Се стою у двери и стучу. Часть 2. Осеннее свидание

 Се стою у двери и стучу. Часть 2. Ступеньки лестницы. Осеннее свидание.
© Розена Л.В.,2000, Ц.Ч.К.И.
ISBN 978 5-00-550-74-71   © Розена Л.В., 2004, ООО «Эско»               
©Розена Л.В.,2021, "Ридеро"
Б.М.

    ОСЕННЕЕ СВИДАНИЕ

                Интерпретация рассказа И.
Тургенева

Мне надо было посетить одинокую старушку, мою старую знакомую. Жила она в деревне, под названием Соколовка. Это было недалеко, верстах в двух от меня. Выйдя из дома, я прямиком направилась в лес. Так было быстрее. Летом - лес всегда поражал меня своими сочными яркими красками, малахитовой листвой, поэтичностью, лаской. Всё вызывало восторг, переполняло радостью жизни. Осенью погода хмурилась, лес бурел, волновал пожухшей листвой, серым небом, трогательной, сиротливой беззащитностью. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, по дороге стала сочинять стихи. Они сами просились на ум. Поэтому носила с собой блокнот с карандашом, записывая их:
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
Печально, трогательно, нежно
Перебирает клен листами.
Ласкает ветер их мятежно,
Чарует ласковыми снами.
Пурпур осенней плащаницы
Сияет в сказочной истоме.
И с болью улетают птицы,
Грустя о разоренном доме...
Моё поэтическое настроение прервал, внезапно полившийся, проливной дождь. Содрогаясь от холода, подалась в густую рощицу, остановилась под большим раскидистым дубом и решила немного переждать, отсидеться. А дождь всё лил и лил, то резко барабаня по листве, то что-то бубня и заунывно напевая. Я не прислушивалась к его бурчанию, сидела под деревом и дрожала. Внезапно задремала под бесконечно однотонное его бормотание. Проснулась от того, что услышала некий странный звук - то ли вздох, то ли стон, то ли плач. Я огляделась. Недалеко от себя увидела молодую миловидную девушку. Ей меня не было видно в моём укрытии. Она сидела на поваленном дереве и зорко всматривалась вглубь лесной чащи. Послышался шум, хрустнула ветка. Она повернула в ту сторону голову. Но ничего более не было слышно. Я внимательно вглядывалась в её лицо. Она была очень хороша, глаза огромные, серого цвета, лоб высокий, лицо округлое, правильной формы. Губы небольшие, слегка припухлые и аккуратный маленький носик. На щеке виднелась блестящая одинокая слеза. Она уже подсыхала. Опять послышался шум, но быстро оборвался. Она нервно дёрнулась и успокоилась, опустив руки на колени. Одета она была в длинную бордовую юбку и белую рубашку. Наряд шёл ей. Волосы зачёсаны и убраны со лба, на голове красная лента. В руках она держала букетик васильков. Где она их нашла осенью, было непонятно. Она была неспокойна. Всё смотрела, озираясь по сторонам. Тень от листьев с дерева, под которым она сидела, играла на её лице, вытанцовывая дивные «па». Жёлтые арабески то замирали, то оживали и трепетали, кружась затейливыми зигзагами. Она ничего не замечала, тревожно ожидая кого-то. Вдруг вновь послышался шум, где-то раздавались тяжёлые шаги. Они приближались. Рядом с девушкой появился молодой мужчина. Одет он был в пальто бордового цвета, из-под него выглядывала красная косоворотка. На голове – картуз тёмного цвета. Он подошёл к девушке. Глаза её залучились, вспыхнули, румянец разлился по щекам, она задрожала, встрепенулась, потом успокоилась, и, улыбаясь, села на место. Он лёг на землю, рядом и спросил её:
-Что это у тебя в руках, цветы что ли?
-Да, цветы, васильки, нарвала специально для Вас.
Он протянул руку, взял букетик, понюхал, потеребил и стал мять пальцами, зевая и прикрывая зевок рукой, всем видом показывая, что он сделал большое одолжение, придя сюда. Он повернулся в мою сторону. Я хорошо разглядела его лицо. Оно было даже не симпатично. Волосы росли почти от бровей, лба не было видно, лицо круглое, глазки мутно серого цвета – узкие, хитрые, выражение лица самодовольное, безразличное.
-Ну, что ж, простимся. Завтра мы с барином уезжаем в Петербург. Может, даже за границу.
-Как завтра? – голос задрожал, завибрировал, даже осип.
-Так что ему здесь делать зимой? Он хочет поступить на службу. А я его камердинер, не могу оставить одного, еду вместе с ним, - снисходительно объяснял он ей, помахивая букетиком из стороны в сторону.
-Так мы прощаемся?  - жалостливо вопросила она.
