Как я стал мужчиной. Эротический рассказ
"Эротическое наслаждение является критерием всех прочих радостей." Эпикур. Душа и мысли. III век до н. э.
198...год. Я нахожусь в специальной командировке по линии Юридического отдела МВТ СССР в одной из стран Латинской Америки. Изредка приходится бывать на морском побережье и любоваться роскошными и изящными фигурами местных, отливающих бронзой красоток. Креолки, мулатки, изредка встречаются шатенки, а ещё реже - блондинки, заброшенные сюда стремлением заработать, предоставляя свои гибкие и упругие тела в объятия заезжих толстосумов, отдыхающих в престижных прибрежных отелях.
Соблюдая все инструкции по личной безопасности, разговора с ними по собственной инициативе не завожу. Но на редкие и назойливые вопросы, как бы нехотя, отвечаю на не вполне освоенном испанском или начинаю "косить" под "пшека", переходя на польский, которому меня научила бабушка в далёком детстве.
Лежу на пляже Картахены. Звучит музыка " Чудесная Коимбра", уносящая меня в молодость, связанную с любовными воспоминаниями, бередящими душу и заставляющими вновь вскипать мою кровь….
Знойное лето 1951 года. Уже второй сезон я тружусь в Гидроизыскательской партии, ведущей работы по изучению фарватера реки Шилки в Забайкалье и составлению карты перекатов для будущих дноуглубительных работ с целью обеспечения безопасного судоходства. Среди рабочих я самый образованный, имеющий за плечами восемь классов. Из девятого выгнали "с треском" за дерзкое поведение, пререкания с директором школы и за отказ внести триста рублей в оплату за обучение в очередном учебном году. Ну, а поскольку я самый не только образованный, но ещё и начитанный, то мне доверили дополнительную обязанность артельщика. Это означало, что я должен был приобретать у местного населения продукты для пропитания коллектива из двенадцати человек. Деньги под строгий отчёт давал начальник партии.
Сплывали мы вниз по течению реки на небольшом баркасе от Сретенска до и до Усть-Стрелки,где начинался Амур, промеряя все перекаты.
Что и говорить: работа была не из лёгких и требовала больших физических затрат. В тот год мне исполнялось 18 лет и по отношению к прекрасному полу я был ещё девственник.
Однажды мы стояли чуть пониже села Нижние Куларки, расположенного на левом берегу Шилки в живописной местности.
Как-то под вечер начальник партии даёт мне денег, суёт в руки трёхлитровый бидон и говорит:" Валяй на ферму за сметаной и порожняком не возвращайся!"
Иду по ещё не тронутому косарями лугу. Кругом высокая, изумрудная с переливами трава и цветы, цветы, цветы. Бескрайнее море. Красотища и простор, аж глаз не берёт! А в небе устроенная стрижами карусель и их крики:вжиу-у, вжи-у, вжи-у. И снижаются так низко и со свистом пролетают по обе стороны от моей головы, обдавая тугой струёй воздуха, что я начинаю всерьёз беспокоиться: как бы они своими жесткими крыльями не срезали мне уши.
Подхожу к ферме. Жара несусветная. Коровы стоят под навесом из жердей и уложенных на них берёзовых веток и обмахивают себя хвостами; в глаза назойливо лезут мухи; с пчелиным гулом проносятся пауты. В ноздри ударяет запах навоза и прокисшего молока. Две вислоухие дворняги подхватываются из-под навеса и с лаем бросаются ко мне, но , встретившись с моим смелым взглядом, замолкают, миролюбиво обнюхивают ноги, руки и бидон и возвращаются на место, лениво виляя хвостами. Жара сморила и их.
У сколоченного из оструганных сосновых досок стола и алюминиевых фляг стоит группа моложавых, грудастых женщин и девчат моего возраста и чуть постарше. От их любопытных и многозначащих взглядов аж защемило на душе.
Набираюсь смелости и говорю да так бодро:" Здорово, бабоньки!"
- Здорово, мужичок!
- Сметаны продадите?
- Продадим! Как тут не продать?- вразнобой отвечают женщины, а одна из них такая бойкая, чернявая, с ямочками на румяных щеках, упёрла руки в бока, степенно подошла да так, что чуть было не упёрлась своими пышными грудями мне в лицо и говорит, повернувшись к остальным дояркам:
- Да для такого неожиданного гостя не только сметаны, себя не жалко!
Все дружно рассмеялись, а я вдруг лишился дара речи. И она стоит в прежней позе , выставив вперёд изящную загорелую ногу с округлым коленом и словно сверлит меня своими чёрными очами, излучающими и любопытство, и независимость, и оттенок умоляющего ожидания. А от грудей струился молочный запах, как от младенца, с непонятным и ранее не встречаемым оттенком. По-видимому, это были те самые феромоны, которые подают сигнал: "Я твоя". Но что я тогда, ещё неопытный юнец, охломон сельского пошиба, мог знать о каких-то там феромонах!?
