Кузнец кн2 ч5 гл2

Глава 2. Горящая земля
     Спокойным и ясным морозным днём мы дошли до бывших границ Бергстопа, что прижат к Западным горам между Грёнаваром и Эйстаном, дошагали всего за десять дней. Всё казалось мирным: обычные хуторки, мелкие форты и деревушки до самого города. Но наша сигнальная башня на бывшей границе, у самого большого форта, полыхала во всё небо, и мы двинулись дальше на запад к городу. К двенадцатому дню мы встретили их, норвеев или урманов, как ни назови их, казавшихся чёрной массой из-за шкур чёрных козлов, в которые они были одеты. Город уже был сожжён ими, как и деревни вокруг и дальние форты. Огни поджидали нас.
      Мы были готовы за день до этого, гнев и ярость помогли нашему небольшому отряду разметать и частью разогнать более многочисленное и поначалу свирепое войско норвеев.
      Остановившись лагерем на ночь, мы решили с сотниками послать вестовых в Сонборг и идти на помощь Стирборну в Грёнавар на север. Наутро мы вышли, но Стирборна с Легостаем мы встретили к исходу второго дня. Они отбили Грёнавар и несколько фортов, оставили там изрядные силы для обороны и шли нам навстречу. Радость от этой встречи наших двух немного потрёпанных и уменьшившихся частей была необыкновенной. Эта встреча казалась возвращением в детство: мы со Стирборном,ё наши отцы. Мы ведь так и росли, мы дружим всю жизнь, начинают дружить наши дети, сейчас от нас зависит, останется Свея для них такой, как мы мечтали…
      Мы не позволили себе праздновать, как ни хотелось, нашу промежуточную победу, боясь вспугнуть удачу, сопутствовавшую нам, но сообщение в Сонборг, это уже третье, учитывая, что и Стирборн сразу сообщил о победе, послали. К тому же сигнальные башни зажгли условленными зелёными огнями, чтобы Сонборг знал о нашем успехе. Может быть, Сигурд уже вместе с Брандстанской ратью своей матери Рангхильды в эти дни выбивает остатки врагов из Асбина?
     Решили поэтому вначале повернуть на юг и дойти до Эйстана, куда был послан Берси, надеясь там соединиться и с конунгом.
    Берси мы нашли с войском потрёпанным изрядно, оказалось, в Эйстане их ждала чумная ловушка. Когда отряд подошёл к городу, рать окружили и напали неожиданно со всех сторон.
       — Со страху, как поняли, что чума там... разведку не отправил, постов не выставил, — сокрушался Берси, вздыхая и качая головой, — всё забыл, чуть не загубил совсем дело... вот и взяли нас тёпленькими. Насилу ноги унесли, треть от отряда осталась. Плохой из меня воевода вышел.
     Уговаривать и успокаивать его мы не стали, не до бабьих уговоров, раз понял, что сплоховал, в другой раз не подведёт.
      Мы пошли объединённым отрядом на Эйстан, сожгли заражённый город и пустые окрестные деревни и форты. У бывшей границы с Асбином натолкнулись на большой норвейский отряд и бились уже всерьёз до самой ночи. Но победили.
      И теперь мы шли к Асбину. Теперь мы почти не встречали нетронутых деревень. Были видны следы боёв, очевидно, Гуннар гнал асбинскую рать назад, на юг, и оставались позади одни головешки…
       — Сколько пожгли селений! – сокрушался Бьорнхард, оглядываясь по сторонам с седла и вздыхая. — Ты погляди, Рауд... ай-яй-яй!
       — Отстроимся, отец. Победим погань норвейскую и за дело. Не привыкать строить теперь, все девять лет строим.
      — Восемь, – поправил Бьорнхард, — первый-то год воевали тоже.
      Наконец мы дошли до ратей Гуннара с Гагаром, встретив их на обширной равнине далеко до бывших границ Асбина, рать успела продвинуться изрядно, но и отбросили её наши воеводы тоже значительно.
      Здесь было большое и хорошо вооружённое войско из умелых воинов Асбина, закалённых набегами на Гёттланд, да ещё и отряды норвеев.
