Тили-тили тесто

Валерий Филатов









Тили – тили тесто




















г. Оренбург

.



                Тили – тили тесто

Зимняя морозная ночь. Тихо. Иногда раздаются гудки тепловозов со станции сортировки вагонов.
Днем прошел нежный снежок, обновляя всё белым бархатистым покрывалом. Самая настоящая предновогодняя ночь, она как невеста нарядилась и красовалась блёстками свежих снежинок, переливающимися различными цветами тоненьких лучиков от затвердевших на морозе снежинок и поскрипывавших под ногами.
Скатившись с горки, залитой в овраге, лежали на льду двое и рассматривали звезды. Они были еще школьники Валя и Валентин. В эту ночь звезды опустились для них пониже, чтобы они могли любоваться ими и светили они ярче, чем когда-либо.
Возможно, таких звезд они не увидят никогда в своей жизни, а может и увидят. Это особенная ночь, это особенные звезды, это звезды детства, это звезды начинающейся  юности.
- Смотри, какая яркая вон та звезда, – показывая рукой обратилась девочка.
- Какая? – уточнил мальчик.
- Вот та, прямо надо мной.
- Они все над тобой.
- Но эта самая яркая и цвета меняет. Видишь?
- А-а, вижу.
    - Ты  хотел бы полететь к этой звезде, там наверно красиво.
- С тобой?
- Ну, почему со мной, так вообще полететь, посмотреть, что там. А может, там живут люди, похожие на нас, а может они еще красивее?
- Если и есть там люди, то они не похожи на нас, я их по телевизору видел.
- Причем тут телевизор,- возмутилась девочка, - я про звезду.
- А вон там, смотри какое созвездие, и как оно называется?
 
Удивительно, но им не было холодно лежать на льду.
Горку заливали всегда мальчишки сами, без какой-либо помощи взрослых. Стоило только наступить первой зимней оттепели, когда снег становится мокрым и липким, так собирались мальчишки и девчонки скатывать снежные комья, строить снежных баб, крепости и конечно, уже к вечеру, уплотнять снег в овраге, подготавливая горку к заливке водой.
Воду брали вытекающую из трубы, торчащую из забора завода. Эту воду мы иногда даже пили и только потом узнали, что она использовалась в токарном цехе завода для охлаждения обрабатываемых деталей на токарных станках. Вот поэтому мы видели в глазах какое-то подрагивание и вспыхивание, когда прислонялись к воде или к трубе. Это от небольшого электричества от токарных станков, а бывало, что появлялся вкус машинного масла, но нас это не беспокоило.
   - Валюшка, а ты когда уезжаешь? – с грустью прозвучал его вопрос.
- После Нового года, третьего или пятого января, отцу надо на работу выходить.
Он единственный, кто называл её Валюшка, единственный среди подростков из их компании во дворе и приходящих из других домов. Валюшкой он её стал называть после игры на снежной горе, это было давно, по их представлению, еще в детстве, они тогда еще не ходили в школу.
Она как-то смешно падала через сугробы, через снежные шары, скатанные для построек. Точнее, она не падала, а заваливалась, и потом долго не могла встать.
     - Ну, ты и завалилась, - подтрунивал над ней Валька.
Она не могла быстро встать из-за большого, не по её размеру, пальто. Валька помогал ей встать, подавая руку и приговаривая:
     - Ну, ты и валюшка, валюшка-завалюшка.
Так и стал звать её потом Валюшкой.
Но если кто другой позволял себе обратится к ней так же, то получал достойный отпор: « Я тебе не Валюшка, а - Валя и запомни это раз и навсегда», возмущенно осаживала она такого мальчишку.









