Ангел реки Хилы

история из Аризоны». Автор: Кора Марсленд.
Авторское право, 1911 год. Издательство «Горхэм Пресс», Бостон, США
***
I. Лагерь шахтёров 11 II. Рассвет нового дня 19 III. Ранчо Клейтон 30
IV. Ангел из Джилы 41 V. Мяч в Скалистых горах 57 VI. Пробуждение души 78
VII. Клуб Джилы 8. Доярки  9 ВИЗИТ НА РАНЧО МЕРФИ  10 КАРЛА ИРЛ 132
11 НАСЫЩЕННЫЙ СОБЫТИЯМИ ДЕНЬ 12 РОЖДЕСТВО 13 УСЫНОВЛЕНИЕ МАТЕРИ 167
 XIV ВЕЛИКАЯ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ 182 XV НЕКОТОРЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ОПЫТЫ 194
 XVI ЧЕРЕЗ ГОРЫ 205 XVII ВЕЛИКАЯ ГОНКА 217 XVIII НОЧЬ НА ПОЛИГОНЕ 225
19 ПОСКОЛЬКУ  XX ЖЕНЩИНА  XXI. Долина теней 22. Величайшее из всего — любовь
 XXIII. На закате 271 XXIV. Послесловие 278
****
ГЛАВА I

ЛАГЕРЬ ШАХТЕРОВ


Был октябрьский день в Гиле, [1] Аризона. Единственная улица лагеря шахтеров
огибала предгорья и вела на восток, к линии
Каньона, который в этом месте разделяет Аризону и Нью-Мексико. Четыре
салуна, опиумная лавка, универсальный магазин, принадлежавший и
управлявшийся горнодобывающей компанией, ремонтная мастерская, один
большой претенциозный глинобитный дом — штаб-квартира компании, где
жили управляющий, геологи и инженеры-горняки, — несколько небольших жилых домов
Дома и множество лачуг шахтёров составляли город.

[1] Произносится как «хе-ла».

 Чуть дальше к востоку, за изгибом предгорий, недалеко от Лайне-Каньона, располагалось ранчо Клейтон — самое историческое и живописное место в этом регионе. Рядом с жилым домом, но ближе к реке, чем дом Клейтонов, стояла небольшая глинобитная школа.

Город, обращённый на юг, возвышался над рекой Хила и её лесистыми берегами.
 За рекой Хила, как и во всех остальных направлениях, простирались предгорья и
горы.  На юге возвышалась гора Грэм, самая высокая вершина
Хребет Пиналено, голубой вдалеке и увенчанный снежными вершинами,

 поднимался по тропинке в предгорьях к западу от города. По ней,
словно для неё это было радостью, бежала лёгкая девичья фигурка.
 Время от времени она останавливалась, чтобы посмотреть на запад, на
меняющиеся цвета заката.

Наконец она добралась до валуна, села на него, прислонилась к нему, сняла шляпу-сомбреро, откинула влажные кудри со лба и снова повернулась к закату. На какое-то мгновение солнце застыло на вершине горы, а затем медленно опустилось, сверкая
послание о великолепии, вознесённое к величественному куполу неба, над
покрытыми снегом горами, над гигантскими скалами из красного песчаника, над
пологими жёлтыми предгорьями, а затем пойманное в розовом сиянии
фигурой в белом одеянии, прислонившейся к валуну. Девушка подняла
своё прекрасное, одухотворённое лицо. Она снова откинула локоны со лба. Когда она подняла руку, рукав соскользнул, обнажив изящную руку и пальцы аристократки.

Она, казалось, была поглощена происходящим перед ней, не осознавая, что
самая прекрасная часть этого. Но если она и не осознавала этого, то всадник, который натянул поводья на небольшом расстоянии от неё и несколько мгновений пристально наблюдал за ней, осознавал. Наконец девушка пошевелилась, словно собираясь продолжить свой путь. В тот же миг всадник резко ударил лошадь хлыстом и поскакал галопом вверх по склону.

Внезапный стук копыт напугал её, и она подняла голову,
чтобы увидеть всадника и его чистокровного скакуна, мчащихся в сторону города.

 Она перекинула шляпу-сомбреро через плечо и подобрала юбки.
цветы; затем, бросив долгий взгляд на запад, повернулся и быстро зашагал
к Гиле.

К тому времени как она достигла одной длинной улицы, многие ковбои и
шахтеры уже собрались по поводу салонов. Она боялась проезжать мимо.
в такой поздний час она должна была это сделать, чтобы добраться до Клейтона.
Ранчо находилось почти в миле дальше.

Когда она подходила к одному салуну, то услышала громкий смех. Голоса
Они были громкими и шумными. Она не могла не слышать того, что
говорилось. Ей было очевидно, что в тот момент она сама была
предметом разговора.

«Она получит столько уроков по Библии, сколько захочет, в воскресенье днём, или меня зовут не Пит Томпкинс», — воскликнул бармен, подходя к стойке салуна.

 «Что ты собираешься делать, Пит?» — спросил молодой шахтёр. — Я в игре, или меня зовут не Билл Хайнс.

 — Я? — ответил человек, назвавшийся Питом Томпкинсом. — Я имею в виду, что устрою ей приём, Билл, _приём_. — И он громко рассмеялся.

 — Я повторяю, — сказал он. «Я устрою ей приём и
объясню, чтобы она поняла, что это не какое-то чёртово дело, а
Библейская школа будет терпимо относиться к этим южным районам Аризоны. Те, кто хочет присоединиться ко мне, чтобы разгромить это чёртово воскресное заведение, подходите к стойке. Я угощу вас всех, как следует.

Девушка, проходившая по улице, вздрогнула. Грубый голос продолжал:

"Налей виски, Кит. Вот, Джесс и Кейт. Мы хотим, чтобы вы приложили руку к разрушению этой дьявольской библейской школы. Ещё по стаканчику за Джесс, Кита и Кейт.

Пешеход ускорил шаг, но голос всё равно преследовал его.

"За ваше здоровье и за разрушение библейской школы, и
на приёме, который мы устроим в честь новой учительницы.

Незнакомка услышала звон бокалов, смешанный с хохотом. Затем она уловила слова:

"Не обманывайте нас, Гастингс. Может, вы слишком чопорны, а может,
вы запали на эту девчонку! Ха-ха-ха-ха!"

Зазвонил салоне, смех мужчин и женщин.

Девушка, которая только что прошла ускорила темп, ее щеки пощипывает
с возмущением. Когда она поспешила дальше, мужчина, к которому обращались как к Гастингсу,
надменно ответил:

"Я мужчина, и, будучи мужчиной, я не могу допустить оскорбления в чей-либо адрес".
женщина, особенно когда эта женщина старается сделать что-то хорошее
в этом безбожном регионе.

«Он, конечно, запал на неё, Билл. Ха-ха-ха-ха! Представляете, Пит Томпкинс,
он запал на учительницу! Ха-ха-ха-ха!»

Его товарищи присоединились к его смеху.

«Что она подумает о моей фигуре, Билл?» — спросил он, расхаживая по салуну. «Как я буду выглядеть рядом с ней в «Вирджинии», а?
 Я боюсь, что это будет дьявол и ангел в одном лице. Ха-ха-ха!»

— Верно, — ответил один из мужчин. — Ты точно дьявол,
а она похожа на ангела.

- Послушайте, ребята, - сказал Билл Хайнс, - нам с Питом и всем вам следовало бы
набрать немного речной слизи и накинуть на нее белые платья
. Мне не нравится, что никто не старается быть лучше нас,
даже в одежде, не так ли, Джесс?

Джесс согласилась с ним.

— Из-за чего весь этот шум? — перебил их кто-то новенький.

 — Привет, Марк Клифтон, это ты? Ну, мы с Биллом, Джесс и другими ребятами собираемся в воскресенье разгромить библейскую школу учительницы.
 Мы устроим ей приём.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Клифтон.

 — Ты можешь присоединиться к нам, и мы тебе всё покажем.

«Позвольте мне призвать вас оставить мисс Брайт в покое. Она не причинила вам вреда.
 Оставьте в покое и библейскую школу, и займитесь своими делами».

 «О, да он же святой, не так ли? Он самый!» — ухмыльнулся Пит Томпкинс. «А как насчёт этой девушки, которая с ним? Ещё виски! Налей бокалы, Кит. Пойдём, Джесс». — Пойдём, Кейт Харрадей. — И полупьяный мужчина
развернул одну из женщин и попытался станцевать джигу, но, не справившись,
упал на пол, пыхтя и ругаясь.

 Лицо Марка Клифтона потемнело. Он схватил стул и шагнул вперёд,
словно собираясь ударить говорившего. Он заколебался. В этот момент к нему подошёл красивый
вошёл ковбой, а за ним маленький индеец, которому было, наверное, лет шесть.

"Что за шум, Гастингс?" — тихо спросил ковбой.

"Пит Томпкинс, Билл Хайнс и им подобные собираются устроить неприятности мисс
Брайт, новой учительнице, когда она попытается завтра днём открыть библейскую школу. Клифтон возразил, и они стали насмехаться над ним из-за Карлы Эрл. Это привело его в ярость.

«Что они собираются делать?»

«Полагаю, они сделают всё, что только смогут придумать. Сейчас они пьяны, но когда проспятся, могут передумать. В любом случае,
«Порядочные мужчины в лагере должны быть на месте, чтобы защитить эту
девушку, Хардинг».

«Я буду там, Гастингс. Ты её видел?»

«Да. Когда я только въезжал в лагерь, я встретил кого-то, кого принял за мисс
Брайт».

«Хороша, как картинка, не так ли?» — сказал Джек Хардинг.

— Смотри, вон она идёт по дороге в сторону Клейтонса.
Это твоя учительница, Уотэма.

Мальчик-индеец подбежал к двери.

"Моя учительница, моя учительница," — повторял он про себя, глядя на удаляющуюся фигуру.

"Твоя учительница, да, сынок," — улыбаясь, сказал Кеннет Гастингс. Он положил
он положил руку на голову ребёнка.

"Да, я учитель," — гордо сказал мальчик.

Его слова услышал Пит Томпкинс.

"Смотрите-ка, ребята! Вот и учитель Уотэмы. Теперь ваш черед,
друзья мои. Посмотри на естественное увлечение - открыть религиозный магазин,
и перемалывать нас, парней, среди ангелов. У меня что, крылья прорастают?"

Произнося эти слова, он взмахнул локтями вверх-вниз. Кеннет
Гастингс и Джек Хардинг обменялись взглядами. Марк Клифтон ушел.

После этого Пит Томпкинс подошел к двери и крикнул:

— Трижды ура ангелу Гилы, мои сердечные друзья. Раз, два, три!
«Ну вот! Так-то лучше. Ну вот! Смерть библейской школе!»

«Смерть библейской школе!» — закричали они в унисон.

 Маленький индеец услышал их слова. Он знал, что его учителю грозит оскорбление и, возможно,
травма, и, подойдя к Питу
Томпкинсу, со всей детской силой ударил его по голени, выкрикивая
ругательства, которые вызвали у мужчин веселый смех.

«Ты хороший парень», — сказал один из них.

 «Подбрось-ка его в воздух», — добавил другой.

 Через мгновение ребёнка передавали от одного к другому, и его страстные крики и проклятия смешивались с их непристойным смехом.  Наконец его отпустили.
его поймал Джон Хардинг и обнял.

"Не волнуйся, Уотэма, — успокаивающе сказал он.

Хрипя от ярости, ребёнок закричал: "Вы, чёртовы дьяволы!
Вы, чёртовы дьяволы!"

Какой-то негодяй обругал его.

Он обезумел. Он пытался вырваться, чтобы вернуться в драку, но
Джек Хардинг крепко держал его.

"Вы дьяволы, дьяволы, дьяволы!" — снова закричал он. Его маленькое тельце
дрожало от гнева, и он расплакался.

"Не волнуйся, малыш, — сказал его похититель, прижимая его к себе, — пойдём со мной.

Впервые Джон Хардинг покинул салун, не притронувшись к выпивке.
Индийский ребенок сжал в своих объятиях. Когда он добрался до места, за
звук голоса людей, он поставил мальчика на ноги. Он
погладил его по голове и с состраданием заглянул в
заплаканное лицо.

"Бедный малыш, - сказал он, - бедный малыш. Ты такой же, как я, не так ли
? У тебя никого нет в целом мире. Давай будем друзьями, Ватема!

"Друзьями?" повторил ребенок между всхлипываниями.

"Да, друзьями, сынок. Именно это я и сказал".

Ватема обхватил руками колени Джека.

- Мой пард, учитель, тоже? - спросил он, храбро пытаясь перестать плакать.

- Твоя, не моя, сынок, - улыбаясь, ответил Хардинг. Затем, держась за руки,
они зашагали в сторону ранчо Клейтон. И это было укрепление
дружеских отношений между ними, которые были столь же лояльными, сколь и нежными.

Кеннет Гастингс догнал их, затем обогнал. Он достиг Клейтона
Ранч, мгновение поколебавшись, затем быстро зашагал в сторону Лайн-Каньона.

По какой-то необъяснимой причине в тот вечер он не позвонил на ранчо Клейтон
и не постучался в ту дверь в течение многих дней.
В следующий понедельник его вызвали в отдаленный шахтерский поселок, где
его задержал бизнес. Так случилось, что он одним из последних встретил новую учительницу, чьё появление так много значило для его жизни и для жителей Гилы.




 ГЛАВА II

 НА ЗАРЕ НОВОГО ДНЯ


 В течение многих дней всеобщее внимание было приковано к Эстер Брайт, новой учительнице в Гиле. Её осведомлённость об условиях в школе,
её способность справляться с нарушителями порядка и абсолютное
владение ситуацией теперь стали частью местной истории. Её
появление в Гиле стало для жителей Гилы чудом на девять дней; теперь же
присутствие там стало восприниматься как нечто само собой разумеющееся.

Каждая новая черта, привносимая в школьную жизнь, каждое новое
заведенное знакомство укрепляло ее надежду на лучшую жизнь в обществе.
сообщество. Кроме того, ее жизненный интерес в народе пробудилось в них
отзывчивый к ней интерес.

Она бесстрашно бродили в предгорьях и ущельях, возвращаясь нагруженный
цветы и геологических образцов. Узнав о её интересе к этим
вещам, многие обитатели лагеря стали пополнять её
коллекцию.

Здесь, в Скалистых горах, природа щедро разбрасывает свои сокровища.
Белые люди долгое время жили среди её чудесных пейзажей, не подозревая о том, что
там есть что-то ценное, кроме того, что можно купить за доллары и центы.

 Горы служили душе Эстер Брайт.
Сила холмов стала её силой. Страницы истории природы были раскрыты перед ней,
но больше, чем клетка, или кристалл, или дерево, или цветок, или сияющее созвездие звёзд, её интересовали люди,
которых она видела скованными невежеством и грехом. Человеческий элемент
требовала от неё ума и сердца. Ей было чем заняться. Если бы это была колония слепых или калек, их положение не могло бы сильнее вызвать у неё сочувствие. Сквернословие, азартные игры, пьянство и безнравственность были повсюду. Пороки взрослых дети давно переняли в качестве игры. Таким образом, одним из первых нововведений Эстер Брайт в школьной работе была организация игр и обучение играм, а также присутствие среди играющих детей. Она была достаточно мудра, чтобы понимать, что дурные привычки формируются годами
Не всё можно было выкорчевать сразу, но она так героически боролась с сорняками, что
детская площадка вскоре стала сравнительно приличной. Как спасти
детей и как помочь пожилым людям в общине — вот что занимало её. Она была находчивой женщиной и сразу же начала
составлять мудрые планы и методично их выполнять. В своих беседах с мистером Клейтоном, попечителем школы, она неоднократно
выражала убеждённость в том, что величайшая задача, стоящая перед ними, — это
привести эту великую человеческую потребность в жизненно важное
соприкосновение с Богом. Так и случилось
вполне естественно, что началось движение за организацию библейской школы
в Гиле.

В каждый дом, далекий и близкий, заходила Эстер Брайт, всегда отзывчивая,
серьезная и полная энтузиазма. Ее энтузиазм оказался заразительным. Там был
уже несколько дней из дома в дом свиданий, и теперь день
организация Библейская школа была под рукой.

Утром, Эстер пошла в школу, чтобы увидеть, что все было в
готовности. Она остановилась, как часто делала, чтобы полюбоваться красотой
этого места. Сама школа была частью картины. Она была
построен из огромных блоков красновато-коричневого самана, осыпавшихся по углам.
Красная черепичная крыша добавляла живописности ландшафту.
Прямо над крышей, справа, возвышался большой дымоход. Слева,
немного позади здания школы, возвышались два гигантских кактуса. На севере простирались огромные бесплодные предгорья, похожие на
бескрайние песчаные дюны у моря. Их унылую серо-белую или красноватую почву
лишь изредка оживляли пучки серо-зелёного шалфея, кусты мескитового дерева,
кактусы и агава с мечевидными листьями и высокими шипами.

За предгорьях, на расстоянии многих миль, но казалось, рядом высился прочный,
собор, как массы заснеженных гор. Тени скользили
по земле, то затемняя горную местность, то оставляя после себя потоки
света.

По всей долине реки Гила простирались огромные поля
зеленой люцерны. Здесь и там, наверху зеленые, возвышался пернатых
шлейфы пампасы.

Река возле школы поворачивала на север. Вдоль её берегов росли тополя, осины и платаны, покрытые зелёной
омелой и зарослями лиан. Неудивительно, что Эстер остановилась, чтобы напиться
красота. Это был настоящий райский сад.

Наконец она вошла в школу. Она несла с собой Библии, сборники гимнов и
конспекты уроков, все это было подарено ее дедом.
Комната уже была украшена яркими астрами. Она огляделась с явным удовлетворением, потому что цветы
сделали комнату красивой. Она вышла, заперла дверь и вернулась в дом Клейтонов.

В салунах всё утро только и говорили о
Библейской школе. Джон Хардинг и Кеннет Гастингс, время от времени
Войдя, она поняла, что для молодой учительницы назревают серьёзные проблемы.

Приближался час собрания.  Когда Эстер подошла к школе, она увидела около сорока человек, мужчин, женщин и детей, собравшихся у двери.  Некоторые дети побежали ей навстречу, а маленький индеец Уотэма обогнал их всех.  Он гордо шёл рядом со своей учительницей.

Эстер Брайт слышала стоны и шиканье. Когда она посмотрела на лица,
стоящие перед ней, два из них особенно выделялись: одно — гордое,
благородное, а другое — красивое, хотя и рассеянное.

Послышалось ещё больше шиканья, а затем невнятные оскорбления. Нельзя было ошибиться ни в звуках, ни в их значении. Индеец-ребёнок выскочил вперёд, охваченный яростью. Он потряс кулачком в сторону мужчин и закричал: «Вы, учителя Уотэма, причиняете боль, Уотэм, убейте этих чертовых дьяволов». Несколько мужчин грубо рассмеялись.

"Что ты нам даешь, парень?" сказал один мужчина, шатаясь, шагая вперед.

"Ватема, покажи тебе, ты, дьявол в простыне", - снова завопил он.

Дикой яростью, ребенок бросился вперед, изрыгая проклятия, которое сделало его
дрожь учитель. Она слишком быстро шагнул вперед, и обхватив ее руками
о нем. Он отчаянно боролся за освобождение, но она держала его,
говоря с ним тихим, твердым тоном, очевидно пытаясь успокоить его.
Наконец, он разразился слезами гнева.

На мгновение бормотание и шипение прекратились, но затем они вырвались наружу
снова, с большей силой. Ребенок отскочил от своего учителя, запрыгнул
как белка на спину одному из хулиганов, вскарабкался ему на
плечо и нанес молниеносные удары по глазам, носу и рту.
Мужчина схватил его и с чудовищной силой швырнул на землю.
Малыш беспомощно лежал там, где упал. Эстер
Она бросилась к ребёнку и склонилась над ним. Казалось, в пьяном мужчине пробудилась вся его жестокость. Он шагнул к ней с угрожающими кулаками и
потоком ругательств.

"Убирайся!" — сказал он. — "Не смей мне мешать. Убирайся отсюда.
Завтра же ты уедешь из Гилы, убирайся!"

Но он не заметил трёх суровых лиц справа и слева от
Эстер Брайт и лежащего на полу ребёнка. Трое мужчин с обнажёнными
пистолетами защищали их.

 Мужчины, пришедшие оскорблять и досаждать, хорошо знали, что если они
причинят вред молодой учительнице и потерявшему сознание
дитя, им придётся иметь дело с Джоном Клейтоном, Кеннетом Гастингсом
и Джоном Хардингом. Безмолвные послания передавались от глаза к глазу,
и один за другим бандиты исчезали.

  Эстер всё ещё стояла на коленях рядом с Ватемой. Он был оглушён падением. Вода
привела его в чувство, и через некоторое время он смог войти в
школу.

О, дитя Открытого мира, столько лет не понимавшее, как
щедро ты отвечаешь любовью на маленькую человеческую доброту! Как
горько ты обижаешься на несправедливость!

 Впоследствии, описывая то, что мисс Брайт сделала во время этого тяжёлого испытания, один шотландский шахтёр сказал:

«Улыбка девушки согрела мне сердце. Это было не так уж много, но когда она утешала индейского ребёнка, я не мог быть её врагом».

 Когда Эстер вошла в дверь, она увидела, как две шотландские женщины средних лет пожали друг другу руки и обменялись приветствиями. Тогда она не мечтала и не знала, как каждый из них тосковал по её старому дому в Шотландии; не знала она тогда и о том, как сердце каждого из них теплело по отношению к ней.

 Несколько женщин, детей и мужчин последовали за учительницей в классную комнату.  Все с любопытством оглядывались.

Эстер вгляделась в лица перед собой: одни были унылыми, другие - суровыми; одни
измученные тяжелым трудом и незащищенностью; другие обезображены беспутством. Они были
для нее, прежде всего, людьми, которым нужно помогать; и
забота об их нуждах стала представлять для нее высший интерес.

В зале было несколько шотландцев. Когда книги и
тетради были розданы, Эстер спела гимн, который знали дети и который, как она
предполагала, мог быть знаком присутствующим шотландцам, — «Моя страна».

Она взяла гитару, сыграла несколько вступительных аккордов и запела:

 «Я далеко от дома, и порой мне не по себе.
 Я с нетерпением жду возвращения домой и улыбки моего отца.
 И я не буду по-настоящему счастлив, пока не увижу
 Золотые врата рая и свою родную страну».

Сначала несколько детей запели вместе с ней, но, увидев, что взрослые не поют, они тоже замолчали и стали слушать.

Две шотландские женщины, сидевшие рядом, внимательно слушали.  Одна из них протянула руку и сжала ладонь другой, и тогда по щекам, изборождённым трудом, лишениями и душевной болью, потекли слёзы.

Певица допела до конца куплета, а затем призвала всех петь вместе с ней. Крепкий шотландец, откашлявшись, заговорил:

"Пожалуйста, мисс, не могли бы вы спеть весь куплет целиком? Он напоминает мне
о доме."

Последовали аплодисменты. Певица улыбнулась, затем, подняв гитару, запела
музыкальным голосом оставшиеся куплеты.

Когда она молилась, в комнате воцарилась тишина. Низкий, нежный голос
обращался к любящему, сострадательному Отцу. Один шахтёр поднял голову,
чтобы увидеть Существо, к которому она обращалась и чьё присутствие, казалось,
наполняло комнату. Всё, что он увидел, — это сияющее лицо учительницы. Месяцы
Позже он доверительно сказал своему товарищу, что, хотя он никогда не верил в «такую чушь, как Бог и всё такое», но когда учитель молился в тот день, он почему-то почувствовал, что Бог существует и что он был прямо там, в той комнате. И он добавил:

"Я чувствовал себя очень странно. Думаю, я был не совсем готов к тому, чтобы Он смотрел на меня насквозь."

Из подобных свидетельств, данных другими людьми в разное время, становится ясно,
что многие в тот день впервые в жизни услышали, как о них молятся. И они не возмущались.

Молитва закончилась. Воцарилась тишина. Затем был проведён урок на
сегодняшний день, и школа была организована. В конце учитель попросил
всех, кто хотел помочь в библейской школе, задержаться на несколько минут.

 Многие пришли, чтобы выразить свою добрую волю. Одна шотландка сказала: «Неудивительно, что дети вас любят. Ваш разговор был так же хорош, как проповеди в Свободной церкви у нас дома.

Затем другая шотландка взяла Эстер Брайт за обе руки и заверила её, что прошло много времени с тех пор, как она слушала Слово.

"Но, — добавила она, — Джейн Кармайкл может помочь вам,
— Малышка, она отдаст тебе своё сердце.

Первая из них вышла вперёд и извиняющимся тоном сказала:
— Я забыла представиться. Меня зовут миссис Бёрнс, я мать Маргет и Джейми.

— А я, — добавила вторая, — мать Дональда.

Мистер Клейтон, избранный суперинтендантом при организации библейской школы, теперь присоединился к группе, обсуждавшей учителя. В конце концов остались только рабочие, и после краткого делового совещания они разошлись по своим делам. Очевидно, они думали о чём-то новом.

 Миссис Бёрнс догнала миссис Кармайкл и сказала ей: «Я не знаю,
почему Всевышний так близок моему сердцу в этот день, ведь я блуждала в поисках.
Слава Богу, что Он послал нам эту девочку.

— Да, — ответила миссис Кармайкл, — давайте возблагодарим Его и вернёмся домой.

Эстер Брайт вышла из школы последней. Медленно прогуливаясь и размышляя о событиях дня, она была поражена великолепием заката. Она остановилась и засмотрелась на кристальную чистоту неба, такого глубокого, такого безграничного. По небу, внезапно вспыхнувшему малиновым и золотым, плыли нежные пушистые облака. Вскоре всё
Цвета радуги были пойманы и смягчены этими быстрокрылыми посланниками неба. Вдали, на горах, снег сиял, словно в огне. Постепенно цвета угасали. Она всё ещё стояла с поднятым лицом.
  Затем она повернулась, и её лицо сияло, словно она стояла в присутствии самого Бога.

  Внезапно на её пути появился маленький индеец с охапкой золотарника. Он подождал её, протягивая цветы и говоря:

"Цветы, моя учительница."

Она наклонилась, притянула его к себе и поцеловала в грязное лицо,
говоря при этом: "Цветы? Как мило!"

Он взял её за руку, и они пошли дальше вместе.

 История жизни маленького индейца глубоко тронула её. Прошло три года с тех пор, как его нашли, трёхлетнего малыша, в Каньоне
Лайн. Это случилось сразу после одного из набегов апачей. Считалось, что он был сыном Джеронимо. Когда белые люди, преследовавшие индейцев, нашли малыша, он моргал на солнце. Один ковбой, Джек Хардинг, настоял на том, чтобы забрать ребёнка с собой в лагерь. Затем мальчик нашёл своего рода дом в лице Кита.
в салуне, где он с тех пор и жил. Там его дразнили и ласкали,
били и ругали, и, будучи ребёнком необычайно сообразительным и постоянным спутником грубых мужчин, он познал все виды зла, какие только может познать ребёнок. Его от природы добродушный характер был испорчен насмешками и издевательствами, пока он, казалось, не стал заслуживать прозвище, которое ему дали, — «маленький дикарь». Теперь, когда ему было около шести лет, его отправили в школу в Джиле, и там его нашла Эстер Брайт. Учительницу сразу же привлёк этот ребёнок.

Спустя много лет, когда Уотэма стал выдающимся человеком, он рассказывал, как началась его жизнь, когда прекрасная девушка из Новой Англии, замечательная учительница, нашла его в той маленькой школе в Гиле. Он всегда добавлял, что всем, чем он был или мог стать, он был обязан ей.

 Преданность индейского мальчика учительнице началась в тот первый день в школе и была настолько заметной, что другие дети стали его преследовать. Они никогда не могли заставить его стыдиться. Когда учитель был
рядом, он игнорировал их комментарии и взгляды и держался как
гордо, как принц королевства; но когда её не было рядом, многие мальчики,
часто крупнее его, падали от его яростных атак.
 У ребёнка была великолепная физическая сила.  В целом, он был непростой задачей.  Учительница изучала его, слушала его, рассуждала с ним, любила его; и с самого начала он, казалось, интуитивно понимал, что ей можно доверять и подчиняться.

В этот день он был особенно счастлив, когда шёл, держась за руку своей Возлюбленной.

 «Ты видела, какой красивый закат, Утемах?» — спросил он.
учительница, глядя на живописного сорванца рядом с собой. Он слегка крякнул и посмотрел в небо.

"Цветы в небе," — сказал он с восторженным лицом. "Бог в каньоне посадил цветы, он любит тебя?"

"Да, дорогой. Бог посадил цветы в каньоне, потому что любит тебя."

Они остановились и оба посмотрели в небо. Затем, спустя мгновение, она продолжила:

"Ты как цветы в каньоне, Уотема. Бог послал тебя сюда,
чтобы я нашла тебя и полюбила."

"Полюбила Уотему?"

"Да."

Затем она наклонилась и взяла его на руки. Он прижался к ней.

"Ты мать Уотемы?" — спросил он.

Она прижалась щекой к маленькой грязной щёчке. У ребёнка на глазах выступили слёзы.
 Похлопав её по щеке грязной рукой, он с тревогой повторил:

"Моя учительница будет матерью Ватемы?"

"Да," ответила она, словно заключая священный договор, "я,
учительница Ватемы, обещаю быть матерью Ватемы, да поможет мне Бог."

Ребёнок вступал в своё законное право, право каждого
ребёнка, рождённого на свет, — право на материнскую любовь. Кто может измерить её
силу в развитии жизни ребёнка?

 Они подошли к дому Клейтонов. Утем неохотно повернулась,
задержался и нарисовал босыми ногами фигуры на дороге -
картина, которую надолго запомнят.

Он был стройным ребенком, полным извилистой грации. Его большие, блестящие
темные глаза, как и черты лица, свидетельствовали о примеси испанской крови.
Он был одет по-ковбойски, но с большим количеством красок, чем можно увидеть в
ковбойском костюме. Его брюки были из коричневого вельвета, слегка
рваный. На нём была почти новая блузка в сине-белую полоску. На шее, лихо завязанной спереди, висел красный шёлковый платок — подарок
одного ковбоя. Он нежно поглаживал его, словно наслаждаясь
IT. Его прямые, блестящие черные волосы, за исключением тех мест, где они были коротко подстрижены надо лбом
, ниспадали на плечи. Большие серьги в виде петель свисали
с его ушей; но венцом его костюма и его
особой гордостью была новая шляпа-сомбреро, отделанная алой лентой
и белое перо. Он вдруг посмотрел на свою учительницу, его лицо
осветилось лучезарной улыбкой, и он сказал:

"Мама, моя мама".

— «Скажи мне, Уотэма, — сказала она, — что ты сегодня узнал в библейской школе».

Он повернулся и тихо сказал:

 «Любовь Иисуса».

Затем маленький ребёнок из Открытого мира пошёл обратно в лагерь, повторяя
тихо пробормотал про себя:

«Любовь Иисуса! Любовь матери!»




ГЛАВА III

РАНЧО КЛЕЙТОНА


Первые торговцы хорошо знали ранчо Клейтона, потому что оно находилось на старом почтовом тракте из Санта-Фе на Тихоокеанское побережье.

Дом стоял фасадом на юг, с видом на реку Гила, и из него открывался великолепный вид на горы, предгорья и долины. На северо-востоке возвышалась далёкая горная вершина, всегда покрытая снегом.

 Дом на ранчо, построенный из необожжённого кирпича, был кремового цвета,
напоминающего почву окрестных предгорий.  Здание было длинным и низким, в испанском стиле, в форме прямоугольника, с
Центральный двор в задней части дома. Красная черепичная крыша слегка
наклонялась от вершины дома к веранде, которая тянулась вдоль фасада. Вокруг колонн, поддерживавших крышу веранды, пышно разрослись
виноградные лозы, которые в изобилии свисали с прочной проволоки, натянутой от колонны к колонне. Окна и двери были просторными,
что придавало дому атмосферу щедрого гостеприимства.
К северо-востоку от дома стояла живописная ветряная мельница, которая объясняла
изобилие воды на ранчо и свежесть
Виноградные лозы вдоль оросительного канала, окаймлявшего веранду.
Двор был отделён от шоссе низкой глинобитной стеной того же цвета, что и дом.
Пальмы и кактусы во дворе придавали этому привлекательному старому зданию полутропический вид.
Окна с двух сторон дома свидетельствовали о том, что он был построен как оборонительное сооружение.
Сюда бежали женщины и дети в поисках безопасности, когда набеги апачей наводили на всех ужас. Здесь они оставались на несколько дней,
и лишь немногие защищали их, пока мужчины из этого региона прогоняли
индейцев.

Сеньор Матео, строитель и первый владелец дома, был убит
апачами. На предгорьях, к северу от дома, десять одиноких
могил молчаливо свидетельствовали о том роковом дне.

 Однажды ноябрьским вечером по дороге к ранчо Клейтон
Эстер, сияя, шла размашистым шагом в сопровождении, как обычно,
толпы детей. Она услышала, как один из них сказал другому, что их учительница
«просто цветочек».

Хотя эти и подобные им комплименты были перемешаны со сленгом шахтёров
и ковбоев, они были не менее уважительными и сердечными, и
Это было выражением высокого уважения, которое маленькие жители Гилы испытывали к новой учительнице.

Когда компания подошла к дому Клейтонов, одна маленькая девочка вдруг выпалила:

"Моя мама говорит, что не отпустит своих детей в библейскую школу, где их будет учить нехристь. Я и Майк, и Пэт, и Бригам хотели пойти, но мама сказала, что она научит нас религии Бригама Янга,  а не тому бреду, о котором рассказывают язычники. И что женщины, у которых нет детей, никогда не попадут в рай, говорит мама.  У моей мамы десять детей. Моя мама - мормонка.

Тут маленькая Кэти Блэк остановилась, чтобы перевести дух. Она была коренастой,
курносое, веснушчатое маленькое создание, с рыжими волосами, заплетенными в
четыре короткие драчливые косички, перевязанные белыми лоскутками.

"Значит, твоя мать - мормонка?" - спросила учительница у Кэти.

- Ага.

- Предположим, я приду навестить твою мать, Кэти, и расскажу ей все об этом.
Она могла бы позволить тебе прийти. Мне пойти?

Её вопрос услышал один из братьев Кэти, который с энтузиазмом
сказал:

"Конечно! Я приду за тобой. Ма говорила, что ты слишком гордая, чтобы прийти, но
я сказал, что знаю лучше."

"Нет, — сказал Бригам, — она не гордая, а ты?"

"Ни капельки". Ответ учителя, казалось, давало полного удовлетворения
компании.

Когда они подошли к двери Клейтона , дети окружили ее
Ранчо. Эстер Брайт положила руку на голову Брайема. Это было нежное прикосновение
, и ее "Спокойной ночи, парень" отправило ребенка восвояси
счастливым.

В доме все было радостно и радушно. Большая гостиная была
освещена. Большую часть пространства с одной стороны занимал
большой открытый камин. В нём потрескивал и шипел огонь из сухих
кубических мескитовых деревьев, даря свет и тепло этим холодным ноябрьским вечером.

Пол в гостиной был покрыт английским трёхслойным ковром. Дубовые стулья были прочными и удобными. На стенах висели три картины маслом с английскими пейзажами. То тут, то там стояли книжные шкафы, заполненные стандартными изданиями. На круглом столике у камина были разбросаны журналы и газеты. Удобный низкий диван, заваленный подушками, занимал одну сторону комнаты у камина. Здесь, отдыхая после долгого и утомительного путешествия,
лежал Джон Клейтон, владелец дома.

Когда Эстер Брайт вошла в комнату, он встал и сердечно поприветствовал её.
Его манеры выдавали хорошо воспитанного светского человека. Он был высоким и
мускулистым, его лицо загорело под солнцем Аризоны. Что-то было
очень добродушный о человеке, который сделал ему замечательный хозяин.

"Поздно домой, мисс яркий!", - сказал он игривым упреком. "Это грубо
страна, понимаешь".

— Я так и поняла, хозяин, — сказала она, низко кланяясь в шутливой серьёзности, — и
поэтому мы были напуганы до смерти вашим долгим отсутствием. Я
боялась, что вас похитили индейцы.

 — Я задержался не по своей воле, — ответил он. — Но, право же, мисс Брайт,
Я не шучу. Для тебя опасно бродить по этим горным дорогам, как ты это делаешь, особенно ближе к ночи. Ты искушаешь
Провидение. — Он предостерегающе кивнул.

"Но я не боюсь, — настаивала она.

"Я знаю. Тем хуже. Но тебе следовало бы бояться. — Когда-нибудь тебя могут схватить и унести, и в лагере не будет никого, кто мог бы тебя спасти.

 — Как романтично! — ответила она, и в её глазах и на губах заиграла улыбка.

 Она села на табурет у костра.

 — Почему ты не спросил меня, почему я так поздно? У меня есть отличное оправдание.

 — Что, пленница в баре?

"Пожалуйста, ваша честь, мы готовились к Рождеству". Она
приняла вид преступницы и выглядела такой скромно-забавной, что он искренне рассмеялся
.

Тут вошли миссис Клейтон и Эдит, ее пятнадцатилетняя дочь.
в комнату.

- Что здесь веселого? - спросила Эдит.

«Мисс Брайт признаёт себя виновной в том, что работала больше положенного».

«О нет, Эдит, я этого не делала», — весело сказала она. «Я сказала, что мы готовились к Рождеству».

Эдит села на стул рядом со своей учительницей. Она тоже была готова к ссоре.

«Вы не будете выносить приговор, господин судья, пока не увидите, что мы
занимались. Это будет большим сюрпризом ". И Эдит выглядела мудрой
и загадочной.

Затем Эстер удалилась и вернулась немного позже, одетая в платье цвета старой розы.
домашнее платье из какой-то мягкой шерстяной материи. Она снова села у огня.

- Папа, - сказала Эдит, - я рассказывала мисс Брайт о ежегодном бале
в Роки-Маунтинс и о том, что она обязательно должна пойти.

Джон Клейтон выглядел удивлённым.

"Боюсь, Эдит не смогла бы должным образом оценить это светское мероприятие. Я
уверен, что вы никогда не видели ничего подобного. Это самая примитивная
вечеринка, состоящая из разношёрстной толпы — ковбоев, ковбойш,
шахтёры и их семьи, а также владельцы ранчо и их семьи. Они приходят рано,
сытно ужинают и танцуют всю ночь; и поскольку многие из них довольно много выпивают,
иногда дело доходит до драк.

Его, казалось, позабавило смятение на лице Эстер.

"Вы же не хотите сказать, что я должна буду пойти на такую вечеринку?" — запротестовала она.

— Почему бы и нет? — спросил он, улыбаясь.

 — Это кажется ужасным, — поспешила сказать она, — и, кроме того, я никогда не хожу на танцы. Я не танцую.

 — Это не так плохо, как кажется, — объяснил Джон Клейтон. — Понимаете, эти
люди — люди. Их одинокая жизнь лишена удовольствий. Они
они жаждут общения со своими сородичами, и поэтому эта ежегодная вечеринка предоставляет им такую возможность.

"И это всё, на что они способны в плане социальной жизни? Неужели у них нет ничего
лучше?"

"Ничего лучше, — серьёзно ответил он, — но кое-что гораздо хуже.

"Не понимаю, что может быть хуже."

"О да, — сказал он, — может быть хуже. Но вернёмся к балу. Это, несомненно, компания ростовщиков и грешников. Если вы хотите заняться здесь просветительской работой, изучить этих людей в их родных местах, то вот они. У вас будет возможность познакомиться с некоторыми бедняками
существа, которых вы иначе не встретили бы. Кроме того, эта вечеринка устроена в пользу школы. Выручка от ужина помогает содержать школу.

"Значит, я должен прийти?"

"Думаю, да. Учитывая ваше желание помочь этим людям, я считаю, что вам будет разумно пойти с нами на бал. Вы помните, как великий
Учитель давным-давно ужинал с мытарями и грешниками.

— Да, я как раз думала об этом. Христос изучал людей такими, какими он их находил,
помогал им там, где находил. — Она сидела, склонив голову, задумавшись.


 — Да, — мягко сказал Джон Клейтон, — Христос изучал их такими, какими он их находил
Он помогал им там, где находил.

Иногда он улыбался её девичьему рвению, но всё больше и больше
удивлялся её мудрости и способностям. Она заставила его задуматься, и,
размышляя, он видел перед собой новые обязанности.

Возможно, час спустя, когда они читали вслух новую книгу,
они услышали на веранде твёрдые, быстрые шаги, за которыми последовал
лёгкий стук.

"Это Кеннет", - воскликнул Джон Клейтон бодрым голосом, когда он
поспешил открыть дверь. Новоприбывший, очевидно, был ценным другом.
Эстер узнала в представительно выглядевшем посетителе одного из мужчин
кто защищал её в тот день, когда была организована библейская школа.

Джон Клейтон отчитывал его за долгое отсутствие. Миссис Клейтон говорила ему, как они по нему скучали, а Эдит весело болтала о том, что произошло с момента его последнего визита.

Когда его представили Эстер Брайт, она встала, и в этот момент пламя, вырвавшееся из горящего мескитового дерева, осветило её лицо и фигуру. Она была прекрасна. От жара камина её щёки слегка порозовели, и это подчёркивалось розовым цветом её платья.
Кеннет Гастингс низко поклонился, ниже, чем обычно кланялся женщинам.  На мгновение
его глаза встретились с ее. Его взгляд был острым и изучающим. Она встретила его
спокойно, откровенно. Затем ее ресницы коснулись щек, и румянец
стал гуще.

Они собрались у очага. Свежие хворост и сосновые шишки
от брошенных в огонь красных, желтых и фиолетовых языков пламени
взметнулись вверх по дымоходу. Огонь становился все жарче, и они были вынуждены
расширить круг.

Что может быть лучше открытого огня, чтобы раскрыть сокровища разума и
сердца, когда друг беседует с другом? Свет тлеющих углей, кажется,
разжигает воображение, пока язык не забывает банальности
повседневной жизни и становится красноречивым благодаря мыслям, которые таятся в глубине

Такие разговоры, как этот, держали в напряжении всю компанию. Кеннет
Гастингс говорил хорошо, чрезвычайно хорошо. Все лучшие качества его
характера были на виду. Эстер слушала, поначалу почти не принимая
участия в разговоре. Она была хорошим слушателем, благодарным
слушателем, и в этом заключалось отчасти её очарование. Когда он обратился к ней с вопросом, она
заметила, что у него прекрасные глаза, чудесные глаза, такие же, как у Линкольна и Вебстера.

 Можно было бы предположить, что Кеннету Гастингсу около тридцати.  Он
был высоким, довольно стройным и мускулистым, с широкими, крепкими плечами.  Он
был прекрасный руководитель, с гордостью готовится, и интеллигентный, хотя Штерн
лицо. Его нельзя было назвать красивым мужчиной; однако в нем чувствовалась какая-то особенность
, и у него был голос редкого качества, богатый и
музыкальный. Эстер Брайт заметила это.

Посетитель заговорил с ней. Его способность привлекать других людей к себе
и заставлять их сиять была для него прекрасным искусством. Его слова были подобны
искре от трута. Разум Эстер воспламенился. Она расцвела и говорила
с такой свежестью и блеском, что очаровала всех. И
Кеннет Гастингс слушал с растущим интересом.

Его звонок затянулся сверх обычного времени для прощания,
когда Джон Клейтон принес гитару Эстер, которая случайно оказалась в комнате,
и попросил ее спеть. Она покраснела и заколебалась.

"Спой же", - попросила гостья.

"Я не обученная музыкантша", - запротестовала она.

Но ее хозяин заверил своего друга, что она, несомненно, умеет петь. Затем все
потребовали песню.

Эстер сидела, перебирая струны.

"Что мне спеть?"

"'Кто такая Сильвия?'" — предложила миссис Клейтон.

Она спела это полным, приятным голосом. Её интонация была верной.

"Ещё, ещё," — настаивали они, хлопая в ладоши.

— Только ещё одну песню, — взмолилась Эдит.

 — Ты поёшь «Пей за меня только глазами»? — спросил Кеннет.  В ответ она взяла аккорды и запела, а затем отложила гитару.

 — Пожалуйста, спой одну из своих американских баллад.  Спой «Дом, милый дом», —  предложил он.

Она весь день тосковала по дому, поэтому в ее голосе слышался домашний вздох
когда она пела. Кеннет отодвинул свой стул в тень и наблюдал за ней.

Наконец он встал, собираясь уйти; и с обещаниями скорого возвращения, он
снял.

Не в салон же он делся в ту ночь, как был его обычай с
приближаясь к лагерю шахтеров. Он шел все дальше и дальше, в бескрайнее
одиночество гор. Время от времени он останавливался и смотрел
вниз, в сторону ранчо Клейтон. Время от времени он тихонько насвистывал.--
Мелодия была "Дом, милый дом".

Джон Клейтон и его жена еще долго сидели у камина после того, как Эстер и
Эдит удалились. Мэри Клейтон была мягким существом, со светлым, милым лицом.
Англичанка. И она обожала своего мужа. Они говорили
на полном серьезе.

"Никак, Мэри", - Джон Клейтон сказал: "Я верю хватает ярких мог
сделать необычайно прекрасный человек Кеннета. Я верю, что она могла бы сделать из него
И к тому же он лучше как мужчина.

 — Может быть, Джон, — ответила она, — но ты же не хочешь, чтобы такая редкая душа, как она, вышла за него замуж, чтобы исправить его, не так ли? Она как подснежник.

 — Нет, как роза, — предположил он, — такая же нежная. Я бы очень хотел, чтобы она вышла за Кеннета. На самом деле, я бы хотел немного помочь.

«О, дорогой! Как ты мог?» — и она укоризненно посмотрела на него.

«Почему бы и нет?» — спросил он. «Скажи мне честно». — Он приподнял её лицо и
посмотрел на неё с нежностью, как на возлюбленную. «Тебе нравится Кеннет, не так ли?» И мы всегда рады приветствовать его в нашем доме".

— Д-а, — нерешительно ответила она, — но...

— Но что?

— Я боюсь, что он часто бывает в салунах и иногда в компании, совершенно недостойной его. На самом деле, я боюсь, что он недостаточно хорош для мисс Брайт.
 Мне невыносима мысль о том, что она выйдет замуж за человека менее чистого и благородного, чем она сама.

Он взял руку жены в свои обе руки.

"Ты забываешь, Мэри, — сказал он, — что мисс Брайт — очень необычная женщина. Возможно, мало кто из мужчин может сравниться с ней. Не осуждай
Кеннета за то, что он не совсем такой, как она. Он не идеален, признаю,
не больше, чем все мы. Но он прекрасный, мужественный парень, с
хорошим умом и благородными чертами характера. Если за него возьмётся
правильная женщина, она сделает из него хорошего, а может, и великого
человека.

 — Может быть, — сказала она, — но я не хочу, чтобы мисс Брайт была
такой женщиной.

— «Если бы он был вашим сыном, вы бы считали его недостойным её?»

«Наверное, нет», — нерешительно ответила она.

«Мэри, дорогая, — сказал он, — боюсь, ты слишком строга в своих суждениях о
мужчинах. Я бы хотел, чтобы ты была более милосердной. Понимаешь, дело в том, что многие из
кажется, что злые люди сбились с пути, потому что у них не было влияния хорошей матери, сестры или жены. — Он наклонил голову и поцеловал её.

Через мгновение он откинулся назад и от души рассмеялся.

"Что случилось?" — спросила она.  "Не думаю, что это повод для смеха.
"Это так нелепо, Мэри. Здесь мы размышляли о
возможном браке Кеннета и мисс Брайт, когда они только
только познакомились, и маловероятно, что они когда-нибудь полюбят друг друга,
в любом случае. Давайте оставим их в покое".

И занавес опустился над жизненно важной вступительной сценой в драме "
жизни ".




ГЛАВА IV

АНГЕЛ ГИЛЫ


Шли дни. Библейская школа в Гиле перестала быть экспериментом. Всем было очевидно, что глинобитная школа стала общественным центром, а душой этого центра была Эстер Брайт. Она изучала социологию в колледже и за границей. Она, как и многие другие, размышляла о жизни; теперь сама жизнь, в своей неприкрытой реальности,
привлекала её сердце и разум. Она не останавливалась, чтобы проанализировать свою пригодность для этой работы. Она не предавалась болезненным
размышлениям. Ей было достаточно того, что она нашла великого человека
нужда. Теперь ей предстояло почти в одиночку справиться с силами, которые
тянут мужчин вниз. Она увидела необходимость, она осознала эту возможность. Она
работала со спокойным, неиссякаемым терпением великой души, оставляя
плоды Богу.

Иногда серьезность на лице Эстер становилась еще серьезнее. Тогда она
выходила на Открытое место. В один из таких случаев она забрела в
свое любимое место в лесу вдоль реки и уселась
на ствол засохшего тополя, лежащего недалеко от берега реки.
Деревья, покрытые зеленой омелой, возвышались над ней. Трепетный
Осины сверкали на солнце. Воздух был кристально чистым, а огромный купол неба — глубочайшего синего цвета. Она долго сидела с поднятым лицом, по-видимому, забыв об открытом письме в руке. Наконец она повернулась к нему и прочла следующее:

 Линн, Массачусетс, десятый месяц, пятый день, 1888 год.

 МОЯ ЛЮБИМАЯ ВНУЧКА:

 Твое письмо дошло до меня на второй день. Воистину, ты нашел
поле, которое нуждается в работнике, и я не сомневаюсь, что
рука Господа привела тебя в Гилу. То, что ты делаешь
и собираешься делать, глубоко меня интересует, но
 напряги свои силы. Я благодарен, что ты ощутил
 углубляющееся чувство близости Бога. Его мир полон
 Им, удерживаются только глаза людей, о которых они не знают.
 Все, кто набирается сил, чтобы вести за собой и вдохновлять своих собратьев
 , наконец-то твердо усвоите это: - что душа
 человека вернее всего находит Бога Открыто. Если люди хотят
 помогать своим собратьям, они должны искать вдохновение и
 силу в общении с Богом.

 Чтобы сохранять здоровье, нужно сохранять спокойствие и бодрость духа.
 Поэтому я призываю тебя не поддаваться жизненным невзгодам
 не позволяй унынию одолевать тебя. Ты не сможешь выполнять свою самую эффективную работу, если твоё сердце всегда будет скорбеть. Великое сочувствие, присущее твоей природе, заставит тебя печалиться о других больше, чем нужно. Радость необходима всем нам. Поэтому, Возлюбленный, культивируй радость и учи этому других. Это помогает нам сохранять здравый рассудок, быть сильными и полезными.

 Я знаю, что условия, в которых ты оказалась, шокируют и расстраивают тебя, как и всех благочестивых мужчин и женщин, но
 я прошу тебя, Эстер, вспомнить, что наш Господь
 Сострадание к таким, как они, к грешникам, как и к праведникам, и то, что Он предлагает спасение всем. Как
сострадать! Ах, дитя моё, люди так медленно этому учатся. Любовь, сострадание — вот ключ к
философии Христа.

 Мне часто одиноко без тебя, но не думай, что я
позову тебя обратно, пока ты нужна Господу.

 Твои дядя и тётя здоровы и передают тебе привет.

 Я только что прочёл «Нашего Господа» Джона Уиттьера.
 Прочти его в следующий Первый день в качестве моего послания тебе.

 Да благословит тебя Бог.

 Твой верный дедушка,

 Дэвид Брайт.

 Когда она читала, её глаза наполнялись слезами.

 В жилах Эстер Брайт текла кровь благородных, богобоязненных людей; но ни к кому из них нужды человечества не взывали так настойчиво, как к ней. Её дедушка рано заметил и
развил в ней страсть к служению; и с детства он часто брал её с собой
на благотворительные мероприятия, чтобы она могла понять положение и
потребности несчастных. Между ними существовала необычная связь.

 Прочитав письмо, Эстер погрузилась в раздумья.
ускользнувшее, и казалось, что дух ее не причисляли
само ее тело и ушел на дальний путь. Она вызвала к
сознание присутствует на быстрый шаг. Через мгновение Кеннет
Гастингс оказался перед ней; затем сел рядом.

- Что ж! - начал он. - Как мне повезло! Вот я и шел навестить тебя
чтобы подарить тебе эти цветы. Я ходил за ними в горы.

«Какие красивые горные астры!» — ответила она, и её лицо озарилось
улыбкой. «Какие изысканные по цвету! И как это мило с вашей стороны!»

«Да, они прекрасны». Он посмотрел ей в лицо с неприкрытой нежностью.
восхищение. Что-то внутри неё отпрянуло от него.

 Прошло три недели с момента встречи Кеннета Гастингса и
Эстер Брайт. За это время он стал почти ежедневным гостем на ранчо Клейтонов. Когда он извинялся за частоту своих визитов, Клейтоны всегда заверяли его, что им приятно его присутствие, говоря, что он для них как младший брат, и что они всегда рады ему.

 Им было очевидно, что Кеннет начал меняться. Джон
Клейтон знал, что в его повседневной
жизни происходят важные перемены; что вся его общественная жизнь проходит у них дома; что он
перестал заходить в салун и внезапно стал привередлив в одежде.

Если Эстер и заметила какие-то перемены в нём, то не подала виду. Она была на удивление сдержанна в отношении к нему.

В тот момент она сидела и слушала, как он рассказывал ей о горной флоре.

"Подожди, пока не увидишь цветущие кактусы весной и летом." Он, казалось, был очень воодушевлён. «Они создают великолепную цветовую гамму на фоне
мягкого серого цвета сухой травы или почвы».

«Я бы с удовольствием на них посмотрела». Она восхищённо подняла букет астр.

"У меня есть акварельные рисунки кактусов, которые я сделала год назад. Я бы хотела их вам показать
— Я расскажу вам о них, мисс Брайт, если вам интересно.

Она заверила его, что ей интересно.

"Год назад я была в районе реки Колорадо. Это
чудесный район, который ещё не исследовал ни один белый человек. Только индейцы знают о его величии. Я думаю, что когда этот район исследует какой-нибудь учёный, он обнаружит, что этот каньон — величайшее чудо света. То, что я увидел, было в грандиозных, величественных масштабах.

 «Как это, должно быть, впечатлило вас!»

 «Потрясающе! Я покажу вам набросок, который я сделал с того, что нашёл.
 Возможно, он поможет вам представить великолепие окраски».

— Как у вас оказались с собой материалы для рисования?

— Я согласился написать серию статей для английского журнала и
хотел проиллюстрировать одну из статей.

— Какой вы разносторонний! — воскликнула она. — Горный инженер,
художник, писатель...

— Не надо! — запротестовал он, поднимая руку в знак протеста.

Начав рассказывать о природных чудесах Аризоны, он становился всё более красноречивым, пока воображение Эстер не сделало смелый скачок, и она не посмотрела вниз, на гигантское ущелье, которое он ей описывал, на огромные скалы, похожие на великолепие сменяющих друг друга рассветов.
окаменевшие, и увидел гигантские формы, выточенные веками эрозии.

"Вы ездите верхом, мисс Брайт?" — спросил он, внезапно сменив тему.

"К сожалению, нет. Я даже не знаю, как садиться в седло."

"Позвольте мне научить вас ездить верхом," — сказал он с внезапным интересом.

- Вы сочли бы меня неуклюжей ученицей, - ответила она, вставая.

- Готова поспорить, что не должна. Когда я смогу иметь удовольствие
дать вам первый урок?

"Любое удобное для вас время, когда я не учу." Она начала
соберите ее цветки и шляпу.

Тут же был назначен день для первого урока верховой езды.

- Садитесь, пожалуйста, - сказал Кеннет. - Я хочу, чтобы вы просветили меня. Я
болезненно тупая.

Она снова уселась на ствол дерева, сказав при этом:

"Я не заметила никаких заметных признаков тупости с вашей стороны, мистер
Гастингс, кроме того, что ты думаешь, что я мог бы превратился в
наездница. Некоторые женщины рождаются в седле. У меня не было. Я не
Англичанка, видите ли.

