часть 2 глава 15

Чья-то крепкая мужская рука обхватила его сзади за грудь и потянула вверх. Медий последовал за ним, ведя Статиру за руку. Глаза и рты, рвущихся за ними, вдруг остались позади, словно остановленные невидимой преградой. Было ли сказано слово, от которого закрылись рты и смирились рыбьи глаза? Они отходили все дальше и дальше, и тут за ними захлопнулась дверь.
    «Здесь ты в безопасности, господин» - сказал хозяин и поклонился. «Если бы они знали, кто ты, то не посмели бы тебя оскорбить».
    Медий улыбался. Он услышал, наконец, звук человеческого голоса.
Они стояли в низком подвале, где хранились кувшины с вином и еда. Факел освещал полку с овощами и фруктами.
- Кто я тогда? — спросил Медий».
- Пойдем со мной, господин», — сказал трактирщик.
Статира шла за трактирщиком. Ее глаза были полузакрыты, и она позволила себе руководствоваться звуком шагов, доносившихся эхом из-под арок. Медий нерешительно последовал за ними. Хранилищу, казалось, не было конца. После того, как они прошли некоторое время, вдалеке перед ними появился новый факел, его мерцающий свет освещал другую часть постепенно суживающихся арок. На земле были лужи воды, в которых сверкал отблеск факела. Через некоторое время тропа пошла вниз. На стенах, больше не было полок, зато была видна густая плесень.
- Мы идем под улицей, - объяснил трактирщик. - Раньше тут не было улицы, а был канал. Я был еще мальчишкой, когда он пересох.
   Подземный ход повернул направо и оборвался неожиданно возле узкой лестницы, верхние ступени которой исчезали где-то в темноте. Медий и Статира стали наощупь подниматься. Пространство, в котором они оказались, было маленьким, чистым и освещалось одной лампой. Скорее всего это был вход в какой-то дом, который находился по другую сторону улицы. Возможно, через одну или две улицы дальше трактира. Хозяин открыл дверь. Они вошли в маленькую комнату, в которой стояла кровать.
- Дверь в дом не закрыта, но вам нечего бояться, что вам помешают- сказал хозяин. - В этот квартал города чужие не приходят, да и воровать тут тоже нечего.
Когда он выходил, он согнулся, чтоб не задеть низкий дверной проем. Статира села на кровать и распустила свои гладкие черные волосы, которые рассыпались по ее плечам.
- Он боялся, что гости разнесут его трактир, сказала она, - поэтому он предостерег их, выдав тебя за царского шпиона.
- Шпиона? Когда он это сказал? Я не слышал.
- Если б ты видел себя в зеркале. Тебя словно околдовали. Я не могла себе представить, что ты так ненавидишь Александра.
Статира сбросила одежду и легла на спину. Медий остановился у двери. Он провел тыльной стороной ладони по лицу, посмотрел на нее и удивился, что она осталось такой чистой.
- Я знаю Александра со времен юности. Когда-то я им восхищался.
-Это две причины для ненависти.
Медий осмотрелся в маленьком помещении.
- Ты часто здесь бывала?
-Один единственный раз, когда следила за своей сестрой. Я хотела знать, где жена Гефестиона проводит ночи.
- С кем?
Статира закрыла глаза.
-Она их проводила с каждым, кто ее хотел. Некоторые считали ее шлюхой и давали ей деньги. Она их брала. Ты чувствуешь здесь ее вздохи и объятья? Что-то должно было здесь остаться.
- Я чувствую только запах пота и грязи.
 -Дрипетида не любит мужчин, которые за собой ухаживают. Гефестион был для нее слишком чистым. Его душа была грязной. Это вызывало у нее отвращение. Она предпочитала ему матросов, солдат и крестьян, от которых пахло потом и честностью. Они были для нее чем-то вроде купания, смывающего объятья Гефестиона. После его смерти она здесь не появлялась ни разу.
- А ты кого любила?
Статира выпрямилась. Ее лицо светилось бледностью в полутьме.
-Гефестиона», - сказала она. -Ты же знаешь. И тебя. Но ты мне не так близок, как он, Медий. Ты не такой жестокий, как он, но ты холодный. Я часто думаю, что это еще хуже.
