Из за печки да с выходом

Ой, бабоньки! Пишу только для вас, мужики меня точно не поймут! Мне бы сейчас не у печки, а за печку.
Нежданно-негадано у мужа случился инфаркт. Разбудил меня в 6 утра. Сидит, стонет, в холодном поту, говорит, желудок болит и жарко ему, дышать трудно. Я-то сразу поняла, не желудок! Вызвала скорую, сделали кардиограмму и сразу под музыкальные сигналы увезли прямиком в операционную. Сопровождал старший брат мужа, которого я тоже вызвала. Он примчался с двумя пластиковыми бутылками в руках: в одной-верблюжье молоко, в другой-верблюжья моча (типа, панацея от всех болезней). Ну, ему-то моча в башку уже года два как ударила, наверное перепил...Он так с этим «лекарством» и просидел в больнице, пока мужа оперировали. Говорят, между делом и врачам попробовать предлагал.
Волновалась? Конечно волновалась. Но от волнения и постельное белье все перестирала, и обед приготовила. Через три часа брат отзвонился: П
-Приезжай, все хорошо, спасли.
Больницы у нас здесь хорошие, врачи сильные. Приехала: одноместная палата, специальная кровать немецкая, отдельный туалет, питание по меню, телевизор... Лежит весь под аппаратурой, на компьютерных экранах кардиограмма снимается каждые 15 минут, давление контролируется.
Сделали коронарографию, провели стентирование, то есть через прокол ввели катетор с имплантом, без каких либо разрезов.
Однако... Муж лежит по стойке смирно, прямо как Ильич в мавзолее, рядом- медбрат, как солдат, только без ружья...
Понимаю, что надо поднять настроение.
- Ну, что? Опять повезло?
- А ты что? Не рада?
- Как это не рада? Кто же в нашем возрасте откажется от живого супруга? Я еще за тебя рада очень, что ты так удачно женился 30 лет назад. Видишь, спасла тебя...
Муж меняет положение... Уже не в мавзолее, а «в гамаке, в саду», чуть-чуть покачивается, стонет...
Стою рядом, молчу. Я то хорошо знаю, что это такое «стентирование», сама три года назад прошла через это. Но молчу. Просто мой муж, который в жизни ни минуты не работал физически, не знает как гвоздь забить, а вымыв за собой тарелку, порой так посмотрит на меня, как будто генеральную уборку в доме сам сделал, при температуре 37,2 уже «умирает».
Начинаю беседовать с медбратом, распрашиваю какие препараты дают, сколько дней в больнице пробудет...
Стонет. Делаю вид, что жалею...
- В нашем возрасте себя нужно беречь, - начинаю я, - не жрать что попало, не кусковать, как ты любишь, не шастать по многочисленной родне. Курить нельзя...
Перебивает:
- А у меня может быть собственное мнение?
- Может, конечно! И должно быть! Сейчас я тебе его расскажу, а ты запоминай...
В связи с ковидом, в больницах навещать больных за один раз могут только два человека. Хорошо, что ждут своей очереди его братья и сестры, а так же племянники. Мы с дочкой, с сочувствующим видом поправляем ему постель, желаем поскорее встать на ноги и уходим...И так всю неделю.
Наконец, мужа отпустили домой, на постельный режим.
Ой, бабоньки!!! Легче сделать генеральную уборку в доме, все перестирать, перегладить, дважды поработать в саду, потом еще чего-нибудь поделать, чем ухаживать за «больным» мужем.
Ходит по дому аки готов уже к причастию последнему, стонет, причитает, жалеет себя... Не хочет смиренно понять и принять свой возраст и, соответствующие этому возрасту, болезни. Не хочет пить таблетки, капризничает, говорит, что без сигарет быстрее умрет, чем от сердца...
Я не так легко теряю самообладание, но если потеряю, его не найти даже с полицейской ищейкой, а потому, дабы заглушить голос мысли, командую:
- Рот открыл!
Открывает. Всыпаю туда таблетки, подаю стакан с водой! Послушно поглащает. Понимает, что со мной шутки плохи. Выделила пять сигарет на день, чтобы от ломки не помер.Садится к телевизору. Лицо – многозначительного вида, как витрина, где выставлены товары, которых нет в продаже.
Говорю:
Ты сейчас похож на Красноярск 1981 года, когда Брежнев туда приезжал. Все любовались продуктами на витринах магазинов, но понимали, что это просто бутафория...
Юмора не понял, ворчит, что я шучу, когда муж болеет, а это грех. Оба-на! О грехах вспомнил. Напоминаю, что один из грехов по дому бегает, а я выращиваю, люблю этот грех, как свой собственный... Стонет...
- Знаешь, дорогой! Мы это уже проходили! На «бис» умирают только актеры, а ты вроде как полковник в отставке. Так что ложись и слушай мою команду: Смирно!
Шепчет:
- Я сейчас, как постреленный воробей, летать не могу.
- Вот и хорошо, - отвечаю я, - не двигаешься, значит не споткнешься. Всех птиц за решетку, а петь буду я! А ты слушай и делай так, как сказал доктор: постельный режим, покой, лекарства, по телевизору – легкие фильмы. Видит, что его якобы жалеет, послушно ложится. Но хватает этого лежания минут на двадцать. И так каждый день с утра до вечера.
День, уходя, говорит Вечеру:
- Ты плетешься за мной.
- Нет, - отвечает Вечер, - я иду впереди завтрашнего Дня.
Понимаю, падать духом нельзя, можно ушибиться. А еще понимаю, что жаловаться людям на собственного мужа так же нелепо, как жаловаться на свой рост или рельеф физиономии. А потому не примите это за скулящие всхлипы. Я за время его болезни уже и дом к новогоднему празднику отдекорировала, огоньки везде, елочки в каждой комнате. Жизнь то продолжается! И ценить надобно каждую секунду, каждый миг. А еще надо помнить, что все мы немного сумасшедшие, и тогда все странное в жизни исчезает и все становится понятным. А потому выйду ка я из-за печки, да расправлю плечи! Ведь из грусти и переживаний есть только один выход- в счастье! Вот туда и пойдем мы вместе с моим капризным арабским «сокровищем».