Сиония Израиль за краем света

Аннотация

Семнадцатый век не лучшее время в Европе. Религиозные войны, голод и эпидемии. Плохо всем, но евреям плохо вдвойне. Они чужие, а значит, виновны во всём. Неурожай случился – евреи через каббалу наколдовали, чтобы добрых христиан извести. Река обмелела – опять без евреев не обошлось. Воды пьют много. Гетто еврейское, оно же как раз возле берега стоит, всего в трёх кварталах. А уж если эпидемия случится, то... И ладно, если просто налогами давить начнут, можно и откупиться. Деньги – дело наживное. Но ведь  могут и изгнать, лишив всего в одночасье. Или того хуже: сразу на костёр за отказ от крещения, ежели в погроме уцелел. Но не всё так мрачно, как кажется. Есть Америка, в колонии которой в поисках лучшей жизни уже перебралось немало народу, а ещё Австралия. Далёкая южная земля на краю света, совершенно не освоенная, но вполне пригодная для жизни и, что немаловажно, не находящаяся ещё под властью ни одного  европейского монарха. Так почему бы и нет? Если другие народы могут создавать колонии за морем, чем же евреи хуже? Да, конечно, Австралия намного дальше Америки, но в этом есть и плюс. Можно жить и дышать свободно, а ещё копить силы, чтобы когда-нибудь вернуться в Землю Обетованную и... Но это дело будущего, а пока четыре галеона ушли в океан. И если всё пройдёт хорошо, то через год... Но год истёк, за ним второй, третий, и ничего, никого. Значит, погибли, так решили все и в этот раз оказались неправы. Просто недалеко от мыса Доброй Надежды, там, где встречаются волны Атлантического и Индийского океана, что-то пошло не так, и странный зелёный туман окутал идущие в кильватерном строю корабли, и Солнце вдруг скакнуло на небе и обратило своё движение вспять, а на востоке или, вернее, там, где только что был восток, из-за облаков появилась огромная, не похожая на Луну, Луна, от света которой ночью светло, как днём. Что это? На ад не похоже, на рай тоже. Во всяком случае, ни чертей, ни ангелов не видно. Но зато по берегам широкой реки, в которую вдруг превратился океан, зеленеют изумрудной травой луга, а среди огромных, никем ранее не виданных деревьев порхают странные птицы. Так где же оказались те, кто отважился пересечь два океана ради свободы и новой жизни?
В 1543 году польский астроном Николай Коперник в своём бессмертном труде «О вращении небесных сфер» убрал Землю из центра мироздания, доказав, что она лишь одна из планет, вращающихся вокруг Солнца в сфере неподвижных звёзд. А немногим более чем через полвека сожжённый «добрыми» католиками Джордано Бруно, развив в своей философии учение Коперника, утверждал, что и Солнце отнюдь не есть центр мира, а всего лишь рядовая звезда из множества звёзд, вокруг которых так же вращаются  похожие на Землю планеты. Бруно сожгли, но сжечь не значит опровергнуть. Ему на смену пришёл Галилей, открывший в свой телескоп лунные горы и спутники Юпитера, тем самым окончательно доказав, что Земля как планета не уникальна. Так что ответ очевиден. Это не Земля, а другая планета, но очень похожая на Землю или даже не планета, а спутник – луна, поскольку вращается вокруг планеты, подобной Юпитеру, а может быть, и Юпитера. Галилея бы сюда, он бы разобрался. Но со всей очевидностью ясно одно: назад пути не будет, ведь просто так подобное не случается, а поскольку здешняя земля обильна и плодородна, стоит ли быть недовольным судьбой, идя против воли Бога, уподобляясь пророку Ионе. А то ведь в этот раз чревом кита может и не ограничиться.







Часть 1
ИСХОД

Глава 1
Судьба однажды стукнет в дверь, и ты уйдёшь за ней

– Господин Ван-Вейден, к вам можно?
Стук в дверь оторвал Абрахама Ван-Вейдена, штурмана Голландской Ост-Индской компании, только что вернувшегося из очередного плавания, от состояния блаженного ничегонеделанья. И хотя каюта штурмана, фактически второго человека на корабле, не намного уступает каюте капитана, ей даже отдалённо не сравниться с комфортом комнаты не самой дорогой припортовой таверны, где можно просто посидеть в тишине и одиночестве у распахнутого окна, разглядывая лес мачт над портом, отдыхая душой и телом от перипетий очередного плавания, строя планы на будущее или анализируя жизненный путь за истекшие три с половиной десятка лет.
И вот теперь это во всех отношениях приятное времяпрепровождение было бесцеремонно нарушено.
– Это ещё кто? – Абрахам Ван-Вейден недовольно поморщился. – Кого там морской дьявол принёс в воскресенье, после обеда, когда все добропорядочные люди...? А впрочем, возможно, действительно что-то важное, раз в столь неурочный час явились. Ну, это сейчас узнаем.
        И произнёс:
– Входите, не заперто.
Дверь распахнулась, и на пороге появился человек, увидеть которого здесь и сейчас Абрахам Ван-Вейден ожидал меньше всего. Мужчина возрастом лет под пятьдесят. Широкоплечий. Дорогая, по последней моде одежда. Густая, коротко подстриженная борода. Южный, чем-то похожий на испанский, тип лица. Уверенный, цепкий взгляд проницательных голубых глаз.
Явно не посыльный Ост-Индской или другой торговой компании с предложением о заключении очередного контракта и не сосед по этажу, решивший заглянуть к бывалому морскому волку, послушать удивительных морских историй. Скорее всего, купец, причём, судя по одежде, иностранный, с юга Европы. Из Испании, Португалии или их заокеанских колоний. Возможно, судовладелец или капитан торгового корабля. Но, как бы там ни было, человек явно с серьёзными намерениями.
От полусонного состояния Абрахама Ван-Вейдена мгновенно не осталось и следа. Он поднялся навстречу гостю.
– Абрахам Ван-Вейден. С кем имею честь?
– Исаак Штерн. Купец-негоциант (примечание 1) из Гамбурга, – представился вошедший. И тут же без паузы продолжил: – Герр (примечание 2) Ван-Вейден, прошу извинить за возможный прерванный отдых, но у меня к вам деловое предложение, которое может вас заинтересовать.
– Еврей-купец из вольного города Гамбурга. Неожиданно.
Абрахам Ван-Вейден ещё раз оценивающе оглядел гостя.
И что же он предложит? На иудеев ещё работать не приходилось.
– Герр Ван-Вейден, – после короткой паузы, удобно расположившись в кресле возле заваленного бумагами стола, начал Исаак Штерн. – Я хочу предложить вам контракт штурмана, по условиям которого вам будет необходимо провести корабли к берегам открытой в 1606 году Абелем Тасманом Австралии. Вы, герр Ван-Вейден, один из немногих навигаторов Европы, имеющих опыт плаваний не только в Атлантическом, но и в Индийском океане, поскольку, будучи штурманом Голландской Ост-Индской компании, неоднократно ходили в Индонезию, в колонию Батавия (примечание 3). В Ост-Индской компании вы на очень хорошем счету. А от колонии Батавия до Австралии не так уж и далеко. Так что полагаю, переход до Австралии будет вам по силам. Более того, герр Ван-Вейден, мне удалось собрать довольно значительный материал об экспедиции Абеля Тасмана, в том числе и навигационные записи. Они будут в вашем распоряжении, а это должно существенно облегчить задачу.
– Благодарю за столь лестную оценку моих способностей, герр Штерн.
Абрахам Ван-Вейден перешёл на немецкий, желая тем самым выказать уважение гостю и лишний раз попрактиковаться в языке:
– И без ложной скромности могу сказать сразу, что условия контракта я выполнить в состоянии. Но не сочтите за излишнее любопытство и желание совать нос не в своё дело – а зачем вам нужно в Австралию? Я был в Батавии два раза и по своему собственному опыту могу сказать, что это далеко не рай. И нашу Голландскую Ост-Индскую компанию в тех местах удерживает лишь то, что до Индии и Китая не так уж и далеко. А сколько у нас в Европе стоят товары с Востока, вы, думаю, знаете не хуже меня. Но в Австралии, в отличие от Индии и Китая, ни фарфора, ни шёлка, ни пряностей, ни специй – ничего этого нет. Одни дикари. Во всяком случае, именно это следует из материалов экспедиции Абеля Тасмана, с которыми я тоже знаком и не доверять им не вижу оснований. Или у вас, герр Штерн, чисто научные цели? Исследовать новую неизвестную землю. Если да, то охотно соглашусь на участие в такой экспедиции, потому что мне это тоже интересно. Вот по вечерам привожу в порядок путевые записи.
Абрахам Ван-Вейден кивнул на лежащие на столе бумаги.
– Да, вы правы, герр Ван-Вейден, – Исаак Штерн тоже перешёл на немецкий. – Задуманное не имеет в себе коммерческой выгоды, во всяком случае, на первом этапе. Научные исследования будут при первой возможности. Но основная цель – это основание в Австралии постоянно действующей колонии в любом удобном для жизни месте.
– Колонии?! – Абрахам Ван-Вейден был искренне удивлён. – Но зачем, герр Штерн? До Австралии шесть месяцев пути, до Америки два, и она ещё далеко не заселена. Так кто же и, главное, зачем отправится в такую даль, если можно...?
– Можно, но не всем, – в голосе Исаака Штерна зазвенела сталь. – Нам, евреям, нельзя. Мы, евреи, герр Ван-Вейден, много лет назад, лишившись родины, рассеялись по миру, но так и не стали нигде желанными. А если где-то и были, то ненадолго. Пока были нужны. Один Альгамбрский эдикт 1492 года (примечание 4) чего стоит. Конечно, самое лучшее было бы вернуть данную когда-то Богом нашему народу Землю Обетованную и воссоздать Израиль. Но при нынешнем положении дел соотношение сил таково, что сделать это при всём желании не представляется возможным. Турок-османов нам не одолеть. Но есть другой, более простой, но и более длинный путь – основать независимую колонию Израиль, где бы евреи могли жить свободно, как в своей собственной стране, не опасаясь преследования только за то, что они евреи. И Австралия, герр Ван-Вейден, подходит для этого намного больше, чем Америка, именно потому, что она дальше. Ведь Америка, в отличие от Австралии, уже давно поделена королями Европы, пусть даже во многом и формально. И как только станет известно (а долго скрывать этого не удастся), что евреи хотят создать в Америке не просто очередное поселение, а независимую колонию – второй Израиль, монархами Европы будет сделано всё для того, чтобы колония прекратила своё существование, причём, скорее всего, вместе с колонистами. С колонией в Австралии проделать подобное будет намного сложнее. Именно из-за расстояния и, как следствие, огромных расходов на посылку войск. Так что велик шанс на то, что на существование находящейся столь далеко независимой еврейской колонии (а сразу о независимости мы объявлять не будем, чтобы выиграть максимум времени на подготовку к защите) в Европе просто закроют глаза, как на малоприятный, но вполне терпимый факт. Ну, а в будущем, если удастся преодолеть первые трудности и добиться пусть не признания, а хотя бы политического нейтралитета Европы, можно будет колонизировать всю Австралию и начать копить силы, чтобы, может быть, через пятьдесят, может быть, через сто или даже двести лет освободить Палестину и воссоздать Израиль, оставив за Австралией статус заморской территории. И ещё, герр Ван-Вейден, – Исаак Штерн понизил голос. – Мы, то есть я и те, кто разделяет мои взгляды, долго думали и пришли к выводу, что колонистами могут стать не только евреи по вере – иудеи, но и евреи по крови, потомки тех евреев, кто по тем или иным причинам сменил веру, при условии возвращения их к вере предков. Дети не должны отвечать за дела родителей, и глупо было бы отталкивать от себя столь многих могущих быть полезными в нашем общем деле людей. Особенно если учесть, что, принимая другую веру, еврей (а я не зря упомянул Альгамбрский эдикт) мог быть и не совсем искренним и передать эту неискренность по наследству.
Последние слова были сказаны тихо, почти шёпотом, но от них у Абрахама Ван-Вейдена, штурмана Голландской Ост-Индской компании, настоящего морского волка, не раз бывавшего в свирепых тропических ураганах и привыкшего честно и прямо смотреть смерти в лицо, всё похолодело внутри. Этот Штерн, он что, знает? Но откуда? Ведь всё всегда один делал, без свидетелей. Или не знает, а просто догадывается, предполагая саму такую возможность, раз наводил о нём справки. Ведь то, что Абрахам Ван-Вейден не чистокровный голландец, а полукровка, отец – голландец, а мать – испанка, здесь, в Роттердаме, ни для кого не секрет. Но и о том, что его мама не просто испанка, а из испанских марранов, то есть крещёных евреев, кое-кто из ныне живущих тоже может знать. Не всех в одночасье, как родителей, унесла чума. А золото, как известно, умеет развязывать языки лучше самого крепкого ямайского рома. Но и это не так страшно при его теперешнем статусе. Мало ли кто и когда у кого был в предках. Иисус тоже был евреем. А вот если станет известно, что добрый христианин Абрахам Ван-Вейден – тайный иудей... Это костёр. Как ни кайся, такое ведь не прощают. Это же не книги Коперника, Галилея и Джордано Бруно читать.
А между тем Исаак Штерн, купец-негоциант из вольного города Гамбурга, как бы не замечая состояния собеседника, уже нормальным голосом продолжил:
– Так что, как видите, герр Ван-Вейден, всё задуманное вполне логично и осуществимо, хотя, конечно, и не без трудностей. А теперь, когда вы знаете всё, хотелось бы услышать ваше решение. Размер оплаты по контракту будет равен размеру оплаты за ваше предыдущее плавание в Батавию. Но предупреждаю сразу, в случае отказа никаких претензий к вам не будет. Я просто уйду, как будто бы ничего не было. Мне нужны только добровольцы. Под принуждением новую страну не построить.
– Тогда считайте, что я с вами, герр Штерн, – Абрахам Ван-Вейден улыбнулся. – Контракт готов подписать хоть сейчас.
– Контракт подпишем в Гамбурге по прибытии, так более удобно. Я рад, герр Ван-Вейден, что вы с нами, – Исаак Штерн тоже улыбнулся.
– А теперь, герр Штерн, – Абрахам Ван-Вейден решил перейти к практической стороне, – я бы хотел узнать об общем состоянии дел.
– Они на стадии завершения, герр Ван-Вейден. Четыре новых, крупнотоннажных, по 1000 тонн, однотипных грузовых галеона: «Авраам», «Моисей», «Давид», «Соломон», переделанные для перевозки пассажиров. Команда – 25 человек: 5 офицеров, 20 матросов. Все с опытом. Минимум три плавания в Карибское море, Центральную, Южную или Северную Америку. Набрана  из евреев, либо, – Исаак Штерн сделал паузу, – как вы, герр Ван-Вейден. Кроме 25 человек корабельной команды на каждом корабле будет по 10 человек морских пехотинцев для защиты и поддержания порядка. Набирались на тех же условиях, что и члены корабельной команды, мной лично либо моими доверенными лицами. На трёх кораблях есть свои штурманы с опытом плавания в Атлантике. Вы, герр Ван-Вейден, назначаетесь старшим штурманом на флагман «Авраам». Я возглавляю всю экспедицию, а по прибытии стану главой колонии. Пассажиры – колонисты с семьями. Всего 400 человек, по 100 человек на корабль. Конечно, можно было бы взять и больше, но, учитывая наличие детей и женщин, а также длительность плавания, не хотелось бы довести до Австралии живые трупы. Им ещё обживаться на новом месте. По прибытии, если всё пройдёт удачно, после обустройства колонии три корабля уйдут в Европу за новой партией колонистов. Один останется на случай экстренной эвакуации колонии. Маршрут перехода: Гамбург – Азорские острова для пополнения запасов. Они принадлежат Португалии, период расцвета которой уже давно прошёл, и меньше шансов столкнуться с каким-нибудь чиновным идальго (примечание 5), как на Канарских островах, возомнившим себя чуть ли не вице-королём. Далее Капштадт (примечание 6) на южной оконечности Африки, там снова пополнение запасов и переход в Австралию.
– Разумно во всех отношениях, герр Штерн, но у меня вопрос. Из Гамбурга до Азорских островов предполагается идти через Ла-Манш вдоль побережья Европы?
– Да, герр Ван-Вейден, а что вас смущает? Наиболее короткий и исхоженный путь.
– Пираты, герр Штерн, на королевской службе. Отношения между Англией и Францией совсем недавно снова обострились. Но открытой войны пока никто начинать не хочет. Каждая из сторон предпочитает отравлять жизнь другой чужими руками. И как результат, вместо того, чтобы общими усилиями навести в прибрежных водах порядок, английский флот ловит и вешает французских пиратов, французский флот ловит и вешает английских пиратов, но ни та, ни другая сторона своих пиратов не трогает. Наш же голландский флот предпочитает бездействовать, поскольку корабли под голландским флагом ни англичане, ни французы, во всяком случае, пока не трогают, предпочитая охотиться на испанцев в Карибском море. Но на четыре грузовых галеона под флагом вольного города Гамбурга что англичане, что французы позариться могут. Так что лучше и безопасней идти через Северное море, в обход Британских островов, в Атлантику. Конечно, получится большой крюк, но...
– Так и сделаем, герр Ван-Вейден, – резюмировал Исаак Штерн. – Нам лишний риск и встречи с пиратами ни к чему. У нас не та ситуация.
– Когда планируется отплытие?
– Через месяц. Надо закончить дела. Я свои в Роттердаме уже закончил. В порту стоит моя шхуна. Сколько вам нужно дней, герр Ван-Вейден, чтобы закончить свои дела?
– Нисколько. 15 минут на сборы, герр Штерн, – Абрахам Ван-Вейден поднялся из-за стола, – и я в вашем полном распоряжении.
А через четверть часа из дверей таверны вышли двое, Исаак Штерн – купец-негоциант из вольного города Гамбурга – и нанятый им Абрахам Ван-Вейден, теперь уже бывший штурман Голландской Ост-Индской компании, и не спеша направились в сторону порта, навстречу судьбе.

Глава 2
Дела морские и сухопутные

Отплытие – самый важный и волнующий момент начала любого плавания, когда ещё вроде бы и на суше, но под ногами уже мерно покачивающаяся палуба хоть и стоящего у причала, но уже готового выйти в море корабля. И вот-вот начнётся совершенно иная, морская жизнь со всеми её законами и правилами, одна на всех, будь ты юнга, идущий в свой первый рейс, бывалый, пропитанный морской солью матрос, убелённый сединами капитан или пассажир. Да, пассажир, вернее, пассажиры. Стоя на квартердеке (примечание 7) флагмана «Авраам», Абрахам Ван-Вейден наблюдал за тем, как снующие туда-сюда шлюпки доставляют на борт стоящих на якоре галеонов будущих жителей колонии Израиль. Погрузку всего необходимого окончили ещё сутки назад, и чтобы не занимать место у пристани, корабли отвели вглубь акватории порта.
– На шлюпках доберутся.
Так заявил безапелляционным тоном Исаак Штерн на вопрос капитанов: «В какое время завтра подойти к причалу для приёма пассажиров?»
– Пусть привыкают к новой для себя жизни. Впереди ещё и не такое будет.
Да, впереди действительно будет ещё очень много чего. В этом Абрахам Ван-Вейден, имея богатый морской опыт, нисколько не сомневался, как и в том, что и команда, и пассажиры выдержат всё и вся. Благо было с чем, а вернее, с кем сравнить. Ибо по молодости, будучи ещё простым матросом, ему неоднократно доводилось пересекать Атлантику на судах, везущих эмигрантов в заокеанские колонии. Кто с тоской смотрел на удаляющийся берег, кого-то начинала бить явная дрожь от вида бескрайнего водного пространства, кто-то жадно вглядывался вперёд по курсу идущего через океан корабля. В общем, каждому своё, каждый о своём. А здесь всё иначе. Единый спаянный монолит объединённых одной общей идеей людей. Идеей создания своей новой, свободной страны на дальних берегах, у самого края света. И немеркнущий блеск в глазах – лучшее тому подтверждение. Да и общая подготовка экспедиции не оставляла желать лучшего. От великолепных галеонов с каютами на нижней палубе, как для пассажиров, так и для членов команды, включая простых матросов, что само по себе неслыханная, но вполне оправданная в данном случае роскошь (примечание 8), и до груза, в который кроме запаса воды, продовольствия, инструментов, предметов быта и оружия входит ещё и запас лимонного сока – как средства против цинги, являющейся бичом моряков в дальних океанских плаваниях. Но больше всего Абрахама Ван-Вейдена поразило наличие среди навигационных инструментов морского хронометра. Иными словами, часов, способных с высокой точностью идти на борту корабля, что само по себе являлось подобием чуда, поскольку сделать даже сухопутный хронометр – задача не из лёгких, хотя и вполне по силам опытному часовому мастеру, способному тщательнейшим образом подогнать и отладить весь механизм, а также настроить стабилизатор хода – маятник. И об этом Абрахаму Ван-Вейдену, человеку образованному и интересовавшемуся различными техническими новинками, было хорошо известно. Но это на суше, когда весь механизм твёрдо стоит на земле. А в море? В море корабль на волнах качает, и если даже и возможно ухитриться сделать нечувствительный к качке механизм, то всё равно маятник, он же...
– А я нашёл замену. Считай, полжизни над морским хронометром работал, – не без гордости заявил часовой мастер, сухонький старичок с говорящей фамилией Голдфингер (примечание 9), которого как создателя морского хронометра представил Абрахаму Ван-Вейдену и ещё трём штурманам Исаак Штерн.
– Если хорошо себя зарекомендуют во время перехода (а всего хронометров оказалось четыре, по одному на корабль), то подобный товар станет нашей колониальной монополией.
– Зарекомендуют, зарекомендуют. Не сомневайтесь! – закивал Голдфингер. – У меня их на испытаниях внуки месяц по-всякому трясли – и ничего, идут, как один, ни вперёд, ни назад. Так что за точность ручаюсь (примечание 10).
Барометр, недавно созданный итальянцем Торричелли для предсказания изменения погоды по изменению величины атмосферного давления, а также несколько больших зрительных труб необычной конструкции, с вогнутыми зеркалами вместо линзового объектива, дающих куда более качественное, не размытое и не окрашенное цветной каймой по краям изображение (примечание 11), на этом фоне ни на кого особого впечатления не произвели, хотя и являлись в своей сфере выдающимися достижениями. Главное – хронометр. Ведь если он действительно сможет работать с нужной точностью в открытом море, то способ определения долготы упростится многократно. Сравнил разницу в показаниях времени кульминации Солнца (примечание 12) со временем на нулевом меридиане, что через английский Гринвич проходит, – и вот она, долгота. Ни с какими звёздными таблицами мучиться не надо.
Вообще, как понял Абрахам Ван-Вейден, пользуясь довольно хорошо налаженными связями между еврейскими общинами разных стран Европы, Исаак Штерн, когда сам, когда через своих поверенных, смог собрать множество самых передовых новинок из различных областей науки и техники, превратив тем самым свой большой дом, стоящий чуть ли не в центре еврейского квартала, в настоящую сокровищницу удивительных вещей и знаний, о чём порой не подозревали не только добропорядочные жители вольного города Гамбурга, исповедующие христианство, но и его соседи-иудеи. Конспирация делала своё дело. Хотя по большому счёту никто чрезмерно и не таился. А что, собственно говоря, особенного происходит?  Ну, вознамерился богатый еврейский купец-негоциант своих единоверцев за море возить, так пускай и возит. Кому от этого хуже? Никому. А то, что часть команды у него не из иудеев, а из христиан, так тоже невесть какое событие. Разве запрещено христианам на иудея работать? Нет, конечно, тем более у них, в вольном городе. Деньги, как известно, не пахнут, если, конечно, особенно не принюхиваться, так что...
Пустая шлюпка, привёзшая последнюю партию пассажиров, отвалила от борта. 
– Отплываем!
Исаак Штерн кивнул капитану Олафу Ларсону – старому знакомому Абрахама Ван-Вейдена, здоровенному рыжебородому норвежцу, чем-то похожему на средневекового викинга. И ведь кто бы мог подумать, что он тоже...
Скрип кабестана (примечание 13). Якоря подняты. Подхваченные течением  галеоны, выстроившись в кильватер (примечание 14), начинают медленно спускаться к устью Эльбы, к выходу в Северное море. Матросы резво карабкаются по вантам (примечание 15),  ставя паруса. Пассажиры, выстроившись у борта, стараясь не мешать работе парусной команды, машут провожающим. До боли знакомая, многократно виденная Абрахамом Ван-Вейденом картина, но на этот раз к ней примешивается какое-то странное, совершенно новое, незнакомое чувство, что что-то в окружающем мире неуловимо изменилось. Да, да, изменилось для него лично, бесповоротно и навсегда. А потом приходит понимание, что это чувство – свобода. Свобода от страха разоблачения, свобода от необходимости притворяться, свобода быть самим собой там, вдали, за голубой гладью океана, в новой стране, у дальних берегов, куда сейчас его несёт этот прекрасный, идущий под всеми парусами корабль вместе с такими же, как он, жаждущими свободы людьми. Устье реки расширяется, превращаясь в морской простор, и, поймав парусами лёгкий утренний бриз, корабли, оставляя за собой пенный след, уходят всё дальше и дальше к горизонту. Берега Европы скрываются вдали.

Глава 3
Морской заяц

Благодаря попутному ветру и хорошей погоде, в течение двух суток удалось без каких-либо приключений пересечь всё Северное море и, обогнув Оркнейские острова, выйти в Атлантический океан. Вахта сменяла вахту, команды кораблей постепенно втягивались в работу, а пассажиры, понемногу попривыкнув к качке и избавившись от морской болезни, привыкали к новой для себя роли созерцателей огромного водного пространства, теперь уже без каких-либо признаков земли, на долгие месяцы перехода до самых Азорских островов. Казалось бы, вряд ли что-то может существенно нарушить установившийся порядок. Но жизнь человеческая, как известно, полна неожиданностей, а потому на третий день плавания на борту «Авраама» был совершенно случайно обнаружен лишний пассажир. А произошло это так. Вскоре после полудня в каюту к Исааку Штерну, как раз в тот момент, когда Абрахам Ван-Вейден заканчивал доклад о результатах штурманских наблюдений, явился матрос и с несколько растерянным видом доложил, что обнаружен неизвестный мужчина.
– В трюме среди груза прятался, герр Штерн. Нашли случайно. Но на беглого преступника не похож. Оружия при себе нет, только сундучок с вещами. И старый, лет под пятьдесят, чем-то на аптекаря или доктора похож, уж больно на вид умный. Его сейчас морские пехотинцы стерегут. Капитан за вами послал.
На несколько мгновений в каюте воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь плеском волн за бортом да свистом ветра в такелаже (примечание 16), после чего Исаак Штерн, издав нечто похожее на рычание льва, с самым решительным видом покинул каюту. Абрахам Ван-Вейден последовал за ним, прекрасно понимая состояние главы экспедиции.
Собственно говоря, в произошедшем не было ничего из ряда вон выходящего. Подобные случаи хотя и нечасто, но бывали, когда доведённый до отчаяния нищетой и беспросветностью человек, не будучи в состоянии оплатить переезд в колонии, в надежде на лучшую и более счастливую жизнь тайно пробирался на борт корабля и обнаруживал себя лишь на значительном удалении от берега, прекрасно понимая, что ради одного человека никто назад возвращаться не будет, как и выкидывать за борт самозваного пассажира. Ну, максимум выдерут линем (примечание 17) за подобное, да и то вряд ли. Толку-то, денег же от этого не прибавится. Скорее всего, запишут в команду на самые простые работы – палубу драить, чтобы зря хлеб не ел и хотя бы так заплатил за переезд. Но это на обычных кораблях, идущих в американские колонии. У них дело другое, и ещё неизвестно, что этот по виду умный «аптекарь» или «доктор» мог за два дня нахождения в трюме разузнать и услышать. А стало быть, вплоть до того, что посадить под замок до самого прибытия в Австралию. Но в любом случае назад, в Европу, как минимум до официального провозглашения независимой колонии Израиль, ему путь заказан.
На палубе было полно народу, а возле грот-мачты под охраной двух морских пехотинцев стоял человек, действительно возрастом лет под пятьдесят, невысокого роста, хотя и довольно крепкого телосложения, лысоватый, в дешёвой, сильно потрёпанной одежде, напоминающий по виду не аптекаря или врача, в этом отношении Абрахам Ван-Вейден был с матросом не совсем согласен. Больше всего самозваный пассажир был похож на профессора университета. Во всяком случае, в Падуанском университете, в котором Абрахаму Ван-Вейдену посчастливилось бывать, профессора выглядели именно так. Если, конечно, надеть на неизвестного вместо его лохмотьев профессорскую мантию.
– Я Исаак Штерн, судовладелец. С кем имею честь?! – Исаак Штерн смерил самозваного пассажира недобрым взглядом.
– Мигель де Торес, физик, астроном и математик. Прошу извинения, герр Штерн, что мне пришлось тайно проникнуть на борт вашего корабля, но у меня на то были очень веские причины. Я вполне платёжеспособен и могу заплатить за переезд.
         Де Торес хлопнул себя по боку, отчего раздался лёгкий металлический звон.
– На нём пояс с монетами, – пояснил командир морских пехотинцев. – Утверждает, что золото, но мы не проверяли.
– Золото, золото, – закивал де Торес. – Так что за переезд хоть двойную плату. Каюта мне не нужна, могу удовлетвориться местом в трюме и никому не буду в тягость.
Причём последняя фраза была произнесена на языке иврит, а в течение следующего часа все собравшиеся на палубе имели возможность услышать удивительную историю жизни Мигеля де Тореса, происходившего из семьи состоятельных испанских евреев-марранов и посвятившего себя науке, а также знакомого со многими видными учёными Европы, слушавшего лекции самого Галилео Галилея и вынужденного теперь бежать за океан под угрозой преследования со стороны инквизиции за отстаивание Коперниканской системы мира (примечание 18).
– Они на меня давно зубы точили, – вздохнул Мигель де Торес. – Думал, что если перееду в Гамбург, будет поспокойней. Всё же вольный город, где инквизиция особо не в чести, но несколько дней назад заметил, что за мной следят, и понял: либо мешок на голову и костёр где-нибудь в Риме или Севилье, откуда я родом, либо надо перебираться за океан. Но в открытую отплыть было нельзя, меня бы и в колониях нашли. В порту я узнал, что четыре корабля, судовладелец которых – еврей, перевозят в колонии евреев, и подумал, что это для меня самое лучшее. Свои своего не выдадут. Ночью, перед самым отплытием, добрался вплавь до «Авраама», вещей-то у меня, считай, ничего, один сундучок. Залез по якорному канату – и в трюм. Два дня просидел, думал уже самому выйти, а тут меня и нашли.
– Да, вы правы, сеньор де Торес. Свои своих не выдают, – Исаак Штерн улыбнулся. – Но ответьте прямо: инквизиция вас только за науку преследовала или ещё за тайный иудаизм?
И, увидев, как побледнел де Торес, продолжил:
– Можете не опасаться, сеньор де Торес, здесь, среди нас и на остальных трёх кораблях, христиан нет вообще. Либо иудеи, либо формально христиане, а на деле тайные иудеи.
– Да, я тоже, но...
– Вы хотите знать, почему мы этого не скрываем? – Исаак Штерн снова улыбнулся. – Потому что мы идём не в Америку. Наша цель – Австралия, где будет создана независимая колония Израиль, в которой евреи смогут жить свободно, исповедуя веру предков,  не прикидываясь христианами и никого не боясь. И все, кого вы здесь видите, – это первая партия колонистов. А Америка – это так, для вида. Сами понимаете, в таком деле многое приходится скрывать. Так что вы оказались в нужное время в нужном месте, сеньор де Торес. Добро пожаловать в ряды колонистов. Умные и образованные люди нам нужны, а про оплату и переезд в трюме забудьте, места у нас хватает.
– Воды дайте, – наконец попросил находящийся в полуобморочном состоянии де Торес.
– Вовнутрь или на голову? – поинтересовался ребе Михаэль Финкель, являвшийся не только раввином, но и врачом, желая тем самым посредством шутки привести в себя вновь прибывшего жителя колонии Израиль.
– Если можно, – Мигель де Торес буквально подавился смехом, а вслед за ним и все остальные.
Так завершилось знакомство.
За неимением свободных жилых кают Мигеля де Тореса поселили в кают-компании, куда перенесли его нехитрый багаж, состоящий из сундучка с книгами и письменных принадлежностей. А уже вечером Мигель де Торес, успевший к тому времени перезнакомиться со всеми на борту и получивший разрешение от Исаака Штерна, читал всем желающим, коих нашлось немало, лекцию о строении мира по системе Коперника, что навело Абрахама Ван-Вейдена на мысль организовать курсы подготовки штурманов – как задел на будущее. Ведь колония Израиль будет расти, развиваться, а это невозможно  без регулярного сообщения с Европой, стало быть, в ближайшее время понадобятся опытные навигаторы, способные прокладывать курс кораблей будущего иудейского флота.