* * *
Но это было потом, а до этого на них выпали серьезные испытания...
Это было  осенью. Как-то собралась большая компания мальчишек и девчонок, чтобы попрыгать через длинный канат. Условия такие, двое крутят канат, а другие, стоящие друг за другом поочередно в начале пробегают под канатом, при условии  не задеть его, потом перепрыгнуть один раз, затем два, три и т.д.
Образовали круг, чтобы по считалке выбрать тех, кто будет крутить канат, как увидели, что к ним подходит Куська. В руках он нес кусок хлеба, сдобренный подсолнечным маслом и посыпанный солью. Запах подсолнечного масла был настолько смачный, что слюна заполняла рот. Это был тот запах, от которого «сносит крышу». Это был тот единственный, умопомрачительный запах, который имел такой аромат.... и казалось, что вкуснее этого куска, сдобренного маслом,  нет ничего на свете. Так не пахло ни одно подсолнечное масло, из всех подсолнечных масел, как на этом куске Куськи.
 Он не раз приходил с таким куском хлеба, за что и стали его дразнить Куська-мукуська или Куська – кусочник.
Скверный был мальчишка. В игры играл нехотя, плохо, как-то без огонька, без азарта, ябедничал, обзывался или мог во время игры уйти домой. Бывало играет с нами в футбол или в хоккей и раз, пошел себе молча, оставив команду в меньшинстве.
   - Куська, ты куда, - окликали его, но он шел себе, не оглядываясь. Не понимали мы его поступка и конечно сильно обижались и поколачивали иногда, если проигрывали команде мальчишек с другой улицы.
Считалка остановилась на пол-пути, и все смотрели на подходящего Куську. Он остановился в нескольких шагах от нас и смачно откусил кусок хлеба.
К нему медленно подошли пацаны.
  - Куська, отломи кусочек.
   - У себя дома отламывай, - бормотал Куська с полным ртом хлеба, поблескивая подсолнечным масло на губах.
   - Куська, не жадничай, вон у тебя какой большой кусок. – Куська молчал и смачно дожевывал хлеб.
   - Ты че тогда пришел с этим куском? - злились пацаны.
   - Если надо то могу и уйти, - бубнил Куська продолжая жрать, всем назло,  откусывая следующий кусок.
В этот разговор всегда незаметно вмешивалась Валя. Все знали, что Куська ни с кем не делился, кроме Вали. Она, как всегда, подходила к Куське и, не моргая, глядя ему в глаза тихо произносила тихим певучим голосом.
    - Угости, пожалуйста, а? Ты же не жадный.
Куська нахмурив брови и сделав паузу, приложил пальцы к краю хлебной мякоти. Если бы он отломил с угла, то это был бы маленький кусочек. Валентину это не устраивало и она, нежным голосом, подсказала ему.
   - Не – е, ты с корочкой, с корочкой отломи.
Куська засопел, глубоко втягивая воздух и шумно выдыхая, перетащил  пальцы к другому краю, где корочка.
   - Не-е, ты повыше возьми,- щебетала Валя.
Он захрыкал, где-то внутри горла и стал разламывать кусок посередине вместе с корочкой. Он это делал так медленно, что многие не раз проглотили слюну предвкушения.
И вот – свершилось. Почти половина куска в руках у Вали.
   - Спасибо, - и кивнув головой, Валя подбежала к нам.
Мы  знали, что  Валя сейчас отломит каждому по кусочку. Это были самые вкусные солоноватые кусочки, они так и таяли во рту.
Куська стоял с довольной рожей добродетиля.
Валя отламывала по кусочку и раздавала каждому, а  в этот раз, она не подрасчитала и у неё остался только один маленький кусочек, этот кусочек она оставила для себя и хотела было его положить в рот, как увидела, что мальчику Вальке не досталось кусочка.
Он смотрел на неё ожидающим, вопросительным взглядом.
Валя остановилась. Все давно проглотили свои кусочки, кто-то вытирал руки об штаны, кто-то облизывал пальцы, но все заметили её оплошность и внимательно наблюдали, что же будет дальше?
В воздухе повис вопрос: «Съест или не съест?»
Воцарилась гробовая тишина, слышно было, как мухи жужжали прилетевшие на запах.
Валя оглядев всех, подошла к Валентину и, протягивая кусочек тихо произнесла.
     - На. Я не буду.
В её глазах было столько доброты, откровения и чистоты, что Вальке оставалось только  приоткрыть рот, и кусочек хлеба лежал бы у него во рту. Но в последний момент он остановил её руку и, отстраняя,  произнес.
    - Это твой кусочек.
И снова возник вопрос: «Съест или не съест?»
Все затихли на месте, и ожидали чего-то особенного, будто присутствовали перед чем-то загадочным или великим событием, от которого зависит судьба или жизнь.
Кусочек хлеба почти прикоснулся к губам Вальки, и его словно озарило. Он увидел её большие голубые глаза. Валюшка смотрела на него как-то ожидающе.
Она смотрела без сожаления, что ей не достанется хлеба. Она смотрела так, как смотрит мать на малое дитя,  которое съело из её рук первую ложку манной каши.
Его поступок настолько удивил её, что она вспыхнула искоркой благодарности, улыбка засветилась на  лице и, перехватив его руку она задержала её.
 Они стояли, глядя друг на друга, его рука была в её руке и в этот миг, как будто все исчезло в этом мире. Они видели только друг друга. Это был тот взгляд, который запоминается на всю жизнь. Это тот взгляд, который вспоминают или пытаются вспомнить через много-много лет и он остается в отдаленных уголках нашей памяти, сохраняя глубокую проникновенность, нежность и чистоту чувств. Порою, он проскальзывает в глазах великовозрастных мужчин и женщин, на вечеринках друзей- одноклассников и тогда исчезают куда-то морщины, вспоминается юное лицо, и то беспечное время детства, юности. А бывает, что охватывает необъяснимая грусть, грусть о навсегда ушедшем времени.
Они замерли на миг, погруженные в глубокое чувство взаимопонимания и сострадания, чувство откровенной теплой заботы. И казалось Бог, и невидимые ангелы освещали их светлым сиянием чистых отношений и любви. В такие мгновения просыпается или зарождается настоящая любовь. И что там этот маленький кусочек  хлеба, по сравнению тем состоянием души, которое сейчас их охватило.
И в этой тишине вдруг прозвучал гнусный голос Куськи.
     - Тили-тили тесто, жених и невеста.
Эта фраза резанула как молния, она громыхнула, как гром среди ясного неба и этого оказалось достаточно, чтобы все изменились до неузнаваемости. Толпа, словно ждала этой фразы и сорвалась с цепи, как стая диких собак. Они начали одновременно орать с выпученными глазами.
    - Ти-ли, ти-ли тес-то, же-них И невес-та!
Какой-то невидимый дирижер заставлял их раскачиваться в такт каждого слога, то наклоняясь вперед, то отшатываясь назад, и чтобы снова и снова твердить с исступлением:
    - Ти-ли, ти-ли тес-то, же-них И невес-та!
Валька сразу не понял, что происходит, до него не доходил не смысл слов,  и то, что они делают. Он слышал, но не понимал, что они орут, он видел, но не понимал, почему они раскачиваются, он не мог понять, что с ними произошло.
 И вдруг он стал осознавать и ощущать эту мерзкую грязь, выливаемую на него, что унижают, позорят и растаптывают его. В растерянности он сначала посмотрел на них и не узнавал их. Вытаращенные, какие-то дикие глаза, орущие глотки.
Даже Мека, который заикался, он раньше родную сестру не мог позвать домой, пока раза три не потытыкает: «Т-т-Тонька, д-д-домой!», а сейчас орал не заикаясь.
    - Ти-ли, ти-ли тес-то, же-них и невес-та!
И друг, его друг Дылда, долговязый, некультяпистый пацан, которого Валька защищал от нападок и издевок Куськи, тоже орал вместе со всеми, и даже Тонька, добрая душа.
Один только Куська стоял в стороне и язвительно улыбался, и во взгляде его чувствовалось самодовольство и ехидство, что не меня одного обзывают, а вот, вот вам.
Валька не знал что делать, и опомнился, лишь тогда, когда почувствовал, как рука Валюшки сильнее сжимает его руку. Увидев её глаза, полные ужаса, он хотел вначале прижать её  к себе, закрыть её от всех, но… не решился. Непонятный стыд и позор, нахлынувший и охвативший его, подавил его волю, оставляя место страху, растерянности и смятению.
   «Куда? Что? Почему? Бежать!», мелькали у него мысли, «Схватить и бежать с ней».
Валька крутил головой в разные стороны, а кругом рожи, рожи, рожи и дикие вопли.
                - Ти-ли, ти-ли тес-то, же-них и невес-та!
Валька не выдержал, вырвал руку и рванул, что было сил в сторону оврага.
- Лови его,- закричал кто-то, и вслед за ним побежали мальчишки.
 В отчаянии он бежал, не разбирая дороги, через кусты колючек, через  репейник, через заросли  сухой травы и сквозь кусты дикого шиповника, разрывая рубашку и  получая глубокие царапины на лице, на руках  и ногах.
Подальше, подальше от позора, от унижения, от злобного мира.
Оторвавшись от погони, он влез в глубокий проем оврага и рухнул на землю. Он рыдал, он проклинал их. Снова и снова мелькали эти рожи, в голове орало: « Тили-тили тесто…». Ужасная мысль сжимала его: «Я трус, я бросил её, я предал её».
Валька замычал обхватывая голову руками, раскачиваясь, то влево, то вправо. Потом он уткнулся в землю и затих. Немного успокоившись, он приподнялся и сел, обхватив колени, пытаясь собраться с мыслями, иногда, по всему телу пробегала неприятная дрожь. Мысли появлялись разные  и план побега из дома, на поезде, пешком, на автобусе, и страшная мысль бросится под поезд, пусть потом хоронят. Слезы снова полились сами собой, вытирая их, он не замечал, как размазывает грязь по всему лицу.

