Где рыба?

Андрей Петрович бежал по жизни швыдко; думал, износу не будет. Но однажды подошвы не выдержали, воспламенились. Подпалив пятки, поморщился он от нехорошей перспективы.

– Хватит! – сказал себе, после чего бросил якорь на собственном подворье.

Якорь глухо булькнул в домашних делах и накрепко привязал к ним хозяина.

По такому случаю купил хозяин фуражку морского покроя с яркой кокардой – ни дать ни взять бывалый боцман (хоть отродясь у моря не лежал). Для полного антуража трубки недоставало, но внук Славка пообещал подарить ко дню рождения. С того дня на вопрос «Где, Петрович, тянул флотскую лямку?» отвечал с хитринкой в глазах и улыбкой на устах:

– На Яминской!

Всем известное небольшое озерцо Яминское за деревней, где из-за мелководья не только лодку невозможно спустить на воду, но и двум воробьям не разминуться без повреждения крыльев, часто служило поводом для шуток.

Случилось это на рубеже шестидесяти пяти лет от дня рождения Андрея Петровича. Будто споткнулся он, оглянулся и тайно от семьи признался с толикой грусти:
– Слишком быстро жизнь проскочила.

Подумал и добавил, чтоб никто не мог услышать:
– Успеть бы теперь тень её за хвост ухватить да удерживать дольше.
Энергия в нём ещё буйствовала, но всё чаще давала сбои; чувствовалось её истощение. По инерции он переделал заждавшиеся отложенные как раз на случай жизненного спотыкача дела. Наметил кучу дел новых и целыми днями, как мог, разгребал.

Как-то поутру вышел во двор, подивился весеннему солнцу, выбросившим первые листья деревьям, шаловливому ветерку и оторопел: всё – кто бы поверил?! – переделал! Пришла-подкралась пора прижать на завалинке хвост.
Давно, когда ещё по лужам бегал в коротких штанишках на одной лямке, видел он бородатых мужиков на завалинках, при солнышке днями прогревавших застарелые кости.

– Это же надо, – удивлялся в юношеском возрасте, – сидьма день-деньской сидеть!
Завалинки во дворе Андрея Петровича не было, а сидеть на завалинке у соседки Артемьевны означало вызвать пересуды земляков. Дескать, при живой-то бабушке-старушке к чужой одинокой пристроился.

Ни в тот день, ни позже он и сам не мог объяснить, отчего вдруг захотелось ему откушать свежей речной рыбки.

– Надо же! – удивился.
Удивиться было чему: интереса к рыбе он от рождения не питал. Предпочитал пельмени с мясом, а то и с перекрученным на мясорубке салом с картошкой.

– Мать, – сказал жене, вернувшись в избу, – добегу-ка до зятя. Гляну, чем занимается.
Хотел добавить о желании откушать свежей рыбы, но вовремя остановился: вдруг его идея зятю не понравится. Мало ли какая муха того накануне укусить могла. Любят они его кусать, едва Андрей Петрович во дворе нарисуется.

– Беги, – поддержала жена. – Никто тебя на привязи не держит. Только не очень там усердствуй. Поменьше суй нос не в свои дела. Не то быть тебе однажды изгнанному за ворота.
Д
очь с мужем жили на другом краю деревни.

Космический корабль быстрее к МКС причалит, чем до них дошагаешь. Почти два года больше для порядка, чем по-настоящему, отец незлобиво укорял дочь за купленный в отдалении дом. В старости же понравилось ему вдоль деревни пройтись. От работы успеешь отдохнуть, дум немало передумаешь, новостями обрастёшь, о коих не узнал бы в домашней изоляции.

Он шёл не по-стариковски бодро. Душа была близка к тому, чтобы запеть, и он перебирал в памяти подходящие случаю песни, но всё никак не смог остановиться на какой-то одной: во времена его юности плохих песен не пели.

Едва родившаяся мечта о свежей на обед рыбке споро вела его к заветной цели.
С каждым шагом приближался Андрей Петрович к этому радостному моменту. Был горд, прямая спина, слегка приподнята голова – любуйся, молодёжь, что значит, человек на улице без смартфона в руках!
Всяк его видевший не сомневался: хорошо у человека на душе.