- Но определенно англичанка, - возразил он. - Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне свою
историю.

Ее лицо вспыхнуло.

— Прошу прощения, — поспешил он сказать. — Я не хотел быть грубым.
 Вы меня очень интересуете. Всё, что вы думаете или делаете, всё, что сделало вас тем, кто вы есть, представляет для меня большой интерес.

 — Тут нечего рассказывать, — просто сказала она. — Всего несколько страниц,
с записями тут и там; несколько дней рождения; окончание колледжа;
зарубежные путешествия; работа в Хиле; жизнь, проведенная в обществе
удивительно милого дедушки; работа рядом с ним и
история жизни в процессе становления. Вот и все ".

"Все?" он повторил. "Но это богатый намек. Я изучал
ты почти исключительно на три недели, и я тебя знаю.

Она подняла глаза. Выражение его глаз задело ее. Ее позвоночник
напрягся.

"Действительно! Знаете, женщины в три недели! Вы делаете хорошо, лучше, чем большинство
ваш секс. Мне говорили, что большинство мужчин считают женщину неразрешимой проблемой, и
когда они думают, что знают ее, оказывается, что это не так ".

Это было ему интересно. Ему понравилась вспышка в её глазах.

"Какая-то жизненная цель привела тебя в Гилу, чтобы ты так бескорыстно трудилась на благо
множества простых, невежественных людей."

"Какое тебе до этого дело?"

Её вопрос прозвучал резко даже для неё самой, а затем она попросила его:
— Прошу прощения.

"С вашей стороны не нужно извинений, — сказал он, сменив шутливый тон на серьёзный. — Мои слова вызвали у вас негодование. Я виноват. Появление такой утончённой девушки, как вы, в таком месте, где царит деградация, подобно пришествию ангела света в бездонную пропасть. Прошу прощения за эти слова, но, мисс
Брайт, шахтёрский посёлок, в наши дни — рассадник порока.

«Тем больше причин, по которым люди с умом и характером должны
попытаться сделать жизнь здесь чище. Я верю, что мы можем вытеснить зло,
воспитывая добро.»

"Вы убежденный оптимист, - сказал он, - а я, в силу
обстоятельств, стал убежденным пессимистом".

"Ты больше не будешь пессимистом", - пророчески сказала она,
представив мысленным взором, каким он будет в ближайшие годы. "Вы
познаете глубокое человеческое сочувствие; вы поверите в
возможность все лучшего и лучшего для ваших собратьев. Вы будете использовать
свою силу, свой интеллект, своё прекрасное образование на благо
окружающего вас мира».

Каким-то образом это пророчество дошло до него.

"Чёрт возьми!" — воскликнул он, — "вы заставляете человека чувствовать, что он _должен_ быть именно таким.
— каким ты хочешь его видеть и каким он должен быть.

Мужчина изучал женщину, стоявшую перед ним, с глубоким и растущим интересом. Он был уверен, что она обладала силой, о которой никто в
Гилле даже не мечтал. Он продолжил:

«Не могли бы вы рассказать мне о гуманистических соображениях, которые заставили вас захотеть похоронить себя в этом безбожном месте?»

Она колебалась. Вопрос, очевидно, раздражал её, потому что в нём
сквозило дерзкое любопытство. Но в конце концов она ответила:

"Я думаю, что за гуманитарные идеи ответственен мой дедушка.
Это долгая история."

Она колебалась.

«Мне интересно, что он сделал и что делаешь ты. Пожалуйста,
расскажи мне об этом».

«Ну, это началось ещё в моём детстве. Я был постоянным спутником своего дедушки, пока не поступил в колледж. Он — известный филантроп из Новой Англии, интересующийся бедными, заключёнными в тюрьмах и на свободе, борьбой за трезвость, равноправием женщин, образованием и всем, что способствует праведности.

Она сделала паузу.

"И он обсуждал с вами важные вопросы?"

"Да, как будто советовался со мной. Он рассказывал мне о некоторых условиях и спрашивал, что, по моему мнению, нам лучше делать."

«Идеальная подготовка к благотворительной деятельности». Теперь он был серьёзен.

"Во мне очень рано пробудилась потребность служить своим ближним
самым масштабным образом. Дедушка поощрял это, и когда
пришло время поступать в колледж, он помог мне спланировать
курс обучения». Она смотрела куда-то вдаль.

"Ты последовал этому совету?"

"Почти. Видите ли, мистер Гастингс, служба для меня — не случайность.
Она уходит корнями в глубь веков. Это у меня в крови.

«Ваша кровь — чистейшая. Конечно, служба не означает тесное общение с аморальными, сомнительными людьми».

Её глаза загорелись, потемнели.

"Что же это значит? Сильные, чистые, благочестивые должны
жить среди людей, учить наставлениями и примером, как жить, и показывать
прелесть чистой жизни, как это делал Иисус. Я посещала тюрьмы
вместе с дедушкой, молилась вместе с преступниками и за них, пела в
тюрьмах. Разве не стоит помочь этим несчастным созданиям?
«Отвернуться от себя и обратиться к Богу?»

«О, мисс Брайт, — возразил он, — для такой юной девушки, как вы, даже слышать о порочности мужчин ужасно».

«Женщины тоже порочны, — серьёзно ответила она, — но я никогда не теряю надежды ни на кого».

«Когда-нибудь надежда угаснет в твоём сердце», — обескураживающе сказал он.

«Боже упаси!» — торжественно произнесла она. Через мгновение она продолжила:

«Я уверена, ты не понимаешь, сколько бедных созданий так и не получили шанса стать порядочными. Только подумайте, сколько людей рождается у грешных, невежественных
родителей, в среде греха и невежества. Они живут в ней,
они умирают в ней. Я не по своей воле и не по своим заслугам получил благословенное
наследие. Мои предки на протяжении многих поколений были умными, благочестивыми
люди, многие из которых были выдающимися личностями. Я родился в атмосфере любви, интеллекта, духовности и утончённости. Я жил в этой атмосфере всю свою жизнь. Мои хорошие порывы поощрялись, а дурные сдерживались.

 «Держу пари, ты был болезненно сознательным», — сказал он.

"Почему мне должно было быть дано так много, - продолжала она, - а этим бедным
созданиям так мало, если только не для того, чтобы я заботилась об их
нуждах?"

"Возможно, вы правы". Казалось, его это не убедило. "Но я уверен в одном
. Если бы я был твоим дедушкой, а ты моим внуком, я бы никогда
— Я бы не позволил тебе уйти от меня.

Он улыбался.

"Тебе нужно было познакомиться с моим дедом, и тогда ты бы поняла."

"Как ты попала в Гилу?" — спросил он.

"Я познакомилась с мистером и миссис Клейтон в доме одного из их друзей в
Англии. Мы были там в гостях в одно и то же время. Мы вернулись в
Америка на том же пароходе. Миссис Клейтон знала, что я должен был заниматься
переселением, и убедила меня вместо этого ненадолго приехать в Гилу. И я приехал.

Как много значил для него и для других её приезд! Оба некоторое время молчали. Затем заговорил Кеннет.

"Знаете, мисс Брайт, до вашего прихода мне никогда не приходило в голову,
что у меня есть какие-то обязательства перед этими людьми? Теперь я знаю, что были. Я был
безразличен к тому факту, что у меня самого есть душа, пока не появился ты.

Она вопросительно посмотрела на меня.

"Да, я серьезно", - сказал он. "По сути, у меня не было души.
Человек забывает, что у него есть душа, когда живёт среди порока, и никому нет дела, попадёт он к дьяволу или нет.

«Дело в окружении или в ощущении, что никому нет дела?» — спросила она.

«И в том, и в другом». — Он закрыл лицо руками.

«Ты чувствовал, что никому нет дела? Я уверена, что твоей матери было не всё равно».

Она задела его за живое.

"Моя мать?" — с горечью сказал он. "Моя мать — светская женщина."
Тут он поднял голову. "Она поглощена обществом. Я ей совершенно неинтересен, и никогда не был интересен, хотя я её единственный ребёнок."

"Возможно, вы ошибаетесь," — мягко сказала она. «Я уверен, что вы, должно быть, ошибаетесь».

«Когда мать год за годом не пишет своему сыну, думаете ли вы, что ей есть до этого дело?»

«Вы хотите сказать, что никогда не получаете писем от своей матери?»

«Моя мать не писала мне с тех пор, как я приехал в Америку. Предположим, ваша
«Мама не писала тебе. Думаешь, она очень сильно тебя
любила?»

Лицо Эстер стало задумчивым.

"Может, ты не знаешь, — ответила она, — у меня нет живой матери. Она
умерла, когда я родилась."

«Прости мой необдуманный вопрос, — сказал он. — Я не знал, что ты
потеряла мать». — Я был эгоистом.

 — О нет, — сказала она, — не эгоистом. Ты просто не знал, вот и всё. Мы
иногда совершаем ошибки, все мы, когда не знаем. Я потеряла отца, когда была совсем маленькой.

 — И тебя воспитывал дедушка?

 — Да, дедушка, с помощью дяди и тёти.

— Расскажи мне о своём дедушке, я люблю слушать.

 — Он был моим первым другом, и очень хорошим другом.

 — Как я ему завидую!

 — Ты не должна меня перебивать, — сказала она скромно.

 — Я раскаиваюсь. Продолжай.

Затем она вкратце рассказала ему историю своей жизни, простую и милую
в рассказе. Она рассказала ему о работе, проделанной ее дедушкой.

"Он проповедует, расскажи мне ты".

"Да", - сказала она, продолжая болтать, "он выпускник Йельского университета и готовился
стать врачом. Но его сердце влекло его в служение, в то место,
где, как он чувствовал, хотел бы видеть его Великий Врач. Дедушка -
— Друг, знаете ли, квакер.

 — Так я и понял.

 — У него был большой доход, так что он мог посвящать всё своё время бедным и обездоленным. Он глубоко интересовался неграми и американскими индейцами, да и вообще всеми, кто угнетён своим более сильным братом.

 — Необычный человек.

 — Очень.

— «Как ты могла его бросить? Разве ты не чувствовала, что твой долг — быть рядом с ним?»

 «Было тяжело его бросать, — сказала она, и её глаза наполнились слезами, — но мы с дедушкой считаем, что возможность служить
«Это значит, что я обязан служить. Кроме того, любовь — это такая духовная вещь, что мы
никогда не сможем расстаться».

«Любовь — это такая духовная вещь», — повторил он и снова добавил:
«Духовная».

Он помолчал, а затем резко заговорил:

"Вы уже спасли по крайней мере одну душу. Я обязан вам своей душой.

"О, нет, не для меня", - возмутилась она. "Это был Божий подарок для вас от
начало. Это может быть дремал, но у вас это все время."

"Что сказал твой дедушка по поводу твоего приезда в Джилу?"

"Когда я рассказал ему о призыве приехать сюда, сказал ему, что в течение
радиус шестьдесят миль не было ни одного места религиозного поклонения, он сделал
никакого ответа, но сидел, склонив голову. Наконец он поднял глаза с
самой прекрасной улыбкой, которую вы когда-либо видели, и сказал: "Иди, дитя мое,
Господь нуждается в тебе". Ее голос слегка дрожал.

"Он был прав", - сказал Кеннет искренне. "Он надобен Господу такие как
ты везде. Ты нужна мне. Вы нужны здешним людям.
Помогите нам изменить нашу жизнь к лучшему, мисс Брайт. В его искренности не было
сомнений.

Она снова встала, чтобы уйти.

"Не уходите, — сказал он. — Я хотел бы рассказать вам свою историю, если вам интересно
— Я буду рад услышать вашу историю. Я знаю, что она не будет такой скудной, как моя.

— Я бы хотел, — искренне сказал он, — соответствовать вашему идеалу мужчины. Я не могу этого сделать. Но я могу быть честным и рассказать вам правду о себе.



— Я принадлежу к гордому, высокомерному народу. Мой отец похож на
своих предков. Он выпускник Кембриджа; обладает заметными литературными
способностями.

"Моя мать - светская женщина, когда-то известная при дворе как красавица. Она
жаждет восхищения и должна его получать. Это все, что ее волнует. Она
никогда не проявляла никакой привязанности ни к моему отцу, ни ко мне.

«Я уехал из Англии, когда мне было двадцать два, — на последнем курсе Кембриджа.
Я прожил в Америке восемь лет и за это время получил всего два письма из дома, и оба от отца».

«Должно быть, вы голодали».

«Вот именно, — сказал он, — голодали! Я действительно голодал. Понимаете, мисс,
Дом яркого человека во многом определяет его жизнь и характер.
То, что там делается, влияет на него. На нашем столе подавали вино. Мои
Родители пили его с удовольствием; то же самое делали и наши гости. Я видел некоторых
гостей в нетрезвом состоянии. Мы играли в карты, как это делают все светские люди. Мы
Играли и на деньги. Вы называете это азартной игрой. Поклонники моей матери были безмозглыми глупцами.

— Такие условия существуют и в некоторых кругах в этой стране. Они
представляют угрозу для американского дома, — серьёзно сказала она.

— Меня отправили в Кембридж, — продолжил он, — как отправляли моего отца, и его отца, и отца его отца. Я был способным учеником
и всегда хорошо справлялся с работой. Но из-за пьянства и азартных игр
у меня в конце концов возникли проблемы. Меня уволили. Отец был так
разгневан моим увольнением, что сказал, чтобы я больше никогда не
появлялся в его доме. Он дал мне
деньги, и велела мне немедленно уезжать в Америку.

"Я зашла в комнату моей матери, чтобы попрощаться с ней. Она стояла перед
зеркалом, пока ее горничная вносила последние штрихи в ее туалет. Она
выглядела царственно и прекрасно, когда стояла там, и я почувствовал гордость за
нее. Я рассказал ей, что произошло, и что я пришел попрощаться с ней
. Она капризно повернулась ко мне и спросила, как я мог испортить ей удовольствие, когда она собиралась на бал. Её последними словами были: «Ненавижу, когда меня отвлекают семейными делами!»

«Она попрощалась с тобой?»

«Нет».

— Забудь об этом, — настаивала она. — Не все женщины такие. Я надеюсь, что ты найдёшь какую-нибудь редкую женщину, которая станет тебе как мать.

 — Забудь об этом! — с горечью повторил он. — Я не могу.

 — Но когда-нибудь ты найдёшь. Ты приехал в Америку. Что дальше?

«Затем я поступил в Горную школу в Колумбии и в следующем году получил диплом, после чего присоединился к мистеру Клейтону здесь. Это было семь лет назад».

«Вы знали его в Англии?»

«Да. В эти годы я часто бывал в салунах. Я немного выпивал, немного играл в азартные игры, как и дома. И я общался с людьми».
с недобросовестных людей здесь, но не поднимать их вверх. У меня не волновало,
главным образом потому, что я знал больше никто не заботился."

Его собеседник молчал.

"Вы меня презираете, Мисс Брайт", - продолжил он. "Я заслуживаю вашего презрения,
Я знаю. Но я бы все во власти человека делать сейчас, если я
мог изменить прошлое, и живут так же безупречно, как свой собственный".

Он взглянул на своего собеседника.

"Ну, скотина я был, - воскликнул он, - чтобы вложить свои некрасивая история в
ваши уши!"

"Я рад, что ты рассказала мне", - заверила она его. Она посмотрела на меня с новых
сочувствие и понимание. "Вы собираетесь загладить свое прошлое теперь,
Мистер Гастингс. Мы начнем здесь и сейчас. Вы не будете говорить об этом
снова, если только это не принесет вам облегчения. Этот вопрос не сорвется с моих губ.
"

Она одарила его лучезарной улыбкой. Она верила в него. Он не мог
понять этого.

- Ты не презираешь меня? Ты прощаешь мое прошлое? Он посмотрел ей в лицо.

«Бог прощает. Почему я должен презирать того, кого прощает Бог?»

«Если я когда-нибудь найду путь к Богу, — тихо сказал он, — то только через тебя».

Она тихо процитировала:

"'Хотя бы грехи ваши были как багряное, — как снег убелю;
хотя они будут красными, как малина, они будут как шерсть". Затем она
добавила: "Мне пора домой".

Они направились к ранчо Клейтон. Произнеся несколько банальных фраз, Кеннет
приподнял шляпу и, повернувшись, быстро зашагал к штаб-квартире компании
.

Эстер немного постояла, наблюдая за легкой, грациозной походкой молодого
инженера. Его слова тогда и ещё долго после этого звучали у неё в ушах: «Помоги нам ещё что-нибудь сделать в нашей жизни». И пока эти слова эхом отдавались в её сердце, к ней, словно старый припев, пришёл голос, полный нежной любви: «Иди, дитя моё, ты нужна Господу».

Она подняла лицо и посмотрела в небо. Внезапно она осознала красоту этого часа. Фиолетовый вечерний свет
играл на её лице и фигуре. Она забыла о цветах в своих руках,
забыла о закате и погрузилась в молитву.




 ГЛАВА V

 БАЛ В СКАЛИСТОЙ ГОРЕ


Это был день бала. Отряды горцев, кто верхом на лошадях, кто в повозках, отправились на ранчо Джеймисон.

Ранним вечером повозка, в которой ехали члены семьи Клейтон, Кеннет Гастингс и несколько соседей-шотландцев, отправилась в том же направлении.

Дорога огибала предгорья на некотором расстоянии, затем несколько миль шла вдоль
каньона; а затем, разветвляясь, вела прямо к ранчо Джеймисона
. По мере того, как сумерки переходили в ночь, Природа приобретала торжественную
и таинственную красоту. Резкие очертания гор, долины
и реки внизу - все это было идеализировано в смягчающем свете. Новый
Девушка из Англии сидела, упиваясь всем этим чудом. Горы были
несущими ей благую весть о великой радости.

В разгар весёлой болтовни кто-то крикнул:

"Спой нам песню, мисс Брайт."

Это был Кеннет Гастингс. Услышав своё имя, она очнулась от
мечтаний.

"Спеть?"

"Да, спой," — настаивали несколько голосов.

"Спой 'Часто в тихую ночь,'" — предложила миссис Клейтон.

"Все пойте со мной," — ответила Эстер.

И в тишине зазвучала прекрасная старая ирландская песня. Другие
Голоса присоединились к голосу Эстер. Кеннет Гастингс был одним из певцов. Его
голос слился с ее голосом и обогатил его.

Песня следовала за песней, вся компания в той или иной степени участвовала в пении
.

Было ли это величием горного пейзажа, который вдохновил Эстер, что
Что придало такой трепет радости её голосу? Или, может быть, это было колдовство лунного света? Что бы ни было причиной, в её голосе появилось новое качество, которое тронуло сердца всех, кто слушал её пение; оно было глубоким и прекрасным.

 Неудивительно, что Кеннет Гастингс поддался очарованию песни и певицы. Девушка из Новой Англии была глотком лета в суровом и холодном мире его жизни.

— Кто научил тебя петь? — резко спросил он.

 — Птицы, — ответила она радостно, смеясь.

 — Я вполне в это верю, — продолжил он, — но кто были твои другие
«Инструкторы?»

Затем она вкратце рассказала ему о своём музыкальном образовании.

Сможет ли она когда-нибудь спеть одну из его любимых арий? Она назвала арию.

Она промурлыкала отрывок из неё.

"Продолжайте, — попросил он.

"Не сейчас, в другой раз».

«Не хотите ли вы вскоре дать нам вечерний концерт?» — спросил Джон Клейтон.

И тогда был организован концерт.

"Мисс Брайт," — сказала миссис Кармайкл, — "я удивляюсь, как мы обходились без вас."

Эстер рассмеялась беззаботным, весёлым смехом.

"Вот именно," — поспешил сказать Кеннет. "Мы "обходились." Мы просто существовали.
Теперь мы живём."

Все рассмеялись над этим.

- Ты не слишком любезен с нашими друзьями. Я протестую, - сказала Эстер.

- Ты становишься рыцарем, Кеннет, - сказала миссис Клейтон. "Я рад, что
вы думаете так же, как и мы. Мисс Брайт, вы, безусловно, обогатили жизнь для
всех нас ".

"Не позорь меня", - сказала Эстер тоном, что предала она была
слегка смущен.

Но теперь они приближались к концу своего путешествия. Лай собак возвестил о близости человеческого жилья. Мгновение спустя показался дом, и собаки, припрыгивая, побежали по дороге, приветствуя путников громким лаем и рычанием. Мистер Джеймисон последовал за ними, рассыпаясь в приветствиях.

Когда Кеннет помогал Эстер выйти из повозки, он сказал:

«Ваше присутствие во время этой поездки доставило мне настоящее удовольствие».

Ее простое «спасибо» было единственным ответом.

У двери их встретили дочери хозяина, пышнотелые девушки, которые
провели их в огромную гостиную.  Из нее можно было попасть в две другие
комнаты, одна из которых была освобождена для танцев.

Эстер замечала каждую деталь: новый лоскутный ковёр на полу, яркое лоскутное одеяло на одной из кроватей, на другой кровати было белое лоскутное одеяло, на котором был вышит зверинец из невзрачных животных красного и зелёного цветов
ситец, струящийся во все стороны. Особое очарование этого произведения искусства
заключалось в его безупречном стеганье, - стеганье, которое заставило бы наших
прабабушек позеленеть от зависти.

Дешевые желтой бумаги покрывали стены комнаты. А хромо, "быстрый
Спит," обрамленные в тяжелые черные орех, голову к потолку. А
швейная машина стояла в одном углу.

Сначала Эстер не заметила в комнате человека.
Вдруг маленький свёрток у подножия кровати захныкал. Она
подняла его и увидела крошечное человеческое существо возрастом около трёх месяцев.
Пытаясь привлечь к себе внимание и добиться того, чтобы его услышали, он надул щёки, сжал кулаки, покраснел и издал громкий крик.

Пока она пыталась успокоить ребёнка, в комнату вбежала мать, выхватила его из рук учительницы и шлёпнула, сказав при этом: «Этот негодяй всегда орёт, когда я хочу потанцевать!»

Она оставила ребёнка, который громко кричал, и вернулась танцевать.
Четыре других младенца тут же присоединились к вокальному состязанию, пока их
родители танцевали в соседней комнате, не обращая на них внимания
все, сохранить удовольствие в час. Тогда это было что нового
Англия девочка стала самозваный медсестра, поглаживая и успокаивая первым
один, потом еще малыш; но это было бесполезно. Они были доведены до
партии в знак протеста; и оскорбленного человечества не успокоился.

Учитель вышел в гостиную, которая была в праздничном
массив. Своей живописностью обратился к ней. В очаге потрескивал большой огонь, отбрасывая
тени на грязные глинобитные стены, украшенные по этому случаю
ветками ароматного серебристого
ель. Блоки сосновые стволы деревьев, возможно, двух футов в высоту, стоял
в углах комнаты. Каждый из этих блоков содержит десяток или
больше свеча розетки, действующей в целях канделябром. Каждый из
розетки нес зажженную свечу, которая добавлена к странность
происшествия.

Комната была уникальным фоном для собравшихся там мужчин и женщин.
По крайней мере, двадцать альпинистов уже собрались. Они
пришли в поздние сумерки и останутся до рассвета, потому что их путь
лежал по неровным горным дорогам и опасным перевалам.

Гости быстро собирались, смеясь и разговаривая на ходу.

Это была разношёрстная толпа: ковбои в вельветовых костюмах, высоких сапогах, со шпорами,
в широкополых шляпах и с ножами на поясе, мускулистые представители рода человеческого;
девушки-ковбои, которые на время сменили свой мужской наряд из
коротких юбок, блузок, поясов и ружей на женское платье; шотландцы в
Костюм горца; мексиканцы в живописных нарядах; англичане в скромной одежде; ирландцы и американцы в ярких костюмах.

 На мгновение Эстер застыла, разглядывая новую сцену. Мистер Клейтон,
понаблюдав за ней, представил ее уже собравшимся.
Последнее знакомство было с неуклюжим молодым шахтером. После
пожимая руку учителю, что он и сделал с такой энергией, довольно
соответствующей его сила Элефантина, он выпалил: "будет ез
танец полку ужр меня?"

Она попросила прощения, сказав, что не танцует.

"О, но я могу выучить тебя", - с готовностью сказал он. «Поставь одну ногу так, а другую — этак», — объясняя, он с bovine грацией изобразил шаг.

 Его усилия не увенчались успехом, поэтому он нашёл себе партнёршу среди
девушек.

И снова Эстер осталась одна. Она села возле одного из импровизированных сосновых канделябров и продолжила наблюдать за людьми, которые были перед ней. Здесь она действительно увидела примитивную жизнь, жизнь, близкую к земле. Как добраться до этих людей, как узнать их, как понять их потребности, как помочь им — все эти вопросы не давали ей покоя. В одном она была уверена: она должна связаться с ними, чтобы помочь им.
Мужчины и женщины старше и опытнее её, возможно, нахмурили бы брови,
размышляя над этой проблемой.

Её внимание привлек пронзительный крик
от одного из младенцев в соседней комнате. Беспомощный плач ребёнка
никогда не мог остаться без внимания такой женщины, как Эстер Брайт. Она
вернулась в спальню, взяла на руки плачущего младенца, села в кресло-качалку
и принялась его успокаивать. Кеннет Гастингс стоял и смотрел на неё,
время от времени улыбаясь. Когда к нему присоединился Джон Клейтон,
первый тихо сказал:

— «Ты видишь, чем теперь занимается мисс Брайт, Джон?»

«Да, чёрт возьми! Что эта девчонка будет делать дальше? Кто, кроме мисс Брайт,
будет беспокоиться о плачущих младенцах других людей? Но это так похоже на неё»
она! Она настоящая женщина сердцем. Я хотел бы, чтобы таких, как она, было больше ".

"Я тоже, Джон. Я хотел бы сам быть больше похожим на нее в бескорыстии.
интерес к людям ".

"Она уже сделала тебе много хорошего, Кеннет".

"Да, я знаю".

Затем по лицу Кеннета пробежала тень. Он подошёл к наружной двери, которая была открыта, и выглянул в ночь.

Наконец Эстер выполнила свою задачу, ребёнок уснул, и она
вернулась на танцпол. Кеннет нашёл её и пригласил на следующий вальс. Она заверила его, что не танцует.

"Позволь мне научить тебя", - настаивал он. Но она покачала головой.

"Ты не одобряешь танцы?" спросил он, приподняв брови.

"Я не говорил, что не одобряю танцы; я сказал, что не танцую. Кстати,
кстати, - сказала она, меняя тему разговора, - мои
уроки верховой езды начнутся завтра, не так ли?

"Завтра, если я могу получить удовольствие. Вы думаете езда злой,
тоже?"

Он сказал это с лукавым огоньком в глазах.

"Тоже порочный?" - эхом отозвалась она. "Что значит "слишком"?"

"Танцующий, конечно".

"Но я не говорила, что считаю танцы порочными. Я же сказал, что не танцую.

— О, ну, ты считаешь это неприличным, иначе бы ты танцевала.

Она выглядела удивлённой.

"Что бы ты сказал, если бы я сказала тебе, что научилась танцевать много лет назад?"

"Что ты — воплощение чопорного упрямства. Почему бы не потанцевать? Это не причинит тебе вреда."

"Это нецелесообразно, вот и всё. Позволь мне сказать тебе, что я действительно научилась.
Я хоть и не опытный танцор. Меня учили танцевать в
школу я посещал. Но я никогда не танцевала в общественной жизни".

- Почему бы тебе хоть раз не отбросить свои угрызения совести, - настаивал он, - и не станцевать со мной
следующий вальс? Ты не представляешь, какое удовольствие это доставило бы мне.

Но она по-прежнему отказывалась. Он видел, что продолжать обсуждение этого вопроса было бы
бесполезно. Разговор был прерван появлением
ковбоев и каулассов, которые, проходя мимо, были представлены ей
Кеннетом Гастингсом.

"Как ты?" - спросил один крепыш, сжимая руку Эстер, как тиски.


"Рад познакомиться с твоей знакомой", - сказал другой.

Девушки хихикали и выглядели глупо, притопывая в такт музыке.


"Я вижу, ты любишь танцевать," — сказала Эстер одной из девушек.

"Ещё бы!"

Челюсть девушки двигалась в такт музыке, когда она энергично жевала жвачку.

"Давай, Джим", - сказал Еще один громкий cowlass, "это наш набор".

И они ушли, рука в руке, окантовка свой путь через переполненный
номера. Вскоре они оказались в гуще неистовых танцоров.

Кеннет присоединился к людской толпе, окружавшей танцевальный зал. Он стоял,
наблюдая, как будто то, что он увидел, позабавило его.

«Танцуйте, друзья мои!» — крикнул скрипач, перекрывая гул голосов.
 Он провёл смычком по струнам, и те отозвались пронзительными
нотами.  Танцующие кружились вокруг, их щёки краснели всё сильнее.  Звон шпор ковбоев и стук копыт
Нога скрипача отбивала ритм.

 Наблюдая за танцующими, Кеннет заметил Джесси Рот, молодую
шотландскую девушку, приехавшую издалека. Как только он смог, он
представил её Эстер Брайт. Джесси неловко и застенчиво ответила на
представление, но, взглянув в лицо Эстер, она, казалось, обрела уверенность. Это было такое доброе, такое отзывчивое лицо.

Джесси была девушкой, с которой Эстер давно хотела познакомиться и
заинтересоваться более возвышенными вещами. В глубине души она была доброй и, если бы ею разумно
руководили, несомненно, оказывала бы благотворное влияние на других
Девушки. Когда учительница выразила свой интерес к ней и к тому, что они
могли бы сделать вместе, лицо Джесси просияло.

"Мистер Хастингс рассказал мне о вашей библейской школе и о том, как вы хотите, чтобы я пришел"
. Вы пришли?

"Действительно, я пришел".

"Ты хочешь, чтобы мони мэйр пришла?"

— Да, столько, сколько ты сможешь привести, Джесси.

Затем они обе сели в углу комнаты, и Эстер с энтузиазмом рассказала ей о своих планах в отношении девушек из Гиллы. Шотландка слушала, изредка вставляя комментарии.



— Тебе нравится жизнь на ранчо, Джесси?

— Очень! Ты свободна, как ветер!

Здесь девушка взмахнула руками и телом, словно готовясь запрыгнуть на спину бегущей лошади. Казалось, она вся состояла из мышц.

"Мой мустанг — мой лучший друг. Я сама его объездила. Боже! Он может скакать как ветер!"

"Ты!" — воскликнула удивлённая учительница. "Ты можешь объездить лошадь?"

— Можно? — переспросила она с удивлением. — Я бы хотела вам показать. Я бы хотела
взять вас с собой на пастбище. Боже, вам бы понравилось!

 — Не сомневаюсь. Чем вы занимаетесь на пастбище?

 — О, мы катаемся верхом, ухаживаем за скотом, готовим и…
— Играет в карты и подшучивает над мальчиками.

Тут Джесси рассмеялась.

"Какая, должно быть, унылая жизнь", - подумала Эстер. Вслух она сказала:
"Вам, должно быть, жизнь кажется однообразной и одинокой".

"Никогда не бывает одиноко, учительница. Он с волнением. Есть кое-что
делаешь все время. Когда вы видит стада о'антилопы, или вы не встречает
гризли. Это лучше, чем танец, чтобы сбить с ног гризли ".

"Медведя?" - изумленно воскликнул учитель. "Ты же не хочешь сказать, что
хочешь сказать, что когда-нибудь убивал медведя?"

Глаза каулласс сверкнули, когда она гордо сказала:

"Я подстрелила нескольких, и другую крупную дичь тоже. Но самое замечательное на
«На пастбище можно увидеть, как бежит стадо. Это стоит жизни, если оказаться у них на пути».

В этой девушке, хоть и грубой, была живость и привлекательность,
которые нравились утончённой жительнице Новой Англии.

Было очевидно, что Эстер тоже нравится этой девушке.
Джесси на мгновение оставила её, но вскоре вернулась с тремя другими. Представив их, она сказала:

«Расскажите им, мисс, то, что вы рассказали мне».

«Что рассказать, Джесси?»

«О, о библейской школе и вечеринках, и о том, что вы хотите сделать что-то для девочек».

Затем Эстер вкратце изложила свои планы, во время которых они время от времени
перебивали её вопросами или комментариями.

"Вы имеете в виду, мэм, что вы готовы учить нас не только в
учебное время?"

"Да."

"Вы очень добры. Я вас уже люблю," — сказала одна девочка.

— Но мы же такие старые, — сказала Джесси.

 — Нет, вы не старые.  Вы не старые, — не слишком старые, чтобы учиться.

 — Да, мисс, так говорила мама, — сказала Джесси более мягким тоном.  Она отвернулась. Другая девочка прошептала Эстер: «Её отец убил её мать, когда был пьян».

Эстер обняла Джесси за талию и продолжила рассказывать о своих планах и о том, как много для неё будет значить их сотрудничество.

«Танцуйте, девушки!» — крикнул скрипач.

Вскоре девушек увели танцевать, и какое-то время они не говорили о своих планах, но Эстер Брайт знала, что из всех дней, проведённых в Джиле, этот, вероятно, будет самым важным.

Комнаты теперь были переполнены с людьми. Огромные свечи горели все тише.;
воздух становился все более душным; шум все более утомительным.

Подняв глаза, она встретилась взглядом с молодой англичанкой, которая
покраснела и отвела глаза. Мгновение спустя Кеннет Гастингс
сел рядом с Эстер и начал говорить.

"Я был рад видеть, что ты разговариваешь с каулассами, потому что они нуждаются в
мягком, облагораживающем влиянии, которое ты можешь оказать на них". Он, очевидно, был
совершенно серьезен. "Вы не представляете, насколько полна опасностей их жизнь.
Видите ли, в этой смелой, свободной жизни есть что-то, что
почти лишает женщину женственности. Некоторые из служанок добросердечные, честные
девушки, но многие из них — тяжёлый народ. Ваше женское влияние помогло бы
им.

Пока он говорил, он заметил девушку, которая за мгновение до этого
привлекла внимание Эстер.

"Вы видите ту девушку с лицом, как у камеи?" — спросил он.

"Да."

«Я надеялся, что вы сможете спасти этого ребёнка. Ей не может быть больше семнадцати, если это она. Я не знаю, что с ней было раньше, но очевидно, что она благородного происхождения».

 «Какое у неё милое личико!»

 «Да. Прекрасное, не так ли? Как цветок».

— Как её зовут? — Эстер с сочувствием посмотрела на девушку.


"Эрл — Карла Эрл. Она живёт у Кита. Я часто вижу её с Марком
Клифтоном, молодым англичанином. Он сорвиголова. Она стесняется
всех остальных."

— Бедняжка! — сказала Эстер, взглянув на неё.

«Однажды я осмелился заговорить с ней и пригласил её в вашу
Библейскую школу. Я верю, что если бы вы могли встретиться с ней, то стали бы её
спасением».

Эстер подняла взгляд, в котором читался серьёзный вопрос.

"Ну что?" — спросил он.

"Вы приглашаете её в Библейскую школу, но сами не приходите,
не предлагаете помощь».

— Это кажется непоследовательным, не так ли? Я постараюсь объяснить.

Он изучал трещины на полу.

"Видите ли, я чувствовал, что был бы лицемером, если бы пришёл. Я ничего не знаю о религии; по крайней мере, я ничего не знал о ней, пока не начал находить её в вас.

"И всё же религия — это главный вопрос жизни. Я удивляюсь, что при вашем образе мыслей вас не привлекало изучение философии и религии.

 «Некоторые из самых материалистичных людей, которых я знал, — ответил он, — изучали философию и религию. Они казались совсем не такими, как я».
религиозная. Но ваша религия практична. Вы живёте по ней. Вы заставляете людей верить в вашу религию,
заставляете их верить, что это единственное, что имеет значение в жизни. Мне нужно, чтобы вы меня научили.

«Пожалуйста, приведите ко мне эту девушку или отведите меня к ней», —
ответила она.

 Вместе они искали Карлу Эрл. Когда Эстер представили, она
взяла Карлу за руку и начала рассказывать ей об Англии. Кеннет
извинился и отошёл, а девушки сели в углу, где он их оставил. Сначала Карла избегала смотреть в лицо своей
спутнице. Когда она набралась смелости и подняла глаза, то увидела, что Эстер
лицо было полно нежности. Что бы это могло значить? Сочувствие к ней?
Карла Эрл? Ее грудь поднималась и опускалась. Внезапно она закрыла лицо руками.
Сдерживаемые рыдания сотрясали ее тело.

Эстер быстро обняла ее и потащила к открытой
двери и наружу, на чистый ночной воздух. Там, природа, казалось, был наполнен
мира. Они шли в лунном свете, разговаривая тихим, серьёзным голосом. Часто они останавливались и смотрели в небо. Однажды
англичанка склонила голову на плечо девушки из Новой Англии и горько заплакала. Учительница слушала, слушала историю, которая
Пафос тронул её сердце. Затем она мягко сказала:

"Ты знаешь, что правильно, а что нет. Оставь эту неправильную жизнь. Приди ко мне за
приютом, пока я не найду для тебя дом, где ты будешь в безопасности и, я
надеюсь, довольна."

"О, я не могу, — всхлипнула Карла, — я так несчастна!"

— Я знаю, что ты можешь уйти, если захочешь, — твёрдо сказала Эстер. — У тебя хватит сил и мужества поступить правильно. Ты не должна продолжать жить так, как живёшь сейчас.

Карла вздрогнула. Она всё ещё плакала.

 — Бог никогда меня не простит, — сказала она. — Он оставил меня.

Она казалась совершенно отчаявшейся.

«Бог всегда прощает тех, кто приходит к Нему с покаянием, Карла. Он не оставил тебя; это ты оставила Его. Я рада, что мы с тобой нашли друг друга. Возможно, я смогу помочь тебе найти путь обратно к Богу».

 Карла сжала её руку. Когда они вернулись в дом, англичанка проскользнула в спальню.

«Первая пара вперёд и назад!» — выкрикнул скрипач, отбивая ритм ногой.

Были смычки, различавшиеся скорее по качеству, чем по виду; смычки мужские, с загнутой назад пяткой; смычки женские, совершенно неописуемые.

"Размахивайте своими смычками!" — крикнул скрипач, размахивая смычком.
Девушки летали, взмахивая юбками и лентами; ковбои в сапогах
цокали шпорами в такт музыке. В комнате становилось всё
жарче.

 Среди опоздавших была безупречно чистая женщина средних лет. Её
резкие чёрные глаза были близко посажены к острому и тонкому носу. Её губы были плотно сжаты. Её тонкие чёрные волосы, туго зачёсанные назад,
были собраны в тугой пучок на затылке. На ней было
старинное чёрное платье из альпаки без пуговиц, без воротника, без манжет;
но венцом её костюма и предметом особой гордости был
заколка из винограда для волос. Ее сопровождали добродушный коренастый мужчина.
маленький ирландец и веснушчатый светловолосый парнишка лет десяти.

"Мама, мама!" - сказал ребенок. "Вот и моя учительница!"

"Следи за своими манерами", - сказала женщина, шлепнув его по уху.

«Я веду себя прилично», — угрюмо сказал он.

Учительница заметила тень на лице ребёнка, шагнула вперёд, чтобы
поздороваться с ним, а затем протянула руку его матери, сказав:

"Добрый вечер, миссис Блэк. Я учительница Бригама."

Но миссис Мёрфи была в ярости.

"Я не миссис. Черный, - огрызнулась она, напустив на себя оскорбленный вид.
с достоинством: «Я — миссис Мерфи, жена Патрика Мерфи. Это мой мужчина», —
указывая на коренастого ирландца с видом королевы драмы. Учительница
пожала Патрику руку. Миссис Мерфи продолжила:

«Моим первым мужем был Янг, вторым — Томпсон, третьим —
Виггер, четвёртым — Блэк, а пятым — Мерфи».

"Интересно, кто будет следующим ваном", - сказал Патрик, улыбаясь от уха до уха.
 "Моя женщина жила с мормонами".

Глаза миссис Мерфи метали кинжалы. Он продолжил:

"И она подумала, что если для мужчины хорошо жениться на многих женщинах, это
Для женщины было бы неплохо иметь много мужей, даже если бы она не спала со всеми сразу. — Он усмехнулся.

"Не лезь не в своё дело! — огрызнулась разгневанная миссис Мёрфи.

"И вот настала моя очередь, мэм, и она была так рада мне, что с тех пор не подпускала к себе ни одного мужчину. А, мавурнин?

Сказав это, Патрик сбежал, сотрясаясь от смеха.

Затем Эстер подлил масла в мутной воде, рассказав миссис Мерфи
как интересно она была в чем Бригам рассказал ей о своей маленькой
сестры Нора и Кэтлин.

- Не хотите ли присесть, миссис Мерфи?

В тот момент голос и манеры Эстер были очень очаровательны, когда она
придвинула стул для своей спутницы.

Несколько смягчившись, миссис Мёрфи села.

«О, я не против, если я сяду. Я так устала от уборки, стирки и готовки, что, боюсь, не смогу танцевать до утра.

Говоря это, она обмахивалась красным хлопковым платком.

"Вам нравятся танцы, миссис Мерфи?" — с явным интересом спросила учительница.

— «Любишь танцевать?» Должна сказать, что да! — Она внезапно приняла важный вид.
— На Востоке, где я жила, я ходила во все амбары
«Я выросла в округе и считалась лучшей танцовщицей».

Она внезапно заинтересовалась скрипачом и отбивала ритм ногой.

"Потом я присоединилась к мормонам. Когда я жила в Юте, там было много танцев, скажу я вам."Вы из Нью-Йорка, миссис Мерфи, кажется, вы так говорили."

— Да, — самодовольно ответил он. — Я был в Йорк-Стейт, недалеко от Сирикуса. Мои родители
были очень состоятельными, очень. Муж сестры мужа моей тёти
держал кондитерскую и жил на Лексити-стрит в Йорк-Сити. Она была
богатой, очень богатой, и одевалась! Боже мой! Как она одевалась! Всегда по последней моде
стиль! Полагаю, вы её не знали. Её звали мисс Джозайя Коммон, она жила на Лексити-стрит, дом 650. Жаль, что вы её не знали.

Тут она снова вытерла лицо.

 Миссис Мерфи нечасто бывала в обществе, а в обществе, где она хотела произвести впечатление, — и того реже. Её голос становился всё выше и пронзительнее.

— Да, — продолжила она с величайшим удовлетворением, — я, так сказать, родственница мисс Джозайи Коммон. Она дала мне эту булавку.

Тут она сняла с волос булавку в виде грозди винограда и показала её. —
Гроздь винограда, видишь ли, передаётся по наследству в семье, от
как отец сыну, вы знаете, в память об ушедшем.

Все это тоном человека, который сообщает информацию и сожалеет о
невежестве слушателя. Внезапно Эстер Брайт поднесла к глазам свой
носовой платок.

- У вас конъюнктивит? - спросила миссис Мерфи с внезапным сочувствием. Но в этот момент
К ним присоединился Патрик Мерфи, и миссис Мерфи поднялась, чтобы потанцевать с ним
.

Когда они отошли от нее, Эстер увидела, как Джон Клейтон пробирается сквозь толпу. Мгновение спустя он представил лорда Келвина из Дублина,
Ирландия.

"В самом деле," сказал новоприбывший, "я и не думал, что встречусь с американцем
леди на границе. Я очарован. Так рад, мистер Клейтон, познакомиться с
миссис Клейтон и мисс Брайт. Я ожидал встречи с индейцами,
индейскими принцессами, знаете ли, как те люди, которых мы видим на
присылаемых вами шоу.

— Жаль, что вы разочарованы, лорд Келвин, — улыбаясь, сказал житель
Новой Англии. «На юго-западе полно принцесс, и
небольшие поиски вознаградят вас».

«Прошу прощения, я не хотел создать впечатление, что я
разочарован; скорее, я удивлён, что здесь, вдали от цивилизации,
ах-ах, я нашёл леди, — _двух_ леди. Я считаю себя самым
повезло.

Глаза Джона Клейтона блеснули. При первой же возможности он отвел лорда
Келвина в сторону и что-то прошептал ему на ухо. Ирландец выглядел
изумленным.

- Вы сказали, индийская принцесса? Клянусь Юпитером!

- Да, королевской крови, - с важностью ответил Джон Клейтон.

- И обладающая несметным богатством? Что ты там сказал?

- О несметном богатстве. Я предпочел бы ее богатство драгоценностям короны любого королевского дома.
- Клянусь Георгом!

Целое состояние и хорошенькая девушка в придачу!" - Воскликнул я. "Я не хочу, чтобы она была королевой". "Я не хочу, чтобы она была королевой". "Клянусь Георгом!"

Было очевидно, что эта информация не осталась без внимания
на лорда Келвина, поскольку он с энтузиазмом повернулся к Эстер Брайт.

"Это такое удовольствие, такое огромное удовольствие познакомиться с человеком, который так
очаровательно представляет свою расу".

Он почтительно поклонился.

Эстер выглядела озадаченной. Прежде чем она смогла сформулировать ответ, их
разговор прервался.

Господь Kelwin Дрю Джон Клейтон в сторону.

"Американская принцесса, ты сказал?"

"Да, по божественному праву", - ответил мужчина постарше.

Ирландец поправил свой монокль, чтобы более критически взглянуть на Эстер.

"Она больше похожа на англичанку, — задумчиво сказал он. —
Слишком худая, чтобы быть красавицей."

"Она родилась на свободной земле Америки, — продолжил его собеседник,
«и у неё есть собственные идеи».

Ирландец цинично улыбнулся.

"Как будто у хорошенькой девушки могут быть собственные идеи! Обычно она знает только то, чему её учит мама или гувернантка. Я всегда нахожу хорошенькую девушку лёгкой добычей. Я разбил не одно невинное сердце." Он покрутил усы.

— Вы не очень-то поладите с мисс Брайт. Понимаете, она привыкла
встречаться с мужчинами. — Джон Клейтон выглядел немного лукавым, когда продолжил:
— Она может принять вас за длинноногое животное с длинными ушами.

Но последнее замечание прошло мимо ушей ирландца, который не сводил глаз с Эстер Брайт.

— Вы говорите, что её предки были дикарями, мистер Клейтон?

— Полагаю, они _были_ дикарями, как и наши. У неё самое лучшее наследие, какое только может дать время, — здоровое тело, прекрасный ум и героическая душа.

В голосе Джона Клейтона, наполовину ироничном, слышалась серьёзность.

— Героическая душа! Героическая душа! — Ирландец снова поднёс к глазам монокль.
"Я не предполагал, что у дикарей есть душа. Я всегда думал, что эта причуда с душами пришла вместе с цивилизацией."

"Я начал думать, — ответил его собеседник, — что с развитием так называемой цивилизации мужчины и женщины теряют свои души. Мисс
Брайт — удивительная женщина. Она верит в возможности каждого мужчины и каждой женщины. Её цель в жизни — пробуждать душу там, где она дремлет или атрофируется.

— В самом деле!



Он снова поднёс монокль к глазу и устремил любопытный взгляд на американку, которая разговаривала с ковбоем. Патрик Мёрфи прервал их диалог.

— Лорд Келвин, мы хотим, чтобы вы станцевали ирландскую джигу.

Лорд приподнял брови.

"Со мной никто не станцует ирландскую джигу, разве что ты сам, Патрик."

Все рассмеялись.

— Пойдёмте со мной, — настаивал Патрик, почти волоча его в танцевальный зал.

 — Вот, — сказал он лорду Келвину, — вот легконогое создание, Джанет О’Нил, она потанцует с вами.

Поднялся шум. Центр зала освободили, и вперёд вышел
лорд Келвин, ведя за собой румяную, грациозную Джанет. Она была гибкой и изящной.

Скрипач взмахнул смычком, провёл им по струнам и
заиграл «Радость солдата» — мелодию, от которой
у ирландца подгибаются ноги.

 Короткая красная юбка Жанетт обнажала её стройные ноги и лодыжки.
в комнату вошли двое танцоров, бок о бок, их ноги буквально летели.
Они снова пустились в пляс задом наперед, через всю комнату, все еще не отставая.
пернатая быстрота летящих ног. Затем лорд Келвин закружил свою партнершу
круг за кругом; затем, оказавшись лицом друг к другу, они разошлись в танце.
Послышались восхищенные возгласы одобрения.

"Они прекрасные танцоры!"

"Давай, Келвин! Я поставлю на тебя.

 — Трижды ура старой Ирландии!

 — Снова вниз по всей длине комнаты пронеслись летящие ноги, затем снова вверх. Затем, кружась, как птицы в полёте, они снова оказались лицом друг к другу.
больше, и танцевали друг от друга, и закончил танец на фоне оглушительным
аплодисменты. Как он продолжил, Господь Kelwin поднял руку, прося внимания.

"Дайте нам Хайленд флинг. Бернс, ты и Джесси Рот танцуете здесь
"Хайлендский роман".

"Хайлендский роман! Хайлендский роман!" - эхом отозвалось множество голосов.

Снова центр комнаты был расчищен, и Роберт Бернс выступил вперед.
Джесси Рот.

Через мгновение из-под смычка скрипки зазвучала мелодия «Бонни Вудс и Брейс».
 Ритмично покачивая телом и конечностями, грациозные шотландские
танцоры двигались в такт музыке. Рука девушки взметнулась вверх,
неподражаемое изящество; одна нога выдвигалась вперёд, изящно касаясь пола.
Это была сама поэзия движения. В конце этого танца аплодисменты снова были оглушительными.

"Приглашайте своих партнёров на рил из Вирджинии!" — крикнул уставший скрипач.

В толпе танцующих Джон Клейтон столкнулся с Эстер
Брайт и Кеннетом Гастингсом.

— Что ж, — сказал он, — думаю, нам лучше пойти поужинать, а потом
отправиться домой.

Короткий поиск привёл к остальным членам группы. Они сели за длинный
импровизированный стол, накрытый красными скатертями.
Было только одно блюдо, и в него входило всё: от жареной оленины и ирландского рагу, горячих бисквитов с мёдом до пончиков из Новой Англии, горячих тамале и виски.

Рядом сидел полуиндеец, который, обнаружив большую тарелку с пончиками, жадно съел их все.  Поскольку он был сильно пьян, никто не стал ему мешать или отпускать комментарии. Когда группа Клейтона
собиралась уходить, из соседней комнаты донеслись звуки борьбы, ругательства
и крики, за которыми последовал тяжёлый удар. Кто-то упал. Джон Клейтон
выскочил наружу и, увидев одного из своих,
ковбои, участвовавшие в драке, вытащили его на свежий воздух. Чтобы уберечь его от
схватки, он отправил его за их упряжкой, а сам вернулся в дом за
членами своей команды. Упряжка ускакала прочь от ранчо Джеймисона. Огни
дома становились всё слабее и слабее, а затем и вовсе погасли. Гул голосов,
звон бокалов, цокот шпор, топот танцующих ног остались далеко позади. Девушке из Новой Англии эта ночь показалась странным сном, а реальностью была торжественная тишина полуночного неба, нависшего над всем.




 Глава VI

ПРОБУЖДЕНИЕ ДУШИ


На следующий вечер, когда Клейтоны собрались у камина, на веранде послышались тяжёлые шаги.

"Ковбои только что вернулись с пастбища," — объяснил хозяин.

Дверь открылась, и вошли четверо ковбоев. Смущённые присутствием незнакомца, они неловко ответили на приветствие. В мерцающем свете камина они представляли собой живописную группу. Все были одеты в вельветовые куртки, подпоясанные тяжёлыми кожаными ремнями, на каждом из которых висели пистолет и острый нож. На каждом мужчине были кожаные брюки с бахромой на
дно, высокие ботинки, с лязгом шпор, и сомбреро, что нет
одна соизволила снять при входе в комнату. Они были мускулистые особи
человеческого рода, с лицом медного цвета от воздействия.

Клейтонам приветствовал их на место перед огнем. Много любопытных
взгляд блуждал по отношению Эстер. Она внимательно слушала их рассказы о
чудесных спасениях, о том, как они ловили броненосцев, о
панике среди скота, о клеймении и загонах, о встречах с индейцами и волками, а
также об опасных восхождениях на горы. Заметив её интерес, они
языки развязались, и многие полуправды приобрели оттенок полной правды.

 Один из ковбоев был так поглощён наблюдением за ней, что не принимал участия в разговоре.  Его пристальный взгляд наконец привлёк её внимание.  Она недоумевала, где могла его видеть.  Его лицо показалось ей странно знакомым. Затем она в одно мгновение поняла, что это было в школе в день
организации библейской школы. Он был одним из тех, кто защищал её. Она увидела, что его нельзя было оценить с первого взгляда.

Его лицо, хотя и было поразительно красивым, вызывало страх у мужчин. И все же были
те, кто мог рассказать о его делах мягкости и милосердия. Это
были лучшие моменты его жизни, потому что у него были лучшие моменты.

О его мужестве и отваге рассказывали много историй. Мистер Клейтон иногда
выражал убеждение, что, если бы этот ковбой воспитывался в правильной
атмосфере, он добился бы отличия. Его орлиный взгляд
и мощная челюсть указывали на сильную личность.

Почувствовав на себе его магнетический взгляд, Эстер повернулась и спросила:

"Разве вы не были в школе в тот день, когда мы организовали библейскую
школу?"

«Я был там несколько минут», — ответил он. Но он не добавил, что
ушёл с хулиганами, чтобы они не мешали ей.

Она выразила желание, чтобы он посетил библейскую школу.

"О, я не был в церкви с детства, — выпалил он.
"Потом мой отчим выгнал меня зарабатывать на жизнь'. Мне сейчас
двадцать восемь, и я ничего не знаю, кроме скота, медведей,
волков и индейцев.

«Грустно, когда у тебя нет дома, не так ли?» — сказала она.

— О, я не знаю, грустно ли это, — ответил он, как будто смутившись. Выражение его лица изменилось.

— Но, с другой стороны, то, что вы оказались предоставлены сами себе, сделало вас
смелым, уверенным в себе и сильным.

Он расправил плечи.

"В каком-то смысле у вас были большие возможности, мистер Хардинг, —"

— О, не называйте меня «мистер Хардинг», — перебил он. — Зовите меня «Джек».

— Я постараюсь запомнить, — её лицо озарилось. — Эти возможности
придали тебе невероятную физическую силу. Я знаю людей, которые отдали бы целое состояние,
чтобы обладать такой же силой, как у тебя.

Он выпрямился.

"Что ж, я был бы рад отдать её им, если бы у меня была возможность
узнать кое-что."

"Узнать что?"

«Знай, как должен жить человек». В его голосе звучала глубокая,
жизнеутверждающая искренность.

"Жить — это здорово, не так ли?" Она говорила так, словно размышляла
над каким-то жизненно важным вопросом.  Джек Хардинг с любопытством наблюдал за ней.

"Некоторые живут лишь наполовину, мисс."

"Возможно, это правда, - ответила она, - но Бог создал нас способными к
чему-то лучшему. Он дал нам Свой мир, чтобы мы познали его, и людей в
нем".

"Люди, участвующие в этом", - повторил он презрительно. "Некоторые люди плохи".
"Я один из них, учительница".

"Вы не должны так говорить о себе. Мужчина, который защитит женщину, в
приказать, чтобы она могла беспрепятственно продолжать свою работу, - это не так уж плохо. Теперь
Я бы назвал вас довольно хорошим мужчиной. Лучезарная улыбка.
Почти любой мужчина стал бы ее добровольным рабом ради этой улыбки.

Поскольку ее голос сделал особый акцент на слове "хороший", он снова расправил свои
плечи. Она продолжила:

«Человек не знает, насколько он хорош на самом деле, пока не попытается помочь кому-то другому. Тогда он это понимает».

 «Мне нужна помощь», — сказал он тоном, который, казалось, предназначался только для её ушей. «Я невежественен, ничего не знаю. Едва ли могу
«Читать, писать или шифровать. Не могли бы вы меня научить?»

Она посмотрела на сильного мужчину, стоявшего перед ней, тронутая его просьбой.

"Чему вы хотите научиться?"