  Наша, даже объединённая теперь, рать сильно уступала асбинцам в количестве. Но не в ярости. Мы защищали не просто наши земли, наших йофуров, которых, даже не было с нами в этот раз, но нашу новую жизнь, наши устремления в будущее, всё, что успели построить, о чём мечтали, куда вёл нас Сигурд. Мы все понимали, что станет со Свеей, одолей Асбин и норвеи…
      Поэтому мы сражались здесь не на жизнь, а на смерть. Развеянные нами, как мы думали, норвейские орды снова собирались, стекались как ручьи после дождя и напали на нас с тылов, едва не заключив в кольцо…
      И началась битва, которая продолжалась двое суток. Силы таяли с обеих сторон. Снег, перемешавшись с взрыхлённой копытами и сапогами землёй, оттаявшей от пролитой крови и нашей ярости, давно превратился в кровавое месиво. Мороз забирал раненых, которым не успевали помочь лекари. Трупы людей, лошадей усеивали поле от горизонта до горизонта на утро третьего дня, когда с обеих сторон осталось не больше тысячи или полутора измученных, ободранных измождённых воинов.
     Гуннар поднял вверх меч с кличем:
     — Асбинцы! Остановим кровопролитье! Уходите в Асбин, забирайте раненых, мы те станем преследовать вас. Ваши мертвые пусть остаются с нашими.
      Мы опустили мечи и копья, луки, шестипёры и топоры. Кажется, устало и изнемогло даже железо.
       — Вы не сможете похоронить их! – крикнул юноша, на высоком чёрном как ночь коне, с плохо забинтованным окровавленным плечом. Он снял шлем с по-мальчишески маленькой черноволосой головы. Он был бледен, измождён как все, но не испуган. – Оставим мертвецов росомахам и лисам?
       — Кто ты? – крикнул Гуннар.
       — Я – Магнус, старший сын конунга Ньорда Асбинского.
      — Нет такого конунга, он низложен конунгом Свеи, Великим Сигурдом Виннарен! – выкрикнул Гагар, считавший себя причастным к этому, поскольку сам передал волю Сигурда Ньорду.
     Магнус захохотал громко и страшно.
       — И где ваш Сигурд Великий? Где его величие? Может быть, мой отец уже привёз его голову на пике в Сонборг к его дроттнинг?
       Он смеялся так уверенно и нагло как умеют только подростки, как умеют те, кто ещё не боится смерти. Мороз пробрал наши, разгорячённые битвой, души до основания. Ведь мы не знали, что с Сигурдом, что в Сонборге…
      Кто-то поднял лук, выстрелить в дерзкого, но Гуннар остановил:
      — Уходите! Магнус уводи своих людей!
     — Поспешите в ваш Сонборг, успеете на свадьбу моего отца с вашей дроттнинг! А я замолвлю за вас словечко конунгу Свеи Ньорду Болли, чтобы казнил вас быстро, без мук, вы храбрые воины.
     Он кричал ещё что-то, куражась, но уже подтягивая и уводя своих воинов. Нам всем стало не по себе. Ведь мы ничего не знали, ни одного ответа на наши вести не было, что с Сигурдом и нашими товарищами Исольфом и Торвардом… Победы праздновать не приходилось…

       …Мы шли с Сигню к лекарне, я не мог не спросить, внутренне сжимаясь:
       — Ты, правда, считаешь, что мы окружены?
      Сигню посмотрела на меня, качнула головой:
       — Сам посуди, никаких вестей столько времени. На башнях никакого движения… Да и... Ты же поднимался со мной на стену, какая тишь стоит... — Сигню смотрела на меня, чуть улыбнулась. — Лес замер, потому что там люди... Одна надежда на тайный ход. Но надо чтобы они подошли вплотную, чтобы мы могли уйти за их спины, за их кольцо...
       — Тайный ход? – недоуменно спросил я.
       — Это единственное, что Сигурд согласился сделать, пока не верил в грядущее нападение Ньорда.
