Бегущий Орел! глава 4

ГЛАВА 4. Отаки вновь становится охотницей.


     Тропа была узкой, и мы шли гуськом друг за другом, Утреннее Перо шёл впереди, мой отец следовал за ним, а я нес за ними их магические трубки и священные укладки, и футляры с военными головными уборами, а уж следом за мной шли остальные воины. В ночной тишине звук от шагов стольких ног обутых в мокасины, казалось мне, должен был разноситься далеко по округе. Время от времени, тропу впереди нас перебегали олени и лоси, вспугнутые нашим приближением, мы их не видели, а только слышали стук их копыт на тропе, и шелест веток, когда самцы продирались сквозь заросли, издавая похожие на громкий свист звуки, предостерегающие их самок и детёнышей о приближающейся опасности.
     Задолго до полуночи мы достигли вершины перевала, и устроили там небольшой привал, воины, разбившись на небольшие группки, покурили, а затем отряд всё так же возглавляемый Утренним Пером начал спуск с горы. Здесь на южной стороне горной гряды лес был не таким густым, то тут, то там встречались прогалины и небольшие горные прерии поросшие высокой травой. Пересекая такой горный луг, мы идущие впереди, вдруг услышали глухой звук от множества бегущих ног и треск ломающихся сухих веток справа от нас, мой отец попросил Утреннее Перо остановиться, и передал идущим позади, чтобы они тоже остановились и прислушались.
      — Не думаю, что это лось или олени, — сказал мой отец. — Они бегут ровным, размеренным шагом, а не длинными скачками, и звук этот глухой, как от человеческих ног обутых в мокасины, а не от твёрдых копыт животных.
     — Но если лось или олень бежит по толстому слою опавших листьев под теми соснами, то звук будет таким же. — Ответил Утреннее Перо.
     — Я же говорю тебе, что лоси и олени делают большие скачки и редко бьют копытами в землю, а мы слышим частые короткие шаги. — Возразил мой отец, но Утреннее Перо, ничего ему не ответил. Звуки шагов стали постепенно стихать, и к тому времени, когда они достигли кромки зарослей, постепенно стихли. Подождав немного, и больше не слыша подозрительных звуков, Утреннее Перо, произнёс: «Куи! Идём дальше!  — Он нарочито быстрым шагом двинулся вперёд, и мы последовали вслед за ним. Мой отец больше ничего не сказал, но вдоль линии нашего отряда волной прошёл говор воинов между собой, однако говорили они так тихо, что я ничего не расслышал.
     Мы пересекли маленькую прерию, прошли сквозь узкую полоску сосновой рощи, и вышли на ещё одну горную прерию, широкую в своей верхней части, и постепенно сужающуюся по мере спуска в низ, пока не упиралась узким и острым концом в лесные заросли внизу. Этот горный луг точь в точь был похож на огромный наконечник копья. Протоптанная тропа проходила прямо посередине луга, склон был довольно крут и мы поневоле ускоряли свой спуск, и уже довольно скоро  оказались у плотной стены деревьев. Мы были всего в нескольких шагах от леса, когда в темноте зарослей, с лева и спереди от нас, раздались щелчки отпускаемой тетивы нескольких луков и вокруг нас засвистели вражеские стрелы. И тут Утреннее Перо взмахнул руками, спотыкаясь, попятился назад прямо на моего отца и, воскликнув — Они попали в меня! — Упал на землю.
     В темноте лесной чащи было слышно, как убегают враги, их там было немного, судя по звукам шагов всего шесть или восемь.
     — Ищите их! Скорее!! Найдите и убейте!!! — Прокричал мой отец нашим воинам, и упал на колени возле раненого друга всей его жизни.
     — Тебе очень больно, брат? — Спросил он у него.
     — Я умираю! Стрела пронзила мою грудь… — ответил Утреннее Перо, и мы, взглянув на него, только теперь разглядели стрелу, почти по самое оперение вошедшую в его тело. Мой отец, сжав зубы, застонал так, как будто он сам испытывал страшную боль.
     — Брат, послушай!.. — Воскликнул Утреннее Перо, и, охнув, задохнулся от боли. — Я умираю, и прошу тебя брат, позаботься о моей жене и детях, я оставляю их на твоё попечение. Отдай моим братьям и моей сестре каждому по десять лошадей из моих табунов, остальных же коней отдай Отаки, когда придёт время, она отдаст своей матери и младшим братьям каждому причитающуюся им долю.
