Представляю журнал Института Российской Истории РА

Представляю  читателям журнал «Российская история».

В наши дни большинство  взрослого, особенно молодежь, плохо знают  реальную историю советской России, но в соцсетях постоянно встречаются ностальгические суждения о жизни в Советском Союзе и благодатной деятельности его выдающихся  партийных и государственных руководителях. Недавно в связи с годовщиной смерти прошла целая серия восхвалений Л.И. Брежнева, в декабре появятся оценки И.В. Сталина и т.д.
Из своих 79 лет, пятьдесят  я прожил в Советском Союзе. Вместе с отцом-военнослужащим 20 лет познавал страну от Забайкальских степей до латвийской Курляндии и имею моральное право говорить, что все  жили по-разному, но, чем ближе к Западным районам Союза переезжала наша семья, бросалось в глаза, что  жизнь людей  становилось «веселее,  легче и комфортней».  Но  во все времена везде по России  завидовали сытой жизни москвичей и ленинградцев. Сытнее  сибирских и восточных районов была жизнь населения  на Украине и в Белоруссии, но и она заметно уступала по уровню жизни и общей культуре  Латвии, жизнь в которой до сих пор вспоминается с радостью.  Подмосковье же производило удручающее впечатление обилием индустриального  смога, грязью  и «колбасными электричками». В других районах СССР мне быть не довелось. Люди привычно  терпеливо сносили трудности, без возмущений. Конечно, всем  хотелось чего-то лучшего, в том числе и избалованным властью москвичам, но никто особенно не жаловался, понимая, что это бесполезно и последствия войны скоро не  преодолеваются. Кроме объективных трудностей нормальному развитию страны мешали субъективные факторы в лице ряда обуржуазившихся руководителей партии,  которые общие победы привычно приписывали на свой счет - «мудрого руководства», а существующие трудности относили за счет низкой производительности труда и необходимости держать «порох сухим» из-за постоянной угрозы нападения.
 
Одним словом, каждая эпоха имела свои плюсы и минусы и несерьезно  спекулировать  как негативными, так и положительными  фактами , гораздо полезней, вглядываясь глубже в самих себя, вскрывать причины, которые тогда мешали строить  справедливое общество и сегодня нас утянули назад в ХХ век.  Я не плюю в свое и наше общее прошлое, в конце концов, было построено мощное государство,  которое  даже за прошедшие тридцать лет  до конца не разворовано.  Мы много плохого не знали и, откровенно говоря, и не хотелось знать, надеясь, что оно  преходящее.  Даже я, работая в обкоме КПСС в 80-е годы, ничего конкретного не мог знать о моральном разложении высшего руководства КПСС, а тем более в годы сталинизма. Доходили только слухи во время отпусков.Ни на что полиять не мог, оставалось надеяться на грядущие перемены после каждой смены у кормила власти.   В начале 90-х забрезжила надежда на торжество здравого разума у народа и руководства  партии, но очень быстро стало очевидно, что надежда была всего лишь  миражом.  И пока мы не разберемся с причинами наших неудач и бед, укоренившимися в нашей психологии ещё в первую  половину  прошлого века, до тех пор будем болтаться  между дорогим сердцу Востоком и Западом,притягательным для пытлтвого русского ума.

Причины недостатков и особенностей развития советской эпохи могут быть вскрыты только  серьёзными научными работами, поэтому я рекомендую читателям обратить внимание на журнал «Российская История», учредителем которого является Российская Академия наук и Институт Российской Истории РАН. Издаётся с марта 1957 г. До 1992 г. журнал носил название «История СССР», в 1992-2008 гг. – «Отечественная история». Долгое время являлся единственным в стране научным периодическим изданием, целиком посвященным истории России в её многообразных аспектах. «Российская история» - незаменимый источник информации для всех исследователей отечественной истории с древнейших времен до наших дней.  Представляю,как например, краткое содержание журнала «Российская история» № 5 за 2023 год.
А.В. Майоров: «Умиротворение и контроль»: монгольское правление на Руси в середине XIII в. [3-22]
В.Л. Степанов: Министр финансов И. А. Вышнеградский и голод 1891–1892 гг. [47-69]
А.В. Захарченко: Госплан и проблема конверсионного перехода в военной промышленности СССР во второй половине 1940 х гг. [84-102]
А.Н. Федоров: Злоупотребление и взыскание: коррупция региональных руководителей СССР в 1946–1952 гг. [103-120]
Р.Ю. Червяков: «Надо бить смехом»: журнал «Крокодил» и советские карикатуристы в годы холодной войны (конец 1940 х – начало 1990 х гг.) [121-138]
А.М. Глушич: Становление советской спортивной дипломатии: структуры и практики [139-153]
А.И. Куприянов: Олимпийский дебют советского спорта [154-169]
М.Ю. Прозуменщиков: За политическими кулисами мирового спорта: СССР и международные спортивные организации во второй половине ХХ в. [170-182]

Занимаясь углубленным изучением нашей истории, я нисколько  не пожалел потраченного времени на чтение означенных статей, а, наоборот, счел себя обязанным с радостью рекомендовать журнал всем, кто любит русскую историю и стремится больше познать.

В подтверждение высокого качества публикуемых в журнале статей  представляю читателям расследование  А.Н. Федорова: "Злоупотребление и взыскание: коррупция региональных руководителей СССР в 1946–1952 гг". Особое значение статьи в том, что в ней на основании документов раскрывается морально- нравственное состояние высшей элиты послевоенного периода, когда основная масса народа-победителя жила скромно, стесненно и часто впроголодь. Кстати, думается, имеющую прямую связь с современным состоянием России. Далее следует её текст с незначительными правками.

«Данная статья призвана внести ясность в дискуссионные вопросы при помощи анализа коррупции среди советских управленцев регионального уровня –  первых секретарей ЦК и обкомов компартий союзных республик, крайкомов и обкомов ВКП(б), председателей советов министров союзных и автономных республик, крайисполкомов и облисполкомов. Ключевые задачи состоят в том, чтобы выявить масштабы и виды коррупционных действий региональных партийно-советских чиновников и выяснить отношение центра в лице ЦК ВКП(б) к их злоупотреблениям. Основной источник исследования –  делопроизводственная документация ЦК партии за 1946–1952 гг., в частности постановления Секретариата ЦК и материалы к ним.

Прежде всего, следует уточнить терминологию. В сталинский период слово «коррупция» использовалось только в научной литературе и публицистике для описания капиталистических реалий, а в официальных и делопроизводственных документах партийных и советских органов не употреблялось. Различные действия руководителей в корыстных целях, как правило, обозначали термином  «злоупотребление  служебным  положением»,  заимствованным  из  Уголовного кодекса РСФСР 1926 г. Изредка употреблялись и такие дефиниции уголовного права, как присвоение и растрата, взятки и  хищения .  Однако  если  речь  шла  о  незаконных  деяниях  высокопоставленных  лиц,  то  использовались  более  расплывчатые  формулы  («незаконное премирование», «незаконное получение», «незаконное расходование», «нарушение государственной дисциплины») или слова, лишённые малейшего намёка  на  совершённое  преступление.  Так,  взятки  именовались  подарками, хищения –  самоснабжением, а растраты и нецелевое расходование средств –  излишествами. Таким образом, проступки крупных руководителей изначально выводились  из  правовой  сферы  в  область  партийной  дисциплины,  и  за  них  полагалось не уголовное наказание, а партийное взыскание.