      Наши дни проходили по-прежнему, но всё тише вокруг города, мы все скоро почувствовали, что вокруг собрались невидимые ещё враги, поджидающие, испытывающие нас на крепость. Они всё ближе. Мы словно чувстсвовали их взгляды из-за деревьев...
      — Может быть, устроим пир, а? Повеселимся назло тем, кто пришёл убивать нас, – предложила Сигню однажды утром.
      Все посмотрели на странную дроттнинг вначале недоуменно, но потом заулыбались, заморгали, подталкивая друг друга локтями и плечами, зашумели, заговорили.
      И мы устроили пир. Нарядились с лучшие шёлковые платья. Давно не было такого весёлого пира. Давно не пели такие красивые песни, давно так весело не танцевали. Хотя почти не пили хмельного при этом. Да и кому было пить? Кто веселился? Женщины и те, кто должен их защитить, какое тут пьянство…
      Но пел я самые весёлые, самые любимые всеми песни, как те, что поются на свадьбах и в праздники, как во время той свадьбы, что была тут во время Чумного похода. Только гостей тогда было много, и та радость была без отчаяния, тогда мы были уверены в победе над чумой...

     …Мы сбросили в море тех, кто пришёл с его свинцовых зимних вод в три дня. Сожгли их корабли и, почти не потеряв воинов, двинулись к Брандстану. Здесь мы соединились с ратью Торварда, возвращавшегося из Норборна. Он развеял там отряды норвеев, загнав обратно за Западные горы.
      — Только вот гарнизоны мы выставили слабые, там всего два форта едва отстроенные… после чумы и людей ещё мало, — будто оправдывался Торвард.
     Недалеко от Охотничьего хуса мы и встретили их, стройное огромное, отлично вооружённое и натренированное войско Брандстана. Мною же и обученное.
      Моя мать, как величественная Брунгильда, на высоком, белом, без единого пятнышка, коне, стояла полководцем перед этим войском. Из ноздрей великолепного коня паром вырывалось дыхание, на всем войском въётся тёплое дыхание. Но её конь, кажется, выдыхает дым... И шлем на Рангхильде Орле самый настоящий, только на женский манер, с тонкой золотой короной и длинными колтами, спускающимися на тёмные косы, двумя тёмными змеями струящимися вдоль её стана.
     У меня заныло под сердцем: был бы жив мой отец, Ингвар, он никогда не позволил бы свершится этому, чтобы моя мать вышла с войском противу меня…
 
     …Я смотрела на сына. На своём верном Вэне, огромный и величественный, в сверкающей кольчуге, шлеме. Настоящий конунг, за исключением маленькой детали, ты не мог стать им, если бы не я!!! У меня в животе собрался кулак, готовый к удару...
     — Здравствуй, мама! – проветствовал меня Сигурд своим полным силы голосом, не напрягаясь, заполняя им всё пространство.
      Как я могу, не гордится тобой?      
      Как я могу не ненавидеть тебя за то, что ты предал меня?
      Ради кого? Ради чего?! Ради низкой страсти…
      Во мне всё выше поднималась волна злобы и негодования. И отвращения.
      Я родила тебя, промучившись перед этим девять бесконечных месяцев недомоганием, тошнотой и слабостью, а потом, рожая почти сутки, в муках, от которых свет мерк передо мной. Я сделала всё, чтобы ты получил все знания, лучших наставников, даже алаев я тебе выбрала из самых благородных семей. Я женила тебя на Сонборге и ты отвернулся от меня сразу же, едва вошёл к своей жене…
     Ты предал всё, всю мою любовь и все жертвы, что я принесла для твоего величия… И сейчас ты выступаешь против меня? Что ж, посмотрим, надолго ли?!
       — Здравствуй и ты во веки веков, сынок! – ответила я.
       — Ты вышла с готовой ратью, чтобы помочь мне прогнать нашествие урманов, подстрекаемых дядей Ньордом, твоим братом? — я нарочно назвал наших вечных врагов прозвищем, данным им славянами.
      Я видел, как она усмехается, обнажив в улыбке длинные белые зубы.
