на Шалашово... топонимика...
тревожно, тревожно и беспокойно,
и уныние объятиями пытается задушить,
и туманно-облачный полог над городом, свинцовой тяжести - давит;
тоска грызёт, как зверь острозубый;
когда-то в юности всё мне мечталось и казалось, что всенепременно будет –
на свете счастья нет, но есть покой и воля -
будет покой и воля для размышлений;
покой – не совсем точно;
мечталось – размеренное житие и созерцательное внутреннее состояние;
как же! всё приготовили и дорожку умаслили…
среди наших знакомых есть вполне состоявшиеся и хорошо в материальном плане упакованные люди, но сказать, что они счастливы…
да, у всех заботы и тревожности,
но заботы и тревожности разные:
у кого жемчуг мелкий, у кого щи пустые;
как часто говаривала Маша, штукатур-маляр ремстройуправления:
равна, очень равна живём…
и в утешение всем страждущим притча о крёстной ноше:
пришёл человек к Господу:
Господи, подаждь иной крест, мой больно тяжёл;
выбирай!
крестов много, ходит человек, выбирает,
много, долго выбирает,
все тяжелы, какой бы полегче;
наконец, выбрал;
вот этот, Господи, если подаждь;
так ведь это и так твой…
приходили мы к маме,
мама спрашивала:
как у вас?
хорошо;
мама ставила чайник, накрывала стол на кухне:
я рада: у Марка хорошо, у Галинки хорошо и у вас ладно;
а мы же не можем маме сказать то, что есть на самом деле;
как у вас?
терпимо, а что завтра будет только Господь знает;
но было и на самом деле хорошо;
хорошо в том, что есть мама, что вот мы сейчас за столом чаёвничать будем
и душевные разговоры вести, вспомним Миньяр и всех помянем…
мама, помнишь…
снег выпал первый,
день хмурый и снег ненастный, серый,
и такое ощущение, что кто-то рядом, злобный, ухмыляясь и кривляясь, нашептывает ядовитое, травит сердце;
снег выпал первый – к маме зайти…
не зайдёшь…
снег хлопьями, пушистый;
город заснеженный – лёгкий, просторный;
липы мутные тучи обнимают, обнимают мягко, нежно, любовно;
ветви в снежной белой бахроме – воздушные;
снежинки, касаясь друг друга, образуют хороводы-движения на ветвях;
начинаешь рассматривать и невозможно глаз отвести,
как будто и сам такой снеговиной существуешь…
белые покрывала на лугах;
белые покрывала на лесных полянках,
берега в белом и крыши домов;
родимая матушка своих детушек укрыла;
Дрёма пришёл, шепчет-напевает…
куда пойти?
на Шалашово уже сколько лет не был;
пойду – снега слушати, думу думати;
через Аминовский мост, через посёлок Аминовский (Чапаевский);
а почему так называется?
краевед П. К. Мезенцев объясняет название посёлка:
Аминовский - от фамилии шведского инженера Амина;
в начале 20. в. на левом берегу реки Сим, против Казарменного гребня, была построена углевыжигательная печь системы Амина – аминовская печь;
в советское время посёлку было присвоено имя В. И. Чапаева;
как сейчас посёлок называют?
и Чапаевский, и Аминовский; моё субъективное восприятие:
сразу за мостом, где родник – Аминовка, а дальний край посёлка –
Чапаевский;
через мост по посёлку пешком километра три,
здесь есть где мыслям вольно себя чувствовать;
идти – удобно; есть тротуар, есть ограждение, правда не везде, да и тонары норовят прижать; часть дороги – тропа по берегу, где машин нет, только дома с пристройками и с садами-огородами, но они не мешают;
тропа – видовая:
через речку, на левой стороне – Казарменный гребень;
серые угрюмые утёсы с острыми вершинами пронзают облачные небеса;
близко взглянешь – нависли великаны-одиночки над рекой,
нависли надо мной, суровые, угрюмые, но не подавляют своей мощью –
завораживают…
стоит только выключиться из шума городского, много чего скажут,
да речь у них иная…
внизу – железная дорога и змеи-горынычи, длинные, многовагонные, с востока на запад и с запада на восток проходят;
вода в реке – чёрная,
на берегах и заберегах, на нехоженой тропке – белый снег, белый свет;
Аминовка обновляется, народ строится, хотя раннее сюда не очень стремились – речная долина, ветра насквозь продувают, а теперь здесь участок под строительство – семьсот тысяч; газ провели, дорога – асфальт;
всё же мы, пусть медленно, но идём к светлому будущему;
кто дойдёт?