Но не каждый понимал и одобрял. Как можно радоваться, когда инфляция дыры в карманах прогрызает, цены диким козлом скачут. К тому же, где-то кто-то у нас порой… Порой и правда воровали по-чёрному, много. Бюджетные деньги «пилили» без боязни быть пригвождёнными к позорному столбу. На днях суд арестовал экс-поставщика шапок-ушанок для МО и МВД! Якобы, ущерб около 800 миллионов. Но так это же где-то!
Это совсем не значит, что у Андрея Петровича нет повода радоваться новой неожиданной мечте, и она вот-вот сбудется.

Находились желающие оставить нетронутыми или недоделанными домашние дела и пройтись с ним за компанию.

Первым присоседился Рябой, человек ехидный и не в меру завистливый.
Подстраиваясь под шаг Андрея Петровича, будто невзначай спросил, но явно не без задней мысли, а просто так, хотя бы чем-то ущемить:
– Почему у всех по две-три машины, а на твоём подворье ни одной?

– Хочешь подарить свою?

– Прям щас! – подпрыгнул от удивления Рябой. – Поставь у ворот машину со свалки. Не порть картину сельского благосостояния. У всех есть, и у тебя будет!

– Ты золотые авторучки коллекционировать не пробовал? – пошутил Андрей Петрович, рассчитывая, что Рябой немедля отстанет, не будет отвлекать от тёплых мыслей о рыбе. Сказал и тут же удивился самому себе: это же надо – он шутит! – А то вот новая мода: золотые унитазы устанавливать в домах.
Рябой сбился с шага.

Остановился.

– Это ты к чему? – сплюнул.

– По ним сейчас оценивают заоблачную жадность. Как раз для тебя!
Андрея Петровича не интересовали разговоры сельчан о количестве машин во дворах. Для оценки людей у него имелись другие критерии, годами проверенные.
Рябой за ним не пошёл.

Выругался и свернул в переулок.

Десяток раз останавливался Андрей Петрович с земляками перекинуться парой-тройкой фраз.

Остановился и в одиннадцатый, о чём пожалел, так как едва не нажил синяков.
У автобусной остановки курили две молодых девахи. В носу одной была продета бисерная цепочка.

– Скажи, красавица, кто же на тебя, бедную, уздечку накинул, будто на лошадку? – удивился старик и понял: глупость несусветную сморозил.

зло бросила папироску, переглянулась с подружкой, и обе со злобным видом двинулись на неожиданного обидчика.

Он ноги в горсть и почти бежать…

Мало-мало успокоившись, Андрей Петрович вернулся к думам о свежей рыбе. Вот чтоб прямо из реки стерлядку – она без костей – и на сковородку!

Вернётся от зятя, скажет: «Жарь, мать! Станем с тобой праздновать…»

Он даже остановился, желая придумать подходящий случаю повод. Чтоб красиво звучало и не вызвало критики со стороны жены.

«Станем с тобой праздновать кирики-улиты, – обрадовался вовремя вспомнившемуся выдуманному народом празднику. – Он, правда, всего лишь повод без причины погулять, но я не оставлю бабушке времени на вопросы».

Некоторые земляки окликали Андрея Петровича от калиток, другие подходили, привычно делились хорошими и разными новостями.

Разных в этот день оказалось больше обычного.

– Все при делах, – открывая калитку, проворчал старик миролюбиво, – порой никчёмных. Только меня приспичило гнаться к зятю за мечтой.

Аж раззуделось внутри от мечты о стопочке водочки под закусь пластами солёной капустой.

Не любитель выпить, за семейным столом Андрей Петрович иногда смягчал усталость хорошим вином. Сегодня на столе будет не магазинная, но речная жареная рыба! Хороший повод опрокинуть стопочку!

Зять его родился заядлым рыбаком, во всей округе не найти более удачливого.
Если дома не находилось работы, мог неделю прожить на берегу реки, ночуя в лодке. Хоть камни с неба падай, не вернётся без рыбы. Пусть пескарь с мизинец, пусть вьюн мельче петли от фуфайки, но принесёт домой и кошку Маньку обязательно полакомит. Такой ритуал у него с годами выработался.

«Тут-то ты, дорогой зятёк, – внутренне воскликнул тесть и даже мысленно потёр руки, – и попался в мои сети, что рыба в твой кубарь!» (Плетёная ивовая корзина с узким горлышком).