Я стоял зачарованный, в груди приятно заныло, во рту неожиданно стало сухо, а по телу прошлась мелкая дрожь. Чувствую, что у меня начинают гореть щёки и уши, и вот-вот начнёт урчать в животе. В голове молнией проносится мысль: " Вот с кем надо уединиться на сеновале и обцеловать её, начиная с чудесных глаз и кончая округлыми коленями. А далее..добраться и до заветного талисмана, сводящего с ума пылких мужиков. А потом уткнуться головой в её роскошные груди и что-то ласковое говорить и говорить до бесконечности."
Вся эта желанная картина промелькнула в долю секунды. Девчата продолжали смеяться и что-то говорить, но я уже ничего не соображал и пытался прикрыть бидоном оттопырившуюся ширинку моих штанов. Тут подошла пожилая доярка и обратилась к девчатам:
- Ну что вы над парнем потешаетесь!? Он, бедный аж покраснел и не знает, как ответить на ваше зубоскальство!
Затем взяла у меня бидон и говорит располагающим к доброте тоном:
- Айда за мной!
Покорно иду за ней, оглядываясь по сторонам, держа одну руку в кармане по известной мужчинам причине. Заходим в сепараторный пункт, где она наложила в бидон сметаны и лично мне налила полный стакан свежих сливок, предложив их тут же выпить, что я и сделал с превеликим удовольствием. Завязался разговор и она спросила, откуда я и как попал в изыскательскую партию, а затем воскликнула:
- Так ты сын секретаря райкома Гриши Родионова!? Хороший человек, его тут в нашем колхозе все уважают. Передавай ему привет от Ананьиных и Таскаевых.
А денег за сметану так и не взяла. Когда я вышел из помещения и сказал девчатам: " До свидания!", то они полушутя-полусерьёзно сказали:
- Приходи к солносяду и приводи с собой друзей. Скучать не будете. Уж мы тут развеем ваше одиночество!
Я что-то отвечал невпопад и всё искал глазами ту смелую дивчину, вынудившую почти вскипеть мою кровь. Наконец, увидел и слегка махнул ей рукой. И она сняла с плеча полотенце и стала махать им, выписывая круги над головой.
Через полчаса я уже был на месте стоянки нашей партии. Баркас поднял якорь и мы сплавились на 3 км ниже, на Байтусанский перекат. Свидание в тот вечер не удалось.
На другой день работу начали в шесть утра и закончили рано. После ужина я взял лодку и орудуя шестом в течение часа поднялся до фермы. Переполненный волнительным ожиданием подхожу к ферме. Собаки встречают меня миролюбиво, повиливая хвостами. Стадо возвращается с пастбища, а доярки под навесом готовятся к доению. Подхожу, здороваюсь и ищу глазами свою избранницу. А вот и она. Спрашивает:
—А что ж это ты один-то? Где же твои друзья?
— Да постеснялись что-то.
— Вот те раз! Ну и мужички пошли! Ну, ладно. Пойдём со мной на дойку. Оставлять тут тебя опасно. Не дай Бог, подруги уведут. Они ведь у нас шибко любвеобильные. Тебя как звать-то?
— Гена.
— А меня: Юля. Считай, что познакомились. Бери второй подойник и иди за мной. Посмотришь как нам молочко достаётся.
В тот вечер я покорно следовал за Юлькой, с радостью исполняя все её указания, превратившись в помощника. Коровы смотрели на меня как на незнакомца, с любопытством, выпучив глаза. Я освоился быстро, ибо вырос в семье, где была корова и имел навыки ухода за нею.
С наступлением сумерек дойка закончилась и Юлька пригласила меня в гости. Беседуя о том и сём, незаметно пришли в деревню. Юлька сказала, что была замужем и муж погиб на охоте два года назад. Её дом стоял с краю. Внутри было чисто и уютно. Нас встретила сутулая старушка, разглядывая меня с любопытством и не задавая лишних вопросов . На стенах в деревянных рамках висели фотографии мужчин в казачьей и красноармейской форме и пожилых женщин с усталыми и грустными взорами. « Воины и забайкальские мадонны»- подметил я.
На одной из стен висела гитара. Взяв её в руки, я набрал несколько аккордов и сыграл романс « Мой костёр». Старушка слегка прослезилась, вытерла уголком платка глаза и тут же пригласила к ужину. Я ни от чего не отказывался. Ни от яичницы на сале, ни от творога со сметаной, ни от ароматного травяного чая с мёдом и пирожками. Голова же была занята одной мыслью : скорей бы оказаться с Юлей наедине.
И этот миг настал. Через час мы с ней оказались на сеновале амбарчика. Я с дрожанием припал к роскошному девичьему телу, отрешившись от рассудка и провалившись в бездну наслаждений. Юлька впилась в мои губы и сдавила торс своими горячими бёдрами . Она истово стонала в такт движений сплетённых тел.
В её глазах бился дрожащий огонёк, подобный солнечному зайчику. Вслед за этим зазвучали и нежный шепот, и тихие всхлипывания, и возбуждающие слова.
Пропели первые петухи. - Давай миленький, немного поспим, наберёмся силёнок,—прошептала Юлька.
