Увольнение

Итак, после шести лет безупречной работы меня увольняют. Начальница-сука постаралась. Собственно, это не было такой уж неожиданностью, об этом давно шептались. Мы только не знали, когда конкретно начнутся увольнения. Дела компании резко пошли вниз, когда самая крупная компьютерная фирма отказалась от наших поставок.

Утром в среду меня, девушку, которая сидела рядом, и еще человек пять таких же «удачливых» сотрудников вызвали якобы для собрания. По дороге я успел шепнуть Викки, соседке:
— Похоже, нас - того; главное - ты не нервничай, все будет хорошо.

В большой комнате, где проводились собрания, уже все было готово. Посередине сидела моя начальница с кислой мине на лице, какой-то безликий бюрократ в помятом галстуке и бездельница из отдела кадров. Перед ней лежала стопка желтых папок с нашими личными делами. Очевидно, желтые папки в кадрах используются для таких, как мы, увольняемых. Кстати, заметил, что папок таких было гораздо больше семи, очевидно мы - это только первая партия. Сколько еще таких будет?

Бюрократ что-то промямлил о том, как они сожалеют, что вынуждены пойти на такой шаг, что это совсем не зависит от нашей замечательной работы, что если бы они могли… В общем, пел бы он эту песню еще долго, если бы какой-то чудак из нашей семерки не понял, наконец, что здесь происходит. Он стал возмущаться, кричать, что этого так не оставит, что он еще найдет на них управу, что обратится к адвокату. Пока он разорялся, кадровик нажала на какую-то кнопочку, и тут же появились два мордоворота из охраны. Все было подготовлено, все нюансы продуманы до мелочей.

Эти двое быстренько взяли под белы-рученьки распоясавшегося наглеца и отправили его с вещами на выход. Мы с соседкой только переглянулись. Никому из оставшихся шести «счастливчиков» вовсе не хотелось такого же почетного сопровождения, а мне к тому же было интересно, чем этот спектакль закончится. Вернее, я знал его конец, но не знал середины.

Оставшаяся шестерка проводила минутой молчания нашего только что почетно проводимого бывшего коллегу, который в эту минуту, скорее всего, уже дошел до машины и окончательно продумал свои дальнейшие шаги по возвращению своего трудового места. Бог в помощь!

После инцидента сидевшие на более почетных местах за длинным столом начальница и кадровики решили сократить торжественную часть мероприятия до минимума. Нам дали подписать какие-то бумаги, что мы обязываемся, ну в общем, все, что мы должны не делать в нашем положении. Викки, моя соседка по бывшему рабочему кубику была явно не в своей тарелке, стараясь, как могла, сдержать слезы. Мы подписали все что нужно. Главное, что день нашего увольнения оттягивался на месяц, причем мы могли не являться на работу. Компания всеми силами хотела остаться к нам доброй и внимательной. Кроме этого, каждый «счастливчик» получал пособие - две недели оплаты за каждый отработанный год.

Процедура окончилась пожеланиями успехов в поисках работы и дальнейшей трудовой деятельности уже в других компаниях со стороны представителей отдела кадров, а также объятиями и крокодильими слезами, которые, нарушив регламент официальной процедуры, пролила моя начальница. Проливала бы она их раньше, когда придиралась ко мне последние пару лет.

Банкета не состоялось. Вместо него мы под бдительным оком двух мордоворотов из охраны, побросав наскоро наши личные вещи в любовно приготовленные ящики на бывших рабочих местах, вышли из здания, куда спешили каждое утро, вплоть до сегодняшнего дня.

Выйдя из вращающихся дверей конторы на улицу с этой неуклюжей коробкой, я вдохнул холодный февральский воздух свободы. Наконец-то все это кончилось: нестабильность, неуверенность, сомнения и остаток каких-то надежд. Теперь у меня есть целый месяц и двенадцать недель за которые я получу деньги, не пошевелив пальцем. Что-нибудь найду.

— Ты на машине? — услышал я голос Викки позади.
— Да, конечно, — ответил я, — тебя подвести?
— Если можно, — попросила она, — моя машина - того, — она знаком показала, что ее средство передвижения приказало долго жить. — Не хочу тратиться на такси, подбросишь?

Я утвердительно кивнул. Мы погрузили наши идиотские коробки в багажник, я открыл дверцу машины и пригласил девушку.

Она прошептала:
— Извини, — и села.
— Куда поедем? — спросил я ее.

Викки помолчала и вдруг горько расплакалась.

Я попытался успокоить девушку, обнимал ее за плечи, говорил, что все будет хорошо, и вдруг, сам не зная зачем, стал целовать ее мокрые щеки и глаза. Она не отстранилась, не сказала, что я наглец и пользуюсь ситуацией. Она нашла мои губы и поцеловала их. Ее поцелуй был очень горько-соленым от слез, но этим поцелуем мы пытались помочь друг другу разделить неизвестность, которая ждала нас впереди. Мы чувствовали себя, как два человека, оказавшихся на необитаемом острове, которые могут выжить только вдвоем.

— Поедем куда-нибудь выпьем, — предложил я наконец. — Нам нужно расслабиться. Ты никуда не торопишься? 
— Нет, — ответила она, — еще только полдвенадцатого, ты думаешь мы найдем какой-нибудь открытый бар в такое время?
— Понятия не имею, никогда не пил так рано, поищем?
Она кивнула.

Я не знал, где живет Викки, я почти ничего не знал о ней. До этой сцены в машине мы дружелюбно здоровались, говорили о всякой всячине, не проявляя личного интереса друг к другу. Она всегда вела себя тихо, не выпячивалась, пытаясь потрясти знаниями своих коллег и начальство. Викки говорила, что ее недолюбливает наша начальница, будто есть кто-то, кого она долюбливала.

Мы выехали со стоянки, на которой жуткой и оглушительно ревущей пустотой зияли места, где стояли машины увольняемых. Мы не видели, как они уехали. Видели ли они наши отчаянные поцелуи в моей машине? Я спросил об этом Викки, но она только горько улыбнулась.
— Эти люди остались в нашей прошлой жизни, — философски заметила она.

Бар был уже открыт. Владелец бара, которого я немного знал, пригласил нас и, не спрашивая, что мы будем пить, налил из первой попавшейся бутылки.
— За счет заведения, — сказал он. — Официально мы закрыты до двух, так что вы - мои гости.

Мы поблагодарили хозяина. Коньяк оказался очень неплох. Я не знал, как говорить с Викки после произошедшего в машине. Она сидела, опустив голову, смотрела куда-то в пол. Может, она стеснялась своей слабости, своих слез, своего чувственного порыва, не знаю.


(Ноябрь, 2024)

Copyright © 2024 by Марк Лэйн