Глава 4
По лезвию ножа

Почти четыре недели перехода до Азорских островов пролетели незаметно. Лишь однажды налетел шторм, свидетельствующий о том, что в Северном полушарии осень уже вступила в свои права, да пару раз на горизонте мелькали паруса встречных кораблей. Вот и все происшествия. Несмотря на то, что никому особенно скучно не было, действовала открытая Абрахамом Ван-Вейденом навигацкая школа, а Мигель де Торес периодически устраивал лекции то на одном, то на другом корабле маленькой эскадры, повышая тем самым общий образовательный уровень будущих колонистов. Все с нетерпением ждали захода в город Понта-Делгада – главный порт и столицу Азорских островов, где можно не только почувствовать под ногой твёрдую землю, но и нормально поесть, потому как ежедневная похлёбка с солониной и сухарями, даже приправленная овощами, которые, как и лимонный сок, выдавались для профилактики цинги, уже порядком поднадоела. Хотелось чего-нибудь жареного, только что с вертела, под хорошее вино с ароматным белым хлебом. И всё это ждёт на берегу, в уютных кабачках и тавернах Понта-Делгады. Но столь радужным надеждам не суждено было сбыться, и лишь благодаря счастливой случайности Понта-Делгада не стала конечной точкой экспедиции. Но обо всём по порядку.
Остров Сан-Мигель, самый крупный и самый населённый из всей группы Азорских островов, появился вскоре после полудня, выплыв из-за юго-западной части горизонта. Но, несмотря на то, что погода была великолепная (лёгкий бриз и почти полное отсутствие волн), океан был пустынен, и это сразу насторожило Абрахама Ван-Вейдена. Ведь Азорские острова – это основной перевалочный пункт для кораблей, идущих в Южную Америку и на острова Карибского моря. В былые времена от кораблей здесь было не протолкнуться. А тут никого. И даже если предположить, что им просто повезло не встретить здесь и сейчас ни один корабль, то где рыбаки? Уж чего-чего, а всякой рыбацкой мелочи в этих водах всегда хватало, а тут будто вымерли все. В высшей степени странно, если не сказать больше.
– Я, герр Штерн, в этом отношении с герром Ван-Вейденом согласен, – капитан Олаф Ларсон опустил подзорную трубу после очередного осмотра горизонта. – Что-то здесь не так. И даже если предположить, что пираты устроили налёт на Сан-Мигель, как это не раз бывало, то рыбаков это не касается, их пираты не трогают. Тем более мы у западной оконечности острова, до Понта-Делгады отсюда не близко. А больше лакомых кусков здесь для пиратов нет.
– Справа по борту парус, – прокричал вперёдсмотрящий с фор-марса (примечание 19).
– Где он? – Абрахам Ван-Вейден пошарил подзорной трубой. – А, вот.
В поле зрения подзорной трубы появились идущие круто к ветру, под всеми парусами, два корабля: фрегат (примечание 20) и шлюп (примечание 21). Причём, как следовало из флагов, фрегат был французским, а вот шлюп – английским, что было в высшей степени странным в том смысле, что политическая ситуация в Европе месячной давности никак не располагала к совместным действиям кораблей двух стран. А тут такое во всех отношениях странное дефилирование вместо того, чтобы вцепиться друг другу в глотку, но, похоже, с явным намерением удрать от чего-то. Во всяком случае, из результатов наблюдений за действиями обоих кораблей у Абрахама Ван-Вейдена сложилось  именно такое впечатление. Но в этом случае возникал вполне закономерный вопрос: что могло так напугать как англичан, так и французов, что они пытаются сбежать, совместно забыв про какие-либо политические противоречия их стран? Если всё же пираты, то какими же силами они должны атаковать Понта-Делгаду, чтобы обратить в бегство два военных корабля? И если для шлюпа бой с пиратами один на один может представлять реальную опасность, то вот фрегат без особого труда в состоянии разобрать своей артиллерией на дрова все пиратские бригантины и шхуны.
– Герр Штерн, прикажете зарядить пушки? – наконец нарушил затянувшееся молчание капитан Олаф Ларсон.
– Нет, не надо. Только панику поднимем. 
Исаак Штерн, не отрываясь от подзорной трубы, следил за приближающимися кораблями. 
– Это явно не из-за пиратов. Ни на фрегате, ни на шлюпе боевых повреждений не видно, а без них не обошлось бы. Ни англичане, ни французы трусами никогда не были, чтобы просто сбежать, лишь только завидев противника. Тут что-то другое, но что?
Вопрос остался без ответа, но ненадолго. Взяв ещё более круто к ветру, благо косое парусное вооружение это позволяло, шлюп, приблизившись к «Аврааму», лёг на контркурс, а стоящий на квартердеке матрос заработал флагами, и всё стало ясно. Причём настолько ясно и однозначно, что у знакомого с флажковой азбукой Абрахама Ван-Вейдена буквально зашевелилась шляпа на голове, поскольку волосы под ней встали дыбом, ибо из сообщения, переданного английским матросом, следовало:

В Понта-Делгаде чума!!!

– Господи, лучше бы пираты, – Абрахам Ван-Вейден проводил взглядом удаляющиеся фрегат и шлюп. – От пиратов хотя бы отбиться можно, а чума, чума – она...
Только и оставалось последовать примеру англичан и французов, ибо после такого известия ни о каком заходе в Понта-Делгаду для отдыха и пополнения запасов не могло быть и речи, себе дороже. И более того, на общем совете было принято решение идти сразу в Капштадт, не рискуя заходом вместо Азорских на лежащие по пути Канарские острова или острова Зелёного Мыса на случай, если чума добралась и туда, а по пути более детально обследовать остров Тристан-да-Кунья на предмет возможности создания там перевалочной базы для идущих в Австралию кораблей с будущими партиями переселенцев. Поскольку Капштадт при всей его привлекательности в виде наличия удобной бухты и хорошо отлаженной системы снабжения кораблей всё же принадлежит Голландии. А как отнесётся правительство Соединённых провинций (примечание 21) к факту объявления независимости колонии Израиль, одному Богу известно. Так что иметь неподконтрольную никому из европейских держав перевалочную базу на полпути из Европы выгодно во всех отношениях, вплоть до объявления над островом Тристан-да-Кунья суверенитета колонии Израиль. 
– Будем иметь это в виду как возможный вариант на будущее, – подвёл итог совета Исаак Штерн. – Герр Ван-Вейден, прокладывайте курс до Тристан-да-Кунья, а по пути, если кого встретим, также предупредим о чуме на Азорах. Мы сегодня без малого по лезвию ножа прошли. Застань нас чума в порту на рейде – и всему делу конец. Возможно, вообще бы никто не выжил.
За остаток дня встретили ещё два корабля: испанский галеон и голландский флейт, (примечание 23), предупредив их экипажи о чуме на Азорах. А потом...
Это случилось перед самым заходом солнца, когда чуть в стороне от курса заметили очередной корабль и подвернули, чтобы предупредить команду не соваться на Азорские острова. Но по мере приближения стало ясно, что этот корабль, оказавшийся при ближайшем рассмотрении средних размеров бригом, ведёт себя как-то странно. Несмотря на поднятые паруса, он не шёл по курсу, а беспомощно дрейфовал, рыская то туда, то сюда под ударами ветра и волн при полном отсутствии людей на верхней палубе и надстройках.
– Корабль в дрейфе с неубранными парусами. Пустая палуба.
Абрахам Ван-Вейден почувствовал, как от возникающей в голове догадки его второй раз за день начала бить мелкая дрожь.
– Да этот бриг, он же...
– Чумной, – Исаак Штерн опустил подзорную трубу. – Команда – мертвецы. Упокой Господи их души. Герр Ларсон, готовьте пушки! Отправим заразу к Нептуну. Одного залпа «Авраама» хватит?
– Не уверен, герр Штерн, – капитан Олаф Ларсон оценивающе посмотрел на бриг-призрак. – Корабль довольно крупный.
– Тогда всей эскадрой. Пускай канониры потренируются.
А через несколько минут общий бортовой залп галеонов отправил чумной бриг в его последнее плавание на дно Атлантики, избавив тем самым мир от источника чёрной смерти (примечание 24), много столетий подряд терзавшей человечество и собиравшей с каждым своим приходом обильную жатву человеческих жизней.

Глава 5
Развлечения и приключения на острове Тристан-да-Кунья

– Если глубины позволят, высаживаться будем здесь, – резюмировал Исаак Штерн после осмотра берега в подзорную трубу. – Хотя рейд почти открытый, но по барометру шторма не предвидится, а главное – вода рядом, много, не какой-нибудь ручей, а почти река. Так что, герр Ларсон, спускайте шлюпки с лотом, будем надеяться, что нам повезёт.
Почти двухмесячный переход от Азорских островов до острова Тристан-да-Кунья наконец-то завершился, и теперь галеоны лежали в дрейфе примерно в полумиле (примечание 25) от северного берега этого необитаемого, затерянного в просторах южной Атлантики острова, случайно открытого в 1506 году португальским мореплавателем Тристаном да Кунья, назвавшим остров своим собственным именем.
Ближе полумили подойти не решились, ввиду полного незнания о наличии возможных навигационных опасностей вблизи берега, поскольку сам Тристан да Кунья, будучи первооткрывателем, на берег не высаживался, а лишь определил координаты открытого им острова, обозначив место того на карте, чем и ограничился. Упоминаний о более поздних, более детальных исследованиях острова при подготовке к экспедиции, несмотря на все усилия, обнаружить не удалось, из чего напрашивалось вполне закономерное предположение о том, что, возможно, этот лежащий в стороне от морских путей остров лишь второй раз за более чем полтора столетия, прошедшие с момента его открытия, предстал перед глазами европейцев, теперь с вожделением его рассматривающих с бортов всех четырёх галеонов. Три месяца в море – нелёгкое испытание даже для бывалого моряка, а чего уж говорить о пассажирах, впервые покинувших сушу и столь жестоко обманувшихся в своих надеждах на полноценный отдых на Азорских островах. Но приходилось ждать, ибо существовал вполне реальный шанс сесть при подходе к берегу на скрытую под водой мель или, хуже того, напороться на камни. А стало быть, до возвращения шлюпок с результатами промера глубин – вперёд к берегу ни на дюйм. Только и оставалось, что разглядывать остров издалека, невооружённым взглядом или в подзорную трубу. А посмотреть было на что. Обширное, поросшее густым ковром зелени, возвышающееся на несколько сотен футов над волнами океана плато со скалистыми, почти отвесными берегами, плавно переходящее во внушительных размеров гору со скошенной, дымящейся вершиной, покрытой ослепительно белыми, сияющими в лучах восходящего утреннего солнца ледниками. Типичный вулканический остров, в незапамятные времена поднявшийся из глубин океана и дающий теперь пристанище множеству морских птиц, гнездящихся на скалах береговых обрывов, и прочей морской живности, такой, как тюлени, облюбовавшие себе ту часть берега, где отвесные скалы плавно переходили в покрытый чёрным вулканическим песком пляж, возле которого сейчас и сновали шлюпки, проводящие промеры глубин.
– А мы здесь, похоже, далеко не первые за полтора века, – сделал вывод Абрахам Ван-Вейден, обратив внимание на то, как всполошились при приближении шлюпок греющиеся на солнце тюлени. В оптику подзорной трубы было прекрасно видно, что лежащее на берегу небольшое стадо не просто проявило беспокойство при появлении чего-то ранее им неизвестного, а все как один поднялись и бросились в воду.
– Вот оно как! – Исаак Штерн на минуту задумался. – В таком случае при обследовании острова следует обращать внимание на возможные следы присутствия человека. И ещё, – он обратился к стоящему рядом командиру морских пехотинцев Арону Ягеру, – герр Ягер, ночью выставите посты. Максимальная бдительность. Всех, включая группу, что будет обследовать остров, вооружить ружьями нового образца. Не исключено, что тут у пиратов база или склад награбленного. Уж больно место удобное. Конечно, вряд ли они сейчас здесь, но предосторожность лишней не будет. Тем более что мы уже далеко не в Европе, и прятать наши новинки больше нет смысла.
«Одну из новинок», – мысленно поправил главу экспедиции Абрахам Ван-Вейден. Потому как имеющиеся у них ружья нового образца, или ружья с ударным воспламенителем, действительно, на порядок превосходят всё более и более широко распространяющиеся по Европе ружья с кремнёвым замком. Во-первых, двуствольные, что даёт преимущество второго выстрела без перезарядки, а во-вторых, что самое главное, вместо кремня для поджигания пороха используется надетый на бранд-трубку (примечание 26) медный колпачок с особым веществом на донышке, воспламеняющимся при ударе по колпачку спущенного курка (примечание 27). Огромный шаг вперёд по сравнению с кремнёвым замком, в котором искру может запросто сдуть ветром, или, хуже того, затравочный порох на полке отсыреет, тогда уж совсем не выстрелишь. Да и вспышка перед глазами этого самого затравочного пороха на полке – тоже дело малоприятное, не говоря уже о том, что ночью она демаскирует стрелка. А здесь ничего этого нет. Заряжай и стреляй, если, конечно, знаешь, как вещество-воспламенитель сделать, состав и способ изготовления которого является строго охраняемой тайной, призванной дать преимущество колонистам в случае весьма вероятной войны за независимость колонии Израиль. Как и бранд-снаряды (примечание 28) для пушек, в немалом количестве хранящиеся в крюйт-камерах (примечание 29) всех четырёх галеонов и способные превратить в костёр любой оказавшийся в зоне их поражения корабль.
Причём действие этих самых бранд-снарядов Абрахаму Ван-Вейдену довелось наблюдать во время перехода из Роттердама в Гамбург, когда недалеко от входа в Ла-Манш их шхуну попытался атаковать пиратский шлюп, посчитав небольшое двухмачтовое судёнышко, вооружённое всего лишь несколькими вертлюжными пушками (примечание 30), сравнительно лёгкой добычей. И каково же было удивление уже готовых к абордажу пиратов, когда шхуна под флагом вольного города Гамбурга, вместо того, чтобы попытаться удрать или лечь в дрейф и сдаться на милость победителя, вдруг дала бортовой залп с дальней дистанции, но не обычными чугунными ядрами по корпусу или картечью по палубе, как это всегда бывало, а чем-то странным и непонятным, изрыгнув из стволов своих казавшихся ещё мгновение назад столь неопасных вертлюжных пушек сияющие ярче солнца огненные шары ослепительного белого пламени. Причём огонь вёлся с исключительной точностью, поскольку из трёх этих поистине дьявольских снарядов непосредственно в корпус шлюпа попало два. Третий же, пройдя с перелётом (может быть, оно так и было задумано), прежде чем бухнуться в воду, подпалил паруса, разверзнув над головами джентльменов, месье, а может быть, и сеньоров удачи – флаг пираты не удосужились поднять – настоящий огненный ад. Впрочем, по интенсивности горения многократно уступая тому аду, что разверзся на палубе пиратского корабля, ибо два оставшихся огненных снаряда, врезавшись в борта, почти мгновенно подожгли просмолённое дерево обшивки и палубного настила, испуская при этом такой невыносимый жар, что потушить их было совершенно невозможно, сколько ни лей воды. И как закономерный итог – паника среди команды и взрыв пороха в крюйт-камере.
– Вот и всё, господа. Были пираты – и нет, – подвёл итог скоротечного боя Исаак Штерн, оглядывая в подзорную трубу тлеющие на воде обломки. – И спасать некого, никто не выжил. Может, оно и к лучшему. Палачу работы поменьше, а нам не нужны свидетели. Курс прежний – Гамбург. А нас здесь нет и никогда не было.
– Что это за снаряды, герр Штерн? Греческий огонь? – только и смог выдавить из себя вопрос находящийся в состоянии глубокого шока от увиденного Абрахам Ван-Вейден.
– Скорее, индийский, хотя, возможно, древние греки тоже что-то подобное использовали. Но я этот рецепт у одного индуса купил. Дорого, правда, заплатить пришлось, – Исаак Штерн сделал паузу, ещё раз взглянув на уже оставшуюся далеко за кормой груду ещё недавно бывших пиратским кораблём обломков. – Но, как видите, себя оправдывает. И водой не потушить. Горит так, что железо плавится (примечание 31). Так что будь сегодня у пиратов нечто более серьёзное: бригантина, бриг, фрегат или даже линейный корабль – результат был бы тот же. Мы, герр Ван-Вейден, в случае войны за независимость будем как Давид и Голиаф. В бою на мечах или копьях у Давида против Голиафа не было шансов, и он, прекрасно это понимая, использовал пращу. Так вот и эти бранд-снаряды – тоже своего рода наша праща Давида, причём не единственная. Но об этом чуть позже, герр Ван-Вейден, а пока без лишней огласки, сами понимаете.
– Дядя Абрахам, а извержение будет? А то вон как вулкан дымит, – вопрос двенадцатилетнего Мордехая (или Морди по причине юного возраста) отвлёк Абрахама Ван-Вейдена от воспоминаний событий четырёхмесячной давности.
– Не знаю, сынок, но надеюсь, что нет. Это только в рассказах сеньора де Тореса извержение выглядит красиво, а на деле ничего хорошего. Один пепел чего стоит. Попали мы как-то раз с нашим капитаном герром Ларсоном под пеплопад возле Исландии. Полдня корабль отдраивать пришлось.
Да, сын, вернее, пасынок, поскольку чуть более чем месяц назад, в день, когда пересекали экватор, переходя из стран дневных в страны полуночные, на борту флагманского галеона «Авраам» по еврейскому обряду, по закону Моисея, состоялась свадьба старшего штурмана экспедиции Абрахама Ван-Вейдена и младшей дочери создателя морского хронометра часовщика Голдфингера Сары, лишь незадолго до отплытия, благодаря счастливой случайности (джунгли Амазонки умеют хранить свои тайны!) избавившейся от статуса соломенной вдовы, в котором она проходила более десяти лет. Их первое знакомство произошло ещё в Гамбурге, а потом... Жизнь в ограниченном пространстве корабля волей-неволей сближает людей. Тем более, когда женщина – картограф, ибо благодаря природному таланту к рисованию Сара прекрасно копировала карты. Так чего же ещё желать? Как закономерный итог, теперь в каюте Абрахама Ван-Вейдена стало чуть более тесно, но куда более весело.
Наконец, шлюпки, закончив промеры глубин, вернулись, сообщив хорошую новость. Мелей и рифов нет, дно песчаное, глубины позволяют встать на якорь в пределах пары кабельтовых (примечание 32) от берега.
– Отлично! – Исаак Штерн, довольно улыбнувшись, обернулся к капитану. – Герр Ларсон, передайте по эскадре. Идём к берегу, становимся на якорь.
И вот оно, свершилось! После трёх месяцев океана, когда кругом вода и вода, весь пригодный для жизни мир – всего лишь корабль, а ноги изо дня в день ощущают качающийся в такт волнам деревянный настил палубы.
Кили шлюпок скрежещут о прибрежный песок, и люди выпрыгивают на берег.
Земля! Наконец-то земля! И пусть эта земля, этот берег не обжит и дик, и здесь нет гостеприимных таверн и кабачков, где можно приятно провести время, наслаждаясь уютом и комфортом после долгого морского перехода. Это земля! Земля!
Но эйфория от высадки на берег продолжалась недолго, Исаак Штерн всех загрузил работой. Пассажиры занялись обустройством лагеря, а команда – пополнением запасов пресной воды из образующего водопад источника, вытекающего из расщелины в береговых скалах. Часть шлюпок, прихватив рыболовную сеть, вновь отправилась в море, обещая, в случае хорошего улова, рыбный день, поскольку ежедневная солонина с сухарями давно уже стояла поперёк горла. При деле оказались все, за исключением детей, которые, резвясь, бегали по берегу, тратя накопившуюся за время вынужденного сидения на кораблях энергию. Они-то и совершили открытие, принёсшее в будущем немалую пользу экспедиции. Хотя, если точно, открытие совершил Морди, который, будучи обладателем подзорной трубы, подаренной ему Абрахамом Ван-Вейденом, вместе со своими друзьями взобрался на возвышающийся над пляжем берег, чтобы лучше оглядеть окрестности.
– Корабль! Разбитый корабль! – крик бегущих к лагерю детей переполошил всех, заставив бросить работу.
– Где? Где видели? – посыпались со всех сторон вопросы.
– Там, там, на берегу. Там, в той стороне.
– Так, тихо, тихо, говорит кто-нибудь один, – Исаак Штерн попытался навести порядок. – Кто видел разбитый корабль и где?
– Я видел, герр Штерн, в подзорную трубу, – с гордым видом в наконец-то наступившей тишине заявил Морди. – Вот оттуда видно, – он указал на возвышенность берегового откоса. Мы все видели. И я, и Ёся, и Фира, и Соломон. Я им в трубу давал смотреть. Но я увидел первый. Бригантина на берегу между скалами лежит. Направление 30 градусов на норд-ост. Фок частично сломан, на гроте реи только под косые паруса, поэтому бригантина, а не бриг. У брига на грот-мачте паруса тоже прямые.
«Молодец, Морди! Делаешь успехи. Не зря я тебя в навигацкую школу взял, – мысленно похвалил пасынка Абрахам Ван-Вейден, – а то мама твоя говорила, что тебе в 12 лет морскому делу ещё учиться рано. Ничего не рано, в самый раз».
– Морди, а людей рядом видел? – задал очередной вопрос Исаак Штерн, которого в данный момент меньше всего интересовали познания Ван-Вейдена-младшего в навигации и типе парусных судов.
– Нет, никого. Ни на палубе, ни рядом, герр Штерн.
– И шлюпок нет, – вмешался в разговор более старший Соломон, которому уже исполнилось 15, тоже гардемарин навигацкой школы. – Они могли попытаться на шлюпке спастись, когда увидели, что корабль прямо на скалы несёт, и не выгребли. А бригантину уже потом пустую на берег выбросило.
– Может быть и так, – согласился с Соломоном Исаак Штерн. – Но гадать мы не будем, проверим на месте.
Проводить проверку на месте кроме главы экспедиции и непосредственно причастных к сему открытию лиц направилась порядочная толпа. Исаак Штерн слегка поморщился, но ничего не сказал. В конце концов, работы по обустройству лагеря могут и подождать, а людям просто любопытно.
С высокого берегового откоса открывался великолепный вид на океан и большую, не скрытую конусом вулкана часть острова, отвесный берег которого с восточной стороны, как правильно определил Морди, примерно 30 градусов на норд-ост, был прорезан нешироким, полого спускающимся к морю ущельем, в устье которого и лежала выброшенная на берег бригантина, удачно вписавшаяся между двумя довольно внушительного размера береговыми скалами.
– Давно здесь лежит, песок под килем намело, – резюмировал Исаак Штерн, разглядывая место кораблекрушения в подзорную трубу. – И, похоже, Соломон прав, экипаж на шлюпках спасти пытался, но неудачно. Иначе, если бы хоть кто-нибудь уцелел, её бы на дерево для хижины разобрали. И недалеко, не больше мили. Посмотрим, что в трюмах.
В трюме оказался груз, значение которого для будущей колонии было трудно переоценить. Нет, это было не золото в слитках и не серебро в монетах, истинная ценность которых во всей своей полноте раскрывается лишь в давно обжитых  цивилизованных странах. В трюме был шёлк. Великолепный, высочайшего качества разноцветный шёлк из Китая, а ещё фарфор.
– Тут нас всех не по одному разу в шелка обрядить можно, – констатировал Исаак Штерн после подсчёта количества тюков с шёлком. – Посуды, правда, поменьше, и побилась она частично, но, как минимум, один сервиз на семью. Предлагаю весь груз шёлка и посуду поделить поровну, а найденное золото и серебро – в общий котёл.
Возражения в отношении такой справедливой делёжки нечаянно свалившегося на голову богатства ни у кого не последовало. Тем более что золотых и серебряных монет,  забытых в спешке членами экипажа при покидании терпящей бедствие бригантины, нашлось сравнительно немного. Шёлковая ткань и посуда в этом отношении, с учётом того, куда они теперь направляются, стократно ценнее. Да и к тому же никто ни в Старом, ни в Новом Свете даже чисто формально притязаний на груз бригантины «Эсмеральда», переименованной пиратами в «Викторию», предъявить не мог. Кто его знает, у кого пираты всё это награбили. А то, что потерпевшая кораблекрушение бригантина окончила свои дни именно в качестве пиратского корабля, стало ясно практически сразу. Избыточное, абсолютно ненужное для управления, но очень необходимое при абордаже количество членов экипажа. Куча холодного и огнестрельного оружия. Полная пороха и ядер крюйт-камера. Честные негоцианты-навигаторы с подобным набором по морю не ходят.
Транспортировка всего найденного в лагерь на берегу и дальше на галеоны заняла несколько часов и потребовала использования в качестве «вьючных животных» практически всех колонистов, а потому обед начался намного позже обычного. Но зато какой это был обед! Отправленные на рыбный промысел шлюпки вернулись с богатым уловом, так что об опостылевшей солонине ни в этот день, ни в последующие никто и не вспоминал. Рыбный суп, то есть уха, на первое, жареная рыба на второе, чай, также обнаруженный в немалых количествах среди груза погибшей бригантины, на третье. И всё это с ароматным, только что выпеченным белым хлебом. Благодать! После обеда практически весь лагерь, за исключением вахтенных, погрузился в сон. Причём Абрахам Ван-Вейден, никогда особо не любивший спать днём, уснул так крепко, что проснулся уже под вечер и исключительно потому, что его разбудил Морди.
– Дядя Абрахам, вставайте. Сеньор де Торес звёзды в телескоп показывать будет. Вы смотреть пойдёте?
– Пойду, конечно. Спасибо, что разбудил.
Абрахам Ван-Вейден выбрался из-под тента. Солнце уже тонуло в океане, окрашивая западную часть горизонта в багровые тона, а богатый событиями день плавно перетекал в богатую событиями ночь. Ночь под звёздами с телескопом, когда будущие жители колонии Израиль, неоднократно слушавшие лекции Мигеля де Тореса о множественности миров, благодаря четырём огромным зрительным трубам смогут наглядно убедиться в правоте его слов. Правда, изначально эти четыре огромные,  установленные на треноги зрительные трубы, стоившие к тому же немалых денег, имели чисто утилитарное, не имеющее прямого отношения к науке назначение. Их предполагалось использовать как средства дальней разведки, для обнаружения приближающегося к поселению противника. Но Мигель де Торес, моментально положивший на них глаз, как только узнал, что среди военного имущества экспедиции существует такое, как он выразился, оптическое чудо, уговорил Исаака Штерна использовать эти во всех отношениях выдающиеся оптические инструменты не только в целях обороны будущих поселений колонии Израиль, но и для науки. И вот сегодня, если так можно выразиться, должна была состояться проба пера. Тем более, погода располагает, на небе ни облачка, а потому после ужина все поспешили на береговой откос, где уже были выставлены все четыре подзорные трубы, именуемые Мигелем де Торесом по-научному, на греческий манер, телескопами.
Сумерки в низких широтах коротки. Солнце утонуло в волнах, и почти сразу тихая тропическая ночь опустилась над островом Тристан-да-Кунья. Небо сияло, и ничто – даже лёгкая дымка – не скрывало блеска созвездий. Бархатно-чёрный купол неба протянулся от зенита до горизонта, и среди множества звёзд, как гранёный бриллиант, сияла заходящая вслед за солнцем Венера, тонул в волнах океана уже готовый закатиться Меркурий. А с противоположной стороны, на востоке, там, где рождается день, ровным, немигающим светом светились кроваво-красный Марс, серебристо-желтоватый Юпитер и свинцово-серый Сатурн.
Меркурий и Венера Абрахама Ван-Вейдена не впечатлили. Он наблюдал их и раньше в подзорную трубу. Маленькие полумесяцы без каких-либо подробностей. От телескопа диаметром в шесть дюймов (примечание 33) он ожидал большего, хотя справедливости ради надо было признать, что чёткость изображения, даваемого телескопом, не шла ни в какое сравнение с чёткостью изображения, даваемого подзорной трубой. Марс наблюдать оказалось куда более интересно. На поверхности оранжево-красноватого шарика были хорошо различимы светлые и тёмные пятна, контуры которых очень напоминали земные материки и моря.
 Но наблюдения Марса не шли ни в какое сравнение с наблюдениями Сатурна и особенно Юпитера. Тут-то телескопы и показали свою полную силу. Жёлто-оранжевый Сатурн предстал во всей красе, опоясанный сверкающим двойным кольцом (примечание 34), а Юпитер – в виде огромного полосатого шара, возле которого, как начищенные серебряные монеты, сверкали в чёрной пустоте неба четыре недавно открытых Галилео Галилеем спутника: Ио, Европа, Ганимед, Каллисто. Абрахам Ван-Вейден был потрясён. Такого не могла показать ни одна, даже самая лучшая подзорная труба. Удивительное, феерическое зрелище. И рядом нет церкви и её инквизиторов, способных всё запретить, отправив ослушников-еретиков на костёр. Они там далеко, в Европе, за тысячи миль океана, и здесь и сейчас никому навредить не могут.
Потом телескопы навели на Млечный Путь, и его туманная полоса рассыпалась на множество звёзд, каждая из которых, по словам Джордано Бруно, являлась пусть и очень отдалённым, но тоже Солнцем. Далее наблюдали туманности, и они, так же, как и Млечный Путь, рассыпались в окулярах телескопов на множество отдельных звёзд.
После полуночи взошла половинка убывающей Луны, и рой звёзд померк в её неярком серебристом сиянии. И тут телескопы снова показали себя с наилучшей стороны. Лунные моря, а точнее, тёмные низменные равнины, на дне которых нет ни капли воды. Горные хребты и кольцевые горы, чем-то похожие на исполинские цирки. Далёкий, чужой мир во всех мельчайших подробностях предстал перед взором восторженных наблюдателей. Спать отправились далеко за полночь, но и улёгшись под тентом, Абрахам Ван-Вейден долго не мог уснуть, снова и снова возвращаясь в памяти к пережитой им в эту ночь звёздной мистерии.
Следующий день стал последним днём пребывания на острове, хотя изначально планировали, если, конечно, позволит погода, пробыть на Тристан-да-Кунья  не менее четырёх-пяти дней, посвятив это время не только отдыху, но и полноценным географическим исследованиям, включающим в себя как картографирование береговой линии, так и составление карты внутренних районов острова пешей исследовательской партией. Но, как гласит непреложная народная мудрость, хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Нет, погода не подвела. Причиной срочного отплытия стало начавшееся во второй половине дня совершенно неожиданное извержение образующего остров Тристан-да-Кунья вулкана. Хотя ещё с утра, а если точнее, с обеда, поскольку после ночных бдений никто раньше обеда не пробудился, ничто не предвещало беды. Всё шло как обычно. Завтрак, мелкие работы по лагерю. Бурное обсуждение вчерашних астрономических наблюдений со страстным желанием повторить их следующей же ночью, если позволит погода.
Возобновились работы на погибшей бригантине, куда была отправлена группа матросов с целью снять всё самое ценное, уцелевшие после кораблекрушения части такелажа и корабельной оснастки. И вдруг...
Начало извержения застало Абрахама Ван-Вейдена на береговом откосе, где он на практике объяснял гардемаринам азы картографирования. Громыхнуло так, что заложило уши, а в следующее мгновение земля под ногами ощутимо вздрогнула, будто палуба корабля, добавив жути всему происходящему. Хотя, по сути, несмотря на грохот и колебания почвы, вызванные взрывом дна кратера начавшего извергаться вулкана, никакой непосредственной опасности начало извержения для высадившихся на остров колонистов ещё не представляло. Но на подопечных Абрахама Ван-Вейдена, в основном уроженцев вольного города Гамбурга и близлежащих земель, где ни извержений вулканов, ни даже землетрясений вообще никогда не случалось, произошедшее произвело огромное впечатление. Послышались переходящие чуть ли не в крик испуганные возгласы.
– Герр Ван-Вейден, что это?!
– Это...
 Абрахам Ван-Вейден глянул вверх. Над вершиной ещё недавно мирно курившегося вулкана вместо тонкой струйки дыма поднималось огромное, иссиня-чёрное грибообразное облако.
– Это, господа гардемарины, начало извержения вулкана. И спокойно, спокойно, никакой непосредственной опасности нет. Вулкан не бочка с порохом, не взорвётся. Собираем инструменты – и к лагерю.
Уверенный командный тон возымел действие, пресекая в зародыше нарождающуюся панику. Быстро, без суеты собрались – и к берегу.
До лагеря, где уже вовсю велись сборы, дошли минут за десять.
– Всё в порядке? – встретил их вопросом Исаак Штерн.
– Да, герр Штерн, в порядке, только гардемарины слегка испугались, – Абрахам Ван-Вейден улыбнулся. – Но общий план берега готов. Так что можно считать, что частично работа по картографированию выполнена.
– Это хорошо, герр Ван-Вейден, что гардемарины слегка испугались, – Исаак Штерн тоже улыбнулся. – Правильно сделали. Кто ничего не боится, тот долго не живёт. У нас здесь тоже всё в порядке, если не считать того, что упавший тент перепугал кое-кого из спящих. Но это не главное. Сеньор де Торес советует срочно снимать лагерь и уходить. Каково ваше мнение, герр Ван-Вейден? Вы же встречались с извержениями вулканов?
– Два раза. На Карибах и в Исландии.
Абрахам Ван-Вейден ещё раз взглянул на вершину вулкана. Грибообразное облако уже порядочно снесло ветром в противоположную от места нахождения лагеря экспедиции сторону, но количество дыма над кратером не уменьшалось.
– Я с сеньором де Торесом полностью согласен. Лава до нас вряд ли дойдёт, слишком далеко, и течёт она медленно. Пешком можно уйти. Но кроме лавы есть ещё и грязевые потоки от растаявших на вершине ледников. Они вполне могут дойти до берега и текут очень быстро. И даже если грязевой поток уйдёт в сторону, то остаётся пепел. А это облако над вершиной, судя по форме и цвету, пепельное. Пепел, конечно, не лава и не грязь, но тоже ничего хорошего, корабли отдраивать придётся.
– Значит, срочно отплываем. Жалко, что не удалось остаться подольше, но...
Грохот ещё одного взрыва заглушил последние слова главы экспедиции. Над вершиной разбушевавшегося вулкана поднялось ещё одно иссиня-чёрное пепельное облако. Но быстрого отплытия не получилось. Людей и имущество доставили на корабли менее чем за час, а потом... А потом возникли трудности чисто технического порядка, ведь галеон с его преимущественно прямым парусным вооружением – это не шхуна, способная идти круто к ветру под косыми парусами, и тем более не вёсельная галера, для движения которой ветер вообще без надобности. Галеону для хорошего хода нужен ветер в корму, ну, или под определённым, не очень острым углом, а ветер в этот раз был, как назло, практически встречным. Вот почему от берега отходили, медленно подняв все имеющиеся немногочисленные косые паруса, что позволило пассажирам и незанятым в парусных работах членам команды вдоволь налюбоваться на стремительно развивающееся извержение с довольно близкой, хотя уже более безопасной, всё увеличивающейся дистанции.
Сначала вулкан выбрасывал облака пепла. Потом, как и предположил Абрахам Ван-Вейден, растопленные вулканическим жаром, опоясывающие вершину ледники, ещё недавно столь ослепительно сверкавшие в лучах солнца, а теперь почерневшие от выпавшего пепла, стали сходить к берегу бурными грязевыми потоками, один из которых в считаные минуты превратил место нахождения бывшего лагеря экспедиции в сплошное болото.
– Вовремя мы оттуда убрались, – констатировал Исаак Штерн, – а то бы всё в грязи утонуло. А это ещё что? – он поднёс к глазам подзорную трубу.
Вдруг совершенно внезапно на месте, где был водопад, снабдивший экспедицию прекрасной водой, полыхнул алый отблеск, а через считаные мгновения вместо вскипевшего водного потока на залитый грязью берег хлынула струя раскалённой докрасна огненно-жидкой лавы.
– Лава через трещины идёт, – пояснил Мигель де Торес. – Я такое на Сицилии при извержении Этны видел. Сначала вода с ледников шла, а теперь лава через трещины пробивается. Скоро из кратера польётся.
– И всё это за несколько часов: от спокойной гавани до огненного ада, – Исаак Штерн опустил подзорную трубу. – Не лучшее место для перевалочной базы.
«Да, не лучшее, – мысленно согласился с главой экспедиции Абрахам Ван-Вейден, – хотя, с другой стороны, люди в Исландии не одну сотню лет возле действующих вулканов живут – и ничего. Так что нужно будет на обратном пути сюда вернуться. Посмотреть, что и как. Может, всё будет не так уж плохо, а там решим окончательно, стоит ли объявлять Тристан-да-Кунья заморской территорией колонии Израиль или отказаться от этих планов навсегда, ввиду слишком буйного нрава здешней природы».
Наконец, выйдя в открытый океан, сменили курс с норда (примечание 35) на зюйд-ост (примечание 36). Ветер стал практически попутным, а потому вскоре охваченный пламенем извержения остров Тристан-да-Кунья остался далеко за кормой.
Впереди был Капштадт – последний оплот цивилизации, последняя стоянка перед длительным и опасным переходом в Австралию.

