта не догадывались, что стали слепым орудием британских спецслужб, и даже не подозревали в какую авантюру их втянули. Им, заядлым охотникам и кутилам, крайне нуждавшимся в средствах, было сказано, что дипломатические вализы «битком набиты деньгами». Поскольку Советы постоянно что-то вывозили и что-то продавали за рубеж, версия, а вернее, «наводка» показалась братьям крайне убедительной. И они согласились разжиться деньгами по-лёгкому. По-лёгкому не получилось. Не получилось вообще, потому что их «кукловоды» преследовали иную цель: захватить документы, переправляемые из Москвы, стать в курсе наставлений из Центра и скомпрометировать Страну Советов в глазах европейцев, в первую очередь англичан, поскольку руководил операцией сотрудник британской разведки SIS (Military Intelligence, MI6) английский военный атташе в Латвии Ллойд. Реакционные круги Великобритании при поддержке русской эмигрантской диаспоры всеми силами пытались привести своё правительство к разрыву только что установленных дипломатических отношений с Советским Союзом.
За несколько дней до трагедии с дипкурьерами в поезде Москва—Рига из берлинской резидентуры поступила шифровка, что на территории Германии в ближайшее время возможно нападение на советских дипкурьеров, которые будут сопровождать дипломатическую почту в Москву. В ответ в поспредство СССР в Берлине по линии внешней разведки ушла директива «приостановить отправку дипломатической почты в Москву до особого распоряжения». Либо советские агенты слышали звон, но не знали где он, либо английской разведке содержание секретной депеши с Лубянки стало известно практически одновременно с закордонными чекистами, и они «перевели стрелки» на Ригу. Так или иначе, теракт, направленный против советских дипломатических работников, провели именно в Рижском экспрессе.
Будучи уверенным в политической подоплёке, начальник ИНО ГПУ Михаил Трилиссер приказал во чтобы то ни стало найти организаторов теракта, и сотрудники внешней разведки начали собственное расследование. Представить происшествие в виде бандитского нападения, латвийской полиции, которая вела следствие и постоянно направляла общественное мнение именно в это русло, не удалось. Раскрывающая истинных заказчиков нападения на советских дипкурьеров информация поступала и из других стран Прибалтики. Она подтверждала связь братьев с иностранными спецслужбами. Из столицы соседней Литвы Каунаса в Москву пришла шифровка: «По информации надежного источника в руководстве политической полиции Литвы, имеются убедительные данные о том, что нападение на советских дипкурьеров не носило уголовного характера, как это пытались представить следователи криминальной полиции Латвии. Братья Габриловичи, будучи заядлыми охотниками, постоянно проводили время в компании руководителей латвийской полиции, куда они и собирались поступить на службу. Среди охотников было также много иностранных граждан, с которыми братья имели тесные дружеские отношения».
7 февраля 1926 года резидент ОГПУ сообщил из Берлина: «При получении в Берлине первых сведений о нападении на советских дипкурьеров прослеживается связь морского отдела военного министерства с нападением». 9 февраля из Берлина поступило утверждение: «Морской отдел знал о нападении заранее. Английское посольство помогло». 11 февраля резидент конкретизировал: «Источник из военного министерства сообщает, что английский военный атташе в Риге Ллойд, совместно с немецким морским офицером Гаазе три месяца готовили план нападения на русских дипкурьеров. Операция финансировалась Ллойдом». 12 февраля он резюмировал: «В министерстве внутренних дел уверены, что за нападением на советских курьеров стоят английские интересы»...
Все собранные данные указывали на сотрудника британской SIS Ллойда, как организатора и вдохновителя грандиозной провокации против советских дипкурьеров. Также в числе подручных англичанина всплыла фамилия сотрудника германской военно-морской разведки, активного члена крайне правой немецкой организации «Консул» капитан-лейтенанта Гаазе, собственно, сведшего братьев с британским шпионом.
Жирной точкой в деле «Почта» стал добытый (или сфальсифицированный) оригинал письма Ллойда Гаазе: «Рекомендованные Вами два охотника произвели на меня крайне благоприятное впечатление. Не считаю целесообразным посвящать их в мои планы, но посоветовал им взять ещё кого-нибудь себе в помощь в моём охотничьем соревновании. Я серьёзно рассчитываю, что большие надежды, вложенные в эту экспедицию, оправдают себя полностью».
Так же, 11 февраля в прессе было опубликовано письмо Бронислава Габриловича своему родственнику Евгению Козлову от 22 января:
«Дорогой Геня! Я, отправляясь на смерть, оставил тебе обещанное письмо у хорошего знакомого, чтобы тот после указанного времени, если я не вернусь, отправил его тебе. Теперь ты уже, наверно, знаешь, на какую границу мы уехали, нам было неприятно идти на такую операцию, но что делать, другого выхода не было, спекуляцией почти нельзя заработать, а больше денег взять не откуда. Вы думаете, мы по-хорошему ступили на эту дорогу, тогда поверь мне, если бы можно было как-то по-другому, ни за что не пошел бы на это дело. Ты же знаешь, что службу найти очень трудно, а быть без денег и сходить с ума — это хуже смерти, потому что человек все понимает и не может жить, это очень трудно выдержать, и тогда он становится хуже зверя. Когда мы подумали про тяжелые минуты своей жизни, тогда уже не жаль было погибнуть молодыми. Мне жаль только вас и нашу семью, что у людей, которые ничего не знали об этом, будут неприятности из-за нас. Кроме меня и Антона, про это никто не знает. Я думаю, что вы много о нас будете судить, и наши фотографии будут вам противны, но если они станут вам противны, то советую их сжечь, чтобы глаза не мозолили. А теперь желаю тебе всего наилучшего и найти хорошую женушку, например, Стасю. Передай привет папе, Вере и всем остальным, и от Антона — Еве и другим знакомым. Будьте здоровы, вспоминайте и про нас, а теперь прощайте на веки вечные. Бывший твой друг Броня. Судьба играет человеком, она всегда переменчива».
Руководство внешней разведки доложило в Политбюро, что исполнители, заказчики и причины нападения на советских дипкурьеров установлены, попытка скомпрометировать Советское государство в глазах британского правительства и разорвать с ним дипломатические отношения провалилась. Правда, спустя год цель была достигнута. Советскую Россию обвинили во вмешательстве в выборы в Парламент Великобритании, в результате которых к власти пришли лейбористы во главе с Рамсеем Макдональдом, дипломатические отношения были разорваны, и про случай с дипкурьерами все постепенно стали бы забывать, если бы ни трибун революции Владимир Маяковский и его стихотворение.
Итак, дипломатический груз остался в неприкосновенности и был доставлен в полпредство СССР в Риге. Событие вызвало значительный общественный резонанс в СССР, советская сторона однозначно расценила инцидент как политическую провокацию, совершённую белоэмигрантскими кругами при попустительстве или даже содействии буржуазных властей Латвии. Расследованием занимались латвийская полиция и прокуратура, однако ни организаторы нападения, ни полный состав его исполнителей, ни даже его точная цель не были установлены. Официальное следствие признало происшедшее обычным уголовным преступлением и закрыло дело за смертью подозреваемых.
Еще пара слов про пароходы. Когда в 1953 году пароход «Теодор Нетте» был списан по старости, в стране возникло целое «Теодоровское» движение. Возглавил его капитан первого ранга запаса Михаил Иванович Кислов, который в годы Великой Отечественной войны командовал подводной лодкой Л–17. Его участники собрали достаточное количество металлолома для постройки самого современного на то время судна.
30 ноября 1963 года на новеньком газотурбиноходе «Теодор Нетте» был поднят Государственный флаг СССР. Судно работало на Архангельский флот до 1986 года, после чего было списано и продано на металл Пакистанской фирме. «Теодоровцы» опять бросили клич: на собранный металлолом был построен суперсовременный контейнеровоз, и в 1990 году он вышел в океан с именем Теодора Нетте на борту.
Но начавшиеся реформы изменили нравственные ориентиры в государстве. В 1992 году «приватизаторы» продали «Теодора» эстонской фирме. Она сменила имя судна. Четвёртое построить оказалось некому: Михаил Иванович умер, «Теодоровское» движение кануло в Лету, не вписавшись в демократию, да и судостроение в то время совсем захирело.
Так Теодор Нетте погиб во второй раз.
В 1990 году благодаря «Теодоровцам» было построено еще одно судно–контейнеровоз, которое было названо именем Иоганна Махмасталя напарника Нетте, оно и по сей день ходит в Северном морском пароходстве. Это на его многочисленные фото и объявление о наборе команды я наткнулся, начав изучать эту без преувеличения сказать интереснейшую историю.
И вот, поставив точку в историческом исследовании, у меня в голове закрутилась мысль, написать стихотворение о Махмастале, восстановить историческую несправедливость. Берясь за перо, я помнил о критике Маяковского, в том, что его стихотворение сильно политизировано… Я не берусь судить, но при написании своего стихотворения, я думал о простых людях, которые до конца остаются верными долгу, верными своей профессии, своей стране, вне времени, вне политики. По этому, на ум приходили и Иван Сусанин и Александр Матросов и Магомед Нурбагандов, с его последними словами: Работайте, братья!