     Он говорил срывающимся голосом, часто останавливаясь и задыхаясь, и казалось, что моё сердце разорвётся от горя, такой сильный и смелый человек, великий воин! И так неожиданно и быстро оборвалась его жизнь!
     — Я всё сделаю, как ты говоришь, брат. — Ответил Утреннему Перу мой отец, а затем, застонав от досады, он добавил: «О, если бы ты, послушал меня! Если бы ты, поверил предупреждению моего видения во сне, то этого не случилось бы!»
     Утреннее Перо, соглашаясь, кивнул головой: «Ай-и! Да это моя ошибка – моя ошибка!» Прошептал он. И это были его последние слова. Прошло ещё немного времени, и он умер.   
     Мы с отцом ещё долго сидели там, оплакивая смерть нашего хорошего друга. Я вспоминал всё хорошее, что он сделал для меня простого мальчишки! Он был так добр ко мне и всем нашим соплеменникам, особенно бедным и старикам. Как же нам всем будет нехватать его! А, Отаки?! Как сказать ей, что её отца больше нет? Какую боль доставит ей это известие?
     Было уже далеко за полночь, когда стали возвращаться наши воины. Они разделились на небольшие группы, преследуя убегающих врагов, но всех их постигла неудача, и они сказали, что не смогли настичь врагов и даже не смогли понять, в какую сторону они скрылись. Все наши воины скорбели о потере Утреннего Пера, они собрались вокруг его тела, и так просидели, не говоря ни слова пока восточная сторона неба не стала светлеть, окрашиваясь красками рассвета. И тогда мой отец сказал: «Наступает новый день. Мы должны похоронить нашего брата здесь. Кто из вас хочет продолжить наш поход на врага?
     Никто не ответил.
     — Значит, мы возвращаемся домой. — Заключил мой отец, а затем, сняв со своих плеч накидку из бизоньей шкуры, и попросил, чтобы кто нибуть из воинов дал лассо, чтобы обернуть и связать тело погибшего. Воины тут же наложили перед ним верёвок и накидок гораздо больше, чем было нужно, и отец с помощью двух воинов взялся за приготовление тела своего друга к погребению. Они положили погибшего на несколько кожаных плащей и положили рядом с ним его оружие, лук в чехле и стрелы в колчане положили с лева, а ружьё, рог с порохом и сумку с пулями справа, на грудь же положили его щит. И тут я выкрикнул: «Только не ружьё! Пусть он возьмёт с собой страну теней лук и стрелы, а ружьё дайте мне я передам его Отаки! Она, конечно же, захочет получить его, как память об отце.
     — Ты прав! Она должна получить ружьё отца! Думаю, что и он бы тоже этого хотел. — Сказал мой отец, предавая мне ружьё, рог с порохом и сумку с пулями. И многие воины согласились с тем, что это правильное решение.
     Вскоре мы завершили скорбную работу по погребению погибшего вождя; воины положили плотно увязанное в несколько накидок тело в яму образовавшуюся под вывороченными корнями поваленного ветром могучего, но уже отжившего своё время дерева, покрыли его срезанными ветками дерева, а сверху заложили яму грудой камней. После этого мы по той же тропе, что пришли сюда, отправились к нашим палаткам, но прежде чем уйти воины поклялись вскоре повторить поход, и отомстить кроу за смерть своего вождя. Стрела, убившая Утреннее Перо, была стрелой кроу – вороньего племени.
     Уже наступил вечер, когда мы сразу после сумерек тихо вошли в наш лагерь, и разошлись по своим палаткам. Войдя вслед за моим отцом в нашу оокова, я обнаружил Отаки сидевшую рядом с моей матерью, увидев нас, она вскочила на ноги и воскликнула: «Как быстро вы вернулись! Мне нужно бежать, чтобы встретить и накормить своего отца!» — Но, тут она увидела в моих руках ружьё с узором в виде креста образованного шляпками десяти медных гвоздей на прикладе, и остановилась, словно наткнулась на невидимую стену, а затем, отступив назад, Отаки тихо произнесла: «Мой отец…»  — и, не дождавшись ответа, вскрикнула, — Где он?