"Сначала читать, писать и шифровать."

"А потом?"

"О, всему, наверное."

Остальные уловили обрывки разговора и теперь присоединились к
нему. Первым заговорил Майк Мэлони.

"Ты что, Джек, думаешь, что ты снова ребёнок, что ты
учишься по книжкам?"

"Нет, Майк, не ребёнок, а болван."

Прежде чем учитель успел возразить, он продолжил:

— Вы сочтете меня невеждой, мисс. Парень на стрельбище, или
в шахтёрском лагере не особо научишься. Но иногда, когда ты
один под открытым небом и появляются звёзды, здесь (стучит себя в грудь)
есть что-то, что не удовлетворено. Я чего-то хочу. Я не знаю, чего я хочу, но я верю, что вы можете помочь
мне это выяснить.

Пусть те, кто посмеётся, посмеются; есть такое понятие, как божественное беспокойство; и
когда оно овладевает человеком, начинается его эволюция.

Джон Хардинг продолжал с возрастающей серьёзностью.

"Видите ли, мисс, это незнание ужасно. Вы не совсем человек.
должен соответствовать. Ты как в тюрьме, в кандалах. Сегодня ночью я понял, что невежда находится в рабстве, и только образование может его освободить.

Волнение придало ему грубоватое красноречие. Было очевидно, что его слова нашли отклик в сердцах других ковбоев.

 Учитель слушал с растущим интересом. Джон Хардинг поставил перед ней задачу — величайшую задачу, нет, величайшее удовольствие, которое может познать мужчина или женщина, — вывести человеческую душу из рабства на свободу.

 Один из ковбоев, Джимми Смит по имени, толкнул Майка Мэлони и прошептал:

— Попроси её и нас тоже научить.

Майк с готовностью согласился.

 — Вы не против, если мы тоже поучаствуем?

 — Это не проблема.  Я буду рада вам помочь.

 В её искренности не было никаких сомнений.

Через несколько мгновений мужчины расселись за обеденным столом, у каждого
из них были карандаш и бумага, и начался урок чистописания.

"Боже!" — сказал Джимми. "Это совсем не похоже на заборы в
Индиане!"

Сказав это, он поднял руку, чтобы показать, что у него получилось после
многочисленных попыток. Он громко рассмеялся над собой, и остальные
поддержали его из чистого сочувствия, потому что смех Джимми был заразительным.

Но Майк работал так, словно участвовал в забеге. Казалось, ему требовалось
поразительное количество внимания учительницы, особенно после того, как она
похвалила его работу.

"Тетенька, — позвал он, поманив её грязной рукой, — не покажете ли мне, как это делается?"

Она наклонилась к нему, называя правила, объясняя наклон и интервалы, и
написала несколько букв.

«Стимул, вы сказали? Стимул? Стимул?»

Он поднял свою работу и критически осмотрел её. «Не хочу вас обидеть,
мадам, я просто назову их не стимулами, а фишками».

Когда смех и насмешки стихли, он немного послушал её, а затем заметил: «Стимы должны быть одинаковыми, ты так сказала?»

Он ухмыльнулся, глядя на свой почерк. Даже на этом раннем этапе работы ему было ясно, что он не создан для того, чтобы быть опытным писателем. И всё же, когда он закончил писать в тот вечер, он, казалось, испытывал особую гордость и удовлетворение, и вот что учительница нашла в его тетради, когда вернулась, чтобы проверить его работу:

 класс
 Джим Смит
 Майк Мэлони
 Джон Хардинг
 Билл Уизли
 учительница
 угол реки Гила

Каждый вечер эти ковбои собирались на час или больше в доме Клейтонов,
чтобы заниматься с Эстер Брайт. Они читали, считали и
разговаривали о физической географии. Ковбои и не подозревали,
что она боролась с разлагающим влиянием салуна.

Шли дни. Интерес к вечерней школе рос, как и интерес к библейской школе. Но по какой-то необъяснимой причине
Джон Хардинг не посещал его.

Однажды субботним утром, когда Эстер пришла в школу, чтобы
работая там, он присоединился к ней, вошел в здание и развел для нее костер
. Рассматривая убранство комнаты, он увидел на стенах
слова: "Так возлюбил Бог мир, что отдал своего единородного
Сына, дабы всякий, верующий в него, не погиб, но имел
жизнь вечную".

Он читал и перечитывал слова. Что бы это могло значить? Ему было стыдно
задать. Наконец его большие темные глаза остановились на лице учительницы. Она увидела в них
вопрос.

"Что это?" - спросила она.

"Что это значит?"

"Что значит "что"?"

- Эти слова: "Бог так возлюбил мир" и так далее.

— Что ты не понимаешь?

 — Я ничего не понимаю. Понимаешь, мы, ребята, используем слово «Бог» как ругательство. Это всё, что я знаю о Боге.

 — Ты никогда не читал в Библии об Иисусе?

 — Библию? Я не видел ни одного с тех пор, как был ребёнком, и никогда не читал их,
и если Бог — отец и что-то вроде моего отчима, то, думаю, я не захочу с ним знакомиться.

 «Он не такой, как твой отчим, потому что Иисус никогда никого не отвергает. Он
зовёт людей к Себе». — Ты хочешь об этом послушать,
Джон?

 — Да, мама.

 — Ну, садись, и я тебе расскажу.

Итак, они сели за письменный стол. Затем двадцатичетырехлетняя женщина рассказала
Историю Христа двадцативосьмилетнему мужчине, как маленькому ребенку. Он
слушал внимательно, с рвением человека, в котором только что зародилась страсть к
знанию. Слова учительницы взволновали ее слушательницу.
Она представила Иисуса ребенком. Иисус, молодой человек из Назарета, трудился среди своих
товарищей, искушаемый, побеждающий; Иисус исцелял больных и
страждущих, общался с грешниками и освобождал их от рабства
греха. Выражение лица этого человека было неописуемым.
когда она дошла до истории о распятии, он хрипло спросил:

«Почему Бог позволил иудеям убить его?»

«Многие задавались этим вопросом. Всё, что мы знаем об этом, — это то, что говорит нам Библия. Я часто задавалась вопросом, не могло ли быть другого способа спасения, кроме страданий и смерти Иисуса».

Она смотрела вдаль, словно размышляя о вечном. Она снова начала читать вслух:

«И когда они были в Галилее, Иисус сказал им: «Сын
Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его,
но на третий день воскреснет». И они очень удивились».
— Простите.

— Значит, он знал, что они убьют его?

— Похоже на то. — Она продолжила читать:

«Он учил своих учеников и говорил им: «Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют его; после
того, как убьют его, на третий день воскреснет».

Она перевернула страницы и снова прочла: «Как Моисей вознёс змея в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому,
чтобы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.
 Ибо Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.
«Всякий, кто уверует в Него, не погибнет, но обретёт жизнь вечную. Ибо Бог послал Своего Сына в мир не для того, чтобы осудить мир,
но чтобы мир через Него спасён был».

«Он умер за нас?»

Она кивнула и продолжила: «Говорю тебе правду: для тебя будет лучше, если я уйду, потому что, если я не уйду, Утешитель не придёт к тебе, но если я уйду, я пошлю его к тебе».

«Утешитель!»

«Послушай, Джон. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

Затем она закрыла книгу.

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих», — повторил он. Она подхватила: «Что человек отдаст свою жизнь за своих друзей».

«Он отдал свою жизнь за нас!»

Джон Хардинг говорил медленно. Великая истина, которая веками утешала человеческое сердце, наконец достигла его дремлющей души. Орлиный
взгляд, казалось, был устремлён внутрь; железная челюсть была сжата; сильная рука была стиснута в кулак.
 В этом глубоком внутреннем взгляде мужчина, казалось, забыл о
присутствии учителя.  Наконец на суровом лице вспыхнул
понимающий огонёк, и он заговорил.

 «Я бы отдал за тебя жизнь».

"Я верю, что ты бы так и сделал", - сказала она, нисколько не сомневаясь. "Именно так Иисус отдал
свою жизнь за все человечество".

Он поднял глаза.

"Я начинаю понимать".

"Он учил людей жить", - объяснил учитель. "Он учил, что
великая и достойная любовь означает самопожертвование, и что все, кто хочет по-настоящему
любить и служить своим собратьям, должны перестать думать о себе и
должны заняться добрыми, полезными делами для других людей ".

"Я никогда не знал, что такое любовь или самопожертвование", - сказал он. "Я
знаю об этих вещах не больше, чем о Боге. Но расскажи мне
об Иисусе. Что произошло после того, как они распяли его?"

Он с большим интересом слушал, как она рассказывает эту историю.

"Я хочу узнать больше," — сказал он. "Я никогда не знал, что в Библии есть такие вещи. Если бы я знал это в детстве, я бы жил по-другому. Наверное, теперь уже слишком поздно."

"Нет, не слишком поздно." Её голос был низким и мягким.

«Я не знаю, с чего начать», — беспомощно сказал он. «Скажи мне, как».

«Один из способов — глубоко сожалеть обо всём плохом, что было в прошлом;
раскаиваться в неправильных мыслях, неправильных словах, неправильных поступках».

«Но, учительница, у меня было так много неправильных поступков», — и он
опустил голову на руки, лежащие на парте.

- Не так много, - ее голос звучал успокаивающе, - но Бог простит их,
если ты действительно сожалеешь. Молись каждый день, молись много раз в день, чтобы
Бог не только простит тебя, но и поможет тебе стать лучшим человеком.

Он поднял голову.

"Я не знаю, как молиться. Я боюсь молиться. — Вы знаете, — сказал он в отчаянии, — я совершил почти все преступления, кроме убийства.

Он снова уронил голову на руки. Его тело сотрясалось от рыданий.
Спокойная, уравновешенная девушка никогда прежде не видела такого
душевного потрясения. Нелегко видеть сильного мужчину в слезах.

"Будешь ты молиться меха мной?" сказал он наконец; но он не поднял его
голова.

Затем на его уши упали утешающий голос учителя. Это было
впервые за всю его жизнь, когда кто-то помолился за него. Что-то
душило его. Наконец он посмотрел ей в глаза.

"Научи меня молиться", - сказал он хрипло.

— Скажи это, Джон, _сейчас_: «Иисус, Сын Божий, смилуйся надо мной».

Он повторил: «Иисус, Сын Божий, смилуйся надо мной!»

Это была первая молитва, которую Джон Хардинг произнёс вслух. Он встал, чтобы уйти.

"Я хочу..." Он замешкался.

"Чего ты хочешь?"

Она протянула изящную, выразительную руку и нежно положила её на его мускулистую
руку. В тот час это показалось ему благословением от Бога.

"Чего ты хочешь?" — повторила она.

"Я хочу, чтобы ты дала мне Библию."

Она взяла со своего стола Библию, которой давно пользовалась и которую тщательно
маркировала, и, вложив её в его раскрытую ладонь, сказала:

«Никогда не забывай, Иоанн, что Иисус, Христос, Сын Божий,
купил твою душу дорогой ценой, и что она принадлежит Богу».

Он попытался поблагодарить её. Затем, не сказав ни слова, повернулся и ушёл.
он вышел из комнаты; и широкими, легкими, быстрыми шагами направился к
уединению гор.

Что-то внутри него, что так долго билось, стремясь к свободе, теперь
заявило о себе. У этого _would_ был бы выход. Казалось, это было его настоящее "я".
и все же это был новый человек, восставший из своего мертвого и бесплодного прошлого. Это
казалось, пело внутри него, но в то же время вызывало печаль. И посреди этой
печали родилась великая надежда. Теперь он знал, что это «нечто» было его собственной душой!

Там, на вершинах скалистых предгорий, он стоял один. Только
бездонные глубины неба видели борьбу этой человеческой души.
На некоторое время он, казалось бы, пройдя через пытки
проклятые. Он проложил свой путь дюйм за дюймом. Крупные капли пота покрыли
его лоб; затем, подняв сжатую руку высоко в воздух, как
будто он вырвался из темницы смерти на свет
дня, он сказал:

"Боже! Боже!"




ГЛАВА VII

КЛУБ "ДЖИЛА"


Класс ковбоев вскоре перерос гостиную на ранчо Клейтон,
и теперь они собирались в школьном здании три вечера подряд в неделю.
 Хотя класс организовался в клуб «Джил» для учёбы и
общественной жизни, до сих пор они собирались только для учёбы
только.

С момента основания клуба он пользовался популярностью. В течение многих дней ни о чём другом не говорили так много и с таким безоговорочным одобрением. Знания учительницы, её бескорыстный интерес к мужчинам, её доброта и милосердие были темами, на которые многие грубые мужчины могли говорить красноречиво. Если бы Эстер Брайт была сестрой милосердия в священном одеянии Церкви, её вряд ли почитали бы больше, чем сейчас. Ей и в голову не приходило, когда она ходила между ними, что ей нужен защитник. Не прошло и года, как
более того, многие из этой группы рискнули бы своей жизнью, чтобы спасти
ее.

И все же Эстер Брайт не была такой уж необычной женщиной. Таких, как она, можно найти
практически в любой точке этой земли, они освящают дом; воспитывают
детей настоящими мужчинами и женщинами; преподают в школах;
служение больным; защита чистых; спасение падших; и
воплощение в каждом поступке своей жизни учения Христа о любви
и милосердии. И работа этого великого сестринства идёт своим чередом,
непрерывно, как никакая другая сила, способствуя реальному
прогрессу человечества.

Об Эстер Брайт никогда не пишут в кричащих заголовках жёлтой
прессы; Эстер Брайт никогда не предлагают в обмен на иностранный титул и мужа-дегенерата; таких, как она, никогда не увидишь за игорным столом или среди любителей сигарет и коктейлей. Мы видим её там, где мир нуждается в ней, спокойную, уравновешенную, умную, способную, отзывчивую; величайшую моральную силу своего времени.

Обычный человек, если он порядочен, всегда уважает такую женщину. Она становится для него святой, идеалом, и чем больше он её уважает, тем выше становится его собственный моральный уровень.

Так что в те далёкие времена те грубые мужчины из Джилы стали смотреть на Эстер Брайт как на своего рода святую, своего Ангела, как они её называли; и по мере того, как их уважение к ней росло, в них постепенно, сначала слабо, но в конце концов уверенно, росло и уважение ко всем женщинам. Такова была атмосфера в клубе «Джила».

Одним из первых, кто пришёл на собрания после организации клуба, был Патрик Мёрфи, которого Эстер не видела с вечера бала. Он пришёл с Джоном Хардингом и, войдя в комнату,
вынул трубку изо рта, сдернул с головы широкополую шляпу и
как-то странно пригнулся вместо поклона.

"Я plazed быть ужр ез, Мисс". Он широко улыбнулся.

Она заверила его в сердечные приветствия от всех, протягивая руку, как
она говорила. Он сжимал ее, пока она не поморщилась, и был настолько поглощен
собственным разговором, что забыл выпустить ее.

— «Прощай, — сказал он мне, — учись жить дальше. Вот что я всегда проповедую — живи дальше. Нет смысла вечно сидеть, уткнувшись носом в камень».

Он выпустил её руку, чтобы набить трубку табаком. Сделав затяжку, он продолжил:
или два, он продолжил свои замечания:

«Дети так хорошо себя ведут, что я говорю себе: «Эй, может, учительница научит меня считать, читать и писать».
Может, учительница научит меня считать, читать и писать. Итак, вот он я, — (от души хлопая себя по груди, отчего та часть его тела приподнялась на дюйм выше) — вот он я!

В этот момент внимание Эстер привлекла группа вновь прибывших.
Кеннет наблюдал за тем, как она относится к людям. Она была любезной и
сердечной, но в ней чувствовалась сдержанность, которую ощущал и
молчаливо уважал даже самый простой человек.

Поначалу этого молодого англичанина привлекла новая молодежь
Девушка из Англии, судя по нежной красоте ее лица и элегантности
ее манер. Он почувствовал, с первого, что в его социальной
сношение с ней, он должен подняться выше пустых банальностей
общество. Были времена, когда он льстил себя он сделал
прогресс в ее пользу. Затем, когда он осмелился на это, его встретила
прочная стена сдержанности.

И вот теперь она была здесь, даря улыбки и любезные слова простым мужчинам.
мужчины. Он почувствовал отвращение. Затем он, будучи джентльменом, светским человеком, выпускником
университета, инженером, почувствовал, что его самолюбие уязвлено;
и вслед за этим у него случился острый приступ недовольства.

Кем она была для него, в конце концов?

Суровое патрицианское лицо холодно и цинично смотрело на окружавших его мужчин
. "Вульгарное стадо", - называл он их.

Как раз в разгар своих мрачных размышлений он услышал веселый,
заразительный смех Эстер. Он не поднял глаз. Но в следующее мгновение она уже была рядом с ним и с большим удовольствием рассказывала о сценке, которая вызвала смех. Это было так уморительно, что Кеннет рассмеялся вместе с ними, и лёд был сломан.

 Конечно, он не знал Эстер Брайт так же хорошо, как алфавит, но
И что с того? Кто мог бы проникнуть в глубины души такой редкой женщины?
Она _была_ редкой женщиной. Он признавал это каждый раз, когда спорил сам с собой, когда она была предметом спора.
Он был уверен, что в её жизни всегда будет какая-то тайна, через которую никто не сможет пройти, если только это не будет угодно Богу. Она очаровывала его всё больше и больше. В какой-то момент, охваченный обожанием, он был готов
пасть ниц, чтобы заслужить хотя бы одно ласковое слово от неё; в другой раз
гордость делала его молчаливым и неподвижным, как сфинкс.

В тот конкретный вечер в клубе Кеннет был в одном из своих настроений.
Если Эстер и заметила это, то не подала виду. Она пришла к нему, прямо сказав
, что работы стало больше, и она не может выполнять ее полностью
и отдать должное мужчинам? Поможет ли он ей? Там был урок
арифметики. Не будет ли он так любезен проучить ее сегодня вечером?
Кеннет выглядел свирепым.

— О, не отказывайся, — умоляюще попросила она. — Они работают с
составными числами и у них так хорошо получается. _Не_ хочешь ли ты позаниматься с ними?
 — снова попросила она. И Кеннет согласился.

Справедливости ради следует сказать, что выбор учителя оказался мудрым. То, что это принесло Кеннету, — не меньшая часть того хорошего, что из этого вышло.

  Вскоре стук карандашей и редкие вопросы и ответы
показали, что занятия по арифметике начались. В одном углу величественный и учёный Джон Клейтон
помогал юному шахтёру учиться писать.

 За своим столом сидела Эстер Брайт и учила Патрика Мёрфи читать.Научиться читать в сорок пять лет — непростая задача. Патрик
Мёрфи так не считал. Он считал это довольно унизительным, но его
неизменный юмор помогал ему в этом.

Учительница начала с предложений из сценария, используя предметы для разработки
этих. Она писала предложения на доске. Снова и снова
предложения стирались, а затем переписывались. Но ученик, наконец,
вспомнил.

Одной фразой было: "Я мужчина". Патрик поколебался, затем торжественно произнес:
как будто читая:

«Я, конечно, не женщина, но не стоит пренебрежительно относиться к женщинам,
мисс».

Она снова тихо прочитала с доски: «Я — мужчина».

«Возможно, мисс, мне было бы разумнее сказать: «Я — ирландец».
«Ирландец».

— Хорошо, — сказала она, улыбаясь, — я напишу это предложение так.

— Видите ли, мисс, — продолжил он с забавной серьёзностью, — очевидно, что
я мужчина. Позвольте мне ещё раз прочитать эти предложения! — и он прочитал их
правильно.

Здесь занятия поменялись, и каждый учитель помогал группе мужчин с
простым уроком чтения. Затем последовал урок чистописания, который вела
Эстер Брайт, и на этом вечерняя работа закончилась.

Когда три учителя вышли из школы, мистер Клейтон положил руку
на плечо Кеннета и сказал:

«Загляни ненадолго к миссис Клейтон. Ещё рано».

Кеннет колебался.

"Да, пожалуйста," — настаивала Эстер. "У нас есть кое-какие планы на клуб, и нам нужна ваша помощь."

В её голосе снова прозвучала мольба. Каким же он был грубияном! Каким же дураком! И он пошёл с ними. Когда они поднялись на веранду, то услышали низкий голос.

"Лорд Келвин!" - воскликнул Джон Клейтон.

Приветствия закончились, заседание клуба и его возможности
стали предметом обсуждения.

"Почему вы не можете присоединиться к нам, лорд Келвин?" - спросил хозяин.

- Да, почему бы и нет? - сказала Эстер с внезапным оживлением.

Лицо Кеннета Гастингса потемнело.

- Ах... я... ну... - заикаясь, пробормотал лорд Келвин. "Я не предполагал, что мои
услуги ... э-э... будут... э-э... приятны учительнице", - и он
посмотрел сначала на Эстер Брайт, а затем на Кеннета Гастингса.

На одной из щек Эстер внезапно появился лихорадочный румянец.
Затем мистер Клейтон заговорил.

— Вы, кажется, не понимаете, лорд Келвин, что класс мисс Брайт
так быстро разросся, что ей понадобилась помощь, и мистер Гастингс
и я, за неимением лучшего материала, были привлечены к работе.
Приходите сами, и вы захотите помочь в этом добром деле. — Лорд Келвин
поднял свой монокль.

Эстер заговорила быстро, с большим энтузиазмом, чем обычно.

"Девушки ищут ту же возможность, которую мы предоставляем мужчинам. Они так же нуждаются в помощи, и поэтому мы должны помочь и им тоже!"

"Да, и убить себя!" — прорычал Кеннет Гастингс.

Джон Клейтон улыбнулся.

"Нет, если мисс Брайт получит достаточную помощь. Если она организует работу, мы, конечно, сможем ей помочь.

Какое-то время казалось, что клуб для девочек обречён. Затем миссис
Клейтон пришла на помощь Эстер.

"Мисс Брайт уже связалась с девочками и кое-что знает об их большой нужде.

"Но они такие крутые ребята", - возразил лорд Келвин.

"Тогда они тем более нуждаются в ее влиянии. Она может помочь им, если
кто-либо в мире может". И снова миссис Клейтон выручила ее.
Лихорадочный румянец усилился. Глаза Эстер заблестели. Когда она заговорила, её голос был низким, спокойным, мягким, но в нём звучала искренность, которую окружающие иногда слышали в её голосе. Она решительно заявила:

 «Я помогу девочкам!»

 «Решено!» — ответил Кеннет, наполовину восхищённый, наполовину возмущённый. Он не мог понять, что могло заставить девушку
её утончённая и чувствительная натура, девушка, обладающая красотой, культурой и
большими достижениями, не только готовая, но и жаждущая помочь группе
грубых, неотесанных мужчин и женщин сомнительной репутации, которые, по его
мнению, были совершенно неспособны оценить её по достоинству.

Джон Клейтон снова заговорил.

"Не присоединитесь ли вы к нам, лорд Келвин?"

Ирландец снова посмотрел на учительницу, но она не отрывала взгляда от
пылающего огня.

"Я ... ну ... я полагаю ... я могла бы".

"Предположим, мы проведем совместное собрание мужчин и женщин в следующую субботу
вечером", - сказала Эстер. "Составьте программу, которая не была бы очень длинной,
но интересно. Затем дайте им время, и лечить их
торт и кофе".

"Это счастливая мысль, хватает ярких", - сказала миссис Клейтон в обильный
утверждения.

Теперь планы начали обсуждаться всерьез. И прежде чем гости
разошлись, было решено, что первое в истории общественное мероприятие, которое
устраивают жители Гилы, должно состояться в здании школы в
следующую субботу вечером.

Когда двое мужчин направились к лагерю, лорд Келвин спросил своего
товарища:

"Что Клейтон имел в виду, говоря, что мисс Брайт — «королевская кровь»?"

"Именно это он и имел в виду."

— Родственница какого-нибудь королевского дома в Европе, какого-нибудь местного правителя, да?

Его спутник остановился и рассмеялся.

 — Королевская кровь по природе своей. Именно такая кровь должна течь в жилах правителей земли.

— Значит, у неё нет обширных владений?

Тьма скрыла презрение на лице Кеннета.

«Если Бог существует (а я начинаю верить, что он существует), то её ждёт щедрое вознаграждение».

«Бедна в этом мире, да?»

«Богата, как немногие женщины».

Его спутник присвистнул. Кеннет остановился. Лорд Келвин тоже остановился.

«Чертовски красивая девушка, не так ли?» — сказал ирландец. Его собеседник ничего не ответил. После очередного замечания лорда Келвина Кеннет резко сказал:

 «Я не хочу обсуждать мисс Брайт».

На этом разговор закончился. Но что-то терзало сердце англичанина.

Наступила суббота. Какое веселье! Какой подъём!
Смех был громким и частым. Люди прибывали непрерывным потоком, пока
маленькое здание школы не было заполнено до отказа.

Среди первых прибывших были Патрик Мерфи и его жена. Он был
лучился добродушием. Но пришла миссис Мерфи (как она выразилась
это) "за ее заслуги". Она окинула компанию холодным взглядом.
Патрик усмехнулся.

"Я поражен этим доказательством. Эй, ты убедила меня, женщина, здесь, поскольку
это практически равносильно всему, что она когда-либо видела в штате Йорк, не
даже если не считать маленькой изюминки ".

Казалось, что чёрные глаза миссис Мёрфи, похожие на бусинки, ещё больше сузились. Её
рот сжался. Нос постепенно задрался, а позвоночник напрягся. Она заговорила
следующим образом:

"Я признаюсь, что никогда раньше не была в клубе. В Йорке
Заявляют, что они были всего лишь людьми из меха. Но мои родственники, которые живут на Лексити
стрит, Йорк, знают, что такое клубы, и вечеринки, я думаю, тоже. "

Но тут Джон Хардинг, президент клуба, призвал собрание
к порядку. Он объявил, что первым номером программы будет
выступление мистера Гастингса по физике.

После аплодисментов Патрик Мерфи, пребывая в шутливом настроении, воскликнул:

«Чёрт возьми, если вы не начнёте заниматься физикой ради наших желудков!»

«Нет, — ответил говоривший, — но физикой ради твоей головы, Патрик».

Когда смех над Патриком утих, Кеннет объявил:
Тема его доклада была «Магнетизм». Он говорил просто, иллюстрируя свои слова. Время от времени его прерывали вопросами, которые свидетельствовали о достаточном уровне интеллекта и желании узнать больше. В конце доклада неугомонный Патрик снова не выдержал:

"Вы сказали, что природный магнит может намагнитить стальной стержень, сделав его
сталь магнитит сильнее, чем железо, и всё же этот природный
магнит остаётся таким же магнитным, как и раньше?

«Да».

«Чёрт возьми!» — сказал Патрик, хлопая себя по колену, — «мне придётся
потрудиться, чтобы поверить в это. Мысль о том, что что-то может дать что-то другому
больше, чем у него самого, и в то же время иметь такую же силу притяжения, как и раньше, когда он отдавал больше, чем у него было!

Патрик выпрямился. Он внезапно почувствовал себя важным человеком в
обществе. Разве он не знал?

Учительница снисходительно улыбнулась. Пока она говорила, все
внимательно слушали.

"Видите ли, мистер Мёрфи, природный магнит похож на человека. Чем больше сил человек вкладывает, тем больше у него будет. Если мы отдаём себя, свои таланты, чтобы помогать другим людям, мы становимся богаче. Так что магнит преподносит нам урок, разве вы не видите?

Патрик с сомнением почесал голову. Учитель продолжил:

«Сам по себе природный магнит не обладает большой силой, но когда он делится своей силой со стальным стержнем, стержень может сделать гораздо больше, чем кусок железа. Точно так же влияние, которое мы оказываем, хотя и не является большим само по себе, может помочь другим людям сделать больше, чем мы могли бы сделать сами».

Урок пошёл впрок.

Патрик одобрительно покачал головой.

"Хорошо, мисс, хорошо! Я поверю в эту историю, если вы так говорите. Мне
трудно понять, что делает немного железа естественным
«Магнат. Что я понимаю, так это то, что вы похожи на стального магната,
и вы притягиваете нас к себе!»

И, произнеся этот комплимент, который, по-видимому, был встречен
сердечным одобрением публики, он умолк.

Затем Джон Хардинг объявил следующий номер программы — лекцию
лорда Кельвина об Ирландии, которую иллюстрировал мистер Клейтон с помощью
волшебного фонаря. Снова раздались аплодисменты, и, когда погас свет,
хихиканье и смех стали громче. В одно мгновение на экране
появилась картинка, и смех сменился тихим вниманием.

Вскоре раздался голос лорда Келвина. Он был хорошо известен в лагере и пользовался популярностью. Он говорил ярко, привлекательно, время от времени
проявляя ирландское остроумие, когда снова вызывал смех и комментарии. В один из таких моментов Патрик не выдержал. Патрик был в прекрасном
настроении. Он остановился в салуне по пути на вечеринку.

«Чёрт возьми, старая страна прекрасна на картинке или в
лекции, но нам больше нравится Изумрудный остров на этой стороне.
Изумрудный остров Америки, ограниченный на севере Северным полюсом, на
на востоке — Атлантический океан; на юге — Южный полюс; на
западе — Тихий океан; а на севере — край вселенной.
Да здравствует изумрудное масло Америки!

Раздался вой и смех, за которыми последовали громкие аплодисменты.

"Где ты так хорошо разбираешься в географии?" — спросил кто-то. Снова раздался
смех.

"А это, - сказал говоривший, когда перед их глазами вспыхнула новая картинка.
"Замок Бларни. Вот где Патрик научился своему бларни".

Но Патрика было не превзойти. Он усмехнулся.

"Камень Блэрни был в полном порядке, когда я был в замке Блэрни в
в старой стране; но когда мы высадились в Америке, мы отправились в Плимут,
и там мы нашли ирландского святого, держащего камень. Мы сказали ему:
Эй, как ты называешь камень, на который высадились пилигримы? И он
смотрит на меня с презрением, и говорит мне: "Ты
миштакен, - говорит он, - это камень блэрни из Киллэрни.
Америка импортирует все самое лучшее из старой страны ".

Народ буквально взвыл.

«Включая тебя, да, Патрик?» — крикнул англичанин, перекрывая хохот.


Это обращение привлекло всеобщее внимание, и в конце его и лорд, и
Келвину и мистеру Клейтону громко зааплодировали.

"На этом наша программа заканчивается," — сказал Джон Хардинг. "Мы надеемся, что вы поговорите
и хорошо проведёте время, а также осмотрите комнату, чтобы увидеть, чем
занимались дети в школе. Затем женщины угостят вас тортом и кофе."

Это объявление тоже было встречено аплодисментами.

Миссис Мёрфи, красавица с Восточного побережья, отделилась от компании. Она подошла к большому игровому домику, аккуратно выкрашенному и оклеенному обоями. Он был со вкусом обставлен маленькими плетёными ковриками, проволочной мебелью и вязаными занавесками на окнах.
на изделиях были указаны имена детей, которые их изготовили.
Миссис Мерфи стояла в изумлении, потому что ее собственные дети были
одними из самых квалифицированных рабочих. Она нашла простую одежду, аккуратно
сшитую, и кое-где кусочки шитья, в некоторых случаях неуклюжие и неаккуратные
, потому что работали детские пальчики.

Учительница присоединилась к миссис Мерфи, которая сказала ей:

— Вы не скажете, мэм, как вы учите детей делать такие вещи?

— Да. Вам это не нравится?

— Нравится! Я бы сказала! Да, я знаю, что они будут шить себе одежду, а также своим папам и мне!

"Возможно".

Но в другой части комнаты шёл другой разговор.

"Говорю тебе, — сказала Джесси Рот, обращаясь к Бобби Бёрнсу, —
школьная учительница знает много ужасных вещей."

"Откуда ты знаешь? — спросил он с презрением, — ты сама мало что знаешь."

"Ты просто заткнись, Боб Бернс", - раздраженно ответила она. "Возможно, я не понимаю
макла, ты тоже. У тебя нет хороших манер. Говорю тебе, я хочу научиться.
Я подумываю о том, чтобы бросить стрельбище и пойти в школу ".

"В чем дело, Джесси?" - спросила учительница, подойдя в этот момент.
В этот момент она обняла девочку за талию. "Я верю Бобу
— Она дразнила вас. Помиритесь, дети, — и, ласково улыбнувшись и ободряюще сжав руку Джесси, она прошла мимо.

"Что я вам говорила?" — спросила девочка.

"О, она всего лишь женщина. В любом случае, она не очень-то заботится о вас, девочки,
иначе у неё был бы клуб для девочек."

Это было уже слишком, и Джесси не выдержала.

"Женщина, ты сказал? Женщина?" — глаза Джесси вспыхнули от гнева. "А'
твоя мать разве не была женщиной, Боб Бернс?"

"По-моему, была," — ответил мальчик с широкой улыбкой. Он
наслаждался ситуацией.

«Если ты думаешь, что школьная учительница не заботится о девочках, то ты ошибаешься».
Я уверена, что у неё есть для нас дубинка.

— Да, — насмехался здоровяк, — чтобы вбивать что-то в ваши головы.

При этих словах Джесси в гневе ушла от него. Она нашла Эстер и спросила:

"Разве мы, девочки, не нравимся тебе так же, как мальчики?"

— Может быть, чуть-чуть больше. — Почему, Джесси?

 — Боб Бёрнс говорит, что тебе нет дела до девочек, и он знает, что это так,
потому что ты не создала для них клуб.

 — Боб ошибается, не так ли? Мы, девочки, — учительница сделала паузу и
улыбнулась нескольким ученицам, — мы, девочки, скоро создадим клуб. Разве
ты так не говоришь?"

Девочки столпились вокруг нее. Замечание Боба, повторенное Джесси, было
очень своевременным и прояснило то, что было в
умах девочек: организовать такой клуб для женщин, какой был организован для
мужчин.

Они говорили быстро, по нескольку за раз; но, наконец, они выслушали
Эстер, когда она попросила их прийти в школу в час, который они смогут согласовать,
в следующий понедельник. Они пообещали это сделать. Но в этот момент Джон Хардинг прервал разговор.

"Они хотят знать, расскажете ли вы им короткую историю, мисс Брайт."

«Историю? Дайте-ка подумать... Что бы им рассказать, Джек?»

«Расскажи им об Аврааме Линкольне, у которого не было ни единого шанса, пока он сам его не создал».

И она рассказала им историю о герое, простом, скромном человеке, труженике, человеке с большим сердцем. Она представила себе его преданность простым
обязанностям, его восхождение на высшую должность, которую его соотечественники могли ему
предоставить, его смерть и скорбь нации.

Когда она закончила, один ковбой спросил: «Ты сказала, что Авраам Линкольн был
президентом Соединённых Штатов?»

«Да».

«Боже мой!» — воскликнул он. — «Хотел бы я его знать!» Я бы хотел оказаться на его стороне!

"Еще не слишком поздно сражаться на его стороне", - сказала она. "Каждый раз, когда ты
пытаешься жить более трезвой, честной, достойной жизнью, каждый раз, когда ты пытаешься
быть более мужественным и правдивым, ты сражаешься на той же стороне, что и он ".

"Черт возьми!" - сказал он. "Я этого не знал. Я думал, драться - это шутка.
убивать других парней".

Пока подавали угощение, Джон Хардинг пригласил мужчин регулярно посещать клуб и предложил девушкам поговорить с мисс Брайт о клубе для девочек, добавив:

"Я думаю, что клуб для женщин не за горами."

Громкие аплодисменты. Патрик Мерфи вышел вперёд.

"Джон Хардинг, ваша честь, я просто хочу сказать, что это самое лучшее время, которое я провёл в Америке, и я говорю вам всем: если какой-нибудь молодой парень захочет присоединиться, у него будет шанс здесь, в этом клубе. Учительница многому нас учит (да благословят её Святые!). Она — прекрасная леди! Она верит в то, что нужно дать мужчине шанс стать мужчиной. Вместо того, чтобы тратить заработанные деньги в салунах по субботам, давайте придем сюда, в клуб, и узнаем, как жить дальше. Экономьте свои деньги, ребята. А теперь кто-нибудь крикнет «ура» за мисс Брайт?

Комната наполнилась радостными возгласами.

Праздник закончился, последний гость ушёл. Офицеры
попрощались, и Клейтоны пошли вперёд, оставив Кеннета
Гастингса провожать Эстер Брайт домой.

"Это был большой успех," — с энтузиазмом сказал он.

Когда Эстер заговорила, в её голосе послышалась усталость.

— Устала? — мягко спросил он с внезапным сочувствием.

 — Немного.

Она выглядела такой хрупкой, такой слабой, чтобы взвалить на себя мужскую работу в этом мире, и он внезапно почувствовал стыд за то, что сделал.  Он встанет между ней и этим миром, он сделает это.

«Вы провели поучительную и интересную лекцию», — сказала она. Он
вспомнил о своих блуждающих мыслях.

Поблагодарив её, он сказал, что ему понравились замечания Патрика о том, что она — магнит.

"Патрик — забавный, не так ли?" — рассмеялась она.

"Да, но он обычно попадает в точку. Это правда, как
он сказал, Вы _до_ привлечь людей к вам. Вы берете меня к вам как никто
когда-либо делали".

"Нет!" - начала она.

"Ты научил меня верить в истинную женственность. Раньше я презирала
женщин. Я думал, что они были неосновательный, легкомысленный много, в нижней части все
вреда мира".

— В самом деле! Я понимаю, что некоторые англичане очень мало уважают женщин, что они считают их ниже мужчин, чуть более разумными, чем лошади или собаки.

— Какие мы сегодня саркастичные! — иронично сказал он.

— Англичанки учат своих дочерей прислуживать отцу и братьям.

— Насколько обширно ваше знакомство с англичанами?

«Многие американские мужчины вырастают такими же, как их отцы до них,
рыцарственными по отношению к женщинам в своих семьях и часто рыцарственными по отношению к
женщинам во всём мире».

«В самом деле! Американский мужчина — образец для подражания!»

«Англия держала свои университеты закрытыми для женщин, потому что английские мужчины
боялись, что умные английские женщины займут их место, если их допустят в университеты».

«Какая удивительная мудрость в этом вопросе!»

«Я читаю журналы».

«В самом деле!»

«И ежедневные газеты», — добавила она, усмехнувшись.

"Замечательно!"

"Я читаю несколько английских периодических изданий. Я интересуюсь английской политикой".
"Черт возьми!"

"Что?" - спросила она с намеком на сдерживаемое веселье в ее голосе.

"Что?" - спросила она. - "Что?" - спросила она.
"Что?"

"Джентльмен с рогами".

"Ах, да", - сказала она. "Я кое-что слышала об этом джентльмене. Очень
вспыльчивый парень, не так ли? Ты давно его знаешь?

"Клянусь Богом, ты считаешь себя забавным, не так ли?" Но к этому времени он
тоже рассмеялся.

- Входи, Кеннет, - позвал Джон Клейтон, когда они добрались до веранды.


- Нет, благодарю тебя, - сказал Кеннет. "Мисс Брайт оскорбляла мужчин,
и англичан в частности".

"Что ж, - со смехом ответил Джон Клейтон, - ты вступился за наш секс,
Я надеюсь".

- Я пытался, но мисс Брайт опередила меня. Спокойной ночи, мисс Брайт.
Я надеюсь, что ты изменишь свое мнение англичанина, и что он будет
не всегда страдают, когда по сравнению с вашим розовый совершенства,
— Американец.

Когда он отошёл на небольшое расстояние, она окликнула его.

"Ну что?" — сказал он, оборачиваясь.

"Я просто хотела напомнить тебе, что тебе не идёт быть таким ворчливым."

— Ты негодяй! — Он развернулся на каблуках и ушёл.

"Что случилось с Кеннетом?" — спросил Джон Клейтон.

- О, - сказала Эстер, равнодушно", - считает он вообще слишком много
Мистер Кеннет Гастингс. Он должен научиться есть и другие люди, в
к тому же мир К. Х."

"Не будь к нему слишком строга", - предостерегающе сказал ее хозяин.

"Нет, - сказала она, - я не буду. Я научу его уважать человека,
независимо от пола, цвета кожи или предыдущего статуса раба.
Спокойной ночи.




ГЛАВА VIII

КОРОВНИЦЫ


Было ясно, что характер работы для девушек из Гилы должен
отличаться от работы для мужчин. Эстер Брайт всё продумала,
но решила, что девушки сами должны в значительной степени
решить, какой она должна быть. Поэтому в тот ясный декабрьский
день они пришли в школу, чтобы понаблюдать.

Школа! Неужели это школа? Не такая, какой они её помнили, с часами
скучных монотонных занятий, где наказание, заслуженное или незаслуженное, было неизбежным
говорил с заметной смелостью. Когда они теперь слушали, казалось, что каждое мгновение
открывает дверь к знаниям, и перед ними расстилается страна чудес, вызывающая удивительный интерес
. Унылый гул старого урока чтения
уступил место разговорным интонациям. Дети читали вслух
отрывок из яркой, жизнерадостной истории, которая привлекла и удерживала внимание
этих необразованных девочек. Научиться читать, как учитель, стало
гордой целью этих семерых посетителей.

Простой урок физики пробудил интерес. Затем последовал
урок ручного труда. Ловкие пальцы мальчиков и девочек
занят постижением тайн портновского дела. Как заштопать прореху в ткани
нетренированным пальцам научиться нелегко. Мизинцы, большие
пальцы деловито орудовали иглой. Мальчики учились ремонт
их одежды. Учитель переходил от одного к другому, помогая,
поощряя, одобряя. Она подставила красивую часть работы
посетителям увидеть.

Когда школа была распущена на полдень, они собрались вокруг
Эстер.

"Боже!" — сказала одна из них. — "Я бы хотела знать столько же, сколько вы, учительница."

"А вы знаете?" — спросила учительница, как будто знать столько же, сколько она, было чем-то невероятным.
— Это проще простого, — ответила девочка.

"Конечно, я знаю!" — спросила Джесси Рот.

"Учительница, — спросила Джесси Рот, — как вы думаете, вы могли бы научить нас читать так же хорошо, как те дети сегодня утром?"

"О да. Даже лучше."

"Лучше, чем они?"

"Действительно, да, если ты будешь учиться так же усердно, как они. Прогресс человека
зависит от его интереса и приложения сил".

"О, мы будем хорошо учиться, - сказала Кейт Кейт, - если вы дадите нам
шанс".

"Держу пари, мы будем!" - сказал другой.

Затем Эстер рассказала им историю клуба «Джила» для мужчин, о том, как он
появился, как она учила мужчин, как класс рос, пока не стал
казалось необходимым встречаться в школе, и они организовались в клуб.

"Ты сама всему этому научилась?" — спросила только что вошедшая девушка. Она была настоящей амазонкой.

"Да," — был ответ, — "пока мы не начали встречаться в школе.
Тогда мне помогли."

Эстер стояла, глядя в лицо этой неотесанной девушки, как будто видела в ней
самое прекрасное создание на земле. На самом деле учительница видела в ней
пробуждающийся разум и душу.

 Девушка, грубой и неотесанной, как она ни была, восхищалась учительницей и
мечтала быть похожей на неё.

"Что мы можем сделать?" — спросила Джесси Рот, стремясь составить план действий.
STуди.

"Это как раз то, что я хочу, чтобы вы, девочки, решили. Что бы вы хотели
сделать?"

В ответ на вопрос учительницы все они заговорили одновременно.

"По очереди, пожалуйста, по одному", - попросила Эстер. "Предположим, мы
начнем с Джесси. Что ты хочешь сделать, Джесси?"

«О, я бы хотела научиться считать, читать и писать. Я бы хотела читать, как вы, учительница!»

«А она когда-нибудь сможет?» — спросила Кейт Кит, молодая англичанка.

«Конечно». Она так верила в них и в то, что они могут сделать, что их энтузиазм возрос ещё больше. Затем Кейт импульсивно сказала:

— Я бы хотела, чтобы вы научили нас шить. Я всегда хотела научиться.

Она подняла свои большие грубые руки, посмотрела на них и
рассмеялась, сказав:

"Не знаю, смогу ли я управиться с такой маленькой штучкой, как иголка."

— Вы хотите научиться шить? Я так рада.

Это был как раз тот поворот, на который Эстер надеялась. «Каждая
женщина, — продолжила она, — должна уметь шить. Я сама люблю шить. Что дальше?»

Заговорила хорошенькая служанка. «Меня зовут Мэнди Янг. Мы с Марти подумали, что
хотели бы научиться писать письма и…»

Тут она густо покраснела.

«Хорошо», — сказал учитель. «Что ещё?»

"Мы с Марти хотели научиться петь так, как вы, мэм".

"Теперь, Марта, ваша очередь", - сказала учительница с ободряющей улыбкой.
"Спасибо".

Марта была великолепным, мускулистым представителем человечества. "Меня зовут мисс
Либен", - сказала она.

"Lieben! Lieben! Хорошее имя. Оно означает "любовь". Каулласс
Покраснел и хихикнул. "И Марта - тоже хорошее имя. Жила-была одна
очень аккуратная домработница по имени Марта.

"О, я никакая не домработница, - ответила девушка, - но я хочу ею быть.
Я хочу научиться читать, писать и готовить.

— Готовлю! Ну что ж! Следующая? — сказала Эстер, глядя в лицо следующей
девушки.

"Меня зовут Мэри Бернс."

Мэри была более скромной. "Я сама не знаю, чего хочу. Думаю, вы
могли бы позаботиться о нас лучше, чем мы сами о себе. И мы были бы вам
благодарны."

— Конечно, — сказал один из них.

 — Верно, — добавил другой.  Они все одобрительно закивали.  Затем заговорила Бриджит Флинн:

 — Конечно, и она права.  Когда мы сможем работать по дому, мы сможем требовать высокую зарплату, и всё будет хорошо. Моя кузина получает пять долларов в неделю в Нью-Йорке, и она говорит, что ей просто нечем заняться, и
одевается так же хорошо, как и ее любовница. Ты бы хотел научиться писать
буквы, чтобы ты писал, а я бы хотел научиться
наводит порядок в доме, чтобы я могла выйти в сад ".

Затем заговорила симпатичная мексиканка с мягким голосом:

"Меня зовут Марта Кастелло. Я хочу научиться читать, писать и
петь.

Учительница подошла к доске и написала следующее:

 Чтение, арифметика, шитье
 Письмо, пение, ведение домашнего хозяйства

Девочки внимательно наблюдали за ней.

"И буквы," — предположила Бриджит.

"Конечно, буквы," — сказала Эстер, написав это слово.

Затем последовала организация женского клуба, результатом которой стало
избрание Джесси Рот президентом. Было решено, что для
настоящее время девочки должны указать школу, и время от времени встречаться с
учитель во внеурочное время.

Этот день оказался праздником для них. Они соприкоснулись с
вдохновляющей личностью, и их образование началось.

С того дня прошли годы, но жители Гилы до сих пор
рассказывают, как юная девушка, самая милая из всех, кто когда-либо жил, пришла и
поселилась среди них, принеся в их жизнь Бога. Даже самые грубые
Старики останавливались и с почтением говорили:

«Ангел Гилы! Да благословит её Бог!»

Послеобеденное занятие в школе прошло быстро. Затем последовал
недолгий разговор с семью новыми учениками. Затем Эстер Брайт
пошла домой. Её догнали Бригам Мерфи и Ватема.
В воздухе витало что-то таинственное.

— Мисс Брайт, — выпалил Бригам, — мама говорит, что вы приедете к нам завтра в гости. Мы собираемся приготовить курицу и много других вкусных блюд, не так ли, Уотхемах? И он тоже приедет, не так ли, Уотхемах?

Индейский ребёнок утвердительно промычал что-то и побрёл рядом со своей учительницей. Он всегда так делал с тех пор, как она пообещала стать его матерью.

"Ты пойдёшь?" с надеждой спросил представитель мормонской семьи.

"Я буду рад, если ты покажешь мне дорогу."

— О, мы тебя выпотрошим! — Бригам сделал несколько сальто и
побежал, как олень, по дороге, ведущей к ранчо Мерфи.

 В доме Мерфи царило волнение, вызванное предстоящим визитом.


— Мам, — сказал Бригам, когда его мать закончила давать указания.
о домашних делах: «Ты же не собираешься просить учительницу
остаться на ночь?» Он, казалось, внезапно заинтересовался социальными удобствами.

"Конечно, собираюсь! Лэнди! Ты же не думаешь, что у твоей матушки нет совести?
Я рассказала школьной учительнице о своих родителях, которые живут на Лексити-стрит в Йорке,
и у них кондитерская, и она сказала, что ты будешь такой же
изящной и аристократичной, как они. Я буду спать на полу, а Кейт, Кэтлин и Уотхема
могут спать со школьной учительницей. Она подумает, что это
отличная отговорка, Пэт Мёрфи, так сказать, «отмазка».
Что касается миссис Коммон с Лексити-стрит в Йорк-Сити, она подумает, что это большое унижение — жить в общей хижине.
Не показывай, что ты ирландец, но говори так, будто ты француз.

Она подчёркивала свои замечания всё более энергичными движениями руки, протирая мебель. Наконец она
замолчала, и её муж осмелился ответить:

"Чёрт возьми! И ты бы ещё рот мне заткнул, как Франч
из «Унесённых ветром»?"

Он бочком направился к двери и ухмыльнулся, поймав своё отражение в зеркале.
сам в грязный кусок зеркала, который по-прежнему остался в старом
черная рамка на стене.

Нельзя было отрицать тот факт, что Патрик носил несомненные доказательства
его ирландского происхождения. Он понял, что затеяла его высказывания как
насколько это соответствует мира и безопасности; так он шел от
дом, посмеиваясь про себя, когда он ехал, "отношения по Лексингтон
Улица! Фринч стойле! Бегорра! И он откровенно рассмеялся.

«Патрик Мёрфи», — назвала его супруга в его честь. «Это первый раз, когда друг моих друзей в Йорк-Сити (так сказать) навестил меня.
Патрик Мерфи, как ты думаешь, что делал Джосайя Коммон, когда моя сестра
приезжала туда? Он отвез ее в театр, а после этого отвез ее
на отдых и вылечил ее. Вот что он сделал! Самое меньшее, что ты
можешь сделать, это умыться, причесаться и надеть чистую рубашку
утром. Ты должен привести себя в порядок, слышишь? И все это на высоких частотах.

«Фринч, стой!» — спросил Патрик, широко ухмыляясь. Но миссис Мёрфи, поглощённая планами по приёму
приближающегося гостя, не обратила на это внимания. Она пригладила волосы обеими руками.

- Эй, Мэнди, - резко позвала она, - постирай скатерть. Сэм, ты.
почисти моталки. Джо, ты сбегай к Миз Браун и скажи, как дела.
Мама собирается пригласить компаньонку, которая, должно быть, знала ее.
родственники, поскольку жили на Лексити-стрит в Йорке, готовят кондитерские изделия.
Скажи ей, что твоя мама хочет дюжину яиц, чтобы испечь пирог с заварным кремом. Джейк,
о Джейк! — крикнула она зычным голосом, — пойди поймай этих двух наседок! Единственный способ избавиться от наседки, если ты не хочешь, чтобы она
высиживала яйца, — это приготовить из неё пирог. Ты собираешься
устроим такой ужин, который вы запомните до конца своих дней. Мы устраивали такие ужины на сенокосе на Востоке.

Мальчишки в предвкушении причмокивали. Мать внезапно обернулась.



— Боже мой! — воскликнула она. — Я кое-что забыла.

— Что? — спросила Аманда.

«Поспать!»

«Поспать? Что это такое?»

Но миссис Мёрфи уже начала мыть пол и так усердно скребла его, что не услышала вопроса.

Когда из хаоса наконец воцарился порядок, миссис Мёрфи, с растрёпанными волосами и скрещёнными на груди руками, оглядела комнату.  Всё было таким чистым
он был гладкий, гладкий--достаточно, чтобы прокатиться вниз по холму и никогда не пропустите снег
или лед.

"Иди сюда, детей", - сказала миссис Мерфи, вытирая ее лицо
уголок передника. "Я хочу, чтобы вы стояли по комнате, по корпусу"
вас десять человек, все, кроме ребенка. Мэнди, возьми ребенка и останови его
плачет. Джозеф Смит, встань во главе, потому что ты самый старший.
Вот так я обычно встаю во главе класса, когда мы
учимся писать, ещё до того, как я окончил школу в Йорке.
Штат. Ваша бабушка была хорошей орфографисткой, если я правильно говорю. «Приведите себя в
порядок, «соответственно» возрасту».

Последовала шумная возня. Материнские шлепки, которыми она не стеснялась пользоваться,
навели подобие порядка.

"Ну-ка, дети," сказала мать резким пронзительным голосом, "что вы за
'религиозные? Говорите громче, или вы знаете, что вам будет!"

"'Религия Святых последних дней," ответил Сэмюэл.

— А кто такой Пророк Господа? — продолжила миссис Мёрфи.

 — Бригам Янг, — ответила Аманда с видом сознательного превосходства.

 — Нет, он не Пророк, — возразил Бригам, — потому что так сказал мой учитель.
 Иисус — единственный Пророк Господа со времён Ветхого Завета.

Но еретика оттащили от очереди, чтобы он подождал, пока его не призовут. Затем мать продолжила свой катехизис.

"Кто ещё из пророков Господа имел откровения?"

"Джозеф Смит," робко ответила Кейт.

"Верно. Какую божественную истину проповедовал Джозеф Смит?"

— «Что мужчины должны жениться на многих женщинах», — сказал Джейк, понимая, что ответил на самый важный вопрос катехизиса.

 «Да, дети, — сказала она с большим удовлетворением, — я повиновалась пророку Господнему. У меня было пять мужей, и я
вырастила десятерых детей. Теперь я хочу, чтобы ты поняла, что твоя
 мама и её дети получили столько религии, сколько хотели.
 Учительнице лучше не пытаться говорить со мной о религии. Она выпрямилась
во весь рост и решительно сжала губы.

"Но я хочу показать ей, что я тоже развлекаюсь. Я дам ей серебряную ложку. И я бы хотела, чтобы у меня была салфетка, чтобы положить её на её место.

"Что это, мама?" спросил Сэмюэл.

"Что-что?"

"Ну, что ты хочешь положить на тарелку учительницы?"

"О, какое-нибудь маленькое полотенце. «Ристеркратические люди используют их, когда едят. Они кладут их себе на колени».

"Разве кухонное полотенце не подойдет?"

"Лэнди! Нет!"

"Ну, в любом случае, мы не стильные, - философски заметил Сэмюэл, - и
не стоит беспокоиться".

"Стильные? Мы стильные, когда хотим быть такими, и сейчас как раз такой случай.

«Это стильно — ходить в библейскую школу?» — спросил Бригам. Он казался
крайне озадаченным.

"Нет, сэр, это не стильно, и ты туда не пойдёшь," — сказала она,
для убедительности шлёпнув его по уху.

— Она? Что она знает о моей или твоей религии? Она не имеет к этому никакого отношения.
Но иди спать, чёрт с тобой.

«Сейчас только восемь часов», — угрюмо сказал один из них, волоча ноги.

 «Ну и что? Дом весь красный, и я хочу, чтобы он оставался красным, пока не придёт учительница». Кроме того, теперь вы все чистые,
и завтра вам не придётся умываться и расчёсываться.

Наконец их уложили спать, и постепенно они затихли,
и все уснули в маленьком глинобитном домике.

 Но Бригаму снились ужасные сны. Сцена изменилась. Он был
с Ватемой, который рассказывал ему об Иисусе. Затем жизнь учительницы
оказалась в опасности, и он попытался спасти её. Он почувствовал её руку на своей
Он поднял голову; на его лице появилась улыбка, мышцы расслабились; он был на
небесах; улицы были похожи на закатное небо. Учитель взял его за
руку и подвёл к самому прекрасному Существу, которое он когда-либо
видел. Оно обняло его и сказало: «Пустите детей приходить ко
Мне».




Глава IX

Визит на ранчо Мерфи

Стрелка часов показывала три. Двадцать пар беспокойных глаз
следили за минутной стрелкой, которая приближалась, очень близко приближалась к двенадцати.
Книги были разложены на столах, в классе стояла тишина.
дети спели "Америка", отсалютовали флагу и строем вышли из класса
. Когда Ватема вернулся навестить свою учительницу, она спросила его
чему он научился за этот день.

