Русское фанданго

Сомнительные источники информации, утверждают, что отношения России и Испании, владеющий обширной колонией в Новой Калифорнии, в 1806 году т.е. к моменту прибытия туда камергера Резанова были натянутыми, даже враждебными, что не соответствует действительности.
Конфликт между Россией и Испанией проявился в ходе так называемой войны второй коалиции 1799 — 1801 годов, в которой Россия участвовала на стороне Англии, а Испания — на стороне Франции.
Император Павел I не только был душой «второй» коалиции, но, раздраженый вялостью стран-участниц, стремился ее возглавить, порой совершая в необдуманной поспешности весьма опрометчивые шаги. Он собираясь наказать Пруссию, разорвал связи с Данией и объявил войну Испании. При этом представитель мадридского двора, Онис, должен был в два дня покинуть Петербург и в 12 дней — империю; а в манифесте было сказано, что царь изъявляет свое «негодование» стране, которая лишь «наружно привержена к походу против издыхающаго богомерзкаго правления» во Франции.
Русский император, в боязни распространения либеральных идей в России, в известной спепени ошибался насчет французских «каналий» и «богомерзкаго правления». С осени 1799 до весны 1800 года, в документах парижского архива тянется любопытная обширная переписка по этому предмету. Многолетние успехи в трех частях света достались французской республике дорогой ценой. Ей нужно было передохнуть, восстановить экономику, а Бонапарту, только-что прибывшему из Египта, осмотреться. Малейшая неприязнь со стороны России, весьма возможная при непредсказуемости ее императора, могла еще больше истощить республику. Примирение с Россией стало главной заботой Бонапарта. Павел I явно продолжал негодовать на Австрию и Англию, а Бонапарт горячо схватился за мысль об установлении прямых дипломатических отношений с Петербургом, хотя бы через «какого-нибудь пленнаго русскаго офицера».
И предприимчевому Бонапарту удалось найти хорошее диполматическое решение. За время конфликта во Франции оказалось до 6000 русских пленных. Между тем как уже происходил обмен пленных с Австрией и Англией, французы не знали, что делать с этой обузой, как подступиться к Павлу I. И вот 19 июля 1800 Талейран подготовил замечательное письмо, которое можно считать первым актом прямых дипломатических отношений между Россией и Францией при Бонапарте. В письме Первый консул предлагал императору возвратить его храброе воинство без обмена, с почестями, в новых мундирах и при оружии. Самому Павлу I предоставлялось решить, должен ли он, в порядке услуги за услугу, потребовать у Англии возвращения того же числа французских пленных. Положительная записка по указанному вопросу графа Ростопчина была высочайше одобрена 14 октября. Но в Париж был направлен не сам автор, а генерал Сиренгпортен, в качестве намека, что официально он назначается лишь для урегулирования вопроса о передаче пленных, но 10 октября 1800 года ему была лдана секретная дипломатическая инструкция.
Известно, что главной причиной разрыва российско-испанских отношений послужил вопрос приорств Мальтийского ордена, великим магистром которого на тот момент являлся российский император Павел I, объявивший войну Испании. Однако в 1800 году Павел I разорвал союз с Англией и Австрией, обвинив их в преследовании своих целей в обход интересов России, и взял курс на сближение с Францией и Испанией, которые в свою очередь также нуждались в союзе с Россией.
Наполеон готов был даже прямо написать русскому министру и предложить Павлу I Мальту.
После гибели в 1801 году Павла I, носившего гроссмейстерский титул Мальтийского ордена, формальная причина войны, объявленной по этому поводу, окончательно потеряла смысл, а вступивший на российский престол Александр I направил послом в Париж графа А. И. Моркова с поручением договориться об условиях заключения мира с Францией и Испанией.
В свете упомянутых выше событий существенно возрастала роль Калифорнии: помимо ее стратегического значения, она должна была служить и земледельческой базой для русских поселений в Америке. Гавайские острова, являвшиеся основной морской базой для всех судов, совершавших рейсы между американскими и азиатскими портами, в случае перехода их в руки России, отдавали под ее контроль всю морскую торговлю с Китаем. Помимо того на Гавайских островах предполагались «разведение хлопковых плантаций и вывоз оттуда всевозможных пряностей». Это был план непосредственных колониальных захватов. Именно торговля с Китаем, по мысли Н. П. Румянцева, могла бы обеспечить быстрое развитие русских колоний в Америке, которые со временем смогли бы свое влияние распространить даже вплоть до Ост- и Вест-Индии. Задачу углубления внутрь американского материка Россия в этот момент перед собою еще не ставила. Она ограничивалась пока захватом прибрежных пунктов. В секретном предписании правителю колоний Баранову от 18 апреля 1802 года приказано было «все в северную сторону поиски приостановить и обратить уже на ту часть внимание не иначе как когда в соседстве английском поусилим мы свои владения». 
Но обоснование на острове Ситха совершенно неожиданно задержало на несколько лет дальнейшее продвижение царской России вдоль побережья Тихого океана, ибо здесь пришлось натолкнуться на серьезное сопротивление не столько англичан, сколько туземцев. После занятия Михайловской крепости решено было ее срыть и перенести в недоступное для нападения место — на высокую гору, где раньше было селение тлинкитов. Новое укрепление, ставшее центром управления колониями, получило название Ново-Архангельска. Расположенный на 57° 15' северной широты и 135° 18' западной долготы, Ново-Архангельск был самой крайней русской оседлостью на северо-западном берегу Америки вплоть до 1812 года, когда на основе договоренностей, достигнутых Резановым, удалось приступить к созданию военного поселения в Калифорнии. Продвижение на юг вначале мыслилось как процесс постепенного заселения русскими промышленниками всего западного побережья Северной Америки. В записке, отправленной в 1808 году русскому генеральному консулу в Соединенных Штатах, главное правление Российско-американской компании сообщало, что южнее Ситхи «компания еще не распространилась по недостатку времени, случаю, а паче довольного числа промышленного русского людства, ибо оного хотя более 600 человек находятся, но вce они обязаны обеспечивать как остров Ситху, так и все назади оного лежащее по островам и матерому берегу. Сколь же скоро время и возможности будут способствовать, то компанейская промышленность подвинется на Шарлоттские острова, а там и далее до Колумбии, ежели земли и места те никому еще из европейцев не принадлежат».
В первом издании книги Александра Маркова «Русские на Восточном Океане» 1849 года говорится, что Российско-Американские компанейские суда ежегодно посещали Калифорнию для покупки съестных припасов, и всегда, во время стоянки, командир каждого русского судна считал своим долгом организовать вечеринку, или, как говорили местные жители, — «фанданго».
«Фанданго» — как писал Александр Грин, — ритмическое внушение страсти, страстного и странного торжества. Вероятнее всего, что он – транскрипция соловьиной трели, возведенной в высшую степень музыкальной отчетливости.
Несколько раз Марков бывал в Калифорнии, но никогда не видел, чтобы какое-либо из стоящих у причала иностранных судов, кроме российских, вздумало организовывать подобные вечеринки для испанцев; зато и калифорницы, со своей стороны, не удостаивали этой чести никого из иностранцев, кроме русских, которые сумели возбудить к себе их доверие и уважение. Русские корабли в первой четверти XIX века получили возможность свободно ходить в Калифорнию, уплачивая местным властям портовый и таможенные сборы.