Точно определить масштабы коррупции среди региональных руководителей  затруднительно,  поскольку  все  выявленные  злоупотребления  рассматривались  в  ЦК  ВКП(б)  индивидуально  и  специально  не  учитывались.  Самые общие сведения можно почерпнуть из документов Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) (КПК). В частности, Т. Н. Никонорова выяснила, что в  1947–1952  гг.  бюро  КПК  вынесло  1  131  решение  о  наложении  взысканий  на  коммунистов,  из  которых  40%  касались  экономических  злоупотреблений. Но исследовательница не указала, какие должности занимали эти лица. Пришлось  обратиться  к  постановлениям Секретариата  ЦК,  в  обязанности  которого помимо прочего входил разбор проступков егиональных  руководителей.  Анализ этих решений позволил установить, что с января 1946 г. по сентябрь 1952 г. фигурантами дел о злоупотреблениях стали 123 региональных руководителя, причём 25 –  дважды. Из них 75 человек являлись первыми секретарями крайкомов и обкомов ВКП(б) и председателями облисполкомов и  советов  министров  автономных  республик  и  областей  в  составе  РСФСР. Если учесть, что за указанный период партийными и советскими региональными руководителями в республике побывало 348 человек, то получается, что в злоупотреблениях уличили каждого пятого из них.

Информацию о злоупотреблениях региональных руководителей ЦК ВКП(б) получал  из нескольких  источников:  заявлений  граждан,  докладных  записок  собственных  подразделений,  материалов  контрольных  органов,  прокуратуры,  МВД и МГБ и сообщений региональных комитетов партии.
Заявления стали основой для половины всех дел, рассмотренных Секретариатом ЦК. Из примерно сотни заявлений, проанализированных при подготовке данной статьи, только семь были адресованы Сталину. Они поступили в особый сектор ЦК, где их отобрали из сотен тысяч других писем и представили заведующему сектором А. Н. Поскрёбышеву. Три заявления он сразу переслал в Секретариат, а о четырёх доложил «вождю», который распорядился направить их на рассмотрение другим секретарям ЦК. Основная масса заявлений поступала на имя Г. М. Маленкова (первая половина 1946 г., осень 1948 –  осень 1952 г.) и А. А. Жданова (лето 1946 –  лето 1948 г.), председательствовавших на заседаниях Секретариата, и лишь изредка другим руководителям, в частности секретарю ЦК А. А. Кузнецову и заместителю председателя КПК М. Ф. Шкирятову.

Такого рода заявления получали также Л. П. Берия, В. М. Молотов и Н. М. Шверник, но поскольку рассмотрение компроматов на региональных руководителей не входило в их компетенцию, они отсылали письма Маленкову или  Жданову.  Последнее  обстоятельство  имело  значение,  так  как  заявления,  поступавшие в общем порядке, обычно оседали в отделах ЦК и затем высылались оттуда «на рассмотрение» в те региональные комитеты, о руководителях которых шла речь. Интересно, что осведомлённые об этой практике заявители предпочитали обращаться не к самим высоким лицам, а к их секретарям. Так, авторы анонимного письма на бывшего первого секретаря Новосибирского обкома поведали помощнику Маленкова Д. Н. Суханову следующее: «Мы писали об этом своевременно, но говорят у него там рука т. т. Дедов и прочие и решили написать Вам наверняка. Вы доложите т. Маленкову». В стремлении «достучаться» до руководителей партии некоторые заявители  обращались  в  ЦК  ВКП(б)  неоднократно,  на  протяжении  многих  месяцев  и даже лет. Так, заявления о проступках первого секретаря Курского обкома, написанные одним человеком, получили в ЦК в июне и июле 1948 г.

В 1946–1952 гг. в РСФСР насчитывалось от 74 до 78 регионов.  О потоке заявлений в ЦК ВКП(б) можно судить по данным за 1947 г. В том году Технический секретариат Оргбюро зарегистрировал 57 566 писем и заявлений, из которых 3 914 (6,8%) содержали  компрометирующие  сведения  на  отдельных  лиц  и  организации,  жалобы  на  методы  руководства,  нарушение  партийной  демократии  и законности.  Четыре заявления поступили в мае–декабре 1950 г. на первого секретаря Адыгейского обкома. Но «рекордсменами» оказались руководители Молдавской ССР, на которых в марте–сентябре 1951 г. подали одно подписанное и пять анонимных писем.
Посылая письма по нескольку раз и разным адресатам, заявители надеялись, что хотя бы одно достигнет цели. Подобная настойчивость обычно давала положительный результат, поскольку в ЦК полагали, что большое количество «сигналов» само по себе свидетельствует о наличии злоупотреблений.
 
Это хорошо видно на примере «дела» руководства Калининградской обл., которое началось с записки инструктора отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК (ОППКО) Д. А. Пушкина. В марте 1949 г. он сообщил Маленкову, что,  будучи  командированным  на  пленум  обкома,  «лично  проверил  имевшиеся  в  ЦК  сигналы  о  растранжиривании  государственных  средств  на  банкеты и выпивки руководителей области», поступавшие в течение нескольких лет.
В основном записки поступали из КПК, которая аккумулировала материалы о злоупотреблениях на местах, и Управления делами, которое регулярно выявляло нарушения  финансовой  дисциплины  в  региональных  Управление делами ЦК ВКП(б)  выявило  злоупотребления  руководителей  ЦК  компартий  Белоруссии  (1947),  Казахстана (1947) и Молдавии (1949), Красноярского и Хабаровского крайкомов (1946), Калужского (1946), Курского (1947) и Челябинского (1947, 1950) обкомов.
Сведения поступали также из Управления кадров (в 1946–1948 гг.) и ОППКО (в  1948–1952  гг.),  чьи  сотрудники,  проверяя  работу  крайкомов  и  обкомов,  порой  набирали  солидный  компромат  на  их  руководителей.  Так,  сведения  о  «неблагополучном  положении»  в  Главном  управлении  снабжения  при  Совете министров Белорусской ССР в 1946 г. представил инспектор ЦК ВКП(б)  Задионченко, возглавлявший проверку ЦК КП(б) Белоруссии. О том, что секретари обкома Еврейской автономной области в 1948 г. незаконно получили денежную  помощь,  стало известно  благодаря  инспектору  Управления  кадров  ЦК Д. С. Полянскому, обследовавшему работу с кадрами в этом регионе.
Часть компрометирующих материалов поступала из контрольных и правоохранительных  органов.  Например,  Министерство  гос контроля  сообщило о  сверхлимитном  получении  одежды  и  обуви  секретарями Чкаловского обкома (1946), незаконном приобретении вина руководством ЦК компартии Узбекистана (1948) и «подарках», которые регулярно получали с рыбозаводов хабаровские руководители (1949). По сообщениям Генеральной прокуратуры  СССР  привлекли  к  партийной ответственности  руководителей Воронежской  обл.  за  незаконное  получение  спирта  и  секретарей  ЦК  КП(б)  Киргизии  за  покупку  мебели  по  сниженной  цене.  Предложения  о  наказании  региональных  начальников  иногда  исходили  от  председателей  республиканских  и  областных  судов,  разбиравших  дела  проворовавшихся  директоров спиртзаводов. Эпизодически к разоблачению неблаговидных поступков своих же  бывших  руководителей  подключались  и  региональные  комитеты  партии. 
В  этих  случаях  сценарий  был  следующим:  новый  первый  секретарь  обкома  оперативно собирал и высылал в Москву компромат на предшественника. Так были подготовили  материалы  на  прежних  руководителей  Крымской,  Псковской, Ярославской и Тюменской областей.
 