     Что, мы могли сказать? Мы с отцом, молча сели на свои места и скорбно опустили головы, но этого было достаточно, чтобы она всё поняла.
     — Он мёртв! — вскрикнула Отаки, и затем прошептала, — мёртв… — Ноги её подогнулись и она, опустившись на место возле моей матери заплакала. Мама, придвинувшись к ней и обняв Отаки, и стараясь успокоить, стала утешать её, но вскоре из других палаток стали доноситься стенающие крики: «Утреннее Перо! Он мёртв! Ох-Аи!
     Услышав эти крики, Отаки вскочила на ноги и с криком: «Моя мать! Это убьёт её! — Она выбежала из нашей палатки. Моя мама выбежала вслед за ней, отец же, сидел и качал головой, и слёзы текли из его глаз. Я тоже плакал. Горестные звуки, доносившиеся из палатки Утреннего Пера, терзали наш слух, а потом пришла моя мать, и, утирая слёзы, печально сказала: «Женщина Утреннего Пера мертва, плохие новости убили её. Вы должны сами позаботиться о себе нынешней ночью, я нужна там».
     Аи! Это действительно было тяжкое и скорбное время! Позволь мне побыстрее закончить рассказ о нём! На следующий день, после того как жена Утреннего Пера была уложена на своё последнее ложе устроенное в ветвях дерева в тополиной роще вверх по реке к северу от нашего лагеря, все родст-венники собрались в палатке сирот, не зная какой сюрприз их ожидает. Мой отец и я тоже были там.
     Старший брат Утреннего Пера заговорил первым: «Наш вождь, наш брат ушёл, и его женщина так же ушла вслед за ним. Таким образом, на нас лежит обязанность разделить всё их имущество и позаботиться об их детях. Я приказал, собрать и пригнать сюда всех лошадей принадлежавших нашему брату, и когда они прибудут сюда, мы их разделим между нами поровну. Я возьму в свою палатку Отаки и следующую за ней по возрасту сестру, и вы так же возьмёте в свои палатки по ребёнку.
     Их было трое, этих родственников погибшего, два брата и сестра. Родст-венники его умершей жены тоже были там, но они не шли в счёт, так как не могли претендовать даже на самую малую часть наследства.
     Когда старший брат Утреннего Пера закончил говорить, мой отец попытался, что-то сказать, но Отаки перебила его сказав: «Вы все кто здесь присутствует, не должны строить планы, о том, как жить дальше мне и моим братьям и сёстрам, потому, что я сама буду содержать нашу палатку и заботиться о младших».
     Вы бы только посмотрели, как все эти родственники уставились на Отаки, когда услышали её слова. Какое-то время все молча, смотрели на неё, а потом загалдели все разом: « Ты не можешь сделать этого!» — « Девушка не может быть хозяйкой оокова!» — «Это испортит твою репутацию! Ни один воин из нашего племени не возьмёт тебя замуж!» — Кричали они.
     Отаки засмеялась странным сдавленным смехом, в котором не слышалось и звука радости.
     — Никто не может сказать, что я не знаю, как содержать палатку, — сказала она своим возмущённым родственникам. — И меня, пока я знаю, что я права, не волнует, что обо мне говорят, или ещё будут говорить люди. Что же касается замужества, — тут она опять засмеялась. — Я никогда не выйду замуж! Я никогда не стану рабыней ни одного из мужчин!
     — Хватит болтать глупости! — Выкрикнул старший дядя Отаки. — Ты и твои братья и сёстры, прямо сейчас собирайте свои вещи! Делайте, как я сказал!
     — А я говорю, что мы останемся здесь! — не менее решительно ответила ему Отаки.
     — Послушайте! Слушайте вы все, что скажу вам я! — Решительно вмешался мой отец. — Когда мой друг был сражён вражеской стрелой и умирал, он попросил меня, чтобы я позаботился о его детях, и я сделаю всё, чтобы исполнить его последнюю волю. Если Отаки хочет сохранить свою оокова, и заменить и отца и мать своим младшим братьям и сёстрам, то она так и должна поступить, а я и моя жена, всецело поможем ей в этом. И ещё одно. Вы трое не разделите между собой имущество моего погибшего друга и принадлежащие ему табуны лошадей. Умирая, он сказал мне, чтобы я отдал вам каждому по десять коней из принадлежащих ему табунов, а остальных лошадей, я должен сохранить для его детей, и ответственной за их сохранность должна стать Отаки.