* * *               
Валюшке досталось не меньше. Она испытала чувство, что её бросили и предали, унизили, не за что опозорили. Она пыталась убежать, но ей перегородили дорогу Куська, Дылда, Мека и еще пацаны из других дворов. Схватившись за руки, стали ходить вокруг неё, причитая:
- Невеста, невеста, невеста!
На попытки вырваться её отталкивали и громко смеялись оскаливая зубы, особенно выделялась самая ехидная рожа Куськи блестевшая от масла. Улучив момент, Валя юркнула между рук долговязого Дылды  с криком: - Гады, гады! Да будьте вы прокляты!- побежала домой.
Распахивая дверь и врываясь, чуть не сшибла соседку бабу Машу.
- Очумела девка,- возмутилась бабуля, но догадываясь, что что-то не так, вернулась.
Валя вбежала на кухню лихорадочно осматривая предметы, стоящие на столе и  увидев уксусную кислоту, схватила бутылочку, зубами выдернула пробку, отшвырнув её на пол, решила залпом выпить всё содержимое.
    - Господи! – услышала она окрик приближающейся бабы Маши.
Валя повернула голову в сторону окрика, мимолетно взглянула на бабку и все же решила закончить начатое, но этих мгновений хватило, чтобы бабе  Маше успеть выбить бутылочку из её рук.
    - Ты что?! Грех-то какой. - запричитала баба Маша, - Что там случилось, выпей-ка  водички, - и зачерпнув ковшом из ведра, стоящего возле стола, преподнесла его к губам Валентины. Наклоняя ковш, прикладывая к губам, принуждала выпить.
    - Хотя  бы один глоток, сделай, миленькая, давай-давай.
Сделав один или два глотка, не успевая за бабкой, вода полилась по телу девушки. Валя резко отвернулась и выбив ковш, замотала головой.
- Нет, нет, нет. Ничего я не хочу, отстаньте от меня.- и опустившись на стул, уткнулась в стол, закрыв глаза, продолжала рыдать.
   - Господи, да что же это делается? – переживала баба Маша, насыпая в чайную большую чашку  листочки и веточки разных трав. Потом залила горячей водой и тихо помолившись, присела на стул, рядом с Валей.
   - На-ка, девонька, немножко отхлебни. Один только глоточек сделай.
Валя повернула голову к стене.
    - Не дури, я не приказываю, я прошу. Успокой мою душеньку, не противься. Отпей глоточек.
Долго еще уговаривала баба Маша Валентину, искала походящие слова, но все впустую.
   - Иди, полежи, может легче будет.
Валя сделала глубокий вдох и выдохнув со стоном, поплелась в свою комнату. Рухнув лицом в подушку, она снова заплакала.

* * *      
Валентин собравшись с силами, решился вернуться домой. «Если и бежать из дома, то надо хотя бы переодеться, еды набрать», размышлял он. «Главное, никому сейчас не попасть на глаза».
Выбравшись из оврага, он обходил прохожих, прятался в кустах, переходил с одной стороны на другую сторону улицы. Долго еще петляя, он медленно приближался, обходными путями, к своему дому.

* * *               
Баба Маша, все же нашла подход и напоила Валю настоем из трав и дождавшись, когда та заснет, вышла во двор.
Навстречу шел мальчик-заика.
   - А ну, стой, - жестко произнесла она, - ты сейчас медленно и тихо скажи, что произошло с Валей?
   - Н-н-н-ничего, - замотал он головой.
   - У, врун, проклятый!  Ничего из тебя путного не получится. Где сестра? – уже грозно спросила она.
   - Т-т-т, - и он показал рукой в сторону забора.
   - Не трудись, поняла, - не дав ему высказаться, остановила бабка его, - там значит. Он кивнул головой.
   - Ох, смотри, если соврал, уши надеру и мамке твоей расскажу.
   - Т-т-т, - затыкал Мека, махая рукой в сторону забора.
Баба Маша прошла вдоль забора и завернув за угол, увидела сидящую на лавке Тоню. «Не соврал», подумала баба Маша.
Тоня тихо плакала, всхлипывая и вытирая крупные слёзы. Тоня приподняла голову и увидев бабу Машу, ойкнула от неожиданности.
    - Ой. – непроизвольно вырвалось у неё. Баба Маша присела рядом с девочкой.
 - Ты не ойкай, а вот чтобы тебе легче стало и заодно другим поможешь,  ты  лучше расскажи все попорядку и про Валю не забудь  - Тоня затихла, опустив голову, потом посмотрела на добрые глаза бабы Маши, и вдруг припала к её груди и снова заплакала.
    - Я плохая, я дура и они все дураки.
    - Потом, потом винить себя будешь - успокойся, - поглаживала бабуля девочку. – Я сильно обидела Валю, она меня никогда не простит.
     - Простит-простит, я ей все объясню и простит. Ты расскажи, как все было.
     - Да, да, - закивала Тоня головой.
После сбивчего рассказа девочки, баба Маша, перекрестившись, произнесла:
      - Прости их Господи, не ведают, что делают. А Валентин где? – забеспокоилась баба Маша за мальчика, после Тониного рассказа.
      - Он в сторону оврага побежал.
      - А ты, Тоня, ступай домой, попей чайку, обязательно, приляжь, полежи и попробуй заснуть.
      - А где Валя? – поинтересовалась Тоня.
      - Не переживай, она уже спит, я ей успокоительной травки дала. Заходи вечерком, я и тебе перед сном дам, ты заснешь спокойно. Иди, иди, все будет хорошо.
Тоня медленно направилась домой. Мария смотрела ей вслед и, перекрестив девочку, тихо произнесла, - Храни тебя, Господи.
Рядом с Тоней прошла бабка Титовна, двигаясь в сторону Марии. Титовну не любили за распространение сплетен, разных слухов и за грязный язык. Бывает так все перевернет, что от истины ничего не остается, кроме домыслов самой бабки.
Поравнявшись с Марией, Титовна первая обратилась к ней:
   - Здравствуй,  Мария. Видела? - она махнула назад, в сторону Тони. – Рыдает она, - осуждающе залепетала Титовна, - раньше надо было думать, а не орать, как,  оглашенная. Ты вот с ней разговаривала, чего она тебе сказала, соврала небось?
Мария прищурив глаза, смотрела на Титовну
    - Вот сколько я тебя знаю, - начала она, - столько диву даюсь, и откуда в тебе столько желчи к людям, даже к этой девчонке? Вот за что?
    - С чего ты взяла, что я. Это … , - замялась Титовна, -  ничего я ей не сделала? Ты вот тоже лезешь, куда тебя не просят. Она что, дочка тебе, племянница или Валька твоя …
    - Ты Валентину не тронь, своим поганым языком, – резко одернула Мария, - Ты и понятия не имеешь …
    - Нет уж, будь добра, послушай, - не осталась в долгу Титовна, и перебила Марию, - я все видела, я туточки  за углом была, когда они орали. Валька твоя, тихоня, с мальчишками уже целуется, за ручку берет.
У Марии аж дух захватило от возмущения.
    - Титовна !!! – крикнула она.
    - О, Господи, -  вздрогнула Титовна, - что же ты пугаешь?
    - И как у тебя язык поворачивается, - продолжала Мария, - ни кто, ни с кем не целовался. Врешь ты все.
    - Как это вру? Не вру. Сама видела, как за ручку держала, ручку ему целовала. Все видели, потому и женихом с невестой обозвали.
    - Вот именно обозвали, - ухватилась за слово Мария, -  не только обозвали, задразнили до нервного срыва. А если видела, почему не остановила? Где теперь мальчишка?
    - Что ты, Мария раскипятилась? Подумаешь, подразнили. А мальчишка в овраг побежал. Побегает, вернется.
    - А не вернется если? – предположила Мария, вспомнив поступок девочки. – Там же железная дорога рядом.
   - Ох ты, что ты, - всплеснула руками Титовна, - он побежал, как чумовой, так и под поезд может. Ой, пропал, пропал Валька – задавили!
    - Опять? – прикрикнула Мария.
    - Да, что же ты меня пугаешь?
    - Тебя не пугать надо, а язык твой выдернуть надо. Никого не задавили и не вздумай брякнуть где. – предупредила Мария и немного успокоившись, продолжала, - я вот, что думаю, надо с отцом Валентина поговорить, чтобы он помягче с ним был. Предупредить надо, рассказать.
    - Я не пойду, ты что, - замахала Титовна руками.
    - Да тебя никто и не посылает. а то ты так расскажешь,  что с ума сойти можно. "Задавили", - напомнила Мария её словцо.
    - Ладно тебе подтрунивать-то, - обиделась Титовна, - видела я  Славку, отца Валькиного. В магазине он, - слово "в магазине" она произносила с ударением на букву «а», - пиво с мужиками пил.
    - Когда видела?
    - Как тебе сказать, не сказать чтобы давно, но и не сказать, чтобы недавно.
    - Да не крути ты вокруг, да около.
    - Магазин уж закрыться должен, ан нет – работает. Вот ведь Ленка-продавщица че вытворяет. Магазин вроде государственный, а она им, как своим крутит. Хош откроет, когда захочет, хош закроет. Вот пиво допоздна продает. Мужики уже лыка не вяжут, а почему? А я знаю. Она со столов недопитое сливает и снова в оборот пускает. Выгода? Выгода. Ей плюс в том, что она пиво никогда не разбавляет. А мужики-то, и не видят, допитое оно или недопитое. Залили зенки.