Глава 6
Опасайтесь странных туманов

– Что же всё-таки это такое? С одной стороны, туман как туман, плотный, ползущий по самой поверхности воды, а с другой...?
Абрахам Ван-Вейден в очередной раз навёл подзорную трубу на полосу странного зелёного тумана, неспешно расползающегося по курсу идущих в кильватере галеонов, охватывая корабли как бы полукольцом, всё больше и больше заволакивая небо и горизонт. Но и многократно приближенное оптикой изображение мало что объясняло. Всё та же стена в виде плотной зеленоватой массы, ничем не отличающейся по виду, если бы не странный зелёный цвет, от типичного тумана высоких широт. И всё это продолжается уже больше часа, начавшись совершенно неожиданно после полуденных склянок (примечание 37), без каких-либо изменений погоды, которая с момента выхода из Капштадта, где простояли почти неделю в ожидании попутного ветра, пополняя запасы, остаётся такой же тёплой и солнечной. И даже барометр ничего не показывает, хотя и должен был, хотя бы потому, что ветер, бывший с утра ещё довольно свежим, теперь совершенно стих, что опять же свидетельствует о скорой перемене погоды.
Первым необычное явление – странное зелёное облако, возникшее буквально из ниоткуда над самой поверхностью воды, что для облаков совершенно нетипично, – заметил вперёдсмотрящий матрос с фор-марса, о чём тут же и доложил, вызвав первоначально по большей части интерес к странному явлению, нежели беспокойство. Зелёное облако над самой водой в полдень при абсолютно ясном, безоблачном небе. И что же это такое? Но когда через четверть часа это странное во всех отношениях облако из безобидной зелёной тучки у самого горизонта, могущей быть, по предположению Мигеля де Тореса, ничем иным, как плотным роем летящих насекомых, к примеру, саранчи, стало разрастаться, на глазах превращаясь в стену плотного зелёного тумана, стало не до досужих академических наблюдений. Навигация в тумане, скрывающем всякий обзор, опасна сама по себе, грозя столкновением или потерей из вида других кораблей, а уж если этот туман зелёный, да ещё и возникает против всех правил, предписанных ему природой, то... Но обойти туман стороной не получилось. Ветер резко стих, а имеющееся, судя по всему, в этой части океана подводное течение понесло лишившиеся хода корабли, как метко выразился капитан Олаф Ларсон, прямо в пасть тумана.
– Нет, цвет явно не из-за преломления туманом отражённого от поверхности воды солнечного света. Для небольшого облачка это было бы ещё допустимо, но для таких размеров, как сейчас, по краям наблюдались бы блики, а их нет. Так что это однозначно не из-за рефракции, – опроверг собственную же ранее высказанную гипотезу о причине столь странного цвета тумана Мигель де Торес.
– Морди, – позвал пасынка Абрахам Ван-Вейден, – сбегай, проверь показания барометра.
– Слушаюсь, герр старший штурман.
Улыбающийся Морди, гордый тем, что ему сегодня доверена честь быть вестовым, сообщая об изменениях показаний такого важного корабельного прибора, как барометр, покинул квартердек, но меньше чем через минуту вернулся и доложил:
– Показания прежние, изменений нет.
– А должны быть. До фронта тумана, – Абрахам Ван-Вейден прикинул расстояние, – не больше мили.
– Пора спускать паруса, герр Штерн. Мне эти одинаковые показания барометра очень не нравятся, – в голосе капитана Олафа Ларсона звучало явное беспокойство. – Ведь до этого не подводил ни разу. И даже если ветер прямо сейчас задует, то обходить туман уже позд... 
– Компас, герр капитан, компас чудит! – возглас стоящего за штурвалом рулевого оборвал капитана на полуслове.
Все четверо разом, не сговариваясь, кинулись к штурвалу. Через пару секунд к ним присоединился и Морди, которому тоже стало крайне интересно, что же такого происходит с компасом – основным навигационным прибором на корабле. А с компасом творилось что-то совсем уж невероятное. Магнитная стрелка, ещё какие-то считанные секунды назад чётко указывавшая положение сторон света, теперь хаотично металась из стороны в сторону, временами выписывая полный круг, будто готовая сорваться с оси. Да, конечно, корабельные компасы иногда чудили, и факт сей был известен морякам ещё со времён Колумба, который во время своего великого плавания впервые заметил отклонение стрелки компаса от Полярной звезды. А ещё бывало, что стрелка компаса вдруг внезапно ни с того ни с сего начинала подрагивать, отклоняясь в разные стороны на несколько градусов, будучи не в состоянии точно указать положение сторон света. Но то, что происходило здесь и сейчас... Такого, похоже, не наблюдалось за всю историю мореплавания, либо, что ещё хуже, наблюдавшие подобное моряки уже не могли об этом никому рассказать. Но, как бы там ни было, возникал вполне закономерный вопрос. И даже два: как быть и что теперь делать? Идти в Австралию, ориентируясь по солнцу и звёздам, или...
 И вдруг всё прекратилось. Стрелка вернулась в своё прежнее положение, как будто ничего и не было.
– Герр Ларсон, передайте по эскадре: спускаем паруса, ложимся в дрейф, – наконец нарушил молчание Исаак Штерн. – В случае потери в тумане место сбора – Капштадт. И ещё, – он на секунду задумался, – запросите: как вели себя компасы на других кораблях?
Ответ оказался неожиданным. Компасы изволили почудить у всех, но по-разному. На идущем вторым в ордере «Моисее» стрелка компаса крутилась, похоже, не слабее, чем у них на флагмане. На «Давиде» наблюдали отклонения на пару десятков градусов. А на концевом, замыкающем походный ордер «Соломоне» наблюдали лишь лёгкое дрожание стрелки компаса, и если бы не запрос, возможно, вообще не обратили бы на это особого внимания.
– Это из-за тумана, – безапелляционным тоном заявил Мигель де Торес. – Мы и «Моисей» были ближе всего, а «Давид» и «Соломон»...
– А этот туман нам компасы не испортит? – прервал научные рассуждения Мигеля де Тореса рулевой.
– Не испортит. Мы его куском железа заблокируем. Герр Ларсон, передайте по эскадре. И ещё... – Исаак  Штерн сделал паузу. – Заблокировать не только рабочие компасы, но и запасные. Приборы ценные, не хотелось бы их потерять. И будем надеяться, что всё будет хорошо.
«Да, будем надеяться», – мысленно согласился с главой экспедиции Абрахам Ван-Вейден, поскольку ничего другого им сейчас просто не остаётся. И галеоны один за другим вошли в туман.

Часть 2
НОВЫЙ МИР

Глава 1
А объяснить всё это можно очень просто

Внутри туман оказался отнюдь не однородным. Клубящаяся зеленоватая масса всего лишь прикрывала вход в нечто похожее на трубу или, скорее, на исполинский, до половины заполненный водой тоннель с вращающимися стенами из таких же зелёных, как и туман, переливающихся в такт вращению изумрудно-зелёным светом облаков, свет от которых, заливая скользящие по водной глади галеоны, делал их похожими на корабли-призраки.
Этот изумрудно-зелёный свет не испугал Абрахама Ван-Вейдена, а показался ему неземным и прекрасным. И в его душе вдруг воцарились мир и покой, и казалось, что само время замерло, остановившись здесь, в этом тоннеле, на краю вечности. И не было больше ни чувств, ни мыслей, ни желаний, а лишь изумрудно-зелёный, призрачный свет, заполняющий всё вокруг, от первого дня творения до конца времени.
И вдруг всё разом исчезло. Ни тумана, ни тоннеля, ни изумрудного света, а лишь океанская гладь и подёрнутое барашками облаков голубое небо.
– Что это было?
Абрахам Ван-Вейден огляделся. Вот Сара держит за руку Морди, вот Исааак Штерн, вот Мигель де Торес, а рядом с рулевым, у тумбы штурвала, их капитан Олаф Ларсон. А он сам стоит на квартердеке их галеона, трёхмачтового красавца «Авраама», за кормой которого, выстроившись в кильватер, идут «Моисей», «Давид» и замыкающий «Соломон». Все здесь, ни один не пропал в этом непонятном тумане.
И тут оцепенение прошло окончательно. Находящиеся на палубе люди, как по команде, вдруг разом задвигались, заохали, зашумели, мгновенно превратив весь корабль в подобие восточного базара, где каждый торговец, расхваливая свой товар, стремится перекричать других.
Но всё это продолжалось считанные секунды.
– Тихо!!!
Похожий даже не на крик, а скорее на рёв возглас Исаака Штерна, прокатившись над палубой, мгновенно восстановил тишину.
– Со всеми всё в порядке? – уже нормальным голосом, после короткой паузы, откашлявшись, задал вопрос Исаак Штерн.
Как оказалось, да. Ни на «Аврааме», ни на других кораблях эскадры, куда тут же, посредством флажковой азбуки, ушёл запрос, не пострадал никто, впрочем, как и сами галеоны. Ни течи в трюме, ни сломанной реи, ни даже лопнувшего каната. Как будто и не было этого странного зелёного тумана с тоннелем внутри, по которому все четыре корабля прошли, будто призраки, окутанные зелёным свечением. И в это было бы легко поверить, списав всё на внезапно возникший сон или бред, случись нечто подобное с одним человеком. Но когда одно и то же видят более чем полтысячи...
– Не знаю, что и сказать, – развёл руками Мигель де Торес, к которому, как к знатоку естественных наук, тут же обратились за разъяснениями. – Какое-то совершенно неизвестное явление природы, возможно, что-то похожее на, как их называют христиане, огни святого Эльма, которые мы видели перед грозой в Капштадте. Тогда и мачты, и такелаж – всё вокруг светилось. И это при том, что облака, хоть и низко, но не по самой земле ползли, как сейчас, когда мы в самом облаке оказались. Вот и подумайте теперь, как же всё внутри должно светиться.
«А ведь верно, похоже, что наш самый учёный пассажир в очередной раз прав», – мысленно согласился с Мигелем де Торесом Абрахам Ван-Вейден, которому за долгую морскую карьеру неоднократно доводилось наблюдать огни святого Эльма, когда вдруг совершенно внезапно перед грозой на клотиках мачт (примечание 38) и ноках рей (примечание 39) вспыхивают с негромким шипением и треском фестоны голубоватого свечения, а по канатам такелажа начинают мерцать голубые огоньки. Чарующе прекрасное, но совершенно безобидное явление природы.
– А ведь тогда компас тоже, как и сейчас, чудил, – совершенно неожиданно заявил один из матросов. – Я как раз возле штурвала стоял, когда огни Эльма засветились. Стрелка компаса из стороны в сторону ходить начала, точно помню.
– Вот видите! Блестящее подтверждение моей гипотезы! – буквально расплылся в улыбке Мигель де Торес. – Правда, остаётся не совсем понятным тоннель внутри облака, но с другой стороны, если учитывать их изменчивую форму, то...
– Тогда предлагаю считать это объяснением случившегося, – заявил Исаак Штерн, как бы подводя тем самым итог дискуссии. – Так и передайте по эскадре, герр Ларсон, чтобы люди не пугались. И поднимайте паруса! Ветер, похоже, снова задувает. А то и так сколько времени из-за штиля потеряли.
– Что за дьявольщина?! – Абрахам Ван-Вейден покосился на компас на тумбе штурвала. – Курс точно на ост (примечание 40). Но тогда почему? – он ещё раз приложился к морской астролябии (примечание 41), ловя положение Солнца. – Нет, всё верно. Та же величина отклонений. Астролябия, что ли, сломалась? Но как?
Простейший инструмент, две детали. Или он, штурман дальнего плавания, в одночасье разучился измерять углы? Смешно, если не сказать больше. Глупо!!! Потому как ситуация с попыткой определить широту выглядела именно так, хотя с долготой было всё в порядке. Морской хронометр Голдфингера работал, как всегда, чётко и безотказно, не в пример астролябии, состоящей всего лишь из координатного круга и рейки с визиром, но выдающей при этом такие умопомрачительные результаты, что впору было усомниться в собственном душевном здоровье. Ибо, если верить всё той же астролябии, Солнце – верный друг и помощник любого штурмана – при определении местоположения корабля в дневное время было не там. А если точно, то не в той точке неба, где ему надлежало быть в это время года и суток, то есть в час тридцать пополудни под этой широтой. Да, конечно, штурманские наблюдения проводят, как правило, в полдень, когда находящееся в верхней кульминации Солнце пересекает небесный меридиан, что несколько упрощает последующие расчёты. Но и в иное время дня определить по положению Солнца собственные координаты не намного сложнее. Чем, собственно говоря, и занимался Абрахам Ван-Вейден, поскольку их нынешнее местоположение понадобилось для записи в судовой журнал о происшествии с зелёным облаком. А вернее, пытался заниматься, потому что из положения Солнца следовало, что они в настоящее время находятся под сорока градусами двенадцатью минутами южной широты. И в этом не было бы ничего страшного, если бы не одно большое «но». Ещё каких-то полтора часа назад, в полдень, незадолго до встречи с зелёным облаком, они находились под тридцатью пятью градусами десятью минутами южной широты.
– Абсурд!!!
Ведь в одном градусе меридиана 60 миль, а в пяти 300. Три сотни миль к югу за полтора часа при максимальной скорости хода галеонов не более восьми миль в час и  постоянном курсе на восток.
– Абсурд вдвойне!!!
Хотя и исключительно хорошее начало для очередной завораживающей морской истории, которую после пары кружек рома начинает излагать благодарным слушателям бывалый морской волк где-нибудь в припортовой таверне. Ну а потом, как правило, к середине рассказа и после ещё пары кружек рома из воды выныривает Кракен или иное морское чудовище. И все от удивления разевают рты. Но это на берегу, там можно. А здесь, посреди океана, когда от пути в вечность человека отделяют лишь несколько дюймов деревянной обшивки, всё происходящее виделось Абрахаму Ван-Вейдену в несколько ином, менее радужном свете. Поскольку объяснить полученные результаты наблюдений значения широты можно было либо тем, что все четыре корабля в самом деле каким-то невероятным образом снесло к югу на 300 миль за полтора часа, либо же тем, что Солнце вдруг ни с того ни с сего двинулось по небу вспять, с учётом его обратного движения.
– Господи!!!
Привыкший проводить предварительные штурманские расчёты  в уме Абрахам Ван-Вейден, сам того не желая, мысленно прикинул саму такую возможность и тут же почувствовал, как по спине у него побежали мурашки размером с кулак, потому что всё, да, да, абсолютно всё сходилось. Но тогда, тогда...
– Спокойно, спокойно, без паники, герр старший штурман, – Абрахам Ван-Вейден попытался взять себя в руки. – Сейчас в каюту. И проверить расчёты на бумаге. Два раза. А через четверть, да, через четверть часа, этого достаточно, провести повторные наблюдения.
И если Солнце уйдёт к западу, то они действительно под сороковой параллелью, хотя и совершено непонятно, как тут оказались. А вот если сместится на восток, то...
Следующие пятнадцать минут стали самыми длинными в жизни Абрахама Ван-Вейдена. Тайная надежда на ошибку в выполненных в уме расчётах растаяла, как дым, стоило лишь перенести вычисления на бумагу. А дальше, даже не для очистки совести, а желая убить остаток времени, Абрахам Ван-Вейден проверил свои же собственные расчёты не два и не три, а целых четыре раза. И лишь после этого, глянув в очередной раз на песочные часы и с удовлетворением отметив, что отведённый им же самим для начала повторных наблюдений пятнадцатиминутный отрезок времени наконец-то истёк, взял астролябию и прямо через иллюминатор каюты поймал в визир положение Солнца. И всё стало ясно.
– Сеньор де Торес, у вас хотя бы предположение о сути происходящего есть?
Второй раз за день на палубе «Авраама» случился стихийный сход. И если в предыдущий раз предметом обсуждения была хоть и очень животрепещущая, но, по сути, всё же вполне академическая тема (необычные световые явления внутри зелёного облака), то теперь всё было куда серьёзней, ибо к умопомрачительному факту обнаружения Абрахамом Ван-Вейденом обратного движения Солнца прибавились ещё три не менее невероятных события.
Во-первых, океан стал пресным, что совершенно случайно и к своему великому удивлению обнаружил один из драивших палубу матросов. Во-вторых, на востоке, ну, или там, где с учётом солнцеворота ещё совсем недавно находился восток, то есть прямо по курсу, вперёдсмотрящий углядел землю. Да не просто землю в виде какого-то ранее неизвестного, затерянного в океанских просторах  острова, а что-то поистине громадное, размером не меньше, чем Куба, Мадагаскар, а может быть, и Гренландия, потому как обнаруженная экспедицией земля, плавно загибаясь к северу и югу, уходила за горизонт настолько, насколько хватало глаз и силы подзорных труб. Как такой огромный массив суши не был обнаружен ранее командами регулярно проходящих в этом районе Индийского океана голландских торговых кораблей по пути в Батавию и обратно, было совершенно непонятно. В-третьих, можно сказать, под занавес: пока ложились в дрейф и возились с промером глубины, которая, кстати, оказалась отнюдь не океанской, всего каких-то три десятка футов, закрывающая до этого северо-восточную, а теперь опять же, с учётом солнцеворота, северо-западную часть горизонта довольно плотная облачность стала расходиться, и из-за туч выглянула огромная, совершенно не похожая на Луну Луна в фазе чуть меньше первой четверти, возле которой отчётливо просматривались сквозь всё более и более редеющую пелену облачности ещё три, но уже маленькие луны, тоже в фазе от месяца до полудиска. И если маленькие луны как по размеру, так и по внешнему виду были сравнимы с обычной Луной, то вот большая превосходила размером обычную Луну раз в двадцать, а на освещённой Солнцем стороне полумесяца вместо привычных светлых и тёмных пятен явственно, без всякой оптики, были различимы разноцветные параллельные полосы. Точь-в-точь, как на диске Юпитера, который чуть меньше месяца назад могли лицезреть все желающие в ту незабываемо прекрасную, памятную ночь практической астрономии на острове Тристан-да-Кунья.
Но если тогда, на Тристан-да-Кунья, наблюдения за небом не вызывали ничего,  кроме восторга, то теперь всё происходящее как в небесах, так и на Земле внушало совершенно другие, прямо противоположные чувства, особенно после того, как Абрахам Ван-Вейден, наконец-то улучив момент во всём этом водовороте событий, всё же доложил Исааку Штерну об обратном движении Солнца, повергнув тем самым в глубокий,  граничащий с паникой шок как пассажиров, так и команды всех четырёх теперь мирно покачивающихся на якорях кораблей. А ещё было совершенно непонятно, как быть и что теперь делать?
– Да не знаю я, герр Штерн, что происходит, – нервно передёрнув плечами, заявил стоящий возле грот-мачты Мигель де Торес. – Но с ребе я полностью согласен, что хотя пути Господни и неисповедимы, но на пришествие Мессии всё это как-то не очень похоже. И даже если предположить, что обратное движение Солнца – знак, свидетельствующий именно об этом, то почему вода за бортом пресная? Этот-то знак для кого? Для моряков, на случай облачной погоды? А Юпитер? Про приближение к Земле Юпитера в дни пришествия Мессии ни в одном из священных текстов уж точно нет и намёка. А насчёт предположения, не сочтите меня за умалишённого, но только у меня такое чувство, будто бы не Юпитер к Земле приблизился, а мы на одном из его спутников оказались, потому что это бы очень просто объяснило всё. И сутки длиной в 60 часов, и обратное движение Солнца, и Юпитер в небе в виде большой Луны с ещё тремя лунами поменьше. И даже опреснение воды за бортом. Тут океан пресный, или мы вообще в крупном озере. И если бы наши корабли могли летать по небу так же хорошо, как плавать по океану...
– А этого и не нужно, – вдруг совершенно неожиданно прервал монолог Мигеля де Тореса раввин Михаэль Финкель.
– Как не нужно, а... – Мигель де Торес, прерванный на полуслове, открыл было рот, чтобы возразить, но, очевидно, не найдя контраргументов, вопросительно уставился на раввина.
– Ребе, вы нашли объяснение? – во внезапно наступившей тишине дрожащим от волнения голосом задал вопрос Исаак Штерн.
– Да, герр Штерн, похоже, нашёл, но прежде чем высказаться, я предлагаю измерить видимый диаметр Солнца, ведь по системе Коперника Юпитер от Солнца дальше, а значит, Солнце с него должно выглядеть под меньшим углом. Я прав?
– Правы, правы, ребе, – тут же вскинулся Мигель де Торес, – это же будет доказательством. Как же я сам об этом не подумал? Герр Ван-Вейден, мне нужна астролябия... Господи, действительно меньше! 25 минут вместо 31 в это время года. Но как, ребе, ради всего святого, объясните!
Мигель де Торес и все присутствующие прямо-таки впились в раввина глазами.
– Объясню и начну, пожалуй, с истории, – Михаэль Финкель, заняв место возле  грот-мачты, обвёл взглядом присутствующих. – Все вы, конечно, помните, что во время исхода из Египта наши предки, преследуемые войском фараона, пересекли посуху Красное море, когда Господь, раздвинув морские воды, образовал проход. А ведь и сейчас у нас тоже своего рода исход. И в какой-то мере пусть не совсем в Землю Обетованную, но, по сути, чем-то близкую к ней. Ведь в Австралии мы хотели основать независимую колонию, чтобы жить, как свободные люди. И до сегодняшнего дня всё шло как обычно, пока мы не попали в это странное зелёное облако с тоннелем внутри.
– Так вы хотите сказать, ребе, что нас Господь через этот тоннель в облаке со всеми кораблями с Земли на спутник Юпитера перенёс, – будто из пушки, на одном дыхании, буквально выпалил Мигель де Торес.
– А я, выходит, как Моисей, – охнул Исаак Штерн.
– Совершенно верно, герр Штерн, – кивнул Михаэль Финкель. – А вы разве сомневаетесь? Вы же во всём этом деле самый главный. Вдохновитель всего. И тоннель в облаке уж очень на проход в раздвинутых волнах Красного моря похож. Да и кто, как не Господь, сотворить подобное способен? А если спросите меня: зачем? – Михаэль Финкель сделал паузу, как бы собираясь с мыслями. – Не знаю. Я не пророк, и откровений от Господа у меня за всю жизнь не было. Могу лишь предположить, опять же вспомнив, что Господь сомкнул воды Красного моря, утопив воинов фараона, преследовавших наших предков. Возможно, и здесь нечто похожее. Ведь ещё далеко не факт, что, узнав о том, что мы, евреи, решили основать в Австралии второй Израиль, короли Европы оставили бы нас в покое. Да, конечно, воевать с нами через два океана было бы накладно, на что мы первоначально и рассчитывали. Но, с другой стороны, совсем наивно было бы думать, что для такого «святого дела», как очередное удушение нашего народа, их католические и протестантские величества денег бы пожалели. А сюда им ни за какие деньги не добраться. Пускай хоть всю казну до последнего медяка истратят. Ну, а как время придёт, как силы накопим, чтобы Землю Обетованную вернуть, Господь опять нам назад на Землю путь откроет.
– Господи, а ведь верно! Да, да, так и есть. Ведь всё, буквально всё сходится.
Абрахам Ван-Вейден вдруг внезапно почувствовал, как с души у него свалился огромный груз. Груз непонимания происходящего, огромной тяжестью неизвестности давивший на него с того самого момента, как он обнаружил обратное движение Солнца. А всё оказалось так просто. Но жизнь в другом, совершенно неземном мире, который он чуть меньше месяца назад наблюдал в телескоп в виде маленькой серебристой звёздочки, сияющей в тёмной пустоте неба, – к этому надо было ещё привыкнуть, понять, осознать, впитать, чем, собственно, сейчас и занимались стоявшие на палубе «Авраама».
Негромкое воркование, чётко слышимое во внезапно наступившей тишине, заставило поднять головы вверх. На грот-рее сидела птица, очень похожая на голубя.
– Ой, голубка, – произнесла одна из женщин.
– Да, голубка с берега прилетела. Хороший знак! – произнёс Исаак Штерн таким тоном, что сразу можно было понять, что он понял и принял происшедшее. 
– Да, хороший, – подтвердил Михаэль Финкель и, сделав паузу, попросил: – Герр Штерн, прикажите спустить шлюпку. Людей на других кораблях успокоить надо. Я сам всё рассказать должен. Такое по флажковой азбуке не передать.
– Да, не передать, – согласился Исаак Штерн. – Но сначала, – он обернулся к капитану Олафу Ларсону, – герр Ларсон, прикажите поднять флаг колонии. Мы прибыли на место.
А через несколько минут на грот-мачте «Авраама» вместо флага вольного города Гамбурга взвился флаг колонии Израиль, белое полотнище с синей шестиконечной звездой по центру, возвещая начало новой эпохи в истории этого мира.


