Семейный клан принимает новых членов

    Продолжение саги об одесской девочке)      

     Прошу любить и жаловать!

В те годы, о которых я рассказываю, после родов работающей женщине полагался двухмесячный отпуск по декрету Совнаркома от какого-то тысяча девятьсот затёртого года. Отпуск так и назывался – декретный или просто – декрет. После этого надо было выходить на работу, а ребёнка отдавать в ясли. Мой декрет истёк 26 марта, потом я взяла очередной отпуск, потом с великими трудностями, слёзными заявлениями и ходатайствами врача перед начальником института я получила ещё три месяца неоплачиваемого отпуска. Получилось, ого, целых полгода!

Летом мы всем семейством поехали в Киев, чтобы предъявить нашего сына Вовиным родным. Тамара Васильевна и Елена Тимофеевна жили уже в саду. Так они называли свой участок на краю антенного поля того самого радиоприёмного пункта в Святошине, где после четвёртого курса я проходила летнюю практику. На участке стоял крошечный щитовой домик 4х4 квадратных метра, в которых с трудом помещались три железных солдатских кровати и старая софа. Однако каким-то чудом все мы разместились там.

 Нет, я вспомнила: сначала мы обосновались  в просторной городской квартире родителей . Именно тогда бабушка Елена Тимофеевна, отведав моего компота,  произнесла свою знаменитую фразу:

 - Да, действительно, такой дряни он дома не пил! –

Я  только и смогла ошарашенно поморгать.

 Наверное, я делала один промах за другим, к тому же я была нездорова. У меня были какие-то осложнения после родов, поднималась температура и было неблагополучие, похожее на прошлогоднее. В результате я оказалась в киевской больнице, где меня основательно «вычистили» от того, что осталось после родов. Всё-таки роды ночью, в полутёмной родилке с одной медсестрой-акушеркой, без врача – нет, это плохое дело.

Теперь после кошмарной экзекуции меня вскоре отпустили домой, но назначили уколы. И вот Вова стал делать мне в саду эти уколы. Мы кипятили шприцы, осторожно отпиливали головки ампул, Вова тщательно мыл руки, протирал спиртом нужное место, выпускал из шприца воздух и размахнувшись с плеча всаживал в меня иглу. Все манипуляции делались под неодобрительным взглядом бабушки Елены Тимофеевны. Как-то выбрав момент, когда у Вовы что-то не ладилось, бабушка назидательно заметила ему:

- Бачили, очi, що; купували, то ж ;жте, хоч повилазьте!

    Я должна пояснить, что эта фраза взята из украинской притчи про скупердяя, который купил на базаре самый дешёвый продукт, хрен. Теперь он ест его, плачет и приговаривает: - Видели, глаза, что покупаете, так ешьте же, хоть вылезьте! - Получалось, что я тот самый продукт, что достался её несчастному внуку…

 Не знаю, что думали об этом Тамара Васильевна и Иван Демьянович. Впрочем, суровая Елена Тимофеевна оттаивала при виде сероглазого, светленького, ничуть не похожего на меня правнука. Свекровь же взяла меня за руку и отвела в ателье на Красноармейской. Там мне сшили приличный костюмчик цвета морской волны, и я сфотографировалась в нём вместе с Вовой. Весила я тогда 51 кг.

          С чужих рук в родные

    Но отпуск закончился, мы вернулись в свою девятиметровку, всё, теперь надо выходить на работу. Мама Ольга Эмильевна давно уехала: там, в Помошной, папа один-одинёшенек, небелёная хата, куры, огород, собака Трезор. Другая мама, Тамара Васильевна, работает в полную силу на двух работах, заведует кафедрой в педагогическом и лабораторией в НИИ связи. Ясли однозначно отпадают, уморят там нашего мальчика-с-пальчика. А мысль о том, чтобы оставить работу, как-то не приходила мне в голову, там крепко засела мысль, что после института я должна, должна, обязана работать. К тому же моя инженерская зарплата составляла треть семейного бюджета, между прочим.

По всем этим причинам мы с Вовой решили подыскать Кирюше няню. Но где взять няню в замкнутом военном городке? Старушки-няни существовали только в дачных окрестностях, для нас с Вовой - земле неизведанной. Кто-то посоветовал обратиться к машинистке Ане Прудниковой, которая жила в финском домике вне городка. Нянчила детей не она, а её мать, тётя Наташа.

Когда я пришла в финский домик (щелястое дощатое сооружение с крылечком), навстречу мне высыпала орава чумазых детей от двух до шести лет. Потом оказалось, что четверо из них – дети Ани, а двое остальных – приходящие. И за всеми присматривала тётя Наташа, женщина лет шестидесяти, согнувшаяся от забот. Она согласилась нянчить и Кирюшу, только просила обеспечить его питанием на весь день, подгузниками и пелёнками (памперсов, как известно, у нас в стране долго ещё не было).