"Деревенская любовь!" - ответил ребенок. Говоря это, он подошел к
флагу, который изящными складками свисал с древка, и погладил его.

- О, мисс Брайт, мисс Брайт! - закричал Джеймс Бернс. "Бригем приехал
тебя поиздеваться! Он привел свою лошадь, чтобы ты поехала верхом! Боже мой! Но он выглядит
прекрасно! Иди посмотри!"

И Джеймс направился к Бригаму и лошади. Конечно же! Они были там
. Маленький мальчик, сияющий от гордости, огромный гнедой конь,
худой и тощий и волосатый, модник, как никогда не было лошади. Он, казалось,
сознавая, что это был праздничный день, и что ему надлежало депортировать
себя так, как подобает порядочной семьи лошади.

Многочисленные маленькие букетики, привязанные к белым муслиновым ниточкам, украшали его
уздечку. На животном не было седла, но вокруг него была повязана
импровизированная подпруга из белой хлопчатобумажной ткани. Этот тоже был украшен букетами, похожими на бабочек.

"Ну разве он не великолепен?" восхищенно сказал один парень.

"Ого! но я бы хотел на нем прокатиться!" крикнул другой.

"Бригам нарядил старого Джима только потому, что ты собирался на нем прокатиться,
Мисс Брайт, - сказал Дональд.

На последнее замечание учительница ответила:

"Покататься на нем? Я никогда в жизни не ездил без седла. Я боюсь пробовать. Я
могу соскользнуть".

"О, нет, ты не будешь", - сказал Бригем, который стоял, держа лошадь под
уздечку. Учительница притворилась сильно напуганной. Компания росла.
веселье росло.

«Бригэм, — сказала она, — я уверена, что не смогу удержаться. Я могу соскользнуть с головы лошади и упасть. Что тогда ты будешь делать?»

«Подниму тебя».

Этот ответ вызвал ещё больше смеха.

Дональд, казалось, решил, что будет забавно посмотреть на первую попытку учительницы
сесть на лошадь без седла.

- Продолжайте, мисс Брайт, и посмотрите, как это просто, - настаивал он.

- Я не умею садиться верхом, - поспешила сказать она. "Я еще не научился
даже этому".

"О, это достаточно просто", - сказал мускулистый маленький парень. "Я тебе покажу".
"Я тебе покажу".

И он, как белка, запрыгнул на спину лошади.

"О, я бы никогда так не смогла," — сказала Эстер, смеясь вместе с детьми.


"Вот что я вам скажу, — сказал крупный шотландский мальчик, — подождите немного, мисс
— Яркое, я принесу вам ваш стул, и тогда вам будет достаточно легко.

Так что стул принесли, и учительница села на спину лошади боком.

— О, вы должны ездить в седле, — настаивал Дональд, — иначе вы точно упадёте.

— Да, в седле, — эхом отозвался другой, но Эстер с сомнением покачала головой и указала на свою широкую синюю фланелевую юбку.

— О, всё в порядке, — сказал самый высокий мальчик, — здесь все ездят в седле.

"Попробуй", - настаивал Бригем.

И она попробовала. Но она была не единственной пассажиркой, которая ехала верхом.
Майклу и Патрику, маленьким близнецам Мерфи, помогли занять место
позади нее. Затем Ватема забралась перед ней.

"И это все?" - спросила она, смеясь.

"Я думаю, что этого было достаточно", - сказал Кеннет Гастингса, который в то
момент прихода в компанию.

Как он поймал взгляд Эстер, оба рассмеялись, и присоединились дети из
чистой симпатии.

Придя в себя, Эстер сказала Кеннету: "Ничего особенного".
- Мне не хватает только белой муслиновой сбруи и букетов".

Наконец, среди криков и приветствий, богато украшенный конь и его человек
Повозка тронулась в путь по горной дороге.

К трём часам пульс в доме Мёрфи участился.
Температура поднялась до лихорадочной. Три пятнадцать, три тридцать — всё ещё никого
посетители; и более того, никаких признаков посетителей. Каждые пять минут
кто-нибудь из детей сбегал вниз по горной дороге и возвращался
разочарованный.

"Ты думаешь, они не придут?" спросила Кейт, которую в тот день оставили дома
помогать в приготовлениях.

— О да, они, наверное, придут, — ответила хозяйка, — но
я не понимаю, где они сами-то.

Она часто поправляла стулья, ещё раз протёрла мебель своим чистым фартуком, поправила картины на стенах, достала старый и очень ценный альбом, священный для мормонов
пророки и старейшины. Разбитое зеркало, украшавшее стену, было
Вымыто и украшено папиросной бумагой. Миссис Мерфи встала и
посмотрела в него. Она увидела отражение острого, сурового лица, сияющего, как в зеркале.


"Хотела бы я, чтобы у меня был ошейник", - сказала она. "Я всегда носила ошейник там, в
Штате Йорк".

Внезапно она услышала крик с дороги.

«Они идут! Они идут! Учительница с ними! Быстрее, мама,
быстрее!»

По тропинке бежали Джозеф Смит и остальные.

Все с нетерпением ждали. Приближающаяся лошадь перешла на рысь.
рысью. Приблизившись к сараю, он начал взбрыкивать. Последовало неизбежное.
Через голову лошади гурьбой перелетели пассажиры. Близнецы быстро
высвободились и вскочили невредимыми; но двое посетителей
лежали без сознания.

"Быстро, Сэмюэль, принеси воды!" - приказала миссис Мерфи.

Через несколько минут она плеснула водой в лица лежащих без сознания людей и
с тревогой наблюдала. Вода вскоре вернула к жизни Эстер, которая была оглушена падением. Наконец Ватема открыл глаза и увидел своего учителя, стоящего на коленях рядом с ним. Он попытался подняться, но упал навзничь.
крик боли. Одна рука безвольно лежала рядом с ним. Было очевидно, что его рука
была сломана.

"Есть ли хирург где-нибудь поблизости от Джилы?" с тревогой спросила она.

"Есть одна около пятнадцати миль отсюда", - ответил Джозеф.

"Тогда я постараюсь рычаг Wathemah по себе. Я несколько раз уже
помог мой дядя, набор сломанных костей. «Не мог бы ты принести мне несколько плоских
пластин примерно такого размера?» — спросила она, показывая Джозефу, что ей нужно.

"Да, мама," — ответил мальчик и отправился за покупками.

"И несколько полосок муслина и булавок, миссис Мёрфи?" — продолжила она.


Всего за пару минут статей были готовы. К этому времени Wathemah было
пришел в сознание.

"Вы сломали руку, дорогой", - сказала она. "Я иду, чтобы установить его.
Тебе будет больно, но я хочу, чтобы ты был храбрым и не шевелился.

Ребенок слабо улыбнулся. Но когда она подняла его руку, он снова потерял сознание.
Они подняли его и отнесли в дом. Затем Эстер уверенно и ловко,
как будто у неё был опыт в таких делах, потянула и вправила
сломанную кость. Ребёнок вскрикнул от боли, но больше не плакал. Наконец руку перевязали и положили на подушку.

«Ты должен быть очень осторожен со своей рукой, Уотэма, — сказала она, похлопывая его по щеке, — пока сломанная кость не срастётся».

Прежде чем ребёнок успел ответить, в дверь постучали. Дети
поспешили открыть её, и там стоял Кеннет Гастингс.

"Я пришёл посмотреть, благополучно ли добралась сюда кавалькада, — сказал он, улыбаясь. — Я шёл за вами по пятам, пока…

Тут его проницательный взгляд уловил ситуацию.

 — Вам больно? — быстро спросил он с сочувствием, подходя к ребёнку. — Я боялся, что что-нибудь случится.

— Старый Джим бросил их, — объяснили три или четыре нетерпеливых голоса.

Кеннет вопросительно посмотрел на Эстер.

- Ты тоже пострадала? - Тихо спросил он.

- Думаю, что нет, - ответила она, пристально глядя на Ватему.

"Я верю, что вы были". А она была? - спросил он, поворачиваясь к миссис Мерфи.

"Она была ошеломлена, как от падения, но был настолько занят, что готовлю
рука мальчика, она не думала о себе."

"Ах".Затем опять обратилась к Эстер, он допрашивал ее.

Семья внимательно следила за каждым тоном в вопросах и ответах.

Во время вправления руки они наблюдали за Эстер с
открытым от изумления ртом.

— «Говорю тебе, школьная учительница, — заметил Джозеф, — я готов поспорить на свою жизнь, что ты…»
— Теперь ты можешь делать всё, что захочешь, в Джиле.

 — Я думаю, у неё и так достаточно дел, — предположил Кеннет.

 Тут миссис Мёрфи, внезапно осознав, что некоторые удобства были
упущены, выпалила:

"Это мой сын, Джозеф Янг; мою дочь, Мэнди Янг, вы уже знаете
; моего сына Сэмюэля Янга, моего сына Джейкоба Блэка, вы знаете в
школа, и моя дочь Кейт Блэк, и Бригам Мерфи, шести лет, и
Кэтлин, четырех лет, и Нора, двух лет.

Миссис Мерфи сделала паузу. Слово сразу взял Сэмюэль.

«Мы знаем тебя с тех пор, как ты появился. Тебя называют ангелом».
«Джил». — Он, казалось, раздулся от важности.

"Странное имя, не так ли?" — сказала Эстер.

Сэмюэл причесался и надел чистую рубашку в честь такого
случая.

"Мисс Брайт, — сказал Кеннет, — я боюсь, что вы
пострадали при падении. Позвольте мне отвести вас домой."

Она не стала его слушать.

"Тогда я позвоню тебе вечером и заберу с собой. Может быть, миссис Клейтон сможет тебе чем-то помочь." Но тут же раздался хор протестов.

Миссис Мёрфи высказала своё мнение, что школьная учительница знает своё дело.
чувствую себя лучше, и это было не часто, у них комп-дальний, бог знает,
особенно комп-Дальний с Востока. И Мистер Гастингс должен оставлять ее
быть.

Эстер подлил масла в мутной воде; а миссис Мерфи стал так
смягчившись, она пробиралась Кеннет остаться на ужин.

На данном этапе шаг Патрик старший был услышан.

- Доброго пути, - сердечно сказал он, отвешивая странный легкий поклон. - Я горжусь тем, что ты приглашаешь меня домой.
- Я горжусь тобой.

Он не снял шляпу и не вынул трубку изо рта. Эстер
встала.

"Капэ г насытить мистер, Мисс, капе г р насытить", - сказал он, сделав широкий
жест. Затем он сжал ее руку.

"Ань Мистер Гастингс! Это заслуженный ОИ я теж ез введите мной скромный
дома".

"Он ушел, чтобы остаться ужинать, Поп", - сказал один из мальчишек.

Кеннет поспешил извиниться, но Патрик и слышать об этом не хотел.
Мистер Гастингс должен остаться и разделить с ним откормленного теленка.

Кеннет рассмеялся.

"Который из них блудный сын?" - спросил он, улыбаясь Эстер.

"Блудный сын? блудный?" - повторила миссис Мерфи удивляло, и половина
обиженный на улыбки Кеннета.

"Это библейский сюжет, миссис Мерфи", - пояснила Эстер. "У богатого человека
было два сына. Один сын потратил все, что у него было, на разгул. Когда он
в конце концов он раскаялся и вернулся домой, в отчий дом, и они были очень рады его видеть и устроили для него большой пир. Для этого они зарезали своего откормленного телёнка.

 — Понятно, — с большим достоинством сказала миссис Мёрфи. — Раз уж мы рады тебя видеть и зарезали ради тебя наших откормленных кур, мы будем называть тебя Блудным Сыном.

"Я всегда знал, что ты расточителен в своей силе и таланте", - весело сказал Кеннет
. "Расточителен. Это хорошее имя для тебя. Это была счастливая мысль.
с вашей стороны, миссис Мерфи.

Миссис Мерфи все еще выглядела озадаченной.

"Ой, я вижу, маленькие девочки рады вас видеть", - сказал Патрик,
гордо улыбаясь малышам. Кэтлин показала ему
несколько бумажных кукол, которые принесла ей Эстер. Затем улыбка на
его лице стала шире. Он положил трубку на полку и критически осмотрел
кукол.

- А сейчас йез ивер разглядел на нем лоике? Спасибо, и вы сказали "Спасибо"
вы сказали леди?

"Да", - ответила Кэтлин, и "Да", - повторила Нора.

- И в чем дело с Ватемой? - спросил Патрик, подходя к маленькому индейцу.
- Поранился.

- Сломал руку. - Он покачал головой. - И что же случилось? - спросил Патрик.

- Поранился.

- Свалился со старого Джима.

«Мисс Брайт вылечила ему руку», — быстро проговорили они по очереди.

 «Бедный малыш. Мне жаль, что ты поранился».

 И добросердечный мужчина погладил ребёнка по голове. Ему нравилась
 Утеха. Но маленький гость был занят двумя девочками
и их яркими бумажными куклами.

Эстер теперь выразила желание послушать рассказы хозяина дома о
жизни первопроходцев в Аризоне.

Патрик выпрямился. Он почувствовал, как в нём поднимается чувство собственного достоинства.

"Это были ужасные времена, — сказал он, снова затягиваясь трубкой, — но
я был молод и силён. Апачи большую часть времени были на тропе войны.
«Мы, ребята, не знали, что нас убьют в ту же минуту. Мы
проскользнули с одним открытым глазом и с оружием наготове».

 «Должно быть, это было очень захватывающе», — сказала Эстер с явным интересом.

 «Это точно было захватывающе. К тому же было бы плохо вернуться в свою хижину
и обнаружить, что у тебя закончились пайки, или вообще не будет хижины.

"Что бы ты тогда сделал?" - Спросила она.

- О, мы будем голодны, пока не поймаем рыбу или не подстрелим оленя.

Тут он снова раскурил трубку и глубоко затянулся.

«Чем ты занимался в те дни?» — спросил Кеннет.

 «Я всегда занимался скотом. Иногда приходили апачи».
— Я отвёл скот к одному из моих.

 — Ты когда-нибудь забирал его обратно? — спросила Эстер.

 — Иногда. — Он молча курил несколько минут.

 — Я понимаю, что апачи по-прежнему коварны, — сказала она.

 В этот момент она почувствовала, как Утемэх взял её за руку.

 — Утемэх Апач, — сказал он. — Он не плохой. Он хороший.

— Да, — признала она, улыбаясь, — ты становишься очень хорошим мальчиком, дорогой. — Её улыбка сделала для ребёнка больше, чем слова.

— Пап, — сказал Сэмюэл, — те апачи, которых мы видели в каньоне на днях,
тоже прячутся. Вам лучше носить с собой пистолет, мисс.

Объявили ужин, и разговор об индейцах прекратился.
Младшие дети, радостно предвкушая предстоящее им угощение,
забыли все предварительные наставления матери по этикету за столом
, и началась шумная возня.

"Мерфи!" - громко позвала миссис Мерфи, вставая, подбоченившись.
"сядьте, учительница, справа от вас!"

С улыбкой, которая могла бы украсить самого гордого сына Эрина,
Патрик указал рукой на почётное место. Патрик-младший и
его брат-близнец Майкл настояли на том, чтобы сидеть на одном месте рядом со своими
посетитель. Более того, Майкл нанёс своему брату сильный удар в
лицо, чтобы отстоять своё превосходство. Вдобавок ко всему, Кэтлин
нажала на кнопку, чтобы занять то же место. Она яростно закричала.

  Миссис Мёрфи, представительница закона в семье, направилась к нарушителям
спокойствия. Они увернулись. Учительница сделала
предложение, которое, казалось, удовлетворило всех, и на этом всё
закончилось.

— Присаживайтесь, мистер Гастингс, присаживайтесь, — настаивала миссис Мёрфи. Он
сел слева от Патрика-старшего. Едва они уселись, как Майкл воскликнул:
— Ну и вкусный же у нас ужин!

Он повалился на стол, с тоской глядя на огромное блюдо
куриный пирог.

"Он думает, что ты никогда не имел ничего Тер поесть", - заметил Самуил. Он
казалось, думал, что на нем лежит обязанность соблюдать приличия в семье
.

Пока дети нетерпеливо ждали своей очереди, справа и слева от миссис Мерфи кто-то подтолкнул их локтем
. Девять пар локтей опирались на стол. Девять пар глаз с вожделением смотрели на
блюдо с курицей. Внезапно, когда родительский взгляд скользнул по ним,
девять пар локтей соскользнули со стола, и девять фигур выпрямились.

Семье было велено наблюдать за манерами учительницы за столом, «потому что, — заметила миссис Мёрфи, — нет лучшего способа научиться хорошим манерам за столом, чем наблюдать за тем, как это делают другие. Если она ведёт себя правильно, то и вы можете так же. Просто смотрите на неё». Если она возьмёт куриную кость в руку, то и ты можешь; но если она отрежет себе курицу, то и ты отрежешь себе.

Наконец, все были обслужены. Готовясь к приёму учительницы, миссис Мёрфи должным образом проинструктировала своих отпрысков, чтобы они держали каждый мизинец вытянутым и прямым, пока манипулируют
нож и вилка. Ко всеобщему ужасу, Эстер не взяла в руку свою
куриную косточку, не держала нож и вилку
перпендикулярно и не растопыривала мизинцы под прямым
углом.

Дети боролись со своими огнеупорных куриные кости, так как они
посмотрел учитель. Глаза Патрика Мерфи были мерцающими. Но в этот момент
Миссис Мерфи снова толкнула локтем сидящих за столом. Девять пар глаз были прикованы к ножу и вилке гостьи. Аманда была
в восхищении, наблюдая за Эстер Брайт.

 Обсуждая это впоследствии, Сэмюэл сказал своей сестре:

"Это было Schoolma ам выложился лучше не будем. Кин-ты видно с дороги
она ест. Да смотрите, как изящные, как она держала вилку и нож?"

"Ты ничего не знаешь об этом, Сэм", - сказала Мэнди. "Думаю, я видела
ее сама".

Как только прозвучал последний толчок, Патрик откровенно рассмеялся.

"Begorra childthren, - сказал он, - это Frinch stoile Тер съесть Ш Г р
пальцы sthuck на свидание? Phwat беспокоит ез?"

"Пэт Мерфи, - сказала его жена, - ты никогда в жизни не видел хороших манер в еде.
В твоей жизни. Я Хэв. В штате Йорк, где я родился, самые лучшие
люди в стране приезжают на эти фермы.

Её острый подбородок вздёрнулся вверх, чёрные глаза заблестели.

"Там, где я выросла, люди придавали большое значение чистоте. У них всегда были чистые тарелки для пирога, когда они принимали гостей. Да, Пэт Мёрфи, я была хорошо воспитана, если можно так выразиться."

Гости молчали. Патрик ухмыльнулся.

Когда в чашку учительницы снова налили чай, она помешивала его
дольше, чем обычно, возможно, размышляя о том, как бы подлить масла в огонь. Мгновенно девять других ложек, лежавших на столе, начали описывать круги на дне каждой чашки. Патрик снова засмеялся. Миссис Мёрфи нахмурилась.

После ужина, выполнив все домашние обязанности, миссис
Мёрфи повернулась к своим отпрыскам, стоявшим по её
предложению в ряд в одной стороне комнаты.

"Учительница, — сказала она с видом сознательного превосходства, —
дети сказали мне, что вы хотите, чтобы они ходили в библейскую школу. Теперь у меня и моих
детей есть всё, что мы хотим. Я тебе покажу.

"Детёныш, какая у тебя религия?"

"Святые последних дней," — ответил Джозеф.

"А кто такой пророк Господа?"

"Джозеф Смит," — пропищала Кейт.

"А что он открыл?"

— Что мужчины должны жениться на многих женщинах и заводить много детей, —
ответил Джейкоб.

 — Конечно, а у него были откровения о том, что женщины должны жениться на
многих мужчинах? — спросил мистер Мерфи, усмехнувшись.

 Это было прерывание, которого миссис Мерфи не могла стерпеть. Она была в ярости, но добродушный Патрик взял дело в свои руки и твёрдо сказал:

"Сегодня вечером мы больше не будем говорить о мормонах. Дети, садитесь."

Они сели. Миссис Мёрфи захлопнула рот, как мышеловка. Она была
унижена; она, так сказать, представительница «Коммонс» с Лексити-стрит, Йорк-Сити!

"Одна моя женщина, - сказал Патрик, - была в лифте с двумя детьми, Джейкобом
и Кейт, двенадцать лет назад, в лифте в уединенном месте в Юте
клянусь своим мужем-мормоном, Ои чувствовала, что ей хотелось бы пойти с
каким-нибудь здоровым мужчиной и отдать этому мормону, который воспитывает свою жену и детей, шерсть.
ради того, чтобы уйти с другой женщиной, - Ты повторяешь это, - О, бен
рад, что ты дал ему пощечину, когда он вспоминал о своем смертном дне
. Его убили индейцы. Когда я услышал, что его убили, и понял,
что он точно мёртв, я убедил эту женщину выйти за меня замуж, и
Тер позволь мне дать ей все ее childthren в dacint дом в
Arizony.

"Ой не хочу теж не желаю больше слышать о мормонах. ОИ знать корни их для себя.
филиал. Ой, я католик. ОИ belave в Святой Mither. ОИ belave в
хороших женщин. Я верю, что у мужчины должна быть жена, а у жены — муж. Я хочу, чтобы мои дети и дети моей жены тоже пришли в вашу библейскую школу. Более того, они придут. Я хочу, чтобы они узнали о Боге и Пресвятой Деве. Вы хорошая женщина, я знаю. И ты такой же хороший католик, каким я хочу тебя видеть. Ты можешь просто
«Рассчитывайте на мою поддержку во всём хорошем, что вы делаете в
Гиле».

На лице миссис Мёрфи отразилась сдерживаемая ярость.

Учительница заговорила тихим, мягким голосом:

"Значит, вы католик, мистер Мёрфи. Знаете, я всегда восхищалась
тем, с каким почтением католики говорят о матери Иисуса."

Затем она повернулась к миссис Мёрфи и сказала:

«Я мало что знаю о верованиях мормонов. Когда-нибудь я бы хотел, чтобы вы рассказали мне об этом».

«Мормоны намного лучше католиков, — отрезала миссис Мёрфи.
«Разумные люди должны знать о них и о том, что они сделали для
мир. Они честны, они не курят, не жуют и не пьют.
Они хорошие моральные люди, так и есть ".

- Да, - сказала Эстер, - я слышала о них много замечательного.

Кеннет поднялся, чтобы уйти.

- Значит, вы не вернетесь со мной на ранчо Клейтон, мисс Брайт.

По выражению её лица он понял, что она предпочла бы уйти, а не остаться. Но она любезно сказала:

«Я ещё не закончила свой визит».

Через мгновение Кеннет ушёл.

Затем возникла новая проблема. Кто должен был спать с учительницей? Кейт,
близнецы и Кэтлин — все настаивали на своём. Выслушав их,
в ходе ссоры Эстер предположила, что ей будет необходимо
занять кресло-качалку рядом с Ватемой, чтобы проследить, чтобы он не причинил вреда
его сломанная рука, и попросила, чтобы ей была предоставлена привилегия наблюдать за ним всю ночь.
он.

Затем семья удалилась. Вскоре Эстер притворилась спящей.
Время от времени ребенок протягивал руку и касался ее руки, чтобы убедиться, что
его Возлюбленная рядом. Затем он заснул.

Но Эстер не спала. Зачем Кеннет пришёл за ней? Неужели она
слишком сильно привязалась к нему? Чем всё это закончится? Когда она наконец
уснула, ей снились тревожные сны.




ГЛАВА X

КАРЛА ЭРЛ


Уроки в школе закончились, и в долине начали сгущаться сумерки. Эстер Брайт сидела в дверном проёме школы, прислонившись к косяку, и безвольно сложила руки на коленях. Наконец она подняла письмо, которое держала в руках, и снова перечитала заключительные слова: «Твой преданный дедушка Дэвид Брайт».

Она не раз проводила рукой по щеке, сидя там и глядя вдаль, на свой дом в Новой Англии. Она услышала
шаги и, обернувшись, увидела приближающуюся Карлу Эрл. Прежде чем она успела встать,
Карла стояла рядом с ней, немного смущённая, неуверенная в себе. Не
произнеся обычного приветствия, Карла спросила: «Ты скучаешь по дому?»

Она видела, как Эстер вытирает слёзы со щёк.

"Немного. Я думала о своём дедушке и о том, как бы мне хотелось его увидеть. Я всегда скучаю по дому, когда приходят его письма. Сегодня пришло одно."

— Я тоже скучаю по дому, — сказала Карла, — по своей родной земле, по её зелёному газону, по величественным деревьям, по живым изгородям, по домикам, по садам, по цветам и птицам — и по всему остальному!

 — Сядь, Карла. Давай поговорим. Ты скучаешь по своей родной земле,
а я скучаю по своему дедушке.

Она взяла за руку одну из англичанок, и они долго разговаривали
об Англии. Наконец Карла попросила Эстер спеть для нее. Вместо ответа:
Эстер встала, вошла в классную комнату и вернулась, неся свою
гитару. Затем, взяв аккорды до мажор, она тихо запела: "Дом,
Милый дом". Пока она пела, Карла наблюдала за ней сквозь слезы.

«Изгнанница из дома», — пела учительница, но в этот момент она услышала всхлип. Она перестала петь.

"Продолжайте, пожалуйста," — попросила англичанка.

 Струны снова зазвенели под пальцами Эстер, и она
запела песню, которая утешала не одно скорбящее сердце.

 «Девяносто девять спокойно лежали
 В укрытии загона;
 Но один был далеко на холмах,
 Вдали от золотых ворот».

 Она продолжала петь, и её голос становился всё более жалобным и нежным.

 «Но никто из искупленных никогда не знал,
 Как глубоки были воды, которые они перешли;
 И как темна была ночь, которую прошёл Господь,
 Прежде чем нашёл Свою заблудшую овцу».
 В темноте Он услышал её крик, —
 Больную, беспомощную и готовую умереть.

 И когда она запела,

 «И ангелы эхом отозвались вокруг трона,
 «Возрадуйся, ибо Господь возвращает Своих!»

Её голос звенел от торжествующей надежды.

Была ли она вдохновлена или просто занималась делами своего Учителя? Её голос казался посланием от Бога потрясённой девушке, которая
слушала. Карла, глядя в лицо Эстер Брайт, увидела на нём невыразимо милую улыбку; она также увидела, как золотистый свет заходящего солнца играет на её лице и фигуре.

Песня за песней лились из одного сердца в другое. Гитара была отложена в сторону. Затем, взявшись за руки, девушки сидели и разговаривали до самого
закат поблек, они говорили сквозь падающие слезы, говорили об идеалах
жизни и о том, какой сладкой и хорошей может быть жизнь. Затем Есфирь рассказала о
Блаженном из Галилеи, любовь и сострадание которого никогда не иссякают. И в
конце концов Карла рассказала ей всю свою печальную историю.

- Но ты ведь уйдешь из салуна, Карла, правда? Ты избавишься от
влияния мистера Клифтона? - Спросила Эстер, когда они поднялись, чтобы уйти. «Я могу дать тебе кров, пока не найду для тебя дом, только уходи из этого ужасного места».

 «Я не могу, я люблю его», — ответила она. Затем, закрыв лицо руками, она горько заплакала.

«Я знаю, что ты можешь оставить его, и со временем ты так и сделаешь. Приходи ко мне почаще, как сегодня. Возможно, мы с тобой вместе, с Божьей помощью, сможем найти выход».

Они расстались у школы, и Эстер вернулась домой с печалью на сердце. Она думала о Том, кто много веков назад в одиночестве искал уединения в горах, с мировой скорбью на сердце. Теперь она поняла, по крайней мере, отчасти, что это за мучительная скорбь. Она
ушла в свою комнату и помолилась. Когда она наконец поднялась с колен, её лицо было
бледным. На сердце у неё было тяжело.
усилилось. Какой беспомощной она казалась!

 Она шире распахнула окно и посмотрела в бездонную синеву.
 Её охватило непреодолимое желание спасти искушаемую англичанку. Что ей делать?

 Стоя так, она, казалось, почувствовала чьё-то присутствие и обернулась,
словно ожидая кого-то увидеть, но там никого не было. Она не слышала
никого. Несмотря на то, что она видела своими глазами, она не могла избавиться от ощущения чьего-то присутствия. Она снова повернулась к окну и посмотрела в хрустальную глубину. Затем
странный покой снизошел на нее. Это казалось предвкушением рая. Она
бросилась на диван в своей комнате и погрузилась в освежающий
сон.

Но что с Карлой Эрл?

Расставшись с Эстер, она медленно направилась к салуну Кита. Внезапно
она прижала руку к сердцу, пошатнулась и пронзительно вскрикнула. Затем, дрожа всем телом, она резко повернулась и быстро пошла
в сторону каньона. Она дошла до места, которое, казалось,
притягивало её. Она посмотрела на тёмную воду и заломила руки.
 Её мышцы ослабли, и она опустилась на берег, а её тело сотрясали сильные конвульсии
Рыдания сотрясали её тело. Она попыталась подняться, но конечности отказывались повиноваться ей. Тогда её мучения от стыда, горя и раскаяния вырвались наружу в жалких мольбах к Богу, чтобы он позволил ей умереть. Она сняла шляпу и накидку и подползла к краю чёрного пруда. Она содрогнулась, взглянув на него. Затем с её белых губ сорвался громкий крик ужаса, и она погрузилась в бурлящие воды.

В ответ раздался человеческий голос, и мгновение спустя
Патрик Мёрфи нырнул за ней, схватил и поймал её на плаву
Он схватил её за юбку, вытащил на берег и поднял на сушу. Он начал выжимать воду из её юбок.

"Девка, девка, — ласково сказал он, — что ты наделала? Что с тобой случилось?"

Ответом ему были громкие рыдания. Казалось, что девушка вот-вот умрёт от горя.

Затем он поднял её на руки и отнёс туда, где оставил свою лошадь. В тусклом свете он узнал Карлу Эрл и сразу же решил, что за её поступком стоит Марк Клифтон. Его первым порывом, как и все его порывы, был благородный порыв. Он
решил взять ее к себе домой и становится ее защитником. Как он был
о том, чтобы поднять ее к спине его лошади, он обнаружил, что она
упала в обморок. Ему удалось посадить ее в седло, он сел позади
нее и поехал прямо к своему дому.

Нескольких слов было достаточно, чтобы объяснить его жене спасение девочки.
и необходимость держать ее местонахождение в строжайшем секрете. Каждому
члену семьи было велено хранить строжайшее молчание о присутствии
Карлы Эрл в их доме.

Миссис Мёрфи раздевала Карлу и укладывала её в постель.
Беспомощность лежащей без сознания девушки тронула её. Через некоторое время
глаза Карлы открылись. Она выглядела испуганной и начала бредить, корчась
и извиваясь, как в смертельной агонии. Теперь она звала Марка Клифтона,
чтобы он сдержал своё обещание; теперь она просила Утему сходить за мисс Брайт;
теперь она умоляла Бога забрать её; теперь она была на краю бассейна
и в тёмной воде.

Так она бредила, и ночь прошла. Время от времени миссис Мёрфи клала
мокрую тряпку на голову Карлы или смачивала ей губы. Двое верных
наблюдателей не смыкали глаз. Наступил день, а они всё ещё были
наблюдая за ней, но, наконец, их пациентка уснула.

Когда Карла наконец проснулась, она огляделась и, увидев миссис Мёрфи,
спросила, где она находится.

"У друзей, которые будут хорошо о тебе заботиться," — ответила ей
медсестра.

"Как я сюда попала?"

Миссис Мёрфи объяснила, что её муж нашёл её без сознания и
привёз к себе домой. И, наклонившись, она сделала
беспрецедентную вещь. Она поцеловала Карлу Эрл. При этих словах Карла начала
плакать.

"Не плачь, девочка, не плачь", - сказал Патрик, вошедший в этот момент. Он
отвернулся и яростно высморкался.

«Я должна встать и помочь тебе», — сказала больная девочка, пытаясь подняться. Но она не встала ни в тот день, ни в последующие. Миссис Мёрфи проявляла безграничную доброту на протяжении всей её болезни. Она ухаживала за больной девочкой с неизменным терпением. Но Бригам чаще всего сидел у её постели, когда был дома, и рассказывал ей о своей любимой учительнице и о том, чему она их учила. Наконец Карла попросила разрешения увидеть её.

В тот же день Патрик поехал за Эстер и по дороге на ранчо рассказал ей о том, как нашёл Карлу Эрл и как она впоследствии заболела.

«Вы, дорогие, хорошие люди!» — сказала Эстер, глубоко тронутая. «Я так вам благодарна».

 «О! Не за что, мисс», — неловко ответил он. "Когда ты видишь эту
девушку, которая так близка к разрушению, Эй, скажи мне, что, если я
сестра или одна из моих маленьких девочек, которые никогда не окажутся в лапах
Марка Клифтона? Так что, пожалуйста, скажи мне, скажи, что ты просто спасешь ее.
Вот и все, что ты сказал. Моя жена позаботилась о девочке. И
она так привязалась к ней! Важнее всего!

"Бог благословит тебя за то, что ты спас ее, можешь быть уверен в этом".
— ответила Эстер с чувством. — Должно быть, она сразу после меня отправилась в каньон. Я уговаривала её оставить мистера Клифтона и прийти ко мне, но она, похоже, не была достаточно решительна, чтобы пообещать тогда. Должно быть, каньон был её запоздалой мыслью и результатом отчаяния.

 — Бедняжка! — хрипло сказал Патрик.

Когда Карла увидела Эстер, она начала рыдать и казалась очень встревоженной.
Ее пульс участился. Такое раскаяние редко встретишь.

Эстер положила свою собственную прохладную руку на лоб больной девушки, и говорит
в ней минимум, спокойных тонах. Карла схватил ее руку и держал ее
плотно.

«Я хотела увидеться с тобой и сказать тебе…» Но Эстер перебила её:

 «Да, дорогая, ты расскажешь мне потом. Не пытайся рассказать мне сейчас».

 «Я должна. Боль здесь» (она положила руку на сердце) «не пройдёт, пока я не расскажу тебе. После того, как я оставила тебя в школе, я была в отчаянии». Я чувствовала себя совершенно обессиленной. Потом я помолилась.
 Внезапно я поняла, что никогда больше не должна возвращаться в салун
или к нему. Казалось, мне дали сил, чтобы идти и идти в
противоположном направлении. Всё, что я помню сейчас, — это то, что я решила дойти до конца.
вернуться невозможно. Потом я проснулся здесь. Они были так добры ко мне.
особенно маленький Бригам. Он приходит ко мне, как только он
возвращается из школы, и мне говорит о тебе, и это утешает меня".

"Бог ведет тебя, Карла", - сказала Эстер. "Я уверен в этом.
И Он вырастил этого доброго друга, чтобы спасти тебя в твой темный час. Но
тёмные времена прошли, и мы собираемся помочь вам научиться быть
счастливыми.

 «Можно ли научиться быть счастливым, если совершил такую жизненную ошибку?»

 «О да. И это благословенный урок».

Когда Эстер ушла, она пообещала вернуться на следующий день.

В тот вечер на ранчо Клейтонов состоялся семейный совет, и
в результате миссис Клейтон сама вскоре отправилась навестить Карлу
и пригласила её жить у них.

Так Карла Эрл стала членом семьи Клейтонов.
и в атмосфере любви и заботы в этом доме она начала поднимать свою милую головку, как распускающийся цветок под апрельским солнцем после того, как его приморозило. И жизнь, в которой любовь окружала её каждый час каждого счастливого дня, стала обретать смысл.
а пока — к англичанке.

И Карла завоевала любовь всей семьи, потому что она была утончённым, милым созданием. Она стала миссис Клейтон как дочь.

Однажды миссис Клейтон сказала мужу:

"Ты заметил, как сильно Карла похожа на нашу мисс Брайт?"

"Да," — ответил он. "В них обеих есть что-то очень привлекательное.
Только мисс Брайт — на удивление уравновешенная женщина, а Карла —
прилипчивая и зависимая. Бедная Карла! Как жестоко с ней обошлись!
 Я рад, что она наконец-то нашла любовь и кров.

 — Я тоже, Джон. Бедняжка просто изголодалась по любви.

«Я верю, Мэри, что из неё вырастет сильная личность. То, что она пережила, стало для неё большим уроком».

 «Бедное дитя! Иногда, когда я говорю ей слова благодарности, она
расстраивается и говорит, что не заслуживает всей нашей доброты. Однажды,
когда она плакала, она сказала: «Почему Бог забирает матерей у их
детей, когда они так в них нуждаются?»

— Что ж, — ответил он, — наконец-то она нашла хорошую мать. Да благословит Бог эту мать и несчастную девушку!

Наклонившись, муж поцеловал жену и отправился в долгое путешествие на далёкую шахту.






Глава XI

Насыщенный событиями день


После того как Эстер Брайт и Уотэма вернулись с ранчо Мерфи
«Ранчо», он стал гостем в доме Клейтонов и оставался там до тех пор, пока его рука не зажила.

Пребывание с ними укрепило его привязанность к Эстер Брайт и
привело к некоторым положительным изменениям в нём.

Когда ему снова разрешили бегать и играть с детьми, он
вернулся в школу и в салун Кита.

Мужчины, которые всегда называли его «малявкой», теперь наблюдали за ним
с изумлением. Один из них заметил:

 «Я буду удивлён, если Ангел из Гилы не сможет сделать ничего, что она захочет».
Тер. Видишь того мальчишку? Он ругался, как пират. Ты слышишь, как он ругается
сейчас? Нет, сэр! А почему? Потому что он знает, что ей это не нравится. Вот почему.
 Если бы её отпустили к апачам, она бы их цивилизовала.
 А они самые тупые индейцы из всех. Я не знаю, что в ней такого
. Она вроде как заставляет парня хотеть кем-то стать. Я думаю
Бог Всемогущий знает больше о ее нор мы делаем, - Н -, она знает больше о
нас-Н-мы делаем сами. Во всяком случае, она не про меня".

Доведя себя до такого состояния, он вышел из салуна трезвым.

Нет никаких сомнений, Эстер яркими были посеяны хорошие посев семян трав, а некоторые
пали на добрую почву. Пробуждение cowlasses было
постоянной радости на ней. Она удивлялась, что никто не нашел их раньше
. С каждым последующим днем маленькая школа расширяла свои возможности, чтобы
обогатить жизнь общины.

Однажды утром, пока класс был в разгар декламации, там
раздался стук в дверь школы.

— Я Роберт Дункан, — сказал шотландский шахтёр, когда Эстер открыла дверь.
Он держал за руку маленького мальчика лет трёх.

— Это Бобби, — продолжил он. — Я привёл своего ребёнка в школу.

Могла ли мать оставить такого малыша?

 Ах, могла ли?

 Эстер наклонилась и протянула руки к ребёнку, но он спрятался за отцом.
— Его мать умерла на прошлой неделе, мисс, — сказал он срывающимся голосом.
— Я бы хотел оставить его у вас, — сказал он.

— Мне очень жаль, — ответила она с сочувствием. Затем она пообещала взять Бобби в ученики, если он останется.

"О, он останется, — поспешил сказать отец, — если вы просто позовёте
Дональда."

Итак, Дональда позвали, и ему удалось уговорить Бобби зайти в
школу.

Когда ребёнок понял, что отец ушёл и бросил его, он побежал к двери,
крича: «Папа! Папа!» — и по его щекам текли слёзы.

 Тогда
материнское сердце Эстер Брайт взяло верх. Она обняла его и
успокаивала, пока он не прижался к ней и не уснул.

Вскоре после этого Кеннет Гастингс появился в открытой двери и увидел Эстер,
сидевшую за столом со спящим ребёнком на руках. Он услышал, как она
мягко разговаривала с детьми, отпуская их на утреннюю перемену, но Бобби
проснулась в испуге. Когда Кеннет вошёл,
Дональд вынес Бобби из комнаты, а остальные дети последовали за ним.


"Я пришёл узнать, не хочешь ли ты покататься на лошади сегодня днём, —
сказал Кеннет. — Сегодня чудесный день."

"С удовольствием! Ничто не доставило бы мне большего удовольствия."

Они стояли в открытой двери. Когда Уотэма увидел, что Кеннет разговаривает со своей учительницей, он вошёл в дверь, протиснулся между ними, прижался к ней и вызывающе сказал:

"Мисс Брайт, моя учительница, моя!"

"Твоя, да, сынок?" — сказал Кеннет, улыбаясь. Затем, глядя Эстер в лицо, он сказал:

"Хотел бы я быть так же уверен, что однажды ты станешь моей."

Лёгкий румянец окрасил её лицо. Когда он пошёл дальше, в каждом его шаге
чувствовалась жизнь и энергия. Казалось, он парит в воздухе.

 Перемена закончилась, дети вернулись на свои места, и вошёл Патрик
Мёрфи. На час школа превратилась в магазин, потому что учитель
обещал, что сегодня они будут играть в магазин, покупать и продавать. Торговля должна была вестись строго за наличные, и нужно было вести учёт. Несколько детей были заняты в течение нескольких дней, зарабатывая деньги на
школу. Были видны весы для взвешивания и различные измерительные
приборы.

Патрик наблюдал за игрой детей, пока они взвешивали и
мерили, покупали и продавали.

В конце занятий он повернулся к Эстер и сказал:

"Хотел бы я снова стать молодым. Вы учите детей большему за один
час, чем многие люди учатся за всю жизнь. Я рад, что вы приехали в Гилу, потому что школа набирает обороты.

Сделав себе такой комплимент, он удалился, очень довольный собой, учителем, школой и миром в целом. Если что-то и вызывало безоговорочное одобрение Патрика, так это «набирать обороты».

Ближе к концу обеденного перерыва, когда Уэтэмы не было на месте,
Дональд Кармайкл сказал учительнице: «Ты любишь Уэтэму больше, чем всех нас,
не так ли?»

«Почему?» — спросила Эстер, улыбаясь мальчишке.

— О, — опустив голову, сказал он, — ты говоришь «Уотэма», как будто любишь его больше, чем кого-либо другого.

 — Как будто я его люблю?

 — Ага.

 — Что ж, — признала она, — я люблю Уотэма. Я люблю и всех остальных детей. «Не кажется ли тебе, что я должен любить Ватему немного больше,
потому что у него нет ни отца, ни матери, которые могли бы его любить?»

Дональд так не думал.

"Ты понятия не имеешь", - сказал Карла, который теперь учился в школе, "что жестокий
Wathemah лечения используются получать в салуне. Я видел, как его
дразнили, били и колотили, пока он не обезумел. И
мужчины получали удовольствие, обучая его всему плохому, что они знали. Я привыкла
слышать их, когда помогала миссис Кит. Глаза Карлы внезапно
наполнились слезами.

«Бедняжка!» — сказала Эстер в ответ.

 «Я никогда не забуду, как он был счастлив, — продолжила Карла, — в первый день, когда он пошёл в школу. Он пришёл ко мне и сказал, что ему понравилась его учительница, и он хочет жить с ней».

 «Правда? Да благословит его Господь!»

«После этого, — продолжила Карла, — он каждое утро приходил ко мне, чтобы
узнать, достаточно ли он чистый, чтобы идти в школу».

«Значит, _ты_ была доброй феей, Карла, которая превратила его. В первое утро, когда он пришёл в школу, он, конечно, был очень грязным мальчиком, но с тех пор он стал довольно чистым».

Дональд, который слушал, снова заговорил.

— О, с Уотэмом всё в порядке, только я думал, что он нравится тебе больше, чем
остальные.

— Нет, она тоже не нравится, — решительно заявил Бригам. — Думаю, я знаю.
 Она всегда справедлива.

В этот момент к ним приблизился сам Ватема. Он ходил в лес за омелой
и вернулся с охапкой зелёных веток, покрытых белыми восковыми ягодами. Он гордо подошёл к своей Возлюбленной
и преподнёс ей своё подношение. Затем он отступил назад и окинул её взглядом.

 

 «Ватема любит тебя, учитель», — сказал он с глубоким удовлетворением.- Она не твоя, дикарь-апач! - крикнул Дональд. - Она тебя не любит.;
она так и сказала, - ехидно добавил ребенок.

Как вспышка, Wathemah было на нем, обойдя его со всеми его
прочность. Он взял закон в свои руки, заселили его результат, и
Он уложил своего противника на лопатки прежде, чем Эстер успела вмешаться. Когда она схватила
Уотхему за руку, он набросился на неё, как тигр.

"Дональд лжёт!" — закричал он.

"Да, Дональд солгал," — признала она, — "но ты не должен его наказывать."

"Дональд — дикарь. Уотхему он убьёт!"

Учительница продолжала крепко держать его. Она пыталась урезонить его, но её слова не возымели действия.

Ребёнок стоял непоколебимо. Он презрительно указал пальцем на Дональда
и сказал с презрением в голосе:

«Дональд лжёт. Уотхемах не лжёт».

Учительница отпустила его и велела прийти к ней после уроков. Затем она
началось дневное занятие. Но место Уотэмы было свободно.

 Шли часы, и стало ясно, что Дональд не так счастлив, как обычно. Он был в отчаянии. Наконец его вызвали к доске. Он понуро опустил голову. Эстер не стала заставлять его читать.

 Наступил час окончания занятий. Маленький проказник сидел один в дальнем углу комнаты. Карла отправилась на поиски Уотемы.

 Громкий обвиняющий тиканье часов било по ушам Дональда.
Учительница была занята и поначалу не обращала на него внимания. Она услышала, как кто-то шмыгает носом в углу. По-прежнему никакого внимания. Наконец она села рядом с ним.
Он посмотрел на мальчика и очень мягко сказал:

"Расскажи мне об этом, Дональд."

Никакого ответа. Он отвернулся и потёр грязными кулаками глаза.

"Скажи мне, почему ты солгал Уотхеме, Дональд."

По-прежнему никакого ответа.

"Как ты мог так сильно ранить его чувства?"

Никакого ответа.

Затем Эстер заговорила с ним, пока он не уткнулся лицом в ладони и не зарыдал. Она проникла в его сердце. Наконец она спросила его, что, по его мнению, он должен сделать. По-прежнему тишина. Она ждала. Часы тикали всё громче и громче в ушах ребёнка: «Скажи это! Скажи это! Скажи это!»

Наконец он заговорил.

«Я должен сказать Уэтхему, что солгал, но я не хочу говорить ему об этом в присутствии
парней».

«Ах!» — сказала она, — «но ты сказал им неправду, и если ты не трус, то должен извиниться перед ними».

«Я не трус», — сказал он, подняв голову.

— Тогда завтра ты должен извиниться перед Ватемой перед детьми.

— Да, мама.

Затем она отпустила его, сказав, чтобы он помнил о том, что сделал, когда
будет молиться Богу той ночью.

— Бог услышал, как я солгал? — спросил он.

— Думаю, да, Дональд.

Мальчик выглядел обеспокоенным.

«Я не подумал об этом. Я скажу Ему, что сожалею», — сказал он, выходя из
класса.

 Он начал искать Утему, чтобы помириться с ним.

 Сначала поиски Карлы не увенчались успехом. Затем она отправилась туда, где, как она знала, он любил бывать, — в каньон. Там она, конечно же, нашла его. Он сидел на валуне у водопада спиной к ней.
 Позади него, на другом берегу ручья, возвышались нависающие
скалы. Он не слышал её шагов, слушая музыку
воды.

"Ватема!" — позвала она. Он вздрогнул и повернулся к ней. Она увидела
что он плакал. Она взобралась на боулинг и села
рядом с ним.

"Дональд Ли!" - сердито сказал он.

"Да, Ватема, но он сожалеет об этом, и я уверена, что он скажет тебе об этом"
.

Она увидела, как по маленькому грязному личику катятся слезы. Ей хватило мудрости оставить его в покое, и, пройдя немного вверх по каньону, она стала бросать камешки в воду. Через некоторое время это привлекло его внимание к ней.

"Пойдем вверх по течению?" — спросила она.

Он кивнул. Они перепрыгивали с валуна на валун и наконец остановились там, где вода текла тихо, успокаивающе журча.

"Карла!"

"Да, Ватема".

"Иисус прощает?"

"Да, дорогая, Он прощает". Затем самообладание Карлы лопнуло, и она
разрыдалась от долго сдерживаемого горя. В тот же миг руки ребенка оказались
у нее на шее.

- Не плачь, Карла! - сказал он. - Не плачь, Карла! - похлопав ее по щеке.

Затем, прижав свою заплаканную щеку к её щеке, он сказал:

«Иисус любит Карлу».

Она обняла маленького утешителя, и, хотя слёзы лились ручьём, они принесли облегчение её сердцу.

Наконец она убедила его вернуться в школу на следующий день и сделать всё возможное, чтобы искупить свой проступок.

Вернувшись, они стали искать учительницу в школе, но её там не было, и дверь была заперта; не было её и на ранчо
Клейтонов. Маленький кающийся грешник долго медлил, но его
Возлюбленная не приходила. Наконец он неохотно побрёл в лагерь.

 Вдалеке, на горной дороге, Эстер Брайт и Кеннет Гастингс натянули поводья. Англичанин хорошо держался в седле, но было очевидно, что его
спутница не была наездницей. Она могла блистать в гостиной или
в доме, но не на спине лошади. Если бы она не ехала верхом,
на одной из лучших верховых лошадей в стране, она выглядела бы ещё более нелепо.

От скачки по горной дороге её щёки раскраснелись.
Она также распустила волосы, и теперь её волнистые каштановые пряди, отливающие золотом, рассыпались по плечам.

"Ты похожа на цыганку," — сказал Кеннет.

Она рассмеялась.

«Последние цыгане, которых я видела, — весело сказала она, — разбили лагерь на дороге, проходящей через Бикманс-Вудс, когда вы приближаетесь к Тарритауну-на-Гудзоне с севера. Цыганская группа была живописной, но люди
выглядели отвратительно. Надеюсь, я не сильно на них похожа, — сказала она, всё ещё смеясь, а затем добавила: — Они хотели погадать нам.

 — Ты позволила им погадать тебе?

 — Да, просто так, ради забавы.

 — Что они тебе сказали?

 — О, всякую ерунду.

 — Ну же, расскажи мне, просто так, ради забавы.

— Ну, — тут она покраснела, — старая цыганка сказала мне, что за мной будет ухаживать англичанин, что я сама не буду знать, чего хочу, и что я его отвергну.

 — Интересно! Продолжайте.

 — Что с ухажёром случится что-то ужасное, что я помогу ему, а потом всё будет хорошо.

— В самом деле, это становится всё интереснее. Гадалка поняла, какая ты бессердечная. Разве она не просила тебя присоединиться к их каравану? Из тебя получилась бы идеальная цыганская принцесса.

 Эстер тронула своего коня хлыстом. Он внезапно рванул вперёд, как сумасшедший. Она едва удержалась в седле. Перед ней, к её ужасу, зияла глубокая пропасть. Теперь она не могла остановить свою лошадь, в этом она была уверена. Она крепче сжала поводья и стала ждать. Позади она услышала топот копыт и голос Кеннета, кричавшего: «Тпру!» С таким же успехом можно было кричать на торнадо, чтобы оно остановилось. Ей показалось, что она уловила
дух лошади. Зрачки её глаз расширились. Она почувствовала, как
дрожит животное, когда на мгновение встало на дыбы.
 Затем она почувствовала, как её несёт по воздуху, когда
животное преодолело ущелье; затем она поняла, что оно взбирается на
берег. Через мгновение животное остановилось, дрожа всем телом; его
ноздри расширились, и он тяжело дышал.

Через несколько минут Кеннет Гастингс обогнал ее. Было видно, он
были встревожены.

"Вы сделали очень опасное дело для неопытного всадника", - сказал он.
«Вам повезло, что вы не пострадали. Я ожидал, что вы будете ранены или мертвы».

«Я ужасно испугалась, когда мы подъехали к оврагу. Я не знала об этом, понимаете, но я не могла остановить лошадь».

«Конечно, нет. Что заставило животное понестись? Вы ударили его хлыстом?»

«Да». Я думала, что будет так весело сбежать от тебя за то, что ты назвал меня
цыганкой.

Он рассмеялся. Потом его лицо стало серьёзным.

Внезапно Эстер Брайт похолодела и покачнулась в седле.
В конце концов она была вынуждена сказать, что ей плохо. Её спутник спешился
и снял её с седла.

«Как же ты дрожишь! — говорил он. — Как же тебе холодно!»

 «Просто я испугалась, — ответила она, пытаясь взять себя в руки. — Мне стыдно, что я испугалась. От страха мне стало дурно». Даже её губы побелели.

 Он, казалось, был очень обеспокоен. Через некоторое время к ней вернулся румянец, и она заверила его, что сможет идти дальше.

"А вы уверены?" он спросил, показывая глубокую озабоченность.

"Уверен," сказала она, положительно. "Пойдем. Я дал вам
уже достаточно проблем".

"Никаких проблем, уверяю вас".

Он не добавил, что сам факт того, что ей понадобилась услуга от
Для него это было достаточной компенсацией.

Затем они направились домой, разговаривая о многих вещах,
интересных им обоим.

Внизу, в долине, мягкая серая трава граммы
сменялась большими зарослями вечнозелёных кактусов, юкки и
зелеными шалфеем и мескитовым деревом. Последние отблески заката
смешивались с фиолетовой дымкой, которая, словно призрачная вуаль,
окутывала пейзаж.

Они остановили своих лошадей на повороте дороги, откуда открывался прекрасный вид
на горы.

 «Как прекрасен мир повсюду!» — сказала Эстер, словно про себя.

— Особенно в Аризоне, — сказал Кеннет, сделав глубокий бодрящий вдох.

Снова тишина.

"Мисс Брайт, — он помедлил. — Я думаю, мир был бы прекрасен для меня где угодно, если бы вы были рядом.

— Вы льстите, — сказала она, поднимая руку, словно защищаясь от того, что могло за этим последовать.

"Никакой лести. — С тех пор, как вы приехали, весь мир кажется мне прекрасным.

 — Я рада, что мой приезд улучшил ваше зрение, — весело сказала она.
 — Пойдёмте, нам нужно поторопиться, иначе мы опоздаем к ужину. Вы, кажется, будете ужинать с нами сегодня вечером.

 — Да, миссис Клейтон была так любезна, что пригласила меня.

И снова её лошадь вырвалась вперёд. Кеннет тронул свою лошадь кнутом и
обогнал её. Какое-то время лошади шли ноздря в ноздрю. Когда
они подъехали к крутому подъёму, они сбавили темп.

 Её глаза сверкали, и она была в прекрасном настроении.

"Если бы я была лучшей наездницей, — весело сказала она, — я бы вызвала вас на
скачки."

— «А почему бы и нет?» — предложил он. — «Здесь больше нет оврагов».

 — «Я могу не удержаться».

 — «Мы попробуем, — ободряюще ответил он, — на следующем участке».

 И они попробовали. Они летели как ветер. Прохладный вечерний воздух,
азарт гонки, яркое послесвечение в небесах - все это было
волнующим. Они мчались все дальше и дальше, пока не свернули на дорогу
в каньон. Лошадь Эстер снова пошла впереди, но Кеннет вскоре догнал ее,
и остаток пути их лошади медленно шли рядом.

"Интересно, если бы вы не так счастливы, как я", - сказал он, как он помогал ей
от седловины.

«Я в высшей степени счастлива, — весело сказала она. — Я
всегда счастлива, за исключением тех случаев, когда на меня наваливается чья-то печаль».

Он сказал ей что-то о том, что возьмёт на себя все её будущие печали, и добавил:

"Это становится самым заветным желанием моего сердца".

"Всем когда-нибудь приходится сталкиваться с горем", - серьезно ответила она. "Я надеюсь
встретить свое горе с мужеством, когда оно придет".

Она стояла, поглаживая шею лошади.