     — Наш брат, должно быть, сошёл с ума, когда умирал, раз он оставил та-кие распоряжения! Я не собираюсь обращать на них ни малейшего внимания! Я должен взять на себя ответственность за его детей и имущество, и распорядиться ими, так как я считаю нужным.  — Резко заявил старший брат Утреннего Пера.
     — Медвежья Лапа, — спокойно ответил ему мой отец, — я не стану с тобой спорить и ссориться по этому поводу. Этот вопрос для совета вождей, они и должны принять решение. Обратимся к ним.
     — Я согласен. Я знаю, что они решат этот спор в мою пользу. — Проворчал Медвежья Лапа.
     Мой отец послал меня, к вождю Одинокому Ходоку, с просьбой, чтобы он созвал всех вождей на совет, и уже скоро мы все встретились с вождями в большой палатке совета. Как, только пройдя по кругу, была выкурена трубка, мой отец поведал совету вождей о данных Утренним Пером перед смертью распоряжениях, и сказал, что погибший хотел, чтобы они были выполнены в точности.
     Затем слово взял Медвежья Лапа. Он сказал: «Без всякого сомнения, мой брат не понимал, что говорит, как уже было рассказано вождям, он умирал, а умирающие часто говорят странные вещи. Мой брат чтил законы нашего племени. А закон, гласит, что когда человек умирает, то его отец, становится его наследником, а если того уже нет в живых, то его наследником становится брат, первый из оставшихся по старшинству. В случае если такового нет, то его ближайший родственник из мужчин, принимает права на всё имущество умершего, и  делит его между его родственниками, так как он посчитает нужным. Унаследовавший имущество, размещает его детей в тех семьях, где о них будут лучше заботиться. Я утверждаю своё право сделать это сейчас, независимо от того, что сказал мой брат, потому, что он, без всякого сомнения, потерял рассудок, когда его сразила вражеская стрела. Кроме того я прошу вождей, чтобы они объяснили моей племяннице Отаки, что она и её братья и сёстры, должны теперь смотреть на меня как на своего отца, и всегда делали то, что я им скажу.
     — О, вожди! — Прервала речь своего дяди Отаки. — Он говорит, что я и мои сёстра должны жить с ним, а остальных сестёр и братьев он хочет, как щенков раздарить в разные оокова! Я знаю, чего он хочет, он желает, чтобы мы, как рабыни работали на него, а я хочу работать для себя, и для моих братьев и сестёр. С тех пор, как заболела наша мать, матерью для младших стала я. Каждый может сказать, что я хорошо заботилась о них, что наша палатка содержалась как должно…
     — Да, но теперь, когда твои отец и мать ушли в страну теней, ты больше не можешь этого делать! — Почти закричал на Отаки Медвежья Лапа. — Девочек должна воспитывать женщина, учить их, ухаживать и присматривать за ними. Моя жена будет делать это вместо тебя, и следить, чтобы ты и твоя сестра вели себя как следует, она также присмотрит, чтобы вы не пошли по неверной тропе, и не попали в плохую компанию!
     И тут Одинокий Ходок, поднял руку, призывая всех к молчанию.
     — Этого достаточно! Достаточно! — Сказал он. — Мы слышали всех вас. Теперь вы можете идти. Мы обсудим ваши требования, и сообщим вам своё решение, как только примем его, а теперь идите.
     Медвежья Лапа, уставился на вождя, губы его дрожали, как будто он со-бирался ещё, что-то сказать, но старый вождь посмотрел прямо в его глаза так спокойно и в тоже время твёрдо, что он, молча, встал и вышел из палатки совета вместе с нами, а затем тихо отправился в свою оокова. Все мы разошлись по своим палаткам, где с нетерпением ожидали решение совета вождей.
     Отаки, так волновалась, что её била дрожь, как будто она сильно замёрзла. Наконец она поднялась на вершину холма над лагерем и стала оплакивать своих отца и мать, с плачем и стонами в отчаянии, выкрикивая их имена. Это был скорбный день для всех нас, особенно для моего отца, он и Утреннее Перо были самыми близкими друзьями с самого раннего детства, буквально с момента, когда они сделали свои первые шаги.