 Так Кирюша водворился в финский домик и влился в ораву.  Я привозила его утром и забирала вечером, и целыми днями он лежал в душной коляске, задёрнутой пелёнкой от мух. Такую картину застала Тамара Васильевна, приехавшая навестить нас в октябре.
Наверное, открывшаяся картина потрясла добрую Тамару Васильевну, и на следующий день она увезла внука в Киев. Мы с Вовой, незадачливые родители, пристыженно топтались, собирали детские вещички и помалкивали. Успокаивало то, что Кирюша уже вовсю ел кашу, а Тамара Васильевна так твёрдо сказала, что втроём (она, Елена Тимофеевна и Оля) они лучше досмотрят Кирюшу, чем я и Вова с тётей Наташей в придачу. Договорились, что будем часто приезжать в Киев, отправили вслед малой скоростью коляску «Зекишу» и остались мы вдвоём в своей девятиметровке.

Без Кирюши комната показалась нам просторной и пустой. И времени свободного вдруг стало много. И на работе кое-что изменилось. Меня откомандировали в конструкторское бюро сделать комплект документации для наших ПАГов, тех самых устройств размножения и коммутации сигналов времени, которые мы сочиняли вместе с капитанами Дёминовым и Винниковым. И я впервые после одесской женской школы № 80 попала в почти чисто женский коллектив. Там всё про всех знали! Про то, что мой сынок растёт у бабушки – тоже. Однажды в каком-то общем разговоре одна конструкторша сказала другой, поглядывая в мою сторону злым глазом:

    - Я бы убивала матерей, которые сбагривают детей на чужие руки!

Что ж, заслужила. В ту зиму мы то и дело срывались и мчались в Киев. Там бабушка Елена Тимофеевна принялась энергично взращивать правнука, откармливая его кашей и вермишелью на жирном курином бульоне, так что к своей первой годовщине Кирюша весил уже 12 кг, изумляя педиатров. Он и заговорил, и стал ходить в положенные сроки, а ходил он, забавно придерживаясь за собственные уши. Так хочется рассказывать и рассказывать о том, как рос наш Кирюша, к тому же Тамара Васильевна создала целую «Кириллиаду», любовно фотографируя каждый шаг, каждую улыбку внука. Я обязательно расскажу о маленьком Кирюше отдельно.


А меня бабушка Елена Тимофеевна по-прежнему недолюбливала. Помню, увидела я как-то на кухне небольшую деревянную посудинку в виде свинки с деревянным же пестиком и спрашиваю:

 - Для чего эта штука?

- Салотовка, - кратко отвечает бабушка. Мне послышалось «салатовка», но почему такая маленькая? Поэтому я переспросила:

- Для салата?

- Ты, Рита, как тот деревенский хлопец, что поучился в городе. Вот приехал он в деревню и спрашивает: «- Папа, что это?» А тут наступил на это самое и каже: « – От чортові граблі!»

   Притча мне не помогла и бабушка сердито объяснила, что в этой штуке толкут (товчуть) сало для борща. Ну, и пусть, думаю,  сердится, только бы Кирюше было хорошо. А он, хоть и маленький совсем, а меня не забывал, как будто мы и не расставались.

     Дождавшись летнего отпуска, мы полетели. Куда? Конечно в Киев, к нашему подрастающему сыну, который  вместе с бабушками уже жил в саду. Несмотря на воркотню бабушки Елены Тимофеевны, и Кирюше, и мне, и Вове было хорошо там. На каждом клочке земли что-то цвело или собиралось цвести, жужжали пчёлы. Мы с Кирюшей подолгу сидели на корточках перед ульем, наблюдая, как пчёлы пролезают в леток с грузом пыльцы на ножках, как рабочие пчёлы сердито отгоняют от улья бесполезных трутней, уже выполнивших своё предназначение, как бабушка Тамара Васильевна бесстрашно запускает руки в улей и рассматривает рамки с кишащими на них пчёлами. Глядя на взрослых, копающихся в земле, Кирюша тоже хватался за свои детские грабельки, лопатки, лейки и трудолюбиво топтался, помогая нам.

     А рядом, через дорогу, был великолепный сосновый лес, через который по песчаной дороге можно было пройти к прудам, тянущимся цепочкой от самого Святошина до Нивок, где было рыбное хозяйство. Мы втроём ходили туда, собирая по дороге грибы и землянику, и подолгу стояли на плотине, наблюдая, как с тракторной тележки сыплют корм рыбам, как толстые сазаны жадно хватают его, иногда выпрыгивая из воды. Потом купались и валялись на светлом песочке, и над нами склонялись красавицы сосны.

     Собранные нами грибы Елена Тимофеевна категорически называла погаными, хотя я настойчиво доказывала, что это те самые «гдыбочки», которые я собирала и успешно скармливала друзьям во время нашего житья в Катериновке, рядом! Сама Елена Тимофеевна почти каждое утро приносила несколько белых грибов, но делала непонимающие глаза, когда я спрашивала, где же это место. «Да всюду они растут, их тут хто знать сколько!» - лукаво говорила она.

    Так проходило лето 1961 года.

(Продолжение следует)