Глава 2
Здесь будет наш новый дом

– Отдать правый якорь!
– Есть отдать правый якорь!
– Якорь лёг!
– Якорь держит!
– Паруса убрать!
– Отдать левый якорь!
Всплеск – и через считанные мгновения «Авраам», прочно удерживаемый двумя якорями, замирает в излучине широкой реки, возле трёх остальных кораблей эскадры. Самый необычный в истории человечества морской переход, начавшийся на планете  Земля, в порту вольного города Гамбурга, и окончившийся в огромном пресноводном озере одного из спутников Юпитера, наконец, завершён. Да, да, то, что первоначально посчитали частью пресноводного океана, оказалось широким, как море, озером, дающим начало внушительных размеров реке, в излучине которой и бросили якоря галеоны. А вокруг простиралась настоящая обетованная земля, будто сошедшая с полотна художника-пейзажиста. Правый берег реки, насколько хватало глаз, занимала поросшая высокой изумрудно-зелёной травой холмистая степь. На левом возвышалась подходящая почти к самой воде стена сплошного, тоже уходящего до самого горизонта леса из странных, прямых, как корабельные мачты, чем-то похожих на эвкалипты деревьев. А прямо посередине реки, деля её русло на две не равные части, вставала громада острова с высокими, футов сто, почти отвесными берегами и плоской, ровной, как стол, вершиной, делая его чем-то похожим на древнюю Масаду.
– На предместье Гамбурга чем-то похоже.
– Нет, здесь лучше.
– Какая трава зелёная! Здесь что, весна?
– Похоже, удачно попали под сезон. Урожай собрать успеем.
– И это что, всё нам?!
Сгрудившиеся на палубе пассажиры и матросы оживлённо обменивались впечатлениями от увиденного, как будто напрочь забыв о почти животном ужасе, терзавшем их души ещё несколько часов назад. Но всё разъяснилось. И вот теперь они первопроходцы, странники нового мира, который, во всяком случае, пока на Ад совершенно не похож и даже совсем наоборот. Так о чём же тогда жалеть? О  косых взглядах соседей-христиан или о костре инквизиции для тайных иудеев? Нет, и ещё раз нет. Это всё там, на Земле, в прошлом. А здесь обязательно будет лучше.
– Нет здесь людей, герр Штерн, – авторитетно заявил командир морских пехотинцев Арон Ягер. – Нюхом чую. Да и зверьё непуганое, верный признак.
И действительно, пасшееся невдалеке от берега стадо представителей местной фауны, очень похожих на быков и коров животных, численностью голов так в двести, совершенно не реагировало на стоящие на якоре галеоны. Как щипали сочную зелёную травку, так и продолжали щипать.
– Ребе, а они кошерные? – задал вдруг чисто практический вопрос один из морских пехотинцев, в котором от вида подобного изобилия свободно бродящей, совершенно непуганой дичи начал разыгрываться охотничий азарт.
– Наверняка кошерные, – Михаэль Финкель поднёс к глазам подзорную трубу. – Очень на коров и быков похожи, хотя некоторые отличия есть. С другой стороны, и на Земле разные породы имеются, так что, думаю, это не особо существенно.
– Дядя Абрахам, зелёная свинья!
– Где?
– Вон там, у самого берега, – Морди указал на заросли подходящего почти к самой воде низкорослого кустарника.
Абрахам Ван-Вейден пошарил подзорной трубой.
– А, вот она.
У самой кромки воды, почти сливаясь цветом с травой, действительно стояло животное, очень похожее на свинью, окрашенное в изумрудно-зелёный цвет, и, весело помахивая хвостиком, разглядывало стоящие на якоре галеоны.
– Фунтов 400 (примечание 42),  не меньше, – оценил вес необычной зелёной свиньи Михаэль Финкель. – Но вряд ли кто-то из наших гамбургских колбасников на неё бы позарился, уж больно цвет необычный. Так что она не только для нас, но и для христиан тоже не кошерная.
Причём произнесено это было таким тоном, что все стоявшие на палубе чуть не лопнули от смеха.
– С вопросом кошерности, с вашего позволения, ребе, как и с охотой,  предлагаю немного повременить и, в первую очередь, обследовать вот этот речной  остров, – напомнил о насущном наконец переставший смеяться Исаак Штерн. – А то уж больно место для поселения удобное, как крепость, даже стен возводить не надо и подняться только с одной стороны можно. Будто специально для нас приготовлено.
И этой особенностью рельефа речной остров ещё больше напоминал Масаду, к вершине которой, как известно, вела лишь одна узкая, извилистая тропа, именуемая Змеиной. Правда, проход был шире и представлял собой разрывающее отвесный берег, довольно пологое, спускающееся к самой воде ущелье, но и его можно было при желании с лёгкостью перекрыть снабжённой воротами стеной, сделав тем самым остров совершенно неприступным как для человека, если тот всё же здесь имеется, так и для хищников, которые, с учётом наличия огромного количества травоядных, должны были водиться здесь в изобилии. Хотя тащить на вершину даже по относительно пологому склону брёвна для строительства домов должно быть тем ещё удовольствием, но, с другой стороны, кто сказал, что будет легко.
Высадка на берег прошла, как и положено, в торжественной обстановке и по старшинству. Первым, как вдохновитель, организатор и глава экспедиции, на сушу иного мира ступил, неся в руках флаг колонии Израиль, Исаак Штерн, далее раввин Михаэль Финкель – лицо духовное, за ним капитан флагмана эскадры «Авраам» Олаф Ларсон, далее Абрахам Ван-Вейден, старший штурман, командир морских пехотинцев Арон Ягер, потом Мигель де Торес, который, едва дождавшись окончания официальной церемонии, тут же бросился изучать береговые скалы, заявив, что это ракушечник (примечание 43).
На сём торжественная часть была закончена, и первая партия исследователей, сопровождаемая десятком вооружённых морских пехотинцев, направилась вверх по ущелью, без труда достигнув поросшего всё той же изумрудно-зелёной травой и редким кустарником обширного плоского плато, образующего вершину речного острова.
– Какой простор! – Абрахам Ван-Вейден огляделся вокруг. – Если и основывать поселение, так только здесь и нигде больше.
И действительно, вид с высоты плато открывался просто великолепный. Огромное, как море, озеро, на востоке и широкая, исчезающая за западным горизонтом река с покрытыми густым лесом и степью берегами. А над всем этим, в бездонно-голубом небе, медленно плывущее Солнце и полумесяц Юпитера с тремя маленькими лунами.
– Ну что, здесь или поищем другое место?
Вопрос Исаака Штерна оторвал Абрахама Ван-Вейдена от созерцания окружающего пейзажа.
– Здесь! Здесь, конечно, здесь! – послышалось со всех сторон.
– Я тоже так думаю, – Исаак Штерн улыбнулся. – От добра добра не ищут.

Глава 3
У каждого мира свои особенности, и к ним ещё надо привыкнуть

– Симон! Фридрих! Остаётесь со шлюпкой, остальные за мной, – отдал короткий приказ Арон Ягер и, взяв наизготовку ружьё, первым выпрыгнул на поросший густым лесом берег Иордана.
Первые географические исследования, первые названия. Озеро Прибытия, река Иордан, остров Сион. 
Абрахам Ван-Вейден вслед за морскими пехотинцами покинул шлюпку. На обследование близлежащего участка леса – два часа времени, прежде чем Солнце зайдёт за диск Юпитера, и начнётся многочасовое солнечное затмение, повторяющееся здесь, не в пример Земле, один раз в сутки. Так что стоит поторопиться, чтобы не оказаться в  полной темноте. Один Господь знает, какие в этом инопланетном лесу водятся звери.
Но пока что лес, подступающий почти к самой воде, не выглядел угрожающим. Щебетали невидимые в кронах деревьев птицы, жужжали насекомые, пахло хвоей и ещё какими-то странными, незнакомыми ароматами, приносимыми лёгким ветерком из глубины чащи. Картина была просто идиллической, и если бы не странные, похожие то ли на пальмы, то ли на эвкалипты, прямые, как корабельные мачты, деревья, весь этот лес ничем бы не отличался от обычного земного леса, произраставшего где-нибудь по берегам рек центральной Европы или Северной Америки. Вот почему, постояв немного на опушке и убедившись в отсутствии близкой опасности, отряд исследователей углубился в чащу.
Лес оказался смешанным, и вскоре произраставшие у самого берега пальмовые эвкалипты, как назвал по праву первооткрывателя этот вид деревьев Абрахам Ван-Вейден, уступили место высоким, стройным, источающим запах смолы соснам, возле которых, распластав широкие кроны, росли, роняя жёлуди на всё ту же изумрудно-зелёную траву, могучие дубы.
– Однозначно дуб, – выдал своё заключение корабельный плотник с «Авраама», в задачу которого входило проверить местные деревья на предмет их пригодности в строительстве. – И внешний вид, и жёлуди, и структура древесины.
Он поднял с земли упавшую ветку.
– Всё сходится.
«Действительно сходится, – мысленно согласился с плотником Абрахам Ван-Вейден, – если бы не чрезвычайно толстый ствол и слишком раскидистая крона, скорее характерная для африканского баобаба, нежели для дуба. Так что пусть будет дуб баобабовый».
– Ой, а это кто?
Неожиданно из-под корней баобабового дуба высунулось очень похожее на земного ежа существо, только изумрудно-зелёного цвета. Несколько секунд оно изучающе смотрело на людей, а потом, фыркнув, скрылось в норе.
Двинулись дальше, пробираясь меж зарослями странного, совершенно неизвестного на Земле кустарника с очень длинными, скорее похожими на сосновые или еловые колючки листьями, спугнув при этом ещё несколько представителей местной фауны, внешне не отличающихся от обыкновенных земных зайцев, но опять изумрудно-зелёного цвета. Потом лес начал редеть, и взорам исследователей открылась довольно большая поляна с озером в центре, на которой расположился настоящий зверинец. На самом берегу озера, принимая грязевые ванны, барахтались, похрюкивая, уже знакомые зелёные свиньи. Чуть в стороне на лужайке паслись, безусловно, овцы тоже зелёного цвета, а возле них, грациозно покачивая ветвистыми рогами, пощипывало травку небольшое, в десяток голов, стадо оленей, но уже нормального, как на Земле, серо-коричневого окраса.
– А вот это уже интересно! Все мелкие животные – зелёные, не в пример крупным. Скорее всего, из-за малой продолжительности тёмного времени суток и необходимости скрываться от дневных хищников, – сделал вывод Абрахам Ван-Вейден. – Ведь в этом полушарии, даже если Солнце за горизонтом, Юпитер в полной фазе должен давать столько света, что особо не спрячешься, а ночь похожа на сумерки.
– Герр Ван-Вейден, а это кто?
Вопрос Арона Ягера оторвал Абрахама Ван-Вейдена от академических размышлений о причинах покровительственной окраски мелких представителей местной фауны.
        – Где?
         – Вон там, – Арон Ягер указал на противоположную сторону поляны, где на опушке леса стояло огромное животное, частично укрытое деревьями, которое Абрахам Ван-Вейден поначалу не заметил, а животное было во всех отношениях примечательное. Ноги и туловище слона. Шея жирафа, голова – нечто среднее между головой лошади и верблюда. Цвет шерсти – чёрный (примечание 44). Пользуясь длинной шеей, животное не спеша поедало сочные зелёные листья с вершин пальмовых эвкалиптов.
– Не знаю, герр Ягер, – развёл руками Абрахам Ван-Вейден, так и не припомнив из своей богатой на путешествия и приключения жизни даже упоминаний о существовании на Земле подобных животных. – Очевидно, какой-то местный вид. Не исключено, что разновидность жирафа, а толстые слоновьи ноги нужны для поддержания веса тела.
– Скорее всего, – согласился Арон Ягер. – И хорошо, что травоядный, а то бы... – он оценивающе глянул на своё ружьё. – Такого разве что из двух стволов, да и то может не хватить.
– Командир, охотиться будем? – поинтересовался один из морских пехотинцев. – Барашки хоть и зелёные, но, может, ребе кошерными признает. И выглядят аппетитно.
– Охотиться будем, только... – Арон Ягер на некоторое время задумался. – Только тихо, из арбалета, чтобы этого жирафа-переростка не разозлить. Ещё набросится!
 Свист спущенной тетивы – и ближайший к охотникам баран, как подкошенный, рухнул на траву. Оставшиеся слегка всполошились, но почти сразу успокоились, продолжив как ни в чём не бывало щипать травку, в отличие от пасущихся рядом оленей и  отдыхавших на берегу свиней. И те и другие, похоже, уловив запах свежей крови, насторожились, закрутив головами, а потом поспешно отошли в другой конец поляны. Причём свиньи сделали это, переплыв озеро, тем самым подарив Абрахаму Ван-Вейдену очередное открытие. Как оказалось, помимо цвета, местных свиней от их земных сородичей отличало ещё и наличие ласт вместо копыт, позволяющих им плавать, причём довольно резво, образуя, таким образом, новый вид земноводных. Речная или озёрная свинья. А вот подстреленный баран от земных ничем, кроме цвета, не отличался. Во всяком случае, снаружи, а внутри – это забота повара, если, конечно, ребе признает их добычу кошерной.
Вырубив в лесу длинную, толстую жердь и подвесив на неё добытого барана, двинулись в обратный путь ускоренным маршем, так как время поджимало; не забывали при этом поглядывать по сторонам не только из-за обычной осторожности, но и в надежде на очередное открытие. Но, увы, на этот раз лес отказался выдавать свои тайны, да и в окружающей природе происходило что-то странное. Замолкали ещё недавно столь звонко щебетавшие птицы, реже жужжали насекомые, смыкались цветочные бутоны. Всё вокруг будто замирало, отдаваясь оцепенению и покою.
– Затмение близко, – наконец понял причину происходящего Абрахам Ван-Вейден. – Самый тёмный час. Вот природа и реагирует. Всё, что активно днём, готовится ко сну, уступая место ночным животным. Кстати, надо будет в ближайшем будущем озаботиться ночной охотой с помощью силков и ловчих ям, чтобы понапрасну не рисковать. Ведь ночные существа в этом иноземном мире могут быть крайне любопытными.
Но, как оказалось, не все ночные хищники готовы ждать наступления темноты. Некоторые, такие, как разновидность местных волков, начинали  охоту засветло, в чём на собственном опыте смогли убедиться оставленные для охраны шлюпки морские пехотинцы, когда незадолго до возвращения исследовательской партии на берег один за другим вышли полдесятка очень похожих на земных волков зверей, но только угольно-чёрного цвета. Поначалу, правда, сии представители семейства псовых, пришедшие, очевидно, на водопой, не проявляли агрессивности, а лишь с любопытством поглядывали на взявших их на прицел людей. Но потом, осмелев, решили попробовать странных, впервые виденных ими двуногих существ на вкус. Пришлось стрелять, завалив четверых. Пятый, поняв, что добыча не по зубам и очень больно кусается, позорно бежал.
– Значит, вы, герр Ван-Вейден, полагаете, что чёрный окрас для ночной охоты? – Исаак Штерн, обеспокоенный нападением волков и прибывший во главе дополнительного подкрепления, вопросительно посмотрел на Абрахама Ван-Вейдена.
– Да, герр Штерн, с учётом того, что скоро затмение, наличие у здешних мелких животных покровительственной окраски – это однозначно так.
– А ещё глаза, очень необычные, как у кошек, – обратил внимание на крупные и действительно чем-то напоминающие кошачьи глаза убитых хищников Арон Ягер. – У наших земных волков таких нет. А эти в темноте как днём видеть должны.
– Стало быть, в тёмное время в лес без крайней надобности – ни ногой, –  резюмировал Исаак Штерн. – Съедят и не подавятся. Хотя, с другой стороны... – он на некоторое время задумался. – Если здешние хищники не особо многим отличаются от земных, то этот мир не так уж и опасен. Всё, грузитесь! И на остров, люди заждались.
– И не только люди, – Абрахам Ван-Вейден, потянув носом, явственно почувствовал запах жареного мяса, приносимый лёгким ветерком со стороны острова. – Шашлык из подстреленных ещё утром молодых бычков. Главное угощение к новому, только что учреждённому празднику – Дню основания колонии Израиль. Так что стоит поторопиться.
Гребцы налегли на весла, и тяжело нагруженные шлюпки полным ходом направились к берегу Сиона.
Добытые трофеи и рассказ о приключениях в лесу вызвали живейший интерес и бурное обсуждение, плавно перетёкшее в кульминацию праздника – астрономические наблюдения, которые на этот раз должны были включать в себя наблюдения не только звёздного неба, но и такого редкого на Земле явления, как солнечное затмение, о чём и сообщил в первую очередь в своей вводной лекции Мигель де Торес, с самого утра колдовавший над какими-то схемами и расчётами.
«Какого утра?! – неожиданно поймал себя на мысли Абрахам Ван-Вейден. – Солнце же не заходило. Легли спать после швартовки, проснулись, а день всё тот же. Воистину, у каждого мира свои особенности, и к ним ещё надо привыкнуть».
– И, стало быть, – продолжил вещать жадно внимавшей его словам аудитории Мигель де Торес, – с учётом скорости движения Солнца продолжительность местных суток составляет ровно 64 часа. 16 часов – день, 16 часов – ночь, 16 часов – утро, 16 часов – вечер. А мы с вами находимся на третьем по счёту от планеты спутнике Юпитера – Ганимеде. Причём с учётом того, что Ганимед, подобно земной Луне, повёрнут к Юпитеру всегда одной стороной, ночи в том полушарии, в котором мы сейчас, по сути, будет две. Тёмная, когда Солнце заходит за Юпитер и начинается солнечное затмение, которое мы ожидаем с минуты на минуту. И светлая, когда Ганимед в своём движении оказывается между Солнцем и Юпитером, который освещает наше полушарие, подобно земной Луне, в полнолуние, но намного ярче. Что же касаемо смены времён года, то их не будет вообще. Ось вращения Ганимеда перпендикулярна эклиптике, из-за чего лето в наших краях будет продолжаться вечно. У меня всё.
Ответом на последние слова главного астронома колонии Израиль стало бурное ликование слушателей. Ведь одно дело – продолжительность дня и ночи, а также, где они всё же оказались, а другое – вечное лето с возможностью снимать по четыре урожая в год. Огромный прибыток к хлебу насущному, что никого не могло оставить равнодушным.
И тут началось затмение. Но не так, как на Земле. Во всяком случае, Абрахаму Ван-Вейдену, видевшему за свою недолгую, но полную приключений жизнь два полных и одно частичное затмение Солнца, было с чем сравнить. Солнце в своём движении  коснулось диска Юпитера, и в считанные минуты всё вокруг поглотил кроваво-красный сумрак. Небо, ещё какие-то мгновения назад сиявшее бездонной голубизной, будто налилось кровью, а степь и лес, насколько хватало глаз, почернели, как уголь.
«Господи, как в аду! В христианском аду! – пронеслось в голове у Абрахама Ван-Вейдена. – Но мы не христиане».
А кровавый сумрак медленно угасал, уступая место черноте ночи. И вот на небе вспыхнули мириады звёзд с непривычным глазу земного человека рисунком созвездий. Да, созвездия изменились, но не все. Некоторые – до неузнаваемости, иные – отчасти, и лишь Млечный Путь – огромная звёздная река – по-прежнему делил небо на две неравные половины.
– Дядя Абрахам, а это что? – тихий шёпот Морди заставил Абрахама Ван-Вейдена отвлечься от созерцания великой картины мироздания.
– Где?
– Вон там, – Морди, почти неразличимый в темноте, указал подзорной трубой на висевший в небе огромный чёрный круг, лишённый звёзд.
– Это, сынок, Юпитер – ночная сторона. Он закрывает от нас звёзды, и поэтому мы их не видим, – пояснил Абрахам Ван-Вейден.
– Я не про это, – не унимался Морди. – Сверху и снизу там как будто молнии. Вот опять, – Морди поднёс к глазам подзорную трубу.
– Молнии на Юпитере?! – Абрахам Ван-Вейден пошарил подзорной трубой. – Да, есть, вот они. Но не везде, а только в верхней и нижней части. Скорее даже не молнии, а свечение у полюсов. Так это же... Да, точно, полярные сияния. Ну, Морди! Ну, глазастый! Это же научное открытие. Что ж, на тебя и запишем.
А между тем, двигаясь по своей орбите, первый спутник Юпитера – Ио – вынырнул из-за диска планеты в виде узкого серпа, позволив рассмотреть себя во всех подробностях.
– Надо же, ничего общего с нашей земной Луной, – констатировал Абрахам Ван-Вейден, разглядывая Ио в один из четырёх выставленных, как и в прошлый раз на острове Тристан-да-Кунья, для всеобщего наблюдения телескопов.
Вместо многочисленных кольцевых гор, светлых материковых и тёмных безводных морских равнин, типичных для земного спутника, поверхность Ио была чёрно-жёлтая, покрытая то тут, то там высокими дымящимися конусами извергающихся вулканов. А вот Европа и Каллисто, также показавшиеся вскоре после Ио, ничем от земной Луны не отличались, разве что цветом. Поверхность обеих была не желтоватой, а серо-пепельной. А потом всё закончилось. Темноту ночи сменил быстро рассеивающийся красный сумрак, и вновь вокруг было чистое голубое небо и яркое Солнце. Праздник – День основания колонии Израиль – удался.

Глава 4
Репатрианты

На следующий день началось обустройство на новом месте. Большая часть мужского населения колонии Израиль, прихватив пилы и топоры, отправилась валить деревья – основной строительный материал в этих богатых лесом местах. Оставшиеся занялись частичной разгрузкой кораблей и сооружением импровизированного подъёмного устройства, потому как втаскивать волоком, вручную, по крутому склону несколько тысяч брёвен – занятие исключительно для любителей тяжёлой атлетики или тех, кому делать нечего. А вот Абрахаму Ван-Вейдену и его гардемаринам досталась работа землемеров. Ибо ещё при подготовке к экспедиции было принято решение, что все поселения будущей колонии Израиль надлежит строить по чёткому, строго определённому плану, с широкими, прямыми улицами и подворьем на одну семью, не в пример городам Европы с их узкими, кривыми улочками и домами в два-три этажа, где из-за скученности населения брюшной тиф и холера возникают с пугающим постоянством.
Работа была несложная, а наличие большого количества помощников должно было позволить, по прикидкам Абрахама Ван-Вейдена, управиться к наступлению очередного солнечного затмения. Но, как известно, хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Трудовой день был в самом разгаре, когда с неба раздался какой-то странный, всё нарастающий жужжащий звук.
– Это ещё что?
Абрахам Ван-Вейден, отвлёкшись от угломера, глянул вверх, да так и замер, не веря своим глазам. С севера, со стороны озера, двигаясь на высоте около 500 футов (примечание 45), к острову приближался, нет, не густой рой насекомых и даже не сказочный дракон, а нечто совсем иное – летательный аппарат. Да, да, именно летательный аппарат, чем-то похожий на орнитоптер Леонардо да Винчи, виденный Абрахамом Ван-Вейденом на рисунке при посещении Падуанского университета. Правда, в отличие от творения итальянского гения эпохи Возрождения крыльев у орнитоптера было не два, а четыре, расположенных одно над другим, а вместо свободно висящего под крылом человека здесь имелся вытянутый цилиндрический корпус, в передней части которого наличествовал какой-то странный, блестящий, призрачный круг, ставший особенно заметным, когда снизившийся орнитоптер, круто развернувшись, сделал круг над островом, а управлявший орнитоптером, явно человек, что особенно хорошо было различимо в подзорную трубу, помахал находившимся на земле рукой.
– Герр Ван-Вейден, что это? 
Вопрос одного из гардемаринов отвлёк Абрахама Ван-Вейдена от наблюдения за кружившим над островом орнитоптером.
– Это орнитоптер, господа гардемарины. Летательный аппарат, созданный местными людьми, очень похожими на нас, без какого-либо колдовства и происков тёмных сил, – Абрахам Ван-Вейден улыбнулся. – Ещё только паники из-за суеверий не хватало. А сейчас все вниз, встречать гостя. Вон смотрите, он спускается.
И действительно, закончив кружить над островом, орнитоптер удалился к югу, а потом, развернувшись, стал медленно спускаться, очевидно, намереваясь совершить посадку на воду, используя две небольшие лодки, закреплённые в нижней части корпуса, как поплавки.
« Орнитоптер в морском варианте», – мысленно резюмировал Абрахам Ван-Вейден, торопливо сбегая по крутому откосу к месту швартовки галеонов, где уже собралась делегация встречающих, представленных в основном женщинами и детьми, так как большинство мужчин, как уже говорилось выше, отправились на лесозаготовку и теперь взирали на всё происходящее с другого берега. Но Исаак Штерн, Мигель де Торес и ребе Михаэль Финкель были на месте, и это радовало. Особенно присутствие ребе, знавшего добрый десяток языков, что повышало шансы на общение в объёме большем, нежели язык жестов. Правда, из результатов наблюдения, спасибо столь вовремя оказавшейся под рукой подзорной трубе, у Абрахама Ван-Вейдена возникло стойкое чувство, что особых трудностей с переводом не будет, потому как оптика, кроме всего прочего, позволила разглядеть нанесённую на корпус орнитоптера надпись, состоящую из комбинации арабских цифр и латинских букв. Явное свидетельство схожести языков.
– А вот это действительно удача, – обрадовался Исаак Штерн. – Взаимопонимание для нас сейчас самое важное. Ребе, справитесь? – он вопросительно посмотрел на Михаэля Финкеля.
Тот кивнул.
– Справлюсь, герр Штерн. Должен справиться. Иначе позор на мою седую голову.
А между тем для буксировки приводнившегося и уже сносимого вниз по течению орнитоптера была отправлена шлюпка.  О чудо! Язык прилетевшего оказался понятен не только раввину, но и матросам-гребцам, также, судя по их действиям, принимавшим участие в диалоге. Но удивлению встречавших не было предела, когда через четверть часа из причалившей к берегу шлюпки выбрался молодой, возрастом чуть за двадцать лет, мужчина, одетый в плотную, облегающую одежду и кожаный шлем с очками и обратившись к Исааку Штерну на чистом немецком языке, произнёс:
– Добрый день, герр Штерн! Позвольте представиться. Пилот-авиаразведчик парохода «Нептун» Яков Штерн. Вышли из Гамбурга 21 августа 1936 года по христианскому летоисчислению.
И после короткой паузы, перейдя на иврит, продолжил:
– Герр Штерн, я ваш потомок.

