Её струны

Ученые считают, что женский оргазм- чувство рудиментарное,
не несущее в себе никакой важной жизненно необходимой функции.



Волнующее сновидение посетило её той ночью. Сон был осознанный, она прекрасно понимала, что делала и чего желала, что наяву восхищает еще больше.
Прибывая в каком-то приятном путешествии, казалось, что, как обычно в её снах это был юг Франции; она блуждала по опустелому красивому моллу. Блуждала в надежде убить время и поразмышлять в пустоте старинного здания, с большими глубокими витринами дорогих магазинов. Высокие с лепниной окна выходили в старый тенистый парк . Было тихо и величественно в этих вековых каменных стенах. Уже смеркалось, и людей совсем не было, когда она забрела в магазин с задней стороны здания, углубленной в уединение густых крон диких деревьев. Казалось уже очень давно, или быть может никогда не беспокоимых человеком. Она находилась в каком-то магазине дорогой марки, где судя по всему проводился небольшой ремонт накануне. А сегодня был выходной, и никто не беспокоился о том, что всё это величие оказалось так доступно забыто для неё людьми и временем. В воздухе стояла энергия всей прошедшей недели, и позапрошлой, и дальше..., века... И до постройки этих колонн. И даже какая-то первичная, может быть еще до зарождения Земли. Эта энергия имела различные запахи и цвета. Задумавшись, она стояла перед стеклянными полками. На некоторых были оставлены вещи, остальные же были пусты и прозрачны, что придавало еще больше магнетизма её царству вечности. Глядя сквозь стены стекла, она лицезрела в воздухе поселение множества подрагивающих в такт листве за окном маленьких блеклых лун - отражений недавно зажегшихся глубоко в парке фонарей и мерцающие призрачные силуэты фантомов бывавших здесь раньше людей. Они медленно ходили, занимаясь своими делами. Кто-то смотрел на такой же прозрачный товар, мечтая достаточно разбогатеть. Кто-то просто проходил мимо. Были и немногие покупатели, главным образом отстраненные, ухоженные люди. Люди в масках безразличия. Вот и строго скроенный, безупречно отутюженный шерстяной хозяин. И скучающая маленькая бордовая девочка , его внучка. И её мысли в которых мяукает кот. И затерявшаяся во времени средневековая дама за клавесином. И кто-то спящий, такой же как она сама. А еще мускулистый парень, уже долго, молча и отрешённо нарезающий стекла для полок. Все они чем-то пахли, все по-разному, соответствуя своим образам - шерстью, скукой, котом, прахом, ею, мускулистым парнем, и даже отрешённым стеклом.
Звенящая тишина.
Прислонясь щекой к прохладному стеклу, она смотрела на попавший в одну из маленьких лун, играющий красным, алмаз забытого на полке стеклореза. Ей казалось, что она слышит, как летят и стукаются о стекло её выдохи. А вдохи, они не летали. Они вползали, накапливались в горле, и медленно растягивались в неё. Густо и тихо, принося в неё эту вечность. Вечность всего и её.
* * *
Вероятно она заснула в своём сне .
А очнулась от музыки. И тёплого летнего ласкающего ветра. И только тогда и увидела, что там за полками, за всеми этими стеклами, иронично смеясь всеми деревьями парка, стояло Совершенно Беcстекольное, воздушное и свободное окно. Совершенно без стёкол. Волны нежного, ночного, летнего воздуха прибоем вкатывались в огромный, глубокий его проем. И играли музыку, касаясь лежавших там за витражом, одна на другой , большой и маленькой, двух, невидимых ею до этого момента, красивых арф.
Она подошла. Ниша окна начиналась очень низко, почти на полу; там в ее глуби и лежали величественные инструменты. Присев, она наклонилась под рекламным витражом, и смотрела на них.
Ни-ко-гда раньше она не видела арфы так близко. Красота инструментов поражала её. Передние брусы и грифы инструментов были украшены красивой античной резьбой, различной по стилю, но прекрасной у обеих. Большая арфа лежала снизу. Выглядела массивно, статно и какой-то угрожающе мощной. Темное, казалось черное, дерево как будто растворялось в наступающей вечерней полутьме. И рисовалось завораживающе коварным, скорее каким то внутренним чувством, чем способностью разглядеть. Но струны и великолепная резьба на грифе, увенчанная сверху когтистой, зловещей звериной лапой, лились бронзовым светом, даже в этой вязкой предночной тени.
Сверху лежала небольшая, вероятно, детская арфа. Абсолютно белая и нежная. Глядя на неё невольно представлялось худенькое запястье бледной, чувственной девочки, игравшей на ней. Длинные локоны, острое матовое личико и тонкое, струящееся шифоном, белоснежное платье. Образ словно вышел из другого мира, из какого-то неведомого ей пространства. Эхом отбился от стёкол, и теперь кусками, медленно тая, собирался, слетаясь в испаряющееся целое... И божественно красивая мелодия играла как будто в центре её головы. И ощущаясь в тоже время и вне, по всей комнате. Или нет. В бесконечном. В невозможном, непостижимом бесконечном пространстве.
Дьявол и ангел- она поняла, вот кто были эти арфы.
* * *
Какая-то сила повела её руку. И сама не осознавая, она положила её на струны белой арфы. Рука, не знавшая таких ощущений, неожиданно, провалилась немного в глубь, вызвав странное волнение. Но возникшее необычайно приятное чувство в ней моментально пришло и к сердцу. Всё так волнительно..., непонятно...
Сперва ей показалось, что струны натянуты как-то слабо, и только их множество удерживает руку от падения. Но эта ли мысль, эта ли логика тянула её сейчас обратно коснуться струн? Как волнующе приятно было это чувство, невозможно сказать что было первым в этом натяжении струн, и в них ли дело вообще. Чуть упруго, но на грани блаженной мягкости. Мягко, но в начале.., самом начале, самом рождении упругости. Ну как же можно это выразить еще?.. И она поняла , она поняла, .. это идеально!
Чувства совсем смешались в ней, всё было идеально, всё переходило одно в другое. Ничего не было первым, важным или не важным. Всё было как эти струны, всё в самом начале, всё раскрывалось одно из другого, рождалось, и оставалось. И всё было идеально, и ничего главного. Удивление было так мягко, как и жёстко, а грусть , не уступала радости. Тоска - счастью, а боль - блаженству. И всё, всё, всё остальное было также - идеально, и в самом начале!
Несколько раз она поднимала и снова клала руку на струны, наслаждаясь Божеством. Потом потянулась вперед и подняла эту белую арфу. Она оказалась легче, чем представлялось. И снова это же чувство! Она была легка, но тем не менее весила ровно столько, чтоб не назвать её таковой относительно к силе её протянутых рук.
Даже вес у неё был на грани, на грани её, в начале . В начале её. Эта арфа была как она. Это и была она.
Сидя на самом краю оконной ниши, она медленно слабыми пальцами повела по этим сказочным её струнам, ощущая каждую из них, как себя. И все вместе, как себя, и себя в них, и их в себе...Они дрожали. Так, как дрожит она, так, как нельзя описать, так, как никто больше не поймет, так, как это в ней. И она дрожала вместе с ними. И все эти чувства дрожали с ней. И дрожь разливалась и нарастала. И превращалась в рябь. В волны. В шторм. В дикий взрыв природы в ней.
И это был самый блаженный во вселенной оргазм.
Божественный.
И рудиментарный!
Да, совсем не несущий в себе никакой жизненно необходимой функции...
* * *
Положив инструмент на место, она вышла в окно без стёкол. И попала в ночной , усыпанный опадающей начала теплой осени листвой.
Множество маленьких лун застыли вдали. Нежность теплой ночи, еле уловимый ветерок и ароматы - влажности, грибов, листьев, вечности и всей природы ...