Пока Титовна рассказывала про магазин, отвлекая Марию и загораживая собой вход в подъезд, отец Валентина, незамеченный Марией, слегка пошатываясь вошел к себе домой.

    - Опять же водку. - продолжала Титовна, - она может и ночью продать, но по ресторанной цене, не больше не меньше. За беспокойство значит. Вот и получается, что Ленка имеет свой государственный магазин.
    - Титовна, тебе-то, что до этого?
    - Как чё? Я на стороне закона. Вот и участковый ей замечание делал.
Мария сурово посмотрела на Титовну: - А не по твоей ли подсказке участковый …
    - Не, не, что ты, - залепетала Титовна, - одно дело лясы точить, а другое с властями якшаться.
   - Значит пиво, говоришь пил, - задумчиво произнесла Мария.
    - Пил-пил. Сама видела.
  - Ладно, пойду к магазину, может встречу его, он долго там не задерживается. А ты, Титовна, язычек то все же прикуси. Не дай Бог, Ленке скажу, так она тебе, со своим с мужем тебе язык вместе с башкой оторвет.
   - Мария, пощади, я ж только тебе, я ж по секрету и никому больше.
   -Знаю я твои секреты. Ладно, подумаю. Увидишь Вальку …
   - Мальчонку Славкиного? - заискивающе уточнила Титовна.
   - Его, его ко мне пошли, вместе к нему домой пойдем.
   - А мне зачем к ним домой идти? – засуетилась Титовна.
   - Причем тут ты. Я с ним пойду.
   - А-а, - протянула она, а я-то подумала со мной, а оно с тобой, со мной. Запуталась я, пойду, пожалуй.
   - Иди-иди Титовна.
Расставшись с Титовной, баба Маша  пошла через двор, она остановилась возле подъезда и хотела зайти домой, где проживает Валентин, но подумала, что с его матерью вести беседы бесполезно, по причине скрытного характера, направилась в сторону магазина.

* * *
Валентин подошел к дому, посмотрел из-за угла во двор и, убедившись, что никого нет, вбежал в подъезд.
Остановившись перед дверью, он стоял в нерешительности, собравшись с мыслями.

* * *   
В это время на кухне, мать стирала белье в детской ванночке, а отец изливал свою душу:
 - Я, вот, уже весь дома. Отец дома. А сын где? Вот ты скажи, где его носит? – обратился он к жене. Жена, Людмила, приподняв брови, скоротечно взглянула на мужа и снова продолжила стирать.
   - Уже стемнело, уже я дома, - распылялся Вячеслав, - я дома, хотя мог и задержаться, - он махнул рукой в сторону магазина и слегка пошатнулся.
   - Опа. – удерживая равновесие, он поднял указательный палец, остановив его возле подбородка. Жена подняла голову и прищурила глаза и продолжила стирку.
   - О! – воскликнул он, - а мог и задержаться. Понимаешь? А его все нет. Хозяин - в доме, а дети - в загуле. Непорядок в танковых войсках. Вот ты скажи я правильно расс…, расс, - запнулся он, - говорю? Жена?
Она слегка подняла брови, взглянула на него исподлобья и продолжила стирку.
    - Правильно, - сделал вывод муж из красноречивого поднятия бровей жены.
    - Вот ты мать или не мать? – и после небольшой паузы добавил, - перемать - и хихикнул.
    - А почему бы тебе мать, сына не сыскать, - он снова хмыкнул случайной рифме.
    - Вот где он? - в этот момент открылась дверь и вошел Валентин.
    - О! – воскликнул отец. – Легок на помине. Ты где шатался?
    - Я упал в шиповник, - ответил сын.
    - Я тебя не спрашиваю, куда ты упал, я тебя спрашиваю, где ты был?
    - В шиповнике.
    - Нет - ты слышишь? Мать? Что он говорит? Он издевается надо мной. Я не дурнее паровоза. – наконец он обратил внимание на одежду сына.
   - Да-а - протянул он, - Мать, ты только посмотри на него, - она так же приподняла только брови, мельком взглянула на сына и погрузилась в стирку.
   - Вот и я говорю, - рассуждал отец, как будто продолжал фразу жены, - ну, ладно, лицо, руки поцарапал, а штаны почему в репьях, почему рубаха порвана, почему морда твоя вся в грязи? Это что, тоже в шиповнике нашел? Ты ври, да не завирайся! У тебя уважение к нам есть? - отец повернулся в сторону матери. Она даже не приподняла бровь, - А ко мне есть? Ты меня хоть чуть-чуть уважаешь? Тогда скажи, где ты был?
  - Я был в овраге. Я упал.
  - Ты в глазах моих упал. Ты грязный, как свинья. Мать стирает, стирает, а, ты, поганец, что делаешь? – распылялся все больше отец и подойдя к сыну схватил его за рубашку возле горла.
  - Ты меня слышишь или нет!? – заорал он. – Скоро по девкам ходить начнешь, а сам на кого похож? Тоже мне, жених нашелся!
Последняя фраза переполнила чашу терпения униженного сына. Валентин резко развернулся, вырвался из рук отца и с отчаянным криком:
    - И ты такой же! - выбежал на улицу.