кто как, а я до Киселёвского моста дошагал…
Киселёвский мост;
несколько лет назад шёл я по нему как канатоходец;
всё покрытие растащили, набросали какие-то железки, и по ним народ в лес, к роднику мелким скоком перебирался;
и я перебирался, страшась вниз кувыркнуться, - боязнь у меня высоты и голову обносит;
а сейчас – роскошно, шикарно: настил крепкий, сверху ещё листы железные, для пешеходов проход; мост теперь – настоящий;
на мосту постоять;
во всех мостах много значимости и символичности;
такие вот философические создания природы и человека;
в юности я их много рисовал, писал:
связь, соединение, переход, преодоление, содружество…
с моста вид в сторону Миньяра:
речная долина, тёмные горы;
чёрное, свинцово-синее, глухое обесцвеченное,
да снега – белые…
живописны мосты, особенно висячие, «ручные», но и цивильные – хороши;
в них сосредоточенная задумчивость и насыщенность чувств;
что-то родственное вокзалам –
сколько людей перебирается в холода или поближе к теплу,
от людей или к людям,
Беловодье искать, землю обетованную…
мост перешёл, а навстречу мне Киселёвский ручей;
Киселёвский ключ, ручей, речка; много притоков; начало берёт с южного склона Воробьиных гор, протекает по Киселёвскому логу;
вода в ручье-речке прозрачно-хрустальная, так как прежде чем попасть в ручей, вода проходит множество карстовых полостей - карстовая вода;
Киселёвский ручей - источник водоснабжения Аши; воду из-под крана свободно можно пить;
на восточном склоне Киселёвского лога находится одна из крупнейших в Челябинской области пещер - Киселёвская;
с Киселёвским ручьём поздоровкались и дальше наши пути в разные стороны: ручей прямо, а мне направо, вверх – на Шалашово;
не забывается первое впечатление:
много лет назад на стареньком велосипеде поехал я открывать новые земли;
дорога на Шалашово от ручья идет плавно вверх, небольшой подъём, ещё плавно вверх и поворот налево – крутой подъём; я его с большими трудностями на велосипеде одолел, зато когда поднялся выехал на плато –
ехай да ехай:
трасса широкая, линия ЛЭП, дорога грунтовая,
для велосипеда, если сухо, - самолучшая, ехай да ехай;
сколько ? – километров пять проехал, может быть больше или меньше , плато продолжается, выехал на большое поле, даже для велосипедиста или путника – огромное, и там ещё одна линия ЛЭП в сторону Миньяра;
бежит-течёт, не кончается дорога, продолжается дорога, заманивает;
еду…
заблудиться невозможно – по трассе еду, ЛЭП меня сопровождает,
чутьё подсказывает, что на Миньяр я должен выехать;
август, кое-где листва желтеет; по обе стороны от ЛЭП лес самый интересный – смешанный: ели, пихты, дубы, берёзы, липы, вяз, ильм, сухостоины дождями и солнцем выбеленные, кустарники; много рябинника и много черёмухи; у края леса и прямо к дороге выходят заросли малинника и даже – сохранилась чудом сладка ягодка - малинку можно вкусить;
еду…
дорогу разнотравье глушит;
душица и зверобой почти отцвели,
но аромат, как в июле, пьянит и кружит голову – дыши…
таволги огромные поляны, кипрей встречается, и густо, и много мятлика и ежи;
в лес заглянуть – купена, редкое растение, занесённое в Красную книгу;
радует, что здесь купена благоденствует…
плато под уклон и дорога в травостое потерялась, а ЛЭП дальше идёт;
это всегда так: как только трасса в дол, так она там быстро, очень быстро кустарником и всякой-разной дребеденью зарастает;
переплетенья-сплетенья, как пролезть да ещё с велосипедом?