     В полдень Одинокий Ходок прислал глашатая с вестью, что нас всех ждут в его палатке. Я сходил на холм за Отаки и её сестрой, и вскоре мы все были на наших местах в палатке совета, где нас ожидали вожди. Медвежья Лапа пришёл последним, и как только он уселся на отведённое ему место, Одинокий Ходок сказал:
     — Куи! Мы рассмотрели вопрос, с которым вы обратились к нам, и ты Медвежья Лапа, и ты, Онистайна, и Отаки. И вот, что мы вам говорим: наш брат Утреннее Перо был одним из самых здравомыслящих людей в нашем племени, и мы не можем предположить, что даже смертельная рана, нанесённая ему врагами, могла лишить его рассудка. Без сомнения, он много думал о благополучии своей семьи, в случае если они вдруг останутся без его заботы, и когда это время пришло, он прямо сказал, чтобы он хотел сделать для них. Он сказал, что присутствующий здесь, наш брат Онистайна должен позаботиться о его детях, и как он пожелал, так и будет. Кроме того, после того, как вы, его два брата и сестра, получите каждый по десять завещанных вам Утренним Пером лошадей, Онистайна получит в своё владение всех оставшихся лошадей. Да! Таким образом, мы разрешили этот вопрос! И по другому не будет! Всё конец!
     С перекошенным от гнева лицом и сверкающими злобой глазами, Медвежья Лапа, вскочил с места и выбежал из палатки совета, затем вдруг вернулся и, не входя в палатку наклонившись, откинул входной занавес и крикнул: «Я отказываюсь принимать эту подачку в виде десяти лошадей! Я, либо получу попечительство над детьми брата, и весь табун, либо ничего!»  — И прежде, чем кто нибуть, успел ему ответить, он снова исчез. Другой брат и сестра Утреннего Пера, тоже встали и вышли из палатки, что-то недовольно бормоча, наверняка какие-то ругательства, но они не сказали, что отказываются от завещанных каждому из них десяти лошадей.
     Когда они ушли, Отаки встала со своего места и сказала: «О, вожди, у меня сейчас очень тяжело на сердце, чтобы много говорить, но вы просто следите за мной, и я покажу вам и всему племени, что моя палатка будет содержаться должным образом, а о моих сёстрах и братьях будут хорошо заботиться.  — Потом она обратилась к моему отцу. — Одинокий Лось, — она назвала отца именем, которым привыкла обращаться к нему с детства, когда он ещё не получил почётного имени Онистайна, что означало Прекрасный Вождь, — теперь ты мой отец, скажи, я буду заботиться о моей палатке? — Да, с помощью моей жены. — Ответил мой отец.
     — Лошади, завещанные отцом, принадлежат мне? — Задала ещё один вопрос Отаки.
     — Да, они принадлежат тебе, но отдавать их кому либо, ты можешь, только получив моё разрешение.
     — Тогда, давай пойдём и отделим для моих дядюшек и тёти положенных им лошадей. — Сказала Отаки, и мы, выйдя из палатки совета, направились к уже собранному братьями Отаки табуну. Из него мы выбрали для каждого брата и сестры Утреннего Пера по одному хорошему и быстрому коню, приученному к охоте на бизонов, по три молодых коня, и по три кобылы с их жеребятами, всего получилось по десять каждому, как и завещал Утреннее Перо. За тем мы отвели отобранных лошадей к палаткам их новых владельцев. Сестра и младший брат Утреннего Пера, вышли из своих палаток и, приняв этих лошадей,  отогнали их в сои табуны. Но Медвежья Лапа, не откликнулся на наш зов и не вышел из своей оокова, и мы просто оставили причитавшихся ему коней у его палатки. Его женщина стояла рядом с их палаткой, молча наблюдая за нами, и пристально рассматривая приведённых нами лошадей. Несколько дней спустя мы всё же увидели их среди лошадей Медвежьей Лапы!
     В течение некоторого времени после этого, я не видел Отаки. Она со своими братьями и сёстрами, укрывшись от посторонних взглядов, горевали и оплакивали потерю своих родителей. Иногда, они плача и причитая, поднимались на холм. Моя мать проводила с ними много времени, утешая их, как только могла, но больше никого другого они видеть не хотели. Я добывал и передавал им вдоволь мяса, но ели они мало, скорбящий редко бывает голоден.