* * *      
 Баба Маша, убедившись, что Славки нет в магазине, возвращалась обратно и увидела бегущего Валентина.
- Валя!
Но он пробежал мимо.
 - Валентин, - она снова окликнула  его, но он, не обращая никакого внимания, бежал дальше. Увидев грязный и оборванный вид мальчика и почувствовав неладное, баба Маша ускорила шаг и направилась к родителям Валентина.
Запыхавшись от быстрой ходьбы, баба Маша решительно открыв дверь, перешагнула порог.
Славка обернувшись, увидел бабу Машу  спросил:
     - Тебе чего? Пришла морали читать?
    - Ты погоди вопросы сыпать, - с отдышкой пресекла она Славку – Ты с сыном разговаривал? Да, что я спрашиваю, и так видно.
    - А тебе-то какое дело. Это мой сын, хочу раз….
    - А мне такое дело, - перебила его на полуслове бабка, - что после твоего разговора ты можешь сына потерять.
    - Как это потерять? - язвительно спросил Славка, - Он что кошелек?
    - Башка твоя - пустой кошелек. Не дай Бог кинется твой Валька под поезд…
    - Че ты мелишь!? – завопил Славка, не давая ей договорить, - Ты говори, да не заговаривайся.
   - Я не заговариваюсь. Ты видел, в каком он состоянии?
   - Ну, видел - грязный, как свинья, - и че?
   - А не че. Его и мою Вальку дружки дворовые задразнили так, что Валя чуть уксус не выпила -  еле успела. А ваш допоздна в овраге валялся. Видела я его убегающего после твоего разговора.
  - Так я ж ничего такого. Я ж так для порядку. Ну, дернул чуток. Ты скажи, мать, - обратился он к жене. Людмила стояла, облокотившись на ванну и молча, с каким-то пренебрежением смотрела на мужа.
  - Кого ты спрашиваешь? Твоя Людмила - это кусок айсберга, а не мать. Она вон, как молчала, не рыба - не мясо, так и молчит. Ты же, понятия не имеешь что у нее в голове. Ты говоришь «да», а она моргает, и ты думаешь, что «да». Ты говоришь «нет» - а она молчит и думаешь, что «нет».
И переведя  взгляд на Людмилу, жестко обратилась к ней:
- Молчишь?
Людмила стояла, как вкопанная, но ухмылка сползла с её лица.
  - Ладно тебе, - возмутился Славка, - ты скажи, что произошло и что делать надо.
  - Что произошло, потом расскажу, обидели его сильно, дразнили долго. Все сразу, а сейчас  найти его надо. Разбирайтесь сами, а мне к Вале надо, пока её родители не пришли.

* * *         
Валентин выбежал на улицу, не замечая бабу Машу, и не обращая внимания на её окрик. Потом он побрел опустошенный и расстроенный, вытирая крупные слезы. Он не замечал, как приближается к стоящему на его пути милиционеру.
Милиционер еще издали наблюдал за ним. Валентин почти вплотную подошел  к милиционеру и услышал сквозь непонятный шум в голове спокойный голос:
    - Остановись, поговорим.
    - Отстаньте от меня, - резко ответил Валентин,  не обращая внимания, на того, кто к нему обратился.
   - Не груби, я хочу тебе помочь, - милиционер преградил ему дорогу. Валентин пытался обойти и убежать от милиционера, но тот опередил и схватил его за руку, крепко удерживая, добавил:
   - И не пытайся удрать, давай спокойно поговорим. Как зовут- то тебя?
Мальчик опустил голову.
    - Понятно. Ну, а где ты живешь спрашивать бесполезно? Так? Или скажешь?
Милиционер сделал паузу.
    - Где живешь? – переспросил милиционер.
Валентин молчал.
    - Может, ты заблудился?
    - Нет, – резко ответил Валентин.
   - А домой хочешь?
   - Нет.
   - А куда идешь, знаешь?
Валентин ещё ниже опустил голову.
   - Понятно, что ничего непонятно. - сделал пространный вывод милиционер: – Тогда пойдешь со мной.
   - Куда? – насторожился Валентин.
   - Как куда, в отделение, а там будем вспоминать, где ты живешь, как тебя зовут, и что случилось?
Милиционер присел на корточки, заглядывая в лицо мальчику.
   - Кто тебя обидел?
   - Все. – отворачивая голову, буркнул Валентин.
   - Ну, уж так и все, - приподымаясь, не согласился милиционер.
   - Идем, что попусту стоять на улице, прохладно уже.
Валентин замыслил вырваться и убежать, но милиционер словно прочитал его мысли и еще крепче сжал его руку и потянул за собой.
Валентин попытался упираться.
   - Не дури, - строго сказал милиционер.
В это время рядом остановилась машина, осветив их фарами. Это была не милицейская машина, а легковой автомобиль марки «Волга».
Открылась дверь, из машины выглянул водитель и крикнул:
    - Привет сосед. Кого поймал?
Милиционер оглянулся.
    - А-а, привет, Михаил. Лучше бы я его не ловил, давно бы дома был. Смотрю, идет, рыдает, как белуга, на вопросы не отвечает, упирается.
    - Садитесь, подвезу.
   - Вот за это спасибо, сосед. С меня причитается.
   - Да, ладно, причитается. С тобой выпить-то некогда, все обещаешь, - садясь в машину, ответил водитель.
Валентин садился в машину с желанием. Ему давно хотелось прокатиться на такой шикарной машине. Особенно ему нравилось, как  пахнут кожаные сиденья в салоне автомобиля.
   - Случайно, не знаешь этого мальчишку? - обратился милиционер.
Водитель обернулся и включил свет в салоне. Валентин закрыл глаза от неожиданности и отвернулся.
    - Нет, не знаю. Да такого чумазого, родная мать не узнает. Тут рядом магазин, может показать его продавщице - ответил водитель и, отвернувшись завел двигатель.
    - Хотя, какой смысл? - рассуждал вслух  водитель. – Ну, узнает она его, ну назовет адрес, а потом разъезжай с ним, туда - сюда, а тебе выясняй, расспрашивай, записывай. Канитель.
    - Логично, - согласился милиционер, - Вези в отделение.

 В отделении милиции дежурный, с полным ртом еды, увидев входящих, невнятно воскликнул.
    - С возвращением, товарищ Яшников, что до дома не дошел?
    - Опять жуешь?
На столе дежурного лежали на газете два бутерброда, один с колбасой, а другой с сыром и стоял стакан с чаем. Помещение пропахло запахом копченой колбасы.
Милиционер провел Валентина за ограждение, указал на стул и произнес:
     - Посиди здесь, - затем вошел к дежурному и обратился к нему:
     - Хватит жевать. Звони.
     - Кому? – дожевывая и глотая, спросил дежурный.
  - А ты угадай с трех раз? - язвительно ответил милиционер.
      - Не поздно? – подымая трубку, уточнил дежурный, набирая номер.
      - Поздно, но надо.
Из трубки послышался женский голос и дежурный начал представляться:
      - Дежурный по …,- и не договорив, замолчал. Затем продолжил:  - Тут Яшников мальчика привел, Вас просит… Сам? – и посмотрел на Яшникова: - Нет, сам не может. Машину прислать?
- Не надо. Понял. Через 15 – 20. Понял. – и повесил трубку.
      - Слышал? - обратился он к Яшникову.
      - Не глухой.
     - Ты что,  злой какой-то?
     - Если ты такой добрый, то поделись с парнишкой, - и кивком головы указал на бутерброды.
     - Бери любой, - со вдохом произнес дежурный, - то же мне, добродетель, нашелся за чужой счет.
Яшников взял бутерброд с колбасой и подошел к Валентину.
    - На. Весь день наверно, не ел? Так?
Голос Яшникова был спокойный и располагающий, но Валентин отказался, мотая головой. Приподняв голову и увидев кусок хлеба у Валентина промелькнули картинки последних событий: и кусок с маслом Куськи, его гнусная рожа, и кусочек в руках Валюшки, и орущие Мека, Дылда. В голове загудело, закружилось и с криком: - Нет, нет, нет, - сорвался со стула и выбил бутерброд.
Яшников успел схватить его руку. Валентин извивался, пытаясь вырваться, потом поджал ноги и сел на пол. Яшников отпустил его. Валентин обхватив голову руками и раскачиваясь твердил одно и тоже: – Нет, нет, нет.
 Дежурный приподнявшись со стула, наблюдал за происходящим.
Когда Валентин затих, дежурный пробубнил:
     - Да, ты был прав, что вызвал Галину Юрьевну, у мальчишки срыв.
Яшников присел на стул рядом с Валентином, потом нагнулся и поднял бутерброд с пола, осмотрел его, как будто на нем можно было увидеть причину такого поведения мальчика, потом встал и вошел к дежурному.
    - Куда это?
    - Положи на тумбочку, отдам в «обезьянник» - есть кому. Не пропадать же добру.
Яшников вышел и сел возле Валентина.