- Хотела бы я помочь вам перенести это, когда оно придет. О, мисс Брайт,
он искренне сказал: "Я хотел бы, чтобы ты поняла, как я почитаю тебя
и осмелюсь ли я это сказать? - как я люблю тебя! Я бы хотел, чтобы ты попыталась
понять меня. Я не шучу. Я говорю серьезно. Он посмотрел на нее.
лицо опущено.

"Я постараюсь", - сказала она, глядя прямо, без тени кокетства
в ее голосе или манерах.

Бывали моменты, когда любовь Кеннета к Эстер заставляла его говорить ей более нежные слова, чем того требовал её очевидный интерес к нему. В такие моменты она замыкалась в себе, окружённая непроницаемой сдержанностью. Кеннет Гастингс был единственным, к кому она относилась холодно. В один день он был на седьмом небе от счастья, а в другой — погружался в пучину мрака.

Через несколько дней после этой поездки он случайно встретил Эстер на
дороге вдоль реки. Он остановил её и резко спросил:

 «Почему ты иногда так холодно со мной обращаешься?»

"Неужели?" - удивленно спросила она.

Он промолчал.

"Неужели?" - спросила она, повторив свой вопрос.

"Да, хочешь. Почему ты так со мной обращаешься?"

Она выглядела расстроенной.

- Я и не подозревала, что обошлась с вами невежливо, мистер Гастингс. — Если бы я это сделала, то только потому, что боюсь тебя.

 — Глупости! Боишься меня! — Теперь он улыбался.

 — Может быть… — Она замялась и умоляюще посмотрела на него.

 — Может быть, что?

 — Может быть, это потому, что ты приоткрыл мне своё сердце и…

— Что «имел в виду»?

 — Ты попросил меня раскрыть тебе своё. Я не могу.

 — Другими словами, ты меня не любишь?

— Я уважаю вас, как и нескольких других знакомых мне людей. Ничего больше.

Повисла долгая пауза. Первым заговорил Кеннет.

"Ваша дружба! Неужели я лишусь и этого?"

"Моя дружба уже ваша, — сказала она. — Вы это знаете.

"Благодарю вас. Едва ли мне нужно говорить тебе, что твоя дружба —
самое дорогое, что у меня есть.

Затем Кеннет оставил её, и она пошла дальше одна. Но эти слова
продолжали звучать у неё в голове, как навязчивая мелодия: «Твоя
дружба — самое дорогое, что у меня есть!» И, как призрак
Бэнкрофта, они не давали ей покоя.




Глава XII

Рождественский день


Было раннее рождественское утро. Ни один лист не шевелился. Тишина, казалось, была
осознанной. Солнце вставало в торжественном величии, возвещая о себе
алыми всполохами на небе. Как только оно выглянуло из-за спящих гор,
невыразимое великолепие красок затопило землю и небесный свод. Затем
снежные горные вершины, мрачные стражи веков, окрасились в багровые и
золотые тона. И простирающаяся вдаль долина, где мягко-серая
трава граммы была Освещённая желтоватым оттенком пустынной почвы, она
сияла в лучах утреннего солнца. От зенита до горизонта
кристальная чистота, казалось, на одно мгновение засияла
просеянным золотом. Но, словно для того, чтобы защитить
глаза человека от слишком яркого великолепия этого дня
рождения Христа, над отдалёнными горами опустилась
слабая пурпурная дымка. Воды реки Хила
отражали сияние утра и становились расплавленным золотом.

Когда гилаиты проснулись, их охватила утренняя радость;
и мужчины и женщины вспомнили, некоторые из них впервые в жизни
годы, что это был рождественский день, и они ходили с улыбкой на устах.
Рождество

 Для детей из Гилы день, который раньше был таким же, как и все остальные, теперь приобрёл новое значение. Они стали ассоциировать его с чудесной личностью, которую узнали благодаря своей учительнице. Она называла день рождения Христа Рождеством, Христа — их старшим братом, Христа — любителем детей.

Они увидели великолепие утра. Неудивительно, что некоторые из
них были охвачены благоговением.

 Впервые в истории Гилы Рождество должно было
Наблюдая за происходящим, каждый ребёнок проникся личным интересом к
празднику.

Подготовка к вечерним занятиям, которые должны были проходить в
школе, была такой новой, такой таинственно-интересной!
Ожидания были велики.  Слухи дошли до лагерей осликов в горах и до мексиканцев,
работавших на угольных карьерах в каньоне.  Слухи дошли и до других лагерей, расположенных за много миль.

Мексиканцы, по своему обыкновению, развели огромные костры на
горах и предгорьях, чтобы стрелять в рождественскую ночь. Но, услышав о
предстоящем представлении в школе, они
дух времени и превзошли самих себя.

Сагуаро, или гигантский кактус, который иногда называют стражем пустыни, — один из самых интересных видов семейства кактусовых.
Иногда он растёт в форме ребристой колонны, достигая в высоту 18 метров. Часто на расстоянии примерно 10 метров от земли этот кактус выбрасывает мясистые отростки под прямым углом,
которые через некоторое время устремляются вверх в виде колонн, параллельных
основной колонне, придавая кактусу вид гигантского канделябра.
 У сагуаро есть скелет из древесных рёбер, соединённых между собой жёсткими
древесные волокна. В живом кактусе этот каркас заполнен и
покрыт зелёной мякотью, но когда кактус умирает, мякоть высыхает и
выдувается. Ребра покрыты большим количеством смолистых шипов,
которые горят как смола. Таким образом, мёртвый сагуаро, если его поджечь,
становится очень эффективным костром, который индейцы часто использовали
в древности в качестве сигнального костра.

По этому особому случаю мексиканцы нашли несколько таких мёртвых
стражей пустыни, которые были почти в форме римского креста, и
несколько ударов топором сделали их идеальными. Когда зажгли рождественские
Ночью горящие кресты на горах вырисовывались на фоне неба,
уже не как символы торжествующей ненависти, а как символы торжествующей любви.

 В тот день стало известно о том, что сделали мексиканцы,
и с каждым сообщением, которое передавалось из уст в уста, интерес к
предстоящему служению в школе усиливался.  Казалось, что
комната не сможет вместить всех желающих.

Молодые люди охотно помогали и украсили помещение
елями, соснами, кедрами и омелой. Воздух был наполнен пряным
ароматом. Повсюду стояли огромные свечи на импровизированных
деревянные подсвечники. В одном конце комнаты было натянуто
большое полотнище белой хлопчатобумажной ткани.

В течение многих дней Джон Клейтон, Кеннет Гастингс и Эстер Брайт
составляли таинственный триумвират. Видели, как двое мужчин несли
посылки с отдаленной станции. Что это могло означать, стало
захватывающей темой для разговоров. Одно было ясно наверняка: Гила была
жива.

В рождественское утро эти трое в сопровождении миссис Кармайкл встретились
в школе, чтобы завершить последние приготовления. Красивая серебристая ель, выбранная для рождественской ёлки, выделялась на
темная зелень комнаты. Это было красивое дерево, изысканного цвета
, совершенной симметрии, пряного аромата. Они украсили это дерево
орнаментами, затем начали развешивать подарки на его ветвях. Сбоку от елки
Эстер сложила маленькие картонные коробочки вплотную друг к другу.
Что в них было, знала только она сама; и она хранила
таинственно-интересное молчание.

Пока все четверо были заняты своим радостным делом, миссис Кармайкл
внезапно обнаружила огромную корзину, которую ей до сих пор удавалось
прятать. Она выглядела виноватой и сказала:

«И куда же вы хотите положить печенье?»

«Печенье!» — воскликнули они все в один голос. «Печенье!»

Эстер попробовала одно.

"Они такие же вкусные, как и выглядят! — сказала она. «Их так много!
Как вы до этого додумались? Как это мило с вашей стороны!"

«Это был Дональд. Он рассказал мне о ваших праздничных тортах для повозок. Поэтому я подумала, что, раз у хозяина день рождения, у каждого должен быть праздничный торт. Всего их будет сто.

 — Сто! — присвистнул Кеннет. — Ты умеешь находить путь к сердцам людей, — рассмеялся он. — Но ты уже давно нашла свой путь к моему сердцу.

 — Фи, фи, — сказала она, улыбаясь. — Я хорошо тебя знаю.

Когда приготовления были закончены, они огляделись с довольным видом. Было очевидно, что дух Рождества овладел ими. Такая доброта! Такая доброжелательность!

 Джек Хардинг вышел из комнаты последним. Прежде чем закрыть и запереть дверь, он положил несколько пакетов в тёмный угол.

За час до начала представления маленький глинобитный
школьный домик был окружён людьми, и они продолжали приходить даже
после того, как учитель в сопровождении Клейтонов открыл дверь. Вскоре
все места были заняты, а потом и все стоячие места. Затем были закрыты окна
Комната была переполнена людьми. Но снаружи их было ещё больше, и они не могли
надеяться увидеть, но, возможно, могли услышать.

 Те, кому посчастливилось войти в комнату, почувствовали аромат
кедра и ели. Горящие поленья мескитового дерева в камине
трещали и шипели, а мягкий свет огромных свечей подчёркивал
красоту дерева и деревянных украшений комнаты. И там же была учительница, _их_ учительница (разве она не принадлежала
им?), молодая, красивая, делающая всё это для них! Они замечали каждую деталь её простого серого наряда, даже мягкое кружево на шее. Там
было в ней что-то изысканное в ту ночь, когда она стояла перед ними
в желтом свете свечи. Ее лицо сияло. Кеннет Гастингс
заметил это и тихо сказал своему другу Джону Клейтону: "Посмотри на
Лицо мисс Брайт! Я никогда не видел ничего более прекрасного. В этом весь дух
Рождества ".

Джон Клейтон положил руку на плечо своего друга, когда тот ответил:
"Да. Всё это благодаря её прекрасной, великодушной душе.

После того как было спето несколько рождественских гимнов, он сказал, что мисс Брайт
сейчас обратится к ним. Раздался одобрительный ропот.

Затем она рассказала им старую-престарую историю, самую дорогую историю детства, о
маленьком ребенке в хане в Вифлееме, о звезде, о песне о
ангелы, пришествие пастухов и поиски Мудрецов
Мужчины, пришедшие со своими богатыми дарами из золота, ладана и
смирны, чтобы возложить их к ногам младенца Христа. Она рассказала историю
коротко и просто.

Среди тех, кто слушал его в тот вечер, были мексиканцы и
полукровки-индейцы, англичане, ирландцы, шотландцы и американцы.
Там были католики и протестанты, мормоны и люди без веры
что угодно. Там были четверо мужчин, получивших образование в университете; были также мужчины и женщины, пребывавшие в глубочайшем невежестве; и было много других людей, находившихся между этими крайностями.

Пока голос учителя удерживал их внимание, Джон Хардинг и Кеннет Хастингс выключили свет, и на белом экране одна за другой замелькали картины, иллюстрирующие раннюю жизнь Христа (все они были копиями известных картин).  Раздавались одобрительные возгласы, подобные этим:

— «Вы уже видели?»

 — «Богородица! Благослови её!»

 — «О-о-о-о!» — едва слышно.

 Когда появилось «Святое семейство» Мурильо, воцарилась тишина.
исчезнув, кто-то попросил об этом снова. После выполнения этой просьбы
свечи были зажжены снова, и раздача подарков
началась. Послышался приглушенный гул интереса. Эти мужчины и женщины,
отбросив заботы и тяжелый труд на час, были довольны, как дети.

По мере передачи подарков многие начали понимать, что означали дополнительные встречи в
здании школы. Дети что-то мастерили, и
делали это хорошо. Они занимались ручным трудом, хотя
учительница не называла это так. Она была старше своих лет, и
занимался практической работой по обучению ручному труду за годы до того, как
педагоги страны осознали необходимость тренировки
руки.

Дети из Хила сшили матерям и сестрам клетчатые фартуки.;
они были вязаные и кружевные коврики; они сделали изделий для внутреннего
использования, и так далее.

Когда новый пояс блузка и пара подвесок были даны
Wathemah, его восторгу не было предела. Кеннет и Джек Хардинг стояли,
наблюдая за ним. Ребёнок был любимчиком у обоих.

"Тебе нравится твоя талия, малыш?" спросил Кеннет.

"Да! Мне! Нравится!" — ответил ребёнок, похлопывая себя по талии и разглаживая её.
как если бы оно было объектом привязанности. Затем он провел его подтяжками до
для двух своих друзей, чтобы видеть.

"Любишь ли ты их, сынок?" - спросил Джек Хардинг.

"Мое! Мои! -Деньги!-- Деньги Ватемы!

Взрослые улыбнулись. Этот день открыл многие сердца, которые долго были заперты на засовы
и не допускали человеческого сочувствия.

"Две куклы, одна для Норы, другая для Кэтлин Мерфи", - выкрикнул
суперинтендант.

"А ты верил?" спросил Патрик, добродушно улыбаясь от макушки
своей щетинистой головы до кончика щетинистого подбородка.

Подарки передавались направо и налево. Это казалось чудесным, так много
следует помнить. Некоторые получали свои подарки с нескрываемым удовольствием
удовольствие, настолько несоизмеримое с внутренней ценностью подарков
, что это было трогательно. Эстер почувствовала, как ее глаза наполнились слезами. Более одного
сказал ей в тот вечер, что это был первый раз, когда он или она когда-либо
получил подарок на Рождество.

Пока Бригам получил никаких подарков, но он сидел Wathemah,
видимо, радуясь, что его друг получил, как будто это было
его собственный. Но когда подошла его очередь и Возлюбленный принёс ему три
книги о животных, он, казалось, смутился и пробормотал:

"Мне? Всё это мне?"

Учитель стоял, улыбаясь.

"Да, для тебя, дорогая".

Вскоре они с Ватемой, склонив головы друг к другу, потерялись
в одной из этих книг.

Эстер время от времени наблюдала за ними. Каждому в
Гиле было очевидно, что Бригем и Ватема были очень близкими друзьями своего
учителя. Бригам признался Кеннету, что он «ближе к ней, чем к кому-либо другому, потому что она любила его, а он любил её больше всех на свете». Он также признался Кеннету, что очень хочет иметь книги о животных, как он их называл. И Кеннет
позаботились о том, чтобы он не был разочарован.

Вдруг, к её удивлению, Эстер Брайт вручили новое
кресло и попросили её сесть в него. Волнение детей нарастало. Для них это был важный момент вечера.

Когда ей вручали один за другим простые подарки, сделанные детскими
руками, она говорила простые, полные любви слова от всего сердца. Несколько рукавов от пальто нашли новое применение, а несколько чистых
фартуков из марли оказались на женских щеках.
Сердобольная женщина вошла в их жизнь и нашла в ней смысл
пока. Что удивительного, что она стала для них, более чем когда-либо, тем, кем они ее называли
сначала в насмешку, но позже с уважением и
привязанностью и благоговением, - ангелом Гилы?

Когда колени Эстер Брайт был полон подарков, она пыталась выразить то, что
она чувствовала. Ее слова исчезли, и счастливые слезы ее
место.

После неудачной попытки заговорить Ватема, который едва ли мог понять, почему она плачет, подбежал к ней и начал вытирать ей глаза рукавом своей новой накидки. Она обняла его и притянула к себе. Он вопросительно посмотрел на неё.

— Всё в порядке, Уотэма, — сказала она, улыбаясь. — Я была так счастлива, что
не могла не расплакаться.

— А теперь, — сказал директор, — каждый из вас получит от мисс
Брайт Библию, коробку конфет и рождественскую открытку, а от миссис
Кармайкл — вкусное рождественское печенье. — Вот, ребята, — сказал он,
подзывая кого-то из них, — передайте им, пожалуйста.

Эстер Брайт сама отнесла большую тарелку печенья людям,
стоявшим у школы. Подойдя к мексиканцу, она увидела, что рядом с ним стоит его жена, индианка, а у неё на спине
Папуша. Когда она протянула им пирожные, скво наклонилась и
схватила две горсти, жадно их поглощая.

 Эстер погладила ребёнка и улыбнулась скво, лицо которой она отчётливо видела в свете, льющемся из окна.

 — Папуша? — спросила она индианку.

 Но в глазах скво не было ответной улыбки. «Пустота веков» была в её лице. Это было лицо, которое Эстер предстояло увидеть снова при совсем других обстоятельствах, но никакое предчувствие не предупредило её о том, через какое огненное испытание ей предстояло пройти.

Наконец-то народ был накормлен. Бурный смех и громкие разговоры внутри казались странно неуместными в торжественной тишине ночи. Луна заливала серебристым светом открывшуюся перед ней картину, и повсюду рождественские костры, разведенные мексиканцами, вздымались к небу. Эстер стояла и смотрела, как на далеких горах и близлежащих предгорьях стражи пустыни превратились в гигантские горящие кресты. Она слышала, что это должно было стать уникальной особенностью рождественского праздника, но она не
приготовилась к невероятной красоте всего этого. Горящий крест привлек
ее внимание. Внезапно она осознала присутствие Кеннета
Гастингса.

"Удивительно красивая,--сцена,--не так ли?" сказала она, без
поворачивая. "Я думаю, что я никогда не видела ничего более впечатляющего".

"Да, красивая. У этих мексиканских католиков есть религиозное чувство, которое
находит выражение в великолепии. Имеет ли для вас какое-то значение горящий крест?

«Да», — ответила она, медленно произнося слова и глядя на одного из них. — «Крест, который когда-то был символом позора, а теперь стал, как и
«Пылающий крест на горах, символ света».

«Мисс Брайт, — сказал Джон Клейтон, стоя в дверях, — вас
зовут».

Когда она вошла в комнату, Патрик Мёрфи шагнул вперёд. Он поднял руку,
чтобы привлечь внимание. После нескольких насмешек со стороны мужчин и
остроумных ответов с его стороны компания снова затихла.

— «Дамы и джентльмены, — сказал он, размахивая пустой трубкой и делая замысловатый жест, — я чувствую, что у нас с вами есть прекрасная христианская леди. Я смотрел на картины Святой Матери на этой неделе, и я сказал себе: «Эй, наш учитель (святые блаженны
она!) так же любит детей в этой школе, как блаженная
Дева любит дитя на этих картинах. Я говорю себе, что эта леди —
такая же хорошая католичка, какой я хотел бы её видеть. И она учит их всех
жить. Я буду водить каждого своего ребёнка в дневную школу и в
библейскую школу. Я
надеюсь, что вы все сделаете то же самое.

Лицо миссис Мерфи было похоже на грозовую тучу, но Патрик не замечал этого и продолжал говорить.

"Это был безбожный край. Мисс Брайт пришла, как ангел, чтобы рассказать нам о наших грехах. Я верю, что Господь послал её.

"Посмотрите, что она сделала для нас! Её маленькая речь для нас, бедняков.
и её принцы. Все, кто хочет поблагодарить нашу дорогую подругу, присоединяйтесь ко мне
и трижды прокричите «ура» за мисс Брайт!

Затем люди разразились радостными криками.

Когда Патрик сел, Джон Клейтон встал.

"А теперь, — сказал он, — трижды прокричим «ура» за нашу дорогую подругу, миссис Кармайкл,
которая испекла рождественское печенье.

Снова в тихом ночном воздухе раздались громкие крики.

Но миссис Кармайкл протестующе подняла руку. Она не заслуживала такого
комплимента, сказала она.

Затем гости разошлись по своим делам. Джон Хардинг прикрыл
тлеющие угли в камине и взял из рук учительницы то, что она принесла.
нести, направляясь прямо к дому Клейтонов. Они с Кеннетом Гастингсом
уходили последними. За дверью они немного постояли,
наблюдая за залитой лунным светом сценой. Вдалеке они услышали звучный мужской голос,
поющий: "На Кресте Христовом Я славлюсь". Они прислушались. Затем
они несколько мгновений шли молча, и взгляд каждого был устремлён
на гигантский горящий крест, сквозь жёлтое пламя которого проскакивали
фиолетовые, зелёные, красные и синие искры, угасали и вспыхивали
снова.

"Крест!" — сказал он наконец. "Как он попал в авангард цивилизации!"

Она остановилась и положила руку ему на плечо. Он тоже остановился и вопросительно посмотрел
в ее поднятое лицо, которое он мог видеть лишь смутно.

"Мир для Христа!" - сказала она, глубоко тронутая. "Это обязательно произойдет!
Последователи замечательного Назарянина, наполненные и движимые Его духом
братства достигают самых отдаленных уголков земли. Мы
Доживем до того, чтобы увидеть пробуждение народов. Мы доживём до того дня, когда
сильные мужчины и женщины встанут на сторону Христа, чтобы
принести в жизнь добро, справедливость и чистоту, Бога в жизни людей.

Снова тишина.

«Я ничего не знаю о Боге, — ответил он, — кроме того, что я вижу силу, проявленную в физическом мире. Я так мало читал Библию. Я не знаком близко с жизнью и словами Иисуса. До встречи с вами я всегда относился к религии с более или менее презрительным недоверием. Я признаю своё невежество. Но я познаю _вас_. То, что вы есть и что вы делаете, убеждает меня в том, что в вашей религии есть что-то, чего я не нашёл». Я так же невежественен в духовных истинах, как младенец. Но теперь я
хочу учиться.

 «Я рад, что ты хочешь учиться. Ты будешь изучать Библию?»

Он не сказал ей, что у него нет Библии, но пообещал изучить её.

"Вы тоже будете молиться?" — спросила она с лёгким волнением в голосе.

"Вы хотите, чтобы я прочёл церковные молитвы?"

"Нет, молитву вашего сердца."

Тогда мужчина осмелел.

"Молитву моего сердца?" — повторил он с явным волнением. «Молитва моего сердца? Эта молитва о том, чтобы я мог завоевать твою любовь и твою руку в браке. Это моя религия; я поклоняюсь тебе».

«Не надо! Не надо!» — сказала она, убирая руку с его плеча. «Не надо;
это кажется кощунством».

«Если бы ты только могла полюбить меня, я бы начал понимать то, что ты говоришь нам о любви Бога. Я люблю _тебя_. Это я _знаю_, я понимаю. Ты — воплощение всего, что мне дорого и мило. Разве ты не можешь полюбить меня — когда-нибудь?»

 «Я не знаю, — ответила она. — Но я точно знаю, что не люблю тебя сейчас». Я верю, что глубокая и искренняя любовь
не падает к ногам человека, как манна небесная, и не вырастает, как гриб, за одну ночь. Могучим, непреодолимым силам природы требуется время,
чтобы вырастить хотя бы одну травинку. Поэтому я считаю, что у любви должно быть время,
чтобы вырасти.

— Тогда я могу надеяться, что завоюю твою любовь? — с жаром спросил он.

 — О нет, не думай о любви. Ты мне как друг, не будем портить нашу дружбу мечтами о любви, которую я не могу тебе дать.

 — Ты веришь, — спросил он, — что никогда не полюбишь другого мужчину?

«Я верю, что если такая любовь когда-нибудь зародится в моём сердце, я буду ходить во славе
до конца своих дней. Это священное чувство, и я никогда не смог бы говорить о нём легкомысленно, как многие».

«Спокойной ночи, — сказал он, — и да благословит вас Бог».

Они дошли до дома Клейтонов. Дверь закрылась, и Кеннет остался один.
один. Он обернулся; и перед ним, у подножия холмов, пылал пылающий
крест.




ГЛАВА XIII

УСЫНОВЛЕНИЕ МАТЕРЬЮ


Бобби стала личностью. Более того, он удочерил Эстер
Брайт как свою мать, без каких-либо формальностей закона. Он нашел
материнское сердце и занял в нем свое место по божественному праву
любви. Казалось, никто не знал, как всё это произошло; все, что было известно наверняка, — это то, что Бобби вдруг начал называть свою учительницу «мамой».

Сначала дети смеялись, когда Бобби называл её этим новым именем.
имя; тогда у малыша из школы было разбито сердце, пока учительница не залечила его раны поцелуями и нежными словами.

Иногда во время обеденного перерыва сонный ребёнок забирался на колени к Эстер,
и когда она обнимала его, его большие голубые глаза смотрели на неё с выражением довольства и доверчивой любви.  Через некоторое время тяжёлые веки опускались, и льняные волосы ложились влажными прядями на румяный лоб. Затем Бобби укладывали на импровизированную кровать, чтобы он
мог закончить свою сиесту.

День за днём проходили с растущей любовью со стороны Бобби и
усиливающейся нежностью со стороны Эстер Брайт.

Он не всегда был хорошим. Отнюдь нет. Он был здоровым маленьким зверьком,
умным и привлекательным. Из-за своей активности он иногда попадал в неприятности.
 Тогда, чтобы отвлечь его, учительница рассказывала ему маленькие истории.
 Когда она заканчивала, он просительно говорил: «Ещё».

Через какое-то время он стал просить рассказать ему истории, которые она уже рассказывала, и перебивал её, а на его лице читался живой интерес. В конце концов он сам захотел рассказать эти истории своему учителю,
добавив много подробностей и забавных вариаций.

Но самое смешное случилось однажды, когда он отказался идти домой,
и объявил, что останется со своей приёмной матерью.

 «О нет, Бобби, дорогой, — сказала она, положив руку ему на плечо.
 — Что бы твой отец делал без тебя?»

 «Он бы нашёл другую повозку», — сказал он с удовлетворением.

 «Нет, Бобби, — настаивала учительница, — ты должен пойти домой».

 Но он всё равно отказался. Тогда проявилось всё его шотландское упрямство. Его
нельзя было ни уговорить, ни заставить вернуться домой. А когда старшие дети попытались
унести его, он пинался, кричал и сопротивлялся, пока не освободился. Он
побежал к учительнице с душераздирающими рыданиями. Она отправила
она взяла его на руки. Постепенно его рыдания
прекратились, и он заснул. Его лицо было мокрым от слез. Во сне,
большой вздыхает, после шторма, казалось, пришел из своей
душой.

Принятые мать сидела с ней, обнимал его. Такое выражение
нежной любви появилось на ее лице, какое иногда можно увидеть на лице
молодой матери, склонившейся над своим спящим младенцем. Если когда-либо Эстер Брайт и была
красива, то именно в этот момент. Кеннет Гастингс стоял неподалёку и наблюдал за ней. Он приподнял шляпу и поклонился
голова. Наконец он произнес ее имя. Она повернулась и кивнула в сторону
спящего мальчика у нее на руках.

- Иди, сядь, - сказала она, освобождая ему место на
пороге.

"Вы, кажется, тоже хорошая медсестра", - ответил он, усаживаясь на предложенное
место. "Что Бобби делает здесь в это время дня?"

Она рассказала ему о решении ребёнка остаться с ней, о его отказе
идти домой, о его ссоре и бурной печали. Он слушал с
весёлым блеском в глазах.

"Бедняжка, — сказал он, — я сочувствую ему в том, что он не хочет
расставаться с тобой."

Она слегка покраснела.

"Не трать понапрасну свое сочувствие", - дерзко ответила она. Каким-то образом эта его
провоцирующая улыбка задела ее. Он нашел ее уязвимой.

"Парни посерьезнее его чувствуют то же самое по отношению к тебе", - сказал он, все еще улыбаясь.


Он видел, что ее сильно дразнили, и озорной дух вел его за собой.
продолжай.

— А теперь я бы хотела остаться с тобой навсегда.

Она выглядела так, будто собиралась его уничтожить.

"И более того, я бы хотела поменяться местами с Бобби прямо сейчас.

Она резко встала, но с трудом, потому что ребёнок был пухлым и тяжёлым для своих лет.

"Что ты собираешься делать?" спросил он, восхищенно глядя на Бобби.

"Я собираюсь отнести его домой".

"Как жестоко по отношению к Бобби!" - сказал он, подходя к ней и протягивая свои
руки к ребенку. "Позволь мне понести его, до".

"Я могу нести его сам, спасибо", - сказала она, с внезапной воздуха
независимость.

Она снова увидела его насмешливый взгляд и попыталась справиться с тяжёлым
грузом, прекрасно понимая, что не сможет унести его далеко.

"Нет, ты не должна его нести, — твёрдо сказал он. — Он слишком тяжёлый для тебя."
И, не теряя времени, он взял Бобби у неё из рук.

— Пойдём, — дружелюбно сказал он, — мы оба отведём его домой — к миссис
Кармайкл.

Так они и побрели дальше. Бобби на мгновение очнулся, но, увидев знакомое лицо, протянул грязную руку и похлопал по загорелым щекам, а затем уютно устроился в сильных руках.

— Значит, Бобби хотел остаться с тобой, — сказал он.

— Да, он называет меня «мамой», знаете ли.

— Я бы тоже хотел когда-нибудь называть вас «мамой». Это красивое
имя.

Она разозлилась на себя. Зачем она вообще это сказала?

— Вы любите детей, не так ли? — теперь он не улыбался.

"О да, с самого детства я любила каждого ребенка, которого видела".

"Я понимаю".

Но в этот момент Бобби снова проснулся, протер глаза и потребовал
пришлось усыпить. Так Кеннет поставил его на ноги. Маленький мальчик постоял
мгновение в сонном замешательстве, затем с обаятельной улыбкой протянул
одну руку Эстер, а другую Кеннету. Он начал болтать.

«Бобби любит свою маму».

«Я тоже», — ответил Кеннет.

Эстер прикусила губу.  Она не поднимала глаз.  Но почувствовала, как краснеют её щёки.

"Мистер Кеннет любит маму Бобби?"

Кеннет рассмеялся, свободно и счастливо.  Его смех был заразительным, и
ребёнок тоже засмеялся. Эстер тоже рассмеялась, несмотря на себя.

"Мистер Кеннет не любит мать Бобби."

"Не может, да?" Снова счастливый смех. "Кто сказал, что я не могу?"

"Я, его приёмная мать," — скромно ответила девочка.

«Я просто поймаю тебя, как Бобби, и ты ничего не сможешь с этим поделать». И снова суровые глаза, которые редко улыбались, наполнились смехом.

Эстер внезапно остановилась.

"Я могу отвести Бобби домой."

"Я тоже могу," — небрежно сказал он, и в его голосе всё ещё слышался смех.

— Я приказываю вам, мистер Настойчивость, развернуться и оставить меня, чтобы я мог отвести
Бобби домой.

— Я отказываюсь подчиняться, мисс Упрямость, — тихо усмехнулся он.

 — Полагаю, мне придётся вас терпеть, — сказала она с притворной серьёзностью.

 — Полагаю, придётся, — сказал он.  Казалось, ему нравится эта перепалка.  — Но, мисс
 Брайт... — Он остановился и посмотрел на неё. "...Я не знал, что ты такой боец.
Здесь я пытался дать тебе понять, как я тебя ценю. а ты чуть не поставил мне синяк под глазом." "... Я не знал, что ты такой боец."
Я пытался заставить тебя понять, как я ценю тебя, и ты чуть не поставил мне синяк под глазом."

"У тебя их было два до того, как ты увидел меня", - сказала она.

"Значит, ты рассматривал их, - сказал он ехидно, - так что ты
знаешь их цвет?"

Он был вызывающе самоуверен в своих манерах. Внезапно она остановилась
снова. Они были почти у двери миссис Кармайкл, и хижина Роберта Дункана находилась недалеко.

  «Право же, мистер Гастингс, — сказала она, снова приняв серьёзный тон, — я бы хотела, чтобы вы оставили меня».

 «Нет, — настаивал он, — я провожу вас до дома».

 Миссис Кармайкл встретила их у двери. Дональд уже добрался до дома
и рассказал ей об отказе Бобби вернуться с ним. Она погладила
малыша по голове. Он был симпатичным мальчиком, и было
очевидно, что миссис Кармайкл его любит. Она наклонилась и
протянула руки, и ребёнок бросился в них.

"Вот Бобби был не вернется домой Тэ его тетя? Что бы я'oot Дэ
его?"

Бобби опустил голову, а потом тихо сказал :

"Бобби Хэ нашел mither".

Призыв был продлен для того, чтобы получить Бобби в предлагаемые рамки
ум. Наконец они шпионили Роберт Дункан приближается к его хижине, когда
Кеннет подошел к нему, чтобы рассказать о решении Бобби и дневном опыте
. Сначала мужчина улыбнулся, затем слезы потекли по его лицу
.

- Добрый день, добрый день, - сказал он хрипло. Кеннет ласково положил руку
ему на плечо. Он знал, что Дункан был подавлен и потратил
в последнее время много времени проводит в салунах.

"Пойдем", - сказал он. "Иди и забери малыша. Очевидно, он скучает по
своей матери".

"Да, он скучает по ней, и я скучаю по ней. Я уделю ему больше времени".

С этими словами он проводил Кеннета до дома Кармайклов, и вскоре
Бобби была в объятиях своего отца.

Зов Кеннета и Эстер подходил к концу.

Пока они быстро шли к лагерю, Эстер Брайт время от времени останавливалась, чтобы
глубоко вдохнуть и насладиться красотой окружающего мира.

"Пойдём, — сказала её спутница, — мы опоздаем к ужину. Ты знала, что
Я приглашена на обед к Клейтонам сегодня вечером?"

"Действительно!" Девушка отбросила назад локоны в сильный ветер дул через
ее глаза.

"Действительно!" - повторил он насмешливым тоном. - Мисс Брайт, простите меня,
но вы... - Он сделал паузу.

- Ну? - спросила она. - А как насчет _ вас_?

— Вы выглядите просто очаровательно.

Она остановилась. Он пошёл дальше.

"Вы совершенно неисправимы, — крикнула она. — Если вы не пообещаете говорить разумно, я не пойду с вами ни шагу дальше.

Он обернулся.

"Разумно? — сказал он с притворной серьёзностью. — Именно об этом я и говорил, когда был в вашем обществе все эти недели. И вот вы делаете
я играю вторую скрипку после Джека Хардинга, Ватемы и Бобби".

"А ты предпочитаешь быть первой скрипкой?"

"Конечно!"

Она казалась в приподнятом настроении, готовой к драке.

"Будь благоразумна", - весело сказала она.

"Благоразумна? Я никогда в жизни не был более благоразумным". У него вытянулось лицо.

«Несчастный человек!» — она вздохнула, как будто его состояние было совершенно
безнадёжным.

Он рассмеялся.

"Мисс Брайт!"

"Мистер Гастингс!"

"Я размышлял!"

"Чудесно!" Она казалась каким-то насмешливым эльфом.

«Почему бы тебе не спросить, о чём я думаю?» — он казался вызывающе
спокойным.

— Потому что тебе не терпится мне рассказать, — поддразнила она.

"Клянусь, что нет. Я не буду тебе рассказывать!"

— Хорошо, — ответила она, ускоряя шаг.

"Неужели ты не хочешь знать, о чем я думала?"
Он подошел к ней ближе.

"Я нисколько не обеспокоен", - ответила она с воздушным
равнодушие. "Я не знаю ничего".

"Тогда я скажу тебе. Я просто подумала, как было бы забавно встретить
тебя в обществе и пофлиртовать с тобой.

- В самом деле! Она подняла голову. — Ты бы увидел, как грек встретился с греком.

 — Я в этом не сомневаюсь. Это было бы забавно.

— И ты можешь умереть от разбитого сердца, — в её голосе слышался смех.

"Я уже это делаю, — он выглядел комично. — И ты не жалеешь меня.

"Ты мог бы принять успокоительный сироп, — она выглядела очень заботливой.

"Как это мило с вашей стороны, мисс Брайт. Но моя болезнь находится в
области сердца. Подозреваю, вы думаете, что у меня нет сердца. Но
на самом деле, мисс Скептик, сердце - это часть моей анатомии.

"Я думала, мы должны рассуждать разумно", - напомнила она ему.

В этот момент они услышали знакомый зов и, обернувшись, увидели лорда Келвина
спешащего к ним.

"Клянусь Богом!" сказал он, тяжело дыша. "Я пытался обогнать вас двоих на протяжении полумили.
Мне показалось, что вы очень хорошо проводили время". "Хорошо провели время?" - спросил я. "Хорошо?" - спросил я. "Хорошо?" - Спросил я. "Хорошо?" - Спросил я. "Хорошо?" - Спросил я. "Хорошо?"

"Хорошо провели время?" повторил Кеннет. "Мисс Брайт, мучили меня все
сторону". Он предположил, потерпевшего воздуха.

"Я не сомневаюсь, Мисс Брайт, что г-н Кеннет пользовался лечение
он получил", - отметил господин Kelwin.

"Понравилось?" Вставил Кеннет. "Я была идеальной мученицей перед
женской жестокостью. И вы бы поверили в это? Мисс Брайт
пыталась подсунуть мне, что она не дочь Евы ".

— Вы настоящий сын Адама, — весело ответила она. — И подумать только, что мне придётся терпеть вас за ужином!

— Вам придётся терпеть ещё одного сына Адама, — вмешался лорд
Келвин, — потому что я тоже приглашён.

Эстер сразу же всё поняла.

"Я полагаю, ты выпускаешь кота из мешка, - сказала она, - потому что я
уверена, что это задумано как сюрприз для меня. У меня сегодня день рождения
".

"День рождения?" Переспросил Кеннет. "Дай-ка подумать", - сказал он с комической серьезностью,
"... ты становишься почтенной леди. Полагаю, вы никогда больше не доживете до
пятидесяти?

— О, уверяю вас, это слишком рано, — затем она повернулась к
лорду Келвину.

"Считаете ли вы уместным предлагать такое легкомыслие в качестве флирта
кому-то в моём возрасте?"

— Крайне неуместно. Крайне неуместно, — сказал ирландец, — но я бы и сам
не отказался от такого флирта. — Казалось, ему нравится эта чепуха.

— Тогда жертв будет две.

 — Вы и я? — спросил лорд Келвин.

 — Нет, вы и мистер Кеннет.

 — Я просто подумал... — лорд Келвин сделал паузу, чтобы придумать что-нибудь,
что принесло бы ему очки.

 — Подумал! Подумал! — как будто это было совершенно непонятно. — Мистер
Гастингс также утверждал, что мышление".

"Лучше оставь ее в покое, Kelwin", - рассмеялся Кеннет. "Она будет иметь
последнее слово. Она похожа на женщину с ножницами".

- Удачного пути, - произнес кто-то с сильным акцентом совсем рядом.

- Как дела, Патрик? - спросил Кеннет.

- Хорошо, сэр. — Как поживаете, мисс? — Он приподнял свою шляпу-котелок. — Доброе
утро, лорд Келвин.

Они пошли дальше вместе, и разговор свернул на клуб «Джайла».

 — Я действительно удивлён, знаете ли, — сказал лорд Келвин, — тем, какой
интерес эти ребята проявляют к клубу.

«Это первое, к чему придрались бы зануды. Посмотрите на это
— Там салун! — сказал он, указывая на заросшую хижину, где хозяйничали самые грубые женщины. — И посмотрите на этот опиумный притон, — сказал он, указывая на небольшое здание справа от них. — И посмотрите на эту шлюху, — сказал он, указывая на женщину, которая стояла в дверях салуна с накрашенными щеками и курила сигарету. «Вот это то, что привело к разрушению».

Кеннет Гастингс и лорд Келвин ничего не ответили.

"Если вы продолжите в том же духе, мисс, — продолжил Патрик, — вы уничтожите
салуны и опиумные притоны и превратите этих мужчин и женщин в
рабов и женщин.
бедный crathers". Он кивнул головой.

"Так жалостливо и тоскливо!" Живая настроение Эстер вдруг исчез. Она была
снова серьезен и задумчив.

"Да, - сказал Патрик, - но вы сможете это сделать, мисс, даже не сомневайтесь в этом. Вы
сможете это сделать! Раньше я часто ходил в салун, но больше туда не пойду,
больше не буду. Вот что ты со мной сделал ".

Как раз в этот момент из салуна Кита выбежал Ватема. Через мгновение
он заметил их и со всех ног помчался к ним.

«У меня сердце разрывается, — тихо сказала Эстер Патрику, —
когда я думаю о том, что Утемах дольше живёт в салуне».

— Вы правы, мисс, — ответил Патрик, — но миссис Кит —
милая, добрая женщина, и она хорошо относится к мальчику.

 — Да, я это понимаю. Но я бы хотела сама его забрать.

 К этому времени мальчик уже шёл рядом со своей Возлюбленной.

Лорд Келвин любил поддразнивать его и говорил шутливым тоном: «Уотэм, зачем ты всегда хватаешься за руку мисс Брайт? Она
не позволяет остальным своим поклонникам делать это».

УотэмОн накрыл другой рукой руку, которую сжимал в своей.

"Моя _учительница_!" — сказал он вызывающе.

Мужчины рассмеялись.  Учительница положила руку на голову ребёнка.  Он
прижался щекой к её руке и тихо сказал: "Моя _мама_".

"Твоя мама, да?" — лорд Келвин выглядел удивлённым. — Я бы хотел, чтобы она была матерью для всех нас.

Ребёнок не понял, почему он смеётся, и, решив, что лорд Келвин его высмеивает, развернулся, подбежал, запрыгнул, как белка, ему на плечо и ударил его по лицу.

— Ты маленький дикарь, — сердито сказал ирландец, схватил ребёнка и встряхнул его.

— Позвольте мне уладить это с Вафему, — твёрдо сказала Эстер. Она шагнула вперёд, взяла его за руку и удержала. — Идите, — сказала она мужчинам, — я пойду за вами.
Они пошли дальше, оставив её с непослушным мальчишкой. Когда они с ребёнком наконец догнали их, лицо Вафему было залито слезами.

Больше они ничего не говорили ребёнку, пока не подошли к двери Клейтонов.

"Думаю, тебе лучше вернуться, дорогая," — сказала Эстер, положив руку на плечо Утемэ.

"Нет," — решительно сказал он. "Миссис Клейтон, спросите Утемэ, хочет ли он пойти на вечеринку мисс Брайт."

— О да, — сказала она, внезапно поняв, — вы пришли отпраздновать мой день рождения, не так ли?

Он кивнул.

"Ты хочешь, чтобы я умыла тебе лицо и руки, не так ли, Уотэма? — спросила она.  И она ушла с ребёнком.

"Боже мой, — сказал лорд Келвин, — я никогда не видел такой женщины.

— И я тоже, — ответил Кеннет. — Другой такой нет.

Другой присвистнул, и Кеннет покраснел. Его собеседник продолжил:
— Хотел бы я знать, действительно ли у неё есть состояние.

— Лучше спроси у неё. — Лорд Келвин не заметил презрения на лице
Кеннета.

Но хозяин и хозяйка вошли в просторный зал, и расширяют
милостивый приветствует.

"У вас случайно не знаете, где находится Мисс Брайт?"
спросили мистера Клейтона.

Узнав о ее прибытии с ними, он призвал их похитить ее
. В разгар насмешек в комнату
вошли Эстер и Вафема. Последний нашел свой путь сразу в сторону Мистера Клейтона, ибо они
были большими друзьями. Вход Эстер было сигналом для дальнейшего
подшучиванию.

"Джон, что ты думаешь о молодой леди, которая говорит своему кавалеру, что она
предполагает, что ей придется терпеть его?"

— Мистер Клейтон, — сказала она, дерзко наклонив голову, — что вы думаете о джентльменах, которые говорят дамам, что хотели бы с ними пофлиртовать?

 — Это зависит, — ответил он с широкой улыбкой, — от того, кто эта дама. Если бы я не был степенным женатым мужчиной...

 — Вы не ответили на мой вопрос, — сказала она. - Вы затронули
совершенно постороннюю тему. Я спросил вас, что вы думаете об
джентльменах, которые сказали бы леди, что хотели бы с ней пофлиртовать.
Здесь и лорд Келвин, и Кеннет Гастингс попытались представить свои аргументы
. Эстер подняла руку. "Разве вы не считаете это замечательным
легкомыслие, мистер Клейтон? — И она приняла чопорное, шокированное выражение лица, такое забавное, что все рассмеялись.

"Если вы хотите знать моё искреннее мнение, — сказал он с видом судьи, — я считаю, что они действовали в рамках закона; но если они были виновны, то я им сочувствую.

Уотэм переводил взгляд с одного на другого с озадаченным выражением лица, слушая их смех. Казалось, он почувствовал, что его
возлюбленная каким-то образом стала объектом их насмешек. Через мгновение он соскользнул с колена Джона Клейтона и встал, прислонившись к Эстер.

— Верно, Уотэма, — сказала она, притворяясь, что сильно обижена, — ты принимаешь мою сторону.

— Послушайте, молодой человек, — сказал лорд Келвин, когда Уотэма приблизился к нему с угрожающим видом. Кеннет схватил ребёнка и крепко прижал к себе, шепнув ему: «Мы просто дурачимся, Уотэма».

Но вслух он сказал:

— Ты знал, Джон, что мисс Брайт стала приёмной матерью?

— Нет. Кого она усыновила? Тебя?

— Меня? Нет. Это хорошая шутка. Она усыновила маленького сына Дункана,
Бобби. И когда я предложил поменяться местами с
Бобби, она чуть не убила меня.

Казалось, всем нравилась эта чепуха.

«Право, мисс Брайт, — продолжал лорд Келвин, — я думаю, вам следовало бы возглавить приют для сирот».

«Полагаю, вам бы хотелось быть главным сиротой», — предположил Джон Клейтон.

Затем разговор перешёл на серьёзные темы, пока не объявили об ужине. Именинный торт с шестнадцатью зажжёнными свечами в центре стола стал сигналом к новой порции веселья.

"Шестнадцать! шестнадцать!" — сказал Кеннет Гастингс. "Сегодня я сказал мисс Брайт, что ей пятьдесят, а она заверила меня, что она не настолько молода."

"Шестнадцать! милые шестнадцать!" — сказал лорд Келвин, низко кланяясь.

Она, в свою очередь, склонила голову.

"Видите ли, — сказала она, — наш добрый пророк, миссис Клейтон, воззвал, и
тень на циферблате Ахаза повернулась вспять."

"В конце концов, дело не столько в количестве лет, которые мы отсчитываем на циферблате, — заговорила миссис Клейтон, которая до сих пор с улыбкой слушала остальных, — а в том, что мы проживаем в эти годы. И ты уже прожил долгую жизнь за эти несколько лет, дорогой друг.

— Ты прав, — ответил Кеннет. — Мисс Брайт прожила больше лет, служа своим собратьям, за те несколько месяцев, что она провела в Гиле,
чем я прожил за свои тридцать лет». Затем, то ли в шутку, то ли всерьёз, он продолжил: «Хотел бы я, чтобы мисс Брайт была моей бабушкой, потом моей матерью, потом моей…» Он смущённо замолчал, увидев, как Эстер густо покраснела.

 «А потом, — провокационным тоном предположил лорд Келвин, — а потом?»

— Она бы мне понравилась в качестве _подруги_.

 — Мы все так говорим, — ответил Джон Клейтон. Затем, взглянув на Эстер, он сменил тему разговора.

 — Как бы вам, друзья, хотелось составить компанию и отправиться в Бокс-Каньон
в ближайшее время?

«Восхитительно!» — воскликнули несколько человек одновременно. И тогда они начали
описывать Эстер каньон и то, что она там увидит.

 Прежде чем покинуть стол, каждый из них наполнил свой бокал хересом, кроме одного. Этот бокал был опущен. Джон Клейтон встал и поднял свой
бокал.

"За нашу дорогую подругу, мисс Брайт. Пусть ей всегда будет шестнадцать лет в
душе, пусть её жизненные идеалы будут такими же верными и милыми, как сейчас;
пусть заботы жизни не тяготят её; пусть ей будет дарована сила
делать всё, что она всегда будет искать и находить; пусть любовь
Пусть её обнимут те, кто верен ей душой; пусть Небесный Отец хранит её на всех путях; пусть тень никогда не повернётся вспять на циферблате.

И, подняв бокалы, они выпили за этот тост.

Ах, если бы они только знали, насколько пророческим в некоторых отношениях окажется этот тост, и насколько велика была работа, которая предстояла этой милой и хрупкой на вид девушке. Все были счастливы и беззаботны; по крайней мере, все, кроме Карлы Эрл. Она сидела тихо и скромно, когда её
обязанности были выполнены. Ватема нашёл убежище у неё на коленях, и его
ровное дыхание говорило о том, что он крепко спит. Так прошёл вечер
Итак. Наконец все гости, кроме Уэтэмы, ушли. Костёр
догорал. И вскоре все уснули в тихом доме.




Глава XIV

Великое преображение


Джон Хардинг казался другим человеком. Если когда-либо человек отчаянно боролся со злом в своей природе, то это был он. Было бы глупо говорить, что он стал святым. Отнюдь нет. Он всегда был очень человечным.

Все годы его жизни его глубинная сущность оставалась невостребованной.
Никто никогда не проявлял к нему достаточного интереса, чтобы заподозрить или обнаружить её
богатство. Теперь его нашёл тот, кому было не всё равно и кто знал
Он инстинктивно чувствовал, что скрывается за неприступной внешностью.

 Он задавал Эстер Брайт всевозможные вопросы, многие из которых мог бы задать ребёнок (ведь он и сам был ещё ребёнком во многих отношениях); и она изливала на него богатство своих знаний, вдохновение своей возвышенной веры, пока мужчина не пробудился от долгого сна и не начал размышлять над великими вопросами жизни. Он читал, думал и задавал вопросы.

Иногда, когда он надолго уезжал из-под влияния Эстер, он снова поддавался
искушению и сильно пил. В один из таких дней
иногда он случайно попадался ей на пути, когда выходил, пошатываясь, из
салуна. Он пытался избежать встречи с ней, но безуспешно.

"О, Джек, - сказала она, положив руку ему на плечо, - это то, чего Иисус
хотел бы от тебя? Вернись домой".

- Бесполезно, - ответил он, пьяно растягивая слова, - бесполезно. Я не
никто; никогда никем не был. Оставь меня в покое, говорю я. Никому нет до меня дела.
Он нетерпеливо выбросил руку.

"Ш-ш!" - перебила она. "Иисусу не все равно. Мистеру и миссис Клейтон не все равно. Мне
не все равно. Мисс Эдит не все равно. Пойдем со мной домой, Джон".

С этими словами она повела его на ранчо Клейтонов.

После того, как поле много лет лежало под паром, его нужно вспахать и засеять, чтобы собрать обильный урожай. Так и с душой.

 Душа Джона Хардинга медленно, но верно готовилась принять семена истины. Бывали дни, когда казалось, что им овладел демон. Тогда он таинственным образом исчезал и пропадал на несколько дней. Он всегда возвращался измождённым и осунувшимся, но добрым. Тогда он
обращался к Эстер Брайт и просто говорил:

«Я победил!»

Казалось, он интуитивно понимал, что она никогда не теряла в него веры. Он
чувствовала уверенность, что он еще станет тем, кем она хотела его видеть, -
настоящим мужчиной. И это убеждение делало каждую битву с самим собой менее
ужасной. Наконец-то он понял, что доброе в нем было хозяином.

Все это произошло не сразу. Прошли месяцы, прежде чем он понял это.
он мог быть уверен в своей победе.

Тем временем в Гиле установилась церковная служба.
Эстер Брайт проповедовала с возрастающей духовной силой. Девушки в капюшонах
теперь приходили регулярно. Другие женщины тоже приходили. Шахтёры, покрытые грязью,
удивляли своих приятелей, приходя послушать учительницу
разговор. Даже мужчины из угольных шахт и лагерей погонщиков осликов нашли дорогу
в переполненную комнату.

Однажды в воскресенье атмосфера собрания была настолько необычной, что до сих пор
остаётся в памяти многих гилаитов тех первых дней.

Эстер Брайт проповедовала об исцелении прокажённых. Она рассказала
им о болезни — проказе, о её отвратительности и безнадёжности.
Затем она живо представила себе десять прокажённых, приближение Христа и
их чудесное исцеление. Она показала им грех, его силу, способную унижать
мужчин и женщин и ослаблять волю. Она убеждала их в необходимости Божьей
о помощи и о том, что каждый должен проявить свою волю. Её низкий, искренний, проникающий в душу голос, казалось, тронул многих в этой аудитории. Снова и снова грубые руки смахивали слёзы, которые они стыдились показывать другим. Ах, если бы им можно было помочь! Если бы можно было!

 Казалось, что говорящая была наполнена силой, которая исходила не от неё, силой, которая взывала к совести людей.

Кеннет Хастингс, подхваченный этим великим духовным потоком, был унесён с
моих берегов, прочь, прочь от себя, к Богу. Он встал и
произнёс проникновенную речь. Затем кто-то запел первую строфу «Where
же девять?" Пение прекратилось. Дух Божий казался задумчивый
за все. Беременная тишина последовала череда
чудеса в решете. Шахтер виски, встал и сказал:

"Я грешник. Иисус, господин, помилуй меня".

Затем раздался голос за голосом, исповедующий грех и молящий о пощаде.

В конце службы было много трогательных сцен, когда мужчины
и женщины, давно ожесточившиеся и обременённые, подходили к этой юной девушке, чтобы
услышать слова надежды и ободрения.

Если когда-либо человек и был орудием в руках Бога, то Эстер
Яркой был тот день.

Присутствие на заседаниях так выросли, что школы мог
уже не может вместить людей. Было еще слишком прохладно, чтобы держать
из-за двери встреч. В разгар замешательства Эстер
ей позвонил один из содержателей салуна.

"Я посещал собрания, - сказал он, - и увидите, что вам нужно
более просторный номер. Я предлагаю вам мой салон".

— Ваш салун, мистер Кит? — в ужасе спросила она.

 — Да, — ответил он, — мой салун! Я один из тех прокажённых, о которых вы говорили на днях. Я решил отказаться от салунного бизнеса.

Это было за пределами самых смелых мечтаний Эстер.

"Ты решил бросить салун?" сказала она вне себя от радости. "Я так рада!
Но как ты будешь зарабатывать на жизнь?" - Спросила она. "Я так рада!"

"Я снова пойду в шахту, а моя жена возьмет жильцов. Она рада, что
я отказался от закусочной".

Глаза Эстер наполнились слезами счастья.

Наступило первое воскресенье февраля. Почти все признаки
салуна исчезли из того, что раньше было салоном Кита. Вместо непристойных
картин на стенах висели омела и ароматная ель. Сбоку стоял
орган, одолженный по этому случаю. Маленький столик служил
доской для выступлений. Бильярдными столами служили
исчезли, и теперь комнату заполняли стулья.

Толпа, собравшаяся у дверей в день этого первого богослужения
в салуне, была необычайно большой, потому что распространился слух, что Дэвид
Брайт, дедушка их пастора, будет выступать на собрании.

Спасение душ людей стало насущным вопросом в Гиле.

Когда толпа увидела величественного седовласого мужчину, сопровождавшего
их предводителя, воцарилась почтительная тишина. Мужчины и женщины
отошли в сторону, освобождая проход к двери. Они вошли. Певицы
все уже были на своих местах. Прихожане собрались, и зазвучала песня.
служба началась. По ее окончании воцарилась впечатляющая тишина,
нарушаемая только радостными нотами кардинала из Кентукки.

Пожилой проповедник сидел, опустив голову. Вряд ли кто-то удивился бы, услышав голос свыше.
Наконец он поднялся.

Все пристально вгляделись в его доброжелательное лицо. ......... Лицо...........
........... Медленно и внушительно он повторил:

«Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное».

Он повторил эти слова во второй раз, затем сел.

Снова повисла напряжённая тишина. Когда Дэвид Брайт поднялся во второй раз, он
прочел Евангелие от Матфея, 3-ю главу, и, закрыв Библию, говорил с ними в течение часа,
привлекая их внимание.

"Возлюбленные," сказал он, "этот голос говорит с нами сегодня. 'Покайтесь,
ибо приблизилось Царство Небесное.' Царство приходит к каждому из нас
индивидуально. Оно приходит только тогда, когда сердца людей готовы к нему."

Затем он увлёк за собой слушателей, проповедуя о необходимости
покаяния и о сострадательной любви Христа к каждой человеческой душе. Его
голос то повышался, то понижался, и самые грубые мужчины слушали, а по
многим лицам текли слёзы раскаяния. О чудо из чудес — обращение
от греха к праведности! О величайший опыт человеческого
сердца — пришествие Божественного!

 Когда благочестивый человек сел на своё место, Эстер Брайт встала и с сияющим лицом запела: «Я люблю рассказывать истории». Пока она пела, раздались трели кардинала из Кентукки, радостное сопровождение её весёлой песни.