     Прошло более одной луны, и Отаки мало-помалу смирившись со своей потерей, вновь занялась домашней работой. Она взяла себе в помощницы бездетную вдову по имени Суйяки  из клана Никогда не Смеющихся, и эта женщина оказывала ей большую помощь в уходе за младшими детьми. Суйяки, была высокой и стройной, красивой и ещё не старой женщиной. Она не так давно потеряла своего мужа, который был ей очень дорог, и она говорила, что больше не хочет иметь дела с другими мужчинами. И нужно сказать, что она была очень тверда в этом своём решении.
     Вскоре после того, как Суйяки стала жить с Отаки и помогать ей, однажды утром, когда я собирался отправиться к нашим табунам, чтобы взять себе бизоньего скакуна для охоты, Отаки попросила, меня пригнать из табуна и её  любимого гнедого с белыми пятнами пинто.
     — Ты собираешься ехать на охоту со мной?
     — Да, я поеду с тобой Ап-ах.
     — И ты будешь охотиться? — Спросил я Отаки.
     — Да отныне я буду охотиться вместе с тобой, и добывать столько мяса, сколько понадобиться, чтобы прокормить всех живущих в нашей палатке.
     Я поймал коня Отаки и быстро оседлал его, и своего коня, я был несказан-но рад, от того, что теперь моя почти сестра снова будет скакать вместе со мной по нашим бескрайним равнинам.
     Я хочу, чтобы вы поняли здесь и сейчас, и однажды и навсегда, что Отаки была для меня действительно, как настоящая родная сестра. Мальчики и девочки одного клана, относились друг к другу, только таким образом, через своих отцов они были очень тесно связаны. И по этой причине мужчины и женщины внутри клана не могли создавать семьи, и мужчинам приходилось искать себе жён в других кланах нашего племени.
     Когда мы выехали тем утром на охоту, Отаки была вооружена лучше меня, поскольку у неё было доставшееся по наследству от отца ружьё, а у меня, своего ружья пока не было. Я пользовался иногда отцовским ружьём, но сейчас у него осталось мало пороха и пуль, и отец приберегал их для более важной потребности – для сражений с врагами. Мы оба охотились раньше с луком и стрелами, но в этот раз, как только мы отъехали подальше от лагеря, Отаки попросила меня, чтобы я научил её обращаться с ружьём. Мы спешились, и я довольно быстро научил её заряжать, целиться и стрелять из ружья. Вначале она вздрогнула и невольно отвернулась, когда порох вспыхнул на полке затвора, но после трёх-четырёх выстрелов Отаки быстро приноровилась и уже почти каждый раз попадала в центр отметки сделанной нами на пне поваленного дерева.
     — Хватит.  — Сказал я Отаки. — Ты уже можешь стрелять достаточно хорошо, чтобы убить бизона. И мясо бизона это как раз то, что мы хотим сегодня добыть.
     Мы какое-то время ехали в северном направлении и наконец, обнаружили небольшое стадо бизонов, пасущееся на склоне невысокого гребня. Сделав широкий круг, и хорошо осмотревшись, мы, придерживаясь ложбин скрывавших нас от бизоньего стада, выехали наконец, на вершину хребта, и оказались прямо над пасущимися буйволами. Выбрав себе цель, мы пустили наших коней вскачь.  Под Отаки, был любимый конь её отца хорошо натренированный для охоты на бизонов. Она направила его за нагулявшим жир буйволом трёхлеткой, и конь неотступно преследовал испуганного и делающего повороты в разные стороны молодого бизона. Наконец настигнув быка, конь вынес Отаки для выстрела прямо к его правому боку. Она выстрелила, и поражённый в сердце бизон совершив ещё несколько скачков, наконец, упал, зарывшись рогами и лохматой головой в траву. Вслед за Отаки, и я всадил стрелу в большую, но не очень жирную корову, и она тоже вскоре упала. Сдержав своих разгорячённых скачкой коней, мы развернули их и подъехали к нашей добыче. Отаки неописуемо радовалась от того, что ей удалось с одного выстрела уложить первого же бизона, в которого она стреляла охотясь с ружьём впервые своей жизни!
     Я чувствовал себя не менее счастливым, чем она.
     — Сестра, — сказал я. — Ты сделала это не хуже любого опытного охотника!