                * * *   
После ухода бабы Маши, отец Валентина обратился к жене:
    - Что делать, где его искать?
    - В милицию иди, - подсказала жена.
   -  Я? – удивился муж, - я же это, выпивши. А  скажу, че не так? Мать, давай ты сходи.
Людмила приподняв голову, посмотрела с прищуром на мужа.
   - Ты че так смотришь? Мать ты или не мать? – но она молча смотрела на него.
   - Ты че молчишь? Идти надо.
Жена не отвечая наклонилась и продолжила стирку. Муж недоуменно вытаращил глаза.
    - Ты это, бросай свою стирку и сходи в милицию.
    - А стирать кто будет?
    - Да, х… с ней с этой стиркой. Тебе что?  Стирка дороже сына? – возмутился муж.
   - А не ты ли его довел, что он сбежал? Он от тебя сбежал, а не от меня, вот ты и иди.
   - Ты чё, ты чё несешь? Ты чё раскомандывалась? – он подошел и уперся руками на ванну.
   - Ничего я не несу, ты слова доброго сыну ни разу не сказал, ты каждый день пьяный приходишь.
   - Я - пьяный? – заорал Вячеслав, - Да ты пьяных не видела!
   - Видела и тебя вижу, - парировала она.
   - Не могу я идти, ты можешь понять? Я, - замялся он, - это …
   - Пьяный. - обрывая его на полуслове, выпалила жена.
   - Я... я... я. Ну ты-то, трезвая, - нашелся он.
   - А кто последний с ним разговаривал? - Ты.
    - Да, какая разница кто первый, кто последний!
   - Может тебе нет разницы, а мне есть.
Растерявшийся муж, не находя, что сказать, вначале открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Он не только не находил слов, что сказать, у него перепуталось все в голове, а мысли которые появлялись, тут же исчезали не оставляя следа в памяти. Затем вздулась волна раздражения переходящая в злобное чувство к этой жестокой женщине и он ударил по ванне опрокинул её . Белье вывалилось, пенная вода растекалась, а большие мыльные пузыри лопались в этой гнетущей тишине семейной драмы.
Женщина выпрямилась, холодно и жестко посмотрела на него и как-то нарочито медленно, произнесла:
   - Ну и чего ты добился? Убирать кто будет?
Эта фраза добила его.
    - Дура! Бездушная дура, - задыхаясь от возмущения добавил,
 - А не мать, - и пнув ногой ванну, быстро вышел.

* * *
   Дежурный доел бутерброд с сыром и запивая чаем, обратился к Яшникову:
     - Вот ты мне скажи, почему ты с подростками связываешься? Ты  же опер, а не участковый? У тебя что, дел мало? С ними какие нервы надо иметь.
Яшников с ухмылкой посмотрел на дежурного, задумался на короткое время.
     - А вот про нервы я не подумал, кому и сколько выделять этих нервов, нет у меня таких весов. Ты спрашиваешь, какие нервы надо иметь? Обычно говорят что железные, но я думаю, что свои нервы надо подальше спрятать. На нервах ничего путного не получится. Понял, капитан?
Яшников имел звание старшего лейтенанта, на одну ступень ниже звания капитана.
   - Философ. - спокойно ответил дежурный, допивая холодный чай, поворачиваясь к пульту.
 
Открылась входная дверь и вошла высокая, красивая женщина. Дежурный увидев её, сразу ободрился, встал и приложив руку к голове заискивающе приветствовал:
    - Здравия желаю Галина Юрьевна.
    - К пустой голове руку не прикладывают, - улыбаясь, заметила она.
Щелкнул электрозамок и она прошла за ограждение. Увидев на полу Валентина, она остановилась и внимательно осмотрела мальчика.
   - Здравствуй. - обратилась она к Яшникову, выходящего от дежурного.
   - Давно он так ...?
   - Считай после звонка дежурного.
   - Фамилия, имя, адрес?
Яшников развел руками в стороны.
    - Я так и думала.
    Яшников добавил: - У него неадекватная реакция на бутерброд с колбасой. Я предложил ему …
    - Кстати, это мой бутерброд... - вмешался дежурный, привставая со стула.
    - Сиди уж там, - одернул его Яшников и продолжил, - когда он увидел бутерброд, то у него расширились глаза, замер на короткое время, а потом резко дернулся, выбивая бутерброд и с истерическим криком «Нет, нет, нет», сорвался со стула. Я его еле поймал за руку, потом он обмяк, опустился на пол и вот в таком положении сидит до твоего прихода. Встретил я его на улице, шел невменяемый, на вопросы почти не отвечал. Внешний вид, как видишь, подозрительный... Вроде все.
   - Правильно сделал, что меня вызвал. Он на грани. Иди домой, я уж тут сама, а завтра всё распишем.
   - Спасибо, - искренне произнес Яшников.
   - За что, Григорий Иванович?
   - Ты уж извини за поздний вызов.
   - Иди, иди домой.
Яшников присел к Валентину, - Я домой пойду, а ты...? Домой хочешь?
Валентин отрицательно поворачивал голову, опуская руки на колени.
   - Поговори с тётей, она не кусается, – мальчик слегка улыбнулся.
   - Вот и хорошо, не все еще потеряно, - констатировала Галина Юрьевна.
   - Пошли ко мне в кабинет, там и теплее, и уютнее. Пить хочешь?
   - Мм, - промычал, кивая Валентин.
    - Встать сам можешь или помочь? – предложила Галина Юрьевна.
    - Могу, - медленно вставая, ответил Валентин.
    - Молодец. Сейчас водички попьем, - заговаривая мальчика, неспеша, уводила его Галина Юрьевна в свой кабинет.