 К всеобщему удивлению, Бен Кит встал и сказал:

«Я был грешным человеком. Да простит меня Бог. Я раскаиваюсь в своих грехах.
 Я ввёл в заблуждение мужчин и женщин в этом салуне. Да простит меня Бог. Я
решил измениться и вести честную жизнь. Я
я продал последнюю каплю виски. Я вылил всё, что у меня осталось, на землю. Я больше не буду держать салун. Да смилостивится Бог над моей душой и над душами тех, кого я сбил с пути.

 Послышалось всхлипывание. Оно исходило от многострадальной миссис Кит. Затем встал ещё один человек, просящий о молитве, затем ещё один, затем ещё один. В конце концов, Дэвид Брайт встал и, сказав несколько ободряющих слов по-отечески, благословил их.

 Вскоре его окружили люди, ожидавшие его слов, рукопожатия. Они просили о личной встрече с ним.

"Давайте спустимся в лес", - предложил Джек Хардинг. Итак, вместе
эти люди направились к берегу реки.

"Ты говоришь, тебя беспокоит непростительный грех?"
- спросил проповедник молодого человека, шедшего рядом с ним.

"Да", - ответил юноша, к которому обращались. "Я был плохим человеком, но теперь я
действительно хочу быть христианином. Я боюсь, что совершил непростительный грех. Как вы думаете, — спросил он слегка охрипшим голосом, — Бог может простить такого грешника, как я?

 «С Богом всё возможно», — благоговейно ответил тот.
по-доброму кладу руку на плечо молодого человека. "Единственный грех, который
кажется мне непростительным, - это неправедное упрямство, которое
навсегда отвергает _предложение_ спасения".

И на лице старика появилось выражение печали.

"Но если предложение о спасении навсегда останется без внимания, что тогда?"
спросил другой.

«Я верю, что душа потеряна».

«Вы имеете в виду, что душа находится в месте, полном огня и мучений, в буквальном аду?» — спросил первый собеседник.

«Я сказал, что верю, что душа потеряна».

«Значит, вы не верите в ад?» — спросил другой.

«Нет, — ответил Дэвид Брайт, — не так, как некоторые в это верят, — не в буквальном смысле. Я верю, что дух или душа бессмертны. Они продолжают жить. Познать
Бога и Иисуса Христа, Его Сына, — значит обрести вечную жизнь; не познать их — значит умереть. Повиноваться законам Бога здесь, на земле, — значит предвкушать рай; не повиноваться им — значит предвкушать ад».

«И вы думаете, что на земле может быть ад?» — спросил один из них.

"Да: собственный злой разум и жизнь человека превращают её в постоянный ад."

«И вы верите, что рай может начаться на земле?»

«Да. Рай — это законное наследие души. Рай даруется
с Божественным. Это естественная среда для души. Гораздо естественнее поступать правильно, чем неправильно. Именно злая среда развращает душу.

Они сели на ствол мёртвого дерева.

"Вот, — сказал Дэвид Брайт, положив руку на упавшее дерево, — вы видите пример того, что происходит со многими жизнями. Окружающая среда
принесла с собой паразита, который завладел жизнью дерева, истощил
его силы, и за этим последовал упадок. Разрушительные силы в греховной
среде завладели человеческой жизнью, истощили её силы, и за этим последовал моральный упадок
Следует. Многие сильные люди пали, как это великолепное дерево.
 Ничто не может оживить дерево, которое пришло в упадок; но, слава Богу, есть сила, которая может оживить человека спустя долгое время после того, как он кажется мёртвым и потерянным для мира, и это искупительная сила Иисуса Христа. Нет другого имени под небесами, данного людям, которым мы могли бы спастись.

Взгляд человека, который несет скорби своей расы на сердце пришел
в красивое лицо. И на людей, наблюдавших за ним с углублением
почитание своего рода.

Тот, кто до сих пор молчал, заговорил.

«Но если душа бессмертна, то духовная смерть не может наступить».

Старик пристально посмотрел в глаза юноше. Он говорил с
глубочайшей убеждённостью, когда сказал:

«Я верю, что возможности разума и души почти безграничны для того, чьи идеалы высоки, чьё мужество велико и кто придерживается самых высоких идеалов жизни. Христос проложил путь к такой жизни для каждого молодого человека». Такая жизнь — настоящая,
потому что она означает созидательную работу в мире. Она означает рост,
бессмертие.

"Постоянно и всё больше отставать от того, кем ты мог бы стать, —
моральное разложение, атрофия; - на мой взгляд, самая печальная форма смерти.
Жизнь заключается в том, чтобы расти к Божественному. Сын мой, скоро будет слишком
поздно. Обрати взор к Богу сейчас. Помолимся ли мы?"

Затем к престолу Божьему вознеслась молитва за этих молодых людей, сыновей
родителей, которые давным-давно потеряли над ними власть.

Около двух недель религиозные собрания проводились ежедневно. Ночь за ночью
зал был переполнен. Богослужения состояли из проповедей Дэвида
Брайта, песен, коротких молитв и свидетельств. Иногда несколько мужчин и
женщин одновременно вставали, чтобы выразить своё раскаяние,
и свидетельствовать о Божьей милости.

На этом интерес не иссяк.  В шахтах ежедневно в полдень проводились короткие собрания.  Одна группа шахтёров начинала петь гимн,  а другая подхватывала припев.  На многих устах клятва или непристойная история так и оставались невысказанными.

Люди искали Дэвида Брайта, как отца-исповедника, изливая ему на доброе и отзывчивое ухо истории своей жизни. Казалось, они интуитивно понимали, что он был человеком Божьим. Какая разница, был ли он
католиком или протестантом? Он находил людей порочными и делал их хорошими.

И влияние Эстер Брайт было едва ли менее заметным. Ее глубокая
духовность придавала ей огромную силу для праведности.

Джон Хардинг, казалось, был едва ли менее заинтересован в спасении человеческих душ
, чем она. "Даю людям шанс", - называл он это. Он ходил от шахтерского лагеря
к шахтерскому лагерю, неся весть о спасении и призывая людей
покаяться. И те, кто его слышал, не только приходили на собрания, но и начали приводить с собой других. Так работа ширилась.

 В конце второй недели пребывания Дэвида Брайта в Гиле состоялось самое впечатляющее собрание. В конце его престарелый евангелист
попрощался с ними. Затем они столпились вокруг него, благодаря его за все, что
он сделал для них, и прося его поминать их в своих молитвах.

Кеннет Гастингс был последним, кто разговаривал с ним. Он попросил
личное интервью. Затем, обнявшись, они побрели вверх по горе
дороги.

То, что было сказано во время интервью никто никогда не знал. Но когда они вдвоём
вернулись на ранчо Клейтон, Дэвид Брайт шёл, положив руку на плечо
молодого человека. Эстер услышала, как дедушка сказал ему:

 «Я уважаю тебя за это, сын мой. Я верю, что при таких же обстоятельствах
Я бы чувствовал то же, что и ты. Это серьёзный вопрос."

Кеннет что-то ответил, но Эстер не расслышала. Она
услышала, как её дедушка снова заговорил:

"Да, она необычная женщина, как ты и сказал. Она всегда была
прекрасным человеком и в своей чистоте была подобна Христу. Она
сострадательна и любяща, потому что всегда шла по стопам Учителя."

Двое мужчин вошли в дом, и Джон Клейтон вышел им навстречу.


"Это была замечательная встреча," — сказал он.

"Да," — ответил Дэвид Брайт, — "Бог коснулся сердец людей."

Он сел рядом с внучкой, обнял её и притянул к себе.

"Поле бело для жатвы, Любимая," — сказал он, глядя в её поднятое лицо.

"Я ещё не думала о жатве, дедушка," — просто ответила она.
"Мы при любой возможности готовим почву для посева хорошего семени. Мы на пороге времени роста.

«Ну что ж, как скажешь, маленькая философка», — сказал он, отпуская её.

Было приятно видеть их вдвоём.  Белая голова одного из них
наводила на мысль о почти завершённой работе, а золотисто-каштановые волосы другой
другой, предложил заняться работой в начале жизни. Как было бы хорошо, если бы благочестивый и прекрасный возраст мог передать свои незавершённые дела тем, кто готов подготовить почву и посеять доброе семя, стремясь к тому, чтобы оно проросло!

 В тот день в доме Клейтонов было многолюдно, и этот день надолго запомнился. Дэвид Брайт был человеком, получившим образование во многих областях. Он отдавал себя своим товарищам в общении, столь же редком, сколь и прекрасном.
Разговор никогда не был для него утраченным искусством; это было
проявление внутренней жизни.

И Кеннет Гастингс слушал. Если бы у него был такой отец! Теперь он
начинал понимать, как много возможностей в жизни.

 Наконец его втянули в разговор.

"Я едва ли знаю," — ответил он на вопрос Дэвида Брайта. Как
многое, как он теперь понял, он «едва ли знал»! Как смутно он
представлял себе многие вопросы, влияющие на судьбу человечества! Он подумал вслух:

"Видите ли, мистер Брайт, я вырос в светском доме и был воспитан
в англиканской церкви. Моя религия — это просто красивый ритуал.
Но, кроме этого, я ничего не знаю об этом. Я никогда не проявлял интереса к религии, пока... — тут его лицо покраснело, — пока не приехала ваша внучка. Она нашла меня язычником... — он замялся и, взглянув на Эстер, поймал её взгляд. Какая она была милая! Пока он колебался, Дэвид Брайт закончил его фразу, добродушно улыбаясь.

— И, надеюсь, сделал тебя христианином.

 — Я не боюсь. Меня терзают сомнения.

 — Ты победишь сомнения, — ответил Дэвид Брайт, — и станешь
сильнее для борьбы. За торжествующую веру стоит бороться.

— Что ж, — сказал Кеннет, — я чувствую, что плыву по бурному морю. Если кто-то и проведёт меня в безопасную гавань, так это ваша внучка.

 — Нет, — сказала она, глядя ему в лицо с внезапным сиянием в глазах, — но Человек из Галилеи.

 И так они беседовали, и каждый мог быть самим собой и говорить от всего сердца, не опасаясь быть непонятым. Так
благословенна дружба высшего порядка.

День прошёл, и наступило утро. Затем Дэвид Брайт снова отправился
на восток, чтобы помогать несчастным.

Он оставил после себя в Гиле след, о котором люди говорят и по сей день.
Но, вероятно, ни для кого его приезд не имел такого значения, как для Джона
Хардинга. Преобразование Джона было завершено. Он стал
самопровозглашённым евангелистом для множества несчастных и искушаемых людей.
Он поднялся по лестнице жизни и стал Человеком!




Глава XV

НЕКОТОРЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ОПЫТ


Однажды вечером, примерно в середине февраля, Кеннет Гастингс зашёл в
дом Клейтонов. После нескольких минут светской беседы он
обратился к миссис Клейтон и попросил разрешения уйти.
сопровождать их в Бокс-Каньон.

- О, мистер Кеннет, - запротестовала Эдит.

- Мне очень жаль, Эдит, - сказал он, поворачиваясь к ней, - но завтра я уезжаю
в Англию.

"За Англию!" воскликнула Эстер от изумления, ибо она знала, что
визит в Англию были далеки от его мыслей в последний раз она
поговорили с ним.

— Надеюсь, дома всё в порядке, Кеннет? — любезно спросил Джон Клейтон.

 — Мой дядя телеграфировал мне, что мои родители погибли в результате несчастного случая. Я должен немедленно отправиться туда.

Он замолчал. Джон Клейтон протянул руку и положил её ему на плечо. Миссис
Клейтон произнёс несколько слов сочувствия, но Эстер Брайт сидела молча.
Как она уговаривала его навестить родителей! Как он отвергал её, говоря, что они ему безразличны! Она вспомнила, как он сказал, что всегда тосковал по материнской любви. Теперь уже слишком поздно давать или получать.

Она почувствовала, что Кеннет смотрит на неё, ожидая, что она что-нибудь скажет. Она вдруг онемела. Наконец она услышала, как он произносит её имя. Он
помедлил, затем продолжил:

 «Я бы хотел уйти, когда вы предложили, мисс Брайт».

Он опустил голову на руку.

"Я желаю вам _had_ ушли", - просто ответила она. "Это могло бы быть
комфорт для вас".

Через некоторое время он весело заговорил о своем возвращении и о том, что они будут делать.


"Не позволяйте мисс Брайт слишком много работать", - сказал он, серьезно улыбаясь. - Она
выполняет работу за пятерых мужчин.

- Мне будет не хватать твоей помощи, - вот и все, что она сказала. Но она вдруг почувствовала, что хочет его утешить. На её лице промелькнуло сочувствие. Он
знал, что это из-за него.

"Кеннет, я почти тоскую по дому, когда слышу, как ты говоришь о возвращении, — сказала миссис Клейтон. — Англия всегда будет для меня домом, — добавила она, повернувшись к Эстер.

"Это прекрасная страна, которую можно назвать домом", - ответила девушка из Новой Англии.
"Я люблю Англию". "Я люблю Англию".

Они проговорили допоздна, Кеннет получал сообщение за сообщением от них.
они адресовали его родственникам и друзьям за морем.

Он поднялся, чтобы уйти, простившись с Эстер последней. Затем он обратился к
она обеими руками продлен. Она положила ее в свою. Он привлек ее
по отношению к нему, и, не сказав ни слова, повернулась и вышла из комнаты.

Эстер вышла, и Эдит с Карлой вскоре последовали за ней, оставив Джона
Клейтона и его жену сидеть у камина.

"Ну что, Джон!" — сказала жена.

— Ну что, дорогая? — ответил муж, очевидно, догадываясь, что последует дальше.

"Кеннет _любит_ мисс Брайт."

"Ну, ты ведь не в первый раз это подозреваешь?" Как будто он всегда это подозревал.

"Нет! Но..."

"Но что?"

"Он достоин её, Джон?"

- Не говори глупостей, Мэри. Кеннет - настоящий и благородный человек. Да...
останавливаюсь, чтобы выслушать ее возражения. - Я знаю, что он выпивал.
немного; но я никогда не видел его пьяным. Он играл в карты, как и мы здесь,
и когда он был в компании азартных людей, он тоже играл ".

— Но с моральной точки зрения, Джон. Женщина больше всего заботится о нравственности. Он
нравственно чист?

Он придвинул свой стул ближе к её.

"Я считаю, что Кеннет нравственно чист. Если бы он был здесь нечестен, я бы
узнал об этом. И всё же он, как и другие мужчины, был окружён искушениями. То, что отвратительно, его не привлекает. Я никогда не слышал, чтобы он плохо отзывался о какой-либо женщине. К вам и Эдит он относится с глубочайшим уважением, к Карле — с величайшим состраданием, а к мисс Брайт (да благословит её Господь!) — с почтением, какого я никогда не видел ни у одного мужчины по отношению к женщине.

— Значит, он любит её, не так ли?

 — Он никогда не говорил мне об этом, — ответил он, улыбаясь. — Сомневаюсь, что он говорил об этом ей.

 — Но после того, как он попрощался с ней сегодня вечером, — настаивала она, — я _знаю_, что он любит её.

 — Я надеюсь, что это так, Мэри, и что она заботится о нём.  Я не понимаю, как она может не заботиться о нём. Я бы хотел, чтобы они были счастливы — так же счастливы, как мы с тобой,
Мэри.

Он наклонился к ней, прислонившись щекой к её щеке.

"Так же счастливы, как мы, любимая. Двадцать лет в браке. Я прав? И
мы всё ещё любим друг друга.

"Да, двадцать счастливых лет, — сказала она, — двадцать счастливых лет. Но, Джон,
как ты думаешь, мисс Брайт сделала бы Кеннета счастливым? Откажется ли она от
своих филантропических идей, чтобы посвятить себя одному обычному мужчине?

- О, так вот что тебя сейчас беспокоит, не так ли? - спросил он, откровенно рассмеявшись
. Затем он заговорил серьезно:

"Я верю, что мисс Брайт могла бы и сделала бы Кеннета в высшей степени счастливым.
Вы знаете, что она домоседка, и я считаю, что дом всегда будет для неё на первом месте. Но она такая широкая, энергичная женщина, что всегда будет общественной деятельницей. А Кеннет — не обычный человек. Вы это хорошо знаете. Он выдающийся. Я не знаю
о любом мужчине, с которым у меня такая крепкая дружба".

"Кеннет мне тоже нравится", - призналась она. "Но я просто подумала".

Он встал и засыпал тлеющие угли на ночь.

"Лучше оставь их в покое", - предложил он. "Их история так прекрасна".
"Я бы не хотел, чтобы ее испортили".

"Джон!"

— Да, Мэри.

 — Я только что кое-что придумала!

 — Замечательно! Что ты придумала?

 — Кеннет унаследует большое состояние, не так ли?

 — Конечно.

 — Это может изменить его планы.

 — Думаю, нет. Он любит Америку, и женщина, которую он любит, здесь. Он вернётся. Пойдем! Давай спать."

Уход Кеннета Гастингса бросил тень на семью. Его
Отъезд также послужил сигналом к частым звонкам от лорда Келвина.
Становилось все более очевидным, что он испытывал заметный интерес к учителю.
Но чувствовала ли она к нему соответствующий интерес, никто не мог
определить. Несколько раз она каталась с ним верхом. Он
заверил ее, что она становится превосходной наездницей.

Теперь лорд Келвин стал постоянным участником собраний клуба, на которых он
всегда был самопровозглашённым спутником Эстер.

Однажды он позволил себе заметить, что женщина её положения, состояния и достижений должна преподавать в шахтёрском
лагере.

"Моего положения? Моего состояния? Моих достижений?" — озадаченно переспросила она.

"Да," — покровительственно сказал он, — "леди высокого положения и состояния. Я встречал
нескольких американцев с состоянием — большим состоянием — в Лондоне и
Париже — ах, я..."

— Но я не знатная дама с состоянием, лорд Келвин. Я всего лишь простая работница.

Он не заметил весёлой улыбки в её глазах и на губах. — Вряд ли вы найдёте знатных дам с состоянием в шахтёрском городке.

— Удивительно, как много эти американские наследницы думают о титулах,
не так ли, мисс Брайт? Ведь мужчина с положением может жениться почти на любой
американской девушке, которая ему понравится.

— Именно так, — согласилась она. «Он выигрывает состояние, чтобы расплатиться с долгами, и
растрачивает его на что-то другое; а она выигрывает титул, который
выродок-аристократ втоптал в грязь, плюс достаточно несчастий, чтобы
она была несчастна до конца своих дней. Интересное деловое предложение,
честно говоря!»

«Ну что вы, мисс Брайт, — ах, я — ах, я боюсь, что вы становитесь
саркастичной».

«В самом деле!_ Вы уловили в моих замечаниях хоть намёк на сарказм?» Я удивлен!
"

Он не был готов ни к насмешке в её голосе, ни к тому, что в ней было что-то, что заставляло его чувствовать себя ниже её. Прежде чем он успел сформулировать подходящий ответ, вполне соответствующий его чувствам и переживаниям, она продолжила:

«Мы, несомненно, доживём до социальной эволюции. Американский мужчина, наделённый талантом, силой и характером, слишком сосредоточен на своей великой задаче — сколотить состояние или добиться профессионального или творческого признания, чтобы посвящать дни и ночи светской жизни.

"Теперь в Старом Свете есть благородные женщины, наделённые настоящим
выдающиеся, намного превосходящие многих мужчин своего класса, и которые не были испорчены слишком большим богатством просто потому, что их расточительные братья растратили семейное состояние.

"Теперь мне приходит в голову, что для прогресса человечества было бы хорошо, если бы лучшие представительницы знати Старого Света, женщины с интеллектом, культурой и характером, искали бы в мужья наших умных и благородных мужчин.

«Настало время, когда американскому мужчине высшего класса нужно нечто большее, чем модная картинка или модель от портного для его спутницы».

«А разве у вас нет американских женщин, которые могли бы сравниться с вашими образцами для подражания, с вашими
американскими торговцами?» — презрительно спросил он.

"О да, — ответила она. — У нас есть прекрасные и благородные американские женщины. Я
просто подумала о том, как Старый Свет мог бы оживиться благодаря притоку свежей крови из жизнеспособного, прогрессивного Нового Света. Только подумайте о том, что умная, женственная леди из Англии, отказывающаяся вступать в союз с глупым, никчёмным дворянином из любой страны, намеренно
_выбирает_ здесь простого человека, чьи достижения сделали его великим! Разве где-то не существует геральдической коллегии, которая
ставит интеллект, характер и достижения выше титула и
состояния?"

Он не мог понять её.

"Какая вы странная, мисс Брайт! Такие браки, — продолжил он с отвращением в голосе, —
не допустимы."

"Почему бы и нет? Они были бы на более высоком уровне, чем те, которыми вы хвастаетесь.
Вы используете брак ради титула и денег. В качестве предварительного шага я предлагаю
брак между благороднейшей женщиной Старого Света, не имеющей
состояния, но обладающей умом, характером и прекрасным воспитанием,
и благороднейшим мужчиной Америки,
человек, достаточно большой и выдающийся, чтобы направлять прогресс мира
".

- Объединять дочерей нашей знати с американскими плебеями?--с
рабочими мужчинами?"

"Почему бы и нет?" - спросила она.

"Потому что мы презираем людей, занятых в торговле", - презрительно сказал он.

- Но торговцы, которые сколачивают состояния, ничуть не хуже своих дочерей.
они обменивают себя и состояние своих отцов на титулы.
Вы, кажется, одобряете такие союзы.

Они дошли до веранды дома Клейтонов. Рука Эстер Брайт
взялась за ручку двери, и ее спутник откланялся.

Какой радикальной она, должно быть, показалась ему!

Войдя в свою комнату, она нашла письмо с лондонским штемпелем. Это было первое письмо, которое она получила от Кеннета
Хастингса, и оно было длинным. Она прочла его, затем перечитала и уткнулась лицом в стол. Через некоторое время в дверь постучали. Это была Карла. Она плакала. Эстер обняла её, и они вместе сели на край кровати.

«Что случилось, Карла?» — мягко спросила она.

"О, я так несчастна!"

«Кто-то задел твои чувства, дорогая?»

«О, нет. Дело не в этом. Дело в другом. Я бы хотела умереть!»

Эстер притянула Карлу к себе.

"Вы всё ещё неравнодушны к мистеру Клифтону, не так ли?"

"Да," — ответила она со всхлипом, — "это так. Я так несчастна!"

"Расскажите мне всё, Карла," — успокаивающим тоном сказала Эстер.
"Возможно, вам станет легче, если вы расскажете мне. Когда груз делится на двоих, он становится легче.

 «Ну, видишь ли, папа и мама умерли, и у меня не было никого, кроме дальних родственников. Они дали мне кров, и я стала кем-то вроде служанки в их семье. Марк Клифтон был их племянником. Он, кажется, любил меня, и он был единственным, кто меня любил. Он часто говорил о доме, который у нас будет, когда мы поженимся, как я тебе и говорила.

«Мне было шестнадцать, когда он приехал в Америку. Потом он прислал мне денег, чтобы я приехала к нему, сказав, что мы поженимся, как только я приеду сюда.

"Но когда я добралась до Гилы, он сказал, что не может опозорить свою _семью_, женившись на _мне_».

За этими словами последовал громкий плач. Затем Эстер как могла утешила её и уложила в постель. Наконец Карла
погрузилась в глубокий сон.

Эстер снова открыла письмо Кеннета, прочла его и положила в свою
Библию.

Так шли дни — простые дни, дни, наполненные
заботами о людях. И Эстер Брайт была счастлива.

Однажды, задержавшись в школе допоздна, она с удивлением увидела в дверях молодого апача, одетого как ковбой. На мгновение она почувствовала тошнотворный страх. Затем в ней проявилась привычка к самоконтролю. Она жестом пригласила его сесть, но он, похоже, не понял. Он заметил её гитару, потрогал струны, покачал головой и пробормотал что-то непонятное.

Индеец, по-видимому, был примерно её возраста, высокий, мускулистый и
красивый. Его длинные блестящие чёрные волосы спускались на плечи. На
голове у него была лёгкая фетровая шляпа, похожая на те, что носили
ковбои. Его брюки и куртка были из шкур и ткани
соответственно. Через мгновение он поднял на нее глаза со своего места на
полу и что-то пробормотал. Очевидно, он одобрил ее. Он
дотронулся до ее платья и пробормотал что-то еще.

[2]"N[= e]-sh [=e]-;d-nl[) e] h", - сказал он, указывая на юг, в сторону резервации
апачей.

[2] Ты будешь моей скво.

 Она сказала ему по-испански, что не понимает, но он,
по-видимому, понял её и выглядел довольным. Он снова повторил
те же слова, активно жестикулируя, чтобы передать смысл.

Снаружи послышались шаги, и появился Роберт Дункан с Бобби.

 Поздоровавшись с учительницей, Роберт с безграничным удивлением посмотрел на её необычного гостя.  Очевидно, апач пришёл с дружеским визитом.  Шотландец уже собирался уходить, когда учительница попросила его остаться. Он вошел в комнату и что-то сказал индейцу, который
ответил [3]"Ind;-stz;n [=u]-sn-b[=e]-ceng-k[)e]".

[3] Белая женщина - ангел.

Роберт, казалось, уловил смысл его слов и ответил по-испански, что
люди называют ее Ангелом Хила.

Апач одобрительно кивнул и сказал: [4] «Ind;-stz;n;
[=u];-sn-b[=e]-tse;!»

[4] Белая женщина — дочь Бога.

 Он подошёл к учительнице и взял её за руку, словно желая увести с собой. Она покачала головой и указала на Роберта Дункана, который знаками показал ему, что она его скво. Наконец индеец
отошёл, время от времени оглядываясь на видение, которое, по-видимому,
околдовало его.

Затем Роберт объяснил, зачем он пришёл. Он искал мать для Бобби. У ребёнка должна быть мать. Он понял её интерес.
в ребенке, чтобы вызвать соответствующий интерес к себе. Он был маклером.
по его словам, ему было приятно, что какая-то женщина пользуется его благосклонностью. Он не был красивым мужчиной.
Он признавал это. Он был готов жениться на ней в любое время.
она сказала ему. Роберт выглядел удивительно довольным собой,
очевидно, уверенный в успешном сватовстве. Его опыт был
ограничен.

— Вы хотите жениться на мне, мистер Дункан? — внешне она была серьёзна.

 — Да, мисс, раз вы так охотно соглашаетесь, я подумал, что мог бы взять вас в жёны,
и тогда мне не пришлось бы беспокоиться о других женщинах.

"Они тебя беспокоили?" - спросила она с веселым выражением лица. "А они были
они были внимательны к тебе?"

"Не так внимательны, как ты сама".

"В каком смысле я была внимательна к вам, мистер Дункан?" спросила она,
выглядя еще более удивленной.

«Ты помогла мне с ребёнком, выстирала его одежду и позволила ему называть тебя
матерью. Ты бы не сделала этого, если бы не хотела, чтобы отец тоже был с нами».

Его уверенность была довольно поразительной.

"Но что, если я не хочу, чтобы отец был с нами? Что тогда?"

"О, этого никогда не могло быть, - сказал он, - этого никогда не могло быть".

"Вы совершили ошибку, мистер Дункан", - тихо сказала она. "Вы будете
«Придётся поискать жену в другом месте. Всего хорошего».

Сказав это, она повернула ключ в двери и оставила его стоять,
оцепенев от изумления.

Пройдя некоторое расстояние, он крикнул ей вслед: «Ты совершаешь
ошибку всей своей жизни!»




ГЛАВА XVI

ЗА ГОРАМИ


Однажды в пятницу в начале мая Эдит Клейтон внезапно почувствовала себя плохо. Эстер,
вернувшись из школы, застала миссис Клейтон в глубоком отчаянии.

"О, — сказала она, — если бы мистер Клейтон или мальчики были здесь, чтобы отвезти
Эдит в Карлайл к доктору Брауну!"

"Когда они вернутся?"

— Два дня. Я боюсь ехать сама, а Эдит плохо себя чувствует.

 — Она знает дорогу, миссис Клейтон? — Эстер, казалось, обдумывала
этот вопрос.

"Да, она несколько раз ездила туда с отцом.

 — Тогда, если она сможет ехать верхом и вы не боитесь доверить её мне, я
отвезу её. Сегодня пятница, и ещё рано.

- Но, моя дорогая, это в пятнадцати милях отсюда, долгий утомительный путь по
неровным горным дорогам. Тебе придется перейти реку вброд и остаться на всю ночь
на ранчо за бродом. Кроме того, это опасная поездка. О боже!
Я так волнуюсь! Тут она окончательно сломалась.

— Не будем терять времени, миссис Клейтон. Если вы считаете, что Эдит сможет выдержать путешествие, я готов рискнуть. Я сам её отвезу.

 — Я думаю, что Эдит сможет поехать, но...

 — Не беспокойтесь ни о чём другом. Дайте нам надёжную команду, и мы отправимся в путь.

Вскоре к двери подъехала запряжённая лошадьми повозка, и они стали укладывать в неё одеяла,
подушки и обед. Затем Эстер и Эдит отправились в путь.

 Несколько миль они ехали по мосту через реку Гила, затем
некоторое время дорога шла по предгорьям. Холмы были
все еще желтые от шелковистых калифорнийских маков. Зеленые поля люцерны,
раскинувшиеся внизу в долине, выглядели как кусочки Эдема, разбросанные по мрачному
величественному пейзажу. Путешественники поднимались все выше и выше. За внезапным
поворотом они выехали на узкую и опасную дорогу в каньоне, по которой они
ехали медленно, упиваясь всем этим великолепием.

Звон коровьего колокольчика предупредил их о том, что они приближаются к
человеческому жилью. Обогнув крутой утёс, они увидели живописный мост, на дальнем конце которого
мелькнула хижина из сосновых брёвен, наполовину скрытая дрожащими осинами. A
маленький мексиканский ребенок стоял у двери, угощаясь розовыми
и белыми соцветиями дикого душистого горошка. Неподалеку белая корова с
звенящим колокольчиком паслась на зеленом газоне, окаймлявшем ту сторону
ручья.

Путешественники поднимались в гору, в самое сердце
Скалистых гор.

"Вы только посмотрите на этот розовый песчаник", - сказала Эстер. "Какой
изысканный с прожилками! Посмотрите на гигантскую, нависающую массу скалы за ней!
И, о, цветущие кактусы! Как великолепно! Большие алые цветы!
Видите?

- Да. Изысканные, не правда ли? Но посмотрите на те скалы в том
направление, мисс Брайт, - сказала Эдит, указывая налево.
говоря это. "Вы видите что-нибудь необычное?"

"Да. Причудливые фигуры. Индийское искусство, не так ли? Как бы я хотел увидеть его
ближе".

И так они шли, упиваясь красотой везде о них.

— Тебе никогда не приходило в голову, — спросила Эдит, — что Бог ближе к нам здесь, в горах, чем где-либо ещё?

— Да. Тебе кажется, что Бог ближе к тебе здесь?

— Гораздо ближе. Когда мы в последний раз возвращались домой в Англию, я что-то упустила. Мне показалось, что это был Бог. Мы ходили в церкви и
Я слышал великих проповедников, но они не заставляли меня чувствовать присутствие
Бога так, как это делают горы. Когда я выхожу на открытое пространство, как вы это называете, и вижу горы, мне кажется, что я могу протянуть руку и найти Бога.

«Горы делают для нас великое дело», — сказала Эстер, глядя на зубчатые скалы.

Внезапно послышался шум крыльев. Огромный орёл взмыл со своего
насеста на скале, сделал смелый разворот и величественно воспарил над их
головами.

"Смотрите, смотрите!" — в волнении воскликнула Эстер. "Орёл, не так ли? О, какое великолепное создание! Как он свободен!" Её щёки раскраснелись.

"Ты никогда раньше не видела ни одной?"

"Да, чучело; но эта птица живая и на свободе". Она посмотрела на Эдит.

"Ты побледнела, Эдит", - сказала она с внезапной тревогой. "Ты чувствуешь себя
хуже?"

"Нет. Только устал. Скоро мы доберемся до поляны, а сразу за ней,
брод; и сразу за ним, дом. Так что я скоро смогу отдохнуть.

Эстер сделала глубокий вдох и сказала:

«Я чувствую, что во мне поселился дух орла».

Но быстро наступала темнота. К их облегчению, вскоре они вышли на поляну и добрались до берега ручья, где остановились.
Несколько минут. Лошади навострили уши.

"Как ты думаешь, Эдит, сейчас брод опасен?"

"Обычно в это время года он безопасен, если только не было
грозы. Лошади знают брод и привыкли его пересекать. Папа
держит их под уздцы, и они всегда благополучно его переносят.
Нам лучше положить багаж на сиденье, — сказала она, — и
поднять ноги. Подбери юбки, а то промокнешь.

Затем она наклонилась вперёд и назвала каждую лошадь по имени.

Через мгновение они были в реке, вода доходила лошадям до брюха.
плечи. Они почувствовали, как карета покачивается на волнах, и
увидели, как упряжка борется с силой течения. Затем Эстер
крикнула лошадям тоном, в котором не было страха: «Молодец, Рокет!
Вперёд, Стар, вперёд!»

Ей показалось, что прошли часы, прежде чем верные животные
снова оказались на берегу в безопасности.

"Вы испугались, мисс Брайт?" спросила Эдит.

— Совсем чуть-чуть. Я никогда раньше не переправлялся вброд. Но как благородно вели себя
лошади!

— Да. Должно быть, им тяжело.

Примерно через пять минут они остановились у дома, привязали лошадей и
и постучали в дверь. Их встретила утонченного вида молодая женщина.

- Ого, Эстер Брайт! - воскликнула она с легким вскриком, сжимая
Эстер в объятиях.

"Почему, Грейс Гейл! Храни тебя Господь! Где в мире вы пришли
откуда? Грейс, это моя подруга, Мисс Эдит Клейтон. Она больна, и я
везу ее к доктору Брауну в Карлайл. Мы просим
гостеприимства в этом доме на ночь ".

Прежде чем она закончила говорить, Грейс Гейл уже почти несла Эдит
в дом.

"Заходите, заходите!" - сказала она. "Я в восторге! Взволнован до смерти
увидеть кого-то, кого я знаю! "

Она провела их в комнату без ковра, скудно обставленную,
но безукоризненно чистую. Затем она извинилась, чтобы послать кого-нибудь
позаботиться о лошадях и сказать своей хозяйке, что она примет двух
гостей на ночь. Вскоре она вернулась.

"Но как случилось, что _ ты_ оказалась так далеко от цивилизации, Эстер?"
спросила она.

— О, стечение обстоятельств, но главным образом благодаря миссис Клейтон,
с которой я познакомилась в Англии. Что привело вас сюда?

 — Я приехала поправить здоровье, — ответила она, весело смеясь, как будто это была шутка.

«Сейчас я не выгляжу такой уж больной, не так ли? У меня было двустороннее воспаление лёгких, и
врач велел мне уехать из Бостона в сухой климат. Так что я
приехала в Аризону. Я случайно встретила директора школы.
 Ему нужны были учителя. Так что я приехала сюда просто ради забавы».

«И было ли это забавой?» — спросила Эстер, присоединяясь к подруге.
смех.

"Удовольствие? Там было так много забавных вещей, которые я сбросил с себя на
швы. Например, моя квартирная хозяйка отказывается дать мне какие-либо дополнительные
постельное белье на ночь".

- Неважно. У нас есть подушки и халат, которые помогут. Кто бы
Грейс, разве ты могла себе представить, когда мы учились в Уэллсли, что мы встретимся здесь, в глуши Аризоны? О, я так рада тебя видеть!

 — Я тоже рада тебя видеть. А теперь расскажи мне всё, что ты знаешь о девушках из нашего класса, Эстер.

 Они оживлённо беседовали, когда в дверях появилась холёная светловолосая женщина и представилась им. Затем
она объявила, что ужин подан, и исчезла.

"Не бойтесь," — прошептала весёлая хозяйка своим гостям.
"Она ручная, не укусит, а еда чистая."

Хозяйка вошла на кухню и, обслужив их, вышла из
комнаты.

Часы летели весело. Больная девушка лежала на маленькой кровати, слушая
воспоминания о колледже и время от времени присоединяясь к разговору
и смеху.

"Эстер," сказала мисс Гейл, "давай позовем Эдит из Уэллсли."

"Ну что ж! Давайте!" — сказала Эстер, присоединяясь к подруге. Внезапно в дверях
появилась светловолосая девушка.

«Вам нехорошо?» — спросила удивлённая хозяйка.

 «Нет, — ответила мисс Гейл, — просто кричу, как в колледже».

 «Не может быть! Вы так кричите, когда идёте в школу?»

 «Крик — это предохранительный клапан, разве вы не понимаете, миссис Свенсон?»

Но миссис Свенсон покинул комнату, бормоча про себя.

В поздний час, Грейс Гейл сделал оседать в одно одеяло, по
Эстер и сама. Затем Эстер предложила использовать Миссис Клейтон
подушками, и платки, и халат, чтобы завершить подготовку. Эдит
спал в кровати.

Через некоторое время, хозяйка спросила:

— У тебя кости ломит, Эстер?

 — Нет, но мне жаль, что я доставляю тебе неудобства. Надеюсь, ты не простудишься. Сегодня вечером прохладно.

 — Больше ни слова, милая. Я просто рад тебя видеть. Это самая большая забава с тех пор, как я приехал в Аризону.

Гости рассмеялись вместе с ней.

"Боже! Уже одиннадцать часов, и я не должна больше заставлять этого больного ребёнка бодрствовать. Спокойной ночи, Эстер."

"Спокойной ночи, Грейс."

"Спокойной ночи, Эдит."

"Спокойной ночи."

Долгая пауза.

— Эстер, — тихо сказала она, — ты спишь?

 — Нет.

 — Я так рада, что ты приехала. Я чуть не умерла от тоски по дому.

 — Правда, Грейс? Мне так жаль, что я не знала, что ты так близко.

 На следующее утро жизнерадостная хозяйка сказала:

 — Я не могу тебя отпустить. Я так одинока". И, к ее удивлению, слезы покатились
по ее щекам.

"Ты милая девочка!" - сказала Эстер, обнимая ее.

«Возьми свою шляпу и поедем с нами к доктору Брауну. У нас достаточно еды, чтобы продержаться неделю. Поехали с нами».

И они втроём отправились в путь.

Стоял прекрасный майский день, какие бывают только в Аризоне. Воздух был кристально чистым, а небо — тёмно-синим. Повсюду были заросли
душистого шиповника и душистого горошка; и кактусы, которые только начинали цвести,
придавали дороге непрестанное великолепие. Воздух был бодрящий; так
был солнечный свет; так была Грейс Гейл.

"Ах, ты так же хорош в качестве тонизирующего, Мисс штормовой ветер", - сказала Эдит. Все три
казалось, видел забавную сторону всего, и смеялся даже тогда, когда
не было никакого повода для смеха. Радость дня
заразно.

Врач помрачнел, когда увидел неестественную бледность Эдит
лицо и отметил сердцебиение.

"Хорошо, что мисс Брайт сразу привела тебя ко мне, Эдит", - сказал он.
- Вам нужна немедленная медицинская помощь. Я бы хотела, чтобы вы остались с нами
на несколько дней.

Но она настояла на том, чтобы вернуться со своей учительницей.

После должного отдыха и подкрепления они отправились домой,
оставив мисс Гейл в пансионе. Затем они подошли к
снова брод. Поток был выше, чем в предыдущий день, и
воды бушевали.

Еще раз энергичная команда бросилась вперед. Еще раз перевозке
махнул течение; только теперь он был быстрее и сильнее, чем на
за день до этого.

"О, это ужасно!" сказала она, схватив руку своего спутника.

- Наберись смелости, Эдит, - сказала Эстер. — Думаю, мы справимся.

Но она заметила, что лицо девочки смертельно побледнело.

"Спокойно, Ракета! Спокойно, Стар!" — сказала учительница. Её собственное лицо напряглось и побледнело.

Она почувствовала, как карета резко качнулась, и до неё начало доходить.
Она подумала, что лошади могут погибнуть в этой схватке. Она подняла поводья и закричала, перекрикивая шум воды:

«Вперёд, Ракета!Вперёд, Стар! Ещё раз, мои красавицы! Браво! О, Боже, дай им сил!Вперёд!»

Она вскочила от волнения и взмахнула поводьями.

Благородные животные бешено рвались вперёд. Смогут ли они добраться до противоположного берега?
Ее охватил тошнотворный страх.

"Вперед, Ракета! Вперед, Стар!" — снова закричала она.

В этот момент измученные животные взяли верх, взлетели на насыпь и внезапно остановились на ровной поверхности, дрожа от напряжения.

Эстер отдала поводья Эдит и, выпрыгнув из кареты, подошла к лошадям, похлопывая и поглаживая их. Её голос дрожал, когда она сказала:

«Рокет, мой храбрый, Стар, моя красавица, мы обязаны вам нашими жизнями».

Они заржали, словно понимая её.

Она прижалась щекой к их мордам, смеялась и плакала.

"Я верю, что они понимают", - сказала она.

"Я чувствую, что они делают", - ответила Эдит.

Когда Эстер забралась обратно в карету, она обнаружила, писатель
упала в обморок. Она подождала, пока ее пациент придет в сознание, а затем
они отправились домой.

"Ты знаешь," сказала Эдит, когда они прошли некоторое расстояние, "мы
жизнь висела на волоске? Еще немного, и мы бы прокатились вниз
реки".

"Я не осознавала всей опасности, пока мы не оказались посреди потока"
, - сказала Эстер. "У нас не было выбора, кроме как идти дальше. Я благодарю Бога
что твоя жизнь в безопасности, дорогая", - добавила она, привлекая девушку
ласково к ней. "Я надеюсь, что теперь наши неприятности позади, и что
ты не почувствуешь никаких побочных эффектов от испуга".

Они преодолели несколько миль обратного пути и достигли
Дорога в каньоне, ведущая прямо к Хила. Здесь на небольшом расстоянии
ручей в каньоне разливается широко, протекая по галечному дну. Вода
сверкала на солнце, как поток бриллиантов. На мелководье дно
ручья казалось усыпанным рубинами и изумрудами, опалами и
аметистами, а галька под кристально чистой водой мерцала в лучах
заходящего солнца.

Они были в миле от Гилы, когда услышали резкий, пронзительный вой
волков. Эстер натянула поводья, и лошади буквально понеслись.

- У нас есть с собой ружье, мисс Брайт? У нас должен быть такой. Я всегда
спокойнее, когда у меня есть пистолет. Никогда не знаешь, что может встретиться на
эти горные дороги".

"Стрелять умеешь?" - спросила Эстер.

"Да, отец учил меня стрелять. О, эти ужасные волки!
- воскликнула она, когда пронзительные, заунывные крики раздались ближе.

- Вперед, Ракета! Вперед, Звезда! - снова призвала Эстер.

Животные сделали внезапный выпад и помчались вперед как сумасшедшие. Вокруг
неровные очереди они летели, как бы приглашая смерти; возле обрывистых скал
они разворачивались, пока водитель был наполнен тошнотворным ужасом. Они
мчался, Волков по горячим следам.

"О боже!" - воскликнула Эдит, оглядываясь. "Один большой волк далеко в
— Надвигается и приближается к нам.

Молниеносно она наклонилась, взяла большой кусок оленины, которую доктор
Браун прислал её отцу, и бросила его позади них. Затем она
взволнованно наблюдала за происходящим.

"О!" — воскликнула она, хлопая в ладоши, — "волк
обнаружил оленину и остановился!"

С этими словами она взяла кнут и нанесла уже возбуждённым животным
острый удар. Они подпрыгнули и бешено помчались вперёд. Эстер
сжала поводья в руках и тихо, настойчиво скомандовала:

 «Спокойно, Ракета! Спокойно, Стар!»

Они нагнали своих преследователей, и лошади неслись с бешеной скоростью.

"Волчица, — сказала Эдит, оглядываясь, — снова преследует нас, но волки поменьше дерутся из-за оленины."

"У-у-у, — раздался волчий вой, более пронзительный, резкий, ближе. Эстер
содрогнулась. Она пришпорила лошадей. Эдит в ужасе схватила её за руку.

"Волк прямо за нами!" — сказала она.

Внезапно раздался выстрел. Эстер оглянулась и увидела, как волк упал на дорогу. Она посмотрела вперёд и сначала никого не увидела. Затем из-за группы сосен выехал Кеннет
Гастингс.

— Тпру! Тпру! — крикнул он, спрыгнув со своей лошади и поймав
Рокета за уздечку. Резко остановившись, упряжка встала.

"Тпру, Рокет! Тпру, Стар! — успокаивающе крикнул он, удерживая и
успокаивая упряжку.

"О, спасибо, спасибо, мистер Гастингс! — сказала Эстер. — Когда вы
добрались до Гилы?

— Мы так рады вас видеть! — сказали они оба, когда он подошёл к карете и протянул руку каждому из них.

— Но как вы здесь оказались? — спросила Эстер.

— Я приехал сегодня утром. Миссис Клейтон сказала мне, что вы уехали в
Карлайл и вернётесь примерно в это время. Я беспокоился о вас.
тебя с тех пор, как я услышал, что ты предпринял это путешествие.

Снова оба повторили свою благодарность за его своевременную помощь. Он
видел, что они дрожали.

"Ваши лошади убежали", - сказал он. "Они нервные существа,
и все еще напуганы".

Через некоторое время он предложил, чтобы они ехали медленно, а он оставался
начеку, на случай, если волки продолжат их преследовать. Затем он сел на своего
коня и поехал рядом с их каретой.

Так они преодолели оставшееся расстояние, разговаривая о многом, что
произошло за недели его отсутствия.

Когда они подошли к дому Клейтонов, миссис Клейтон и Карла вышли
поприветствовать их.

"Как ты, Эдит?" — спросила встревоженная мать.

"Сама не знаю," — ответила девочка.  "Я была напугана почти до смерти.  Думаю, этот испуг меня вылечил."

"Я думаю, ей лучше," — добавила Эстер. "Лекарство доктора Брауна
помогло ей".

"Но что тебя напугало?" - спросила мать.

Затем Эдит рассказала об опасности брода и о преследовании
волков, подробно остановившись на своевременной помощи Кеннета.

"Мы многим обязаны тебе, Кеннет", - сказала миссис Клейтон, и ее глаза
наполнились слезами.

— О, это всего лишь пустяки, миссис Клейтон, — небрежно сказал он.

 — Кеннет, поужинай с нами сегодня вечером, хорошо? — спросил его друг.

 Поблагодарив её, он сел на лошадь, приподнял шляпу и поехал в штаб.

 А Эстер Брайт! Что было у неё на сердце? Поживём — увидим.




ГЛАВА XVII

ДЕНЬ ВЕЛИКОГО ЗАБЕГА


В Гиле был день выплаты жалованья. Шахтёры со всего округа собрались в лагере.
 Пастухи пришли с пастбищ; там и сям можно было увидеть девушек, которые болтали с знакомыми мужчинами. Единственная улица была заполнена людьми.
внезапно пробудился человеческий интерес. Во всех направлениях можно было увидеть представителей разных народов,
некоторые из них направлялись в салуны, а некоторые выходили из них. Группы мужчин и женщин собирались, чтобы посплетничать. Комментарии о
делах общины и особенно о приближающейся гонке были щедро сдобрены
нецензурной лексикой. По улице прогуливался лорд
Кельвин, попыхивая сигарой. Очевидно, он был хорошим «связным».

— Значит, ты выставил свою кобылу на скачки, — сказал погонщик,
дружески хлопая его по спине. — И чего ты от неё ждёшь?
чем заняться? Она ни на что не годится, кроме как катать девчонок на лошадях, а?
И он оглушительно расхохотался над его попыткой остроумия. "Лучше вырезать
что входит в зачет гонки. Что принадлежит другому бренда O' скот. Приходите!
Выпьем". Этими словами они вошли в салун, где Пит
Томпкинс председательствовал.

Воздух уже был жесток с дымом и ненормативной лексики. Мужчины
собрались там сразу после получения зарплаты.

В маленькой комнате отдельно, СБ мужчин умысел на игре в карты. Господь
Kelwin присоединился к ним. Один из игроков, горный инженер, был
профессиональным игроком, который часто загребал в свои карманы
с трудом заработанные деньги многих трудящихся. Все, кроме инженера,
казались напряженными. Время от времени слышались приглушенные
ругательства. В конце игры ирландский лорд тоже начал играть. Он был
пьян и, хотя был опытным игроком, не мог сравниться с трезвым
игроком. Он сильно проиграл. В конце игры он снова выпил, а
затем, пошатываясь, вышел за дверь. Ах, сколько людей поступали так же!

Пит Томпкинс последовал за ним, насмехаясь над тем, что он выставил кобылу на скачки.


"Какого чёрта ты выставляешь её на скачки?" — спросил вышеупомянутый Пит.

Мужчины собрались вокруг, ожидая драки.

«Зачем я — ввожу её — (спотыкаясь и икая) — ввожу её? Вы, тупые американцы! — Я ввожу её для мисс Брайт — мисс
Брайт, знаете ли, — мисс Брайт». Он глупо рассмеялся. «Я собираюсь
жениться на ней». Тут он отпустил пьяную шутку, которая вызвала у некоторых
мужчин приступы смеха.

Несколько человек, стоявших у двери, пришли в мужской клуб на воскресную службу. Джек Хардинг, проходивший мимо в тот момент, остановился, чтобы поговорить с одним из мужчин, и услышал упоминание об Эстер Брайт. Его лицо резко побелело. Он встал перед хвастливым ирландцем,
и сказал суровым, тихим голосом:

«Грубиян, скажи, что ты солгал».

«Да как ты смеешь, религиозный лицемер, — взревел лорд Келвин, — ты не можешь меня запугивать!»

Джек Хардинг набросился на него, сжал его горло, как тисками, и
потребовал, чтобы он взял назад все оскорбительные слова, которые он
сказал об учителе.  «Тебе-то что?» — Проклятье! — выдохнул ирландец.

Джек Хардинг крепче сжал его руку.

"Говори, — повторил он смертельно тихим голосом. — Говори, что всё, что ты сказал
об этой чистой, доброй женщине, — ложь.

Его тон был неумолим, как судьба.

Глаза ирландца остекленели от ужаса, язык вывалился изо рта.
рот, его лицо побагровело. Все тот же спокойный напряженный голос, повторяющий
ему на ухо:

"Скажи это! Скажи, что все, что ты сказал, было ложью".

Видя крайнюю опасность, в которой оказался лорд Келвин, кто-то попытался вмешаться.
Послышались крики:

"Оставьте их в покое!"

"Это не ваши похороны!"

«Джек Хардинг был прав. Келвин _действительно_ лгал, и он негодяй за то, что
сказал то, что сказал».

Затем один за другим мужчины подхватили крик:

"Келвин, трус, признайся, что ты лгал! Ты знаешь, что лгал!"

Наконец ирландец подал знак. Джек Хардинг отпустил его. Затем,
несколько отрезвев, он пробормотал:

«Я солгал о настоящей женщине. Всё, что я сказал, было ложью».

Он, пошатываясь, отошёл от сцены, и Джек Хардинг прошёл мимо.

 Гонки должны были состояться на трассе в долине внизу. Поскольку была суббота,
Джон Клейтон предложил Эстер и Эдит прокатиться с ним верхом, чтобы посмотреть на последнюю часть скачек, потому что, как он заверил её, там она увидит не только скорость лошадей, но и человеческую жизнь.

 Когда они подъехали к ипподрому по горной дороге, послышались хриплые крики и
вопли.  Волнение было сильным.

 В скачках участвовало несколько чистокровных лошадей, но большинство
Несколько заявок были на лошадей, которые не могли похвастаться ни зарегистрированными производителями, ни дедами. Это были просто «лошади».

Последняя скачка началась как раз в тот момент, когда компания Клейтонов повернулась и посмотрела вниз на извивающуюся, толкающуюся, ругающуюся толпу внизу. Сомнительно, что Эстер Брайт когда-либо в жизни слышала такие ругательства, как в тот день. Она вздрогнула и, повернувшись к своему спутнику, спросила, зачем он привёл её сюда.

«Просто чтобы ты увидела, какие люди на самом деле животные и как сильно
они нуждаются в облагораживающем, возвышающем влиянии».

«Джон Хардинг здесь?» — с тревогой спросила она.

- Мы все здесь, - ответил он, улыбаясь, - включая Джека. Тебе не нужно
никогда больше о нем беспокоиться. Ты нашел его грешником и...

- И он стал святым? она дополнила.

"Не совсем святой, - ответил он, - но ты вызвал
полную трансформацию в жизни и характере этого человека. Джек мог бы
никогда не вернуться к тому, кем он был, будь уверен в этом!

"Келвин! Келвин впереди!" - прокричал хриплый голос, перекрывая шум
толпы.

"Пусто!" - возразил другой. "Билл Хайнс впереди! Я видел, как они повернули.
фаст!"

"Вы лжете!" - продолжил первый.

Справа, на повороте ипподрома, четыре лошади
напрягали каждый мускул. Иногда корова-штамповщик бы
поднимите его арапник, и сделать это гул в воздухе, или стегать бедных
зверь, уже напрягаясь в своей предельной скорости.

На несколько мгновений гонщиков скрыла от глаз масса
камней. Когда они появились снова, их приветствовали крики
прохожих. Впереди ехала девушка в капюшоне, верхом на резвом коне.
Она почти постоянно ругалась на своего коня, время от времени стегая его
плетью.

Лорд Келвин, теперь уже несколько протрезвевший, занял второе место; а Билл Хайнс
и Билл Уикс шли ноздря в ноздрю позади ирландца.

Толпа ликовала и подбадривала его.

Ведущие девушки был прекрасный представитель человеческого животного как
лошадь ехала она была из рода лошади. Она великолепно сидел на своей лошади.

Наконец, Господь Kelwin приобрел на нее, и лошади шли голова и
шея. Девушка снова взмахнула плетью, и та с шипением рассекла воздух. Этого было достаточно.

 Ставки стали громче. Ставки стали выше.

"Я знаю, что Келвин ещё выиграет."

«Нет, он не победит. Кейт Браун победит. Она чертовски хорошо ездит верхом, эта девушка!»

Ирландец снова приблизился к ней. Она снова взмахнула плетью, и её лошадь повиновалась, как будто они были единым целым. Он скакал всё быстрее и быстрее, обогнал лорда Келвина, затем стартовую
точку, и гонка была выиграна.

"Ура Кейт Браун и Молнии!" — кричали охрипшие голоса; и
ковбои, и девушки, и все остальные кричали и вопили, и
кричали, и вопили. Казалось, что начался настоящий
ад.

Джек Хардинг отправился на скачки главным образом для того, чтобы следить за лордом
Келвин, если бы ирландец снова заговорил о Эстер Брайт в пренебрежительном тоне, ему пришлось бы иметь с этим дело. Келвин почувствовал, что ковбой следит за ним, и его охватил сильный страх.

Когда он спешился, его скудная одежда промокла и прилипла к телу.
 Гонка никак не улучшила его настроение.  Быть побеждённым, и побеждённым женщиной, да ещё и американкой, было самым большим, что он мог вынести в тот день от «дикой Америки».  Он выругался направо от себя, выругался налево от себя.  Затем, окинув взглядом толпу, он заметил, что компания Клейтонов наблюдает за происходящим.

Джон Клейтон, не знавший о происшествии в салуне, жестом пригласил его
присоединиться к ним. Лорд Келвин уже собирался это сделать, когда Джек Хардинг
подошёл к нему и сказал:

«Не смей приближаться к этой женщине!»

Лорд Келвин положил руку на пистолет и сказал:

«О, не нужно давать мне свои наглые американские советы, ты, дворняга!»

«Неважно, кто я, — сказал Джек, — эта женщина — одна из самых искренних и чистых душ на земле. Вы недостойны появляться в её присутствии. Вам придётся иметь дело со
_мной_, помните.

Его большие глаза сверкнули на ирландца, который дрогнул перед ним.