"Если струну натянуть слишком сильно, то она лопнет. А если слабо?... То не будет играть." - проснувшись подумала она, как об арфе о себе...



Бета-ридер: К каждому человеку, наверняка, хоть раз в жизни применяли понятие «струна», в различных смысловых интерпретациях. Поэтому название не огорошивает. Напротив, уже зная героиню, именно подобной темы ждешь от автора. Дабы приоткрыл немного завесу тайн этой «сложносочиненной» и «сложноподчиненной» души.
Несмотря на, казалось бы, ожидаемый сюжет, автор вновь поражает выбором эпитетов. Да и эпиграф как-то сразу настраивает на необходимость чуть по-другому воспринимать тему.
Текст в данном произведении уже более слажен, гармоничен. Многослойность предложений захватывает воображение, открывает автора и героиню на новом уровне.
Тема раскрыта, но удивительным образом автор сочетает завершенность рассказа с необходимостью новых «объяснений». Например, поиск виртуоза, ведь инструмент должен звучать. Наверное, подсознательное понимание этого ослабило эмоционально концовку. В отличие от «предарфенных» и «арфенных» эмоций, открытие собственного «все» героини несколько смазано. Может быть, все дело в используемых эпитетах. Фантомы пахли, вдохи растягивались... А оргазм всего лишь блаженный, учитывая значение этого слова в русском языке — не очень «возбудительно». Зато закручивает на следующий виток: героиня понимает, что с этим открытием, открытием идеальности, нужности и пограничности, именно сейчас все только начинается.