Коты в моей жизни. 1. Васька

Кот Васька – наверное, это одно из первых, что появилось в моей жизни.
Я хорошо помню его. Это был лобастый крупный кот – этакий кот-мужик, знающий всё про жизнь. Взгляд его зелёных глаз был целеустремлённый, озабоченный, но не суетливый. Шерсть – короткая, серо-бурого цвета в полоску. Таких котов часто рисовали на лубочных картинках.

Это был мамин кот. Он признавал только её. Я подходила к нему уважительно и не помню, чтобы гладила его, если только чуть-чуть касалась пальчиками головы, – такой у него был независимый вид. Меня он, похоже, терпел рядом с собой поскольку-постольку.
Мне интересно было знать, как он живёт? Мы вместе выходили во двор, и он стремглав бежал в подвал, который имел в нашем доме отдельный вход с улицы. Понятно, что у него была там своя насыщенная жизнь.  Я ревниво смотрела в сторону убегающего кота и задумывалась – что он там делает?
 
Я любила сидеть на широком тёплом подоконнике в большой, родительской комнате. В нашей с братом комнате был балкон, всегда наглухо закрытый. А на подоконнике было комфортно сидеть и смотреть на наши ясли с двором, а, главное, – на нашу собаку с гордым именем «Джульбарс».
В 1935 году вышел фильм про героическую овчарку с такой кличкой, служащую на границе, вот в честь её папа и назвал свою собаку. Я даже помню, каким тщеславным тоном он произносил это имя — «Джульбарс», как будто часть подвигов той легендарного собаки была совершена нашим псом.
А наш Джульбарс был и мастью поскромнее – дворняга, похожая на лайку и отдалённо – на овчарку. Но службу свою он нёс исправно  – стерёг нашу сараюшку, в которой папа хранил дрова для кухонной печи. Заметив идущего мимо «подозрительного», как ему казалось, прохожего, Джульбарс накидывался на него со всей яростью цепного пса. Прохожий от неожиданности отскакивал в сторону, но, оценив длину короткой цепи, успокаивался и шёл по своим делам дальше. Мы с братом гордились нашим Джульбарсом.

С подоконника хорошо был виден пустой, как правило, двор ясель, куда нас с братом водили. Я оттуда помню только два эпизода. Первый — это белочка в колесе во дворе ясель. Мне не понравилась эта затея. Белочка бежит, бежит куда-то, но из колеса вырваться не может. Больше я к ней не подходила. И ещё я  запомнила, как после лета мне не хотелось идти в ясли. Но у ворот встретилась с подружкой Ниной, и мы очень обрадовались друг другу. Было мне тогда не больше 2,5 года. Я даже помню, какое платье на мне тогда было — неуютное, сиротское, которое нам выдали после пожара в Гусе-Хрустальном, но об этом потом.

Работающим женщинам в то время позволительно было сидеть со своими детьми только до двух месяцев. Мама рассказывала, что, когда приходила в школу (она работала учительницей), то скорее бежала в туалет – сцеживаться; молоко так и бежало по ней!
И ещё, она рассказывала,  как впопыхах однажды забыла надеть юбку, подумав на черный низ комбинации, что это юбка. Техничка уступила ей на время свою. Трудно было маме с двумя маленькими детьми. Брат всего на 1,5 года был меня старше. Сдавали нас в ясли, но там мы часто болели, и родители, порой, нанимали няней.

 Моим родителям, когда они поженились, толком негде было жить, и они с годовалым моим братишкой приехали к маминой родне в Мончегорск. Рядом строился город Оленегорск (тогда ещё посёлок) – здесь стали разрабатывать добычу железной руды. Город нуждался в квалифицированных работниках. Папа был демобилизованный после войны офицер, связист, мастер на все руки, и когда я родилась, ему дали ключ от двухкомнатной квартиры в Оленегорске. Мне было два месяца, город всего на два года был старше. Мы росли вместе.

Но вернёмся на тот мой подоконник.
Здесь у меня целая россыпь маминых пуговиц. Я их высыпала из маминой шкатулки, перебирала, разглядывала со всех сторон, любовалась. Особенно мне нравилась одна небольшая пуговица – ярко зелёная на жёлтом металле. Теперь-то я понимаю, что дизайнер пуговицы постарался изобразить орешек, из сказки Пушкина «О царе Салтане»:  «А орешки не простые, всё скорлупки золотые, ядра – чистый изумруд».
Эта «Зелёная пуговица» – не просто пуговица, это символ моего счастливого детства.  Она и сейчас у меня есть. Не расставалась с ней всю жизнь, сохраняя уже в своей шкатулке. Зелёная пуговица будоражит ностальгические воспоминания и будит во мне ту детскую радость.

Однажды Васька в своём злачном месте, подвале, подхватил нехорошую болезнь – лишай. Он возник у него на лбу – дотёрся-таки там с неприличными приблудными кошками! Родители пришли в ужас – в доме же дети!
Папа засунул кота в мешок и понёс в лес. Куда-то далеко он его унёс. Мне было жаль кота и тревожно за его судьбу.
Но кот вернулся! Родители поняли, что от него никуда не деться, смирились, и мама стала мазать кошачий лоб какими-то мазями. И лишай исчез.

К пяти годам меня отправили жить к тётям, потому что мама не справлялась – в школу пошёл мой брат, и я ему «мешала делать уроки», как объяснила потом мне мама. Надо сказать, что я всю жизнь держала обиду на своих родителей, которые вырвали меня на год из семьи. Весь год у этих двух незамужних и бездетных тётей, родных сестёр папы, я чувствовала себя как в тюрьме, каждый день ожидая лета — когда, наконец, за мной приедут мои родители?
Осенью следующего года меня вернули в Оленегорск. Оказалось, что теперь у нас другая квартира — тоже двухкомнатная, но с ванной. Прежняя мне больше нравилась, и я по ней скучала, тем более, что на её большой кухне со временем тоже стали устанавливать ванны, разделив помещение надвое.
Васьки и Джульбарса уже почему-то не было.

P.S. Ясельная группа (Строительная, 9). Я в младшей группе, сижу внизу, четвёртая слева. Мне жаль этих маленьких детей, но, что же делать? Мамы должны были работать. 1952г.

Продолжение  http://proza.ru/2024/11/13/806