     Отаки рассмеялась, а потом, вдруг запрыгнув на тушу бизона, она легла вдоль его бока, вынувшись во весь рост, и запела волчью песню. Отаки пела охотничью песню, а потом, не прекращая пения, она вскочила на ноги, и стала отплясывать победный танец прямо на туше поверженного ею бизона. Нужно сказать, что это было необычное и красивое зрелище, вряд ли кому-либо из наших охотников и воинов доводилось видеть женщину или девушку, танцующую на убитом её руками буйволе. Женщины, не охотятся, не думаю, что вообще, когда нибуть до этого момента, женщина из нашего народа стреляла из ружья.
     Брат Отаки по имени Новая Одежда и одна из её сестёр следовали за нами с запряжённой в травуа лошадью, и когда они прибыли, мы все вместе, наточив наши ножи, занялись разделкой туш убитых мной и Отаки бизонов. Вы-резав лучшие куски мяса, мы завернули их в содранные с бизонов шкуры и уложив их на травуа, прибыли в лагерь незадолго до заката. Я никому ничего не рассказывал об этой охоте, но брат и сестра Отаки всё разболтали своим подружкам и приятелям, и уже к заходу солнца весь лагерь знал, что Отаки вместе со мной участвовала в конной охоте на бизонов и убила буйвола из доставшегося ей от отца ружья. В каждой палатке, и у каждого костра только об этом и говорили. И насколько мне стало известно все женщины и некоторые мужчины говорили, что ни одна уважающая себя девушка не будет вести себя подобным образом – скакать по равнинам за бизонами и пренебрегать женской работой в своей палатке – оокова. А одна девушка из клана Чёрные Входные Занавеси получила увесистую затрещину от своей вдовствующей матери, когда заявила, что она тоже хочет научиться стрелять, чтобы добывать мясо для их палатки.
     Вечером следующего дня несколько мужчин из клана Не Бывающих В Одиночестве пришли к нам в палатку. Торжественный вид, с которым они прибыли и серьёзные выражения на лицах давали повод подумать, что пришли они по какому-то очень важному делу. И, конечно же, не раньше, чем пройдя несколько раз по кругу, была выкурена трубка, старый вождь их клана Небесный Певец, обратился к моему отцу: «Одинокий Лось, так как ты теперь стал отцом этой девушке, Отаки, мы пришли к тебе с просьбой, чтобы ты заставил её вести себя, как подобает порядочной девушке и заниматься женской работой, а не скакать по равнинам охотясь вместе с твоим сыном».
     — Какой вред причинила она каждому из вас? — Спросил их отец.
    — Какой вред? Да, много, очень много вреда приносит она всему племени!   — Вспылил Небесный Певец. — Из-за неё наши дочери и даже некоторые жёны стали проявлять недовольство и непокорность, они начинают ненави-деть домашнюю работу! Они говорят, что тоже хотят иметь оружие и лошадей, и охотиться на равнинах! Конечно же, мы, можем заставить их подчиняться нам, есть для этого способы и средства, но они очень неприятны, и нарушают мир и спокойствие в наших палатках. А по сему, ты должен заставить эту девушку жить, как положено, жить женщинам – оставаться дома и заниматься женской работой в своей палатке, как это делают все женщины. И в нашем племени снова восстановится мир и порядок.
     — Небесный Певец, и вы все друзья, — ответил им мой отец. — Как вы правильно говорите, я занял место своего погибшего друга, и стал отцом для Отаки и её братьев и сестёр, я знаю, что они сделают всё, что я им скажу. Но и даже за всех лошадей нашего племени, я не стал бы приказывать Отаки поступать так, как вы того хотите. Напротив, я буду поощрять её поступать, таким образом, который принесёт ей радость, потому, что она не такая, как все и очень отличается от всех других девушек, когда-либо рождавшихся в на-шем народе. Вы, кто знает её с раннего детства, и наблюдали, как она росла, должны были видеть это. У меня было видение о её судьбе, но я не могу сказать вам больше того, что уже сказал, кроме того, что видение предсказало ей великое имя! Да будет так! А теперь давайте ещё покурим и поговорим о чём нибуть другом.
     Но посетители, видя, что с отцом бесполезно спорить и говорить на интересующую их тему, и злясь от того, что судя по всему переубедить его, чтобы он поступил, так, как они того желали не удастся, они отказались выкурить вторую трубку, и вскоре покинули нашу палатку.