Рассказ Якова Штерна

Часть 1
Робинзоны по контракту

«Конец лета, а погода как у нас в Архангельске, хотя мы и на 13 градусов южнее», – стоящий на верхней палубе возле спущенного трапа радиотелеграфист парохода «Нептун» Яков Штерн зябко поёжился, чувствуя, как промозглая сырость знаменитого лондонского тумана просачивается под тёплый морской бушлат.
Да, конечно, самое правильное при такой погоде – спуститься в каюту, как делают пассажиры и свободные от вахты члены экипажа, или засесть в радиорубку и слушать эфир. Но сейчас как-то не до этого. Душа не на месте. Ведь под погрузку у одного из причалов на задворках лондонского порта они встали ещё утром, а сейчас уже почти полдень. И, как пояснил старпом, на обычную задержку из-за бумажной волокиты происходящее совершенно не похоже, особенно если учесть, что вскоре после отбытия капитана на берег на причале появился полицейский пост. С чего бы это? Ведь вроде всё тихо, а им только и надо, что загрузиться, – и прямой курс на Хайфу, в Землю Обетованную. Или всё же полиция не по их душу? Хорошо, если так. А вообще пренеприятнейшее это занятие – в третий раз за жизнь страну менять. Россия, Германия,  теперь вот подмандатная британская территория – Палестина. Хотя про Россию и про Архангельск, где родился и рос до пяти лет, он, если честно, мало что помнит. Больше по рассказам родителей. Ведь с далёкого 1919 года, когда прапорщик медицинской службы Русской императорской армии Иосиф Штерн буквально чудом на одном из последних английских войсковых транспортов вывез из охваченной Гражданской войной России семью, прошло без малого полтора десятка лет. Так что «у нас в Архангельске» – это по большей части не про него. Он скорее гамбуржец, нежели архангелогородец. Но, как бы там ни было, жизнь на новой родине, в Германии, где осели (как носители немецкой еврейской фамилии), была, в общем-то, неплохой, несмотря на то, что жить пришлось в проигравшей войну стране. Но врачи, а особенно с огромным опытом военно-полевой  медицины, нужны везде, потому и не бедствовали. Всё изменилось в 1933 году, когда победу на очередных выборах в рейхстаг одержала НСДАП, то есть национал-социалистическая немецкая рабочая партия. И тут началось. Ограничения, касающиеся евреев, посыпались как из рога изобилия. Причём по сравнению с Российской империей, где ограничения шли по религиозной составляющей, а крестившийся еврей становился более-менее свободным, здесь главным критерием стало не вероисповеданье, а именно национальность, независимо от того, являлся ли человек иудеем, христианином или вообще атеистом. Есть еврейская кровь – значит, не немец и вообще не человек, а существо второго сорта – унтерменш. И последствия не заставили себя долго ждать. Яков почувствовал, как внутри начинает закипать бессильная ярость. 
– Вот ведь... Год в университете доучиться не дали. Выгнали. И из аэроклуба тоже. Но тут-то хоть полегче, 200 часов налёта – все его, никуда не денутся, как и знание радиотехники. А вот кому нужен в Палестине геолог-недоучка? Говорил же отец: «Сынок! Учись на доктора! Всегда себя прокормишь. Люди болели, болеют и болеть будут». А горные породы и окаменелости, так это в свободное от работы время. Или врачом в геологическую экспедицию, совмещая полезное с приятным. Но что имеем, то имеем, как бы и этого не лишиться, а то уже больше двух часов прошло, а капитана всё нет.
Чувство тревоги не отпускает, как тогда, два месяца назад, когда к ним совершенно неожиданно зашёл будущий тесть, капитан дальнего плавания Карл Фишман, ну, или, по-родственному, просто дядя Карл, и почти с порога заявил:
– Уезжать нам из Германии надо, чем быстрей, тем лучше.
Сказанное было настолько неожиданным, что родители буквально впали в ступор, а дядя Карл, не дожидаясь какой-либо ответной реакции, с матросской прямотой продолжил изливать душу:
– Тут, Йозеф, со мной большая неприятность приключилась! 
Он пристально посмотрел на отца, как бы ища у того моральной поддержки, – не только как у будущего родственника, но и как у человека, тоже прошедшего войну, пусть и на другой стороне.
– Я сегодня в порту своего бывшего сослуживца встретил. Воевали вместе. Он, оказывается, снова во флот, в Кригсмарине (примечание 46) вернулся. Лучше бы не встречал. Увидел, обрадовался, думал, в кабачке посидим, Ютландию вспомним (примечание 47), а он мне даже руки не подал. Глянул как на пустое место и заявил, что не пристало ему, чистокровному арийцу, какому-то там унтерменшу руку подавать. А ведь если бы не я, его бы давно рыбы обглодали. Так я ему и сказал! И ещё про крест за Ютландию напомнил, а он мне ответил, что служить арийцам для унтерменша есть святая, самой природой определённая обязанность. А из креста я вообще могу пулю отлить и ей же и застрелиться, если мне всё происходящее в Германии не по нраву. На том и разошлись. Ну не свинья ли?
– Как есть свинья, – согласился отец. – Но, Карл, из-за одного случая... Мало ли на свете свиней неблагодарных. И чтобы вот так разом всё бросить...
– Не из-за одного случая, Ёся, не из-за одного, – вмешалась в разговор мама. – Ты что, газет не читаешь? Или забыл, что Яша у нас в университете больше не учится не потому, что лодырь или олух царя небесного, а потому, что...
– Да не забыл я, не забыл, – отмахнулся отец, – и газеты тоже читаю. Только вот я ещё не забыл, как и с чем мы сюда прибыли. И снова переезжать, а мне ведь далеко уже не двадцать пять и даже не тридцать, чтобы  в клинике по две смены, как бык, пахать. Да и не вечно же этому дёрганому неврастенику рейхсканцлером быть. Может, ещё и обойдётся. Ну, ты Россию вспомни, там для нас, евреев, тоже не мёдом намазано было – и ничего, жили.
– Не обойдётся, Йозеф, не обойдётся, – прервал монолог отца дядя Карл. – Я ведь, когда эту неблагодарную свинью встретил, не по служебной надобности в порту оказался. Сам же знаешь, у меня отпуск. Ещё одного своего сослуживца провожал. В Аргентину. Насовсем. Он после войны в политическую полицию служить пошёл. С тридцать третьего года в гестапо. 
– В гестапо?! – изумился отец. – Не знал, Карл, что у тебя такие связи.
– Нет у меня в гестапо связей, – дядя Карл сделал паузу. – Он сам на меня вышел, а до этого лет пятнадцать не виделись. Я даже поначалу удивился очень, когда про его переезд в Аргентину услышал. С чего бы это ему, человеку с таким положением и статусом, вдруг в эмиграцию, в чужие края – счастья искать? А он мне такое рассказал, что волосы дыбом встали. В общем, если коротко, Йозеф, всё сейчас происходящее простым битьём стёкол не кончится. И даже ваши российские еврейские погромы детской забавой покажутся. Нас всех под нож решили пустить. Причём решение с самого верха. И не важно, кто ты: ортодоксальный иудей или вот как я, предки которого лет двести назад крестились и который уже в большей степени немец, чем еврей, вспоминающий о Боге, когда уж очень сильно штормит. Ничего в расчёт брать не будут. Окончательное решение еврейского вопроса. Так он мне и сказал. Ну а поскольку ему, чистокровному немцу, а теперь ещё и арийцу, ни в чём подобном принимать участие категорически не хочется, он и решил за океан, в Аргентину, подальше отсюда перебраться и мне того же посоветовал.  И чтобы других, кого знаю, обо всём предупредил. Останутся – умрут. Вот такие у меня, Йозеф, новости. Ни убавить ни прибавить.
– Да, действительно, Карл, ни убавить ни прибавить, – согласился отец, а потом, тяжело вздохнув, сказал – как отрезал: – Уезжаем. Гестапо – это серьёзно.
На этом вопрос с отъездом из Германии был решён бесповоротно и окончательно. Осталось лишь выбрать новую страну проживания, но с этим определились довольно быстро, остановившись на Палестине, так как за океаном беженцев из Германии особо никто не ждёт, тем более в свете бушующего в Североамериканских Соединённых Штатах экономического кризиса, а переезжать в одну из соседних с Германией европейских стран было бессмысленно, так как никакой гарантии, что взращённая нацистами антисемитская волна не докатится и туда, причём в ближайшее время. А Палестина, пусть и подмандатная британская территория, но всё же историческая родина всех евреев. Данная Богом народу Израиля Земля Обетованная. Дальше бежать некуда.
С того памятного разговора прошло два месяца, в течение которых случилось два весьма примечательных события. Во-первых, дочка дяди Карла, урождённая Гретхен Фишман, стала Гретой Штерн, во-вторых, в порту Гамбурга бросил якорь грузопассажирский пароход под английским флагом, но с нанятой капитаном Карлом Фишманом немецкой командой, в состав которой вошли судовой врач и радиотелеграфист   Иосиф и Яков Штерны, отец и сын. Идея отправиться к новому месту жительства не в качестве рядовых пассажиров, а на собственном зафрахтованном судне возникла чисто случайно, когда отец обратил внимание, что среди их будущих попутчиков столько моряков, что хоть судоходную компанию на линии Гамбург – Палестина открывай.
– Слушай, Йозеф, а это мысль, – тут же загорелся идеей дядя Карл. – Правда, до судоходной компании нам ещё далеко, но вот на один полноценный экипаж народу вполне хватает. А пароход в Англии нанять можно. Есть у меня среди английских судовладельцев связи. Тем более Палестина – это подмандатная британская территория. Им это выгодно, – и он ещё на секунду задумался. – А давайте, если всё получится, я вас обоих в экипаж возьму. Радиотелеграфистом и врачом. Хотя бы на один рейс. Нормальные деньги заработаете, а то, сами знаете, фунтов-то у нас после обмена всего ничего, меньше, чем кот наплакал.
Отказываться от возможности заработать твёрдую валюту в виде английских фунтов в сложившейся ситуации было просто глупо, а потому согласились без раздумий. Тем более пароход не парусник, лазить по мачтам не придётся, да и капитан, считай, свой. В случае чего поможет, подскажет. А дальше всё пошло как по маслу. Более чем успешные переговоры с судовладельцами о фрахте небольшого, но всё же приличных размеров грузопассажирского парохода, носящего гордое имя бога моря Нептуна. Переход из Лондона в Гамбург за пассажирами и частью груза. Новый переход до Лондона, где всего лишь только и осталось, что дозагрузиться, – и тут совершенно непонятным образом пропадает сошедший на берег капитан. А если...
Сзади бесшумно, как это умела делать только она, подошла Грета и, обняв за плечи, разом отогнала мысли обо всём плохом.
– Яша, ну что ты тут мёрзнешь? Пошли в каюту. Я ведь тоже волнуюсь, но ждать-то можно и в тепле.
– Можно, конечно, – согласился Яков, – вот только...
Совершенно неожиданно из пелены всё ещё висящего над пристанью тумана, будто призрак, вынырнул дядя Карл и буквально взлетел по трапу на палубу.
– Ждёте?
– Ждём! А ты где столько времени был? – начала Грета. – Мы уже с мамой...
– Где был, скоро узнаете, – отмахнулся дядя Карл. – На борту всё спокойно?
– Происшествий не было, герр капитан, – доложил Яков. – Ни у нас, ни поблизости, если вы про полицию, то она тут уже часа два дежурит. Просто приехали и стоят.
– Что же, вполне ожидаемо, – вздохнул дядя Карл и каким-то упавшим голосом произнёс: – Яша, зови отца, и оба в мою каюту, поговорить надо. Мы, похоже, влипли очень серьёзно.
– Карл, а там климат-то хоть не как в Гренландии? – отец вопросительно посмотрел на растерянного и как будто в одночасье постаревшего дядю Карла.
– Нет, Йозеф, как в Норвегии. Был я там по молодости ещё до войны. Жить можно. Но не о том речь. Что люди, узнав про всё, скажут? Нам с тобой, Йозеф, нам. Ведь это же мы с тобой всё затеяли. Всех собрали, а вместо Палестины...
– А ничего хорошего, – вздохнул отец. – Вот только какой у нас выбор? Нас же, считай, к стенке припёрли.
– Вот именно, Йозеф, к стенке.
Дядя Карл вскочил и забегал по каюте.
– Да у меня вообще во время разговора сложилось стойкое впечатление, что всё это – временное ограничение на въезд в Палестину.
– А вот об этом, Карл, никому, – не терпящим возражения тоном заявил отец. – Потому что, во-первых, мы не знаем всего, а в Палестине действительно неспокойно, местные арабы крайне недовольны еврейской репатриацией. И тогда мы должны господам англичанам в ножки поклониться за то, что они нам такой вариант предложили. А во-вторых, даже если ты прав, – и что? Что делать-то будем? Премьер-министру или самому королю петицию с протестом пошлём? Рассказать тебе, куда эту петицию отправят, или сам с одного раза догадаешься? Ну а если шуметь начнём, так полиция на причале. И тогда уж точно всех скопом в Германию отправят. А ты, Карл, назад в Третий рейх хочешь? Я не хочу. И вот поэтому, когда с людьми говорить будем, не на этом акцент делать надо, а именно на том, что сами ничего не знали и что всё произошедшее – банальная превратность судьбы. Не повезло нам всем. Просто не повезло, и предложенный нам со стороны англичан выход – самый лучший и единственно правильный. Тем более контракт всего на пять лет, что вполне по-божески.
«Да, действительно по-божески», – мысленно согласился Яков. Интуиция, буквально кричавшая о надвигающихся неприятностях, снова не обманула. Ибо в связи с недовольством местного арабского населения власти Великобритании оказались вынуждены временно приостановить репатриацию евреев в Палестину, о чём и был поставлен в известность капитан парохода «Нептун» Карл Фишман в конторе судоходной компании представителем британских эмиграционных властей. Но, исходя из ситуации, сложившейся с тремястами находящимися на борту парохода «Нептун» еврейскими репатриантами, и понимая их тяжёлое, практически бедственное положение, представитель британских эмиграционных властей предложил всем желающим заключить с ВМФ Великобритании пятилетний контракт о работе в качестве гражданского вспомогательного персонала будущей английской военно-морской базы на Оклендских островах. Для тех, кто слаб в географии, – 250 миль южнее Новой Зеландии. Задача на удивление простая – жить на самом большом из островов Оклендского архипелага и оказывать всяческую помощь в случае захода на острова кораблей Великобритании и дружественных ей стран. А если учесть, что корабли Великобритании и дружественных ей стран в данном районе Тихого океана бывают крайне редко, то делать придётся чуть больше, чем ничего. Как говорят в России, работа – не бей лежачего.
– Вот именно, – согласился отец, когда Яков назвал ещё одну причину, почему подписать контракт с Royal Navy (примечание 48) всё-таки стоит. – Ведь что получается? Живём своей общиной, тихо-мирно рыбку ловим, огородики выращиваем, а банковский счёт растёт. Да и вообще, – отец сделал паузу, – у меня такое чувство, что история начинает повторяться.
– В каком смысле? – не понял дядя Карл. – Йозеф, ты о чём?
– А о том, – отец снова сделал паузу, – что лет триста назад один наш предок, ну, не совсем предок, а родственник по боковой линии Исаак Штерн загорелся идеей создать в Австралии еврейскую колонию. Она же тогда была совершенно не заселена. Снарядил четыре галеона: «Авраам», «Моисей», «Давид», «Соломон» – и отплыл из Гамбурга.
– И, как я понимаю, до Австралии не дошли.
– Не дошли, Карл, не дошли, – вздохнул отец. – А то бы мы сейчас, возможно, жили в совершенно другом мире. Последняя весть от них из Капштадта, то есть из Кейптауна пришла.
– Ну, что до Австралии не дошли, это неудивительно, – вынес своё авторитетное резюме профессионального моряка дядя Карл. – Галеон не пароход, но идея была стоящая.
– Карл, ты что задумал? – насторожился отец.
– Пока ничего, но мало ли как жизнь может повернуться (примечание 49), – дядя Карл впервые за время разговора улыбнулся. – А впрочем, – он глянул на часы, – собираем всех на верхней палубе. Что народ скажет. И будем надеяться, что до полиции дело не дойдёт.
Опасения относительно возможного недовольства с предъявлением претензий организаторам коллективного переезда в Палестину не оправдались. То ли сказался шок от происходящего, то ли всем сразу стало понятно, что протестовать бесполезно и надо довольствоваться малым. Но так или иначе дежуривший на причале наряд полиции остался без работы, а желающих отказаться подписать контракт с военно-морским флотом Великобритании не нашлось. И всё снова пошло как по маслу. Сначала на борт для оформления бумаг прибыл уполномоченный офицер флота. Потом, что немало всех удивило, теперь уже вспомогательным служащим Королевского военно-морского флота было выплачено причитающееся жалование за три месяца вперёд. Как пояснил оформлявший бумаги офицер, за весь период перехода «Нептуна» из Лондона до Оклендских островов. Ну и как вишенка на торте был разрешён сход на берег всем желающим для производства закупок необходимых для жизни на островах Оклендского архипелага личных вещей и предметов первой необходимости. А чтобы никто из сошедших на берег не заблудился в незнакомом городе и не задержал отплытие, прямо к причалу были поданы несколько больших двухэтажных автобусов. Чудо, да и только.
Как бы там ни было, во второй половине дня полностью загруженный сельхозоборудованием для австралийских и новозеландских фермеров и осевший по самую ватерлинию «Нептун» вышел из устья Темзы на просторы Северного моря, взяв курс в сторону Ла-Манша. Дальний морской переход из Лондона до затерянных в просторах Тихого океана Оклендских островов начался.

Часть 2
Рейдер против рейдера,
или
Дубиной по хребту

– Это ещё что?
Резкий, всё поглощающий треск радиопомех, в одно мгновение заглушивший все звуки эфира, неприятно ударил по ушам.
– Не иначе гроза подходит.
Яков, уменьшив громкость, покрутил верньер настройки (верньер – ручка настройки радиоаппаратуры). 
– И какая сильная! Помехи по всем диапазонам. Надо доложить вахтенным и отключиться, а то как бы...
Внезапно дверь распахнулась, и в радиорубку влетел дядя Карл.
– Связь со Святой Еленой (примечание 50). Быстро! Передай! Пароход «Нептун». Находимся под угрозой атаки немецкой подводной лодки. Требуют остановиться для досмотра. Подозрение в перевозке рабов.
Перемена обстановки оказалась столь стремительной, что Яков от всего происходящего буквально впал в ступор, а потом, выдавливая из себя каждое слово, произнёс:
– Не могу, герр капитан. Нет связи. Помехи на всех волнах. Гроза близко.
– Гроза? Какая гроза?
Дядя Карл схватил наушники, пару секунд вслушивался в эфир, а потом безапелляционным тоном произнёс:
– Это не гроза. Они эфир глушат, чтобы мы помощь не вызвали. Яша, за мной!
В рубке кроме вахтенных оказались ещё старпом и боцман. Причём все, за исключением стоящего у штурвала рулевого, наблюдали через боковой иллюминатор левого борта идущую параллельным курсом, не более чем в кабельтове, подводную лодку, над рубкой которой развевался флаг со свастикой, явственно свидетельствующий о национальной принадлежности этой хищницы глубин.
– Связи нет. Помощи не будет. Они эфир глушат. Радиотелеграфист – свидетель.
        Дядя Карл кивнул в сторону Якова и после короткой паузы продолжил:
– Передайте флажками. Вас поняли. Ложимся в дрейф. Готовы принять досмотровую партию. Мы их встретим.
        – Герр капитан, вы что, хотите... – начал было старпом.
        – Да!!! – взревел дядя Карл. – Это война, и она в тридцать третьем началась. Они нас сначала ограбят, потом утопят, и концы в воду. Так что выполнять! А если кто боится, так я за всё лично перед англичанами отвечу.
        – Карл, помощь нужна? – поинтересовался боцман, на лице которого заиграла улыбка, скорее похожая на оскал хищника.
        – Нужна, Изя. Будешь наводить, – дядя Карл тоже улыбнулся. – И людей с палубы убрать, чтобы не мешались.
        – Так вот, значит, какая тут сельхозтехника, – Яков, которого тоже взяли в помощь,  стоя возле открытой двери установленного на палубе грузового контейнера, со смешанными чувствами наблюдал за тем, как ветераны Кайзерлихмарине (примечание 51) готовят к бою одну из двух спрятанных внутри револьверных пушек Гочкиса (примечание 52).
Да, конечно, с одной стороны, он, как и все остальные, контракт с Royal Navy о зачислении в состав гражданского вспомогательного персонала подписал, а с другой, военный флот есть военный флот, и нечто подобное, в общем-то, и следовало ожидать, вот только как-то...
– Что, страшно? – дядя Карл высунулся из контейнера.
– Немного, – честно признался Яков.
– Мне тоже, но тут главное, чтобы до паники не дошло, а остальное... – он глянул на уже начавшую замедлять ход подводную лодку. – Значит, так, Яша, как только ляжем в дрейф, по моей команде открываешь и держишь вторую дверь, а мы с Изей их сталью нафаршируем. Подлодка не линкор, ей наших 4,7 (примечание 53) за глаза хватит. И уши закрой, а то оглохнешь. Всё понял?
– Всё, герр капитан.
– Выполняй!
А между тем события шли своим чередом, и, выполняя требования военного корабля Третьего рейха, английский грузопассажирский пароход «Нептун», застопорив машину, лёг в дрейф, отдал штормтрап, готовый принять досмотровую партию. Полная покорность судьбе и признание права сильного, если бы не пара пушек внутри установленного на верхней палубе, ничем с виду не примечательного грузового контейнера, позволяющая вести огонь по оба борта, в одночасье превратившая безобидный гражданский пароход в подобие рейдера, способного внезапным ударом своей замаскированной артиллерии отправить на дно куда более хорошо вооружённого и защищённого противника.
 – Ну, что же они там тянут? – Яков был весь как на иголках. – Уже и в дрейф легли, и с подлодки шлюпку спускают. Или что-то с пушкой?
 И тут услышал:
 – Открывай!!!
Распахнуть дверь контейнера – секунда, ещё полсекунды, чтобы зажать уши. Как раз вовремя. Грохот выстрела довольно неслабо ударил даже по закрытым ушам, а на корпусе подлодки, в районе рубки, сверкнула вспышка взрыва.
– Есть попадание!
Ещё выстрел, ещё одно попадание, затем ещё и ещё. Ослепительная вспышка, страшный грохот, и разломившаяся надвое из-за внутреннего взрыва подлодка, высоко задрав нос и корму, в считанные мгновения исчезает под водой.
– Яша, ты как? Осколками не зацепило?
– Нет, не зацепило.
– Ну и хорошо, – дядя Карл улыбнулся. – Удачно в снарядный погреб попали.
– Более чем, – согласился боцман. – Карл, шлюпку спускать будем?
– Обязательно, Изя, обязательно. Трофеи собрать надо. Может, что интересное всплывёт. Надо же хотя бы попытаться понять, чего это вдруг на нас такую охоту устроили.
– Карл, ты?
– Нет, Генрих, дьявол морской по твою душу, – дядя Карл расплылся в улыбке голодного крокодила. – Что, не ожидал, что вот так снова встретимся? Вижу, не ожидал! А зря! Земля-то, Генрих, круглая. А Господь всё видит. Ну и как тебе бронебойный в снарядный погреб от унтерменшей? Впечатляет?
Отправленная за сбором трофеев шлюпка совершенно неожиданно обнаружила среди держащихся на воде, благодаря надетым спасательным жилетам, трупов членов досмотровой группы одного хотя и оглушённого, но живого. Причём не абы кого, а бывшего сослуживца дяди Карла, чуть более трёх месяцев назад посоветовавшего ему застрелиться, отлив пулю из полученного за Ютландское сражение Железного креста.
И вот теперь на палубе при огромном скоплении зрителей разворачивалось потрясающее зрелище, достойное самой высокой оценки театральных критиков, с той лишь разницей, что оба актёра в этом представлении играли себя.
– Дамы и господа! Позвольте представить, – дядя Карл ткнул пальцем в пленного,         – Генрих, мой бывший сослуживец, действующий офицер Кригсмарине (примечание 54), член СС, чистокровный ариец и свинья неблагодарная, которому я жизнь спас, а он мне при нашей последней встрече даже руки не подал, а из креста за Ютландию посоветовал пулю сделать и ей же, как унтерменшу, застрелиться. А теперь ещё и пират.
– Какой пират, Карл? Это вы, вы пираты! – неожиданно взвыл пленный. – Оказание сопротивления военному кораблю Германии. Его потопление из замаскированного  оружия, установленного на борту гражданского парохода. Это что? Не пиратство?
– Самооборона, – с нажимом в голосе произнёс дядя Карл. – Пушки никто не прятал. Палубный груз в грузовых контейнерах – имущество ВМФ Великобритании, как и многое другое. И всё по коносаменту (примечание 55). А то, что мы одной из них  воспользовались... Да, отрицать не стану, как и ты, думаю, Генрих, тоже не станешь отрицать, что не мы первые по вам стрельбу открыли, а именно вы от нас под угрозой применения оружия потребовали остановиться и принять досмотровую партию. Якобы у нас на борту рабы. Вы бы нас ещё в контрабанде живых мамонтов обвинили. И уж чего совсем не надо было делать, так это эфир глушить, сразу себя выдали. Но мы отвлеклись, – дядя Карл глянул пленному прямо в глаза. – Хоть ты меня, Генрих, тогда и обидел сильно, но я счёты сводить не стану. Правду расскажешь, кто нас ограбить и потопить приказал, – будешь жить. Передам тебя англичанам. А нет – прикажу вздёрнуть на грузовой стреле, как пирата на рее. Выбирай!
– Приказа на грабёж не было, – упавшим голосом заявил пленный. – Только потопить. Торпедировать, и чтобы никто не выжил. Чей приказ, не знаю. А с грабежом – идея капитана была. Он от своего знакомого таможенника слышал, что евреи, уезжая, пытаются золото контрабандой провозить, ну и решил.
– Творческое исполнение приказа, – прокомментировал дядя Карл. – Правильно. Чего добру пропадать. Лучше уж меж собой поделить, по-братски, чем на дно. А океан, он большой, кто узнает. Только вот насчёт золота, Генрих, капитан ваш просчитался. Нет у нас золота, совсем нет, ни крупинки. Не знаю, как там у других было, а с нас перед выездом разве только шкуру не содрали.
– Ещё что-то сказать можешь?
– Нет.
– Но, Карл, ты обещал!
– Обещал – выполню, только уж ты извини, Генрих, придётся тебе под замком до самой Новой Зеландии посидеть, а по-другому никак.
Но передать английской контрразведке единственного оставшегося в живых из экипажа уничтоженной пиратской подводной лодки не получилось, ибо через пару часов он тихо скончался, находясь под охраной, в одной из кают, а проведённое вскрытие показало, что причиной смерти стала не полученная при взрыве подлодки контузия, а обыкновенный инфаркт.
– Слушай, Йозеф, я, конечно, в твоём диагнозе не сомневаюсь, медзаключение к рапорту по всей форме приложу, но чтобы моряк-подводник – и от простого инфаркта?   
Разговор происходил в узком кругу, в каюте капитана, за кружечкой ароматного баварского, вскоре после скоротечных похорон пленного, труп которого банально выбросили за борт без какого-либо погребального обряда, как и положено пирату.
– Не простого, Карл, а вызванного сильными душевными переживаниями. Ты себя вспомни! Каково тебе было, когда твой сослуживец, которому ты жизнь спас, тебя с грязью смешал?
– Ночь не спал, – честно признался дядя Карл.
– Вот и тут так же, с той лишь разницей, что он и ему подобные нас за людей вообще не считают, и по их представлениям это даже не грабёж был, а просто забрать своё. А им вместо золота – дубиной по хребту. И главное, от кого...
         – Да, тут, пожалуй, Йозеф, ты прав, – согласился дядя Карл. – Любого инфаркт хватит, ведь почти что по Лермонтову получилось. Как это там у него?
– Не вынесла душа поэта, – подсказал Яков.
– Точно, Яша, точней и не скажешь, хотя Генрих поэтом никогда не был...
         – А меня сейчас, Карл, другое больше всего беспокоит, – вступил в разговор боцман. – Почему на нас охоту устроили? Перехват подлодкой иностранного грузопассажирского парохода в мирное время с категоричным приказом потопить, не оставляя следов. А зачем? Чтобы три сотни евреев на дно отправить? Прости, не верю. Так же, как и в то, что всё это из-за того, что кто-то из наших перед отплытием дёрганому ефрейтору в пиво плюнул.
– В пиво плюнул?
Возникла секундная пауза, после чего все присутствующие буквально подавились смехом.
– Ну и версия у тебя, Изя, хотя я бы от такого не отказался, – наконец, перестав смеяться, заявил дядя Карл. – А если серьёзно, нет у нас на борту спецгруза, если ты про это, кроме нас самих.
– Нас самих? В каком смысле, Карл? – не понял боцман. – Объясни!
– Объясню. Это, конечно, только моя версия, но... – дядя Карл некоторое время молчал,  собираясь с мыслями. – Уж очень со всей логикой событий согласуется. А начну с того, что мне ещё в Англии, когда нам всем предложили контракт с Королевским флотом подписать, это очень странным показалось. Ведь мы же фактически иностранцы, пусть и будущие жители подмандатной британской территории. А контрразведка нас проверяла? Да, контракт в гражданский вспомогательный персонал, но военного флота, Изя, военного.
– А ведь должна была, – согласился боцман, чуть не поперхнувшись пивом от такого откровения. – Если только у англичан, – он попытался схватиться за соломинку.
– Не знаю, – пожал плечами дядя Карл. – Может, и так, но только сомнительно. Сейчас не времена парусного флота, когда матросов по кабакам из разного рода забулдыг набирали. Но это ещё не самое странное. А контракт? Оказывать всяческую помощь кораблям Великобритании и дружественных ей стран. Но какую? Конкретики нет. А ведь для выполнения каких-либо, даже самых простых работ по обслуживанию кораблей специалисты нужны. Много у нас таких, не считая экипажа? По пальцам одной руки пересчитать можно. А контракт предложили всем без исключения. Из гуманных соображений? – дядя Карл залпом допил оставшееся в кружке пиво. – Так я, Изя, не вчера родился, что почём в жизни, знаю. Не стали бы англичане даже из самых лучших побуждений на службу во флот неумех брать. Могли бы, к примеру, в Индию или ещё в какую свою колонию тех, кто им не подошёл, отправить, раз Палестина пока закрыта.
– И что ты предполагаешь, Карл? – насторожился боцман.
– А то, – наставительным тоном заявил дядя Карл, – что, если учесть наличие в контракте только двух абсолютно чётких условий (срока и места службы), а ещё очень хорошего жалования, которое не вспомогательному гражданскому персоналу, а кадровому составу флота платить должны, то вся это военно-морская база, на которую нас англичане служить определили, из нас самих только и будет состоять. Да, из нас самих, с очень простой задачей: в военное время не допускать захода вражеских рейдеров на Оклендские острова. Англичане ведь к новой войне с Германией готовятся. А ты «Эмден» и другие ему подобные рейдеры вспомни! Что они во время прошлой войны творили? А теперь так не выйдет, чтобы возле какого-нибудь необитаемого островка в тихой бухточке отстояться. Англичане все острова такими же, как мы, заселят. И им польза, и нам есть где жить, пока Палестина закрыта. Вот потому-то и вооружение сразу выдали, чтобы потом в спешке не завозить. А бывших пехотинцев и артиллеристов среди пассажиров полно. Ну а то, что никто из нас на сторону Германии не перейдёт, так это, сам понимаешь, без какой-либо контрразведки ясно.
– Логично, – согласился боцман. – Только вот, Карл, непонятно, зачем было подлодку на перехват посылать, если абвер даже про все эти планы англичан пронюхал. Ну, потопили бы нас, и что? Других бы желающих, в том числе из евреев, не нашлось.
– Нашлось бы, и немало, – возразил дядя Карл. – Только здесь, как я понимаю, Изя, политика. Не мог этот, как ты правильно сказал, дёрганый ефрейтор такого пережить, чтобы мы, евреи, хоть и пока с помощью англичан, ему зубы показывать стали. Мне тут Йозеф много чего про свою молодость в России рассказывал, про то, как он в еврейском отряде самообороны был. Полезный опыт.
– Надо же! – Яков удивлённо посмотрел на отца. – А ведь дома об этом ни слова, ни полслова. 
– Полезный, но не самый приятный, – вздохнул отец, перехватив удивлённый взгляд Якова. – Никогда не задумывался, сынок, почему это мы в Архангельске, за чертой оседлости, оказались?
 – Что будем делать, Карл? – напомнил о бренной реальности боцман. – Ведь если они вторую лодку пошлют...
           – Не пошлют, – с абсолютной уверенностью в голосе заявил дядя Карл. – Океан большой, найти нас не так-то просто, это во-первых; во-вторых, подлодок у Германии не так много; в-третьих, после такого позорного провала из-за обычной жадности – это уж совсем не в своём уме надо быть. Пиратское нападение немецкой подводной лодки на мирный английский пароход с еврейскими эмигрантами, считай, беженцами. Громкий международный скандал обеспечен. А на острове Святой Елены уже знают. Яша шифрограмму отправил. Правда, конечно, ещё не факт, что англичане всё случившееся обнародовать захотят, но, как бы там ни было, пару лишних очков в политике мы им обеспечили. Будем надеяться, что и нас не забудут.
        – Слушай, Карл, а у нас кроме двух пушек ещё что-нибудь есть? – боцман вопросительно посмотрел на дядю Карла. – Или это... – он сделал паузу. 
        – Нет, Изя, уже не секрет, – дядя Карл улыбнулся. – Секретом всё это было до сегодняшнего дня, а теперь смысла скрывать не вижу. Кроме пушек ещё полсотни винтовок «Спрингфилд 1903» и пара пулемётов «Льюис» (примечание 56). Всё новое, в масле. По коносаменту, как и пушки, – имущество ВМФ Великобритании. Предназначено для вооружения охраны будущей военно-морской базы.
– Как с патронами?
– Тысяча ящиков.
– Солидно, – резюмировал боцман, – не на один бой хватит.
– А что в большом контейнере на корме? – поинтересовался Яков, которого давно разбирало любопытство, уж больно тот был странным, непохожим на другие, явно сделанным для перевозки чего-то конкретного.
– Не броневик ли, случайно, или даже два? – предположил покончивший с очередной кружкой пива отец. – Размеры позволяют.
– Нет, Йозеф, не угадал. Такой тяжести палуба не выдержит. Там, – дядя Карл хитро подмигнул Якову, – гидроплан-разведчик.
– Гидроплан-разведчик! – Яков был крайне удивлён.
Он-то думал, что с небом надолго распрощался. Ведь если в Палестине ещё можно было надеяться найти что-то похожее на аэроклуб, то на Оклендских островах... А тут такая удача. Правда, конечно, ещё не факт, что ему на разведывательном самолёте летать разрешат. Он же не пилот Королевских ВВС. Но, с другой стороны, неспроста же при подписании контракта офицер-вербовщик во всех подробностях – на чём летал и каков налёт – выспрашивал. Уж точно не любопытства ради, а стало быть...
–  И бензин есть, и масло, и запчасти, и вообще всё, что надо, – продолжил тоном змея-искусителя дядя Карл. – Вижу, вижу, как глазки загорелись. А поскольку ты, Яша, среди нас один пилот, то думаю, что по прибытии англичане тебе предложат дополнение к контракту подписать. Тем более по коносаменту это опять же не разведчик, а самолёт связи. Никаких юридических казусов городить не надо.
– Карл, может, в таком случае англичане нам для береговой охраны эсминец выделят? – оживился боцман. – Иначе что же получается? Лётчик при деле, сухопутные тоже, им винтовки и пушки с пулемётом, а нам, морякам?
– Ну, на эсминец ты, Изя, зря рот разеваешь, – усмехнулся дядя Карл. – Не дадут. Не забывай, что мы все гражданский вспомогательный персонал. Но идея стоящая! Даже если англичане ни о чём таком сейчас не помышляют, их на эту мысль натолкнуть надо. Правда, просить не эсминец и даже не раумбот (раумбот – морской бронекатер), а какую-нибудь рыболовную посудину. У нас же много кто из команды в своё время на рыбаках ходил.
– Есть такие, – подтвердил боцман. – А в случае войны пару замаскированных пушек на нос и корму такого рыбака – и готовый крюшип (примечание 57).
– И я о том же, – подтвердил дядя Карл.
– Ну, тогда за это и выпьем! – расплылся в улыбке боцман. – И вообще за всё хорошее!
– Согласен, – кивнул дядя Карл. – За наш будущий маленький флот, за всех нас, за всё хорошее, а ещё... – он вдруг посерьёзнел. – За то, чтобы, несмотря ни на что, новой войны всё же не случилось. А то мне и прошлой на всю оставшуюся жизнь хватит.

