На Капказ
А в мае - месяце, второго - я был в Москве. Пьяно всё было. Меня от кассы к кассе компостировать посылали. На путёвке горы нарисованы. Я думаю: Какой чёрт меня понес!
Я понервничал. Я и не ехал - меня уговаривали. И корову-то больной признали. Мне Полина сноха - Васюнина сестра, продала поляку - как на навозе рос - жирный такой - сено жирное. На самосвале - Огошков Пашка - кладовщиком. Выпить ему охота, говорит: «Я, Павел, поеду!» Ну как ему откажешь? - кладовщиком. Поехали - пол-литру у меня выпросили. Поехали выпивши. Приехали - мало. Я-то уж с ними не пил. Вымолили у меня две пол-литры. Тогда недорогое вино было. И ещё выпросили: «Дай Павел на чекушку хоть!». Поехали к магазину, купили и машину где-то на дороге оставили. Меня потом ругали, как приехал: «Что же ты им дал? Могли бы и без пол-литры привезти!» Конский-то воз, он большой, а на самосвале-то каво?!
Это перед тем, как ехать.
Мне надо было сказать сразу до Сухуми, а то я до Ахале Афоне* спрашивал. Язык до Киева доведёт. Надо было закомпостировать его по дороге. Обратно-то на дороге закомпостировал - ехал спокойно.
Туда приехали - в санатории* – шахтёр - помоложе меня или в мои года. Там кто дежурят - говорят: дескать, вы с дороги. Там душ - помойтесь, пообедайте, да ложитесь.
Сидим поглядываем - он на меня, я на него. Неделю добирался - до Москвы только трое суток, да от Москвы...
Паровозик маленький - чух-чух - в тоннель. Как завезут в тоннель, как проезжаешь - тогда паровозики углём топили – сажа - где не закроют - как кочегар станешь. Ехали, как кочегары.
Поглядывали, поглядывали. Я первый открылся: «Какие мы курортники? Мы ить думали, как в госпиталь едем - на всё готовое. Мне ить путёвку бесплатно дали и на билет. Мы не отдыхать ехали, а здоровье поправить». Они переглянулись, говорят: «У нас ить есть». Смотрим: нам несут - всё шёлковое.
Помылись, оделись - себя не узнали.
А когда ехали - со мной один с севера ехал. Он посмотрел кто я такой, говорит: «Павел Иванович, посмотри». У него два чемодана было. Плащ хороший. Уйдёт куда, а я сижу - ни в туалет, никуда не сходить. У меня сумка кирзовая была. Первые сумки они крепкие были. Он мне говорит: «Ты чё-то шибко бедный!» Он видит: у меня ни щётки, ни мыла - он мне весь комплект отдал. Полотенце ещё. Я наверху ехал. Он смотрит - а у меня носок нет. Ехал, смотрел, смотрел, говорит мне: "У тебя носок нет". "Как нет? Есть». Ехал в носках от чулок - у меня - бабьи чулки прохудились - чулок проносился, а голяшка добрая. Я их порезал – голяшки - на сколь, да с одного конца порезанный зашил - как мешок. Вот и носки. «Да нет же! Какие это носки?» Он мне подал: «На вот». Свои мне оставил носки - из чемодана достал: «Знаю, что ты не купишь». Когда побежит на станции - я смотрю. Меня угостит.
А обратно ехал - ткачихи ехали, с Иванова. В Уфу одна ехала женщина - татарочка, моих лет или помладше - белая чистая. Она ехала на полке, а я в куплете - подешевше - внизу-то - на полке у меня ни постели, ничего. Она смотрит - я сижу - говорит: «Ложитесь, полежите. А то мне надоело».
Ремня у меня не было - ремень на курорте дешёвенький взял. Кепочку серенькую, дешёвенькую. А то у меня была засмолённая.
До двадцать четвёртого там я был - путёвка была. Двадцать четвёртого днём нас оттуда проводили. Меня ещё оставляли. Приглашали, как инвалида войны. Заместитель врача, Писрук который - он всё больше нами там руководил. Я ему обсказал: кто я, да чё. Он меня Ворошилову направлял: "Он тебе всё даст и денег и путёвку". Да я чё-то сдрефил, не насмелился. А то бы я с Ворошиловым поручкался. Там ить надо по минутам - по времени, когда назначено.
На экскурсию, когда ездили, на Орлиной горе - не на самой горе, а там на пригорье, где-то шибко высоко - старушка-монашка жила. Один родничок - пойдут, умоются, дальше к ней идут, где она живёт - уже чистые идут. Подходят - там другой родничок. У кого болят глаза или чё - ходили к ней. Там лампада горит у ней всегда. Я не был - не разрешили - раз у меня сердце. Ещё когда Пастуханов врач мне говорил, что у меня сердце слабое.