* * *   
Вячеслав быстро шёл в сторону отделения милиции и вслух разговаривал сам с собой: «Какой же я пьяница, я что все деньги пропиваю? Нет. Я всю получку отдаю. Слова доброго не сказал. Да я с сыном больше разговариваю, чем она. Да она вообще молчит. Точно бабка сказала – айсберг».
Он вспомнил, что скинул стирку на пол – «Вот пусть сама и убирает . А это кто будет убирать? Встала мне тут в позу. Могла бы и сходить."   
Незаметно для себя он дошел до милиции. Остановившись в нерешительности и передернув  плечами, все же вошел в отделение. Подойдя к окошку и наклонившись, обратился к дежурному:
   - Здравствуйте.
   - Слушаю вас, - безразличным тоном ответил дежурный.
   - Я это... - запинаясь, начал Вячеслав, - Сына ищу, он..., это..., из дома убежал.
   - Когда убежал, - уточнил дежурный.
  - Когда? – пожимая плечами, пытаясь сообразить, отвечал Вячеслав, - Может час назад или два, а может и того меньше.
  - Как ваш сын выглядит? Во что одет?
  - Никак не выглядит и одет он. Во! Рубашка порвана и грязный. Лицо грязное, - оживился Вячеслав.
«Ну вот и папаша объявился» - подумал дежурный.
  - Сколько лет мальчику?
  - Двенадцать. Нет, тринадцать. Я говорю у него рубашка порвана и в репьях он... Был. – растерянно закончил папаша.
 - Почему был? – изгалялся дежурный, уже точно зная, кого имеет ввиду этот мужчина и не придется составлять протокол регистрировать заявление.
 - Кто был? – растерялся папаша.
 - Гражданин, в милицию приходят в трезвом виде, а  пьяных доставляют.
 - Я ей говорил, что ей идти надо.
 - Кому говорили, куда идти?
 - Жене говорил.
 - Паспорт давайте?
 - Что, паспорт? А-а, у меня его нет, ну есть, вообще-то, но он дома.
 - Что же вы гражданин идете в милицию и без документов. Сейчас будем выяснять, устанавливать вашу личность, - напуская страху, сурово говорил дежурный, получая удовольствие.
 - А я  схожу. Я быстренько схожу.
 - Стойте, где стоите и не надо никуда идти, - боясь переборщить запугиванием, дежурный добавил: - Нашли вашего сына, здесь он.
 - Здесь, где здесь? - удивленно оглядывался папаша.
Дежурный поднял трубку.
  - Галина Юрьевна, в отделение обратился гражданин, сына разыскивает, по описанию совпадает.
   -  Как зовут вашего сына? - не кладя трубку, уточнял дежурный.
   - Что? – наклонившись к окошку, спросил Вячеслав.
   - Сына как зовут? – прикрикнул дежурный
   - А-а, Вячеслав.
   - Вячеслав – повторил в трубку дежурный и далее слушал указания,
   - Хорошо… Понял… Понял… Направлю.
Щелкнул электрозамок и Вячеслав вздрогнул от неожиданности.
   - Гражданин, пройдите, - дежурный указал на дверь в ограждении: - потом налево в 111 кабинет.
   - Сюда? – Вячеслав в нерешительности подходил к двери.
   - Туда-туда и налево в 111 кабинет.
   - Да-да, 111, налево, - причитая медленно двигался Вячеслав.

Выйдя из отделения милиции их окутала прохладная ночь.
По улице, не спеша, шли двое: мужчина и подросток. Мужчина держал мальчика за руку, на мальчике был надет пиджак, он мешковато висел на детских плечах. Вячеслав держал сына за руку, вспоминая, что раньше он так водил его в детский садик. Сострадание и боль пробудило в душе отца ту утраченную нежность и любовь к сыну, которая проявляется к еще беспомощному ребенку, который нуждается в помощи, в любви и нежности. Он понимал, что еще чуть-чуть и он мог потерять сына, родного сына.
После разговора с Галиной Юрьевной, Валентину всё стало понятно, что с ним произошло и почему его дразнили, и почему он убежал от Валентины.
«Ты не струсил, ты растерялся», - вспомнил он фразу Галины Юрьевны: - «Ты завтра сможешь все поправить, и все будет хорошо. Ты - не трус и трусом тебя никто не называл. Это они по глупости обзывались».
Валентин был готов, хоть сейчас, пойти к Валюшке, успокоить её и извиниться перед ней. Он готов  никого не боясь и не стесняясь выйти на виду у всех, держа её за руку. Он даже пытался представить эту картину, как они вместе проходят мимо изумленных мальчишек и девчонок, он готов заткнуть любому рот, при одной только попытки подразнить их. Он готов сказать, что да - мы жених и невеста! А вы завидуете нам!
И незаметно для себя Валентин вслух произнес:
-  И пусть теперь подавятся от зависти.
- Что ты сказал? - вопрос отца отвлек Валентина от его размышлений.
- Так - ничего, это я про себя.
- А-а, протянул отец, он сам был погруженный в свои мысли.
Чувства нежности и сострадания с комком у горла выдавили откровенное признание отца:
- Ты уж меня прости... Сын. - и глубоко вздохнув продолжил, - Закрутился я, все считал тебя маленьким, а ты уже большой. Если я че не так сказал, то не со зла, а так - не подумавши.
- Я понимаю, бывает. Ты тут не при чем, - смущенно произнес  сын.
  - Я, это, - как-то неуверенно продолжал отец, - Я с мамкой поругался. Ты уж там не переживай сильно если она ругаться начнет.
 - Пусть ругается, - спокойно ответил сын.

* * *
      Дома, когда они вошли на кухню, то увидели большую лужу воды, мокрое белье лежащие на полу.
  - Пап, это что такое? – спросил сын.
  - Это я, сгоряча - поругались мы, - оправдывался отец.
Отец подошел к кухонному столу и увидел записку.
«Я ушла к маме. Убирай сам!» - и поставлен большой восклицательный знак.
Вячеслав скомкал записку и, повернувшись к сыну предупредил:
   - Мама к бабушке пошла, сегодня не придет. – Потом он почесал голову, и, призадумавшись, добавил, - сейчас чайку попьем, ставь чайник, а я пока уберу тут все.
Утром сын заметил, что отец встал какой-то тихий и необычный. Обычно отец не бреется с субботы до понедельника, а в субботу, когда утром уходит на работу, поглядит в зеркало, потрогает щетину и заявляет:
  - И так сойдет, не на парад.
А в это воскресенье отец начал бриться.
   - Пап, ты куда собираешься?
   - Никуда я не собираюсь. За ум надо браться. – подтягивая щеку пальцами, сбривая щетину лезвием, добавил: – Сейчас позавтракаем и пойдем к твоей Валюшке. Я с её родителями поговорю, с бабой Машей, а ты - с Валюшкой. Согласен? - он повернулся к сыну.
   - Ага, - ответил тот.
   - Вот и хорошо.
После завтрака отец надел свежую, белую рубашку, костюм. Покрутил галстук в руках, раздумывая, что с ним делать.
    - Нет, не на парад. Лишка будет. – заключил он.
    - А ты, что стоишь? - обратился он к сыну.
    - Приоденься, причешись, в гости идем как-никак.
    - А что одеть? – растерялся Валентин.
    - Сам догадайся, большой уже.
Валентин долго ковырялся в шифоньере подбирая, что надеть и наконец подобрал цветную рубашку, черные брюки, продел  ремень в петли и вышел на кухню к отцу.
   - Так пойдет?
   - Ну-у, - протянул отец восхищенно, и совершенно случайно вырвалось у него слово: – ЖЕНИХ.
Валентин вздрогнул, широко раскрыл глаза он изменился в лице. Отец сразу заметил перемены и чувство беспокойства охватили его.
  - Сын, ты это, не пыли. Я ж говорю, что хорошо выглядишь. А ты че подумал? Я ж от души, - уже успокаиваясь, заканчивал отец, увидев положительные изменения в лице сына. Потом он подошел к нему прижал его к себе и тихим голосом добавил:
   - Ты крепись,  в жизни не такое еще бывает. Будь готов услышать это слово от других. Тебе ещё за Валюшку постоять придется. Так?
   -  Да, так. – коротко ответил сын.
   - Пошли. – уверенно заявил отец и по-дружески слегка,  хлопнул по спине сына.