К выявлению коррупционных действий порой подключалась и пресса. Материалы о злоупотреблениях региональных руководителей, как и прочие компрометирующие материалы, рассматривались в несколько этапов. Предварительный  разбор  начинался  с  указания  секретаря,  председательствовавшего  на заседаниях Секретариата, разослать полученное им заявление или докладную записку на ознакомление остальным секретарям и Шкирятову. Затем материалы обсуждали на заседании Секретариата и в большинстве случаев принимали стандартное решение –  «произвести необходимую проверку».
В  мае  1949  г.  председатель  Верховного  суда  Кабардинской  АССР  А.  И.  Наурзоков  сообщил Маленкову, что секретари Кабардинского обкома незаконно получали спирт с Котляревского спиртозавода. В июне 1949 г. председатель Новосибирского областного суда К. В. Сидоров, разбиравший дело Красноярского мясопромтреста, предложил ЦК послать в Красноярск специальную комиссию для проверки деятельности краевых организаций.   Так,  редакция  «Правды»  направила  в  ЦК  ВКП(б)  письма  своих  корреспондентов  о  зло-употреблениях  первого  секретаря  Витебского  обкома  КП(б)  Белоруссии  и  руководителей  Черновицкой обл. Украинской ССР, а корреспондент ТАСС Г. П. Раппопорт сообщил о незаконном
приобретении меховой одежды руководителями Алтайского края.

Докладные  записки  по  итогам  проверок  поступали  в  Секретариат.  Если  факты подтверждались, то он поручал отдельным лицам или подразделениям в определённый срок рассмотреть имевшиеся материалы и доложить предложения. Как правило, этим занималась КПК, но с осени 1948 г. отдельные дела стали поручать Шкирятову и Дедову. В особых случаях (махинации первых секретарей региональных комитетов во время денежной реформы 1947 г., «ульяновское  дело»,  «непорядки»  в расходовании  партийных  средств  в  ЦК  КП(б) Молдавии в 1949 г.) выяснением всех обстоятельств занималась комиссия в составе секретаря ЦК ВКП(б), представителей КПК и ОППКО.Окончательное решение по делу Секретариат принимал после того, как получал от ответственных за разбор компромата лиц или подразделений итоговую докладную записку с предложениями, обычно оформленными в виде проекта постановления. Обсуждение предложений могло происходить как на заседании Секретариата, так и до него. Например, когда летом 1946 г. стало известно, что председатель  Владимирского  облисполкома  «передал  бесплатно»  трофейное 
имущество руководителям обкома, между секретарями ЦК завязалась переписка.  В  ходе  заочного  обмена  мнениями  сошлись  на  предложении  Кузнецова  передать  имущество  обкому  и  не  наказывать  председателя.  В  проект  постановления,  подготовленный  Управлением  делами,  внесли  соответствующие  коррективы и через пять дней утвердили его на заседании Секретариата.
Секретариат не всегда принимал поступившие предложения и часто налагал более мягкие наказания. Например, в декабре 1946 г. Шкирятов предложил «указать» секретарям Чкаловского обкома за приобретение большого количества  одежды,  однако  Секретариат,  сославшись  на  обещание  провинившихся  «навести порядок»,  не  наложил  даже  такого  взыскания.  Из  рассмотренных  нами случаевужесточение наказания имело место только однажды. В феврале 1949 г. Секретариат в связи со «спиртовым делом» снял с должности первого секретаря Ульяновского обкома и по предложению КПК вынес ему выговор, но спустя неделю Политбюро исключило его из партии.

В  большинстве  случаев  материалы  о  злоупотреблениях  Секретариат  ЦК  ВКП(б)  разбирал  за  3–3,5  месяца.  Но  из-за  загруженности  подразделений  ЦК,  широкого  круга  фигурантов,  выявления  новых  фактов,  конъюнктурных  соображений  и  прочих  обстоятельств  рассмотрение  дела  могло  затянуться  на  5–6 месяцев и даже год. Документы  Секретариата  свидетельствуют  о  разнообразии  злоупотреблений регионального руководства. Чаще всего он касались продовольствия. До денежной реформы первые секретари обкомов партии и председатели облисполкомов получали карточки по группе рабочих особого списка и бесплатные продуктовые  лимиты  на  1800–2000  руб.  в  месяц,  которые  отоваривали  в  закрытых магазинах. Также им полагались бесплатные завтраки, литерные обеды и второе питание. Но высокопоставленные клиенты этим не ограничивались и  часто  «брали  такое  количество  продуктов,  которое  не  вызывалось  потребностями  их семей».  Так,  первый  секретарь  Красноярского  крайкома  в  1945–1946 гг. получил продуктов сверх лимита на 58 593 руб.34 Впрочем, такие «излишества» редко пиводили к серьёзным взысканиям. Для этого требовалось не только набрать продуктов сверх меры, но и продать их по спекулятивной цене.

Партработники дополнительно получали продукты и питание за счёт партийного бюджета –  по статье «Социально- бытовое обслуживание». Так, первым секретарям обкомов по данной статье полагалось 900–1500 руб. на полугодие, но столь скромные суммы не покрывали их потребности. Поэтому в 1945 г. на обслуживание  первого  секретаря  Калужского  обкома  сверх  положенного  потратили 11,9 тыс., а на первого секретаря Марийского обкома за полгода из расходовали 30 тыс. руб. Превышением продовольственных лимитов и норм по «соцбыту» дело не ограничивалось. Многие руководящие работники бесплатно получали продукты в ведомственных столовых, домах отдыха и подсобных хозяйствах, в столовых  и  магазинах  промышленных  предприятий  и  строительных  организаций.
 
Размеры некоторых таких «получек» впечатляют даже сегодня. Первый секретарь Пензенского обкома в первом квартале 1946 г. получил без оплаты 250 кг муки  и  крупы,  200  кг  сахара  и  кондитерских  изделий,  107  кг  мяса  и  рыбы.
Председатель Калининградского облисполкома в 1946–1948 гг. незаконно набрал продуктов примерно на 135 тыс. руб.38 Иногда продукты доставлялись под видом подарков к праздникам. В Челябинске дюжина первомайских посылок для областных руководителей обошлась партийному бюджету в 14,4 тыс. руб., а в Калининграде в каждую праздничную посылку для первого секретаря обкома клали вина и съестного на 1500–2000 руб.

Вторым  по  значимости  объектом  служебных  злоупотреблений  выступал алкоголь.  Региональные  руководители  эпизодически  получали  его  с  местных  спиртовых, ликёро- водочных и винных заводов. В частности, до ЦК ВКП(б) дошла  информация  о  том,  что  председатель  Совета  министров  Мордовской  АССР накануне 7 ноября 1947 г. получил подарок» из шести литров крепких напитков, председателю Красноярского крайисполкома к 1 мая 1948 г. доставили на дом 11 бутылок спиртного, а председатель Витебского облисполкома  в 1949 г. получил 50 л спирта и «более пяти» ящиков пива. Но такие факты ЦК занимали мало и взысканием завершались редко.
 