"О, не нужно быть таким высокомерным, — сказал лорд Келвин, меняя
тактику. — Мне всё равно на неё наплевать. Она всего лишь
Работающая американка, к тому же индианка.

"Так это и есть благородство", - сказал себе Джек. "Благородство! Что значит
быть благородным?"

За забегом последовали танцы в одном из салунов, и там были самые низкие люди
из самых низких. В четыре часа утра те, кто был достаточно трезвым
, разошлись по домам; остальные растянулись где попало, погрузившись в
глубокий пьяный сон; и день зарплаты и его увеселения закончились. Мужчины и
женщины проснулись и обнаружили, что их деньги пропали; и впервые за
многие годы они почувствовали стыд.

Наступило воскресенье. Приближался час службы. Эстер Брайт
придумала, что скажет в тот день о «Гонке за жизнь». Но
Когда она поднялась, чтобы заговорить, с ней произошло нечто странное. Все, что она собиралась сказать, исчезло, и перед ее мысленным взором возникли слова: «Возмездие за грех — смерть».

Перед ней в лесу (где теперь проходили богослужения) было, наверное, около сотни человек, среди которых были мужчины и женщины, которые накануне забыли, что созданы по образу и подобию Божьему, и опустились до уровня животных.

Эти мужчины, эти женщины пришли в этот день на это место, но зачем, они не знали. Почему Эстер Брайт сказала то, что сказала в тот день, _она_
Она тоже не знала. Она знала только, что слова пришли и что перед ней были мужчины и женщины, которым она должна была помочь.

 Те, кто накануне был так низко падшим, плакали от раскаяния, слушая её слова. Послание Бога, переданное голосом Эстер Брайт, дошло до мужчин и женщин. Она сказала, что они были призваны Богом, призваны быть настоящими мужчинами и настоящими женщинами. Время от времени она цитировала: «Возмездие за грех — смерть». Можно было почти услышать, как бьётся его сердце.

Встреча закончилась, по крайней мере для Эстер Брайт.
Она была обеспокоена, а потом это вышло из-под её контроля. Сначала один, потом другой
поднялись, исповедались в своих грехах и попросили её помолиться за них.

 А что же Эстер? Она сидела бледная как смерть, её лицо светилось
милосердием и состраданием, которые, казалось, не были земными.

 Кеннет Гастингс смотрел на неё с растущим благоговением. Её слова
тронули и его сердце, и он с глубоким чувством запел:

«Такой, какой я есть, без единого оправдания».

Когда песня закончилась, Пит Томпкинс (к всеобщему удивлению) вскочил на
ноги.

"Вы, наверное, удивитесь, услышав это от меня," — и он засунул
Он провёл рукой, худой и измождённой, по волосам. «Но я слушал
учительницу с тех пор, как она начала проповедовать в лесу, и всё,
что я могу сказать, — она не из наших и не из дьявольских. Когда босс послал своего громилу, чтобы тот собрал людей, он высек её и заклеймил Божьим знаком. Я знаю, что она говорит правду. У неё больше смелости, чем у любого из вас. Я однажды подшутил над ней. Я сказал о ней много гадостей. Простите меня.
Я сделал это, чёрт возьми, если я этого не сделал! Чтобы показать тебе, что я настроен серьёзно
Я говорю, что здесь и сейчас я хочу, чтобы эти собрания продолжались.
Наша школьная учительница будет нашим ангелом-хранителем и проводником. Тер доказать, что я
значит, я планки вниз с этой сотней долларов" (держа
сто-долларовая купюра) "на дом" билдинг " встречались; и я отдам
больше, гасятся эф мне не надо! Кто из вас хочет дом собраний в Гиле?
Встаньте!"

Многие встали.

— Встаньте, чёртова шайка! — властно сказал самопровозглашённый лидер. К удивлению Эстер, люди встали и остались стоять.

 Трель дрозда подхватила пересмешница, затем певчая птица
присоединился, и ожидающие люди прислушались. Пение птиц
"прозвучало как благословение, которое следует после молитвы".

Наконец компания разошлась, и Эстер Брайт осталась одна, погруженная
в безмолвную молитву.




ГЛАВА XVIII

НОЧЬ НА ПАСТБИЩЕ


Ковбои и каулэссы уже давно вернулись на пастбище, и, как следствие,
посещаемость клубов снизилась.

Многие по-прежнему приходили на воскресную службу в лес, а дети
оставались в школе, несмотря на усиливающуюся жару.

 Непрерывный труд и сильная жара начинали сказываться на
Эстер Брайт. По мере приближения июня она иногда заговаривала о том, чтобы вернуться
домой, но всякий раз, когда она это делала, раздавался хор возражений,
особенно со стороны Кеннета Гастингса. Разве она не может провести лето в
Аризоне, и они могли бы разбить лагерь на одной из лесных полян, всей компанией? Это дало бы ей новую жизнь и силы.

  Она вяло покачала головой. Одна мысль росла и овладевала ею: она
должна вернуться домой, к дедушке.

В присутствии Кеннета Гастингса Эстер стала вести себя более сдержанно. И всё же время от времени она говорила с
ощущение ее благодарность к нему за спасение Эдит и сама на
день его возвращения. Ее былой веселости ушел, а на его место
был серьезностью, которая казалась сродни печали.

Кеннет Гастингс изучал ее, с недоумением. Он разделил заботы
Клейтонам, очевидно, испытывал к ней. Все знали, что она привлекла слишком щедро
по ее сила в ее бескорыстном служении другим. Они также знали,
что предупреждения и протесты ни к чему не приведут; что она должна
на собственном опыте осознать необходимость экономии энергии. Слишком полезно
«Женщина, — сказал о ней Кеннет Гастингс, — которая изнуряет себя служением множеству простых людей». Но он не понимал. Ему предстояло
узнать.

 В конце утомительного дня, изнуряющей жары, Джон Клейтон
вернулся домой к ужину, приведя с собой Кеннета. Эстер Брайт и
Эдит Клейтон сидели на веранде, когда они подошли.

— Мисс Брайт, — сказал хозяин, — у меня есть предложение: вы
и миссис Клейтон завтра поедете с мистером Гастингсом и со мной в Клифтон.
К счастью, завтра пятница.  Мы можем отправиться сразу после уроков.
— Я уезжаю и вернусь в субботу, верхом, в прохладе дня.

 — Замечательно! — воскликнула она с явным удовольствием. — Далеко это?

 — Думаю, около двадцати миль, — ответил он.

 — Двадцать миль? На лошади? Боюсь, я не выдержу такой долгой поездки. Я уже так устала!

— В самом деле! — насмешливо сказал Кеннет. — Вы наконец-то признаёте, что устали! Я поражён.

Но она не ответила.

Пока обсуждались планы долгой поездки, Эстер постепенно
пришла в себя и с воодушевлением включилась в обсуждение. Было решено, что
Четверо должны были ехать в двуколке. Карла и Эдит должны были остаться
дома, а поскольку Джек Хардинг всё ещё был в лагере, он должен был
охранять девушек до возвращения отряда.

  Когда в пятницу после полудня солнце начало клониться к закату, отряд
выехал из лагеря сначала на север, затем на восток, в сторону Клифтона. Они пересекли реку
Хила и снова пересекли её на некотором расстоянии, проезжая мимо
множества заброшенных скальных жилищ вдоль каньона. Повсюду, на предгорьях пустыни и в расщелинах скал, пылали цветы кактусов. С наступлением прохлады воздух стал восхитительным, и Эстер
Казалось, она снова пробудилась к чистой радости жизни.

Могли ли они рассказать ей что-нибудь о жителях скал? Конечно, могли. И Джон Клейтон рассказал ей об индейцах хопи и их обычаях. Они были миролюбивыми людьми, разводили овец, любили небо и знали тайны звёзд, как никто другой. Он сказал, что их мужчины почитали своих женщин. А потом он со смехом сказал ей, что
индейцы хопи были суфражистками. Женщины хопи, по его словам,
имели больше прав, чем женщины в цивилизованных странах.

"Каких прав?" — спросила она.

Затем он рассказал ей о своём визите в земли хопи, о том, какое важное место занимают женщины хопи в жизни народа хопи.

Разговор перешёл на индейцев в целом, и Эстер Брайт задала много
вопросов, что свидетельствовало о её глубоком и растущем интересе к этим коренным жителям долин и плато.

Когда они переходили мост через реку, они встретили лорда
Келвина верхом на лошади. Они впервые встретились с ним после
скачек. Джон Хардинг не счёл нужным рассказывать Кеннету или Клейтонам о
своих встречах с ирландцем, пока сам находился в лагере
чтобы защитить Эстер Брайт.

Джон Клейтон натянул поводья, чтобы поприветствовать лорда Келвина. Ирландец
заговорил с ними, но смотрел на Эстер. Узнав место их назначения
и вероятное время возвращения, он приподнял шляпу и поехал дальше.

Эстер Брайт была раздосадована. Она вряд ли могла бы сказать почему.

— Лорд Келвин — добродушный малый, — заметил Джон Клейтон, поворачиваясь, чтобы
поговорить с Эстер, но, заметив выражение её лица, удивлённо спросил:

 — Вам не нравится лорд Келвин, мисс Брайт?

 — Нет, — тихо ответила она.

 Кеннет рассмеялся.  Затем, обернувшись, он шутливо сказал:

— Но он сказал мне, что вы каждый день катались с ним верхом, пока меня не было.

— Он ошибается, Кеннет, — ответил Джон Клейтон. — Мисс Брайт каталась с ним раза три.

— Три раза — это слишком много, — сказал Кеннет, явно поддразнивая, но с серьёзным подтекстом. Миссис Клейтон ловко перевела разговор на другую тему.

— Джон, расскажи мисс Брайт о своей встрече с генералом К.

Затем он рассказал, как генерал приехал в Аризону и о его мудрых поступках по отношению к краснокожим. Он объяснил причину большого волнения среди индейцев после отъезда генерала. Он рассказал, как его вызвали из
Департамент Платт в 1882 году и поимка Джеронимо
и его банды.

"И Джеронимо считается отцом нашего маленького Уотэмы!"
воскликнула Эстер.

"Некоторые так думают," — сказал он. "Я сомневаюсь. Он выглядит так,
будто в нём смешалась кровь апачей, мексиканцев и испанцев."

«Кем бы он ни был, он привлекательный ребёнок, — сказала она. — Как вы познакомились с генералом К.?»

«Он и его войска проходили через Гилу. Я развлекал офицеров на ранчо всю ночь».

Пока он говорил, они наткнулись на мула, привязанного к дереву и моргающего
в лучах послеполуденного солнца. Сразу за ними они обнаружили группу апачей.
Женщины готовили рыбу на раскаленных углях. Мужчины, казалось,
узнали Джона Клейтона. Он приветствовал их на языке мексиканцев.
проезжая мимо, индейцы что-то бормотали и яростно жестикулировали.

Сразу за мостом они в последний раз пересекли Гилу
прежде чем повернуть на север. Там они увидели молодого апача, ловившего
рыбу. Он поднял взгляд, и Эстер узнала в нём посетителя, который
нашёл её в школе. Было очевидно, что он знал её, потому что
направился к карете.

«Он один из дружелюбных апачей, — объяснил Джон Клейтон. — Он
часто бывает на ранчо и перенял некоторые ковбойские привычки,
как видите».

Кучер остановил лошадей.

Индеец подошёл и предложил Джону Клейтону несколько рыб, нанизанных на верёвку. Сделав это, он повернулся к Эстер и сказал:

«N[=e]-sh[=e]-;d-nl[)e]h;».

«Что он имеет в виду?» — спросила Эстер.

«Думаю, он хочет купить тебя у меня за эту рыбу», — ответил Джон
Клейтон, повернувшись к ней с весёлой улыбкой.

Засунув руку в жестяную коробку, он достал оттуда горсть печенья,
Они отдали их молодому индейцу и поехали дальше. Когда они оглянулись,
последний пирожок уже исчезал в горле индейца.

"Бедняжки," — сказала Эстер, — "у них не было шансов."

Тогда Кеннет убедил её стать миссионером среди индейцев.

"Я была бы рада помочь им, как это делали первые священники-иезуиты," — ответила она. «Я не могу не чувствовать, что политика в отношении индейцев была очень ошибочной и что индейцы стали жертвами мошенников, беспринципных индейских агентов и отбросов белой расы. Вы говорите мне, мистер Клейтон, что мексиканское правительство предложило награду в 100 долларов
за скальп каждого мужчины-апачи, 50 долларов за скальп каждой женщины-апачи и
25 долларов за скальп каждого ребенка-апачи? Я бы тоже боролась ", - продолжила она,
возмущенно. "Я знаю, что буду драться. Бедняжки!"

Компания смеялась над ее победой и рассказывала ей, какими жестокими были апачи.
и еще много чего из индийской истории.

Отряд приближался к узкому каньону, через который им предстояло пройти. Вода бурлила и кипела в водоворотах, где путь преграждали огромные валуны, издававшие приятный для слуха, мягкий, музыкальный и низкий шум.

И Эстер Брайт слушала. Её сердце, внезапно охваченное гневом из-за
рассказов о несправедливости и жестоком обращении, успокоилось под
звуки этой колыбельной, звучавшей на протяжении веков. О, музыка вод каньона!
 Как она, однажды услышанная, навсегда остаётся в сердце! Посреди
беспокойства и раздоров в мире воспоминание о ней приближает
человека к самому сердцу вещей! Как она остаётся! Как она поёт!

Они проехали под нависающей скалой, а затем вокруг неё, за которой, словно
руины древних замков, возвышались величественные скалы, изрезанные бурями.
Высота достигала тысячи футов или даже больше. Тени в каньоне сгустились, придавая всему этому торжественное величие. Из каждой расщелины в скале, казалось, вырастал кактус и распускался цветами невероятной красоты. Всё путешествие было похоже на триумфальную дорогу, украшенную цветами.

 Наконец они добрались до открытого места в каньоне и пошли по тропе, ведущей вверх на ровную равнину. Недолгое путешествие по каменистой дороге
привело их к обширной равнине. Здесь они остановились на ночлег.

 Чуть дальше к западу Эстер заметила крытый фургон с лошадьми
привязанный неподалеку. Какой-то мужчина возился с фургоном и
с костром. Джон Клейтон объяснил Эстер, что это был
повар для отрядов ковбоев, и что неподалеку от того места, где этот человек работал
, мужчины разбивали лагерь на ночь. Она с некоторым любопытством наблюдала за движениями
повара.

К этому времени отряд Клейтонов сошел с "Суррея" и забрал с него
сиденья, одеяла и провизию. Двое мужчин вернулись в
каньон, чтобы собрать сухие ветки для костра на ночь.

Во время дневной поездки, когда отряд объезжал
В предгорьях они видели огромные стада, тысячи голов скота,
пасущихся на холмах и равнинах. Но теперь Эстер предстояло увидеть своими глазами
великое событие в жизни на ранчо. Всё это огромное пространство
было таким новым для неё, таким невероятно интересным! Она встала и
глубоко вдохнула. Её глаза потемнели. Зрачки её глаз расширялись,
когда она испытывала сильные чувства.

Хотя ковбои и ковбойши много рассказывали Эстер о
перегонах скота, она чувствовала себя совершенно невежественной в этом вопросе. Они
рассказали ей о свободном выгуле, о том, как он был разделён на
воображаемые участки и то, как «хозяин» — скотовод — отправлял группы погонщиков на каждый из этих участков присматривать за
скотом.

Джон Клейтон и Кеннет Хастингс вернулись из каньона с канистрой воды и сухими ветками. Они сразу же начали разводить костёр и готовить ужин. Работая, они разговаривали.

— Если вы посмотрите отсюда, — предложил Кеннет, — то увидите, как загоняют скот.

 — Что они имеют в виду, когда говорят «загонять скот»? — спросила Эстер.

 — Разве вы не знаете? — рассмеялся Джон Клейтон.  — Это ковбойское
сленг. Когда приближаются ковбои (ковбои — это, знаете ли, ковбои) —
 — Да, это я знаю.

 — Ну, когда они приблизятся, вы увидите, как они пробираются между
быками, подгоняя некоторых кнутами и выгоняя из общей массы. Это называется «отгон». Скот разных
владельцев пасётся вместе на пастбище до тех пор, пока не придёт время для отгона.

«Как часто они это делают?» — спросила она.

«Есть два общих отгона, весенний и осенний, а также другие, когда
необходимо отправить скот на дополнительные пастбища».

«Как они определяют, чей скот принадлежит кому?»

— По клейму, — объяснил Кеннет. — Каждый владелец скота клеймит каждое своё животное особым знаком, который определяет, кому принадлежит скот.

Теперь обе женщины положили подушки на сиденья кареты и сели, чтобы посмотреть, как заканчивается перегон скота.

 Закат был необычайно красивым, над плато и далёкими горными вершинами разливалось сияние красок. Наблюдая за небом, они заметили вдалеке облако пыли.

 «Наконец-то идёт скот!» — воскликнула миссис Клейтон.

 Облако пыли росло, приближаясь всё ближе и ближе.  Оно завораживало
для Эстер. Пока они размышляли о вероятном количестве скота и о том, сколько ковбоев и девушек-ковбоев может быть с ними, Кеннет
Хастингс и Джон Клейтон подошли к фургону с едой, чтобы дождаться
завершения сцены. С этого места мужчины наблюдали, а женщины
со своего места наблюдали за приближающимися стадами. Облако пыли
становилось всё больше. Огромная масса бьющегося скота неуклонно
двигалась вперёд. Через некоторое время показались ковбои и верёвки. Они приближались всё ближе и ближе,
ковбои наносили жгучие удары своими плётками.
Мычание скота, ругань мужчин и удушливый туман пыли,
смешавшись, доносились до двух женщин, которые наблюдали за происходящим с безопасного расстояния. Из-за своего сильного любопытства они забыли, что давно пора ужинать, и продолжали смотреть. Они видели ковбоев, которые сновали между коровами, размахивая верёвками, крича и ругаясь по очереди, пока каждый из них не отделил свою часть скота от остальных. Это была огромная задача. Мужчины всё ещё ругались и
хлестали друг друга, когда с неба исчез последний отблеск заката.

Когда работа по загону скота наконец закончилась и мужчины могли
отдохнуть, Эстер услышала, как повар крикнул им:

"Еда готова! Хватит болтать!" и добавил ругательство, словно для того, чтобы разжечь
аппетит голодных мужчин. Тогда ковбои, перепачканные грязью,
присели и вскоре принялись за еду с таким удовольствием, что
диспептика позеленела бы от зависти.

Джон Клейтон и Кеннет Гастингс не спеша вернулись и обнаружили, что их
собственный ужин уже готов. Они тоже почувствовали, что проголодались. Эстер даже
предложила им
хорошо сделали, что приняли рыбу апачей.

- Как вы думаете, кого мы там нашли? - спросил мистер Клейтон.

- Наших мальчиков, - предположила Эстер.

"Да, несколько человек, которые были в клубе и на собраниях. Они знают,
вы здесь, мисс Брайт. Давайте посмотрим, что они будут делать".

Прежде чем трапеза закончилась, на небе начали появляться звёзды.
Джон Клейтон подбросил в костёр много хвороста, и
через несколько мгновений пламя охватило поленья.

Время от времени до них доносились голоса погонщиков, но
ругательства прекратились. Внезапно послышалось пение. Они прислушались.
Ковбои пели: «Их было девяносто девять».

По звукам песни было ясно, что мужчины приближались к лагерю
Клейтонов. Через мгновение они были уже там.

Можно им присесть? — спросил Джон Клейтон. И вот они собрались вокруг костра, их лица и фигуры были неразличимы в мерцающем свете. Они представляли собой странную и живописную группу на фоне ночной тьмы.

"И что вы теперь думаете об облаве?" - спросил Майк Мэлони из "
знаменитости вечерней школы". Майк был лучшим учеником по арифметике.

- Великолепно! - воскликнула Эстер с заразительным энтузиазмом. - Посмотреть на этого хозяина.
приближение скота, раскачивающиеся верёвки, вздымающиеся и падающие лошади,
и великолепная панорама гор на закате — это было
великолепно!

Мужчины ухмылялись от восторга.

Затем Билл Уикс красноречиво заговорил о скоте.

"Сегодня мы наткнулись на стадо антилоп," — перебил его другой.

Билл Уикс снова вернулся к своей любимой теме. Скот был его жизнью.
В разгар рассуждений об их достоинствах его снова
перебили:

"О, прекратите! Вы можете говорить о скоте в любой день. Мы хотим послушать, как
поёт мисс Брайт."

"Да, пойте," — закричали все. "Пойте!"

"Что же мне спеть?"

"'УДК тихо ночью" один из них предложил.

Но этим они не удовлетворились одной песни, и громко призывал к
другой. Затем она пела: "бегите, как птица в вашем горе".

Эстер светлые, как она стояла и пела в тот вечер, был одной картинке
никогда не смогу забыть.

Затем у потрескивающего костра рассказывалась история за историей. Костёр
тлел. Купол над головой сверкал мириадами звёзд. Наконец
ковбои поднялись и вернулись в свой лагерь.

"Теперь мы разожжём костёр на ночь, Кеннет," — сказал Джон
Клейтон, — "и устроим проверку."

"Вымогательство", Джон? - спросила его жена. "Ты же не называешь одеяло и
подушку на холме вымогательством, не так ли?"

"Почему бы и нет?"

Затем двое мужчин отошли к дальней стороне костра. Женщины
завернулись в свои одеяла и вскоре почувствовали тепло все еще
нагретой земли, на которой они лежали.

«Спокойной ночи!» — раздались мужские голоса, и «Спокойной ночи!» — ответили женщины. Затем над лагерем воцарилась тишина.

 Впервые в жизни Эстер спала на земле. Её
лицо было обращено вверх, а глаза устремлены в звёздную бездну. Час
прошел час. Ровное дыхание ее попутчиков
убедило ее, что все спят. Она не могла уснуть.

Чудесная сцена над ней росла перед ней. Она лежала неподвижно, глядя,
глядя в бесконечность, в эту бесконечность вокруг нее, над ней, за ее пределами
и за пределами вечности, кто знает, куда?

Воздух, сначала темный вокруг нее, превратился в странный, чудесный свет.
Купол становился всё больше и больше, и по мере его чудесного расширения
она начала различать звёзды. Казалось, что они оторвались от своего чёрного
фона и парят в пространстве.

Звёзды! Что значат звёзды для обычного человека? Просто звёзды, которые приходят и уходят как нечто само собой разумеющееся; точно так же, как люди едят и пьют, покупают и продают, живут и умирают. Я говорю, что Эстер Брайт начала _понимать_ звёзды. Я не имею в виду, что она была незнакома с некоторыми астрономическими фактами, которые, как предполагается, известны всем умным людям. Отнюдь нет. Она многое знала о математической астрономии. Это её завораживало. Но она
не _видела_ звёзд, не _ощущала_ звёзд так, как ощутила их в эту ночь. Весь мир исчез из её поля зрения, кроме
Чудесный небесный свод, озаряемый мириадами звёзд, от зенита до горизонта. Она вспомнила, как Мильтон описывал небесный свод, и упивалась этой мыслью. Она смотрела на одну дрожащую звезду, пока та не показалась ей душой в пространстве, манящей её присоединиться к ней в компании прославленных. Её зрение обострилось. Она смотрела на Млечный Путь, пока он не показался ей дорогой к Богу. Бог! Что такое
Бог?

Затем тишина усилилась, пока не стала казаться Бесконечным Присутствием.
Она была уверена, что звезды проложили сияющую дорожку прямо к ней. Через
на тропе вспыхивали падающие звёзды. Она видела всё это так ясно. Затем
огромное пространство, простиравшееся до тёмных берегов Бесконечного Моря,
озарилось странным, неземным светом. Боже! Неужели это _Бог_? Тогда она, должно быть, на святой земле! Она почувствовала, как её поднимают в Вечные Объятия.
Ветер поднялся и тихо зашептал. И Эстер Брайт уснула. Кто скажет, что она не спала рядом с самим сердцем Бога?




Глава XIX

ПОСКОЛЬКУ


Пока отряд Клейтона ехал из Клифтона, Джон Хардинг был начеку, бдительным, настороженным. В то утро в почтовом отделении он
Ему довелось услышать, как кто-то повторил хвастовство лорда Келвина в отношении
Карлы Эрл, к которой он до сих пор относился с покровительственной
снисходительностью.

Джон Хардинг вернулся на ранчо Клейтон и придумывал предлоги, чтобы
побывать в доме, говоря, что если он им нужен, то они могут его позвать, добавив, что он будет поблизости.

Карла и Эдит немного пошутили над его заботой и занялись своими повседневными делами, планируя сюрпризы для голодной компании, когда вернутся вечером. Карла в этот день казалась счастливее, чем обычно, и начала
чтобы в ее горле зазвучала нежная музыка, похожая на птичью трель. Она
некоторое время была одна в комнате, когда услышала шаги. Она
перестала петь, узнав голос лорда Келвина, которого
инстинктивно боялась.

Он вошел в дом без предупреждения и теперь направлялся в столовую
.

"Ага, моя красавица!" сказал он, делая шаг к ней. "Ага, моя птичка! Наконец-то пойман!

Она увидела, что он пьян.

"Ну вот, наконец-то ты одна, птичка."

Он встал между ней и дверью.  Что-то в его лице вызвало у неё отвращение и тревогу.  Он продолжал приближаться к ней.
произнося слова с наглой фамильярностью, она продолжала пятиться.
Наконец он бросился вперёд, схватил её за руку и попытался удержать. Очевидно, он не рассчитывал на сопротивление с её стороны, и когда он понял, что его воле не подчиняются, в нём, казалось, пробудилось всё животное. Он ударил её по губам, осыпая грязными ругательствами. В тот же миг по дому разнеслись её крики ужаса. Они привлекли внимание
Эдит в внезапном испуге и Джон Хардинг. Последний, с первого взгляда оценив ситуацию, бросился вперёд и схватил ирландца за горло.

"Отпусти ее, - сказал он, - ты, трус без сознания. Отпусти ее, я
говорю!" Говоря это, он крепко схватил Келвина за горло, тряся его, как
будто тот был крысой. Затем он опасно побледнел.

Посетитель, взбешенный этим неожиданным вмешательством, пришел в ярость. Он
набросился на Джека Хардинга и выхватил пистолет, но Джек, трезвый и настороженный,
выбил пистолет у него из рук и, сблизившись с ним, нанёс ему
страшные удары по лицу. В пьяном человеке пробудилась
зверская натура. Трезвый человек имел преимущество. Борьба
продолжалась всего несколько мгновений, хотя
испуганным девушкам это показалось вечностью. Наконец Джек Хардинг
уперся коленями в грудь и руки Келвина, положив ладонь ему на горло,
душил его, пока он, задыхаясь, не взмолился о пощаде. Тогда ковбой позволил ему подняться.
Как только он оказался на свободе, он начал проклинать Карлу Эрл. Джек Хардинг
быстро сбил его с ног. Частично протрезвев, мужчина поднялся и, пошатываясь, вышел
из комнаты.

Карла стояла, дрожа, с побелевшим от страха лицом.

Хардинг заметил ее смятение и сказал с необычной мягкостью:

"Вам все равно, мисс Карла. Во всяком случае, это не так. Он солгал. Он заплатит за это.
"

— О, не вмешивайтесь в это, умоляю вас, — сказала она с внезапной тревогой.
 — Он может вас застрелить.

 — Застрелить? Пусть. Но он не может оскорблять ни одну порядочную женщину, пока я рядом, чтобы защитить её. Запомните это.

 Карла повернулась, чтобы вернуться к своим обязанностям, но упала на пол без чувств. Затем Эдит и Джек Хардинг попытались привести её в чувство. Наконец её глаза
открылись. Она огляделась, ошеломлённая, растерянная. Осознав, что
произошло, она спросила:

 «Этот ужасный человек ушёл?»

 Убедившись, что он на безопасном расстоянии, она попыталась встать,
но колени её подогнулись, и она снова опустилась на пол.

Итак, Джек и Эдит приготовили ужин и стали ждать. Наконец они
услышали звук возвращающегося экипажа и через несколько мгновений
встретили гостей у ворот.

Когда Джон Клейтон услышал о случившемся, он, казалось, был ошеломлён.

"Как он посмел? Как он посмел?" — возмущённо повторял он.

Но Кеннет крепко сжал губы, и это не предвещало ничего хорошего для лорда
Келвин.

Во-первых, все были благодарны за то, что в последующие недели ирландский
аристократ больше не появлялся на ранчо Клейтон ни в качестве гостя, ни по какой-либо другой причине. Ему
удавалось держаться в тени, и о нём редко вспоминали
кроме тех случаев, когда он участвовал в пьяных драках. Но Джек Хардинг, который
понимал его лучше всех и знал, как ядовит его язык, преследовал его день за днём. И в душе лорда Келвина
росли страх и ненависть к Джеку Хардингу.




 ГЛАВА XX

ЖЕНЩИНА


Мили и мили пустынной местности, иногда тускло-красной, иногда почти жёлтой; над ней купол небесно-голубого цвета; между ними воздух, кристально чистый и полный света; и повсюду, разбросанные щедрой рукой природы, великолепные
Цветущий кактус. Это Аризона в июне. И в этом великолепии красок
одним июньским днём шли миссис Клейтон и Эстер Брайт, возвращаясь с
обхода соседей.

 Когда они подошли к ранчо Клейтонов, то остановились, чтобы полюбоваться цветущим кактусом. Гигантский кактус, возвышавшийся над домом, теперь был покрыт
множеством изысканных цветков насыщенного розового цвета. Красные цветы,
розовые цветы, белые цветы, жёлтые цветы повсюду, но их охраняют
тысячи шипов и колючек. Эстер остановилась и сорвала несколько
жёлтых цветов с опунции, но обнаружила, что её пальцы
жалящие мелкие колючки.

"Так мне и надо", - сказала она, скорчив гримасу. "Я знала лучше, но
Я люблю цветы".

- Добрый вечер, - раздался веселый голос с веранды. Это был мистер
Клейтон.

- Кеннет хотел повидаться с вами, мисс Брайт, - продолжил он. — Он хотел бы, чтобы ты поехала с ним на прогулку сегодня вечером.

 — Далеко? — спросила она.

 — Он не сказал.

 Женщины вошли в дом и вскоре вернулись отдохнувшими.  На просторной веранде
семья собралась в прохладный день, чтобы полюбоваться великолепными закатами.

— Знаете, — сказала Эстер, — я чувствую себя отдохнувшей всякий раз, когда смотрю на заснеженную гору Грэм.

Она посмотрела вдаль, на юг. — Я буду скучать по всему этому, — задумчиво сказала она, — по всему этому великолепию, по всем вам, по моим дорогим детям, когда вернусь домой.

— О, мне так тяжело думать о вашем отъезде, — сказала Эдит, поднося руку учительницы к своей щеке. — Я боюсь, что вы не вернётесь.

 — Что это я слышу о возвращении? — спросил Кеннет Гастингс,
который в этот момент подошёл к ним.

 — Я сказала, что боюсь, что мисс Брайт не вернётся, — объяснила Эдит.

"Я надеюсь, ты не думаешь в ближайшее время отправиться на Восток", - тихо сказал Кеннет
.

Когда она заявила, что должна это сделать, он энергично запротестовал.

В тот вечер Эстер ехала с ним по красивым горным пейзажам.
Небеса все еще были окрашены мягким послесвечиванием, когда они мчались
по горной дороге. Позже взошла луна, заливая землю
своим странным, преображающим светом.

И снова Кеннет рассказал Эстер о своём прошлом. Он хотел, чтобы она знала всё,
что нужно знать, — просто сказал он.

 Затем он поведал ей старую-престарую историю, самую милую из всех.
говорят, когда любовь говорит и любовь слушает. Но глаза Эстер были
не мог отделаться от внезапного страха.

Кеннет помолчал, и ждал ее, чтобы говорить.

Затем, поджав губы, он выслушал ее ответ.

Она не думала о любви и браке. Естественно, она выросла с мыслью
, что посвятит себя филантропической деятельности, как это сделал ее
дедушка до нее.

— Да, — сказал Кеннет, — но ваш дедушка женился, и его дети
женились, и вы, как я понимаю, — радость его жизни. Предположим, он
не женился бы. Стал бы его благотворительный труд более значительным?

Затем последовал ещё один разговор, который, казалось, причинял боль обоим, потому что Эстер
сказала:

"Я скоро уйду и не вернусь, потому что моё присутствие здесь сделает
тебя несчастным."

"Нет, — настаивал он, — возвращайся в Гилу.

"Ты говоришь, что считаешь брак очень серьёзным делом. Я тоже. Ты говоришь, что считаешь неправильным выходить замуж за того, кого не любишь. Я тоже должен".

"Я был откровенен с вами", - сказала она с явным огорчением. На что
он ответил с горечью:

"Вы считаете меня безбожным негодяем. Что ж, думаю, так оно и есть. Но я начал
ощупью искать Бога и споткнулся в своей темноте. Меня окружали
мучительные сомнения. Мысль о Боге настолько необъятна, что я не могу охватить даже малую её часть. Вы правы. Я безбожник.

"Нет, нет, не безбожник, — сказала она. — А что насчёт Иисуса из Назарета?"

"Я собираюсь взглянуть на него как на брата. Я мог бы полюбить его всем сердцем, если бы знал его, когда он был на земле. Но всё это кажется таким далёким в прошлом. По правде говоря, я очень мало читал Библию.

 — Читайте её, — настаивала она.

 — Я всё время чувствовал, что религия воздвигла между вами и мной огромную преграду, и ненавидел её за это. Должна ли религия воздвигать преграду между человеческими душами?

— Отсутствие религии могло бы... — Последовало молчание. Затем она продолжила:
— Если бы я любила тебя, любила достаточно сильно, это устранило бы все препятствия.

 — И, возможно, — добавил он, — если бы я всегда жил в соответствии с высшими идеалами, я мог бы быть достоин тебя. Я недостоин, признаю это.

"О, не говори так", - сказала она в отчаянии. "Пусть будет так, что я
не достойна любви, которую ты мне предлагаешь, не способна любить достаточно сильно
чтобы... чтобы... выйти замуж".

"Мисс Брайт, вы способны любить, как способны немногие женщины. Это мое
несчастье, что я не завоевал вашей любви. Мне нужно, чтобы вы помогли мне жить
мой самый высокий и лучший. Все эти месяцы благодаря вашему неосознанному влиянию я учился видеть себя таким, какой я есть, и таким, каким я мог бы быть. Впервые в жизни я соприкоснулся с глубоко религиозной душой и почувствовал, что стремлюсь к свету. Я боролся с сомнениями, снова и снова, в замешательстве. Вы учите нас, что основатель христианской религии сострадал грешным людям.

— Да.

 — Но _ты_ не испытываешь сострадания ко _мне_.

 — Ты не понимаешь, — сказала она. — Понимаешь, иногда случается, что
настоящего счастья, настоящей любви, когда жена —
верующая в Бога, а муж ищет...

"Дьявола", - дополнил Кеннет. "Признаюсь, я в какой-то степени следовал за
дьяволом".

"Не надо", - сказала она. "Мне больно слышать, как ты так говоришь. Я
хотел сказать, не сочувствовал ли он ее духовной жизни".

— «Если бы я был убеждённым христианином, как вы думаете, вы бы больше заботились обо мне?»

«Возможно».

«Предположим, я притворяюсь христианином. Многие притворяются, и это считается настоящим».

«Дорогой мистер Гастингс, позвольте мне быть вашим искренним и верным другом, не более того. Я надеюсь, что однажды вы женитесь на какой-нибудь редкой женщине, которая
сделает вас счастливым.

«Какая-то редкая женщина? Вы и есть такая, мисс Брайт. Я не хочу никого другого».

«Но вы не должны думать обо мне, мистер Гастингс».

«Знаете ли вы, кто вы, мисс Брайт? Вы — айсберг».

Она рассмеялась.

 «Это хорошо. Вам недолго будет нужен айсберг». Я скоро уйду, и ты забудешь меня.

Он повернулся к ней.

"Забуду тебя? Ты действительно хочешь, чтобы я тебя забыл?" Хотела ли она? Она
задумалась.

"Нет," — ответила она. Затем он увидел, как на её лице, освещённом лунным светом,
появился румянец.

Они говорили о многом, что касалось жизни в Гиле, и
За пределами дома был большой мир, в который ей вскоре предстояло вернуться.

"Ты напишешь мне?" — спросил он.

"Так тебе будет сложнее забыть," — наивно ответила она.

"Я не хочу забывать," — мрачно сказал он.  "Почему я должен забывать
самые счастливые часы в моей жизни?" Почему он должен?

На ранчо Клейтон пожилая пара влюблённых, женатых друг на друге, прогуливалась по веранде в лунном свете.

"Джон, — мягким голосом говорила она, — я просто надеюсь, что Кеннет сделает предложение мисс Брайт сегодня вечером. "
Он рассмеялся.

"Вы, женщины!  Всегда интересуетесь любовными историями!  Откуда вы знаете Кеннета?
— Он ещё не сделал ей предложение?

— Не думаю, что сделал.

Снова молчание.

 — Джон?

— Да, Мэри.

— Мисс Брайт знает, какое огромное состояние унаследовал Кеннет?

— Нет. Если только ты ей не сказал. Он не хочет, чтобы она знала.

— Но, Джон, это может повлиять на решение мисс Брайт. Вы знаете, что эти американцы очень любят деньги.

 — Стыдно, Мэри, так думать о ней! Возможно, вы не знаете, что её дедушка — состоятельный человек. Но он верит в простую жизнь и живёт по ней. Она принадлежит к прекрасной старинной семье, уважаемой и богатой.

— Это правда, Джон? Она никогда мне не говорила. Как она может работать здесь, как галерная рабыня?

 — Потому что она великая женщина. — Снова молчание.

 — С её умом, сердцем и страстью к служению, а также с умом, силой характера и огромным богатством Кеннета, они могли бы стать огромной силой, способствующей прогрессу человечества.

— Джон, ты не мог бы помочь? Я так боюсь, что мисс Брайт отвергнет Кеннета и уйдёт от нас.

 — Что ж, если она это сделает, мне будет жаль. Но мы должны держаться в стороне.

 На следующий день Джон Клейтон был поражён, получив письмо от Эстер.
что она не вернётся, как наполовину пообещала осенью.

Но Эстер не стала ничего объяснять, и с того дня Кеннет стал звонить реже.

Так проходили дни, и две жизни разошлись в разные стороны.




Глава XXI

Долина теней


В конце богослужения на следующий день Эстер
узнала о множестве случаев заболевания в Гиле и её окрестностях, особенно
вдоль водотоков. Люди говорили ей, что это что-то вроде лихорадки. Она
решила на следующий день обойти соседей и взять с собой лекарства. Она
обнаружила, что многие люди больны чем-то вроде
казалось, это была та же самая болезнь; и вслед за этим началось тщательное
расследование. Результатом было то, что она убедила людей позволить ей
вызвать врача.

На следующий день доктор Мишелл приехал в лагерь, и Эстер совершила с ним
обход. Как она и подозревала, болезнь оказалась брюшным тифом
лихорадка.

"За этими людьми нужен разумный уход", - хрипло сказал врач.
ей. — Вы что-нибудь знаете о сестринском деле?

Она сказала ему, что ухаживала за двумя пациентами во время брюшного тифа.

— Значит, вы знаете, как измерять пульс и температуру? — резко спросил он.

Она заверила его, что знает.

Затем он написал инструкции для каждого пациента, особо отметив, что
нужно делать в случае возникновения определённых условий.

"Вы знаете, как важно протирать пациентов губкой?" — коротко спросил он.

"Да."

"Есть алкоголь?"

"Я могу его достать."

Так Эстер Брайт стала главной медсестрой в Джиле.  Помощники пришли ей на помощь.

Каждый день занятия в школе заканчивались рано, чтобы Эстер могла
ежедневно делать обход.

 Жара становилась почти невыносимой, но хрупкая девочка шла
своим путём, словно была сделана из железа. Доктор Мишелл окинул её одобрительным
взглядом.

«Разумная женщина», — сказал он, говоря о ней Кеннету Гастингсу.

Врач пришёл снова через три дня и обнаружил множество новых случаев.
Задача Эстер Брайт становилась всё более сложной.

"Вы справитесь?" — спросил врач.  И она тихо ответила:

"Я справлюсь, пока кто-нибудь нуждается в моей помощи."

Врач снова одобрительно кивнул и пробормотал:

"В некоторых женщинах есть здравый смысл."

Когда этот второй визит подошёл к концу, он пристально посмотрел на Эстер
и сказал резким тоном:

"Вы слишком много работаете."

Она запротестовала.

— Я говорю, что вы _есть_! — повторил он. — Я найду кого-нибудь, кто поможет вам. Мистер Клейтон этого хочет. Вы католик?

 — Нет, квакер.

 — Квакер! Квакер! — повторил он. — Полагаю, против католика возражений нет?

«Не возражаю против любого человека, который служит человечеству».

Старик резко ушёл от неё. Развязывая поводья своей лошади, чтобы
уехать, он пробормотал себе под нос:

"Очень необычная женщина. Очень _очень_ необычная женщина!"

Поздно вечером следующего дня, когда Эстер вернулась с обхода, она
увидела мексиканца, который пришёл на рождественское представление,
ожидающий ее. Узнав, что его жена-индианка заболела, она
собрала свое медицинское снаряжение и отправилась с ним вверх по каньону. Это
был долгий и утомительный переход.

Индианка оказалась еще одной больной лихорадкой. Она отказалась от лекарства.
Но выпила мясной сок, который предложила ей медсестра. Попытавшись
объяснить мексиканке, что делать, пока она не придет снова, Эстер
отправилась вниз по каньону одна.

Было почти темно. Пройдя некоторое расстояние, она услышала вой
волков. Вой приближался. Она ускорила шаг и перешла на бег, когда
Споткнувшись, она упала в ручей.

 Она пыталась встать на ноги, взобраться на валун, с которого упала, но внезапно обнаружила, что каким-то образом подвернула лодыжку и не может опираться на эту ногу. Что ей было делать? До ранчо Клейтона было ещё больше мили. Если бы она позвала, её бы никто не услышал. Ох, эти волки! От их
криков у неё по спине пробежал холодок. Она снова попыталась взобраться
на берег, но валун над ней был скользким, и
не за что было уцепиться. Наконец она послала громкий крик о помощи, эхом разнесшийся по
каньону. Затем она прислушалась. Внезапно она услышала шаги над собой. Это
молодой Апач, которые посещали школу. Его приход был о
как приветствовать ее, как волки бы.

"N[= e]-sh [= e]-ad-nl[) e] h", - сказал он, приглашая ее присоединиться к нему. Она
покачала головой, указала на лодыжку и снова попыталась подняться. Её
усилия были тщетны. Тогда индеец поднял её, отнёс на ровное место и
поставил на землю. Она не могла опираться на больную ногу и
упала. Она указала на лодыжку, а затем вниз
к Гиле, надеясь, что индианка расскажет о ее бедственном положении людям в лагере.
люди в лагере.

Словно в ответ на ее мимическую просьбу, он легко поднял ее на руки
и быстро зашагал вниз по каньону. Могло ли быть так, что он
спас ее, чтобы вернуть друзьям? Так оно и казалось.

Наконец ей пришло в голову спеть свой призыв о помощи, чтобы привлечь
внимание любого шахтера или угольщика, который, возможно, случайно окажется здесь
идущим вверх или вниз по каньону. Поэтому со всей громкостью, на которую она была способна,
она пела слова, рассказывая о своем тяжелом положении.

Время от времени апачи повторяли эти слова:

«N[=e]-sh[=e]-;d-nl[)e]h;».

Что он мог иметь в виду?

Примерно в то время, когда Эстер ухаживала за больной скво, Кеннет Гастингс
узнал от Уотэмы, что учитель отправился в хижину мексиканца
в каньоне. Он забеспокоился.

— Что ты там бормочешь, Уотэм? — спросил Пит Томпкинс, который, проходя мимо, услышал их разговор.

 — Моя учительница в каньоне. Мексиканка. Больная скво, — лаконично ответил ребёнок.

 — Ты уверен, Уотэм? — спросил Кеннет.

 Ребёнок кивнул и указал на каньон.

«Эти дьявольские апачи весь день крутились вокруг лагеря», — сказал Пит
Томпкинс остановился, чтобы поговорить с Кеннетом. "Я видел, как некоторые из них поднимались вверх по каньону".
"до наступления темноты".

- Мы должны немедленно отправиться на помощь мисс Брайт! - взволнованно воскликнул Кеннет.

- Я с вами, - сказал Пит Томпкинс. «Если какой-нибудь дикарь причинит вред этой воздушной
школьнице, я размозжу ему голову прикладом своего ружья. Я присоединюсь
к вашей группе. Давайте возьмём с собой всех собак. Мы, скорее всего,
встретим не одного апача. Привет, ребята! — крикнул он. — Присоединяйтесь к спасательной группе.
Учительница пошла в каньон, чтобы ухаживать за больной скво, женой
мексиканца. Эти дьяволы-апачи прошли через каньон, и мы
«Боюсь, они схватят учительницу».

Десять хорошо вооружённых мужчин, некоторые верхом, некоторые пешком, двинулись вверх по
каньону. По пути они встретили Джона Клейтона, который присоединился к ним. Его
лошадь шла вровень с лошадью Кеннета.

"Боже правый!" — сказал первый своему товарищу. "Что могло случиться с мисс Брайт? Что ещё может с ней случиться?"

Кеннет ничего не ответил, но его лицо напряглось.

Эти двое мужчин ехали впереди, за ними следовали Джек Хардинг и
Пит Томпкинс на своих мексиканских пони.

Внезапно отряд услышал далёкий волчий вой, и — было ли это
Человеческий голос? — они напрягли слух, чтобы услышать. Это был человеческий голос,
женский голос. Они вонзили шпоры в бока своих лошадей и
понеслись во весь опор.

 Пока они поднимались по каньону, дикарь с пленницей на руках
мчался вниз по каньону.

 Внезапно он повернул и поехал по тропе, ведущей к резервации апачей.Песня Эстер о помощи замерла на её устах. Каждое мгновение казалось вечностью;
каждый шаг уносил её всё дальше от надежды на спасение. Затем, собравшись с силами,
рождёнными отчаянием, она снова запела, чтобы её песня достигла ушей
спасителей:

 «Останься со мной!
 Быстро наступает вечер.
 Тьма сгущается —
 Господи, пребудь со мной!
 Когда другие помощники терпят неудачу и утешения исчезают,
 Помоги беспомощным, о, пребудь со мной!

 Затем она прислушалась. Может быть, она слышала лай собак? Её сердце забилось быстрее. Она не ошиблась; она слышала лай собак. А теперь она услышала крики людей. Она снова начала петь, но индеец
зажал ей рот рукой и, схватив другой рукой, побежал с ней. Она отчаянно сопротивляласьли. Он
держал ее, как в тисках. Она звала на помощь, продолжая
бороться.

"Мужайся!" раздалось в ответ на ее крик. Она узнала этот
голос. Это был голос Кеннета Гастингса.

Снова апач пробормотал ей на ухо:

"N[= e]-sh[=e]-ad-nl[)e]h".

Она поняла, что мужчины быстро их догоняют, и
стала ещё яростнее вырываться, чтобы освободиться.

Апач бежал, тяжело дыша.  Нелегко было нести сопротивляющуюся пленницу и убегать от преследователей.  Но он
продолжал бежать с поразительной скоростью.

Ещё мгновение, и собаки настигли его.  Он отчаянно лягался, но
не смог освободиться от них. Затем, обхватив пальцами горло
Эстер, он задушил ее и бросил на землю. Он поднял
свой пистолет, повернулся лицом к преследователям и выстрелил. Пуля попала в грудь
Кеннета Гастингса, который преследовал индейца по горячим следам и приближался к нему.
Кеннет упал с лошади, а дикарь убежал.

- Боже мой! - воскликнул подошедший Джон Клейтон. Он спрыгнул с седла
и опустился на колени рядом с Кеннетом. Чуть поодаль лежала Эстер,
без сознания. В тусклом свете ее лицо выглядело мертвенно-бледным, одежда промокла.

- Бренди! - позвал он. - У кого-нибудь есть бренди?

— Вот, — сказал Пит Томпкинс, выходя вперёд, — вот фляжка.

 Дрожащей рукой Джон Клейтон попытался перевязать рану на плече
Кеннета. Затем он влил бренди ему в рот, затем в рот
Эстер. Она была как лёд.

"Скотина! — воскликнул он. — Боюсь, он её убил!"

Затем он снял с себя пальто и закутал в него девушку, сказав при этом:


"Если она не умерла, тепло может пойти ей на пользу. Кто-нибудь, поезжайте вперёд
и подготовьте миссис Клейтон."

"Я поеду, сэр," — сказал шотландский шахтёр, садясь на одного из пони.

"Спасибо. Передайте миссис Клейтон, что мисс Брайт и мистер Гастингс
попал в аварию, и оба без сознания. Скажи ей, чтобы приготовила горячую воду
и одеяла.

"Пойдем, Джон", - сказал он, поворачиваясь к Джеку Хардингу. "Просто помоги мне поднять
Мисс Брайт, в мое седло. Ковбой машинально подчинился.

- Может, кто-нибудь из вас, ребята, посадит Гастингса на его лошадь?

Вызвался Джек Хардинг.

По пути обратно в лагерь никто из мужчин почти не разговаривал.

 Пит Томпкинс громко хвастался, что убьёт индейца, но, не услышав ответа ни от кого, замолчал.  Несмотря на свою грубость и вульгарность, он был тронут трагической кончиной молодого человека.
Учительская жизнь и очевидная скорбь его товарищей. Он посмотрел на неподвижное белое лицо, и что-то защемило у него в сердце.

Когда они проходили мимо дома Кита, выбежала миссис Кит.

"'Эй!" — сказала она. — 'Накинь на нее эту теплую шаль."

Уотэма побежала за ними, тревожно спрашивая:

"Меня учитель заболел?"

"Да, очень болен, Wathemah", - ответил Клейтон.

Как только они достигли Клейтон домой, Эстер разбудил, и сказал
ошеломленный пути:

"Где я?"

"Ты дома", - ответил хозяин, внося ее в дом.
 "Тебе лучше?" - спросил он, укладывая ее на диван.

"Что случилось?" спросила она, не подавая никаких признаков узнавания.

"Мы не знаем", - сказала миссис Клейтон, склонившись над ней.

Она застонала.

"Разве вы не помните индейца, который приходил в школу?"
с тревогой спросил мистер Клейтон.

"Индеец? Школа?" она растерянно повторила: — Где я? — спросила она.

 — Здесь, с миссис Клейтон, — ответила хозяйка.

 — Миссис Клейтон? Кто это? — рассеянно спросила Эстер.

 Окружавшие её люди обменялись тревожными взглядами.

 Джон Хардинг уже направлялся на вокзал, чтобы
отправить телеграмму доктору Мишеллу.

Кеннет Гастингс, теперь в сознании, лежал на кровати в доме Клейтонов
. Джон Клейтон склонился над ним, останавливая кровотечение, насколько это было возможно
. В разгар всего этого они услышали резкий крик Эстер.

"Что это?" спросил Кеннет.

- Мисс Брайт! - воскликнул Джон Клейтон, направляясь к комнате, где находились
учитель и его жена. Вернувшись, он объяснил, что Эстер, по-видимому, растянула лодыжку, потому что она сильно опухла и, вероятно, сильно болела, когда миссис Клейтон попыталась снять с неё туфлю.

Кеннет ничего не ответил, но какое-то время лежал с закрытыми глазами.
Он встрепенулся, когда Джон Клейтон сказал ему, что Эстер до сих пор не узнала никого из членов семьи.

Это была долгая и тревожная ночь для тех, кто наблюдал за происходящим.  Утром, когда Эстер проснулась, она позвала свою спутницу по имени.

"Карла, — сказала она, — мне приснилось, что случилось что-то ужасное."

Говоря это, она попыталась встать.  Ноющая боль в ноге остановила её.

"Что случилось?" спросила она.

"Ты вчера растянул лодыжку", - объяснила Карла.

"Вчера?" - "Вчера?" - озадаченно повторила она, как будто пытаясь что-то придумать
. - Странно, но я не могу вспомнить вчерашний день.

"Доктор Мишель придет посмотреть скоро в вашей лодыжки".

"Доктор Мишель! Доктор Мишель!" Эстер сказала, медленно. Потом появился свет
в ее лицо. "О, да! Теперь я вспомнила. Однажды он приезжал в Джилу, чтобы навестить наших
больных, не так ли? Я должна одеться так, чтобы совершать обход
с ним".

Сказав это, она снова попыталась подняться, но побледнела и опустилась обратно.

"У меня так болит нога, голова и горло. Это так странно. Я чувствую себя плохо. Что случилось?" — снова спросила она.

"Вы каким-то образом пострадали, — объяснила Карла, — и были без сознания, когда вас нашли. Мистер Гастингс тоже был без сознания."

«Мистер Гастингс? Он здесь?»

«Да».

«И болен?»

«Очень. Доктор Мишелл и сестра Мерси, католическая сестра, сейчас с ним».

«Я должна помочь мистеру Гастингсу, Карла».

«Может быть, позже», — успокаивающе сказала девушка. "Ты должен выздороветь"
сначала сам.

Состояние Кеннета Гастингса оказалось серьезнее, чем они думали.
Доктор Мишелл выглядел мрачным. Он извлек пулю, и
Сестра Милосердия оказала ему помощь. Когда, наконец, рана была перевязана, доктор
Мишелл навестил другую пациентку. Он осмотрел ее лодыжку и
констатировал сильное растяжение связок. Он осмотрел ее голову и, глядя в сторону
Миссис Клейтон сказала:

«Как вы и предполагали, это сотрясение мозга. Вероятно, из-за падения».

Он дал несколько указаний сестре Мерси и после нескольких грубоватых, но
добрых слов ушёл, чтобы позаботиться о других своих пациентах в Джиле.

Так Карла Эрл начала свою карьеру в качестве медсестры, и вскоре о её
заботе знали в каждом доме и хижине, куда пришла лихорадка.

После того как Эстер узнала подробности своего спасения и о том, как Кеннет
Гастингс снова рисковал своей жизнью ради неё, она стала рассеянной,
мало разговаривала и меньше ела. А после того как она узнала, что он был
тяжело больная, в бреду, в результате ранения, полученного при ее спасении.
Ее горе стало очевидным для всех. Неужели она не могла видеть его?
Но сестра Милосердия оберегала своего пациента, наблюдала и молилась
молитвами своей церкви. И врач, и медсестра знали, что
жизнь Кеннета висит на волоске. Больной говорил в бреду, и его история запала в сердце
медсестры, которая ухаживала за ним и вернула его к жизни.

 Когда Эстер смогла ходить на костылях, она навещала своих пациентов,
которые жили ближе всего к ранчо Клейтон. Однажды к ней пришёл Патрик Мёрфи.

- Как дела у Бригама и Кэтлин? - спросила она, здороваясь с ним. - Надеюсь,
им лучше.

- Лучше не бывает, мисс, - сказал он, стараясь сохранить самообладание. "Доктор
давал ему мидицин, и Карла (я имею в виду мисс Эрл)
приходила каждый день (благослови ее святые!), Но все равно лекарство плохое. И'
Бригам...

Он больше ничего не мог сказать. Через некоторое время он продолжил:

"Бригам умоляет меня привести вас к нему. Он настаивает на том, чтобы называть вас
своей учительницей Христа, мэм. Он каждый день спрашивает, не пришли ли вы, и
плачет от разочарования, когда обнаруживает, что вас нет. Я сказал ему, что
— Я бы забрал вас с собой, если бы вы могли приехать.

— Я поеду с вами, — пообещала она, — как только поговорю с миссис
Клейтон.

Когда Эстер вошла в больничную палату в доме Мёрфи, она увидела двух детей в критическом состоянии с брюшным тифом. У них была такая высокая температура, что она забеспокоилась. Она подробно расспросила мать о том, что уже было сделано для детей.