Истощив не только суточный, но и, пожалуй, весь недельный, физиологически материализованный ресурс любви, я вытянулся вдоль девичьего тела, уткнув голову в её левую грудь и ощущая, как ритмично бьётся её горячее сердце. Тук-тук, тук-тук: раздавались удары Юлькиного сердца, отдаваясь эхом в моей голове и во всём теле и совпадая с ритмами моего сердцебиения. Но это были не просто ритмы. Это самое седое Время напоминало нам о скоротечности жизни всего сущего в подлунном мире и секунду за секундой приближало нас к развязке любовного свидания, состоявшегося не иначе как по воле Божьего промысла. Но, как гласит пословица :"Счастливые часов не наблюдают". Так и мы, счастливые и беспечные, утомлённые взаимными ласками, погрузились в короткий предутренний сон. Уже засыпая, я всё ещё гладил левой рукою девичий живот, продвигаясь всё ниже и ниже, остановив ладонь на шелковых завитках её талисмана, ощущая, как по руке и далее по телу разливается исходящее от Юльки тепло. Затем почувствовал, как она, обняла меня правой рукой, забросила свою ногу на мои бёдра и засопела, как дитя. Да и я тут же погрузился в сон, словно провалился в бездну.
Попели вторые петухи, предрекая рассвет. Юлька, положив голову на мою грудь, шептала.
— Да ты ещё совсем ничего не соображаешь в любви! Будь смелее и напористее да и понаглей и тогда все девчата будут твои. Они ведь смолоду-то почти все: дуры набитые! Сам потом увидишь. Красавчик ты мой! Лицом приятен, телом статен, походка лёгкая, да и умом, по всем видам, тебя Бог не обидел. Я бы с тобой пошла хоть на край света! Боже, что же я такое говорю-то?! Ведь ты же ещё так молод: пацан да и только. И, судя по говору, какой-то не наш, не деревенский забайкальский гуран, а навроде городского и не иначе, как откуда-то с Западу.
- Я, Юленька, родом с Алтая. Мой отец - журналист по образованию, потомок крестьян, переселившихся в начале века с Черниговщины, а мать: внучка поляков, сосланных в Сибирь ещё в старые времена. Дома всегда были газеты и журналы и благодаря им я научился читать с четырёх лет и уже до школы прочитал много книг.
- Эвон оно чё! Вот ты откуль такой ветляный*, бравый, темпераментный и горячий. Скороходик ты мой сладенький!
Говоря это, Юлька медленно и нежно водила ладонью по моим вихрастым волосам, лицу, груди и животу, одновременно целуя глаза, щёки, припухшие губы, скользя всё ниже и ниже, дойдя, наконец , до самого заветного места.
Наряду с этим, по моей чувствительной коже скользили её упругие груди, то полностью прижимаясь, то касаясь лишь кончиками сосков, вызывая волшебное, ранее не испытываемое наслаждение. Того физиологического и психологического напряжения, что было вечером накануне свидания, я уже не испытывал - от него избавили ночные соития с Юлькой. Теперь же по всему телу разливалась приятная истома, делая его малоподвижным и покорным.
Когда же пухлые, тёплые, влажные и нежные юлькины губы коснулись того самого места и стали его ласкать, то на меня снизошло внеземное наслаждение и я ощутил себя погружающимся в мягкую и нежную морскую пену, в которой миллионы незримых микроскопических существ касаются моей кожи своими шелковыми щупальцами, пропуская через меня слабые электрические импульсы. Эти импульсы то собираются в пучок там, где меня ласкает Юлька, то разбегаются вновь по поверхности всего тела. Я лежу, не в силах что-либо сказать, издавая лишь лёгкие звуки в такт девичьим манипуляциям, а она ритмично издаёт еле слышный лёгкий стон.
В наслаждении Юлька таяла с умирающими глазами.
Настал тот миг: «... соединенья и душ, и тела, и крови.»
Пропели третьи петухи. Забрезжил рассвет. Юлька присела, прибрала волосы и сказала , что ей пора собираться на работу. Спустившись с сеновала, мы обмылись за амбаром колодезной водой, настоявшейся с вечера в деревянном бачке. Быстро позавтракали и расстались за калиткой. Юлька стиснула меня в своих объятиях, поцеловала и прошептала : « Ночь была бесподобной. Я буду помнить её всю жизнь. Приходи, когда сможешь. Буду ждать и надеяться.» И она, одарив прощальной улыбкой, легко поспешила на ферму, а я как очумелый, ещё не оценивший: что произошло, пошел к реке, сел в лодку и отплыл на фарватер, ощущая необыкновенную лёгкость в теле. Через час уже был в своей палатке на берегу Байтусана.
По окончании съёмок переката мы спустились вниз по течению до Усть-Чёрной и Юльку я больше не видел. Но память о ней осталась в душе на всю жизнь.
На фото автор в день сорокалетия. 1973 г.
Примечания: Ветляный - живой, разговорчивый, приветливый и обходительный человек. Термин распространён в Восточной Сибири, Забайкалье и в Приамурье.
Свидетельство о публикации №224111001465