Прошёл в дом, озвучил прихоть зятю и уже представлял его бегущим на речку с удочкой, но зять не ко времени ретивым рысаком поднялся на дыбы. От простого нежелания по принуждению собирать рыбацкую амуницию и мчаться сломя голову на реку.

Во-первых, своих планов на день выше крыши.

Во-вторых, душа его не просилась на лоно природы. Потом причина уважительная: одному не хочется, а друзья не просохли от ночного гульбища после неудачной рыбалки.

По той же причине и у него побаливала голова. В самый раз на диване поваляться.
Как ни бился старик, упёрся зять бараном в новые ворота, не уступил, чем того и раздосадовал без меры.

На втором часу выступавшая посредником Галина всё же примирила раздухарившихся мужчин.

Муж клятвенно обещал жене завтра же осчастливить тестя уловом.

– В худшем случае, – проникновенно проговорил, положа ей руку на плечо, – послезавтра. Не позднее полуденного часа.

Обнадёжил, а сам смотался из дома якобы по неотложным служебным делам.

Он частенько так поступал, едва калитка впускала тестя на подворье. В его присутствии всё у хозяина из рук валилось.

Желая прийти в себя от некоторой доли досады, старик по обыкновению принялся наводить свой порядок во дворе и огороде.

Радовало раннее тепло. Не промёрзшая за зиму земля предвещала скорые посадочные хлопоты.

– Раненько нынче прошёлся зятёк по огороду с мотоблоком, – подметил вслух Андрей Петрович. – Однако, наторелый мастер!

Земля приглашала взяться за лопату. Отказать ей было выше всяких сил.
Незадолго до этих событий зять проложил от водозаборной колонки к дому по огороду шланг, присыпал землёй, а тестя, как водится, о том не известил. Скажешь, а он безотлагательно начнёт учить уму-разуму. Своего рода хобби у него такое – ворчать.

Сам-то, считал Андрей Петрович, всё сделаешь лучше, потому частенько переделывал за молодым хозяином. Поначалу тот вежливо возмущался, но потом надоело реагировать.

– Хочет, – говорил миролюбиво жене, – пусть переделывает. Только молча.

Иногда он специально лопату на место не возвращал. Молоток на дорожке оставлял. Дрель с верстака во дворе не прибирал. Этим отвлекал тестя от своих важных дел. Андрей Петрович ворчал, но собирал инструменты и раскладывал по своим местам.

Старик решил вскопать участок у забора.

Отыскал лопату, поплевал на руки и со всей теплившейся в нём силой – бес, что ли, под ребро не вовремя ширнул?! – по черенок вогнал инструмент в землю. Из-под неё радостно вырвался в небо водяной фонтан, едва не окатив незадачливого работника с головы до пят. Откуда только прыть взялась отскочить вовремя?!

– Ёшкин потрох! – удивлённо воскликнул.

– Полундра! Пробоина на подводной лодке! – крикнул высунувшийся из окна внук Славка. Из дома он выскочил вместе с перепуганной матерью.

– Лежал бы на диване, как все мужики, папа! – осуждающе произнесла подбежавшая дочь. – Так нет же – у нас то оспа, то короста!
Они не знали, как перекрыть воду. Недовольный случившимся зять по телефону выдал инструкцию. Вентилей в подвале было с избытком; отыскать нужный оказалось делом не одной минуты.

Наконец суматоха улеглась. Откровенно обидевшаяся на отца дочь насупилась, словно мышь на крупу.

Славка пристроился рядом с дедом.

– Придётся выписать тебе электронный пропуск в наш двор, – изрёк глубокомысленно. – Станешь входить на правах обычного гостя. И без просьбы ничего не делать.

Вскоре вернулся зять. Стерпел, ругаться не стал; по дороге домой наедине выговорился.

– Поеду на рыбалку, – сказал. – За час-другой обернусь. Только, Андрей Петрович, обещайте отныне никуда не лезть. Предлагаю вам должность свадебного генерала. (Тесть хмыкнул, но ни слова не проронил). Специальную форму у знаменитого на весь мир модельера Вячеслава Зайцева вам придумаем и у него же сошьём. Славка погоны с позолотой смастерит. Галя лампасы к шароварам приторочит. Я парочку орденов выточу, каких никто в деревне нашей не видывал.