Ахале Афоне - я был - сам монастырь. Куда бы не шёл - всё на тебя смотрит – картинки - иконы. Вот как нарисовали - я их видел там.
Сухуми - там сад танический*. Большой сад - лес. Всяких растений, деревьев. Очень толстые - не по одной сотне лет. Всё нам обсказывали, какое, где называли. Бесстыдница* - я счас ещё помню - и много других растений.
Куда ни сунься - всё сторожа: "Билетик?"- везде надо уплатить. Я ходоком был - денег-то нет - говорю: вот мы какие - нас пропускали. Облизьяны всякие. Сестра нас водила показывала. Я за старшего ходил. Она говорит:" Я тебе доверяю". А у нас один был - у него сестра в Сухуми. "Нет одного человека!" А я сел - не пошёл докладывать долго. Что бы мне соврать: все. А я на лавочку сел. Тут лавровое дерево - наподобие тополя, тут скипидарное. Говорят: "да у его тут, кажись, сестрёнка живёт". Смотрим: он идёт - шалун. Все его окружили: "Ты чё это?!" Так и дали ему.
На второе воскресенье - озеро Рица. Я не стал на себя ответственность брать. Говорю: "Нет, я больше не буду!" И никто не стал брать. Ехать-то можно было, да платить - за плату. А кому, как мне платить нечем, больше и не ездили. Возле дачи ходили. Жёлтый высокий забор деревянный. А там в середи – лечебница - где он отдыхал - Сталин - в свободнее-то время. Внутри я не был.
В ванных сидели тёплых - прогревались. Вот так вот: лежу в ванне, а сердце, чтобы открытое было. Вода-то не шибко горячая. Мне не разрешали долго сидеть - как сердце больное. Вот уж действительно там лечили! А потом как трубкой телефонной - где: аллё-аллё - вроде, как разглаживают мне грудь-то.
Хорошо я там поддержался. Только дорогой истомляет. А по горам мне ходить не велели - сердцу тяжело ходить.
И плавать я не умею. Помаленьку, метра три, пяток – больше-то не могу - задыхаюсь. Недалеко заливчик маленький был, по грудь - глубже не было. Видать, какое дно: камушки, галька мелкая. В море-то я не купался, а сюда ходил, мылся утром рано, до солнышка. Камни чистые - с моря как заходит вода - обмывает их. Вроде как нарочно кто сделал: тут камень, тут камень - для малышей, которые плавать не умеют.
На Чёрном море я только море видел. Море - когда смотришь, когда оттудава валы - всякий лес, мусор тащит сюда, колышется. Может, нарочно кто кидает. Гальки навалит. Волна идёт стеной высоко. Камни какие на берегу. Пена и обратно волна покатится – шум. Гальки обратно в воду: катает туда-сюда, а всё же берега сохраняет, не даёт размывать. На пристани стояли. Амфины* выпрыгивают - метров сколь от тебя, высоко, как лошади - я это помню. Катера там подъедут к пристани, ездят, гуляют. Я вроде насмелюсь, подойду, а потом - страшно – берег круто вниз - Ну, думаю, катайтесь, а я с берега посмотрю.
Я домой ещё полста рублей привёз. И камушек привёз – красивые, всяких сортов.
* Ахале Афоне (Новый Афон) - посёлок городского типа в Абхазии.
* Санаторий "Абхазия".
* Сухумский ботанический сад.
* Бесстыдница - Земляничник мелкоплодный или Земляничное дерево красное( лат. Аrbutus arolrache)- вечнозелёное дерево.
* Амфины - Афалины или бутылконосый дельфин, или большой дельфин.
Свидетельство о публикации №224111000140
По тем временам это большие деньги были - 1200?
В деревне не заработаешь
Повезло Павлу Ивановичу отдохнуть и мир посмотреть
Бедность тогда была, да и потом ещё долго люди спали на голых лавках, а в общем вагоне вторая полка- это уже комфорт.
Когда студенткой была поездила домой, видела
Ну, что ж, эта наша история
Из песни слова не выкинешь
А Петр Иванович ещё и сдачу домой привез, да камушков
Улыбаюсь, сама возила
Спасибо Вам, Сергей, как всегда, с удовольствием!
Всего Вам доброго, Светлана
Лана Вальтер 10.11.2024 13:34 Заявить о нарушении
Всего Вам наилучшего, Светлана! С уважением. С.К.
Сергей Костромитин 10.11.2024 18:52 Заявить о нарушении