"Вы следовали указаниям врача?" — спросила она.

"Нет, мисс, я не счёл это нужным. Там, на Востоке, где я вырос,
не считали нужным мыть больных людей содой и водой
каждый день, да ещё и алкоголь. Они просто оставляют больных в покое,
а после того, как они умрут, хорошенько их моют.

"Но вы же видите, миссис Мерфи, мы должны протирать пациентов с брюшным тифом водой
и спиртом, чтобы снизить температуру. У Бригама очень высокая температура.

"Я сделала для него всё, что могла, — всхлипнула мать.

«Да, я знаю», — ласково сказала Эстер. «Что он ел? Ты дала ему говяжий бульон?»

«Нет, мама. Это совсем не еда. Я дала ему мясо, картошку и
капусту, как он любит», — сказала она, вытирая глаза
на её фартуке. «Он ничего не ест с тех пор. Он только плачет и плачет, мисс».

 «Бригам очень болен, — мягко сказала учительница. — Он может не поправиться.
 Я могу позаботиться о нём?»

 «Да, мисс, я бы хотела, чтобы вы это сделали».

 Эстер позвала воду и чистое бельё. Она обтерла детей,
сделала необходимые изменения, проветрила комнату и закрыла дверь
в гостиную; и впервые с начала болезни дети успокоились. Ангел Смерти
нависал над ними, и семья Мерфи была охвачена необъяснимым страхом.

Эстер присматривала за двумя детьми всю ночь. Бригем был
в бреду. Однажды он казался испуганным и крикнул:

"Мама, не трогай мою учительницу! Ватема, что тебе рассказала моя учительница
об Иисусе? Приходила ли моя учительница?"

На рассвете, когда Эстер дала ему лекарство, он узнал ее и
улыбнулся. Когда она склонилась над ним, он сказал:

«Я знал, что вы придёте. Иисус рядом?»

«Да, очень близко, дорогой», — тихо ответила она.

«И Он любит маленьких детей?»

«Да, дорогой, очень любит».

«Я так рад». Он закрыл глаза и, казалось, улыбался во сне.
Снова проснувшись, он слабым голосом сказал:

«Я так устала. Ты отнесешь меня к Иисусу?»

«Да, дорогая».

Затем учительница нежно обняла маленькую фигурку. Она
сказала вслух:

"Дорогой Иисус, я принесла тебе маленького Бригама, потому что ты любишь маленьких детей. Он слишком устал, чтобы идти дальше одному, поэтому я принесла его тебе. Пожалуйста, донеси его до дома.

Она осторожно убрала руку. Ребёнок улыбнулся, словно довольный, и
снова задремал.

Было позднее утро, когда доктор Мишелл добрался до ранчо Мерфи. Он
с серьёзным видом наблюдал за Бригамом.

«Лучше останьтесь здесь, если можете, мисс Брайт. Хороший уход спасёт девочку и, возможно, мальчика, но это сомнительно. Вы понимаете, что он в критическом состоянии.»

«Да. Я останусь, доктор, но мисс Эрл понадобится помощь с другими пациентами».

«О, мисс Эрл прекрасно справляется», — заверил он её. — И, за одним исключением, ни один из случаев не так серьёзен, как эти два.

 — Кто это исключение?

 — Кажется, его зовут Клифтон. Ковбой по имени Хардинг сегодня отправился к нему в хижину, чтобы ухаживать за ним.

 «Совсем как он», — подумала она.

Она ничего не ответила. К концу дня температура Кэтлин снизилась, но
у Бригама поднялась. Мальчик снова впал в бред. Он постоянно звал Уотему и своего учителя. Ближе к ночи ему стало хуже.
Родители стояли у кровати и плакали. Внезапно ребёнок закричал:

«Папа, ты не приведёшь моего учителя?» Она знает путь в рай.

 «Она здесь, парень», — сказал он, взяв Бригама за руку. Затем отец повторил молитвы своей церкви.

  На рассвете Бригам поднял руки и улыбнулся. Он нашёл открытую дверь.

Когда дети Мерфи узнали, что их брат мертв, они были полны
благоговейного трепета и забились в угол гостиной. Мать
громко рыдала, но отказалась подойти или прикоснуться к неподвижной маленькой
фигурке.

Учительница, по щекам которой катились слезы, готовила тело своей маленькой
подруги к погребению. Затем она снова обратилась к отцу,
напомнив ему о дальнейших приготовлениях. Он встал и, войдя в
комнату, где собралась семья, сказал:

«Мы должны устроить поминки. Бедняга Бригам».

«Нет, ты не будешь устраивать католические поминки по Бригаму», — ответила его жена.

— Предположим, — вмешалась учительница, — что мы проведём панихиду по Бригаму в школе, среди детей, которых он любил.

— Конечно! — ответил отец, вытирая глаза, — это было бы как раз то, что нужно.

— Вы согласны, миссис Мёрфи? — спросила учительница.

— Да, мисс. Это бы понравилось Бригаму, я знаю. — И она снова зарыдала.

Бригама отнесли в школу. Учительница поставила
распятие в изголовье гроба и зажгла несколько свечей. В Гиле впервые
проводилась религиозная служба по усопшим. Раньше умерших просто хоронили.

Классная комната была заполнена до отказа. Девушка-проповедница встала и
рассказала им о прекрасной жизни Бригама с тех пор, как она его узнала, о
его интересе к Иисусу и о его желании узнать путь на небеса.
Она рассказала о его последних словах и о том, как он попросил ее отнести его к Иисусу.
Иисус. Пока она говорила, слезы тихо катились по бронзовым щекам
многих мужчин и женщин, чья жизнь была одной длинной чередой грехов.

Рядом с гробом стоял Ватема, не сводя глаз с лица своего
маленького товарища. Учитель увидел, как ребёнок снял с себя нитку бус
и положил её в гроб.

Они похоронили Бригама у подножия холма и оставили его одного — нет, не
одного, потому что Утемах остался стоять, как часовой, у могилы своего маленького друга.

Утемах не вернулся к миссис Кит, как обычно, на ужин. И в ту ночь его не было на его маленькой койке. Утемах не появился за завтраком. Стали задавать вопросы. Где Утемах?
Эстер стало очень не по себе, и она сама отправилась на его поиски.
Она вернулась разочарованная. Час спустя Джек Хардинг вернулся с
ребенком. Он застал его караулившим у могилы Бригама. Такая глубокая
Такова привязанность апачей, таково их горе.

Эстер обняла Уотему и долго говорила с ним о
Бригаме. С тех пор для этого маленького ребёнка, как и для многих его соплеменников,
небеса были полны Великого Духа.

"Видит ли меня Бригам с небес?" спросил Уотема.

"Думаю, да, дорогой. Ты ведь хочешь быть хорошим мальчиком, правда?

В ответ он расплакался, и она заплакала вместе с ним.

С тех пор Ватема полюбил звёзды и стал смотреть на них с растущим удивлением и благоговением. Тогда и началось его
вопрос о вечных вещах, о стремлении души, которое связывает её с Божественным.

На следующий день после возвращения Эстер на ранчо Клейтон доктор Мишелл попросил её пойти с ним в хижину Марка Клифтона.

"Он не может поправиться," — сказал он. "Он это понимает. Он неоднократно просил о встрече с вами."

Когда они подошли к хижине, они услышали голос. Джек Хардинг читал вслух
Библию.

На стенах хижины висели ружья, шкуры и грубые картины; в
одном углу стояли бутылки из-под виски и колода карт. Больной
мужчина выглядел лет на тридцать. Он приветствовал посетителей.
вежливо и сразу же повернулся к Эстер.

"Я попросил о встрече с вами", - сказал он. "Думаю, я не смогу прийти в себя. Я
не готов умирать. Я посещал ваши собрания с тех пор, как вы их проводили
они в лесу. Я верю, что в вашей религии что-то есть; Я
верю в Бога.

Его голос был слабым.

«Есть ли у меня надежда?» — спросил он, вглядываясь в её лицо своими проницательными чёрными глазами.


Она уклонилась от его дерзкого взгляда, затем мягко ответила:

"Надежда есть у каждого, кто раскаивается в своих грехах и обращается к
Христу."

«Но, — нетерпеливо сказал он, — я не сделал ничего, чтобы раскаяться».
« Я не совершал никаких преступлений, разве ты не знаешь? Мир не придерживается таких высоких идеалов о том, каким должен быть человек, как ты. Я не лучше и не хуже остальных людей. Я давно пришёл к этому выводу».

 «В самом деле!» — холодно сказала она. «И это всё? Тогда я тебе не нужна».
 Она встала, чтобы уйти.

«Нет, это ещё не всё!» — перебил Джек Хардинг. «Мисс Брайт, покажите ему его грех; покажите ему путь покаяния, как вы показали его мне».

Внезапно ковбой опустился на колени у койки и произнёс такую искреннюю молитву за человека, лежащего перед ним, что все были тронуты. Клифтон лежал
с закрытыми глазами. Эстер заговорила снова.

"Мистер Клифтон, разве вы не сделали ничего, в чём нужно раскаяться? Подумайте. Вы заманили в эту страну шестнадцатилетнюю сироту, дочь священника. Вы
пообещали жениться на ней, если она приедет сюда. Вы поселили её в салуне. Вы отказались жениться на ней! Слава Богу, ребёнок наконец-то в безопасности!"

В ее тоне нельзя было ошибиться.

- Жениться на _her_? - презрительно повторил он. - Жениться на _her_? Я бы с таким же успехом
женился на кошке. Я слишком высокого мнения о своей семье. Я бы не опозорил их.
женившись на ней, дочери нищего викария.

Затем они увидели, как вспыхнули глаза Эстер Брайт. Ее лицо стало таким же суровым, как
гранитные холмы ее родного штата. Она говорила медленно, и каждое слово - как впоследствии сказал доктор Мишелл - казалось, весило тонну каждое.
"Ваша семья?"

спросила она. "Ваша семья?" повторила она с презрением. - Ваша семья? - Спросила она. - Ваша семья? - Спросила она. - Ваша семья? она повторила с презрением. "Ваша
семья"? Эта девушка - дитя Божье!"

И, повернувшись, она вышла из хижины.

Джек Хардинг оставался там всю ночь, разговаривая и время от времени молясь вместе с Клифтоном.

На рассвете больной снова и снова кричал:

"Боже, смилуйся надо мной, грешником!"

Затем, наконец, он сказал:

«Джек, я хочу искупить свою вину перед мисс Эрл, насколько это возможно. Теперь я всё понимаю. Пошлите за священником. Я знаю, что не смогу жить. Если мисс Эрл станет моей женой, это снимет с меня позорное клеймо, и она унаследует состояние, завещанное мне. Пошлите за ней. Возможно, она простит меня, прежде чем я умру».

На закате по деревне разнеслась весть, что Марк
Клифтон только что умер и что перед смертью он женился на Карле Эрл. Священник, который ухаживал за умирающим, написал его
родителям, рассказав о женитьбе и смерти их сына, а также о
прощальные послания им. Он добавил:

"Ваш сын умер раскаявшимся человеком".




ГЛАВА XXII

ВЕЛИЧАЙШАЯ Из НИХ - ЛЮБОВЬ.


По возвращении с ранчо Мерфи Эстер начала помогать в уходе за
Кеннетом Гастингсом. Он еще не узнал ее. Иногда, когда она
сидела рядом с ним, слезы собирались и катились по ее щекам. Однажды
Кеннет открыл глаза и спросил:

"Кто ты? Что ты здесь делаешь?"

"Я Эстер, - ответила она, - забочусь о тебе".

"Нет, это не так", - сказал он дико. "Убирайся отсюда!"

Она отступила назад, где он не мог ее видеть. Он продолжал бессвязно болтать.

«Какой-то один выстрел!» Он попытался встать. Но вошедшая сестра Мерси успокоила его, и он лёг обратно, бормоча что-то. Время от времени Эстер улавливала слова
«Эстер», «пропасть», «сомнение». Примерно через час он проснулся и затих.
  Она сидела так, чтобы видеть его лицо и усвоить свой великий урок.

"Ты ангел?" спросил он, не узнавая ее глазами.

Она взяла его за руку и прижалась к ней щекой.
Его рука стала влажной от ее слез.

"Ты душа в блаженстве?" тихо спросил он. "Я знал ангела, когда я
был на земле. Но между нами зияла пропасть, пропасть, пропасть!"

Затем он, казалось, забыл о присутствии кого-либо и пробормотал:

«Я сбился с пути, сбился с пути, сбился с пути».

Наконец он снова заснул. И Эстер Брайт, стоя на коленях у его постели,
сжав его руку в своей, молилась. Он продолжал спать. Когда
он проснулся, Джон Клейтон стоял, глядя на него. Кеннет озадаченно огляделся.

"Ну, Джон! Где я?"

"Здесь, в моем доме. Ты чувствуешь себя лучше, Кеннет?"

"Лучше? Что ты имеешь в виду?"

"Ты был очень болен и бредил. Но теперь ты поправишься".

"В чем было дело?"

"Мерзавец-индеец прострелил тебе плечо. Начался сепсис
, и у тебя поднялась высокая температура. Не двигайся", - сказал он, когда
помешал своему другу двигаться.

"Странный Джон", - сказал Кеннет, - и, немного помолчав. "Я не могу вспомнить
все, что произошло в последнее время, но ездить с Мисс Брайт просто
прежде чем она ушла. Но я не могу говорить об этом...

И Эстер Брайт, отдыхавшая на диване в гостиной, слышала каждое слово. Последовало долгое молчание.

"Джон, — тихо сказал Кеннет, — передай ей как-нибудь от моего имени, что я...
Я вёл чистую, благородную жизнь. Вы знаете, что я иногда заходил в
салуны, в основном потому, что там были другие люди.
 Вы знаете, что я немного играл в азартные игры, чтобы убить время. Так чертовски одиноко! Скажите ей,
что в глубине души я был неплохим человеком.

Он хотел сказать что-то ещё, но внезапно замолчал. И Эстер, несмотря на
себя, прислушалась к своему сердцу.

Доктор Мишелл пришел на следующий день и, обнаружив, что его пациент снова бредит,
объявил, что останется с ним, пока опасность не минует. Итак,
врач и медсестра снова наблюдали вместе.

Это был день, когда Эстер должна была уехать в Массачусетс. Когда
Когда её спросили о времени её отъезда, она заверила всех, что останется до тех пор, пока её больные не поправятся.

Пока доктор Мишелл сидел с Кеннетом, мистер Клейтон нашёл Эстер на веранде в слезах.  Он сделал вид, что не замечает её.

"Есть ли надежда на выздоровление мистера Гастингса?" — спросила она.

"Да. За последний час ситуация явно изменилась к лучшему.

Он взял её под руку, и они вместе пошли по тропинке к дороге.

"Моя дорогая подруга, — сказал он ей, — Кеннет _может_ умереть, но я знаю
сильное восстанавливающее средство, которое могло бы спасти ему жизнь, если бы мы только могли принести его ему. Он знал её сердце лучше, чем Кеннет.

"О, позвольте мне отнести его ему, — с готовностью сказала она. — Я была бы так благодарна за возможность помочь спасти ему жизнь. Он так много сделал для меня, и он такой верный друг.

— Вы сами принесёте ему лекарство, если захотите, — сказал он с улыбкой.

"Что это? Где я могу его взять?" — спросила она, готовая исполнить свой милосердный долг.

"Где вы можете его взять?" — повторил он.  — Вы можете найти его в своём сердце.  Любовь спасёт Кеннета, дорогая мисс Брайт.

Её слёзы потекли быстрее.

"Боюсь, я сделала его очень несчастным," — сказала она.

"Я подозреваю, что так и есть," — ответил он.

"Он вам так сказал?"

"Нет. Вы же знаете, что он с самого начала бредил. В бреду
он постоянно говорил о вас."

Наконец опасность миновала, и медсестра и врач заверили Клейтонов
домашние, что Кеннет Гастингс поправится.

Он очнулся ото сна в одиночестве. Когда он открыл глаза, они наткнулись на
сборник произведений Теннисона. Он был открыт на "Принцессе". Кто-то
читал и отмечал отрывки. Он сразу же обратился к названию
Он перевернул страницу и в верхней части увидел имя, которое ожидал увидеть. Неужели она все еще там? Он оглядел комнату. Рядом с его кроватью стоял маленький круглый столик, на котором стояло низкое стеклянное блюдо, наполненное розовыми цветами кактуса. Рядом лежала открытая Библия. Здесь тоже был отмеченный отрывок: «Вера, надежда, любовь — вот три
величайших чувства, но величайшее из них — любовь». Он знал, что Библия принадлежит Эстер. Он отложил её, как будто вторгся в самое сокровенное её сердце. Он закрыл глаза и погрузился в полусонную грёзу о возможной радости. Снова и снова
слова, казалось, повторялись сами собой: "Величайшая из них - любовь".
Послышались тихие шаги, и вошла Эстер, выглядевшая свежей и невозмутимой в
белом вечернем платье. В руках у нее был букет цветов кактуса. Она
положила их и с радостным криком подошла к нему, сжимая его руку
в своей.

"Ты наконец узнал меня?" - спросила она. "Я так рада!"

Кеннет не говорить. Она продолжила: "Я боялся, что ты никогда не знаешь
меня снова". Она, казалось, колебался мгновение, но пошел дальше. "Я боялся, что
никогда не смогу сказать тебе то, что я теперь знаю, что я хочу тебе сказать".

"Что ты знаешь?" спросил он. "Что ты хочешь мне сказать?"

"Что я люблю тебя", - ответила она и, наклонившись, прижалась щекой
к его щеке.

"Осторожно, Кеннет!" - предостерегающе сказала она со счастливым смешком.
"Ты не должен забывать о ране в плече".

Но он держал ее в плену.

«Что мне за дело до раны на моём плече, когда рана в моём
сердце исцелена?» — спросил он её.

"Я пришла исцелить рану, которую нанесла твоему сердцу, —
сказала она, и по её лицу пробежала розовая волна.

Он всё ещё держал её, притягивая к себе.

"Губы, — сказал он, — на губах, в качестве искупления."

"Моя епитимья легка", - сказала она со счастливым звоном в голосе.

Затем, придвинув стул поближе к его кровати, она позволила ему взять себя в руки.
ее руки в его.

"Странно!" - сказал он. "Во время болезни я мечтал, что все будет именно так.
Должно быть, я мечтал очень долго. Я думал, ты всегда был со мной.
Ты всегда была в белом и часто приносила мне цветы. Однажды я обнаружил, что
я на небесах. Ты встретил меня, улыбнулся и сказал: "Приходи". Ты привел ко мне
самое божественное существо, которое я когда-либо видела, и, вложив мою руку в его,
многозначительно сказал: "Он очень любил!" Затем ты исчез. И тот
Небесное существо улыбнулось мне. И моё сердце возрадовалось. Я начал постигать тайны жизни. Тогда я подумал, что ты привела меня к самому источнику любви, чтобы я мог научиться любить тебя искренне. Я начал чувствовать, что могу отказаться от всех своих надежд на твою любовь, потому что в этом другом присутствии было что-то, что научило меня тому, что великая любовь не требует взаимности. Она просто любит и продолжает любить. Тогда я подумал, что это небесное существо назвало меня братом. И тысячи голосов начали петь: «Слава Богу в вышних!»

«Прекрасно!» — сказала она.

«Потом мне показалось, что я парю в космосе, и я понял, что ты рядом со мной.
Твои руки были полны цветов, и ты безмолвно молилась за меня,
преодолевая пропасть между нами».

Она снова поцеловала его и тихо сказала:

"Любимый, я преодолела пропасть молитвами. Как глупо было с моей стороны не
понять этого раньше!"

"Не понять чего?"

"Не знать любви, когда она пришла".

"Но теперь ты знаешь это, Любимая?" сказал он, притягивая руки, которые сжимал,
ближе к себе. "Я благодарю Бога за это".

Он закрыл глаза и лежал очень тихо, все еще сжимая ее руки. Она
он наблюдал за ней. Наконец его руки ослабили хватку, и по
его ровному дыханию она поняла, что он спит.

Джон Клейтон подошел к двери, увидел, в чем дело, и ушел. Так и сделали
остальные, кто пришел, чтобы узнать. И Кеннет спал, спокойный,
восстановление сна. И так как Эстер смотрела, повторяла она про себя:

"Величайшим из них является любовь".




ГЛАВА XXIII

НА ЗАКАТЕ


Это был доктор Мишелл.

"Моя дорогая юная леди, если мистеру Гастингсу нужно ехать в Англию, как он говорит, он не должен ехать один. Ему нужна забота. Я рекомендовал вас как компетентную медсестру." Его глаза блеснули.

"Безопасно ли ему путешествовать сейчас?" - спросила Эстер.

"Если он будет путешествовать медленными этапами".

Врач заговорил с некоторым колебанием.

"В любом случае, ему следует как можно скорее выбраться из этой невыносимой жары"
.

"Но путешествие по океану", - предположила она.

"Вероятно, пойдет ему на пользу".

Врач уже поздравил их. Перед уходом он пожал Кеннету руку и сердечно сказал:

 «Моя медсестра будет вам помощницей. Она разумная женщина».

 Продолжая держать Кеннета за руку, он повернулся к Эстер и
протянул ей другую руку. Он вложил ее руку в руку Кеннета и
сказал внушительно:

"То, что Бог соединил воедино, да не разлучит человек". Мисс
Брайт, ты выйдешь замуж за настоящего мужчину. Всегда доверяй ему.

Его глаза наполнились слезами. Он резко повернулся и ушел.

Бедный доктор Мишелл!

На них обрушилась изнуряющая августовская жара.

Вечером Эстер, уставшая от сборов, присоединилась к Кеннету на
веранде. Пока она сидела там, Ватема подбежал к ней и бросил ей на колени
букет цветов.

"Почему ты уходишь от меня?" — спросил он.

Она обняла его и сказала, что едет домой, надолго,
далеко оттуда, и что мистер Гастингс поедет с ней.

"А ты поедешь тоже?" — спросил он.

Они оба рассмеялись.

"Нет, малыш," — сказала она, прижимая его к себе, — "не в этот раз."

"А ты поедешь тоже," — сказал он с упрёком, глядя на Кеннета с явным неодобрением.

— Ты любишь свою учительницу? — спросил Кеннет. Ему тоже нравился этот ребёнок.

Уотэма кивнул.

"Хотел бы ты быть её мальчиком и всегда жить с ней?"

Уотэма обнял учительницу за шею и тихо сказал:

"Мама Уотэмы!"

Кеннет снова рассмеялся и заявил, что ревнует.

Тогда Эстер сказала малышу, что вернётся в Гилу и заберёт его, и тогда он будет жить с ней всегда.

 «Возьми меня сейчас», — попросил он.

 «Нет, милый», — ответила она.

 С этими словами он отпрыгнул от неё и гордо вышел со двора в сторону каньона, не оборачиваясь и не оглядываясь.

— Золотой самородок из Скалистых гор, — сказал Кеннет, глядя ему вслед.

 — Кактус из Аризоны, — ответила она, — красивый, но с ним трудно обращаться.

Уотэма побрёл вверх по каньону к своему любимому валуну, куда он часто
приходил, чтобы послушать журчание воды.  Там он бросился на землю,
и плакал, пока не заснул. Он проспал, наверное, полчаса, когда его
разбудили голоса.

- А вот и Вафема, - крикнул Джек Хардинг.

Другой сказал: "Он педик. Он никогда не станет цивилизованным".

Группа ковбоев собралась вокруг ребенка.

"В чем дело, сынок?" - спросил его друг Джек Хардинг.

Затем он рассказал им об отказе своей учительницы взять его с собой.

"Не плачь, малыш!" - сказал Джек. - Вот, мальчики, давайте дадим ему денег.
а потом пойдем домой с мисс Брайт. Я просто попрошу её взять его с собой.
Я заплачу за его содержание. Не плачь, сынок. Всё в порядке.
Залезьте в свои карманы, друзья, и выложите немного денег на Ватему. Мы
Спасли его и вырастили, вы же знаете.

Своею собственной рукой спустился в карманы, и в шляпу, пошел в крен
законопроектов. Он передал свою шляпу, и вскоре он был набит банкнотами и серебро
долларов.

В тот вечер начали шептаться о том, что Ватема должен был уйти
с мисс Брайт. Но об этом слухе она ничего не знала.

Два дня спустя молодые люди и девушки украшали дом Клейтонов к свадьбе Эстер Брайт и
Кеннета Хастингса. Цветки кактуса изысканной формы и цвета
использовался. Не только интерьер дома, но также веранда и двор
представляли собой одну великолепную массу цвета.

Джек Хардинг работал добросовестно, время от времени останавливаясь, чтобы поговорить с
Кеннет, который лежал на кушетке на веранде.

Карла тоже была занята, накладывая художественные штрихи тут и там. Она
Тоже часто приходила к больному.

Но Эстер запретили работать, и когда она стала настаивать, мистер Клейтон
схватил её и увез кататься. Она должна была выйти замуж на
закате.

 Пока они катались, подъехал один из ковбоев Джона Клейтона
со станции, привезя с собой Дэвида Брайта и английского священника,
друга Кеннета.

Когда Эстер вернулась и увидела своего дедушку, её радости не было
предела.

"Я бы хотела, Кеннет, чтобы мы поженились сами, как это делают Друзья,"
сказала она, "но дедушка может выдать меня замуж."

Приглашённые гости собрались во дворе, когда начался закат. Там была Бобби с Кармайклами;
 там были ковбои и их жёны, шахтёры и владельцы ранчо, которые
присутствовали на собраниях; все домочадцы Клейтонов; доктор Мишелл и
Сестра Мерси, мисс Гейл и Уотема были там. Джек Хардинг внимательно следил за Уотемой, не зная, что он может сделать.

 Когда солнце приблизилось к горизонту, священник занял своё место на
алтаре, Кеннет вышел вперёд и стал ждать. Эстер Брайт, в прозрачном
белом платье, свежевыстиранном, - платье, которое она надевала много раз, когда она
ухаживала за больными, вышла вперед, опираясь на руку своего величественного пожилого
дедушка, который отдал ее. Его кротком лице, казалось, святить
час.

Цвета в небе, казалось, тягаться с кактус цветет. Желтые,
и фиалки, и тёмно-красные, едва заметные облака с золотыми краями, фиолетовые,
затем розовые, сливающиеся с куполом неба.

Мужчина и женщина повторяли брачный ритуал англиканской церкви,
пока это чудо красоты проносилось по небесам.

Раздался жалобный крик траурного голубя, за которым последовал
весёлый свист кардинала.

Человеческие голоса продолжали произносить самые торжественные клятвы, какие только могут
произносить мужчина и женщина.

 Изысканные трели кардинала, а затем дрозда сопровождали
их голоса. Красота угасающего дня играла красками на лице Эстер Брайт
и Кеннет Хастингс, когда они стояли во всей красе своей юности и
своей любви.

Как только священник произнёс заключительные слова брачной
церемонии, небеса расцвели яркими красками; пересмешник подхватил
все песни, которые звучали во время брачной церемонии, и, словно желая
перепеть всех остальных пернатых певцов, разразился песней в полном
экстазе.

В разгар поздравлений и застолья Ватема держалась
рядом с Эстер.

На следующий день Кеннет, Эстер и Дэвид Брайты должны были начать
их долгое путешествие на восток. Наступил день. Все жители Гилы собрались на
дальней станции, чтобы пожелать им счастливого пути.

"Где Ватема?" — спросила Эстер.

"Я не знаю," — ответил шахтёр. "Я нашёл его плачущим, потому что вы не взяли его с собой."

"Бедняжка! Но где Джек? - спросила она.

- Вон они, - сказал фермер, указывая на Джека и Ватему,
стоявших в стороне от толпы. Она шагнула к ним.

"Я пришла попрощаться", - сказала она. "Ты не забудешь, Джек, о том, что нужно
следовать за Христом; ты не забудешь помолиться?"

Она положила руку ему на плечо. Он стоял, борясь сам с собой. Она
Нежный голос, её глаза, наполненные слезами, почти сломили его.

"Как ты думаешь, не много ли будет с твоей стороны отпустить меня, ведь ты
помог мне познать Бога, научил меня жить правильно и был для меня
ангелом Божьим? Помоги мне, Господи!" Лицо сильного мужчины
исказилось, и он отвернулся от неё. Через мгновение он сунул руку в карман и
вытащил Библию, которую она ему подарила.

 «Хотел бы я знать об этом, когда был мальчишкой. Моя жизнь была бы
другой. Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала, и за всё, чему ты меня
научила. Но, кажется, я не могу тебя отпустить. Боже, помоги мне!»

Он стоял, опустив голову и сцепив руки.

Наконец Эстер снова заговорила:

"Прощай, Джон. Ты сражался хорошо и победил. Теперь помоги
остальным изо всех сил." Ах, как же она помогла ему в
его битве!

Он схватил её за руку и не отпускал. Так они и стояли. Затем он сказал:

"Возьми с собой малыша. Дайте ему шанс. Я буду посылать ему деньги,
пока жив. Больше мне не о ком заботиться.

Она бы помогла этому сильному мужчине, если бы могла, но как она могла?
Он должен был сражаться в этой битве в одиночку.

"Ты хочешь, чтобы я взял Уотему, Джон?"

"Да. Дай ему шанс, поменяй обстановку".

Он поднял мешок с деньгами.

"Здесь почти сто долларов. Мальчики отдают это
Ватема могла бы пойти с тобой домой.

- Неужели они? Как великодушно!

Ребенок подбежал к ней, боясь, что его оставят здесь. Она колебалась.
Как она могла заботиться о своем выздоравливающем муже и этом импульсивном,
нервном ребенке? Она повернулась к Кеннету и заговорила с ним.

Джек поднял Ватему на руки и поцеловал его, сказав:

"Прощай, малыш. Запомни, больше никаких ругательств".

Дэвид Брайт, который подслушал этот разговор, теперь выступил вперед,
и сказал: «Пусть ребёнок поедет с нами, Эстер, если те, кто его вырастил, согласны».

И мистер, и миссис Кит, стоявшие рядом с ним, дали своё согласие. Затем все вошли в пульмановский вагон, и через несколько минут поезд отошёл от станции.

 Эстер и Ватема вышли на заднюю платформу и смотрели, пока поворот дороги не скрыл их друзей из виду. Через некоторое время к ним присоединился Кеннет.

— Слезы, Эстер? — спросил он, приподняв её лицо.

— Но не от горя, — ответила она.

Он обнял их обоих, и они стояли, глядя на
величественная сцена, по которой они проходили.

Оглядываясь на тот момент, можно сказать, что он был пророческим. Человек, наделённый властью, которому суждено было стать определяющим фактором в развитии великого Юго-Запада; женщина рядом с ним, великая душой, умом и сердцем; и этот маленький принц Скалистых гор, с его великолепным наследием отваги, которому суждено было стать лидером в области образования среди своего народа. И именно эта дальновидная женщина в грядущие годы ясно видела, какую великую работу могут совершить её муж и приёмный сын, и вдохновляла их своей верой
в работе и в их способности делать это.




Глава XXIV

Последствия


Это был добротный каменный дом, построенный на склоне горы,
с видом на живописный каньон. На широкой веранде сидела женщина.
Время от времени она поворачивала голову и смотрела на горную дорогу,
прислушиваясь, словно ожидая кого-то. Затем она спустилась по тропинке
и остановилась, наблюдая. К ней присоединилась маленькая пятилетняя девочка, порхавшая
вокруг, как эльф.

"Скоро ли папа приедет, мама?" — спросила она.

"Надеюсь, что да, Эдит. Он сказал, что приедет сегодня." В глазах матери читалась
далёкая грусть.

«Почему папа не приходит?» — продолжал ребёнок.

"О, он был в пути много дней, дорогая.
Может быть, что-то его задержало."

«Что могло его задержать, мама?» — спросил малыш.

"О, дела, или рельсы могли разъехаться, или случился
обвал или оползень."

Мать снова посмотрела вдаль. Затем она медленно вернулась на
веранду и продолжила шить. Девочка прислонилась к её колену.

"Мама, когда ты была маленькой, у тебя были подружки, с которыми ты
могла бы поиграть?"

"Нет. У меня был только мой дорогой дедушка."

— Тогда ты знаешь, как мне одиноко, мама. Очень тяжело быть маленькой девочкой и совсем одной.

 — Ты думаешь, что ты одна, маленькая дочка, когда у тебя есть папа, тётя Карла и мама?

 — Но ты же большая, мама, разве ты не видишь? Когда у маленькой девочки нет других мальчиков и девочек, с которыми она могла бы играть, мир становится довольно одиноким местом.

Мать вздохнула.

Девочка подперла подбородок изящными ручками и посмотрела сквозь длинные ресницы в глаза матери.

"Я думала, мама."

Девочка любила делиться своими мыслями, особенно с матерью.

— Что ты думаешь, Эдит? — мать ободряюще улыбнулась.

 — Я думала, что буду молиться о брате.

По щеке матери скатилась слеза.

 — О младшем брате? — мать отвела взгляд.

 — О _б-о-л-ь-ш-о-м_ брате! — сказала девочка, разводя руки в стороны.
В качестве иллюстрации.

— Что бы ты сказала, милая, если бы сегодня пришёл твой старший брат?

Малышка захлопала в ладоши.

"Настоящий, _по-настоящему_ старший брат? — спросила она, радостно пританцовывая.

"Настоящий, по-настоящему старший брат — Уотхемах. Ты никогда его не видела, а он никогда не видел тебя, с тех пор как ты была совсем маленькой. Но он возвращается домой
скоро, ты же знаешь.

- Он будет играть со мной? - спросила она. - Вы с тетей Карлой просто не будете вмешиваться.
папа и взрослые леди и джентльмены, когда они придут. Но
иногда папа играет со мной, правда, мама?

- Да, иногда. Он любит свою маленькую дочку.

- Я не знаю. Она с сомнением покачала головой.

«Я слышала, как папа сказал, что любит тебя больше всех на свете».

Она вскинула руки и слегка подпрыгнула.

"О, как бы я хотела с кем-нибудь поиграть!"

"Пойдём снова посмотрим, не вернулся ли папа," — сказала мать, вставая.

На этот раз они не разочаровались. Они услышали шум колёс;
затем они увидели отца. Маленькая дочка бежала по дороге, как ветер. Отец остановил лошадей, передал поводья кучеру и спрыгнул на землю. В мгновение ока маленькая проказница оказалась в его объятиях, обнимая его за шею и заливаясь смехом. Подошла жена и тоже оказалась в его объятиях.

— «Папа, — сказала девочка, — мама говорит, что у меня будет старший брат».

«У тебя?» — великое изумление.

Родители улыбнулись.

"Папа, — тут она кокетливо посмотрела на него, — вы с мамой не
«Я буду монополизировать его, когда он придёт. Он ведь будет играть со мной, мама?
 — Думаю, да. — Печальная улыбка.

 Девочка часто говорила, что её отец «не понимает».

 — Когда ты получила весточку из Ватемы, Эстер? — спросил отец.

 — Около десяти дней назад. Я прочту тебе его письмо. Теперь я не удивлюсь, если увижу его в любой день.

— Уотхемах — мой старший брат, отец. Так сказала мама. Она говорит, что он всегда был моим старшим братом, только я этого не осознавал.

Родители выглядели удивлёнными.

— Да, Эдит, он твой брат, и притом дорогой брат, — сказал отец.

Когда они сидели на веранде, а ребёнок сидел на коленях у отца, Эстер принесла последнее письмо Утемы и прочитала его вслух своему мужу.

"Дорогая мама Эстер,

"это, вероятно, последнее письмо, которое я напишу тебе из Гарварда в ближайшее время. Как только закончится выпускной, я снова поеду в Карлайл
на короткое время, а затем отправлюсь в Аризону, к отцу Кеннету
и тебе, моя дорогая мама Эстер, и к моей младшей сестре, Карле и
Джеку. Теперь, когда приближается время моего возвращения к вам, я
с трудом могу ждать.

«Возможно, я уже выражал свою благодарность вам и отцу Кеннету по-разному, но я хочу сделать это снова.

"Я в большом долгу перед ним за его щедрость, за его отеческую заботу и советы. Но больше всего я обязан вам, мой любимый учитель. Всем, что я есть или когда-либо буду, я обязан исключительно вам. Ты нашёл меня маленьким дикарём, полюбил меня, поверил в меня и дал мне возможность стать полезным человеком. Став старше, я часто удивлялся твоему терпению по отношению ко мне и твоей преданности
интересы индейца. Вы уже многое сделали для него,
и я уверен, что вы сделаете ещё больше, чтобы по-настоящему
оценить его, его характер и его потребности. Индеец в переходный
период — это проблема. Вы знаете об этой проблеме больше, чем
кто-либо другой.

"Я ведь никогда не рассказывал вам о своём дне рождения,
не так ли? Знаете ли вы, по какому дню я считаю свои годы? По моему
первому дню и вашему первому дню в школе Гила. Тогда произошло моё настоящее рождение, потому что я стал живой
душой.

"Так что в духовном смысле ты моя настоящая мать. Я часто
Я задавался вопросом, жива ли ещё та несчастная, которая родила меня, и живёт ли она в дикости. Всю свою сыновнюю любовь я отдал тебе, моя любимая приёмная мать. Прошло почти шестнадцать лет с тех пор, как ты нашла меня маленьким дикарём. Тогда мне было около шести лет, так что в следующую годовщину твоего первого дня в школе Гила мне исполнится двадцать два года. С того дня и по сей день ты для меня самый дорогой человек в мире. Я уверен, что ни одна мать не может быть любима своим сыном так же преданно, как я люблю тебя. Я пытаюсь найти слова, чтобы выразить свою любовь.

"И дедушка Брайт! Каким нежным он всегда был со мной,
со времени нашего прекрасного свадебного путешествия и до его смерти! Он
приехал в Карлайл, чтобы повидаться со мной, как мог бы повидаться с любимым сыном.
Когда я был маленьким, он всегда казался мне Богом. И когда я
стал старше, он стал для меня высшим идеалом христианской мужественности. Я
недавно был на кладбище в Конкорде и стоял с непокрытой головой у его могилы.

"И наш дорогой маленький Дэвид Брайт! Это была тяжёлая утрата для вас и
отца Кеннета.

"Вы не представляете, как часто я хотел увидеть маленькую Эдит. Я был очень
Я разочарован тем, что вы с отцом Кеннетом не взяли её с собой,
когда в последний раз приходили ко мне. Вы не думали, что такому худощавому,
длинному, мускулистому парню, как я, так хочется увидеть маленькую девочку, не так ли?
 Я всегда мечтал о младшей сестре. Я показывал её
фотографии некоторым парням, которые приходят ко мне в комнату, и говорил им, что она моя младшая сестра. Они подшучивают надо мной и говорят, что я на неё не похож.

«Студенты были очень любезны со мной.

"Теперь, когда пришло время покинуть Гарвард, Кембридж и Бостон,
мне жаль уезжать. Я познакомился с такими замечательными людьми.

«Доктор ... убеждает меня вернуться осенью, чтобы продолжить работу над степенью
магистра, но я всё обдумал и считаю, что сейчас разумнее
работать среди своего народа и получать знания из первых рук. После этого я вернусь в Гарвард.

"Давным-давно ваши слова дали мне цель в жизни —
готовиться к тому, чтобы возвысить свой народ.

«Каждый день я в глубине души благодарю тебя за те годы, что я провёл в Карлайле. Но
больше всего я благодарю тебя за то, кем ты стал для меня.

"Я не могу закончить, не рассказав тебе о разговоре, который у меня был с
Полковник Х---- из Бостона. Он слышал ваше выступление на тему «Индейцы в
переходный период» на конференции в Мохонке. Он сказал мне, что это было блестящее
выступление и что вы представили индейский вопрос с ясностью и силой,
которые мало кому удавались. Он сказал мне, что ваши слова придадут
новый импульс законодательству об индейцах. Кажется, он знал и о ваших
конференциях в Вашингтоне.

«Я тоже много слышал об отце Кеннете: о его растущем богатстве,
его лидерских качествах и его честности в отношениях с людьми.

Помнишь, как я завидовал ему в детстве?
приятель? Что ж, я больше не ревную. Он лучший из всех, кого я знаю.

"Но я должен перестать писать. Это письмо превратилось в старомодный визит.

"Я учу одного из парней математике. Странная работа для
дикаря!

"С любовью ко всем вам, включая мою дорогую Карлу,

 "Ваш любящий мальчик,

 «УТЕМАХ».

«Он славный парень, этот Утемах», — сказал Кеннет, прижимая к себе свою маленькую девочку.

"Да, он прекрасно развивается, — ответила Эстер.

"Как Карла? — спросил муж.

«Карла в порядке, и сейчас она очень заинтересована в работе Y.M. и Y.W.C.A.
Работа».

Тут появилась сама Карла и присоединилась к приветствию. Она была
сама воплощением добродушного довольства.

Пока они разговаривали, снова послышался стук колёс. Повозка
остановилась, молодой человек выхватил сундук, расплатился с возницей и побежал
к веранде. Каким счастливым он казался!

"Это Уотема," — закричали все, спеша ему навстречу. Фея стояла впереди, протянув руки.

"Полагаю, ты меня не узнаешь," — сказала она. "Я твоя младшая сестра."

Он рассмеялся, наклонился, поднял её на руки и несколько раз поцеловал.

Затем настала очередь Эстер. В то же время Кеннет обнял Ватему.
 Затем подошла Карла, которую Ватема поцеловал, как в детстве, и со смехом повторил вопрос, который обычно ей задавал: «У меня чистое лицо, Карла?»

И все смеялись и говорили о тех днях, когда они нашли одного
другой, Клейтонам и Джек Хардинг, и Патрик Мерфи и его
семьи, и ее родители, и Кармайклы, и те изменения, которые были приняты
место в хила у них в запасе есть.

"Я был так опечален известием о смерти мистера Клейтона", - сказал Ватема. "Что
«Каким великодушным человеком он был! Каким щедрым другом! Как вы думаете,
 миссис Клейтон и Эдит когда-нибудь вернутся в Америку?»

 «Нет, — ответил Кеннет, — боюсь, что нет. Родственники миссис Клейтон живут в
Англии, знаете ли. Она никогда не любила Америку. Здесь ей было одиноко,
особенно после смерти мужа».

— А как там Джек? Милый старина Джек! Я должен с ним скоро увидеться, — сказал Уотхема.

"Я ему позвоню, — сказал Кеннет, подходя к телефону.

"Дайте мне, пожалуйста, 148-й номер."

"Нет, 1-4-8."

"Алло! Мистер Хардинг на месте?"

— Вы говорите, он ушёл в магазин? Пожалуйста, пришлите за ним кого-нибудь.
и передайте ему, что мистер Гастингс хочет с ним поговорить. Это важно.

Он повесил трубку и вернулся на своё место.

"Знаете ли вы, отец Кеннет, что я каждую неделю получал письма от Джека с тех пор, как уехал из Гилы, кроме тех случаев, когда он был болен? Он настаивал на том, чтобы посылать мне деньги, говоря, что это он нашёл меня и хочет, чтобы я жил.

"Да, Джек — щедрый человек, — согласился Кеннет.

«Я пыталась объяснить ему, что я сильная и могу сама себя обеспечивать,
но это ничего не изменило».

«Совсем как он! Благослови его Господь!» — сказала Эстер.

«Поэтому я вложил его деньги от его имени, и когда-нибудь они принесут ему много пользы».

Кеннет улыбнулся.

"Джек становится богатым человеком благодаря своей работе и разумным инвестициям."

В этот момент зазвонил телефон.

"Алло! Алло! Это ты, Джек?" — спросил Кеннет.

"Это хорошо.

— Да, да.

"Случилось кое-что интересное. Кого бы вы хотели видеть в данный момент?

"Матушку Эстер? Это хорошо. Кто следующий?

"Ватема? Подождите у телефона минуту."

Он повернулся к Ватеме.

"Джек говорит, что хотел бы вас видеть. Он не знает, что ты здесь. Здесь!
 Поговори с ним сама.

Так что поговори с ним сама.Атемах подошла к телефону.

"Привет, старина Джек!"

Раздался радостный смех.

"Ты приедешь завтра?"

"Что ты говоришь? _Твой_ мальчик? Ну, я думаю!"

"Как Джек будет рад!" — сказал Кеннет.

«Твой маленький приятель?» — раздался смешок гибкого, мускулистого молодого
индейца.

"Конечно, я по-прежнему твой «приятель», только теперь я далеко не маленький. Я
крепкий парень."

"Что это? Ты считаешь, что образование встало между нами? Больше этого не будет, старина! Ты один из самых великодушных друзей, которые когда-либо были у человека!

«Скажи ему, чтобы он пришёл как можно скорее», — перебил Кеннет.

«Отец Кеннет говорит: «Приезжай, как только сможешь».

«Ты приедешь? Хорошо! Вот это будет встреча! До свидания».

Он повесил трубку, и разговор продолжился.

"Джек стал успешным управляющим?" — спросил Уотхемах.

"Очень. Он прекрасный парень. Он по-прежнему очень религиозен, знаете ли, и
люди его уважают. Он стал неутомимым читателем и исследователем
вопросов труда. Недавно я услышал его речь, которая меня удивила. Он разбирается в своей теме и прямо говорит о вещах.

 «Я ожидал, что Джек будет убедительным оратором», — прокомментировал Уотэма,
«Если бы он когда-нибудь преодолел свою застенчивость и заговорил. Но расскажите мне о школе в Гиле. Это местечко мне дорого».

«Вы бы видели, какое там сейчас здание, — сказала Эстер. — Знаете ли вы, что люди, которые были самыми беззаконными, когда мы там жили, теперь законопослушные граждане? Говорят, что Гила — один из лучших городов в
Аризоне».

— Это похоже на чудо — ваше чудо, матушка Эстер. Он встал со стула,
постоял немного позади неё и тихо, как в детстве, сказал:
— _Моя_ матушка, _мой_ учитель.
его голос подозрительно дрогнул, и, повернувшись, он поднял Эдит, закинул
ее к себе на плечо и побежал с ней к дороге. Кеннет
догнал его, и пока они шли, они говорили о многом,
но в основном об Эстер и ее великой работе для индейцев.

"Как все это произошло?" - спросил Ватема.

"О, окольным путем. Её статьи в журналах об Индии впервые
привлекли к ней внимание. Затем её выступление на конференции в Мохонке
сделало её ещё более известной. Её попросили выступить перед
Индийской комиссией. Позже правительство отправило её с визитом
Индейские школы и отчёты об их состоянии. Она, безусловно, проявила
незаурядные способности. Чем больше от неё требуют, тем больше она, кажется, способна сделать.

"Замечательная женщина, не так ли?"

"Да. Жизненно важная. То, что она сделала для индейцев, она сделала и для всеобщего образования в Аризоне.

"Боюсь, она сломается под всем этим, отец Кеннет.

«Не бойтесь. Работа для неё — это игра. Она быстро соображает, говорит просто
и находит людей, которым она нужна, очень интересными».

 «Да, но она слишком много отдаёт себя другим», — возразил молодой индиец.

— Что ж, мы должны позволить ей. Так она чувствует себя счастливее, — ответил Кеннет.

 — А как насчёт вашей собственной работы, отец Кеннет? Я слышал в
Массачусетсе, что вы оказываете большое влияние на общественное благо в этом регионе. Но расскажите мне о шахтах.

 — Я вложил большую часть своего состояния _здесь_, — сказал Кеннет, широко разводя руки в стороны. «Некоторые шахты приносят большие дивиденды. Моё состояние увеличилось более чем в два раза. Но Аризоне не повезло: она наводнена нечестными промоутерами. Я пытаюсь принять закон, который защитит людей от этого массового грабежа».

"Я подозреваю, что тебе нравится сражаться", - засмеялся юноша.

"Это породило злейших врагов", - серьезно сказал Кеннет.

Так, разговаривая, они снова искал дом, и нашел Эстер и Карла на
веранде. Последний сидел где Wathemah мог видеть ее тонкий
профиль, как она склонилась над шитьем. Тихое счастье и удовлетворенность
превратили ее в очаровательную женщину.

— Как ты прекрасна, Карла! — восхищённо сказал Уотэма.

Он наслаждался её замешательством.

"Помнишь тот день, когда я прогулял школу, Карла, и ты нашла меня в
каньоне и заставила меня стыдиться самого себя?"

Неужели?

Он не заметил тени, омрачившей обаятельное лицо.

- Знаешь, Ватема, - сказала Эстер, - Карла не осталась в колледже.
она чувствовала, что нужна мне. Но она стала
неутомимой ученицей ".

Позже Ватема обнаружил для себя, что она действительно стала
прекрасной ученицей. Однажды он спросил ее, как она пришла к изучению греческого.

— О, — нерешительно сказала она, — я любила греческую литературу, историю и искусство. И я часто слышала, что мой отец был прекрасным
 знатоком греческого языка. Поэтому я начала сама. Потом мне помогла сестра Эстер.
 И после этого я получила огромное удовольствие.

Они были веселой вечеринке в тот день. Все были в прекрасном настроении. В
среди их разговоров и смеха, зазвонил телефон.

- Кое-кто для тебя, Эстер, - сказал Кеннет, возвращаясь на веранду.

Когда она вернулась, он вопросительно посмотрел на нее.

"Суперинтендант образования хочет, чтобы я выступила с речью перед
учителями в Тусоне в следующем месяце", - тихо сказала она.

"И ты сделаешь это?" - спросил Ватема.

"Сделаешь?" - эхом повторил Кеннет. "Конечно, она сделает это! Она не знает, как
сказать "нет"."

Эстер снисходительно улыбнулась.

- Видишь ли, Ватема, потребности новой страны велики. Они бы
Они бы не приглашали меня так часто читать лекции, если бы у них было достаточно работников. Для меня возможность помочь означает обязанность помочь.

 «Наша Мать Эстер только что вернулась с конференции в Вашингтоне и с другой конференции в Монтане, — сказал Кеннет, — и вот она снова уезжает. По правде говоря, она стала образовательной и нравственной силой на Юго-Западе».

 «Мы рады делиться ею со всеми, кто в ней нуждается», — просто сказала Карла.

«Да, парень, — добавил Кеннет, вставая, — мы рады, что у неё есть сила, чтобы
помочь».

На следующее утро их рано разбудил Джон Хардинг, позвав
Уотема впустил его. Вот так встреча! Джек, казалось, не знал, как себя вести. Маленький неопрятный мальчик, необразованный и недисциплинированный, которого он знал и любил, исчез, а на его месте стоял гибкий, грациозный, по-настоящему элегантный молодой человек. Джек смущённо отступил назад. Его Уотема, его маленький Уотема, исчез. У него перехватило дыхание. Он отвернулся и провёл рукой по щеке. Но Утемах обнял его за шею, и они вместе
пошли вверх по горе, чтобы навестить его. Тогда Джек понял, что его мальчик
Он действительно вернулся к нему, но повзрослел и закалился, став сильным и волевым человеком.

Это был торжественный день для Джека Хардинга и семьи Гастингсов. Никто никогда не видел Джека таким счастливым.

Ближе к вечеру все собрались на веранде.

«Мой малыш», — сказал Джек, положив руку на плечо Уотэмы.
«Я работал ради тебя, молился за тебя все эти годы. И вот ты пришёл, вот ты пришёл», — повторял он снова и снова.

— Послушай, Джек, — сказала Утемма, — помнишь, как ты нашёл меня спящей в каньоне и собрал деньги, чтобы отправить меня на Восток с
Матерью Эстер?

Джек кивнул.

"Что ж, эти деньги, а также все, что ты мне присылал с тех пор, были вложены в дело. И теперь, Джек, мой дорогой старый друг, эти деньги принесли тебе небольшое состояние. Тебе больше не нужно работать."

Джек поперхнулся. Он попытался заговорить, но отвернулся. Эстер
взяла его под руку и сказала, что хочет навестить его. Поэтому два ходил взад и вперед по дороге перед домом,
говорю.

"Мы все так рады за Wathemah", - сказала она. "Я знаю, вы, должно быть,
слишком. Он действительно твой мальчик, потому что ты спас его, Джек.

Тогда Джек Хардинг излил ей душу. Она понимала его, все его страдания, всю его великую бескорыстную любовь к мальчику. Она знала, как больно ему было, когда он понял, что ребёнок, которого он любил, ради которого трудился все эти годы, больше не нуждается в нём. Ей было его жаль.

"Но, Джек, дорогой, — говорила она, — я уверена, что Утемах всегда будет для тебя радостью. Только подожди. Сердце подсказывает мне, что у него есть великая цель. Он
расскажет нам об этом со временем. Когда он это сделает, ты захочешь помочь ему осуществить его планы, не так ли?

По веранде взад и вперёд ходили Кеннет и Уотема. Рука Кеннета
лежала на плече юноши.

"Да, Уотема," говорил он, "смерть маленького Дэвида стала для нас большим
горем. Его застрелил враждебный индеец, ты же знаешь."

На мгновение его лицо омрачилось. Они молча пошли дальше.

— А мать Эстер? — хриплым голосом спросил Ватема. — Как она может по-прежнему отдавать свою жизнь на благо моего народа?

— О, ты знаешь не хуже меня. Она служит великому Господину.

Они говорили по душам, как отец с сыном.

Наконец все домочадцы собрались на веранде, чтобы посмотреть
В небе разливалось зарево заката. Эстер взяла Утему за руку, и они
стояли, глядя на запад.

"И вот мой мальчик поступает на службу к индейцам," — сказала она.

"Да," — ответил он. "Ты же знаешь, что я специализировался на антропологии и
педагогике. Я проводил лето среди разных индейских племён, чтобы лучше
познать индейцев. Моя докторская диссертация будет посвящена «Образованию индейцев в Соединённых Штатах». Когда я подготовлю материал, я вернусь в Гарвард и останусь там до тех пор, пока не закончу работу над докторской диссертацией.

«Что дальше, Уотэма?» — в голосе Эстер слышалось волнение.

Молодой индеец расправил плечи, поднял голову и сказал, словно давая торжественную клятву:

«Возвышение моей расы!»

И лицо Эстер засияло.




Примечания переписчика

Пропущенные знаки препинания и орфографические ошибки, которые казались
опечатками, были исправлены.

Сленг и разговорные выражения в диалогах оставлены в том виде, в котором они
были в оригинале.

 В этой версии текста на латинице-1 для диакритических знаков,
не входящих в латиницу-1, использовалась следующая система замены:

 [=e] e с макроном
 [=u] u с макроном
 [)e] e с бреве

Существует версия текстового файла в кодировке Unicode, в которой есть все диакритические знаки, как в оригинальной книге.

В главе XV апачи говорят: «N[=e]-sh[=e]-;d-nl[)e]h». «Будь моей скво». Это повторяется несколько раз в главе XXI.  В оригинале диакритические знаки в последующих записях выглядят по-другому. Исходя из предположения, что первая запись является более точной, все
повторы изменены в соответствии с оригиналом.

В оригинале есть диалог, состоящий из одного предложения, которое было
набрано в двух абзацах. Они были объединены в один абзац
абзац для облегчения восприятия и сохранения последовательности.

В главе XXI (стр. 250 в оригинале) есть строка, которая, по-видимому,
стоит не на своём месте.

В оригинале она выглядит так:
 Его приход был
 для неё примерно таким же желанным, как и волки.
 для него. Она покачала головой, указала на свою лодыжку и

 — N[=e]-sh[=e]-;d-nl[)e]h;, — сказал он, жестом приглашая её присоединиться.
Она снова попыталась взобраться. Её усилия были тщетны. Тогда

Это было перефразировано следующим образом:
 Его приход был
 для неё примерно таким же желанным, как приход волков.

 — N[=e]-sh[=e]-;d-nl[)e]h, — сказал он, приглашая её присоединиться.
 его. Она покачала головой, указала на свою лодыжку и
 снова попыталась подняться. Ее усилия были тщетны. Затем

В главе XXIV предложение "Ребенок был посвящен в тайну,
особенно со своим отцом" было изменено на "особенно с
своей матерью", поскольку ссылка на отца не имела контекстуального смысла.