Зять грудь колесом выпятил, прошелся по ней рукой слева направо, козырнул браво.
Старик молча проглотил обиду, зятя за ограду не проводил.

Ожидание рыбака с уловом показалось Андрею Петровичу вечностью.

Куда себя деть, он не знал. Слонялся из избы во двор, со двора за калитку. К делам из принципа не прикасался. До ломоты в суставах томило безделье. Целый час молча и демонстративно нарезал круги. Даже годовалому Монстру стало тошно в будке: пёс жалобно поскуливал. Драчливый кот едва не рыдал горючими слезами от такой унылой картины. Куры разбежались по углам, и только петух вёл себя высокомерно, нагло, как ему по сану и полагается.

– Сходил бы, папа, к Трофимычу, – вышла на крыльцо дочь со свёртком в руках. – Что-то не видно его сегодня. Заодно пирожками моими угостишь. Только что с пылу-жару. Да не садись на пенёк, не ешь пирожок, – пошутила, но тут же поняла: отец шутку не принял. – Вернёшься – тебя накормлю.
А
ндрей Петрович молча принял свёрток и без слов направился к Трофимычу.
Дочь с болью в душе смотрела на осунувшуюся спину отца. Он терялся без дела, становился ниже ростом и молчаливее статуи.

Двор Трофимыча был неподалёку.

– Есть ли в доме живая душа? – постучался Андрей Петрович.

– Входи, мил человек, коль не шутишь, – послышался за дверью старческий голос.
Трофимыч некогда слыл знаменитым в крае трактористом. Теперь же одинокий, старый и немощный, сидел он на коленках перед открытым лазом в подпол. Привязанной к длинной палке вилкой, точно рыбак острогой, тыкал в картошку. Подцепит и потихоньку, чтоб не соскочила, тянет к себе.

– Без объятий и стопки встречаю, – после третьей картошки не без труда выпрямил спину хозяин. – Не обижайся, Петрович. Если разогну спину, повторно не согнусь.

– Не легче ли спуститься в подпол, а не рыбачить? – неуверенно спросил Андрей Петрович.

Прошёл к столу, положил свёрток:

– Лисица встретилась, подарок тебе передала.

Помог хозяину подняться, прикрыл лаз крышкой, поставил чашку с картошкой на плиту старенькой печки. Тепло в ней если и было, то давно выветрилось.

– За подарок спасибо лисичке, конечно, – поморщился Трофимыч, направляясь к столу. – На обратном пути передай и Галине мою благодарность!
Присел на табуретку.

– Кто меня из подполья вытащит, если я туда спущусь? Племянник третьего дня приходил денег занять. Из головы вылетело попросить его картошку достать. Растолкуй мне, Петрович, коль сможешь… Куда чё девается? Были мы с тобой когда-то рысаками. А теперь к обеду не помнишь, завтракал ли.
– Спроси о чём полегче, – вздохнул Петрович и добавил не без грусти: – Печку ремонтировать пора…

– Племянник в прошлом печник. «Я тебе денег дам, как за новую печь. Только отремонтируй, – попросил его. – Дымоход заодно почистишь. Не могу сам. Не заберусь на крышу». Племянник обещал на днях заглянуть. Да, видно, в очередном загуле. Денег-то я ему занял.

Не спеша беседуя, мужчины почистили картошку. Хозяин поставил её на электроплитку, воткнул вилку в розетку.

– Вот так и живу, Петрович, на лапше да картошке, – заметил устало. – Заканчивается мой срок годности. Я как дверь на одной петле, потому сквозит в неё.
– А что сын говорит?

– Отрезанный он ломоть. Мотается где-то по Северам. А дома жена с дочками мыкается. Ей самой присесть некогда... А уж со мной и того труднее придётся. Зовёт к себе в райцентр. Не соглашаюсь. Потихоньку доскриплю в своём углу. Долго ли осталось...

– К пенсии за награды доплачивают, наверное. Всё-таки имеешь орден Трудового Красного Знамени. Таких в районе раз-два и обчёлся.