но не назад же возвращаться; спустился вниз, лез через всякую дикость и уже потерял надежду выбраться, но выбрался, и, как я потом понял, вышел на речку Берду, вышел на дорогу и по ней к Синим родникам, к Миньяру;
Берда – правобережный приток Сима ниже города Миньяра;
П. К. Мезенцев название объясняет производным от тюркского: «берда» - рыба, хариус;
были времена, когда-то и Берда, теперь сильно помелевшая,
дарила рыболов хариусами;
шел-ехал по краю забытому-заброшенному;
речушка извилистая, ольховником густо закрыта, а с правой стороны то скала вдруг выступит, то огромный камень валун, а если ели, то – великанские;
много чего здесь человек набедокурил, теперь всё зарастает…
Лес возрождается, Лес живёт, Лес думу думает…
а там, позади, где встречаются трассы, там, где просторное поле, был
посёлок когда-то небольшой – Ново-Шалашово; кто-то там сейчас коней держит, а может быть и нет;
как только на плато подняться, прямо – дорога на Ново-Шалашово,
а влево – другой путь, который выведёт на давно заброшенный посёлок, посёлок, которого нет, – Старое Шалашово;
Шалашово – Шалашовско-миньярское плато;
стоит зайти в лес и обязательно наткнёшься на воронку- провал,
их в окрестностях Аши и Миньяра очень много;
есть глубокие, совсем провальные и страшенные;
это карстовые воронки;
подземная вода растворяет кальций, переводит его из нерастворимого состояния в гидрокарбонат, - в известняках образуются пустоты;
растворимый кальций по мере своего продвижения опять переходит в нерастворимый вследствие испарения и потери углекислого газа – таким образом в пещерах образуются каменные сосульки сталактиты и сталагмиты;
вода промыла в известняке себе ход, в который проваливается верхний почвенный слой - возникает воронка;
поэтому воронки – это и пещеры и колодцы, и шахты;
если кто сильно любознательный спелеолог – исследований на Шалашовско-миньярском плато на всю жизнь хватит;
кроме малых пещер и ходов на сегодня открыты и большие пещеры, а другие ещё ждут своих пионеров;
значимые пещерные комплексы, пещеры: Ариадна, Киселёвская, Огурцова, Резонансная, Шалашовская; есть подземные ледники;
пещеры – интересны, но лучше – на земле, а туда мы всегда успеем;
Шалашово, если пешком бродить, пространство большое –
18 км между Киселёвским логом и рекой Миньяр и три-четыре км в ширину;
слева от дороги – малые дороги примыкания на луга-покосы;
луга-покосы потихоньку зарастают, но пока не заросли – очень грибные;
в июле-августе – подберёзовики, подосиновики, белые грибы, грузди,
а осенью – царство опят;
грибы там собирать – наслаждение;
в добрый день бродить по полянкам и перелескам, не замечая усталости;
не столько собирание и стремление больше набрать, сколько сам процесс увлекает…
живописность в них особенная;
особенно красочное зрелище – подосиновики;
выйдешь на луг – далеко красные головушки видно;
грибной азарт (а что там за поворотом, через дорожку, за лужайкой) крышу сносит напрочь и заманивает всё дальше и дальше;
перелесок за перелеском, полянка за полянкой, берёзы, осинки, черёмухи – всё такое особенное, да ещё вдруг подосиновики или подберёзовики, или белые – такие красавцы, такие на подбор.…
охолонёшь немного, в разум придёшь, оглянешься: где это я?
в лесах незнаемых позабыт-позаброшен, один-одинёшенек…
и всё тебе в пору:
и цветенье яркое, и горько-пряный аромат трав, и золотые луга,
и начинающий желтеть лес, и голубое небо в белых облаках…
мне везло: «конкурентов»-грибников в своих грибных путешествиях я не встречал, а если и встречал, то – редко; мы друг другу не мешали;
наедине с лесом, то есть с самим собой, невредно побыть…
на Ново-Шалашово и на велосипеде и пешком;
у края леса остановился передохнуть, чаю попить,
а с этого места всё Шалашово как на ладони;
созерцаю я вольные голубые пространства,
крылья у меня за спиной:
а как было бы хорошо здесь ночь провести да звёздным небом любоваться;
к вечеру дров наготовить, костёр развести, звёзды созерцать,
пересчитать, не убавилось ли…
Старое Шалашово ещё живописнее:
луга-полянки, а посреди их берёзовые колки, горки-пригорки небольшие и далее постоянно меняющиеся картины;
ветерок обдувает, солнышко пригревает, еле заметная дорожка-тропинка всё дальше заманивает и останавливаться никак не хочется;
