Родная земля

   Около полудня сидел дед Пахом у подъезда необъятной городской девятиэтажки, в котором жила дочь Александра. Город, шум, суета... Бабье лето дарило земле и людям последнее тепло, ласковое и нежное, не обжигая и не ослепляя солнечными лучами. Листья на деревьях кое-где начинали менять окраску, напоминая о том, что пришла осень. Серые воробьи прыгали по асфальтированной дворовой дорожке. На  детских качелях в виде доски, соединенной стальными цепями с рамкой, каталась рыжая некрасивая девочка лет пяти. Мальчик постарше, тоже рыжий, должно быть, брат, раскачивал качели: вверх-вниз, вверх-вниз...
     "Вот так и жизнь: то вверх, то вниз"- подумал дед Пахом, глядя на мир. Весь седой, заросший белой щетиной, худой старик в немодной балониевой куртке и несуразных штанах, с вытцвевшими от времени, глубоко посаженными глазами, сгорбленной спиной, и в истоптанных шлёпанцах напоминал саму Вечность. Обновки, купленные дочерью, упрямо надевать не хотел, как она ни упрашивала... Большие коричневые кисти рук с узловатыми пальцами лежали на коленях, свидетельствуя о нелегко прожитой жизни. Руки трудяги...
   Дед Пахом потянулся к карману куртки, достал начатую пачку " Ватры", зажигалку и закурил. " Душу протопить"- так это у него называлось. Вот и пролетела жизнь... Вчера дочка устроила отцу праздник по поводу юбилея: как-никак 80.
   Старуха Аграфена померла два года назад, хотя была и моложе мужа на четыре года. Рак груди... Не спасли. Операция, сделанная за год до кончины, только продлила страдания. Химия, облысение... Ничего не могла есть на фоне этих капельниц, потом- таблеток. Рвоты, переливания крови, растворов разных из пузатых бутылок... Пахом часто мотался в область, в онкодиспансер к жене. И после выписки не отходил, гладя  шершавыми руками то, что осталось от самой любимой, жалея. А какие были косы у молодой Аграфены, какие волосы густые, когда распускала перед сном, цвета пшеничных спелых колосьев. И запах от них исходил, как от луговых трав.
   - Тять,  обедать идите, - позвала дочь с балкона третьего этажа. - Я щей наварила с кислой капустой, как Вы любите, да котлет нажарила.
   Как не хотелось деду Пахому подниматься с крашеной длинной скамейки, заходить в дом. Он знал, что если зайдет,  уже не выйдет до завтра, сил не хватит. А будет ли оно у него то " завтра"?
   - Может, спуститься мне Вам пособить?- предложила Александра.
   - Нет, я помаленьку сам, - проскрипел старик. Он уже научился нажимать на кнопки лифта. Даже на третий этаж подняться по лестнице ему было тяжело.
   Как отпел батюшка и схоронили мать, стала Александра зазывать отца переезжать жить к ним с зятем в городскую квартиру. Ведь в глухом селе даже фельдшера не было. Фельдшерский пункт был, но давно стоял на замке: молодые медики долго в деревне не задерживались. Всё отказывался Пахом. Всё не мог расстаться с избой, которую они с Аграфеной сами строили, с огородом, с фруктовым садом. Яблоки  "антоновка" были крупнющие, изумрудные и не кислые, и всю зиму в подвале, как только сорванные лежали. Со временем трудно становилось самому заготавливать уголь и дрова на зиму, топить печку. Дети помогали, как могли. Зять был хозяйновитый. Продали корову, зарезали поросенка. Только куры оставались, пес Шарик, дряхленький и слепой, да кошка Марфа, тоже такая старая, что и котят уже не приносила...
Александра  отцу домработницу  наняла, тетку Глашу. Всё приготовит, постирает, приберется, за хозяйством присмотрит. И недорого брала Глаша, цену копейке знала. Да стал прихварывать дед. Смерть жены здорово его подкосила. А ездить за лекарствами надо было в соседнее село, где и участковая амбулатория еще сохранилась. Но, вот, стало совсем невмоготу, что в пору было и сиделку нанимать. Не оформлять же в дом престарелых при живой-то дочери. Да и очередь туда - не дождаться. Вообще, у деда Пахома две дочери было. Младшая Надежда жила в столице, замужем за бизнесменом. Только изредка по телефону звонила. Интернета-то не было у деда Пахома в деревне, как и газа из трубы.  Только в баллонах привозили, кто мог. А ежели бы и был Интернет, разве освоил бы старик современный гаджет? Пенсию почтальонша на дом носила. Так и жил - век доживал... Как только врос дед Пахом корнями в своё село, в родную землю, на которой полвека стояла его бревенчатая изба! Старшая Александра с мужем и сами ремонты делали, и рабочих нанимали: то веранду подправить, то сарай, забор, то крышу перекрыть,  то внутри потолки побелить да обои новые поклеять.
   Прошёл месяц после переселения деда Пахома в город. Зачастили дожди в октябре.  Начался листопад. Затеплились батареи в городской квартире Александры- запустили ТЭЦ.
   Встал как-то рано утром дед Пахом и к дочери:
" Отвези да отвези домой".
   - Да что же у нас Вам, тятя, не так? - даже обиделась Александра. - Зима на носу. Ни угля, ни дровишек не заготовлено. Да и где искать кого по уходу? Глаша-то, слышала, замуж вышла...
   - От тоски помру я у Вас, - чуть слышно пробормотал старик. Не привык я в городе-то. От земли высоко...
   - Доживём до весны, когда потеплеет, - подвела черту разговору дочь. - Сама на такси отвезу...
   Прошла ещё неделя. Хмурый шаркал по трёхкомнатным апартаментам дед Пахом. На улицу уже не спускался, только курить выходил на балкон, нагоняя холоду.
   Однажды, проснувшись ненастным угрюмым утром, ни дочь, ни зять не обнаружили старика в своем доме.
   - Господи! Да неужто сам ушёл?- запричитала Александра. Муж Степан отпросился по телефону с работы, завёл свой мотоцикл. Погнали в сторону деревни, где родительская изба. А это было километров 10 от города.
   Не успели за город выехать, как в ужасе увидели на обочине трассы, под старой плакучей березой, почти совсем облетевшей, бездыханное тело отца. Никаких следов насилия на нём не было и близко. Лежал с  умиротворённым лицом, заросшим седой щетиной, и дождь плакал над ним, колотя по голове без шапки, по балониевой куртке, по голой левой ступне. На правой -  едва держался суконный, набухший влагой тапок...