Трофимыч молча поднялся, скрылся в горнице. Принёс узелок, развязал, положил на стол перед гостем трудовые награды. Петрович принялся их перебирать. Орден, медали «За трудовое отличие», «За трудовую доблесть», «За освоение целинных земель», «Ветеран труда». Знаки ударника коммунистического труда, участника ВДНХ. Несколько знаков победителя в социалистическом соревновании. Среди армейских выделялись знаки гвардейца и отличного танкиста.

– За свою жизнь мне не стыдно. Каждый день в работе без остатка.
В голосе его не чувствовалось обиды. Хотя другие, не имея и малой толики таких заслуг, теперь бы уже разразились бранью в адрес власти.
– Пусть власть стыдится наших ничтожных пенсий. Мою мне кот наплакал. Был в тот год тот кот скупой на слёзы. Что до доплаты к пенсии… Она полагается за три и два советских ордена. У меня тоже бы не один был, держи я язык за зубами.
Высказал парторгу своё мнение о нём. После того, как вне очереди продали автомобиль комбайнёру за второе место на обмолоте пшеницы. А на следующий день, видишь ты, заседание правления колхоза. Тогда-то парторг и настоял вычеркнуть меня из списка рекомендованных к награждению. Дескать, я хоть и на первом месте по намолоту, но не состою в партии... Никогда никому не желал я зла. Однако не зря есть поговорка: Бог не Микишка, у него своя книжка… Печальная судьба парторга с ампутированными ногами тебе известна не хуже моего.
Трофимыч махнул рукой: пора, мол, заканчивать подобный разговор:

– Правильно говорят: не оглядывайся в прошлое, там ничего не изменить. И нынешнюю ситуацию не нам с тобой менять.
Андрею Петровичу вспомнился недавний разговор с братом. «Наверное, это ужасно, – сетовал он, – но я хотел бы иметь золотую рыбку. Если государство не желает мне платить достойно, а только «доит» и «шерсть стрижёт»… Дворец не попрошу. Мне совсем немного надо... Сдать позвоночник на ремонт: уж год болит. Чтоб детям и внучке хоть чем-то помочь, хочется очень быть полезным. Жену порадовать сапогами зимними. Неужели это много?.. Нет, нет золотой рыбки».

«Забыт Трофимыч…» – кольнула Андрея Петровича горькая мысль.
Хозяин будто разгадал её. С ответом не торопился. Видно, раздумывал, как ловчее ответить.

– Артистов, режиссеров забывают, – сказал спокойно. – А я всего лишь тракторист.
Собрал награды, завязал узелок, отнёс в горницу. Вернулся молча.

– Ты людей кормил, а артисты их развлекают. Тебя на руках носить должны.

– Не обманывайся, Петрович! Не рви сердце. У нас хоть работа была. А про сейчас я молчу. Скучно многие живут. Даже те, от кого и ждать подобного грешно было. Скажи, как можно годами не работать? Как вышел я на пенсию, так и стали будни пресными. А бабушку схоронил, так и вообще непонятно, зачем просыпаюсь.
Потихоньку раздвигаюсь да разомнусь… Вроде опять жить хочется. Силёнок бы добавить. Нет ли у тебя живой водицы? – почти улыбнулся Трофимыч. – Давай-таки закроем мрачную тему. Без нас найдутся желающие воду в ступе толочь. Эвон, политики по телевизору разоряются… Им бы, как Аркадий Райкин в своё время о футболистах говорил, каждому по лопате в руки дать. Тогда бы много пользы от них было.

Прежде чем картошка сварилась, старики неторопливо обсудили деревенские новости. Поговорить было о чём.
За беседой Андрей Петрович дважды поймал себя на мысли, что думает о рыбе.
«Далась мне эта рыба», – посетовал мысленно и поднялся, чтобы вернуться к дочери.

– Забегай чаще, Петрович. За разговором время быстро летит. И тему грустную сменим.

– Договорились.

Зять появился с рыбой через полчаса после возвращения тестя; почти торжественно вручил ему улов.

Славка засвидетельствовал событие на смартфон, воскликнул:
– Получу за свои кадры приз лучшего фотографа года!

На снимке дед выглядел приободрившимся.

– Сейчас рыбу жарить, папа? – поинтересовалась с крыльца дочь.
Старик на мгновение задумался.