-Ты хочешь сделать из меня хорошего человека? – спросил он, усмехнувшись. – Сомневаюсь, что я гожусь для этого больше, чем Гефестион.
- Нет, нет. Я только прошу тебя забыть о ненависти. Ты сможешь, если захочешь.
- О какой ненависти?
-Ты ненавидишь его также, как Ланика. Ты умеешь скрывать свои планы, но я чувствую ненависть. Другие тоже ее заметили.
Профиль Статиры с маленьким детским ртом и носом с горбинкой напомнил Медию о девушке из Афин. В эту ночь ни один человек, который ему встретился, казалось, не имел собственного лица; каждое лицо напоминало ему о прошлом, смешиваясь с картинами прежней жизни, пока не смешались в нечто неразделимое. Разве трактирщик не напоминал ему философа-киника, лекции которого Медий посещал в Афинах, фанатика честности, чья сутулая осанка, длинные опущенные руки и узкая голова были предметом насмешек студентов? Его неотесанная грубость часто заставляла Медия смеяться.
- Иди ко мне – прошептала Статира. – мне холодно.
Он лег рядом с ней, обнял ее. Но это была не Статира, это была девочка из Афин, на которую она была похожа; точно также и Статира обнимала не его, а Гефестиона. Мысль о том, что он не может иметь для других своего лица так же, как и они для него, приводила его в беспокойство. Он снова приподнялся и потушил лампу.
 - В Вавилоне вы страдаете странными фантазиями, — сказал он и тихо рассмеялся. - Я уже вами заражен. Поедем со мной в Грецию, чтобы мы могли забыть образы снов ваших ночей.
- Греция для меня слишком холодна, - ответила она,- у нее на первом месте рассудок, а не сердце.
- Наши философы учили нас этому - он снова рассмеялся. - Боюсь, что их слова останутся бесплодными, как песок пустыни. Ни один человек не создан для того, чтобы творить только разумное.
- Тогда мечтай, мой любимый, мечтай, как мы, наши фантазии красивее речей ваших мудрых мужей.
- Ты все еще мерзнешь? - спросил он и прижался к ее прохладному телу.
- Я не хочу больше мерзнуть.
Когда слабое зарево на восточном небе возвестило о рассвете, они вышли из дома. Статира, уставшая и все еще дрожащая, объяснила, что старый слуга королевского дома позаботился о носилках и носильщиках для нее. Но Медий проводил ее до дома.
   Улицы, по которым он возвращался, постепенно оживали. Однако смятение его не покидало. В каждом встречном, который шел ему навстречу, он искал черты знакомых прежде лиц. Только, когда он добрался до дома, он успокоился.
Тимократ ждал его у входа.
- Я с полночи жду тебя, господин, - поздоровался он. - Чужой город не безопасен. Я за тебя боялся.
   Медий дружелюбно посмотрел на верного раба, охваченный чувством, которое никогда раньше не испытывал. Лицо его раба не было ни красивым, ни безобразным, но оно было первым, которое не напоминало другие, давно исчезнувшие.
- Приготовь мне ванну, Тимократ - сказал он и вошел в дом.
С улыбкой он посмотрел на статуи, которые ожидали его в передней. Их лица из слоновой кости не изменились. На них можно было положиться, как на лицо раба. Выражение их лиц было доброе, спокойное или упрямое, но всегда оставалось одинаковым, таким, какое оно есть, было и будет всегда. Среди них Медий чувствовал себя защищенным от демонов Востока, от которых они его оберегали. Но вдруг он увидел на столике перед статуей Геракла предмет, которого там не должно было быть. Он нагнулся, чтобы рассмотреть его, почти тут же в страхе отпрянул.
- Как попал сюда этот кубок? – спросил он.
- Какой-то незнакомец принес это вчера вечером - ответил Тимократ. -Он сказал, что ты знаешь, от кого этот предмет, господин. Так как я боялся к нему прикоснуться, потому, что он наводит на меня страх, незнакомец сам поставил его на стол».
Медий овладел собой.
- Пусть стоит здесь, - сказал он. -Посланец нашел для него правильное место.