Часть 3
Исчезнувшие

– Яша, просыпайся!
– А? Что? 
Яков с трудом открыл слипающиеся глаза. Каюта была слабо освещена пробивающейся через зашторенный иллюминатор полоской света. А его будил... боцман?! Сон как рукой сняло. Чтобы боцмана вестовым посылать?! Он же не матрос!
– Что случилось?
– Тише, остальных разбудишь, – прошептал боцман. – Капитан зовёт. Одевайся и быстро в рубку!
– Слушаюсь, герр боцман.
Яков стал поспешно натягивать матросскую робу, тем более что боцман, выполнив обязанности вестового, почему-то не ушёл, а так и остался ждать, стоя посреди каюты, являясь тем самым дополнительным подгоняющим фактором. Но самым странным было даже не это, а то, что, судя по освещённости, уже давно наступило утро, если вообще не первая половина дня, но вокруг была тишина, как самой глубокой ночью, когда не спит только вахта, а пассажиры и большая часть команды видят десятый сон.
– Кстати, а сколько времени? – Яков потянулся к часам.
– Сейчас утро, – также шёпотом произнёс боцман, не дав глянуть на циферблат, и тут же, без паузы, продолжил: – Готов? Пошли, капитан ждёт.
По пути в рубку никого не встретили, что было вполне нормально для раннего утра. Ненормально было другое. «Нептун» лежал в дрейфе, а это, если присовокупить сюда боцмана-вестового, являвшегося к тому же неофициальным порученцем капитана,  наводило на определённые, не очень хорошие мысли, что случилось что-то нетривиальное. Но что?
– Уж точно не поломка машины или какая-то другая авария, – немного поразмыслив, решил Яков, – иначе бы боцмана не послали, ограничившись вахтенным матросом.
А что тогда? Ещё одна подлодка? Нет, не похоже, боцман слишком спокоен. Или тайная встреча с каким-то английским военным кораблём, а Яков нужен для установки связи. Похоже на то, если, конечно... А впрочем, чего гадать, сейчас узнаем.
Они вошли в рубку.
– Яша, ты как?  В порядке? Или отца позвать? – Дядя Карл с тревогой посмотрел на Якова. – Ты что-то совсем бледный.
– Не надо! – мотнул головой Яков. – Пусть спит. Вам же врач не понадобился. И вообще, побледнеешь тут от таких новостей. Весь мир наизнанку. 
Да, конечно, идя вслед за боцманом в рубку, Яков предполагал, что случилось что-то не совсем вписывающееся в обычный ритм жизни. Но услышать, а главное, увидеть такое! А произошло следующее. Чуть больше получаса назад, а если точно, в 1 час 45 минут пополуночи, прямо по курсу совершенно внезапно, будто из ниоткуда, возникла полоса плотного, быстро разрастающегося тумана. Нёсший вахту третий помощник, предположив, что причиной появления тумана может оказаться отколовшийся от ледников Антарктиды айсберг, отдал приказ изменить курс. Но тут картушка магнитного компаса вдруг закрутилась волчком, а в следующее мгновение весь корабль погрузился во тьму в буквальном смысле этого слова. Обесточенной оказалась не только рубка. Свет погас везде, включая ходовые огни. Но это было всего лишь начало. Пока пытались понять, в чём дело, попутно выслушивая перепуганные доклады из машинного отделения об отсутствии аварийного освещения, чего не должно было быть в принципе, поскольку оно питается от аккумуляторов, всё вокруг засветилось странным, мерцающим, изумрудно-зелёным светом, а у находившихся в рубке вахтенных возникло такое чувство, что «Нептун» оказался в огромном, наполовину заполненном водой тоннеле с вращающимися стенами из сияющих изумрудно-зелёным светом облаков. А потом всё исчезло, и наступил день. Сразу, резко, в одно мгновение. Нет, солнце не взошло над горизонтом. Оно просто засияло на небе. И не оно одно. На востоке, прямо по курсу, не затмеваемая ярким солнечным светом, довольно высоко над горизонтом висела огромная, не похожая на Луну Луна в фазе первой четверти, превышая видимый диаметр обычной Луны раз в двадцать, а возле неё виднелись ещё три луны поменьше, также в фазе от месяца до полудиска. Из состояния прострации от всего происходящего находившихся в рубке вывело сообщение из машинного отделения о том, что освещение снова работает, после чего окончательно пришедший в себя третий помощник приказал лечь в дрейф и разбудить капитана, который, увидев такое безобразие в окружающем мире, в свою очередь отдал приказ вызвать в рубку старпома и второго помощника, а также боцмана. По итогам краткого мозгового штурма все присутствующие сошлись во мнении лишь в одном. Большая Луна очень похожа на планету Юпитер, а три маленькие – на Галилеевы спутники: Ио, Европу, Ганимед и Каллисто. Причём какой-то из них либо потерялся по дороге, когда Юпитер летел к земной орбите, либо находится в затмении, а потому не виден. Что же касаемо всего остального, то есть причин случившегося, то тут...
– Значит так, Яша, – дядя Карл сделал паузу. – Иди в радиорубку и постарайся поймать хоть что-то. Любые новости, потому что, – он снова сделал паузу, – происходящее вообще ни на что не похоже.
– Постараюсь! – кивнул Яков, а про себя подумал: «Если только после этих пертурбаций с электричеством радиостанция ещё целая».
Но, вопреки опасениям, радиостанция оказалась в рабочем состоянии, а вот эфир молчал. Лишь шуршали радиопомехи – эхо далёких гроз. Причём радиопередачи отсутствовали на всех диапазонах, включая и короткие волны, где эфир забит круглосуточно и где можно услышать радиостанцию, вещающую аж с другой стороны Земли. А тут...
– Ладно, – решил Яков, – отрицательный результат – это тоже результат.
И, сняв наушники, направился в рубку.
– Ну, что? Новости есть? – встретил его вопросом дядя Карл.
– Никак нет, герр капитан, в эфире пусто на всех диапазонах, – развёл руками Яков.
– А вот у нас не пусто, – заявил дядя Карл с какой-то трагической улыбкой. – И целых две новости. Под килем три десятка футов (девять метров) вместо трёх тысяч – это новость первая, а вторая... – он глубоко вздохнул. – Вода за бортом пресная.
– Как пресная? – не понял Яков.
– Как в речке или озере. Вон, сам убедиться можешь, – и с этими словами дядя Карл указал взглядом на стоящее посреди рубки ведро с водой.
Как оказалось, пока Яков пытался хоть что-то поймать в эфире, вахтенные зря времени не теряли и занялись проверкой приборов мостика на предмет их исправности, что было совсем не лишним, памятуя о происшедших совсем недавно малопонятных событиях, где были нарушены все мыслимые и немыслимые законы природы. Как ни странно, работало всё, за исключением эхолота (примечание 58), который как бы тоже работал, но выдавал глубину всего в 30 футов, что скорее соответствовало глубине Азовского или Балтийского морей, нежели глубине океана у побережья Южной Африки, если, конечно, «Нептун» случайно не лёг в дрейф над вершиной подводной горы, что тоже вполне могло быть. Но, как бы там ни было, для проверки показаний эхолота за борт опустили обычный лот, наспех изготовленный из ведра и куска троса. Глубина оказалась всё та же – 30 футов, а вода в ведре – пресная, что выяснилось совершенно случайно, когда один из проводивших промеры глубины матросов, удивлённый наличием на дне ведра частиц, очень похожих на речную тину, попробовал воду на вкус.
– Так мы что, в устье Амазонки?! – изумился Яков, машинально припомнив из школьного курса географии одну необычную особенность этой великой южноамериканской реки, течение которой настолько сильно, что на несколько десятков миль оттесняет вглубь солёную воду океана.
– Яша, ты о чём? – дядя Карл удивлённо уставился на Якова. – Какая Амазонка? Мы у Южной Африки. Или ты хочешь сказать...
Но встрявший в разговор боцман не дал ему договорить.
– А ведь верно, Карл. Я не знаю, как это могло получиться, но это всё объясняет. В смысле, что вода пресная и тина на дне. Амазонка широкая, миль 40, и вода возле устья пресная. Помнишь, мы с тобой два года назад в тех краях бывали. Ты ещё удивлялся: река как океан, берегов не видно.
– Помню, Изя, помню, – издав глубокий вздох облегчения, изрёк дядя Карл. – Теперь хоть что-то начинает проясняться. Молодец, Яша! Хорошо географию знаешь.
– Так мы же в этом случае над сушей должны были пройти, если по прямой, – усомнился в возможности их теперешнего местоположения второй помощник.
– Совсем не обязательно, если предположить смещение материков, – возразил старпом. – Южная оконечность Африки переместилась в район устья Амазонки, и мы вместе с ней. Или Южная Америка...
– Не важно, – прервал старпома дядя Карл, – главное, теперь мы хотя бы приблизительно знаем, где находимся. И земля близко. А уж как там все эти чудеса случились, пускай головастые академики разбираются, им за это зарплату платят.
         – Герр капитан, а какой курс? – напомнил о бренной реальности молчавший до этого времени рулевой. – И лоция нужна, а то при таких глубинах запросто на мель сесть можно. Или по эхолоту пойдём?
– Придётся, – без особого энтузиазма в голосе заявил дядя Карл. – Лоции Амазонки у нас нет. Никто сюда не собирался. Но для начала надо более точно с местоположением определиться.
– Прикажете спустить мотобот, герр капитан? – задал вопрос третий помощник, всё ещё находившийся на вахте.
– Можно, конечно, но долго получится, – немного подумав, заявил Карл. – Пока до берега доберутся, пока ближайшую деревню найдут, пока назад. Так до ночи провозиться можно. – И, взглянув на Якова, задал вопрос, который тот давно ждал: – Яша, скажи прямо, если гидроплан на воду спустим, на разведку слетать сможешь? Только без излишнего героизма. Машина незнакомая, ты на такой не летал. Я не хочу, чтобы Грета вдовой осталась.
– Ну, так и я не хочу, – Яков улыбнулся. – А слетать смогу. Риска не будет. У меня же 200 часов налёта, половина на гидроплане, сами знаете. Погода хорошая, почти штиль. А то, что именно на этой модели не летал, так не особенно важно. Биплан очень устойчив, что наш немецкий, что английский, что американский. Вообще любой. В штопор свалить или на посадке кувыркнуться – особый талант нужен.
– Ладно, лети. Кого с собой возьмёшь?
– Никого, во второй кабине груз будет, – пояснил Яков. – Мешок с НЗ (примечание 59), винтовка с патронами и полевая радиостанция на случай вынужденной посадки.
– Так винтовка и радиостанция – это же из военного груза, – забеспокоился старпом, всегда отличавшийся повышенной щепетильностью и любовью делать всё по правилам.
– Как и пушка, из которой мы подлодку топили, – напомнил дядя Карл. – Но тогда господа англичане особого недовольства не проявили. Так что будем надеяться, что и сейчас претензий не будет. Да и гидроплан тоже не частный груз. Всё, Яша, иди! Готовься! И будем надеяться, – дядя Карл сделал паузу, – что НЗ тебе не понадобится.
Подготовка к вылету не заняла много времени. Спасибо командованию ВМС Великобритании, которое после случая с подлодкой и, как следствие, раскрытия тайны перевозимого груза не стало возражать против того, чтобы мистер Яков Штерн, заключивший  контракт о службе в гражданском вспомогательном персонале Royal Navy и имеющий к тому же лётную подготовку, подробно ознакомился с перевозимым в качестве груза гидропланом. Ещё бы, ему же на нём летать. И это позволило Якову, как говорят механики, перебрать машину по винтику. И вот теперь, облетая «Нептун» по широкому кругу с плавным набором высоты, Яков с удовлетворением вслушивался в работу мотора. Тот работал ровно, без сбоев и завываний, равномерно гудя на взлётном режиме.
– Что же, не зря старался. Окупилось.
А высота между тем росла и росла. 100 метров, 150, 200, 250, 300 метров.
– А вот и берег. Можно считать, что не зря слетал. Вот только...
Направив машину к берегу, Яков с удивлением оглядел горизонт. Нет, это была явно не Амазонка, над которой он, правда, никогда до этого не летал и даже никогда в тех краях не был. Но чисто географически берег должен был тянуться с востока на запад или с запада на восток, если смотреть по направлению течения этой самой полноводной реки мира. Здесь же берег, плавно изгибаясь к северу и югу, уходил вдаль, насколько хватало глаз, больше всего напоминая побережье морского залива или большого пресноводного озера, в которое с востока (Яков пригляделся, да, так и есть) то ли втекает, то ли вытекает довольно широкая река. И лишь на западе до самого горизонта – водная гладь. Однозначно не Амазонка. А что? Великие американские озёра или...
– Ладно, разберёмся, – решил Яков, беря курс к устью реки.
Его задача – найти людей. Любое, пусть даже самое крохотное поселение, да хоть избушку рыбака-отшельника. А где искать людей, как не вдоль русла реки, если побережье этого непонятного озера точно вымерло.
Яков непрестанно крутил головой, пытаясь увидеть, нет, уже даже не пароход и не баржу, а хотя бы рыбацкую лодку или пирогу индейцев, в конце концов, если это действительно берег одного из великих американских озёр. Но всё было тщетно. Ничего. Никого. А между тем устье, исток реки быстро приближался, и тут Яков увидел людей, но не на берегу, а на острове, разделявшем реку на две неравные части. Остров был довольно крупный, с высокими, почти отвесными берегами и плоской, поросшей кустарником вершиной, на которой и находились люди, занимавшиеся какой-то работой. Впрочем, уже не занимавшиеся, а указывающие руками на летевший в их сторону гидроплан. Похоже, авиация, с учётом здешней глуши, была для них в диковинку, хотя по одежде это были явно не индейцы. Европейцы.
– Уже хорошо, – обрадовался Яков. – Может, кто английский знает или даже немецкий. А это ещё что?
Возле берега острова на якорях стояли четыре крупных парусника. Но не стремительные пенители моря – клиперы, не многомачтовые барки – винджаммеры (примечание 60), время от времени заходившие в гамбургский порт, а старые. Галеоны семнадцатого века, с низким носом и высокой, богато украшенной кормой, на мачтах которых (Яков глазам своим не поверил!) развевались белые флаги с синей  шестиконечной звездой – звездой Давида.
– Евреи?!
И тут в голове у Якова будто бы что-то щёлкнуло, и он понял всё. Это они, исчезнувшие. Пропавшая в семнадцатом веке при переходе в Австралию экспедиция его предка Исаака Штерна.
– Но как? Триста лет прошло. А они...?
Разворот, снижение, двигатель на малый газ. Поплавки касаются воды. С берега к приводнившемуся и уже сносимому вниз по течению гидроплану полным ходом идёт шлюпка. В ней люди в одежде семнадцатого века, а на высокой резной корме галеонов золотом сияют названия: «Авраам», «Моисей», «Давид», «Соломон».

– Вот так всё и было, – закончил рассказ Яков.
И наступила тишина, нарушаемая лишь едва слышным шипением работающей радиостанции да жужжанием вездесущих насекомых. А люди? Люди молчали, пытаясь, как и в тот самый первый день в этом мире, принять и осознать случившееся. Ведь подумать только, к ним явились их потомки, живущие через три столетия, со всеми их удивительными вещами и знаниями, чтобы жить теперь рядом, бок о бок. А дальше?
Но долго предаваться размышлениям о случившемся не дал Исаак Штерн, взявший в своей обычной ненавязчивой манере ситуацию под контроль.
– На сегодня все текущие работы отменяются, – произнёс он. – Встречаем наших будущих братьев-колонистов. А вот ни лоцмана, ни лоции у нас нет. Сколько осадка у «Нептуна»?
– Сейчас уточню, – Яков склонился над радиостанцией. – 20 футов, герр Штерн (примечание 61).
– Пройдут, – констатировал Абрахам Ван-Вейден.
– На фарватере от 30 до 40 футов (примечание 62).
– Ну и отлично, – Исаак Штерн улыбнулся. – Начинаем. Герр Ван-Вейден, вы за старшего.
И началась работа. Благо среди груза галеонов имелось всё необходимое, да и опыт какой-никакой тоже присутствовал ещё со времен захода на Тристан-да-Кунья, а потому управились довольно быстро. Намного быстрее, чем понадобилось «Нептуну», идущему малым ходом под эхолотом, чтобы дойти до берега. И вот тут пришлось немного помучиться – в том смысле, что нет ничего хуже, чем ждать, ибо всех по вполне понятной причине разбирало страшное любопытство. Орнитоптер, именуемый гидропланом, видели. Работу радиостанции наблюдали. Из многозарядного нарезного штуцера – винтовки «Спрингфилд 1903» – лучший стрелок колонии, командир морских пехотинцев Арон Ягер смог с 2000 футов (примечание 63) попасть в мишень размером с бычью голову пять раз из пяти. А ещё наручные часы «Мозер», приведшие буквально в детский восторг часовщика Голдфингера. А ещё электрический фонарик и бензиновая зажигалка.
Так каков же этот корабль будущего? Но вот на горизонте появилась полоска дыма, а затем и сам пароход «Нептун».
– Действительно бог моря, – Абрахам Ван-Вейден с величайшим интересом разглядывал сначала в подзорную трубу, а потом и невооружённым глазом творение корабелов первой трети двадцатого века.
Узкий, вытянутый, окрашенный в белый цвет корпус. Огромные размеры. Раза в два больше самого большого галеона или линейного корабля. Приподнятые нос и корма. Центральная надстройка с трубой, изрыгающей клубы дыма, и две абсолютно голые, без какого-либо намёка на паруса, лишь с грузовыми стрелами, мачты. А ещё звук. Низкий, ритмичный, как биение сердца сказочного великана, дополняющий общее ощущение стремительности и мощи. И уже никого особо не удивило, когда «Нептун», пройдя мимо речного острова, замедлив ход, с необычайной лёгкостью развернувшись практически на пятачке, отдал оба якоря возле места стоянки галеонов. И лишь одно казалось необычным и сразу бросалось в глаза – пустая палуба. Но тому было своё объяснение. Семь часов утра по корабельному времени.
– Разумно, – мысленно одобрил решение капитана «Нептуна» Абрахам Ван-Вейден. – Ни лишних вопросов о случившемся, ни возможной паники. Уснули в одном мире, проснулись в другом. Что же, с прибытием к новому месту жительства: спутник Юпитера Ганимед, колония Израиль, Новый Иерусалим.

Глава 5
Этот безумный, безумный, безумный день и последующие

 – Последняя трубка. Докурю и брошу. Совсем. Табака-то всё равно скоро не будет.
Абрахам Ван-Вейден, глубоко затянувшись, выпустил колечки дыма к перламутровому, с редкими неяркими звёздами небу.
Светлая (или белая) ночь, как на Земле летом, в высоких широтах, только вместо незаходящего Солнца – Юпитер в полной фазе, и никого на палубе. Часа два стандартного времени, а сна нет (примечание 65). Слишком длинным, слишком необычным, слишком наполненным событиями был ушедший день. Сначала прилетел гидроплан, потом прибыл «Нептун», а потом...
Каких-либо конфликтов и эксцессов между старожилами и вновь прибывшими не случилось. Наоборот, у некоторых, как и у Исаака Штерна, нашлись родственники, в смысле потомки, но суть от этого не менялась, более того, возникало чувство чего-то совсем уж запредельного. Ведь одно дело – встретить близкого тебе современника, а другое – того, кто будет жить через триста лет, да ещё в до неузнаваемости изменившемся мире. Но тут с наилучшей стороны показал себя ребе, практически в двух словах доходчиво и просто разъяснив вновь прибывшим суть произошедшего. Как восприняли? С пониманием. Особенно в свете их собственных первоначальных мытарств, когда собирались в Землю Обетованную, а отправились на Оклендские острова, которые чуть ближе, чем край света, даже по меркам двадцатого века. Ну, здесь, в столице колонии Израиль – Новом Иерусалиме, во сто крат лучше. Кстати, весьма пикантная подробность выяснилась, что это не Ганимед, а в небе не Юпитер, да и Солнце не совсем Солнце. Вернее, Солнце, но не то. Прав был великий Джордано Бруно, утверждая, что звёзды – это далёкие Солнца, вокруг которых вращаются похожие на Землю планеты. Вот и их всех Господь не на спутник Юпитера – Ганимед – перенёс, а на спутник планеты, очень похожей на Юпитер, но вращающейся вокруг одной из ближайших к Солнцу звёзд, находящейся, судя по изменению рисунка созвездий, где-то в созвездии Весов, если смотреть с Земли. А раз так, то теперь это небесное тело, согласно решению общего схода старожилов и вновь прибывших жителей колонии Израиль, отныне и во веки веков будет именоваться Сиония. Остальным небесным телам решено было оставить их прежние, уже привычные названия. А дальше началась программа культурного обмена. Вновь прибывшие отправились осматривать галеоны, а старожилы – «Нептун», оказавшийся чудом не только снаружи, но и внутри. Каюты для пассажиров и экипажа не в виде убогих клетушек, а настоящие меблированные комнаты, как в каком-нибудь трактире или таверне. Чистейшая вода из опреснителей, камбуз с огромным выбором блюд, столовая, баня. Полностью закрытая рубка, где тепло и сухо в любую погоду, без риска быть смытым за борт штормовой волной. Навигационные приборы. Секстант вместо астролябии. Гирокомпас в помощь магнитному компасу. Эхолот. И, конечно же, паровая машина с котлами на жидком топливе. Настоящее огненное сердце корабля, позволяющее легко идти средним, десятиузловым ходом, развивая при необходимости ход до пятнадцати узлов. Абсолютно немыслимая величина для парусников семнадцатого века. Наличие же электрического освещения, радиостанции и внутреннего телефона на фоне всего этого казалось чем-то тривиальным, обыденным, чего нельзя было сказать о материале, из которого был целиком и полностью построен «Нептун». Железо! Да, да, железо и только железо! Везде! От киля до клотика «Нептун» был исключительно железным кораблём, а старое доброе дерево, много столетий служившее верой и правдой кораблестроителям всех стран, здесь присутствовало лишь в виде палубного настила да внутренней декоративной отделки кают. И, безусловно, прав проводивший экскурсию добродушный здоровяк, боцман Израиль Голдфингер, заявивший, что в двадцатом веке про них, моряков прошлого, говорили так: «Раньше корабли были деревянные, а люди на них – железные». Так и есть.
Абрахам Ван-Вейден, сделав последнюю затяжку, выбил опустевшую трубку о фальшборт квартердека.
– Всё! Кончено! Курить вредно. Да и вообще спать давно пора, завтра дел полно.  Так что в каюту до утра.
Утром началась жизнь. Обычная жизнь первопоселенцев, обустраивающихся на новом месте. Хотя, если точно, не совсем обычная. Находящийся на борту «Нептуна» груз оказался настоящим кладом. Одна сельхозтехника, включающая две пары тракторов, чего стоила. А ещё были ручные бензопилы, позволяющие в считанные минуты, буквально играючи валить огромные деревья, наглядно демонстрируя преимущество двадцатого века над семнадцатым. Вот почему после очередного рабочего дня колонисты не падали от усталости, а сохраняли достаточно сил для культурного отдыха, главным в котором, конечно же, было кино.
Первое время сеансы проводили в столовой «Нептуна», являвшейся одновременно и кинозалом. Потом, поскольку всех желающих столовая вместить просто не могла, организовали кинозал под открытым небом. И каждый раз, в случае хорошей погоды, когда Юпитер затмевал Солнце, а всё вокруг погружалось в непроглядный мрак, кинопроектор зажигал свой волшебный луч, унося зрителей в волшебный мир как немого, так и звукового кино.
Не меньшей популярностью пользовались и грампластинки, которые обычно слушали во время послеобеденного отдыха, используя в качестве проигрывателей радиолы «Телефункен», партия которых в огромном количестве (аж целой тысячи штук) оказалась среди груза. Правда, отсутствие радиовещания на Сионии не позволяло использовать радиолы в качестве радиоприёмников. Но как проигрыватели со своей задачей они справлялись отлично, многократно превосходя по качеству звука любые механические патефоны и граммофоны. А поскольку обзавестись столь чудесным прибором в индивидуальном порядке хотела каждая семья, это стало ещё одной причиной для полноценной электрификации Нового Иерусалима, тем более что для этого имелось всё необходимое, первоначально предназначенное для электрификации будущей военно-морской базы Королевского флота на островах Оклендского архипелага.
Так день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем на вершине острова Сион вставал Новый Иерусалим – столица колонии Израиль. Первый форпост человечества на иной планете.

Часть 3
МУЗА ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ

Глава 1
Вниз по Иордану

– Удачи!
– Счастливого пути!
– Возвращайтесь скорей!
Стоявшие на причале махали руками удаляющимся шлюпкам, провожая первую географическую экспедицию. Абрахам Ван-Вейден, сидя на руле замыкающей шлюпки, также помахал Морди и Саре.
– Что же, давно пора, два года прошло, а полноценных географических исследований, если не считать кратковременных вылазок в лес или степь, до сих пор не было, но зато теперь... Хотя, если честно, эта экспедиция по большей части не географическая, а геологическая.
Колонии Израиль нужны ресурсы. Как минимум, железо и медь, как максимум, чем больше, тем лучше. А ещё месторождение нефти найти бы совершенно не помешало. А то за истёкшие восемь сельхозсезонов имеющиеся в наличии тракторы порядком опустошили топливные танки «Нептуна». И если дело так пойдёт и дальше, в ближайшем будущем придётся либо переводить всю сельхозтехнику на дрова, то есть газогенераторы, либо вообще ставить на прикол и возвращаться к гужевой тяге, чего очень и очень не хочется. Из хороших новостей – соль в виде солёного озера, обнаруженного недалеко в степи. Причём с такой концентрацией соли, что утонуть в нём при всём желании невозможно. Своего рода Мёртвое море в миниатюре. Но это всё дела прошедшие, а сейчас основная задача – спуститься вниз по Иордану настолько, насколько хватит дальности действия специально собранной экспедиционной радиостанции, осуществляя кроме геологического поиска исследования окружающего животного и растительного мира. Ну и, конечно, уже непосредственно его, Абрахама Ван-Вейдена, обязанность – составить карту и лоцию Иордана, поскольку в будущем предполагается использовать эту крупную, не уступающую по ширине и полноводности Нилу реку как основную транспортную артерию, возводя новые поселения на её берегах. Что же, будем надеяться, что так оно и будет.
Абрахам Ван-Вейден взглянул на закреплённый у борта шлюпки импровизированный лот.
– Больше 30 футов (примечание 65). Вполне достаточно даже для «Нептуна», не говоря уже о галеонах и более мелких речных судах. Эх, иметь бы эхолот вместо этой кустарщины, но чего нет, того нет. Пока.
А между тем три шлюпки неспешно уносили полтора десятка исследователей вниз по течению. Да, всего полтора десятка. С одной стороны, не так уж и много для похода в чужой, совершенно неизведанный край, а с другой... Десять морских пехотинцев, вооружённых винтовками «Спрингфилд», – грозная сила, способная защитить пятерых учёных от многих напастей.
– Да и мы впятером, – Абрахам Ван-Вейден улыбнулся, – тоже чего-то стоим, хотя и являемся в первую очередь прекрасно сработавшейся научной командой. Мигель де Торес – физик и астроном, единогласно избранный главой Академии наук колонии Израиль. Михаэль Финкель – раввин, переводчик и врач, прошедший курс повышения квалификации и способный теперь заткнуть за пояс любого своего коллегу не только из 17 и 18, но даже из 19 века. Яков Штерн, или просто Яша, как он сам просил себя называть, – профессиональный геолог-поисковик, радист и пилот единственного пока что на всю колонию Израиль аэроплана. И соотечественник Якова, тоже бежавший в Германию от русской революции, Самуил Каплан, школьный учитель биологии, в первый же день пребывания на Сионии совершивший научное открытие, опознав по описанию в жирафе-переростке индрикотерия (гигантского безрогого носорога, жившего на Земле в третичном периоде кайнозойской эры и вымершего за миллионы лет до появления человека), а теперь надеющийся обнаружить новые виды животных из давно ушедших эпох.
Но пока что никаких сюрпризов от местной флоры и фауны не наблюдалось. Оба берега, один лесистый, другой степной, сохраняли своё удручающее однообразие. Лес всё так же был представлен росшими вдоль берега пальмовыми эвкалиптами, а по степи, пощипывая сочную зелёную травку, бродили в несметном количестве стада крупных копытных, отнесённых Самуилом Капланом к живым ископаемым. Таким, как первобытный бык и первобытный олень. Так продолжалось два дня, пока тёкший до этого в восточном направлении Иордан совершенно неожиданно не повернул к северу.
«А вот это уже более чем хорошо, – мысленно констатировал Абрахам Ван-Вейден, внося в путевой журнал записи об изменении направления течения, – и если так пойдёт и дальше, то это реальный шанс проникнуть в более низкие широты, что на Сионии с её исключительно поясным климатом должно означать существенные изменения как в растительном, так и в животном мире».
Так оно и случилось. Не успели проплыть и сто километров, как окружающий ландшафт начал стремительно меняться. Лес на западном берегу сначала поредел, а потом вообще исчез, уступив место плоской, как стол, степи, плавно перешедшей в холмистую лесостепь по обоим берегам реки. Изменился и животный мир. К пасшимся в степи стадам первобытных быков и оленей прибавились гуляющие вдоль камышовых зарослей похожие на гигантских тапиров меритерии, немедленно попавшие в объектив фоторужья Самуила Каплана, как и огромный бронтотерий, отличающийся от своего земного собрата – носорога – наличием на носу раздвоенного, в виде латинской буквы V, рога. Причём бронтотериев было целое семейство. Кроме самца присутствовала самка чуть меньшего размера, а также два детёныша, на носу которых вместо рогов виднелись небольшие шишечки. Весело помахивая хвостиками, малыши играли, бегая по прибрежной отмели, поднимая фонтаны водных брызг, в то время как родители объедали густые заросли прибрежного камыша. Картина была просто идиллическая, Самуил Каплан, сменив фоторужьё на кинокамеру, смог заснять бесценные кадры о жизни семейства бронтотериев в дикой природе, возблагодарив в очередной раз Бога и Королевский флот за включение в число военного груза фото- и киноаппаратуры.
Так проплыли ещё пару десятков километров и, переждав на воде очередное солнечное затмение, в ожидании светлой ночи остановились на ночлег. А так как до захода солнца оставалось более двух часов, было решено посвятить это время обследованию окрестностей. Тем более что покрывавшие степь холмы подросли в высоте, став похожими на небольшие горки, демонстрирующие то тут, то там многочисленные выходы горных пород, как магнитом манивших к себе Якова. Самуил Каплан, уставший от прибрежной фотоохоты, хотел пособирать растения, а также познакомиться с животными, живущими вдали от берега.
Походный лагерь разбили на небольшом острове, после чего пятеро учёных, членов экспедиции, воспользовавшись одной из шлюпок, переправились через протоку и, оставив шлюпку под охраной пары морских пехотинцев, направились к ближайшему холму.
Шли не спеша, давая возможность геологу и биологу заниматься научными изысканиями. Причём, как оказалось, далеко не безуспешными.
– Касситерит! Здесь везде касситерит! Богатейшее месторождение!
Яков, первым добравшийся до вершины холма, демонстративно поднял руку с зажатым в ней куском горной породы чёрно-коричневого цвета.
– Или оловянная руда, – пояснил он. – Ценный металл, основа бронзы. И редкий.
– У нас в Европе в 17 веке олово только в Англии, в Корнуолле, добывали, – резюмировал Мигель де Торес. – Поздравляю, Яша. Даже если больше ничего не найдём, и то, считай, не зря сюда плыли.
– Спасибо, сеньор де Торес. Но найдём. Найдём обязательно.
Яков расплылся в улыбке.
– Олово, как правило, в руде в одиночку не бывает, в большинстве случаев с сопутствующими, в том числе и редкими, металлами. В Корнуолле, например, при очистке  руды получают медь, цинк, свинец, висмут, кобальт, никель, вольфрам. А так как здесь месторождение очень крупное, – Яков указал на соседние холмы, на безлесных вершинах которых поблёскивали то тут, то там выходы касситеритовой породы, – то и сопутствующих металлов должно быть много.
– Ну и отлично, – подытожил Мигель де Торес. – А как ваш «улов», герр Каплан? – обратился он к биологу, на боку которого болталась довольно увесистая ботаническая папка.
– У меня поскромнее, но всё же кое-что полезное для нашего колониального хозяйства нашёл. Вот, смотрите, – и Самуил Каплан извлёк из папки несколько стеблей растения, чем-то похожего на произрастающий по берегам Иордана камыш, но с более толстой листвой и стеблями. – Сахарный тростник, местная разновидность, причём с огромным содержанием сахара, не то, что наша привезённая земная свёкла. Можете попробовать.
Действительно, листья и стебли были приторно сладкими на вкус, что свидетельствовало об огромном содержании сахарозы.
– Интересно, а у нас такой возделывать можно? – поинтересовался Михаэль Финкель. – А то уж больно далеко возить.
– Полагаю, что да, – немного подумав, заявил Самуил Каплан. – Климат, в принципе, схож, мы же по долготе совсем недалеко к экватору спустились.
– Двести пятьдесят километров северней параллели Нового Иерусалима, – подсказал Абрахам Ван-Вейден, – что для здешнего климата несущественно.
– Ну, тогда точно можно, – подтвердил Самуил Каплан. – И будет у нас сахар, как  где-нибудь на Кубе.
– А спирта из него много нагнать можно? – вдруг поинтересовался Яков.   
– Ещё как! А тебе зачем, Яша? – Самуил Каплан удивлённо посмотрел на Якова. – Ты же вроде не пьёшь, да и у нас в колонии, слава Богу, алкоголиков нет.
– А мне не для питья, – хитро улыбнулся Яков. – На спирт тракторы и даже мой биплан перевести можно. И дизели, и бензиновые моторы на спирту без всякой переделки работать могут. И мощность, в отличие от применения того же газогенератора, практически не упадёт. Единственное ограничение – это для бензиновых моторов, по температуре близких к нулю, когда спирт плохо испаряется, но это не в наших широтах.
– Получается, что и нефть искать не надо? – наконец нарушил внезапно наступившую тишину Мигель де Торес.
– В принципе, да, – подтвердил Яков. – Хотя я бы поискал, из неё много чего полезного сделать можно. Но по большому счёту спирт над нефтью имеет преимущество в том смысле, что является более легкодоступным возобновляемым топливом, для получения которого сырьё можно выращивать у себя под боком, в отличие от нефтяных месторождений, которых на территории Германии, к примеру, вообще нет. И не только Германии. Ближайшее европейское месторождение нефти...
– А вот об этом позже, – неожиданно прервал Якова Мигель де Торес. – Похоже, у нас гости. Вернее, не у нас, а у них.
Он кивком головы указал в направлении пасущихся у подножья противоположного от реки склона холма стада свиней.
– Видите, трава колышется, скорее всего, хищник.
И действительно, прячась в высоких зарослях сахарного тростника, к стаду ничего не подозревающих хрюшек подкрадывалось какое-то хищное животное, крайне трудно различимое из-за наличия зелёной покровительственной окраски.
– Судя по движениям, кто-то из местного семейства кошачьих, – выдал своё авторитетное научное заключение Самуил Каплан, меняя бинокль на кинокамеру и желая снять момент охоты пока ещё не полностью идентифицированного хищника.
Как раз вовремя. Внезапно из травы взметнулась зелёная молния, раздался оглушительный поросячий визг, и под лапами очень похожего на земного тигра хищника затрепыхался молодой подсвинок.
– Видели, видели? Как он его, – дрожащим от волнения голосом бормотал, не отрываясь от кинокамеры, Самуил Каплан. – Какие кадры, какие кадры!
Но это оказалось лишь началом. Потому что в следующее мгновение от стада разбегающихся в панике свиней отделился огромных размеров кабан и, разогнавшись, подобно тарану, атаковал отвлечённого добиванием пойманной добычи тигра ударом в бок. Тот отлетел на несколько метров, пару раз перевернувшись в воздухе, но всё же приземлился, по известной кошачьей особенности, на лапы, издав при этом свирепый рык, полный ярости и боли, после чего, пошатнувшись, рухнул на траву без признаков жизни. Кабан  же, подойдя к уже издохшему подсвинку, немного постоял, обнюхивая того, а затем, повернувшись, направился к остановившемуся вдали стаду, вожаком которого он, судя по всему, и являлся.
– Потрясающе! Бой тигра и дикого кабана. Причём победа за кабаном. – Самуил Каплан выключил камеру. – Надо спуститься и снять шкуру. Надеюсь, секач (дикий кабан) её не сильно попортил.
– Только чтобы кто-то здесь понаблюдать остался, – предложил Михаэль Финкель. – А то вдруг этот тигр не один. Хорошо, что такие у нас не водятся, а то бы наверняка уже кого-нибудь загрызли.
– Так нашу охрану и оставим, – предложил Абрахам Ван-Вейден, кивнув в сторону бежавших со всех ног по склону холма морских пехотинцев, очевидно, услышавших звуки борьбы тигра и кабана и решивших, что научной группе может понадобиться помощь.
Так и поступили, вручив на всякий случай одному из морпехов бинокль, а сами, держа оружие наготове, направились к месту побоища.
Убитый кабаном хищник действительно оказался тигром, но из вымершей на Земле породы сабельных (саблезубых), судя по огромным клыкам верхней челюсти; ничем, кроме цвета, от своих земных собратьев он не отличался. А вот загрызенный подсвинок преподнёс сюрприз, имея вместо ласт обыкновенные, как и у земных свиней, копыта, что образовывало новый вид животных – степную свинью. 
– Итак, подведём итог, – Мигель де Торес обвёл взглядом присутствующих. – Открыто оловянное месторождение – раз. Получен источник возобновляемого топлива для техники – два. Обнаружены новые виды животных и растений – три. И всё в один день. Невероятное везение! – он улыбнулся. – А теперь на стоянку. Солнце уже заходит.
И нагруженный шкурой тигра маленький отряд направился к лагерю экспедиции.