да, ничего особенного: лес смешанный, много сухарника, много валежника и постоянно встречаются карстовые воронки, на берёзах – огромные наросты, но это не кап;
кап – много спящих почек, много веточек-однолеток, потому и текстура очень выразительная, а простые наросты – структура тоже есть, но не каповая, без глазков;
да, ничего особенного; вот она, скромность, как увлекает, мягкой лапой по сердцу…
в юности я кое-где побывал и кое-что повидал, но с каждым годом родная сторонка становилась мне милее, и при всей своей скромности для меня она – самолучшая;
в сентябре или в начале октября, не помню точно, собирал я на Шалашово опята;
заморозки ударили; травы и листву прихватило;
иду – под ногами звон и хрустенье;
вновь незнаемое-знакомое – полянки-перелески, редколесье, лесная сумятица и просторность; кое-где листва ещё на ветвях, на осинках – красным горит; ягоды шиповника – подмороженные – вкусные;
бедные осинки все ситовые, ветролом их безжалостно ломает, валит ели,
дубы – могучие, а многие сохнут; редколесье, а внизу, на земле и колоды замшелые, трухлявые, и сучья дубовые, и голые лапы елей похожие на рёбра доисторического животного, и травы метровые сплелись-переплелись,
и – радость – опята…
подмёрзли – набрал «ледяных», «звончатых», вполне съедобные…
в обратный путь, с Шалашово спуститься непросто;
в пятидесятые годы, как рассказывал Борис Григорьевич, каждое лето кто-нибудь да с Шалашово слетал: тормоза отказывали, газик летел вниз – а там и косточки не соберёшь;
с Аджигардака спускаться проще, там дорогу обступают дерева и сама дорога всё время в поворотах и изгибах, если разогнался, то всегда можно в обочину приткнуться, а здесь спуск с горы прямой и если разогнался – не остановишься;
на велосипеде спускался, всё ждал, вот тормоза разлетятся, цепь порвётся,
но ничего – спустился;
раньше возили лес, дрова,
теперь – за грибами, и за дровами тоже ездят, но уже меньше;
дорога сильно разбитая, в ямах и ухабах;
дожди пройдут – лужи-озёра разливаются;
в дождливый сентябрьский день пошёл на Шалашово –
в моросящий дождь милое дело в лес идти, музыку леса слушать,
капли дождя вкушать;
предчувствие такое, что никого больше не будет;
как же! двое мужиков на разбитой легковушке через лужи разливанные, колдобины и ухабы к подъёму подбираются; медленно подбираются;
я иду, они едут, продвигаемся почти что вровень;
думаю, ни за что им в гору не подняться;
вот и подъём, я в гору, и они – в гору;
поднялись!
вот это мастера-умельцы – уважаю!...
на дороге ни следа;
покров белый снег;
в гору подниматься не стал, свернул в лес и по лесу…
стволы елей тёмные, а липы и черёмухи – чёрные, волглые;
по коре капели вниз стекают-капают,
ветви – оттеплело – снег сбрасывают,
а сверху то посыплет хлопьями, то притихнет;
никакого следа, ни зверушки, ни птицы – тишь заснеженная;
склон крутой, то там, то здесь – каменные выступы – рассыпающиеся зубья древней стены;
здесь когда-то бродил я солнечный осенний день;
деревам тяжко на таком крутом склоне удержаться, но – стараются, особенно ели и сосны; могучие корни распространяют во все стороны – крепко стоять, не падать;
но налетит ветер-разбойник, валит слабых и старых;
вот и сейчас много приходится обходить поваленных елей и лип, да спешить мне некуда, слушаю я снежный мир, сколько шагов сделаю – остановлюсь;
как описать то сложное многозначное чувство,
когда вот забредёшь в лес
и смотришь, и слушаешь, и вкушаешь сырой запах коры, и – дышишь…
глубокое душевное движение, и в тоже время покой…
сильное волнение и некая опустошённость, словно я - не я, а кто же?
вдохновенное, окрашенное печалью, нахолодит нутро да и пронзит остро щемящим…плачь, сердце, плачь без причины…
наугад по склону ступать, остановиться, замереть и слушать…
и время вместе со мной – остановилось…
чувство, близкое, схожее с молитвой;
не молитвой прошения: подай, Господи!
а с молитвой-благодарением:
есть Ты или нет,
что-то плохо в этом мире, очень плохо и никудышно, а что-то очень хорошо, и даже лучше, а в общем –
какое чудо сотворил…
белый снег,
большие развесистые хлопья,
чёрные влажные стволы и ветви,
капель-изморось…
зачем я здесь…
ни хлебушка, ни чая не взял я с собой, сегодня это ни к чему;
в лесу заснеженном открыть истину,
которую ни объяснить, ни размыслить невозможно…
*на фото - работа автора
Свидетельство о публикации №224111301727