Центр интересовали масштабные злоупотребления, такие как «ульяновское дело», по итогам которого десятки партийных и советских работников лишились не только должностей, но и партбилетов. Однако это «спиртовое дело» не было единственным.
Весной  1948  г.  Министерство  государственного  контроля  установило,  что  в  1945–1947  гг.  финансово-  хозяйственный  сектор  ЦК  КП(б)  Узбекистана закупал в совхозах виноград, сдавал его на переработку и в итоге получил 65 131 л вина по 1 руб. за литр (при себестоимости 4–6 руб.) Это вино продавалось работникам ЦК Компартии, причём для секретарей и заведующих отделами  литр  обходился  от  3  до  20,  а  для  заместителей  заведующих  отделами  и  инструкторов  –    в  20–30  руб.  (розничная  цена  составляла  55  руб.  за  литр).  Самым  крупным  клиентом  оказался  первый  секретарь  ЦК,  который  купил  4 720 л вина по цене 3–5 руб. за литр.
Подобные злоупотребления в 1949 г. выявили в Кабардинском, Воронежском и Северо- Осетинском обкомах, причём  везде  они  происходили  по  одному  сценарию:  Финансово-  хозяйственный  сектор  обкома  с  ведома  первого  секретаря  приобретал  спирт  на  спиртзаводе,  в  магазинах  или  спец-поликлинике  и  по  праздникам  распространял  среди обкомовских работников согласно ранжиру и по сильно заниженной цене.
 
В Кабардинском обкоме такое практиковали в 1945–1946 гг., а в Воронежском и Северо- Осетинском –  со времён войны, при этом партийные работники искренне полагали, что спирт являлся частью их снабжения. В итоге упомянутые обкомы  «разбазарили»  тысячи  литров  спирта,  причём  рекордсменами  оказались их первые секретари, получившие от 20 до 150 л каждый. Большое  количество  продуктов  и  алкоголя  региональные  управленцы потребляли  на  вечерах и  банкетах,  устраивавшихся  за  государственный  или, реже, партийный счёт. Застолья происходили во время публичных мероприятий  и  торжественных  приёмов,  в  дни  официальных  и  частных  праздников  и, конечно, по выходным. Во что они обходились, видно по тому, что в январе 1948  г.  на  сессии  Калининградского  областного  Совета  организовали  буфет с бесплатным ужином и выпивкой на 20 тыс. руб., а на вечер для руководителей Тюменской обл. в честь 7 ноября 1948 г. потратили 11 174 руб.  Обычно пиршества местных начальников были скромнее, но поскольку проходили регулярно, в ряде регионов на них ежегодно тратили десятки и даже сотни тысяч казённых рублей.

Ещё одно распространённое злоупотребление –  «излишества» в приобретении  промышленных  товаров.  С  июля  1943  г.  по  декабрь  1947  г.  для  первых секретарей обкомов и председателей облисполкомов действовал лимит на снабжение промтоварами без карточек –  1 тыс. руб. в полугодие47, но соблюдали его редко. Пользуясь своим положением, высокие чины нередко получали огромное  количество  вещей.  Так,  первый  секретарь  Чкаловского  обкома  за 1945 г. и 9 месяцев 1946 г. сшил себе 241 вещь за 50,5 тыс. руб., а председатель облисполкома  –    173  вещи  за  35,6  тыс.  Подобные  нарушения  происходили  и на Алтае, но на «законном» основании –  краевые руководители официально распорядились  выдавать  им  промтовары  неограниченно.  В  результате  за  год  и девять месяцев только председатель крайисполкома заказал одежды и обуви на 37 326 руб. и купил десяток меховых вещей. Но вместо привлечения алтайских начальников к партийной ответственности ЦК ВКП(б) лишь ограничил их аппетиты, введя для них персональные промтоварные книжки на 3 тыс. руб. в квартал.

Наряду с продуктами и спиртом региональных руководителей очень занимал «квартирный вопрос». Соответственно своему статусу они получали просторное  и  благоустроенное  служебное  жильё.  Так,  первый  секретарь  Северо-  Осетинского обкома с семьёй из семи человек проживал в квартире площадью 184 м2, а первый секретарь Черновицкого обкома КП(б) Украины вместе с женой  занимал  12  комнат.  Тем  не  менее  некоторые  начальники  старались  получить жильё получше. До чего доходило это стремление, видно по действиям председателя Орловского облисполкома. В декабре 1943 г. при вступлении в  должность  он  получил  четырёхкомнатную  квартиру,  в  сентябре  1944  г.  переехал в отдельный дом, а в мае 1946 г. поселился в квартире на 184 м2, хотя его семья состояла из трёх человек. В начале 1949 г. он распорядился возвести для себя особняк в центре города, строительство которого велось ускоренными темпами, а изначальная смета в 70 тыс. руб. быстро возросла до 200 тыс.

Все  эти  переезды  и  стройки  вызывали  недовольство  горожан,  многие  из  которых  проживали  в  крайне  стеснённых  условиях.  Справедливое  возмущение  вызвали  и  запросы  первого  секретаря  Великолукского  обкома.  В  1949  г.  для  него  построили  дом  на  десять  комнат  площадью  в  222  м2,  который  обошёлся областному бюджету в 560 тыс. руб. Во избежание скандала в новом доме разместили  детский  санаторий,  а  первому  секретарю  стали  возводить  жильё  скромнее –  двухэтажный особняк на девять комнат, площадью 180 м2 и стоимостью 492 тыс. Региональные  чиновники  проявляли  тягу  не  только  к  служебным  квартирам, но и к дачам. Новые дачи возводили редко, предпочитая за счёт партийного  или  государственного  бюджета  ремонтировать  и  обставлять  мебелью имевшиеся. Но при желании можно было получить и новое, более просторное и удобное здание. Например, первый секретарь Челябинского обкома бесплатно пользовался дачей на 200 м2, которую ему предоставил директор Кировского завода. В свою очередь председатель Саратовского облисполкома в июне 1948 г. самовольно занял приглянувшиеся ему загородные дома, предназначенные для летнего отдыха детей инвалидов вой ны. Жалобы родителей в областную  газету  и  обком  партии  результата  не  дали,  и  только  учительница  детей,  написавшая Жданову, добилась правды. ЦК ВКП(б) счёл поведение председателя «недопустимым», объявил ему выговор и предложил вернуть помещения.

В ряде документов Секретариата ЦК говорится о строительстве партийными и советскими работниками личных домов и дач, причём чаще всего это происходило  в  союзных  и  автономных  республиках.  Кроме  того,  служебное  положение региональные руководители использовали для обеспечения жильём родственников. Так, первый секретарь Красноярского крайкома в 1946 г. распорядился предоставить сестре жены трёхкомнатную квартиру, его коллега из Калининского обкома в 1948 г. обеспечил брату квартиру в 53 м2, а председатель Совета министров Молдавской ССР в 1950 г., стремясь сохранить служебную квартиру в Москве, прописал в ней родственницу.