Глава 2
Сокровища оранжевых холмов

Отдохнув и дождавшись восхода солнца, поплыли дальше, чтобы через пару часов снова пристать к берегу, заинтригованные необычным поведением компаса, стрелка которого, к величайшему удивлению Абрахама Ван-Вейдена, вдруг неожиданно развернулась по линии восток – запад, да так и застыла, будто притянутая гигантским магнитом.
– Магнитная аномалия, вызванная близким железорудным месторождением, – выдал профессиональное заключение Яков. – Надо срочно высаживаться и идти в поиск. Вон, смотрите! – он указал на проплывающий мимо песчаный берег. – Песок не жёлтый, а красноватый из-за переизбытка железа. Мы уже в границах месторождения.
И действительно, цвет песка на берегу, к которому вскоре пристали шлюпки экспедиции, был с необычным красноватым оттенком, что свидетельствовало о наличии в нём такой разновидности железной руды, как красный железняк, получивший за свой кроваво-красный цвет греческое наименование гематит и представляющий собой не что иное, как оксид железа, или обыкновенную ржавчину.
Обустройство лагеря не заняло много времени, а потому менее чем через четверть часа отряд исследователей углубился в ущелье между холмами, на склоне одного из которых виднелось странное ярко-оранжевое пятно, вызывающее жгучий интерес геолога.
– Ну вот! Что и требовалось доказать. Гематит!
Яков указал геологическим молотком (примечание 66) в сторону поднимающейся на добрые полсотни метров, почти вертикальной, рыже-красной стены, образующей склон холма и целиком состоящей из лишь слегка окисленной с поверхности железной руды.
– Сейчас возьму образцы, и не исключено...
 Договорить он не успел, потому что в следующее мгновение молоток вырвало из рук, и, пролетев пару метров, геологическое орудие труда с грохотом врезалось в стену. После чего незадачливый геолог, отпрянувший было в сторону и по чистой случайности развернувшийся к гигантскому природному магниту боком, остался без висевшей на плече винтовки, которая намертво примагнитилась к склону холма рядом с молотком.
Возникла немая сцена, сменившаяся всеобщим смехом, который, впрочем, быстро утих после того, как выяснилось, что оторвать примагниченные предметы их хозяин совершенно не в состоянии.
– Вот это намагниченность! – изумился Михаэль Финкель. – Но не оставлять же всё это здесь.
– Я молоток не брошу, он у меня один, – чуть ли не взвыл Яков, пытаясь в очередной раз оторвать геологический молоток от примагнитившей его гематитовой породы. – Мне это сразу надо было учесть. Но кто ж знал! И винтовка – тоже ценность.
– Яша, давай вдвоём за ремень, – предложил Самуил Каплан.
– Лучше втроём, – Абрахам Ван-Вейден тоже ухватился за наплечный ремень винтовки.
И получилось. Усилий троих человек оказалось достаточно, чтобы оторвать изделие американских оружейников от столь цепко удерживающего его холма, состоящего, как выяснилось впоследствии, целиком из железной руды, а потому обладающего поистине дьявольской намагниченностью. Дальше взялись за молоток. Но тут пришлось повозиться,  используя с подачи Мигеля де Тореса метод рычага, который напомнил присутствующим слова великого учёного древности Архимеда Сиракузского: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю».
И только тогда магнитный холм, наконец, расстался со своей добычей.
Вернув имущество, отошли на безопасное расстояние и стали совещаться, что делать дальше. С одной стороны, месторождение первоклассной железной руды, которого колонии Израиль хватит не на одну сотню лет, найдено, а с другой, кто сказал, что здесь только железная руда, особенно с учётом того, что рядом, почти под боком, месторождение олова. Но лазить по природным магнитам, каждую минуту рискуя остаться без столь необходимых железных предметов, то ещё удовольствие. В итоге, взвесив все за и против, решили ограничиться первоначальным осмотром местности в бинокль, взобравшись на вершину холма. Причём на разведку пойдут двое: геолог и географ, оставив всё железное, а оставшиеся внизу будут их страховать. Тем более что имеющийся рельеф позволял держать разведчиков постоянно в поле зрения, а дальнобойность винтовок «Спрингфилд 1903» отбивала у любого хищника, в том числе и сабельного тигра, желание полакомиться человечиной.
Часть склона холма представляла собой природную лестницу, а потому подъём был нетрудным. Трудным оказался спуск. И не потому, что природная лестница вдруг обрушилась, а потому, что... А впрочем, всё по порядку.
Поднимаясь вверх, Абрахам Ван-Вейден совершенно случайно углядел на наполовину скрытом слоем земли, грязно-белом камне блестящие жёлтые вкрапления.
– Скорее всего, пирит, герр Ван-Вейден.
Яков склонился над камнем и, внезапно побледнев, произнёс дрожащим от волнения голосом:
– Золото! Золото, герр Ван-Вейден, в золотоносном кварце!
А золотоносного кварца вокруг было много и очень много. И чем ближе к вершине, тем больше. И не только с маленькими золотыми вкраплениями, а с целыми жилами сверкающего на солнце благородного металла. Но это всё оказалось ничем по сравнению с тем потрясающим зрелищем, что предстало перед взорами Якова и Абрахама Ван-Вейдена на вершине холма. Огромный, с бычью голову, золотой самородок в центре неширокого, образующего вершину холма плато. А рядом, будто обыкновенные булыжники в грязи, лежали самородки поменьше, величиной с кулак, разбросанные по всей вершине.
Из состояния ступора обоих вывел винтовочный выстрел, красноречиво свидетельствующий о том, что разведчики задержались сверх меры. Ну, разумеется, с точки зрения оставшихся внизу. Они же не знали всего. Но, как бы там ни было, пришлось идти назад, прихватив с собой на память пару золотых самородков, осмотрев перед спуском окружающую местность, представляющую из себя уходящие до горизонта, поросшие чахлой растительностью невысокие холмы с выходами оранжево-красной гематитовой породы.
– Золото, золото, – вздохнул Михаэль Финкель. – Оно сгубило столько человеческих душ.
– Вот только оно у нас, ребе, здесь не в ходу, – напомнил Самуил Каплан.
– Это меня и радует, – повеселел Михаэль Финкель. – Но пойти посмотреть на это чудо природы надо. Такое раз в жизни бывает, и то не у каждого. Подумать только! Золотой самородок с бычью голову.
– Так все пойдём, – безапелляционным тоном заявил Мигель де Торес. – Герру Ягеру и его бойцам тоже должно быть интересно.
Так оно и случилось. И как итог «паломничества», к исходу дня каждый из членов экспедиции, независимо от того, являлся ли он учёным или морским пехотинцем, обзавёлся небольшим, с его собственный кулак, золотым самородком на память об этом волшебном месте, ибо никакого иного толку от золота на Сионии не было.
Но золото, как известно, не только средство вложения капитала, но ещё и стойкий, неокисляющийся металл, а потому вся территория оранжевых холмов по обоим берегам Иордана была тщательно изучена. В результате кроме железа и золота удалось обнаружить месторождение платины и залежи вольфрамита, то есть вольфрамовой руды, источник столь необходимого в производстве электрических ламп вольфрама. А потом открытия кончились, и, собрав лагерь, экспедиция продолжила свой путь вниз по Иордану. Всех влекла вперёд муза дальних странствий.

Глава 3
Саванна

– Что же они всё-таки делают? И кто это?
Абрахам Ван-Вейден с недоумением и интересом наблюдал за противоположным берегом протоки, где в неярком свете мелькающей меж облаков Каллисто сновали похожие на страусов тени.
– Пришли на водопой? Не похоже. Тогда бы просто стояли на берегу и пили. А эти, точно цапли, войдут в воду, опустят голову, выхватят что-то – и на берег. Конечно, логично предположить, что рыбу. Но при глубине протоки не больше метра о какой рыбе в нужном для этих страусообразных количестве может идти речь? Так что загадка! Пока не взойдёт солнце. Хотя загадок в саванне, куда проложил себе путь Иордан, пробившись сквозь горные хребты, должно быть предостаточно, но уже не для геолога, а для биолога. А значит, ждём нового дня.
И действительно, с восходом солнца всё стало ясно. Вверх по течению сплошным потоком шла рыба.
– Нерест! – возвестил Самуил Каплан. – Это же было очевидно. А эти, – он кивнул в сторону разлёгшихся на берегу после сытного ночного обеда страусоподобных, – решили рыбкой полакомиться. Сейчас посмотрим, какой именно, а то, может, и нам не грех.
Как оказалось, совсем не грех. На нерест шёл лосось. Деликатесная кошерная рыба, что всех очень и очень обрадовало. Потому что, во-первых, лосось – это вкусно, а во-вторых, – шкура, из которой после соответствующей выделки можно получить красивую и прочную кожу для изготовления как декоративных изделий типа дамских сумочек и портмоне, так и необходимой в быту одежды и обуви. В Новый Иерусалим тут же ушло радиосообщение, а путешественники, загарпунив несколько рыбин, приступили к приготовлению завтрака,  периодически поглядывая на противоположный берег протоки, где начиналась дневная жизнь саванны, согретая лучами восходящего солнца.
Первым, кто пожаловал за своей долей рыбы, оказался внушительных размеров бегемот, который, впрочем, несмотря на всю свою величину и мощь, не счёл нужным ссориться с отдыхающими на берегу страусоподобными, в которых Самуил Каплан  признал овирапторов. Благоразумно обойдя птицеящеров стороной, он залез в воду и, используя свой огромный разинутый рот как сачок, начал заглатывать одну рыбину за другой, что немало насмешило наблюдавших подобный способ кормёжки путешественников, а также было заснято на фото и на кинокамеру Самуилом Капланом, который предложил, пользуясь моментом, не устраивать пешую вылазку в саванну, а остаться на острове, изучая приходящих для кормёжки животных. Так и поступили.
Вскоре к первому бегемоту присоединился ещё один, потом ещё и ещё. Выстроившись поперёк протоки, они также принялись есть рыбу, что напомнило Абрахаму Ван-Вейдену аналогичную картину, виденную им на реке Святого Лаврентия, с той лишь разницей, что там вместо бегемотов были медведи. 
Но не все любители рыбной диеты на этом празднике жизни предпочли вести себя пристойно. Ближе к обеду тихо дремавшие овирапторы внезапно забеспокоились, и на берегу появилось новое действующее лицо. Вернее, морда. Крупное, похожее на быка копытное с головой собаки.
– Энтелодон, – дрогнувшим голосом произнёс Самуил Каплан, хватаясь за винтовку. – Полезет через протоку, стреляйте! Или всех сожрёт.
Но стрелять не пришлось. Рыкнув исключительно для порядка и продемонстрировав овирапторам огромную, полную зубов пасть, энтелодон, спустившись к воде, начал поедать рыбу, весело помахивая хвостом, став при этом очередным объектом кино- и фотосъёмки. После чего Самуил Каплан поведал присутствующим много интересного об этом по-своему уникальном животном, являющемся одним из немногих представителей хищных копытных, обитавших на Земле в начале третичного периода кайнозойской эры и деливших некоторое время среду обитания со своим не менее свирепым родственником – эндрюсархом.
– А хищные слоны в то время случайно не водились? – выслушав рассказ биолога, неожиданно поинтересовался Арон Ягер. – А то энтелодона с эндрюсархом из наших винтовок ещё можно подстрелить. Не крупней быка. А вот слона?
– Нет, герр Ягер, не водились, – поспешил успокоить командира морских пехотинцев Самуил Каплан. – Слон вообще хищником быть не может, слишком большой и неуклюжий. Хотя был один представитель этого семейства – платибелодон, которого с первого взгляда можно было принять за хищника из-за крокодильей пасти вместо хобота. Но и тот был травоядным. Максимум, кого бы мы могли здесь встретить из хищников слоновьего размера, так это какого-нибудь динозавра. Но их здесь нет. Энтелодон, судя по поведению, самый главный, как лев в земной саванне. А овирапторы – скорее реликтовый, возможно, вымирающий вид, остатки былого. А то бы над нами уже давно птеродактили с археоптериксами летали. 
Так в наблюдении за животными прошёл почти весь земной день, после чего погода испортилась. Тёплый северный ветер пригнал огромную, иссиня-чёрную грозовую тучу, пролившуюся под оглушительные раскаты грома почти что всемирным потопом.
– А ведь по ту сторону гор таких дождей не было, – обратил внимание на необычную погодную особенность Абрахам Ван-Вейден. – Не иначе устье Иордана близко.
        Так оно и оказалось.

Глава 4
Следы чужих

– Вот оно – море или океан, пока неясно, но вода солёная, а значит, не озеро.
Абрахам Ван-Вейден, стоя на песчаном пляже, разглядывал в бинокль уходящую за горизонт водную гладь. И даже если просто большой морской залив или внутреннее море,  то и тогда это, скорее всего, конец путешествия. Зачем пускаться на шлюпках в неведомые дали, когда есть корабли. Ведь Иордан судоходен на всём своём протяжении не только для галеонов, но и для «Нептуна» в случае надобности. Вот только вряд ли эта надобность (в смысле заморской торговли) в ближайшее время возникнет. Торговать не с кем. Ибо за два месяца, пройдя более двух тысяч километров, не встретили ни малейшего  признака присутствия не то что цивилизованного человека, но и самого последнего дикаря.
– А стало быть, ребе прав. Этот мир дарован Господом для жизни нам и только нам. И только наши потомки заселят все его просторы, живя в мире и согласии, без убийств и крови, как единый народ, объединённый одной верой, одним языком, одним законом. И то, что сделано сейчас, в этой экспедиции, – всего лишь первая искра того пламени, которое...
– Пирамида! В лесу пирамида!
Крик бегущего к лагерю Самуила Каплана, четверть часа назад отправившегося на возвышающийся над устьем Иордана береговой утёс для пейзажной фотосъёмки, оторвал Абрахама Ван-Вейдена от созерцания морского простора и мыслей о будущем.
– Пирамида в лесу? Какая пирамида? Самуил с вершины утёса пирамиду увидел?
Сердце неприятно сжалось. Вот тебе и мир исключительно для нас, евреев. Как же, размечтались! Евреи пирамид отродясь не строили, разве что в качестве рабов. А вот индейцы строили. И, во всяком случае, в его 17 веке к чужакам с особым дружелюбием не относились. А ещё египтяне, те тоже строили и евреев 400 лет в рабстве держали.
– Ну, ничего, полтора десятка винтовок – аргумент в переговорах серьёзный, хотя это, конечно, командиру Арону Ягеру решать. В случае объявления экспедиции на военном положении – он главный.
А между тем Самуил Каплан, достигнув лагеря и отдышавшись, начал доклад.
– Герр Ягер, пирамида в лесу примерно в километре от берега. Рядом ещё два строения. Похожи на дома, но с плоской крышей. Все из чёрного камня. Обнесены стеной, как крепость. Я как на утёс поднялся, так сразу и увидел.
– А людей видели?
– Нет, герр Ягер. Да и далеко, а я без бинокля. А какие у меня глаза, сами знаете. Так что сразу вниз, предупредить. Или надо было остаться и понаблюдать?
– Нет, герр Каплан, не надо. Всё правильно сделали, – немного подумав, заявил командир морских пехотинцев, а теперь ещё и старший экспедиции. – Похоже на руины брошенного города, иначе нас бы уже давно обнаружили. Но мне самому посмотреть надо. Яша, свяжись с герром Штерном. Сообщи, что и как. Герр Ван-Вейден, вы со мной.
С вершины утёса открывался великолепный вид на поросший древовидными папоротниками лесистый берег, в глубине которого на расстоянии около километра действительно возвышалось явное творение человеческих рук, представляющее собой гладкую  четырёхгранную пирамиду угольно-чёрного цвета, перед которой высились два небольших, тоже угольно-чёрных куба. И всё это было обнесено пепельно-серой, образующей прямоугольник стеной, частично заросшей плющом и прочими ползучими растениями, как и вымощенный такими же пепельно-серыми плитами внутренний двор этого непонятного архитектурного сооружения с явным смешением стилей.
С пирамидами Египта чёрную пирамиду роднила гладкая, а не ступенчатая, как у американских пирамид, форма. С пирамидами Америки – наличие узкой лестницы, возведённой на обращённой к берегу стороне и поднимающейся от уровня земли примерно до одной трети. Скорее всего, до входа. Чёрные кубы вообще не были похожи ни на один из виденных Абрахамом Ван-Вейденом в Египте или Америке храмов и походили даже не на дома с плоской крышей, а на обычные детские кубики, увеличенные во много раз и выкрашенные в чёрный цвет. Не менее несуразно выглядела и опоясывающая всё это нагромождение геометрических фигур стена, явно не имеющая никакого оборонительного значения. Высокая, но тонкая, с полным отсутствием зубцов, боевых площадок и обязательных для любой крепости оборонительных башен, хотя бы по углам, она производила впечатление не крепостной стены, а скорее забора, предназначенного для защиты от мелких воришек и диких зверей, нежели от врагов.
– Ваше мнение, герр Ван-Вейден? Что это?
– Не знаю, герр Ягер.
Абрахам Ван-Вейден опустил бинокль.
– Пирамида гладкая, четырёхгранная. В Египте в древности в таких фараонов хоронили. Это подтверждение того, что перед нами гробница местного правителя. А два чёрных кубических здания поменьше могут быть гробницами его свиты. Но в Египте после похорон пирамиды закрывали и всячески прятали вход. Здесь же пристроена лестница, явно ведущая к входу, что характерно для пирамид индейцев, которые использовали их как храмы. Но зачем строить храм посреди леса?
– А ещё нет никаких следов людей, как и строительных работ, герр Ван-Вейден. А они должны быть. – Арон Ягер снова поднял к глазам бинокль. – Ни одной заросшей просеки. Все деревья одинаковой высоты. Не могли же строители камни по подвесному мосту таскать. Разве что вырубили все деревья, и новый лес уже потом вырос. Но зачем? Это же огромная работа!
Постояли, понаблюдали ещё немного. Так и не придя к какому-либо определённому выводу, кроме того, что это непонятное сооружение уже очень давно заброшено, вернулись в лагерь.
– Пойдём и посмотрим, – постановил Мигель де Торес, вернувший из-за отсутствия непосредственной опасности своё старшинство в экспедиции. – Храм ли это, захоронение местного правителя или ещё что, не особо важно. Главное, никого поблизости нет. Нам только войны с местными не хватало.
Через лес пришлось буквально прорубаться, используя абордажные сабли как мачете. Потом вышли на узкую, в пару метров шириной, с бетонным покрытием дорогу, по которой уже без особых трудностей добрались до ворот опоясывающей этот храм-гробницу стены. Стена тоже оказалась из бетона, а ворота – из какого-то странного, похожего на карболит материала. Причём запертыми ворота не были и открывались не как обычно, вовнутрь или наружу, а отъезжая вбок.
– Это скорее заброшенный монастырь, чем гробница или храм, – первым высказал своё мнение об увиденном Мигель де Торес.
И на то у главы экспедиции были все основания, потому как оба похожие на чёрные кубики здания всё же оказались жилыми строениями. А с  учётом того, что стоящая рядом пирамида из-за наличия лестницы – однозначно храм, предположение о назначении этой одиноко стоящей посреди леса постройки напрашивалось само собой.
– Надеюсь, они не язычники, – вздохнул Михаэль Финкель. – А то пирамида...
– Это вряд ли, ребе, – поспешил успокоить раввина Абрахам Ван-Вейден. – У язычников-индейцев в обеих Америках, насколько я знаю, монастырей не было. Служение Богу путём ухода в монастырь – исключительно христианская традиция (примечание 67).
– Дай-то Бог, дай-то Бог, – снова вздохнул Михаэль Финкель. – С христианами и мусульманами мы уживались, а вот с язычниками?
– А мне этот монастырь чем-то российские православные скиты напоминает, – заявил Самуил Каплан. – Правда, сам я такие скиты не видел, но читал, что в Сибири, где-нибудь в лесу, в самой глуши, строят монахи монастырь, чтобы максимально уединиться. А ведь и здесь что-то похожее.
– Не совсем, – возразил Яков. – То, что место очень отдалённое и глухое, да. Но у них авиатранспорт был, причём не одна штука, да ещё и вертикального взлёта – геликоптеры (примечание 68). Вот, смотрите.
Он указал на ещё достаточно хорошо различимые на бетонном покрытии возле обоих зданий странные круги с перекрестьем в центре.
– Я сначала было подумал, что это символ их веры. Но потом решил, что нет. Кто же будет собственную веру топтать? А вот для ориентации при посадке геликоптера – самое то.
– Может, вовнутрь войдём? – предложил Арон Ягер, которому, как и паре морских пехотинцев, уже порядком поднадоело выслушивать мнения учёных.
– И то верно, – согласился Мигель де Торес. – А то стоим тут, а ясней от этого не становится. Но сначала давайте обойдём вокруг.
Обход зданий по периметру ничего нового не принёс. Всё те же окна на верхних, явно жилых этажах. И ещё одни ворота с противоположной стены, дающие доступ в расположенный на первом этаже гараж или, с учётом хранения в нём летательных аппаратов, ангар. Ворота, что первые, что вторые, оказались запертыми изнутри, а вот дверь в торцевой стене открылась без труда, давая доступ в полутёмный холл, который совершенно неожиданно осветился падающим с потолка молочно-белым светом. И хотя свет был неярким и по силе не отличался от света обычной электрической лампочки в любом из домов Нового Иерусалима, сама внезапность наделала делов. Открывавший дверь Арон Ягер отпрянул назад, подобно тореадору от несущегося на него быка, одновременно срывая с плеча винтовку. Оба его подчинённых сделали то же самое, беря на прицел дверной проём, а все остальные просто замерли, превратившись в подобие статуй. Но, по счастью, ничего страшного и экстравагантного не произошло. За открывшейся дверью не ждало в засаде чудовище. И не возник благообразный старец со словами: «Мир вам, добрые люди!» Всего лишь работающее электроосвещение.
– При открывании двери само включилось, – проворчал Арон Ягер, закидывая на плечо винтовку. – Значит, здесь где-то до сих пор работающая электростанция, или рядом поселение, и оттуда идёт кабель, – закончил он с явной тревогой в голосе.
– Вряд ли по кабелю, – усомнился Яков. – Тут на десятки километров ничего нет. Электричество даёт облицовка. Всё это чёрное покрытие на обоих домах и пирамиде – сплошная фотоэлектрическая батарея, преобразующая свет в электричество. Нам такую на физике в университете показывали. Полное сходство. Я это понял, когда вблизи рассмотрел. Только вот не думал, что она до сих пор работает. Здесь же всё давно брошено.
– Яша, на будущее: будь добр, сообщай сразу обо всём, о чём догадаешься, – с наигранной серьёзностью произнёс Мигель де Торес. – А то от неожиданности инфаркт заработать можно. Ладно, идём внутрь.
Внутри холла оказались ведущая наверх лестница и дверь, дающая доступ в ангар, с обследованием которого решили повременить из-за отсутствия освещения, начав осмотр с верхнего этажа. И тут гипотеза о монастыре рассыпалась, как карточный домик. На всех этажах вместо келий монахов были лаборатории: биологические, физические, химические  и Бог знает ещё какие, заставленные непонятным оборудованием.
– Монахи, предпочитающие молитвам науку. Простите, не верю, – заявил Арон Ягер, усевшись во вращающееся кресло на колёсиках, которое жалобно застонало под его могучим телом. – Не верю – и всё.
– Это какой-то научный центр, не иначе, – согласился с командиром морских пехотинцев Михаэль Финкель. – Арон прав. Не будут монахи вместо молитв наукой заниматься.
– А большая пирамида тогда – основная электростанция снаружи и склад внутри, – предположил Мигель де Торес. – Это мы скоро узнаем.
– А мне вот что непонятно, – решил поделиться своими мыслями один из морских пехотинцев. – У меня брат на инженера учится. Так у нас, в Новом Иерусалиме, в университете всё рядом. И лаборатории, и классы, и библиотека. А эти построили научный центр Бог знает где. А если материалы какие-нибудь понадобятся или книги? Это же сколько ждать, пока привезут.
– Мне другое непонятно, – включился в разговор Абрахам Ван-Вейден. – У них электричество есть. Значит, развитие, как у нас на Земле в двадцатом веке. Тогда и радио должно быть. А почему мы его на радиолах не слышим? Или такое возможно?
– Радиолы не все диапазоны принимают, – пояснил второй морпех, сменный радист экспедиции.
– Но на «Нептуне» радиостанция всеволновая, и тоже ничего за два года. Если только задолго до нашего прибытия все местные не умерли от какой-нибудь эпидемии, – дрогнувшим голосом произнёс Самуил Каплан. – Тогда это многое объясняет.
– Они не умерли, они улетели.
Молчавший до этого Яков выглядел, как человек, на которого только что снизошло божье откровение.
– Фильм «Космический рейс», где космонавты из Советской России на Луну летали, помните? А теперь представьте. Вы не просто прилетели, собрали образцы и улетели, а решили детально и всесторонне исследовать планету. И что вам в таком случае понадобится? – Яков сделал многозначительную паузу. – Стационарная, долговременная научная база. Не будут же учёные несколько лет в палатках жить. А что произойдёт, когда работы закончатся? А то, что мы здесь и сейчас видим. Брошенная база космической экспедиции. Хотя, возможно, не брошенная, а законсервированная, раз здесь всё работает.
– А смерть всего населения планеты из-за эпидемии?
– Устроили бы карантин. Конечно, какое-то количество умерло бы, но не все же.
– Про карантин, Яша, я с тобой не совсем согласен, – повеселевшим голосом заявил Самуил Каплан. – От испанки (примечание 69) он не сильно помог. А вот в том, что это брошенная или, скорее, законсервированная база космической экспедиции, ты прав. Это абсолютно всё объясняет. Поздравляю, Яша. Ты гений!