– Мать приготовит по своему рецепту. Всем спасибо, а тебе, зятёк, троекратное! Угости, Галя, и Трофимыча рыбкой.

– Мы его по-соседски и без твоего напоминания не забываем.

Андрей Петрович заторопился домой.

– Бьюсь об заклад, история с рыбой на этом не закончится, – изрёк Славка. Он не ошибся.

Дома старик походил по двору, наметил работу на ближайшие дни.

Посидел на лавочке у калитки.

Одним звонил сам, другие звонили ему.

Мало-помалу он вернулся в привычное состояние.

– Отчего мать к столу не зовёт?! – спохватился. – Небось, уже и сковорода остыла.

– Что, мать, – поинтересовался в доме, – готова ли жарёнка?
– Какая такая жарёнка?! – удивилась Елена Александровна. Присела на табуретку, оценивающе взглянула на мужа. Не с дуба ли рухнул? Не ударился ли о землю головой.

Последовавшие за этим минуты стали для супругов напряжёнными.
– Стерлядь я приносил! – напирал Андрей Петрович.
– Не видела! В руки не брала! – клялась жена. – Даже запаха её не чувствую.

Когда пустое окончательно перелили в порожнее, отправился старик за правдой к дочери.

Будто на расстоянии почувствовав его приближение, зять заблаговременно и благополучно съехал со двора. Не было дома и Славки.

Встреча с дочерью проходила без лишних глаз, что и спасло старика от неминуемых подковырок Славки и зятя.

Из телефонного разговора с матерью Галя уже знала: отец вернулся домой без рыбы. Не помнит, где оставил.

– Папа, – встретила она отца, – уж не инопланетяне ли тебя похитили, а вернули без рыбы? Стёрли из памяти эту часть твоей жизни?

Отец шутку не оценил. Он был в полном недоумении. Случалось, забывал о чём-либо, но не придавал этому значения. «Подумаешь, – говорил жене, – из головы вылетело. Надо будет – обратно залетит».

Но чтобы так опрофаниться…
– Ёшкин потрох! – изрёк с обидой. – В кои-то веки рыбы захотел, а вы с матерью со своими приколами. Ждал-ждал, и на тебе…

– Я сама тебе стерлядок в пакет завернула, папа!

– Если я с пакетом ушёл, то где он мог пропасть?

– Давай, папа, спокойно разберёмся. А то зол ты на весь белый свет. Ещё укусишь кого ненароком.

– Разбирайся. Только я тут с какого боку?

– Итак, ты ушёл от нас с пакетом рыбы.

– Ушёл.

– Вот! И Славка подтвердит: ушёл с рыбой.

Не желая раздражать отца, дочь спокойно допытывалась, к кому заходил в гости, с кем останавливался поговорить на улице.

Не заходил.

Не останавливался.

Не разговаривал.

– Помнится, на почте собирался заплатить за свет. Был там?

– Был!

Старик ощутил холодок в груди.

– Как в кино на большом экране вижу. Заходишь на почту. Оставляешь пакет на узеньком прилавке. Рассчитываешься и выходишь без рыбы.

– О, бог ты мой! Как же я мог о нём забыть?! – покрылся испариной Андрей Петрович. – Вот я и состарился, дочь.

Он всё больше волновался.

Мысль о подкатившей старости (хотя много моложе его валились от болезней), казалось, сбила его с ног.

Он тяжело опустился на стул.

Галина отсчитала пятнадцать капель корвалола, подала отцу.

– Было бы из-за чего расстраиваться, – ласково, будто ребёнка, погладила его по голове. – Завтра Лёша ещё рыбы наловит. Выпей капли. Полежи. Успокойся.

«Чёрт меня дёрнул с этой рыбой, – подумал старик. – Если бы не захотел свежей рыбки, не случилось бы такого глубокого провала в памяти».

– Ладно, дочь, – сказал устало. – Некогда у тебя разлёживаться. Побреду до дома, до хаты.

Поравнявшись со зданием почты, хотел зайти и спросить оператора Анюту, не видела ли она, кто взял его пакет, но не решился. Много ли проку будет, узнай он удачливого ловца его рыбы?

– Ну и на здоровье тому, кто съел её! – воскликнул Андрей Петрович вслух. – Сто лет мак не родился, и голода никто не знал!

И весело зашагал домой.