Если улучшения жилищных условий добивались отдельные региональные  руководители, то благоустройством служебных квартир за партийный или государственный счёт занимался каждый второй. Ремонт и оборудование их жилья всегда  обходились  недёшево,  но  если  затраты  становились  грандиозными,  то привлекали  внимание  как  граждан,  так  и  ЦК.  Уровень  допустимых  расходов  определялся субъективно.  Ремонт  12-комнатной  квартиры  первого  секретаря  Черновицкого  обкома  стоимостью  20  тыс.  руб.  в  ЦК  восприняли  спокойно,за 86 тыс. руб., потраченных на ремонт дома председателя облисполкома, квалифицировали как «излишества» и поставили ему на вид. Вместе с тем в Москве  не  придали  значения  тому,  что  на  ремонт  квартиры  первого  секретаря  ЦК  КП(б)  Молдавии  в  1950  г.  потратили  167  тыс.  руб.,  а  ремонт  квартиры  и  дачи  первого  секретаря  Куйбышевского  обкома  в  1949–1950  гг.  обошёлся  в 400 тыс.
Такой избирательный подход прослеживается и по вопросу убранства служебных квартир. Если первый и второй секретари ЦК КП(б) Белоруссии без последствий истратили на оборудование своих квартир и дач 352,6 тыс. руб.  из  партийных  средств,  то  бывший  первый  секретарь  Новгородского  обкома,  проходивший  по  «ленинградскому  делу»,  за  покупку  мебели  на  сумму 131 тыс. руб. получил строгое взыскание.

Проживание в больших квартирах предполагало солидные траты на коммунальное обслуживание, но первые секретари обкомов и председатели облисполкомов  не  особо  заботились  об  этом.  Некоторые  из  них  оплачивали  только  часть  коммунальных  услуг  или  платили  по  заниженным  расценкам.  Так,  первый секретарь Кемеровского обкома в 1946–1950 гг. заплатил за квартиру площадью в 124,5 м2 всего 4 400 руб., хотя расходы на её содержание составили 23 тыс.59 Но гораздо чаще региональные руководители вообще не платили квартплату и амортизационные отчисления за мебель. Это касалось и служебных дач.Расплачиваться приходилось только в том случае, если информация о задолженности доходила до ЦК ВКП(б). Именно поэтому бывшему первому секретарю  Челябинского  обкома  пришлось  внести  в  партийную  кассу  9  955,  а бывшему первому секретарю ЦК КП(б) Киргизии –  16 501 руб. Кроме того, многие высокопоставленные квартиросъёмщики за счёт своего ведомства или сторонних организаций содержали прислугу. Например, первый секретарь Воронежского  обкома  семь  лет  пользовался  услугами  домработницы,  что  обошлось облисполкому в 18 тыс. руб. Первого секретаря Куйбышевского обкома продолжительное время обслуживали домработница, садовник, повар и парикмахер, тоже получавшие плату в облисполкоме.

Довольно часто до злоупотреблений чиновников доводили автомобили. За первыми  лицами  региона  обычно  закрепляли  несколько  служебных  машин,  которыми пользовались они сами и члены их семей. Последнее возмущало рядовых граждан, для которых автомобиль ещё долгие годы оставался недостижимой роскошью, но ЦК ВКП(б) такие мелочи не интересовали. Там реагировали только тогда, когда выяснялось, что местные руководители ремонтировали и обслуживали личный транспорт за казённый и партийный счёт. После войны в стране появилось много трофейных автомобилей, и руководящие работники приобретали  их  самыми  разными  способами.  Но  техническое  обслуживание  частных  автомобилей  находилось  в  зачаточном  состоянии,  а  гараж  являлся  роскошью  даже  большей,  чем  отдельная  квартира,  и  приходилось  пристраивать  машины в гаражи обкомов и облисполкомов. Поэтому неудивительно, что проверки финансово - бюджетной дисциплины в 1945–1946 гг. показали существенный  перерасход  по  статье  «транспорт»  как  минимум  в  десяти  обкомах.  В  таких  случаях  ЦК  неизменно  рекомендовал  региональным  руководителям сдать личные автомобили.

Среди злоупотреблений, которые на Секретариате разбирались редко, следует назвать незаконную денежную помощь.Несмотря на солидные зарплаты (оклад в 2 тыс. руб. ежемесячно и доплаты в несколько тысяч после отмены карточного снабжения), региональные руководители без колебаний назначали себе  доплаты  и  пособия,  не  предусмотренные  законом  или  партийным  бюджетом. Так, первый секретарь обкома Еврейской АО в 1948 г. получил 9 500, а председатель облисполкома –  4 200 руб.63 Без раздумий руководители получали  и  премии,  предназначенные  для  передовиков  народного  хозяйства.  Например,  первый  секретарь  Гурьевского  обкома  за  успехи  области  в  развитии  животноводства в 1945 г. получил золотые часы и два отреза ткани, а первый секретарь ЦК КП(б) Казахстана –  золотые часы64. Подобных случаев было так много, что летом–осенью 1946 г. ЦК организовал специальную кампанию против премирования партработников.

Эпизодически  в  документах  ЦК  фигурируют  неоправданно  высокие  гонорары за публикации в местных газетах и написание брошюр65, а также незаконное  получение  документов  о  высшем  образовании.  Что  касается  вузовских дипломов, то в махинациях с ними в течение 1946–1952 гг. уличили трёх региональных  управленцев,  стремившихся  соответствовать  требованиям  центра касательно уровня общеобразовательной подготовки. Здесь примечательна история первого секретаря Марийского обкома, который с помощью директора педагогического института всего за полгода успешно прошёл шестилетний курс заочного обучения. Об этом невероятном достижении в ЦК сообщили возмущённые студенты, но история закончилась тем, что первый секретарь просто вернул диплом министерству. Служебное положение использовали и для получения учёных степеней. В частности, председатель Совета министров Молдавской ССР поручал подчинённым собирать материалы и содержал специального помощника для подготовки докторской диссертации. Случались и вовсе эксклюзивные злоупотребления. Собирая компромат на руководителей Псковской обл., работники КПК выяснили, что в 1947–1949 гг. на покупку золота для протезирования зубов первого секретаря обкома и его родственников израсходовали 6 175 руб. партийных средств.

Особого внимания заслуживают нарушения в ходе денежной реформы, по которым видно, насколько избирательными и вариативными оказывались наказания за одинаковые злоупотребления. Не менее десяти региональных руководителей были прямо или косвенно замешаны в незаконных вкладах в сберкассы, но Секретариат ЦК ВКП(б) в 1948 г. рассмотрел дела только четверых. Самое тяжёлое наказание –  снятие с должности и исключение из партии –  понёс первый секретарь Калужского обкома, но через полтора года ему вернули партбилет. Председателя Воронежского облисполкома решением обкома тоже исключили  из  рядов  партии,  но  он  апеллировал  к  ЦК  и  добился,  чтобы  это  наказание заменили выговором. Первый секретарь Удмуртского обкома после обсуждения его проступка в ЦК ещё восемь месяцев оставался на своём посту и только потом его понизили до начальника цеха. Что касается первого секретаря Молотовского обкома, успешно руководившего крупной индустриальной областью, то компромату на него просто не дали ход.