О героях, пароходах и человеках.
Посвящается Иогану (Йоганесу) Махмасталю.

Много «Измов» описано в экономии политической:
Социализм, коммунизм, или, допустим, капитализм.
Но сегодня не говорим о стратегическом,
А несколько слов скажем за героизм.

Героев немало рождено Родиной
От времен былых и до наших до дней.
В школах много по истории пройдено
Про подвиги этих смелых людей.

Один, еще во времена древни,
Встретив вражьей шляхты отряд,
Повел его вместо царской деревни
На смерть, на болота, в леса наугад.

Другой, прежде чем стать скульптурой,
Увековеченной десятками талантливых рук,
Защищая товарищей, грудью лег на амбразуру,
Прекратив пулемета смертоносный стук.

Третий пример верности долгу
В наши дни случился в горах.
Отрекись, твердили озверевшие волки!
- Работайте братья, не ведая страх.

Много героев, но есть позабытые.
Помнить должна всех героев земля.
Нужно поднять книгой открытою
Славное имя из небытия.

Их было двое. Латыш и эстонец,
Что дипкурьерами почту везли.
Рига-Москва. Ночи - бессонницы.
Пуще зеницы свой груз берегли.

Под Саласпилсом в вагон вошли четверо.
Морды бандитские. Неча терять.
И разрывая тишь того вечера
Сразу, с ходу, стали стрелять.

Пуля Йоганеса щёлкнула в руку,
Вторая пуля живот обожгла.
В глазах закачалась Танталовой мукой
Густая, горячая, страшная мгла.

Первым в ответ выстрелил Нетте.
Ранил врага, но погиб.
Увековечен Советским поэтом -
Пароходом, режущим водную зыбь.

А в двери купейные лезут рыла свиные,
Празднуют победу, тянут к пакетам лапы.
Готовы выдать в эфир позывные,
Что завладели вализой, сатрапы.

Но медленно, через боль и марево,
С левой, закрутился в ответ барабан,
Сполохом взрывая тьму, как заревом
Из револьвера, системы Наган.

Огненными плевками прошивая фанеру
Купейных перегородок, зеркальных дверей.
За ум, за честь, за совесть, за веру,
Стреляя гадов, как лютых зверей.

Атака отбита. Сознанье уходит,
Пакет с сургучом не отдал.
Дотянем до Риги? Он силы находит
Вручить лишь тому, кого знал.

А дальше больница. И снова работа
В дни достославны и пламенны.
И назван был в честь его пароход
И орден был. Красного знамени.

Но в 37-м былые заслуги
Не шли ни в зачет, никуда.
Был арестован. Народные слуги
Пытали. Лихие года.

Но не сломался писать наветы,
Героям своя мораль.
Не зря фамилию Вашу поэты
Рифмуют со словом сталь.

Вечная слава народным героям,
Память людская навек.
Верный по жизни моральным устоям,
Вы - Пароход-Человек.

ЭПИЛОГ
В процессе изучения вопроса я узнал, что служба дипломатических курьеров существует и поныне. Она называется Департамент дипломатическо-курьерской связи Министерства иностранных дел России. Там работают лучшие из лучших, блестящие дипломаты, многие из них становятся послами и консулами, а так-же высокопоставленными госслужащими в различных ведомствах Российской Федерации.
В преддверии 5 февраля, дня, когда произошли вышеописанные события, дня в который с тех пор отмечают день памяти дипкурьеров, погибших при исполнении служебных обязанностей, я направил своё стихотворение с кратким пояснением и просьбой прочитать сотрудникам департамента, на электронный адрес руководителя. Через несколько дней мне пришел лаконичный ответ: «Большое спасибо за стихотворение. Мы прочли. Нам понравилось».

* Вализа - (от фр. valise — мешок; саквояж дипкурьера, пользующийся неприкосновенностью, не подлежащий задержанию или вскрытию — прим. авт.)