     Не прошло много времени с момента их ухода, как в нашу палатку проскользнула мать Волчьих Глаз и подло улыбаясь, присела возле входа, но прежде чем она успела открыть рот, мой отец сказал ей: «Женщина, если ты пришла, чтобы тоже говорить против Отаки, то можешь даже не начинать. Держи свои слова при себе».
     И сказав это, он встал и вышел из палатки, а незваная посетительница, стала, что-то лепетать в оправдание, что она пришла всего лишь попросить взаймы ниток из сухожилий, и, получив их от моей матери, направилась к себе домой, без всякого сомнения, чтобы ещё больше распространять сплетни и  говорить об Отаки всякие гадости.
     После этого, для Отаки вновь начались дни столь любимой ею настоящей вольной охоты. Её добычей становились бизоны и лоси, олени, вапити и антилопы, и все звери, кто только оказывался на мушке её ружья. В палатке Отаки всегда было вдосталь мяса, хорошо выделанных шкур и дублёной кожи для шитья одежды и мехов для торговли. Однако Отаки не всё время проводила на охоте, когда она бывала дома, она много и упорно занималась домашней работой. Отаки работала сама и обучала женской работе младших сестёр, они вместе обрабатывали шкуры и дубили кожи, сушили мясо, делали пеммикан и учились готовить еду и шить одежду. Её братья пасли лошадей, а на охотах следовали за нами с вьючными лошадьми. Старший же из братьев, которого звали Новые Одежды был уже в состоянии охотиться и перевозить добытое мясо самостоятельно.
     Однако вернёмся немного назад. Спустя несколько дней после гибели Утреннего Пера большой отряд наших воинов выступил против племени кроу, чтобы отомстить за его смерть. Но этот отряд так же не смог дойти до вражеской страны, по тому, что у предводителя отряда знахаря и шамана, так же были дурные видения, во снах предупреждающие о плохом исходе похода и заставившие отряд вернуться назад. Они дошли до южных пределов наших земель у Лосиной реки, но так и не обнаружили лагеря кроу. Вскоре после их возвращения, вожди собрались на совет, и решили отправить послов к братскому племени кайна, чтобы уговорить их воинов совершить совместный большой набег в самое сердце охотничьих угодий вороньего племени. Но, наши послы вернулись с известием, что большая часть воинов кайна, отклик-нулась на призыв северных черноногих, и отправилась вместе с ними в поход против племени янктонаев, которые вторглись в восточные пределы наших земель. А по сему, нам придётся ждать не меньше целой луны или даже больше, пока они смогут присоединиться к нашим воинам. И наши вожди решили, что мы должны подождать прихода воинов кайна. Однако молодой но очень удачливый воин по имени Видит Чёрное, заявил, что не хочет ждать и поведёт в земли кроу небольшой отряд в десять человек, которых он отберёт сам, и готов безотлагательно заняться отбором воинов в отряд, и подготовкой похода. Вожди, дали ему разрешение на этот поход, и нужно сказать, что я был одним из десяти воинов, которых Видит Чёрное выбрал для участия в своём отряде.
     Была тёмная безлунная ночь, редкие облака наполовину скрывали и слабый свет звёзд, когда наш отряд выступил в поход, но мы шли уверено и спокойно без каких либо приключений. Только два раза за ночь, идущий последним в нашем отряде, останавливал, весь отряд, чтобы посмотреть, на пройденный нами путь. Он говорил, что возможно зрение и слух обманывали его в темноте ночи, но кто-то или что-то преследовало нас. Оба раза мы долго отдыхали, и наблюдали за тропой позади нас, но никого не видели, и не слышали. Но вот когда мы подошли речной долине, уже светало, и тут мы все увидели, что какой-то путник следует за нами.
      — Наверное, это кто-то из тех, кого я не взял в отряд, — сказал наш предводитель. — Дождёмся его, и отправим назад в лагерь.
     Завернувшись в большую накидку из бизоньей шкуры, наш преследователь шёл в полутьме раннего утра. Но даже когда он подошёл совсем близко, мы не могли понять, кто это был, потому, что покрывавшая голову бизонья шкура скрывала большую часть лица. И только когда он был всего в нескольких шагах от нас, он отбросил накидку с головы, мы увидели, что нашим преследователем была Отаки.