Взыскание за злоупотребления зависело от ряда факторов. Ключевой из них заключался в том, что в отличие от политических ошибок, хозяйственных провалов  и  неправильного  подбора  кадров  центр  не  считал  использование  служебного положения в личных целях серьёзным проступком. Именно поэтому злоупотребления редко становились основной и тем более единственной причиной отставки региональных руководителей или их исключения из партии.  Показательно,  что  информация  о  злоупотреблениях  первого  секретаря  могла  вызвать  проверку  всего  регионального  партийного  комитета,  но  при обнаружении более серьёзных недостатков они в итоговых документах не упоминались.

Злоупотребления региональных руководителей привлекали внимание центра, как правило, из конъюнктурных соображений, когда требовалось сфабриковать  или  усилить  обвинение  и  обосновать  строгое  наказание.  Так,  исключение  из  партии  бывшего  первого  секретаря  Псковского  обкома,  связанное  с «ленинградским делом», объяснили стандартными для партийных руководителей прегрешениями (выдвигал не внушающих доверия лиц, не реагировал на жалобы, защищал скомпрометированных работников), а также злоупотреблениями  (устраивал  банкеты,  незаконно  выдавал  премии,  расходовал  средства партбюджета). 
Бывшего  председателя  Новгородского  облисполкома  также  исключили из партии за «недостойное поведение»: устройство вечеров и организацию буфета, в котором бесплатно выдавали продукты, получение мебели из мастерских лагеря для военнопленных и проч. В то же время руководители других регионов, не затронутых «ленинградским делом», за аналогичные и более существенные проступки не получили даже выговора.
То,  насколько  отношение  центра  к  злоупотреблениям  зависело  от  политической  конъюнктуры,  хорошо  видно  и  по  Еврейской  АО.  В  июне  1948  г. Кузнецову  доложили,  что  её  руководители  не  платят  квартплату  и  получают  денежную помощь из средств, вырученных от продажи подарков Амбиджана (?). Секретариат  ЦК  обсудил  эти  прегрешения  и,  в  соответствии  с  устоявшейся практикой,  обязал  провинившихся  погасить  задолженность  и  вернуть  полученные  деньги.  Но  летом  1949  г.,  при  «раскручивании»  «дела  ЕАО»,  об  этих  нарушениях  вспомнили  и  дали  им  уже  политическую  оценку:  «Эти  незаконные  действия,  по  существу,  развращали  наши  кадры  и  вызывали  серьёзные  недовольства у тех второстепенных работников, которым эта помощь не оказывалась».
 
Показателен  также  случай,  произошедший  с  первым  секретарём  Великолукского обкома. В феврале 1950 г. в ЦК ВКП(б) поступила анонимка, в которой говорилось, что он построил себе шикарный особняк. Началась обычная в таких случаях неспешная проверка. Но через полтора месяца выяснилось, что в 1948 г. с его ведома в Ленинграде набрали 16 человек для работы в Великолукской обл. Это предрешило судьбу аппаратчика: в июне 1950 г. его освободили от должности, а в августе наложили строгий выговор с предупреждением и занесением в учётную карточку.
В ряде случаев политический расклад помогал избежать серьёзного наказания. Прекрасная иллюстрация –  упоминавшееся выше незаконное изготовление и распространение вина среди руководителей Узбекской ССР. Соответствующие сведения Министерство государственного контроля СССР предоставило в  мае  1948  г.,  а  к  августу  закончило  проверку  и  подготовило  необходимые документы.  Но  в  это  время  завершилось  «азербайджанское  дело»,  по  итогам которого полномочия министерства значительно урезали, а представленный им компромат направили на рассмотрение первому секретарю ЦК КП(б) Узбекистана. В итоге из первых лиц республики никто наказания не понёс.

Если  злоупотребления  служебным  положением  не  отягощались  другими  «недостатками»  или  политикой,  то  их  оценивали  по  совокупности  обстоятельств.  В  первую  очередь  учитывалась  «серьёзность»  проступка,  которая  определялась  довольно  субъективно.  Бесплатный  провоз  багажа,  получение  нескольких путёвок в Артек и выделение квартиры родственнику существенными нарушениями не считались. Задолженность по квартплате, превышение продуктовых лимитов и покупка вещей по заниженной цене тоже не предполагали строгого взыскания, поскольку виновные могли легко возместить ущерб.
 
Но  выявить  полную  и  чёткую  иерархию  злоупотреблений  не  представляется  возможным:  каких-либо указаний на этот счёт обнаружить не удалось, а наказание за одинаковые проступки варьировалось от устного предупреждения до исключения из партии. По  документам  прослеживаются  только  факторы,  отягчавшие  и  смягчавшие взыскание. Среди первых самым значимым считалась публичная огласка злоупотребления,  наносившая  урон  имиджу  руководителя  и,  опосредованно, всей  «вертикали  власти».  Об  этом,  в  частности,  свидетельствуют  замечания  Шкирятова: «В этих его поступках нет, конечно, ничего преступного, но они подрывают авторитет». Негативно на исходе дела сказывалось нарушение неписаных  правил  рассмотрения  компроматов,  в  первую  очередь  непризнание  фигурантом своей вины. Таких случаев было немного, но все они заканчивались строгими взысканиями.

Перечень смягчающих обстоятельств более обширен. Прежде всего, это сама занимаемая должность. Если бывшему первому секретарю Воронежского обкома за покупку 150 л спирта по заниженной цене поставили на вид, то секретарю обкома за 50 л объявили выговор, управляющему Воронежским спиртотрестом за оформление нарядов на спирт –  строгий выговор, а тех, кто занимал менее значимые посты, привлекли к уголовной ответственности.

Весомой причиной для  смягчения  наказания  считались  также  хозяйственные  достижения.  Если регион регулярно выполнял планы хлебозаготовок и выпуска промышленной продукции, то на злоупотребления его руководителей в центре смотрели сквозь пальцы.  Так,  первый  секретарь  Красноярского  крайкома, израсходовавший  в 1945–1949 гг. на личные нужды более 200 тыс. руб., получил от ЦК ВКП(б) только предупреждение. Причина заключалась в экономических успехах, которых край добился в те годы. Из этих же соображений ЦК не привлёк к ответственности руководителей Молдавской ССР, о злоупотреблениях которых стало известно из ряда заявлений. Только на сей раз причину снисходительного отношения озвучили прямо: «Следует отметить, что за последнее время Молдавская  парторганизация  значительно  улучшила  партийно-  организационную  и  партийно-  политическую  работу  и  добилась  в  1951  году  выполнения  государственных планов по промышленности и сельскому хозяйству».   Например, бывший первый секретарь Кзыл- Ординского обкома КП(б) Казахстана в 1946 г. отрицал обвинения в бесплатном получении продуктов и давал «неправдивые объяснения», в результате чего вместо обычного в таких случаях выговора лишился партийного билета.
 