* * *

Баба Мария хлопотала на кухне, разводила тесто для блинов, услышав стук в дверь, громко крикнула:
    - Заходите, открыто.
Дверь открылась и как-то неуверенно вошли Вячеслав и Валентин. Баба Маша оглянулась и удивлено произнесла:
   - Что это вы так нарядились? Ах да, догадываюсь, к Валентине. А нет её. Она с родителями еще с утра уехала.
    - Куда? – расстроено спросил Валька.
    - К каким-то родственникам, её будут в другую школу переводить.
    - Как в другую школу? – приподымая голову Валька посмотрел на отца, как бут-то он мог ответить на этот вопрос.
   - Что вы на пороге стоите, проходите. Я сейчас блинчики испеку, у меня все уже готово, - запричитала она пытаясь успокоить мальчишку.
   - Нет уж, спасибо, - забубнил Вячеслав, прижимая сына к себе:
 - Мы это, пожалуй, пойдем.
 - Что значит пойдем? Проходите, проходите, – настаивала баба Маша.
 - Нет, нет, мы пойдем.
  Выйдя из подъезда, они остановились. Отец посмотрел на расстроенного сына и спросил:
- Куда теперь пойдем? – скорее он спросил не столько сына, а сколько самого себя.
Сын пожал плечами.
- Пойдем домой, - предложил отец, - позавтракаем хотя бы.
- Не хочу я ничего, - категорично заявил Валентин.
- Чаю надо попить. – спокойно и настойчиво произнес отец:
 - Пошли,  он тут не причем.

* * *

Почти всю осень и зиму, Валентин просидел дома, редко выходил на улицу, стал каким-то тихим и замкнутым. Возможно, не в малой степени повлияло и то, что они остались с отцом одни, так как его мать не вернулась, а осталась жить у своей матери. Отец тоже сильно переживал, иногда приходил поздно и сильно пьяный, но к Валентину не придирался. Бывало, он долго сидел на кухне, облокотившись на стол, придерживая голову руками, что-то бубнил.
Валентин сильно похудел  от переживаний и от того, что отец почти не умел готовить. Иногда заходила проведывать баба Маша, бывало, приносила в небольшой кастрюльке то супчик, то борщ.
 - На, милок, похлебай.- говорила она, - Небось на сухомятке живешь. Вон, совсем кожа и кости остались.
Валентин вначале отказывался, но под уговорами бабы Марии, соглашался и с удовольствием съедал её угощение.
Но однажды, когда начались в школе зимние новогодние каникулы, вечером, пришла баба Маша и радостно и восторженно произнесла, обращаясь к Валентину.
- Собирайся! Твоя Валюшка приехала, только про меня не сказывай. Понял? Я пойду, а ты попозже приходи, вон заодно и кастрюльку принесешь, - и быстро вышла.
Валентин сорвался с места, как ошпаренный, распахнул шифоньер, достал белую рубашку, черные брюки, оглядел их. «Нормально», - сделал вывод Валентин:  «Гладить не надо».
Быстро переодевшись, даже подойдя к зеркалу причесался, накинул пальто и схватив шапку,  выбежал на улицу.
- Ой! - вслух произнес он, - А кастрюльку? - вернулся за кастрюлей, взял её и быстрым шагом направился к Валюшке.
Подойдя к двери, у Валентина исчезла та бывшая решительность с которой он шел по улице и чувство неловкости остановило его. Все же он решился и открыв дверь вошел.
 Увидев бабу Машу, он поприветствовал её:
- Здравствуйте, баба Маша, я кастрюлю принес.
- А, Валентин, здравствуй, - специально громко произнесла баба Маша, - и головой кивнула в сторону квартиры,  она, мол там, дома. - Заходи, заходи, что в дверях стоять, - подходя к нему продолжала она. Взяла кастрюлю и пошла на кухню.
Открылась дверь и из комнаты быстро вышла Валюшка. Она остановилась и смотрела на Валентина, слегка улыбаясь.
- Здравствуй, - тихо произнес Валентин.
- Здравствуй, - так же тихо ответила она.
- Я, это, - он хотел вначале сказать, что принес кастрюлю, но откровенно сказал,- Я к тебе. Пойдем, погуляем?
Она кивком головы ответила ему и добавила, - Подожди, я сейчас, и скрылась за дверью.
- Молодец, - пролепетала баба Маша, то ли похвалила его за откровение, то ли упрекнула за несообразительность, мол откуда он узнал что Валя дома и тем самым выдал её.
Но Валентин уже не слышал её, он был погружен в собственные мысли, а точнее в радостное чувство, что Валюшка была  рада ему, что она пойдет с ним.
Открылась дверь, но вышла не она, а её мать.
- Здравствуй Валя.
- Здравствуйте. – ответил он.
- Долго не гуляйте, темнеет уже, - предупредила она, да и Валентина, после болезни, слабенькая еще.
- М-м, - кивнул он.
Между дверью и матерью протискивалась Валюшка,
 - Ну, мам, - с недовольством упрекнула она, - Дай пройти.
Выйдя в  коридор они услышали крики мальчишек и девчонок, они что-то бурно обсуждали во дворе.
Валюшка остановилась. Заметив испуг в её глазах, Валентин тихо предложил ей,
- Возьми меня под руку и не надо никого бояться.
Она обхватила его руку, сильно прижалась к нему.
- Пойдем, - уверенно произнес он, - И смотри им в глаза, я долго ждал этого момента и я знаю что делать.
Они вышли из подъезда.
Компания сразу затихла, наступила гнетущая тишина.
- О-о, Вальки, - кто-то удивленно произнес из толпы.
Но ближе всех стоял Куська, повернувшись к ним в пол-оборота, он ухмылялся, скорчив мерзкую рожу и сквозь зубы процедил:
- Жених и невеста, ти …, - он не успел закончить фразу, получив резкий удар в челюсть. Куська рухнул на снег.
- Кто следующий? – чуть ли не по слогам произнес Валентин, придерживая  разбитый кулак. Он смотрел в упор на каждого, и те отводили свой взгляд или опускали голову.
- Да, мы будем вместе, а  вы одиночки. Пошли на горку, - обратился он к Валюшке.
- Пошли, - тихо ответила она и демонстративно взяла его под руку.
- Ой, у тебя кровь, - заметила она.
- Ничего до свадьбы заживет, – как-то само собой вырвалась у Валентина, и засмеявшись побежали, держась за руки.
Скатившись с горки, они опрокинулись на спину  и стали рассматривать самые яркие звезды в своей жизни, и в этих глазах отражалась Вселенная, пропитанная нежностью.
Они были еще школьники Валя и Валентин. В эту ночь звезды опустились для них пониже, чтобы они могли любоваться ими и светили они ярче, чем когда-либо.
Возможно, таких звезд они не увидят никогда в своей жизни, а может и увидят. Но это особенная ночь, это особенные звезды:  это звезды юности.
И звезды видят его и её и отзываются великому чувству - чувству...


***
 
   

   
   
    
 


    

 


.

Мой адрес: г. Оренбург, ул. Фрунзе , дом 30»А»
                Тел. 8 922 54 24 557