-Ну да. Погода, правда, скверная, идти-то не хотелось сюда. А ты давно здесь?
-Да давно…
-А я, уж было, и позабыл о нашем уговоре. Ведь сколько хлопот со сборами-то, сколько хлопот!
-Значит, никогда мы не увидимся? – пожухла она.
-Может, когда-нибудь увидимся.
-Но Вы же знаете, что со мной! – с мольбой взглянула она на него.
-Ну что с тобой? Выйдешь замуж и всё!
-Как замуж? – растерялась она. В голосе дрожали слёзы.
-Как все выходят! Васька с тебя глаз не сводит! Ну и не теряй время, - объяснял он ей всё со спокойным равнодушием.
-Как соглашаться? – ахнула она.
-Как все! – усмехнулся он.
-Но Вы ведь знаете, я его не люблю!
-Причём здесь люблю, не люблю?
-Что Вы мне всё о нём, да о нём? К чему? – она заплакала.
-Ой, не реви, я не выношу слёз! – произнёс он раздражённо.
-Не бу-ду-у-у, лепетала она вытирая слёзы, размазывая их по лицу дрожащими руками, и ещё сильнее продолжая плакать, - бедная я, бедная…
-Не могу я на тебе жениться! Ты не понимаешь? Ты мужичка, а у меня другая жизнь складывается! – оборвал он её.
-Ну, Вы же, ну, как же, ну как я смогу с другим-то, с нелюбимым?
-Не реви, дурёха, о чём ведёшь разговор?
-Ну, Вы ведь знаете, как же можно? Какая же я бедная! Ведь я люблю только Вас! - слышен надрывный плач, - Ну, как это с нелюбимым! О! – застонала она ещё громче.
-Не могу слышать твоих ревов, перестань! – крикнул он.
-Пере-е-е-стаю, - но слёзы так и катились из глаз. Лицо побледнело, нос заострился, волосы выбились из-под ленты, сдерживающей их. Резким порывом она вскочила, пала перед ним на колени, стала шептать тёплые надрывные слова. Он рассмеялся:
-Что ты хочешь? Ну, что?
-Ни-че-го-о-о, - в забытьи протянула она, - но хоть словечко доброе скажите, хоть одно словечко! Ведь я остаюсь одна против всего света… Ну, только одно, о-о-о-д-н-о! Только одно словечко! Всего-то! – повторяла она почти как заклинание.
-Хватит нюни распускать. Молодец, что ничего уже не хочешь!
-А чего же мне хотеть? Мы же вместе уже всё перехотели… Вместе-е-е-е!
-Прекрати! Это жизнь! Не могу я оставаться с тобой, пойми! Ищи под пару!
-Не поздно ли? - протянула она надрывно, - Как же это? А?
Немного затихнув, приложила руки к лицу и вновь безутешно зарыдала, глухо и надрывно.
Он приподнялся, быстро выпрямился и внезапно скрылся в лесу. Она повернулась, увидела, осталась одна, захотела встать, но ноги подкосились, и она упала на колени. Лицо красное, заплаканное, щёки подёргиваются, глаза блуждают, из серых стали тёмными, горькими. Закрыв руками лицо, вновь зарыдала сильнее и надрывнее, причитая: «Что же мне делать, что мне, бедной, делать? Что-то же надо делать! Ах, ах! Что -о - о?».
Я не вынесла, сердце сжалось от боли. Захотелось её обнять, сказать что-то доброе, ласковое, нежное. Погладить по головке, успокоить. Она выглядела совсем маленькой, беспомощной девочкой, лет четырнадцати. Тяжко смотреть, на плачущего от горя ребёнка… Я вылетела из своего укрытия, спеша к ней.
Она, увидев меня, вздрогнула, и, посмотрев диким взглядом, распрямилась со словами: «Боже мой!», - быстро юркнула в лес.
Я осталась одна. Увидев букетик васильков, брошенный на землю, подобрала и побрела к старушке, сочувствуя несчастной девочке. Вернувшись к себе домой, я засушила этот букетик и храню его у себя, как память о её горькой любви и безнадёжно-ненужной преданности…
Тогда же я написала стихи, словно от её лица, отражающие, то душевное её состояние:
Мне плакать хочется: смотрю на лоскуты
Моей любви не радостной, печальной,
И ты уже другой, совсем не ты,
И я верна судьбе многострадальной.
На чувства ветерок сухой подул,
Увяли нежные ростки соцветий,
И голос бессердечия шепнул,
Что не бывает радости на свете.
И стало как-то пусто на душе,
И незачем, и не к кому стремиться,
И рай желанный с милым в шалаше
Уже другим, безумным, глупым снится.
Последними были её тихие слова к нему, полные горечи и печали, они до сих пор сберегаются у меня в памяти:
-Не забывайте меня! Ну, пожалуйста! Не забывайте!
Что случилось с бедной, оставленной девчушкой, я так, к сожалению, не узнала. Знакомую старушку забрал к себе её дальний родственник, и приходить в то село надобности у меня уже не было… Но я иногда достаю засушенный букетик васильков из комода, где он хранится, долго смотрю на него, и, с грустью, помещаю обратно со словами: «Храни тебя Господь, милая девочка!».