       — Помолчим до времени о том, кто здесь, чей брат, Сигурд.
      Неужели скажет перед всеми, перед всей ратью, пред Исольфом и Торвардом? На всю Свею? Мне стало не по себе…
     Я похолодел, и она заметила это, продолжая усмехаться, тронула слегка поводья, отчего конь её пряднул своей сухой красивой головой и я увидел, что справа от неё появился всадник. Тяжёлый всадник на тяжёлом огромном коне. Он ехал нарочито медленно, показывая этим, что войско за их спинами, это и его войско. Он останавился одесную Рангхильды.
       — Приветствую, племянничек! Похоже, эту битву ты проиграл, не начав.
     Я улыбнулся:
      — Неужели вы, мои милые родичи, мама, дядюшка, убьёте меня?
      — Зачем убивать? Достаточно будет тебя пленить, — ответила Рангхильда, не моргнув глазом.
      — Мама…
      — Сигурд, мы не в детской больше, — жёстко оборвал меня Ньорд. – Предлагаю поговорить, а там решишь, станешь ты сражаться, или решим дело без кровопролития.
       Воеводы Исольф и Торвард остались с войском, напротив их воевод, мы же втроём динули коней к Охотничьему хусу, поднялись в хорошо протопленный зал, пустой, всех слуг удалили заранее. Этот зал... Тот самый...  Здесь я очнулся, когда меня ранил медведь, и смотрел как Сигню заплетает косы, вся пронизанная светом восходящего солнца… Это волшебное воспоминание придало мне сил, воодушевило и даже как-будто вооружило меня против ополчившихся на меня родных.
     Мы сняли шлемы, меховые плащи. Мама аккуратно поставила свой красивый царственный шлем на стол, возле себя. Села первая во главу стола, положив ладони на столешницу…

         …Мой был план прост и чёток. Я помогаю Ньорду получить трон через Сигню. Он женится на ней, чтобы сесть в Сонборге, а потом медленным ядом сведёт в могилу. Сразу убить поганиую тварь нельзя, она так любима в народе, что под любым, кто обидит её, разверзнется земля...
  Ну, а после её смерти, через год или около, я помогу Сигурду свалить Ньорда. Ведомый жаждой мести, Сигурд вернёт себе Свею легче, чем завоевал когда-то…

   …Как полезна женская близорукая ненависть! Рангхильда помешана на том, чтобы избавиться от невестки, и готова на всё, чтобы помочь мне отобрать у Сигню своего сына, даже забрать у него Свею…
   
    …Мы с Ньордом сели напротив друг друга. Я давно не видел его. Он повзрослел, что называется, заматерел, что же, он скоро женит старшего сына… а я всё вспоминаю его мальчиком, пареньком, который катал меня на плечах до речки, где учил плавать… Боги, неужели, мы те же мальчишки?..
      Ньорд закатал рукава рубашки, обнажая тостые от мышц и мохнатые от рыжей шерсти руки, увитые браслетами татуировок: так отмечают детей конунга. Каждый браслет на правой руке – сын, на левой – дочь, браслеты из перевитых рун рода, одал. Что ж, Ньорд богат потомством. На моей правой руке только один браслет пока.
      Ньорд усмехнулся:
      — Твоей жене идёт быть беременной. Мне она понравилась  теперь больше, чем раньше, — он доволен произведённым впечатлением. И продолжил: — Я обманул тебя, Сигурд, как любого зверя! А-ха-ха!..
      Он захохотал, запрокидывая большую круглую голову. А волосы стали редеть у тебя, Ньорд, подумалось мне, когда я увидел его просвечивающую сквозь длинные и слипшиеся под войлочным подшлемником беловатые волосы макушку... Мой ум цепляется за всё, чтобы только не думать, что он коснулся Сигню...
      А Ньорд продолжил, наслаждаясь:
       — Я выманил тебя, как медведя из берлоги, и пока ты и твои алаи носились за моими норвеями и сыновьями, я спокойно вошёл в Сонборг, пробив стены орудиями, которые ты первый применил в Свее восемь лет назад.