Глава 5
На пути прогресса

– Вы понимаете, что мы здесь обнаружили? – дрожащим от волнения голосом произнес Мигель де Торес после того, как Яков закончил принимать поздравления по случаю его действительно гениальной догадки. – Когда мы сюда только прибыли, у нас был семнадцатый век. Когда прибыл «Нептун» – сразу двадцатый. А теперь я даже не знаю, на сколько веков или тысячелетий вперёд шагнём. Нам всю эту базу надо сверху донизу перетрясти и немедленно герру Штерну сообщить. Возможно, кроме нас ещё специалисты понадобятся. Я даже не исключаю, что и один из галеонов, если что-то крупное вывозить придётся.
– Все слышали? – Арон Ягер обернулся к морским пехотинцам. – Быстро в лагерь, и всё передать!
– И электрический фонарик на обратном пути прихватите, – попросил Мигель де Торес. – Ещё неизвестно, есть ли в других зданиях свет, да и здесь первый этаж осмотреть надо.
Морские пехотинцы отправились исполнять приказания, а Мигель де Торес продолжил озвучивать план дальнейших действий.
– Сейчас обследуем второе здание. В ангар пока не лезем. И к пирамиде. Если там есть свет, обследуем её. Если нет, ждём, пока принесут фонарик, и тогда...
– А может, попробуем вот это включить? – неожиданно предложил Яков, кивнув в сторону стола, на котором находилось устройство, состоящее из чёрного вертикально стоящего прямоугольника, соединённого электрическими проводами с лежащими на столешнице клавиатурой наподобие пишущей машинки и небольшой овальной коробочкой с парой кнопок и колёсиком между ними. – Очень на сочетание пишущей машинки и телевизора похоже, – пояснил он. – Но того, что сам текст печатает, нет. Вот я и подумал: а если они тексты не только печатали, а ещё и (как мы, к примеру, музыку на грампластинках) записывали. И тогда, если включить...
– Пробуй! – даже не дослушав, согласился Мигель де Торес. – А ребе в случае чего постарается перевести.
– Очень постараюсь, – заверил Михаэль Финкель. – Самому интересно. И думаю, получится. На клавишах явно буквы, а значит, письмо не иероглифическое, что намного проще, не как у китайцев.
«Само собой», – мысленно согласился с главным лингвистом колонии Абрахам Ван-Вейден, вспомнив своё первое путешествие в Батавию, где испытал настоящий ужас, узнав, что каждому слову китайского языка соответствует один иероглиф. Несчастные жители Поднебесной! Да как же столько запомнить?!
А между тем Яков, усевшись в кресло на колёсиках, уступленное ему Ароном Ягером, несколько минут изучал творение инопланетной технической мысли, а потом нажал на кнопку возле кабеля питания, и прибор заработал. Экран пишущей машинки-телевизора засветился белым светом, после чего на нём возникло поразительное по качеству цветное изображение: морской берег и висящий в бездонно-голубом небе полумесяц Юпитера. А на переднем плане, как бы поверх основной картинки, были видны красные прямоугольники с надписями под ними и белая стрелка, чуть сдвинувшаяся, когда Яков немного пошевелил овальную коробочку, и уже уверенно поползшая по экрану, повторяя движение овальной коробочки, лёгшей в руку Якова как влитая.
Дальше – больше. Наведя белую стрелку на один из красных прямоугольников, Яков добился того, что тот изменил цвет, став золотисто-жёлтым. Нажатие на одну из кнопок овальной коробочки привело к тому, что прямоугольник расширился на весь экран, на белом фоне которого высветились ровные ряды прямоугольников различных цветов, опять же с надписями под ними. Наведение белой стрелки на изображённый в верхней части экрана фиолетовый квадрат с чёрным крестиком и очередное нажатие кнопки на овальной коробочке уменьшило золотисто-жёлтый прямоугольник до его исходного размера, вернув изначальный красный цвет.
– Как в конторе моего деда-бухгалтера, – прокомментировал увиденное Самуил Каплан. – Красные прямоугольники – папки, а разноцветные – отдельные документы по разным темам.
        Так оно и оказалось. А ещё выяснилось, что количество информации, содержащейся внутри этой удивительной пишущей машинки-телевизора, поистине огромно. Причём тексты на языке пришельцев, фото, киносъёмка, в том числе и самих строителей космической базы, очень похожих на людей, составляли лишь малую долю. Всё остальное, по мнению Якова, как самого технически грамотного, являлось ничем иным, как научной информацией из различных областей знаний (примечание 70).
– Ладно, Яша, выключай, – распорядился Мигель де Торес после того, как вернувшиеся морские пехотинцы наконец-то принесли фонарик. – Тут работы не на один день. Никуда от нас эта электрическая библиотека не денется. Всё, идёмте!
На первом этаже надолго не задержались, так как из просмотренных на пишущей машинке-телевизоре фотографий уже знали, что в ангаре находятся дискообразные летательные аппараты, используемые членами инопланетной экспедиции для полётов в различные места Сионии и в ближний космос. Яков, не пытаясь на этот раз что-либо включить, опробовав пилотское кресло, заявил, что сможет поднять эту удивительную машину в небо, хотя принцип создания подъёмной силы ему абсолютно непонятен. Второе, жилое здание обследовали со всей тщательностью, но, увы, без особых успехов. За исключением оборудования в медблоке, крайне заинтересовавшего Михаэля Финкеля, ничего нового обнаружить не удалось.
К исследованию пирамиды приступили сразу после обеда и тут же поняли, что подобрались к чему-то очень и очень важному. Вход, оказавшийся к тому же ещё и шлюзом, перекрывался массивными сейфовыми дверями толщиной не менее шести дюймов. И будь на них даже самый простой замок, проникнуть вовнутрь без применения динамита или иного взрывчатого вещества было бы совершенно невозможно. Но замка, по счастью, не оказалось, присутствовал лишь задраечный механизм, как на рубочном люке подводной лодки, а потому открыть обе двери не составило большого труда.
– Явно не от грабителей, – прокомментировал столь необычную конструкцию входа Мигель де Торес, обшаривая лучом фонарика тёмный коридор, уходящий вглубь пирамиды.
– Скорее от воздействия внешней среды, – предположил Самуил Каплан. – Здесь даже пыли нет.
– Как и света, – вздохнул Михаэль Финкель. – Фонарика надолго не хватит.
– Надо распределительный щит поискать, – предложил Яков. – Если эта пирамида – склад, как мы предполагаем, вряд ли здесь свет сам собой зажигаться будет. Или автоматику при консервации отключили.
Так оно и оказалось. Стоило повернуть ручку на установленном возле комингса двери распределительном электрощите, как всё вокруг залил яркий молочно-белый свет, давая возможность во всех подробностях осмотреть не особо длинный, но довольно широкий коридор, заканчивающийся двумя боковыми и одной торцевой, опять же сейфовыми дверями.
– Ну вот, ребе, а вы беспокоились, – Мигель де Торес, улыбнувшись, отключил фонарик. – Теперь я почти уверен, что эта база не брошена, а именно законсервирована, раз здесь всё работает. Так откуда начнём?
Начать решили по часовой стрелке, то есть с левой боковой двери, открыв которую, поняли, что в назначении пирамиды не ошиблись. По всему периметру шёл кольцевой тоннель, вдоль стен которого, уходя под самый потолок, стояли стеллажи, заполненные контейнерами, в которых с расчётом на века и тысячелетия хранения покоились тысячи и тысячи книг, – вместилище мудрости инопланетной цивилизации (примечание 71).
– Только зря плёнку переводил, – посетовал Самуил Каплан, когда, пройдя по всей длине тоннеля, исследователи вышли в уже знакомый коридор из противоположной двери. – Кто же знал, что они всё, что в этой пишущей машинке-телевизоре было,  напечатают и здесь спрячут?
– Не совсем зря, – возразил Абрахам Ван-Вейден. – А карты Сионии? Может, на фотографиях с экрана они и будут не такими чёткими, но где бы мы их здесь нашли... Тут же не на один месяц работы – всё перебрать.
– И совсем не обязательно, что всё напечатанное повторяет то, что в пишущей машинке-телевизоре, – поддержал Абрахама Ван-Вейдена Яков. – Они могли только самое ценное распечатать, а остальное...
– Могли, – согласился Самуил Каплан. – Да, скорее всего, так и было. Тогда надо будет всё, что есть, переснять. Но это когда домой вернёмся, а то плёнка может ещё понадобиться.
– А нам одного корабля хватит, чтобы всё вывезти? – неожиданно задал чисто практический вопрос Арон Ягер. – А то тут столько всего!
– Может и не хватить, – быстро прикинув вместимость галеона, высказал своё мнение Абрахам Ван-Вейден. – К тому же мы тут ещё не всё осмотрели.
– Вот именно, не всё. Ещё неизвестно, что там, – Мигель де Торес кивнул в сторону торцевой двери. – А то, может, нам не два, а все три корабля понадобятся.
Вопреки ожиданиям, за торцевой дверью оказался не очередной склад, а довольно большая комната с установленным в ней непонятным оборудованием. Массивное, диаметром более трёх метров, вертикально стоящее на бетонном постаменте кольцо занимало всю её центральную часть. А прямо напротив двери, выполненный в виде небольшой трибуны, был смонтирован пульт, с которого, судя по всему, и осуществлялось управление работой кольца. Вот только в чём заключалась эта работа, ни с первого, ни со второго, ни даже с третьего взгляда понять не удалось. А заканчивать осмотр и возвращаться в береговой лагерь, так и не раскрыв, возможно, самую главную тайну пирамиды... Да ни в жизнь!
– Включай, Яша! Может, хоть так что-то поймём, – распорядился Мигель де Торес, и в глазах его блеснула весёлая дерзость.
– Сей момент.
Яков, находящийся в точно такой же исследовательской лихорадке, нажал кнопку с уже знакомым ему инопланетным символом «включить – выключить». Пару мгновений ничего не происходило, потом экран на пульте засветился, и на нём возникла постепенно удлиняющаяся вертикальная линия, возле которой сменяли друг друга инопланетные цифры.
– Началась или зарядка, или набор мощности, – пояснил происходящее на экране Яков. – Подождём.
Ждать пришлось довольно долго, почти четверть часа, но вот индикаторная линия перестала удлиняться, и Яков наугад нажал одну из кнопок управления. И тут произошло неожиданное: внутри кольца возникло поразительное по реализму и качеству изображение. Серо-пепельная, покрытая воронками, холмистая равнина до самого горизонта под бархатно-чёрным беззвёздным небом и полумесяц Юпитера, значительно больше того, что уже привыкли видеть жители Сионии.
– Кинопроектор? – с явным разочарованием в голосе произнёс Михаэль Финкель.
– Но зато какого качества! Как будто в окно смотришь, – попробовал подсластить пилюлю Абрахам Ван-Вейден.
– Интересно, как оно создаётся, тут же нигде нет киноаппарата? – в задумчивости произнёс Мигель де Торес и первым направился к кольцу, увлекая за собой остальных.
Но реальность, как водится, превзошла все самые смелые ожидания. То, что первоначально приняли за изображение, оказалось окном, вернее, дверью, позволяющей мгновенно переместиться на второй спутник Юпитера – Европу, куда первым попал Мигель де Торес в своей попытке понять суть происходящего, переступив обод кольца. И вот теперь все семеро, стоя под прозрачным куполом, с величайшим интересом и удивлением оглядывали безжизненную серо-пепельную равнину со следами ударов метеоритов, ощущая в телах необычную лёгкость.
– А если переход закроется? – вдруг, как молния, резанула сознание Якова абсолютно очевидная мысль. – Там же энергия накапливалась, а теперь...
 И казалось, что все остальные, будто почувствовав неладное, поняли его без слов, внезапно замолчав и замерев на месте.
– Назад, по одному! – негромко, но со сталью в голосе отдал команду Арон Ягер, не забывший, несмотря на все невероятные события, что именно он отвечает за безопасность экспедиции. Как раз вовремя. Переход сомкнулся у него за спиной.
– Сегодня мы совершили невероятную глупость, – наконец, придя в себя, заявил Мигель де Торес. – Закройся переход чуть раньше, и для всех мы бы просто исчезли, и никто бы нас ещё очень долго не нашёл.
– Не зная броду, не лезь в воду, – процитировал многовековую народную мудрость Самуил Каплан. – А мы полезли, как дикари, в паровой котёл и давай задвижки крутить. Ещё неизвестно, куда остальные кнопки переходы открывают.
– Скорее всего, на другие планеты и спутники, – высказал предположение Яков. – Эта прозрачная полусфера – что-то вроде малой научной станции с одними приборами. А для ремонта или снятия данных этот мгновенный переход через кольцо и сделали, чтобы по космосу не летать.
– Логично, – согласился Мигель де Торес. – И мы в таком случае без риска, не проходя через кольцо, с этой стороны можем понаблюдать.
– И сфотографировать, – тут же поддержал идею продолжить эксплуатацию инопланетной техники Самуил Каплан. – Только жалко, что непонятно, куда какая кнопка переход открывает. Не окажись на фоне Юпитера Ио, мы бы так и не поняли, что попали  на Европу.
– А вот с этим, думаю, сложностей не будет, – возразил Абрахам Ван-Вейден. – На кнопках – символы, и когда ребе расшифрует их язык, можно будет прочитать, какая кнопка какой планете или спутнику соответствует. 
И началось. Открытие перехода, фотосъёмка, перезарядка, открытие очередного перехода, снова фотосъёмка и снова перезарядка. И что самое интересное, снабжённые мгновенным переходом научные станции были установлены не только на спутниках и планетах, но и в различных местах Сионии. В том числе недалеко от Нового Иерусалима, возле небезызвестного солёного озера. Похоже, желание поплавать там, где нельзя утонуть, было присуще не только людям Земли, но и учёным с инопланетной базы.
 – Всё, отключай, Яша, – распорядился Мигель де Торес, когда, исчерпав запасы энергии, закрылся последний переход. – На сегодня хватит. Сейчас в лагерь, радируем герру Штерну. И пусть решает, что дальше. Но как по мне, эта экспедиция закончена.
         Так оно и оказалось. С учётом всего случившегося руководством колонии Израиль было принято решение об окончании экспедиции и отправке двух галеонов для вывоза обнаруженных на инопланетной базе ценностей. Членам научной группы в ожидании прибытия кораблей надлежало по возможности изучить имеющиеся в хранилище пирамиды материалы, а Абрахаму Ван-Вейдену, воспользовавшись точкой мгновенного перехода возле солёного озера, прибыть в Новый Иерусалим для лоцманской проводки кораблей. Так в первый, но далеко не в последний раз жители колонии Израиль воспользовались тем, что даровал им счастливый случай. А через три месяца Абрахам Ван-Вейден благополучно привёл к острову Сион гружённые мудростью чужого мира «Авраам» и «Моисей», открыв тем самым новую страницу в истории колонии Израиль.

Глава 6
Мы звёздное эхо друг друга
(эпилог)

         Солнечная система. Планета Земля. Ближний Восток. Пустыня Негев. Станция радиолокационного наблюдения и контроля Армии обороны Израиля.

          – Это всё?
Мужчина средних лет в неброском гражданском костюме, чем-то похожий на преподавателя университета, вопросительно посмотрел на сидящую за клавиатурой молодую женщину с погонами капитана ЦАХАЛ (примечание 72) и двух сержантов – главных виновников происшествия, явно чувствующих себя несколько растерянно в присутствии аж целого генерала «Моссада». Не каждый день на их затерянную в просторах пустыни радарную станцию жалуют высшие чины разведки, да ещё и по такому, мягко говоря, не совсем обычному поводу. 
А ведь как всё хорошо начиналось! Отладили и настроили приёмную антенну, проведя положенный набор тестов, и уже хотели доложить о готовности, как вдруг... Странный радиосигнал из глубин космоса, а в нём послание от внеземной цивилизации. И не от каких-то зелёных человечков, а можно сказать, от соотечественников – евреев, попавших в результате спонтанной телепортации через пространственно-временной тоннель Эйнштейна-Розена на жизнепригодный спутник планеты-гиганта в зоне обитаемости вокруг 23 звезды в созвездии Весов и создавших там космическую колонию, а теперь вот пытающихся выйти на связь с материнской планетой. Нет, поначалу, конечно, не поверили. Мало ли кто мог так изощрённо пошутить. Доброжелателей, как известно, у Израиля хватает. Но когда провели анализ сигнала и, покопавшись во всемирной паутине, нашли полное подтверждение изложенным в послании фактам, то...
– Никак нет. Ещё фотографии. Из разных периодов жизни колонии. От основания и до момента отправки послания.
Щелчок мышки, и по экрану монитора неспешной чередой, сменяя друг друга, пошла галерея фотоснимков. Строящийся Новый Иерусалим и стоящие на якоре корабли. Снова Новый Иерусалим, но уже полностью отстроенный, с рядами аккуратных, будто игрушечных домиков и центральной площадью, по трём сторонам которой возвышаются, судя по всему, ратуша, синагога и университет. Ещё одно фото. Новый Иерусалим через много лет, чем-то похожий на мегаполис, но без характерных для планеты Земля небоскрёбов, а вместо окружавших когда-то остров Сион полей – всё те же игрушечные домики и великолепные по своей красоте и монументальности мосты через Иордан. Очередная фотография. Центральная площадь Нового Иерусалима, превращённая в музей, где, накрытые прозрачным куполом, на каменных постаментах навечно застыли четыре галеона 17 века и пароход из 20 столетия. Памятник первопоселенцам-основателям. Ещё и ещё фотографии: промышленные и сельскохозяйственные поселения, аэропорт с рядами дискообразных летательных аппаратов на лётном поле, радиоастрономическая обсерватория, с огромной антенны которой и было отправлено послание. И, наконец, база пришельцев. Широкое, обнесённое бетонной стеной плато, два научно-жилых модуля-куба и уходящая в небо четырёхгранная пирамида. Немое свидетельство творения рук  внеземного разума.
– Вот теперь всё. Хотя... – капитан задумалась. – Возможно, конечно, были ещё файлы, но Земля вращается, а конус приёма антенны очень узкий.
        – Не критично, нам и этого хватит, – генерал улыбнулся. – А теперь по сложившейся ситуации. Ваши действия будут признаны правильными. Информация изъята. Надеюсь, о сохранении секретности лишний раз напоминать не надо. И ещё... – генерал сделал паузу. – Я посмотрел ваши личные дела. Вы все научники (примечание 73), и раз уж во всё это влезли, предлагаю перейти ко мне в команду.
       – А чем заниматься будем? – поинтересовался один из сержантов.
        – А тем, чем сегодня, и тем, чем занимались и занимаются ВВС США по программе «Голубая книга» (примечание 74). Да, и у нас такое есть, только под другим названием. Ну что, согласны?
        Загоревшиеся живейшим интересом глаза всех троих были красноречивей любых слов.
       – Вот и отлично! – генерал снова улыбнулся. – Тогда готовьтесь. В ближайшее время вылетаем в Южную Африку на мыс Доброй Надежды. Будем искать точку перехода. Поверить в случайное открытие тоннеля в 17 веке ещё можно. А вот в 20 столетии, когда перебросило «Нептун», это уже перебор. Здесь явная закономерность. Вот нам и предстоит выяснить, кто или что этот тоннель открывает. А то на уровне радиосвязи за 85 световых лет мы лишь звёздное эхо друг друга.

Конец

                Россия, Оренбург, май 2021 года – ноябрь 2024 года.

Примечания

1. Купец-негоциант – купец, занимающийся морской торговлей.
2. Герр – немецкое обращение «господин».
3. Батавия – город, современное название – Джакарта, столица Индонезии, расположена на острове Ява.
4. Альгамбрский эдикт 1492 года – указ, изданный испанским королём Фердинандом и королевой Изабеллой, согласно которому с территории Испанского королевства изгонялись все евреи, отказавшиеся в трёхмесячный срок принять христианство. В результате под нажимом властей около 200 000 евреев перешли в католичество, от 40000 до 100000 были изгнаны.
5. Идальго – испанский дворянин.
6. Капштадт – в настоящее время Кейптаун, второй по численности населения город ЮАР (Южно-Африканской республики).
7. Квартердек – часть верхней палубы парусного корабля, расположенная между грот-мачтой и кормовой надстройкой.
8. На парусных кораблях 17 века, даже таких крупных, как галеон, условия жизни команды были крайне тяжёлыми. Каюты имелись только у офицеров и состоятельных пассажиров. Матросы спали в кубрике на нижней палубе, в подвесных койках-гамаках, а пассажиры из числа небогатых, к примеру, эмигранты, в большинстве своём ютились в трюме, в пространстве, свободном от груза, причём скученность людей могла быть такова, что на одного человека приходилось не более двух квадратных метров площади. Как результат, многомесячное плавание могли выдержать без существенного ущерба для здоровья далеко не все. 
9. Фамилию Голдфингер можно расшифровать как «золотые руки». Gold – золото, finger – палец.
10. В реальности морской хронометр был создан английским часовщиком Джоном Гаррисоном лишь в первой трети 18 века – в 1734 году, хотя фактическое развитие часового дела в Европе позволяло создать хронометр веком раньше.
11. В данном случае имеется в виду подзорная труба с зеркальным объективом, по схеме телескопа Грегори, объектив которого состоит из двух вогнутых зеркал – главного и вспомогательного. Сфокусированные главным зеркалом лучи перенаправляются в окуляр через отверстие в центре главного зеркала вспомогательным зеркалом. Преимущество над линзовыми объективами – гораздо более качественное изображение. Данная оптическая схема была предложена шотландским астрономом и математиком Джеймсом Грегори в 1663 году. 
12. Кульминация Солнца – время, когда Солнце находится в наивысшей точке над горизонтом на линии север – юг.
13. Кабестан – вертикальная лебёдка для подъёма и спуска якоря на парусных кораблях.
14. Кильватер, кильватерный строй – построение кораблей во время движения в линию.
15. Ванты – снасти стоячего такелажа, которыми укрепляют мачты с бортов парусного корабля. Одновременно ванты служат средством подъёма матросов на мачты для работы с парусами.
16. Такелаж – общее название всей парусной оснастки корабля.
17. Линь – ремень, использовавшийся во времена парусного флота в Европе для наказания провинившихся матросов.
18. Коперниканская (гелиоцентрическая) система мира – мироустройство, обоснованное польским астрономом Николаем Коперником, согласно которому Земля является одной из планет, вращающихся вокруг Солнца.
19. Фор-марс – наблюдательная площадка на верхней части фок-мачты – передней мачты парусного корабля. Использовалась как место нахождения матроса-наблюдателя – вперёдсмотрящего.
20. Фрегат в парусном военном флоте – крупный, быстроходный трёхмачтовый парусный корабль с прямым парусным вооружением. По огневой мощи артиллерии (в среднем 40 пушек) уступал только линейным кораблям. Фрегаты, являясь универсальными кораблями, могли действовать как в одиночку, выполняя функцию кораблей дальней разведки, так и в составе эскадры.
21. Шлюп в парусном военном флоте – небольшой парусный двух- или трёхмачтовый военный корабль с комбинированным прямым и косым парусным вооружением. По огневой мощи артиллерии существенно уступал фрегатам (в среднем 10–15 пушек). Использовался как ближний разведчик и корабль связи.
22. Соединённые провинции – ещё одно наименование Голландии в 17 веке.
23. Флейт – крупный трёхмачтовый парусный корабль, аналогичный галеону, но уступавший ему по артиллерийскому вооружению, а потому используемый в качестве грузового или военно-транспортного корабля.
24. Чёрная смерть – бытовое название чумы в Европе в период Средних веков и Нового времени.
25. Морская миля – единица измерения расстояния на море, равна длине 1 угловой минуты земного меридиана (в метрической системе – 1852 метрам).
26. Бранд-трубка – трубка, на которую надевается капсюль в огнестрельном оружии с капсюльным воспламенением.
27. В данном случае имеется в виду капсюльное ружьё. В реальной истории капсюльные ружья появились в начале 19 века, но развитие химии позволяло изготовить воспламеняющийся состав на двести лет раньше, поскольку его основа – гремучая ртуть – была открыта в начале 17 века.
28. Бранд-снаряды – зажигательные снаряды.
29. Крюйт-камера, пороховая камера, пороховой погреб – место хранения боеприпасов на корабле.
30. Вертлюжная пушка – небольшое  корабельное дульно-зарядное артиллерийское орудие, установленное не на лафете, а на поворотной тумбе, позволяющее сравнительно легко производить наводку по всем направлениям, как по горизонтали, так и по вертикали.
31. В данном случае имеется в виду термитная смесь по типу бенгальских огней, издревле применяемых в Индии.
32. Кабельтов – единица измерения расстояния на море, равна 0,1 морской мили (в метрической системе – 185,2 метрам). 
33. Шесть дюймов в метрической системе равны 152,4 мм.
34. В крупные телескопы с хорошим качеством изображение кольцо Сатурна выглядит двойным за счёт наличия щели Кассини – промежутка шириной в 4500 километров между кольцами А и В, открытого в 1675 году французским астрономом Жаном-Домиником Кассини.
35. Норд – север.
36. Зюйд-ост – юго-восток.
37. Полуденные склянки – наступление полдня по корабельному времени.
38. Клотик мачты – верхняя часть окончания мачты.
39. Нок реи – окончание реи.
40. Ост – восток.
41. Морская астролябия – измерительный инструмент, предназначенный для определения широты. Применялась до появления секстанта.
42. 180 килограммов.
43. По происхождению речной остров представляет собой не что иное, как коралловый риф, оставшийся на месте дна древнего океана. Подобные образования встречаются и на Земле, на месте, являвшемся когда-то в минувшие геологические эпохи морским или океанским дном.
44. Описываемое животное является аналогом земного индрикотерия – безрогого носорога, жившего на Земле в третичный период кайнозойской эры.
45. 150 метров.
46. Кригсмарине – военно-морской флот нацистской Германии.
47. Ютландия, Ютландское сражение – одна из крупнейших морских битв Первой мировой войны, произошедшая неподалёку от Ютландского полуострова.
48. Royal Navy – Королевский военно-морской флот Великобритании.
49. Исторически до возникновения государства Израиль на бывшей подмандатной британской территории Палестина (в 1948 году) предпринимались попытки создать независимое еврейское государство в других районах земного шара. В частности в 1825 году американец Мордехай Ноах пытался образовать еврейское государство на Гранд-Айленде в пределах штата Нью-Йорк, где он приобрёл участок в 2555 акров земли. Проект оказался неудачным. Информация из Википедии.
50. Остров Святой Елены находится в южной части Атлантического океана, принадлежит Великобритании.
51. Кайзерлихмарине – название военно-морского флота Германии в период Первой мировой войны.
52. Револьверная пушка Гочкиса – артиллерийское орудие калибра 47 мм, разработанное в 1879 году французской компанией Hotchkiss, имевшее в виде основной конструктивной особенности блок из пяти вращающихся посредством ручного привода стволов. Использовалось на военных кораблях как средство борьбы с миноносцами и торпедными катерами противника. Также, будучи установленным на колёсный лафет, применялось на суше как скорострельное, манёвренное артиллерийское орудие малого калибра.
53. В Германии, в отличие от других европейских стран, калибр артиллерийских орудий измерялся не в дюймах или миллиметрах, а в сантиметрах, отсюда калибр 47 мм соответствует 4,7 см.
54. Кригсмарине – военно-морской флот нацистской Германии.
55. Коносамент – грузовая декларация при перевозке морских и наземных грузов.
56. На вооружении армии Великобритании в период Первой и Второй мировых войн находилась винтовка «Ли-Энфилд», но с учётом того, что данная винтовка существенно отличается от винтовки «Маузер 98», находившейся на вооружении армии Германии в Первой мировой войне, ВМФ Великобритании принял решение вооружить охрану будущей военно-морской базы американскими винтовками «Спрингфилд 1903», являющимися аналогом винтовки «Маузер 98», так как немецким евреям-ветеранам Первой мировой войны винтовка «Маузер 98» прекрасно знакома. Винтовки «Спрингфилд 1903», как и ручные пулемёты «Льюис», в большом количестве в период Первой мировой войны поставлялись в Великобританию из США в качестве военной помощи (пояснения автора).
57. Крюшип – небольшое судно-ловушка с замаскированным вооружением. Использовалось в Первой и Второй мировой войнах в качестве охотника за подводными лодками.
58. Эхолот – прибор для определения глубины по отражению звуковых волн. Начал широко применяться на военных кораблях и гражданских судах с 1930 года. 
59. НЗ – неприкосновенный запас.
60. Виджаммер – буквально «выжиматель ветра», тип парусных, как правило, четырёхмачтовых, грузовых парусных судов, использовавшихся для дешёвой перевозки грузов между Америкой и Европой в начале двадцатого века. Типичным представителем данного типа парусников является российский барк «Крузенштерн», бывший барк «Падуя», полученный СССР в качестве репараций от нацистской Германии после окончания Великой Отечественной войны.
61. 20 футов – 6 метров. За основу характеристик парохода «Нептун» автором взят советский грузопассажирский пароход (тип «Анадырь»), типичный грузопассажирский пароход тридцатых годов двадцатого века. Длина – 100 метров, ширина – 14 метров, осадка – 6 метров, водоизмещение – 6000 тонн, скорость – 10 узлов, двигатель – паровая машина, вместимость – 256 пассажиров, численность команды – 77 человек (пояснения автора).
62. От 9 до 12 метров.
63. 600 метров.
64. Поскольку биологические часы человека настроены на 24-часовые сутки, а сутки на Сионии длятся 64 часа, что не кратно земным суткам, наиболее разумным является введение стандартного времени, не зависящего от положения Солнца на небе и отмеряемого исключительно часами. Не очень удобно, но если живёшь на другой планете, приходится приспосабливаться. Тем более что подобная практика имеет место быть и на Земле, в высоких широтах, где вместо привычной смены дня и ночи наличествуют полугодовая полярная ночь и полугодовой полярный день (пояснения автора).
65. 9 метров.
66. Геологический молоток – инструмент геолога, используемый для откалывания образцов породы.
67. В этом отношении Абрахам Ван-Вейден не прав. Монастыри присущи и не монотеистическим религиям, таким, как буддизм. Но этого, несмотря на всю свою образованность, житель Европы 17 века знать не мог (пояснения автора).
68. Геликоптер – вертолёт.
69. Испанка – испанский грипп, эпидемия гриппа в период с 1918 по 1920 год, начавшаяся в Испании и приведшая к гибели, по различным оценкам, от 17 до 100 миллионов человек.
70. У читателя может возникнуть вопрос, почему инопланетный компьютер имеет дизайн земного компьютера (тип моноблок) и почему операционные системы похожи. Инопланетяне, построившие космическую базу, очень похожи на людей, следовательно, аналогичными будут мышление и понятия об удобстве. Отсюда как результат – совпадение дизайна компьютера и операционной системы.
71. У читателя может возникнуть вопрос, зачем строители космической базы распечатали и поместили на длительное хранение огромное количество научно-технической информации, если вся она содержится в памяти оставленных на базе компьютеров. Космическая база является не только местом проведения научных исследований, но и базой помощи для потерпевших аварию межзвёздных экспедиций. Представьте ситуацию: звездолёт потерпел аварию, но всё ещё способен пролететь некоторое расстояние до ближайшей способной поддерживать жизнь экипажа планеты. На космической базе члены экипажа найдут всё необходимое для основания колонии и развития местной цивилизации в том случае, если не смогут вызвать помощь и вернуться на родную планету. Распечатанная на бумажных носителях и помещённая на длительное хранение в пирамиду необходимая для развития цивилизации информация просуществует намного дольше, чем в памяти компьютеров (пояснения автора).
А зачем было помещать в пирамиду ещё и телепорт? Ответ очевиден. Что же это за пирамида без телепорта? По законам жанра телепорт должен быть именно там.
72. ЦАХАЛ – сокращённое наименование Армии обороны Израиля.
73. Научники – военнослужащие Армии обороны Израиля, имеющие высшее образование и проходящие службу в соответствии со своей академической специальностью.
74. Проект «Голубая (синяя) книга» – проект ВВС США по исследованию НЛО.

Содержание

Аннотация

Часть 1. Исход
Глава 1. Судьба однажды стукнет в дверь, и ты уйдёшь за ней
Глава 2. Дела морские и сухопутные
Глава 3. Морской заяц
Глава 4. По лезвию ножа
Глава 5. Развлечения и приключения на острове Тристан-да-Кунья
Глава 6. Опасайтесь странных туманов

Часть 2. Новый мир
Глава 1. А объяснить всё это можно очень просто
Глава 2. Здесь будет наш новый дом
Глава 3. У каждого мира свои особенности, и к ним ещё надо привыкнуть
Глава 4. Репатрианты

Рассказ Якова Штерна
Часть 1. Робинзоны по контракту
Часть 2. Рейдер против рейдера, или Дубиной по хребту
Часть 3. Исчезнувшие

Глава 5. Этот безумный, безумный, безумный день и последующие

Часть 3. Муза дальних странствий
Глава 1. Вниз по Иордану
Глава 2. Сокровища оранжевых холмов
Глава 3. Саванна
Глава 4. Следы чужих
Глава 5. На пути прогресса
Глава 6. Мы звёздное эхо друг друга (эпилог)

Примечания