Анализ документов ЦК ВКП(б) показывает, что за использование служебного положения региональные руководители отнюдь не всегда получали взыскание. Более 40% дел о злоупотреблениях Секретариат ЦК завершил указанием «вопрос закончить». В этих случаях постановления не принимали, а фиксировали  решение  соответствующей  записью  на  итоговой  докладной  записке  или  отметкой «с контроля снять» в карточке, прилагавшейся к рабочим материалам по вопросу. Ещё треть дел закончилась незначительными партийными взысканиями –  указанием, постановкой на вид или выговором. Серьёзные взыскания налагались менее чем в 30% случаев, в основном –  строгие выговоры, которые, как правило, не сказывались на карьере. Лишь изредка следовало понижение по службе. Так, председателей Орловского облисполкома и Совета министров Мордовской АССР спустя несколько месяцев после строгого выговора перевели в другие облисполкомы на должности заведующих отделами, а первого секретаря Тюменского обкома направили в Высшую партийную школу, а после её окончания назначили начальником политотдела Сталинградской железной дороги.  Из  партии  исключили  только  10  из  117  региональных  чиновников,  включённых  в выборку. Половина из них –  бывшие партийно- советские руководители Крымской, Псковской, Новгородской и Ярославской областей, за-
тронутых кадровыми чистками в связи с «ленинградским делом». К уголовной же ответственности  (разумеется, после снятия с должности и исключения из партии) привлекли только первого секретаря Ульяновского обкома и председателя Новгородского облисполкома. Снисходительное или, говоря языком партийных документов эпохи «позднего сталинизма», либеральное отношение ЦК ВКП(б) к злоупотреблениям региональных руководителей просматривается и в других моментах.
 
Во-первых, решения региональных комитетов об исключении из партии за злоупотребления центр обычно заменял строгим или даже простым выговором, отмечая, что освобождение от работы провинившегося начальника –  достаточное наказание для него. Благодаря этому человек оставался в номенклатурной обойме, хотя и  на  менее  высоких  должностях.  Во-вторых,  ЦК  широко  практиковал  снятие партийных взысканий. Если речь шла о постановке на вид, выговоре или строгом выговоре, то их обычно аннулировали через 1–2 года. Восстановиться в партии можно было через несколько лет (такая возможность до лета 1953 г. оставалась закрытой только для тех, кто лишился партбилета в связи с «ленинградским делом»).
Специальных мер против коррупции региональных руководителей в 1946–1952  гг.  центр  почти  не  предпринимал.  Стремление  снизить  уровень  злоупотреблений можно усмотреть лишь в нескольких мероприятиях. Самым существенным  из  них  стала  кампания  1946  г.  против  «сращивания»  –    попадания  партийных работников в зависимость от хозяйственных руководителей путём получения пайков, продуктов, премий и проч. Впрочем, эта кампания касалась только одного вида нарушений и не решила проблемы в целом: в завуалированной форме премирование партработников происходило и в дальнейшем.

Ещё одна антикоррупционная кампания (против взяточничества) развернулась в 1946–1947 гг., но затронула в основном работников правоохранительных органов и хозяйственных организаций. Попытка воздействовать на региональных  чиновников  просматривается  также  в  рассылке  отдельных  решений  ЦК  по  фактам  злоупотреблений  во  все  региональные  комитеты.  Однако  такие  «мягкие» предупреждения эффекта не дали: незаконное получение продуктов и спирта нисколько не уменьшилось.

Требовались  более  решительные  шаги,  но  они  были  чреваты  большими  издержками.  Последовательная  борьба  со  злоупотреблениями  предполагала  широкое и демонстративное  применение  суровых наказаний (исключения  из партии и привлечения к уголовной ответственности), но в условиях массовости лоупотреблений этот курс мог обернуться масштабной кадровой чисткой. Даже если бы обошлось без неё, жёсткие меры всё равно осложнили бы работу региональных руководителей, которые и так испытывали немалое давление сверху и со стороны местного актива, и дестабилизировали и без того несовершенную местную систему управления. Высшее руководство осознавало такие последствия,  поэтому  не  решилось  на  ужесточение  мер,  о  чём,  в  частности,  свидетельствуют  исход  «азербайджанского  дела»  и  отказ  от  «раскручивания»  других подобных «дел».

Позиция центра –  наказывать избирательно и не слишком строго, –  была хорошо  известна  региональным  руководителям.  Если  информация  об  их  проступках  доходила  до  ЦК  ВКП(б),  то  они  довольно  умело  оправдывались  и непременно заявляли, что сделали для себя «соответствующие выводы». Однако,  судя  по  тому,  что  немалое  количество  первых  секретарей  и  председателей  край-  и  облисполкомов  уличалось  в  злоупотреблениях  по  несколько  раз, они не собирались отказываться от возможностей, которые предоставляло служебное положение. «Излишества», порой вопиющие на фоне бедности рядовых граждан, они воспринимали как должное вознаграждение за свой труд.
 
Конечно, об этом не писали ни в объяснительных, ни позднее в мемуарах, тем не менее в некоторых документах отношение к полученным благам зафиксировано. Так, в заявлении бывшего директора дома отдыха одного из обкомов приведено следующее откровение первого секретаря: «Я государственный деятель, мне некогда заботится о себе, чтобы в моей квартире было всё». Далее заявитель пояснил, что, начав отоваривать карточки ответственному лицу лучшими продуктами, но в пределах лимитов, быстро понял, что от него требуют большего: «чтобы я обеспечил его по “потребности”». Данная установка являлась непреложным правилом для финансово- хозяйственных секторов региональных парторганов. Они обычно удовлетворяли все запросы своего руководства, зачастую не посвящая его в подробности того, откуда и за чей счёт берутся  качественные  продукты  и  роскошные  вещи.  В  связи  с  этим  вполне  искренними кажутся заверения некоторых секретарей, что они не знали о творившихся  махинациях  «из-за  излишней  доверчивости  финчасти  [комитета]  партии и беспечности».

Подводя  итоги,  можно  констатировать,  что  в  СССР  периода  «позднего  сталинизма»  большая  часть  региональных  руководителей  пользовалась  своим  служебным  положением  для  получения  материальной  выгоды.  Эти  действия  носили системный характер, поскольку происходили неоднократно и регулярно, при содействии широкого круга партийных и советских работников. В основном злоупотребления состояли в получении большого количества продуктов и алкоголя, одежды и обуви, устройства обильных застолий, бесплатного пользования  служебными  квартирами  и  дачами,  автомобилями  и  прислугой,  приобретения  мебели  и  предметов  обстановки. Позорище! Это  стало  для  многих  региональных  руководителей  привычкой,  от  которой  они  не  отказывались  даже  под угрозой строгого партийного взыскания. Данные блага и услуги являлись острым дефицитом, и их потребление в первые послевоенные годы, хотя ещё не  стало  в  полной  мере  демонстративным,  вызывало  возмущение  у  рядовых  граждан и нижестоящих номенклатурных работников.

Это возмущение проявлялось в заявлениях, ставших для ЦК ВКП(б) основным источником информации о проступках региональных руководителей.Центр, тем не менее, в целом снисходительно относился к злоупотреблениям.  Дела  об  использовании  служебного  положения  региональными  чиновниками не выделяли из общего потока и рассматривали в обычном порядке, с соблюдением всех установленных процедур. Чёткие критерии оценки злоупотреблений отсутствовали. Отношение к ним в значительной мере определялось политической конъюнктурой, зависело от должности и достижений провинившегося руководителя, соблюдения им негласных правил. В отличие от «политических  ошибок»,  хозяйственных  провалов  и  неправильного  стиля  руководства злоупотребления считались малозначимым недостатком и поэтому крайне редко становились причиной кадровых перестановок, обычно фигурируя в качестве  отягчающего  обстоятельства.  Из  этих  же  соображений  в  большинстве  случаев не налагались партийные взыскания, либо они отличались мягкостью и  не  сказывались  на  карьере  чиновников.  Строгие  наказания  –    исключение 
из партии и привлечение к уголовной ответственности –  следовали редко, как правило, в рамках очередной идеологической кампании.