     Он был доволен собой, он чувствовал, какой ужас я испытваю...
       — Если бы не катапульты, я долго осаждал бы Сонборг. Пришлось бы что-то придумывать самому, ты его сделал неприступным  с этими тройными стенами, — он засмеялся, обнажая крепкие широкие зубы в такой знакомой усмешке. В этот момент я подумал, что он, наверное, ест сырое мясо... мне кажется, я вообще не знаю этого человека... — Неужели, ты, правда, рассчитывал на помощь мамочки? После того как выбрал не её, а Сигню. Все мужчины Рангхильды всегда выбирают других женщин. Даже верный Ингвар и тот выбрал Смерть. Что уж говорить о главной любви её жизни - Эйнаре Синеглазом, — он наслаждался своми глумлением.
     – Ньорд! – воскликнула Рангхильда, к такому обращению татуированная линьялен не привыкла.
      Но Ньорд и внимания не обратил на возглас сестры.
      — Что, мальчик, не думал, что я узнаю, что ты ублюдок Эйнара? Я догадывался давно. А тут… письма твоего папаши нашлись в сундуках вашего Фроде. Да Гагар сболтнул спьяну, что Хильди ездила сюда к Эйнару. Так что ты, возможно, зачат был в этом доме. А Хильди? – Ньорд залился смехом, точно давно ждал этого момента поиздеваться над нами.
      Рангхильда поморщилась, думаю, она неожидала свего того, что без стыда произнесено грубияном Ньордом. Связалась с отчаянным головорезом и насильником и вздумала морщить носик от его вульгарностей? Если ходишь по грязи, тв не можешь не выпачкать ног… А Ньорд продолжал упиваться полученной возможностью покуражиться и надо мной, и над сестрой, которую, как я вижу, он ненавидит.
       — Хватит ерунду молоть, — не выдержала, Рангхильда. – Давай к делу, Ньорд.
       — Давай к делу, — охотно согласился Ньорд, кивая.
     А Рангхильда продолжила:
      — Ты не можешь больше быть мужем дроттнинг Сигню, Сигурд, теперь, когда известно, что вы брат и сестра.
     — Но главное, бастард, и даже куда важнее – поэтому же ты не можешь быть конунгом Свеи, — радостно добавляет Ньорд.
      Я вытянул руки, отодвиаясь от стола.
      — Плевать мне на всё, что вы сейчас тут говорите, — негромко и холодно сказал я, я это уже отстрадал. – Я конунг Свеи по праву. Я завоевал её кровью и после построил. Пока ты, Ньорд, гёттов по лесам гонял, да пьянствовал с алаями и якшался с дикими урманами, я строил. Я – великий конунг Свеи, Сигурд Виннарен, муж моей дроттнинг и отец нашим детям и Эйнару и тому, что родится будущей осенью.
      Ньорд побелел, подаваясь вперёд и зашипел:
       — Это, если я позволю ему родиться! А первому позволю жить, а не удавлю.
      Я отпрянул, нет... не может быть Ньорд таким чудовищем...
       — Я уже женился на твоей жене, — меж тем похабно ухмыльнулся Ньорд, заметив мой испуг. — Она не хотела, не скрою, но лишь вначале, пока я не припугнул, что выбью ребёнка из неё… Она горячая у тебя, любит это дело, а? – он гадко подмигнул мне.
      У меня мутился ум, я с неимовернм усилием держал себя, чтобы не броситься на него, как он хотел, расчитывая, возможно, прикончить меня  схватке сразу.…
       — Ты уже никто и в Свее и для твоей жены. Ей понравилось со мной больше, чем с тобой. Так и сказала… — Ньорд ухмыльнулся.
     Я не вскочил. Чувствуя, как заходится сердце, я всадил кинжал в распластанную на столешнице толстую ладонь Ньорда. Женился ты на Сигню? Я не поверю в это никогда. Тут ты перегнул, Ньорд! Действуя инстинктивно, Ньорд  размахнулся и полоснул меня кинжалом по горлу... и я увидел, как горячая кровь заливает мне грудь… моя кровь...