Все, что выше описано, имело место практически с первых дней советской власти, о чем  также много написано. Партийно-советское руководство на разных уровнях рассматривало должностные преступления не как явление системное, присущее любому государству, а как временное, связанное с начальным этапом строительства нового общества. Основные причины распространения такого рода преступлений виделись и в традиционном, еще дореволюционном  восприятии государственной должности,  как средства решения своих личных проблем, стремлении «построить свое благополучие за счет ресурсов государства». Представлялось, что с повышением жизненного уровня, чисткой партийных рядов  и ростом коммунистической сознательности всех слоев населения эта проблема в недалеком будущем будет решена сама собой. Как показывает дальнейшая история, этот оптимизм не оправдался. Проблемы коррупции как системного явления, несмотря на официальное его отрицание, в советское время в дальнейшем только обострялись. Однако руководство  страны  относилось  к  коррупции  «регионалов»  достаточно  прагматично, понимая, что массовое применение жёстких мер против них негативно  скажется  на  работе  и  без  того  несовершенной  системы  управления.  Оно пошло по пути купирования отдельных злоупотреблений, что позволяло несколько сдерживать коррупцию региональных руководителей, но не искоренить её. Конец статьи.

Известно, что  в годы руководства  ЦК КПСС  Хрущевым Н.С. и Брежневым Л.И. процесс политической, моральной  и интеллектуальной деградации партийной номенклатуры только усиливался и расширялся по пословице «Рыба гниет с головы».  В годы перестройки вскрыты были многие язвы советской системы в Москве, Краснодарском крае, среднеазиатских республиках не менее отвратительные, чем существовавшие в годы сталинизма. Хронические болезни и язвы  общества маскировались разного рода симуклярами, изображавшими то, что никогда не имело места в реальности сталинского государства и общества. Общество выглядело  страусинным   стадом, которое все видело, все знало, но предпочитало, закрыв глаза, совать голову в песок при ощущении опасности или  беспокоящей  реальности. Результатом такого общественного поведения  явилось появление в самый критический период существования СССР  во главе партии таких одиозных  и морально ущербных личностей, как М. Горбачев и Б. Ельцин. Проявившиеся в них после захвата власти черты характера, уровень культуры и политической зрелости при полном отсутствие  патриотизма и преданности делу коммунизма, как нельзя лучше подтверждают вывод об основательно прогнившем партийном  и общественном организме советского государства.  С какого-то жизненного этапа эти подлые лица превратились в беспринципных циников и приспособленцев – обладателей именно тех необходимых качеств, которые позволяли партийным работникам делать успешную карьеру. 

Вместо демократии они установили новое партийное САМОДЕРЖАВИЕ и страна вновь скатилась на наезженную историческую российской империи. Именно традиционное для  Российской империи и СССР САМОДЕРЖАВНОЕ правление  разрушило Советский Союз и поставило в начале 90-х независимую Россию на грань политического и экономического исчезновения.  Об этом уже много написано, поэтому добавлять практически нечего.

Необходимое  послесловие. Однажды западные стратеги спросили у  выдающегося советского и российского философа  А. А. Зиновьева о том, «какое место в советской системе является самым уязвимым», на что он ответил, что то, которое» считается самым надежным – аппарат КПСС, а в нем – ЦК, а в нем – Политбюро, а в нем – Генеральный секретарь». Прямо как в русской сказке, в которой смерь Кощея находилась на конце иглы.
«Проведите своего человека на этот пост, - сказал он под гомерический хохот аудитории, - и он за несколько месяцев развалит партийный аппарат, и начнется цепная реакция распада всей системы власти и управления. И как следствие этого начнется распад всего общества» - сказал тогда Зиновьев, сославшись на прецедент Писсаро, когда испанский конкистадор всего с 300 воинами (по другим источникам - всего 168 воинов) победил отряд  индейцев, превосходивший по численности в тысячу раз,  и завоевал империю инков. Индейцы даже без оружия могли просто затоптать противника, но они капитулировали. Почему?  Писсаро знал самое важное об индейцах с точки зрения ведения войны – об их социальной организации и статусе вождя. Вождь был богом. По их верованию, каждый, кто на вождя посягнет – погибнет. Писсаро споил вождя и полководцев отравленным вином и захватил его в плен. Не ожидавшие подобного индейцы капитулировали без боя. Писсаро угадал самое уязвимое место индейцев – их ахиллесову пяту и ударил в эту точку. Это преимущество интеллектуальное.
Все годы «холодной войны» тысячи западных специалистов-советологов искали ахиллесову пяту СССР, ударив в которую можно было бы убить «советского слона». Такое слабое место нашли. Это семья Горбачевых, в которой главным «агентом влияния» была кандидат философских наук и строгий  преподаватель  дисциплины «Научный Коммунизм» Раиса Максимовна Горбачева, выпускница Философского факультета МГУ 1953 года.  Благодаря  этой рациональной женщине,  хватило  ударить в СССР просто «иголкой».

Пояснение А. Зиновьева: «Пусть читатель не думает, будто я подсказал стратегам "холодной" войны такую идею. Они сами до этого додумались и без меня. Один из сотрудников "Интеллидженс сервис" говорил как-то мне, что они (то есть силы Запада) скоро посадят на «советский престол» своего человека. Тогда я еще не верил в то, что такое возможно. И о такой "иголке» Запада, как генсек-агент Запада, я говорил как о чисто гипотетическом феномене.  Однако,  западные стратеги уже смотрели на такую возможность,  как на реальную. Они выработали план завершения войны: взять под свой контроль высшую власть в Советском Союзе, поспособствовав приходу на пост Генерального секретаря ЦК КПСС «своего" человека, вынудить его разрушить аппарат КПСС и осуществить преобразования ("перестройку"), которые должны породить цепную реакцию распада всего советского общества. Такой план стал реальным, поскольку уже тогда стал очевиден кризис высшего уровня советской власти в связи с одряхлением Политбюро ЦК КПСС, и «свой» человек на роль западной «иголки», долженствующей убить советского «слона», вскоре появился (если не был "заготовлен" заранее). И надо признать, что этот план вполне осуществился».

Нынешний политический режим России упорно наступает на  старые  «грабли», повторяет  почти по всем позициям ошибки скончавшегося в 90-х великого предшественника. Очень много общего, это – очевидно, даже и убеждать никого не надо.  Воровство казенных денег и здоупотребления служебными полномочиями - в огромных размерах.Практически та  же риторика власти и её пропагандистов –  они быстро научились убеждать публику с помощью давно знакомых слов, по форме правильных, но по существу их красноречие уже мало кого убеждает. Впереди нас всех ждут серьёзные  испытания, по сравнению с которыми пережитые десятилетия будут казаться раем.

Томск. 12.11.2024г.